«Листая старые подшивки»
ГЛУБИНА ЮРИЯ СОЛОМИНА
В последние несколько лет артист Юрий Соломин сыграл две очень серьезные, в каком-то смысле рубежные для себя роли. А режиссер Юрий Соломин поставил два совершенно разных, но глубоких, по-своему сильных спектакля...
«Листая старые подшивки»
Глубина ЮРИЯ СОЛОМИНА
Юрий Соломин вошел в жизнь и сознание нескольких поколений как мужественный, красивый, исполненный высокого достоинства адъютант его превосходительства капитан Кольцов. Несмотря на то, что до этого популярного телесериала сыграл и в кино, и на сцене Малого театра, куда он поступил сразу после окончания Театрального училища им. М. С. Щепкина, в 1957 году, множество самых различных ролей.
Минуло с той поры, как фильм «Адъютант его превосходительства» прошел впервые по экранам, более четверти века, но по сей день для многих едва ли не в первую очередь имя и облик Юрия Соломина прочно ассоциируются именно с телегероем Кольцовым — и это совершенно естественно, потому что таковы законы нашего восприятия артиста: через роль. сливающуюся с угадываемым нами характером: через вымышленную жизнь, накладываемую воображением на реальную...
О четырех с половиной десятилетиях, проведенных Юрием Соломиным в одном из старейших российских театров, можно было бы написать целую книгу. О его ролях, о тяжком труде художественного руководителя Малого театра, о тех фестивалях «Островский в Доме Островского», которые проводятся здесь раз в два года для провинциальных российских театров, и Юрий Соломин вдохновенно говорит о том, какая счастливая, уникальная возможность для актеров разных театров, удаленных от столицы. — подняться на овеянные историей и славой подмостки и ощутить себя как будто в мире Александра Николаевича Островского...
Наконец, можно было бы подробно говорить о той удивительной атмосфере, что царит в закулисье Малого театра, в кабинете его художественного руководителя — уютном, каком-то домашнем, потому что, попадая туда, видишь приветливого, гостеприимного хозяина и слышишь пение птиц в клетке — словно не в деловую часть театра попадаешь. а в атмосферу усадьбы, возле которой встретились кочующие из Керчи в Вологду Счастливцев и Несчастливцев.
Казалось бы, все это — не самое главное. Возможно, но именно так — через какие-то черточки, детали и создается ощущение личности.
Той личности, что пропускает через себя вымышленные характеры. созидая образ.
Образ, пленяющий на сцене и после окончания спектакля остающийся в нашей душе.
Таких образов на творческом счету Юрия Мефодьевича достаточно много. Но в последние несколько лет артист Юрий Соломин сыграл две очень серьезные, в каком-то смысле рубежные для себя роли. А режиссер Юрий Соломин поставил два совершенно разных, но глубоких, по-своему сильных спектакля.
Вот об этом и хотелось бы поразмышлять.
В поставленной режиссером В. Драгуновым чеховской «Чайке Юрий Соломин сыграл Тригорина. Сыграл необычно, нешаблонно, увидев в этом персонаже те черты, которые, как правило, не прочерчивались столь сильно и горестно.
Всем памятно, как Петр Николаевич Сорин печально повествует о своей несложившейся жизни: «Когда-то я страстно хотел двух вещей: хотел жениться и хотел стать литератором, но не удалось ни то, ни другое... Вот хочу дать Косте сюжет для повести. Она должна называться так: «Человек, который хотел...». В молодости когда-то хотел я сделаться литератором — и не сделался; хотел красиво говорить — и говорил отвратительно... хотел жениться — и не женился; хотел всегда жить в городе — и вот кончаю свою жизнь в деревне, и все». «Хотел стать действительным статским советником — и стал», — подразнивает его доктор Дорн, а в ответ Сорин только усмехается: «К этому я не стремился. Это вышло само собой».
Вот эти слова и стали для режиссера В. Драгунова и для художественного руководителя постановки Ю. Соломин неким ключом, шифром к современному звучанию «Чайки». Ни в одном, пожалуй, спектакле по этой пьесе не звучали для меня с такой пронзительной болью, с такой мукой, с таким отчаянием слова не о человеке, достигшем или не достигшем того, о чем мечталось, — о людях, которые хотели. Хотели чего-то определенного, хотя и совсем простого, а выходило куда более замысловато, но — не так, по-другому...
И в подобном прочтении особенно неожиданно высветился характер Бориса Алексеевича Тригорина.
Накопив опыт общения с драматургией Чехова (а Соломин играл и в «Лешем», и в «Дяде Ване»), артист в «Чайке» дает нам очень важные, очень нужные ориентиры: как спокойно и внимательно наблюдает Тригорин за всем, что происходит вокруг, не упускает из поля своего зрения ничего и никого; как читая в собственной книге слова, припомненные ему Ниной, Борис Алексеевич внезапно преображается, вялость сменяется энергией, словно его нарождающаяся страсть возникла не от общения с юной влюбленной девушкой, а от прикосновения к книге — тому особому миру, который сформировал и закрепостил навеки этого человека, по законам которого он привык жить, чувствовать, мыслить...
Есть эпизод в спектакле, казалось бы, простой и естественный, но удивительно значимый. Между первым и вторым актом перед нами проплывает внутренняя часть дома, и в одной из комнат мы видим за роялем Тригорина, играющего грустную, пленительную мелодию. «В доме, кажется, играют. Надо идти», — эти слова доктора Дорна прозвучали за несколько секунд. Что имел в виду Чехов — игру в лото, в карты или на рояле, — каждый театр решает по-своему, но в Малом театре это играет на рояле Борис Алексеевич Тригорин: человек, который свое немногословие и отсутствие воли привык компенсировать не только писанием рассказов, но и, как оказывается, музыкой. И игра его не просто талантлива — она словно являет истинный масштаб этого человека.
В непритязательной, но очень красивой мелодии Ю. Прялкина приоткрывается душа Бориса Тригорина — для всех запечатанная семью печатями. И для окружающих «товарищей по перу», которые снисходительно думают о нем как о «хорошем писателе», но не забудут добавить про Толстого и Тургенева: и для женщин, которым кажется, что они любят его; и для людей, воспринимающих Тригорина простым, естественным и порядочным человеком...
Он — человек, который хотел... Не просто хотел — жаждал того, что скрыто в рождающейся под его пальцами мелодии, рвется из души, пока она постепенно покрывается пеплом разочарований.
И почему-то мне кажется, что именно такой Борис Алексеевич Тригорин ближе других к чеховскому интеллигенту, несущему в себе непосильную муку несвершенности.
В Тригорине, каким сыграл его Юрий Соломин, увиделась, обозначилась целая тема, невероятно интересная, поистине «золотая жила», которую артисту придется еще разрабатывать вдохновенно и радостно. Но театр умеет подбрасывать самые неожиданные сюрпризы — судьба в лице режиссера Сергея Женовача предложила Юрию Соломину роль Фамусова в грибоедовской комедии «Горе от ума».
Юрий Соломин сыграл эту роль так, что она потрясла театральную Москву!
Его Фамусов крепок, свеж, моложав, он никак не желает укладываться в рамки какого бы то ни было стереотипа: его заигрывания с Лизой абсолютно лишены налета старческого сластолюбия. Он еще, что называется, ого-го! А спина побаливает, так это и у молодых бывает... В Фамусове Юрия Соломина тонко, лукаво проглядывает бывший Молчалин — скорее всего, потому, что режиссером и артистом уловлен не только определенный социальный тип на все времена, но и подлинно современный стержень «фамусовщины». Людей, умеющих жить широко, открыто, но — с непременной оглядкой на тех, кто выше; людей, формирующих так называемое «общественное мнение», но -из тех токов, которые приходят к ним от этого общества и от этого мнения, формирующих.
Фамусов Юрия Соломина удивительно чуток; кажется порой, что слово еще не высказано, а смысл его и интонация уже уловлены и подхвачены персонажем. Он умеет чуять, словно очень породистая и хорошо выученная собака, — на расстоянии, задолго. И это умение и помогает, и играет с ним...
Да, такого Фамусова никому из нас, пожалуй, не доводилось еще видеть. Соломин не сгущает краски, не являет нам ни губителя, ни душителя всего прогрессивного — он страшен и смешон своей обыденностью, самим своим обаянием, которому хочешь не хочешь, а поддаешься порой. И — что очень важно! — этот Фамусов вызывает принципиально иные чувства, чем мы привыкли испытывать к этому знаковому персонажу.
Сергей Женовач вообще сумел совершенно по-новому посмотреть на комедию Грибоедова. Сегодня многие акценты сдвинулись для нас, мы иначе воспринимаем и основной конфликт комедии, и ее персонажей. И вдруг оказывается, что есть своя правда и у Фамусова, насмотревшегося вволю на бунтарей-одиночек, навидавшегося на своем веку робких и смиренных секретарей, беззвучно проникающих в спальню к дочерям своих благодетелей. Его правда — не в обхаживании Скалозуба, не в боязни княгини Марьи Алексеевны, не в желании угодить влиятельным старикам. Это — скорее, эмблема поведения, круг привычек, которые, как известно, даны свыше, желание соответствовать миру, в котором приходится жить.
Он умен и непрост, Фамусов, сыгранный Юрием Соломиным. И за хрестоматийно известным текстом, рассыпанным на пословицы и поговорки, сквозит незаемная мудрость, не предназначенная для того, чтобы рассыпать ее перед каждым; она остается «про запас».
И во многом благодаря именно такому неожиданному Фамусову «Горе от ума» Сергея Женовача приобрело огромную популярность, хотя несправедливо было бы не отметить блистательный актерский ансамбль, в котором сошлись звезды Малого театра и талантливые молодые исполнители, и замечательную, изысканную и современную режиссуру Сергея Женовача.
Что же касается режиссерских работ Юрия Соломина последних лет, это спектакли «Коварство и любовь» Ф. Шиллера и «Лес» А. Н. Островского. Обманчиво-простые, широко известные, казалось бы, почти не содержащие в себе никакой новой возможности постижения произведения мировой классики.
Именно их выбрал Юрий Соломин для того, чтобы поделиться со зрителями своими мыслями о несовершенстве мира и человека, о тех жестоких и грубых противоречиях, что правят жизнью и личностью.
«Мещанская» драма романтика Шиллера прочитана Соломиным подробно, детально и — очень просто, без надрыва и мелодраматического умиления характерами юных влюбленных. Режиссер нашел особый ход — словно музыкальная шкатулка, украшенная фигурками, медленно поворачивается перед нами сценическая площадка, и возникают сменяющие друг друга «картинки»: дом музыканта Миллера... кабинет Президента... покои леди Мильфорд... снова жилище Миллера... Оживают фигурки и становятся живыми, страдающими людьми — коварными и любящими, изворотливыми и простыми, самонадеянными и растерянными перед непредсказуемым течением жизни.
В этом спектакле все на удивление просто; кажется, на исходе XX столетия театр, овладев самыми разнообразными, сложными и переусложненными приемами и эффектами, приходит к тому, чтобы рассказать нам человеческую историю, историю с самым обыкновенным сюжетом, в который вплетены такие понятия, как «сейчас» и «всегда». Во всяком случае, Юрий Соломин воспринимается приверженцем именно такого театра — вызывающего смех, слезы, негодование, радость, отчаяние, боль.
В его спектакле «Коварство и любовь» отчетливо просвечивают не просто традиции, принципы Малого театра — не музея восковых фигур, а школы в самом глубоком понимании.
Когда-то, сравнивая Малый театр с университетом, имели в виду ученичество как отнюдь не только свод определенных знаний и профессиональных навыков. В Малый театр ходили учиться сопереживать, сочувствовать, осмысливать, ощущать то редкое и счастливое чувство, когда многоликий зал охвачен единым ощущением, дышит одним дыханием. Сегодняшний театр под влиянием времени, наверное, от этой роли Учителя отрекся сознательно. Но — не Малый театр, который продолжает ощущать себя университетом в высоком смысле этого понятия. Эта черта не может всех привлечь, заразить, захватить, но очень часто именно она и завораживает в спектаклях Малого театра. В том числе и тех, что поставлены Юрием Соломиным.
Думаю, что и само название было не случайно выбрано в наследии Шиллера — уместно, ко времени. Первая драма великого немецкого романтика, в которой содержатся зародыши всех последующих его произведений, его наследия, воспринимается сегодня как история современная, не потерявшая в движении своей актуальности и глубины.
Что может быть понятнее, ближе и важнее, чем горечь поруганного чувства, грязная тайна возвышения, искусное плетение интриг?
Что может быть обыденнее?
Что может быть глубже, острее?
И чем, в конце концов, как не любовью и ненавистью дышит и движется мир?..
Об этом — спектакль Юрия Соломина «Коварство и любовь».
Но не только.
В нем ощутима та тема, которую можно смело назвать темой Юрия Соломина — артиста и режиссера, упорно и трудолюбиво исследуемая им на протяжении едва ли не всех десятилетий творчества.
Это — тема сложных отношений внутри людского сообщества, тема взаимопроникновения людей друг в друга. Только с первого, беглого взгляда может показаться, что бесследно проходят знакомства, недолгие общения, зарождение привязанности и отталкивания. Для Юрия Соломина едва ли не самое интересное — выстраивание тех логических цепочек человеческих отношений, которые в конечном счете образуют тот или иной сюжет в жизни. Иногда — короткий, иногда — продолженный на века.
В спектакле «Лес» все, казалось бы, знаково просто. Хрестоматийно знакомый сюжет, давно известные взаимоотношения персонажей, пронзительная нота любви к театру, которая делает комедию Островского особенно притягательной для подмостков. Но Юрию Соломину очень важно взглянуть на эти привычные, угнездившиеся в нашем сознании и душе моменты через призму именно театра — самого обычного, в котором собираются на несколько недель (и то — если повезет) кочующие из Керчи в Вологду и обратно комики и трагики, носящие в своих баулах и чемоданах все свое имущество. Но им открыта какая-то тайная истина. Им — в отличие от всех других, выстраивающих самодеятельные, лишенные живого чувства, живого тока крови театрики.
Как раз такой театрик находится в имении Раисы Гурмыжской, персонажа, кажется, более всех других отдаленного от сцены барьером презрения, неприятия. И даже самой себе не отдающей отчет в том, что все задуманное ею является именно «дурным театром», лицедейством в самом примитивном значении этого понятия.
Гурмыжская в интерпретации Соломина — не совсем умелый и совсем не ловкий режиссер, пытающийся поставить спектакль о чистой и возвышенной любви, где главным героем надлежит стать Алексею, где есть непременная наперсница Улита, почти безмолвно действующий персонаж Карп, проходной персонаж Аксюша, обманутые купцы и, главное, великая героиня, возвращающая себе молодость. Но сюжет никак не хочет подчиниться, в нем нет логики истинности, поэтому он и ломается. Все происходит не так, но — вот в чем дополнительный элемент игры! — завершится именно таким образом, каким и планировала Гурмыжская!..
И этот эффект совершенно по-особому сработает потому, что в какой-то момент искусственный, самодеятельный театр Раисы Румыжской взорвется изнутри подлинным театром. Это произойдет в тот момент, когда Счастливцев и Несчастливцев будут посвящать в актрисы спасенную девушку — вспыхнут разноцветными огоньками деревья мрачного, темного леса, словно откроется дорога на сцену, и прозвучат высокие слова об актерском братстве, и вновь заворожит волшебный, словно никогда еще не слышанный призыв: «Руку, товарищ!..»
В этом сопоставлении подлинности и мнимости, в их отраженности друг в друге — необычность и глубина предложенной Юрием Соломиным интерпретации.
Когда-то много лет назад Юрий Соломин играл в инсценировке романа Ф. М. Достоевского «Униженные и оскорбленные» Ивана Петровича, отнюдь не безучастного повествователя запутанных драматических событий. Ему, этому начинающему писателю, человеку, наделенному щедрым даром сострадания, было важнее прочего понять не тайну князя Валковского, не мрачную загадку Нелли, а ту вязь логических сочленений, что определяет будущее людей, невольно попавших «в сюжет». Прошло много лет, но помнятся внимательные глаза Ивана Петровича, его спокойное (именно спокойное, а не равнодушное) проникновение в те сферы, что зовутся внутренним миром людей. Чтобы прежде понять, а уже потом — оправдать или осудить. И почему-то кажется, что для Юрия Соломина — актера, как и для Юрия Соломина — режиссера и сегодня важнее прочего — именно это: понять... чтобы оправдать или осудить с позиций глубоко человеческих, присущих всем и каждому.
Эта черта характера ли, таланта ли делает спектакли и роли Юрия Соломина очень простыми. Но за простотой всегда таится глубина — та глубина, в которую Юрий Соломин приглашает заглянуть нас, его зрителей.
Наталья СТАРОСЕЛЬСКАЯ
«Театральная жизнь», 28.04.2003