«Листая старые подшивки»

ОЩУЩЕНИЕ СВОЕЙ ПРАВОТЫ

Афанасий КОЧЕТКОВ отвечает на вопрос журнала «Театральная жизнь», «какое событие в своей творческой жизни на сцене Малого театра вы считаете главным и значительным?»...

«Листая старые подшивки»

ОЩУЩЕНИЕ СВОЕЙ ПРАВОТЫ

Афанасий КОЧЕТКОВ отвечает на вопрос журнала «Театральная жизнь», «какое событие в своей творческой жизни на сцене Малого театра вы считаете главным и значительным?»...

Постижение природы чувств персонажа для меня (и по опыту знаю - для многих актеров) подобно некоему взрыву, который открывает эту природу и позволяет зажить ею. Если это происходят, образ рождается, если нет — события не произойдет. Актер будет ходить по сцене, грамотно произносить текст и имитировать нужные чувства.

Процесс репетиций должен быть направлен на то, чтобы подвести актера к этому взрыву, к интуитивному озарению. К сожалению, очень немногие режиссеры это понимают. Загодя выстроив для себя схему спектакля и образов, они ограничивают, сужают возможности актеров. А ведь без подлинности чувств не может быть и верной трактовки образа. Актер нередко корректирует режиссерскую трактовку, что часто служит поводом для конфликта.

Помню мои споры с уважаемыми режиссерами Б. И. Равенских и Л. Е. Хейфецем. У последнего, например, я играл в спектакле по роману Д, Гранина «Картина». Мой Поливанов - одиозная личность 30-х годов - представлялся режиссеру абсолютно отрицательной личностью, неким монстром, олицетворяющим кошмарные страницы нашей истории. Но когда я к концу репетиционного периода ухватил природу чувств этого человека, живущего своими отнюдь не бесчеловечными идеалами и действующего, как ему казалось, во имя них, - роль стала оживать и требовать каких-то иных, не только черных красок. Но режиссер в этих красках мне отказывал. Я спорил, отстаивал свою правоту. На одной из последних репетиций побывал автор Д. Гранин. Оказавшись свидетелем моих дискуссий с режиссером, он ничего не сказал. Но позже в своем интервью по поводу премьеры особо отметил неожиданный для него, но убедительный в нашей спектакле образ Поливанова.

Так уж случалось не раз, что именно в конфликте с режиссурой, не доверяющей актерскому нутру (смотришь иной раз спектакль по Островскому - так будто не русские, а заграничные актеры в них играют), рождалось ощущение своей правоты, а с ним и стремление сыграть живого во всех своих проявлениях человека.

«Театральная жизнь», 1998, №7

«Пресса о гастролях Малого театра»

МАЛОГО ТЕАТРА МНОГО НЕ БЫВАЕТ

В Малом говорят по-русски, как мы и раньше-то говорить не умели, а теперь, кажется, и вовсе нет шансов научиться: мягко так, певуче, и каждая буковка, каждое ударение на месте...

«Пресса о гастролях Малого театра»

МАЛОГО ТЕАТРА МНОГО НЕ БЫВАЕТ

В Ригу недавно приезжали Элина Быстрицкая, Евгения Глушенко и Борис Клюев. Общение с актерами Малого театра еще больше подогрело желание посмотреть их спектакли. Или хотя бы послушать. Потому что в Малом говорят по-русски, как мы и раньше-то говорить не умели, а теперь, кажется, и вовсе нет шансов научиться: мягко так, певуче, и каждая буковка, каждое ударение на месте. А если знать, что старейший театр России везет в Ригу постановки, заставившие Москву в корне изменить свое отношение к Малому исключительно как к хранителю вековых традиций русской сцены, — аппетит удваивается.

«На всякого мудреца довольно простоты» Островского. Режиссер — Владимир Бейлис. В ролях — Э. Быстрицкая, И. Муравьева, Т. Панкова, Б. Клюев, А. Потапов и др. На сцене Латвийской Национальной оперы 24 и 25 апреля.

Спектакль поставлен по всем законам комедийного жанра — здесь развлекают, поучая лишь отчасти.

Главные козыри — блистательная игра корифеев Малого театра, которым позволено «похулиганить» всласть, и потрясающие декорации Энара Стенберга. И то, и другое все без исключения рецензенты описывают в деталях. Элегантное, бенефисное зрелище, бурлящее, как шампанское в бокале.

Замеченный минус — реплики часто тонут в смехе и спонтанных аплодисментах публики.

«Правда — хорошо, а счастье лучше» Островского. Режиссер — Сергей Женовач. В ролях — Е. Глушенко, В. Бочкарев, Л. Полякова, В. Низовой и др. На сцене Национального театра 26 и 27 апреля.

Женовач умеет как-то особо внимательно читать всем знакомые пьесы и стряхивать с них «пыль веков» так, что они начинают сиять, как новенькая монетка. А следом за ним и зрителю начинает казаться, что комедия «Правда — хорошо, а счастье лучше» написана едва ли не вчера, настолько внезапно и современно она звучит. И драматург Островский, стараниями школьных учебников зачисленный в обличители «темного царства», необъяснимым образом преображается в легкого, остроумного и лукавого поэта.

Главный козырь — все получают удовольствие: и актеры — от того, как легко и радостно им играется, и зрители, захваченные врасплох чужим счастьем.

Замеченный минус — Сергей Женовач, которого в голос называют «идеальным режиссером для Малого», в этом году возглавил собственный театр в Москве.


Маша НАСАРДИНОВА
«Бизнес & Балтия», 22.03.2006

ИМИДЖ КОРОЛЕВЫ

Высокая трагедия на производственную тему...

ИМИДЖ КОРОЛЕВЫ

Высокая трагедия на производственную тему

Совсем недавно отгремела дискуссия в ток-шоу «Культурная революция» на тему о кризисе производственной темы в искусстве, как Малый театр порадовал прорывом - постановкой трагедии Шиллера «Мария Стюарт». Для театра важнее оказались традиции эпохи соцреализма, с драмами Гельмана и Софронова, чем возможность сыграть трагедию женской судьбы на прекрасном драматургическом материале двух бенефисных ролей.

Эту пьесу всегда играли как противостояние двух сильных личностей, что давало возможность проявить свой талант лучшим драматическим актрисам. Королева Елизавета держит в темнице свою пленницу и родственницу - шотландскую королеву Марию Стюарт. Пленница оказалась сильной духом женщиной, ее поддерживает не только группа повстанцев, но и влюбленный в нее Лестер, предмет воздыхания самой Елизаветы. Женская нереализованность не дает удачливой сопернице торжествовать. И хотя она решает судьбу своей пленницы, та всходит на плаху как победительница, а не побежденная. Именно это противостояние двух женщин всегда было в центре внимания. Так написано у Шиллера.

Режиссер Виталий Иванов переносит центр нашего внимания с личной драмы на механизмы производственных отношений. Душевные метания властной особы здесь тоже есть: она рассуждает о пользе и выгоде жестокости, пытается перенести всю ответственность принятия решения на подчиненных, а заодно проводит ревизию кадров палаты лордов. Сцена совета палаты лордов решена в лучших традициях производственных пьес Гельмана. Каждый лорд страстно отстаивает свою позицию. Одни склоняют королеву к милосердию: «Не строгость в сердце женщины вложил господь!» - чем выдают свою ангажированность группой заговорщиков. Другие - сторонники жестких мер: «Смерть ее есть жизнь твоя!» Королева мечется между двумя решениями, ее, как всякого руководителя, волнует не только польза дела, но и ее имидж в глазах подданных. Актриса Людмила Титова играет скорее драму бизнес-леди, загнавшую себя в жесткую мужскую роль руководителя, чем страдания несчастной женщины. Все-таки суть высокой трагедии составляют сильные страдания личности, персоны с высоким строем чувств и мыслей. А суть производственной драмы - это преодолимые трудности в противостоянии личности и коллектива. Страдания и трудности - понятия близкие по смыслу, но это конфликты разного порядка. В этом камень преткновения при постановке трагедий. Нет высокого полета - и трагедия проседает, как мартовский снег. На примере постановки «Марии Стюарт» можно проследить, как слабая потуга на трагедию оборачивается почти пародией на производственную пьесу.

Королева (читай - руководитель) после долгих споров с самой собой подписывает смертельный приговор (читай - приказ). Решение принято - за сценой звучит гром. Это и понятно: где нет сильных эмоций, их место обозначают шумовыми эффектами. Здесь трудно удержаться от улыбки. Конечно, на примере этой сцены видно, что минуты слабости переживают и сильные люди. Но что ни говорите, Елизавета обладает смекалкой деловой женщины: она с лукавством забывает указать, когда приказ привести в исполнение. «Исполните служебный долг!» - «Я не пригоден...» Слова до боли знакомые, отсылающие нас к рубрике «Карьера» в глянцевых журналах. Позже подчиненного судят за превышение полномочий. Нешуточные страсти разгораются вокруг приказа среди лордов. Они предают друг друга с той же легкостью, с какой топ-менеджеры компании бьются за место под солнцем.

Главная героиня, чье имя вынесено в название пьесы, будет явлена нам как женщина на грани нервного срыва. При встрече с Елизаветой Мария (актриса Ольга Молочная) не выдерживает взятой на себя роли покорности, срывается, скрипит зубами и злобно замахивается на своего врага кулачком. Она выглядит скорее неудачницей, персоной с завышенными амбициями, чем страдающей королевой, чье благородное происхождение очевидно всегда, а в унижении - особенно. Благородство вообще очень трудно сыграть, а царственное - тем более.

Добавьте к этому пафос трагедии Шиллера, мелодекламацию актеров старой школы - вы представите себе зрелище, которое разворачивается в филиале Малого театре на Ордынке. Кто пропустил серию производственной драмы «Не родись красивой» ради этого спектакля, считай, не потерял ничего. Поменялся только фон. Вместо офисных костюмов - роскошные бархатные платья с кринолинами, старинные жабо, парчовые камзолы. Монументальные декорации Левенталя куда эффектнее офисных интерьеров! Все-таки есть прелесть в том, чтобы провести вечер в театре, а не в домашних тапочках перед телевизором.

Марина Квасницкая
«Россiя»,23.03.2006

Страничка посвящена жизни и творчеству народного артиста СССР Николая Ивановича Рыжова – продолжателя славной актерской династии Бороздиных-Музилей-Рыжовых…

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ РЫЖОВ

Страничка посвящена жизни и творчеству народного артиста СССР Николая Ивановича Рыжова – продолжателя славной актерской династии Бороздиных-Музилей-Рыжовых…


ЗАПИСИ:

Н.И.Рыжов – Елеся в комедии А.Н.Островского «Не было ни гроша да вдруг алтын» (фрагмент)

Н.И.Рыжов в роли Лыняева в комедии А.Н.Островского «Волки и овцы»

Н.И.Рыжов в роли Барабошева в комедии А.Н.Островского «Правда — хорошо, а счастье лучше»

Н.И.Рыжов – Милонов в комедии А.Н.Островского «Лес». Полная запись спектакля

Н.И.Рыжов – Симеонов-Пищик в комедии А.П.Чехова «Вишенвый сад». Полная запись спектакля (1983 год)

Н.И.Рыжов – Харитонов в спектакле по пьесе М.Горького «Старик»

Н.И.Рыжов – Земляника в комедии Н.В.Гоголя «Ревизор». Полная запись спектакля

Н.И.Рыжов — Джозеф Седли в спектакле по роману У.Теккерея «Ярмарка тщеславия». Полная запись спектакля

Н.И.Рыжов — Аммос Панфилович Барабошев в комедии А.Н.Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Полная запись спектакля


РЫЖОВ Николай Иванович (р. 18(31).10.1900, Москва – 12.05.1986, Москва), русский советский актёр, народный артист СССР (1971). Сын В. Н. Рыжовой. Учился на драматических курсах при Малом театре, затем в драматическом училище Московской филармонии. С 1923 в труппе Малого театра. Р. — представитель реалистической школы, его творчество отличают яркие характерные краски, сочные и острые бытовые детали. Лучшие роли в пьесах А. Н. Островского: Елеся («Не было ни гроша, да вдруг алтын»), Белогубов («Доходное место»), Андрей («В чужом пиру похмелье»), Барабошев («Правда — хорошо, а счастье лучше»), Лыняев («Волки и овцы»), Худобаев («Светит да не греет») и др. Играл также: Джозефа Седли («Ярмарка тщеславия» по Теккерею), Мотылькова («Слава» Гусева), Колосова («Любовь Яровая» Тренёва), Блохина («Порт-Артур» Степанова и Попова), Лишева («За тех, кто в море» Лавренёва) и др. Награждён орденом Трудового Красного Знамени и медалями.

Всю свою долгую творческую жизнь исповедовал художественные принципы Малого театра: глубокий жизненный реализм и романтизм. Свои лучшие роли, по мнению критиков, Н.И.Рыжов сыграл в пьесах А.Островского: «Бедность не порок», Гриша Разлюляев, молодой купчик; «Правда – хорошо, а счастье лучше», Амос Панфилыч Барабошев, купец (В Гостелерадиофонде есть три варианта звукозаписи этого спектакля: 1946, 1949 и 1966 годов); «Не было гроша, да вдруг алтын» (сцены); «Волки и овцы»; «Светит, да не греет», Худобаев, значительный чиновник в отставке; «Лес», Евгений Аполлоныч Милонов; «В чужом пиру похмелье», Андрей Титыч Брусков. Записи этих радиоспектаклей с участием Н.Рыжова хранятся в уникальной коллекции радиофонда. Кроме того имеются записи: «Горе от ума» А.Грибоедова, в трех вариантах: записи 1945 и 1953 годов, в роли Платона Михайловича Горича, и 1979 года, в роли князя Тугоуховского; «Женитьба» Н.Гоголя (сцена), в роли Подколесина; «Ревизор» Н.Гоголя, в роли Артемия Филипповича Земляники; «Нравы Растеряевой улицы» Г.Успенского в роли Капитона Ивановича; «Село Степанчиково и его обитатели» Ф.Достоевского, в роли Бахчеева; «Вишневый сад» А.Чехова в роли Симеонова-Пищика и другие. Радиофонд также располагает следующими записями радиоспектаклей с участием Н. Рыжова: «Живой труп» Л.Толстого в исполнении артистов Государственного академического Малого театра с участием артистов Московского цыганского театра «Ромэн»; «Полинька Сакс» А.Дружинина, «Юность Герцена» по книге А.Герцена «Былое и думы.


Фильмография актера:

1. «Судьба резидента« (1970)
2. «Братья Карамазовы« (1968) ... Трофим Борисович
3. «Сталинградская битва« (1949)
4. «Падение Берлина» (1949)
5. «Кутузов« (1943) ... Волконский


Фильмы – спектакли в постановке Государственного академического Малого театра:
1. «Беседы при ясной луне» – 1981 г., Тимофей (по рассказам В. Шукшина «Крыша над головой», «Раскас», «Сапожки», «Вянет, пропадает», «Сватовство», «Срезал», «Думы»)
2. «Вишневый сад» – 1983 г., Симеонов-Пищик
3. «Волки и овцы» – 1973 г., Лыняев
4. «Горе от ума» – 1952 г., Платон Михалыч Горич
5. «Горе от ума» – 1977 г., князь Тугоуховский
6. «Лес» – 1975 г., Милонов
7. «На всякого мудреца довольно простоты» – 1952 г., Городулин
8. «Оптимистическая трагедия» – 1977 г., Боцман
9. «Правда – хорошо, а счастье лучше» — 1951 г., Барабошев
10. «Правда – хорошо, а счастье лучше» – 1972 г., Барабошев
11. «Светит, да не греет» – 1972 г., Худобаев
12. «Старик» – 1974 г., Харитонов


Телеспектакли:
1. «Грех» – 1969 г., ч/б, съемка с экрана кинескопа, по одноименной пьесе С. Жеромского.
2. «Обрыв» – 1973 г., 2 серии, по одноименному роману И. Гончарова.
3. «Растеряева улица» – 1959 г., 2 серии, ч/б, съемка с экрана кинескопа, по одноименной комедии М. Нарокова, написанной по мотивам цикла очерков Г. Успенского «Нравы Растеряевой улицы».
4. «Северный свет» – 1967 г., 2 серии, ч/б, съемка с экрана кинескопа, по одноименному роману А. Кронина.


Документальный фильм

«Театральная династия» – 1985 г., цв. О преемственности традиций русского и советского искусства. В центре фильма — театральная династия Бороздиных — Музилей — Рыжовых, прослуживших Малому театру 140 лет. Фильм построен на материалах воспоминаний, документов, бесед. В основу легла беседа литературоведа и литературного критика В. Лакшина с н. а. СССР Н. Рыжовым. Н. Рыжов рассказывает о своей творческой деятельности в Малом театре, обо всех поколениях династии; в фильме использованы фрагменты фильмов-спектаклей с участием Н. Рыжова: «Вишневый сад» по одноименной комедии А. Чехова, «Горе от ума» по одноименной комедии А. Грибоедова, «Правда – хорошо, а счастье лучше» и «Волки и овцы» по одноименным пьесам А. Островского, «Светит, да не греет» по одноименной пьесе А. Островского и Н. Соловьева.


Передача
«Династия Рыжовых» – 1977 г., ч/б. О театральной династии Бороздиных – Музилей — Рыжовых, проработавших на сцене Малого театра 130 лет. Включены фрагменты спектаклей с участием Н. Рыжова: «Волки и овцы» по одноименной пьесе А. Островского; «Порт-Артур» по одноименному роману А. Степанова; «Горе от ума» по одноименной комедии А. Грибоедова.

РОЛИ НА СЦЕНЕ МАЛОГО ТЕАТРА


ПУБЛИКАЦИИ:

НИКОЛАЙ РЫЖОВ. Из сборника Малый театр 1917-1974 года. В. Рыжова

А.А.ЯБЛОЧКИНА «75 ЛЕТ В ТЕАТРЕ» ВЫДАЮЩИЕСЯ МАСТЕРА РУССКОГО ТЕАТРА. БОРОЗДИНЫ-МУЗИЛИ-РЫЖОВЫ

ЛЕВ ТОЛСТОЙ В МАЛОМ ТЕАТРЕ Из книги Н.И.Рыжова «Рыжов о Рыжовой»

20 марта в Театральном центре на Страстном бульваре состоялся творческий вечер народного артиста России Василия Ивановича Бочкарева...

ФОТООТЧЕТ

20 марта в Театральном центре на Страстном бульваре состоялся творческий вечер народного артиста России Василия Ивановича Бочкарева...

ФОТОГАЛЕРЕЯ

Благодарим spaz за предоставленные снимки!

Совсем недавно тороплюсь в Дом литераторов, где должен выступить в концерте. А на входе новые контролерши меня не пускают: «Ваш пропуск!» На шум прибегает администраторша...

ЕВГЕНИЙ ВЕСНИК: «ЗНАЯ ТЕМПЕРАМЕНТ АРОСЕВОЙ, Я ОПАСАЛСЯ ЕЕ БАГРА»

Совсем недавно тороплюсь в Дом литераторов, где должен выступить в концерте. А на входе новые контролерши меня не пускают: «Ваш пропуск!»
На шум прибегает администраторша. Быстро оценивает ситуацию и кричит на контролерш: «Вы что, с ума сошли! Такого человека не пускать!
Нас ведь всех с работы уволят». Берет меня под локоток и ласково говорит: «Ради бога не сердитесь, товарищ Рязанов! Проходите!»

Крым. Санаторий «Форос». 1970 год. На пляже знакомлюсь с главврачом ленинградского роддома. На глазок ему лет около семидесяти. Все смотрит на меня и улыбается. И вдруг однажды говорит: «А я, уважаемый Евгений Яковлевич, на вашу жизнь как-то покушался». «Что? Как? Когда?» - поражаюсь я. «Чудом остались жить, голубчик. Если бы я не пошел руки мыть, не лежать бы вам на этом песочке...»Тут мне стало не по себе. А доктор, хитро улыбнувшись, продолжил: «Да-а-а. Тяжело было вашей маме разродиться 15 января 1923 года. Вы ведь на свет просились шестикилограммовым. Состояние у нее было критическим. Ваш папа в полном отчаянии метался по коридору роддома. Я подошел к нему и спросил: «Кого будем спасать: мать или ребенка?» Он еле слышно выдохнул: «Мать...» И я перед операцией пошел мыть руки. Пока надел перчатки и марлевую повязку, вдруг услышал плач того, кто сейчас зовется Евгением Яковлевичем Весником. Хорошо, что я не поторопился...»

- А правда, что вы детство провели за границей?

- Моего отца, начальника Криворожстроя, Весника Якова Ильича, партия послала в Америку, а затем в Германию, представителем СССР. Мне было два с половиной года, когда я с родителями приехал в Нью-Йорк. Это было в 1925-м.
Там он приобретал для нашей металлургической промышленности оборудование. Как рассказывала мама, именно в Америке я проявился как актер... Мне уже стукнуло пять лет, когда мы всей семьей, погрузившись на пароход, покидали Америку. У меня заболело горло, и мама очень беспокоилась, что нас не выпустят, потому что в стране свирепствовала какая-то эпидемия, и всех пассажиров тщательно проверяли. Она несет меня, пятилетнего мужичка, на руках по трапу, а я хнычу. Это не прошло незамеченным для контролера: «Сэр, вы не больны?» Помня мамины наставления, я ответил с достоинством: «Нет, сэр! Просто жалко уезжать из Америки». Надо ли объяснять, что я на английском изъяснялся не хуже, чем на русском. И для пущей достоверности затянул модную ковбойскую песню, которую подслушал у мальчишки во дворе: «Я ковбой! Я ковбой! Я ковбой, пока мне отдаются девушки!» Контролер захохотал и допел ее со мной до конца. На борт корабля нас пустили. «Роль» сработала...

Проходит почти семьдесят лет. Осень 1998 года. И вот «сэр», семидесятипятилетний народный артист, с гастролями приезжает в Америку, страну моего счастливого детства. В Лос-Анджелесе подхожу к газетному киоску и спрашиваю, нет ли в продаже фотографий кинопавильонов Голливуда. Продавец вдруг отвечает на чисто русском языке: «Правильно я сделал, шо уехал из Одессы в Америку! Не видать бы мне живого Весника в натуре!» Я не растерялся и ответил с тем же неповторимым одесским акцентом: «Убей мине Бог! Я же знал, шо ви здесь, иначе бы не приехал!» Продавец засуетился: «Зачем вам какие-то открытки? Сейчас ми здесь устроим вам Голливуд. Пусть ваш дружок снимет нас в вами в двух, и у нас будет свой Голливуд». Снялись. Он протягивает бумажку. Пишите: «Рад тебя видеть, дорогой Даня Думкин, в Лос-Анджелесеживым и при деле. Твой друг - Евгений Вестник». Я напомнил своему «другу», что, между прочим, фамилия моя пишется без буквы «т». Он как истинный одессит мгновенно нашелся: «Значит, так и пишите: «Я тот Вестник, который Весник, а не Вестник, то есть тот, что без буквы «т». Это будет даже интересно!»

- А вы помните свой первый выход на сцену?

- Еще в Германии, где мы жили с отцом, я научился виртуозно кататься на велосипеде. Ездил на одном заднем колесе, делал стойку на голове на руле, рулил спиной вперед. Потом мы вернулись домой. И вот как-то к нам в Кривой Рог приехала цирковая труппа. А у них внезапно заболевает мальчик-эквилибрист моего возраста. Он выезжал в парад-алле на велосипеде и в обеих руках держал флажки. Кто-то из цирковых заметил меня на улице, выделывающего «кренделя» на велосипеде, и предложил заменить артиста. Я с радостью согласился. Уроки езды в Германии впоследствии очень пригодились для артистической карьеры. До сих пор помню наслаждение от выхода на манеж!
С тех пор я заболел театром и в семнадцать лет стал студентом театрального училища имени Щепкина. Закончил его благодаря Илье Яковлевичу Судакову, который не побоялся принять меня в училище, несмотря на то что мои родители были репрессированы в 37-м году (он их хорошо знал). Моей мечтой был Малый театр. Но попал я в него очень и очень не скоро...
Помешала война, которую я прошел, став кавалером двух медалей «За отвагу», орденов Красной Звезды. Ушел на фронт со студенческой скамьи в девятнадцать лет, а вернулся двадцатидвухлетним. И снова продолжил учебу.
Как студенты Щепкинского училища мы выходили в массовке на сцену Малого театра. Помню, поручили мне рольку в «Горе от ума» - молоденького офицерика, гостя в доме Фамусова. Роль бессловесная: я просто должен стоять у бутафорской колонны. Мимо меня прогуливаются два актера, имитируя оживленную беседу. На первом же представлении один из них вдруг останавливается возле меня и громко спрашивает: «Это вы Чацкий?» Колонна, которую я подпирал спиной, мелко задрожала. Я впервые на сцене, студент, страшно волнуюсь, а тут такие провокационные вопросы! Чтобы окончательно не осрамиться, мелкими шажками обегаю колонну и прячусь за ней. Затем крадусь за кулисы. Слава богу, никто из начальства моего позора не заметил. Через день снова «Горе от ума». Я бросаюсь к этим актерам: «Не губите! Не спрашивайте меня больше!» Они горячо поклялись, что больше это не повторится. Идет спектакль. Я занял место у колонны, и вдруг они оба снова рядом со мной. «Пардон, вы не подскажете, где у Фамусовых туалэт?» Я снова позорно сбежал со сцены. После спектакля ко мне подошел режиссер и похвалил: «У вас хорошо получается. Вы верно чувствуете мизансцену - чего все время стоять как пень? Постояли - и убегайте!»

- Какие педагоги в Щепкинском училище вам больше всего запомнились?

- Конечно Дикий! О Диком в актерской среде ходили легенды! Из них складывался образ художника оригинального, стихийного и чуть ли не безумного. Но тот, кто учился у него, знает, каким великим тружеником был Алексей Денисович.
Когда Дикого утвердили на роль Сталина в фильме «Сталинградская битва», ему предложили сто тысяч рублей. Дикий звонит на студию: «Я не против предложенной суммы, но... как-то неловко». - «Что такое?» - «Ну как же, Борису Андрееву за абстрактный образ солдата в «Падении Берлина» вы платили сто пятьдесят. Как вы понимаете, неловко...» - «Минуточку, мы подумаем». Через полчаса звонок: «Все в порядке! Алексей Денисович, вам предлагается сумма в сто двадцать пять тысяч!» - «Значит, интервал между ролью Сталина и простого солдата всего в двадцать пять тысяч? Неловко даже... Если узнают...» Опять проходит минут тридцать. Звонок. «Извините, техническая неполадка! Сто пятьдесят!» - «Да дело не в деньгах. Но вы ставите на одну ступеньку солдата и Сталина!» - «Все-все! Сто пятьдесят пять!» - «Вот это другое дело. Все-таки хоть на пять тысяч, но выше ценится товарищ Сталин, чем солдат». Во время болезни я часто его навещал и как-то спросил: «Дядя Леша, а почему вы так хорошо ко мне относились?» - «Во-первых, знал, что у тебя нет родителей. Потом ты фронтовик. А главное, ты спорил со мной. Мне это очень нравилось».

- А почему вы сразу же не пошли в Малый театр как выпускник Щепкинского училища?

- В Малый меня взять не могли из-за анкеты. Правительственная ложа, Сталин с вельможами на спектаклях, а я, сын врага народа, могу кого-нибудь взять да и убить. Словом, Малый был для меня закрыт, так что начинал я свою трудовую деятельность в Театре Станиславского.
С первой ролью в театре связана одна смешная история. В 49-м мы поехали на гастроли в Одессу. Меня поселили на квартире. Я играл Дон Карлоса в спектакле «День чудесных обманов». Роль маленькая - я выходил на сцену с дудочкой и пел два куплета. Когда хозяйка посмотрела спектакль, поинтересовалась: «Женечка, скажите, а сколько ви получаете?» - «Триста пятьдесят рублей, а что?» - «Это за то, что держите палочку и куплетик поете?!» - «Да...» - «Послушайте, а мне нельзя устроиться к вам в театр? Я тоже так смогу».
Когда гастроли подошли к концу, она мне говорит: «Ви такой хороший мальчик, но я должна вас предупредить - у вас страшная болезнь». «Что такое?» - испугался я. «У вас рэдки пальцы. - Она растопырила пальцы и добавила: - Все деньги между пальцев уходят». Прощаясь с ее мужем, я, зная его страсть к рыбалке, подарил ему выцветшую рыбацкую робу. Хозяин растрогался: «Ой, спасибо! Родной сын и носового платка не подарил!» - «Подождите, вот вам еще брючки и пояс». - «Что ви делаете! У меня сейчас сердце разорвется от благодарности!» - «Это еще не все. Вот вам пиджачок, ботинки и носки». - «Спасибо, спасибо, мой родной!»- и он заплакал. «Ну теперь все!» - сказал я и захлопнул чемодан. Он моментально прекратил плакать и спросил: «А галстук?»
В начале 50-х Театром Станиславского стал руководить Михаил Яншин. Однажды подошел ко мне в буфете, где я старался наесться впрок дешевой еды, и предложил: «Женечка, мне очень нравится, как вы аппетитно едите. Пойдемте-ка в ресторан «Баку», отобедаем. Кто съест меньше, тот и платит». Несмотря на то что зарплата у меня была нищенская, отказаться от такой компании я не мог: «Умру, но его объем!» Заказываем пятую бутылку «кахетинского» и по четвертому шашлыку, а победить Яншина кажется невозможным. От еды оба взмокли, дышим тяжело. Приносят еще шашлык. Яншину достаются жирные кусочки, он выдыхает с усилием: «Все, не могу. Плачу, проиграл...»
После ресторана отправились на ипподром. Яншин часто и с успехом играл в тотализатор на рысистых бегах. Оставив меня в бессознательном состоянии от обжорства внизу, Яншин отправился в кассу делать ставки. Прошло два заезда. Он подходит ко мне и предлагает: «Я немножечко выиграл. Приглашаю в ресторан - угощу чудной солянкой!» При слове «солянка» я перегнулся через забор - меня стошнило прямо на траву. Когда я рассказал эту историю другу Яншина футболисту Андрею Старостину, он засмеялся: «Вы мальчик, Женечка! То, что вы съели в «Баку», - легкая закуска перед обедом. Яншин вам специально подыграл, чтобы расплатиться».
В нашем театре работал главным администратором Яков Моисеевич Гитман. Он был очень колоритной фигурой, с огромной шишкой на лбу. Была у него одна странность: он давал в долг в два раза больше той суммы, которую у него просили. Просишь три рубля - дает шесть, если сто - дает двести! Яншин был очень заинтригован этой феноменальной щедростью. И решил проверить, в чем загадка? Однажды встречается с Гитманом и просит: «Вы не могли бы мне одолжить двадцать тысяч рублей дня на два?» На эти деньги тогда можно было купить дом! Вечером Гитман привозит ему сорок тысяч. И тут Яншин не выдерживает: «Я пошутил. Мне деньги не нужны. Умоляю! Скажите, Яков Моисеевич, почему вы даете всем больше?» - «Пожалуйста! Когда я давал в долг столько, сколько у меня просили, деньги забывали отдавать. А когда стал давать больше - это врезалось в память, как контузия! Долг обязательно возвращали». Спустя время они встретились у театрального буфета. «Михал Михайлович, я забыл дома деньги. Одолжите десятку!» - взмолился Гитман. «С удовольствием!» - сказал Яшин и протянул двадцать рублей. Гитман чуть слезу не пустил: «Никогда не думал, что главный режиссер театра станет таким способным моим учеником».

- А на что вы, начинающий актер, жили?

- Естественно, платили нам, начинающим актерам, мало, и дирекция разрешала подрабатывать: мы шумели за кулисами, изображая ветер, раскаты грома, подражали голосам птиц, цоканью копыт... За это платили пять рублей. Вместе со мной в театре начинал Евгений Леонов, симпатичный обладатель пухленьких розовых щечек и очаровательной стеснительной улыбки. 1949 год. Гастроли Театра Станиславского в Ленинграде. Гостиница «Астория». Мальчишник. Играем в домино. Леонов проиграл и, прикорнув на диване, дремлет. Вдруг за окном «Астории» в четыре утра слышится цокот копыт. Это «фиакр» ассенизатора проезжает. Женя, не открывая глаз, печально говорит: «Пять рублей проехало!»
Еще одна история из нашей с Женей юности. 1950 год. Вечеринка моего драмкружка. Женя Леонов - мой гость. Ему явно понравилась одна разведенная инженерша, хозяйка трехкомнатной квартиры. Получилось так, что мы оставили их вдвоем. Не прошло и пяти минут, как Леонов схватил пальто и выскочил со слезами на глазах из комнаты. «Что случилось?» - спрашиваю хозяйку. «Он хотел меня поцеловать. Я не позволила. Тогда он расплакался и сказал: «Одолжи мне два рубля на такси!» И вот уехал!»

- Когда вы ощутили первые «уколы» славы?

- Я стал знаменитым после роли в пьесе по роману Золя «Наследники Рабурдена». В двадцать четыре года сыграл старика. И, видимо, очень убедительно, потому что на меня стали специально ходить зрители.
И тут в моей судьбе случился крутой поворот. Я рассорился с директором Театра Станиславского Василием Гвелисиани, который был двоюродным племянником Сталина. Случилось это в Саратове на гастролях. Стояла жуткая жара, и я в гримерке попивал холодное пиво из бутылки. Начался спектакль. Спрашиваю у партнерши: «У нас много денег в сейфе?» «Шаром покати», - отвечает она. А я ответил не сразу. Наступила пауза. В антракте ко мне в гримерную влетел директор, увидел на столе бутылку пива и поднял скандал. Я сказал директору: «Убирайтесь вон отсюда!» Ночью состоялось собрание. Меня обвинили в пьянстве и чуть ли не в срыве спектакля. Не «тронули» чудом, хотя за такие вольности с родственником Сталина могли и упечь. Но из театра пришлось уйти.
Как назло, в это же время на меня написали фельетон «Баловень кулис». Там был пропесочен молодой артист Весник, который ехал в троллейбусе и почем зря ругал директора театра. Кончался фельетон фразой: «И тем более жалко, что такое случилось с талантливейшим актером Москвы Весником». Я позвонил в редакцию, меня там отфутболили, объяснив, что «форма и содержание советского фельетона допускают творческий домысел».
Я очень сокрушался, пока мне не позвонил Николай Смирнов-Сокольский: «Да перестань! В первый день выхода фельетона его знают все. На второй день помнит только редакция. На третий - один ты. Плюнь! На меня было сорок фельетонов!» Мало того, он мне протянул руку, прислав телеграмму: «Зачислен в Театр эстрады на две зарплаты».
Он был очень известным конферансье и в то время художественным руководителем Театра эстрады. Добрейший, милейший человек, но внешне был похож на Гитлера - носил такую же косую челку. Он объявлял артистов, читал свои памфлеты и делал это очень здорово. Однажды в 1927-м на ответственном концерте объявляет: «Я с удовольствием представляю публике человека, который прославил на весь свет русскую скрипку, - Лев Оборин!» Уходит под гром аплодисментов за кулисы, а там стоит бледный Оборин, который от волнения трясется: «Простите, Николай Павлович, но я на рояле играю». Смирнов-Сокольский возвращается на сцену и невозмутимо продолжает: «Прошу меня извинить, товарищи, но Лев Оборин забыл скрипку дома и будет играть на рояле, что значительно труднее!»
А еще он отличался по тем временам безумной храбростью. В 1937-м со сцены Колонного зала мог сказать: «Я получил письмо из деревни от брата. Он спрашивает: «Как вы живете в Москве?» Я позволил себе ответить ему от имени всех москвичей: «Живем, как в автобусе: половина сидит, половина трясется». Я сам видел, как из зала выбежало несколько зрителей, боясь, что их привлекут в свидетели. И снова концерт, и снова знаменитое «письмо брата»: «Брат спрашивает, как мы там в Москве? Отвечаю: «Как в Африке: ходим в одних трусах и кушаем бананы». В то время в Москву впервые завезли экзотические бананы. Они повсюду продавались, а вот сшить брюки была проблема. Все ждали ареста смельчака. Но вскоре по всей Москве опять висели афиши - «Великий сатирик народный артист Смирнов-Сокольский».
Много позже я у него поинтересовался: «Неужели вы не боялись в то время так опасно шутить?» Смирнов-Сокольский рассказал следующую историю: «Меня часто приглашали на приемы. Однажды на банкете в Кремле подозвал меня к себе Сталин. И представляя какому-то иностранному деятелю, сказал: «А это мой шут!» С тех пор мне было дозволено говорить все что хочу. Никто не смел мне делать замечаний».
Был случай, когда министр культуры Фурцева на заседании коллегии спросила Смирнова-Сокольского: «До меня дошли слухи, что вы на гастролях зарабатываете большие деньги. А я, министр культуры, со всеми премиальными, получаю меньше вас. Как вы это объясните, Николай Павлович?» - «Так вы, барышня, получаете, а я за-ра-баты-ваю!»

- А Смирнов-Сокольский действительно так много зарабатывал?

- По тем временам очень много. Иначе не собрал бы такую ценную библиотеку. Она тогда стоила семь миллионов долларов. Он - единственный, кто получил без защиты звание доктора филологии. Написал завещание, в котором передавал все ценные книги библиотеке имени Ленина. Сейчас там существует отдельная комната книг Смирнова-Сокольского. Правда, его жена кое-какие раритеты не отдала, например, автопортрет Шевченко, который висел в туалете их квартиры. На Смирнова-Сокольского работали агенты, которые рыскали по развалам в Киеве, Харькове и находили редкие экземпляры. У него, кстати, хранились письма Пушкина с матерными стихами, посвященными Керн. А еще
- один из двух экземпляров «Флирта Петра Первого». Цену этой книги не могли определить даже известные библиофилы.
Как-то Николай Павлович пожаловался: «Ну надо же! Меня обзывают антисемитом!И за что? За то, что свою собаку назвал Ревеккой. Никто ведь не скажет, сколько денег я на нее трачу. Пять сольных концертов - собаке под хвост. И почему меня не хвалят, что в моей квартире живет еврейка Софья Близняковская, моя любимая жена?»

- В Театре сатиры, куда вы перешли после Театра эстрады, рядом с вами был еще один выдумщик на розыгрыши - Георгий Менглет...

- Он обожал это дело. Как-то мы с ним играли спектакль «Мистерия-Буфф» Маяковского. Через каждые пять слов мы вставляли «дю-дю-дю». Никто в зале не понимал, что происходит. Например, я говорил: «Знаете, дю-дю-дю, я слышал одну историю...» А он отвечал: «Да, дю-дю-дю, что вы говорите?» И так все время - пока кто-то первым не выдержит и засмеется. Даже по телефону так разговаривали. «Дю-дю-дю дома?», он отвечал: «Дю-дю-дю слушает».
Но дружил я больше с Анатолием Папановым. Он был удивительно наивным и порядочным человеком. Мы оба увлекались спиртными напитками. И это порождало массу смешных ситуаций. Мы с ним играли вместе в «Двенадцати стульях». Я - Бендера, а он - Кису Воробьянинова. А в «Золотом теленке» я снова был Бендером, а Папанов - великолепным Корейкой.
Никогда не забуду, как Толя Папанов «завелся» на гастролях в Ленинграде и стал пропадать из гостиницы. Его жена в панике - Папанова нет день, два. Где искать? Что делать? В милицию звонить? Однажды она приходит на репетицию и хохочет: «Представляете, захожу к себе. Он сидит в шляпе на диване совершенно «под мухой» и кулаком по столу стучит: «Где была, старая шлюха?!»

- Знаю, что в вашей жизни огромное место занимала рыбалка. Может, у вас в запасе есть рыбацкие байки?

- 50-е годы. Снимаем в Судаке фильм «Отелло». Свободное от съемок время проводим с Сергеем Бондарчуком, исполнителем роли Отелло, на суденышках рыбаков. Работаем простыми матросами: крутим лебедку, моем палубу, носим сети... Нам исправно платят «зарплату» - камбалой. Однажды рыбаки вытянули огромную белугу - 400 кило! Чтобы вытащить великаншу, пришлось вцепиться в канаты всем составом, на помощь даже перепрыгнули рыбаки с соседнего траулера. Еле выволокли рыбу на пирс. А когда разделочница стала ее чистить, рыбина в конвульсиях так махнула хвостом, что чуть не сбила женщину в море. Потом нам с Сергеем доверили крутить над огнем огромные шампуры с кусками рыбы по килограмму каждый! Когда я вонзил зубы в добычу, понял, почему рычит собака, когда у нее в пасти лакомство. «Сейчас отнимут!» - промчалась первобытная мысль, и я сам чуть не зарычал. Оказывается, Сергей в этот момент подумал о том же...

- А как вы попали в кино?

- Можно сказать, это произошло еще в детстве. Как-то в нашу спецшколу приехала съемочная группа фильма «Рваные башмаки» отбирать ребят на роли голодающих детей немецких сапожников. Весь наш класс отправился на съемки, а меня не взяли, сказав, что могу идти домой. Я заплакал: «А что я скажу маме?Мне ответили: «Скажи, что дети голодающих сапожников не могут быть такими толстыми!»
Но кино все-таки вошло в мою жизнь...
На картине «Трембита» я встретился со своей подругой детства Олей Аросевой. Мы вместе играли на Собачьей площадке и ходили в один детский садик. Ей было три года, мне пять. Потом мы встретились в Германии, где работали наши родители. К сожалению, отца Оли постигла та же участь, что и моего - он был репрессирован.
Словом, встретились мы на съемочной площадке и играли влюбленную пару - Параську и Сусика. По роли моя возлюбленная тащит меня из реки багром. Я сниматься побаиваюсь: зная мощный темперамент Аросевой, опасаюсь ее багра. Но режиссер меня успокаивает: «Не волнуйся, твое пребывание под водой продлится всего двадцать секунд. Она тебя вытащит - и все! Мотор! Начали!» Я делаю глубокий вдох и погружаюсь в пучину. Лежу на дне, придавленный багром Параськи, и считаю. 5, 10, 15... Двадцать секунд давно прошли, а меня никто не тащит. Запас воздуха закончился, пытаюсь дернуться, но освободиться от тяжести багра и Параськи, которые в сумме весили около ста килограммов, было невозможно. Все, конец!
Когда я уже попрощался с жизнью, вдруг что-то поволокло меня наверх. Последнее, что увидел - такое знакомое с детства лицо Аросевой...
Не успел фильм выйти на экраны, как я почувствовал себя знаменитым. Как-то собрался в универмаг купить плащ. На выходе вдруг обнаруживаю пропажу ста рублей. Купюра, свернутая фантиком, лежала в кармане.Напротив универмага замечаю шайку шпаны. Подхожу к ним и говорю: «Ну что, дошли до ручки? Уже актеров обворовываете?» «Что случилось?» - загалдели ребята. «Да вот, искал плащ, а пропали деньги. Они были сложены фантиком, из кармана сперли». - «Стой здесь, Сусик!» Минут через двадцать приносят мой «фантик». Пришлось половину потратить на угощение поклонников...
Кстати сказать, после «Трембиты» свою узнаваемую физиономию приходилось порой прятать от людей. Я поднимал воротник пальто, надвигал на глаза кепку.
Но однажды, несмотря на все ухищрения, в метро меня узнал восьмилетний мальчишка и закричал на весь вагон. «Мама, смотри, этот дурачок едет!» Я поспешил выйти на ближайшей станции. Что обо мне могли подумать пассажиры: может, я - бегающий от алиментов отец этого мальчика! Через 20 лет этот «мальчик» подошел ко мне на концерте в Одессе и попросил прощения за свое поведение.
А когда вышел фильм «Приключения Электроника», где я сыграл учителя математики, мне приходили письма от детей со всего СССР. Одна девочка написала: «Дядя, вы такой добрый. Приезжайте к нам преподавать математику, а то у нас очень злая учительница».

- Ваши дети продолжили актерскую династию?

- Дети не стали актерами. Женя - строитель, Антон занимается фотографией.
... В день своего восьмилетия мой старший сын Женя был удостоен чести посмотреть «Ревизора» в Малом театре. Я играл Городничего, а Юрий Соломин - Хлестакова. Женя важно восседал в кресле директорской ложи на виду всего зрительного зала. Сцена второго акта.Я тихонько вхожу в номер гостиницы, где остановился Ревизор. Оглядываюсь - никого. Вдруг из директорской ложи буквально вываливается мой сын и во все горло кричит: «Папа! Вон он!» и тычет в прятавшегося под пальто, висевшими на вешалке, Соломина. Мы с ним от неожиданности растерялись. Затем невероятным усилием воли взяли себя в руки и доиграли сцену. После второго акта Женю повели ко мне в грим-уборную. Проходя под сценой, Женя запалакал: «Да ну вас! Папу все обманули».
Или младший, Антон, ради которого я согласился на телевидении играть капитана Врунгеля, вдруг говорит: «Как тебе не стыдно каждое воскресение говорить неправду детям всей страны?!»

- А когда, кстати, вам удалось попасть в Малый театр?

- Умер Сталин. В стране запахло переменами. Где-то в начале 60-х - звонок от Михаила Царева: «Пора возвращаться в родные стены». Работать на сцене прославленного театра было мечтой всей моей жизни! Я прослужил там почти тридцать лет...
Удивительные встречи с удивительными людьми... Михаил Иванович Царев был довольно сложным человеком, но в то же время с большим чувством юмора. Как-то к нему в кабинет прибегает доносчица: «Михаил Иванович, сегодня от артиста Дубровского пахнет водкой!» Он делает паузу и спрашивает: «Дорогая, а может, коньяком?» Она растерялась: «Не знаю...» Тогда Царев говорит: «Я вас очень прошу, прежде чем докладывать, проверяйте, пожалуйста, что именно пил артист. Это очень важно!»
Надо сказать, в то время водку начинали продавать в одиннадцать утра, а рабочий день в Малом театре начинался в девять. Однажды к Цареву входит секретарь парткома с докладом: «Что за безобразие! Захожу в сапожный цех в десять утра, а все уже «под мухой»! Это надо прекращать!» Царев ласково в ответ: «А если бы вы были сапожником, что бы вы делали в десять утра?» Тот же человек через какое-то время забегает к Цареву: «Ужас! В уборной Головина идет мальчишник! Они празднуют его день рождения и, представьте, пьют водку и едят шашлык из «Арарата»!» Царев качает головой: «Спасибо, что сказали. Идите, дорогой, никому не говорите». Следом Царев зовет секретаршу: «Голубушка, зайдите на третий этаж к Головину и скажите, что я минут через пять приду». Эта вольность была позволена потому, что закончился спектакль. А так, надо сказать, дисциплина в Малом театре всегда была жесточайшая. Если артист приходил подшофе, его вместо выхода на сцену ставили «на вешалку» - принимать пальто в артистическом гардеробе.
Мой педагог рассказывал, как в нашем театре судили молодую артистку Валю Серову. Ей позвонили на дачу в седьмом часу вечера и попросили заменить заболевшую артистку. Естественно, она отказалась приехать. В театре состоялось собрание. Взял слово Дикий: «Это не суд, а судилище! Вот вы, - обращается к актрисе Турчаниновой. - Евдокия, как вас, Егоровна...» Яблочкина с места ехидно: «Дмитриевна». «Да, Дмитриевна! Вы фарисейка! Как вы можете так жестоко судить молодую артистку!» Заканчивается собрание. У урны стоит и курит Дикий. Мимо под ручки ведут Яблочкину. Она останавливается и говорит: «Как вы посмели! Дуню назвать «Егоровной»! В этих стенах Ермолова играла, а вы...» Дикий загасил сигарету об урну и ответил: «Бабушка, с тех пор тут три раза ремонт сделали!» Когда потом эту историю рассказывала Яблочкина, она прибавляла: «Я так смеялась, когда он меня назвал бабушкой! Так смеялась!»
Об Александре Александровне Яблочкиной сочинялись милые, добрые и наивные истории. Разобраться в том, что правда, а что ложь, теперь уже трудно. Но есть истории, которые действительно имели место. Скажем, идет заседание художественного совета. Главреж театра Константин Александрович Зубов просит: «Голубушка, сверху нам навязывают постановку плохой пьесы. Не согласились бы вы сходить на прием к Молотову и заручиться его поддержкой?» - «С удовольствием». Александру Александровну посадили в автомобиль, и она поехала в Совнарком, который находился совсем рядом. Все остались в театре ждать своего парламентера. Через сорок минут Яблочкина появляется на пороге и улыбается пухленькими ямочками на розовых щеках: «Поздравляю вас, дорогие мои! Еле-еле уговорила! Молотов пьесу ставить разрешил!»

- В Малом театре было много интриг вокруг званий, премий. Вы не страдали от этого?

- Никогда не участвовал ни в каких группировках! Не боролся за звания, не подписывал письма. Я прошел войну и хорошо знаю цену человеческой жизни. У меня была одна группировка... по водке. У нас сложилась большая компания, куда кроме нас с моим другом Анатолием Папановым входили Доронин и Хохряков. Порой присоединялся и Михаил Жаров. Помню, однажды бурно отметили мой день рождения. С нами был актер Родион Александров. Сели в такси после ресторана и решили продолжить празднование чаепитием в квартире Доронина. Останавливаем машину у гостиницы «Националь», чтобы купить торт. Возвращаемся, а рядом с такси стоит милиционер и грозит водителю штрафом за неправильную парковку. Слово за слово, мы грубим стражу порядка и очень скоро оказываемся в отделении. Мы трое, Весник, Доронин и Папанов, громко шумим, требуем справедливости, а Родион Александров сидит в углу, разомлевший от выпитого, и интеллигентно молчит. Капитан милиции кричит: «Тихо! Вы все выпили. Не галдите. Вот ваш товарищ, сразу видно, воспитанный человек. С ним я и буду разговаривать. Скажите, как все произошло?» Родион поднимает осоловевшие глаза и с большим достоинством громко произносит: «Фа-шис-ты! Вашу мать!!!» Он тут же получил пятнадцать суток, водитель - штраф, а торт пришлось съесть с милиционерами прямо в отделении. Мы еле упросили отнести арестанту кусок. В этот момент его заканчивали брить наголо.

- Почему же вы ушли из столь любимого вами театра?

- Расскажу одну историю, которая и будет ответом на этот вопрос. Часто, еще в детстве, я от мамы слышал: «Ах, Гоголева! Ах, красавица!» В девять лет я как-то спросил: «Мама, а Гоголева - жена Гоголя?» К удивлению, мама ответила, что нет. Оказывается, она артистка Малого театра, у нее удивительного тембра голос и огромные глаза. А когда я спросил: «Малый театр - это маленький кукольный театр?», мама пояснила, что театр просто меньше Большого, который находится рядом.
В семнадцать я впервые увидел Гоголеву на сцене в спектакле «Варвары» и влюбился. И она стала мне сниться. Почему-то чаще всего я был Отелло, а моя любовь Дездемоной. Я все время носил ее на руках и боялся опустить на пол, потому что она вся была... из шоколада. У меня было трудное детство, и шоколада мне безумно хотелось. И вот по воле Шекспира мне нужно было задушить Дездемону. Я уложил шоколадную Гоголеву в постель. По щекам струились слезы. Я прикоснулся к ее шее и прошептал тихо-тихо, чтобы не услыхал великий автор пьесы: «Лена, живи долго-долго!» Спустя полвека после моего незабываемого сна я стал партнером Елены Николаевны в нашумевшем спектакле «Мамурэ», продолжая тайно любить свою «шоколадную Дездемону». В середине восьмидесятых Елена Николаевна отдыхала в подмосковном санатории, и я наконец решился и рассказал ей о своем юношеском шоколадном сне. Поцеловал ей руку и произнес: «Елена Николаевна, я люблю вас!» На меня смотрели ее прекрасные глаза, из которых струились слезы...
Когда Гоголева ушла из жизни, сцена Малого театра опустела. Любимый театр стал другим, и я без всякого сожаления подал заявление об уходе: «Поскольку я работал в другом театре, прошу освободить меня от работы в этом...» Все решили, что я шучу, а я повернулся и спокойно ушел... Но эта сцена, удивительные люди, с которыми я на ней встречался, до сих пор являются мне в далеко не юношеских снах...

Беседовала Ирина Зайчик
«Караван историй», 06.03.2006

Из книги Ю.А.Дмитриева «Малый театр. 1917-1941».

Постановка 1938 года...

«РЕВИЗОР» Н.В.ГОГОЛЯ НА СЦЕНЕ МАЛОГО ТЕАТРА

Из книги Ю.А.Дмитриева «Малый театр. 1917-1941».

На протяжении 1938 года Малый театр показал две новые постановки классических пьес: «Ревизор» и «Горе от ума».
Гоголевскую комедию ставил Л. Волков, оформлял К. Юон.

Цель, которую ставил перед собой театр, обращаясь к этой пьесе, достаточно четко определил режиссер: «Этот спектакль должен помочь школьникам изучить Гоголя и его эпоху, познакомить молодое поколение с лучшей жемчужиной из сокровищницы русской классической драматургии, показать советскому зрителю, что собой представлял николаевский режим, продемонстрировать лучшие традиции реалистической школы». Режиссер полагал, что центральное место в спектакле должно принадлежать городничему. «Хлестаков же, так сказать, величина играемая, а не играющая... Хлестаков не врет и никого не обманывает... Он просто рассказывает слухи и анекдоты современного ему Петербурга для поддержания того престижа, который ему услужливо навязывают чиновники». И только умный Осип спасает своего барина от горькой участи, которой ему не миновать. Что же касается городничего, то это матерый хищник, ослепленный своими удачами. Приезд настоящего ревизора возвращает его на грешную землю, но это не возмездие, а всего лишь новое препятствие, которое надо преодолеть. Л. Волков утверждал, что его «Ревизор» — прежде всего актерский спектакль. «Ничто в этом спектакле не должно заслонять или подменять актера: ни кисть художника, ни рука режиссера».

К. Юон полагал, что фоном для всего спектакля должна стать квартира городничего «с ярко выраженными унылыми стенами. За окном вид унылого городишки». Все должно изобличать отсутствие у хозяев какой-либо художественной культуры и вообще грубость, глубокий провинциализм. В костюмах Анны Андреевны и Марии Антоновны заметны претенциозность и безвкусица. Костюмы чиновников в первом акте должны обнаружить их полное пренебрежение к мнению света, далее они действовали в парадных мундирах. Франтовской костюм Хлестакова выделял его обладателя, заставлял верить, что тот, кто его носит, важная персона.

Спектакль Малого театра был показан вскоре после того, как закрылся театр, руководимый В. Э. Мейерхольдом. Все творчество этого замечательного мастера режиссуры некоторыми критиками объявлялось формалистическим. Не мудрено, что подчеркнуто бытовой спектакль, осуществленный Л. Волковым, выдавался чуть ли не за образец реалистического метода.
Дело доходило до абсурда. В газете «Известия» была помещена статья, в которой говорилось: «Правильно сделал театр, подчеркнув особенно ценные для нас демократические элементы пьесы, с любовью выведя образы слуг: умный и умудренный житейским опытом Осип, с присущим ему народным лукавством и сметливостью, и смекалистый трактирный слуга.

Это они, Осипы, олицетворяют народные низы, те самые живые души народа, в громадную силу возрождения которой глубоко верил Гоголь». Заявить, что плут и лентяй Осип, действующий заодно со своим барином, воплощает народную душу, значило ничего не понять в комедии.

Но наиболее серьезные критики отметили и недостатки спектакля. Так, В. Филиппов писал: «Режиссура умело подчеркнула бытовые мотивы пьесы, но затушевала ее общественно обличительную ценность».

Хлестаков в исполнении Мейера — избалованное барское дитя, в нем не чувствовалось злой гоголевской сатиры. Он был уморителен, когда ложился на подоконник и выглядывал на улицу,— настоящий любопытный ребенок. Хуже всего проводилась сцена вранья, в ней он оставался все тем же ребячливым капризулей.

Анна Андреевна, какой ее показывала В. Пашенная, была женщина сильная, взяла власть над мужем раз и навсегда. Но вообще роль артистке не удалась. Не любя самокритику, она признавала: «Я не взлюбила роль городничихи и считаю до сих пор, что это моя неудачная работа». Совершенно исказила С. Фадеева образ Марьи Антоновны, придав ей черты кретинизма. Д. Заславский в «Правде» так и написал: «У С. Н. Фадеевой — Марья Антоновна выходит совсем дурочкой». А Бобчинский — Н. Светловидов и Добчинский — П. Оленев, особенно в первом акте, играли, как считал критик, «настолько смешно, что становилось не смешно п не правдиво». Осип Костромского был опустившимся, грязным, почти дряхлым стариком, которому все давно стало безразлично. Такой Осип вступал в противоречие с гоголевским персонажем. Не без ехидства журналист писал: «Хороший старичок. Только вот наговаривает на себя: «Возьмешь, говорит, себе бабу». Ну какую уж бабу в семьдесят лет. Прихвастнул старичок Осип».

Что касается городничего, то, как полагал сам исполнитель роли Н. Яковлев, этот образ скорее драматический, чем комический. С первого появления он одержим страхом. «Распоясывается городничий только в пятом акте, где полностью и проявляется его грубая и одновременно экспансивная натура. Последний монолог городничего подлинно драматический».

М.М.Климов в роли Земляники


Пожалуй, самый интересный характер создал М. Климов. Его Земляника жил чрезвычайно интенсивной и напряженной жизнью, выискивал малейшую возможность насолить, напакостить, подставить кому-нибудь из своих коллег ножку. В первом акте Земляника выглядел сонным, неторопливым, изнемогающим от жары. Он сидел в расстегнутой рубашке и, казалось, сохранял полнейшее равнодушие ко всему происходящему. «Однако проходило две-три минуты — и зрителю становилось ясно, что равнодушие Земляники — чистейшее притворство: из-под полуопущенных припухших век пристально следили за всем окружающим наглые и хитрые глаза».

В третьем акте угодливо поддерживая пьянеющего Хлестакова, стремительно перебегая с одного конца комнаты на другой, чтобы произнести «лабардан», он постепенно становился хозяином положения. Или, например, в сцене взяток. Угодливая улыбка играет у него на губах. Весь его вид подчеркнуто подобострастный, а в глазах запрятана ирония, сознание, что «страшный» ревизор — такой же человек, а это значит, что и его можно прибрать к рукам. Поминутно облизывая губы. Земляника — Климов рассказывал Хлестакову все о чиновниках. И было видно, что ему доставляет удовольствие их предавать. «В этой сцене образ Земляники в исполнении Климова достигал предельной выразительности».

Через несколько месяцев после премьеры начались так называемые вводы: вместо одних актеров назначались другие. На роль Шпекина был назначен Н. Радин. Он был моложе всех чиновников, и для него Хлестаков являлся не столько ревизором, сколько, может быть, в еще большей степени «столичной штучкой». И вот он уже так же шаркает, как Иван Александрович, и такой же у него пробор, как у Хлестакова. Хлестаков просит у почтмейстера денег, тот любезно шаркает ножкой, достает из кармана пачку писем, ломает сургуч, вытягивает ассигнации и вручает их: «Вот, извольте. От души готов служить». И сразу после этого он становится менее почтителен. Шпекин встает, придерживая шпагу, не без ами-кошонства раскланивается и роняет: «Не будет ли какого замечания по части почтового управления?» У Радина — Шпекина это звучало так: «Ты теперь на почту носа не сунешь».

Самым важным событием в жизни спектакля было назначение на роль Хлестакова И. В. Ильинского.
Посмотрев его в этой роли, В. П. Катаев написал:
«Каждая его интонация, каждое движение, каждый комический нюанс строго соответствуют ситуации и вместе с тем обогащают гениальный гоголевский текст чудеснейшими актерскими находками».

Сам Ильинский рассказывал, что не хотел делать из Хлестакова заведомого авантюриста. «Мне казалось, что чем более наивно и ребячливо будут показаны эти черты, так сказать, в чистейшем виде, тем сильнее прозвучит самая основа хлестаковщины и тем нелепее покажется это человеческое качество». Вместе с тем Хлестаков должен быть стремителен, более того, страстен при достижении цели, какой бы пустой она ни была.
Работа актера с режиссером Л. Волковым над ролью проходила в высшей степени согласованно. «Я абсолютно доверял его режиссерскому глазу, да и с педагогической стороны эта встреча, как мне кажется, сыграла для меня в дальнейшем большую роль» 3. Волков требовал отказа от внешних приемов, игры на обаянии, ставил перед исполнителем сложные задачи. Позднее актер писал: «Л. А. Волков впервые на практике заставил меня полюбить и органически впитать многие гениальные приемы Константина Сергеевича Станиславского».

Актер утверждал, что Хлестаков безлик, все его представления и взгляды сформированы тем самым строем, который порождал городничих и держиморд. Вот почему в сложившихся обстоятельствах он ведет себя, как настоящий ревизор: распекает, берет взятки, пускает пыль в глаза. И в сцене вранья он представляет то важного чиновника, то богатого и хлебосольного барина, то светского франта, то государственного человека...
Этот Хлестаков живет только сегодняшней минутой, и если он видит женщину, то тут же начинает за ней ухаживать.

На спектакле актер прежде всего поразил своей органичностью, точным совпадением с сутью комедии. Страстный поклонник Гоголя и Малого театра, С. Н. Дурылин написал: «Игорь Ильинский — актер советской школы — играл Хлестакова как бы при прямом режиссерстве Гоголя». Он же считал Хлестакова в исполнении Ильинского «самым чистосердечным, самым непосредственным из всех, которых за последние четверть века видела русская сцена».
Желая выразить восторг и благосклонность, Хлестаков — Ильинский не только говорил с каждым чиновником на его языке. В порыве любви к щедрым визитерам он совершенно непроизвольно подхватывал их движения, начинал жить в их ритме. «Хлестаков порхает и резвится вместе с почтмейстером, степенно шагает в паре с судьей, юлит как Земляника, семенит ножками, вскидывает ручками, трясет хохолком в хороводе с Бобчинским и Добчинским».

В сцене вранья Хлестаков произносил: «Тридцать пять...» — и заикался. Было видно, что на этой цифре он хотел остановиться. И вдруг, махнув рукой на все, бросался в пучину хвастовства: «...тысяч курьеров».
В сцене с Растаковским ему становилось скучно, он ерзал на стуле, вздыхал, пытался помочь старику, а потом откровенно подталкивал его к дверям и даже руками помогал передвинуть его большие стариковские ноги в ботфортах. И, что бы ни делал Ильинский, все было очень смешно.

БРАТ ТРЯПИЧКИН - ВАШ ЛИЧНЫЙ ГИД

Неподдельное удивление, искреннее недоумение слышалось в голосах комментаторов разных телеканалов, когда они наперебой сообщали новость о том, что в Малом театре его художественный руководитель, народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин осуществил новую постановку «Ревизора»...

БРАТ ТРЯПИЧКИН - ВАШ ЛИЧНЫЙ ГИД

Неподдельное удивление, искреннее недоумение слышалось в голосах комментаторов разных телеканалов, когда они наперебой сообщали новость о том, что в Малом театре его художественный руководитель, народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин осуществил новую постановку «Ревизора». Оказывается, Соломин не просто поставил пьесу, но поставил ее, «не изменив в тексте Гоголя ни единой запятой»! То есть то, что Гоголь написал, то актеры и произносят. Чудо просто. Сорок бочек курьезов. Или курьеров? Отчего ж вы так, Юрий Мефодьевич? Ведь нынешние режиссеры классику обыкновенно заказывают. Так, к примеру, и говорят: «Гоголя заказали». И ведь есть кому заказать. В день премьеры «Ревизора» в Малом театре в «Ночном полете» на канале «Культура» замечательный наш актер Вениамин Смехов очень кстати вспоминал замечательного нашего драматурга и писателя Нину Садур: «Нина Садур для меня была важной частью биографии». Тут многие телезрители вспомнили, что это именно ее пьеса «Панночка» в свое время сильно нашумела. И автору это в жизни помогло. Она сама рассказывала, как «помолилась Гоголю, чтобы переехать на новую квартиру, и переехала». А режиссер Марк Захаров заказал ей пьесу по «Мертвым душам». И она написала. «Брат Чичиков» называется. И пьеса пошла. Шла она, шла... А теперь почему-то не идет. И другие тоже есть авторы, которые Гоголя могут. И не только Гоголя. А чего ж Соломин-то? Ведь что стоило урезать какого-нибудь «Брата Тряпичкина»? А шуму было бы не в пример больше...

Да, шумно выражается телевизионный народ. Прямо дух захватывает. Идет, например, на канале ТВЦ передача из цикла «Вторая мировая. Русская версия». Это авторская программа Виктора Правдюка. В очередной серии бои за город Будапешт обсуждают. И медаль, учрежденную по этому поводу, вспоминают. Говорят, есть, мол, такая «медаль за город Будапешт, воспетая Марком Бернесом». Именно «воспетая». И именно «Марком Бернесом». Ничего не скажешь, правда это: пел Марк Наумович про эту медаль, пел. Так ведь что? Прямо какая-то неведомая сила сводит уста у закадрового голоса. Режиссер Леонид Гайдай в таком случае не преминул бы молвить: Правдюк, огласите, пожалуйста, весь список! «Медаль, воспетая поэтом Михаилом Исаковским, положенная на музыку композитором Матвеем Блантером и озвученная эстрадным певцом и актером кино Марком Бернесом»!

А вот подошла и тема конкурса для зрителей. С воландовским вопросом прямо: «Вино какой страны вы предпочитаете в данное время суток?» Так вот вопрос: показ мультфильмов «Античная лирика» и «Геракл у Адмета» канал ТНТ предпочитает в какое время суток? А мультфильмов «Прометей», «Персей», «Аргонавты» канал ТВ-3 в какое? Крутите барабан! Нет такой буквы! Ответ - в студию! Все это - в семь тридцать утра по воскресеньям. Привет зарубежным родственникам на Форосе Таврическом. Или нашим в Урюпинске. Ну, может быть, «Античную лирику» с ее парой не совсем скромных кадров отнесли к эротической продукции? Так это надо было после двенадцати часов ночи показывать. А «Геракла»-то за что? А «Прометея»? Не за то ли, что античным героям все равно рано вставать: кому конюшни чистить, кому орла подкармливать печенкой, кому за Медузьей головой, кому за руном собираться? Или потому, что в симпатичном фильме про Геракла в озвучивании ролей принимали участие известнейшие советские актеры Михаил Царев, Армен Джигарханян, Иннокентий Смоктуновский, Александр Белявский? «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына»...

А разве может забыться увиденная однажды на канале Rambler передача «Ваш личный гид», произведенная в США? Это было путешествие по Киргизии. Зрители ждали, что здесь им, конечно, расскажут поучительную историю, связанную с происхождением киргизского эпоса «Манас».

Говорят, что однажды вождь советского народа товарищ Сталин узнал, что у киргизского народа, живущего в советской «широкой стране родной», вроде бы нет своего народного эпоса. У всех народов есть, а у киргизского - нет. Тогда он призвал своих верноподданных писателей и приказал им немедленно создать киргизский героический эпос.

Верноподданные эти так боялись злодея-тирана Сталина, так постарались, что и написали этот эпос «Манас». Который сразу вошел в Книгу рекордов Гиннесса как самый длинный эпос в мире, поскольку писатели эти никак не хотели его закончить, так как боялись, что сразу попадут в сталинские лагеря. Что, разве не поучительная история? Но нет, не ее озвучили составители программы. И понятно почему. Ведь здесь «вождь народов» действительно выглядел бы как «отец киргизского народа», несмотря на абсурдность ситуации.

Они озвучили другую байку, попроще. Зрителям сообщили, что, «когда Киргизия входила в состав СССР, за эпос «Манас» давали четыре года тюрьмы». Нет, не брали подписку о неразглашении, а давали. Срок. Не три года. И не пять. А именно четыре. Как кто скажет что про «Манас» - сразу четыре года. Поскольку фильм этот производства известной компании и создан для популярной географической рубрики, то уж он наверняка идет в разных странах. И жители их с содроганием узнают о злодеяниях друга и любителя народных эпосов...

Юрий ЧЕХОНАДСКИЙ
«Литературная газета», 22.03.2006

«Листая старые подшивки»

ТОЛСТОЙ И ДУХОВНОЕ ОЧИЩЕНИЕ

Эдуард Марцевич отвечает на вопрос журнала «Театральная жизнь», «какое событие в своей творческой жизни на сцене Малого театра вы считаете главным и значительным?»...

«Листая старые подшивки»

ТОЛСТОЙ И ДУХОВНОЕ ОЧИЩЕНИЕ

Эдуард Марцевич отвечает на вопрос журнала «Театральная жизнь», «какое событие в своей творческой жизни на сцене Малого театра вы считаете главным и значительным?»

Давным-давно, в пору актерской юности, я решил поставить в ЦДРИ спектакль. Усилий было затрачено много, но ничего не получилось. И я сказал себе: «Все, режиссура не мое дело. Больше этим заниматься не буду». Но один известный режиссер сказал: «Нет уж, раз прикоснулся к этому, ты бациллу получил, и она в конечном счете эту болезнь в тебе разовьет».
«Бацилла» ли тому виной или что другое, но окончательно искусством режиссуры я заразился от Юозаса Мильтиниса, знаменитого литовского режиссера, создавшего в Паневежисе театр, который в 60 - 70-е годы стал своеобразной театральной Меккой для людей театра и для зрителей чуть ли не всего Союза. Под руководством Мильтиниса я в 1978 году закончил высшие режиссерские курсы и в его театре поставил впоследствии три спектакля: «Иванова», «Обыкновенную историю» и «Старый дом» А. Казанцева.

В своем родном Малом театре права на постановку добиться было труднее. И чтобы не потерять профессию, я стал ставить спектакли в собственной квартире: эдакий домашний театр с девятью-одиннадцатью зрителями. Но наконец и на нашей сцене вышли два моих спектакля - «Отец» А. Стриндберга и «Не было ни гроша, да вдруг алтын» А. Н. Островского.
Главное для меня событие происходит сейчас. На сцене филиала я заканчиваю работу над постановкой по роману Л. Н. Толстого «Воскресение». Четыре года готовился к этому, писал инсценировку. Великий толстовский роман очень театрален, но главное - он современен по абсолютной необходимости нашего духовного очищения, без которого в реалиях сегодняшней жизни не выжить. В спектакле занято 60 артистов.
Бытует такое понятие «актерская режиссура».

Для меня - это полнейший нонсенс. На себе ощутил, что актер и режиссер - абсолютно разные профессии. Актерский опыт, конечно, помогает в работе с артистами, но не более. Режиссер - это воля созидателя целого мира. Как режиссер я должен создать в пустом пространстве некий космос, со своей планетарной системой, орбитами и ритмом движения тел, родить жизнь, эпоху, ее людей, их взаимодействие, настроение, динамику бытия. Актерская же работа - прыжок в этот космос, в нечто неведомое. А там - что получится.
Я четко разделяю себя как актера и режиссера. Собственно, лишь однажды в «Отце» я вынужденно был и тем и другим.

Всю свою режиссерскую жизнь я мечтал поставить чеховского «Дядю Ваню», любимую мою пьесу, но в результате сыграл в этом сезоне Войницкого в спектакле, поставленном в нашем театре кинорежиссером Соловьевым. Именно в эту роль я вложил весь свой актерский и жизненный опыт. И для меня как актера - это главное событие последних лет.

Каждому - свое.

«Театральная жизнь», 1998, №7