Очерк Алисы Никольской из книги «Звезды Малого театра». – М., 2002.
АЛЕКСАНДР КОРШУНОВ
Очерк Алисы Никольской из книги «Звезды Малого театра». – М., 2002.
Пой мне — это будет моей болью,
Это будет моей любовью:
Я услышу все, что ты мне споешь...
Ольга Тишина. «Пой мне»
Любовь сопутствует ему повсюду В театре, где он служит, его обожают коллеги, что редко бывает с теми, кто находится в несколько привилегированном положении. В его доме царит мир и согласие; он родился в этой атмосфере и привнес ее в собственную семью. Многочисленные поклонники согревают его ореолом зрительской любви. Наконец, сам он постоянно пребывает в состоянии влюбленности. В профессию, в жизнь, в людей, в свои роли и свою публику. Такие люди не имеют врагов. И — что бывает еще реже — не имеют завистников. К нему можно испытывать — в той или иной форме — только любовь.
Неудивительно, что практически все герои Александра Коршунова, сыгранные им на сцене, — люди с неистовой, обостренной любовью к жизни. Восприимчивые до болезненности, живущие так, словно каждый день для них последний, и нужно успеть ощутить, познать все до конца. И тем более неудивительно, что герои эти, за редким исключением, — не наши современники. Ибо Коршунов, кажется, рожден, чтобы воплощать на подмостках людей из другого мира. Таких, как он сам, поскольку наше время нещадно истребляет романтиков, остро чувствующих и заботящихся о состоянии своей души. Александр Коршунов — из тех редких счастливцев, сохранивших себя и нашедших возможность жить и творить, не идя на компромиссы с собой.
Как правило, рождающиеся в театральных семьях, за редким исключением, рано или поздно приходят на сцену.
Коршунов — представитель славнейшей театральной династии. Дед — знаменитый режиссер МХАТа Илья Судаков (это его под именем Фома Стриж вывел в «Театральном романе» Михаил Булгаков); бабушка — прославленная актриса МХАТа Клавдия Еланская; отец — актер и директор Малого театра Виктор Коршунов; мама — художественный руководитель Театра «Сфера» Екатерина Еланская. К слову сказать, теперь династию успешно продолжает сын Александра и его супруги, театральной художницы Ольги Коршуновой, Степан (кстати, именно отец сподвиг Степана на занятие актерством). Вобрав в себя лирико-героическое дарование деда, неистовый темперамент и обостренную чувствительность отца, Степан Коршунов на сегодняшний день — один из наиболее ярких молодых романтических героев московской сцены. Однако здесь от сравнений никуда не деться. Что же касается Александра Коршунова, то с самых первых появлений на сцене он поражал своей непохожестью. Не внешней — он и его мама практически на одно лицо. Непохожестью таланта. Неожиданностью до шока во всем — интонациях, манерах восприятия действительности. И по сей день сравнить его не с кем. Он уникален — и потому узнаваем. И за это любим.
Когда человек молод, ему свойственна тяга ко всему новому. Коллектив, куда перекочевал почти весь курс Александра Коршунова — выпускной курс Школы-студии МХАТа под руководством Виктора Монюкова, — так и назывался: Новый драматический театр. Коршунов до сих пор с нежностью вспоминает время, проведенное на этих подмостках: все-таки там произошло его «посвящение в профессию». Да и восемь лет в Новом драматическом никак нельзя назвать пустой тратой времени. Первыми крупными ролями артиста Коршунова стали Алеша в спектакле «Кто этот Диззи Гиллеспи?» (пьеса А. Соколовой, постановка В. Ланского и В. Богомазова), Полевой в «Разломе» Б. Лавренева (постановка В. Ланского) и следователь Андреев в драме Г Данаилова «Осень следователя» (режиссер А. Юников). И «лицо» большинства его последующих персонажей выявилось именно из тех, юношеских героев. Уже тогда все в один голос заговорили о его простодушном обаянии, потрясающей естественности, распахнутости,
умении сразу выбирать верную и чистую, как звук скрипки, интонацию. Алеша в исполнении А. Коршунова в спектакле «Кто этот Диззи...» — человек-музыка, человек-инструмент. Его струны поют от малейшего соприкосновения с реальностью. Поют то нежно, то больно. Он слушает не только музыку, но и саму жизнь, стараясь помочь научиться чувствовать всем вокруг. «Так и хочется выбежать на улицу и крикнуть: послушайте! Прислушайтесь к себе! То, что больно, так естественно. Так и должно быть — больно...» — говорит Алеша. Он устремлен навстречу своей заветной мечте: стать музыкантом подобно знаменитому «богу джаза» Диззи Гиллеспи, который для него — камертон действительности. Но мечта Алеши неосуществима, а удел его — одиночество. Поскольку обычным людям сложно вынести рядом с собой столь обостренно чувствующего человека. Непохожесть Алеши на других становится трагедией и для его любви к девушке Кате, ибо при всей чистоте, искренности и взаимности чувств их взаимоотношения разрушаются. Кажется, что в той давней работе, как в зеркале будущего, отражаются почти все последующие роли Александра Коршунова. Но особенно — чеховский Костя Треплев и Юрий — доктор Живаго. Тема живого, проблема поиска человеком себя, своего места в мире, прочувствована актером до мелочей и преподана с редкостной степенью откровенности.
Однажды, применительно к игре кого-то из великих, был упомянут термин «мучительно». Именно так — мучительно — сыграл Коршунов своего Живаго. Смиренно, горестно, до дрожи исповедально. Неуловимая трагичность присутствует в спектакле с самого начала, проскальзывая даже в безмятежных эпизодах беззаботной юности героя. Юрий Живаго все делает «через край» — любит, ненавидит, страдает и радуется. Но больше всего, конечно, любит. Эпизоды с Ларой — Ириной Мреженовой, женщиной, на какой-то момент ставшей для него смыслом жизни, подкупают своей невинностью в сочетании с неистовством чувств. Начиная с первого объяснения, когда он говорит, что-то поясняет, злится на себя, как школьник, — и вдруг порыв, резкий, как сквозняк, словно рвутся обнаженные сосуды, ведущие к сердцу, и наружу вырывается весь сумбур эмоций, сметая все на своем пути. Продолжая их внезапной встречей спустя годы, изменившие обоих, — в ослепительном луче света эти двое, сорвавшиеся с жизни, одинокие, словно на кораблике посреди бушующих волн, обезумевшие, живые, страстные, говорят о чем-то, боясь даже на секунду оторваться друг от друга. И заканчивая прощанием, моносценой Живаго, когда он читает стихи, то глухо, то срываясь на стон или крик, то утихая до шепота; его плечи опущены, как у старика, а глаза полны боли, переполняющей все его существо. Трагедия надломленной души звучит даже в политизированных моментах спектакля: Живаго мечется, плачет, его душа постоянно кровоточит, но он не заслоняет вечно больную рану и ходит с ней, выпрямившись во весь рост, хотя нередко голова его бессильно падает, и силы оставляют его. Как происходит и в момент его нелепой, бессмысленной смерти. «Я почувствовал, что надорвал что-то в себе», — говорит он, делает еще несколько шагов, чуть быстрее других подавшись вперед на повороте воображаемого трамвая, — и падает плашмя, тихо, как сломанная ветка. Гибель, не ставшая освобождением. Коршунов играет трагедию в чистом виде, без социальных примесей, выводя на первый план простое и вечное, возвышая судьбу пастернаковского героя до космических масштабов.
Вспоминая роль Живаго, перебирая в памяти другие, столь же пронзительно сыгранные Александром Коршуновым роли, невольно задаешься вопросом: откуда в таком спокойном, даже тихом человеке, поглощенном внутренним самосозерцанием и созиданием, такая буря страстей? Распространенное мнение, что, прежде чем сыграть чувства, надо их преодолеть, в данном случае разбивается вдребезги. Да и не выдержит ни один живой человек столько, сколько переживают на сцене герои Коршунова. А сам актер хранит эту тайну в своей душе, за семью печатями, предоставляя поклонникам биться над загадкой его таланта. Но сделаем еще один кивок назад.
Другой заметной ролью времен Нового драматического стал для Александра Коршунова Андреев, молодой ответработник из спектакля «Осень следователя». Только что получивший назначение, впервые переступивший порог собственного кабинета специалист, человек честолюбивый, наделенный деловой хваткой и хроническим правдолюбием. Внимательно наблюдая за его словами и поступками, мы вскоре узнаем, что он не в восторге от своей службы, что мечталось ему стать адвокатом. А тут еще старое запутанное дело свалилось на его плечи... При всем социальном пафосе пьесы режиссеру и актерам удалось вытащить на первый план психологию взаимоотношений и сделать акцент на этом. Дуэль немолодого, потерпевшего моральное крушение следователя Петрова (Г. Короткое, ныне артист Театра имени Моссовета) и энергичного напористого Андреева становится наиболее интересной в спектакле. Ибо при всей огромной пропасти между ними эти двое оказываются очень близкими друг другу людьми. Только методы борьбы у них разные, и бескомпромиссность Андреева оказывается результативнее для дела, поскольку его не тяготят личные мотивы. Коршунову удалось сыграть Андреева не человеком-схемой, эдакой машиной правосудия, а живым человеком, наделенным мягкостью, обаянием, добротой и завидным чувством юмора. Решения его порой выглядят необдуманными — будто он лихо играет в какую-то детскую игру, а в это время на его симпатичной физиономии отражается азарт охотника, заводящий его порой в рискованные ситуации. Однако история с успешно завершенным «старым делом» заканчивается для Андреева серьезным жизненным переломом, окончательным взрослением души, возможностью иного взгляда на вещи. И — последующим путем наверх. Что можно сказать и о самом Коршунове.
Однако все хорошее когда-нибудь кончается. Наступил момент, когда Александр Коршунов вновь ощутил стремление к новому. Можно даже точно зафиксировать, когда это произошло: в 1983 году, после выхода спектакля «Маленький принц» в постановке Екатерины Еланской, ставшего поворотным как для режиссера, так и для исполнителя главной роли. Позже, уже на подмостках собственного театра — Театра «Сфера» — Еланская восстановит этот спектакль, и Коршунов снова будет играть главную роль. Вернее, даже две роли, соединенные в одну: Летчика и Маленького принца. Придя на просмотр и заглянув в программку, поначалу трудно отделаться от чувства удивления: главный герой — собственно принц — в перечне действующих лиц отсутствует. И когда на сцене впервые возникает Летчик, никак не можешь понять, что это за человек и зачем он ведет такие странные диалоги с самим собой? Однако вскоре начинаешь осознавать сложность и точность режиссерской задумки. Оказывалось, что Маленький принц существует в этом человеке в качестве alter ego, в котором собрано все чистое, светлое и прекрасное, все истины бытия, познающиеся лишь через детскую открытость души, наивность и свободу от условностей и предрассудков «взрослого» мира. И Маленький принц живет в каждом из нас, только надо уметь открыть его в себе и уберечь, ведь он такой хрупкий и так легко может исчезнуть. А потерять его опасно. Но уже хорошо однажды проникнуться им, чтобы хоть на миг осознать полноту жизни.
При всей спорности достоинств Театра «Сфера» надо отдать ему должное. В этом театре Александр Коршунов сыграл, может быть, наиболее выявляющие основные грани его актерского таланта роли: Юрия Живаго в спектакле «Доктор Живаго» по Б. Пастернаку, и Максудова в «Театральном романе» М. Булгакова, «маленького человека», неизлечимо больного театром, трагически-восприимчивого и задыхающегося от любви к неизведанному, безумному, но такому изумительному творческому миру.
Однако «Сфера» «Сферой», а после ухода из Нового драматического театра основным домом Александра Коршунова стал Малый театр, где актер успешно служит по сей день. И не просто служит, а является едва ли не самым востребованным актером в труппе. На данный момент в его репертуаре семь спектаклей, а за плечами еще две режиссерские работы. А иного и быть не могло — уникальный талант всегда должен быть употреблен по назначению. Практически каждый режиссер, приходя на постановку в Малый, находил в Коршунове «своего» актера, и у последнего сложился такой репертуар, что хоть сейчас орден давай.
А началось все с режиссера Владимира Седова. Его спектакли «Накануне» по И.С. Тургеневу и «Сон о белых горах» по В. Астафьеву дали возможность молодому актеру ярко дебютировать на новых для него подмостках. В лирическом, кружевном и вместе с тем заостренном тургеневском повествовании Коршунов сыграл скульптора Павла Шубина, человека обаятельного и одаренного, но с потребительским отношением к жизни. Он постоянно чем-то увлечен, хватается то за одно дело, то за другое, ничего не доводя до конца. Ему свойственна пылкость и впечатлительность, однако он рациональнее своего друга и антипода Берсенева, идеологические споры с которым — одна из наиболее важных линий в спектакле. Шубин — Коршунов везде и во всем желает быть «нумером первым», вне зависимости от целей и обстоятельств. Помимо всего прочего актеру удалось замечательно уловить общую интонацию и органично вписаться как в стилистику, так и в ансамбль Малого театра. Более того, рецензенты того времени отмечают и несказанное удовольствие артиста от пребывания на театральных подмостках, что ощущалось как в зрительном зале, так и на сцене.
«Сон о белых горах» — работа принципиально иного плана. Образ полуграмотного таежника Акима, пожалуй, был самым сложным в спектакле, и задачи, возложенные на Александра Коршунова, оказались весьма трудны. Поскольку роль Акима не только самая большая по объему, но и стержневая, главная, в ней воплощена авторская идея естественной, природной, не испорченной цивилизацией человеческой души. Но молодой актер не только справился с фактурой роли, но и полностью вжился в нее, полюбил сам и заставил зрителей полюбить своего героя. Внешняя характерность оказалась не менее важна, чем психологическая достоверность: кажущаяся заурядность облика — простенькая одежда, курносое лицо, растрепанные волосы, неуверенная манера поведения — только самое начало разговора. Порой думается, что это даже не столько его черты, сколько упрек нам: часто ли вы способны увидеть за этим большее, истинное? Неспроста этот герой напоминает другого непонятого и отвергнутого жизнью — князя Мышкина.
...Когда охотник-зимовщик Аким находит в своей избушке на далекой Энде постороннего человека — тяжелобольную, в беспамятстве девушку, он поначалу не испытывает ничего, кроме досады и брезгливой жалости. Рушатся планы, уходит дорогое время, явственной становится угроза погибели в зимней тайге — ведь за больной нужен уход, а запасов в избушке на одного... Перед нами разворачивается — где в шутку, где серьезно — драма постижения человека человеком: через страдание, сочувствие, страх, боль, отчаяние, надежду. Выхаживая больную, Аким попутно преподает ей нехитрую школу жизни («Оне свою только боль слышат, свою только жисть ценят!»). Но за понимание, привязанность, любовь платится цена неимоверная, тяжелая. Ибо подобные чувства столь же фантастичны и в нормальной жизни несбыточны, как сон о белых горах, которыми и грезит Аким.
На недостаток ролей Коршунову никогда не приходилось жаловаться. В самом начале его службы в Малом случились как крупные работы, так и небольшие, но заметные в каждом спектакле. Неожиданно открылось комедийное, даже фарсовое дарование актера, подкрепленное соответствующими ролями. Был «недоросль» Митрофанушка из спектакля Виталия Иванова по «Недорослю» Д.И. Фонвизина, сыгранный Коршуновым с изрядной долей лукавой иронии, и в чем-то схожий с ним придурковатый Мироша в знаменитых «Холопах» П.П. Гнедича в постановке Бориса Львова-Анохина, и находчивый слуга Ковьель в довольно неудачном спектакле «Мещанин во дворянстве», сделанном совместно с Камерным театром Тель-Авива, и — несколько позже — Гаврило в «Горячем сердце» А.Н. Островского режиссера Бориса Морозова, «маленький человек», наделенный большой любовью, согревающий своим теплом тлеющий уголок, неказистый, неприметный, но с чистой и прозрачной душой. А потом — хотя, быть может, чересчур потом — случился Константин Треплев в «Чайке», роль-мечта и роль-опасность для всех, кто с ней соприкасался.
А.К.: «Я не могу сказать, что мечтал об этой роли. Но действительно, и радость, и опасность были, потому что любой актер может мечтать о такой работе, а с другой стороны — она небезопасна по-человечески. Потому что в Треплеве есть высокая степень ранимости, незащищенности юности, которой свойственна и энергия, и талант, и вера в то, что все будет так, как мечтается, но есть и эта незащищенность от ударов судьбы. Каждый из нас сталкивается в жизни с таким моментом перелома, когда не получается то, что хотелось, и человек либо должен обрести сильную веру, либо какую-то опору, защиту. А Треплев и не обрел веры, и не защищен, и он отказался дальше участвовать в жизни.
Чеховские пьесы вообще очень сложно играть. Хотя он пишет совершенно разные характеры, но он сам словно рассыпан в каждом из персонажей. Нужна очень глубокая работа, какой-то особый настрой души, чтобы иметь возможность раскрыть написанное им».
Треплев Александра Коршунова — человек мятущийся. Даже мятежный. «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой...» Его требования ко всему — к жизни, к творчеству, к любви — непомерно высоки, и поэтому он создает массу неудобств окружающим: и беззаботной Аркадиной (Ирина Муравьева), и равнодушной Нине (Инна Рахвалова), и самоуверенному ограниченному Тригорину (Юрий Соломин). Костя Треплев с его устремленными в небо глазами, пронзительным, слышным в каждом пыльном закоулке голосом, в котором звенит радость, то и дело переходящая в слезы, — невольно, словно прокурор, незаслуженно строго осуждающий жизнь и образ мыслей всех вокруг. Он становится их совестью, но даже не подозревает об этом. И потому так болезненно для него непонимание матери и любимой девушки, так горько он переживает свои творческие неудачи. Со свойственным всем молодым людям максимализмом Треплев стремится к идеальному во всем, требуя этого и от остальных. Не желая понимать, что людям удобно так, как они существуют, что его идеализм им просто мешает. Как, впрочем, и он сам. Странный, почти блаженный и почти безумный «человек-артист», родившийся не в свое время и не в своей среде. Легкий, порывистый и в то же время немного неуклюжий, неловкий, он напоминает крылатое существо, созданное для полета, но еще не научившееся управляться со своими крыльями. В какой-то момент он вспархивает бабочкой — чтобы потом упасть вниз камнем. Особенно болезненно последнее падение: осознание. К гибели Костю Треплева привело осознание того, что его энергии и таланта не хватит, чтобы изменить общество. Скорее общество засосет его, превратив в посредственность. В сцене перед самоубийством он настолько спокоен и умиротворен, что только в одной случайной реплике, вернее, даже в интонации, прорывается гнетущая боль, поглотившая его, словно песчинку. Боль, от которой только одно спасение. Ничего, впрочем, не изменившее.
Вообще Александра Коршунова по жизни преследуют писатели. Не в буквальном смысле, конечно, — на сцене. Подавляющее большинство его героев — литераторы. И уже упоминавшийся Максудов, и Костя Треплев, и еще один Константин: Мастаков из малоизвестной пьесы М. Горького «Чудаки». Последний спектакль примечателен еще и тем, что здесь Коршунов впервые попробовал себя в качестве режиссера. Правда, нельзя не заметить, что на том этапе Коршунов-актер переиграл Коршунова-режиссера. Притом что спектакль получился цельным, грамотно сделанным, с оттенком милой старомодности. В центре его — образ незадачливого литератора, очень схожего по сути своей с чеховскими героями-мечтателями: тем же Треплевым, Петей Трофимовым (тоже в свое время сыгранным Коршуновым), дядей Ваней. Поначалу возвышенный и искренний фантазер, Мастаков на глазах мельчает, превращаясь в капризного, обидчивого и беспомощного мальчишку, по-детски ищущего защиты у едва не преданной им жены. Незащищенность его оборачивается никчемностью, гордая нелюбовь к страданиям — слабостью. Ни как сильный мужчина, ни как творец он не состоялся. «Плохо знает себя, живет, играя, как во сне живет, и верит в сны», — скажет о Маста-кове его жена. Однако сны, уход в призрачную реальность для Мастакова — единственный способ примириться с реальностью. И в какой-то степени — сохранить себя, свою душу, пусть и ничем не примечательную для общества. «Чудаки», при всей их технической неровности, для Александра Коршунова стали программными, ибо тема взаимоотношений поэтической души с действительностью — одна из основных во всей его творческой биографии. И речь не только о сыгранных ролях...
Однако режиссура, видимо, прочно засела в голове Александра Коршунова, и два года назад на подмостках Малого (а точнее — на Малой сцене филиала театра) появился спектакль «Трудовой хлеб» по опять-таки малоизвестной пьесе программного для этого театра драматурга А.Н. Островского. Здесь уже Коршунов совершенно справедливо решил не смешивать актерскую и режиссерскую профессии, что, безусловно, пошло на пользу спектаклю. Ибо в нем — чего не хватало предыдущей работе — появилась и мастерски выстроенная атмосфера, и точная, до ювелирности, проработка характеров. Оттенок симпатичной старомодности становится частью воздуха спектакля. Да и герои выглядят словно только что из другого времени — времени написания пьесы. Коршунов-режиссер необыкновенно любит своих подопечных, сочиненных Островским, наблюдая за нехитрыми перипетиями их жизни с нежностью и сочувствием. Кажется, что он вложил себя в каждую их улыбку и слезу, в их любовь, радость и переживания. Никому при этом не отдавая предпочтения — и актерский ансамбль получился ровным и гармоничным. При всей скромности и интеллигентности спектакля ему не удалось избежать одного — громкой шумихи вокруг него (одно выдвижение на «Золотую маску» чего стоит). Однако сей поток комплиментов не пошел во вред режиссеру. Во всяком случае, Александр Коршунов никогда не был замечен в погоне за почестями. Он — из тех тихих творцов-созидателей, кто спокойно делает свое дело, полагаясь на тех, кто захочет понять и оценить.
Сейчас в театре полным ходом идут репетиции «Пучины» того же Островского. Премьера уже на подходе. Думается, что режиссерская манера тоже должна «устояться», и оттого есть ощущение, что третий спектакль Коршунова-режиссера окажется еще лучше.
Поначалу, когда вдумываешься в природу режиссерского дарования Александра Коршунова, заходишь в тупик. Поскольку режиссура обязательно предполагает внутреннюю жесткость, которую в нашем герое при всем желании разглядеть не получается. Однако калейдоскоп ролей Коршунова немного приоткрывает завесу над этой загадкой. Ибо среди них помимо трагических романтиков с открытой душой наблюдаются и люди четко мыслящие, требовательные, способные на жестокие решения и поступки. Вернее, такой человек один: Борис Годунов из исторической трилогии А. К. Толстого «Смерть Иоанна Грозного» (занятно: Коршунов сыграл зятя Малюты через четыре года после того, как сыграл его сына, Максима Скуратова, в спектакле «Князь Серебряный» по пьесе того же А.К. Толстого). В спектакле, поставленном В. Драгуновым, две основные сюжетно-психологические линии, тесно сплетенные между собой. Одна, идущая по ниспадающей, — постепенное угасание сил и возможностей великого Иоанна Грозного (эту роль по сей день играет Александр Михайлов). Вторая же, наоборот, стремительно рвущаяся вверх, — политическое становление шурина царя, Бориса Годунова. Годунов Александра Коршунова приковывает к себе внимание с первой же сцены, когда думные бояре судорожно решают, кому наследовать корону. Он сидит себе в отдалении, делая вид, что происходящее касается его в наименьшей степени, но точно вникая в каждое произнесенное слово. И когда приходит его очередь, он высказывает соображения, наиболее выгодные как стране, так и ему лично, заручаясь тем самым поддержкой как царя, так и бояр. Этот Годунов — человек жесткий, даже жестокий, его поступки не прямолинейны, а ум изворотлив и хитер. Однако его жестокость не бездумна, а если эгоистична, то в меру. Среди суетящихся бояр, у которых эмоции явно превалируют над разумом, Годунов выглядит единственным, кому свойственно здравомыслие и даже мудрость.
Он трезво оценивает и сложившуюся в стране ситуацию, и психологический настрой людей, «зацепляя» любую проблему, исходя из ее корней. Его дар убеждения вкупе с пламенностью речей пленяет даже самых недоверчивых, и никто не в состоянии угадать, что же у него на уме на самом деле. «Сел ниже всех, а под конец стал первым», — ворчат завистники, в глубине души восхищаясь деловыми качествами Годунова. Он прогибается перед Иоанном, но не теряет при этом своего достоинства, зная, что это — необходимая часть политической деятельности. Становясь нужным царю, Годунов способен даже снести унижения (великолепна сцена, когда Иоанн, рассердившись на дерзость шурина, пинает его сапогом в спину, повергая тем самым на колени, а тот подчиняется, но без сломленности). Осознавая тем самым, что поведение Иоанна продиктовано не самодурством, а страхом — и страхом вполне закономерным. Александр Коршунов в этой роли напрочь перечеркивает представление о себе прежнем: у него меняются и движения — не остается и следа от легкости и порывистости, они сменяются армейской четкостью и выверенное тью, — и голос, из которого исчезают привычные звенящие нотки, уступая место глухим интонациям и резкому отчеканиванию слов. В противовес другим героям Коршунова, в первую очередь живущим чувствами, Годунов — воплощение чистого разума. И эмоции, им испытываемые, диктуются разумом, а не наоборот. Это первоклассное качество для хорошего политика, каковым Годунов и является в первую очередь. Наглухо закрытый перед людьми, он раскрывается только в пылких, страстных монологах, вырывающихся из глубины его существа. «Моя душа борьбы и дела просит; я не могу мириться так легко», — восклицает он. Его поступки не всегда лицеприятны, он без колебания отправляет людей на смерть, диктует свои условия, плетет интриги без единого узелка. Причем делает это легко, ничем не выдавая, что ему это стоит. «Вчерашний раб, татарин, зять Малюты» — пушкинская характеристика очень подходит к Годунову — Коршунову. Режиссер и художник всячески подчеркивают его непохожесть на остальных, даже за счет костюма: в противовес белым одеяниям бояр Годунов предстает в черном кафтане с кроваво-красной рубахой. Плащ, однако, у него белый, но подкладка черная — простое, но точное решение показа двойственности натуры. Сыграть двойственность становится самой важной задачей для Коршунова. Ибо его Годунов, при всей жестокости, — не злодей. Он идет путем страшных дел, понимая, что в государстве, где он живет, иного пути к процветанию нет.
А. К.. «В Борисе Годунове, если сравнивать его с другими моими ролями, больше каких-то несовпадений с моим внутренним миром. Мне несвойственна жестокость, которой этот человек, безусловно, обладал в истории. Но в этой роли для меня важно то, что это тип общественного деятеля, который хотел у нас, в России, в тот момент, когда все разваливалось, доказать, что все может быть хорошо. Это трагизм личности, которую обстоятельства заставляют идти не прямым путем, грешить и в конце концов совершить тот грех, который уже нельзя преодолеть. Может быть, другой, придя к власти, этого бы не ощутил, а Борис все-таки чувствовал над собой рок. Я играю только первую часть трилогии, когда Годунов только подходит к этому, первые моменты перелома человеческой личности. Это мучительный процесс, и мне хотелось бы дать понять, что это не оголтело рвущийся к власти человек, а крупная, незаурядная личность».
Однако не все знатные особы, сыгранные Коршуновым, могут называться крупными личностями. Хотя, быть может, иные из них таковыми стали, если бы не трагические обстоятельства, из-за которых одни только закаляются, а другие — безвозвратно ломаются. Как принц Эрик — будущий шведский король Эрик XIV, старший сын великого монарха Густава. В масштабной исторической хронике Августа Стриндберга «Король Густав Васа», поставленной на сцене Малого выходцем из России шведским режиссером Александром Нордштремом, Эрик в исполнении Александра Коршунова становится самой болезненно-трагической фигурой. Поначалу он производит не самое благоприятное впечатление: нервный до истеричности, слабый до безволия, с судорожными движениями и срывающимся голосом, постоянно всем и всеми недовольный, ругающийся и сетующий на жизнь. Контраст его красно-оранжевого камзола с приглушенными строгими тонами высоких стен города и одеяниями остальных героев на первый взгляд кажется вызывающим и вульгарным. Да и эпатажное поведение, не сходящие с уст проклятия в адрес отца — по мнению Эрика, кровавого негодяя, по трупам идущего к власти, — не добавляют уважительного отношения к принцу. Однако чем дальше, тем больше проникаешься неистовой болью, которой переполнено нутро этого человека, болью, которая столь велика, что ее приходится прятать под маску вечного шута (а именно так воспринимают принца все при дворе, включая самого Густава, давно перестав относиться к нему всерьез). Кажется, что Эрик нарочно эпатирует всех, кто находится вокруг, своими бесконечными кутежами и пьяными выходками, дабы пробить стену равнодушия, воздвигнутую между ним и остальным миром. Пылкостью души, открытой для страданий, подвижностью психики, гордостью в сочетании со сломленностью Эрик — Коршунов напоминает другого принца — шекспировского Гамлета. Только судьба его еще драматичнее. Вместо обретения спокойствия в забвении Эрика ожидает еще долгий путь, трон и корона, любовь, интриги и множество всего другого, из чего составлена жизнь. Правда, радости ему это не доставит. Тот, у кого сердце нараспашку, а каждое дуновение ветра оставляет рану в душе, обречен на постоянные мучения. Правда, думается, что, представься ему выбор — остаться собой или научиться жить только разумом, задавив при этом возможность обостренно чувствовать, — он остался бы при своем.
Правду говорят: аппетит приходит во время еды. В том числе и аппетит к работе. Александр Коршунов сегодня — один из самых занятых актеров в своем театре. Но этого ему кажется мало. И мало даже успешно осваиваемой режиссуры. Недавно Коршунов принялся за едва ли не самую сложную театральную профессию: преподавание. В прошлом сезоне на спектакли выпускного курса Щепкинского училища мастерской Александра Коршунова ломилась вся Москва. Люди разного рода занятий и разного градуса скептицизма единодушно признавали, что такого удачного подбора студентов давно не приходилось видеть.
Сумасшедшая наша жизнь, постоянная борьба, неистовое кружение не всегда здоровых страстей, как правило, сказываются на людях не самым лучшим образом. Особенно на людях творческих — тех, кто сильнее, обостреннее ощущает действительность, чья психика более восприимчива и легче разрушаема. Однако Александр Коршунов нашел свой рецепт примирения с реальностью, свою очень простую возможность сохранить себя.
А. К.: «Способ один — верить и любить. Как угодно. Другого выхода нет и не дано. Конечно, мы недостаточно сильны, и всякое может случиться. Тот же Мастаков в «Чудаках» — он где-то играет, он и сам сознается, что бежит от действительности ради того, чтобы сохранить в себе что-то. Он совсем не идеальный человек, может и грешить, и заблуждаться, но в нем есть свет. Свет, без которого нельзя прожить никому из нас».
