12 июня (на гастролях в Сургуте) в спектакле «Горе от ума» роль Г-на N исполнит артист Дмитрий Марин, а роль Г-на D – артист Дмитрий Солодовник.

Смотреть ролик на YouTube

Смотреть ролик на канале МАЛЫЙ-ТВ

12 июня (на гастролях в Сургуте) в спектакле «Горе от ума» роль княжны первый раз играет артистка Аполлинария Муравьева.

Из книги С.Г.Кара-Мурзы «Малый театр. Очерки и впечатления». М., 1924.

ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ МАКШЕЕВ

Из книги С.Г.Кара-Мурзы «Малый театр. Очерки и впечатления». М., 1924.

Передо мной афиша любительского спектакля, разыгранного учениками воронежского кадетского корпуса в субботу 9-го февраля 1863 года. Шел «Ревизор». Антона Антоновича Сквозник-Дмухановского играл воспитанник В.Макшеев, а роль судьи Аммоса Федоровича Ляпкина-Тяпкина — Шпажинский. Конечно, корпус готовил сделать из них обоих образцовых офицеров и примерных служак, воинственных защитников отечества и едва ли думал, что из Макшеева выйдет актер, а из Шпажинското — драматург, которые на многие годы, на несколько десятилетий свяжут свою судьбу с подмостками Малого театра и впишут свои имена в историю русской сцены. Окрыленный успехом в роли городничего, Макшеев с большой выразительностью исполнил еще несколько ролей, между прочим, Большова, Расплюева и др. В Воронеже была группа интеллигенции, сведущая в вопросах сценического искусства и поощрявшая всякое живое театральное начинание; в числе этих лиц были известный поэт Никитин, литератор, впоследствии биограф Никитина де-Пулэ, актер Вильде и др. Они обратили внимание, на способности юного кадета, обласкали его, посоветовали заняться собой и внушили ему первую мысль о возможности стать настоящим большим актером, каковым Макшеев вскорости и сделался, не заставив себя долго ждать.

Владимир Александрович принадлежал к старинной дворянской фамилии Макшеевых-Машониных. Он родился в столице Финляндии — в Гельсингфорсе в 1843 г. По окончании курса в кадетском корпусе В.А. был выпущен офицером в артиллерию и служил в Москве в 1-ой гренадерской артиллерийской бригаде. Но военная карьера не улыбалась Макшееву, уже вкусившему сладкой оправы кулис и ласкающих слух аплодисментов. Манкируя обязанностями своей военной службы, молодой офицер во всю участвует в любительских спектаклях, играет в «артистическом кружке» и в драматическом театрике Шепелева, где, как мы видели, весело любительствовал и Н. И. Музиль. На спектаклях артистического кружка, находившегося тогда на Лубянке, часто присутствовал А.Ф. Писемский. Глядя, однажды, Макшеева в роли Расплюева, он воскликнул: «Большой из этого офицера актер выйдет! — Только бы поскорее ему надоело приказывать пушки заряжать, — он, помяните мое слово, в актеры махнет... Самое это настоящее для него дело. Комизма ему в нутро заходило — хоть на двоих хватит... Ну а при пушках куда ему этот товар девать?»

И пророчество писателя сбылось. Вскорости Макшеев совсем расстается со своей бригадой, выходит в отставку и уезжает играть в провинцию, уже как профессиональный актер. Он играет в труппе П.М. Медведева в Казани, затем в Саратове, Курске и Туле. Упрочив за собой имя даровитого и полезного актера, он возвращается в Москву и принимает приглашение вступить в труппу первого народного театра, устроенного во время политехнической выставки в Москве в 1872 году. Этот театр, который также, как и московский артистический кружок того времени дожидается еще своего летописца, сыграл значительную роль в истории развития русской сцены. Он был выстроен на частные средства по плану архитектора Гартмана на Варварской площади, близ того места, где ныне находится Деловой Двор. Зрительный зал его вмещал в себе 1803 места, из которых 1059 мест были дешевые: от 5 до 40 коп. Директором его был А. Ф. Федотов, режиссер и драматург, муж Гликерии Николаевны Федотовой. В труппе Народного театра состояли такие даровитые актеры, как Николай Хрисанфович Рыбаков, Модест Иванович Писарев, и Макшееву было, конечно, интересно играть с такими талантливыми партнерами. Театр был открыт 4-го июня 1872 г. с большим успехом пьесой Полевого «Дедушка русского флота» и «Ревизором». В обоих пьесах участвовал Макшеев, с первого же своего появления на народном театре сделавшийся, как свидетельствует его биограф и друг М. В. Карнеев, — любимцем публики. Пресса встретила дебютанта весьма благосклонно. На другой день после открытия театра в «Вестнике политехнической выставки» Ш. 35 в рецензии о спектакле появился такой отзыв М. Кублицкого: «Г. Макшеев обнаружил несомненный комизм. Игра его благородна, проста, на сцене он свободен — этою похвалой отметим мы его участие в комедии Полевого «Дедушка русского флота». Шедшая же за тем бессмертная комедия «Ревизор» была исполнена очень хорошо. Честь и хвала г. Рыбакову. Не менее превосходно играл также роль Ростаковского и г. Макшеев».

Народный театр вместе с выставкой просуществовал три месяца; за это время Макшеев переиграл в нем множество самых разнообразных ролей и неизменно вызывал одобрение зрителей, критики и дирекции. Выставочный комитет присудил даже золотые медали М.И. Писареву и В.А. Макшееву за успешное исполнение. После закрытия выставки театр также прекратил спектакли и только на следующий год 13 мая он вновь открылся под именем «Общедоступного театра», став собственностью С. В. Танеева и М. Ф. Урусова. Для первого спектакля была поставлена «Горькая судьбина» Писемского с П. А. Стрепетовой — Елизаветой и с Макшеевым — в роли Никашки, увлекшими своим исполнением всех зрителей, преимущественно состоящих из мелких ремесленников и низших служащих. Театр этот, директором которого был профессор М. И. Китара, просуществовал почти три года до конца декабря 1876 года, собрав за время своей деятельности отличную труппу, в которой блистали такие дарования, как Савина, Стрепетова, Вельская, Васильева, отец и сын Рыбаковы, Милославский, Берг, Макшеев, Ленский, Новиков, Медведев, Иванов-Козельский, Греков, Богатырев и др. Такой блестящий состав актеров едва ли еще имела в те годы какая-либо другая частная труппа. Небольшой пожарный случай, имевший место в стенах театра, обратил внимание городской администрации на недопустимость существования в центре столицы деревянного театрального здания, и «Общедоступный театр» был ликвидирован.

Макшеев стал играть в Артистическом кружке, а 1-го марта 1874 года, по приглашению В. П. Бегичева, вступил в труппу Малого театра, где оставался до самой смерти. Вступив в труппу Малого театра, В.А. Макшеев, — пишет его биограф, — с каждою новою ролью приковывал к себе внимание взыскательных зрителей того времени. Выступая в ролях Живокини, Садовского и даже Шумского он, так сказать, с бою захватывал успех на подмостках лучшей в России сцены и, в конце концов, совершенно овладел расположением публики».

Особенно реалистичен был В. А. в роли Расплюева. «Многих Расплюевых перевидал я на своем веку, пишет по поводу этой роли известный театральный критик своего времени П. И. Кичеев. Видал я и П.В. Васильева, и Л. И. Градова-Соколова, и И.Н. Грекова, и нескольких провинциальных артистов в разных городах. России. И вот мое мнение: не исключая, самого П.М. (Садовского), многие из них исполняли пожалуй ярче Макшеева эту характерную, правда, «благодарную» в сценическом отношении, но очень трудную роль, но не было никого из них, кто бы в ней был так близок к жизненной правде роли в ее психологической верности. Макшеев обратил на себя общее внимание своею замечательно умною и полной жизненности игрою, своим тонким, неподдельным комизмом, не имеющим ничего общего с шаржем, своим удивительно толковым отношением к психологической стороне роли».

Комизм Макшеева на сцене действительно был чрезвычайно мягок и благороден, юмор — задушевен и искренен. Макшееву повезло, — писал один театральный хроникер, близкий к закулисным сферам. Он сразу «попал в репертуар», пришелся ко двору, — и с каждым годом артист совершенствовался, разрабатывая данный ему судьбою прекрасный материал и вырабатываясь в перворазрядного комика и вообще жанрового актера. Играл он много и часто, не всегда одинаково удачно, конечно, но всегда с большою правдой и простотою, — и очень скоро строгая публика Малого театра отдала ему свои симпатии, чтобы уже никогда не отнимать их. Ролью городничего В. А. окончательно закрепил за собой свою славу, и Малый театр справедливо считает его одним из крупных козырей своей труппы. В этой труппе есть и более яркие дарования, но вряд ли какой другой ее артист так для нее характерен как Макшеев. В нем — сочетание всех тех особенностей, какие, сложившись десятилетиями, составляют истинную физиономию этой сцены. На Макшееве особенно силен тот «особый отпечаток», каким всегда отличается артист Малого театра, где бы он ни играл». Лучшие роли Макшеева относятся к классическому репертуару, и он разыгрывал их с удивительным проникновением в творческий мир драматурга, с усвоением его стиля, его типа, его литературной манеры.

Образовательный ценз В. А. не давал уверенности в эстетической подготовке артиста к восприятию писательского плана, его подхода, к теме, шуток, юмора. А между тем В. А. в своих ролях был неповторимо своеобразен и в духе автора индивидуален. Играл ли он городничего, в которой комизм его приобретал зловещий оттенок, и лик Сквозяика-Дмухновского превращался почти в символическую харю, он брал чисто гоголевскую ноту, угадывал его заветное желание. В Ризположенском быт капал из каждого его слова, сочился через все жесты, походку и движения, и его «рюмочку выпью» можно было принимать как подлинный экстракт пьяного мещанского Замоскворечья. В Подколесине Макшеев совершенно бессознательно подчеркивал элемент фантастики, какого-то специфического петербургского миража, невероятной истории и, оставаясь вполне реалистичным, он приоткрывал дверь в мир иных возможностей, загадочных соотношений. Все это достигалось без всякой помощи предвзятых литературных теорий, а здоровым инстинктом актера, сценической интуицией.

Отпечаток какой-то мягкой, спокойной лирической самоуверенности лежал на фигуре Фамусова в исполнении Макшеева. Словно весь образ его был покрыт густым слоем мягкой, запущенной пыли, сглаживающей все острые углы и хоронящей под собой все разнообразие движений человеческого духа.
Весьма правдоподобные жанровые формы принимал примитивный социальный протест Любима Торцова в устах Макшеева. А весь облик его с дрожанием рук, ковылянием походки был строго реалистичен, ни в какой мере не нарушая требований художественности.

В пьесе Крылова «Девичий переполох» В. А. играл воеводу 17-го века и тоже переносился духом за два столетия назад. Его объяснения с боярами, борьба с наветами врага были проникнуты стилем старорусского уклада и характерностью.

В «Вольной волюшке» своего корпусного товарища Шпажинского В.А. играл роль Бати — разбойника и балагура в одно и то же время, и его острые реплики и шутки были действительно забавны благодаря живым и разнообразным интонациям, счастливо найденным артистом для своего не совсем обычного персонажа.
В «Венецейском истукане» — Гнедича Макшеев был великолепен в роли пьяного Мяздры, особенно в сцене на сеновале со старухой Козлихой. Ее можно было бы трактовать, как рискованный шарж, если бы вся сцена не была окрашена той простотой нравов, какую автор нарисовал в своих картинах 17 века. И в этих пределах В. А. никогда не переступал границ дозволенного и не впадал в карикатуру.

В пьесе Невежина «В родном углу» Макшеев играл Карамы--шева, придурковатого старика, любителя карт, вина и клуба, живущего на средства своей дочери. Можно себе представить как правдив и колоритен был В. А. в этой роли пьянчужки, приживала, терпящего всякие унижения от дочери, лишь бы получить подачку «на клуб». Для демонстрации самых разнообразных жанровых деталей здесь был большой простор, и артист использовал его в полной мере.

Ярким пятном спектакля вспоминается Макшеев в «Бешеных деньгах» в роли Василия — камердинера Василькова. Смотреть В. А. в таких эпизодических ролях было истинным удовольствием, как будто бы в знойную жару вы вдыхали освежающие брызги минутного летнего дождя. Помню В. А. в одноактной шутке Н. Криницкого «У страха глаза велики» в роли Ивана Ивановича Тарарахова, интендантского чиновника, из молодящихся старичков. Когда он франтом, с нафабренными усами увивался за молоденькой вдовушкой и уверял ее, что он геройски храбр и даже отличился во время войны взятием какой-то неприятелъской батареи, а на поверку оказалось, что он отъявленный трус, боится каждой тени и всякого шороха, Макшеев был уморительно забавен и по настоящему, без малейшего шаржа комичен. В. А. чрезвычайно удавались роли старых, отставных солдат и стариков-крестьян. Он отлично передавал также типы пожилых помещиков, купцов и мещан, выдержанные от начала до конца в задуманном характере, в полном соответствии, с основным, первоначальным замыслом роли.

Далеко не так благополучно обстояло у Макшеева дело с ролями иностранного репетуара. Они у него почти неизменно сбивались на русские нравы на отечественные типы, на московские интонации. Так например, сильно «пахло Русью» от исполнения В. А. шекспировских ролей: Эвавса в «Винзорских проказницах» и Грумео в «Укрощении строптивой». Русаком отдавал также его Бенито в Кальдероновской пьесе «Сам у себя под стражей». Этот органический недостаток отлично сознавался самим Макеевым и потому он весьма не охотно брался за иностранные роли. Счастливым исключением являлась роль Лепорелло, которая и по внешним данным, и по росту, и по комизму очень подходила к средствам В. А. Эту роль ему пришлось сыграть в двух пьесах: в «Каменном госте» и в «Севильском обольстителе» Бежецкого, где слуга Дон-Жуана назывался Педро. Макшеев великолепно, с живым, нисколько не наигранным комизмом передавал плутоватость и остроумную наблюдательность Лепорелло. Ему удалось заинтересовать зрителей комическими похождениями своего героя и вызвать их единодушный смех, не прибегая ни к каким подчеркиваниям. Какое-то освежение чувствовалось, пишет критик «Артиста» А. В. при виде умной игры Макшеева, проникнутой непосредственным юмором. Другая удачная иностранная роль у Макшеева была — Жеронта в «Проделках Скапана». Этот банальный глупец был расцвечен В. А. живыми красками, очерчен меткими, размашистыми штрихами и главное жестами, такими характерными, по Мольеровски комичными. Иногда, не находя на своей палитре нужных красок для изображения иностранца, Макшеев, чтобы оживить скучную схему, прибегал к помощи утрировки: такой шаржированной фигурой вышел у него, например, испанский судья в пьесе Леопольда Мазаса «За наследство», — совершенно не естественный, карикатурный юрист.

В своей личной, вне сцены, жизни В. А. был необыкновенно застенчив, почти до стыдливости. Лицо, близко знавшее его вне театра, характеризует В. А. следующими словами: Макшеев в жизни был человек благородной простоты и неподдельной скромности. Говоря правду, он никогда не был патентованным «любимцом публики», да он и не считал себя звездой первой величины. В его честь редко звонил большой колокол рекламы и никогда не был он героем психопатических восторгов, вспышек бурного энтузиазма. Но что Москва любит его — вне сомнений и спора, любит любовью тихою, но прочною, высоко ценя в этом симпатичном артисте неизменную правду его игры. За кулисами всегда есть партии, — В. А. не принадлежал ни к одной из них; за кулисами никогда не обходится без интриг, — В. А. не участвует в них. Он чужд этой неизбежной мути театральной жизни, чужд по самому складу своей натуры, своего характера и ума. Он искренний, благодушно настроенный человек во всех театральных отношениях и столкновениях; он точно не замечает бурлящей вокруг него мелкой закулисной жизни и бережно идет сторонкою, беря от жизни подмостков лишь ее лучшую, художественную сторону, и тихо, покойно работая для дорогого ему искусства. Публика не знает этой стороны Макшеева; но те, кто знает, высоко ее ценят, и все дарят свое расположение и уважение этому прекрасному артисту, в котором нет ни крупицы каботинства...

В. А. умер 9-го марта 1901 года. В истории Малого театра Макшеев сохранится как одаренный живым, непосредственным талантом актер-жанрист, богатый житейским опытом, разнообразными впечатлениями, вооруженный зоркой наблюдательностью и пытливым художническим любопытством. По своим традициям, вкусам и настроениям это был актер «передвижник» с «рассказом» в творчестве, с нотой общественности, не лишенный гражданской тенденции. Все его образы на сцене были характерны и типичны для конца прошлого века в духе жанровых фигур Репина и Маковского, Крамского и Ярошенко. В них чувствовались то дух социальной сатиры, то соль житейской комедии или же просто уродство бытового анекдота. Они никогда не были бесплотны; в них неизменно трепетал живой нерв, играла кровь, лоснилась плоть.. Если бы их выжать, как при стирке выжимают белье, то из них полились бы и соки, и жиры. Таковы вечные свойства всякого реалистического творчества.

28 мая исполняется 170 лет со дня рождения артиста Малого театра Владимира Александровича Макшеева (1843 – 1901).

ПАМЯТЬ

28 мая исполняется 170 лет со дня рождения артиста Малого театра Владимира Александровича Макшеева (1843 – 1901).

МАКШЕЕВ Владимир Александрович (настоящая фамилия – Мамонтов) (16(28).V. 1843, Гельсингфорс, — 9 (22). III. 1901, Москва) — русский актер. Окончил Кадетский корпус в Воронеже. Служил офицером в Москве; играл в любительских спектаклях в театре Шепелева и Артистическом кружке. Выйдя в отставку, вступил в труппу П.М. Медведева (Казань, 1870-71), затем играл в Саратове, Курске, Туле. Роли: Архип («Грех да беда на кое, не живет» Островского), граф Зефиров («Лев Гурыч Синичкин» Д. Т. Ленского). В 1872 играл в Народном театре на Политехнической выставке в Москве. Роли: Митрофан («Недоросль»), Растаковский («Ревизор»). В 1873 в Московском общедоступном частном театре с большим успехом исполнил роль Никона в «Горькой судьбине» Писемского. В 1874 был принят без дебюта в труппу Малого театра; работал здесь до конца жизни. Комедийный и характерный актер, Макшеев играл и роли простаков. Не обладая сильным темпераментом, он привлекал искренностью и задушевностью исполнения, мягким комизмом, благодушным юмором, веселостью. Тщательно разрабатывая роли, Макшеев добивался психологической глубины, типичности, характерности образов. Мастерски гримировался. Лучшие роли создал в произведениях русских драматургов. Роли: Рисположенский («Свои люди — сочтемся», 1874), Расплюев («Свадьба Кречинского», 1874), Архип («Майорша» Шпажинского, 1878), Варлаам («Борис Годунов», 1880), Мигаев («Таланты и поклонники», 1881), Восмибратов («Лес», 1895), Акимыч («На пороге к делу» Островского и Соловьева, 1899). Сатирической остроты достигал Макшеев в роли Городничего (1883); преодолев свою обычную мягкую манеру исполнения, он играл Городничего грубым солдафоном, умным и опытным мошенником. В произведениях западных классиков Макшеев исполнял роли Жеронта («Проделки Скапена», 1875), Жоржа Дандена (о. п. Мольера, 1875), Грумио («Укрощение строптивой», 1878), Тристана («Собака садовника» Лопеде Вега, 1895) и др.

Фома Опискин стал главным героем сезона

Ольга Егошина, «Новые Известия», 28 мая 2013 года

КУКЛОВОД ИЗ СТЕПАНЧИКОВА

Фома Опискин стал главным героем сезона

Основная сцена Малого театра закрыта на ремонт, а в Филиале на Большой Ордынке прошла премьера спектакля «Село Степанчиково» по Достоевскому. Молодой режиссер Антон Яковлев не воспользовался существующими инсценировками повести, а написал свою, пригласив на роль Фомы Опискина одного из лучших актеров столицы – Василия Бочкарева.


Спектакль «Село Степанчиково» смело можно назвать самой злободневной постановкой сезона. Хотя никаких привычных маркеров актуального прочтения здесь вроде нет. Режиссер Антон Яковлев не переписывал текст Достоевского, не вставлял в него никаких милых сердцу лозунгов типа «Вся страна погрязла в коррупции» или «Руки прочь от Химкинского леса!». Поэтому люди, свято убежденные, что если со сцены не повторяют того, что они много раз читали в соцсетях, то это не актуальное искусство, боюсь, никакой злободневности не заметят.


Разве что вдруг обнаружат странную перекличку рацей Фомы Опискина о необходимости нравственности в искусстве с речами наших государственных деятелей, страшно озабоченных проблемами народной нравственности. Между тем ни один социолог и ни один журналист не рассказали о наших доморощенных кукловодах столь исчерпывающе и подробно, как Василий Бочкарев, сыгравший демиурга из Степанчикова.


Артист Василий Бочкарев («кукловод из Степанчикова») играет цельный тип прирожденного прихлебателя, добравшегося до неограниченной власти и теперь с наслаждением насаждающего всюду свою волю и свой вкус. С каким искреннейшим сладострастием говорит он о высоких материях. Как истово старается истребить «Комаринского» и выучить старого камердинера Гаврилу говорить по-французски. Как положено любому насаждателю передовых взглядов, этот Фома имеет своих шутов-приверженцев в доме. В своем благодетеле души не чает пригретый им лакей Видоплясов, решившийся пойти в изящную словесность. Его окружает преданный выводок перезрелых злющих девиц-приживалок. Наконец, сам хозяин дома полковник Ростанев благоговеет перед ученостью своего Фомы. Но раздраженному самолюбию мало привычной аудитории, ему хочется приумножать свою публику, чтобы и господа из столицы рукоплескали, чтобы весь свет говорил об учености Фомы.


Антон Яковлев писал свою инсценировку, явно имея в виду светлое дарование Василия Бочкарева, обаяние его легкости, юмор, смягчающий даже самые страшные черты его героев. В исполнении Бочкарева Фома Опискин является прежде всего самовлюбленным фигляром («такого самолюбия человек, что уж сам в себе поместиться не может»), который каждую минуту своего существования превращает в театр одного актера. Тиран, краснобай, сладострастник, гадина и человеконенавистник – это все только роли, разыгрываемые с искреннейшим увлечением, но никогда – с самозабвением. В самые пылкие минуты в глазу у Фомы сохраняется трезвая точка: «Каково выходит? Неплохо-неплохо!» Или напротив: «Батюшки, куда же это меня занесло, как же я так заврался! А вот сейчас такие турусы подпущу, мало не покажется!»

Его спонтанные реакции, его завиральные речи, его неожиданные жесты ставят в тупик и восхищают не только Ростанева (Виктор Низовой) или Мизинчикова (Глеб Подгородинский), но и весь зрительный зал, с которым Фома тоже «на дружеской ноге».

Великолепный артист Василий Бочкарев купается в роли, царствует в ней. Физически ощутима волна энергии, которая идет от его Фомы (когда Опискина нет на сцене, кажется, что даже театральный свет становится тусклее). Не забыть интонацию, с какой Фома вопрошает: «Знаете ли вы страдания моего сердца? Спросите у Шекспира!» Или горделивое: «Я – Фома ОпИскин». И тут же поправляет сам себя: «Нет, Фома ОпискИн!», вскидывая голову с величием маркиза.

Немирович-Данченко уверял, что «все мы – и режиссеры, и художники, и директор – существуем в театре только для того, чтобы в такие-то моменты Тарасова, ходя растерянная по сцене, говорила: «Что мне делать, Аннушка, что мне делать?» Вот для этих моментов, которые приносят на сцену актеры своим творчеством, для этих минут, составляющих зерно театра, для этого все мы существуем». Постановка Антона Яковлева, декорации Николая Слободяника, многосоставный спектакль с очень разными индивидуальностями существуют именно для того, чтобы, присев в финале на авансцене, доверительно поделиться своим проектом – податься в Москву, лекции читать, учить столичных болванов, чтобы заронить в них искру небесного огня…

Надо сказать, в эту минуту Фома-Бочкарев так убедителен, что хочется немедленно проверить: а может, уже и приехал, и учит, и искры небесного огня запихивает в неокрепшие души?

Ольга Егошина
«Новые Известия», 28 мая 2013 года

Ася Иванова, «Вечерняя Москва», 28 мая 2013

МАЛЫЙ ТЕАТР УСТРОИЛ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ

В каждый театр ходишь с особыми мыслями, настроениями и ожиданиями. Так, собираясь на премьеру в Малый, заранее знаешь, что получишь подлинное эстетическое удовольствие гурмана от актерской игры, но вряд ли соприкоснешься с так называемым «современным высказыванием». Особенно, если идешь смотреть совсем уж классическое произведение из Золотого фонда русской литературы. Например, того же Достоевского с его «Селом Степанчиковым». Так что от спектакля Антона Яковлева, что давали на сцене филиала театра на Малой Ордынке ожидался лишь обычный приятный театральный вечер…

В чем-то ожидания оправдались – вполне традиционная декорация, представляющая собой некую залу а ля XIX век, «очерченную» двумя лестничными пролетами, увенчанными единым балконом (сценограф – Николай Слободяник); не менее традиционные стилизованные под описываемую эпоху костюмы (художник – Оксана Ярмольник); столь же традиционный подробный и последовательный режиссерский разбор повести. Ну и конечно, согласно всем театральным традициям, бенефисная роль Фомы Опискина в центре.

Играет Василий Бочкарев. Играет человека настолько отвратительного в своем деспотизме и самопрославлении, «тартюфстве», что в очередной раз не понимаешь, как все это могло обмануть окружающих его домочадцев. Да, он играет лицедействующего мерзавца. Лицедействующего с такой любовью к процессу, что не залюбоваться трудно. Но любование это, скорее, похоже на несколько брезгливое любование красивым насекомым – совершенно, изящно, но прикоснуться не хочется. Вот такой вот Фома Опискин у Василия Бочкарева. Актера, который каждым своим появлением на сцене убыстряет ход действия, снова «проваливающегося» при его исчезновении. Актера, равного которому по уровню мастерства, по совершенству владения техникой и какому-то беспрецедентному воздействию на зрителя, сегодня, пожалуй, и не сыщешь в Москве.

Так вот, его Фома Опискин безукоризненно артистичен и столь же безукоризненно лжив. Он привлекает, но отталкивает куда больше. За ним жадно следишь весь спектакль, но лишь для того, чтобы понять, когда же этот нарыв прорвет, когда наступит разрядка и действие, строго по Достоевскому, вернется в свое спокойное русло, где Опискину просто не будет места. Ведь на любого Тартюфа всегда есть королевский уполномоченный!

И обман, действительно, раскрывается. Опискин-Бочкарев оказывается выброшенным на улицу, действие катится к своему финалу, и новых потрясений ожидать уже не приходится. Но тут Опискин возвращается и следует длинный-длинный монолог (точно по Достоевскому), в котором, согласно всем плутовским традициям, Фома Фомич все свои грехи оборачивает во благо, а то, что виделось подлостью, после его слов обретает очертания благодеяния.

Это по тексту. На деле же монолог этот всегда был не более чем ловкой театральной условностью, механизм которой зритель понимал и видел воздействие ее на героев, оставаясь в стороне от этого воздействия. В Малом театре все было иначе. Совершенно. Василий Бочкарев, вернее, Опискин все говорил и говорил – не особенно интонируя и меньше лицедействуя – обман был на лицо. Но странным образом вдруг ты задумывался, верно ли помнишь текст Достоевского. Может быть, действительно, лицемер Опискин – это читательский штамп, а автор писал о непонятом человеке? Ведь, правда же, он хотел как лучше! И не его вина, что окружающие все поняли неверно. Василий Бочкарев довольно иронически подавал этот текст, а ты все больше и больше верил Фоме Фомичу. Верил, и в тебе зарождалась какая-то неосознанная, необъяснимая тревога, все набирающая обороты.

А дальше актер проделывал совершенно непонятную и страшную «штуку». Вдруг, оказавшись уже один на один со зрительным залом, сидя на авансцене и, обращаясь непосредственно к партеру, он продолжал свой монолог в несколько измененном виде. Его Опискин дальше планировал отправиться в Москву и читать лекции, а перед этим хотел уяснить для себя лишь одно – насколько, удалось ему подчинить помыслы живущих здесь, в Степанчикове. И, что страшнее, здесь, в зрительном зале.

И вот уже он обращался в зал с единственным вопросом – тем самым, каким в самом начале действия, мучил дворовых людей, не желающих «учиться по-французски» да овладевать тонкими манерами:

- Заронил ли я в вас искру небесного огня? - спрашивал он. Спрашивал бесхитростно, прямо, но с изрядной долей издевки у партера. Это был вопрос властителя, полностью уверенного в своей власти. Но одновременно и вопрос актера, завладевшего не только вниманием, но уже, кажется, и дыханием, зала.

- Заронил ли я в вас искру небесного огня? – напирал он, снимая любые помыслы о спасительной «четвертой стене».

И вдруг из темноты зала раздавалось неуверенное: «Заронил».

- Что? Не слышу? Отвечайте: заронил я в вас искру иль нет?

- Заронил, заронил, заронил, - зазвучало с разных сторон.

- Нет, не слышу, давайте все вместе – по моей команде! – актер (Опискин ли, Бочкарев ли, - кто уже разберет) упоенно начинал дирижировать залом, который, будто под гипнозом, начал по слогам скандировать: «За-ро-нил. За-ро-нил. За-ро-нил».

Артист не опускал взгляда, не отпускал, не давал ни на долю секунды прерваться этой нити, связывающей его волю и зрительское сознание. Он дирижировал. Он совершенно отчетливо забавлялся и издевался, наблюдая за этой почти рабской покорностью. И в этот момент ты чувствовал не восторг перед столь высокой игрой, а страх и отвращение перед этим оголенным механизмом власти. Перед сминающей все на своем пути харизматичностью заведомого диктатора.

Артист под залихватскую удаль матерной «Камаринской», напеваемой блатным голосом через весь партер уходил из зала, провожаемый все тем же монотонным «за-ро-нил, за-ро-нил»…

…А ты сидел в темноте, понемногу приходя в себя и обретая способность оценивать происходящее, и думал. Было не до аплодисментов – гипнотический транс, сменившийся стыдливым осознанием своей реакции, не отпускал. Да, потом были поклоны, овации, крики «браво» и восторг перед актером, сотворившим с тобой такое. Но долго еще в этот вечер и в несколько последующих дней мысли о природе власти и о животном страхе перед ее возможной харизматичностью не отпускали. По сути, в тартюфоподобном Фоме Фомиче Василию Бочкареву удалось создать куда более страшный образ – вползающего в жизнь и поглощающего все на своем пути Артура Уи, делающего первые шаги по своей жуткой карьерной лестнице.

Малый театр устроил своему зрителю, совершенно к этому не готовому, мрачноватый психологический эксперимент. И он удался на славу – подопытные кролики с готовностью подчинились экспериментатору, откровенно продемонстрировав стандартную модель поведения в современном обществе при его взаимоотношениях с властью. Так и вышло, что именно здесь, на старейшей российской сцене, периодически относимой к категории музейных, вышел чуть ли не самый остро-политический спектакль уходящего сезона. Без роликовых коньков и красно-белых спортивных костюмов, без использования цитат из последних выпусков новостей и видео-блогов. Просто классический текст. Просто актер на сцене.

Ася Иванова, «Вечерняя Москва», 28 мая 2013

«СЕЛО СТЕПАНЧИКОВО И ЕГО ОБИТАТЕЛИ»

Малый театр верен себе. Предпочитая классику и послушно следуя за автором со всяческим к нему почтением, не изощряясь в режиссерских интерпретациях, театр старается подать любую историю через актера. А уж если в главной роли заявлен Василий Бочкарев, то слово Актер по старинке стоит написать с большой буквы.

Зрительское сердце в спектакле Антона Яковлева безвозвратно отдано «великому и ужасному» Фоме Опискину – Бочкареву, весьма расчетливому у Достоевского аферисту. Но в спектакле расчет явно сменяется блистательным комедиантством. К тому же Василию Бочкареву здесь предоставлена полнейшая актерская свобода – до виртуозной импровизации, до неожиданных пластических «выкрутасов».

Бочкарев отнюдь не «играет роль», полученную согласно режиссерскому распределению, с выученным текстом и принятыми правилами поведения. Он это весьма обаятельное здесь существо по имени Фома Опискин словно бы сочиняет заново, воплощает из букв и мыслей, оживляет, как знаменитый Пигмалион, то «перевоплощаясь» по старинке, то словно бы удивленно и озорно от него отпрыгивая. Он ведет свою роль по-скоморошьи, с шуточками и прибауточками, сливаясь с этой «куклой», но все-таки чувствуя себя ее хозяином и господином. Дурачится, юродствует, умничает, ерничает, проповедует, скорбит, издевается, торжествует, не забывая в очередной раз подмигнуть публике хитрым актерским глазом.

http://www.teatral-online.ru

АКТЁРЫ, ЗАНЯТЫЕ В СПЕКТАКЛЯХ С 28 МАЯ ПО 1 ИЮНЯ

28 мая, сцена на Большой Ордынке, «Последний срок»: А.Н.Колесникова, О.И.Плешкова, Н.Л.Хрусталева, В.А.Леньшина, А.А.Кириллина, Д.Т.Мингазетдинова, Е.А.Васильева, А.А.Коновалов, С.Г.Сошников.

29 мая, сцена на Большой Ордынке, «Бедность не порок»: Т.Н.Лебедева, Л.В.Ещенко, И.А.Жерякова, О.Н.Абрамова, А.С.Муравьева, З.Е.Андреева, А.Е.Иванова, Е.А.Васильева, Д.Д.Кознов, А.В.Коршунов, С.Л.Тезов, Г.Н.Скряпкин, Д.Н.Курочка, С.В.Потапов, студ. Шергин, А.Е.Дривень, Г.О.Вавилов, М.А.Мартьянов.

30 мая, сцена на Большой Ордынке, «Не было ни гроша, да вдруг алтын»: А.И.Охлупина, Е.А.Васильева, К.Е.Блохина, Л.А.Пашкова, И.А.Жерякова, Н.А.Титаева, А.В.Дубровская, Н.Л.Боронина, Ю.А.Сафронова, И.А.Тельпугова, Е.А.Кулешова, З.Е.Андреева, Э.Е.Марцевич, Ф.Э.Марцевич, В.В.Петров, М.А.Мартьянов, В.Г.Богин, Д.Д.Кознов, Ю.Б.Ильин, И.А.Породнов, А.Н.Анохин, А.В.Сергеев.

31 мая, сцена на Большой Ордынке, «Вишневый сад»: С.Г.Аманова, В.В.Андреева, И.А.Жерякова, Л.Н.Щербинина, Л.В.Ещенко, Е.А.Васильева, И.В.Тельпугова, Н.Л.Боронина, В.К.Бабятинский, Ю.И.Каюров, А.Е.Фаддеев, С.А.Коршунов, С.С.Еремеев, Д.А.Марин, П.С.Жихарев, А.Т.Манке, С.Г.Сошников, С.И.Видинеев, И.А.Породнов, К.М.Юдаев.

1 июня, сцена на Большой Ордынке, утро, «Недоросль» - целевой: К.Е.Блохина, О.Н.Абрамова, Е.А.Кулешова, А.М.Жарова, С.С.Еремеев, А.А.Коновалов, Д.Н.Курочка, В.А.Сафронов, А.Е.Дривень, А.С.Потапов, С.А.Вещев, С.И.Видинеев, В.А.Коняев, И.С.Григорьев, П.С.Жихарев, А.Т.Манке.

1 июня, сцена на Большой Ордынке, «Дети Ванюшина»: Л.П.Полякова, О.Л.Пашкова, П.В.Долинская, Д.Т.Мингазетдинова, А.С.Муравьева, О.И.Плешкова, Н.Л.Боронина, А.В.Дубровская, Н.А.Титаева, А.М.Жарова, Б.Г.Невзоров, О.В.Доброван, М.А.Мартьянов, Г.В.Подгородинский, Д.А.Марин, Е.В.Арановский.

«Листая старые подшивки»

НЕЛЛИ КОРНИЕНКО: Я «УШИБЛЕНА» ТЕАТРОМ

Нелли Корниенко - актриса яркая, темпераментная. Во всем облике ее героинь - непременно красавиц, умеющих нести свое женское и человеческое достоинство - присутствует удивительно сочная живописность. Словно бы сошли они с полотен Ван Дейка или Серова.

«Листая старые подшивки»

НЕЛЛИ КОРНИЕНКО: Я «УШИБЛЕНА» ТЕАТРОМ

Нелли Корниенко - актриса яркая, темпераментная. Во всем облике ее героинь - непременно красавиц, умеющих нести свое женское и человеческое достоинство - присутствует удивительно сочная живописность. Словно бы сошли они с полотен Ван Дейка или Серова. Вот Джулия из «Заговора Фиеско в Генуе» Шиллера или графиня Альмавива из драмы Бомарше «Преступная мать, или Второй Тартюф». А это - Раневская из чеховского Вишневого сада» или Москалева из «Дядюшкина сна» Достоевского. Живые, по-своему прекрасные образы женщин, каждый со своим особым характером и привязанностями. Корниенко любит свою профессию любит своего зрителя. И получает от него ответную любовь, «звание народной артистки для нее как соответствие этой взаимной привязанности. В дни ее выступлений партер и ярусы Малого театра заполняются преданными поклонниками таланта актрисы.

- Нелли Ивановна, что побудило вас стать артисткой? Как вы пришли на сцену?

- Когда была еще школьницей, попала на спектакль Малого театра «Евгения Гранде» и была потрясена игрой Зеркаловой, Турчаниновой, Межинского. Тогда же твердо решила, что буду актрисой. И я поступила в Щепкинское училище. Нас набирал и недолго, до своей кончины, учил замечательный артист и режиссер Константин Александрович Зубов, оказавший на меня огромное влияние неповторимостью своей творческой индивидуальности.
В Малом театре я дебютировала в спектакле «Карточный домик», а вскоре сыграла Сашу в чеховском «Иванове», которого ставил Борис Андреевич Бабочкин. В те годы в Малом театре продолжали работать выдающиеся мастера. А моим кумиром на всю жизнь осталась Дарья Васильевна Зеркалова - блестящая, неподражаемая актриса. С ней мне посчастливилось вместе играть в двух спектаклях: «Бешеные деньги» и «Веер леди Уиндермиер». Быть на сцене рядом с таким мастером, как она, - это такой университет! Я до сих пор «раскручиваю» тот дар, который от нее получила.

- Вы назвали имя замечательного артиста и режиссера Бабочкина. Расскажите о работе с ним. С кем из известных режиссеров вам довелось работать еще?

- Когда Борис Андреевич предложил мне сыграть роль Саши, я очень волновалась. Мне, начинающей актрисе, почти девочке, предстояло ра- ботатьс таким мастером! Молено представить себе, что я тогда чувствовала. Но работа с Бабочкиным оказалась на редкость интересной. Он совершенно неожиданно трактовал этот чеховский образ: Саша в его постановке, представьте, не любила Иванова. Помню, что я даже осмелилась в чем-то поспорить с Борисом Андреевичем. Но он меня за это даже похвалил. «Смотрите, - сказал всем, - молодая актриса, а решилась мне возразить».
После Саши я сыграла у Бабочкина еще Инну Голубеву в «Коллегах» Аксенова (с этим спектаклем мы побывали в Париже и имели там успех), а затем две роли в горьковских «Дачниках\': сначала - Соню, а позже - Марию Львовну. Борис Андреевич всегда тепло и внимательно относился ко мне. И подарил фотографию с надписью: «Моей любимой актрисе».
Добрым чувством отзываются во мне и воспоминания о другом замечательном режиссере - Леониде Викторовиче Варпаховском. Случилось, что за пять дней он ввел меня на роль Лидии в спектакль «Бешеные деньги». Работали мы тогда с утра до ночи. И сколько же я получила от него как актриса! Необычайно интеллигентный, внимательный, в день, когда меня удостоили звания заслуженной артистки, он написал мне на открытке: «Дорогая Нелли, поздравляю. Спасибо за...». И дальше перечислил все роли, которые я сыграла в его спектаклях, - их было пять. Вообще на хороших режиссеров мне везло. И чаще всего они относились ко мне с любовью.

- Что, кроме театра, интересует вас в жизни? Как чаще всего проводите свободное время?

- Меня многое интересует. Люблю серьезную литературу, живопись, музыку, спорт. Но театром «ушиблена» и потому все 24 часа в сутки думаю о нем. Все до последней клеточки принадлежит во мне театру. И даже сны о театре постоянно снятся.


- Ваш муж Юрий Николаевич Васильев - ведущий артист Малого театра, известен но фильмам «Журналист», «Москва слезам не верит» и некоторым другим. Расскажите, как вы познакомились с ним, как складывается ваша совместная жизнь? Какие роли мужа вам больше всего нравятся?

- С Юрием Николаевичем - Юрой - я близко познакомилась на съемках фильма «Ловцы губок», где мы были партнерами. А после стали мужем и женой. С тех пор не разлучаемся. Тогда мы уже работали в Малом театре. Какие роли мужа мне нравятся? Я не из тех жен, которые захлебываются от восторга, рассказывая об успехах супруга. Но две его роли мне все же хотелось бы выделить. Одна - это Вершинин в дипломном спектакле ГИТИСа «Три сестры», который ставила Ольга Николаевна Андровская. Роль эта, на мой взгляд, хорошо удалась Юре. Он вообще очень любит Чехова. Но так случилось, что в чеховских спектаклях больше никогда не играл, хотя до сих пор мечтает об этом. И вторая роль - Окоемов в «Красавце мужчине» Островского. Он играл ее сотни раз и всегда великолепно. А в последнее время у Юрия Николаевича обнаружился еще один талант - оказалось, что он великолепный дедушка. Родила наша дочь, и дед души не чает в своем внуке. Коле сейчас два с половиной года.


- А ваша дочь тоже актриса?

- Да. Хотя мы с мужем не хотели, чтобы Катя шла в театр. Но она все-таки поступила в театральный. И теперь работает в Театре имени Гоголя. Я видела ее в спектакле, в небольшой роли, и она мне понравилась. Хочется верить, что в театре у нее что-то получится.


- Мы беседуем в преддверии новогоднего праздника. Как вы предпочитаете встречать Новый год?

- Обязательно с близкими друзьями. И они у нас есть. Мы с мужем обычно всегда заранее готовимся к встрече Нового года. Я говорю не о столе, а о настроении, которым запасаемся и с которым приходим на этот чудесный праздник. Не представляем себе Нового года без юмора, шуточных стихов и даже новогодней стенгазеты. Много раз встречали Новый год в Доме актера на Тверской. А если не удавалось; то праздновали дома. Но, повторяю, обязательно с друзьями. Дома у нас всегда бывает живая елка. Об этом заботится муж.


- Любите в новогоднюю ночь принарядиться?

- Конечно. Для меня это всегда безумно интересно. Стараюсь надеть что-то новое или хотя бы внести в наряд какую-нибудь деталь со значением. Словом, уйти от обыденности. Во всем, и в костюме тоже, должен быть праздник.


- Нелли Ивановна, что вы ждете от наступающего нового года?

- Покоя и только покоя. Будет покой - будет и остальное. Покоя и счастья желаю я и всем читателям «Подмосковных известий».


Беседу вел Александр ШЕВЛЯКОВ.
«Подмосковные известия», 16 декабря 1995 года

23 мая – юбилей народной артистки России Нелли Ивановны Корниенко. От души поздравляем Нелли Ивановну с 75-летием и желаем ей хорошего самочувствия и бодрости духа!

26 мая в 16:00 в Баженовском зале Большого Царицынского дворца в исполнении квартета «Московская балалайка» и актёра Малого театра Петра Абрамова прозвучат ретро-песни советской эпохи на стихи Алексей Фатьянова, Николая Добронравова, Михаила Исаковского на музыку Тихона Хренникова, Оскара Фельцмана и др. Легендарные мелодии из советских кинофильмов и лирические пьесы недавнего прошлого. В программе звучат стихи Юрия Левитанского.

Поболеть за футбольную команду Малого театра, которая примет участие в турнире в рамках фестиваля «Черешневый лес», можно в воскресенье 26 мая, в 11:00, в Лужниках. В группе – Малый театр, Театр Терезы Дуровой, МХТ и Театр им. В.В.Маяковского.

Репортаж ГТРК «Саратов» о пресс-конференции

Репортаж ГТРК «Саратов» о начале гастролей

Репортаж ТНТ-Саратов

Фоторепортаж ГТРК «Саратов» с пресс-конференции

21 мая исполняется 100 лет со дня рождения народного артиста РСФСР Дмитрия Сергеевича Павлова (1913 – 1988).

22 мая (на гастролях в Саратове) в спектакле «Дети Ванюшина» роль Генеральши Кукарниковой первый раз играет артистка Наталья Боронина.

26 и 27 мая в Олимпийском комплексе Лужники в рамках фестиваля «Черешневый лес» в четвертый раз пройдут соревнования по театральному футболу под предводительством Олега Меньшикова. В программе – 16 команд московских театров. Как всегда, на поле будет царить эмоциональная спортивная атмосфера. Команды покажут артистичный и воодушевленный футбол. Приглашаем поболеть за команду Малого театра, в которую входят: Василий Зотов, Виктор Низовой, Василий Дахненко, Сергей Потапов, Сергей Тезов, Виктор Царев, Василий Климов, Никита Яковлев, Евгений Сорокин, Иван Ефремов.

На сцене Саратовского академического театра имени И.А. Слонова с успехом начались гастроли Малого театра.

Engels.bz, 20.05.2013

САРАТОВ ПРИНЯЛ «ГОРЕ ОТ УМА»

Работа оказалась удивительно созвучной нашему времени

На сцене Саратовского академического театра имени И.А. Слонова с успехом начались гастроли Малого театра.

18 мая саратовскому зрителю был представлен спектакль по пьесе А.С.Грибоедова «Горе от ума» в постановке Сергея Женовача. Один из самых интересных театральных режиссеров современности акцент в истории о «мильоне терзаний», давно разошедшейся на поговорки, сместил на лирическую канву. У него и озорной, хулиганистый Павел Фамусов в исполнении народного артиста СССР, худрука Малого театра Юрия Соломина «жить торопится и чувствовать спешит», и бесконечные княжны изнывают в томительной неге в ожидании выгодной партии. Но самое главное нежная и прекрасная 17-летняя Софья (удачная работа актрисы Полины Долинской) не без симпатии относится к чувствам Александра Андреича Чацкого, а того все время уводит на изобличительное «кто, подскажите нам, Отечества отцы». Тут уж точно предпочтешь елейного и немногословного — одним словом, Молчалина. Сергей Васильевич Женовач — мастер трепетного и даже благоговейного отношения к тексту произведения. Он удивительным образом умеет интонационно освежить даже самое хрестоматийное и, казалось, памятное наизусть произведение. В результате в исполнении императорского театра, избегающего экстравагантных сценических форм, спектакль о любви, о невозможности вернуться туда, где был счастлив ранее, спектакль, потрясающе созвучный нашему времени.

Engels.bz, 20.05.2013

«Село Степанчиково…» в Филиале Малого театра

Григорий Заславский, «Независимая газета», 20 мая 2013 года

КРАЙНОСТИ И БЕСКРАЙНОСТИ

«Село Степанчиково…» в Филиале Малого театра

Основное здание Малого театра до декабря закрыли на ремонт, но сезон театр не закрыл и очередную премьеру только что сыграли в Филиале на Большой Ордынке. «Село Степанчиково и его обитатели» – вторая работа в Малом театре молодого режиссера Антона Яковлева.

Театр рано почувствовал особую театральность «Села Степанчикова и его обитателей», в историю вошел и стал легендарным спектакль Художественного театра, поставленный Немировичем-Данченко, в Москве уже не первый год Фому Опискина играет в Театре имени Моссовета Сергей Юрский. В Малом театре эту главную роль – героя, имя которого давно уж стало нарицательным, – играет Василий Бочкарев. В спектакле помимо него заняты Виктор Низовой – он играет Егора Ростанева, отставного полковника, в имении которого и расцвел организаторский, литературный и все прочие таланты Опискина. В роли Ивана Мизинчикова – Глеб Подгородинский, еще один премьер Малого театра, из поколения 30–40-летних, но спектакль Антона Яковлева – это в первую очередь бенефис Бочкарева, возможно, кстати, и против воли режиссера. Глядя на сцену, честно говоря, не сразу поймешь, в какую же сторону звал актеров режиссер, зачем взялся за эту прозу, зачем согласился на такую вот конструкцию – лестницу, связывающую сцену полукругом, этакой дугой, которую так толком никто и не обыгрывает. Стоит – только место занимает.
(…)

О Подгородинском, о Низовом стоит сказать особо, но игра Бочкарева в «Селе Степанчикове...» – такая, что, кажется, каждую секунду его существования на сцене можно расписать на две-на три страницы, это – такое столпотворение мелочей жизни в каждую секунду сценического существования, что, честно говоря, в какую-то минуту начинаешь завидовать сам себе. Это какая-то фантастически предугаданная Достоевским и сыгранная во всех мельчайших подробностях азбука нейролингвистического программирования, интеллектуального наперсточничества, убеждения у всех на глазах и всех – в чем угодно, но главное – в своей, Опискина, сюжето- и мирообразующей роли. «Хотите знать, как я страдаю?! Спросите у Шекспира!» – Он улыбается, чуть слаще, чтобы сказать – совершенно естественно. Он – человек, да, совершенно живой и сегодняшний, как бы возвращенный в жизнь с карикатурных страниц, из персонажа Опискина, вновь ставший живым человеком, человечком Достоевского, но, точно подсвеченный в темной комнате свечою, вырастающий в страшного великана, которые, как верно заметила у Чехова Раневская, в жизни – пугают.

Как писал 200 лет назад один наш драматург одному великому русскому актеру: счастлив Княжнин, что живет в одно время с Дмитревским. Бочкарев не боится напоминать вполне реальных героев нашей жизни, ведь и Достоевский шутил, шутил на свой манер – недобро, даже зло: то вдруг скажет что-то, и кажется – похож на Мединского, даже слова – точно его, то вдруг взглянет этаким вечным Остапом Бендером, то, когда в финале садится на краешек сцены и просит не создавать ему монументов, доверительно сообщает, что, когда все кончится – поедет в Москву, лекции будет читать, внешне – совершенно мистически – напоминает Путина. Так злободневно в Малом прежде не принято было играть. Неужто Бочкарев?.. Или – не Бочкарев, а – Достоевский?

Григорий Заславский

Полный текст статьи можно прочитать на сайте «Независимой газеты»