Новости

«Листая старые подшивки»

ЮРИЙ СОЛОМИН, НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР, ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ МАЛОГО ТЕАТРА.

НУЖНА ПУШКИНСКАЯ МЕРА В КУЛЬТУРЕ

Наш театр вступил в юбилейный год с конкретным творческим делом: мы выпустили альбом из двух аудиокассет, на которых записаны произведения Пушкина (среди них и все сказки) в исполнении актеров Малого театра — Марцевича, Ермакова, Васильева, Муравьевой. Участвовал и я. Этот альбом не халтурное и не случайное дело, поскольку все актеры отвечают за свои имена и подобный альбом мы уже выпускали прежде.
Когда-то, несколько лет назад, я записал все сказки Пушкина своей внучке на кассету -- тогда это было дело семейное, а теперь я с удовольствием ответил на приглашение и сделал это для других детей. Мы надеемся, что чтение пушкинских произведений артистами Малого театра восполнит (или дополнит) образование детей и молодых людей, так как нынешнее поколение, к сожалению, уже не книжное.
Говорить о Пушкине сегодня невозможно без размышлений о современной культуре в целом и ее законах. Сегодня и в культуре, и в образовании слишком много стали изобретать — буквально все больны этой болезнью изобретения колеса. Быть может, я старомоден, но изобретательство в областях, которые направлены на человека, на его душевный мир, — дело рискованное. Именно здесь-то и нужно доверие к опыту, к традиции, к основополагающим установлениям. В советской школе, например, гуманитарная программа (при всем пафосе отрицания «прежнего» и при всех насильственных идеологических установках) учитывала именно опыт дореволюционной школы и гимназии. Назовите как угодно учебное заведение — частная элитная школа, лицей, колледж, академия, важно одно: в образовании должен быть корень государственности, традиции. Сегодня же все дозволено именно потому, что нет никакого контроля, а он должен быть и есть везде, во всех цивилизованных государствах. Боязнь контроля (контроля авторитетных специалистов) показатель болезненных процессов в нашем образовании и полной безнаказанности за изуродованные души и умы. Но образование — дело государственное, так как оно воспитывает граждан нашего общества, обязанных обществу и государству и должных чувствовать свою с ними связь. Все равно (и без контроля) на самом-то деле существует давление экономическое и смысловое со стороны спонсоров, фондов и т.д. Я полагаю, что, какая бы школа ни была, с каким бы «уклоном», есть для всех вещи обязательные. Не может человек, например, не знать А.С. Пушкина, не знать русской классики. Статус образованного человека должен быть высок, несмотря ни на что. Я всегда вспоминаю академика Капицу, блестящая эрудиция которого была чрезвычайно приятна и полезна его слушателям, зрителям, собеседникам.
Пушкин нужен всем.
Сейчас идет отсчет времени считают, сколько дней остается до юбилея, до дня рождения поэта. Пушкина много читают на радио и телевидении. Читают не только артисты, но и «простой народ». Это, видимо, все же не очень хорошо: каждая идея («мы все любим Пушкина») должна не просто технически выполняться. В чтение Пушкина необходимо вкладывать душу, сердце и качество. Высота художественная нужна потому, что Пушкин уникален — он один во всем мире. Его нельзя пускать в поток, а мы любим заболтать дело или придать, как говорят теперь, «проекту» немыслимую широту: все дворники, доярки, милиционеры на улице читают Пушкина. А стоит ли озвучивать такой проект? Пусть читают для себя, кто же будет возражать. Всс, в том числе и произведения Пушкина, можно обесценить, превратив в рекламу ежедневным массовым, но некачественным чтением.
В нашем театре Пушкина читали артисты всех поколений: М.И. Царев, А.И. Смирнов, Б.В. Телегин, Е.В. Самойлов... Но много остается и невостребованным: сегодня читать негде. Вот петь тут больше возможностей. Наверное, наши актеры тоже могли бы спеть так, как сейчас поют, но вроде это неудобно актеру Малого театра (ведь существует определенный уровень).
Наша задача — прививать с детства любовь к автору, к слову.
Современные театры сегодня ставят классику активно, но что с ней вытворяют! Немыслимые вещи! Значит это не любовь к автору, это использование автора в своих целях, которые определяются способностями, измеряются своим «аршином». Я считаю, что такой подход к нашему наследию наносит большой вред развитию общества. Многие нынешние «проекты» именно таковы — они идут вразрез с нормальным взглядом на самих себя, а значит, и на наше общество. Любую классическую пьесу можно подмять под свое мировоззрение. Так и делают: заставляют Яшу (слугу из «Вишневого сада») «заниматься любовью» (на сцене) со служанкой Дуняшей. Этого Чехов не писал, не мог написать. У него Яша не очень хороший человек, но ничего отталкивающего или вызывающего он на сцене не проделывает. Раневскую играют наркоманкой на «игле сидит». У Чехова написано о ее нервном потрясении; можно, конечно, пойти дальше, объясняя ее нервность наркотической зависимостью. Но никак нельзя нечто подобное ставить в основание роли Чехов писал Раневскую другой. Для чего вся эта новизна? Ничего нового здесь абсолютно нет попросту не могут увидеть того, что написал классик. Классики близко подпускают только очень талантливых людей.
Мы часто слышим: «Ну, вы знаете, Малый театр он ведь традиционный!» При этом «традиционный» произносится с этакой разочарованно-скучной интонацией. Видимо, потому нас не пригласили на Пушкинский фестиваль этого года, на Чеховские фестивали, несмотря на то что в нашем репертуаре идут три пьесы Чехова. Спектакли, между прочим, хорошие, имеющие устойчивый зрительский интерес. Но мы не модные. Хотя, как мне кажется, на фестивалях-то и должно быть показано все, чем мы располагаем. Мы, Малый театр, в это все не входим. Таков парадокс!
Старейший театр страны аккуратно выводится за рамки «современности», традиционное искусство (наше наследство) экспертам от театральной политики не нужно. А может быть, нас действительно приглашать опасно? Ведь как будет смотреться нынешний актер рядом с нашими-то блистательными крупными артистическими дарованиями?! Театр, кстати, очень спокойно относится ко всем этим фестивалям-тусовкам, к неприглашениям. Но однажды мы позволили себе выступить с протестом это когда театральную «Золотую маску» «за честь и достоинство» не вручили тому, кто должен был бы получить ее как достойный, самый старший артист. Таковым является артист Малого театра Николай Александрович Анненков, которому в сентябре этого года будет сто лет! Кому же, как не ему, следовало бы дать эту премию-награду? Я абсолютно уверен, зрительный зал стоя приветствовал бы старейшего артиста. Я ничего не имею против тех, кто получил «Золотую маску», но все же тут видна тенденция. Пример, увы, характерный. Не могут переступить через свое «я»...
Интересно, что к нам сегодня с гораздо большим почтением, уважением и восхищением относятся иностранцы. Для них именно мы представляем искусство России, русскую школу. Вспомним, например, традиционные театры Японии, Китая. Как их берегут, как охраняют веками! Причем именно большая сохраненность, архаичность, неизменяемость ценятся прежде всего. У нас же все в погоне за новизной, за модерном, а Малому неприлично бежать... Нам прилична другая поступь размеренная, с пониманием, что нас окружает великое театральное предание, которое мы наследуем и передаем. Малый театр — традиционный. И это мы говорим совершенно с другой интонацией, чем наши коллеги. Мы сохраняем традиции, которые были заложены Щепкиным, Мочаловым, Островским. Мордовать классиков, обезьянничать Малому театру попросту неприлично. Мы, пожалуй, едва ли не единственный театр, который реально сохранил (через актерские поколения) традиционную преемственность, когда всякое старшее поколение посвящало молодое в традицию искусства Малого.
Впрочем, пусть все будет в театральном «лесу», даже поганки, даже сорняки. Что делать, если английский газон устраивается столетиями, а сорняк живуч... Я не хочу указывать на какие-либо отдельные театры, но говорю о реалиях жизненных и о театральном процессе.
После Октябрьской революции нас обзывали «академическим старьем», театром «старого наследия», организовывали новые театры, которые задумывались как революционные и серийные (Театр РСФСР-1, РСФСР-5 и т. д.), заставляли откликаться «на злобу дня». И все же почти чудесным образом в нашем искусстве сохранились прежние стать и сила актерской игры. Что же касается принципа «современности» в постановках классики, то я понимаю его несколько иначе, чем принято и распространено. Существует современность мысли. Допустим, в трагедии А. К. Толстого «Царь Федор Иоаннович» есть такие реплики. Шуйский, отвечая царю Федору, говорит:

Мне в Думе делать нечего, когда
Дела земли вершит уже не Дума, а шурин твой.

Зачем еще дополнительно «подмигивать» зрительному залу, что мы, мол, намекаем на нашу Думу? Совершенно нет нужды — зал и сам именно на эту реплику всегда реагирует, «узнает», потому что она оказалась сегодня актуальной. Но такова вся классика — в ней всегда, без всяких специальных нажимов и ужимок можно услышать этот самый современный контекст. В «Чайке» Чехова Медведенко обращается к Аркадиной и Тригорину и говорит: «Вы напишите, как живет наш брат учитель. Получает двадцать три рубля, да и то не вовремя, и для него все равно круглая земля или квадратная». Разве тут требуется специальное акцентирование? Но если оно и происходит, то классики наши этому сопротивляются и спектакли «осовремененные» сильно мельчают. Лет тридцать назад, например, одной из первых моих ролей, когда я пришел в Малый, был Тишка в пьесе Островского «Свои люди — сочтемся». Тогда играли замечательные артисты — Любезнов, Белевцева, Владиславский, Панкова, а ставил спектакль Леонид Андреевич Волков. И на репетиции призывали профессора-экономиста, он пояснял смысл сцен, в которых много разговоров об экономике. Говорилось о процентах, закладных, векселях — и никто из нас ничего не понимал. А как играть, не понимая? И мы вынуждены были некоторые реплики вымарывать, пропускать. И вдруг однажды, когда мы попали в новую экономическую ситуацию, именно этот текст стал самым актуальным. И именно на него реагировали зрители. Вот еще один пример той современности, которую не нужно подтасовывать. Нет никакой нужды привязывать классика к «злобе дня» вульгарными способами, стоит просто попытаться понять наших умных классиков талантливых и уникальных.
Я полагаю, что нужна пушкинская мера в культуре. Она предполагает ответственность и мастерство. Ответственность за свой талант как перед собой, так и перед публикой. Человек талантливый будет выполнять свою работу честно и чисто. Ибо в профессии, в творчестве есть своя честь. Нынешняя же культура часто человека унижает и унижение начинается с бытовой культуры. Если мне за роль царя Федора будут платить в долларах, а не в рублях, я что, лучше играть стану? Нет, конечно. Хоть бесплатно играй, хоть в долларах оцените мой труд, я всегда буду играть в меру своих способностей и понимания своего дела. Но тем не менее человека приучают к изначально нечестному стандарту: мастерство и класс у нас в культуре всегда определялись не дороговизной, а, напротив, умением из простого сделать красивое и добротное. И к счастью, такие мастера не перевелись. И в театре, между прочим, как говорила Вера Николаевна Пашенная, все должно быть слышно, видно и понятно.
В культуре должны быть вещи, стоящие на своих местах. Мне, например, неприятно слышать, когда звучат всевозможные стилизации нашего гимна.
«Свое место» говорит о самоуважении, о достоинстве.
Сейчас мы ставим «Сказку о царе Салтане» Пушкина. И поскольку это сказка, то мы и делаем ее очень-очень красивой. И это тоже норма.
Детский и сказочный спектакль должен быть красивым. Это и будет сказочно красивый спектакль, ведь красоты сегодня детям (да и всем нам) очень не хватает.

01.06.1999