Послесловие к гастролям

ТЕАТР УЕХАЛ. ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТЕАТР

Послесловие к гастролям

На сцене музыкального театра прошли гастроли Малого театра в Астрахани. Были показаны четыре спектакля, в том числе три - по пьесам национальных драматургов. Первые составы и полные декорации сделали так, что в театр в эти восемь дней пришли даже те, кто уже давно в него не ходит.

Начинали со спектакля «На всякого мудреца довольно простоты» по Островскому. «Волга» уже писала о нем. Парад театральных звезд и масштаб декораций первого спектакля так потряс публику, что подумалось: а вдруг все дальнейшее будет мельче? Но следующий спектакль нисколько не разочаровал астраханцев. «Тайны мадридского двора» Скриба и Легуве - классический образец «дворцовой» драматургии. Среди блеска высоченных зеркал в сводчатых проемах огромного средневекового зала, под блеск многочисленных светильников три часа публика сопереживала сестре французского короля, неутомимо выискивающей способы освободить своего брата, плененного коварным испанским королем. Правда, испанский король Карл V в исполнении народного артиста России Вячеслава Езепова чаще бывал смешон, чем грозен, а его невеста Изабелла Португальская (народная артистка России Ольга Пашкова) - так и вовсе показалась дурочкой. Грозный своей безграничной подлостью министр Гватинара получился у Александра Вершинина чуть ли не дворцовым шутом. Как же так? «Тайны мадридского двора» - это глубокая, многослойная пьеса. И хоть написана в начале девятнадцатого века, ставится она много и часто, любима театрами и киноиндустрией разных стран. Пьеса, которая может быть при желании прочтена как гимн женской верности и преданности, «несмотря ни на что», оказалась сыгранной Малым театром в постановке народного артиста России Владимира Бейлиса как веселая история. Любовник забывает шляпу, а испанский король облачается в желтые колготки, чтобы в любовном пылу сучить толстыми ножками. Тут недолго и в балаган скатиться.

Но Малый театр - все что угодно, но только не отсутствие вкуса. Однако как не просто его выдержать в такой ситуации. Чтобы сохранить стать, была брошена вся мощь прославленного театра: роскошные костюмы, солидные декорации (художник - народный артист России Э. Стенберг). И высочайший профессионализм актеров. За те десять лет, что театр играет этот спектакль, легкость диалогов и слаженность ансамбля отточены до эталона. Плюс образ Маргариты, созданный заслуженной артисткой России Еленой Харитоновой, - единственный персонаж, которому дозволили обойтись без шутовства. Астраханская публика оценила такие усилия: зрители живо откликались на комические моменты, радовались ярким краскам и узнаваемым лицам на сцене. А что касается угла зрения, под которым посмотрел Малый театр на знаменитую пьесу, так тут все ясно.

Перед началом гастролей в Астрахани театр провел пресс-конференцию для местных средств массовой информации, на которой был задан вопрос по поводу поиска новых путей прочтения классики. «Ищем», - ответил народный артист России Александр Потапов. Выходит, что дело просто в новом подходе. Берем глубокую пьесу, отчеркиваем в ней все мало-мальски комичное и ставим перед ведущими актерами задачу сыграть на этом сюжет, да так сыграть, чтобы сохранить достоинство. Ну что ж, актеры справились, а Малый театр в который раз продемонстрировал мощь школы русского актерского мастерства, которой по плечу любые задачи.

Иным на фоне двух первых масштабных постановок выглядел спектакль «Свадьба, свадьба!» по двум чеховским пьесам. И «Предложение», и «Медведь» - вещи камерные, почти анекдот. Малый театр так и показал их, как картинки из жизни, вроде семейного альбома (постановка заслуженного деятеля искусств России Виталия Иванова). В начале каждой пьесы в овале, очерченном на прозрачном занавесе, являются герои. Потом занавес поднимают, персонажи оживают, а когда все сыграно, снова застывают в финальной сцене. Герои «Предложения» - мелкий помещик Чубуков (народный артист России Александр Потапов), его дочь (Ольга Жевакина) и приехавший свататься сосед Ломов (Глеб Подгородинский) почти сразу начинают ссориться и продолжают ссориться на протяжении всего действия. Однако ни их сварливость, ни в их лице общая тупость провинциальных помещиков, возведенная Чеховым в полный абсурд, в постановке Малого театра не давят на зрителя обреченностью и безысходностью. Минорные тона в декорациях, уютно дымящаяся печка на переднем плаце (художник А. Глазунов), уважительное обращение друг к другу даже в пылу ссоры убаюкивают зрителя. А тут и сам Чехов с прямой подсказкой: да это и есть нормальная семейная жизнь.

В «Медведе» герои тоже остро выясняют отношения. Но и там в конце тоже свадьба. Трио актеров - Елена Харитонова, Виктор Низовой и А. Вахтеров тонко, по-чеховски без морализаторства, вырисовали портреты, которые и сегодня остаются легкоузнаваемыми.

Завершались гастроли грибоедовским «Горем от ума». Сам Юрий Соломин назвал спектакль визитной карточкой Малого театра. Так оно и есть. Малому театру 252 года, и 250 лет в театре ставят «Горе от ума». Понятно, что на постановку одной из главных национальных пьес в главном национальном театре были брошены самые серьезные силы. Например, такой известный режиссер, как С. Женовач. Кстати, это первая его работа, попавшая в Астрахань. Именно на «Горе от ума» многим астраханцам довелось познакомиться с его манерой постановки. О Женоваче говорят, что он не подминает пьесу под себя, а вчитывается в нее и вслушивается в автора. Но, скажите, как иначе смог бы он в таком перегруженном монологами материале разглядеть тему, которая так понятна и близка во все времена. Главной сюжетной линией спектакля Женовач сделал отношения Чацкого, вернувшегося в Москву из трехлетней поездки по за границам, и Софьи Фамусовой, дочери сенатора. Чацкий влюбляется в Софью, а та мечтает выйти замуж за секретаря отца - Молчалина. Чацкий преследует соперника насмешками, а заодно и всех остальных, кого встречает в доме Фамусовых. За это Софья называет его сумасшедшим, а общество дружно изгоняет. Все это, безусловно, у Грибоедова есть, но именно Женовачу пришла в голову идея поместить любовный треугольник в центр событий, а вереницу московских типажей пустить фоном. То, что из этого получилось, смотрится легко, монологи не давят своими длиннотами. Но самое главное, что из текста ничего не ушло.
И главной помощью Женовачу стала команда с хорошей русской театральной школой. В спектакле занято много исполнителей старшего поколения. И то, что спектакль привезли в Астрахань в том же возрастном составе, в каком он и был поставлен, говорит о том, что эта работа может существовать только при всех ее составляющих. Несомненно, самая сильная актерская работа в «Горе от ума» Малого театра - это роль Фамусова в исполнении народного артиста СССР Юрия Соломина. Он настолько великолепно владеет текстом, что уверенно балансирует между новизной и хрестоматийностью афоризмов. Визуальным отражением такого баланса стали декорации к спектаклю, состоящие из откровенно авангардных щитов ярких красок и русской, такой домашней печи на переднем плане (художник А. Боровский). В целом спектакль смотрится живо, легко и, несмотря на костюмы эпохи Грибоедова, очень современно.
Малый театр уехал. На закрытии гастролей губернатор Астраханской области указал на необходимость подъема культуры в Астрахани на уровень, которого этот город достоин. Что ж, каков он этот уровень, нам показали. Осталось немного - подождать подъема.

Автор: Н. КОСТРИЦЫНА
Источник: Волга
Дата: 06.06.2008

Все билеты на спектакли Малого театра раскупили за три недели до начала гастролей. Ажиотаж объясним. Ярославский зритель изголодался по традиционным формам и нетрадиционному по сегодняшним меркам - глубокому - содержанию.

ВЕК НЫНЕШНИЙ И ВЕК МИНУВШИЙ

Все билеты на спектакли Малого театра раскупили за три недели до начала гастролей. Ажиотаж объясним. Ярославский зритель изголодался по традиционным формам и нетрадиционному по сегодняшним меркам - глубокому - содержанию.

Душа местных театралов пребывала в забытье вплоть до первого спектакля. На пресс-конференции художественный руководитель театра народный артист СССР Юрий Соломин внушил доверие, обнадежил рассказами о трепетном отношении к классике, о сохранении русского театра... Народная артистка СССР Элина Быстрицкая, которая должна была сыграть две фантастические роли: Хлестову («Горе от ума») и Турусину («На всякого мудреца довольно простоты»), из-за болезни в Ярославль не приехала. Прессе рассказали сразу - зритель постигал сам: два вечера подряд во время «Горе от ума» поклонники Быстрицкой удивленно изучали программку, вглядывались в Хлестову, перешептывались и, постепенно найдя десять отличий, принимали обидный факт. Заменила Быстрицкую народная артистка России Людмила Полякова. Актрису ввели в спектакль недавно, еле успели сшить костюм, и именно на нашей сцене она сыграла старуху Хлестову впервые. Ответственность перед родным театром и классиком не выпускала Людмилу Петровну из роли: спускаясь после пресс-конференции на первый этаж, они вместе с Ольгой Молочной (Софья) повторяли отрывки пьесы. В 1830 году цензура разрешила поставить лишь отдельные сцены из пьесы Грибоедова «Горе от ума», а в 1831 году Москва впервые увидела ее целиком на сцене Малого театра. В спектакле участвовали два великих мастера - Щепкин в роли Фамусова и Мочалов в роли Чацкого. С тех пор комедия стала визитной карточкой театра, и в 2000 году ее новую версию представил известный режиссер, ученик Петра Фоменко, Сергей Женовач. Нетрадиционный взгляд на Чацкого шокировал зрителей старшего поколения и адаптировал Грибоедова для молодежи. Вместо остросоциального спектакля мы увидели мелодраму, правда, с жутким подтекстом - в фамусовском обществе никто никого не любит. Чацкий в исполнении заслуженного артиста России Глеба Подгородинского - страстный, искренний, простодушный, невероятно, кажется, влюбленный, но на самом деле самовлюбленный. Горе этого Чацкого уж точно не из-за переизбытка ума. Слов в обличительных монологах Чацкого-Подгородинского не слышишь: видишь только его задорную улыбку, проникаешься восторженными интонациями, столь свойственными юношам беспечным и порывистым. Герой Грибоедова судит обо всем с одинаковым максимализмом - что о своей любви, что об обществе. Ощущение, что ему все равно, о чем и кому говорить, лишь бы говорить, говорить, выплескивать выходящую из берегов душу. Фамусов Юрия Соломина вызывает не презрительную, а добрую улыбку. Думаю, некоторые девушки узнали в нем своего папу, который навязывает мнение активно, безапелляционно, всегда из лучших побуждений, каждый в меру своего ума, опыта, воспитания. Подобная ситуация обычно принимает формы уродливые и неожиданные. Соломин представил нам одну из них. «Горе от ума» - интересный позадумке, но «недовоплотившийся» на сцене, в первую очередь из-за слабого исполнения женских ролей Софьи и Лизы, спектакль.

«Тайны Мадридского двора» представили ярославцам роскошные декорации, историю XVI века и манеру игры XIX. Карл 5, король Испании, в исполнении народного артиста России Вячеслава Езепова покорил всех женщин Ярославля, пришедших на спектакль. Влюбленный мужчина в годах, который стремится понравиться молодой женщине Маргарите, французской принцессе восхитителен в проявления: страсти и комичен одновременно. Невеста короля Изабелла Португальская в исполнении Ольги Пашковой мечется в рамках отведенной амплуа глуповатой инфанты. И раз от разу поражает зрителя прорывом женской интуиции. Интриги двора хитроумно переплетаются, и актерский ансамбль очень точно передает оттенки и накал страстей. Всплески оваций сопровождали «Тайны...» на протяжении всего действия. Под занавес аплодисменты просто не утихали. «Верность традициям», возможно, воспринимается Малым театром уж слишком прямо и всерьез. Когда-то Малый называли вторым университетом, и именно той - воспитательной - традиции, по мнению строгих критиков, недостает. Спектаклями «Тайны Мадридского двора» и «На всякого мудреца довольно простоты», по их словам, стремятся, в первую очередь, развлечь, с лихвой используя весь арсенал театральных штампов. Впрочем, даже искушенный зритель получает массу удовольствия. Ведь «развлекать» в манере классического театра - искусство весьма тонкое и изощренное. Народная артистка СССР Ирина Муравьева в роли Клеопатры Львовны Мамаевой в комедии «На всякого мудреца довольно простоты» порой была неотразима: истинному таланту все нипочем - что на сцене, что перед камерой, что в юности, что на пенсии. Подрастающее же поколение театра не впечатлило. Не зря Юрий Соломин заметил, что средний возраст актеров Малого 80 лет, семидесятилетние артисты - молодежь, а все остальные - детский сад. Может, сегодняшние артисты действительно долго творчески созревают и к указанному среднему возрасту начнут блистать? Будем с нетерпением ждать следующего приезда столичных гостей и счастливых перемен.

Автор: Клавдия Расторгуева
Источник: Ярославская неделя
Дата: 23.04.2008

Гастроли Малого театра в Ярославле были выстроены так, чтобы открыться вечным и как будто традиционным «Горе от ума».

МАЛЫЙ ТЕАТР В ЯРОСЛАВЛЕ: ОТ «РЕВОЛЮЦИИ» К ТРАДИЦИИ

«ШЕЛ В КОМНАТУ, ПОПАЛ В ДРУГУЮ»…

Гастроли Малого театра в Ярославле были выстроены так, чтобы открыться вечным и как будто традиционным «Горе от ума».

Премьера «Горе от ума» Сергея Женовача в Малом театре 2001 года явилась чуть ли не революцией. Режиссер и взаимодействовал, и играл с традициями Малого театра. Малый театр казался ему, как и многим художникам новой волны, строгим монастырем, и он решился войти в него со своим уставом. Он бережно отнесся к тексту бессмертной комедии. Но постановка несла определенный заряд
провокативности. Это был диалог режиссера и сценографа с пресловутым академизмом, консерватизмом и ортодоксией Малого театра.

Не интерьер, а раздвижные стены из гипсокартона, — желтого, белого и синего цвета. Нарочитая минимизация и аскетизм сценографии Александра Боровского. Никакого гламура! Никаких старинных часов и волшебного перезвона. Когда Лиза переводит стрелки часов, в руках у нее — будильник. Никаких обоев, кринолинов, блеска и роскошества. Единственный реальный объект — ставшая притчей круглая
цилиндрическая печь. Чацкий согреет руки, откроет дверцу, чтобы вдохнуть «дым отечества». Чацкий — Глеб Подгородинский поразит зрительный зал косноязычием. Зрители уже склонны думать, что актер плохо выучен и рвет стих. Подгородинский намеренно пробрасывает священные слова грибоедовских монологов, намеренно скрипит и почти хрипит, впадает в скороговорку. Этот Чацкий мыслит прозаически.
Он утратил в себе поэта. Потому что в мире пресеклась гармония. Он — лишний и ненужный, чужой. Его и впрямь здесь «не ждали». Отсюда его «либертинская» бравада.

Но и Софья — Ольга Молочная — предстала «в строгом чине», с «лицом святейшей богомолки». Софья — своеобразная царевна Несмеяна, не приемлющая никакого смеха и острот, такова же и ее тень — Лизанька — Инна Иванова, тоже не смешливая. Обе холодны и статуарны, и от этого спектакль многое теряет, утрачивается жизнь живой души. А вот Молчалин — Александр Вершинин — подлинный Тартюф на русской почве. Человек в сером, почти монах, угодливо-смиренный и тихий, с его искусной игрой, имитацией смирения. Лихо и по-армейски точно сыгран Виктором Низовым Скалозуб, «настоящий полковник» и герой нашего времени.

Лишь только появившись, Фамусов — Юрий Соломин, взрывает зрительный зал, мгновенно и безоглядно захватывая его внимание. Появление Фамусова — Юрия Соломина — сущая радость для зрителей. Живой, подвижный, как ртуть, с острым и цепко-оценивающим взглядом, это он — истинный острослов, а вовсе не Чацкий. Он — спринтер и стайер, бегун на короткие и длинные дистанции, он мелькает как Фигаро, то тут, то там… «Вы, нынешние, нут-ка!» — кажется, задирает Юрий Соломин своих молодых партнеров по сцене. Его Фамусов искусен и опытен, плетет свои кружева, бьет афоризмами, бьет наотмашь, кружевным же платочком, как плетью! Брезгливо, сторонясь Чацкого, зажимает уши руками, и ничего не хочет слышать, хоть на мизинец… «В глушь! В Са-ра-тов!» — раскатисто и громоподобно пронесется по залу. — И Са-ра-тов видится, как ад, как Тар-тарары.

Бал в доме Фамусова — пародийный паноптикум «людей, и дел, и мнений». Метко и живописно схвачены князь Тугоуховский — Юрий Каюров, графини Хрюмины, бабушка и внучка — Зинаида Андреева и Алена Охлупина. Бал, однако, правит не Фамусов, а Хлестова — Людмила Полякова. Полякова сыграла Хлестову со страстью шекспировской героини. Именно Хлестова с ее мощной энергией и властолюбием — идеологический центр старой Москвы, этакая леди Макбет. Она виртуозно руководит, организует действа, сводит и разводит, сталкивает и интригует.

«Горе от ума» в постановке Женовача — пародийный, перевернутый сюжет «Возвращения блудного сына…». Чацкий — блудный сын своей несчастной родины.

В спектакле Женовача фактически нет столкновения Чацкого с фамусовским «обществом». Чацкий ускользает, прячется, скрывается от московской говорильни, от соглядатаев, от липкости гостиных. И язвительные реплики, которые слышит Софья, рождаются в лихорадочном споре с самим собой… Авторский, человеческий голос в этом спектакле отдан виолончели. Соло виолончели с ее скорбной, горькой и
щемящей интонацией и есть тот желанный контрапункт, в котором обретаешь опору.

ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ И ЕГО ТЕНЬ

Зрители шли на «Тайны мадридского двора», их встречали не ширмы из гипсокартона, а величественные интерьеры готического замка. В декорациях, выстроенных Стенбергом в этом спектакле, впору ставить Шекспира, или «Марию Стюарт». Зал увлечен был мастерством интриги, здесь явлена была та театральная занимательность и увлекательность, что создает эффект театра в театре. Можно было вволю наслаждаться дуэтом Вячеслава Езепова — Карла V и Елены Харитоновой — Маргариты, игрой Ольги Пашковой — инфанты Изабеллы и Дмитрия Кознова — Бабьеки. В этом спектакле тоже был Человек в Сером — министр Гватинара, вновь блестяще сыгранный Александром Вершининым. Вершинин предстал перед нами в этот раз во всех трех спектаклях — и была таинственная логика восхождения его персонажей к некоей высшей точке. От Молчалина — через Гватинару — к Глумову в «Мудреце». Все ступени и измерения подлости и лицедейства.

В «Тайнах…» и в «Мудреце» зрители получили то, чего так ждали. Театр Актерский, театр Живой, театр-Праздник. Малый театр всегда был Актерским (с большой буквы) театром. И в споре режиссерского и актерского побеждал актерский театр с его мощным силовым полем. В режиссуре Бейлиса, два спектакля которого увидели ярославцы, каждый выход героя — обставлен, каждый уход — пафосен в хорошем смысле слова, акцентирован и выигрышен. В «Мудреце» Малого театра живет неожиданная эстрадность, что даже смущает некоторых зрителей-пуритан. Но это — тот самый Островский «с выходом», с презентацией Актера публике. Актеры смело общаются с зрительным залом. И звездный состав работает в слаженном ансамбле — Александр Потапов (Мамаев), Александр Вершинин (Глумов), Ирина Муравьева (Клеопатра Львовна), Борис Клюев (Крутицкий), Александр Клюквин (Городулин), Лилия Юдина (Турусина), Ольга Чуваева (Манефа). Текст не проглатывался, а произносился «с чувством, с толком, с расстановкой», становился неожиданно актуальным. Фразы из комедии «На всякого мудреца…» столь же афористичны, что и в «Горе от ума». Благо, что «Мудрецу» полтора века.
Аплодисменты зала подтверждали неувядающую современность этих крылатых слов: «Мы куда-то идем, куда-то ведут нас; но ни мы не знаем — куда, ни те, которые ведут нас. И чем все это кончится?...» «Перед начальником нужно производить легкое порхание, нечто среднее между галопом, маршем и обыкновенным шагом». «Будешь капиталистом, найдем тебе место видное, покойное. Нам такие люди
нужны... а то молокососы одолевать начали».

В «Мудреце» необычный Крутицкий — Борис Клюев. Молодцеватый генерал, лихо жонглирующий пудовыми гирями. А его «цыганочка с выходом» — некий симбиоз венгерского чардаша, огненного жока и танца с саблями… На этом фоне Человек в сером — Глумов фигура загадочная. Герой или Тень героя?

Особенность нынешнего времени, нашего времени, что герой — не сбивчивый нескладеха Чацкий, а скользкий Молчалин, или министр Гватемара, или Глумов?.. Глумову, как никакому другому из героев Островского, присущ откровенный и бесстыдный цинизм. «Да, я подлец и прохвост, но признаюсь в том открыто, а значит я лучше тех, которые стесняются в этом признаться». Глумов — Вершинин — многоликий. В нем — деликатность, выдержанность, услужливость, трепетность, молодцеватость, воинская выправка, уменье стоять навытяжку, щелкать каблуками даже в положении лежа. Но он еще и необыкновенно притягателен… В нем есть обаяние и соблазн.

Островский современен в изображении этой всегдашней готовности к компромиссу, к предательству и подлости… разве сегодняшний человек не превращается в Глумова?

Жесткий гротеск сменяется изящной водевильностью, что совсем не противоречит поэтике Островского. В финале Глумов прыгает в зрительный зал. Его финальный монолог звучит везде — в проходах партера, в амфитеатре, во всем пространстве зрительного зала и обращен к этому залу. И зал не слушает, а внимает, боясь пропустить хоть слово… Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!.. Но вот в чем соль. Глумов — творец легенд и их разрушитель, обманщик и жертва обмана. Глумов уходит из зала явным победителем, разве что не поет «Гром победы раздавайся!» Он — победитель, потому что те, кто наверху, растеряны и уязвлены в самое сердце. Им уже остро не достает этого лицедея.. «Ты теперь будешь нашим» — эта фраза Крутицкого (Борис Клюев) вскоре прозвучит снова. Глумов вскоре вернется.

Залог его успеха — в оценке публики. Нашей нынешней публики. Зал стонет от восторга, упиваясь не актером, а героем. Вот он, поэт-подлец на все времена. Подлец-мечтатель, подлец — фигаро, герой великой прохиндиады.

Маргарита ВАНЯШОВА
«Северный Край»,
22 апреля 2008 года

В эти минуты на подмостках первого русского дают «Горе от ума». Этим спектаклем труппа легендарного Малого театра открывает свои гастроли в Ярославле.

«ГОРЕ ОТ УМА» ОТКРЫЛО ГАСТРОЛЬНЫЙ ТУР МАЛОГО ТЕАТРА

В эти минуты на подмостках первого русского дают «Горе от ума». Этим спектаклем труппа легендарного Малого театра открывает свои гастроли в Ярославле.Всего же можно будет увидеть три постановки московских гостей. В программе также «Тайны мадридкского двора» и «На всякого мудреца довольно простоты». Все билеты давно проданы.

Хлеб-соль и 100 грамм — таким запомнится Юрию Соломину его первый вечер в Ярославле, а утро для руководителя Малого театра и народной артистки России Людмилы Поляковой началось со встречи с губернатором Сергеем Вахруковым. Глава региона поблагодарил актеров за визит и пообещал посетить вечером Волковский театр.

Самое главное для актера – перевоплотиться, а значит полюбить своего героя. Для Юрия Соломина роль Чацкого не самый любимый образ, но перед выходом на сцену профессиональный актер о своем отношении к герою обязан забыть.

Многие актеры театра и кино говорят так: «Мы играем в кино, что бы люди ходили в театр». Только при живом общении со зрителями, актеры получают настоящее удовлетворение от сцены, а зрители, в свою очередь, получают подлинность страстей, живые эмоции и чувства.

16.04.2008
Ярославская ГТРК

Предлагаем вашему вниманию фотографии спектакля «Горе от ума» на гастролях Малого театра в Ярославле.

ФОТОГАЛЕРЕЯ

ВВОДЫ В СПЕКТАКЛЬ «ГОРЕ ОТ УМА»

В спектакль «Горе от ума» объявлены новые исполнители.
В роли Хлёстовой - Л.П.Полякова
В роли графини Хрюминой - З.Е.Андреева

Желаем актрисам успеха!

24 ноября впервые в комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума» роль Господина N сыграл заслуженный артист России Сергей Александрович Вещев. Поздравляем актера с новой ролью и желаем ему дальнейших творческих успехов!

24 ноября впервые в комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума» роль Господина N сыграет заслуженный артист России Сергей Александрович Вещев. Пожелаем актеру удачи!

28 октября спектаклем «Горе от ума» А.С.Грибоедова Малый театр почтит память драматурга, актера, режиссера, педагога и первого директора театра Александра Ивановича Сумбатова-Южина, чье 150-летие отмечалось 16 сентября 2007 года. Перед спектаклем зрители смогут услышать вступительное слово ректора Театрального училища им. Щепкина Бориса Николаевича Любимова.

А тебя вылечат? О театре, который мы потеряли

ДАЛЬШЕ – ТИШИНА

А тебя вылечат? О театре, который мы потеряли

Новый театральный сезон по идее должен выдавать премьерные залпы. Вот только восторженного «ура-ура!» пока не доносится. Тем не менее громким выстрелом — фактически запевом стартовавшего сезона — стали гастроли в Киеве Малого театра России. Малый как Малый — большой русский стиль, прочные традиции, заметные успехи. И — уже для нас — дополнительный повод для меланхоличной «крамолы»: почему ж так бесхозяйственно угробили собственный «традиционный театр» , который некогда обожали и прославляли?
Вот оно — глупое счастье... Висеть на жердочке первого яруса (без всяких амбиций «а подайте-ка пригласительный в первом ряду!») — и только слушать, смотреть, умиляться, внимать... Слегка ностальгировать... Еще отлично воспринимать то, «о чем» говорят. И адекватно осознавать, «о чем» , собственно, пьеса.
Согласимся, друзья, в современном театре это давно забытое счастье — такая вот ясность, прозрачность и такой магнетизм.
Разумеется, и этот театр, наверняка, не самый идеальный организм на земле. Об идеальном, впрочем, вообще лучше «в тряпочку». Поскольку вместе с двадцатым из Малого и из тех, что помельче, стройными рядами — один за другим — ушли почти все «великаны». Пусто без них. Зато есть основательный повод сравнить (чтоб потом прослезиться... ).
***
«Горе от ума» (Малый театр)
На примере лишь нескольких постановок гостей — «Ревизор» , «Горе от ума» , «Волки и овцы» , «На всякого мудреца довольно простоты» — отчетливо понимаешь: да уж, быть последовательным некогда избранному курсу, быть преданным определенному стилю (или, если хотите, по-модному — «формату!») — это и экономически выгодно, и эстетически надежно. И этически благородно. Кто бы спорил?
Особенно когда видит на сцене Элину Быстрицкую или Бориса Клюева, Юрия Соломина или Людмилу Полякову, Эдуарда Марцевича или Татьяну Еремееву, Ирину Муравьеву или... Ну все «при них» — при их героях. И звонкое слово, и объемный рисунок (роли). И очевидная мотивация (того или иного поступка), и яркий характер (что классиками предполагается).
Вот, например, играет Быстрицкая Турусину в «Мудреце... « — увядшую тетушку, богатую сплетницу. Особу, поведенную на «ирреальном» и благотворительном. Выходит на сцену — лебедушка! Говорит — вроде вполголоса. Но все отчетливо слышно даже на моем первом ярусе в глухом правом углу, будь он неладен. Героиня актрисы, латентная пьяница, украдкой от всех за шифоньером время от времени пропускает рюмашку. Уж винцо иль коньяк — мне издали не разобрать. Сам собою вяжется узор сценситуаций: гутарят, охают, торгуются. И надо видеть, как эта героиня буквально и постепенно... «пьянеет» на этой же сцене перед нашими широко раскрытыми глазами. То есть актриса не просто вышла, сказала, отыграла и забыла (к чему нас всех давно приучили), а не упустила малейшего нюанса во внутренних изгибах образа. Подала роль продольно, в действенном психологическом разрезе. Не забыла ни крючка, ни петельки в этой своей Турусиной. Потому что мастер. Знает, «что делать?» Что ж тут еще объяснять?
Малый театр (уж около двадцати лет им руководит Юрий Соломин) московские экстремисты иногда обзывают «пыльным музеем». Хуже того — «рудиментарным складом». За то в основном ругают, что в сценкомпозициях Малого никто не ходит на головах и не орет без сюжетной нужды. Никто там не обнажается «согласно режиссерской концепции» и без причины не болтается под колосниками.
Еще там (сам свидетель) никогда не «квакают» , а также не «гавкают» или «чирикают» тексты Островского, Гоголя, Чехова. А произносят эти тексты со сцены так, как и должны были бы общаться в XIX веке простые земляне — купцы и простолюдины, чиновники и прохиндеи. Ну вот не занимаются эти артисты «кваканьем». Причем сознательно, из принципа. И нет на них «управы»!
В то время, когда вокруг и так полно «мудрецов» , когда пенится и процветает экспериментальная «трясина» , когда лягушки (вряд ли в истории театра они останутся царевнами) лишь пучат глаза на сценических «тронах» , там — в Малом — все «большое». И совершенно «другое». Нереальное для нашей свихнувшейся реальности. И не трясина там, а «лебединое озеро» — с приемлемой экологией, кстати.
У меня мгновенно возникло рацпредложение. В такие театры, как Малый (то есть чудом уцелевшие образования классической формы, добротного слога и традиционного наполнения), зрителям-отличникам необходимо выписывать путевки — как в санаторий! Чтоб эти «больные» подлечились, поправились. Посидели на экологически чистых продуктах. Подышали свежим воздухом высокой словесности. Очистились от шлаков сомнительной экспериментальности и вредных для нравственного здоровья «консервантов». Всей той мути, которой пропитано наше устоявшееся сценменю (как правило, его «расфасовывают» в театрах-супермаркетах).
Представьте, Малый тоже производит «операцию-консервацию». Вот только его изделия отменного качества. Они совершенно безвредны для здоровья. Просто надо рецепты знать. Вот извлечешь из «банки» Малого какой-нибудь овощ-фрукт — так это же сочно, аппетитно, по-домашнему...
Приходите, к примеру, на их «Ревизора». Почти четыре часа продолжается действо: в деталях-подробностях, в сценических «рюшиках». А нельзя оторваться! Как в хорошем радиотеатре слушаешь вечного Гоголя от «хорошего Малого» — и опять про себя же наивно бормочешь: а ведь точно, будто про нас... И весь списочный гоголевский состав — пальцем не тронут. Даже залетных купцов пощадили, сохранив все их тексты.
А что же видите перед собой на сцене, когда открывается занавес? А простирается там как будто картинка из моего театрального детства. Сказочная, «лубочная» Россия, «которую они потеряли». Наивные рисованные задники с домишками, куполами. Мебель — как и полагается в благородных домах. Стены, колонны и лестницы как бы «всамделишные». Все и прочно-театральное, и откровенно нереальное. Поскольку отвыкли от сценичной предметности. А у них все сцены и картины движутся в линейной — авторской — последовательности. Дом Городничего — значит, «дом Городничего» , а не рублевская «хаза-малина». «Нумера» Хлестакова — значит, они самые и есть, а не клетка в зверинце, как придумал бы Жолдак (к примеру).
Юрий Соломин как будто сочинил для спектакля «концепцию». Вроде его постановка — о жутком страхе чиновников. Возможно. Но в его «Ревизоре» (совсем не выдающемся, а просто крепком спектакле), как на мой вкус, непроизвольно возникает дополнительный смысл. Хлестаков на виду у камарильи под руководством Городничего — попросту оптический обман. Нечто на манер «я знаю точно: невозможное возможно!» Живут-то в одной большой луже. Барахтаются в одной и той же провинциальной грязи. А Питер и сказочные балы, тот самый недосягаемый «высший свет» , да еще и «друг Пушкин» в придачу — это же иная планета. Это болезненная мечта для тмутаракани! Тогда уж любой прохиндей кажется инопланетянином. Поскольку сами они — бобчинские, добчинские и остальные земляники — «иного» мира не знают, но грезят о нем и готовы в любой миг улететь на «тот свет» , только б позвали. Только б поманили рукой.
Слабое звено спектакля — собственно городничий. При всей старательности актера А.Потапова, образ получился скукоженный, словно «скороговорочный». Без того художественного массива, который и предполагает этот «масштаб ничтожества». У меня, например, перед глазами постоянно был Юрий Мажуга из киевского спектакля — это этапная работа (даже удивительно, как они теперь собираются без Мажуги очередной римейк запускать?).
Зато в Малом отлично чувствуют стиль и масштаб Эдуард Марцевич и Людмила Полякова. Забавно и обоснованно (как для данного спектакля) преподносит Хлестакова молодой актер Д.Солодовник. Его герой -- испорченный ребенок, капризный мальчишка. Он не авантюрист. И точно не «чертик» (такие версии тоже имеют место). Этот — приехал, застрял, поддался, пошутил, заигрался... Да и смылся, пока не взяли с потрохами!
При всех возможных критических ремарках, которые возникают по ходу постановки Соломина, точно уверен в одном: на этот спектакль не опасно повести ребенка... Даже целый класс. Ребенок хотя б уяснит, что имел в виду великий Николай Васильевич, когда собрал в одном городе «под одной крышей» столько ничтожеств и подлецов. И кого он там, понимаете ли, «изобличил» сто лет в обед. И почему все они так похожи на нынешних. А вот, скажем, отправлять ребенка на «Ревизора» в киевский театр имени Ивана Франко — это и социально, и нравственно тревожно. Поскольку вдруг обнаружишь, что Хлестаков — активист гей-движения, а остальные «кавээновские» чиновники — его потенциальные «жертвы» , которых он, извините, по ходу дела «имеет». Все это, простите, не для нас, интеллигентных людей.
***
Или «Горе от ума» того же Малого (постановка на сцене Малого Сергея Женовача, ученика Петра Фоменко). Удивительный спектакль. Непростой, не всеми принятый. Вроде по «фактуре» — «не Малый». Но по настроению — урок чистописания, трогательный ноктюрн. А не пафосная «бессмертная комедия» , о чем и так давно знаем.
Женовач перебирает в тексте Грибоедова лирические, словно бы чеховские, строфы-струны. И элегантно, усердно, как искусный дирижер, «раскладывает» канонический текст в русло нужных ритмов и необходимых ему настроений. Возможно, специально уходит от вызывающих гримас «недоброй Москвы» и «хорошего Чацкого»? У него — «все хороши... «. И все чуть-чуть от лукавого.
Особенно Фамусов — Юрий Соломин. Это — вовсе не «воплощение зла» , а лишь хитрец, лукавец и умница. Человек, возможно, даже более «продвинутый» , чем Чацкий, поскольку лучше других знает цену Москве и москвичам... Молчалину и собственной дочке... А уж Чацкому — так и подавно.
По поводу Софьи из этого «Горя» , увы, критический булыжник «издалека» — это плохо. Это, на мой взгляд, просто бесхозяйственно — взять и не обозначить в столь стильном произведении ту центровую позицию, которую и должна занимать героиня. Впрочем, молодые актрисы Малого — вообще нечто необъяснимое. Будто статичные солистки ансамбля «Березка». А ведь случались в истории русского театра и магистральные сюжеты, когда режиссеры отчетливо понимали, что причина и «горя» , и «ума» — не столько столица и даже не зловредное общество, а, по большому счету, именно Софья. Это ясно понимал, например, Товстоногов, у которого в начале 60-х Софью играла Доронина. Она подавала этот важнейший образ эмоциональным центром сюжета. Только чего уж там, все объяснимо — таких, как Товстоногов (с его великой художественной проницательностью), даже после глобального потепления нам ожидать бессмысленно. Да и Доронину, к моему большому сожалению, клонировать нельзя. Поэтому в связи с «Горем...» — лишь умиление.
***
Ну и, конечно, Островский — главная «икона» Малого. «Волки и овцы» , «На всякого мудреца...» — спектакли-парады. Выставка достижений отменного актерского хозяйства. Сказать, что есть проходные роли, — значит нагло соврать. Все на своих местах. И все в спаянном, сбитом ансамбле. После «КРИКтического реализма» нашей Русской драмы с ее подиумным скольжением по наследию Островского («Доходное место» , «Волки и овцы») осмысленная сценречь лицедеев Малого особенно греет душу и ласкает слух.
Когда-то Островского упрекали в том, что увлекается эффектностью сюжетной покройки, да еще и на французский лад. Ругали, мол, «нанюхался французов». И лишь Добролюбов его защитил: «Куда труднее писать пьесы жизни... « И что ж кажется самым фантастическим в его «пьесах жизни» теперь, спустя эпохи? А представьте, та самая отменная сюжетная покройка. Словно бы с прицелом на непредвиденные века, когда скороспелые драматурги разучатся «конструировать», чувствовать, когда для многих из них «пять актов» окажутся чем-то невыносимым. В такой-то «покройке» Островского, конечно, актерам легко дышать, вольно двигаться и высоко взлетать (если требуется). Оба спектакля представляют, казалось бы, канонического Островского. И от того добротного.
Текст автора не усложнен, но в то же время внятен. Малый достигает сценической ясности, избегая примитивности — а ведь для многих нынче это непосильная задача. Сценические композиции Владимира Бейлиса и Виталия Иванова — живые, искрометные истории «из жизни...». С переливами настроений и оттенками подлинных человеческих чувств, которые тут же эхом откликаются в зрительском зале.

Сам тому свидетель: некоторые восторженные просто рты раззевали, когда слушали вечно актуальные диалоги. И едва ли с ярусов не падали от театрального удовольствия.

***
«Ой не ходи, Грицю, та й на вечорниці» (Театр им.И.Франко)
А я в это время сидел и грустил. О своем горевал — об отечественном. Уже о той «Украине, которую мы потеряли».
Думал о том, почти всеми забытом и даже некогда высмеянном «реалистически-бытовом» или «романтически-бытовом» «этнографическом» украинском театре, который я, например, люблю. И любить буду. И наплевать мне на мнения ангажированных пропагандистов сомнительно-доморощенной «экспериментальщины». До сих пор, как маньяк, ночами вылавливаю на обреченном канале «Культура» какие-то редкие старые записи... Где Гнат Юра гениально «тает» в финале «Борули» , а Дмитрий Милютенко бьется в истерике: «Чия земля? Калитчина!» Где Копержинская в «Бесталанной» — попросту Вера Пашенная, только на ином контекстуальном уровне.
... Где же все эти «журавлі, тини, соняшники, глечики, хатки, вишиванки, городи, дівчата, парубки, пісні, танці... «? Целая планета, омытая слезами Лымеривны, Бондаривны и обласканная смехом Стецька и Шельменко? «Речка, небо голубое, это ж все мое, родное... « Да, смейтесь надо мной, издевайтесь... Но ведь действительно потеряли — на театре в частности.
... На днях на кухне у Оксаны Забужко клокотал: «Что ж похоронили и затоптали тот театр, который разные светлые головы называли уникальным явлением мировой сценкультуры? Это же линия ремесла Кропивницкого, Тобилевичей (старших), Юры, Крушельницкого, Бучмы, Ужвий, многих других... Решили быть «ближе к Европе»? Так вот и туда пока не достучались (Жолдак, и тот на полдороге в Москве застрял), и то ценное, что у нас было, — золотое слово сценическое, традиции прочные, народный быт (в его высоком, а не низменном звучании), национальный характер во всей его многогранности — где же все это на сценах? Увижу ли, сердешна Оксано?... «
Она отвечает прямо как Фирс из «Вишневого сада»: «Раньше «средство» знали. Подлинная театральная школа была, а не мнимая, как теперь. Нынче, предложи им всерьез сыграть в тех же пьесах Старицкого — так это же смех будет! Пародия! «Средства» забыты... Актеров для того театра практически не найти — почитай, раритеты и эксклюзивы!»
И правда. Что Ступка, что Хостикоев — художники-передвижники, стахановцы-мастера. И репертуар-то у каждого объемный, богатый. Да только не национальная классика. Мне кажется, давно уж пора влить новое вино в старые меха «Украденного счастья» Сергея Данченко (на сцене франковцев). Прежний состав играет редко, а в «римейке» могли бы выйти и Богданович, и Ступка-младший, и Тимошенко (Арсен). Не лучший спектакль Данченко — «За двумя зайцами» — в репертуарном фаворе, а один из лучших (по пьесе Франко) лишь по праздникам да в юбилеи.
Казалось бы, пан Бенюк, вот он — чудесный актер и сочный характер для театра, который потерян! Только я уж и писать о нем опасаюсь, поскольку в последнее время работает под «режиссурой» О.Тягныбока, а там — специальный «репертуар».
... Не в том же проблема, что традиции — «ужас» , а эксперимент — это «класс!»? Как по мне, все дело исключительно в даре, в таланте. И среди «новаторов» — толпы бездарностей. И среди «традиционных» — ограниченный контингент самородков. Бесспорно, самые разнообразные растения цветут на местных сценических клумбах. Тут уж не возразишь. И многие театральные деятели успешно пахнут в разные времена года... Разное есть — и разное будет. Нынешний день — не повод для пессимизма: жизнь продолжается, педали крутятся, у многих полные залы, и зритель, как от чумы, убегает от политики в театральные здания. Только что там находит?
Находит, например, яркие поиски учеников Митницкого. Или заблаговременно узнает о производственных показателях киевской Русской драмы. Еще обнаружит, что есть в Украине тысяча и одна сцена в Крымском театре «имени» Новикова и процветает украинский театральный синдикат в Донецке. Есть столичный «популяризатор энтропии» — г-н Троицкий, а рядом — «продавец воздуха» г-н Проскурня. Когда читаю в Интернете нечто наподобие «... відомі телевізійні ведучі зіграють у гучному театральному проекті за мотивами п’єс Карпенка-Карого «Суєта» і «Житейське море» , то ненавижу в этом послании человечеству абсолютно все — кроме драматургических первоисточников. Экс-телеведущему Р.Скрипину и иже с ним для начала не мешало бы разобраться со своим «творчеством» в телевизоре, а не классику липкими пальцами «модерировать».
Правда, в центре столицы — разнообразные биполярные эксперименты в театре Богдана Ступки. Он часто использует «контрастный душ» для художественного омовения труппы. Выпустил элегично-иронично «Наталку Полтавку» — это то, что от него давно ожидали. По-прежнему у франковцев собирают аншлаги скромные (в художественных решениях) «Мартин Боруля» и «Шельменко-денщик» , на очереди — «Кайдашева сім\\\\\\\'я».
Должны быть в театре разные «тайные» тропы — эксперименты, поиски. Без этого нельзя, а то зачахнут. Но не должна зарастать бурьянами и магистральная трасса. Тот путь, который исходили не худшие люди. И вроде как завещали «хранить вечно». А получается, хранить некогда... «Время, назад!»
Найдите-ка сегодня Грыця для мелодрамы Старицкого в труппе тех же франковцев или заньковчан — да днем с огнем! Вот мальчиков-с-пальчиков предостаточно.
Учитывают ли сегодня театральные педагоги законы амплуа, репертуарные законы? Много ли комиков, трагиков и характерных актрис открыли последние выпуски вузов? Вы послушайте эту их новейшую «сценречь»! Исключительно в «немой сцене» — вот где им всем надо играть.
Привозит намедни в столицу Донецкий театр мое любимое — «У неділю рано зілля копала». Но, простите, никакого же критического долготерпения не хватит после фальшивых завываний провинциальной цыганщины. Катастрофа. От этого «колорита» хочется бежать еще дальше, чем Мопассан от Эйфелевой башни.
Одно хорошо: некоторые хотя бы еще (пока?) кое-что (кое-как) изредка ставят.
Уж казалось бы, вот он театр, которому историей и судьбой предписано сохранять традиции корифеев, — заньковчане. Они на пороге юбилейных гастролей в столице. И многое значится в их гастрольном (парадном) репертуаре — «Визит старой дамы» , «Амадей» , «Валентин и Валентина» , естественно, «У.Б.Н.». А отечественной классики — в помине. И во Львове, что ли, «средство» забыли? Позор, если так.
***
«Малорос ленив и в движениях медлителен», — когда-то очень зло написал Максим Рыльский совсем по другому поводу. Но как будто писал именно о проблемах того театра, который болен... Который, в общем, практически исчез. Который «в реале» , на сценах — во всем его искрометном блеске и колоритной народной прелести — в ближайшем будущем вряд ли увидим.
Хорошо, хоть горемычной теле-»Культуре» кислород не перекрыли и платежеспособные «папики» еще окончательно не выкупили эфирное время для своих «певичек» на этом канале. Поскольку редкие «больные» (театром) еще надеются — ночью — хотя бы там исцелиться.

Автор: Олег ВЕРГЕЛИС
Источник: Зеркало недели
Дата: 29.09.2007

«Пресса о гастролях Малого театра»

УМНЫЙ МАЛЫЙ

Государственный академический Малый театр впервые побывал в Тюмени. Публика не пожалела денег, чтобы увидеть спектакли театра на сцене филармонии...

«Пресса о гастролях Малого театра»

УМНЫЙ МАЛЫЙ

Государственный академический Малый театр впервые побывал в Тюмени. Публика не пожалела денег, чтобы увидеть спектакли театра на сцене филармонии. Билеты дорогие, но все понимают, что такое событие – редкость, и пропускать его нельзя. О визите Малого в Тюмень будут рассказывать детям и внукам. Когда-нибудь отыщут в домашнем архиве программку…

Программку Малого театра не прочтешь в один присест. Длинный-предлинный перечень участников спектакля. Все свидетельствует о том, что это театр богатый и обласканный. Его дальняя провинциальная родня отродясь не знала такой роскоши, да и столичная может позавидовать.

Исполнители ролей – чуть не сплошь народные артисты, плюс некоторые из них лауреаты госпремий. Даже в эпизодах играют народные. А коли кто не народный, тот наверняка заслуженный. Редко встретишь исполнителя без наград и звания.
В технических и вспомогательных службах задействованы заслуженные работники культуры России.

Потому что это один из двух старейших государственных театров России. Хранитель проверенных временем ценностей и традиций. Родовая усадьба русской классики.
Художественный руководитель Малого Юрий Соломин – сторонник старого уклада. Его художественные предпочтения выглядят так: декорации должны быть красивые, желательно с золотом; нельзя раздевать актеров, нельзя ставить их на карачки; мату не место на сцене, его и в троллейбусе достаточно.

Юрий Мефодьевич убежден, что надо сохранять прежнюю систему репертуарных театров. Он категорически против реформы, лишающей театры государственного статуса. «Передел собственности, вот и все! К искусству это не имеет никакого отношения!» На пресс-конференции в Тюмени Соломин просил показать человека, который первым предложил эту реформу. «Кто это? Я хочу в глаза ему посмотреть!»

Первый человек, конечно же, не в Тюмени проживает, но тут есть его последователи, и Юрий Мефодьевич с ними встретился. Посмотрел им в глаза. Актеры театра получили от них цветы, подарки, приятные признания.

Се ля ви. Что тут еще скажешь. Каким бы руководителем и мыслителем ни был Соломин, он в первую очередь актер. Это важно. Актер из самых лучших, отборных. Возможно, гений. Поклонникам его киногероев это невдомек, они идут на имя. Вот и в тюменскую филармонию многие пришли для того, чтобы сравнить нынешнего актера с «адъютантом».

К сожалению, на тюменских гастролях Соломин не сумел предстать во всем блеске. Его Фамусов в «Горе от ума» словно бы не попадал в фокус. То же самое случилось со всеми персонажами этого спектакля за исключением Скалозуба (Виктор Низовой) и Репетилова (Дмитрий Зеничев).

Предполагаю, что на показ повлияли технические условия филармонии, не предназначенной, как бы ни была она хороша, для театральных постановок. К тому же в гастрольном варианте всегда что-нибудь пропадает. Этот спектакль – камерный, приглушенный, непривычный для стилистики Малого театра – вообще не предназначен для огромного концертного зала.

Микрофоны вдоль рампы, расставленные с заботой о слушателях, смотрелись нелепо, нарушали картину, придуманную художником Александром Боровским. Был момент, когда микрофон отбросил тень рядом с тенью Чацкого, вызвав ненужный комический эффект.

Успешнее прошла комедия Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Режиссер Владимир Бейлис выстроил спектакль так, чтобы у каждой «звезды» была «цыганочка с выходом». Все говорили зычно, играли смачно. Публика получила удовольствие от сольных номеров Элины Быстрицкой, Ирины Муравьевой, Бориса Клюева. Было то, чего ждали от прославленного коллектива. Декорации и наряды отвечали усредненным представлениям о «настоящем театре».

Случайно или специально гастролеры сыграли подряд две постановки, в центре которых – умный молодой человек. Умный Чацкий не сдержан на язык, говорит в лицо окружающим то, что думает, сыплет язвительными замечаниями. Умный Глумов открывает мысли только дневнику, а вслух лжет, зная, что людям нужна лесть; однако в финале, когда его разоблачили, Глумов высказал всю правду, от души.

Актеры Глеб Подгородинский (Чацкий) и Василий Зотов (Глумов) не слишком удачно выступили на тюменской сцене, но это не помешало публике прочувствовать горечь умных слов.

Оба текста, Грибоедова и Островского, звучали своевременно и уместно. Не одной мне казалось, что это свежая иллюстрация к нашей реальности, что в репликах классических персонажей узнаются местные деятели. Причем деятели присутствовали тут же, смеялись вместе со всеми.

Если б театр обладал силой влияния, которую ему приписывают… В таком случае спектакли Малого театра оздоровили бы нашу нервную обстановку. Снизили уровень лести, подобострастия.

Что ж, начнем с малого. С честного обзора гастролей.

Автор: Елизавета Ганопольская
Источник: Тюменский курьер
Дата: 24.04.2007

«Пресса о гастролях Малого театра»

ОДИНОКИЙ ГОЛОС ЧЕЛОВЕКА

«Горе от ума» в Малом театре

ОДИНОКИЙ ГОЛОС ЧЕЛОВЕКА

«Горе от ума» в Малом театре

Боже мой, что за грустный спектакль! Это я о постановке пьесы Грибоедова, которую показал во время гастролей в Екатеринбурге прославившийся воплощением классики Малый театр. Только не удивляйтесь отсутствию привычных определений: сатирическая комедия, комедия-памфлет — это о постановках, что были раньше, но не об этой, появившейся на стыке веков, в 2000 году.

Многие театралы, конечно, знают знаменитый спектакль по грибоедовской пьесе с Михаилом Царевым в главной роли — видели «живьем» или в записи, которая, к счастью, сохранилась. Тот Чацкий запомнился обличителем, да и его любовь была возвышенно-романтической, страстной, хотя и чуть-чуть на котурнах, а монологи, безупречно отделанные вплоть до мельчайших деталей, разящими острыми стрелами летели в зал.

Тогда вообще так играли, немного пафосно. Вслушайтесь в записанные голоса великого Остужева в роли Отелло, Алисы Коонен, наших екатеринбургских корифеев — Дальской, Токаревой, Ильина. Театр был высоким служением. Представляю, как интересно и боязно было в наши дни обратиться к грибоедовскому шедевру, с холодной аналитичностью разъятому по частям в процессе школьного изучения. Разве что вообразить себя этим Чацким сегодня, сейчас.

Похоже, именно так и сделал один из самых талантливых нынешних режиссеров Москвы Сергей Женовач, вложив в постановку немало сокровенного, очень личного. И произошло чудо: мы получили спектакль не только об одной, частной судьбе, но и о несовершенстве мира, об одиночестве лучших людей.

Две контрастные краски, два настроения составили рамку этого представления: Чацкий начала и конца спектакля. Вот он вбегает в дом Фамусова, о котором соскучился в долгой разлуке, внутренне собранный, элегантный, порывистый. Проснулись юношеские воспоминания, а еще Софья... «Как хороша!» В последней сцене перед нами человек, загнанный в угол. Гневные монологи Чацкого никому не нужны, и он произносит их словно бы только для себя, выражая свое внутреннее состояние. Говорить все эти, полные горечи, слова в центре сцены, публично просто смешно: жизнь чиновно-барской Москвы течет привычно, сама собой, и никакие филиппики ее ход не изменят. Дураки будут процветать, подлецы властвовать, светская чернь сплетничать и вальсировать на балах.

Прислонившись к глухой стене, Чацкий будет стоять один-одинешенек, а попытки его вырваться из теснящего круга преградят щиты-шлюзы — мобильные элементы оформления спектакля. Традиционно-бытовых декораций на сцене нет. Художник Александр Боровский заменил их системой плоскостей-экранов, которые, двигаясь, перестраиваясь, изображают то открывающуюся дверь, то стену парадного зала, то, как в финале, беспощадную клетку-жизнь, в тиски которой попал бедный Чацкий и которая угрожает его раздавить. Необычно, страшно... И — выразительно!

Сергей Женовач сделал, казалось бы, невозможное — прочитал текст великой комедии заново, словно бы в первый раз. В этом спектакле актеры говорят естественно и легко — как дышат, без всяких заметных «швов» включая в речевой оборот давно растащенные на пословицы и поговорки фразы. Можно даже сказать, что текст виртуозно разыгрывается, как музыкальная партитура, с тем чтобы выявить главное — внутреннюю драматургию, которая наполняет монологи Чацкого (Глеб Подгородинский), Фамусова (Юрий Соломин), Скалозуба (Виктор Низовой). Поражаешься современной адресности этого текста, адресности сатиры, — как будто сегодня написано... Воистину, классика не стареет!

Мастерски разработана и партитура мизансцен. Достаточно вспомнить бал у Фамусовых. Его многочисленные участники ни разу не собираются вместе, а словно бы невидимый круг выкатывает в центр сцены то одну, то другую группу, предоставляя им своеобразное соло, создавая дуэты, давая возможность показать себя и Хлестовой (Элина Быстрицкая), и старой графине Хрюминой (Ирина Ликсо), и нелепому Тугоуховскому (Юрий Каюров), и другим участникам фантасмагории московского «света», берущего на себя смелость карать или миловать.

Главный человеческий конфликт «Горя от ума», показанного Малым театром, вечен. Перед нами конфликт философский, вобравший мысли о жизни и ее смысле. Не только о нашей российской жизни. Поэтому спектакль получился грустным. Но при подобной концепции разве могло быть иначе?

Сергей Женовач поставил «Горе от ума» как очень лирическую пьесу. И тему, связанную с главным героем, подкрепил еще музыкально: от первой и до последней минуты действие сопровождает игра сидящего в одной из кулис небольшого классического оркестрика. А в самом начале спектакля пылал огонь в домашнем камине, потом погас. Таких многозначных деталей на сцене немало — их интересно разгадывать.

Автор: Юлия МАТАФОНОВА
Источник: Уральский рабочий
Дата: 21.04.2007

24 марта на основной сцене вместо комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума» пойдет комедия Н.В.Гоголя «Ревизор». Приносим свои извинения!

23 января на основной сцене вместо комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума» пойдет комедия А.Н.Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Приносим свои извинения!

24 декабря на основной сцене Малого театра пойдет комедия А.С.Грибоедова «Горе от ума».

27 декабря — драма А.П.Чехова «Три сестры».

Приносим свои извинения!

9 декабря исполняется 175 лет со дня первого полного (хотя и с купюрами, сделанными цензурой) представления в Малом театре комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума». Публикуемую сегодня полную запись комедии, сделанную в 1979 году, мы посвящаем также памяти Виталия Мефодьевича Соломина…

ЮБИЛЕЙ СПЕКТАКЛЯ «ГОРЕ ОТ УМА» А.С.ГРИБОЕДОВА

9 декабря исполняется 175 лет со дня первого полного (хотя и с купюрами, сделанными цензурой) представления в Малом театре комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума». Публикуемую сегодня полную запись комедии, сделанную в 1979 году, мы посвящаем также памяти Виталия Мефодьевича Соломина…


ФОТОГАЛЕРЕЯ


Действие первое (8,7 Мб)

Действие второе (10,1 Мб)

Действие третье (11,8 Мб)

Действие четвертое (10,3 Мб)


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:

Фамусов – Михаил Царев

Софья – Нелли Корниенко

Лиза – Евгения Глушенко

Молчалин – Борис Клюев

Чацкий – Виталий Соломин

Скалозуб – Роман Филиппов

Хлестова – Елена Гоголева

Князь Тугоуховский – Николай Рыжов

Княгиня Тугоуховская – Муза Седова

1-я княжна — Зинаида Андреева

2-я княжна — Маргарита Фомина

3-я княжна — Анна Жарова

4-я княжна — Мария Стерникова

5-я княжна — Лариса Кичанова

6-я княжна — Т. Некрасова

Графиня Хрюмина – Софья Фадеева

Графиня-внучка – Татьяна Рыжова

Платон Михайлович Горич – Валентин Ткаченко

Наталья Дмитриевна, его жена – Лилия Юдина

Загорецкий – Аркадий Смирнов

Репетилов – Никита Подгорный

господин N — Виталий Игаров

господин D — Анатолий Опритов

Петрушка — А.Литвинов


Из книги Ю.А.Дмитриева «Академический Малый театр. 1941-1995»

Премьера новой постановки «Горя от ума» состоялась 4 декабря 1975 года. Ставил спектакль В.Иванов, но под художественным руководством М.Царева, а оформлял спектакль Е.Куманьков. Начиная с этого спектакля он был утвержден главным художником Малого театра.

Спектакль вызвал споры. В частности, не всех устраивало, как В.Соломин играл роль Чацкого. Поэтому интересно узнать, что думал сам актер об этом персонаже? Он говорил: «Раньше интересовал смысл монологов Чацкого, теперь — смысл его поведения» (Соломин В. Неповторимость. — «Сов. Россия», 1985, 3 ноября).

Актер стремился показать лирическую суть Чацкого. «Мой Чацкий прекрасно понимал, что представлял собой Фамусов и ему подобные. Но в доме Фамусова его держала глубокая и сильная любовь к Софье, свою возлюбленную он не мог поставить на одну доску с окружающими. Отсюда его монологи. Они адресованы Софье, и никому другому» (Соломин В. Неповторимость. — «Сов. Россия», 1985, 3 ноября).

Исполнение роли Фамусова Царевым в самом театре оценивали так: «Играя Фамусова, Царев вступал в борьбу с современным мещанством, он выступал против фамусовщины во все времена. И на каждом спектакле он иной в раздумьях о своем герое» («Сов.Россия», 1983, 30 ноября).

Начинался спектакль. Смолкала мелодия часов, заведенных Лизой, и из боковой двери, в полутьме раннего утра, появлялся седой человек в халате. Для него очень подходили реплики, какими он обменивался с Лизой: «Вы старики...» — «Почти».

Он входил, и все как-то сразу погружалось в атмосферу благодушной московской барской жизни. В этом Фамусове было что-то притягательное, он казался добродушным, был хлебосолен, по-своему остроумен и безусловно отличался практическим умом.

Светлело, и зрители видели нарядный барский дом, как бы оттенявший уродливую жизнь тех, кто с этим домом связан. Художник предложил одну установку, но она, трансформируясь, позволяла видеть разные покои. Сначала была гостиная с балконом-галереей. Потом возникала зала и, наконец, сени, в которых проходили последние эпизоды комедии. А сквозь замерзшее окно виднелась Москва, особняки знаменитого московского ампира соседствовали с полуразвалившимися домишками.

Фамусов передвигался неторопливо, но ощущалось, что его все больше охватывала тревога. Откуда могли раздаваться звуки то флейты, то фортепиано? Почему здесь в такую рань оказалась Софья и Молчалин? Царев отлично передавал все усиливающееся беспокойство этого человека.

Вначале он принимал Чацкого скорее ласково, хотя и сдержанно. Но скоро почувствовал в нем чужака и ожесточился. И дело не только в том, что Чацкий Софье не пара, обстоятельства представлялись серьезнее: Чацкий мыслил совсем по-другому, чем тот круг людей, к которому Фамусов принадлежал.

Во втором акте Фамусов — Царев вовсе не представал стариком, это вполне свежий господин, с уверенной и франтоватой походкой. То, что он известен монашеским поведением, — кокетство, не более того. Все-то ему нужно, все он замечает, даже разодранный локоть Петрушки. С особенным удовольствием он рассуждал на гастрономические темы, радовался, что зван на форели, счастлив, что находился в окружении приятных ему людей. Он живописал окружающую его жизнь, и она вставала как живая. То, о чем говорил Чацкий, для него странно, Фамусов этого не воспринимал, да и не особенно слушал. Из тончайших нитей плел Фамусов словесную паутину вокруг Скалозуба, проявляя невероятное радушие и любезность. И вот здесь его заинтересовал Чацкий, за ним нужно было следить в оба, как бы он не ляпнул нечто совсем не подходящее. И все время артист создавал удивительные стихотворные узоры, прибегая к разным интонациям, используя паузы. Когда он говорил о Максиме Петровиче, монолог по пьесе был обращен к Скалозубу, но на самом деле Фамусов—Царев вразумлял Чацкого. Слова: «Ну, как по-вашему? — По-нашему, смышлен» — звучали как гимн холопству, прошлой жизни, построенной на безропотном подчинении младших старшим. Холопство, для Фамусова — высшая форма бытия. «Историческое чутье и опыт М.Царева — актера старой школы, оказались беспощадно точными в его исполнении Фамусова» (Смелянский А. Наши собеседники, с. 23).

«Горе от ума» — пьеса стихотворная. Когда роль исполнял Царев, происходило какое-то чудо: стихи переставали быть стихами и в то же время стихами оставались. Критик писал, что «он говорил стихами естественно, как дышал» (Смелянский А. Наши собеседники, с. 20).

В сцене бала Фамусов—Царев находил общее с каждым гостем. Не он посеял сплетню о сумасшествии Чацкого, но с удовольствием ее поддержал своим авторитетом.

В финале он в большей степени переставал быть респектабельным московским барином, превращался в жестокого помещика, убежденного в своих воззрениях, его отличала значительная воля, и на Чацкого он нападал со всей возможной страстью, он его ненавидел.

И что очень существенно, Фамусов—Царев при этом не кричал, более того, почти не повышал голоса. Он всего добивался путем использования различных интонаций и пауз, при посредстве которых ощущалось, что он кипит, что все в нем клокочет.

О толковании В.Соломиным роли Чацкого существовали разные мнения. Известный филолог В.И.Кулешов полагал, что роль артисту не удалась, что Фамусов переигрывал Чацкого, что Чацкий выглядел каким-то архивным юношей, тщедушным, в очках. В тех монологах, какие он произносил, не возникало напора, возмущения. И с дороги он появлялся, правда в тулупе, но в совсем не подходящей для мороза рубашке – апаш (См.: Кулешов В. В поисках точности и истины. М., «Современник», 1986, с. 226).

Но были и прямо противоположные мнения. Утверждали, что актер, исполняя эту роль, выступал как новатор, что образ у него получился своеобразный, но безусловно интересный.
Отталкивая слугу, в распахнутом тулупе Чацкий—Соломин врывался в фамусовский дом и неожиданно со всего размаха падал. Но не смущался, а смеялся, как могут смеяться умные и счастливые люди. Обращаясь к Софье, говорил: «Чуть свет — уж на ногах! и я у ваших ног». Он далеко не красавец: невысок ростом, курносый, русоволосый, в очках. В нем ничего не было от романтического театра. Вряд ли он теперь мог понравиться Софье.

Чацкий—Соломин был очень молод и по-юношески восторжен. Он любовно гладил памятные с детства обои и чувствовал себя вернувшимся в родной дом. Он счастлив от того, что снова дома, что видит прелестно расцветшую Софью. Удобно прислонившись к изразцам печи, греясь, он оглядывал комнату, каждая вещь в ней ему знакома и дорога. Он не хотел замечать равнодушия Софьи, все более пробуждающейся враждебности Фамусова, ироничности Молчалина. Пока он счастлив. И в его словах нет дерзости, вызова, скорее, он стремится к миру. Но чем дальше, тем очевиднее Чацкий вступал в конфликт с фамусовским домом, с фамусовским окружением. С особенной силой сказанное звучало во время исполнения монолога «Не образумлюсь... виноват, и слушаю, не понимаю». Этот монолог становился исповедью мятущегося сознания. Растерянность сменялась гневом, и все сильнее звучал голос разума.
Драма Чацкого, какой ее показал Соломин, заключалась в несовместимости непосредственного чувства с нормами, со всем укладом того общества, с которым он сталкивался. Он оказывался прямо противоположен этому обществу. И при чтении монолога «Французик из Бордо» гости не расходились, они внимательно слушали, но обращался Чацкий к одной только Софье. Однако она уходила, а гости продолжали толпиться, и именно здесь впервые у гостей возникала мысль, что среди них сумасшедший.

А перед отъездом из дома Фамусовых, произнеся гневный монолог, Чацкий бросался вверх по лестнице, туда, где стояла Софья, чтобы в последний раз всмотреться в ее глаза. И только потом, подойдя совсем близко к дверям, приказывал: «Карету мне, карету!» Как писал критик, это было не поражение, не бегство, а победа разума (См.: Качалов Н. Знакомьтесь, Чацкий. — «Коме, правда», 1976, 8 апр.).

Соломин играл Чацкого озорным, не привыкшим скрывать своих чувств. Он входил, вернее, вбегал в дом Фамусова очень юным, а уходил значительно повзрослевшим. «В этом спектакле не побоялись дать Чацкому поиграть, когда-то этого не побоялся сам Грибоедов» (Овчинников С. Премьера без анонса. — «Сов. культура», 1980, 20 июня).

И все же нельзя не признать, что соломинскому Чацкому не хватало героического начала. Встретив равнодушие Софьи, неприязнь Фамусова, он растерялся. Правда, в его монологах иногда прорывались подлинная боль, негодование, даже злость, но в целом Чацкий не казался борцом, который мог бы представлять для фамусовской Москвы серьезную опасность. И пожалуй, в этом заключалась главная слабость спектакля.

Роль Скалозуба играл Р.Филиппов. Прежде всего он был монументален и отличался завидным здоровьем. Он офицер-службист, и всякие высокие идеи до него просто не доходили. Он привык слушать и исполнять только команды. Того, что говорил Чацкий, он не понимал, да особенно и не прислушивался к его речам. Чацкий ему даже нравился своей непосредственностью, горячностью, во всяком случае, зла он против него не имел.

Софья—Н.Корниенко сразу не скрывала от Чацкого, что он ей не нужен. Она девушка неглупая, деловая, прекрасно осознающая свое положение в семье и в обществе, и ей «завиральные» идеи Чацкого вовсе ни к чему. Она сумеет устроить свою жизнь, и Чацкий ей в этом не помощник. Ее интонации сухи, деловиты, иногда ироничны. Нужно быть ослепленным любовью, как Чацкий, чтобы всего этого не замечать.

Молчалин, каким его показывал Б.Клюев, был предельно сдержан, но лакейство в нем отсутствовало. Он выработал свое понимание жизни и следовал ему, по-дружески объяснял Чацкому, как тому следовало себя вести. Он не зол, не подл, не надо только ему мешать, этого он не прощал. Его ожидала карьера, и он к ней был вполне готов.

Роль Молчалина играл также В.Коршунов, у него этот персонаж представал личностью незаурядной: на самом деле переведен из Твери в Москву, жил в доме крупного чиновника, и Фамусов признавал его деловые качества. Софья заводила с ним роман. И Чацкий признавал: «Бог знает, в нем какая тайна скрыта». В неторопливых репликах Молчалина скрывалась ирония, понимание сути фамусовской Москвы. Очевидно, что он был умен и с Чацким держался на равных, в чем-то его уважая, но в целом относясь как к недоумку.
Горич — В.Ткаченко терялся при встрече с Чацким, подавлен ею, у него от прошлого ничего не осталось: «муж-мальчик, муж-слуга» — из такого положения ему не вырваться, и ему стыдно перед старым приятелем, с которым когда-то он вел вольнолюбивые разговоры.

Лиза — Е.Глушенко успела приноровиться к фамусовскому дому, но сохранила непосредственность деревенской девушки, ее трезвый ум, ее чистоту. И многое происходящее ей кажется чуждым и непонятным.

Играя Репетилова, Н.Подгорный прежде всего выявлял тему одиночества и растерянности. Никому он во всей Москве не нужен, подспудно он это чувствовал, отсюда и возникало стремление хоть к кому-нибудь присоединиться и чувство непреходящей тоски.

Вздорной представала Хлестова у Е.Гоголевой, далеко не безобидной казалась графиня-бабушка у С.Фадеевой и совершенно себя потерявшим, действовавшим только по указке жены — князь Тугоуховский—Н.Рыжов. Ни у кого не вызывал неприязненного чувства Загорецкий, которого играл А.Смирнов. Любезность составляла его суть.

Итак, подведем итоги: Малый театр представил широкую галерею персонажей грибоедовской Москвы, сделал это убедительно и талантливо. Вместе с тем спектакль, выступая против низкопоклонства, служения не делу, а лицам, рабской психологии, — оказывался вполне современным. Это был добротный спектакль, решенный в лучших традициях Малого театра. Именно в этом заключалось его достоинство и это определяло его большой успех у зрителей.


Благодарим «Клуб любителей аудиокниг» за предоставленную запись.

У “Горя от ума” очередной юбилей - 175 лет назад, 27 ноября 1831 года, пьесу впервые показали в Москве от начала до конца, хоть и с купюрами...

САМ ДУРАК

У “Горя от ума” очередной юбилей - 175 лет назад, 27 ноября 1831 года, пьесу впервые показали в Москве от начала до конца, хоть и с купюрами. Фамусова играл Михаил Щепкин, Чацкого - Павел Мочалов. Само по себе горе от ума началось на просторах нашего отечества не в 1831-м и даже не в 1824-м, когда дипломат Грибоедов разрешился от бремени драмой. Но именно с того момента Россия узнала, как это называется. Определились с формулировкой, закрепили ее для будущих поколений и замордовали generation next сочинениями на тему “Образ Софьи...”.

Бросим дела 175-летней давности. Для нас гораздо интереснее, что в последнее время “Горе от ума” на русской (во всяком случае, на московской) сцене ставить практически прекратили. Последний заметный спектакль принадлежит режиссеру Женовачу, прописан в афише все того же Малого и датируется 2000 годом. Последний шумный интерес к “Горю от ума” (да простит меня Сергей Женовач) случился вообще в 1998-м - благодаря стараниям Олега Меньшикова. Публика тогда страстно выискивала злободневные намеки и разгадывала политические аллюзии, которые не то были в спектакле, не то рождались в голове смотрящего - сейчас уже трудно сказать с уверенностью. Помню, в Меньшикове - Чацком упорно хотели видеть Явлинского, а Игорь Охлупин - Фамусов действительно смахивал на Ельцина. В собственной рецензии читаю: “Реплику “А, впрочем, он дойдет до степеней известных: ведь нынче любят бессловесных” зал встретил оглушительным хохотом”. Над кем смеялись, сегодня, хоть убей, не припомню. Неужели?.. О, Господи!

Потеря интереса к “Горю от ума” может трактоваться как безусловная победа глупости и подлости во всех сферах нашей жизни. Это удобное объяснение - совершенно в духе Александра Андреевича Чацкого. Кто меня не любит, тот дурак. Осмелюсь высказать личное мнение: любить Александра Андреевича не за что. При самом гуманистическом подходе его можно разве что пожалеть. Эгоцентрик. Зануда. Дурно воспитан. В венах не кровь, а желчь. И все это - в двадцать с копейками лет. Что же дальше-то будет?

Попробуйте прочитать пьесу как будто в первый раз. Прикиньте на себя. Вообразите: к вам в дом без приглашения вваливается приятель, чье отсутствие вы спокойно переносили целых три года, и с порога заводит: “Ну что, твой папаша все такой же идиот? А дядя твой случайно не помер? А тетя все молодится, как последняя дура? И тот, кем он тебе приходится - троюродным, что ли? - все еще на свободе? По нему давно психушка плакала...” На вашу естественную реакцию - вытолкать нахала взашей - приятель искренне недоумевает: “Что ты, что ты, я же не со зла! Так, для поддержания разговора...” Грибоедов писал о своем герое: “Его насмешки не язвительны, покуда его не взбесить”. Ну спасибо! Ну одолжили! То есть можно надеяться, что человек не станет направо и налево глушить дураков канделябрами. Если, конечно, они не доведут эту тонкую ранимую натуру до крайности. Но тогда не взыщите - сами виноваты.

Никто не требует от Чацкого абхазского почитания старших, однако Фамусов его, сироту, взял в дом, вырастил, и не устраивать в этом доме скандала, не хамить гостям - вот наименьшая благодарность, которую старый дурак, безусловно, заслужил. А то Фамусову: “Вы ничего не понимаете, вас надо сбросить с парохода современности”, Скалозубу: “Какие же вы, “сапоги”, тупые!”, другу Платону: “Ну ты и обабился!”, графине Хрюминой: “Если выбирать между тобой и портнихой, лучше жениться на портнихе”, Репетилову: “Ты что, наконец азбуку выучил?” Автор сильно облегчил Чацкому сценическую жизнь, и впрямь окружив его ходячим маразмом. Не люди - карикатуры. Однако фора Чацкого не спасает. Даже наоборот. Рождается естественный вопрос: умен ли тот, кто вечно спорит с дураками?

Что касаемо романтической линии, воля ваша, любовника глупее Чацкого в мировой литературе нет. Девушка целый день от него бегает. Еле отвечает. Захлопывает перед носом дверь. К вечеру он в претензии: “Зачем мне прямо не сказали?” То есть: “Зачем не послали меня по известному адресу? Без этого я не догоняю...” Что могло быть у Чацкого три года назад с 14-летней Софьей, гадать не будем. Умолчим из скромности. Говорят, в начале XIX века все развивались не по летам. Первый всплеск акселерации в России.

Чацкий любит. Конечно, любит. Одного человека на свете. Себя. “Горе от ума” - это история перманентной ревности. То к Скалозубу и Молчалину - наш возвращенец не знает, кого из них предпочла Софья, чувствует только, что сам на обочине. Потом - к несчастному французику из Бордо. Это какие же надо вырастить в себе комплексы, чтобы по поводу столь ничтожного существа произнести целую обличительную тираду. Да еще на балу. Пропаганда в танцзале - на такое и Анпилов вряд ли способен...

В 1825 году Вяземский писал ссыльному Пушкину в Михайловское: “Уж довольно ты был в раздражительности, и довольно искр вспыхнуло от этих электрических потрясений. Отдохни. Душа должна быть тверда, но нехорошо ей щетиниться при каждой встрече. Смотри, чтобы твоя не глядела в поросята”. Пушкин с горечью отвечал: “Ты вбил в голову, что я объедаюсь гонением. Ох, душа моя, - меня тошнит... но предлагаемое да едят”. Будем справедливы: даже здесь две правды, и в словах Вяземского есть свой резон, и, беспокоясь о нраве Пушкина, друзья - сознательно или не очень - пытались продлить ему жизнь. А Чацкий все-таки - не Пушкин. И не Чаадаев, которого в 1836-м официально объявили сумасшедшим. Боярская шуба, борода лопатой вряд ли могли служить Чаадаеву идеалом. Зато Чацкий обрушивается на короткие волосы и бритые подбородки со старообрядческим рвением. То же мне, “мой бой с бородой, мой бедный Карла Маркс”...

Чацкий никогда не был народным героем. Про него и анекдотов-то существует, кажется, всего два. Первый - как поручик Ржевский читает заключительный монолог: “Сюда я больше не ездун... Не ездюк... Не ездец...”. И второй - тонкое замечание относительно пьесы в целом: “Прочитал “Горе от ума” - не понравилось. Одни цитаты”. Действительно, для современного читателя Грибоедов - постмодернист не хуже Сорокина. Все, что у обоих написано, мы уже когда-то слышали. Хотя отдельные крылатые фразы успели поменять смысл на прямо противоположный. Например: “Сам толст, его артисты тощи”. Это кто? Правильно - Олег Павлович Табаков. А почему у него артисты тощи? Потому что имеют финансовую возможность посещать спортзал.

Чацкий всегда был героем интеллигенции. И теперь одно из двух: либо интеллигенция в стране закончилась (версия, достойная Чацкого), либо она... поумнела. Поняла, что диссидент - явление не столько социальное, сколько гормональное. Принцу Гамлету нельзя давать власть - он уничтожит все вокруг своей энергией отрицания. Человек, живущий со знаком минус, никогда не поменяет его на плюс. И чтобы достичь блестящих результатов Александра Андреевича (“наплевал всем в глаза и был таков” - по определению автора), большого ума не надо. Всем нам, от природы страдающим “синдромом Чацкого”, приходится выдавливать его из организма по капле. Ведь если мы такие умные, почему... В общем, вы знаете, о чем в этой задачке спрашивается.

Автор: ЕЛЕНА ЯМПОЛЬСКАЯ, редактор отдела культуры “Известий”
Источник: Известия
Дата: 27.11.2006

Сегодня на главной сцене вместо спектакля «Горе от ума» А.С.Грибоедова пойдет «Ревизор» Н.В.Гоголя, а на сцене филиала вместо комедии А.Н.Островского «Волки и овцы» — комедия Э.Скриба И Е.Легуве «Тайны мадридского двора».