АКТЁРЫ, ЗАНЯТЫЕ В СПЕКТАКЛЯХ С 24 ПО 28 ЯНВАРЯ 2007 ГОДА

24 января, основная сцена, «Лес»: И.В.Муравьева, Д.Н.Подгорная, Н.А.Титаева, А.М.Жарова, О.С.Мартьянов, С.И.Видинеев, А.С.Кудинович, А.С.Потапов, Д.Н.Солодовник, А.Е.Фаддеев, А.Ю.Ермаков, С.С.Еремеев.

24 января, сцена на Б.Ордынке, «Мария Стюарт»: Л.В.Титова, О.В.Молочная, Н.И.Корниенко, В.В.Петров, Ю.И.Каюров, В.К.Бабятинский, А.Р.Хомятов, Я.П.Барышев, В.Г.Зотов, В.А.Сафронов, М.Г.Фоменко, А.Н.Анохин, В.В.Дахненко, Г.Скряпкин, П.Жихарев, студент Васильев, студент Вакунов.

25 января, основная сцена, «Ревизор»: Л.П.Полякова, Е.С.Базарова, К.Е.Блохина, Л.А.Суворкина, А.М.Жарова, Л.С.Аникеева, студ. Абрамова, А.С.Потапов, Э.Е.Марцевич, Б.Г.Невзоров, А.В.Клюквин, А.Ю.Ермаков В.В.Бунаков, С.А.Кагаков, Д.Н.Солодовник, В.А.Низовой, В.Б.Носик, Ю.Б.Ильин, А.Ю.Белый, В.А.Андрианов, С.И.Видинеев, В.А.Ильичев, Е.В.Арановский, В.В.Петров, А.Т.Манке, А.Н.Анохин, Ф.Э.Марцевич, Е.В.Куршинский.

25 января, сцена на Б.Ордынке, «Тайны мадридского двора»: Т.Н.Лебедева, Т.В.Скиба, Е.Г.Харитонова, Г.Г.Микшун, Н.П.Швец, Л.В.Ещенко, О.Г.Жевакина, И.А.Жерякова, О.В.Молочная, Ю.В.Сафронова, В.И.Езепов, А.В.Вершинин, К.В.Демин, О.С.Доброван, В.Г.Зотов, М.Г.Фоменко, С.В.Потапов, Д.А.Марин, Г.Н.Скряпкин, П.С.Абрамов, П.С.Жихарев, Д.Н.Курочка, сотр. Малец.

26 января, основная сцена, «Последняя жертва»: Л.В.Титова, Л.П.Полякова, О.А.Чуваева, Е.М.Базарова, А.М.Жарова, В.И.Бочкарев, О.В.Доброван, Б.В.Клюев, В.А.Сафронов, П.Д.Складчиков, С.Видинеев, Ю.Б.Ильин, И.С.Григорьев, П.С.Абрамов, В.А.Андрианов.

26 января, сцена на Б.Ордынке, «Тайны мадридского двора»: Л.А.Суворкина, О.Л.Пашкова, Е.Г.Харитонова, Г.Г.Микшун, Н.П.Швец, Д.Н.Подгорная, О.Г.Жевакина, И.А.Жерякова, О.В.Молочная, Ю.В.Сафронова, В.И.Езепов, В.В.Петров, А.В.Вершинин, В.А.Низовой, А.Р.Хомятов, А.Н.Анохин, Д.Солодовник, Д.А.Марин, Ф.Э.Марцевич, Е.Арановский, П.С.Жихарев, сотр. Малец.

27 января, основная сцена, «На всякого мудреца довольно простоты»: Л.Г.Кичанова, И.В.Муравьёва, Э.А.Быстрицкая, Т.П.Панкова, О.Л.Пашкова, Г.Г.Микшун, Н.П.Швец, А.М.Жарова, А.В.Вершинин, А.С.Потапов, Б.В.Клюев, А.В.Клюквин, А.Ю.Ермаков, Г.Скряпкин, Е.Куршинский, А.Т.Манке, И.С.Григорьев.

27 января, сцена на Б.Ордынке, «Усилия любви…»: Д.Н.Подгорная, И.В.Иванова, В.В.Андреева, Е.М.Базарова, И.А.Жерякова , В.Г.Зотов, М.Г.Фоменко, О.В.Доброван, С.А.Коршунов, А.Е.Фаддеев, Д.Н.Солодовник, В.В.Дахненко, В.А.Низовой, А.Н.Анохин.

27 января, малая сцена на Б.Ордынке, «День на день не приходится»: И.В.Тельпугова, Е.В.Доронина, О.Г.Жевакина, Л.В.Ещенко, А.В.Коршунов, Д.Д.Кознов, С.В.Потапов, Д.Н.Зеничев, Д.А.Марин, В.А.Дубровский.

28 января, основная сцена, «Коварство и любовь»: Т.В.Скиба, Е.Г.Харитонова, А.Н.Евдокимова, Т.А.Короткова, Я.П.Барышев, В.Г.Зотов, А.В.Клюквин, В.И.Бочкарёв, О.В.Доброван, А.Анохин, С.В.Потапов, А.И.Шуйский.

28 января, сцена на Б.Ордынке, «Бешеные деньги»: Л.П.Полякова, С.Г.Аманова, Ю.В.Сафронова, А.М.Жарова, Н.П.Швец, Е.А.Кулешова, Л.А.Липина, В.А.Низовой, В.К.Бабятинский, В.А.Дубровский, К.В.Дёмин, С.Л.Тезов, Д.Н.Солодовник, В.А.Андрианов, Е.В.Арановский, В.А.Ильичев, С.И.Видинеев, П.С.Жихарев, С.А.Вещев.

Андрей ЖИТИНКИН, театральный режиссер...

ПРЕМЬЕРЫ И РЕЖИССЕРЫ

Андрей ЖИТИНКИН, театральный режиссер:

- В ТЕАТРИУМЕ «На Серпуковке « 25 января идет мой возобновленный спектакль «Анна Каренина» с Евгенией Крюковой, Олегом Вавиловым, Анной Плисецкой и Александром Ефимовым. Также в новой версии я выпустил вместе с Петербургским театральным центром «На Коломенской» спектакль по «Кармен» П. Мериме. Называется он «Ванна из лепестков роз» и будет идти на столичной сцене два раза в месяц. Время действия классической новеллы перенесено в сегодняшний день, все вращается вокруг зажигательных ритмов фламенко. Заняты в постановке московские звезды Ольга /Сабо, Анна Терехова, Владимир Долинский, Алексей Жарков, у которого в марте 60-летний юбилей. И прекрасный актер собирается отметить этот день нашей премьерой.

В марте в Малом театре выйдет моя постановка по лучшей пьесе Сомерсета Моэма «Круг». Мы переиначили название в «Любовный круг». В ролях замечательные артисты Малого – Элина Быстрицкая (у которой тоже грядет юбилей), Василий Бочкарев, Борис Клюев, молодая восходящая звезда Варвара Андреева. Сценография и костюмы — моего постоянного соавтора театрального художника Андрея Шарова. Это легкая английская комедия парадоксов с философским подтекстом, о том, что все в жизни человека возвращается рано или поздно на круги своя.

Источник: Аргументы и факты
Дата: 24.01.2007

На страничках Инессы Рахваловой и Татьяны Скибы добавлены фотогалереи…

23 января – день рождения заслуженной артистки России Генриэтты Александровны Егоровой. С удовольствием присоединяемся к многочисленным поздравлениям и желаем актрисе неизменно крепкого здоровья, бодрости духа и, конечно, новых творческих предложений!

НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ СОЛОВЬЕВ

Страничка посвящена жизни и творчеству заслуженного артиста России Николая Алексеевича Соловьева…

НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ СОЛОВЬЕВ

Страничка посвящена жизни и творчеству заслуженного артиста России Николая Алексеевича Соловьева…


ФОТОГАЛЕРЕЯ

Н.А.Соловьев – помещик Миловидов в комедии А.Н.Островского «На бойком месте» (отрывок из спектакля)

СОЛОВЬЕВ Николай Алексеевич (29.ХI (11.ХП) 1895 — 24.II.1947) – русский советский актер. Муж В.Н.Пашенной. Заслуженный артист РСФСР (1937). Окончил (1918) драматические курсы при б. Александрийском театре (педагог Ю.М. Юрьев). В 1918 принят в труппу Малого театра. Дебютировал в роли Молчалина («Горе от ума»). Артист довольно скоро завоевал успех. Соловьев создал на сцене Малого театра психологически сложные характеры, игра его отличалась драматизмом, эмоциональностью и даже некоторой неврастеничностью. Лучшие роли: Иван Грозный (о. п. А. Н. Толстого), Федор Таланов («Нашествие»), Незнамов; Колосов («Любовь Яровая»), Скалозуб («Горе от ума»), Лука («Волк» Леонова), Глаголин («Сотворение мира» Погодина), Митя («Бедность не порок» А.Н.Островского), Нелькин («Свадьба Кречинского»), Леонид («Сигнал» С.Поливанова), Кузьма Порываев («Огненный мост» Б.Ромашова), господин D («Горе от ума»), мастеровой Прохор («Растеряева улица» Г.Успенского), Незеласов («Бронепоезд 14-69» Вс.Иванова), Константин («Дети Ванюшина» С.Найденова), Долохов («Отечественная война 1812 года») и др.

Как отмечает в своей книге Ю.А.Дмитриев, в исполнении Н.А.Соловьева Иван Грозный представал как мыслитель. Театр старался представить царя человеком возвышенным, лишенным всех тех дурных качеств, которые издавна ему приписывали. В одной рецензии так и сказано: «В чистом и ясном образе встает замечательный правитель России, царь Иван, прозванный Грозным». В другой рецензии утверждалось, что «на сцене Малого театра мы видели Ивана IV именно как гиганта духа и характера». Но при таком решении образа становилось непонятным: почему же все-таки Ивана прозвали Грозным?

В пределах заданного Соловьев играл хорошо, но сама ложность посылки приводила к тому, что образ царя представлялся искаженным. Впечатляющей была сцена с дьяками в девятой картине. «В горящем взоре, судорожных движениях, в страстных речах Ивана, приказывающего боярам целовать крест его сыну, зритель видел не только взрыв бешенства человека, окруженного врагами, но и мучительное желание в последние минуты жизни убедиться, что дело его жизни будет продолжено, что друзья не изменят ему».

Артист делал убедительными переходы от истерики к бешенству, от нежности к суровости, от ласки к гневу. Удачно проводились эпизоды, в которых почти не было внешнего действия, когда Грозный обдумывал и решал. Но в целом образ Грозного оказывался ложным.


Лит.: Головашенко Ю., Режиссура спектаклей об Отечественной войне, в сб.: Театральный альманах, кн. 2(4), М., 1946;
Крути И., В годы Отечественной войны, в сб.: Советский театр. М., 1947, с. 189-247.

23 января на основной сцене вместо комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума» пойдет комедия А.Н.Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Приносим свои извинения!

20 января впервые в трагедии А.К.Толстого «Царь Борис» Петр Сергеевич Жихарев сыграл роль князя Черкасского. Поздравляем актера с новой работой и желаем ему дальнейших успехов!

22 января – день рождения артиста Дмитрия Александровича Марина. С удовольствием присоединяемся к многочисленным поздравлениям в адрес актера и желаем ему хорошего настроения, крепкого здоровья и новых интересных ролей на сцене родного театра!

ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!

22 января – день рождения артиста Дмитрия Александровича Марина. Дмитрий Марин дебютировал на сцене Малого театра небольшой ролью Ванички в комедии-шутке А.В.Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина». Этот эпизод был сыгран блестяще и показал, что Дмитрий – обладатель незаурядного комедийного таланта. Затем последовали вводы в спектакли «Снежная королева», «Три сестры», «Усилия любви» и «День на день не приходится». Однако настоящая большая роль, которая позволила бы ему раскрыться в полной мере, – у актера впереди. С удовольствием присоединяемся к многочисленным поздравлениям в адрес актера и желаем ему хорошего настроения, крепкого здоровья и новых интересных ролей на сцене родного театра!

20 января Петр Сергеевич Жихарев впервые исполнит роль князя Черкасского в трагедии А.К.Толстого «Царь Борис». Пожелаем артисту успешного выступления!

19 января исполняется 180 лет со дня рождения знаменитого русского актера Ивана Васильевича Самарина. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию текст монографии М.Рогачевского, изданной в 1948 году и посвященной жизни и творчеству артиста...

М. РОГАЧЕВСКИЙ
ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ САМАРИН
1817—1885


Богат событиями творческий путь актера Малого театра Ивана Васильевича Самарина. Свыше пятидесяти лет своей жизни отдал Самарин искусству, и его артистическая деятельность тесно связана со многими значительными эпизодами истории русского театра XIX века.

Немало увидел и пережил на своем долгом веку Самарин, разнообразны проявления его активной и деятельной натуры. Выдающийся актер, обладавший незаурядными режиссерскими способностями, он был также авторитетным, уважаемым театральным педагогом и драматургом, автором, нескольких распространенных в свое время пьес.
Внешне счастливо, почти безоблачно протекала жизнь артиста. Но его личная и творческая судьба была насыщена скрытыми внутренними противоречиями и контрастами.
Сын крепостного, Самарин как бы по иронии судьбы оказался лучшим и незаменимым исполнителем ролей аристократов и «бар» на сцене Малого театра.
Любя все русское, восхищаясь русской природой, народной песней, русской пляской,
-он как актер воспитывался по преимуществу на иностранной драматургии. Но, играя в далеких от русской действительности пьесах, Самарин подчеркивал в них человеколюбивую, гуманистическую ноту, которая всегда была явственно слышна в его творчестве и делала его искусство близким и нужным русским людям!

Он был одним из наиболее любимых и популярных артистов своей эпохи. Его обаятельная внешность и мелодический голос привлекали зрителей, а его сценические создания вызывали восхищение и слезы, покоряли теплотой и лиризмом переживаний, искренностью и задушевностью чувств. Таков он в своих лучших творениях, превозносимых самыми тонкими и придирчивы ми ценителями театрального искусства. Но эти же знатоки справедливо порицали Самарина за налет сентиментальности и слащавости в игре, за мелодраматические излишества.

Он был питомцем, верным другом и последователем патриарха русского театра М. С. Щепкина, человека, воплотившего в себе лучшие, благороднейшие черты национального русского сценического искусства. Самарин бережно охранял традиции Щепкина, распространяя их через своих многочисленных учеников среди актерской массы. И это была плодотворная деятельность, она способствовала утверждению в стране передовой театральной культуры. Но благоговейное отношение к авторитету учителя, слепое преклонение перед его духовным наследием зачастую ограничивало Самарина, мешало ему смело развивать традиции Щепкина и, по-новому переосмысливая, продолжать его дело. Жизнь иногда опережала Самарина, и ему приходилось делать отчаянные усилия, чтобы догнать ее.

Самарин был человеком широкого кругозора и разносторонних интересов. Но вместе с тем он с трудом и далеко не сразу принял такое огромное национальное художественное явление, как драматургия Островского.
Самарин по праву считается одним из лучших театральных педагогов России. Он воспитал целый ряд крупнейших актеров. Но именно он не сумел разгадать и оценить дарования великой трагической актрисы М. Н. Ермоловой, названной Станиславским «героической симфонией русского театра».

Все это не случайность, а глубоко закономерные противоречия творческой жизни Самарина, обусловленные особенностями его времени. В них можно увидеть отражение сложного и трудного пути развития всего русского театра в прошлом. Не мирно и спокойно, а в напряженной борьбе складывались исторические судьбы русского театра. Преодолевая строгости цензуры и реакционные теории о «чистом», независимом от политики творчестве, выходил русский актер «а широкую дорогу большого, правдивого искусства. Дорога эта не была ровной и гладкой; случалось и так, что некоторые большие художники в отдельные моменты своей жизни оступались, падали, но всегда находили в себе силы подняться и итти дальше, вперед. И самого главного — своего национального характера — русский театр не утрачивал никогда.

Русский театр в лице его лучших представите лей всегда стремился быть полезным и понятным обществу, умея одинаково воздействовать как на передовых людей своего века, так и на широкого зрителя. Бывший крепостной М. С. Щепкин» сын отпущенного на волю актера П. С. Mочалов, выходец из крестьянской семьи И. В. Самарин, сын незаметного рязанского мещанина П. М. Садовский и многие другие русские актеры всей своей деятельностью служили народу, иногда» может быть, даже и не осознавая этого.

О неразрывной связи актерского творчества с идеалами и запросами народных масс, об актив ном участии искусства » формировании общественных идей хорошо сказал руководитель Малого театра А. И. Южин. Он говорил, что русский театр «сумел из самых недр, именно из низин народа вызвать Мочаловых, Щепкиных, Самариных, Садовских, целые большие десятки артистов, которые раскрывали неведомые и до них не подозреваемые области духовной жизни Грановским и Белинским, целым поколениям людей высшей культуры и глубокой мысли».

I

Весь жизненный путь Ивана Васильевича Самарина связан с Москвой и Малым театром. Отец Самарина, приехав с семьей в Москву, в начале 20-х годов XIX века поселился в доме Ф. Ф. Кокошкина, занимавшего тогда пост директора московских театров. Благодаря случайному знакомству с этим всесильным барином стройному и красивому Вате Самарину удалось попасть в театральное училище, на балетное отделение. Так открылась перед ним дорога на сцену.

Московская школа сценического искусства в то время не могла похвастаться образцовыми порядками. Дисциплина была очень слабой, преподавание общеобразовательных предметов почти никем не контролировалось, экзамены проводились нерегулярно. По выражению В. И. Живокини, окончившего школу в 1825 году, в ней учили «кое-как и кое-чему». В 30-х годах положение лишь незначительно изменилось к лучшему. И не удивительно, что многие актеры, закончив полный курс обучения, приходили в театр не культурными, малообразованными людьми. Но, с другой стороны, при желании, настойчивости и упорстве даже и в таких неблагоприятных условиях можно было добиться больших результатов. Некоторые из учащихся занимались самостоятельно, много читали, слушали лекции в университете.
К их числу принадлежал и Самарин. Он жадно впитывал в себя все знания, какие могла ему дать школа. Благотворное влияние на него оказали учитель словесности, близкий театру чело век, М. М. Карнилион-Пивский и авторитетный литературный критик, профессор кафедры изящных искусств Московского университета Н. И. Надеждин, который называл Самарина своим любимым учеником и ввел его в дом С.Т. Аксакова, талантливого писателя, общественного деятеля и страстного театрала.

Но самое большое влияние на формирование артистической индивидуальности Самарина и на всю его дальнейшую деятельность имел М. С. Щепкин.

Щепкин, с 1832 года преподававший в училище сценическое искусство, обратил особое внимание на одаренного подростка, отличавшегося пытливым умом, вдумчивым, серьезным от ношением к делу, и взял его к себе в драматический класс.

Часто выступая в школьных спектаклях, Самарин зарекомендовал себя с наилучшей стороны, и скоро ему благодаря содействию Щепкина, выпало счастье сыграть на большой сцене. 13 октября 1833 года, на шестнадцатом году жизни, он выступил в мелодраме популярного французского драматурга В. Дюканжа «16 лет, или Поджигатели» в главной роли юноши Феликса.

С замиранием сердца готовился молодой Самарин к своему дебюту. Но, увы, тут встретилось неожиданное препятствие... роль Феликса была «фрачная», а у Самарина, вследствие не достатка средств, не было фрачной пары. Со смущением рассказал он о своем горе началь ству. Тогдашний директор московских театров, известный композитор А. Н. Верстовский, рас порядился было отобрать у Самарина роль и поручить ее кому-нибудь другому. Предполагав шийся дебют воспитанника Самарина мог бы не состояться, но тут на выручку своему любимому ученику явился Щепкин. «Не беспокойтесь,— сказал он начальству,— Самарин будет одет!» И действительно, жена Щепкина купила сукна, из которого Самарину было сделано платье.

Дебют талантливого юноши прошел с успехом. Ему громко аплодировали и вызывали несколько раз, несмотря на то, что в спектакле, наряду с другими большими актерами, принимал участие сам Мочалов.
После дебюта, в сущности, и началась профессиональная деятельность Самарина. Он постоянно выступает в публичных спектаклях, преимущественно в ролях классического репертуара, одновременно продолжая занятия со Щепкиным как в стенах училища, так и вне его. Эта совместная работа не прекращалась до самой смерти Щепкина.

Своим творчеством, теоретическими высказываниями, педагогической деятельностью Щепкин утверждал основные традиции русского национального драматического искусства: демократизм, глубокое гуманистическое содержание, стремление к естественности и простоте. Он был выразителем всего правдивого, искреннего, человечного, что накапливалось в русском театре в течение десятилетий и вылилось в 30—40-х годах XIX века в могучее течение реализма.
Под непосредственным воздействием и влиянием Щепкина находилось несколько поколений русских актеров, с гордостью называвших себя его учениками.
В первую очередь он стремился передать молодежи не узкие технические приемы и секреты театрального ремесла, а свои художественные принципы, свое мировоззрение.
Самарин называл Щепкина «великим художником и великим человеком», и на этих словах раскрывается очень многое. Облик учителя со провождал артиста во всех его творческих по исках и начинаниях, казался ему воплощением лучших свойств человеческой натуры.
Знаменитый русский актер конца XIX и на чала XX века В. Н. Давыдов, в жизни которого Самарин имел такое же значение, какое Щепкин в жизни Самарина, вспоминает: «Незабвенный Иван Васильевич благословил меня портретом Щепкина, подарил мне и сказал: «Повесь его на самом видном месте и каждый день смотри на него, но только с чистою совестью и чистым сердцем!»
Такой душевной чистотой отличался сам Щепкин, и своим питомцам он всегда прививал стремление к постоянному совершенствованию.

Щепкин занимался с молодыми артистами везде, где только мог, — в театральной школе, на репетиции, после спектакля, дома. Эта работа являлась для него органической потребностью. Он был педагогом по призванию. Качества преподавателя актерского мастерства и воспитателя людей сочетались у него гармонично, взаимно дополняя .друг друга. Щепкин никогда не противопоставлял понятия «актер» и «человек», в его восприятии они сливались в единое целое, и для театральной молодежи он сам был не только учителем сцены, но и учителем жизни. В этом секрет педагогического обаяния Щепкина, секрет его неотразимой власти над своими учениками.
Одним из людей, без колебаний и сомнений связавших себя с делом Щепкина, с его идеями, с его реформой в русском сценическом искусстве, был Самарин. Несмотря на разницу лет, ах соединяла самая искренняя симпатия и дружба. Щепкин относился к Самарину, как к родному, и считал себя ответственным за его творческое развитие, за формирование его мировоззрения.
Самарин начал свою деятельность в годы николаевской реакции, после разгрома восстания декабристов. Это было тягостное время цензурного гнета и полицейского произвола. Но в эти же годы, преодолевая все препятствия, подняв мается и растет революционно-демократическая общественная мысль, руководимая Белинским и Герценом, развивается национальное искусство в его различных видах и проявлениях. Пушкин завершает реформу русского языка и создает основы для дальнейшего расцвета русской литературы. Гоголь борется за принципы «натуральной», или, говоря современным языком, реалистической школы. И рядом с ним Щепкин всей своей личностью и творчеством выражает стремление русской сцены к правдивому искусству, озаренному высокой идеей, призванному воспитывать и преображать человека.
Молодой Самарин часто посещал дом Щепки на, где имел возможность познакомиться с выдающимися людьми современной ему России. Общаясь с ними, он осмысливал свое отношение к действительности и к искусству, вырабатывал свои эстетические идеалы. Один из учеников Самарина впоследствии рассказывал про него, что он «как человек вырос под непосредственным влиянием кружка «людей 40-х годов» и с многими из его членов был близок... авторитетами для него были: Щепкин, Герцен, Станкевич, Е. Корш, Белинский, Грановский, Кетчер».

Особенно теплыми были взаимоотношения Самарина и Н. X. Кетчера, талантливого переводчика шекспировских пьес, темпераментного, даже несколько взбалмошного, но душевного и чуткого человека. Он имел огромное влияние на Самарина, который очень доверял ему и часто советовался с ним на протяжении многих десятков лет своей работы. Привязан был Самарин и к Н. П. Огареву, верному соратнику А. И. Герцена, его близкому другу. Огарев часто переводил Самарину статьи Ф. Шиллера об эстетике, о трагическом искусстве, о художественном, воспитании человека. Необычайно взволновала Самарина статья Шиллера «Театр как учреждение нравственное». Заключительные слова статьи, в которой автор говорит о чудесной силе театра, о могучем воз действии его на зрителей, когда «каждый в от дельности наслаждается восторгами всех вообще, и собственные свои восторги воспринимает из тысячи глаз в усиленном и украшенном виде — и грудь его переполнена блаженство желания—быть ч е л о в е к о м»,—навсегда врезались в память Самарину. Уже в старости, в 1885 году, он, разбитый параличом, спрашивал, беседуя с одним своим знакомым: «а Шиллер? а о театре?., а человеком быть? помните?» И это были не только воспоминания молодости. Слова быть человеком служили Самарину девизом, они выражали сущность всего его творчества, проникнутого гуманизмом, любовью к людям. Этой стороной своего искусства Самарин был ближе всего величайшему гуманисту руcского театра Щепкину.

В течение всей своей жизни Щепкин внимательно следил за различными проявлениями художественной деятельности Самарина. Ни одна крупная роль не была подготовлена артистом без помощи учителя. При работе над образом Чацкого, этого лучшего и поэтичнейшего создания Самарина, Щепкин настойчиво и упор но проходил с ним дома все наиболее ответственные и трудные места роли, А когда в 60-х годах XIX века Самарин сам стал преподавателем актерского искусства, совсем уже дряхлый Щепкин считал своим долгом присутствовать, на его занятиях, как бы усиливая их значительность своим авторитетом. Актер Малого театра П. Я. Рябов вспоминал, что Щепкин часто посещал репетиции школьных спектаклей- и, сидя в кресле рядом с Самариным, не сводил глаз с молодых исполнителей. Только после окончания акта он отводил Самарина в сторону и что-то тихо, но энергично высказывал ему.
Так неразрывно сплетались в течение тридцати лет творческие биографии основоположника реализма на русской сцене и одного из самых близких его учеников и последователей.


II

20 мая 1837 года Самария окончил театральное училище и был принят в труппу Малого; театра на амплуа jeune premier — первого любовника.
Двадцатилетний артист, естественно, далеко; еще не был законченным и сформировавшимся художником. Но он принес с собой в театр драгоценные качества, воспринятые им от Щепкина, — стремление к непрерывному развитию и совершенствованию, необычайную работоспособность, творческую взыскательность.

Первым серьезным экзаменом для Самарина явилась работа над шекспировскими образами, начавшаяся еще в школе.
Постановка трагедий Шекспира в 30—40-х годах XIX века, с Мочаловым в главных ролях, была крупнейшим событием в жизни русского театра. Зажатый в тисках цензуры, всячески препятствовавшей проникновению на сцену передовой национальной драматургии, русский театр стремился голосом актера говорить современникам о волнующих проблемах века.
Здесь русскому сценическому искусству в первую очередь приходила на помощь классическая драматургия. Образами и чувствами, идеями и конфликтами трагедий Шекспира и Шиллера актеры звали к борьбе за свободу человеческой личности, показывали героев, одержимых светлыми идеалами будущего и погибающих в поисках выхода из противоречий сегодняшнего дня. И в этих героях, боровшихся и страдавших при ярком свете огней театральной рампы, русские люди узнавали самих себя. Пьесы, написанные много лет тому назад, казалось, ставили жгучие вопросы именно русской действительности.

Самарин принимает активное участие в этих спектаклях. Такие характеры, как Кассио и Меркуцио, с их бурными страстями представляли собой трудный, но благодарный материал для молодого артиста.
Первые, еще робкие шаги Самарина на сцене приветственно встретил В. Г. Белинский. В своей статье «Мочалов в роли Гамлета», попутно говоря о спектакле «Отелло», он высоко оценил исполнение Самариным роли Кассио и поста вил его сразу же после гениального Мочалова, воплотившего образ венецианского мавра. Самарин «очень хорош в роли Кассио», — одобрительно писал Белинский о юном актере, только начинавшем свой сценический путь.
Еще заметнее был последующий успех Самарина в спектакле «Ромео и Джульетта». Мочалову, игравшему Ромео, роль не удалась. Почти не было в ней тех всплесков темперамента, знаменитых «мочаловских минут», которых всегда с таким трепетом и нетерпением ожидала публика. На центральное место выдвинулись исполнители второстепенных ролей — маститый Щепкин — Капулетти и рядом с ним Самарин — Меркуцио.

Самарин показал своего героя подлинным человеком Возрождения, сложным и противоречивым, привлекающим своей неиссякаемой жизнерадостностью. Очевидец писал: «После Щепкина лучше всех других был Самарин... особенна хорошо была сыграна им сцена поединка и смерти Меркуцио, когда смертельно раненный Меркуцио страдает от боли и все-таки не перестает Шутить и умирает вместе с проклятием и с шут кой на устах».

По другому отзыву, «вся слава вечера осталась за Самариным. Роль Меркуцио выла им исполнена так, что этим исполнением гордилась бы любая европейская сцена: и в Лондоне и в Бер лине... никогда не было такого Меркуцио».

Играя в классическом репертуаре, Самарин привыкал анализировать и изучать характеры, учился изображать чувства в их последователь ном развитии и психологическом правдоподобии, приобретал определенные художественные вкусы и навыки.
И это были уроки на всю жизнь. Они помогали молодому артисту создавать значительные образы даже на материале низкопробной драматургии, наводнившей в те годы русский театр.
Самарину приходилось играть и в лживых, националистических драмах. Часто его можно было видеть в ролях развязных, веселых молодых людей в бездумных водевилях. А иногда театральное начальство, долго не желавшее завывать, что Самарин прошел и балетную выучку, отправляло его после исполнения централь ной роли в какой-нибудь мелодраме в Большой театр, где он участвовал в балетном дивертисменте и отплясывал «польку-козак».

Но Самарин не растерялся в трудных условиях, его не засосали будни черновой театральной работы, Труд, неустанный созидательный труд, завещанный Щепкиным своим ученикам, был главным помощником Самарина в самостоятельной деятельности. Часто гае в единении, а в борьбе с автором, в преодолении фальши, ложных эффектов, нарочитой выдумки создавал он свои образы, вкладывая в них живое и правдивое содержание. И если в незначительном, мало художественном репертуаре он добивался заслуженного успеха, то это шло за счет его редкостного артистического обаяния, зарази тельного темперамента и затраты огромных творческих усилий.

Театральная юность Самарина сложилась удачно. Его сразу же дружелюбно приняла публика, критика, « ценители искусства предсказывали ему «большую дорогу, по которой он... может пойти далеко и очень далеко». Белинский, восхищаясь Самариным в пьесе Ц. А. Полевого «Де душка русского флота», поставленной в 1839 году, писал: «Прекрасен г. Самарин в роли Питера Гродекера... О, этот молодой артист много обещает в будущем! Он уже приобрел себе некоторую известность, но, кажется, не хочет ею ограничиться и возлечь на нераспустившихся лаврах, а хочет итти вперед... Дай-то бог!»

В 40-х годах Самарин уже имел обширный «послужной список» ролей, принесших ему популярность. Здесь мы находим и мелодраматических героев и образы русских и западных писателей мирового значения, на которых рос и воспитывался Самарин: образы Шекспира, Шиллера, Грибоедова. Подлинное сценическое признание пришло к Самарину в 1841 году после роли Мортимера в трагедии Шиллера «Мария Стюарт». Это был образ юноши, объятого кипучими вулканическими страстями, переполняющими его, образ привлекательный, согретый искренними душевными порывами и лиризмом, переживаниями молодого, увлекающегося актера. Роль Мортимера современники называли «полным торжеством» Самарина, считали ее выполненной «с совершенством неподражаемым», «сыгранной так, как лучше сыграть невозможно», и единодушно отдали ему предпочтение перед знаменитым В.А. Каратыгиным, исполнявшим в этом спектакле роль графа Лейстера. Самарина публика вызывала даже прежде Каратыгина, и это обстоятельство специально отметили театралы, так как вызовы, редкие в то время, ценились особо, а Каратыгин, был именитым петербургским гостем, актером, соперничавшим своей славой с Мочаловым.

Наиболее значительной ролью молодого Самарина, выявившей лучшие черты его дарования, ставшей сценическим преданием и образцом для последующих поколений, была роль Чацкого в «Горе от ума» А. С. Грибоедова. Интереснейший, но и труднейший для актера образ Самарин воплотил с такой художественной убедительностью, что был признан лучшим исполнителем роли Чацкого на русской сцене. Самарин первый разгадал секрет характер Чацкого, а ведь его предшественниками были такие актеры, как. И. И. Сосницкий, В.А Каратыгин в Петербурге и П.С.Мочалов в Москве. Он нашел этот секрет в слитности всех многообразных и сложных черт человеческой природы Чацкого, не отделяющего своих общественных идеалов от личных чувств, от любви к девушке, которую он где-то в затаенных мечтах своих видел другом и единомышленником. В исполнении Самарина личная драма и драма социальная оказывались неразрывно сплетенными и составляли существо внутренней жизни Чацкого, определяли ритм и характер его сценического поведения. Актер П. М. Медведев вспоминал: «Это было велико. Его первый акт и выход — совершенство. Зритель верил, что Чацкий «спешил», «летел» «свиданьем оживлен». Так переживать стихи и владеть ими, как владел И.В., на моей памяти не умел никто. Что за гибкость интонаций его голоса, быстрота переходов от одного предмета другому — удивительно! Сколько веселья юмора при воспоминаниях детства. Как он рисовал стихами Грибоедова — именно рисовал портреты московского общества! Молодость сарказм, местами желчь, сожаление о России, желание пробудить ее — все это билось ключом и покрывалось пламенной любовью к Софье. Не сразу и не легко далась Самарину роль Чацкого. Еще в ранней молодости, играя Молчалина он мечтал о сценическом воплощении своего любимого образа и исподволь, дома, обдумывал и вынашивал его. В 1839 году Самарину было поручено срочно заменить Мочалова в роли Чацкого, и с тех пор эта роль осталась только за ним. Правда, в первом спектакле Самарин, по собственному признанию, от волнения играл так плохо, что после заключительных слов Чацкого: «Карету мне, карету!» в зале послышался свист и крики: «Скатертью дорога!»

Но Самарин годами работал над ролью, непрерывно углубляя ее, находя все новые краски и оттенки для выражения своих мыслей.
Самарин рос и развивался в работе над образом Чацкого, привнося в него свой все увеличивающийся жизненный опыт, свои житейские наблюдения и результаты познания деиствительности. «Каждое слово Чацкого в исполнений И. В. Самарина было плодом долгой и продолжительной думы и корнем постоянной муки»,— свидетельствует современник.

Очень высокую оценку своего вдохновенного труда Самарин получил в 1846 году в Петербурге, во время дебюта на Александринской сцене, от известного театрального критик; А. Григорьева.

Знаток и любитель театрального искусства А. Григорьев был человеком путаных и противоречивых взглядов; справедливые и тонкие замечания часто смешивались у него с ошибочным; и даже реакционными утверждениями. Однако своих статьях и высказываниях о Самарине А. Григорьеву во многом удалось дать глубоки и верный анализ игры артиста.

Выступление Самарина в роли Чацкого было для Григорьева поистине откровением, открытием вновь как будто бы давно известного и изученного образа. Он писал после первого выступления Самарина в Петербурге: «Г. Самарин, молодой артист с замечательным дарованием, справедливо оцененным в Москве, начал свое поприще на новой сцене смело и, не обинуясь, скажем, начал прекрасно... Да, г. Самарин понял и сыграл Чацкого так, как ни один из наших артистов не понимал и не играл его... Г. Самарин, как видно, сам изучил роль свою, вникая в каждое слово ее, подмечая каждую черту этого характера, и потому сроднился, глубоко освоился с ним».

После второго спектакля Григорьев писал: «Высоко прекрасен был он во все время представления 17 мая... это был Чацкий, это было живое создание Грибоедова, и впервые, быть может, пояснен был характер Чацкого!».

И так из спектакля в спектакль следил за артистом критик, увлекаясь и восхищаясь им, принимая его толкование образа, но и часто споря ПО поводу мельчайших деталей исполнения.
Не всегда был ровен и одинаков Самарин — Чацкий. Иногда он казался более лирическим и просветленным, иногда в нем сильнее звучали драматические ноты. Но каждый раз он доносил до зрителя всю силу своих эмоций, всю глубину своих сегодняшних переживаний.

Это было истинно поэтическое создание молодого Самарина, в которое он вложил много духовных творческих сил. Говоря словами Щепкина, Самарин не «подделался», а «сделался» Чацким, и А. Григорьев имел полное право писать о Самарине, что «роль кажется у него как будто не выученною, а выливающейся прямо из сердца; это не актер, которому иногда нужно прибегать к суфлеру, а живой человек, усвоивший себе мысль поэта».

Чацкий Самарина в первом акте подкупал восторженным оживлением и безудержной говорливостью, непосредственной натурой, чистосердечно изливающей все, что накопилось за годы разлуки. Он привлекал своим радостным упоением, встречей с любимой девушкой, простодушной, наивной и беспечной верой в нее. Он был как бы озарен изнутри и, излучая вокруг себя ясный, чистый свет, искрился веселой, звонкой шуткой, еще не догадываясь о горькой правде, которая его ожидает.

А во втором и третьем актах от лучезарного облика не оставалось и следа. Самарин здесь внутренне преображался. Все тот же умный и чуткий Чацкий, он мужал на глазах у зрителей, бросая грозные обвинения мелким, ничтожным людям, окружавшим его. Не сразу вырывались у него из уст обличительные речи. Долго он молчит и ходит по комнате, упорно сдерживая себя, и только уж когда нет больше мочи выслушивать циничную фамусовскую мораль и пошлости Скалозуба, вне себя от гнева и .негодования разражается пламенными .монологами. Не оратором и не проповедником выступал здесь Самарии — Чацкий, из глубины его возмущенной и мятущейся души лились раскаленные, обжигающие слова и летели в притихший зрительный зал. А параллельно конфликту с обществом развивалась личная драма Чацкого. Разочаровавшись в любви, разуверившись в своем кумире, отчасти созданном его собственным воображением, прерывистым голосом, задыхаясь от страданий и обиды, произносил Самарин — Чацкий свою горестную отповедь Софье в четвертом акте; «Муж-мальчик, муж-слуга...»

Особенно удавался Самарину последний монолог Чацкого, всегда вызывавший бурю восторгов у зрителей, не дожидавшихся даже заключительных слов Фамусова (которого в Москве играл Щепкин) и прерывавших их взрывом аплодисментов. Так непосредственно выражалась благодарность актеру за высокие мысли и порывы, которые нес он со сцены. Так проявлялось чувство симпатии к художнику, воплотившему образ передового человека своего времени в его неповторимом и привлекательном своеобразии.
Проведя весну и лето 1846 года в Петербурге и затем возвратившись в Москву, Самарин становится одним из ведущих актеров в труппе Малого театра.

III

В 30—50-х годах XIX века Самарин играет много ролей в. переводных мелодрамах, занимавших тогда значительное место в репертуаре Малого театра.

Мелодрама была сложным и противоречивым в идейно-художественном отношении жанром, ее легко было заставить служить различным общественным интересам. Она чуждалась реальной действительности, уходя в область вымысла, любила все «странное, дотоле неслыханное и невиданное» (Гоголь). Но в то же время ее герои — простые, обыкновенные люди, волею авторов поставленные в исключительные обстоятельства, — были носителями определенных, резко очерченных нравственных качеств. В мелодраме честный человек боролся с негодяем» добрый — с злодеем, бедный — с богатым. И хотя мелодрама не умела подняться до высоты социальных обобщений, все же приглушенно она говорила о чудовищных несправедливостях существующего порядка и боролась за человека как за главную ценность жизни. Эта гуманистическая направленность мелодрамы явственно ощущалась русскими актерами и была подхвачена ими.

В 30—40-х годах XIX века, когда царская цензура всячески препятствовала проникновению на сцену лучших произведений русской драматургии, мелодрама, как и классическая трагедия, была той формой, в которой актеру легче всего было передать большую человеколюбивую идею: По мере усиления гнета цензуры, запрещавшей постановку пьес Пушкина, Лермонтова, многих пьес Шекспира и Шиллера, значение мелодрамы все более увеличивалось.

Неестественную, фальшивую и натянутую французскую мелодраму большие русские актеры умели сделать полноценным сценическим зрелищем, любимым демократической публикой.
Самарин привнес в повышенно эмоциональную мелодраму с ее обнаженными страстями и невероятными ситуациями нравственное и психологическое оправдание. Трогательная уверенность Самарина в справедливости моральных устоев своих героев, убеждающая проникновенность в изображении их внутреннего мира примиряли с несообразностями пьесы, делали его мелодраматические образы близкими зрителю, давали им право на сценическое бытие.

Современник писал о Самарине: «Господство мелодрамы на русской сцене имело по отношению к г. Самарину одну хорошую сторону: оно дало ему возможность во всем блеске проявить перед публикой (свои)... достоинства... Эти достоинства заключались в замечательном изяществе манер, задушевности и искренности, в художественной «простоте» передачи движений сердца обыкновенного человека».

Герои Самарина отличались необычайной привлекательностью, тонкостью, одухотворенностью. Они вызывали горячие симпатии. Нельзя было не сочувствовать их личному, пусть маленькому, счастью или их стремлению устроить благополучие других людей. Часто забывалось название пьесы, улетучивалось ее запутанное содержание, но в памяти зрителей еще долгие годы продолжал существовать образ, созданный актером.

На всю жизнь сберегла облик Самарина чуткая, впечатлительная Ермолова, увидев его впервые в 1857 году. В глубокой старости она рассказала о своих самых ранних театральных впечатлениях: «Как сейчас, вижу красивого человека в разорванном плаще, перелезающего через железную решетку,— это был испанский дворянин — Иван Васильевич Самарин. Я, конечно, уже не помню ни содержания этой пьесы, ни игры актеров, но неизгладимое впечатление о том. как он был прекрасен, благороден, как он кого-то защищал и кого-то спасал и, наконец, как он избавился от всех тех бед, которые ему грозили,— все эти картины как живые воскресают у меня в памяти и ярки до настоящего времени».

Критик Н. Е. Эфрос писал в 1917 году, перебирая обрывки впечатлений полувековой давности: «...помню доктора... которому одетая в черное Федотова, обливаясь слезами, рассказывает печальную повесть своей жизни, своих роковых ошибок. Ее никто не понимает, эту даму в черном.., ее никто не любит, от нее отстраняют ее детей,— только один милый доктор понимает, только он ее жалеет, только он ее заступник. И Самарин так это делал, что наполнял мое сердце великою любовью и признательностью к нему. Я не помню перипетий мелодрамы, но отчетливо помню вот эти свои театральные ощущения и сочувственные волнения».

Бесчисленное количество ролей сыграл Самарин в мелодраме. Среди них особенно выделяются три, наиболее характерные для творческой индивидуальности артиста и принесшие ему самый шумный сценический успех.

Об одной из них, роли дона Цезаря де Баэай в одноименной пьесе, нам уже рассказала М.Н. Ермолова. Этот промотавшийся испанский гранд в исполнении Самарина поражал беспутным поведением, и внутренней порядочностью, бесшабашным своеволием и органической ненавистью к насилию, безрассудной отвагой и умением находить выход из всякого затруднительного положения, пустозвонным фанфаронством и безграничным великодушием, поношенным, рваным костюмом и прирожденным аристократизмом манер.

Самаринский дон Цезарь де Базан был человеком с большой и красивой душой. Его любовь к простым людям, его способность, не думая о себе, бороться за жизнь и счастье другого человека внушали уважение, вызывали сочувствие и любовь зрителя. Несмотря на все свои недостатки и слабости, бесстрашный и решительный дон Цезарь, ненавидящий произвол и несправедливость, служил живым примером для одних и укорам для других.

В этом образе была заложена глубокая, животрепещущая гуманистическая мысль.. Недаром А. М. Горький говорил о доне Цезаре де Базан как об — олицетворении человеческого достоинства, силы и страстного, активного вмешательства в жизнь, противопоставляя его образ косному и трусливому мещанскому болоту царской России: «В наше серенькое меркантильное время, когда люди так мало ценят свое человеческое достоинство, то и дело меняя свое первородство на жиденькие чечевичные похлебки земных благ, дон Цезарь де Базан, истый дворянин и аристократ по своим понятиям о чести, но демократ по отношению к людям, — в наше время этот, испанский дворянин, для которого действительно честь «прежде всего», является смешным и мало кому понятным романтическим анахронизмом. А сколько, однако, истинно хорошего и истинно рыцарского в этой оборванной фигуре бродяги-гранда!..»

И во времена Самарина, как и в конце XIX века, образ дона Цезаря де Базан звучал вызовом всему бездеятельному, застоявшемуся, успокоенному.

Самарин строил образ на резких контрастах и противопоставлениях различных черт характера своего героя. Особенно волновала публику сцена второго акта, когда дон Цезарь, арестованный за дуэль с капитаном, притеснявшим своего оруженосца, заказывает себе прощальный ужин и пирует вместе с солдатами, которые должны его расстрелять. «Замечателен был быстрый переход от веселого настроения за стаканом вина к серьезному и сосредоточенному вниманию, с каким он слушал свой смертный приговор. Он стоял, небрежно перекинув салфетку на руку, слегка подбоченясь, и выслушивал приговор с серьезным спокойствием; по> окончании его он снова впадал в веселое настроение, воскликнув: «Третий куплет!», и продолжал свою песнь. Зритель чувствовал всю иронию его серьезного настроения, все невыразимое легкомыслие его характера» (М. В. Карнеев, «50 лет из жизни артиста И. В. Самарина»).

А роль доктора Лемонье в мелодраме «Детский доктор» Самарин играл в совершенно иной
тональности. Если облик дона Цезаря де Базан напоминал бравурную маршевую музыку, то в образе Лемонье -были слышны сентиментальные, элегические нотки.

В этой роли Самарин заставлял плакать навзрыд весь зрительный зал. Не только женщины, но и мужчины проливали слезы над трогательн

«Звуковой архив Малого театра»

«БЕШЕНЫЕ ДЕНЬГИ» А.Н.ОСТРОВСКОГО

Предлагаем Вашему вниманию уникальную запись комедии с участием корифеев Малого театра…

18 января – день рождения заслуженного артиста России Бориса Георгиевича Невзорова. От души поздравляем актера и желаем ему крепкого здоровья, бодрости духа и неизменного творческого вдохновения!

СРЕДИ ТВОРЧЕСКИХ КОЛЛЕКТИВОВ, верных лучшим традициям русской сцены, особое место принадлежит Малому театру.

«ПОСТИГАЯ ДУШУ, ВРЕМЯ, АВТОРА»

СРЕДИ ТВОРЧЕСКИХ КОЛЛЕКТИВОВ, верных лучшим традициям русской сцены, особое место принадлежит Малому театру. Здесь сложилось уникальное единство художественных индивидуальностей, вдохновляемых общей идеей Служения. Не просто «отрабатывать» по должности, «отыгрывая» принятый репертуар, а постоянно помнить о том, что же ты несешь своим искусством людям, как и в чем им помогаешь, чем духовно обогащаешь - вот принцип, по которому живут служащие в этом театре. Он для них и храм, и кафедра одновременно.

У меня было много бесед с художественным руководителем Малого Юрием Мефодьевичем Соломиным, благодаря которому театр твердо и благородно держится все трудные последние годы, сохраняя свое лицо. И каждый раз в этих беседах я слышу высокие слова об актерах. Не выдумка, а факт, признанный многими авторитетными театральными деятелями за рубежом, что в лучших русских актерах есть нечто великое и неповторимое, выделяющее их по сравнению с актерами других стран. Вот это поистине драгоценное, по мнению Ю.М. Соломина, и необходимо ныне особенно бережно хранить, не поддаваясь всяческим разрушительным или нивелирующим воздействиям, которые в конце концов национальный театр могут свести на нет.

Недавно я спросил Юрия Мефодьевича, а есть ли у него среди любимых актеров Малого самые любимые. Он улыбнулся: «Знаете, для меня все самые любимые. А если вы хотите, чтобы о ком-то сегодня я сказал отдельно, есть повод поговорить о двоих наших недавних юбилярах. Это прекрасные актеры - народная артистка России Татьяна Петровна Панкова и народный артист СССР Эдуард Евгеньевич Марцевич. Оба очень много сделали и делают на сцене Малого театра, постигая во всей глубине душу человеческую, воссоздаваемое время, воплощаемого автора».

Итак, послушаем Юрия Соломина о его коллегах и товарищах по коллективу.

ЮРИЙ СОЛОМИН: «ОНА ВЕЛА НАС, КАК НАПОЛЕОН»

ЮРИЙ СОЛОМИН: «ГАМЛЕТ ОТКРЫЛ ЕМУ ВСЕ ДВЕРИ»

Виктор КОЖЕМЯКО
Источник: Правда-КПРФ
Дата: 16.01.2007

ПЕРЕБИРАЯ свои фотографические архивы, недавно я обнаружил то, что давно уже искал...

РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА 1941-го

Недавно произошло интересное событие — администрация нашей области заключила договор о сотрудничестве с Государственным Малым театром России. В этом всемирно известном коллективе играет актриса Татьяна Александровна Еремеева-Битрих. Ей сейчас 93 года! А в молодости она играла на сцене Тамбовского драматического театра.

ПЕРЕБИРАЯ свои фотографические архивы, недавно я обнаружил то, что давно уже искал: в небольшом пакетике несколько тонких рулончиков фотопленки, туго скрученных, скрипучих и немного ссохшихся. Им больше шестидесяти лет. На них запечатлен спектакль Тамбовского драматического театра «Ромео и Джульетта» 1941 года.

Постановка эта шла и 22 июня 1941 года, когда во время действия пришло сообщение о том, что началась война. Об этом рассказала в своей книге замечательная актриса Т. Еремеева-Битрих. Воспоминания эти очень интересны. Она пишет о том, как упала бомба на здание драмтеатра, как погибли люди. Пишет о жизни нашего города во время войны. О том, что спектакли пользовались огромным успехом и билеты было невозможно достать. Об этом мне рассказывала и Т. Хабибулина — дочь фотографа С. Хабибулина, который и снял этот спектакль.
В военные годы Семен Александрович работал фотографом в нашем театре. Он снимал все театральные постановки, актеров, режиссеров... В конце жизни Семен Александрович оставил весь свой огромный архив фотографий и негативов нашему краеведческому музею.

Татьяна Семеновна передала мне остатки фотоархива ее отца. Здесь и оказались чудом сохранившиеся несколько обрывков фотопленки, запечатлевшие спектакль «Ромео и Джульетта» 1941 года. Я долго отмывал пленки, сушил и разбирал их. И нашлись несколько действительно уникальных негативов.

Кто сейчас может вспомнить этот спектакль? Как выглядела молодая Татьяна Еремеева-Битрих в роли Джульетты? А каким был Ромео — Александр Федорович Годлевский? Они остались на негативе С. Хабибулина...

Автор: Владимир ЕРМАКОВ. Директор Тамбовского Дома фотографии.
Источник: Тамбовская жизнь
Дата: 12.01.2007

Сердечно благодарим редакцию газеты «Тамбовская жизнь» за предоставленные фотографии.

85-летие народной артистки России Елизаветы Солодовой отмечает сегодня Малый театр, которому она посвятила почти шесть десятилетий творческой деятельности...

85-ЛЕТНИЙ ЮБИЛЕЙ ОТМЕЧАЕТ ЕЛИЗАВЕТА СОЛОДОВА

85-летие народной артистки России Елизаветы Солодовой отмечает сегодня Малый театр, которому она посвятила почти шесть десятилетий творческой деятельности. Президент России Владимир Путин направил юбиляру поздравление, в котором отметил: «Вы по праву принадлежите к замечательной плеяде мастеров, прославивших отечественное драматическое искусство. Не одно поколение зрителей хорошо знает и любит Ваши работы, отмеченные редким даром, обаянием и глубиной постижения образа. Коллеги по актерскому цеху неизменно восхищаются Вашей преданностью родному театру, уникальным творческим долголетием и искренним желанием помогать талантливой молодежи».

Выпускница ГИТИСа Елизавета Солодова в 1948 году была приглашена в Академический Малый театр, с которым связана до сегодняшнего дня. На старейшей драматической сцене страны она создала целую галерею ярких, достоверных и запоминающихся образов.

Как сказал заместитель художественного руководителя Малого театра Валерий Подгородинский, «неисчерпаемые возможности незаурядного таланта Елизаветы Михайловны Солодовой позволили ей создать на прославленной сцены ведущие образы в пьесах классиков и современных авторов». Среди них — Софья в «Горе от ума» Грибоедова, Лиза Протасова в «Живом трупе» Толстого, Рашель в «Вассе Железновой» Горького. По словам Подгородинского, одной из лучших ролей, сыгранных актрисой за последние годы стала сердобольная нянька Марина из спектакля «Дядя Ваня» Чехова.

ИТАР-ТАСС, 16.01.2007

ЕЛИЗАВЕТА СОЛОДОВА

В день юбилея мы публикуем очерк Светланы Овчинниковой, посвященный жизни и творчеству актрисы…

ЕЛИЗАВЕТА СОЛОДОВА

В день юбилея мы публикуем очерк Светланы Овчинниковой, посвященный жизни и творчеству актрисы…

Это противоречит всем литературным канонам, но я начну рассказ о народной артистке России Елизавете Михайловне Солодовой с цитаты, а точнее - с небольшой заметки, что в 1977 году, к юбилею актрисы, была опубликована в «Вечерке». Написала ее ровесница Солодовой Нина Александровна Велехова, столь же известный театральный критик, сколь Солодова - именитая театральная актриса. И актриса кино, но об этом позже.

Вот эта заметка, названная «Из стаи птиц нашей молодости»:
«Когда произносят имя Елизаветы Солодовой, в моей памяти возникает звуковой, фонетический образ актрисы, в годы войны начавшей свою во многом примечательную актерскую карьеру. Голос - одно из драгоценнейших ее свойств. В нем скрыты, соотносясь и споря друг с другом, душевная сила, женственная таинственность, притягательность и строгая недоступность. И так же многокрасочна и неразгадываема улыбка этой женщины, почти всегда играющей на сцене тему классической русской духовной чистоты.

Тот курс ГИТИСа (Государственного института театрального искусства. - CO.), на котором она училась, - курс М.М.Тарханова, В.В.Белокурова и В.И.Мартьяновой - уехал в Таганрог, образовав Драматический театр имени А.П.Чехова. И завоевал свою славу подобно настоящим русским просветителям, не боящимся скуки провинциальных городков старой России. Шел 1944 год, еще не отгремели пушки, а «Три сестры», в которых Солодова играла загадочную мечтательницу Машу, вызывал восторг таганрожцев.

Насколько я могу судить, Солодова никогда не любила богемного стиля жизни актера: ее личная жизнь и вся ее манера вести себя не давали повода для сплетен. Я думаю, что Солодова была одной из самых оригинальных актрис театра в Таганроге: ее мастерство сопутствовало глубине и искренности мира ее чувств.

Но Москва манила не только чеховских сестер... Сцена Малого театра открывала перед Солодовой широкую дорогу, а режиссеры угадали незаурядность ее дарования: Рашель, которая боролась с Вассой Железновой за сына, оскорбленная Лиза, оставленная Протасовым, умная и смелая Мария Львовна, пленившая Власа в «Дачниках», Вера в «Сердце не камень» Островского были теми, что находили в ней богатый цветами художественный отклик. Но лучше всех казалась мне ее чудесная Артина в постановке Бориса Равенских «Птицы нашей молодости» Иона Друцэ, Артина, которой тетушка Руца гадала на картах - придет ли ее любимый муж с войны и, главное, спросит ли ее, была ли она ему верна? Потому что именно своей верностью ему гордится Артина.
Солодова могла играть больше, чем ей довелось, но сцена сперва зовет, а потом иногда забывает о своем предсказании. Но нет, творчество Елизаветы Солодовой не прошло бесследно в нашей истории: она была и остается одной из птиц нашей молодости, и тот, кто видел ее на сцене, знает ее красивый и строгий полет».

Как же случилось, что девочка из беднейшей крестьянской семьи стала народной артисткой, отдав театру 59 лет жизни, из них 55 -Малому?

Е.СОЛОДОВА: Семья наша крестьянская была очень бедной. Отец был полуграмотный: ходил к священнику километра за три пешком учиться, но что-то в их отношениях не заладилось... Так больше в школу и не ходил. Мать сама выучилась кое-как читать по складам. Первые четверо детей в семье умерли. Может быть, потому, что родители были очень молоды: мать вышла замуж семнадцати лет, отец женился в девятнадцать... Так что первых двух мальчиков и двух девочек они схоронили. А последние пятеро, начиная с сестры Зои, потом меня, потом Павла, Саши, Юры выжили... Сейчас осталась я одна, больше никого уже нет. Потому, когда меня спросили, каким спектаклем я хочу отметить свой 80-летний юбилей, я ответила, что всех людей, которые меня любили и которых любила я, уже нет в живых...Нет мужа - он умер молодым... К тому же, если бы у меня была роль, в которой я бы вышла и захватила зал. Но ведь такой-то роли нет...

Ну, здесь я с актрисой не согласна.
Сегодня Солодова играет на сцене Малого театра три роли. Одну - в спектакле для детей: Бабушку в «Снежной королеве». Две другие вполне сгодились бы для бенефиса.
Одна из них - нянька Марина в чеховском «Дяде Ване», одном из лучших спектаклей сегодняшнего Малого театра. Помню острое впечатление от премьеры.
«Музыка играет так весело, бодро, и хочется жить!» - скажет Чехов в другой своей пьесе. Четыре часа спустя музыки не будет. А что касается желания жить... Трагизм спектакля, плотный, отчаянный, его не спровоцирует.

А пока, перед началом, военный оркестр возле Малого театра наяривал на всю Театральную площадь. Одетый по форме 1896 года. Он обещал праздник, он заманивал на него, он его уже создавал.
И распахнутая сцена, так красиво обустроенная художником Валерием Левенталем - с усадьбой, садом, роялем и роскошным букетом на нем, - тоже из праздника. Который обещает жизнь. Но будет - существование. Будут - будни. Тягостные и очень подробные. И рассказ о них начнет Марина - Е.Солодова. Когда при зажженных еще в зале люстрах и рассаживающейся публике пройдет, хозяйничая, задержится у чайного стола...

С Солодовой начнется трагедия в этом спектакле.
Уж Марина с ее «Люди не помянут, зато Бог помянет» - казалась хлопотливо-уместна в этой жизни. Но Е.Солодова - актриса трагедийного плана. И играла она тревожно. Первая фраза в пьесе - ее. И с первой фразы в спектакле игралась трагедия.
Говорит народный артист России Виктор Борцов, партнер Солодовой в этом спектакле:
- Я играю с Елизаветой Михайловной Чехова. Часто за кулисами мы сидим и разговариваем. Она - мужественный человек: выдержала Каширку, операции, пришла и стала играть. У нее очень красивая дочка. Когда Елизавете Михайловне поставили онкологический диагноз, все мы очень переживали. Но дочка ее спасла...
Вся прелесть няньки у Чехова в том, что она старая, но работает, старается. А в нашем спектакле ясно, что она и самая умная, она -Чехов, она каждому находит лечащие слова. И моему Вафле:»Все мы у Бога приживалы».
Я видел «Дядю Ваню» во МХАТе с Ливановым, Кторовым, Тарасовой... А нянька там была между прочим, просто присутствовала. А у нас - главная».
В этой роли актриса могла выступить в свой юбилей.
И в роли Онуфриевны в спектакле «Князь Серебряный».
Говорит народный артист России Ярослав Барышев, партнер Солодовой в этом спектакле:
- Когда Елизавета Михайловна вводилась в «Князя Серебряного» на Онуфриевну, то очень по-доброму отнеслась к спектаклю, была радостная, ей и роль, и спектакль понравились.
Я заметил, что на репетициях эта актриса сразу берет очень глубоко, не от внешнего идет, а от внутреннего к внешнему.
Онуфриевна - мамка царя. Кто может говорить правду Грозному? Не смущаясь ничем? Это Вася Блаженный и мамка. Ей дано это право. Она видит, что царь делает не то, - и она заботится о душе его. И тут же может и пожурить его, и пожалеть, как ребенка.
Грозный ей тоже сын, его мамка вырастила, и она болеет за него, она готова на себя все взять, только бы он был нормальным...
И эта роль вполне бы сгодилась для празднования юбилея. Но актриса, очень требовательная к себе и ролям, решила иначе...

Так что вернемся к началу нашей беседы с Елизаветой Михайловной. К судьбе.
- Елизавета Михайловна, как же вы из деревни, где слова-то такого - «театр» - не знали, попали в актрисы?

Е.СОЛОДОВА: Слова «театр»у нас в семье, конечно, не знали. Но началась коллективизация. И я помню, когда возили навоз на колхозное поле, то половина с телеги хлоп на землю, а возница поехал дальше. И отец говорит:»Вот что значит не свое. Свое-то руками бы все собрал «. И мы уехали от колхоза в Рыбинск. В комнату 12-метровую, проходную...
И помню первую несправедливость, с которой я столкнулась: было объявлено соревнование, кто лучше устроит детей. Отец смастерил всем нам раскладушки. И на ночь мы укладывались рядком, каждый на своей постели. Я была в восхищении от того, что отец это придумал. Но его не отметили... Это была моя первая встреча с обидой... Отец прошел курсы кочегаров и работал на 26-м моторостроительном заводе. Мама сначала была в детском саду техничкой и, слава Богу, приносила нам остатки еды. Мы не голодали, мы выросли... И мама устроилась в театр гардеробщицей. Надо ли говорить, что я пересмотрела все спектакли ?
А завод в то время построил роскошный Дворец культуры. И я там выучилась танцевать, занималась в кружке художественного чтения и даже вышивки на машинке. Мы все вышли в люди. Один из братьев стал инженером. Два других закончили техникумы.

- А в актрисы-то как пошли?

Е.СОЛОДОВА: Закончила я школу. А во Дворце культуры кружок вел артист из Рыбинского драматического театра. Я же хотела поступать в Институт гражданского воздушного флота в Ленинграде, потому что там давали форму, а я устала быть одетой хуже всех... Но матери артист сказал:»Она способная, ей надо в театральный». И вот она мне говорит:» Куда ты поедешь в Ленинград? Ты поезжай в Москву, там моя родная сестpa в Подлипках живет, ты хоть раз в неделю к ней съездишь, щей похлебаешь. Поезжай, раз они говорят, что ты на артистку должна учиться». Ну я и поехала. И поступила в ГИТИС.
Правда, первые годы учебы радости не принесли: видно, сбывалось «пророчество» маминой злой соседки, которая, узнав, что Лиза поступает в театральный, заявила:
- А чего ей там делать? У нее голосище, как медный колокол! По причине этого самого «голосища» студентке Солодовой доставались роли главным образом кухарок и старух...
Когда на последнем курсе распределяли роли в дипломном спектакле «Три сестры», Солодова получила Ольгу. Но ректор института, великий театровед Стефан Стефанович Мокульский, сказал педагогу Лизы Белокурову:»Вы попробовали бы Солодову на Машу». А какая актриса, пусть еще и в студенчестве, не мечтает сыграть Машу? И когда Лиза Солодова прочитала знаменитое: «Мне хочется каяться, милые сестры...», ее подруге Нине Подоваловой пришлось отодвинуться. На Ольгу. А Солодовой дали играть Машу. Роль, ставшую судьбоносной в ее жизни. Роль, приведшую актрису в Малый. Когда из Таганрога ставший театром курс приехал в Москву на смотр творческой молодежи, руководитель Малого Константин Александрович Зубов увидел в помещении какого-то клуба спектакль «Три сестры». И Солодова получила приглашение в труппу Дома Островского.

Но это было позже. А пока, по окончании ГИТИСа:

Е.СОЛОДОВА: Приехали мы всем курсом на родину Антона Павловича Чехова, в Таганрог. Разместили нас по хозяйкам, пообещав им за это уголь. Угля не дали. Хозяйки злились и нас морозили. Но мы были счастливы - мы поехали играть: Нина Федина, дочка знаменитого писателя, Галя Вигулярная, Люся Антонюк, Саша Роговин, Лева Штейнрайх - они же все были москвичами. Сейчас стараются приехать сюда и хоть фиктивным браком зацепиться за столицу. Мы же поехали играть в Таганрог. В Таганроге нам зарплату не платили. Мы с утра прибегали репетировать, нам давали пятерку и привозили бидон молока. Или мамалыгу. После голодных студенческих лет это казалось чудом.
Потом, когда город нас узнал и полюбил, мы были прикреплены к обкомовской столовой. Это была пора настоящего счастья. Ростов нас тоже признал и полюбил: мы ежегодно там гастролировали. Это в Малом можно по три года не иметь новой работы, а в Таганроге мы выпускали каждый месяц по спектаклю. Я часто вспоминаю строчки:
«Все мгновенно, все пройдет. Что пройдет, то будет мило». Даже Великую Отечественную, эту жутчайшую трагедию... А я вспоминаю, как в пять утра меня разбудили артисты в Таганроге криком:»По-бе-да!», и мы вместе понеслись по городу и орали: «По-бе-да! « Хотя в войну я прошла через голод, бомбежки, через вшивость, через холод в неотапливаемом саратовском общежитии, куда эвакуировали институт, через донорство, за которое нам давали настоящий борщ... Я и сейчас помню его вкус...
И еще помню, как во время войны я получила по карточке на месяц соевый шоколад. И пошла смотреть «Коварство и любовь»Шиллера. И, засмотревшись, съела все... Там, в Таганроге, Солодова переиграла множество ролей: Юлию Тугину в «Последней жертве» Островского, Катю в «Хождении по мукам» А.Н.Толстого, Полю в «Мещанах» Горького... А потом была Москва и приглашение в Малый театр. - Вы, конечно, были рады?

Е.СОЛОДОВА: Нет, тогда испугалась... В Малом, конечно, была иная атмосфера, нежели в молодежном театре. Мне здесь было у кого учиться. Я была молодая и наивная и была в восторге буквально от всего, что застала здесь.
Помню, мама пришла смотреть пьесу Софронова «Московский характер». Я играю депутата Верховного Совета ткачиху Анну Кружкову. С Ваней Любезновым у меня по пьесе роман. Мама потом сказала:»Лиза, куда ты попала? Это же как храм!» Вот такое и у меня было ощущение. Хотя случалось разное.
Помню, дали мне роль Купавы в «Снегурочке» Островского. И уж я все эмоции выдала. Константин Александрович Зубов пришел на репетицию, категорически не принял мою работу, а назавтра должен был смотреть Художественный совет. Зубов меня вызвал к себе и перестроил всю роль, сказав: «Чему только тебя учили в ГИТИСе ?» На другой день я не смогла сделать ни того, во что верила, ни того, что предложил Константин Александрович. Я роль завалила. Меня с нее сняли. Причем сняли с треском: после обсуждения, на котором выступали наши «старухи «.
Турчанинова сказала, что «это не голос, а собачий лай», и вообще чего только не говорили... Я гордо ушла, так, что сказали: «С нее как с гуся вода!» Дошла до репетиционного зала, оглянулась - никого нет - зашла и легла. Дальше ноги уже не шли...
И когда распределили «Семью Лутониных», я должна была играть не героиню, которую рассчитывала получить, а роль второго плана.
А случилось так, что Константин Александрович принял в театр работавшую в Минске свою ученицу Валю Евстратову, и ей поручили главную роль. А я, как села со своим текстом, прикрылась им - и на него закапали слезы. И капали, и капали, и капали. Потом я подошла к режиссеру спектакля Леониду Андреевичу Волкову и попросила хоть раз в неделю порепетировать со мной Ольгу, главную героиню. И недели через две он предложил на репетиции мне и Евстратовой: «Давайте наоборот». А потом Владиславский мне сказал: «Лизочка, ты не роль сыграла - ты жизнь выиграла, потому что тебя уже собирались увольнять из Малого театра...»

Солодова играла много и играла хорошо. Но легко и просто ей ничего не давалось. Спросила актрису:
- Какая ваша лучшая роль?
- Самая любимая? - переспросила Елизавета Михайловна.

Е.СОЛОДОВА: Всегда увлекаешься чем-то новым. Но несомненно одно. Самая лучшая для меня роль та, где обретаешь свободу, достигаешь слитности с образом. Мы, актеры, не любим ролей, в которых себя не нашли, даже если это хорошие роли... Поиски настоящего, подлинного в изображаемом тобою характере - не простое дело. Иногда успех приходит тогда, когда спектакль уже давно идет... Интересна в этом отношении для меня была роль Рашели. История Рашели в исполнении Солодовой действительно нестандартна. Ввод молодой исполнительницы в спектакль был трудный - срочный. С первой исполнительницей, Д.Зеркаловой, работал сам Зубов. Работал много, долго... А дублерше Солодовой за неимением времени приходилось на лету перехватывать режиссерские интонации, делать роль «с голоса».

Е.СОЛОДОВА: И никак он не мог мне втолковать всего, что хотел. Бывало, чувствую, что не так играю, не то беру, но поправить не могу. Думала, мучилась... А потом, когда и Константина Александровича уже в живых не было, и спектакль почти не шел, выступали мы с «Вассой Железновой» в горьковский юбилей на родине писателя, и я вдруг как-то зажила в своей нелюбимой прежде роли. Не было в тот час для меня заученных мизансцен, была я сама - Рашелъ, и от сознания этого пришло какое-то особенное счастье...
Вообще Солодова, человек очень скромный, предпочитает говорить о том, что у нее, по ее опять-таки разумению, не получалось. Единодушно была признано большой удачей актрисы исполнение ею роли Лизы Протасовой в «Живом трупе» Толстого. Но сама Солодова говорит:

Е.СОЛОДОВА: Мне эта роль казалась неудачей. Спустя время я стала играть некоторые картины, например сцену с матерью Каренина, с наслаждением. Но некоторые -значит, не все...
Строга актриса и в отношении к знаменитой своей Любови Яровой в одноименной пьесе Тренева.

Е.СОЛОДОВА: Впервые создала этот сильнейший в советской драматургии женский образ Вера Николаевна Пашенная. В ту пору спектакль звучал современно. И главная сложность нашего спектакля заключалась в том, чтобы поколение, родившееся много лет спустя рассказанных со сцены событий, тоже ощутило их современность, их значимость. Но это все - общие слова. А вот как мне было играть?! Что играть? Особенно в первом акте - представляете?.. Я, то есть моя героиня, - и тифом переболела, и пешком тридцать верст прошла, и полотенце вдруг увидела, которое своими руками мужу вышила и отдала перед тем, как он на фронт ушел... А текст-то какой? Самый простой!.. Мы с Павлой - будто невзначай - короткими фразами перебрасываемся.

В Солодовой - Яровой покоряла постоянная, чуткая готовность человека к счастью. Вот, кажется, несчастлива она, муж пошел в белую гвардию - ненавистную, чуждую ей, а все равно глаза актрисы каждую минуту готовы были засветиться радостью, губы раскрыться в улыбке. И потому временное примирение Любови с обманувшим ее Яровым в спектакле объяснялось не только сильной любовью к мужу, но и огромной любовью к жизни, к ее радостям и свету. Солодова - Яровая была не трагической личностью, раздираемой внутренними противоречиями, но очень милым, очень целеустремленным, живым человеком, органически ненавидящим сомнения, несчастья, болезни, душевные муки. Не надлом, а радость принятия жизни были в тогдашней, в этой Яровой Малого театра.

Говорит народный артист СССР Евгений Матвеев, партнер Е.Солодовой по тому спектаклю:
- Елизавета Михайловна.... Она до такой степени нетипична, что даже сложно ее называть актрисой. Она с другой планеты. В нас есть стандартное понимание людей нашей профессии - эксцентричных, полных эмоциональных всплесков. А она - словно белая ворона. Будто незаметна в труппе. Она носит в себе нечто богатое, строгое, серьезное, что не растратила в трепотне театральных коридоров и гримерных.
Она носила роли, как женщины носят плод. Она словно все время копила в себе то, что можно потом отдать сцене.
Я даже немножко ее побаивался.
Мы партнерствовали в двух спектаклях: «Любови Яровой», где она играла Яровую, а я Ярового, и в «Сердце не камень», где я играл приказчика Ераста, а она Веру Филипповну.
Когда я видел ее, то мне становилось неловко, что я так легко входил на площадку, на которой была Солодова.
Она никогда не участвовала в сплетнях, в интригах... Была вне их.
Когда мы репетировали «Любовь Яровую», мне было и легко, и страшно. Вот болела, например, у меня голова, но я не мог себе позволить расслабиться. Потому что рядом - Солодова.
Никогда не забуду, как у Лизы умер отец, а дублеров у нее не было. Я играл с ней в этот день. И не могу описать все мое восхищение, восторг перед ее мужеством.
Это такая женщина: вот мы рассказываем анекдот, она входит -и всем становится неловко.
Я считаю, что мы с ней родственники: я пришел в Малый с периферии, и она тоже. А это очень непросто: войти в труппу Малого, с его амбициями, с его традициями, с его подозрительными и оценивающими взглядами: ну, что вы можете? Ты - новосибирский, и ты - таганрогская?
Солодова пришла с достоинством. Кому-то, возможно, она казалась сухарем, но это было не так. Она была умнее. И благоговейно относилась к театру.
Мы начинали репетировать многострадальный спектакль «Привидения» Ибсена, на котором сменилось четыре режиссера. Я - Освальда, она - Регину. Был хороший режиссер, но, как и мы, с периферии. Гоголева и Велихов сказали ему: «Вы этот спектакль в Малом театре поставить не можете». И ушли. Мы остались втроем: Солодова, я и режиссер...
Как вела Лиза себя в этой ситуации? Она больше молчала. Она была достойна. Лиза - это воплощенное достоинство.
И я благодарю судьбу, что имел счастье общаться с этим человеком. Я перед ней как перед личностью преклоняюсь. Перед личностью творческой. И человеческой. Она молодец, что не раскрывает свой внутренний мир, а бережет его.
Я Солодову вспоминаю как самое прекрасное в Малом театре. Бывает ли Елизавета Михайловна Солодова хоть когда-то довольна собой? В нашей беседе пару раз она вспомнила о своих удачах. Но и эти воспоминания были сдобрены изрядной долей юмора. Я спросила о ее киносудьбе. И вот что услышала:

Е.СОЛОДОВА: Когда я приехала из провинции - такая звезда на уровне Таганрога и Ростова - и меня пригласили в кино, я милостиво ответила, что буду сниматься. И услышала в ответ: «Да, со временем. В ролях матерей...» Так и случилось.

Первым в моей кинобиографии был фильм-спектакль «Васса Железнова», где я сыграла Рашель. Потом в двух фильмах снялась в роли Марии Александровны Ульяновой: «Казнены на рассвете» и «Первая Бастилия «. Этого вы никогда не увидите, потому что Владимир Ильич Ленин теперь не в чести. В рецензиях на фильм «Казнены на рассвете» только меня и хвалили... Я там выдала, конечно, встречу с Сашей в тюрьме. Сыграла так, что даже сама была довольна. Снимали картину на «Мосфильме». А «Первую Бастилию» - на «Ленфильме». Это фильм о студенческих годах Ленина.

А потом сняли фильм-спектакль «Дачники» Горького, где я играла Марию Львовну. Затем Андрон Кончаловский взял меня на мать в свой знаменитый «Романс о влюбленных»... Были еще какие-то фильмы - я сейчас уже и не помню.
Про себя Солодова говорит словно между прочим. Может вдруг пробросить фразу:»Я не считаю, что у меня получилась Любовь Яровая». Актриса не считает! А вот партнеры - о чем свидетельствует хотя бы восторженный монолог Евгения Семеновича Матвеева - и критики - считают. Но у Солодовой - свой счет к себе и к ролям. Она вообще предпочитает говорить о партнерах.

Е.СОЛОДОВА: У меня со Славой Барышевым очень хорошие отношения. В «Дяде Ване» с Виталием Соломиным в первой сцене у нас полное единение. Мы друг друга понимаем. Я вижу и верю, что он любит няньку. В жизни у него любовь другая, уже поздно ему влюбляться в меня, к сожалению.
Солодова опять шутит. И на сцене эта строгая актриса иногда может подшутить.

Рассказывает народный артист России Ярослав Барышев: - В «Князе Серебряном» во II акте Солодова - Онуфриевна выносит чашу, в которой намешивает разные зелья, чтобы дать Ивану.

И она однажды созорничала. Дело в том, что первая исполнительница этой роли, Галина Константиновна Скоробогатова, приносила из дому свою чашечку и наливала туда сладкого вина. А Солодова вынесла мне воды. И тут уж нужно было выкручиваться. А она на меня смотрела: ну, как ты из этой ситуации будешь выходить? А я и говорю: «Иди сюда, Годунов, попей сначала ты...»
Солодову я вообще воспринимаю как мать. Так сложились наши судьбы, наши творческие взаимоотношения.

В «Привидениях» Ибсена, когда я стал играть Освальда, Солодова сыграла мою мать, фру Альвинг.
В «Господах Головлевых» играла мою, Петра, бабушку, Арину Петровну.
В «Сыне», где я играл главную роль, Елизавета Михайловна играла мою мать.
В «Выборе», опять-таки, мою, Ильи Рамзина, мать. К которой приходит блудный сын. И она должна его не принять. Как она отказывала... Какая боль была за то, что сын приехал только на излете ее жизни. Представляете? Всю жизнь прожить без сына...
Я помню, как она играла. Со студенческих лет помню. Еще когда в «Любови Яровой» бегал в массовках, помню, как она закуривала папиросу. В этом простеньком жесте была судьба...

Говорит народный артист России Виктор Борцов:
- Как-то на радио мы записывали спектакль по пьесе Симонова «Так и будет». Солодова в нем играла военврача Греч. А в то время все бродило слухами о французском фильме «Кузен и кузина». И Михаил Иванович Жаров нам этот фильм рассказывал. И в какой-то момент, обратился к Солодовой: «Вот она такая, как ты была». Я подумал, что чего-то недопонял. А потом случайно увидел хроникальный сюжет какого-то юбилея, на котором была делегация Малого театра. А в ней - Солодова. Как она была хороша! Настоящая русская артистка, статная, одухотворенная.

Солодова, несмотря на ее 80 лет, не стала «старухой» в художественном понимании Малого театра. Где только и было, и есть это грандиозное амплуа. Оно - для характерных актрис. Елизавета Михайловна осталась героиней, но играющей роли немолодых женщин.
И я не забуду, как студентом видел ее в Оренбурге на гастролях в спектакле «Сердце не камень» в роли Веры Филипповны. А как хороша она была у Леонида Андреевича Волкова в «Живом трупе», в роли Лизы Протасовой. И спектакль был потрясающий.
Что мне импонирует в этой артистке больше всего - это уникальное рвение к работе. И дай Бог, чтобы она была.
В биографии Солодовой есть замечательные роли. Одна из них - в «Ретро» Галина. Почти анекдотичной истории о том, как дочь и зять решили просватать своего престарелого отца, а невесты, перепутав время, пришли все разом. По сути - истории пронзительно трогательной. Солодова сыграла в ней одну из трех невест.

Говорит постановщик спектакля народный артист России Леонид Хейфец:
- Прошло много времени, но Елизавета Михайловна Солодова осталась в памяти. После премьеры «Ретро» она написала стихи, посвященные мне. И это была ода.
Встреча с ними тремя - Елизаветой Солодовой, Марией Овчинниковой, Галиной Деминой - счастливая полоса в моей жизни. Мы все были влюблены друг в друга. Я их в порыве любви буквально носил по сцене на руках.
Солодова играла женщину строгую. Главное ощущение от ее героини - достоинство человека, всю жизнь отдавшего скромному делу, мало у нас оплачиваемому. Ее тема - это тема одиночества учителя на пенсии... Солодова замечательно это играла.
Солодовой объясняются в любви. И сама актриса, скупая на слова, нет-нет, да признается в этом прекрасном чувстве:

Е.СОЛОДОВА: Видите ли, всегда любишь тот состав, с которым репетируешь. Я ничего не имею против Марцевича в «Дяде Ване», но люблю, когда Войницкого играет Юра Соломин. Когда Войницкую играет Таня Еремеева. Хотя Ира Ликсо играет по-своему. Но в своп дом я прихожу, когда играют те артисты, с которыми мы этот дом обживали, выпуская спектакль.

Так же и в Снежной королеве «. Я люблю Лилю Юдину, которая играет Снежную королеву. Полюбила Степана Коршунова, играющего Кая. У нас есть на сцене взаимная симпатия. Люблю Валерия Бабятинского в роли Советника... Вообще я ценю погружение в материал. Я ведь на Чехове воспитана, как весь мой курс. Это не просто любовь - я словно срослась в этим художником. И когда кто-то пытается его «поправить» или «улучшить», то я думаю: «Черт побери! Ты бы добрался до него!»

Когда человек одарен, то одарен во всем. Истина спорная, но не в отношении к Солодовой. Вот пример:

Е.СОЛОДОВА: Мой муж работал главным инженером газового хозяйства Москвы. В системе Моссовета. Он был исконным интеллигентом, обожал театр... Но Богу тоже хорошие люди нужны. И Он забрал мужа очень рано. Я осталась вдовой, когда дочке было семь лет. А мне - 46. Я поздно родила, потому что Зубов ненавидел беременных актрис, грозил отобрать все роли...
Осталась с зарплатой в 250 рублей. А дочь надо было одевать. За 20 копеек я покупала выкройки на Кузнецком мосту и сочиняла такие платьица, что даже директриса школы, в которой Маша училась, сказала: «Вы ее что, готовите в Дом моделей ?» А я купила школьный материал по 6 рублей за метр, но подобрала воротничок и пуговички. Это была школьная форма, только линия изменена. Моя творческая жилка и в этом сказалась. Я делала интересные вещи...
Елизавета Михайловна - философ. И тоже незаурядный.

Е.СОЛОДОВА: То ли по радио, то ли по телевизору какой-то мудрец сказал, что жизнь - это воронка. Вот я родилась, и видите - какая округлая ширина, сколько интересов: и леса, и поля, и я расту, и папа, и мама, и братья, и институт... А потом воронка делается все уже, уже, и уже... Наступает момент, когда вообще остается очень мало ценностей. И надо, вероятно, быть самодостаточной.

- Я выучила «Отче наш...». И уже без молитвы не выхожу из дома. Видите, куда пришла, хотя я получила образование при советской власти. Я - атеистка, я только сейчас знакомлюсь, что такое христианство и вера. И понимаю, что вера людям необходима. Хотя в детстве меня крестили. Родилась я 16 января, в лютый мороз. Везти крестить было нельзя, чтобы не застудить, поэтому привезли священника в дом и окунули меня в какую-то посудину. Потом мне показывали чашу, в которой меня окрестили.

- «Торопитесь сказать человеку приятное». Это гениальная фраза. Я ее вычитала - и запомнила на всю жизнь. И еще недавно услышала:
Не живи уныло,
Не жалей, что было,
Не гадай, что будет,
Береги, что есть.
Все мои еще живые однокурсницы твердят мне:
- Ты счастливая!
- Почему?
- Ты работаешь в коллективе, у тебя есть ощущение, что ты нужна, ты играешь, ты занимаешься делом, в которое все мы влюблены. Ты счастливая!
Берегу, что есть. Малый театр для меня - это дар Бога. Приехать из Таганрога и быть определенное время его ведущей артисткой... Нет, не зря все мои говорят:»Ты счастливая!»
Живу ли я, умру ли я, Я все равно счастливая...


Светлана Овчинникова, 2004

16 января – юбилей народной артистки России Елизаветы Михайловны Солодовой. От всей души присоединяемся к стройному хору поздравлений и желаем Елизавете Михайловне крепкого здоровья, бодрости духа и, конечно, новых творческих предложений!

ПОЗДРАВЛЯЕМ С ЮБИЛЕЕМ!

16 января – юбилей народной артистки России Елизаветы Михайловны Солодовой. Без творчества актрисы невозможно представить себе Малый театр второй половины ХХ века, даже несмотря на то, что часто актрисе приходилось идти вслед за такими крупнейшими творческими личностями, как Д.В.Зеркалова, Е.Н.Гоголева, В.Н.Пашенная, дублируя их в спектаклях или создавая свои образы после них. Это тяжелое испытание, но талант и настойчивость актрисы помогали его преодолеть. Сейчас Солодову помнят, наверное, по одной лишь роли в фильме-спектакле «Васса Железнова». Рахиль Топаз, Рашель, революционерка, жертвующая своим личным счастьем ради идеи. Образ сильный и выразительный, достойно сосуществующий с такими художественными вершинами, как Васса Железнова Веры Пашенной и Прохор Храпов Михаила Жарова. К лучшим сценическим созданиям Елизаветы Михайловны Солодовой относятся Лиза Протасова («Живой труп»), Вера Филипповна («Сердце не камень»), Любовь Яровая, Артина («Птицы нашей молодости» И.Друце), Анна Греч («Так и будет» К.Симонова), Диана Владимировна («Ретро» А.Галина), Марина («Дядя Ваня»). Сейчас актриса выходит на подмостки лишь в одной роли – Бабушки в сказке Е.Шварца «Снежная королева». В день юбилея мы от всей души присоединяемся к стройному хору поздравлений и желаем Елизавете Михайловне крепкого здоровья, бодрости духа и, конечно, новых творческих предложений!

Наш собеседник – народный артист России Ярослав Барышев…

КАК НЕЖНА АКТЁРСКАЯ ДУША…

Наш собеседник – народный артист России Ярослав Барышев…

- Ярослав Павлович, как у Вас возникло желание поступить в театральное училище?

- Кажется, я всегда знал, что буду актёром. Откуда – объяснить не могу. Учился в 437-ой школе, что на Пятой Парковой улице. Это был хулиганский район, и в классе ко мне относились, как к чужаку. Помню, умер Сталин, 8 марта – день похорон. А у нас была замечательная учительница, при школе жила, настоящая русская нянька-мамка. И я пишу записку, передаю по классу: «Ребята, давайте соберём на подарок к 8 марта». Но ведь Сталин умер, какие уж тут праздники! И всё равно каждый сдал деньги на подарок. С тех пор у меня в классе не было ни одного конфликта. Я купил синюю вазу, и мы её подарили учительнице. Учился очень хорошо. Правда, когда я начал заниматься в Доме пионеров, появились тройки и двойки. Помню, ребята решили поиздеваться – нарисовали в стенгазете, как я стою на сцене, а сзади у меня на руке двойка красуется.

- Случайности часто вмешивались в Вашу судьбу?

- Да, и немало трагических. Родители мои погибли в автокатастрофе, в одночасье, в одну секунду. Мы ехали вместе – под Серпуховом это было. Я вылез из машины, лежал, захлёбывался кровью, меня привезли в детскую поликлинику… Помню, открыли окно, листва шумит… Отцу было тогда сорок пять лет, матери сорок два, мне восемнадцать. Я как раз первый курс училища окончил.


- Вы остановили свой выбор на Щепкинском случайно?

- Случайно. Меня сразу с первого на третий тур взяли. Пашенная была во главе комиссии. И только я начал читать, она сказала: «Спасибо, голубчик». Я понял: всё, меня здесь нет. И ушёл, глотая слёзы. А потом подумал: всё-таки надо зайти, посмотреть списки принятых в училище. И вижу: Соломин, Кононов, Павлов, Соболев, Даль… Барышев. Руководителем нашего курса стал Николай Александрович Анненков.


- Как же удалось Анненкову воспитать представителей таких разных театральных течений?

- Он был потрясающим педагогом. Но и курс, с моей, точки зрения, был настолько талантлив, что мы и сами себя, и друг друга воспитывали. Помню, как Анненков, то ли в шутку, то ли всерьёз, говорил нам: «Да не переживайте вы, просто говорите громче, вот и всё!» В результате Николай Александрович воспитал хороших актёров, дал нам потрясающую школу, и сохранил индивидуальность каждого. Взять Олега Даля – на кого из нас он похож? Ни на кого. Или Миша Кононов, Виталий Соломин, Сева Соболев – у каждого своя индивидуальность.

- А Вы, когда только начинали играть в театре, видели себя романтическим героем?


- Мне тогда говорили, что у меня редкое амплуа – характерный герой.

- Вы вспоминаете свой первый успех?


- Когда я пришёл в театр, первой моей большой ролью стал Шекспир в «Человеке из Стратфорда». Первую рецензию – «Удивительный дебют» написал Поюровский. После этого театр меня принял. Когда я читал сонеты Шекспира: «Её глаза на звёзды не похожи, Нельзя уста кораллами назвать…» – я ощущал, что такое вдохновение. Я очень хорошо понимаю Михаила Чехова, который писал, что пока не заражался эмоциональной мыслью, ничего играть не мог. А когда он эту стену пробивал – открывались шлюзы. Но так бывает после долгого труда. Всё-таки актёрское дело чаще всего – ремесло.

- Когда Вы приступаете к работе – это для Вас праздник, поход в неизвестность, открытие? Вы можете отказаться от роли?

- Я не отказывался ни разу в жизни. Но есть роли, которые я бы не стал играть. У меня странно получилось с ролью Ивана Грозного. Всё рождалось само собой: я знал, что Грозный здесь сделает так, а здесь – вот так… Я в «Царя Иоанна» вводился очень быстро – первый исполнитель, Саша Михайлов, попал в больницу. От чего я отталкивался — не знаю… Помню, как репетировал Франца в «Разбойниках». Пришёл в кинотеатр на Пушкинской, а там показывали гитлеровскую хронику. И вдруг я увидел, как Геббельс выступает. Его череп, его аскетизм… И я неожиданно понял: вот стоит Франц. И больше мне ничего не надо было! Хмелёв рассказывал, как репетировал «Анну Каренину». Что-то у него не получалось, а скоро премьера. И вот он идёт по улице Горького, и видит в витрине подвешенного на резиночке, трясущегося паука. Хмелёв остановился и стоял минут пятнадцать. И утром сыграл Каренина. Так у него сложился образ. Суриков создал свою боярыню Морозову, когда увидел ворону на белом снегу. Он всё ходил, мучился – как ему сделать композицию? И вдруг — ворона на белом снегу. Сразу родилась и эти сани, и эта бешеная, яростная женщина…

- В роли Ивана Грозного зло получается у Вас настолько обаятельным, что, кажется, не оставляет добру никаких шансов. Вам не страшно играть этого героя?

- Нет. Я такое наслаждение получаю, играя Грозного! «Иоанн» в переводе означает «Божья благодать», а он – Иоанн Грозный. Как это совместить? Он молился, разбивая лоб в кровь, и опричники его делали так же. В какой-то игре задавали вопрос: почему у опричников Ивана Грозного на лбу были шишки? Он сам молился до крови и их заставлял! В «Заговоре Фиеско в Генуе» я играл Джанеттино Дориа, о котором говорили: «Отвратительно прекрасен и прекрасно отвратителен». А Грозный писал музыку; его переписка с Курбским – это потрясающе! Когда он выдавал замуж одну из своих племянниц, то сам написал музыку и дирижировал при помощи посоха, который весил восемнадцать килограммов, хором из дьяков. Один дьяк сфальшивил, и Грозный, не сходя с места, дал ему посохом по голове – и продолжал дирижировать. Хорошие я две фразы вычитал у него. «У собаки есть хозяин, а у волка – Бог». И о себе: «Я не волк, а пёс смердящий».


- Трудно представить, что в образе Ивана Грозного Вы усматриваете что-то положительное…

- Если Грозный обаятелен, значит, есть в нём что-то и положительное. Ведь он искренне кается… Если представить себе, что у него на душе, и как он хочет, чтобы этого не было… Ребёнком он пережил ужас бунта, его мамка спасала. Он мальчишкой сидел под столом, и ему бросали кости! А как его бояре развращали! Они его воспитали – они и получили такого царя. Я думаю, он не был от природы жесток. О добре и зле можно спорить бесконечно. Ну, сыграй Раскольникова гадом с топором – получится совсем не то.


- Когда видишь Вас в роли Грозного, понимаешь, какое органичное врастание в эпоху, сколько книг прочитано…

- Да, кажется, всё, что можно было о Грозном, я прочёл. Ещё меня интересует пушкинская эпоха. Я столько читал о Пушкине! Он мне снился даже. Из прочитанных писем и воспоминаний у меня сложился его образ. Я любил сидеть в библиотеке, конспектировать… Сейчас уже редко это делаю.


- Вы несколько раз играли Пушкина...

- Это были телевизионные спектакли. Один из них ставил Михаил Казаков. Другой – он назывался «Зелёная лампа» — делала Наташа Кенигсон. По роли мне нужно было нести в руках пиалу, где горел спирт, – Пушкин с друзьями жжёнку пили. Мы всё отрепетировали, и оператор предложил наполнить пиалу ацетоном. Я говорю: «Ну, давайте». Наливают ацетон в пиалу, я иду во фраке, а там провода везде, мне говорят: «Ещё поближе!» – и я спотыкаюсь. Плеснул на себя, и руки загорелись – ацетон. Я смотрю на пожарников, которые в ужасе не знают, что делать. Тихо подхожу и ставлю пиалу на пол. Руки обгорели, меня везут в «Скорую помощь». Передача – через полчаса. Меня мажут чем-то, бинтуют, надевают белые перчатки, – и я в перчатках играю Пушкина.


- Боль-то какая ужасная!

- Ну… Молодой был. У молодого человека боль быстро проходит. Когда старше становишься – она сильнее, и физическая, и душевная.


- Есть ли места, где Вы душевно отдыхаете?

- Эрмитаж, Русский музей, Третьяковка и моя дача осенью, когда есть грибы… Как-то в Петербурге зашёл в Эрмитаж, ходил до вечера, охрана уже идёт за мной, закрывает залы. И вот я зашёл в зал, где две мадонны Леонардо. И попросил охранников: не выключайте свет, оставьте на десять минут, ведь никого нет… И они поверили мне, оставили, и я стоял один в этом зале… Незабываемое впечатление. Помню, как я увидел «Джоконду». У меня была знакомая – заместитель директора музея имени Пушкина. Когда к ним привезли «Джоконду», она позвонила и сказала: «Если хочешь, приходи в музей ночью, потому что днём будет очередь, как в Мавзолей». Я пришёл ночью, стоял, смотрел, но не было такого ощущения, какое я ожидал – наверное, стоило подготовиться, настроиться… А иногда прихожу в Третьяковку, бросаюсь к пейзажам Васильева. Он умер в двадцать три года. И когда я смотрю на его картины, то думаю, что в жизни важно не количество прожитых лет, а то, как ты успел себя выразить, реализовать.


- Вы пишете стихи, рисуете…

- Я много писал в юности. У меня есть философские стихи, некоторые появились под впечатлением от Пушкина. Хотел я написать стихотворение о Пушкине, долго вынашивал этот замысел – и не получалось. Так я и бросил, и не написал. Рисунки свои почти все раздарил, остался только большой портрет старухи с ребёнком. Сейчас не рисую. Этим нужно или заниматься каждодневно – или не заниматься вообще. Но, поскольку я очень люблю живопись, среди моих друзей много художников.


- А есть ли у Вас настольная книга?

- Библия.


- И давно?

- Давно. Иногда раньше Толстой лежал, Достоевский, Мережковский.


- Вы умеете врать?

- Совсем не умею. Сразу видно, что я вру.


- А вот если Вы подходите после спектакля к своему коллеге, а его работа Вам не понравилась?

- Не подхожу совсем. Если мне понравилось – только тогда подхожу и говорю.


- Работа с кем из Ваших коллег доставила Вам наибольшее удовольствие?

- С Кенигсоном. Мы с ним подружились со времён «Ярмарки тщеславия». Хотя всё равно иногда цапались.


- А он был трудный человек?

- Да нет, скорее коммуникабельный. После его смерти в спектакль, где мы оба играли, ввели одного актёра, третьего, — и я тогда понял, что такое Кенигсон. Хотя, наверное, все партнёры хороши, а если у тебя не всё получается, значит, ты сам виноват – что-то не доделал, не домыслил, не просчитал.


- Но Вы же не можете просчитать за партнёра!

- Должен, обязан. У нас такая профессия. Если не можешь — тогда играй один.


- Теперь всё чаще говорят о возрождении теле- и радиопостановок. Как Вы считаете, они нужны сегодня?

- По идее – нужны, но многое зависит от исполнения. Раньше, когда записывали спектакли на радио, можно было чётко представить себе персонажа, потому что у каждого актёра был свой голос. Своя интонация, свой тембр, выразительность. Сейчас актёров трудно угадать по голосам… А вот Смоктуновского, Доронина везде узнаешь.
Мне нравится, когда для телевидения снимают «живой» спектакль, из зрительного зала. Это совершенно другое ощущение – движение, мысль, экспрессия… А вот «Заговор Фиеско в Генуе» сняли на телевидении – и десяти процентов не осталось от того, что было изначально. То же самое – «Господа Головлёвы». Я как-то ещё мальчишкой слушал по радио спектакль Малого театра. Даже не помню, как он назывался, но там играла Хорькова. И я на всю жизнь запомнил, как она смеялась!

- Ваши любимые артисты?

- Луспекаев. У него был невероятный темперамент. И Жерар Филип, конечно, с его чувством меры, которого я ни у кого больше не видел. А уж обаяние – это что-то за гранью. Как он Сида, говорят, играл! Но мы можем судить о нём только по кино. Рассказывают, что после «Сида» пришли к нему гости, пошли они в кафе и молчат. И он, обиженно: «Что же, вам не понравился спектакль?» Вот она, актёрская натура – он ведь прекрасно понимал, что это здорово! Жан Вилар, когда стал главным режиссёром Театра народных окраин, написал директору письмо об актёрской жизни, судьбе – о том, что у каждого актёра должна быть комната, куда бы он мог привести друзей, и т.д. И в нем была такая фраза: «Вы поймите, что душа актёра ещё нежнее, чем душа поэта». Ведь поэты и художники независимы, а актёр подневолен.

- Ярослав Павлович, а что это была за история, когда Вы из Вячеслава (по паспорту) стали Ярославом? Расскажите, пожалуйста, широкой общественности!

- Это Олег Даль придумал. Мы репетировали отрывок из «А зори здесь тихие», кажется. Я был молодой, темпераментный, как говорится — прыгал на люстры. И Олег говорит: «Да какой ты Вячеслав? Ты – Ярослав, ярый ты!» И вот оттуда пошло – Ярослав, закрепилось с первого курса. А по паспорту я Вячеслав. Старшую мою дочь зовут Лада, Лада Ярославна. В документах записали как Вячеславовну. Одно расстройство. Когда мне давали Государственную премию, позвонили и говорят: «Вот мы пишем сейчас характеристику, и у нас сомнения, вы всё-таки Вячеслав или Ярослав?» Но это имя не я сам себе придумал, а мои товарищи.


- А Вы вообще счастливый человек?

- Счастье, как говорил Паскаль, даётся только подготовленным умам. Я счастлив, что у меня есть жена Галина, трое детей, которые очень талантливы, красивы, обаятельны. Они все выше меня ростом, даже дочь. Внучке моей 15 лет, так что я уже старый человек.

- Жена у Вас актриса?

- Нет, она кандидат наук, очень талантливый, умный, терпеливый человек. Дети все уже взрослые, младшему – двадцать один. Дочь окончила МГУ, юридический факультет, старший сын — выпускник Академии управления, а младший сейчас учится в «Плешке».

- И никто не стал актёром? Вы их отговаривали?


- Нет, наоборот, я говорил: давайте… Но они не захотели. Алёшка сказал: «Лучшим артистом, чем папа, мне трудно быть, а хуже я не хочу». А Серёжка говорил: «Папа, я смотрю на твою жизнь – да что же это такое? Денег нету, одни сплошные нервы. Зачем мне это нужно? «Плешка» лучше».

- Вы много раз бывали за границей, а где Вы чувствовали себя наиболее комфортно?


- Нигде, кроме России. Мой друг, художник Миронов, поехал на Кубу. И он рассказывал: «Вот стою я, передо мною океан и понимаю, что чувствовали эмигранты. Вот бы сейчас домой, через этот океан! Ну что я здесь делаю?» Вот русский человек такой: неделю – и всё. Домой, домой…

Материал подготовили Ольга Буткова и Ольга Петренко, 2001 год

15 января – юбилей народного артиста России Ярослава Павловича Барышева. С огромным удовольствием поздравляем актера и от души желаем крепкого здоровья, хорошего настроения и новых творческих предложений!

ПОЗДРАВЛЯЕМ С ЮБИЛЕЕМ!

15 января – юбилей народного артиста России Ярослава Павловича Барышева. Этого замечательного человека часто называют «последним трагиком России». Стоит только посмотреть на послужной список Ярослава Павловича и сразу станет понятна справедливость этого утверждения. Как мощно и подробно играет Барышев царя Ивана Грозного! Каким истинно рыцарским благородством веет от его Амиаса Паулета! С успехом играет актер и в комедийных спектаклях, создавая яркие образы без нажима и со вкусом настоящего художника. Таков Василий Иванович Беркутов в пьесе А.Н.Островского «Волки и овцы», таков и Евгений Сергеевич Дорн в чеховской «Чайке» - последняя по времени роль, сыгранная актером на сцене Малого театра. В давно идущий спектакль Ярослав Павлович внес новое звучание, свою ноту – ноту здоровой иронии. С огромным удовольствием поздравляем актера с юбилеем и от души желаем крепкого здоровья, хорошего настроения и новых творческих предложений!

ТАТЬЯНА ПАНКОВА: ЗАЧЕМ ДУШЕ ЛОГИКА?

На прошлой неделе старейшая актриса Малого театра народная артистка России Татьяна Петровна Панкова отметила 90-летний юбилей...

ТАТЬЯНА ПАНКОВА: ЗАЧЕМ ДУШЕ ЛОГИКА?

На прошлой неделе старейшая актриса Малого театра народная артистка России Татьяна Петровна Панкова отметила 90-летний юбилей. О том, почему именно Академический Малый театр стал её судьбой, об отношении «стариков» к молодым артистам и незабываемых концертах для бойцов в Великую Отечественную она рассказала корреспонденту ВЗГЛЯДа Андрею Морозову.

– Татьяна Петровна, несмотря на ваш юбилей, не хотелось бы напоминать про ваш возраст...

– (смеётся) Именно в моём возрасте возраст не скрывается.

– Мне кажется, что в ваши годы больше всего вспоминается юность. Или вы вспоминаете, как в первый раз вышли на сцену Малого театра?

– Я коренная ленинградка и никуда после окончания школы, а потом и университета уезжать не собиралась. В театр хотела пойти сразу после школы, но папа сказал: «Сначала получи профессию, а потом можешь заниматься ерундой».

– И вы «занимаетесь ерундой» по сей день?

– Да, по сей день, и могу сказать, что по-настоящему счастлива. Счастлива, что судьба послала мне такую профессию и что я служу в Малом театре. Его я узнала еще в Ленинграде, куда он часто приезжал на гастроли. Я целенаправленно поехала в Москву, чтобы поступить в Щепкинское училище при Малом.

– Удивительно, вы с таким восторгом рассказываете об этом. Вы и тогда так же искренне восторгались Малым?

– Мой восторг тогда был самым настоящим. У нас в семье было четверо детей – два брата и две сестры, и мы все ушли в театр. Правда, на этом пока всё и кончилось, племянники хотя и имеют творческие профессии, но в театре не работают.
Нас всех «испортил» театром старший брат. Он был очень высокий и статный, в массовках Мариинского играл воинов и алебардистов. Ещё он играл в Михайловском, Александринке, в БДТ учился и играл Софронова. Он приходил после спектаклей домой и потрясающе рассказывал, что такое театр. Для нас это казалось волшебством.
Во время войны он погиб. Сейчас артисты служат в театре Российской армии, а тогда в Ленинграде был КБФ – театр Краснознаменного балтийского флота. Когда началась война, он стал служить в агитбригадах, они ездили по фронту Балтийской флотилии с концертами. Во время одного выступления корабль попал на мину, и он вместе с другими в течение десяти часов спасал женщин и детей. Когда он сел в с последнюю шлюпку, то немецкий летчик на бреющем полёте расстрелял их.

– Вы понимали, что, кроме желания и восторга, в театре нужно много работать? Трудно было овладевать техникой речи, учиться мастерству игры?

– Не могу сказать, что было трудно. Мы, студенты были настолько счастливы что учимся в Щепкинском училище, что это счастье подменяло нам все трудности. Да, были крошечные стипендии, мы недоедали, но мы не замечали этого. По вечерам, собираясь, мы говорили только о театре, о театре, о театре!

Я благодарю судьбу, что она устроила так, что я служу в Малом театре. В Ленинграде есть немало хороших театров, но я мечтала попасть только в Малый, после того как увидела их спектакль «Дети Ванюшина». Я хотела играть в Малом.

– Почему?

– В нем осталось что-то от старой театральной школы, то есть мало было изображения. В тех «Детях Ванюшина» играл Рыбников. Как он рыдал, когда клал деньги для Леночки, которую опозорил его сын! Он рыдал по-настоящему. И вот тогда я решила, что хочу играть только вот так. Господь помог мне осуществить мою мечту – я поступила в училище при Малом театре.

– Ваше первое образование физико-математическое. В физике и математике больше рацио, а в актёрской профессии, как говорил мне ваш коллега Эдуард Марцевич , больше души.

– Сначала я считала, что потеряла время, учась на физико-математическом факультете, что мне надо было сразу поступать в театральное. Но знаете, любое образование – медицинское, физическое или химическое – развивает ум и логику и даже интуицию. Это очень помогает работе в театре.

– Зачем душе логика?

– Вы только не замечаете этого, но душа сама всё равно поступает логично.

– Ещё скажете, что и женское сердце может быть логичным?

– Конечно. Это логика чувств, но всё равно логика. Есть логика ума, а есть логика чувств, и она необходима актёру. Только тогда он сможет убедить зрителя и сам поймёт: «А ведь это действительно так и есть!». Эти ходы подсказывает сердце. Хотя кто-то из актёров ищет примеры из жизни, но это актёрская кухня. Безусловно, логика чувств необходима.

– Малый театр славился великими «стариками» и «старухами». Вам довелось не только общаться, но и играть с ними. Как они относились к молодым актёрам?

– Я пришла в Малый в расцвет наших «стариков». Но «старики» – это не возрастное, а амплуа. Вере Николаевне Пашенной было всего 56 лет. Какая же она старуха!
Моим учителем был художественный руководитель театра Константин Александрович Зубов, которому я благодарна всю жизнь, как и другим педагогам. Он говорил: «Своей волей я могу дать вам большую роль в первом составе. Но вам это не нужно. Пока есть «старики», идите за ними. Потому что со мной вы прошли школу, а с ними вы пройдёте университеты». Всё понимаешь позже, и эти слова были очень верными. Я играла в очередь с Пашенной и Кабаниху, и Кукушкину, и другие роли – имя им легион.

– Нынешний художественный руководитель Юрий Соломин рассказывал, что «старики» дарили разные подарки молодым актерам. У вас есть такие подарки?

– Это была традиция. В Малом театре очень много традиций – хороших, настоящих. Но главная была в самоотдаче на сцене. Болен ты, или в плохом настроении, или у тебя какая-то беда, но на сцене должна быть полная самоотдача. У Веры Николаевны Пашенной в три часа дня умер муж, который в спектакле с ней играл Ярового, а она Любовь Яровую. Вечером она играла спектакль, несмотря на такое несчастье. Таких примеров много.
Ещё одна традиция – отношение к сцене. За несколько минут до репетиции мы могли шутить, обсуждать выставку или какой-то спектакль, но как только актер вышел на сцену, он уже серьезен и только работает.
Что касается подарков, то как-то мне срочно пришлось заменить Пашенную и сыграть Ефросинью Старицкую. В 23 года играть семидесятилетнюю старуху!..
Я поздно начала играть роли своего возраста, молодых не играла никогда, и это тоже своего рода амплуа. Когда я пришла в уборную гримироваться, то меня ждало письмо от Пашенной, в котором она благословляла меня на роль и давала наставления: «Не забудьте что вот в такое-то место роли по темпераменту должно быть выше всего остального». И ещё она прислала мне бирюзовые серёжки.
Естественно, меняется время, меняются люди и, к великому сожалению, меняется – вы сами это, наверное, замечали – язык. Какие-то изменения есть и в нашем театре, но в основном мы стараемся придерживаться старых традиций. Как-то ко мне подошёл молодой актёр и стал говорить, что вот какой-то спектакль на его взгляд не совсем получился: «Это ведь не спектакль Малого театра». Я удивилась: «А откуда он это знает?». Как будто стены театра сообщили ему это.
Если говорить про взаимоотношения людей, то не все люди идеальны и общаются в основном поверхностно или могут совсем не общаться с друг другом. Но как только начинается работа, то всё это заканчивается и – только полная искренность между актёрами!

– У вас есть надежда, что молодые актёры сохранят традиции Малого театра?

– А они их сохраняют в разной степени. Не могу сказать, что все и что всегда. Очень на многое влияет сегодня время.

– Правда, что традиции – это нафталин?

– Нет, это неправда. Традиции – великая вещь. Англия существует благодаря традициям. Еще не известно, какой стала бы она, если бы не соблюдала их. А уж театр тем более.

– Но ведь всё развивается и меняется – был Пушкин, потом Маяковский, Цветаева, Евтушенко...

– Мы и Евтушенко можем поставить исходя из наших традиций. Наши традиции – это актер, который полностью себя отдает на сцене, который соблюдает речь и стих.

– Во время войны вы выступали на фронте. Сейчас есть такое понятие, как экстрим, у вас было что-то похожее тогда?

– Я два года ездила по фронтам с выступлениями и как-то раз мы играли спектакль в 700 метрах от линии фронта. Это было на Первом Белорусском фронте.

– Какие спектакли вы показывали бойцам?

– В первые дни войны на фронт выезжали наши старики – Остужев, Пашенная, Рыжова. С ними ездила и Варвара Александровна Обухова, двоюродная сестра знаменитой певицы. Она была драматической актрисой и еще она считалась бригадиром агитбригад.
Сначала мы показывали разные сборники, а потом стали играть и спектакли. Помню, что декорации для них делала Любовь Силич, потрясающая художница – она могла на полотне сделать такую декорацию, что можно было поверить, будто перед вам бревенчатая изба. С такими декорациями и реквизитом мы играли «Без вины виноватые», «Не в свои сани не садись» Островского, чеховские водевили.
Концерты был разные. Бывало, что актёр мог пойти выступать только один, например, на подводной лодке. И он шёл и читал матросам Чехова.
Знаете, вроде бы такое сочетание, как война и счастье, невозможно, тем не менее, я могу сказать, что на фронте я была счастлива – такая была в артистах востребованность!

– Было, наверное, что-то и запомнившееся на всю жизнь?

– Как-то раз мы с одним актером выступали в госпитале. Он начал читать какие-то смешные рассказы Чехова, но я обратила внимание, что бойцы отворачиваются. Тогда я попросила его закончить, дескать, у нас мало времени, и прочитала итальянскую сказку Горького про мать, убившую сына за измену Родине. И всё равно было заметно по настроению, что слушали не очень.
Когда я уходила, один боец – молодой парень лет 22 попросил меня подойти к нему. Я подошла. «Снимите с меня одеяло», – попросил он. Я сняла и увидела, что передо мной лежал настоящий обрубок – у него не было ног и одной руки. «Я хочу вас попросить, – сказал он мне. – Вы сможете написать моей жене всю правду про меня, ничего не приукрашивая? Напишите только правду – каким вы меня увидели. Напишите ей, что я не имею к ней никаких претензий, пусть она устраивает свою судьбу как хочет».

– Вы написали?

– Я ревела белугой, но написала. Отправила письмо. И через три дня в госпиталь приехала его жена и забрала его.
А один наш актер мирил семью – он с фронта ездил в тыл к жене одного бойца.


– Многие актёры любят рассказывать, что на протяжении всей жизни испытывали трепет перед сценой. Вы тоже можете так сказать?

– Могу. У меня тоже есть этот трепет.

– Да бросьте! Вы там каждую дощечку ведь знаете!

– Я наизусть знаю нашу сцену. Знаете, когда выходишь на неё, то как будто какой-то выключатель поворачивается в тебе. Вот даже сейчас: я пришла от врача, ночь не спала от боли, а в театре у меня уже ничего не болит и я готова скоро пойти на сцену. На ней с артистом происходит какое-то чудо. Рыжова играла на сцене Малого 70 лет, но перед каждым выходом крестилась, в каждом карманчике у неё лежал образок. Можно сказать, что наша сцена намолена.

«Взгляд», 15.01.2007