Так называли замечательного, незабываемого артиста Валерия Носика в Малом театре, в труппу которого он вступил в 1972 году, покинув Московский драматический театр имени А.С. Пушкина вслед за Борисом Ивановичем Равенских, высоко ценившим этого мастера и пригласившего его вместе с несколькими другими артистами в Дом Островского.

Мне довелось видеть и запомнить работы Валерия Носика еще на сцене Московского ТЮЗа, куда его пригласили после нескольких киноролей еще до окончания ВГИКа (мастерская Михаила Ромма). Прослужил там Валерий Бенедиктович всего несколько лет, но вошел в зрительские души разных поколений и своей, казалось, совсем «неактерской» внешностью, и переполнявшим его чувством юмора, и той особой заразительностью, которой невозможно было не поддаться.

Его любили везде и всегда - за доброжелательность, отзывчивость, полное отсутствие какой бы то ни было звездности в поведении, за расположенность к людям не только знакомым, но и случайно встреченным. Глаза Валерия Носика неизменно лучились тем теплом и светом, которые так необходимы всем! Коллеги говорили о нем: «У Носика есть одна положительная черта - он добрый. И одна отрицательная - он слишком добрый!» Но разве бывает доброта, исходящая из глубин души, отрицательной чертой?..

В Театре им. А.С.Пушкина, куда он пришел из ТЮЗа, Валерий Носик играл много, увлеченно, запоминаясь и в самой небольшой роли. До сей поры не могу забыть его гротескового Контролера в «Парусиновом портфеле» М. Зощенко, поставленном Оскаром Ремезом, Григория Миронова в «Днях нашей жизни» Л. Андреева, майора Петкова в «Шоколадном солдатике» Б. Шоу, Мадали в «Метели» Л. Леонова (все названные постановки осуществлены Борисом Равенских), Швейка в «Похождениях бравого солдата Швейка» по Ярославу Гашеку (режиссер Оскар Ремез).

Но ярче других помнится роль Ренато Туцци в спектакле Равенских «Воскресенье в Риме» Горни Кремера - это был какой-то нескончаемый пир импровизаций артиста (он любил перечислять фамилии знакомых, пришедших в этот вечер в театр, переделывая их «на итальянский манер»), в бешеном ритме носился по сцене, буквально упиваясь характером своего персонажа, заряжая всех неистовым весельем и лучезарностью своих распахнутых глаз...

На протяжении 70-80-х годов Валерий Носик по праву считался одним из самых любимых и востребованных кинематографом «эпизодников»: поистине, несть числа фильмам, в которых он мог появиться на несколько минут, а запоминался на годы и десятилетия. Очень верно говорил об этом артисте режиссер Геннадий Полока: «Я считаю, что Валерий Носик - это чудо природы. Надо было обладать такими природными данными внутренними, чтобы переиграть ту маловыразительную внешность, которую ему дал Бог». И он переигрывал ее многократно и разнообразно. Мечтая о драматических ролях Валерий Носик ярко раскрывался и в них, сыграв на сцене Дома Островского свыше 50 ролей самого разного плана. И в кинематографе случилось такое - в киноэпопее «Освобождение» Юрий Озеров, ощутив человеческую, личностную глубину этого мастера, доверил артисту роль танкиста Дорожкина с его запомнившейся всем, кто видел фильм, фразой: «А мы, танкисты, горючее всегда на язык пробуем!» Он и в этой небольшой, но по сути трагической роли, умудрился покорить нотками озорства, легкости, юмора...

И в других лентах со всей очевидностью просвечивал драматический дар Валерия Носика. Стоит вспомнить здесь такие из них, как «Шура и Просвирняк», «Горизонт», «Сапоги всмятку», «Преступление и наказание», где из малозначительной роли Заметова артист создал не просто определенный характер, но тип. Ну, а перечислять здесь всех его ярко комедийных персонажей - дело хлопотливое и излишнее: они и без того помнятся всем...

К счастью, и в театре Валерий Носик реализовал свой дар не только в комедиях. Достаточно назвать лишь несколько ролей: Красавин в «Детях Ванюшина» С. Найденова, Вернер в «Русских людях» К. Симонова, Непряхин в «Ивушке неплакучей» М. Алексеева, полубезумный и жалкий, с отчетливыми интонациями неподдельного драматизма Курослепов в «Горячем сердце» А.Н. Островского.

Он был поразительным Епиходовым в чеховском «Вишневом саде», человеком нелепым, смешным, но наделенным чувством собственного достоинства, которое постоянно пытались высмеять. Никем не понятый, никем не любимый... Маленький человек, осознающий себя значительным...

И еще он ярко помнится мне в одной из серий популярного не только в давние времена, но и сегодня телевизионного сериала «Следствие ведут ЗнаТоКи» (новелла «Ответный удар»), в которой Валерий Носик создал поистине страшный, трагикомический образ Феди Ферапонтикова, услужливого, годного для любого дела, пусть и самого грязного, терпящего любые унижения, но в душе ненавидящего своего хозяина до сердечной боли. Достаточно всмотреться в его взгляды, бросаемые исподтишка на хозяина и его окружение, в вырывающиеся порой иронические комментарии...

Валерий Бенедиктович Носик ушел из жизни слишком рано. В октябре нынешнего года ему исполнилось бы 80 лет, а не стало его в 54 года. Сколько еще мог бы он сыграть, одаривая своих влюбленных зрителей блестками юмора, ненавязчивой иронией, искусством высокого гротеска и - драматическими ролями.

Сын артиста, Александр Носик, ставший за эти десятилетия известным и любимым многими мастером театра и кино, с горечью и болью сказал: «Мне действительно обидно за великого актера Валерия Носика. Он работал как каторжный, на износ. Умер во сне от разрыва сосудов, а текст новой роли лежал рядом, потому что на следующий день должна была быть репетиция».

Но он остается и долгое время спустя для нас тем Солнышком, которое согревает при одном воспоминании, вызывая улыбку и нежность...

Кира Алексеева, "Страстной бульвар, 10", №2-232/2020

9 октября исполняется 80 лет со дня рождения народного артиста России Валерия Бенедиктовича Носика (1940 - 1995). Фильмография этого замечательного артиста огромна, но не менее внушителен и список его театральных ролей. К этой памятной дате мы обновили фотогалерею на страничке Валерия Носика, а также предлагаем посмотреть запись передачи телеканала "Культура" из цикла "Острова", посвященную артисту.

[GALLERY:551]

Дорогие друзья!

Следующий спектакль о Великой Отечественной войне, который мы хотим предложить вам посмотреть, - это "Русские люди" К.Симонова. Постановка Бориса Равенских, оформление Евгения Куманькова. Спектакль был поставлен к 30-летию Победы, в 1975 году, критики называли его "сценическим гимном мужеству народа в борьбе с фашизмом".

М.Бабаева
«О пьесе Н.Симонова и спектакле Малого театра»
«Между 1940 и 1952 годами я написал девять пьес — лучшей из них считаю «Русские люди», — рассказывал в своей автобиографии Константин Симонов.
Эта пьеса — не только лучшее драматургическое произведение писателя. Она вошла в число трех наиболее значительных пьес о Великой Отечественной войне и встала рядом с такими значительными произведениями, как «Фронт» А.Корнейчука и «Нашествие» Л.Леонова. Созданные в 1942 году и поставленные всеми театрами нашей страны, они воевали в общем строю. Их оружием была правда, суровая и мужественная. Она волновала людей, звала на подвиг.
И сегодня, по прошествии десятилетий, возвышенная простота «Русских людей» волнует и трогает сердца не меньше, чем в то тяжелое, горестное время, когда смерть была обыденностью, когда весь народ переживал величайший подъем духовных и физических сил в беспримерной в истории человечества схватке с фашизмом.
О них, о русских людях, несмотря на все испытания — горечь отступления, гибель друзей и близких, — сохранивших волю к победе, несгибаемость духовной мощи рассказал в своей пьесе молодой Симонов.
Как и пьесу А. Корнейчука, симоновскую пьесу — от первого слова до последнего — печатали на страницах «Правды» рядом со сводками Совинформбюро. «Русских людей» читали все и везде — в тылу, после изнурительного рабочего дня, и на фронте, в коротких передышках между боями. «Хорошо помню, — вспоминал автор, — как в дни самых тяжелых неудач, мы, люди, которым надлежало через газету рассказывать народу о том, что происходит на фронте, искали и в большом количестве находили тех, рассказ о которых вселял веру в победу».
Первые наброски будущей пьесы, торопливо записываемые в свободные минуты полустершимся карандашом военного корреспондента, и стали началом этого рассказа о самых обыкновенных, встретившихся автору на нескончаемых военных дорогах людских судьбах. Из сплетения характеров, столкновения идей, жизненных фактов, истории любви и ненависти вырастает рассказанная простыми словами очевидца драматическая повесть о народном подвиге, названная двумя единственно верными, всеисчерпывающими словами — «Русские люди»... О подвиге армии, страны, народа, простых солдат, командиров, вчерашних студентов, людей всех профессий, вплоть до сугубо штатских, таких, например, как писатель Панин.
Панин — герой не главный, он один из многих. Одним из представителей этой «кабинетной» профессии, ставших военными корреспондентами, был и молодой поэт, очеркист и начинающий тогда драматург Константин Симонов. Двадцати с небольшим лет, только начав публиковаться и будучи по преимуществу лирическим поэтом, Симонов связал свою литературную и человеческую судьбу с армией. Он сам не раз называл армию своей «школой жизни».
Дни и ночи, месяцы и годы — Халхин-Гол, Монголия, война с белофиннами. С карандашом и блокнотом прошел молодой Симонов военными дорогами, сражаясь рядом с будущими героями своих романов, поэм, пьес и киносценариев. Все четыре года Великой Отечественной он был фронтовым журналистом, корреспондентом «Правды» и воинских газет. «Армия — это прежде всего люди, — говорил он,— это люди, которые первыми принимают на себя тяжелое бремя... в полном сознании того, что первая же минута войны может стать последней минутой их жизни».
«Русские люди» — первый его художественный отклик на события войны, рожденный нелегкими испытаниями, мыслями о том, как и что выявляет война в людях, в народе. Как очищает и высветляет она или, напротив, окончательно разрушает человеческие души.
Театральная судьба пьесы необыкновенна. Она была поставлена практически всеми театрами страны. Ряд спектаклей буквально потряс крупнейшими актерскими открытиями (Б.Добронравов — Сафонов и А.Грибов — Глоба во МХАТе, Д.Орлов — Глоба в Московском театре драмы и другие).
Достаточно необычен и приход молодого драматурга с новой своей пьесой в театр. Режиссер Н.Горчаков получил от автора будущей пьесы (которая предполагалась к постановке в Московском театре драмы) не полный текст, а лишь первый акт, и с ним, с этим первым действием, приступил к работе в единственном из театральных коллективов, еще не эвакуировавшемся из прифронтовой Москвы.
Не прекращались бомбежки, зрители, сидевшие в холодном зале в шинелях и полушубках, в любую минуту готовы были покинуть театр по сигналу боевой тревоги... И, наконец, репетиции новой пьесы по наброску, по четверти текста. Ведь, занеся этот текст в театр и торопливо условившись о следующем сроке, драматург должен был спешить, чтобы не пропустить уходившую ночью на фронт, в действующую армию, корреспондентскую машину. Ему предстояло дописывать пьесу в обстановке, весьма далекой от «кабинетной тиши», и пока полным ходом шли репетиции, пьеса эпизод за эпизодом публиковалась в «Правде» — и сразу же по всей стране появлялись спектакли... При всем различии индивидуальностей и режиссеры, и актеры были застрахованы от творческих ошибок основной особенностью симоновской пьесы — дыханием подлинности. В ней практически нет главных и неглавных персонажей. Предметом сценического рассказа стала душа народная.
О ней, об этой могучей силе народного патриотизма, несгибаемой воле к победе, о том, что не исключительностью отдельных людей, а единством всех в одной цели определяется течение событий, развитие сюжета, судьбы героев, различия характеров, и писал в 1942 году в своем специальном «письме в театр» автор К. Симонов: «Попробуйте представить себе, что вы — двадцать два человека, занятые в пьесе, — принуждены защищать от врага театральное здание, в котором вы репетируете... Когда человеку суждено драться, то даже невольно он станет именно на то место в обороне, к которому по своей природе он больше всего приспособлен и на котором он может оказать больше всего пользы».
В этом своем военном «письме в театр» драматург говорил о скромной роли своей пьесы относительно огромного эпоса, который еще будет рожден войной: «Это будет толстый том, в середину которого пьеса вплетена, как тоненькая тетрадка».
«Тоненькая тетрадка» всего в семьдесят границ машинописного текста... Но страницы ее не поблекли и сегодня. Пьесу Симонова ставят и будут ставить, не просто бережно сохраняя память о том, чем она была для советских людей в начале Великой Отечественной войны. Ее ставят и будут ставить, потому что пьеса эта не утратила своей художественной ценности, и поныне она звучит как торжественный гимн доблести и мужеству, отваге в бою и любви, любви на войне, среди грохота, пепла и смертельной опасности, любви, подобной песне, пропетой негромким, полным глубокого раздумья голосом...
Именно так звучит музыкальный лейтмотив (песня И.Катаева на слова М.Анчарова в исполнении артиста В.Никулина «Ты припомни, Россия...») спектакля «Русские люди» в Малом театре, поставленного в мае 1975 года выдающимся советским режиссером народным артистом СССР, лауреатом Государственной премии Борисом Равенских, — сдержанно, мужественно и лирично.
Равенских — режиссер масштабных театральных форм, автор спектаклей высокого патетического звучания, своеобразный интерпретатор классической драматургии, ученик Вс.Э.Мейерхольда. Среди его лучших работ — «Власть тьмы» по драме Л.Толстого, «Метель» Л.Леонова, инсценировка по роману Н.Островского «Как закалялась сталь» (сценическая композиция «Драматическая песня»).
Присутствуя на репетициях Б.Равенских, автор согласился с трактовкой своей пьесы, казалось бы, во многом отходившей от принципов «негромкости», сформулированных им самим еще в 1942 году. Спектакль, яркий, пронизанный патетической музыкой Чайковского и Рахманинова, приобретший едва ли не симфоническое звучание, строится на контрастах обыденности и пафоса. Каждая роль стала как бы увеличенным портретом симоновского героя — человека на войне. «Крупным планом» показывает спектакль и героизм, и трусость, и национальный масштаб истинно русских характеров, и мелкотравчатое малодушие потерявшихся в момент решающего выбора людишек. Садистское фиглярство Розенберга — и страшную, крысиную его в корчах смерть. Мучительные раздумья и крепчайшую веру Сафонова. Девичью нежность и беззащитность Вали — и ее же солдатскую неустрашимость перед лицом гибели. Старуху Марфу Петровну, с брезгливым презрением плюющую врагу в лицо, — и иконописную строгость красавицы Марии Николаевны, ни на секунду не теряющей самообладания перед упоенно лицедействующим фашистом...
В дни 30-летия великой Победы впервые прозвучал на сцене Малого театра этот сценический гимн мужеству народа в борьбе с фашизмом. Спектакль не сходит со сцены и сегодня, захватывая души зрителей, пробуждая память, тревожа совесть, вызывая восторг и преклонение перед подвигом народа в Великой Отечественной войне.

Они родились в разных семьях, но в одном городе и в один год с интервалом в три дня. Витя 6 октября, а Валера 9 октября 1940 г. Они так и пойдут по жизни рядом, разными, но театральными дорогами, которые приведут их в один театр — Малый. Для многих поколений советских зрителей они запомнятся, прежде всего, своими киноработами: комедийными, а порой и трагическими. В жизни они были добрыми и отзывчивыми, какими и остались в памяти...

В октябре этого года каждому из них исполнилось бы 70 лет. О народных артистах России Валерии Носике и Викторе Павлове вспоминают их коллеги по театральному цеху, друзья и родные.

ЮРИЙ СОЛОМИН, художественный руководитель Малого театра, народный артист СССР

Витя и Валера были прекрасными людьми и большими Артистами. Именно так, с большой буквы. Они вобрали в себя очень много русской драматической школы. Играли роли комедийные, характерные. Но даже когда они выходили на сцену, чувствовалось, что эта одежда им коротка, узка и нужно нечто большее... Так же, как Игорь Ильинский в своё время был знаменитым комиком Советского Союза, а в конце жизни стал великим трагическим артистом, сыграв Льва Толстого, Фирса. Это свойственно, в большей степени, русским актёрам.

С Виктором Павловым мы снимались вместе в «Адъютанте его превосходительства» Я считаю, он сыграл там величайшую трагическую роль — бандита Мирона Осадчего. Тогда шла речь о присвоении ему Государственной премии за эту роль. Но, видимо, сочли неправильным давать премию отрицательному персонажу, и её получили ведущие артисты, режиссёр, оператор фильма.

А как он играл Аркашку Счастливцева в «Лесе»! Уникальное было исполнение, недаром Витя получил за него международную премию Станиславского. А когда у него начались проблемы с памятью, я предложил роль практически без слов — Гибнера в «Ревизоре». Тогда Виктора очень поддержал брат Валеры Носика Володя: репетировал за него в надежде, что на премьере Виктор всё равно сыграет это гениально. Но до премьеры Витя Павлов не дожил...

Валеру Носика я тоже знал очень давно, ещё со времён ТЮЗа. Он был человеком уникальной доброты. Как руководитель театра, где много актёров, талантливых, хороших профессионалов, я чувствую сегодня нехватку нескольких людей в труппе, в первую очередь, Валеры и Вити. Это были безотказные люди. Во все времена Малый театр вёл большую шефскую работу. Мы ездили и ездим с концертами по всей стране. Когда нужно было куда-то срочно отправляться, Валера только говорил: «Подожди, я посмотрю в своей записной книжке. Да, могу». А когда его не стало, утром на рабочем столе нашли записную книжку с адресами, куда он должен был поехать на следующий день — предприятия, школы...

Валера с Витей были воспитаны теми актёрами, тем театром, кинематографом, которые занимались воспитанием человеческой нравственности, а не зарабатыванием денег, как сегодня.

БОРИС КЛЮЕВ, народный артист России

Валера Носик был моим очень большим другом. Мы много ездили с концертами: Сочи, Ставропольский край... Это был удивительный человек, которого любили все. Маленький, без гордыни, с вечной папиросочкой.

Мы каждый год гастролировали. Как-то был такой случай. В Ставрополе он спит за занавеской на балконе, укрывшись простынёй с головой, и вдруг голос: «У тебя можно пристегнуться?» Валера с удивлением: «Можно» — даже не снимая простыни с головы. И крючок «чок!». А через какое-то время тот же голос опять: «Через тебя пройти можно?» — Валера: «Можно» И оттуда выскакивает человек, рабочий, грязный, в сапогах, в комбинезоне, идёт через весь номер. Валера говорит: «Слушай, а ведь я сейчас думал, что я с Господом Богом разговариваю!»

Валеру мы по-прежнему помним, по-прежнему любим. Табличка с фамилией Носик около нашей уборной висит до сих пор. На его месте теперь сидит брат, Володя Носик.

Витю Павлова я знал тоже очень давно. В 1962 году я поступил в училище, а он учился уже на четвёртом курсе. Витя тогда нас, студентов первого курса, поражал своей одарённостью. Он был как алмаз — блистал всеми своими гранями. Я никогда не забуду дипломный спектакль «Макар Дубрава», когда трое молодых актёров вышли играть стариков: Витя Павлов, Олег Даль и Миша Кононов. Они вышли — и раскололись: стали смеяться и ничего не могли с собой сделать, упали за кулисы, всё там сломали. Дипломы они, правда, получили, не могли не получить!

Витя сразу заявил о себе. Он был человеком-оркестром: свистел, пел, изображал что-то всё время — и центром любой компании. При внешней, кажущейся простоте человеком Витя был сложным, но актёром — гениальным. Его Градобоев в «Горячем сердце» — это просто шедевр. Многое ещё можно было сыграть...

СЕРГЕЙ ЖЕНОВАЧ, художественный руководитель Студии театрального искусства, лауреат Государственной премии России, заслуженный деятель искусств России

С Виктором Павловым довелось работать только однажды, когда десять лет назад ставил в Малом театре «Горе от ума». Он играл небольшую роль, но я могу сказать одно: он великий артист!

ЯРОСЛАВ БАРЫШЕВ, народный артист России (однокурсник Виктора Павлова)

Когда мы с Витей Павловым пришли в Щепку, курс впервые набирал Н.А. Анненков — ведущий актёр Малого театра. В этот поток попали Олег Даль, Миша Кононов, Виталий Соломин, Витя Павлов, Сева Соболев... Курс был мощный — можно было сделать свой театр! Мы играли спектакль «Коллеги» по В. Аксёнову, пришёл сам автор, посмотрел и сказал в адрес Вити Павлова: «Вот этого я не писал. Но это очень здорово!» Витя, прежде чем прийти в училище, много играл в самодеятельности, где у него сформировался набор наработанных штампов. Раньше считалось, что чем больше штампов, тем талантливее актёр. Правда, Николай Александрович Анненков с этими актёрскими клише активно боролся.

Витя был разносторонне талантлив: хорошо рисовал. Во время репетиции «Короля Лира» набросал «почеркушечки», а потом показал М.И. Царёву, и тому очень понравилось, он даже покраснел...

Витя очень популярен был и узнаваем. Помню нашу с ним прогулку по Петербургу, там его везде зазывали: «Заходите к нам! Заходите!»

Он очень любил своих девочек, про жену и дочку всё время говорил — девочки мои. Вот такие скудные у меня воспоминания. Очень его не хватает!

Валера Носик был очень мягким, очень общительным человеком. Он был востребован и в театре, и в кино. Его всегда узнавали. Я не помню, чтобы он от роли отказывался, ни от маленькой, ни от большой. Его любили приглашать участвовать в концертах, поскольку Валера хорошо владел пантомимой. Я помню его пантомиму по чеховской «Хирургии»: он там и за доктора, и за пациента играл одновременно. Это было потрясающе!

Мы с ним встречались в спектакле «Князь Серебряный». Я играл Ивана Грозного, а он юродивого. С ним очень интересно было работать. Благодаря своей мягкости, интеллигентности он всегда проникал в суть образа.

Его любили очень разные люди: Михаил Царёв, Игорь Ильинский (Ильинский ввёл его на роль Аркашки в «Лесе»), Борис Равенских... Витя остался в памяти хорошим, добрым, замечательным человеком. Что сказать? Так и надо было жить!

ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО, народная артистка России

Могу только сказать, что Виктор Павлов и Валерий Носик были замечательными актёрами, замечательными людьми, партнёрами, что очень важно. У них было чему поучиться: уважению к профессии, прежде всего. А по отношению к себе я ощущала удивительную доброту и участие.

С Витей Павловым мы снимались в фильме «Зина-Зинуля» и были какое-то время постоянно рядом: в одном фильме, в одном театре, даже жили в одной гостинице на гастролях в Сочи. А номера, как во многих южных городах, с балконами в одну линию. Я ему однажды крикнула через балкон: «Витенька. У тебя нет ничего пожевать?» — «Минуточку». И тут же на хрустальном подносе образовались бутерброды. Он был очень хозяйственным!

А с Валерой, когда я только пришла в театр, мы играли в спектакле «Конёк Горбунок». Я была так зажата, что он меня всё время подбадривал,: «Ничего, не волнуйся, мы все такие были». Это дорогого стоит! Хороший партнер подаёт не себя. И Витя, и Валера были хорошими партнёрами. Мои воспоминания о них очень тёплые.

ВИТАЛИЙ КОНЯЕВ, народный артист России

С Валерой Носиком я познакомился, когда он поступал в Щепкинское училище. Тогда ему было ij лет, но выглядел он на одиннадцать. Он мне понравился своей искренностью. И я бегал по комиссиям, просил, чтобы к нему внимательно отнеслись, потому что, как мне показалось, он человек трепетный, устремлённый к Богу. Но тогда его не приняли. А через год я узнал, что он поступил во ВГИК и учится там. Потом для меня было приятной новостью, что Борис Равенских приходит в Малый театр и приводит с собой Валерия Носика, Владимира Сафронова, Алексея Локтева — своих лучших актёров.

Я видел Валеру в театре Пушкина, где он рвал сердце в спектаклях. Главное для него была отдача, полная, беспредельная. В Малом театре у нас состоялся триумвират: Носик, Роман Филиппов и я. Мы писали капустники, стихи, куплеты озорничали немножко. Сейчас мне этих людей очень не хватает. Когда хоронили Носика, мы шли по кладбищу, и вдруг я вижу громадную фотографию Романа Филиппова, который улыбается и как бы зовёт нас: вот я здесь! Но это очень печальное ощущение...

Витю Павлова я в шутку звал артистом московских театров. Он играл в театре Ермоловой, «Современнике», в театре Маяковского — и делал это везде блестяще! У него была такая мощно выраженная индивидуальность, фееричная, с чувством юмора, темпераментная. Когда он вместо кого-то играл почтмейстера Шпекина в «Ревизоре», спектакль зажил заново!

Все его помнят по фильмам. Он много и безжалостно для себя снимался. Вопреки всем врачебным запретам уезжал в Китай, ещё куда-то. Я его помню в последние годы жизни, когда он перенёс два инсульта и еле ходил по улице к Малому театру. У него тогда были безумно беззащитные глаза. Но когда он сыграл Аркашку Счастливцева в спектакле «Лес», это был фейерверк! Вот таким и должен быть актёр, по Островскому, — человеком, который много пережил, который обожает своё дело, который мечется из Керчи в Вологду и обратно. И главное, что для него театр -это искусство.

После инсульта Вите стала изменять память, и каждый спектакль для него стал героическим подвигом, потому что роль он выдумывал. Например, на сцене ему говорил Александр Ермаков, исполнитель роли Несчастливцева: «Что-то у тебя такие усы?» А Виктор отвечал: «Это у меня не усы, а хвосты». Или вместо того, чтобы взять и сказать: «У меня в мешке мои ордена», говорил вдруг: «Я возьму на спину эту мозоль». И зал ликовал. Виктор мог говорить всё, что угодно — его любили именно за эту искренность. А в юности он волновался, что из него актёра не получится: в Щепкинском училище параллельно учился ещё и на гримёра.

Он очень любил животных, птиц. После постановки Виталием Соломиным пьесы «Клоуны» в театре остались голуби. Когда перестали идти спектакли, птиц некуда было деть, и Витя, пожалев их, устроил на крыше голубятню. Как-то он повёл меня на крышу, свистнул, и в небо поднялись двадцать белоснежных голубей. Витя относился к ним очень трепетно. Говорил, что это души умерших актёров. Я его. потом звал «Тот, который мне открыл небо!»

ВЛАДИМИР НОСИК, заслуженный артист России (младший брат Валерия Носика)

Старший брат, он всегда старший брат, тем более такой, как Валера! Я всегда им гордился.

В 60-е меня потрясла его небольшая работа в фильме Игоря Таланкина «Вступление». Его увлечение театром подтолкнуло попробовать свои силы на этом поприще.

Участие брата в своей жизни я всегда ощущал: он объяснял, помогал, подсказывал. Для меня была примером та самоотдача, то горение, та верность профессии, которую он исповедовал. Это вдохновляет даже сейчас, когда его уже нет. Я часто вспоминаю мудрые Валерины советы, и это мне помогает. Он всегда с нами, с нашей семьёй.

Материал подготовлен к публикации Ольгой КАРЕЛИНОЙ

Театральный мир, октябрь 2010

К.Симонов

«РУССКИЕ ЛЮДИ»

Спектакль Государственного академического Малого театра СССР

Постановка Бориса Равенских

Иван Никитич Сафонов — Юрий Каюров

Марфа Петровна, его мать — Софья Фадеева

Валя Анощенко — Наталья Титаева

Александр Васильевич Васин — Николай Анненков

Иван Иванович Глоба — Роман Филиппов

Панин — Алексей Локтев

Ильин — Александр Потапов

Шура — Надежда Корункова

Харитонов — Дмитрий Павлов

Мария Николаевна, его жена — Галина Кирюшина

Козловский — Георгий Оболенский

Лейтенант — Виталий Игаров

Старик — Иван Любезнов

Семенов — Ярослав Барышев

Розенберг — Алексей Эйбоженко

Вернер — Валерий Носик

Краузе — Виталий Коняев

Раненый — Александр Овчинников

Морозов – Владимир Сафронов

От автора — Евгений Самойлов

Скачать mp3 — 8,6 Mб Сцена 1

Скачать mp3 — 8,3 Mб Сцена 2

Скачать mp3 — 10 Mб Сцена 3

Скачать mp3 — 9,5 Mб Сцена 4

Скачать mp3 — 10,7 Mб Сцена 5

Скачать mp3 — 10,6 Mб Сцена 6

Запись 1976 года.

М.Бабаева

«О пьесе Н.Симонова и спектакле Малого театра»

«Между 1940 и 1952 годами я написал девять пьес — лучшей из них считаю «Русские люди», — рассказывал в своей автобиографии Константин Симонов.

Эта пьеса — не только лучшее драматургическое произведение писателя. Она вошла в число трех наиболее значительных пьес о Великой Отечественной войне и встала рядом с такими значительными произведениями, как «Фронт» А.Корнейчука и «Нашествие» Л.Леонова. Созданные в 1942 году и поставленные всеми театрами нашей страны, они воевали в общем строю. Их оружием была правда, суровая и мужественная. Она волновала людей, звала на подвиг.

И сегодня, по прошествии десятилетий, возвышенная простота «Русских людей» волнует и трогает сердца не меньше, чем в то тяжелое, горестное время, когда смерть была обыденностью, когда весь народ переживал величайший подъем духовных и физических сил в беспримерной в истории человечества схватке с фашизмом.

О них, о русских людях, несмотря на все испытания — горечь отступления, гибель друзей и близких, — сохранивших волю к победе, несгибаемость духовной мощи рассказал в своей пьесе молодой Симонов.

Как и пьесу А. Корнейчука, симоновскую пьесу — от первого слова до последнего — печатали на страницах «Правды» рядом со сводками Совинформбюро. «Русских людей» читали все и везде — в тылу, после изнурительного рабочего дня, и на фронте, в коротких передышках между боями. «Хорошо помню, — вспоминал автор, — как в дни самых тяжелых неудач, мы, люди, которым надлежало через газету рассказывать народу о том, что происходит на фронте, искали и в большом количестве находили тех, рассказ о которых вселял веру в победу».

Первые наброски будущей пьесы, торопливо записываемые в свободные минуты полустершимся карандашом военного корреспондента, и стали началом этого рассказа о самых обыкновенных, встретившихся автору на нескончаемых военных дорогах людских судьбах. Из сплетения характеров, столкновения идей, жизненных фактов, истории любви и ненависти вырастает рассказанная простыми словами очевидца драматическая повесть о народном подвиге, названная двумя единственно верными, всеисчерпывающими словами — «Русские люди»... О подвиге армии, страны, народа, простых солдат, командиров, вчерашних студентов, людей всех профессий, вплоть до сугубо штатских, таких, например, как писатель Панин.

Панин — герой не главный, он один из многих. Одним из представителей этой «кабинетной» профессии, ставших военными корреспондентами, был и молодой поэт, очеркист и начинающий тогда драматург Константин Симонов. Двадцати с небольшим лет, только начав публиковаться и будучи по преимуществу лирическим поэтом, Симонов связал свою литературную и человеческую судьбу с армией. Он сам не раз называл армию своей «школой жизни».

Дни и ночи, месяцы и годы — Халхин-Гол, Монголия, война с белофиннами. С карандашом и блокнотом прошел молодой Симонов военными дорогами, сражаясь рядом с будущими героями своих романов, поэм, пьес и киносценариев. Все четыре года Великой Отечественной он был фронтовым журналистом, корреспондентом «Правды» и воинских газет. «Армия — это прежде всего люди, — говорил он,— это люди, которые первыми принимают на себя тяжелое бремя... в полном сознании того, что первая же минута войны может стать последней минутой их жизни».

«Русские люди» — первый его художественный отклик на события войны, рожденный нелегкими испытаниями, мыслями о том, как и что выявляет война в людях, в народе. Как очищает и высветляет она или, напротив, окончательно разрушает человеческие души.

Театральная судьба пьесы необыкновенна. Она была поставлена практически всеми театрами страны. Ряд спектаклей буквально потряс крупнейшими актерскими открытиями (Б.Добронравов — Сафонов и А.Грибов — Глоба во МХАТе, Д.Орлов — Глоба в Московском театре драмы и другие).

Достаточно необычен и приход молодого драматурга с новой своей пьесой в театр. Режиссер Н.Горчаков получил от автора будущей пьесы (которая предполагалась к постановке в Московском театре драмы) не полный текст, а лишь первый акт, и с ним, с этим первым действием, приступил к работе в единственном из театральных коллективов, еще не эвакуировавшемся из прифронтовой Москвы.

Не прекращались бомбежки, зрители, сидевшие в холодном зале в шинелях и полушубках, в любую минуту готовы были покинуть театр по сигналу боевой тревоги... И, наконец, репетиции новой пьесы по наброску, по четверти текста. Ведь, занеся этот текст в театр и торопливо условившись о следующем сроке, драматург должен был спешить, чтобы не пропустить уходившую ночью на фронт, в действующую армию, корреспондентскую машину. Ему предстояло дописывать пьесу в обстановке, весьма далекой от «кабинетной тиши», и пока полным ходом шли репетиции, пьеса эпизод за эпизодом публиковалась в «Правде» — и сразу же по всей стране появлялись спектакли... При всем различии индивидуальностей и режиссеры, и актеры были застрахованы от творческих ошибок основной особенностью симоновской пьесы — дыханием подлинности. В ней практически нет главных и неглавных персонажей. Предметом сценического рассказа стала душа народная.

О ней, об этой могучей силе народного патриотизма, несгибаемой воле к победе, о том, что не исключительностью отдельных людей, а единством всех в одной цели определяется течение событий, развитие сюжета, судьбы героев, различия характеров, и писал в 1942 году в своем специальном «письме в театр» автор К. Симонов: «Попробуйте представить себе, что вы — двадцать два человека, занятые в пьесе, — принуждены защищать от врага театральное здание, в котором вы репетируете... Когда человеку суждено драться, то даже невольно он станет именно на то место в обороне, к которому по своей природе он больше всего приспособлен и на котором он может оказать больше всего пользы».

В этом своем военном «письме в театр» драматург говорил о скромной роли своей пьесы относительно огромного эпоса, который еще будет рожден войной: «Это будет толстый том, в середину которого пьеса вплетена, как тоненькая тетрадка».

«Тоненькая тетрадка» всего в семьдесят границ машинописного текста... Но страницы ее не поблекли и сегодня. Пьесу Симонова ставят и будут ставить, не просто бережно сохраняя память о том, чем она была для советских людей в начале Великой Отечественной войны. Ее ставят и будут ставить, потому что пьеса эта не утратила своей художественной ценности, и поныне она звучит как торжественный гимн доблести и мужеству, отваге в бою и любви, любви на войне, среди грохота, пепла и смертельной опасности, любви, подобной песне, пропетой негромким, полным глубокого раздумья голосом...

Именно так звучит музыкальный лейтмотив (песня И.Катаева на слова М.Анчарова в исполнении артиста В.Никулина «Ты припомни, Россия...») спектакля «Русские люди» в Малом театре, поставленного в мае 1975 года выдающимся советским режиссером народным артистом СССР, лауреатом Государственной премии Борисом Равенских, — сдержанно, мужественно и лирично.

Равенских — режиссер масштабных театральных форм, автор спектаклей высокого патетического звучания, своеобразный интерпретатор классической драматургии, ученик Вс.Э.Мейерхольда. Среди его лучших работ — «Власть тьмы» по драме Л.Толстого, «Метель» Л.Леонова, инсценировка по роману Н.Островского «Как закалялась сталь» (сценическая композиция «Драматическая песня»).

Присутствуя на репетициях Б.Равенских, автор согласился с трактовкой своей пьесы, казалось бы, во многом отходившей от принципов «негромкости», сформулированных им самим еще в 1942 году. Спектакль, яркий, пронизанный патетической музыкой Чайковского и Рахманинова, приобретший едва ли не симфоническое звучание, строится на контрастах обыденности и пафоса. Каждая роль стала как бы увеличенным портретом симоновского героя — человека на войне. «Крупным планом» показывает спектакль и героизм, и трусость, и национальный масштаб истинно русских характеров, и мелкотравчатое малодушие потерявшихся в момент решающего выбора людишек. Садистское фиглярство Розенберга — и страшную, крысиную его в корчах смерть. Мучительные раздумья и крепчайшую веру Сафонова. Девичью нежность и беззащитность Вали — и ее же солдатскую неустрашимость перед лицом гибели. Старуху Марфу Петровну, с брезгливым презрением плюющую врагу в лицо, — и иконописную строгость красавицы Марии Николаевны, ни на секунду не теряющей самообладания перед упоенно лицедействующим фашистом...

В дни 30-летия великой Победы впервые прозвучал на сцене Малого театра этот сценический гимн мужеству народа в борьбе с фашизмом. Спектакль не сходит со сцены и сегодня, захватывая души зрителей, пробуждая память, тревожа совесть, вызывая восторг и преклонение перед подвигом народа в Великой Отечественной войне.

Ю.Дмитриев

Из книги «Академический Малый театр. Хронологические очерки, спектакли, роли. 1941-1995»

К 30-летию Победы театр решил показать события Великой Отечественной войны, героизм советских солдат, жертвы, которые приносил народ ради победы над фашизмом. Выбор пал на пьесу К.Симонова «Русские люди», ставившуюся еще в военные годы и имевшую большой успех.

Известно, что Симонов называл эту пьесу своей любимой. Написал он ее между фронтовыми поездками в 1942 году. Пьесу отличала большая искренность. Узнав, что Малый театр принял пьесу к постановке, драматург еще раз отредактировал ее, уточнил и углубил некоторые характеры.

Поставил спектакль Б.Равенских, оформил художник Е.Куманьков. Премьера состоялась в 1975 году.

Раздумывая о спектакле, режиссер представлял его в виде монументального героико-романтического полотна, по жанру близкого к народной трагедии. Ему хотелось максимально укрупнить образы, доведя их до степени поэтических обобщений. Но он зачастую прибегал к внешней монументальности, к эффектам ради эффектов.

Художник использовал в качестве основного принципа оформления экраны, на которые проецировались фотографии, прямо контрастные происходящему на сцене. По ходу действия показывались тяжелейшие испытания, выпавшие на долю небольшой воинской части, попавшей в окружение, а на экранах проецировались радостные лица детей. «И в результате содержание общеизвестной пьесы соотносилось с «сегодняшним днем» . Становилось ясным, ради чего приносились огромные жертвы, которые потребовала война.

В процессе работы режиссер стремился, чтобы мизансцены достигали метафорической значимости. То же самое касалось и действующих лиц. Так, юная разведчица Валя (Н.Титаева) ассоциировалась с вечно юной березкой. Мать Сафонова (С.Фадеева) приобретала выразительность Матери-Родины с известного плаката. Предатель обнимал одной рукой советского человека, в другой руке держал кинжал.

В спектакле представала небольшая группа советских людей в тяжелейших условиях окружения. Люди находились на пределе возможностей, а режиссер, вместе с художником, одевал их в яркие красные одежды, тем самым символизируя уверенность в победе советских воинов.

Художник построил для игры строгие марши лестниц и площадки, похожие на пьедесталы, а в движениях актеров постоянно проявлялась скульптурность. Так стояла безмолвная русская мать Харитонова (Г.Кирюшина), потерявшая сына и отомстившая за него, как смогла. Застывал с тяжело раненной Валентиной, держа ее на руках, военфельдшер Глоба (Р.Филиппов). Скоро он погибал и сам.

При изображении фашистов режиссер вместе с актерами стремились к плакатности, карикатурности. Это касалось Розен-берга (А.Эйбоженко), Вернера (В.Носик), Краузе (В.Коняев).

Пожалуй, только Н.Анненков, изображая бывшего штабс-капитана Васина, ставшего начальником штаба подразделения, которым командовал Сафонов (Ю.Каюров), не стремился к плакатности. Васин приходил в отряд Сафонова, осознавая безнадежность его положения. Он давно привык быть в тени, но сейчас готов к бою, понимая, что он станет для него последним. Им двигал высокий патриотизм русского человека. Анненков играл легко и тонко, у него, если применять музыкальные термины, в игре присутствовала мягкая тушировка. Он затаенно хранил в себе и опасения, и боль, и былые обиды. И только короткое рыдание выдавало его волнение при получении должности начальника штаба. И в этот миг отдаленно, чуть слышно, но четко проносилась в воздухе мелодия старинного вальса, «и вдруг таким явственным делался ее скорбный лиризм».