СЕРЫЙ КАРДИНАЛ В КРАСНОЙ МАНТИИ

Иной добротный спектакль, построенный на историческом материале, может сказать о современности больше, чем сто злободневных постановок, где штукарством и капустничеством пытаются вытащить или скрыть отсутствие серьезной драматургии...

СЕРЫЙ КАРДИНАЛ В КРАСНОЙ МАНТИИ

Иной добротный спектакль, построенный на историческом материале, может сказать о современности больше, чем сто злободневных постановок, где штукарством и капустничеством пытаются вытащить или скрыть отсутствие серьезной драматургии.

«Плащ кардинала» по пьесе Павла Гусева, поставленный режиссером Владимиром Драгуновым на сцене филиала Малого театра, относится к классической постановке, где есть крепкая драматургия: точность образов, четкость мысли, интересная интрига, а главное – превращение зрителя в соучастника. Драматург и режиссер рассчитывают на умного зрителя, умеющего видеть за слышимым текстом подтекст.

Глубина характеров, четкость сценографии, органичность музыкального сопровождения – все вместе породило спектакль, когда театр не развлекает, а учит думать, сопоставлять, размышлять и воздействовать на современную жизнь. Малый театр верен традициям. Учить человека жить!

Старость! Ее все ощущают физически. Добрые люди нормально воспринимают возраст, а фальшивые, карьерные, злые, мстительные с ужасом: жизнь уходит, и появляется страх потерять власть, а для чего же тогда жить?

Таков главный герой – Ришелье. Кардинал. Правитель. Серый кардинал в красной мантии.

Что король? Король ничто, ибо им управляют свита, окружение. А манипулирует всеми кардинал Ришелье.

«Что за безысходная тоска! Что за нескончаемые тревоги! Если бы какой-нибудь честолюбец увидел меня сейчас, он сбежал бы в пустыню. Что мое могущество? Жалкий отсвет королевской власти, а каких трудов стоило двадцать лет удерживать этот беспрерывно отклоняющийся луч!.. Мне приходится тратить столько сил, чтобы удержаться на вершине власти!»

На что уходит жизнь? На то, чтобы удержаться во власти. Властвовать! Унижать, преследовать, уничтожать, ставить других в такие предлагаемые обстоятельства, чтобы они делали только то, что нужно тебе, хочется тебе, важно для тебя.

«Плащ кардинала», пьеса Павла Гусева, написанная по роману Альфреда де Виньи «Сен-Мар, или Заговор во времена Людовика ХIII», полна аллюзий. Но аллюзии рождают ассоциации. С нашим временем.

Борьба за власть, когда все средства хороши, когда говорится одно – громкие и правильные слова, но подразумевается другое…

Столкнуть, одному человеку сказать про другого, честного сломать, подлого возвысить, храброго унизить, сильного подавить, умного нейтрализовать.

И за всем этим – кардинал Ришелье, роль которого ровно и спокойно играет артист Ярослав Барышев. Просто так он и фразы не произнесет, не взглянет на другого. Все выверено и отточено. Скупость в движениях, четкость речи, умение заставить не просто слушать, а подчиниться взгляду.

Роже, секретарь кардинала, в исполнении Петра Абрамова ловит эти взгляды, верно отыгрывает. Пластика артиста великолепна. Он растворяется в кардинале, как это требуется от верных слуг.

Хотя, конечно, прав Сен-Мар (его сочно играет восходящая звезда Василий Зотов, которого, не сомневаюсь, скоро откроет кинематограф), обращаясь к королю: «По первому знаку друзья кардинала станут его врагами. Ничто так не переменчиво, как свита…»

А коли так, то нужно удерживать людей в страхе и все о них знать. Все. Предугадывать их мысли… Следить, шпионить, сталкивать, провоцировать.

Режиссерски спектакль получился психологически точно выстроенным: все лишнее убрать, минимум страстей в движениях, в подаче текста, максимум подтекста в каждой фразе. Идея проста: закулисье интриг, подковерные игры – это определяет жизнь многих политиков, облеченных властью, но начисто забывающих о своей обязанности делать жизнь людей лучше. Им не до этого. Главное – не лишиться власти. Разлучить влюбленных, посадить неугодных, изолировать совестливых, обезглавить талантливых и умных. Таков Ришелье. Хитрым, умным, коварным, подлым, образованным предстает он перед нами в исполнении Ярослава Барышева.

Стена – зеркало – отражение героев. Точность оформления, когда деталь говорит больше, чем серьезные декорационные перестановки.

Сценография Ларисы Ломакиной (она же и художник по костюмам) создает пространство, когда апартаменты кардинала легко трансформируются в покои королевы, дом Сен-Мара в Париже, во дворец короля, дворец Ришелье в Париже…

Владимир Драгунов, как я думаю, намеренно выстроил спектакль в замедленном темпе… Все обстоятельно. Зритель должен успеть не просто услышать, а вслушаться. Всмотреться и вслушаться, понять взаимоотношения героев, проследить за развитием их характеров – короля Франции, блистательно сыгранного Сергеем Кагаковым, маркиза Анри де Сен-Мара – обер-шталмейстера (как звучит-то!) в исполнении молодого мастера Василия Зотова, за Анной Австрийской – королевой (Елена Харитонова), умной, хитрой, властной, а порой завистливой и коварной.

Судья Лобардемон (Юрий Ильин), Жозеф (Александр Вахтеров), поверенный кардинала – типы. Образы, созданные артистами, не просто достоверны и убедительны – они страшны. Мы, зрители, понимаем, с каким сладострастием приближенные, забыв начисто о достоинстве, чести, искренности, справедливости, выполняют волю кардинала, уничтожая других людей, унижая, ломая их.

На фоне этого развивается любовная линия. Марию Гонзаго обаятельная актриса Варвара Андреева играет ярко, порывисто, щедро: «Я люблю, я хочу, я жду, я мечтаю…»

Пишу эти строки спустя три месяца после премьеры. Но спектакль врезался в память. Так и должно происходить с произведениями театрального искусства. Смотрел давно, а помнишь, будто видел вчера. Значит, западает.

Владимир ШАХИДЖАНЯН

«Литературная газета», №27 (5930) 2 — 8 июля 2003 года

«К 105-летию со дня рождения Елены Николаевны Гоголевой»

Е.Н. ГОГОЛЕВА

«НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ»

СТАЯ СЛАВНЫХ. НИКОЛАЙ КОСТРОМСКОЙ

«К 105-летию со дня рождения Елены Николаевны Гоголевой»

Е.Н. ГОГОЛЕВА
«НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ»
СТАЯ СЛАВНЫХ. НИКОЛАЙ КОСТРОМСКОЙ

Другим актером, пришедшим в Малый театр со стороны, был Н. Ф. Костромской. Его также встретили настороженно. Правда, о нем шла молва как о крепком и хорошем актере, но поначалу он ничем не проявлял себя. После Климова он интересно сыграл Лыняева. Климов брал своим комизмом. Его Лыняев — сонный барин, он смотрит на мир сонными глазами. Основная интонация Лыняева — Костромского: отстаньте вы от меня, мне все это надоело. Замечательно играл он сцену обольщения Глафирой. Его искренне удивляло ее поведение. Он словно соображал: она что-то правильное говорит, но что — уразуметь не могу.

Костромской создал несколько незабываемых образов в пьесах Островского — Мамаева, Восмибратова. Это был актер, хорошо знающий жизнь и умеющий ее воссоздать в четкой реалистической форме.

Большим его завоеванием был профессор Горностаев в «Любови Яровой». Он и Турчанинова, игравшая его жену, составляли исключительную по жизненности и выразительности пару. Профессор Горностаев был действительно человек науки, умный, прозорливый, даже мудрый. Мне всегда казалось, что в нем есть нечто от Менделеева и Сеченова.

Нужно отметить, что Костромской был также режиссер и педагог. Он поставил «Альбину Мегурскую», «Сон в летнюю ночь». Поставил просто, почти элементарно. Когда в комедии Шекспира волшебный цветок «Любовь от праздности» начинал действовать на человека — на нем загорался огонек. И тем не менее зритель верил в эти чудеса. Молодежь играла так ярко, темпераментно, занимательно, что «Сон в летнюю ночь» превратился в один из самых любимых зрителем спектаклей Малого театра.

«Листая журнальные подшивки»

МЫСЛЬ СЕМЕЙНАЯ

На спектакле Малого театра «Дикий Ангел» невольно вспоминаются первые строки романа Л.Толстого «Анна Каренина» о едином лике семейного счастья и многоликости невзгод...

«Листая журнальные подшивки»

МЫСЛЬ СЕМЕЙНАЯ

На спектакле Малого театра «Дикий Ангел» невольно вспоминаются первые строки романа Л.Толстого «Анна Каренина» о едином лике семейного счастья и многоликости невзгод. Счастливые семьи, ослепительные в своем благополучии, драматургических искр, как известно, не высекают, несчастные же служат источником поучительных повествований.

Повестью о семье назвал Алексей Коломиец свою пьесу, в которой рассказывает историю разных семей, собственным путем ищущих гармонию и счастье.

Главный герой — Платон Никитич Ангел (Е. Самойлов) — сторонник почти ушедших в предание семейных традиций. Возможно, соблазн зачислить его в поборники домостроя в самом начале спектакля будет преобладать над всеми другими чувствами — власть Платона, действительно, ощутима в доме, его авторитет довлеет над всем, что происходит в семье,— от проблем бытовых до философии бытия. Мнение Платона решающее и, похоже, непререкаемо даже для младшей дочери Татьяны, ироничность тона которой совсем не подвергает сомнению правоту отца.

Е.Самойлов не сразу раскрывает нам суть характера своего героя, хотя значимость его для целостности семейства Ангелов для нас уже очевидна с первого же появления актера на сцене. Его сдержанная пластика и манера говорить, очевидно, призваны передать житейскую мудрость, прислушиваться к которой — признак благоразумия. Именно этим качеством долгое время и отличались Ангелы.

Но вот в семейную гармонию врывается резкий диссонанс — младший сын Павлик (С.Вещев) объявляет, что женился. Жениться, ни у кого не спросясь, не посоветовавшись даже с родителями — вполне современно, но никак не согласуется с понятиями Платона Никитича о необходимости коллективного принятия важных решений.

Другой удар по престижу семьи нанес средний сын — Федор (В.Борцов). Полюбив замужнюю женщину, он вынужден скрывать свои чувства, что тоже противно взглядам Платона Никитича. «Любовь не водят по закоулкам, не прячут! Любовь не крадут!», «Единый советчик во всем — правда»,— внушает он Федору.

Огорчил отца и старший сын Петр (А.Голобородько). Будучи большим начальником, он подписал решение о строительстве дома в очень неудобном для жильцов месте. Для Платона и тут двух мнений нет — нарушен принцип совести. «Скажи, Петр, ты любишь свою землю, людей своих, государство свое? Любишь, иначе и немыслимо. А знаешь, кто больше всего вреда приносит нашей земле, людям, государству? Маленькие временщики!» — убеждение это высказывается не только словами, оно читается в характере Платона Ангела Самойлова, по-крестьянски основательном, надежном. Про таких говорят, что они крепко стоят на земле: если строятся, то на века, если работают, то до седьмого пота, ни себе, ни ближним не давая поблажки.

Семья Петра тоже испытывается на прочность — она ведь первая самостоятельная ветвь от древа Ангелов. И эта преемственность выразилась в согласии Петра признать свою ошибку, повиниться и, в результате,— подать в отставку, отказавшись от дачи, машины. Это, пожалуй, первый положительный нравственный итог в «полосе неудач» семейства Ангелов. Но он также естествен в их системе ценностей, как и обязанность трудиться, честно отрабатывать свой хлеб, не перекладывать свою ношу на других.

В контексте пьесы фигура Петра весьма существенна. Если остальные герои решают проблемы на уровне личных отношений, то его действия в большой степени окрашены социальными мотивами. В социально-нравственном аспекте старший сын стал как бы продолжением отца. Жаль, что у актера преобладает пока внешний рисунок роли, хотя винить его здесь сложно, драматург не много дал ему материала, чтобы глубже раскрыть внутренний мир этого, судя по всему, сильного духом человека.

Есть в спектакле и еще две семьи, несчастливых по-своему — соседа Крячко (Е.Весник), содержащего великовозрастного лоботряса, и Маляра (Ю.Васильев), жена которого — Клава (А.Евдокимова) полюбила Федора Ангела.

Трагедия Крячко — в его сыне, а если глубже, то в весьма распространенном родительском самообмане: «Мы в молодости терпели нужду. Пусть бы уж дети...» И дети в таких семьях перестают стесняться безделья — оно санкционировано, и растут они, не зная ни заботы, ни труда, считая родителей обязанными их содержать. Семья Крячко — антипод Ангелам в принципах и результатах строительства дома. «Если твой сын двадцать лет ничего не делает, то ясно, что калекой стал...» — говорит горькую правду своему другу Платон. Герой Е. Весника, безусловно, несчастен. Но главная печаль его — в одинокой старости, которую он подготовил себе сам. Во всех спорах о семье мы слышим глубокое отчаяние доброго по сути человека, его растерянность у итоговой черты.

Собственная невеселая жизненная повесть и у Маляра. Ю.Васильев играет человека, открывшего вдруг для себя, что ушедшая от него жена не только красива, чего он раньше не замечал, но и любима им. История весьма распространенная, но исповедь персонажа во многом поучительна. Маляр Ю.Васильева и смешон, и жалок, а узнав его духовные запросы, мы понимаем, что его Клава не могла не уйти к другому.

Да, распадение семьи — несчастье. Поэтому мудрый Платон Ангел отстаивает устои, традиции, охраняющие семейное благополучие. В сердцах Крячко назвал Платона Ангела «диким» за то, что тот круто обошелся со своим младшим сыном. Но, изгоняя Павлика из дома, Платон Е.Самойлова не характер свой показывал, он защищал семейные правила, нарушение которых ставило под угрозу единство ее членов. Мы ясно видим, как тяжело переживает герой Самойлова разрыв с младшим сыном, в нем постоянно борются два чувства: любящего родителя и главы рода, ответственного за крепость семьи. Чувство долга побеждает, но победа дается нелегко. Без аффектирования, скупыми штрихами передает актер состояние внутренней борьбы, которым охвачен старший Ангел.

Так каков же он, Платон Никитич Ангел, сначала изгоняющий из дома родного сына и принимающий в семью невестку с ребенком, объявляющий себя корреспонденту стяжателем и требующим от Петра поступка по совести, пусть даже в ущерб материальному благополучию? Однозначного ответа в спектакле мы не найдем. Главная черт, определяющая характер персонажа, и, на мой взгляд, верно понятая исполнителем, состоит в том, что Платон Ангел — генератор семейных начал в самом широком понимании этих слов. Именно в этом ключе, разворачивая свиток роли, Е.Самойлов обогащает своего героя чертами, достойными восхищения — трудолюбием, честностью, совестливостью, непримиримостью к нахлебничеству... Желая хорошо жить, он много работает, другого пути к благополучию у него нет и быть не может. «Как заработал, так и ешь! Как заработал, так и одевайся»,— чеканит он свое кредо. И тут нет ничего от философии стяжателя, стремящегося меньше работать, но больше получать. Достаток, основанный на честном, добросовестном труде, заслуживает поощрения. Так думает Ангел-старший, так считают все в его семье.

«Мысль семейная» пронизывает весь спектакль, поставленный молодым режиссером В.Седовым. Именно она вновь собирает всех Ангелов за длинный деревянный стол во дворе отчего дома...

Проблемы современной семьи, ее крепости и благополучия, затронутые А. Коломийцем и вынесенные на сцену Малого театра, должны иметь широкий общественный резонанс не только потому, что от этого зависит наше личное счастье, но и потому, что семья — ячейка государства, а в его упрочении — наша главная цель.

П. ТАТАУРОВ
«Театральная жизнь», 1983, №2

ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: «Когда в театре узнали, что я отказалась от роли Раневской, многие подумали, что я ненормальная!»

В интервью корреспонденту Нижегородского телеграфного агентства Евгения Глушенко рассказала о своей сегодняшней жизни в театре, предстоящем юбилейном вечере художественного руководителя Малого театра, поделилась своим мнением на современную драматургию...

ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: «Когда в театре узнали, что я отказалась от роли Раневской, многие подумали, что я ненормальная!»

За игрой народной артистки России Евгении Глушенко, запомнившейся зрителям по фильмам «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Влюблен по собственному желанию», «Впервые замужем», «Несколько дней из жизни Обломова», можно было наблюдать в течение двух дней на сцене Нижегородского театра драмы имени Горького в рамках гастрольного тура Государственного академического Малого театра. Она была занята в спектаклях «Волки и овцы» и «Правда – хорошо, а счастье лучше».

С Малым театром связана практически вся ее жизнь (лишь в период с 1996 по 2000 годы она играла на сцене театра Российской армии), на этой сцене она дебютировала в роли Лизы (спектакль «Горе от ума» Грибоедова).

В интервью корреспонденту Нижегородского телеграфного агентства Евгения Глушенко рассказала о своей сегодняшней жизни в театре, предстоящем юбилейном вечере художественного руководителя Малого театра, поделилась своим мнением на современную драматургию.

- Малый театр, как и другие театры страны, в советское время, наверное, выезжал на гастроли значительно чаще, чем теперь. К примеру, в Нижнем Новгороде последний раз труппа Малого театра была в 1971 году. А Вы сами любите гастролировать, или Вам привычнее и комфортнее играть в Москве, в родных стенах?

- Я всегда с удовольствием гастролирую. Актерская профессия сама по себе подразумевает гастроли, и частые. Раньше мы, действительно, чаще выезжали – почти каждый год. Гастроли приносят и интерес, и обновление, и новые впечатления, и встречи с новыми людьми. Одним словом, гастроли – это прекрасно.

- Эти гастроли Вам чем-то запомнились? Как принимали зрители в Челябинске, Перми, Нижнем Новгороде?

- Все зрители очень хорошо принимали – и в Челябинске, и в Перми, и в Нижнем Новгороде. Я бы сказала, что к нам отнеслись с любовью, очень хорошо слушали, в конце каждого спектакля продолжительно аплодировали – такого благодарного зрителя мы всегда ждем и, конечно, всегда рады встрече!

- С чего начнется сезон в Малом театре?

- В сентябре будет восстановительный период, потом предполагаются еще одни гастроли, на этот раз в Санкт-Петербург.

- Что повезете?

- Я пока еще точно не знаю, какие именно спектакли мы представим. Возможно, это будут «Горе от ума», «Госпожа министерша», «Правда — хорошо, а счастье лучше».

- Художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин 18 июня отметил свой 70-летний юбилей. Это будет отмечаться в театре как-то особо?

- Юбилей Соломина в театре отмечаться, конечно, будет, но как это будет происходить, пока сложно сказать. Может быть, это будет спектакль, в котором юбиляр играет главную роль, а, может, будет показан спектакль, им поставленный. Кроме того, обязательно будет какая-то официальная часть – поздравления от коллег, Союза театральных деятелей РФ, официальных лиц.

- А Юрий Мефодьевич какой человек по характеру?

- Как и любой из нас, разный.

- Но Вам с ним нравится работать?

- Мне – да.

- Актеры, как правило, мечтают о той или иной роли в кино, театре. За время Вашей работы в Малом и театре Российской армии Вы воплотили на сцене немало ролей классического репертуара, о которых грезят актрисы, служащие в театрах, где классике уделяется несколько меньше внимания, чем, например, в Малом. И, тем не менее, какие-то нереализованные мечты еще есть?

- Вот вы сказали – роль-мечта, и я вспомнила один случай из своей жизни. Дело было на гастролях в Алма-Ате. Мы должны были играть спектакль «Вишневый сад» , а актриса, исполнявшая роль Раневской – Нелли Корниенко, заболела. Мне позвонил директор нашего театра Виктор Коршунов и спросил меня: «Ты сидишь?» Помню, в первый момент я очень испугалась, не случилось ли чего, а он мне говорит: «Тебя хотят ввести на роль Раневской!» Юрий Мефодьевич тогда выразил готовность помочь конкретными рекомендациями. А ввестись надо было быстро — всего за пять дней, зато в будущем я могла бы играть эту роль. Два дня я находилась в состоянии очень сильного волнения. Да, я мечтала об этой роли, но все случилось так неожиданно…

Я примеряла костюм и парики своей героини, входила в образ, всю ночь не спала – репетировала, а утром решила от роли отказаться. Причем, когда другие актрисы в театре узнали, что роль предложили мне, перестали со мной здороваться – знаете, в театре нередко так бывает, а когда узнали, что я отказалась, то, наверное, подумали, что я ненормальная – кто же отказывается от такого подарка судьбы! Я же действовала интуитивно – да, я мечтала, но когда роль оказалась почти реальностью, я, наверное, оказалась не готова так внезапно, так сказать, выстрелить. И я не о чем не жалею!

- На прошедшей в первый день гастрольного тура Малого театра в Нижнем Новгороде пресс-конференции обсуждалась тема отказа театров от академичности, например, МХАТа имени Чехова. Театр, актрисой которого Вы являетесь, тоже является академическим. Для Вас это важно?

- Безусловно! Я не буду давать оценку действиям коллег из МХАТа, скажу лишь одно: разрушать всегда легче, чем создавать. К тому же, это определение в названии нашего театра появилось не вчера, не нам его и отменять. Что касается меня, то я горжусь, что Малый театр – это театр академический.

Знаете, лет десять-пятнадцать назад институты в нашей стране становились сплошь университетами и академиями: человеку свойственно повышать планку, а не понижать. Так зачем же отказываться от определения «академический», ведь когда-то коллектив его заслужил, значит, это о чем-то говорит!

- Малый театр – это театр классической русской и зарубежной драматургии. Я не спорю с тем, что классику лишь надо уметь поставить так, чтобы она зазвучала актуально. Но, тем не менее, современная драматургия тоже должна существовать. Качественная в художественном отношении пьеса современного автора в принципе может войти в репертуар Малого театра или это невозможно по определению?

- Такое, в принципе, возможно, другое дело, что материала качественного в художественном отношении очень мало. Недавно мне дали почитать один современный сценарий, я не смогла его прочитать полностью – не пошло.

- Язык тяжелый?

- Поверьте, что язык Мольера не менее тяжелый, однако, его пьесы – это классика, входящая в репертуар огромного количества театров. Просто внутри ничего не откликнулось на прочитанное.

- А современный театр с его буквальностью и показом жизни в режиме doc Вы воспринимаете? Просто к нам недавно приезжал другой московский театр, который так и называется: Театр.doc, и привозил спектакль «Борьба молдаван за картонную коробку». В основе спектакля – подлинная история, повествующая о жизни пяти выходцев из Молдовы, их взаимоотношениях, жизни в картонной коробке на территории одного из московских рынков. Причем, авторы сразу предупредили, что в спектакле присутствует нецензурная лексика.

- Разговор на такую тему на сцене театра возможен, другое дело, каким языком об этом говорить. К примеру, Горький в своей пьесе «На дне», которая входит в репертуар и нашего театра, тоже показал жизнь людей, ставших бомжами, опустившихся, спившихся, но при этом как он об этом рассказал, каким языком, какие образы создал! И еще отличие пьесы Горького от аналогичных современных пьес на эту же тему в том, что у автора «На дне» все-таки есть выход: кто-то уходит из ночлежки, Актер решает свести счеты с жизнью, но и в этом Горький видит выход, пусть и трагический.

А апеллировать к современности, буквально перенося на сцену жизнь людей, теряющих свой человеческий облик, да еще при помощи нецензурных слов…

Не зря же произведения Островского, Чехова, Горького, Мольера и многих других авторов называют классикой. Это же разговор на вечные темы – вечные, то есть актуальные и в веке ХIХ, когда они были созданы, и сейчас, в ХХI-м, и в далеком-далеком будущем, я уверена.

Если и писать сейчас на эти же вечные темы, то не менее гениальным языком, чем у классиков, чтобы потом было о чем рассказывать со сцены зрителю. Вот, к примеру, спектакль, которым завершился гастрольный тур Малого театра – «Правда – хорошо, а счастье лучше» все по тому же Островскому в постановке режиссера Сергея Женовача. Правда – это, безусловно, хорошо, и жить надо по правде, но любовь, счастье могут быть выше чувства правды, то есть мы зрителя как бы вовлекаем в игру, предлагаем и ему сделать выбор.

- Зрители запомнили Вас в образе таких хорошо известных и любимых многими картинах, как «Влюблен по собственному желанию», «Впервые замужем», «Незаконченная пьеса для механического пианино», «Женщины, которым повезло». Но сейчас, насколько можно заметить, Вы снимаетесь не так часто, как Вас хотелось бы видеть. Это из-за отказов от предлагаемых Вам сценариев?

- Главное, как говорят актеры, судьбинушку сыграть, вот что интересно! А таких вот судьбинушек и нет практически.

- В одном из Ваших интервью я читала, что сериалы Вы особо не жалуете.

- Не скажу, что отношусь к ним совсем скептически, здесь все опять же многое зависит от режиссера, предлагаемой роли. Я сыграла в нескольких сериалах, к примеру, у Дмитрия Астархана в «Зале ожидания».

- Но это, скорее, многосерийный фильм, чем сериал.

- Да, наверное. Но там была такая команда, что я и не думала отказываться. На съемках этого фильма я познакомилась с таким удивительным актером, как Михаил Ульянов, кроме того, там играли Вячеслав Тихонов, Нина Усатова. Да и роль моя мне понравилась.

СПРАВКА:

Евгения Глушенко окончила Театральное училище имени Щепкина (1974). Актриса Малого театра. Лауреат Всесоюзного кинофестиваля в номинации «Премии за лучшие актерские работы» за 1980 год. Лауреат Берлинского кинофестиваля в номинации «Актриса» за 1983 год. Заслуженная артистка РСФСР (1988). Народная артистка РФ (1995).

Марина Лайд,
Нижегородское телеграфное агентство, 22 июня 2005 года

«К 105-летию со дня рождения Елены Николаевны Гоголевой»

Е.Н. ГОГОЛЕВА

«НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ»

СТАЯ СЛАВНЫХ. СТЕПАН КУЗНЕЦОВ

«К 105-летию со дня рождения Елены Николаевны Гоголевой»

Е.Н. ГОГОЛЕВА

«НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ» СТАЯ СЛАВНЫХ. СТЕПАН КУЗНЕЦОВ

Я говорила в начале книги о своих впечатлениях от искусства и человеческого общения со старыми мастерами Малого театра, составлявшими его славу и гордость в конце XIX—начале XX века. Сейчас я хочу рассказать о замечательной плеяде артистов, игравших на сцене театра в мое время, составивших новую «стаю славных». Об одних из них писали больше, о других меньше. Я буду рассказывать, что помню и что может пополнить их характеристику.

Начну со Степана Кузнецова.

Степан Кузнецов пришел в Малый театр в 1925 году, имея за спиной большой жизненный опыт. В молодости он был мальчиком на посылках в книжном магазине. Став актером, гремел в провинции, был любимцем театрального Киева.

Степан Кузнецов входил в нашу труппу в то время, когда каждое новое лицо принималось очень настороженно — подходит или нет к творческому профилю театра. Некоторым старым актерам не нравилась его провинциальная развязность, амикошонство, что у нас совсем не было принято.

Но вскоре он завоевал признание и симпатии и занял в труппе достойное место. Прежде всего он имел успех в. роли Хлестакова. В то время Хлестакова играли два актера — Остужев и Яковлев. Остужеву эта роль мало подходила, он был в ней какой-то искусственный и натянутый. Яковлев был для нее уже стар.

Степан Кузнецов играл Хлестакова ярко и смело, правда, несколько плакатно и на публику. Успех был большой, но окончательно Степан Кузнецов завоевал признание театра и зрителей в роли Шванди в «Любови Яровой». В Малом театре имелся свой признанный комик — Васенин, но, конечно, он был актером неизмеримо меньшего масштаба, чем Кузнецов.

Швандя Кузнецова был новый на сцене Малого театра и совершенно живой и современный образ. Помню, как мы репетировали с ним «Любовь Яровую». Я не чувствовала в нем ни премьерства, ни зазнайства. Во время репетиций он добивался естественной правды положений и яркой комедийности.

Я всегда восхищалась паузами, которые делал Швандя—Кузнецов, рассказывая о том, как он видел Маркса. Искренность, простодушие и наивность Шванди сочетались у него с верой в революцию, с чутьем человека из народа, умеющего отделить настоящих людей от фальшивых и подлых.

Замечательно играл он в спектакле «Огненный мост» белогвардейца Геннадия. Кузнецов придал ему внешнюю характерность—Геннадий заикался. Это был страшный человек, враг, но в нем чувствовался дворянин, проступал оттенок благородства и вместе с тем что-то жалкое и ничтожное.

Наконец, незабываем в исполнении Кузнецова Людовик XI в «Соборе Парижской богоматери». Людовик действовал только в одной из двенадцати картин. На эту картину специально съезжались любители театра, презрев, увы, старания других актеров, и в том числе мои в роли Эсмеральды.

Людовик—Кузнецов—страшный по облику человек: скользкий, жестокий, трусливый, но вместе с тем это был именно король, человек, привыкший повелевать другими.

В спектаклях по понедельникам в филиале Большого театра, о которых я говорила, Степан Кузнецов буквально ошеломлял публику своей «Теткой Чарлея». Очаровательная женщина, с чудесными, нежными обнаженными плечами, изящная, грациозная. С удивительным мастерством играл Кузнецов эту роль.

Иногда мы с ним выступали в концертах в маленьких, как тогда говорили, «скетчах». Столько искрящегося комизма, юмора было в его исполнении, что я, его партнерша, едва могла сдерживать свой, совсем не по роли, смех.

Заразителен он был и своим неповторимым обаянием, а главное, виртуозным искусством перевоплощения—блестяще играя Хлестакова, находил нужные краски и для городничего.

Я часто и по-хорошему грущу об этом слишком рано ушедшем из жизни актере. Как много мог он еще создать чудесных образов, как нужен был Малому театру. Слишком рано, слишком! Его любили в театре. Любили за талант, за товарищеское отношение, за юмор, за любовь к театру, именно к театру, а не к себе в театре. А это прекрасно!

«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»

ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО ВЕРНОСТИ

Есть такое утверждение: современный актер не привязан к конкретному театральному направлению. Он способен играть и на сцене МХАТа, и в Малом театре, и на подмостках Театра на Таганке. Современный актер свободен от эстетического направления? Не нуждается?.. Свободен?...

«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»

ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО ВЕРНОСТИ

Есть такое утверждение: современный актер не привязан к конкретному театральному направлению. Он способен играть и на сцене МХАТа, и в Малом театре, и на подмостках Театра на Таганке. Современный актер свободен от эстетического направления? Не нуждается?.. Свободен?..

Мне приходится работать не только в театре, но и в кино. С разными режиссерами. С актерами из разных театров и даже разных стран. Бывает так, что на съемочной площадке мы, партнеры, ведем диалог на языках разных народов. И фильм получается! Есть в нем и художественная целостность, и единство атмосферы, стилистики, и свобода, естественность партнерской связи.

Приходилось мне играть роли, созданные на сцене Малого театра, с труппами иностранными или в театрах наших национальных республик. В Праге, например, в Театре на Виноградах, играл царя Федора из трилогии А. К. Толстого. Говорил по-русски, мои партнеры — на своем языке. Особых затруднений никто не испытывал. Зритель, судя по отзывам, тоже.

Играл царя Федора и в Йошкар-Оле. В очень хорошем театре, с очень хорошими актерами. И вынес оттуда самые добрые воспоминания и чувство благодарности.

Такие примеры говорят вроде бы в пользу тех, кто утверждает полную освобожденность актера от какого бы то ни было эстетического театрального направления.

Однако давайте вспомним репертуар, стиль, сценографические принципы и самый способ сценического существования актера в таких, например, коллективах, как Малый театр и Театр имени Вл.Маяковского, МХАТ и Театр на Таганке, Ленинградский БДТ имени М. Горького и Театр имени Ленсовета... Кому в голову придет утверждать, что эти театры не имеют собственного «лица»? В каждом из них развивается свое эстетическое направление. И верность этому направлению — единственный, на мой взгляд, путь к творческой полноценности актера.

За четверть века моей работы было немало случаев, когда я имел возможность откликнуться на весьма заманчивые предложения режиссеров других театров. Приходилось это и на ту пору, когда либо Малый театр был не на взлете, либо у меня не очень хорошо шли дела. Бес нашептывал, что актерский век недолог и надо успеть высказать все, что хотелось бы. Надо спешить! Но я не ушел из Малого театра. Я был воспитан в эстетике этого творческого организма. Бывали в нем и неудачные спектакли, и нелучшее исполнение ролей (в том числе, разумеется, и у меня!), но это — мой театр.

В нем пока еще существует своя эстетика. Я с грустью и тревогой произношу это «пока еще», потому что — и это тоже не лучшее приобретение в нашей театральной жизни — в театр стало приходить чужое. Приходят люди, получившие признание в кино, воспитанные в других представлениях о традициях и новаторстве. Это дает театру кратковременный успех — не больше. Организм должен сам справляться с болезнями. Если он будет жить только на лекарствах, существование его незавидно и недолговечно.

В жажде поисков, новизны мы иногда поругиваем традиции, не отделяя отживших корней от здоровых, забывая о том, что традиции подвижны во времени, как подвижен воспитанный на них художник.

Наивны те, кто полагают, будто глубокие и прочные традиции тормозят новаторские поиски в постановках пьес классического репертуара и произведений современной тематики. В том, что это не так, я убедился на собственном опыте.

В дипломном спектакле «Чайка» мне, студенту, была поручена роль Треплева. О мастерстве не могло быть и речи, и я полностью доверял руководителю курса Вере Николаевне Пашенной и режиссеру спектакля Ирине Витольдовне Полонской. Они же предложили мне искать аргументы в защиту Треплева как талантливого человека, погибшего бесславно и несправедливо. В те годы бытовал другой взгляд на Треплева: в нем видели трагедию несостоявшегося, в отличие от Нины Заречной, таланта. Прошло много лет, и теперь именно такое решение образа, которое предложили мне мои учителя — верные хранители традиций Малого театра, представляется наиболее верным.

Замечу попутно, что я так и не сыграл Треплева на профессиональной сцене или в кино. И вообще не играл чеховских персонажей, хотя Антон Павлович — мой любимый писатель, как любим он и многими моими товарищами, актерами Малого театра.

И то, что Чехов до сих пор не пришел на сцену Малого театра, объясню неправильным представлением о традициях этого коллектива. Очевидно, какая-то инерция прошлого мешает нам брать в репертуар великое наследие Шекспира, Мольера, слишком осторожно относиться к встречам с Л.Толстым. Все они — авторы, близкие эстетике Малого театра. И я с печалью осознаю, что «мои» люди в их пьесах остаются молодыми, а я ухожу от них все дальше.

Но вот мысленно пересматриваю свой репертуар в драматургии А. Н. Островского. Здесь обижаться не на что: Малый театр старается достойно нести звание «Дома Островского». Играл я Тишку в комедии «Свои люди — сочтемся», Кисельникова в «Пучине» — роль, которой можно посвятить актерскую жизнь.

Традиции и новаторство не просто сосуществуют — они связаны между собой самым тесным образом. Так, прочно в традициях Малого театра заложена заинтересованность режиссеров в актере, в его судьбе, в его творческом развитии. Здесь, как нигде, понимали, что время, может быть, ни к кому так не беспощадно, как к актеру. В заботе об актерах формировался и репертуар Малого театра. Успех его режиссуры всегда покоился на актерской устремленности к новым вершинам, на страсти нашей к «езде в незнаемое».

Великим М. Щепкиным были заложены основы преемственности — связи актерских поколений. Письма его к своему ученику П.Шумскому стали уже театральной хрестоматией. Сознание необходимости этой преемственности позвало меня в Театральное училище имени М. С. Щепкина, к педагогической работе с молодежью.

Мне кажется, я унаследовал от своих учителей главное качество педагога — терпение. Оно всегда подвергалось испытаниям, а в последние годы — особенно. Молодежь приходит к нам, заранее и ко всему на свете настроенная критически. Откуда это? Ответ, мне кажется, надо искать в изобилии разнообразной, а порой и противоречивой информации, которую получает современный человек. Иному факт кажется уже закономерностью, представление о вещах путается с истинным пониманием их. Надо ли говорить, что педагогическая работа — передовая линия борьбы за культуру, за творческую связь времен, за традиции?

Я не устаю повторять своим ученикам: «Искусство — не спорт. Не надо настраиваться на соревнование с товарищем. Соревнуйся с самим собой! Добивайся своего нового качества!» Это — этический принцип актеров Малого театра.

Вспоминаю, как впервые стал партнером таких актеров, как Вера Николаевна Пашенная, Николай Афанасьевич Светловидов, Владимир Александрович Владиславский, Петр Александрович Константинов. Их отношение ко мне было поистине родительским. И не только их. Елена Митрофановна Шатрова после первого моего выхода на сцену в роли Хлестакова поднялась наверх, в нашу молодежную артистическую, и подарила мне книгу с доброй напутственной надписью.

Все эти выдающиеся актеры Малого театра были не похожи друг на друга, у них были вовсе не покладистые характеры, но их объединяла верность Малому театру и забота о его будущем. И сегодня я вижу, как загораются глаза молодых актеров, когда к ним обращено слово старших товарищей по труппе, как высоко ценят они похвалу и замечание мастера.

Если же говорить о работе молодых, то — при всем хорошем в ней,— мне кажется, что не хватает молодым азарта, стремления к глубинной разработке роли, одержимости, если хотите, то есть именно тех черт, которые всегда отмечали наших мастеров.

Нелегко до конца разобраться в причинах этого явления, но две из них назову: молодые актеры и даже студенты много снимаются в кино, на телевидении. Плохого здесь ничего нет, но, судя по невысокому уровню драматургического материала, который им предлагается, по поверхностному исполнению, можно сделать вывод, что к молодым актерам предъявляются заниженные требования. Тем не менее популярность актеров растет, и стоит ли удивляться, что они начинают подвергать сомнению высокие принципы, которые им прививает театральная школа?

И второе: в театральных рецензиях редко содержится вдумчивый анализ актерской работы, особенно если это касается каких-то негативных сторон. Рецензенты, на мой взгляд, излишне щедры на похвалы. Не успевает молодой актер сыграть успешно две-три роли, как его награждают всеми имеющимися в русском языке похвальными эпитетами. Актеру просто уже некуда и незачем стремиться, все вершины покорены. Нужно иметь большую силу воли и очень критически относиться к себе, чтобы не полюбить себя столь любимого.

Александра Александровна Яблочкина в своей книге «75 лет в театре» вспоминает; «Федотова была прекрасным учителем. От своих учеников она требовала беззаветной любви к делу. Она стремилась воспитать в нас беспощадную строгость к себе и ненависть к лени. И она умела добиваться результатов, ибо знала хорошо, что такое труд и как прекрасны его плоды. Федотова не терпела пошлости, тонко чувствовала малейшую фальшь, презирала людей, пятнавших... великое дело театра».

Профессия актера не начинается ремеслом и ремеслом не кончается. Художник, в котором не воспитаны историчность подхода к современным проблемам, увлеченность творческим поиском, чуткость к «музыке современного этапа революции» (вспомним, что А. Блок призывал к умению слышать эту «музыку»), неизбежно придет к тому, что время оставит его далеко позади.

Нет ничего обиднее, чем сознание, что зритель в зале умнее, чем вы на сцене или экране. Что время обогнало вас. Что тема, которую вы отстаивали, принадлежит прошлому. Надо обладать умением угадать, как поймет и как разделит с вами зритель ваши мысли и чувства, ваш взгляд на героя и обстоятельства, надо уметь повести зрителя за собой, найти верный путь к взаимопониманию с ним. Все это требует от актера прежде всего четкого мировоззрения, без которого все в его творчестве обратится в беспорядочный и пестрый калейдоскоп.

Актерское искусство уходит вместе со своим творцом, не остается в веках, как, например, поэма «Двенадцать». И все же, если говорить о той эпохе, картина революционного времени будет неполной, если в ней не окажется рядом с Горьким, Маяковским, Блоком, Алексеем Толстым таких актеров, как Качалов, Москвин, Хмелев, Степан Кузнецов, Пашенная, Турчанинова, Рыжова, Черкасов, Бабочкин, Марецкая, Ливанов, Тарасова, Грибов... Значит, каждый из нас, актеров, может сказать себе: «Нет, весь я не умру...» И уже за одно это стоит отдавать себя искусству без остатка.

Юрий СОЛОМИН,
народный артист РСФСР

«Театральная жизнь», 1983, №6

Юрий СОЛОМИН, народный артист СССР:

КОГДА ЖЕ КОНЧИТСЯ ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО НАД РУССКИМ ТЕАТРОМ?

Неюбилейный монолог выдающегося актера

Художественному руководителю Государственного академического Малого театра, народному артисту СССР Юрию СОЛОМИНУ сегодня исполняется 70 лет. И, конечно, любимый миллионами актер принимает в эти дни множество поздравлений, среди которых — искренние поздравления читателей «Советской России».

Юрий СОЛОМИН, народный артист СССР:
КОГДА ЖЕ КОНЧИТСЯ ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО НАД РУССКИМ ТЕАТРОМ?
Неюбилейный монолог выдающегося актера

Художественному руководителю Государственного академического Малого театра, народному артисту СССР Юрию СОЛОМИНУ сегодня исполняется 70 лет. И, конечно, любимый миллионами актер принимает в эти дни множество поздравлений, среди которых — искренние поздравления читателей «Советской России». Но как убедился накануне наш корреспондент, настроение у Юрия Мефодьевича вовсе непраздничное.
— Никаких юбилейных торжеств, — сказал он, — проводить не собираюсь. Театр наш находится на гастролях в Нижнем Новгороде, новый сезон откроем в Санкт-Петербурге. Где-нибудь в начале ноября думаю сыграть на родной сцене спектакль «Таинственный ящик», которому отдал очень много сил. Пусть будет в честь юбилея. А сейчас не до этого. Тем более очень неприятный сюрприз только что получил. Эдакий своеобразный «подарок» к своему юбилейному дню от так называемой Роскультуры — Федерального агентства по культуре и кинематографии.
Юрий Мефодьевич пояснил далее, о чем идет речь, и попросил опубликовать это как свидетельство своей большой сегодняшней боли.
— Двенадцать лет назад меня удостоили чести стать президентом Международной ассоциации русских театров («МАРТ»). Создание этой общественной организации было продиктовано жизнью. Ведь вместе с разрушением единой великой страны мы лишились единого театрального пространства, которое на протяжении многих десятилетий представлял собой многонациональный советский театр и в котором существовали многочисленные русские театры союзных республик.
После развала Советского Союза они оказались за рубежом и с массой трудных проблем. Ведь только в Казахстане около пятнадцати русских театров. Есть они и на Украине, в Грузии, Армении — да во всех республиках СНГ и Прибалтики. Возникла потребность сообща решать некоторые проблемы. Необходимость постоянного творческого общения испытывают и русские театры, находящиеся в национальных республиках Российской Федерации: в Казани, Улан-Удэ, Йошкар-Оле и т.д.
Вот для творческой поддержки всех этих коллективов и создавалась наша ассоциация. Мы старались как могли. Проводили фестивали русских театров, встречи их руководителей, другие мероприятия, направленные на укрепление и развитие творческих контактов. Сначала центр ассоциации был в Йошкар-Оле. Затем по ряду причин перенесли его в Москву. Но характерно вот что: за все эти годы, как ни странно, мы не получили никакой поддержки со стороны Министерства культуры, а теперь — Федерального агентства, руководимого Швыдким.
Почему? Как объяснить такое? По-моему, объяснить можно лишь одним: полным пренебрежением к делу, которым мы занимались, и к русским театрам, о которых идет речь. Значит, не для всех в руководстве нашей культурой они интересны и важны. И вот теперь — этот факт, который не просто взволновал, а буквально потряс меня. Послушайте, какую бумагу получил я в ответ на свои обращения с просьбой материально помочь нам собрать руководителей русских театров, чтобы я мог отчитаться перед ними и чтобы вместе мы обсудили ряд крайне наболевших проблем. Обратите внимание: речь даже не о проведении фестиваля. Хотя я знаю, несколько фестивалей, возникших уже после нас, получают помощь и поддержку. Ну а нам — другое:
«Уважаемые коллеги! В связи с вашей заявкой на включение в план мероприятий Роскультуры 2005 года конференции руководителей русских театров России и ближнего зарубежья на тему «Сохранение и развитие русской театральной школы, взаимообмен театральных культур», которую Ассоциация русских театров Российской Федерации планирует провести в сентябре, управление современного искусства сообщает следующее.
В настоящее время Роскультура проводит работу по рассмотрению творческих проектов, заявленных на включение в план 2006 года. Последний срок приема заявок — 1 июня 2005 года. Что касается плана деятельности в 2005 году, то он находится в стадии активной реализации. Все лимиты финансовых средств распределены по плановым мероприятиям. Соответственно рассматривать вашу заявку не представляется возможным.
С уважением и наилучшими пожеланиями искренне Ваш — заместитель начальника управления современного искусства А.Б.Волков».
Что могу сказать по этому поводу? Типичная отписка! Заявку мы подали давно, несколько месяцев назад. На 2005 год. В апреле я лично обратился в эту инстанцию второй раз, поскольку нет у меня возможности на свои деньги привезти людей в Москву и обеспечить здесь их проживание, а они тоже возможности такой не имеют.
Поймите, мне надоели эти формальные отписки. Надоело ходить по кабинетам с протянутой рукой, что я делал уже не раз. Меня вынуждают отказаться от руководства ассоциацией, хотя я понимаю всю важность дела, во имя которого она была создана.
Может быть, Министерство культуры возьмет русские театры под свою опеку, используя все наши материалы и наработки? Или Союз театральных деятелей? Не знаю, найдется ли в конце концов кто-то из руководителей, кому судьба этих театров не безразлична. Ведь они — носители русской культуры во многих регионах России и в республиках ближнего зарубежья. А кто же будет заботиться о русской культуре, о ее традициях, о ее сегодняшнем и завтрашнем дне?
Положение на сегодня с деньгами в нашей стране меня удивляет и удручает. Говорят, у государства есть большой стабилизационный фонд. Говорят, деньги где-то лежат под какие-то проценты на какой-то особый случай. Но что за «особый случай» имеется в виду? Наверное, трудное состояние многих наших театров особенной заботы для государства не представляет, так же как и трудное состояние образования, науки, армии. Во всяком случае, реформы, которые здесь проводят сейчас, по моим наблюдениям, оборачиваются зачастую не к лучшему, а к худшему.
Вот и реформа театра, нависшая над нами, воспринимается как серьезная угроза. Может быть разрушена театральная система, которой мы по праву гордились и которой завидовали наши коллеги за рубежом. Во главу угла ставится не искусство, а деньги, прибыль. Но ведь искусство и бизнес далеко не всегда совместимы! Да, надо думать о финансовых сборах в театре, о содержании театрального здания, но без поддержки государства настоящей культуре трудно выживать. И что будет, если государство окончательно на произвол судьбы бросит театры, особенно в регионах — так называемые провинциальные?
В любом городе, каким бы провинциальным и небольшим он ни был, театр всегда находится в центре, олицетворяя значение, которое ему придавалось, и уважение, которым был окружен. А теперь представьте, посчитают где-то наверху и скажут: мол, невыгоден. И устроят в театральном здании какой-нибудь развлекательный центр. Ну и что будет? У нас уже сколько замечательных клубов и дворцов культуры отдано за последние годы под казино и прочие коммерческие заведения, ничего общего с культурой не имеющие! Они не воспитывают людей, как традиционный русский театр и не развивают их эстетически, — наоборот, разлагают и растлевают.
Вот о чем душа болит.
Когда-то, в нелегкое время для Малого театра, который в будущем году отметит свое 250-летие, Александр Николаевич Островский воскликнул: «Господи, когда же кончится издевательство над русским драматическим театром?»
Право, и мне сегодня хочется так воскликнуть, думая о нашем российском театре в целом и о реформе, которая угрожает ему. Всевозможных издевательств в нынешней нашей жизни, увы, хватает. Не станет ли эта реформа очередным издевательством, причем весьма болезненным не только собственно для театра, но и для всей страны по имени Россия?

Записал Виктор КОЖЕМЯКО.
«Советская Россия»

18 июня исполнилось 70 лет художественному руководителю государственного академического Малого театра актеру Юрию Соломину

Его поздравляет кинорежиссер Дмитрий Барщевский:

18 июня исполнилось 70 лет художественному руководителю государственного академического Малого театра актеру Юрию Соломину
Его поздравляет кинорежиссер Дмитрий Барщевский:
— Дорогой Юрий Мефодьевич! Мне выпала честь и радость близко узнать вас в совместной работе над фильмом «Московская сага», и поэтому я могу уверенно сказать: вы не только создали образ несгибаемого русского интеллигента, но вы и сами являетесь таким человеком. В вас счастливым образом соединились глубокий ум и легкий юмор, темперамент и выдержка, достоинство и простота, талант, сердечность и мужество. В одночасье став знаменитым в качестве «адъютанта», вы десятилетия спустя заняли высшие строчки в рейтинге популярности рядом с молодыми звездами. Такая долгая и блестящая актерская судьба — сама по себе победа. Будьте живы-здоровы многие лета, по-прежнему любимы вашей семьей, зрителями, учениками и «братьями нашими меньшими», которым вы отдаете столько души и сил. Надеюсь на новые встречи с вами в жизни, на экране и на сцене родного Малого театра.

«КоммерсантЪ»

ЛЮБОВЬ И ГОЛУБИ ВИКТОРА ПАВЛОВА

Народный артист России Виктор ПАВЛОВ, похоже, истинный баловень судьбы. Он представлял себя актером — непременно талантливым и ярким. Он рисовал в воображении женщину — любимую и, безусловно, единственную. А еще он не мыслил свою жизнь без стаи голубей, белых и сизокрылых...

ЛЮБОВЬ И ГОЛУБИ ВИКТОРА ПАВЛОВА

Народный артист России Виктор ПАВЛОВ, похоже, истинный баловень судьбы. Он представлял себя актером — непременно талантливым и ярким. Он рисовал в воображении женщину — любимую и, безусловно, единственную. А еще он не мыслил свою жизнь без стаи голубей, белых и сизокрылых...

Историю о том, как Виктор Павлов стал актером, я слышала давно. Якобы и в мыслях у него никогда не было связывать свою жизнь с театром и кино. А вот его первая школьная любовь как раз мечтала о карьере актрисы. Она таскала ухажера на все спектакли, записывала его на всевозможные театральные курсы и, наконец, буквально заставила поступить в Щепкинское училище. Другими словами: любишь меня, люби и театр. Услышав от меня этот рассказ, Виктор Павлович рассмеялся: «Мне, конечно, приятно, что так многие думают. Но все было совсем иначе. Я с десяти лет мечтал играть в театре, однако актером представлял себя весьма смутно. Казалось, что это никогда не сбудется. Хотя перед поступлением в «Щепку» я с огромным удовольствием занимался в разных студиях. А на экзамены шел, как на праздник. И так понравился комиссии, что мне даже разрешили пропустить какой-то отборочный тур. Кстати, там же, в училище, окончил курсы гримеров. Все было интересно».

В спектакле «Мой любимый клоун» есть трогательная финальная сцена, когда в зал выпускают две пары голубей. Во время этого эпизода Виктор Павлов решил завести собственную голубятню. И не где-нибудь, а на чердаке родного Малого театра. «Был 1984 год. Плененный этой идеей, я бросил все силы на строительство голубиного дома. Потом у меня появились и перепелки. Их разведением я занимался не ради забавы. Моя мама, царство ей небесное, в то время страдала от высокого давления. А перепелиные яйца очень хорошо помогают в лечении этого недуга. Только есть их надо сырыми и вместе со скорлупой. Вот и кормил ими матушку. Она умерла, когда ей было восемьдесят пять. Да, я понимаю, что это возраст... Но потерять маму — нет ничего тяжелее», — вздыхает Виктор Павлович. Сейчас под крышей театра живут уже тридцать голубей. К этому можно относиться по-разному. Кого-то увлечение Павлова растрогает, кого-то удивит, кого-то оставит равнодушным. Но у самого актера на этот счет совершенно определенное мнение. «У меня странное отношение к смерти. Уверен, умирая, человек не исчезает. Его душа переселяется в голубя. А мои голуби — это души великих артистов. Они улетают и возвращаются... Вон та сизокрылая — РАНЕВСКАЯ, а этот красавец — ЦАРЕВ...»

Влюбившись в актрису Театра им. Ермоловой Татьяну ГОВОРОВУ, он долго скрывал свои чувства. И неизвестно, как бы сложились их отношения, если бы Таня сама не проявила инициативу. Она первая начала заботиться и ухаживать за Виктором, терпеливо ожидая ответных шагов. «Совершенно верно. Нам было по двадцать пять лет. И я сам себе обещание давал: мол, никаких романов! Первым делом — работа. Но как я ни сопротивлялся, судьба распорядилась иначе. Во время очередных гастролей театра я сдался. Более романтичный сюжет для признания в любви трудно представить. Кисловодск, подножие гор, ночной костер... Туда нас отвез мой карачаевский друг. Сначала ехали на машине, потом еще пешком шли. Наш роман, который длился ровно год, я вспоминаю, как сказку — красивую и волшебную. С тех пор мы неразлучны. Тридцать пять лет вместе! — признается Виктор Павлович. — Сейчас нашей дочери Александре тридцать три года. Сразу после школы поступила в медицинский институт. Выучилась на терапевта. Но вы и сами понимаете, какая у врачей зарплата. Хватало только на обед и дорогу. А однажды ей позвонила подруга и предложила работу стюардессы в Шереметьево. Это не удивительно. Саша в совершенстве знает несколько языков. Опять-таки, медик, и, ко всему прочему, она на внешность хорошенькая. Я, конечно, переживаю, волнуюсь... Пытался даже отговорить ее... Но что делать? Такая жизнь».

МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Виктор Павлов создает впечатление человека благополучного. Кажется, что все в его жизни хорошо и спокойно. Но так было не всегда. «Однажды, когда я переходил дорогу, меня сбила машина. За рулем — пьяная женщина. Во время удара мне каким-то чудом удалось правильно сгруппироваться. Это и спасло. Но лечение тянулось долгие месяцы. Помогало то, что рядом постоянно находились мама и жена. Это колоссальная поддержка. А к нарушительнице я никаких претензий не предъявлял. Хотя ее все равно на три года лишили прав». История эта довольно старая, и Павлов о ней редко вспоминает. Он живет сегодняшним днем. Театр, кино, гастроли, съемки на телевидении, встречи с друзьями... А если находится свободное время, Виктор Павлович вместе с женой едет на дачу.

С артистом ворковала Евгения МАКАЕВА.

Еженедельная газета «Городской дилижанс» (г. Челябинск), 05-04-2001

В ТЕНИ ИСПОЛИНА

«Иванов» в Малом театре

Не зря артист назван Виталием – vita значит «жизнь». Вот и его Иванов, постоянно стенающий о своей усталости и бессилии, необыкновенно витален, энергичен, лукав. В нем на редкость много силы, опровергающей все его слова...

В ТЕНИ ИСПОЛИНА

«Иванов» в Малом театре

Малый, с достоинством хранящий свои традиции, переживал разные времена. Не углубляясь в анналы истории, можно вспомнить последние лет десять. И речь пойдет не о преданных поклонниках, которые всегда были верны театру, а о людях, «создающих» мнение. Считалось чуть ли не дурным тоном ходить в Малый, а если пошел, то хорошо писать о нем. По прошествии времени, когда артисты многих театров столицы разучились ясно говорить, правильно двигаться по сцене, которую, в свою очередь, заполонила «чернуха», оказалось, что в Малом сохранена высокая сценическая культура, ощущаемая даже в старых спектаклях, а труппа выгодно выделяется на общем фоне. Афиша театра не содержит, быть может, эпатирующих названий, но привлекает своей строгостью и приверженностью классике. Тут есть, конечно, с чем поспорить: все равно нужна современная пьеса, как ни рассматривай нынешнюю жизнь через давно известные произведения, но уважать театр за верность своим идеалам можно.

Виталий Соломин, давно служащий в Малом театре, зная возможности его труппы, выбрал раннюю пьесу Чехова «Иванов», справедливо разглядев в главном герое вполне современного человека, уставшего и измученного жизнью. Начало ХХI века внешне не слишком похоже на конец ХIХ, да вот человек совсем не переменился, его душевные тяготы остались прежними.

Когда раскрывается занавес, на сцене полумрак, в котором виднеется огромное неохватное дерево с широко раскинутыми, запутавшимися ветвями. При свете видишь строго задрапированные занавеси, отгораживающие небольшое пространство, а крона оказывается тюлем, раскрашенным резкими мазками, такими, какими изображают порыв ветра или стремительность полета птицы. Этот силуэт почти реликтового исполина будет неизменен почти весь спектакль, но ни разу не возникнет ощущения однообразия и статичности.

Вот в действии, происходящем в тени его кроны, такие моменты возникнут, но будут недолгими. А второй акт вообще пройдет под аплодисменты, которыми зрители точно отделят одну сцену от другой. Каждая роль придумана и сыграна так, что хочется в подробностях описывать исполнителя, припоминая все мелочи (пожалуй, лишь статуарные группы массовки в сцене у Лебедевых вызывают некоторое недоумение). Отдельной статьи достоин Юрий Каюров: его граф Шабельский, бедный приживала, элегантно игнорирует свое незавидное положение. Блистательна скопидомка Зюзюшка Евгении Глушенко, трясущаяся над каждой копейкой, жалеющая гостям «кружовенного» варенья, медленно засахаривающегося в кладовой. Жалок и смешон своей помешанностью на игре акцизный Косых Владимира Дубровского, донимающий всех рассказами о карточных неудачах. Невероятна вездесущая старуха Татьяны Панковой.

Соломин умело использует недюжинные дарования артистов. Однако иногда ловишь себя на мысли, не Островский ли разыгрывается на сцене. Впрочем, возмущения или несогласия эта мысль не вызывает. Наоборот, начинаешь с иным чувством вслушиваться в слова пьесы, законченной Чеховым на следующий год после кончины «замоскворецкого жителя».

Но один вопрос, увы, остается – это сам Соломин в заглавной роли. Не зря артист назван Виталием – vita значит «жизнь». Вот и его Иванов, постоянно стенающий о своей усталости и бессилии, необыкновенно витален, энергичен, лукав. В нем на редкость много силы, опровергающей все его слова. Наверно, поэтому он и нравится женщинам. Хотя к концу спектакля актеру и режиссеру в одном лице все-таки удается добиться нужного настроения, когда буквально осязаешь плотность пространства, давящего на героя. И его последний выстрел, прозвучавший где-то далеко, не на глазах собравшихся, если не принимаешь, то понимаешь его неизбежность. И вот тут, в самые важные минуты для спектакля, режиссеру неожиданно изменяет слух. Почему, отчего, зачем? Медленно и «обреченно» падает тюль, закрывая пустеющую сцену: потрясенных выстрелом свидетелей «поглощает» круг, вывозя наверх… распростертое тело Иванова, словно всплывающий труп утопленника. Такая школьная наглядность, к великому сожалению, смешна и неуместна. Так же как невозможна фальшивая нота в последнем аккорде прекрасно сыгранной симфонии.

Татьяна РЫБАКИНА

«Литературная газета», №47 (5857) 21 — 27 ноября 2001 года

ПРАВДА И СЧАСТЬЕ

Потребность учиться – это и есть возможность всегда оставаться в форме. Если творческий человек перестает учиться, он перестает созидать. Каждый спектакль, педагогический урок начинается с нуля...

ПРАВДА И СЧАСТЬЕ

Собираясь на встречу с режиссером Сергеем Женовачем в Малый театр, до последнего момента не мог сформулировать первый вопрос. Настолько, видимо, во мне сидело сложное к нему чувство как к режиссеру, который в своей профессиональной судьбе не раз делал неожиданные повороты. Впрочем, этот момент еще больше во мне разжигал давнишнее желание с ним встретиться. И вот когда я увидел в 6-м подъезде встречающего меня Сергея Васильевича, когда он, легкий, стремительный, поднялся угловатой походкой на второй этаж и мы расположились в уютном фойе, когда он взглянул голубыми глазами в яркое от солнца окно, очертив мистически знакомый профиль с тонким носом, вот тогда вопрос возник сам собой.
– Сергей Васильевич, что означает в вашем понимании современный театр или несовременный?
– Я бы говорил скорее о театре как о виде драматического искусства и не делил его – современный он или несовременный. Либо говорил о людях, которые в спектаклях ставят перед собой простые задачи: увлечь, развлечь, создавать какие-то забавные истории. Но современным, подлинным театром можно назвать тот, в котором происходит, с одной стороны, поиск театрального языка, и с другой, когда это делается для зрителей, а не для самореализации и самопользования.

– Вам не все равно, какой у вас зритель?

– Мне кажется, что у каждого режиссера, не только театра московского – любого, существует свой зритель, и это огромное счастье: одни любят московский ТЮЗ, другие любят Малый театр, есть зрители мастерской театра Петра Фоменко, театр Центра имени Мейерхольда и т.д., и т.д.

– У каждого режиссера существуют этапы в жизни, когда, казалось бы, надолго обретенные и испытанные временем постановки вдруг уходят и режиссер начинает «с чистого листа». В вашей работе было немало поисков, экспериментов. Потом вдруг вы поставили классическое «Горе от ума», сейчас – «Правда хорошо, а счастье лучше». В чем заложен контекст этих перемен?

– Мы порой забываем, что наша театральная работа – область интуиций, однако очень зависимая от контекста, в котором ты существуешь. В данном случае в контексте зрительного зала, в контексте театра, который тебя приглашает и доверяет.

– Даже в контексте артистов…

– Конечно, артистов. Профессия режиссера такова, что он вроде бы ничего и не делает. Но у него есть круг артистов, сценографов, художников по свету, художников по костюму, композиторов, работников театра, которые воспринимают театр как родной. И если ты чувствуешь, что это некому сыграть, не под силу сделать, то лучше от этого отказаться. Есть такие профессии, как режиссерская, в которых нужно всегда побеждать. Работа твоя может быть лучше, может быть хуже, но все равно должна состояться, иначе обманываешь тех людей, которые в твое дело вовлекаются. Нужно брать на себя ответственность. Меня пригласили ставить «Горе от ума». Эта пьеса своего рода визитная карточка Малого театра. Есть пьесы, которые в течение времени здесь появляются, и разные поколения артистов по-своему их прочитывают, играют. «Горе от ума» сыграло семь поколений.

– Я помню Подгорного в роли Чацкого…

– А сейчас вот Даша Подгорная, его дочка, играет одну из княжон. Династии в Малом, как ни в каком другом театре, живут и развиваются. В затее с постановкой «Горе от ума» Грибоедова был особый смысл, он связан с тем, чтобы вот здесь, на этой прекрасной, великой сцене, сошлись три поколения: так называемые старики, легенды Малого театра, среднее поколение и совсем молодежь. Когда я почувствовал театр и в нем уже со мной сложились хорошие и дружеские взаимоотношения, тогда возникла затея «Правды – хорошо…» (кстати, благодаря совету заместителя художественного руководителя по литературной части Бориса Николаевича Любимова, которого я люблю и уважаю). Театр – это искусство ансамбля. Поэтому естественна потребность именно в такого рода спектакле. У артистов существует понятие – «играет в разные игры», так и режиссер играет в разные игры. Самое главное – уловить, почувствовать ее компоненты.

– Вы сказали – «советуетесь». Вы не стесняетесь желания учиться?

– Я вообще считаю, что потребность учиться – это и есть возможность всегда оставаться в форме. Если творческий человек перестает учиться, он перестает созидать. Каждый спектакль, педагогический урок начинается с нуля. На актерский и режиссерский курсы приходят новые ребята. Они неповторимы. Надо их разгадать, а не брать какие-то приемы, которые были апробированы с другими ребятами по воспитанию артистов или режиссеров. В ГИТИСе студенты, а в театре артисты определяют, как с ними строить учебу, репетиции. Поэтому учишься у артистов, учишься у студентов, у художников. По крайней мере, я всегда так стараюсь. И если у меня что-то получается, только потому, что я постоянно учусь. Я этого не стесняюсь. Петр Наумович Фоменко всегда говорит: хороший педагог тот, кто постоянно учится, находится в работе. Талант имеет свойство уходить, если не учиться постоянно, не ставить перед собой более высокие цели и задачи. В противном случае обязательно наступает пустота. Легко осуждать других, а труднее всего осуждать себя.

– Бывает ли с вами, когда, работая с актером, вы потом от него отказываетесь, поскольку не приемлете его творческие позиции?

– Мне неприемлемы только не артисты, скажем так. Я человек максимальный по своим каким-то взглядам. Поэтому мне кажется, что существует природа актерская и неактерская. Часто, к сожалению, так складывается, что люди попадают в профессию, не обладая актерской природой. Это трагедия как для них, так и для театра. Другой вопрос, когда речь идет о тех, кто наделен природным талантом: как сложилась его судьба – удачно, неудачно, раскрылась ли природа, не раскрылась. С этими людьми работать всегда в радость. Независимо от их популярности. Мне важно, чтобы в артистах были такие качества, как личностное начало, лицедейство, наблюдательность, кураж. У мощных личностей, как правило, не всегда гладкий характер. Но работа с неактерской природой всегда создает проблемы, и чувствуешь себя неловко. Мне в этом отношении как-то везет: и когда работал в студии «Человек», – в мастерской Фоменко, в Театре на Малой Бронной и сейчас в Малом театре. Мне везет с прекрасными артистами. Ты приносишь свою затею, и вокруг нее начинают плести картину-сочинение, к которой подключаются и сценограф, и художники по костюмам и по свету. И тогда это становится частью нашей совместной жизни.

– В последние годы многие режиссеры стремятся к созданию своего театра.

– Есть режиссеры, которым удобна форма вхождения в коллективы, в дома, постановка спектаклей там-то и там-то. Я режиссер домашнего толка. Конечно, хочется обрести театр не ради какого-то руководства, а ради максимальной реализации задуманного, что в тебе бурлит, что живет и требует выхода наружу. Если оно не реализовывается, то сжигается. Наша профессия требует реализации каких-то замыслов через людей, которых нужно собрать. Это сегодня практически невозможно: нет студии, нет того-то. Возникнут предложения – безусловно, откликнусь. Раньше всегда можно было найти какой-то подвал, умыкнуться туда вместе с единомышленниками и проверять свои театральные идеи. Но, повторяю, это практически невозможно. С молодыми, в условиях ГИТИСа, мы пытаемся что-то пробовать. С мастерами это сделать, конечно, сложнее. Но чувствую: есть заинтересованность в некоем спектакле, есть замечательные артисты, с которыми можно это сделать. А мечта – она всегда остается мечтой. Много сейчас существует театров, которые не являются домом, а просто местом службы. Театр-мастерская Петра Фоменко для нас Дом. Сейчас ему десять лет. Кое-что там удалось сделать, что существует до сих пор. Это тоже часть моей жизни. Мне в этом случае повезло.

– Сергей Васильевич, какую вы можете назвать фразу из драматургии русской классики, которая для вас является знаковой?

– Бывают моменты в жизни, когда очень трудно себя сдерживать, и на память приходит фраза из гоголевской «Женитьбы». Помните, Агафья Тихоновна запуталась в выборе женихов? И Кочкарев учит ее: скажите просто: «Пошли вон, дураки!» Как ни странно, эта фраза всегда меня спасает. (Смеется.) Никогда ее вслух не произношу. Я успокаиваюсь, на душе легче. Вообще-то, на разных периодах жизни возникают разные цитаты-символы. Допустим, последний прошел под фразой «Правда – хорошо, а счастье лучше». Как артист играет в образе разных мыслей и чувств, так и режиссер. Если он сегодня занимается Достоевским, ты, хочешь не хочешь, на весь окружающий мир смотришь с точки зрения его героев и персонажей. Это только кажется, что ты ставишь автора. Автор ставит тебя, и автор работает над тобой в это время. Занимаешься Островским, значит, Островский работает над тобой. Ты каждый день вчитываешься в его статьи, пьесы, произносишь их тексты, смотришь на его судьбу. Начинаешь что-то присваивать, усваивать, интерпретировать, искать какие-то театральные ходы. И невольно вступаешь с Островским в какое-то взаимодействие. Потом думаешь про другого автора, и происходит то же самое. Мы, режиссеры, такие же лицедеи, как актеры: приходится играть и с этим автором, и с этим. Вроде бы ничего такого сами не создаем, но через нас что-то происходит.

– В нашем обществе люди разобщены, одиноки. Мне кажется, главная мысль пьесы Островского «Правда хорошо…» – это обретение друг друга.

– Меня часто спрашивают: о чем ваш спектакль? На этот вопрос очень трудно отвечать. Свести в одну фразу то, что хотел сказать режиссер в «Братьях Карамазовых», в «Правде – хорошо…», в «Грозе», в«Горе от ума», практически невозможно. Иначе уничтожишь весь смысл. Что нам хотелось сказать главное в «Правде – хорошо…»? Жизнь наша настолько быстротечна, и, когда мы в ней существуем, мы порой не можем отличить, что в ней главное, а что нет. И однажды понимаешь: вроде получилось что-то, произошло, состоялось, допустим, у Силы Ерофеича Грознова. А к кому прийти, с кем поразговаривать, у кого на плече всплакнуть? И вдруг в памяти яркой вспышкой сверкнула первая любовь… Вроде была проходная в судьбе. Но спустя много лет вновь обретается это чувство счастья, и под влиянием этого порыва Мавра Барабошева делает почти революцию в доме: она дает возможность молодым вести свое хозяйство, делать то, что им хочется. Через нее все становятся счастливыми. Вот эта ситуация, скорее всего, стержень спектакля.

– Зритель может открыть то, о чем вы даже не думали…

– Безусловно. В этом и есть тайна профессии. Очень часто мы говорим о профессии, но забываем именно о тайнах, бессознательных вещах. Когда ты начинаешь чувствовать пьесу, ее зигзаги, вибрации, ритмы, начинаешь жить персонажами, искать пространственные ходы и решения, ты вовлекаешь сюда много-много разных людей. И все это нужно реализовать, добиться, чтобы оно произошло в сценическом пространстве. То, что происходит на сцене, только поводы к ассоциациям, к собственному спектаклю в воображении зрителя. А иначе смотреть скучно. Скучно, потому что шифр расшифровал: да, я все понял, что зло – это плохо, добро – хорошо. Я должен чувствовать некую тайну. Возникает другая сценическая реальность, в которой мне хочется пожить, побродить, посуществовать. Еще одно качество хорошего спектакля: когда проходит время, а он начинает в тебе больше жить, чем в тот момент, когда ты его видел. Для меня это признак хорошей театральной работы.
Вот я был на замечательной выставке офортов Гойи. Прошло несколько дней, и все равно по нескольку раз в день к ней возвращаюсь. Диалог в тебе существует. Так и в театре. Поэтому сила произведения зависит от того, насколько надолго сценические образы и образная система попадут в твое сознание. Раньше была устойчивая культура театрального восприятия. Люди ходили смотреть на артиста по семь, восемь, десять раз, ибо понимали: сегодня он играет так, а сейчас произошли какие-то события в стране или в его личной жизни, и в этот вечер он играет несколько по-другому. Главное качество театрального спектакля – ежесекундность, его неповторимость, это как рисунки на песке: ты нарисовал, волна смыла, дальше надо что-то новое рисовать. Вот в чем культура театра! А не то чтобы считать информацию как можно быстрее. Театр все-таки искусство переживания не столько на сцене, сколько в зрительном зале, когда группа людей объединяется одним чувством. Это удивительное счастье и радость – ощущать и на сцене, и в зале, когда вдруг происходит взаимообмен эмоциональным состоянием, взаимообмен энергией. Если зритель приходит на спектакль с разрозненной энергией, то артисты уже готовы к этой встрече, потому что мы репетировали, проиграли много спектаклей. Хорош тот спектакль, когда из этих разрозненных чувств возникает вдруг единое чувство, единое настроение, единое самочувствие. Люди расходятся, а энергия остается, живет в нас ассоциациями, воспоминаниями, становится нашей внутренней реальностью. Вот это и есть мой театр.

В конце разговора Сергей Васильевич предложил:

– Пойдемте, проведу вас на сцену.

Мы прошли коридор, «карман» и оказались на середине сцены. Все было готово к предстоящему через полчаса спектаклю: расставлены корзины с яблоками… У рампы Сергей Васильевич вытянул руку к залу, в правый угол амфитеатра:

– Там, в кресле, по легенде, облокотившись на парапет, сидел сам Николай Васильевич Гоголь…

Сергей ЛУКОНИН

«Литературная газета», №15 (5920) 16 — 22 апреля 2003 года

ПРИКАЗ ПО ГОСУДАРСТВЕННОМУ АКАДЕМИЧЕСКОМУ МАЛОМУ ТЕАТРУ РОССИИ № 191-к от 17 июня 2005 г.

ПРИКАЗ ПО ГОСУДАРСТВЕННОМУ АКАДЕМИЧЕСКОМУ МАЛОМУ ТЕАТРУ РОССИИ № 191-к от 17 июня 2005 г.

18 июня с.г. Народный артист СССР, профессор, академик, Президент Международной ассоциации Русских театров, кавалер Ордена «За заслуги перед Отечеством» П-й ст., Художественный руководитель Малого театра России Юрий Мефодьевич СОЛОМИН отмечает своё 70-летие.

Вся творческая деятельность Юрия Мефодьевича неразрывно связана с прославленным Малым театром России, куда он пришел служить в 1957 году после окончания Театрального училища им. М.С. Щепкина (курс В.Н. Пашенной).

Яркий многогранный талант, великолепные внешние данные, подлинный артистизм и мастерство сочетаются в нем с удивительной работоспособностью и безграничным сценическим обаянием, которое роднит всех его героев, с успехом сыгранных Юрием Соломиным в различные периоды его творческой биографии. А сыграно им только на сцене Малого театра - более 60 центральных и ведущих ролей. К наиболее выдающимся его работам следует отнести: Хлестаков («Ревизор»), Кисельников («Пучина»), Пепино («Украли консула»), Сирано («Сирано де Бержерак»), Протасов («Живой труп»), Войницкий («Леший»), Николай П-й («...И аз воздам»), Иван Петрович («Дядя Ваня»), Тригорин («Чайка»), царь Федор («Царь Федор Иоаннович») и многие, многие другие. Из последних по времени его работ следует отметить роли Сен-Феликса ( «Таинственный ящик») и Фамусова («Горе от ума»), за которую Юрий Мефодьевич был удостоен Государственной премии Российской Федерации.

В 1988 г. Юрий Соломин был избран коллективом Малого театра своим художественным руководителем. Превосходные человеческие качества, душевная тонкость художника, интеллигентность и глубокая порядочность, знание психологии людей и особенностей театральной жизни, глубокая преданность родному театру и приверженность его богатым традициям, а также огромный талант руководителя позволяют Юрию Соломину на протяжении более 15 лет возглавлять и вести за собой коллектив театра.

Широкое всенародное признание получили работы Юрия Соломина в кино и на телевидении. На его счету более 60 кинематографических работ, среди которых: капитан Кольцов («Адъютант его Превосходительства»), Телегин («Хождение по мукам»), Славин («ТАСС уполномочен заявить»), Айзенштайн («Летучая мышь»), Трактирщик («Обыкновенное чудо»), Штубе («И был вечер, и было утро»), Геттель («Сильные духом»), Арсеньев («Дерсу Узала»), за которую ему была присуждена премия «Оскар» и многие другие. Из последних полюбившихся многочисленным зрителям ролей Юрия Мефодьевича - профессор Градов из телесериала «Московская сага».

Известен Ю.Соломин и своими режиссерским работами. В кино: 2-х серийный фильм «Скандальное происшествие в Брикмилле», 3-х серийный фильм «Берег его жизни», «В начале было слово» и другие. В театре: «Ревизор», «Чайка», «Лес», «Три сестры», «Коварство и любовь» и последняя по времени его работа водевиль «Таинственный ящик», где он исполнил главную роль.

Особое место в творческой биографии Юрия Соломина занимает его преподавательская деятельность. Начиная с 1961 г. и по настоящее время он преподает в Театральном училище им. М.С. Щепкина, являясь профессором кафедры «мастерство актера» и Художественным руководителем курса. На протяжении многих лет труппа Малого театра пополняется талантливой молодежью - учениками Ю.Соломина, а многие высокопрофессиональные артисты, прошедшие его школу, работают во многих театрах России и ближнего зарубежья.

За большие заслуги и вклад в развитие славянской, русской и мировой культуры Юрию Соломину присвоены звания: «Народный артист СССР», «Народный артист Кыргызстана» и «Заслуженный деятель искусств Республики Марий-Эл». Награжден орденами: «Дружбы народов», «За заслуги перед Отечеством», Орденом Академии искусств Японии, Орденом князя Даниила Московского, Орденом святого Петра, многими медалям и Почетными грамотами.

Юрий Соломин является трижды лауреатом Государственных премий РСФСР и РФ, лауреатом премии «Золотой Овен», награжден медалью г. Читы за номером- 1, является «Почетным гражданином города Арсеньева», в 1998 Русский биографический институт удостоил Ю.Соломина почетным званием «ЧЕЛОВЕК ГОДА».

Обладая талантом актера, педагога, общественного деятеля и руководителя Юрий Соломин по праву возглавляет Государственный академический Малый театр, являющийся гордостью и национальным достоянием России.

Горячо и сердечно поздравляя Юрия Мефодьевича Соломина с 70-летием, коллектив театра желает ему доброго здоровья, счастья, благополучия, долгих лет жизни, вдохновения, оптимизма и новых творческих свершений.

За многолетнее плодотворное и преданное творческое служение «Дому Островского» и в связи с ЮБИЛЕЕМ объявить Юрию Мефодьевичу СОЛОМИНУ БЛАГОДАРНОСТЬ.

Генеральный директор В.И. Коршунов

«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»

ЮРИЙ СОЛОМИН: ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

В моей профессии нельзя чувствовать себя спокойно. Во всяком случае, теперь-то я точно знаю, что судьба подарила мне возможность заниматься любимой работой...

«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»

ЮРИЙ СОЛОМИН: ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

В этот день по телеканалу «Культура» показывается спектакль «Чайка», поставленный Юрием Соломиным в Малом театре, где он вдобавок исполняет роль Тригорина. За 48 лет работы в императорском театре Соломин воплотил бесчисленное количество характеров и сделал немало интересных спектаклей как режиссер. Многие театральные коллективы гордятся его учениками, которые наверняка завалят своего любимого профессора поздравительными телеграммами.

- Юрий Мефодиевич, ваш юбилей совпал с юбилеем Малого театра. Может быть, это знак того, что судьба всю жизнь благоволила вам... Добавляет ли вам это сегодня спокойствия и уверенности в себе?

- В моей профессии нельзя чувствовать себя спокойно. Во всяком случае, теперь-то я точно знаю, что судьба подарила мне возможность заниматься любимой работой и поэтому в моей трудовой книжке только одна запись: «Принят в Малый театр в 1957 году». Я считаю себя крепким, хорошим профессионалом, конкурировать мне ни с кем не страшно, потому что так, как сделаю я, никто не сделает.

- Словом, вы знаете себе цену...

- Конечно, и надо было прожить большой отрезок жизни, чтобы убедиться в этом. Ведь мы раньше выстраивали свою творческую судьбу независимо от денег. Прежде, когда за одно мое выступление на концерте платили столько, сколько я получал за месяц работы в театре, у меня никогда не было искушения: «Ой, а давай я в десять раз сделаю больше концертов — и тогда в десять раз больше получу». Артисты никогда не спрашивали, сколько им заплатят за тот или иной фильм. Другое дело — теперь: везде рыночные отношения. Они мне не всегда по душе, потому что торг в искусстве неуместен. Сегодня мне говорят: «Вот вам полагается такая-то сумма». Конечно, можно попросить больше, но я не прошу. Если меня это не устраивает, то нахожу какие-то причины, чтобы отказаться, никого при этом не обижая... Вот и весь рынок.

- В свое время телефильм «Адъютант Его превосходительства» посмотрела вся страна, и вы стали чуть ли не национальным героем. Недавний телесериал «Московская сага», в котором вы играли одну из главных ролей, тоже по-своему хорош. Скажите, что вас особенно подкупило в этом материале?

- Срез жизни нескольких поколений и то, что эти истории реальные. Я лично знал таких людей, которые прошли через сталинские лагеря и репрессии 37-го. Нашу семью это тоже коснулось. Все это называется историей Государства Российского, историей нашей жизни, поэтому я хочу, чтобы моя внучка знала об этом и видела это на экране. К истории вообще надо относиться осторожно, не забывая, что каждый из нас оставляет в ней свой след. Вот сейчас стало очень модно печатать дневники, но не дневники Пушкина, Толстого или Суворова, а популярных артистов, которые подчас плохо пишут о своих коллегах потому, что их обидели или не дали роли. Я даже стал остерегаться таких «борзописцев», мало ли что они обо мне могут написать... Одно время я тоже записывал все, что накопилось на душе, а потом решил порвать. Не хочу, чтобы кто-то, найдя это в моем письменном столе, заглядывал туда, куда я не хочу никого пускать.

- Жаль, а вдруг вы решите написать книгу... Ну а если нет, то, наверное, другие напишут, как вы самозабвенно защищали свой театр, как становились на сторону слабого, хотя вам это было невыгодно.

- Я вообще не могу видеть, когда оскорбляют и унижают человека, зная, что он не может ответить. Так, однажды я не сдержал слово, данное жене, что не буду выступать на одном судьбоносном театральном собрании, чтобы не оказаться в дураках. Но когда оно началось, то напрочь забыл об обещании и ринулся на защиту несправедливо обиженного. Мне уже было все равно, как я выгляжу: дураком или наивным простаком: в первую очередь, человека надо было спасать. Сначала я думал, что такой порыв случаен, но потом, когда стал наблюдать за собой, то понял: защищать униженных и оскорбленных — моя планида.

- Я думаю, Малому театру повезло, что у него есть такой «наивный» художественный руководитель.

- Поймите, я защищаю не только Малый театр, а всю русскую театральную школу. Вот сейчас исполнится 17 лет, как я сижу в кабинете художественного руководителя. Я могу кому-то нравиться или не нравиться, но если я здесь продержусь еще несколько лет, то буду уважать себя. Вы помните, как два года назад на нас нападали критики, обвиняли в замшелости, консерватизме. Теперь отстали. Но иногда еще гавкают, еще пытаются укусить, если не меня, то режиссера, который поставил спектакль.

- Юрий Мефодиевич, а вы никогда не сомневаетесь в себе?

- Сомневаюсь.

- Но об этом никто не знает?

- Если я буду сомневаться прилюдно, то меня даже мои две собаки не послушаются, когда я им буду приказывать.

- А ошибки свои признаете?

- Да, только о них тоже не распространяюсь. Этого нельзя делать, если руководишь большим коллективом. Нельзя бить себя в грудь: «Я ошибся!» Ну чего бить-то, поезд ушел...

- Почему вы говорите «если еще несколько лет удастся продержаться»? Неужели при вашем опыте и мастерстве так трудно оставаться на посту худрука?

- Трудно, потому что это очень лакомый кусочек для тех, кто хочет повести театр в другую сторону — подальше от традиций русского психологического искусства. При этом я абсолютно уверен: люди в коллективе меня понимают — и те, кто «за», и те, кто не очень любит меня.

- Ваши противники внутри коллектива мирятся с вами потому, что работать в Императорском театре престижно?

- Слово «престижно» здесь не подходит. Если это по-настоящему творческий человек, то он понимает: стены Малого театра питают его, даже если он здесь получает меньше, чем мог бы получать на стороне.

- Тем не менее ваши актеры играют в спектаклях других театров. Взять хотя бы Валерия Баринова, получившего «Золотую маску» за главную роль в спектакле Камы Гинкаса «Скрипка Ротшильда». Вы же ни одного актера со стороны на спектакли Малого театра не приглашаете. Почему?

- Потому что это все равно, что приглашать в хорошее хирургическое отделение на операцию специалиста со стороны. Зачем?

- И «звезды» вас тоже не привлекают?

- Во-первых, «звезды» бывают разные. Есть популярные, зарабатывающие себе успех на мелькании в телевизоре, а есть по-настоящему известные благодаря своему таланту, и между ними большая разница. И потом, ради чего привлекать популярных артистов в наш театр? Для кассы? Но мы в этом не нуждаемся. Как только человек из другого театра приходит на одну роль в спектакль, ничего хорошего из этого не выходит: он все равно чувствует себя гастролером и ансамбля не получается. А вот воспитать группу молодых актеров в театре, довести их до степеней известных — это намного сложнее, это те традиции, которые должны передаваться от поколения к поколению. Ведь одно дело, когда песни военных лет поют все кому не лень, и совсем другое — когда их поет Дмитрий Хворостовский. Это был первый концерт в праздничные майские дни, от которого я получил удовольствие, у меня комок стоял в горле. Причем он не расшаркивался, не просил: «Подайте мне еще аплодисментов», — как это делают многие поп-звезды.

- Значит, сегодня любой актер, несмотря на повсеместную коммерциализацию искусства, должен сохранять свое творческое достоинство?

- И человеческое тоже. Очень трудно сохранять верность тому делу, которому служишь. Я понимаю, все хотят быть миллионерами. И я тоже хочу. Но тогда надо заниматься не театром, а бизнесом.

- Чем сейчас некоторые актеры параллельно и занимаются.

- Я их не критикую и не завидую им. У них есть еще и такой талант. Ну и дай Бог. Сейчас, к сожалению, очень трудно становится жить, потому что везде только «Дай, дай, дай...» Назовите мне, где за последнее время на что-нибудь снизили цены. За квартиру — повысили, за электричество — повысили, за газ — повысили, на хлеб — повысили, на молоко... Разве только наш театр не повысил цены на билеты.

- Вы готовы к той театральной реформе, которая зреет в недрах Министерства культуры?

- Нет, не готов, везде говорил и буду говорить, что это не реформа, а перераспределение театральной собственности. Не говоря уже о тех мифических попечительских советах, которые будут указывать театрам, куда им плыть, а художественные руководители будут у них на побегушках. Я понимаю, что государство не может содержать 600 театров в России, но нельзя же рубить так грубо, чуть ли не топором. В связи с этим я вспоминаю слова Земляники, попечителя богоугодных заведений в пьесе Гоголя «Ревизор» которую я начал репетировать: «Хороших лекарств мы не употребляем. Простой человек если выживет, то и так выживет».

- Но ведь вы собирались ставить «Короля Лира», а не «Ревизора»?

- Дело в том, что в следующем сезоне мы отмечаем 250 лет Малого театра, и без «Горя от ума», без «Ревизора» юбилей, я считаю, невозможен. Дважды я уже участвовал в «Ревизоре», но в начале этого сезона вновь заявил о постановке этой великой пьесы Гоголя. Все это время я искал режиссера, с несколькими из них разговаривал, но они по тем или иным причинам не смогли взяться за постановку. И тогда я подумал: а почему не я? Ведь спектакль я точно не испорчу. Прекрасно понимаю, что некоторые критики станут коситься на меня, так как это будет отнюдь не авангардный спектакль. Я уверен, что Гоголя не надо осовременивать, его текст и сегодня звучит как колокол. И попечители богоугодных заведений существуют, и взятки дают, и ревизоров подкупают. Одним словом, человеческая комедия продолжается.

- Как вы будете отмечать свой день рождения?

- Не знаю. Наверное, проведу его с семьей, может быть, кто-то из друзей подойдет. Юбилеи — не моя стихия. Бог дал мне актерские способности, и я благодарен Всевышнему за это. Я также благодарен своим родителям, которые меня родили и воспитали, благодарен педагогам, выучившим меня и наставившим на верный путь.

Лебедина Любовь

«Труд», 18 июня 2005 года

«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»

Адъютант давно Превосходительство

«Юре – 70? Да не может быть!»

Кого сегодня сыграет Соломин в юбилейном спектакле? (Шушуканье театралов.)

Адъютант давно Превосходительство
«Юре – 70? Да не может быть!»
Кого сегодня сыграет Соломин в юбилейном спектакле? (Шушуканье театралов.) Мать честная, да, по традициям, Малого юбилеи, на лето выпавшие, справляются «в сезоне», т.е. в октябре... Театр-то нынче на гастролях в Нижнем (с аншлагами). Соломин — в Москве, в своем кабинете. Референт несет ему «список редакций»: заявки на интервью. Отказать. Мужчина должен иметь веские основания, прежде чем что-то кому-то сказать. А «наболтать»... никогда!
А без этого и не стал бы обыкновенный мальчик из Читы эталоном мужской красоты в отечественном кино.
— О, это ее величество кинематографичность (от слова — фотогеничность)! — изумляется Виктор Борцов, близкий друг Юрия Соломина (я звоню ему в номер нижегородской гостиницы). — В жизни-то Юра такой простой, а на пленке — непременно лорд!
Они с Борцовым (вошедшим в анналы как Савва Игнатьевич из «Покровских ворот») вместе поступали в Щепкинское. Когда-то.
— Что же читал Соломин на вступительном?
— Стихи про паспорт: «Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза...». Обуреваем эмоциями! И — заодно — задействовал всю мебель, что стояла в аудитории. Громко так, задорно.
...Хоть и в разных группах учились, но на лекциях сидели неразлучно. Бывало, только педагог за порог, Соломин резко вскакивал со скамейки и делал в воздухе шпагат: мол, насиделся-настрадался. Выпускался он Треплевым — первая серьезная роль. А то в училище всё стариков каких-то играл: дядя Миша, дядя Петя... Скоро Соломина взяли в Малый.
— Жили всемером в одной комнатушке на Трифоновке. Вот жизнь была! — продолжает Борцов.
—Ужас!
— А что — ужас? Ни ссор, ни распрей каких... А до этого всё углы снимали. Помню Юру тех лет: ну, маленький мальчик. Чуб, как у Гитлера, да шрам еще (теперь от него и следа не осталось)... Помню, этакий предбанничек при входе в подъезд, бежит по нему вахтерша: «А ваш красавец-то — щас в кино его видела — так в «Адъютанте» сыграл, у-у!» Думаю: «Какой такой красавец?» А потом пошли как-то в фотоателье, что в проезде Художественного театра. Там, знаете ли, карточки делали в чудном коричневом тоне... Юра набок волосы зачесал, снялся в профиль, и я первым увидел... Жерара Филипа.
...Поезд шел в Одессу. Гастроли. В вагоне — весь цвет Малого театра. Дождь льет. Долог путь. Но вот состав — к перрону... Кому люди всегда цветы несли? Правильно: Жарову, Быстрицкой, Веснику. Но в тот день они остались без роз: ведь по телеку как раз последнюю серию «Его превосходительства» крутили. Соломин сорвал банк. По цветам. А он, кстати, приехал Хлестакова играть.
— Мало кто знает, что свою знаменитую роль царя Федора Иоанновича Юра подготовил
всего за 10 дней. Тогда ведь Смоктуновский тихо так ушел во МХАТ, вот и дали Юре...
И уже долгое время в этой роли Юрий Мефодьевич рука об руку идет со своим «золотым дублером» — Эдуардом Марцевичем. Они совсем не похожи, но...
— Тут как-то Юру укусила собака, — рассказывает Эдуард Евгеньевич. — И что вы хотите: проходит несколько дней, и моя собака швыряет меня на дерево! Вот до какого «родства» дошло.
— Как же это она вас?
— Поводок на руку намотал, а она понесла... Эх, Юра: человечный, реалистичный, порядочный. Многим ему обязан: уже будучи худруком, он первым позволил мне ставить спектакли. Сегодня день для него радостно-грустный, но он верным курсом ведет Малый театр.
— И женщинам нравится...
— Нравился всегда! Хотя верный семьянин, у него прекрасные жена, дочка Даша и внучка Саша прелестная. Когда мы с ним впервые встретились на фильме «Красная палатка», я спросил: «Почему вас не снимали прежде?» А вот... простые лица нужны были — куда там до «аристократичности»!
Счастлив, кто видел в роли Федора Иоанновича и Соломина, и Марцевича:
— Мой царь — это временами мелькающая тень отца, Иоанна, его царь — более нежная, земная структура. Мы по-доброму друг к другу относимся. Никакой конкуренции. У нас даже дачи рядом. Ему на съемки надо или за рубеж — говорит: «Эдик, сыграй сегодня».
Особый случай — Соломин киношный. После «Дерсу Узала» Акиры Куросавы (и роли императора в одном «местном» фильме) он — самый почитаемый русский актер в Японии. Их особая любовь — «Вишневый сад» из рук Малого театра. Всецело его своим считают: «Когда рубят вишню — приходит смерть».
— Для меня вся актерская братия делится на актеров и артистов, — говорит Владимир Фокин, режиссер фильма «ТАСС уполномочен заявить...». — Так вот, Юрий Мефодьевич — артист. Человек, с которым можно выходить на виртуознейшие актерские изыски, носитель и хранитель Школы... А сколько ему лет, кстати?
— 35-го года рождения.
— Семьдесят? С ума сойти! Надо же! Вот так «странный юбилей»! А я его вижу недавно по телевизору: молод, бодр, энергичен. То, что я встретился с ним на съемках, — подарок судьбы. И мы — подспудно, конечно, — пытались его сложным образом Славина несколько уйти от стереотипов «Адъютанта его превосходительства». Потому-то фильм жив до сих пор — и ему благодаря: я не про КГБ снимал и не про контрразведку. А человеческую историю о нашей трудной жизни, о том, как отражается политика на благополучии простых граждан...
Это благополучие Соломин часто в прежние годы отстаивал на разных партсобраниях. Как вспоминают коллеги, «громил всех и вся, за словом в карман не лез».
Виктор Борцов:
— А сейчас ему здоровье нужно. Юре не так давно операцию на сердце делали в Италии. И я желаю ему на многие лета в профессии оставаться. Ведь если мы не работаем, это ж совсем другая жизнь получается... А в Малом есть у кого пример брать в этом отношении. Люди и в 90 играют. Вспомнить Елену Гоголеву... Уйдет со сцены — и это ж «пятое действие» было, когда ей предстояло на коляске спуститься с лестницы один этаж. Пусть помнят об этой силе духа те, кто Малый «музеем» и «пыльной классикой» пытаются называть!

Ян СМИРНЩКИЙ.

«Московский комсомолец», 18 июня 2005 год

«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»

Ухватиться за Соломина

Когда я думаю о 70-летии Юрия Соломина, то представляю прежде всего мальчишку, жившего на Дальнем Востоке, которому только что исполнилось шесть лет, а через четыре дня началась война...

Ухватиться за Соломина

Когда я думаю о 70-летии Юрия Соломина, то представляю прежде всего мальчишку, жившего на Дальнем Востоке, которому только что исполнилось шесть лет, а через четыре дня началась война.

Потом голодное детство, боль и счастье, война и победа, напряжение, которым в те годы жила вся страна. Это осталось в том поколении навсегда, просто у актеров это всегда виднее — проявление боли, радости, отчаяния и победительного настроения. Я представляю мальчишку, который в первый раз увидел фильм, посвященный Малому театру, и понял, что это его судьба и что учиться надо не где-нибудь, а в Щепкинском училище при Малом театре. С тех пор 52 года связывают его с Щепкинским училищем — студент, потом педагог, потом руководитель курса, заведующий кафедрой, воспитатель нескольких поколений артистов Малого театра. Его учителем была Вера Николаевна Пашенная, одна из величайших русских актрис своего поколения. Он говорит о ней с любовью, так же как о Щепкинском училище и Малом театре, в котором так счастливо остался. Не знаю, может ли он убить за Малый театр, но умереть за Малый театр он может. За Малый театр и еще, быть может, за собак, которых он любит с той страстью, с какой относятся к животным только очень любящие природу и божий мир люди. В Малом театре у него без малого 50 лет ролей и потрясающие встречи с актерами, среди которых были Игорь Ильинский, Михаил Жаров, Михаил Царев, Николай Анненков, Борис Бабочкин. Но он помнит даже безвестных актеров театра, с которыми играл в эпизодах. И, может, в этом понимании значимости каждого актера, великого и маленького, заключается подлинный смысл профессии, которая вымирает в сегодняшнем театре, — художественного руководителя. Для Соломина Малый театр — это и встреча с режиссерами Борисом Равенских, Леонидом Варпаховским, Леонидом Хейфецем, Борисом Морозовым, Петром Фоменко, рядом с которыми он поднимался как актер. Его первые большие роли были связаны с современной драматургией, с пьесами Виктора Розова «Неравный бой», «Перед ужином». И в конце 50-х годов в Малом театре Соломин как актер вносил ту же струю жизни, которая била и в театре «Современник» Олега Ефремова, и в постановках Анатолия Эфроса в Центральном Детском театре. Его первая центральная роль в классике — Хлестаков в «Ревизоре», поставленном Ильинским, игравшим когда-то эту роль и у Мейерхольда, и в Малом театре. Соломин сейчас репетирует новый «Ревизор» и свой опыт теперь будет передавать молодым актерам. Конечно, он прославился в кино, в роли адъютанта его превосходительства, но у него была и роль в фильме Куросавы «Дерсу Узала», заслужившем «Оскар». Правда, Соломин об этом узнал только спустя десятилетия, как бывало когда-то в нашей стране. В своих выступлениях Соломин бывает необыкновенно серьезным, пламенным, страстным, но близкие ему люди знают, что в жизни он человек необычайной веселости, остроумия и розыгрышей. Недаром один из последних его спектаклей — водевиль, а из последних его ролей — Фамусов. Сегодня он мог бы сыграть и булгаковского Мольера, и шекспировских Короля Лира или Просперо из «Бури», но работа в должности художественного руководителя театра не может не ограничить его возможности как актера. Он возглавил Малый театр в 1988 году, в то время когда геральдического льва демократическим копытом какой только осел не лягал. Малому театру предстоял капитальный ремонт, и начинающий руководитель Соломин его выдержал, так же как и нападки прессы. Он вернул Москве и России два здания театра, сохранил труппу и зрителя. К нему вернулись уходившие Виктор Павлов, Ирина Муравьева, Лиля Полякова, перешел из Театра Станиславского Борис Невзоров. И так происходит потому, что Соломин обладает уникальным качеством — способностью не затаптывать взаимоотношения, которые были когда-то между людьми, а сохранять их, чтобы в какой-то момент снова возродить. А это единственный способ сохранить традиции.

Борис Любимов

«Российская газета», 18 июня 2005 года

«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»

У адъютанта его превосходительства юбилей...

Банальная фраза, но в данном случае не подберешь другую — таких актеров нынче не делают. Таких, что живут под девизом «интеллигентность и сдержанность». И еще верность...

«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»

У адъютанта его превосходительства юбилей...

Банальная фраза, но в данном случае не подберешь другую — таких актеров нынче не делают. Таких, что живут под девизом «интеллигентность и сдержанность». И еще верность. Один театр, одна жена, две прекрасные дочери. Особенная гордость — внучка. Александра блестяще сдала экзамен в престижной Лондонской музыкальной школе, что позволило ей обучаться там бесплатно.

Он не играет лицом, не делает телом лишних движений, а смотришь на это лицо — не отведешь взгляда. Много внутри накоплено. Этому, наверное, способствуют и семья (братья Соломины родились в семье провинциальных русских интеллигентов, Мефодий Викторович посвятил жизнь поиску молодых талантов в Забайкалье, дал многим путевку на большую сцену), и школа (школа Малого театра, курс великой Веры Пашенной). Теперь Юрий Мефодьевич и сам учит студентов в родной «Щепке».

В театре он уже около 50 лет, давно стал его худруком. Впрочем, в биографии Соломина в начале девяностых была и должность министра культуры. Перечисление его званий, театральных и киноролей, пожалуй, может занять весь сегодняшний номер «КП», хотя, разумеется, первое, что придет в голову каждому:

- Павел Андреевич, вы шпион?

- Видишь ли, Юра...

Чудесный «Адъютант его превосходительства» — фильм на все времена. И когда все за «красных», и когда все за «белых», потому что и тех, и других в картине не сделали ходульными дураками.

А кому-то, может быть, больше запомнился Генрих Айзенштайн из «Летучей мыши». И комедийная, и по-мужски обаятельная роль наказанного «коварного изменщика».

Многое можно вспомнить, но главное, что хочется сказать сегодня: «Мы вас от всей души поздравляем. Радуйте нас и впредь своими ролями!»

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

Соломин Юрий Мефодьевич. Родился 18 июня 1935 года в Чите. В Малом театре работает с 1957 года, после окончания училища. Народный артист СССР. Самые известные спектакли: «Ревизор», «Царь Федор Иоаннович», «Пучина», «Леший», «Дядя Ваня», «Сирано де Бержерак», «Живой труп», «Чайка».

Самые известные роли в кино: «ТАСС уполномочен заявить», «Адъютант его превосходительства», «Летучая мышь», «Обыкновенное чудо», «Дерсу Узала».

Ольга БАКУШИНСКАЯ

КСТАТИ

«Он живой и светится!»

Режиссер Сергей Женовач рассказывает, как ставил в Малом театре «Горе от ума» с Соломиным в роли Фамусова:

- Для меня он всегда остается дядей Пашей. Почему? Потому что когда мы репетировали «Горе от ума», то, чтобы сбить налет штампа, налет общего места, у нас был Саша Чацкий, была Сонечка и был дядя Паша, в доме которого все происходило. Для него же суть жизни — везде успеть, пристроить дочку, сказать добрые слова. И в то же время он все про всех понимает. Театр играет эту историю на ногах, весь спектакль они летают по площадке. И Соломин летает.

У Драгунского есть такой рассказ: «Он живой и светится». Вот он живой и светится.

Что удивительно: руководитель театра, он не позволял себе делать замечания ни мне, ни партнеру, лишь на ухо говорил: «Можно, я скажу?»

Был такой случай, когда его покусали собаки, руку забинтовали, пришлось даже несколько раз его заменить. И когда он пришел, предупредил всех: я, наверное, не смогу сейчас рукой работать. А у него сцена, где он Лизу обнимает. Но вот вышел — увидел партнершу, и уже левая рука пошла двигаться, порхать, и он обо всем забыл... Юрий Мефодьевич — это глыба.

Ольга КУЧКИНА.

«Комсомольская правда», 18 июня 2005 года

Президент России Владимир Путин, поздравив актера и режиссера театра и кино Юрия Соломина с 70-летием, наградил его орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени. Как сообщает пресс-служба главы государства, Ю.М. Соломин награжден за выдающийся вклад в развитие театрального искусства и многолетнюю творческую деятельность...

Президент России Владимир Путин, поздравив актера и режиссера театра и кино Юрия Соломина с 70-летием, наградил его орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени. Как сообщает пресс-служба главы государства, Ю.М. Соломин награжден за выдающийся вклад в развитие театрального искусства и многолетнюю творческую деятельность.

В направленном художественному руководителю Малого театра поздравлении президент, в частности, отмечает, что с именем народного артиста СССР «связана целая эпоха в истории отечественного театра и кинематографа».

«Роли, блистательно сыгранные Вами, — свидетельство многогранного таланта, яркой индивидуальности и филигранного владения актерской профессией. Диапазон Ваших творческих возможностей поистине уникален. Сегодня Вы возглавляете легендарный Малый театр России, ставите прекрасные спектакли, много сил и энергии отдаете педагогической деятельности», — говорится в послании.

Между тем, в 1999 году Юрий Соломин был награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» III степени. В 2001 году он стал лауреатом Международной премии Станиславского как лучший актер, а также лауреатом Государственной премии РФ.

Лента.ru

18 июня исполняется 70 лет народному артисту СССР, художественному руководителю Малого театра Юрию Мефодьевичу Соломину.

Мы сердечно поздравляем Юрия Мефодьевича Соломина с юбилеем и желаем неизменно крепкого здоровья, радости и новых замечательных ролей во славу Малого театра.

18 июня исполняется 70 лет народному артисту СССР, художественному руководителю Малого театра Юрию Мефодьевичу Соломину.
Широкую известность и зрительскую любовь Соломину принесла роль капитана Кольцова в многосерийном телефильме «Адъютант его превосходительства».
В творческой биографии Соломина были и другие, не менее заметные кинороли — Трояни в киноэпосе Михаила Калатозова «Красная палатка», Телегин в телефильме по роману Алексея Толстого «Хождение по мукам», и, конечно, Арсеньев в оскароносном «Дерсу Узала». Этот фильм, принес артисту международное признание, но главное — подарил встречу и, впоследствии, дружбу с великим режиссером Акирой Куросава.
Последняя по времени работа актера в кино — Сорин в экранизации чеховской «Чайки».
В театре были сыграны Кисельников («Пучина» А.Островского), Михаил Яровой («Любовь Яровая» К.Тренева), Хлестаков («Ревизор» Н.Гоголя), Сирано («Сирано де Бержерак» Э.Ростана), Протасов («Живой труп» Л.Толстого), Войницкий («Леший», «Дядя Ваня»), Тригорин («Чайка» А.Чехова) и, конечно, царь Федор Иоаннович из легендарного одноименного спектакля, который больше тридцати лет не сходит с афиши.
В репертуаре Малого театра идут спектакли, поставленные режиссером Ю.М.Соломиным –«Лес», «Коварство и любовь», «Таинственный ящик», «Три сестры».
Некоторое время артист Юрий Соломин не баловал своих почитателей новыми ролями, большую часть времени отдавая руководству театра, режиссуре и преподавательской деятельности в родном Щепкинском училище.
Сейчас на сцене театра, который Юрий Соломин возглавляет уже семнадцать лет, актера можно увидеть в спектаклях: «Горе от ума», «Чайка», «Дядя Ваня», «Таинственный ящик».
Торжества в честь юбиляра в Малом театре перенесены на осень, когда откроется новый театральный сезон.
Мы сердечно поздравляем Юрия Мефодьевича Соломина с юбилеем и желаем неизменно крепкого здоровья, радости и новых замечательных ролей во славу Малого театра.

18 июня на радиостанции «Подмосковье» в 16.05 (св – 846 КГц) слушайте программу Натальи Гариной «Свет рампы», посвященную юбилею народного артиста СССР Ю.М.Соломина с участием театрального критика Н.Старосельской

18 июня в14.20 на 1 канале ТВ смотрите программу «Юрий Соломин. Адъютант уполномочен заявить» к юбилею художественного руководителя Малого театра, народного артиста СССР Ю.М.Соломина