Назначены новые исполнители в спектакли:

«День на день не приходится»

Наталья Никаноровна – Е.В.Доронина

«Трудовой хлеб»

Евгения – О.Г.Жевакина

«К 135-летию со дня рождения Евдокии Дмитриевны Турчаниновой»

Ф.Н.КАВЕРИН

ЕВДОКИЯ ДМИТРИЕВНА ТУРЧАНИНОВА
[link KaverinF ">

«К 135-летию со дня рождения Евдокии Дмитриевны Турчаниновой»

Ф.Н.КАВЕРИН

ЕВДОКИЯ ДМИТРИЕВНА ТУРЧАНИНОВА

Прекрасная актриса, она больше всего прекрасна тем, что v в наше сегодняшнее искусство преданно и верно доносит отблеск старого Малого театра, старой труппы ее товарищей и учителей. А это отблеск яркого и горячего пламени. Надо признаться, этого пламени так часто не хватает некоторым самым добросовестным из наших сегодняшних работ, которые не горячи, не холодны и которые мы так самоуверенно, но неправильно называем гордым именем социалистического реализма.
«Имеющие уши да слышат». И, слушая и глядя на Евдокию Дмитриевну в ее очень ярких и разнообразных ролях, мы с благодарностью принимаем эти художественные наставления, эти показательные примеры старого, классического искусства. И благодарность наша тем более высока, что перед нами вовсе не вызывающий благоговение уголок музея, перед нами бьется, живет сердце нашего современника, художника — советского патриота, воодушевленно, взволнованно участвующего творчеством в жизни наших дней.
Помните, как искали красок, живописных тем в нашей советской жизни палехские художники? На сохранившихся для наших потомков шкатулках трогательно скачут всадники Первой Конной армии, удивительно напоминающие в своем победном гневе Георгия Победоносца, а в кольцах дракона-дьявола так легко разгадываются последние движения задыхающейся гидры контрреволюции. Это чудесно, но это уже прошлое в искусстве, один эпизод этого прошлого. Здесь — другое.
Просто, органично отлилось в творчестве Турчаниновой старое содержание в новое, старые формы — в новые. Конечно, были, не могли не быть срывы и неловкости. Их, должно быть, заметило поколение октябрьских зрителей в зале Малого театpa, но это было давно, сегодня не найдешь и следов этой неловкости. Словно по душе и по плоти пришлись старой артистке, умному человеку, душевной женщине, те переживания, которыми волнуется она в каждой советской роли. Турчанинова в пьесах Тренева, Гусева, Корнейчука... И если роли не всегда ей по росту, то всегда ей по нутру та борьба, те волнения, тот гражданский пафос, который вызвал к жизни эти роли Евдокия Дмитриевна — представительница великой русской культуры, которая живет от дней «Слова о полку Игореве» большими вопросами «судьбы человеческой — судьбы народной»; так живет большая русская артистка со своим звонким оптимизмом, неся его во все уголки зала, всем своим — таким разным — зрителям.

Говоря о советском художнике Турчаниновой, взволнованно и любовно в первую очередь ищешь в ее творчестве, во всей ее индивидуальности именно те черты, которыми было живо все не только ее прошлое, а прошлое всего нашего искусства. Было хорошо и вызывало восторг непрерывное, неустанное стремление к правде в труде величайших мастеров Малого театра. Они умели передавать эту правду художественно, мажорно, театрально и достойно боролись за это свое понимание сценической правды.

От пушкинских и гоголевских дней служение своему современнику — зрителю, русскому человеку во всех его стадиях общественного развития — подлинная гражданственность и человечность стали душой нашего классического театрального искусства. Да, это верно. В игре мастеров на этой сцене искал молодой Станиславский путей к созданию законов театральной правды и, естественно, создавая свою систему, обошел некоторые стороны и углы великой системы мастеров Малого театра. Однако эти стороны есть. Они не могут быть выброшены из нашего искусства; без них искусство неизбежно станет серым, перестанет быть искусством. Вот почему сегодня для нас, для театра социалистического реализма становится таким поучительным, таким дорогим творческий пример Евдокии Дмитриевны.
Говоря об Евдокии Дмитриевне, я невольно буду чаще всего ссылаться на свои личные воспоминания и наблюдения. Мне посчастливилось учиться в школе Малого театра в первые послеоктябрьские годы. Мы были — молодежь, мы не были бы молодежью, если бы не возражали, не бунтовали, не спорили с нашими учителями. Но существуют такие стороны в творчестве стариков, которые наложили свой след на всю нашу будущую творческую жизнь. Жаль, что мало мы оберегали эти великие уроки.

И прежде всего это были уважение и любовь к русскому слову, забота об его сценической емкости, выразительности, воздействии на зрителя Нельзя не хранить этого сегодня с благоговением и благодарностью.
Вспоминаешь теперь, через столько лет, Ольгу Осиповну Садовскую, которую видел из зрительного зала: какая идеальная простота! как в жизни! Вспоминаешь ее, эту великую русскую художницу, с которой стоял, рядом на подмостках, и диву даешься: эчо из зала казалось, что она так просто и жизненно разговаривает, а отсюда—это музыкант играет на волшебном инструменте своего старенького и будто бы даже не очень богатого голоса, и ни один слог (слог, а не только слово) не пропадает в чудесной музыкальной мелодии, которая, как в нотах, раскрывалась в фразе Островского или Гоголя.
«В начале бе слово» — было первой заповедью спектакля Великим благом для нас, для зрителя, для автора было то, что такое отношение к слову, любовная игра словом, нахождение неожиданных граней в самом привычном будничном слове, как в драгоценном камне, никогда не превращались в самоцель. Поэзией слова было заключенное в нем действие.

В Малом театре, о котором я говорю, был свой «тон». Это не просто общая тональность сценической речи. Этот тон, которым так дорожили, который несли от щепкинских «Ревизора» и «Горя от ума», был существом и спектакля, и театрального воспитания, и национального значения театра. Это было сценическое мироощущение, его ликующая мажорность, при которой сказать фразу просто, как в жизни, значило бы сказать неправду, сфальшивить. Ансамбль замечательных актеров, слитых этим мажорным, театральным в высоком смысле этого слова тоном, был могуч. Когда отражавшая сумеречную жизнь предреволюционных лет драматургия становилась сама сумеречной и вялой, не мог HP блекнуть и этот ансамбль Нельзя было избежать впечатления, что на сцене бьют из пушек по воробьям. Есть темы и образы, которые можно выразить как угодно, но только не живописью маслом. А Малый театр — по счастливому и убедительному выражению Е. Д. Турчаниновой — именно «писал маслом». Поэтому так органичны на его сцене были шиллеровские и шекспировские монологи, сцены из Гюго, романтические образы испанских пьес.

Возвышенность этих образов и слов не имела ничего общего с напыщенностью, их пафос был настоящим, тем самым, который так нужен нам сегодня, когда он оживает в отдельных кусках наших спектаклей.
А когда со сцены звучала классическая русская речь, создавался настоящий праздник русского искусства Театр и зритель оба были одинаково обязаны этими праздниками больше всего пьесам А. Н. Островского.

Вождь Малого театра—А. И. Южин читал лекцию: «Островский как романтик». Мы слушали эту лекцию в Политехническом музее, будучи гимназистами, и были убеждены в ее правде. Но это даже не казалось важным: ведь шли эти спектакли-праздники на сцене. Мы их смотрели. Мы на них воспитывались, учились любить и любили русскую культуру.
«Судьба человеческая — судьба народная».
Да! Об этом рассказывал, пел, рыдал и смеялся со сцены пророческий «Сон на Волге», этот спектакль-поэма. Тихонько напевала свою великую песенку над зыбкой старуха крестьянка — О. О. Садовская. Бурлили и скапливались стихийно мятежные силы против властного воеводы — В. В. Александровского и С. А. Головина. Незаметно из толпы, весь в сером, появлялся Кудеяр — П. М. Садовский.
Душа моя стерпеть не может,
Когда старшой молодшего обидит,
Бессильного гнетет и давит сильный.

И сейчас стоит в ушах серебряный голос влюбленного красавца Остужева.
Пройди весь свет от края и до края,
По всем землям, по всем ордам немирным,
Ищи другого парня, не найдешь,
Чтоб так любил, как я.

И народ, возмущение которого гасится так легко и просто:
Пречистую, пречистую несут!
— Кулаки разжимаются, драке конец, валятся наземь ряды мятежников перед бутафорской иконой. (Я не знаю более образной, более ясной антирелигиозной проповеди со сцены.)
Каждая сцена, каждый кусок, каждый стих пьесы — это мощная симфония нашей старины, это аккорды, сливающиеся в гимн родине. Здесь нет фальшивых нот, здесь пропитанный жизнью «тон» Малого театра торжествует.

В этом многообразном хоре не забыть и бойкой, лукавой бабенки Ульяны, которую так вкусно, так интересно, так, заставляя волноваться (образ-то отрицательный, враждебный), и так правдиво изображала Евдокия Дмитриевна. Она приставленный к боярышне злой сторож; и подкуп-то ее тянет, потому что так хочется покрасоваться в богатом летнике, а покрасоваться хочется, потому что хочется приласкаться к мил-дружку.
Продам тебя, боярин, сердце чует,
Не утерплю, продам. (Это — себе, а вслух):
Сама чудила в девках,
Так знаю вас, меня не проведете.

Знаешь пьесу наизусть, но не можешь без волнения следить за этими противоречиями разбитной бабенки.
...Не надо беса,
Когда ты здеся.
говорит про нее сам воевода. Такая она и есть. И не вырвешь ее из воспоминания об этом чудо-спектакле, так превосходно разыгранном по нотам Островского. И сейчас, встречаясь с Турчаниновой, все еще хранишь благодарность и чудесной школе и неувядающей жизнерадостности этого таланта.
Жизнерадостность таланта. Эти слова мне кажутся верными по отношению к искусству Турчаниновой. До наших дней от первой встречи живет это ощущение, и, если разлагать его на элементы, едва ли не первым в нем является этот редкостный дар сценической речи и неизменная, пронесенная через всю жизнь любовь к речи.
Как ни странно, в первый раз я увидел Евдокию Дмитриевну на сцене не в Островском. Мальчиком я попал на спектакль Малого театра «Мнимый больной» Мольера. Аргана играл О. А. Правдин, Туанету — Е. Д. Турчанинова. Уже не все помнится в спектакле. Помню классические мизансцены («как в Comedie Francaise»)—со стульями, поставленными полукругом перед суфлерской будкой; помню, как Арган порол розгами свою младшую дочку; помню очень смешного Фому Диафуаруса (А. В. Васенин). И особенно запомнилась сцена одурачивания Аргана Туанетой (по-моему, главная сцена комедии). В ней Туанета быстро несколько раз переодевается то в знаменитого мольеровского доктора, то вновь становится горничной-субреткой. Надо рассеять появившиеся у мнимого больного подозрения. Энергично, весело проводилась Турчаниновой эта сцена! Как? Да вот так просто, как написана, как в тексте. Все — и речи Туанеты и речи доктора — говорилось со сцены убедительнейше-горячо; не изыскивалось никакой особенной характерности для доктора — классическая черная роба, белые манжеты и брыжи, парик, шляпа да большие очки, под которыми блестят молодые задорные глаза чертенка.
— Сколько мне, по-вашему, лет? — спрашивает она у «знаменитого пациента».
— Двадцать шесть, — отвечает подозрительный Арган.
— Девяносто! — нагло выпаливает она и объясняет, что кто-кто, а такой врач, как он (она), умеет сохранить себя до такого возраста в отличном состоянии. Помню, как обалдевший от восторга Правдин растерянно произносил:
— Вот отличный старик!
С веселой серьезностью развивается эта докторская сцена. Уморительно-наивно звучал и диагноз медика, когда все подтверждало непрерывно повторявшуюся реплику—»легкие!» Издевательски-серьезно предлагалось отрубить одну руку и вырвать один глаз, чтобы «другой стороне стало легче». Важно раскачиваясь, исчезает доктор, — и перед Арганом уже веселая, хохочущая над этим доктором Туанета. Теперь она ведет комедию к концу: уговаривает Аргана притвориться мертвым, чтобы выяснить, как относятся к нему жена и дочь. Туанета снова играет; теперь — это горе.
— О беда! О несчастье из несчастий! Мой бедный хозяин скончался!
Это одновременно я горе и ловушка для лицемерной мачехи и спасение для доброй Анжелики.
От наивно-счастливого конца, от всего спектакля остались на всю жизнь два впечатления. Первое: как прост, бесхитростен во всей своей драматургической сложности, как заразителен и народен театр Мольера! И второе: в роли Туанеты словно прожектором осветилось творчество Турчаниновой. Я не мог отдать себе отчета: Туанета ли любит играть все равно—старого доктора, семейное горе, — обманывая окружающих, играть, потому что все эти розыгрыши и притворства — ее душа, ее существо, как у очаровательной актрисы, или так — всем существом, любовно и радостно любит играть Туанету веселая актриса Турчанинова.
Теперь я знаю, что эта стихия игры — страсть актрисы, и благодарно, как ученик, аплодирую этой высокой, не знающей возраста и вечно молодой жажде играть.
Мне пришлось столкнуться на работе с Евдокией Дмитриевной в бурные дни первых месяцев Октября. Она была для меня и для многих, меня окружавших, представительницей старой, дореволюционной культуры, поставившей себя на службу народу, переделывающей для этого всю себя каждый день на наших глазах.

Очень любя стариков Малого театра, будучи очень обязан, а — значит — и благодарен им, я как-то стесняюсь и неловко чувствую себя, когда читаю или слышу о том, что старая труппа Малого театра только и ждала Октябрьской революции и чуть не с первого же дня безоговорочно поставила все свое искусство на службу революционному народу. Нет, это было не совсем так. Ведь только мудрость Ленина и партии, которые защищали этот русский театр, помогали ему отражать свирепые атаки формалистов, медленно, постепенно перевели его на те пути, где родились и «Любовь Яровая» и целая цепь изнутри партийных спектаклей (при сплошь беспартийном составе исполнителей). Об этом трудном, увлекательном процессе, прославляющем жизненную неодолимость идей Октября, я, как свидетель, расскажу в другом месте. Здесь же, тоже как свидетель, хочу сказать, что Евдокия Дмитриевна в этом смысле была одним из настоящих, немногих и радостных исключений.

Началом моей театральной деятельности при Советской власти было участие в театральной работе Рогожско-Симоновского райсовета, а вскоре и руководство ею. В районе был по тому времени приличный зимний театр (Театр драмы и комедии) и очень хороший летний театр в саду имени Прямикова. Район большой, с большими фабриками и заводами (особенно завод бывший Гужона, теперь «Серп и молот»). В только что зарождавшейся художественной самодеятельности района действовали Пролеткульт и другие страшно «левые» организации со своими пусть искренними, но далеко не всегда понятными экспериментами. От своего же театра райсовет требовал в первую очередь, чтобы его все понимали. Если нет советских пьес (их тогда еще не было и в помине), то берите классику и более подходящее из старого репертуара, советуясь с нами, — говорили в Совете молодому артисту Малого театра Е. В. Гурьеву, моему «старшому», и мне.

Так и случилось, что артисты Малого театра, его тогдашняя молодежь и «вторые» артисты стали основными творческими кадрами этого районного театра. Дело шло удовлетворительно; на спектаклях три раза в неделю театр был полон отличной, чуткой, заинтересованной в спектаклях публикой. В одной из очередных постановок — в пьесе Островского, чьи произведения встречали особо живой отклик в нашем зале, — пригласили участвовать уже широко известную, по своему великолепному мастерству намного превышавшую актерский уровень наших спектаклей Е. Д. Турчанинову. И случилась естественная вещь: публика сразу полюбила талантливую артистку, а она — публику и наш маленький театр. После этого первого спектакля редкая постановка проходила без ее участия. Мало того, Турчанинова стала в полном смысле этого слова душой и внутренним двигателем этого дела. Для меня это было счастьем: такое мастерство, такой опыт пришли на помощь моим молодым силенкам, лишенным всякого опыта.
Евдокия Дмитриевна пришла в рабочий районный театр в расцвете сил—и как актриса и как человек. Эта работа стала буквально ее второй жизнью: первой, конечно, была жизнь родного Малого театра. В каких только образах не увидел ее районный зритель. Это были хорошо ей знакомые, много раз игранные роли, которые она уверенно и мастерски доносила до зрителя. Русская турчаниновская речь, правдивая до бытовизма, а в то же время музыкально-поэтическая, и здесь помогала ей брать в полон без труда простого, не испорченного диспутами об «измах» зрителя. Кого бы она ни играла, она всегда была «в форме», всегда была увлечена. Сегодня — гоголевская сваха в «Женитьбе», а завтра молодая и лукавая Евгения в «На бойком месте». Тихая, вся на шепоте (прекрасный театральный шепот) — Арина Ивановна Ванюшина, разбитная певучая Устинья Наумовна («Свои люди—сочтемся»), потом неожиданно озорная и веселая бунтарка Варвара в «Грозе», и вдруг несчастная страдающая Готовцева в той невежинской «Второй молодости», которую прославил не только большой успех у публики, но и восторженный отзыв Александра Блока.
— А Турчанинова играет в этом спектакле? — спрашивали зрители у кассы.
— А Евдокия Дмитриевна будет участвовать в этой постановке? — интересовались товарищи из райсовета, утверждая очередную премьеру.
Я рассказывал Евдокии Дмитриевне об этой заинтересованности района, и она была не просто довольна этим, а — требовательная к себе — еще более серьезно, более отчетливо и «толково», как говорили в старом Малом театре, несла свои роли к зрителю. И она не раз признавалась, что такого простого и верного приема, понимания пьесы и образа от зрителя раззолоченного императорского театра она ждать не привыкла. По-моему, Евдокия Дмитриевна упивалась дыханием рабочего зала, впитывала в себя его страстную и горячую отзывчивость и, унося эти впечатления после спектакля домой, продумывала их, постигала и училась.

Она не была режиссером в формальном смысле этого слова, не значилась в этом качестве ни на одной программе и все же очень часто становилась им. Помню репетиции «Бедности не порок». Второй акт. Ряженые, хор девушек. На квартире Евдокии Дмитриевны стол сдвинут в сторону, и в зале, увешанном портретами с надписями всех знаменитых «стариков», собралась стайка молодежи, любителей, приглашенных мной для участия в этой картине. Сидят непривычно смирно (у знаменитой актрисы!), волнуются, на цыпочках переходят от портрета к портрету.
Но вот входит хозяйка, и какая живая жизнь, какое искреннее веселье, какие настоящие «святки» возникают в этом зальце! Евдокия Дмитриевна берет на себя роль Анны Ивановны (в спектакле она будет играть Пелагею Егоровну), чтобы вести и увлечь за собой еще робкую молодежь. И ведет. И увлекает. Вот она садится за рояль, находит тон для импровизированного хора, напевает отдельным участникам их голоса и сама ведет песню:
А кто у нас холост?
А кто неженатый?
Африкан-от холост,
Саввич неженатый.

Вместе с песней приходит все, что нужно, и зеленая молодежь расходится от приветливой хозяйки счастливая и воодушевленная. Всем понятно, как надо себя вести в спектакле, и не случайно зритель с теплым и сочувственным смехом встречает этот скромный и талантливый праздник прошлого.
Такие репетиции случались редко. Почти все исполнители играли уже много раз игранные роли: для того чтобы повторить текст и всем известные «казенные» мизансцены и ввести новых исполнителей на маленькие роли, обходились двумя-тремя, а иногда и одной репетицией. Когда же случались исключения, репетиций было больше и они были настоящими, веселыми и творчески наполненными. Тогда оживал старый, забытый спектакль, и возобновлялся ом в расчете не только на наш районный театр, а непременно повторялся и в других клубах и за пределами Москвы.
Трудно забыть возобновление знаменитой комедии польской писательницы Г. Запольской «Мораль пани Дульской» («Нравственные устои»). Буржуазная мораль резко осмеяна в этой пьесе, и благодаря этому возобновление комедии казалось полезным и полностью себя оправдало. Пани Дульскую играла Евдокия Дмитриевна. Это был замечательный, яркий сатирический образ. Из всего почти сплошь женского состава действующих лиц, помнится, только одна Турчанинова играла эту пьесу раньше. Удалось организовать целый ряд репетиций, а мне лично посчастливилось и присмотреться к творчеству артистки и невольного режиссера. Все репетиции вела Евдокия Дмитриевна. Она почти ничего не показывала, очень редко, в необходимых случаях объясняла, но ее тон, ее поведение не могли не подчинять всех исполнителей. Поведение Дульской создавало такой гнет для всех окружающих, что сквозное действие (а тогда таких слов не было в актерском обиходе) делалось для всех ясным и Турчанинова просто несла пьесу на крыльях своего комедийного темперамента.
Приглядываясь к тому, как работала Турчанинова, мне кажется, я подобрал ключ к ее жизни в образе. Тут-то и обнаружилось, что самое главное для нее, как. говорит ее действующее лицо (что говорит—это написано у автора). Почему так убедительна, так властна, так непоколебима в своих убеждениях эта насквозь фальшивая лицемерка Дульская—Турчанинова? Я ясно видел, что неотделимые друг от друга правда и сатира начинались с манеры говорить, с особой манеры произношения и дикции, вовсе не похожей на звонкую волжскую речь Варвары или Евгении, на речь всех по-разному обаятельных старушонок Островского, Гоголя, Найденова. Зерно образа искалось и находилось именно здесь.
Вот начало пьесы. — Энергичный темп: в дезабилье, в папильотках, шаркая ночными туфлями, Дульская проносится по темной комнате своего дома, как его дух и хозяйка, со свечой в руке.
— Хе-ся! Ме-ля! Вста-вать! — будит она своих девочек. И в этом голосе, словно он не может быть тише, в непреклонности этого приказа чуть-чуть отражается и то, что еще не стряхнут сон, что хотелось бы еще полежать в постели.
Видно, что ведение дома для пани Дульской тяжелое ярмо, но так же ясно видно, что она никому не позволит на это ярмо посягнуть. Ее мораль — прежде всего «я», «мой дом», «мой муж», «мои дети». И надо слышать, как она произносит эти слова. В течение трех действий на пани и ее дом сыплются неприятности; с какой стойкостью она их отражает! Сын Збышко сошелся с горничной Ханкой; в либеральном порыве он хочет на ней жениться. Сколько хлопот, сколько денег надо, чтобы поставить все на место согласно морали Пани Дульской. И все это ей удается. Об эту мораль — по существу жестокую и звериную — разбивается и разобьется все хорошее. И смеешься и ненавидишь. Но Турчанинова (Да! сегодня она стала Дульской) не знает никаких сомнений. И словно сами собой возникают удивительные музыкальные находки. Пани отдыхает, она пьет кофе с подругой: какая перемена ритма, позы, какая искусно найденная фальшивая томность речи. Какая вязь из неудающихся ласковых интонаций в разговоре с корыстной теткой Ханки, прачкой Тадраховой, которую надо подкупить. И снова — под занавес пьесы, когда все напасти отступили перед моралью пани Дульской, — она проносится по той же комнате, и снова:
— Хе-ся! Ме-ля! Фе-ли-ци-ан! Так же обычно, как каждый день, но сегодня на полтона выше.
Сидя на этих репетициях, я начинал понимать, почему А. Н. Островский любил слушать, именно слушать спектакли Малого театра из-за кулис.
Когда в театре готовился мольеровский «Тартюф», все роли были у артистов «игранные», репетиций по тогдашнему обыкновению было нужно немного. Однако их число пришлось увеличить: Евдокия Дмитриевна играла Дорину, и ее все время не удовлетворяло, как произносится стихотворный текст.
Вопрос был не в том, чтобы стихи просто произносились точно. Стихотворный текст создает особую музыкальную атмосферу в спектакле, становится важным элементом сценического действия, игры. Молодежи, занятой в репетициях, на всю жизнь давался пример любви к сценическому стиху, пример того, как можно извлекать из него для лепки сценического образа.
Все богатство и разносторонность образа Дорины в исполнении Турчаниновой раскрывали не главные большие сцены (вроде сцены с Оргоном в первом действии), но больше всего те маленькие реплики, иногда отдельные «О!» или «Ах!», которыми эта роль полна. В конце концов получалась вовсе не традиционная театральная субретка, а полная жизни, умная и веселая руководительница своих хозяев, контакт с сегодняшним зрителем находился легко. И не случайно на одной из репетиций Евдокия Дмитриевна сказала мне, игравшему в финале роль офицера:
— Федя, давайте сократим ваш монолог. Ведь это Мольеру было необходимо так льстить королю. А восхвалять Людовика XIV сегодня на Таганке... Я понимаю — классика... Ну, словом, давайте это короче!
И она была права. В этой кажущейся мелочи было больше простого и осмысленного признания огромной веры в действенную силу спектакля, в связь старинной правды театра с подлинной правдой сегодняшнего дня, чем в десятках велеречивых лекций.
Что же касается стиха на сцене, то всю свою жизнь Евдокия Дмитриевна, с благоговением вспоминая своего дорогого учителя А. П. Ленского, передает нам его уроки. Рассказывая о Ленском в роли Фамусова, она всегда выразительно подчеркивает, какую помощь и опору для своего замечательного и оригинального образа нашел он в самой мелодии стиха, в ритмах этой грибоедовской роли-партии.
Такое внимательное отношение к речи, к фразе действующего лица, поиски в слове, в мелодии всего внутреннего богатства образа было бы мелко назвать влюбленностью — это настоящая и глубокая творческая любовь. Научиться ей нельзя, ею надо заразиться. Тогда гоголевская Анна Андреевна в «Ревизоре» вся, со всеми подробностями на наших глазах рождается из ее «прононса», а живая, торопливая болтливость Сеткиной («Вторая молодость» П. Н. Невежина) до конца раскрывает эту добрую, но пустую сплетницу.
Прежде всего через слово любит Турчанинова своих героинь. Эту любовь актриса несет к своему зрителю. Кажется, так легко и просто «влезть в шкуру» такой же советской старой учительницы, какой является она для всех нас («Крылья» А. Корнейчука). Но вот ей достается совсем не похожая на нее роль, роль врага, роль плохой, несоветской женщины («Тайная война» В. Михайлова и Л. Самойлова). Мне не пришлось ее видеть в этом спектакле. Но мне посчастливилось слышать, как она, нахмурив брови, говорила об этом образе:
— Я люблю ее играть. Это — надо. Такая, знаете, враждебная... мешающая... ну, словом, не наша...
И по брезгливой складке губ, по обозленной интонации я уже вижу, что этой даме не поздоровится в исполнении Евдокии Дмитриевны.
И все эти ее образы получаются такими живыми, естественными, потому что артистка просто и естественно, всем своим-существом живет в нашей действительности, так же как жила в своей молодости среди героинь Островского и его наследников.
Так и начала она эту подлинную советскую жизнь в первый очень трудный период новой .жизни. Работая в Малом театре и став в центре совсем нового, едва ли не первого в Москве районного рабочего театра, она явила пример того, как должен вести себя советский актер. Имея большой успех как актриса, она никогда не пыталась охранять свое положение первой актрисы и любимицы публики чем-либо, кроме самой игры. Дело и новый зритель — прежде всего. Я ни разу не слышал от нее фраз об актерской этике, о моральных принципах поведения. Она об этом, по-моему, и не думала. Ее единственным желанием было, чтобы не ее личное, а общее, тем более связанное с любимым Малым театром дело шло хорошо, чтобы больше всего от этого дела выигрывал зритель. Именно она втягивала в спектакли района все большее количество своих товарищей. Прежде всего появился ее постоянный партнер Н. К. Яковлев (Бальзаминов, Белугин); он возобновил шедшую еще в Новом театре Ленского пьесу М. К. Северной «Никудышники и солидные люди», в которой была острая антикулацкая направленность и которую наш зал воспринимал с горячим сочувствием. Она же привела к нам Е. И. Найденову (Катерина в «Грозе»), А. А. Остужева (Хлестаков). Наконец, при полном восторге зала удалось вовлечь в нашу работу и О. О. Садовскую, переигравшую на нашей сцене много чудесных ролей; состоялись и гастроли В. Н. Давыдова (Подколесин в «Женитьбе» и ряд других ролей).
С какой радостью участвовала в этих спектаклях Евдокия Дмитриевна, словно сознательно отодвигая себя на второй план, как радовалась успеху гастролеров, шумному, искреннему, а иногда (например, на спектаклях с О. О. Садовской) стихийному, захватывающему!
Прошло несколько лет. Театр имени Сафонова стал официальным районным филиалом Малого театра. Если театр сделал многое для рабочего района в культурном отношении, то и район, по признанию многих мастеров театра, сильно помог в политическом росте театра. Так и хочется напомнить, что счастливой свахой в этом большом деле была Устинья Наумовна, Фекла Ивановна — сваха классической русской комедии — Евдокия Дмитриевна Турчанинова.
Достаточно назвать тех, кого Евдокия Дмитриевна воспитывала в школе, чтобы понять животворность ее уроков. Это. А. А. Парамонова, В. А. Царева, Н. К. Свободин, С. М. Вече-слов, П. А. Оленев. Со многими из них мне приходилось подолгу, много и увлеченно работать. Учеников Евдокии Дмитриевны всегда легко узнать на первых же репетициях по особой любовной жадности к слову автора, по умению разгадать его вслух, вкусно, с наслаждением нести речь образа зрителю. Все они говорят каждый в своей манере, каждый в образах пьесы раскрывает свою индивидуальность. И это свидетельствует о том, что любовь к слову—не результат формальной казенной выучки.
Каждый из них на всю жизнь запомнил действительно поучительный для всей сценической жизни рассказ своей преподавательницы. Я слышал его и от них и от нее самой.
— Когда я была ученицей в классе Александра Павловича Ленского, — рассказывала Евдокия Дмитриевна, — как-то сижу на спектакле в Малом театре и Надежда Михайловна Медведева особенно, больше, чем всегда, меня взволновала. Слушаю и поражаюсь, как просто она говорит: никакой подачи, никакого театра. Вот так же просто, как мы все разговариваем в жизни, так и она говорит слова своей роли, словно это не роль, не выученные наизусть реплики. Так мне это пришлось по душе, что всю ночь после спектакля не спала, все свои школьные отрывки про себя проговорила. И получается, и самой нравится. Завтра, на уроке Ленского, я так и заговорила. Александр Павлович остановил репетицию.
— Что это вы, Дунечка, бог с вами — как заговорили?
Я все чистосердечно и объяснила: вчера слушали Надежду Михайловну... она так просто говорила... мне понравилось... вот я и решила попробовать...
Александр Павлович сперва засмеялся, а потом стал серьезным и сказал очень строго:
— Надежда Михайловна говорит просто, это верно, да разве это такая простота? Разве можно к тысячам зрителей, под огнями рампы и софитов выходить с будничной, обыденной речью: она так же тускнеет, как ваше лицо превращается в бледное пятно, если вы его не подгримируете, не подведете глаз. Это не игра, не театр, а просто скука!
И дальше он говорил и о музыкальной поэтичности речи и об игре. Объяснял то, что было действительной школой Малого театра. А Евдокия Дмитриевна, передавая завет учителя своим ученикам, добавляла многое из собственного опыта и опыта своих товарищей. Говорила о стихах, о возвышенных текстах, о том, что, находясь в определенных настроениях, решая исполнительские задачи, непохожие на то, чем мы заняты каждую минуту, актер, если он искренен, не сможет говорить как в обыденной жизни, что это не может иметь никакого отношения к напыщенности, к декламации, к внешнему пафосу. «— Возвышенное не должно казаться возвышенным. Действующее лицо иначе и не может сказать»; «Ради бога, не подменяйте простоты вульгарной простинкой. Это легко и пошло».
Теперь, к счастью, прошло то время, когда ограниченные люди настойчиво и сознательно пытались сделать эту «вульгарную простинку» чуть ли не выражением социалистического реализма на сцене. В борьбе с этой, так сказать, принципиальной серостью многим помогали вкусы, привитые Евдокией Дмитриевной, и ее пример.
Отношение Турчаниновой к молодежи вообще (и не только к ее ученикам) вызывает уважение и благодарность. Когда группа молодежи отделилась от стариков и создалась Студия Малого театра, отношения с отдельными представителями «стариков» сложились у этой группы по-разному; с некоторыми образовался полный разрыв. Но каждый из нас всегда считал Евдокию Дмитриевну нашим другом. Не было нового спектакля, на который она бы к нам не приходила, о котором она бы задушевно (иногда сердито!) не побеседовала с нами; не было внутритеатрального события, на которое она бы не отозвалась — цветами, подарками, письмом или телеграммой; не было случая, чтобы мы обратились к ней за помощью и она бы нам отказала.
А обращаться к ней за указаниями приходилось нередко. Кажется, например, что ни одна наша постановка пьес Островского не обходилась без ее участия.
От простых рассказов о том, как раньше игралась эта пьеса, от объяснения обычаев и обрядов до отдельных выражений, слов и ударений в словах мы познавали свой материал глубже, понимали традиционное, от Островского идущее смысловое значение текстов. И уже совсем не могли обойтись без ее указания, когда дело доходило до старинной русской песни, деревенской, городской или «жестокого романса». Она знакомила нас и с манерой исполнения песни—не актером или актрисой, а теми пастухами, писарями, купеческими дочками, которых мы не застали.
— И-де моя отрада,
Сережа па-сту-шок?

— Вот на пути село большое...
(«Женитьба Бальзаминова»)
Сколько правды и выдумки, сколько смеха, сколько настоящего творчества звучало снова на этих встречах в этом уютном зальце в квартире известной артистки, чудесного, настоящего товарища.
Турчанинова и русская песня на сцене — это могло бы быть темой самостоятельного исследования. Дело не в том, что она просто хорошо поет. Она поет так, как следует петь на сцене, в образе. Бесконечное количество характерных оттенков остро подхваченных в жизни черточек всегда развивает образ, его жизнь; не случайно у многих из нас хранятся фотографии Евдокии Дмитриевны в роли певца Леля из «Снегурочки» Островского,— это одна из ее первых ролей на сцене Малого (Нового) театра. Режиссер — все тот же Ленский — знал, кому доверить этот трудный, насквозь пронизанный солнцем и песней образ.
Помню поющую разгулявшуюся Варвару в «Грозе»:
А я млада до поры,
До утренней до зари...
Не декорацией, не световыми эффектами, а пением Варвары — Турчаниновой создавалась вся атмосфера этой страстной колдовской купальской волжской ночи, где свои Варвара с Кудряшом и где не миновать гибели Катерине и Борису.
А вот знаменитое в свое время «Ночное» Мих. Стаховича. На каком-то торжественном спектакле в Малом театре уже после революции была один раз показана эта одноактная пьеска. Дедушка Михеич — В. Н. Давыдов, Ванька — Н. К. Яковлев. Дунька — Е. Д. Турчанинова. Ванька и Дунька по пьесе — почти мальчишка и девчонка. Яковлеву с Турчаниновой пришлось сбросить с плеч много лет, тряхнуть стариной, вспомнить •свою сценическую молодость. И каким же настоящим праздником это вышло, праздником игры, юмора и лирики, праздником песни и пляски! Рядом с добрым ворчуном перед нами полчаса прожила влюбленная деревенская пара, живая, словно чудом перенесенная на сцену из деревни середины XIX века, с полотен Венецианова, из некрасовских стихов. Все эти «чаво», «будя», все особенности местного говора и деревенские повадки были налицо, и они звучали вовсе не как внешние атрибуты «бытовизма», которые так опошляют иногда хорошую игру талантливого актера, — в них звучала русская народная душа.
И это в особенности относилось к песням.
Зал ликовал не оттого, что актеры очень хорошо играли, а оттого, что радостно чувствовал: если в страшном прошлом во г эти три человека: старик, парень и девка—наши предки— могли так уверенно и просто жить, любить, петь, плясать у котелков над костром, где варится картошка, как же радостно завещано жить, дружить, творить свое искусство нам.
В том, как передавалось это со сцены, и в том, как, буквально бушуя восторгом, откликался зритель, было проявление того, что я, не стес

Прошло вручение новой премии «Патриот Москвы». Премия присуждена за личный вклад в культуру и искусство художественному руководителю Государственного академического Малого театра Юрию Соломину.

ВПЕРВЫЕ:

Сегодня, 16 марта в спектакле «Царь Иоанн Грозный» на основной сцене роль Битяговского впервые исполнит артист Игорь Григорьев, а роль Царевича Федора Ивановича – Алексей Анохин.

ВПЕРВЫЕ:

Сегодня, 16 марта в спектакле «Царь Иоанн Грозный» на основной сцене роль Битяговского впервые исполнит артист Игорь Григорьев, а роль Царевича Федора Ивановича – Алексей Анохин.

Пожелаем артистам удачи и ни пуха, ни пера!

16 марта на сцене филиала в спектакле «Усилия любви» роль Лонгвиля впервые исполнит артист Михаил Фоменко

17 марта в спектакле «День на день не приходится» на малой сцене филиала роль купца Брускова впервые исполнит артист Дмитрий Кознов

«К 135-летию со дня рождения Евдокии Дмитриевны Турчаниновой»

Фотогалерея

«К 135-летию со дня рождения Евдокии Дмитриевны Турчаниновой»

Фотогалерея

Материал подготовил Максим Редин

«Коварство и любовь»

Спектакль, созданный по пьесе Ф. Шиллера, существует в Малом театре очень давно.

«Коварство и любовь»
Спектакль, созданный по пьесе Ф. Шиллера, существует в Малом театре очень давно. В наши дни персонажи великого романтика оживают благодаря блистательным актерам Валерию Баринову, Василию Бочкареву, Елене Харитоновой. В русской интерпретации немецкая трагедия превращается почти что в сказку. Это история о любви и одновременно драма молодых влюбленных, принесенных в жертву политической выгоде.

Журнал «ТВ 7»

С ">Евдокией Дмитриевной Турчаниновой я познакомилась, как только пришла в Малый театр

К юбилею великой русской актрисы Евдокии Дмитриевны Турчаниновой, мы публикуем воспоминание народной артистки СССР Э.А.Быстрицкой

С Евдокией Дмитриевной Турчаниновой я познакомилась, как только пришла в Малый театр и поднималась по лестнице, а из лифта выходила она, я смешалась и как-то очень застенчиво произнесла: «Здравствуйте…». Евдокия Дмитриевна остановилась и спросила: «Вы кто?». А меня уже знали. Это после «Тихого Дона» было. Я расстроилась и растерялась. Тогда, заикаясь, сказала, что я актриса Быстрицкая, которую приняли в театр. Она ответила: «А я Евдокия Дмитриевна Турчанинова. Здравствуйте». Я поняла, что здороваясь, нужно всегда называть свое имя, отчество. В Малом театре так и делают. Те, кто только что приходят, пока еще не знают этого. Но тоже будут…

(Из интервью на «Радио России», сентябрь 2003 г.)

«К 135-летию со дня рождения Евдокии Дмитриевны Турчаниновой»

РОЛИ Е.Д. ТУРЧАНИНОВОЙ

Список ролей составлен Е.В.Филипповой по печатным материалам и записным книжкам Е.Д.Турчаниновой.

«К 135-летию со дня рождения Евдокии Дмитриевны Турчаниновой»

РОЛИ Е.Д. ТУРЧАНИНОВОЙ

Список ролей составлен Е.В.Филипповой по печатным материалам и записным книжкам Е.Д.Турчаниновой.

РОЛИ В ЛЮБИТЕЛЬСКИХ СПЕКТАКЛЯХ
1886 год
Ниночка. «Стрекоза» Д. Мансфельда.
Варенька. «Съехались, перепутались и разъехались» Г. Никулина.

1887 год
Катя. «По духовному завещанию» В. Александрова.
Елизавета Ивановна. «В чужом пиру похмелье» А. Островского.
Лизанька. «Беда от сердца и горе от ума» Ф. Кони.
Тополева. «Через край» В. Тихонова.
Настасья Сергеевна. «Домовой шалит» Г. Д. (В. Крылов).
Кубыркина. «Беда от нежного сердца» В. Соллогуба.
Вера. «Сорванец» В. Крылова (Александрова).

УЧЕНИЧЕСКИЕ РОЛИ
1888 год
Полина. «Доходное место» (IV акт) А. Островского.

1891 год
Верочка. «Шутники» (III акт) А. Островского.
Солдатка. «Счастливый день» А. Островского и Н. Соловьева.

РОЛИ В ПРОФЕССИОНАЛЬНОМ ТЕАТРЕ

Сезон 1891/92 года
Вдова Ульяна. «Воевода» («Сон на Волге») А. Островского. (8 сентября, первая роль в Малом театре).
Надежда Михайловна. «Жоржинька» Ф. Куманина (Чек).
Бояркина. «Беда от нежного сердца». В. Соллогуба.
Сысоева. «Аргунин» («Отрава жизни») В. Крылова (Александрова).
Линицкая. «Душа человека» И. Шпажинского.
Таня. «Плоды просвещения» Л. Толстого.
Варвара. «Гроза» А. Островского.
Липочка. «Свои люди — сочтемся» А. Островского.
Калерия Ивановна. «Золотая рыбка» И. Салова, И. Ге.
Наденька. «Маленькая война» И. Мясницкого (Барышев).
Попова. «Медведь» А. Чехова.
Чубукова. «Предложение» А. Чехова

Сезон 1892/93 года
Фрозина. «Скупой» Мольера.
Клучкина. «Бедовая бабушка» А. Баженова.
Евгения Львовна. «Трудовой хлеб» А. Островского.
Ключница. «Трудовой хлеб» А. Островского.
Невская. «Она его ждет» В. Родиславского.
Коринкина. «Без вины виноватые» А. Островского.
Рыткина. «В родном углу» П. Невежина.
Маша (актриса). «Татьяна Репина» А. Суворина.

Сезон 1893/94 года
Марья. «Василиса Мелентьева» А. Островского и Г*** (С. Гедеонов).
Козлиха. «Венецейский истукан» П. Гнедича.
Хрящикова. «Сережа» Э. Маттерна.
Марфуша. «Венецейский истукан» П. Гнедича.
Г-жа Мяу. «Жених нарасхват» Л. Ленского.
Бляхина. «Это мой маленький каприз» В. Крылова (Александрова).
Карская. «Из-за мышонка» («Мышеловка») Арман Розо.
Косецкая. «Разведемся» А. Трофимова.
Груша. «Не так живи, как хочется» А. Островского.
Рыжикова. «Я играю большую роль» Д. Гарина.
Марфа Севостьянова. «Невольницы» А. Островского.
Дуня. «Ночное» М. Стаховича.
Глафира. «Волки и овцы» А. Островского.
Майер. «Цепи» А. Сумбатова.
Курчина. «Цепи» А. Сумбатова.
Марсела. «Собака садовника» Лопе де Вега.
Атуева. «Свадьба Кречинского» А. Сухово-Кобылина.
Софья. «Флирт» М. Балуцкого.
Лика. «Шалость» В. Крылова (Александрова).
Хвостов а. «Шалость» В. Крылова (Александрова).
Лиза. «Горе от ума». А. Грибоедова.
Фекла Ивановна. «Женитьба» Н. Гоголя.
Елена Михайловна. «Уголок Москвы» Вл. Александрова.
Альма. «Честь» Г. Зудермана.
Мистрис Сондерс. «Жорж Сюлливан» Мельвиль.
Анна Ивановна. «Бедность не порок» А. Островского.
Славская. «Откуда сыр-бор загорелся» В. Александрова.
Кривская (вдова). «Которая из двух?» Н. Куликова.
Кривская (замужняя дама). «Которая из двух?» Н. Куликова.
Тото. «В горах Кавказа» И. Щеглова.
Ефросинья Потаповна. «Бесприданница» А. Островского.
Баронесса Штраль. «Маскарад» М. Лермонтова.
Анна Охрименко. «Первая муха» В. Крылова.
Мотя Окунькова. «Мотя» К. Тарновского.

Сезон 1894/95 года
Кукушкина. «Басни Крылова» В. Крылова.
Дунька. «В разлуке» Е. Гославского.
Варвара Федоровна. «Душегубы» В. Величко.
Гурьянова. «О-во поощрения скуки» В. Крылова.
Виленина. «Поветрие» Н. Вильде.
Ласточкина. «Уездный Шекспир» И. Гурлянда.
Недыхляева (Маничка). «Кручина» И. Шпажинского.
Настя. «Счастливый день» А. Островского и Н. Соловьева.

Сезон 1895/96 года
Марина. «Власть тьмы» Л. Толстого.
Федула. «Гувернантка» Н. Тимковского.
Дуня. «При должности» П. Невежина.
Смельская. «Таланты и поклонники» А. Островского.
Бетси. «Плоды просвещения» Л. Толстого. Улита. «Лес» А. Островского.
Ольга Фроловна. «Последняя воля» Вл. И. Немировича-Данченко.
Людмила Борисовна. «Старый заказ» А. Сумбатоаа.
Хильнер. «Женский вопрос» Л. Фулвда.
Анисья. «Власть тьмы» Л. Толстого.
Мейер. «Муж знаменитости» А. Сумбатова.
Поленина. «Шато икем» Н. Северина.
Кочевникова. «Золото» Вл. И. Немировича-Данченко.

Сезон 1896/97 года
Красавина. «За чем пойдешь, то и найдешь» («Женитьба Бальзаминова») А. Островского.
Глаша. «Каширская старина» Д. Аверкиева.
Таиса Ефимовна. «Кручина» И. Шпажинского.
Мавра. «О время!» Екатерины II.
Становиха. «Приступом» И. Шпажинского.
Космачева. «Темная сила» И. Шпажинского.
Надежда Михайловна. «Троеженец» Н. Тулетова.
Саша. «Цена жизни» Вл. И. Немировича-Данченко.
Пеженова. «За чем пойдешь, то и наидешь» («Женитьба Бальзаминова») А. Островского.

Сезон 1897/98 года
Мавра. «За обедом» Н. Тимковского.
Доркас. «Зимняя сказка» В. Шекспира.
Поликсена. «Правда — хорошо, а счастье лучше» А. Островского.
Наталья. «Комик XVII столетия» А. Островского.
Феня. «Пашенька» Н. Персияниновой.
Хорошилова. «Питомка» И. Шпажинского.
Палаша. «Простушка и воспитанная» Д. Ленского.
Вера. «Разрушенный дом» В. Крылова.

Сезон 1898/99 года
М-ль Штерн. «Блестящая карьера» Тилло фон Трота.
Эльза. «Бой бабочек» Г. Зудермана.
Сурмилова. «Лев Гурыч Синичкин» Д. Ленского.
Батракова. «От преступления к преступлению» В. Крылова.
Марья Антоновна. «Ревизор» Н. Гоголя.
Керубино. «Свадьба Фигаро» Бомарше.
Л у ш а. «Тяжелые дни» А. Островского.
М-ль Иветт. «Разгром» («В 12-м году») П. Гнедича.
Клавдия Тимофеевна. «Цена жизни» Вл. И. Немировича-Данченко.
Рыдлова. «Джентльмен» А. Сумбатова.
Уилькс. «Джентльмен» А. Сумбатова.
Акулина. «Власть тьмы» Л. Толстого.

Сезон 1899/900 года
Марфинька. «Девичий переполох» В. Крылова.
Мици Шлагер. «Забава» А. Шницлера.
Николетта. «Мещанин во дворянстве» Мольера.
Ирина Лавровна. «Последняя жертва» А. Островского.
Розина. «Севильский цирюльник» Бомарше.

Cезон 1900/01 года
Зинаида Александровна. «Бурное утро» В. Бегичева.
Алена Федотовна. «Около денег» А. Потехина.
Лель. «Снегурочка» А. Островского.
Клара. «Соломенная шляпка» Э. Лабиша.
Тони Лейтенбергер. «Школьные товарищи» Л. Фульда.

Сезон 1901/02 года
Воробьина. «Накипь» П. Боборыкина.
Милитриса. «Разрыв-трава» Е. Гославского.
Клара Гендрихс. «Современная молодежь» О. Эрнста.

Сезон 1902/03 года
Пименова. «Благотворительница» Н. Персияниновой.
Ренэ де Ломени. «Буйный ветер» Ф. Гальма.
Мистрис Форд. «Виндзорские проказницы» В. Шекспира.
Софья Ивановна. «Мертвые души» («Разговор двух дам») Н. Гоголя.
Каркунова. «Сердце — не камень» А. Островского.
Прюданс. «Дама с камелиями» А. Дюма-сына.
Серафима. «Сильные и слабые» Н. Тимковского.

Сезон 1903/04 года
Гиза Хольм. «Воспитатель Флаксман» О. Эрнста.
Агата Брюкнер. «Даровой пассажир» О. Блюменталь и Г. Кадельбурга.
Маргарита. «Заколдованный принц, или Переселение душ» Н. Куликова.
Федосья Игнатьевна (Феня). «Майорша» И. Шпажинского.
Лида. «Новый скит» П. Гнедича.
Мадам де Лож. «Сен Марс» П. Капниста.

Сезон 1904/05 года
Кетти. «В старом Гейдельберге» В. Мейер-Форстера.
Марья Власьевна. «Воевода» («Сон на Волге») А. Островского.
Ксения Ивановна. «В сельце Отрадном» С. Мамонтова.

Сезон 1905/06
Зарецкая. «Коридорная система» Е. Владимировой.
Юлия. «Мастер» Г. Бара.
Петрова. «Невод» А. Сумбатова.

Сезон 1906/07 года
Фрейлейн Ципсер. «Звезда» Г. Бара.
Кора Майнарди. «Праздник жизни» Г. Зудермана.
Красавина. «Праздничный сон — до обеда» А. Островского.
Красавина. «Свои собаки грызутся, чужая не приставай» А. Островского.
Мисс Гоббс. «Мисс Гоббс» Дж. Джерома.
Беула Персиваль. «Мисс Гоббс» Дж. Джерома.

Сезон 1908/09 года
Коблова. «Невольницы» А. Островского.
Лебедкина. «Поздняя любовь» А. Островского.
Фрейлейн Вест. «Рабочий дом» К. Фибиха.
Альда. «Франческа да Римини» Г. д\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\'Аннунцио.
Дама среднего света. «Театральный разъезд после представления новой комедии» Н. Гоголя,
Жена. «Их четверо» («Трагедия глупых людей») Г. Запольской.
Мария. «Материнское благословение» Н. Перепельского (Некрасов).
Tea. «Праздник жизни» Г. Зудермана.
Варвара Ивановна. «Сильные и слабые» Н. Тимковского.
Черенкова. «В осадном положении» В. Крылова.
Анна Григорьевна. «Мертвые души» («Разговор двух дам») Н. Гоголя.

Сезон 1909/10 года.
Балаклавцева. «Болотные огни» П. Гнедича.
Хорькова. «Бедная невеста» А. Островского.
Акулька. «В старые годы» И. Шпажинского.
Марья Павловна. «Жены» Д. Айзмана.
Анна Антоновна. «Не в свои сани не садись» А. Островского.
М-ль Рамбер. «Очаг» О. Мирбо.
Старая дева. «Путаница, или 1840-й год» Б. Беляева.
Степанида Егоровна. «Старый обряд» А. Будищева.

Сезон 1910/11 года
Курицина. «Грех да беда на кого не живет» А. Островского.
Като. «Жеманницы» Мольера.
Туанетта. «Мнимый больной» Мольера.
Липа Упадкина. «Светлая личность» Е. Карпова.

Сезон 1911/12 года
Назарьина. «Грань» Н. Тимковского.
Мадлон. «Жеманницы» Мольера.
Фру Линде. «Кукольный дом» Г. Ибсена.
Мисс Пирпойнд. «На полпути» А. Пинеро.
Кухарка. «Плоды просвещения» Л. Толстого.
Мотылева. «Прохожие» В. Рышкова.

Сезон 1912/13 года
Василиса. «Ассамблея» П. Гнедича.
Конкорди Лещ Коко. «Дама из Торжка» Б. Беляева.
Дьячиха. «Двенадцатый год» А. Бахметьева.
Лизетта. «Дебют Венеры» Э. Гойера.
Няня. «1613-й год» Н. Чаева.
Поспелова. «История одного брака» В. Александрова.
Елена Петровна. «Профессор Сторицын» Л. Андреева.
Карповна. «Роман тети Ани» С. Найденова.
Фелицата. «Правда — хорошо, а счастье лучше» А. Островского.

Сезон 1913/14 года
Анна Егоровна. «Две правды» В. Шмидта.
Основская. «Проигранная партия» А. Лопатина (А. Алпатина).
3ыбкина. «Правда — хорошо, а счастье лучше» А. Островского.
Анна Андреевна. «Ревизор» Н. Гоголя (III акт). (Вся роль сыграна впервые в 1918 году.)
Жакелина. «Лекарь поневоле» Мольера.
Людмила Ивановна. «Тень» Н. Тимковского.
1-я Ведьма. «Макбет» В. Шекспира.
Мамка царицы. «Василиса Мелентьева» А. Островского и С. Гедеонова.
Леди Шаттлеворс. «Принцесса Сильвия» Елизабет фон Арним.

Сезон 1914/15 года
Татьяна Юрьевна. «Козьма Захарьич Минин-Сухорук»
А. Островского.
Бальзаминова. «Свои собаки грызутся, чужая не приставай» А. Островского.
Бальзаминова. «За чем пойдешь, то и найдешь» («Женитьба Бальзаминова») А. Островского.
Баронесса. «Красная звезда» Г. Бара.
Рославцева. «Сестры Кедровы» Н. Григорьева-Истомина.
Домна. «Сестры Кедровы» Н. Григорьева-Истомина.
Каринская. «Сестры Кедровы» Н. Григорьева-Истомина.
Г-жа де Лудан. «В царстве скуки» Э. Пальерона.
Бальзаминова. «Праздничный сон — до обеда» А. Островского.
Поликсена Григорьевна. «Трудовой хлеб» А. Островского.

Сезон 1915/16 года
Недвига. «Воевода» («Сон на Волге») А. Островского.
Старуха, хозяйка постоялого двора. «Воевода» («Сон на Волге») А. Островского.
Настасья. «Воевода» («Сон на Волге») А. Островского.
Бузе. «Работница» С. Найденова.
Галчиха. «Без вины виноватые» А. Островского.
Сеткина. «Вторая молодость» П. Невежина.
Лоды женская. «Козырь» В. Тихонова.
Шитикова. «Нечистая сила» А. Толстого.
Готовцева. «Вторая молодость» П. Невежина.
Дульская. «Мораль пани Дульской» Г. Запольской.
Квартирантка. «Мораль пани Дульской» Г. Запольской.
Устинья Наумовна. «Свои люди — сочтемся» А. Островского.

Сезон 1916/17 года
Пучкова. «Семья Пучковых и собака» Н. Григорьева-Истомина.
Молохович. «Ночной туман» А. Сумбатова.
Савишна. «Романтики» Д. Мережковского.
Комарова. «В новой семье» В. Александрова.
Ознобина. «Пылкая страсть» Р. Луэрнгеймера.
Оленька. «Старый друг лучше новых двух» А. Островского.
Лидия Борисовна. «Непогребенные» В. Евдокимова.
Клара Альбертовна. «Поруганный» П. Невежина.
Настя. «На дне» М. Горького.
Гущина. «Старый друг лучше новых двух» А. Островского.
Татьяна Николаевна. «Старый друг лучше новых двух» А. Островского.
Долгова. «Касатка» А. Толстого.
Феклуша. «Гроза» А. Островского.
Пошлепкина. «Ревизор» Н. Гоголя.
Ашметьева. «Дикарка» А. Островского и Н. Соловьева.
Кукушкина. «Доходное место» А. Островского.

Сезон 1917/18 года
Княгиня Тугоуховская. «Горе от ума» А. Грибоедова.
Старуха. «Декабрист» П. Гнедича.
3изи. «Слабая струна» Н. Баташева.
Глафира Фирсовна. «Последняя жертва» А. Островского.
Евдокия Антоновна. «Дни нашей жизни» Л. Андреева.
Тереза. «Сестра Тереза» («За монастырской стеной») Л. Камолетти.
Бахтеева. «Жизнь за мгновение» И. Булацеля.
Сорокодумова. «Псиша» Ю. Беляева.
Аграфена Кондратьевна. «Свои люди — сочтемся» А. Островского.
Феона. «Не все коту масленица» А. Островского.
Агния. «Не все коту масленица» А. Островского.
Круглова. «Не все коту масленица» А. Островского.
Геничка. «Никудышники и солидные люди» М. Северной.
Изотьевна. «Никудышники и солидные люди» М. Северной.
Марина. «Дядя Ваня» А. Чехова.
Евгения. «На бойком месте» А. Островского.
Графиня-внучка. «Горе от ума» А. Грибоедова.
Арина Ивановна. «Дети Ванюшина» С. Найденова.
Дорина. «Тартюф» Мольера.
Шаблова. «Поздняя любовь» А. Островского.
Кабанова (Кабаниха). «Гроза» А. Островского.
Книртье. «Гибель «Надежды» Г. Гейерманса.
Барабошева. «Правда — хорошо, а счастье лучше» А. Островского.
Кручинина. «Без вины виноватые» А. Островского.
Кармина. «Женитьба Белугина» А. Островского и Н. Соловьева.

Сезон 1918/19 года
Посадница. «Посадник» А. К. Толстого.
Нерина. «Проделки Скапена» Мольера.
Дарья Ивановна. «Злая яма» К. Фоломеева.
Катерина. «Друг Фрит!» Эркмана-Шатриана.
Захаровна. «Старик» М. Горького.
Костомарова. «Анфиса» Л. Андреева.
Домна Пантелеевна. «Таланты и поклонники» А. Островского.
Катарина. «Укрощение строптивой» В. Шекспира.

Сезон 1919/20 года
Анфуса Тихоновна. «Волки и овцы» А. Островского.
Сандырева. «Счастливый день» А. Островского и Н. Соловьева.

Сезон 1920/2/ года
Огудалова. «Бесприданница» А. Островского.
Авдотья. «Авдотьина жизнь» С. Найденова.
Рыдлова. «Джентльмен» А. Сумбатова.
Мурзавецкая. «Волки и овцы» А. Островского.
Заплаксина. «Сельские эскулапы» А. Чехова.
Гурмыжская. «Лес» А. Островского.
Спиридоновна. «Не так живи, как хочется» А. Островского.
Аграфена Платоновна. «В чужом пиру похмелье» А. Островского.
Белугина. «Женитьба Белугина» А. Островского и Н. Соловьева
Иссахар. «Измена» А. Сумбатова.
Матрена. «Власть тьмы» Л. Толстого.
Веточкина. «Холопы» П. Гнедича.
Чебоксарова. «Бешеные деньги» А. Островского.
Де Форнарис. «Бесчестные» Д. Роветта.
Авдотья Степановна. «Цена жизни» Вл. И. Немировича-Данченко.
Мария Луиза фон дер Дюнен. «Темное пятно» Ф. Мольнара.
Леди Мильфорд. «Коварство и любовь» Ф. Шиллера.
Фрума. «За океаном» Я. Гордина.
Акулина. «От ней все качества» Л. Толстого.

Сезон 1921/22 года
Мод. «Как они хотели жениться» С. Моэма.
Анна Кеннеди. «Мария Стюарт» Ф. Шиллера.
Резцова. «Гувернер» В. Дьяченко.
Вера. «Надо разводиться» В. Крылова (Александрова).
Бродяга. «Огни Ивановой ночи» Г. Зудермана.
Амалия Богдановна. «Забубенная головушка» Ф. Кареева.
Головлева. «Иудушка». По роману «Господа Головлевы» М. Салтыкова-Щедрина.
Мигачева. «Не было ни гроша, да вдруг алтын». А. Островского.

Сезон 1922/23 года
Еремеевна. «Недоросль» Д. Фонвизина.
Миссис Кендэр. «Школа злословия» Р. Шеридана.
Цветкова. «Благодать» Л. Урванцова.
Талбухина (толстая барыня). «Плоды просвещения» Л. Толстого.
Алекина. «Нищие духом» Н. Потехина.
Аврора Кузьминишна. «Мамаево нашествие» И. Щеглова (Леонтьева).
Мисс Зеленджер. «Я так хочу» («Мистрис Дот») С. Моэма.
Пестова. «Дворянское гнездо» по И. С. Тургеневу.
Анжелика Пурин и. «Пришла, увидела, победила» А. Тестони.
Г-жа Даум. «Панна Малишевская» Г. Запольской.
Лизавета Фоминишна. «Соколы и вороны» А. Сумбатова и Вл. Немировича-Данченко.
Виляева. «Казенная квартира» В. Рышкова.
Мистрис Орда и н. «Девушка из Сирии» Н. Крашенинникова (по роману Дж. Докка).
Г-жа Ширмер. «Дурак» Л. Фульда.
Настасья. «Хамка» М. Константинова.
Житова. «Оболтусы-ветрогоны» Л. Яковлева.
Недососова. «Хрущевские помещики» А. Федотова.

Сезон 1923/24 года
Глумова. «На всякого мудреца довольно простоты» А. Островского.
Парди. «Дары волхвов» Юр. Юрьина (по новелле О\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\'Генри).
Вижа. «Медвежья свадьба» А. Луначарского.
Анна Павловна. «Живой труп» Л. Толстого.
Чемерицы на. «Омут» М. Владыкина.
Анна Львовна. «Маленькая женщина» О. Миртова.

Сезон 1924/25 года
Миссис Старкведер. «Волчьи души» («Кража») Дж. Лондона.
Катерина. «Матрос» Т. Соваж и Э. Делюрье.
Турусина. «На всякого мудреца довольно простоты» А. Островского.
Франсуаза Артикль. «Иван Козырь и Татьяна Русских» Д. Смолина.
Княгиня. «Чародейка» И. Шпажинского.
Халымова. «Сердце не камень» А. Островского.
Марта Оуэн. «Анна Кристи» Ю. О\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\'Нейля.
Докутовская. «Ведьма» В. Трахтенберга.

Сезон 1925/26 года
Дарья Константиновна. «Аракчеевщина» И. Платона.
Мэри Бирд. «Хижина дяди Тома» М. Федорова по роману Г. Бичер-Стоу.
Графиня-бабушка. «Горе от ума» А. Грибоедова.
Спиридоновна. «Брат наркома» Н. Лернера.
Фалурдель. «Собор Парижской богоматери» Н. Крашенинникова по роману В. Гюго.
Гулячкина. «Мандат» Н. Эрдмана.
Герцогиня Мальборо. «Стакан воды» Э. Скриба.
Мать Манефа. «Семь жен Иоанна Грозного» Д. Смолина.
Мисс Абеи. «Мисс Гоббс» Дж. Джерома.

Сезон 1926/27 года
Горностаева. «Любовь Яровая» К. Тренева.
Старуха, нянька. «Последний жемчуг» Н. Персияниновой.
Домна. «Амур в лапоточках» П. Сухотина по Н. Лескову.
Марья. «Любовь Яровая» К. Тренева.

Сезон 1927/28 года
Г-жа Дюфур «Пока они сражались» Б. Вакса и Э. Матерна по роману С. Берже.
Щербацкая. «Анна Каренина» по роману Л. Толстого.
Софья Ивановна. «Катюша Маслова» по роману Л. Толстого «Воскресение».
Дора. «Флавия Тессини» («Из подвала») Т. Щепкиной-Куперник.

Сезон 1928/29 года
Епанчина. «Идиот» по роману Ф. Достоевского.
Марфа. «Жена» К. Тренева.
Дубравина. «Огненный мост» Б. Ромашова.

Сезон 1929/30 гола
Балканиха. «Растеряева улица» М. Нарокова по Глебу Успенскому.
Павлина. «Ледолом» В. Чуркина по роману К. Горбунова.

Сезон 1930/31 года
Сысоева. «Горячие будни» Ю. Болотова.
Торцова. «Бедность не порок» А. Островского.
Ольга Егоровна. «Зеленый шум» Ю. Болотова.
Акулина. «Ясный лог» К. Тренева.

Сезон 1932/33 года
Крицкая. «Обрыв» по роману И. Гончарова.
Баба. «Разгром» Н. Крашенинникова по роману А. Фадеева.
Розалинда. «Розалинда» Д. Барри.

Сезон 1933/34 года
Фрау Матьяшек. «Диплом» А. Бруштейн и Б. Зон.
Аграфена Тимофеевна. «Бойцы» Б. Ромашова.

Сезон 1934/35 года
Федосья Митрофановна. «Последняя бабушка из Семигорья» И. Евдокимова.
Эльга Рейс. «Вишни в снегу» И. Чекин.
Криницкая. «Соло на флейте» И. Микитенко.

Сезон 1935/36 года
Марья Петровна. «Слава» В. Гусева.

Сезон 1937/38 года
Горюнов а. «Дружба» В. Гусева.

Сезон 1938/39 года
Г-жа Гранде. «Евгения Гранде» С. Даби по роману О. Бальзака.

Сезон 1940/41 года
Богаевская. «Варвары» М. Горького.

Сезон 1941/42 года
Долорес. «За родину» («Испанская легенда») Т. Щепкиной-Куперник.

Сезон 1942/43 года
Графиня Ростова. «Отечественная война 1812 года» по роману Л. Толстого «Война и мир». Инсценировка И. Судакова, Н. Гончарова, Н. Кружкова.

Сезон 1943/44 года
Миссис Хиггинс. «Пигмалион» Б. Шоу.

Сезон 1945/46 года
Петровна. «Самолет опаздывает на сутки» Н. Рыбака и И. Савченко.

Сезон 1946/47 года
Дарья Васильевна. «Великая сила» Б. Ромашова.

Сезон 1947/48 года
Черемитова. «Минувшие годы» Н. Погодина.
Харитонова. «За тех, кто в море!» Б. Лавренева.

Сезон 1948/49 года
Арина Родионовна. «Наш современник» К. Паустовского.

Сезон 1949/50 года
Туманова. «Тайная война» В. Михайлова и Л. Самойлова.

Сезон 1951/52 года
Каренина. «Живой труп» Л. Толстого.

Сезон 1952/53 года
Марта Мильце. «Иначе жить нельзя» А. Софронова.

Сезон 1954/55 года
Горицвет. «Крылья» А. Корнейчука.

Сезон 1956/57 года
Крахоткина. «Село Степанчиково и его обитатели» по повести Ф. Достоевского.

Сезон 1958/59 года
Мисс Кроули. «Ярмарка тщеславия» Теккерея.

14 марта исполняется 135 лет со дня рождения великой русской актрисы Евдокии Дмитриевны Турчаниновой (1870-1963).

Татьяна Александровна Еремеева любезно согласилась встретиться и побеседовать о своей великой партнерше.

ЛЕГЕНДЫ МАЛОГО ТЕАТРА. ЕВДОКИЯ ТУРЧАНИНОВА

14 марта исполняется 135 лет со дня рождения великой русской актрисы Евдокии Дмитриевны Турчаниновой (1870-1963). Малый театр всегда славился своими актерами, среди которых особое место занимали пожилые мастера сцены. В середине прошлого столетия в театре работали три великие старухи: Александра Александровна Яблочкина, Варвара Николаевна Рыжова и Евдокия Дмитриевна Турчанинова. Все три – плоть от плоти Малого театра и верные ученицы своих гениальных педагогов Гликерии Николаевны Федотовой и Александра Павловича Ленского.

От своего учителя дочь капельдинера Дуня Турчанинова переняла главное – трепетное отношение к звучащему со сцены слову. Именно через него лучшие мастера Малого театра передавали сущность изображаемого персонажа. «В Малом театре был свой «тон», – писал актер Ф.Н. Каверин. – Это не просто общая тональность сценической речи. Этот тон, которым так дорожили, который несли от щепкинских «Ревизора и «Горя от ума», был существом и спектакля, и театрального воспитания, и национального значения театра. Это было сценическое мироощущение, его ликующая мажорность, при которой сказать фразу просто, как в жизни, значило бы сказать неправду, сфальшивить». Мастерски владеть речевым аппаратом и таким образом быть в состоянии поддержать этот «тон» молодые актеры добивались не сразу. Об этом сама Евдокия Дмитриевна Турчанинова рассказывала так: «Красоту мелодии речи я узнала от Медведевой и Федотовой... Пленившись этой простотой, я стала подражать ей, не учитывая, что простота – это огромное искусство, достигаемое упорным трудом. Я начала бормотать, что называется, «спустя рукава», радуясь, что говорю так «жизненно», и не думая о том, что говорю для зрителя в огромном зале театра, а не для себя. За эту вульгарную фальшивую «простоту», за непонимание я получила нагоняй от Ленского». Тем не менее, услышь Александр Павлович свою ученицу лет через 20-30, краснеть ему бы не пришлось. С годами Турчанинова не просто овладела в совершенстве этим искусством, но стала, как говорили в театре, энциклопедией русского слова.

Турчаниновой не всегда приходилось играть только в высокохудожественных пьесах; особенно неблагополучно дело с этим обстояло в предреволюционные годы. Как отмечала младшая коллега Турчаниновой Елена Николаевна Гоголева, положение актрисы в театре осложнялось тем обстоятельством, что в свое время «из двух премьеров на героические роли – Горева и Южина – она предпочитала Горева. Несмотря на всю воспитанность и деликатность Южина (Руководившего в те годы Малым театром. – К.Ц.), в его отношении к Турчаниновой был холодок». Принося Евдокии Дмитриевне свои поздравления по случаю 35-летия ее сценической деятельности в 1926 г., А.И. Южин сам признался в отсутствии внимания к ней как к творческой личности, сказав: «Вот перед кем я виноват, так это перед вами».

«Старухой» Евдокия Дмитриевна стала гораздо раньше того времени, как подошла к соответствующему возрасту – еще в училище. Успех ее в возрастных ролях оказался настолько значительным, что соответствующее амплуа приклеилось к ней намертво и долгое время Турчанинова играла и молодых девушек, и старух. Самое значительное место в ее репертуаре абсолютно закономерно заняли роли в пьесах Островского. Во многих пьесах («Трудовой хлеб», Гроза», «Свои люди – сочтемся» и т.д.) Турчанинова сыграла в разное время по три роли, в комедии «Правда – хорошо, а счастье лучше» – все четыре женские образа, а в «Воеводе» – все пять. Всего же репертуарный список Турчаниновой включает 373 роли.

Об актерских военных бригадах написано очень много. Хочется лишь напомнить, что в 1942 г. одну из бригад в возрасте 72-х лет возглавила Евдокия Дмитриевна Турчанинова. «Среди артистов бригады, – пишет в своей книге актриса Малого театра Елена Митрофановна Шатрова, – наибольший успех имела Турчанинова. Молодые бойцы видели в ней бабку, седоусые генералы мать. И для всех она была частицей дома, семьи. Турчанинова читала в концертах монолог матери из пьесы В.Гусева «Слава»... Лишь только на импровизированной фронтовой сцене появлялась Турчанинова-Мотылькова, воцарялась тишина. Глаза бойцов глядели на нее с такой сыновней любовью, что не ответить им подлинным материнским словом было нельзя. И Турчанинова отвечала. «Сыны мои...» – начинала она слегка дрожащим голосом, протягивая к бойцам огрубевшие на осеннем ветру руки... После концерта к Турчаниновой подходили офицеры, девушки-лейтенанты и солдаты, обнимали ее, называли «мамашей»... Иные плакали. Плакала и она».

Война не помешала Турчаниновой сыграть одну из своих лучших комедийных ролей в спектакле по пьесе Бернарда Шоу «Пигмалион». В 1957 г. он был экранизирован, и возможность оценить Евдокию Дмитриевну – миссис Хиггинс была сохранена для следующих поколений любителей театра.

Призыв Сталина снимать по 5-6 художественных фильмов в год оставил без работы большое количество кинематографистов, которые повернулись лицом к театру и стали снимать на пленку спектакли ведущих московских театров. Именно благодаря этому обстоятельству мы и теперь можем видеть Турчанинову в роли княгини Тугоуховской («Горе от ума», 1952), Глафиры Климовны Глумовой («На всякого мудреца довольно простоты», 1952), Мавры Тарасовны Барабошевой («Правда – хорошо, а счастье лучше», 1951), Богаевской («Варвары», 1953). В 1956 г. Е.Д. Турчанинова снялась в телевизионном спектакле «В чужом пиру похмелье» по пьесе А.Н.Островского. Запечатлена на кинопленке и роль госпожи Гранде («Евгения Гранде», 1960).

За два года до 90-летия Евдокия Дмитриевна делилась своими творческими мечтами: «Я очень хотела бы сыграть роль Татьяны Марковны Бережковой в инсценировке романа Гончарова «Обрыв» и бабушки в инсценировке повести Достоевского «Игрок»... Я жду также от наших драматургов пьесу с полноценным образом советской матери или бабушки». Этим планам не было суждено сбыться: «Обрыв» в Малом театре пошел лишь через 30 лет, «Игрока» не ставили вообще, подкачали и советские драматурги.
Малый театр для людей, подобных Турчаниновой, был домом, в котором они жили, чьи беды и радости воспринимали как свои собственные. Исключительно внимательное отношение Турчаниновой к молодежи, готовность помочь и морально и материально делала ее авторитет недосягаемым. Вспоминает Елена Николаевна Гоголева: «Я строила дачу. Нужны были деньги. К кому обратиться за помощью? Конечно, к Евдокии Дмитриевне. «Евдокия Дмитриевна, можете мне одолжить нужную сумму?» – «Приходите завтра». – «Но я не знаю, когда смогу вам отдать». – «Отдадите, когда появится возможность». Она ходила смотреть молодых исполнителей по многу раз, прямо и нелицеприятно, внимательно и умно разбирала и оценивала их работу. Она прекрасно понимала людей. Все, кто влюблялся или разводился, шли плакаться к Евдокии Дмитриевне и находили у нее мудрый совет и понимание».

К счастью, сейчас еще можно встретить людей, знавших Турчанинову лично и даже работавших с ней на сцене. Среди них актриса Малого театра, народная артистка России Татьяна Александровна Еремеева. С Турчаниновой она играла в трех спектаклях – «Волки и овцы» Островского, «Пигмалион» и «Ярмарка тщеславия» Теккерея, над постановкой последней Еремеева работала вместе со своим мужем – Игорем Ильинским. Вместе они сделали из огромного романа пьесу, а впоследствии Татьяна Александровна помогала вводить Евдокию Дмитриевну на роль мисс Кроули, которую до этого играла Яблочкина.

Татьяна Александровна любезно согласилась встретиться и побеседовать о своей великой партнерше. «Когда я пришла в театр, она была уже очень пожилая. В Малом театре я с 1944 г., так что сейчас я старше, чем она тогда была. Евдокия Дмитриевна была очень приветлива и благосклонна к молодым актерам. Ей была присуща удивительная скромность: старалась везде проходить незаметно, почти никогда не выступала ни на каких собраниях, хотя была членом худсовета Малого театра. Была сосредоточена в самой себе. Конечно, она безумно любила театр и шла туда всегда нарядно одетой, в шляпке. Была удивительно преданна своему делу: никто ее никогда не заменял, никогда не жаловалась, что она больна.
Роль Мурзавецкой («Волки и овцы» Островского) тогда играли три актрисы: Пашенная, Яблочкина и Евдокия Дмитриевна. Из всех трех Мурзавецких самая правильная, самая умная, самая сосредоточенная на своем деле, самая закрытая и необщительная была Мурзавецкая Турчаниновой. В 1958 г. мы ездили на гастроли в Болгарию и Румынию. В Болгарии Турчанинову вместе со всей группой артистов пригласили в какое-то село. И она поехала! Ее вели под руки, она шла по дорожке и очень живо всем интересовалась и расспрашивала обо всем. В другой раз, в Бухаресте, на улице нас остановил один человек и говорит: «Я доктор, вчера смотрел ваш спектакль «Волки и овцы». Больше всех мне понравилась Турчанинова!». «Почему именно она?» – «Потому что она ни на чем не настаивает, она дает зрителю дофантазировать». Эти моменты я с радостью вспоминаю.
Евдокия Дмитриевна была ко мне внимательна, приветствовала меня, когда я вошла в спектакль «Горе от ума» и стала играть Наталью Дмитриевну Горич. Она смотрела и кивала головой: мол, все правильно. Никаких советов и поправок она мне не делала. Но однажды сказала: «Как Вы красиво одеты, Вам нужно сделать портрет в этом туалете».
Однажды она пожелала приехать на дачу к Игорю Владимировичу, хотела погулять на природе. Он тогда ее привез на машине. К Ильинскому она очень хорошо относилась, уважительно, даже подарила ему свою фотографию, большую такую, наклеенную на паспарту. Евдокия Дмитриевна была очень одиноким человеком. Были, конечно, у нее какие-то помощники. Но я думаю, как же трудно ей было! Жила она напротив кинотеатра «Россия», в здании ВТО, которое сгорело. И что удивительно, в Евдокиин день, в день ее именин – 14 марта, каждый год, сколько я помню, у нее был день открытых дверей. Заходи, кто хочешь, с Yтра и до позднего вечера. Я всегда стеснялась, но однажды решилась придти. Тогда все было просто, все приходили без цветов, без какого-либо подношения – не так, как сейчас. Евдокия Дмитриевна всех встречала в дверях, провожала в столовую, приглашала занять свободное место. В комнате стоял огромный накрытый стол с угощениями и всюду люди. Я пришла к ней часа в два дня, она меня встретила: «Танечка, спасибо, что пришли!». Я была потрясена: за столом, на другом конце сидела дочка Марии Николаевны Ермоловой. Я села ближе к нашим – Велехову, Цыганкову. Народу было очень много: критики, директора театров – серьезные люди. Кто-то вставал и уходил, кто-то приходил. Я думаю, какое же у Евдокии Дмитриевны было желание сделать добро! Ведь ей и разговаривать-то ни к кем много не приходилось: так, присядет с кем-нибудь на десять слов и все!
В какой-то момент мы ее из виду потеряли. Из всех трех великих старух я к ней относилась наиболее сдержанно, но с полным добрым сердцем. Когда болела Яблочкина, я однажды навестила ее в больнице. А когда болела Евдокия Дмитриевна, никто не говорил, где она и что с ней.
Турчанинова была очень тонкая актриса: она никогда ничего лишнего на сцене не делала. Никаких отсебятин, никаких резких движений. Она всегда была очень верна автору. Это очень важно. Их трех великих старух Малого театра она была внутренне самая сложная и, может быть, самая богатая. Никогда она не просила ролей.
В «Пигмалионе» она играла роль маман – миссис Хиггинс. Это была англичанка с головы до ног. Я смотрела на нее и каждый раз думала: эта женщина может быть только такой. Лишь иногда у нее рот покривится с юмором – и все понятно. Каждый раз она приносила свой собственный взгляд на роль. Никакого грима, никаких характерных черт она не использовала. Только костюм и внутренний посыл – выражение лица!»

В 1959 г. Всероссийское театральное общество выпустило книгу, посвященную творчеству Е.Д. Турчаниновой и давно уже ставшую библиографической редкостью.

Yтро.ru
Константин ЦАРЕГРАДСКИЙ, 14 марта, 02:24

13 марта день рождения отмечает артист Малого театра Антон Романович Хомятов.

В день рождения пожелаем Антону Хомятову всего самого доброго: здоровья, личного счастья и новых заметных ролей.

13 марта день рождения отмечает артист Малого театра Антон Романович Хомятов.
Сколько жизни, молодости и здоровья в его бесшабашном Клавдии Горецком из комедии «Волки и овцы»! Одна из зрительниц этого спектакля оставила восторженно-гастрономический отзыв об игре Антона: «Я сцену готова была глазами съесть!..».
Благородный король Франциск в «Тайнах мадридского двора» или приказчик с «говорящей» фамилией Подхалюзин из спектакля «Свои люди — сочтемся!» — в этих и других работах артиста Антона Хомятова неизменно привлекают яркость создаваемых характеров и особая, источаемая со сцены, актерская энергетика.
В день рождения пожелаем Антону Хомятову всего самого доброго: здоровья, личного счастья и новых заметных ролей.

Валерий Баринов:

8-й класс орловской школы, район — окраинный, почти бандитский. Мы, мальчишки, решили скинуться и купить..

Валерий Баринов:
8-й класс орловской школы, район — окраинный, почти бандитский. Мы, мальчишки, решили скинуться и купить одноклассницам на 8 Марта торт. Поехали в центр города, выбрали самый красивый. Когда принесли его в школу, на лицах девчонок было такое изумление, как будто они увидели инопланетян. Такого от хулиганов никто не ожидал. Учителя так растрогались, что организовали для нас в столовой чаепитие.
А много лет спустя на 8 Марта я привез любимой женщине из Ташкента чемодан роз. Они заняли всю ванну.

Газета «АНТЕННА»

Воспоминания о гастролях в Японии.

Эдуард Марцевич, Ольга Молочная

Воспоминания о гастролях в Японии.

Эдуард Марцевич
Если во время прошлой поездки в Японию самым сильным впечатлением стала встреча с величайшим режиссером мирового кинематографа Акира Куросавой, то теперешняя поездка была окутана радостью творчества. Два спектакля Малого театра – «Чайка» и «Три сестры», которые имели потрясающий, триумфальный успех у публики и прессы, фестиваль Чехова, посвященный 100-летию со дня его смерти, и мое личное участие в симпозиуме, посвященном театру Чехова. Выступали ведущие актеры, режиссеры, критики Японии, Южной Кореи и России, несколько слов о любви Малого театра к Чехову пришлось сказать и мне.
Хотелось бы отметить радость моих товарищей, которые именно в Японии дебютировали в новых ролях. Это Ольга Молочная – Нина Заречная и Валерий Бабятинский – Сорин в «Чайке», а также Любовь Аникеева, сыгравшая няню в «Трех сестрах». И хотелось бы особенно поблагодарить и поздравить с огромным успехом как режиссера, актера и организатора поездки нашего художественного руководителя Юрия Мефодьевича Соломина. Было очень приятным внимание к нам со стороны продюсера господина Абэ, а лично ко мне семьи нашего стажера Тацу, которые подарили много впечатлений о культуре и искусстве Японии в поездках, прогулках, чаепитиях в городе Токио. Спасибо за все хорошее, что довелось мне увидеть и почувствовать на этой земле!

Ольга Молочная
Для меня японские гастроли – большое потрясение. Это было мое первое путешествие заграницу, и я сразу попала в столицу легендарной страны с древней культурой… Бурные впечатления от города – другие люди, дома, все другое, даже собаки и велосипеды. Наверное, только небо то же самое. У меня была такая эйфория от всего увиденного, что я не представляла, как включусь в работу с русским, размеренным слогом Чехова. Ведь в «Чайке» деревенский воздух… Было немножко сложно переключиться на спектакль из-за сильных эмоциональных всплесков.
Когда пошли спектакль за спектаклем, мне казалось, что будет тяжело, но я испытала такой азарт оттого, что с каждым днем становилось все интереснее работать! Когда играешь несколько спектаклей подряд, получается что-то новое… Понравилось то, что жизнь была, как на вулкане. И в последние дни гастролей уже не хотелось размеренных будней, хотелось все время таких встрясок, бурного течения жизни.
Кроме того, я попала в такой коллектив, о котором можно только мечтать. Общалась с людьми, которыми с детства восхищалась, любила и ценила их. И даже не мечтала, что буду с ними разговаривать, смеяться, слушать их шутки.
К сожалению, не хватило времени на то, чтобы получше узнать Токио. Я мало видела, но, как мне кажется, уловила атмосферу города. И теперь не забуду ее никогда. Всю неделю у меня было ощущение праздника. Я ведь боялась ехать на гастроли – думала, что не справлюсь. Такая ответственность… Роль Нины Заречной я играю совсем недавно, поэтому гастроли были для меня огромным испытанием. Но все меня поддерживали, помогали, и это придавало уверенности в себе.
Если же передать мои впечатления о Японии одним словом, скажу, как Нина Заречная: «Сон!»

Сообщаем, что прощание с выдающейся российской актрисой Констанцией Францевной Роек состоится в воскресенье, 6 марта 2005 года в 12.00 на Ваганьковском кладбище. Сбор у могилы Сергея Есенина.

Светлана Аманова: Мой любимый Чехов

В Малом театре – премьера: сцены-шутки по произведениям А.П.Чехова «Свадьба, свадьба, свадьба!» в постановке Виталия Иванова.

Светлана Аманова: Мой любимый Чехов

В Малом театре – премьера: сцены-шутки по произведениям А.П.Чехова «Свадьба, свадьба, свадьба!» в постановке Виталия Иванова. На сцене Большой Ордынки, 69 нам рассказывают еще несколько историй о любви, увиденных глазами великого русского драматурга. Одну из главных ролей в спектакле исполнила Светлана Аманова — неотразимо женственная, пленительная даже в комедийных образах. Она уже сотни раз играла любовь на подмостках и экране, пережила все ее нюансы: от нежности первого чувства до роковых страстей. Казалось бы, загадок не осталось, но актриса не перестает удивлять и покорять зрителей. Сегодня мы представляем вам ее монолог о творчестве и о себе.

Профессию я выбрала в силу «случайной закономерности». С детства не мечтала стать актрисой, хотя выросла в творческой семье. Я закончила музыкальную школу по классу скрипки, имела опыт выступлений на сцене. Определяющим фактором пойти в театральное стало желание проверить себя. Все-таки конкурс — более ста человек на место. Учась в театральном институте, я увлеклась сценой, теми возможностями, которые она открывала.
С первых же дней работы в театре я была задействована в большей части репертуара. Причем, роли были такие, о которых можно только мечтать. Играла Софью в «Горе от ума», Машу в «Живом трупе», Полину («Доходное место»), Павлу («Зыковы»), Зою («Красавец-мужчина»), Варю («Дикарка»). У меня было по две премьеры в год. Был период, когда для меня существовал только один маршрут «дом-театр». Иногда просто падала от усталости, но при этом испытывала невероятный душевный подъем.
Премьерный спектакль «Свадьба, свадьба, свадьба!» — моя третья встреча с драматургией Чехова. Когда-то я играла Ирину в дипломном спектакле «Три сестры». С моей героиней у нас было много общего, в том числе возраст, настроение. Было совпадение чувств, эмоций, устремлений. Я заканчивала театральный институт, и думала о будущем: «Что дальше?». Мне было понятно желание Ирины работать, стать кому-то необходимой, реализовать себя как личность.
Следующей была роль Елены Андреевны в спектакле «Дядя Ваня». До сих пор с грустью вспоминаю и скучаю по этой великолепной постановке Сергея Соловьева с участием Виталия Соломина (Астров), Татьяны Друбич (Соня), Юрия Соломина (Войницкий). Удивительной была сама аура спектакля, его гармоничность во всем: созвучие драматургии, режиссуры и актерского исполнения. Отношение к произведениям Чехова у меня самое трепетное. Насколько гениальны его слова: «Помянут ли нас добрым словом?.. Люди не помянут, зато бог помянет»…
Сейчас я играю Анну Мартыновну Змеюкину в спектакле «Свадьба, свадьба, свадьба», персонаж скорее комедийный. Всегда интересно пробовать себя в разных жанрах, в разных характерах. В театре у меня есть такая возможность, слава Богу.
Получив эту роль, я немного растерялась. Известный фильм с потрясающим актерским ансамблем: Фаина Раневская, Эраст Гарин, Вера Марецкая, Зоя Федорова, в памяти у многих зрителей. И, конечно, сравнения со спектаклем неизбежны. Но в процессе работы я успокоилась по этому поводу, доверившись своей интуиции. Как говорится, «пошла от себя». И по-своему трактую этот образ.
Змеюкину я почувствовала как женщину-праздник, окруженную вниманием мужчин, ее желанием покорять и восхищять всех и всегда.
Еще мне приятна возможность спеть в спектакле с живым звуком гитары. Мне кажется, очень удачно найден романс, он точно вписывается в ситуацию. Я с удовольствием его исполняю.
Чехов определил «Свадьбу» как шутку. Но в каждой шутке есть доля шутки, потому что остальное все – правда. Через иронию, гротеск можно увидеть многое, что позволяет задуматься над некоторыми моментами в нашей жизни, посмотреть на себя со стороны. Спектакль «Свадьба, свадьба, свадьба!» дает такую возможность.

Беседовала Татьяна Василега