03.11.2005
Подробнее
ДИАЛОГИ О КУЛЬТУРЕ
ДИАЛОГИ О КУЛЬТУРЕ
Предлагаем читателям сайта познакомиться с записью передачи «Диалоги о культуре», которая вышла на «Радио России» 19 февраля 2005 года и была посвящена спектаклю Малого театра «Чайка»...
Предлагаем читателям сайта познакомиться с записью передачи «Диалоги о культуре», которая вышла на «Радио России» 19 февраля 2005 года и была посвящена спектаклю Малого театра «Чайка»...
ДИАЛОГИ О КУЛЬТУРЕ
Предлагаем читателям сайта познакомиться с записью передачи «Диалоги о культуре», которая вышла на «Радио России» 19 февраля 2005 года и была посвящена спектаклю Малого театра «Чайка». В обсуждении спектакля приняли участие актеры Ирина Муравьева, Вячеслав Езепов, Александр Коршунов, Валерий Бабятинский, Валентина Светлова, Ольга Молочная, режиссер-постановщик Владимир Драгунов и художник-постановщик Александр Глазунов. Программу подготовила и провела Людмила Борзяк.
«Диалоги о культуре», 14,4 Мб
Предлагаем читателям сайта познакомиться с записью передачи «Диалоги о культуре», которая вышла на «Радио России» 19 февраля 2005 года и была посвящена спектаклю Малого театра «Чайка». В обсуждении спектакля приняли участие актеры Ирина Муравьева, Вячеслав Езепов, Александр Коршунов, Валерий Бабятинский, Валентина Светлова, Ольга Молочная, режиссер-постановщик Владимир Драгунов и художник-постановщик Александр Глазунов. Программу подготовила и провела Людмила Борзяк.
«Диалоги о культуре», 14,4 Мб
02.11.2005
Подробнее
Актёры занятые в спектаклях с 1 по 6 ноября 2005 года.
Актёры занятые в спектаклях с 1 по 6 ноября 2005 года.
Актёры занятые в спектаклях с 1 по 6 ноября 2005 года.
1 ноября, основная сцена, «Не было ни гроша, да вдруг алтын»: И.А.Ликсо, А.И.Охлупина, К.Е.Блохина, О.А.Чуваева, Т.И.Короткова, И.А.Жерякова, Е.О.Порубель, Л.Г.Кичанова, Л.С.Аникеева, Т.Н.Рыжова, А.М.Жарова, Е.А.Кулешова, Н.В.Казинас, Гартина, Липина, Э.Е.Марцевич, А.В.Вершинин, Г.Д.Сергеев, В.В.Дахненко, В.Г.Богин, В.А.Сафронов, Г.Ю.Оболенский, А.Т.Манке, Г.Скряпкин, А.Р.Хомятов, Малец, Ильичев, Гера Брижак.
1 ноября, сцена на Б.Ордынке «Свадьба, свадьба, свадьба»: Е.Г.Харитонова, А.Н.Евдокимова, О.Г.Жевакина, Л.В.Ещенко, С.Г.Аманова, Л.Г.Кичанова, М.И.Фомина, Н.П.Швец, З.Е.Андреева, А.С.Потапов, Г.В.Подгородинский, В.А.Низовой, А.К.Вахтеров, В.А.Коняев, А.В.Коршунов, А.М.Торопов, К.В.Демин, В.В.Бунаков, В.А.Дубровский, Д.Д.Кознов, М.Г.Фоменко, В.А.Андрианов, А.Н.Анохин, С.А.Вещев, И.С.Григорьев, Е.В.Арановский
2 ноября, основная сцена, «Лес»: Л.В.Юдина, В.В.Андреева, Н.А.Титаева, А.М.Жарова, О.С.Мартьянов, А.М.Торопов, Ю.И.Каюров, А.С.Потапов, Д.Н.Солодовник, А.Е.Фаддеев, А.Ю.Ермаков, С.С.Еремеев.
2 ноября, сцена на Б.Ордынке, «Пучина»: О.А.Чуваева, А.И.Охлупина, О.Л.Пашкова, Д.Н.Подгорная, Е.М.Базарова, И.В.Тельпугова, И.А.Жерякова, Л.В.Ещенко, Липина, П.Бородкина, А.В.Коршунов, Д.Н.Зеничев, Д.Д.Кознов, В.А.Дубровский, А.К.Вахтеров, В.И.Бочкарев, С.Л.Тезов, С.А.Кагаков, П.Д.Складчиков, С.А.Коршунов, М.Г.Фоменко, С.В.Потапов, В.А.Андрианов, Е.В.Арановский, Г.Скряпкин, М.Тихонов
3 ноября, основная сцена, «Три сестры»: И.В.Иванова, А.И.Охлупина, О.Л.Пашкова, В.В.Андреева, Л.С.Аникеева, Д.Н.Подгорная А.В.Клюквин, В.К.Бабятинский, А.Ю.Ермаков, Э.Е.Марцевич, Г.В.Подгородинский, В.А.Низовой, С.А.Коршунов, А.Е.Фаддеев, А.С.Кудинович, А.Т.Манке.
3 ноября, сцена на Б.Ордынке, «Волки и овцы» : Л.П.Полякова, Е.Г.Харитонова, Е.К.Глушенко, Т.А.Еремеева, А.В.Коршунов, В.А.Борцов, В.И.Езепов, Я.П.Барышев, А.М.Торопов, А.Р.Хомятов, В.Б.Носик, А.Н.Анохин.
4 ноября, основная сцена, «Царь Борис»: Т.Н.Лебедева, О.В.Молочная, Е.В.Доронина, Г.А.Егорова, А.М.Жарова, Г.Г.Микшун, Н.П.Швец, Ю.В.Сафронова, В.И.Бочкарев, Г.В.Подгородинский, А.В.Вершинин, А.С.Потапов, В.А.Сафронов, Э.Е.Марцевич, Ю.Б.Ильин, В.В.Бунаков, Г.Ю.Оболенский, В.Г.Зотов, К.В.Демин, В.А.Коняев, А.Ю.Ермаков, В.А.Дубровский, А.Н.Анохин, О.В.Доброван, А.С.Кудинович, О.С.Мартьянов, С.А.Вещев, А.М.Торопов, С.А.Кагаков, А.К.Вахтеров, И.С.Григорьев, А.Т.Манке, Д.А.Курочка, А.Е.Фаддеев, Г.Скряпкин, В.А.Андрианов, Д.Н.Солодовник.
4 ноября, сцена на Б.Ордынке, «Свои люди – сочтёмся!»: Л.П.Полякова, И.А.Жерякова, Т.И.Короткова, К.Е.Блохина, В.А.Борцов, А.Р.Хомятов, В.Б.Носик, С.В.Потапов
5 ноября, основная сцена, «Последняя жертва»:
Л.В.Титова, Л.П.Полякова, О.А.Чуваева, Е.М.Базарова, А.М.Жарова, В.И.Бочкарев, О.В.Доброван, Б.В.Клюев, В.А.Сафронов, П.Д.Складчиков, В.В.Дахненко, Ю.Б.Ильин, С.А.Кагаков, И.С.Григорьев, Г.Скряпкин, В.А.Андрианов
5 ноября, сцена на Б.Ордынке, «Бешеные деньги»: А.Н.Евдокимова, С.Г.Аманова, Ю.В.Сафронова, Н.П.Швец, Е.А.Кулешова, Липина, В.А.Низовой, В.К.Бабятинский, В.А.Дубровский, К.В.Дёмин, Д.Д.Кознов, Д.Н.Солодовник, А.К.Вахтеров, С.А.Вещев, А.Н.Анохин, А.Е.Фаддеев, Е.В.Арановский, В.А.Ильичев, Видинеев
6 ноября, основная сцена, «Мнимый больной»:
Е.К.Глушенко, О.В.Молочная, Л.В.Титова, В.Куценко, В.И.Бочкарев, А.В.Клюквин, Г.В.Подгородинский, В.Б.Носик, В.А.Низовой, К.В.Демин, И.С.Григорьев, О.В.Доброван, Д.Курочка, Д.Н.Солодовник, С.А.Коршунов, Видинеев, Куршинский
6 ноября, сцена на Б.Ордынке, утро, «Снежная Королева»: студ.Милюзина, Е.М.Солодова, Л.В.Юдина, А.М.Жарова, Ю.В.Сафронова, Л.А.Пашкова, З.Е.Андреева, К.В.Демин, Г.В.Подгородинский, В.В.Дахненко, А.В.Вершинин, А.Н.Анохин, В.В.Бунаков, О.В.Доброван, студ. Лебедев, студ.Хрусталев.
6 ноября, сцена на Б.Ордынке, «Свои люди – сочтёмся!»: Л.П.Полякова, Е.М.Базарова, И.Г.Рахвалова, К.Е.Блохина, В.А.Борцов, А.Р.Хомятов, С.Л.Тезов, С.В.Потапов
6 ноября, малая сцена филиала,«Смерть Тарелкина» М.И.Фомина, А.С.Кудинович, Д.Н.Зеничев, В.А.Коняев, С.С.Еремеев, М.Г.Фоменко, А.Н.Анохин, Д.Д.Кознов, Ю.Б.Ильин, О.С.Мартьянов, Д.А.Марин
1 ноября, основная сцена, «Не было ни гроша, да вдруг алтын»: И.А.Ликсо, А.И.Охлупина, К.Е.Блохина, О.А.Чуваева, Т.И.Короткова, И.А.Жерякова, Е.О.Порубель, Л.Г.Кичанова, Л.С.Аникеева, Т.Н.Рыжова, А.М.Жарова, Е.А.Кулешова, Н.В.Казинас, Гартина, Липина, Э.Е.Марцевич, А.В.Вершинин, Г.Д.Сергеев, В.В.Дахненко, В.Г.Богин, В.А.Сафронов, Г.Ю.Оболенский, А.Т.Манке, Г.Скряпкин, А.Р.Хомятов, Малец, Ильичев, Гера Брижак.
1 ноября, сцена на Б.Ордынке «Свадьба, свадьба, свадьба»: Е.Г.Харитонова, А.Н.Евдокимова, О.Г.Жевакина, Л.В.Ещенко, С.Г.Аманова, Л.Г.Кичанова, М.И.Фомина, Н.П.Швец, З.Е.Андреева, А.С.Потапов, Г.В.Подгородинский, В.А.Низовой, А.К.Вахтеров, В.А.Коняев, А.В.Коршунов, А.М.Торопов, К.В.Демин, В.В.Бунаков, В.А.Дубровский, Д.Д.Кознов, М.Г.Фоменко, В.А.Андрианов, А.Н.Анохин, С.А.Вещев, И.С.Григорьев, Е.В.Арановский
2 ноября, основная сцена, «Лес»: Л.В.Юдина, В.В.Андреева, Н.А.Титаева, А.М.Жарова, О.С.Мартьянов, А.М.Торопов, Ю.И.Каюров, А.С.Потапов, Д.Н.Солодовник, А.Е.Фаддеев, А.Ю.Ермаков, С.С.Еремеев.
2 ноября, сцена на Б.Ордынке, «Пучина»: О.А.Чуваева, А.И.Охлупина, О.Л.Пашкова, Д.Н.Подгорная, Е.М.Базарова, И.В.Тельпугова, И.А.Жерякова, Л.В.Ещенко, Липина, П.Бородкина, А.В.Коршунов, Д.Н.Зеничев, Д.Д.Кознов, В.А.Дубровский, А.К.Вахтеров, В.И.Бочкарев, С.Л.Тезов, С.А.Кагаков, П.Д.Складчиков, С.А.Коршунов, М.Г.Фоменко, С.В.Потапов, В.А.Андрианов, Е.В.Арановский, Г.Скряпкин, М.Тихонов
3 ноября, основная сцена, «Три сестры»: И.В.Иванова, А.И.Охлупина, О.Л.Пашкова, В.В.Андреева, Л.С.Аникеева, Д.Н.Подгорная А.В.Клюквин, В.К.Бабятинский, А.Ю.Ермаков, Э.Е.Марцевич, Г.В.Подгородинский, В.А.Низовой, С.А.Коршунов, А.Е.Фаддеев, А.С.Кудинович, А.Т.Манке.
3 ноября, сцена на Б.Ордынке, «Волки и овцы» : Л.П.Полякова, Е.Г.Харитонова, Е.К.Глушенко, Т.А.Еремеева, А.В.Коршунов, В.А.Борцов, В.И.Езепов, Я.П.Барышев, А.М.Торопов, А.Р.Хомятов, В.Б.Носик, А.Н.Анохин.
4 ноября, основная сцена, «Царь Борис»: Т.Н.Лебедева, О.В.Молочная, Е.В.Доронина, Г.А.Егорова, А.М.Жарова, Г.Г.Микшун, Н.П.Швец, Ю.В.Сафронова, В.И.Бочкарев, Г.В.Подгородинский, А.В.Вершинин, А.С.Потапов, В.А.Сафронов, Э.Е.Марцевич, Ю.Б.Ильин, В.В.Бунаков, Г.Ю.Оболенский, В.Г.Зотов, К.В.Демин, В.А.Коняев, А.Ю.Ермаков, В.А.Дубровский, А.Н.Анохин, О.В.Доброван, А.С.Кудинович, О.С.Мартьянов, С.А.Вещев, А.М.Торопов, С.А.Кагаков, А.К.Вахтеров, И.С.Григорьев, А.Т.Манке, Д.А.Курочка, А.Е.Фаддеев, Г.Скряпкин, В.А.Андрианов, Д.Н.Солодовник.
4 ноября, сцена на Б.Ордынке, «Свои люди – сочтёмся!»: Л.П.Полякова, И.А.Жерякова, Т.И.Короткова, К.Е.Блохина, В.А.Борцов, А.Р.Хомятов, В.Б.Носик, С.В.Потапов
5 ноября, основная сцена, «Последняя жертва»:
Л.В.Титова, Л.П.Полякова, О.А.Чуваева, Е.М.Базарова, А.М.Жарова, В.И.Бочкарев, О.В.Доброван, Б.В.Клюев, В.А.Сафронов, П.Д.Складчиков, В.В.Дахненко, Ю.Б.Ильин, С.А.Кагаков, И.С.Григорьев, Г.Скряпкин, В.А.Андрианов
5 ноября, сцена на Б.Ордынке, «Бешеные деньги»: А.Н.Евдокимова, С.Г.Аманова, Ю.В.Сафронова, Н.П.Швец, Е.А.Кулешова, Липина, В.А.Низовой, В.К.Бабятинский, В.А.Дубровский, К.В.Дёмин, Д.Д.Кознов, Д.Н.Солодовник, А.К.Вахтеров, С.А.Вещев, А.Н.Анохин, А.Е.Фаддеев, Е.В.Арановский, В.А.Ильичев, Видинеев
6 ноября, основная сцена, «Мнимый больной»:
Е.К.Глушенко, О.В.Молочная, Л.В.Титова, В.Куценко, В.И.Бочкарев, А.В.Клюквин, Г.В.Подгородинский, В.Б.Носик, В.А.Низовой, К.В.Демин, И.С.Григорьев, О.В.Доброван, Д.Курочка, Д.Н.Солодовник, С.А.Коршунов, Видинеев, Куршинский
6 ноября, сцена на Б.Ордынке, утро, «Снежная Королева»: студ.Милюзина, Е.М.Солодова, Л.В.Юдина, А.М.Жарова, Ю.В.Сафронова, Л.А.Пашкова, З.Е.Андреева, К.В.Демин, Г.В.Подгородинский, В.В.Дахненко, А.В.Вершинин, А.Н.Анохин, В.В.Бунаков, О.В.Доброван, студ. Лебедев, студ.Хрусталев.
6 ноября, сцена на Б.Ордынке, «Свои люди – сочтёмся!»: Л.П.Полякова, Е.М.Базарова, И.Г.Рахвалова, К.Е.Блохина, В.А.Борцов, А.Р.Хомятов, С.Л.Тезов, С.В.Потапов
6 ноября, малая сцена филиала,«Смерть Тарелкина» М.И.Фомина, А.С.Кудинович, Д.Н.Зеничев, В.А.Коняев, С.С.Еремеев, М.Г.Фоменко, А.Н.Анохин, Д.Д.Кознов, Ю.Б.Ильин, О.С.Мартьянов, Д.А.Марин
Подробнее
«К 250-летию русского театра» ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
«К 250-летию русского театра»
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
В 1805 году мы переехали с господами в Курск довольно поздно, и за небытностью моей в городе договорен был другой суфлер на зиму и на Коренную, то есть для спектаклей на время Коренной ярмарки. Горько было для меня узнать это...
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
В 1805 году мы переехали с господами в Курск довольно поздно, и за небытностью моей в городе договорен был другой суфлер на зиму и на Коренную, то есть для спектаклей на время Коренной ярмарки. Горько было для меня узнать это...
«К 250-летию русского театра»
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
IV. ПЕРВЫЙ УСПЕХ НА ГУБЕРНСКОЙ СЦЕНЕ
ГЛАВА I. Начало
ГЛАВА I. Продолжение
ГЛАВА I. Продолжение
ГЛАВА I. Окончание
ГЛАВА II
ГЛАВА III. Начало
ГЛАВА III. Окончание
В 1805 году мы переехали с господами в Курск довольно поздно, и за небытностью моей в городе договорен был другой суфлер на зиму и на Коренную, то есть для спектаклей на время Коренной ярмарки. Горько было для меня узнать это. Средство бывать в театре осталось одно, прежнее, то есть ходить с оркестром музыкантов, нести контрабас или литавры; впрочем, если удавалось мне перед спектаклем увидать Городенского, то есть меньшого брата содержателей Барсовых, то он меня всегда проводил или в партер, или в оркестр, или за кулисы. Но особенно горько было то, что я утратил право свободно входить в театр и самому быть участником в деле.
По счастию, случай, который баловал меня в течение целой жизни, что ясно будет видно из моих «Записок», и в настоящее время помог мне. В половине ноября актриса Пелагея Гавриловна Лыкова приехала к господам с бенефисной афишей. Граф взял у ней билет в кресло, заплатил 10 руб. ассигнациями — это по-тогдашнему была значительная плата, потому что в обыкновенные спектакли цена креслам была полтора рубля ассигнациями,— и тут же, обратись ко мне, сказал: «Миша, проводи г-жу Лыкову в чайную и скажи Параше, чтобы она напоила ее кофеем». В то время не было в провинции в обычае сажать и угощать актрис в гостиной. Между разговором г-жа Лыкова жаловалась, что билеты раздает, а еще не знает, будет ли бенефис, потому что актер Арепьев прислал записку из трактира, что он все платье проиграл и обретается в одной рубашке: так чтоб прислали ему денег для выкупа платья; если же не вышлют, то он играть в бенефисе не может, потому что ему выйти не в чем, да и не выпустят. А как он почти все жалованье забрал вперед, то содержатель отказал ему в деньгах, «и я,— говорила [Параше"> бенефициантка,— не знаю, милая, что мне делать». При этих словах во мне все так и закипело! Я дрожащим голосом спросил ее: «А что он играет?» — «Андрея-почтаря в драме «Зоя»,— отвечала она. Так как прошедшую зиму часто я суфлировал эту драму и знал ее очень хорошо, поэтому тут же, задыхаясь от волнения, предложил Лыковой: «Позвольте, я сыграю эту роль».— «Да разве ты когда играл на театре?» — «Помилуйте, несколько раз, в деревне, на домашнем театре».— «Что же ты играл?» — «Помилуйте... я играл Фирюлина в «Несчастье от кареты» и даже инфанта в «Редкой вещи», а будущее лето буду играть Фому в «Новом семействе».— «Да как же, милый мой,— продолжала Лыкова,— ведь бенефис завтра; успеешь ли ты выучить роль, кажется, листа два?» — «Помилуйте, да это безделица».— «Ну, милый, спасибо тебе! — и поцеловала меня в голову.— Я, говорит, отсюда же поеду к М. Е. Барсову (он был старший из братьев-содержателей), скажу ему об твоей готовности помочь нам, и если он согласится, в чем я нисколько не сомневаюсь, то я попрошу его, чтобы он прислал к тебе книгу для скорости, а то роль не скоро от Арепьева получишь. Ведь тебе все равно, что по роли, что по книге? А я тебе скажу, что пб книге для скорости гораздо лучше учить, а ты не поленись, прочти всю драму, и если хватит времени, то не один раз: это весьма полезно. Ну, прощай! через час ты получишь книгу».
После этого что со мной было — я пересказать не могу: я готов был и плакать, и смеяться, и первому встречному бросаться на шею, что я и сделал, повстречавшись с Васей, которого я любил. А он мне: «Что ты, с ума сошел? вешаешься на шею!» — «Вася, Вася! знаешь ли, я завтра играю на театре роль Андрея-почтаря в драме «Зоя»! — «Нет?! право, смотри — не осрамись! это ведь не то, что в деревне».— «Ну, Вася, что будет, то и будет!» — и в доме не осталось ни одного человека, которому бы не рассказал я об этом.
Разумеется, тут были и маленькие насмешки на мой счет, но меня уже ничто не оскорбляло, тем более что некоторые от души желали мне успеха. В доме был я общий любимец. Я не сходил с крыльца, потому что с него был виден дом П. И. Анненкова, где жили Барсовы: я видел, как Лыкова туда приехала и через полчаса уехала к себе на квартиру. Прошло два мучительных часа, а никакой вести ни от нее, ни от Барсовых не было. Грусть начинала одолевать меня. Чтобы выйти из этого положения, я прибегнул к хитрости и, надев картуз, отправился к Лыковой на квартиру. Когда я вошел, она спросила меня: «Что ты, мой милый?» — «Я, говорю, пришел узнать, нужен ли я вам завтрашний день или нет? А то теперь есть оказия, я хочу отпроситься в деревню повидаться с родителями».— «Ах, милый, пожалуйста, не езди, а то мне без тебя будет плохо: разве Михаил Егорович не присылал тебе книги?» — «Нет»,— я отвечал. «Ну, так скоро пришлет; пожалуйста, выручи меня из беды!» — «Помилуйте, всей душой рад быть для вас полезным».— «А когда выучишь, то приди ко мне; я тебя прослушаю и замечу, что нужно».— «Да вы вечером будете дома?» — спросил я.— «Буду».— «Так я вечером приду, и вы меня прослушаете».— «Смотри, не скоренько ли?» — «Нет, выучу».— «Ну, так приходи; я тебя и чайком напою». Возвратясь домой, я спрашиваю у товарищей: «Не приносили ли мне от Барсова книги?» — и общий ответ был — нет? Все опять начали шутить и острить на мой счет, но мне было не до них: тот же картуз на голову—и прямо к Барсову. Прихожу к нему и говорю, что, мол, Пелагея Гавриловна Лыкова просила меня прийти к вам и спросить, ежели вы не передумали насчет ее бенефиса, то чтобы пожаловали книгу — драму «Зоя», из которой она просила меня выучить роль. «Нет, милый! — отвечал он,— не передумал и очень рад, что ты пришел, а то братьев нет дома, человека я услал, и мне некого было к тебе отправить». Сказав это, он тотчас вручил мне книжку и примолвил: «Ты, я уверен, выучишь — я о твоей памяти знаю от брата Николая, и говоришь ты всегда ясно — это мне известно: ведь ты прошлого года был у нас несколько раз славным суфлером. Жаль, что поздно нынешний год вы приехали и мы принуждены были нанять суфлера: такая дрянь, что мочи нет!.. Прощай, а завтра поутру приди, я тебя прослушаю». Все это было сказано, как я понимал, для ободрения; но для меня это уже было лишнее. Одна мысль, что я завтра играю, так пришпоривала меня, что мне нужна была, напротив, крепкая узда, чтобы только сдерживать. Выйдя за ворота, я все забыл, кроме того, что я завтра играю, и, несмотря на то, что шел по улице, дорогой начал учить роль и несколько раз останавливался, не замечая, что прохожие подсмеивались надо мной, но я, кроме книги, ничего не замечал, и когда пришел домой, то роль была почти уже выучена. С какою гордостью показал я товарищам книгу: «Что! — говорю,— смеялись, не верили, а я вот завтра непременно играю!» — и тут же отправился в комнату. Через три часа роль была вытвержена как «Отче наш», книга, по наставлению Лыковой, прочтена два раза, и не осталось, кажется, в доме человека, от дворецкого до кучера, кому бы я не прочитал роль свою наизусть. Вечером отправился к Лыковой, которая встретила меня словами: «Что!, выучил?» — «Выучил».— «Благодарю тебя, мой милый. Книгу принес с собой?» — «Принес».— «Ну, садись же! Вот мы прежде напьемся чаю, а там я тебя и прослушаю». Но мне уж было не до чаю, а делать нечего. Тут все как будто сговорилось против меня: и самовар не скоро подан, и чай она делала мешкотно, и наливала чашки слишком медленно, и хотя все шло своим порядком, да нетерпение мое было таково, что мне это время показалось очень долгим. Но вот все и кончено. Чай отпили, самовар и чашки убраны, и хозяйка обратилась ко мне: «Ну, говорит, прочти, душка, я тебя прослушаю. Дай мне книгу»: Я вручил ей книгу, и какой-то огонь пробежал по всему моему телу; но это был не страх — нет! страх не так выражается,— это был просто внутренний огонь, страшный огонь, от которого я едва не задыхался, но со всем тем мне было так хорошо, и я только что не плакал от удовольствия. Я прочел ей роль так твердо, так громко, так скоро, что она не могла успеть мне сделать ни одного замечания, и по окончании встала и поцеловала меня с такой добротой, что я уж не помнил себя, и слезы полились у меня рекою. Это ее очень удивило. «Что с тобой?» — сказала она.— «Простите, Пелагея Гавриловна, это от радости, от удовольствия: других слез я почти не знаю».— «Что ж, мой дружок, неужели ты обрадовался тому, что тебя поцеловала старуха? Будто тебе поцелуй старухи так дорог?» — «Да, дорог, потому что он — первая награда за малый труд, который вы по доброте своей слишком оценили, и этого я никогда не забуду».— «Ох ты, ребенок, ребенок! — прибавила она.—Ну, это в сторону. Спасибо, тебе, спасибо, а все-таки послушай меня: ты слишком скоро говоришь. Конечно, всякое твое слово слышно, но этой быстротой ты вредишь самому себе; ты душишь себя; от этого выходит, что когда некоторым словам надо дать больше силы, а ты уже ее напрасно истратил». И тут же указала мне на некоторые фразы, объяснила, почему надо их усилить, посоветовала запомнить ее замечания, и если не устал, то чтоб дома еще прочитал роль,, стараясь дать указанным фразам более силы. «Ну, прощай! А как ты дорожишь поцелуями старух, то вот тебе и еще поцелуй». Но последний почему-то не произвел на меня никакого действия, да и голова моя была занята только что выслушанными советами. Возвратясь, я прочел роль еще несколько раз, не замечая, что читаю все так же быстро; только указанным фразам давал я более силы, которой у меня был избыток. На другое утро я в 7 часов отправился к М. Е. Барсову. Прихожу — говорят: спит. Я вышел за ворота, думаю — домой идти не для чего, и просто стал шагать взад и вперед по улице, заходя через несколько минут узнавать, проснулся ли? И «нет» было постоянным ответом. Наконец, в 9 часов, говорят, проснулся. Я вхожу. Михаил Егорович спрашивает: «Выучил?» —«Выучил»,—отвечал я.—«Ну, давай книгу, я тебя прослушаю». Он сам мне говорил последние реплики, что делала и Лыкова, а я работал от всей души языком, и руками, и ногами. Выслушав меня, он улыбнулся и сказал: «Хорошо, но только уж слишком быстро, да поменьше маши руками. Ну, ступай теперь домой, а на репетицию мы пришлем за тобой». Возвращаясь домой, разумеется,, дорогой читал я опять роль —не знаю и сам для чего, потому что я ее очень хорошо вытвердил; просто мне было как-то приятно ее прочитывать. Дома товарищи обступили меня с вопросами: что, буду ли я играть? «Разумеется, буду, — отвечал я с уверенностью,— и как только Барсовы приедут в театр, то пришлют за мной на репетицию». Но, как нарочно, все тянулось медленно: на репетицию Барсовы приехали довольно поздно и, приехав, не скоро за мной послали. Медленность эта была для меня пыткой, а особливо когда и в назначенное время из театра не скоро пришли меня звать. Тут уж товарищи начали подтрунивать. «Что, брат, прихвастнул! Вот они давно уж проехали, а за тобой не присылают». Мучению моему не было границ. Я беспрестанно бегал на заднее крыльцо поглядеть, не идут ли за мной, хотя и с переднего крыльца также было видно, но тут замучили бы меня насмешками над моим нетерпением. Наконец сторож Устинов показался, и я ожил. Видя, что он идет прямо к нам, я вошел в залу, где тогда много было нашей братьи, — вошел уж покойно; и только что принялись было опять за насмешки, как вдруг голос Устинова в передней: «Где у вас тут Щепкин?» Я из залы отвечал: «Здесь!» —и подошел к двери. «Идите, вас ждут на репетицию!»— «Хорошо, сейчас!» — и все товарищи, оставив насмешки, были рады такому событию, а Вася даже поцеловал меня. Такой водился у нас в доме патриархальный порядок, что никто никогда и ни у кого не спрашивался, идучи со двора, что, разумеется, и я делал; а теперь мне показалось как-то неловко уйти без спросу, и я тотчас же вошел в гостиную, где граф сидел с графиней. Он, по обыкновению, курил кнастер, а графиня занималась приведением в порядок каких-то узоров. «Позвольте, ваше сиятельство, мне отлучиться в театр».— «Зачем?»—«На репетицию».— «На какую репетицию?» — «Драмы «Зоя», я играю в ней Андрея-почтаря». Граф захохотал и закричал: «Браво, браво, Миша! Да смотри — не осрамись! Я буду в театре, и как хорошо сыграешь... ну, да тогда узнаешь». А графиня прибавила: «Ну, я думаю, ты как сыграешь, то уж будешь лениться рисовать узоры». — «Нет, ваше сиятельство, еще лучше зарисую».
На репетиции все было опять по-прежнему, то есть быстрота речей, беганье, размахиванье руками: обо всем этом мне напоминали и Барсовы и Лыкова. Между репетицией и спектаклем страшный промежуток: чего уж я не делал! даже уходил незаметно в домашнюю баню, которая, разумеется, была холодна, но мне было везде жарко; там я пробовал, можно ли говорить не слишком скоро, не махая руками и не бегая по сцене. И хотя мне казалось, что я довольно успел, но проклятая недоверчивость к себе меня мучила, и я решился Васю сделать свидетелем моего труда, упросил его сходить со мной по секрету в баню, послушать меня, как я играю, и сказать мне правду, только чтобы никому не выдавал, а то будут смеяться. И что же? Когда я начал показывать свое искусство, все опять заговорило — и руки и ноги. Вася, любя меня, был очень доволен, но все-таки прибавил: «Кажется, очень скоро говоришь!» Я ведь именно и думал о том, чтобы говорить пореже. «Ну, спасибо, Вася, иди себе, неравно граф тебя спросит, а я еще здесь поучусь говорить пореже». И в таком беспокойстве и беспрестанном учении прошел этот страшный промежуток. Когда же я начал собираться в театр, тут опять пошли шутки: «Куда спешишь? Еще успеешь осрамиться!» Другой прибавлял: «Подожди, рано, да и литавры кстати захвати, снесешь в оркестр». Это было, как я сказывал, у меня одно из средств бывать в театре. Но я не обижался такими шутками. Мне было как-то весело, даже сам смеялся. Наконец я прибыл в уборную театра, которая играла две роли — и уборной и передней для входа на сцену с актерского подъезда. Не припомню всего костюма, в который меня нарядили; знаю только, что на ноги мне надели страшные ботфорты, которые только одни и были во всем театре и потому приходились на все ноги и возрасты. Чем ближе шло к началу спектакля, тем становилось для меня жарче, хотя все жаловались на холод, так что перед выходом на сцену я был уже совершенно мокр, от испарины. Как я играл, принимала ли меня публика или нет — этого я совершенно не помню. Знаю только, что по окончании роли я ушел под сцену и плакал от радости, как дитя.
По окончании пьесы Лыкова благодарила меня с одобрением: «Хорошо, милый, очень хорошо!» Барсов тоже сказал: «Хорошо», и прибавил: «А все-таки спешил говорить!» Иван Васильевич Колосов, учитель из народного училища и зять Барсова (который в этот день по их просьбе суфлировал, потому что настоящий суфлер оказался на тот раз неспособным), потрепал меня по щеке, поцеловал в голову и сказал: «Спасибо, Миша, спасибо, хорошо! И как ты ловко нашелся, когда Михайло Егорыч перешагнул из первого в третий акт! Я, признаюсь, растерялся, кричу из суфлерни: «Братец, не то, не то!» — а он все порет тот же монолог, и, когда он кончил, я не знал, что делать. Да, ты ловко очень нашелся и выгнал его со сцены. Правда, по самой пьесе это следовало, но ты, конечно, заметил, что он не то говорил, и, спасибо, поправил сцену и сам не сконфузился: ловко! ловко! Ты, видно, всю пьесу хорошо знаешь?» — «Что мне лгать, Иван Васильевич,— отвечал я,— как и что было на сцене, я, право, ничего не помню. Пожалуйста, скажите мне, не совсем дурно я играл?» — «Полно, милый, хорошо, очень хорошо, и публика была очень довольна. Ты слышал, какие были аплодисменты?» — «Ничего не помню».— «Ну, спасибо!» Уходя из театра, М. Барсов тоже повторил: «Ну, спасибо»; а я ему на это: «Мне и Иван Васильич сказал спасибо; он говорит, что перепугался, когда вы махнули из первого акта в третий; да спасибо, говорит, ты все дело поправил».— «Нет,— отвечал он очень холодно,— это ему так показалось». И мне было совершенно непонятно, как можно человеку не сознаться в истине. Когда я пришел домой, все люди и музыканты меня уже ждали, и пошли объятия; кажется, только двое не обняли: Саламатин и Александр (первый скрипач), которые тоже игрывали на театре и пользовались лаской публики. «Ступай скорей к графу,— сказал мне Вася,— он тебя три раза спрашивал». Когда я вошел, граф захохотал и закричал: «Браво, Миша, браво! Поди, поцелуй меня!» И, поцеловав, приказал: «Вася, подай новый, нешитый триковый жилет!» Вася принес; граф взял и положил его мне на плечо: «Вот тебе на память нынешнего дня». Я, по заведенному порядку, хотел поцеловать ему руку, но он не дал и, поцеловав меня в голову, сказал: «Ступай к Параше, я велел приготовить самовар и напоить тебя чаем; напейся и ложись отдыхать, а то ты, я думаю, устал». После чаю, выпитого, разумеется, в порядочном количестве, я лег спать и, кажется, всю ночь бредил игрой. На другой день все вчерашнее мне казалось сном; но подаренный жилет убеждал меня, что то была сущая истина, и этого дня я никогда не забуду: ему я обязан всем, всем!
Продолжение следует…
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
IV. ПЕРВЫЙ УСПЕХ НА ГУБЕРНСКОЙ СЦЕНЕ
ГЛАВА I. Начало
ГЛАВА I. Продолжение
ГЛАВА I. Продолжение
ГЛАВА I. Окончание
ГЛАВА II
ГЛАВА III. Начало
ГЛАВА III. Окончание
В 1805 году мы переехали с господами в Курск довольно поздно, и за небытностью моей в городе договорен был другой суфлер на зиму и на Коренную, то есть для спектаклей на время Коренной ярмарки. Горько было для меня узнать это. Средство бывать в театре осталось одно, прежнее, то есть ходить с оркестром музыкантов, нести контрабас или литавры; впрочем, если удавалось мне перед спектаклем увидать Городенского, то есть меньшого брата содержателей Барсовых, то он меня всегда проводил или в партер, или в оркестр, или за кулисы. Но особенно горько было то, что я утратил право свободно входить в театр и самому быть участником в деле.
По счастию, случай, который баловал меня в течение целой жизни, что ясно будет видно из моих «Записок», и в настоящее время помог мне. В половине ноября актриса Пелагея Гавриловна Лыкова приехала к господам с бенефисной афишей. Граф взял у ней билет в кресло, заплатил 10 руб. ассигнациями — это по-тогдашнему была значительная плата, потому что в обыкновенные спектакли цена креслам была полтора рубля ассигнациями,— и тут же, обратись ко мне, сказал: «Миша, проводи г-жу Лыкову в чайную и скажи Параше, чтобы она напоила ее кофеем». В то время не было в провинции в обычае сажать и угощать актрис в гостиной. Между разговором г-жа Лыкова жаловалась, что билеты раздает, а еще не знает, будет ли бенефис, потому что актер Арепьев прислал записку из трактира, что он все платье проиграл и обретается в одной рубашке: так чтоб прислали ему денег для выкупа платья; если же не вышлют, то он играть в бенефисе не может, потому что ему выйти не в чем, да и не выпустят. А как он почти все жалованье забрал вперед, то содержатель отказал ему в деньгах, «и я,— говорила [Параше"> бенефициантка,— не знаю, милая, что мне делать». При этих словах во мне все так и закипело! Я дрожащим голосом спросил ее: «А что он играет?» — «Андрея-почтаря в драме «Зоя»,— отвечала она. Так как прошедшую зиму часто я суфлировал эту драму и знал ее очень хорошо, поэтому тут же, задыхаясь от волнения, предложил Лыковой: «Позвольте, я сыграю эту роль».— «Да разве ты когда играл на театре?» — «Помилуйте, несколько раз, в деревне, на домашнем театре».— «Что же ты играл?» — «Помилуйте... я играл Фирюлина в «Несчастье от кареты» и даже инфанта в «Редкой вещи», а будущее лето буду играть Фому в «Новом семействе».— «Да как же, милый мой,— продолжала Лыкова,— ведь бенефис завтра; успеешь ли ты выучить роль, кажется, листа два?» — «Помилуйте, да это безделица».— «Ну, милый, спасибо тебе! — и поцеловала меня в голову.— Я, говорит, отсюда же поеду к М. Е. Барсову (он был старший из братьев-содержателей), скажу ему об твоей готовности помочь нам, и если он согласится, в чем я нисколько не сомневаюсь, то я попрошу его, чтобы он прислал к тебе книгу для скорости, а то роль не скоро от Арепьева получишь. Ведь тебе все равно, что по роли, что по книге? А я тебе скажу, что пб книге для скорости гораздо лучше учить, а ты не поленись, прочти всю драму, и если хватит времени, то не один раз: это весьма полезно. Ну, прощай! через час ты получишь книгу».
После этого что со мной было — я пересказать не могу: я готов был и плакать, и смеяться, и первому встречному бросаться на шею, что я и сделал, повстречавшись с Васей, которого я любил. А он мне: «Что ты, с ума сошел? вешаешься на шею!» — «Вася, Вася! знаешь ли, я завтра играю на театре роль Андрея-почтаря в драме «Зоя»! — «Нет?! право, смотри — не осрамись! это ведь не то, что в деревне».— «Ну, Вася, что будет, то и будет!» — и в доме не осталось ни одного человека, которому бы не рассказал я об этом.
Разумеется, тут были и маленькие насмешки на мой счет, но меня уже ничто не оскорбляло, тем более что некоторые от души желали мне успеха. В доме был я общий любимец. Я не сходил с крыльца, потому что с него был виден дом П. И. Анненкова, где жили Барсовы: я видел, как Лыкова туда приехала и через полчаса уехала к себе на квартиру. Прошло два мучительных часа, а никакой вести ни от нее, ни от Барсовых не было. Грусть начинала одолевать меня. Чтобы выйти из этого положения, я прибегнул к хитрости и, надев картуз, отправился к Лыковой на квартиру. Когда я вошел, она спросила меня: «Что ты, мой милый?» — «Я, говорю, пришел узнать, нужен ли я вам завтрашний день или нет? А то теперь есть оказия, я хочу отпроситься в деревню повидаться с родителями».— «Ах, милый, пожалуйста, не езди, а то мне без тебя будет плохо: разве Михаил Егорович не присылал тебе книги?» — «Нет»,— я отвечал. «Ну, так скоро пришлет; пожалуйста, выручи меня из беды!» — «Помилуйте, всей душой рад быть для вас полезным».— «А когда выучишь, то приди ко мне; я тебя прослушаю и замечу, что нужно».— «Да вы вечером будете дома?» — спросил я.— «Буду».— «Так я вечером приду, и вы меня прослушаете».— «Смотри, не скоренько ли?» — «Нет, выучу».— «Ну, так приходи; я тебя и чайком напою». Возвратясь домой, я спрашиваю у товарищей: «Не приносили ли мне от Барсова книги?» — и общий ответ был — нет? Все опять начали шутить и острить на мой счет, но мне было не до них: тот же картуз на голову—и прямо к Барсову. Прихожу к нему и говорю, что, мол, Пелагея Гавриловна Лыкова просила меня прийти к вам и спросить, ежели вы не передумали насчет ее бенефиса, то чтобы пожаловали книгу — драму «Зоя», из которой она просила меня выучить роль. «Нет, милый! — отвечал он,— не передумал и очень рад, что ты пришел, а то братьев нет дома, человека я услал, и мне некого было к тебе отправить». Сказав это, он тотчас вручил мне книжку и примолвил: «Ты, я уверен, выучишь — я о твоей памяти знаю от брата Николая, и говоришь ты всегда ясно — это мне известно: ведь ты прошлого года был у нас несколько раз славным суфлером. Жаль, что поздно нынешний год вы приехали и мы принуждены были нанять суфлера: такая дрянь, что мочи нет!.. Прощай, а завтра поутру приди, я тебя прослушаю». Все это было сказано, как я понимал, для ободрения; но для меня это уже было лишнее. Одна мысль, что я завтра играю, так пришпоривала меня, что мне нужна была, напротив, крепкая узда, чтобы только сдерживать. Выйдя за ворота, я все забыл, кроме того, что я завтра играю, и, несмотря на то, что шел по улице, дорогой начал учить роль и несколько раз останавливался, не замечая, что прохожие подсмеивались надо мной, но я, кроме книги, ничего не замечал, и когда пришел домой, то роль была почти уже выучена. С какою гордостью показал я товарищам книгу: «Что! — говорю,— смеялись, не верили, а я вот завтра непременно играю!» — и тут же отправился в комнату. Через три часа роль была вытвержена как «Отче наш», книга, по наставлению Лыковой, прочтена два раза, и не осталось, кажется, в доме человека, от дворецкого до кучера, кому бы я не прочитал роль свою наизусть. Вечером отправился к Лыковой, которая встретила меня словами: «Что!, выучил?» — «Выучил».— «Благодарю тебя, мой милый. Книгу принес с собой?» — «Принес».— «Ну, садись же! Вот мы прежде напьемся чаю, а там я тебя и прослушаю». Но мне уж было не до чаю, а делать нечего. Тут все как будто сговорилось против меня: и самовар не скоро подан, и чай она делала мешкотно, и наливала чашки слишком медленно, и хотя все шло своим порядком, да нетерпение мое было таково, что мне это время показалось очень долгим. Но вот все и кончено. Чай отпили, самовар и чашки убраны, и хозяйка обратилась ко мне: «Ну, говорит, прочти, душка, я тебя прослушаю. Дай мне книгу»: Я вручил ей книгу, и какой-то огонь пробежал по всему моему телу; но это был не страх — нет! страх не так выражается,— это был просто внутренний огонь, страшный огонь, от которого я едва не задыхался, но со всем тем мне было так хорошо, и я только что не плакал от удовольствия. Я прочел ей роль так твердо, так громко, так скоро, что она не могла успеть мне сделать ни одного замечания, и по окончании встала и поцеловала меня с такой добротой, что я уж не помнил себя, и слезы полились у меня рекою. Это ее очень удивило. «Что с тобой?» — сказала она.— «Простите, Пелагея Гавриловна, это от радости, от удовольствия: других слез я почти не знаю».— «Что ж, мой дружок, неужели ты обрадовался тому, что тебя поцеловала старуха? Будто тебе поцелуй старухи так дорог?» — «Да, дорог, потому что он — первая награда за малый труд, который вы по доброте своей слишком оценили, и этого я никогда не забуду».— «Ох ты, ребенок, ребенок! — прибавила она.—Ну, это в сторону. Спасибо, тебе, спасибо, а все-таки послушай меня: ты слишком скоро говоришь. Конечно, всякое твое слово слышно, но этой быстротой ты вредишь самому себе; ты душишь себя; от этого выходит, что когда некоторым словам надо дать больше силы, а ты уже ее напрасно истратил». И тут же указала мне на некоторые фразы, объяснила, почему надо их усилить, посоветовала запомнить ее замечания, и если не устал, то чтоб дома еще прочитал роль,, стараясь дать указанным фразам более силы. «Ну, прощай! А как ты дорожишь поцелуями старух, то вот тебе и еще поцелуй». Но последний почему-то не произвел на меня никакого действия, да и голова моя была занята только что выслушанными советами. Возвратясь, я прочел роль еще несколько раз, не замечая, что читаю все так же быстро; только указанным фразам давал я более силы, которой у меня был избыток. На другое утро я в 7 часов отправился к М. Е. Барсову. Прихожу — говорят: спит. Я вышел за ворота, думаю — домой идти не для чего, и просто стал шагать взад и вперед по улице, заходя через несколько минут узнавать, проснулся ли? И «нет» было постоянным ответом. Наконец, в 9 часов, говорят, проснулся. Я вхожу. Михаил Егорович спрашивает: «Выучил?» —«Выучил»,—отвечал я.—«Ну, давай книгу, я тебя прослушаю». Он сам мне говорил последние реплики, что делала и Лыкова, а я работал от всей души языком, и руками, и ногами. Выслушав меня, он улыбнулся и сказал: «Хорошо, но только уж слишком быстро, да поменьше маши руками. Ну, ступай теперь домой, а на репетицию мы пришлем за тобой». Возвращаясь домой, разумеется,, дорогой читал я опять роль —не знаю и сам для чего, потому что я ее очень хорошо вытвердил; просто мне было как-то приятно ее прочитывать. Дома товарищи обступили меня с вопросами: что, буду ли я играть? «Разумеется, буду, — отвечал я с уверенностью,— и как только Барсовы приедут в театр, то пришлют за мной на репетицию». Но, как нарочно, все тянулось медленно: на репетицию Барсовы приехали довольно поздно и, приехав, не скоро за мной послали. Медленность эта была для меня пыткой, а особливо когда и в назначенное время из театра не скоро пришли меня звать. Тут уж товарищи начали подтрунивать. «Что, брат, прихвастнул! Вот они давно уж проехали, а за тобой не присылают». Мучению моему не было границ. Я беспрестанно бегал на заднее крыльцо поглядеть, не идут ли за мной, хотя и с переднего крыльца также было видно, но тут замучили бы меня насмешками над моим нетерпением. Наконец сторож Устинов показался, и я ожил. Видя, что он идет прямо к нам, я вошел в залу, где тогда много было нашей братьи, — вошел уж покойно; и только что принялись было опять за насмешки, как вдруг голос Устинова в передней: «Где у вас тут Щепкин?» Я из залы отвечал: «Здесь!» —и подошел к двери. «Идите, вас ждут на репетицию!»— «Хорошо, сейчас!» — и все товарищи, оставив насмешки, были рады такому событию, а Вася даже поцеловал меня. Такой водился у нас в доме патриархальный порядок, что никто никогда и ни у кого не спрашивался, идучи со двора, что, разумеется, и я делал; а теперь мне показалось как-то неловко уйти без спросу, и я тотчас же вошел в гостиную, где граф сидел с графиней. Он, по обыкновению, курил кнастер, а графиня занималась приведением в порядок каких-то узоров. «Позвольте, ваше сиятельство, мне отлучиться в театр».— «Зачем?»—«На репетицию».— «На какую репетицию?» — «Драмы «Зоя», я играю в ней Андрея-почтаря». Граф захохотал и закричал: «Браво, браво, Миша! Да смотри — не осрамись! Я буду в театре, и как хорошо сыграешь... ну, да тогда узнаешь». А графиня прибавила: «Ну, я думаю, ты как сыграешь, то уж будешь лениться рисовать узоры». — «Нет, ваше сиятельство, еще лучше зарисую».
На репетиции все было опять по-прежнему, то есть быстрота речей, беганье, размахиванье руками: обо всем этом мне напоминали и Барсовы и Лыкова. Между репетицией и спектаклем страшный промежуток: чего уж я не делал! даже уходил незаметно в домашнюю баню, которая, разумеется, была холодна, но мне было везде жарко; там я пробовал, можно ли говорить не слишком скоро, не махая руками и не бегая по сцене. И хотя мне казалось, что я довольно успел, но проклятая недоверчивость к себе меня мучила, и я решился Васю сделать свидетелем моего труда, упросил его сходить со мной по секрету в баню, послушать меня, как я играю, и сказать мне правду, только чтобы никому не выдавал, а то будут смеяться. И что же? Когда я начал показывать свое искусство, все опять заговорило — и руки и ноги. Вася, любя меня, был очень доволен, но все-таки прибавил: «Кажется, очень скоро говоришь!» Я ведь именно и думал о том, чтобы говорить пореже. «Ну, спасибо, Вася, иди себе, неравно граф тебя спросит, а я еще здесь поучусь говорить пореже». И в таком беспокойстве и беспрестанном учении прошел этот страшный промежуток. Когда же я начал собираться в театр, тут опять пошли шутки: «Куда спешишь? Еще успеешь осрамиться!» Другой прибавлял: «Подожди, рано, да и литавры кстати захвати, снесешь в оркестр». Это было, как я сказывал, у меня одно из средств бывать в театре. Но я не обижался такими шутками. Мне было как-то весело, даже сам смеялся. Наконец я прибыл в уборную театра, которая играла две роли — и уборной и передней для входа на сцену с актерского подъезда. Не припомню всего костюма, в который меня нарядили; знаю только, что на ноги мне надели страшные ботфорты, которые только одни и были во всем театре и потому приходились на все ноги и возрасты. Чем ближе шло к началу спектакля, тем становилось для меня жарче, хотя все жаловались на холод, так что перед выходом на сцену я был уже совершенно мокр, от испарины. Как я играл, принимала ли меня публика или нет — этого я совершенно не помню. Знаю только, что по окончании роли я ушел под сцену и плакал от радости, как дитя.
По окончании пьесы Лыкова благодарила меня с одобрением: «Хорошо, милый, очень хорошо!» Барсов тоже сказал: «Хорошо», и прибавил: «А все-таки спешил говорить!» Иван Васильевич Колосов, учитель из народного училища и зять Барсова (который в этот день по их просьбе суфлировал, потому что настоящий суфлер оказался на тот раз неспособным), потрепал меня по щеке, поцеловал в голову и сказал: «Спасибо, Миша, спасибо, хорошо! И как ты ловко нашелся, когда Михайло Егорыч перешагнул из первого в третий акт! Я, признаюсь, растерялся, кричу из суфлерни: «Братец, не то, не то!» — а он все порет тот же монолог, и, когда он кончил, я не знал, что делать. Да, ты ловко очень нашелся и выгнал его со сцены. Правда, по самой пьесе это следовало, но ты, конечно, заметил, что он не то говорил, и, спасибо, поправил сцену и сам не сконфузился: ловко! ловко! Ты, видно, всю пьесу хорошо знаешь?» — «Что мне лгать, Иван Васильевич,— отвечал я,— как и что было на сцене, я, право, ничего не помню. Пожалуйста, скажите мне, не совсем дурно я играл?» — «Полно, милый, хорошо, очень хорошо, и публика была очень довольна. Ты слышал, какие были аплодисменты?» — «Ничего не помню».— «Ну, спасибо!» Уходя из театра, М. Барсов тоже повторил: «Ну, спасибо»; а я ему на это: «Мне и Иван Васильич сказал спасибо; он говорит, что перепугался, когда вы махнули из первого акта в третий; да спасибо, говорит, ты все дело поправил».— «Нет,— отвечал он очень холодно,— это ему так показалось». И мне было совершенно непонятно, как можно человеку не сознаться в истине. Когда я пришел домой, все люди и музыканты меня уже ждали, и пошли объятия; кажется, только двое не обняли: Саламатин и Александр (первый скрипач), которые тоже игрывали на театре и пользовались лаской публики. «Ступай скорей к графу,— сказал мне Вася,— он тебя три раза спрашивал». Когда я вошел, граф захохотал и закричал: «Браво, Миша, браво! Поди, поцелуй меня!» И, поцеловав, приказал: «Вася, подай новый, нешитый триковый жилет!» Вася принес; граф взял и положил его мне на плечо: «Вот тебе на память нынешнего дня». Я, по заведенному порядку, хотел поцеловать ему руку, но он не дал и, поцеловав меня в голову, сказал: «Ступай к Параше, я велел приготовить самовар и напоить тебя чаем; напейся и ложись отдыхать, а то ты, я думаю, устал». После чаю, выпитого, разумеется, в порядочном количестве, я лег спать и, кажется, всю ночь бредил игрой. На другой день все вчерашнее мне казалось сном; но подаренный жилет убеждал меня, что то была сущая истина, и этого дня я никогда не забуду: ему я обязан всем, всем!
Продолжение следует…
Подробнее
«К 105-летию со дня рождения Михаила Жарова» ЧТОБЫ ПОМНИЛИ. ОТ ЖИГАНА ДО АНИСКИНА
«К 105-летию со дня рождения Михаила Жарова»
ЧТОБЫ ПОМНИЛИ. ОТ ЖИГАНА ДО АНИСКИНА
В тот исторически теперь уже далекий день в маленьком зальчике киностудии их было четверо: инженер по звуку Тагер, режиссер Николай Экк, оператор Нестеров и артист Михаил Жаров. Они только что просмотрели созданный ими фильм «Путевка в жизнь» и, ошеломленные впечатлением... плакали от счастья...
ЧТОБЫ ПОМНИЛИ. ОТ ЖИГАНА ДО АНИСКИНА
В тот исторически теперь уже далекий день в маленьком зальчике киностудии их было четверо: инженер по звуку Тагер, режиссер Николай Экк, оператор Нестеров и артист Михаил Жаров. Они только что просмотрели созданный ими фильм «Путевка в жизнь» и, ошеломленные впечатлением... плакали от счастья...
«К 105-летию со дня рождения Михаила Жарова»
ЧТОБЫ ПОМНИЛИ. ОТ ЖИГАНА ДО АНИСКИНА
В тот исторически теперь уже далекий день в маленьком зальчике киностудии их было четверо: инженер по звуку Тагер, режиссер Николай Экк, оператор Нестеров и артист Михаил Жаров, Они только что просмотрели созданный ими фильм «Путевка в жизнь» и, ошеломленные впечатлением... плакали от счастья.
Так начиналась новая эра российского кино. Ведь до этого момента наш экран был немым. И вот сделан был невероятный прорыв к чуду, и Мишка Жаров, молодой подмастерье лицедейского искусства 1930-х годов, одним из первых заговорил и запел с отечественного экрана. Блистательно сыгранный им главарь воровской шайки Фомка Жиган залихватски представляется веселой припевкой: «Нас на свете два громилы, гоп-тири-тири-бумбия! Один я, другой — Гаврила! Гоп-тири-тири-бумбия!».
Потом, спустя около четырех десятилетий, на экраны выйдет уже совсем не разбитной Мишка, а солидный Михаил Иванович Жаров в роли «деревенского детектива» милиционера Анискина, и все мы запомним его спокойный добрый взгляд, его реплики: «Ты подчепурься, подчепурься!», «Порядок в танковых частях!». И новый притягательный образ — на сей раз мудрого блюстителя порядка — станет для нас открытием. А между двумя этими вехами творческих озарений — от Жигана до Анискина — будет целая жизнь, полная напряженного труда и гонки за мечтой, неожиданных радостей и ошибок молодости, творческих находок и разочарований.
Наверное, при ином стечении обстоятельств Михаил Жаров мог бы стать, как его отец, профессиональным полиграфистом. Он, в сущности, и начал свой рабочий путь после окончания семилетки учеником наборщика. А поскольку в молодости каждому человеку хочется иметь побольше карманных денег, то, естественно, у Жарова возникла необходимость в дополнительном заработке. И он вместе с приятелем стал захаживать в оперный театр и на съемочную площадку киностудии. Там время от времени требовались статисты, то есть участники массовых сцен. За это, конечно, не осыпали ассигнациями, но платили реальные деньги.
Сначала так все и было — подрабатывал Жаров на сцене без душевной тяги к искусству. С таким же успехом он колол бы дрова для какой-нибудь конторы или помогал дворнику. Лишь бы платили. Но чем больше Михаил узнавал мир театра, тем больше проникался мыслью самому попробовать свои силы в актерском деле. И это несмотря на то, что его первый выход на сцену был полным драматизма!
Ставили тогда с размахом оперу Кюи «Капитанская дочка». Набранных с улицы добровольцев загримировали под разноликих представителей малых народностей; Жарова, например, одели под калмыка. И вот когда новички собрались на инструктаж, помощник режиссера Кудрин зычно изрек: «Вы сидите вот здесь, в укрытии, ждете, когда заиграет музыка. Я вам махну, и вы сразу же вылезаете на забор. А что будет дальше, это уже не ваша забота».
Народ оказался понятливым. И как только во время действия оперы помреж дал команду новичкам, они тут же резво обозначились над частоколом. А «екатерининские солдаты» начали отчаянно их дубасить... бутафорными палками по головам, причем весьма чувствительно! Получилось очень динамично и зрелищно. И одно только это должно было решительно отвратить, скажем, юного Жарова от театральной карьеры. Но он еще больше влюбился в сцену! И два года выходил на нее безмолвным статистом в опере. Держал то алебарду (копье с насаженным на него боевым топором или секирой), то подсвечник или находился в массовке. Зато каких замечательных артистов он перевидел тогда лицом к лицу!
Когда же Михаилу Жарову исполнилось восемнадцать лет, он уже практически был готов ради актерской карьеры преодолевать любые трудности.
В 1919 году Жаров окончил студию при театре Художественно-просветительского союза рабочих организаций. Затем проходил актерскую школу в передвижном фронтовом театре, потом работал в труппе Мейерхольда, в Бакинском театре. В 1931 -1937 годах он уже был артистом московского Камерного театра. И здесь сыграл одну из лучших своих ролей — Алексея в «Оптимистической трагедии» Вс. Вишневского. А с 1938-го поклонники сценического таланта Жарова ходили на спектакли с его участием уже в Малый театр, где он проработал до конца жизни.
Две стихии владели сердцем Жарова в пору его творческой зрелости — театр и кино. Только им он был предан. В них находил свою востребованность. На волне актерского вдохновения он блистательно сыграет здесь, в Малом, и Харитонова («За тех, кто в море» Б. Лавренева), и ряд других острохарактерных ролей. Параллельно же шло восхождение Жарова и на экранный олимп.
А начиналась киношная слава Михаила с того, что он страшно удивился, когда режиссер Экк предложил ему сыграть вора Жигана (фильм «Путевка в жизнь»). Бандитов и блатарей он до этого еще ни разу не изображал и потому, наверное, сумел личным обаянием подчеркнуть зловещую маску зла в лице Фомки: за его лихой удалью и внешней привлекательностью скрывалась натура холодного убийцы.
Пережив цунами популярности в роли уголовника, Михаил Жаров однажды (это было в начале 1930-х годов) пошел в магазин за продуктами. Когда же настала очередь расплатиться за покупку, вдруг обнаружил, что кошелек его чьи-то ловкие руки умыкнули. Извинился Жаров и направился к выходу, мысленно кляня себя за ротозейство. И тут на глаза ему попались два шалопая. Один из них, который постарше, отчитывал другого: «Ты что делаешь?! У кого воруешь? Своих не узнаешь?!». Кошелек ребята вернули и дали тягу. А Жаров только хмыкнул и головой покачал, не зная даже, то ли радоваться такой известности, то ли проклинать ее.
Режиссеры, конечно, взяли «бандитский» успех Жарова на карандаш, и быть бы ему после этого еще долго «киноуркой», играя отрицательных типов. Но идеологи страны воровскую тему прикрыли на экране, и это спасло актера от эксплуатации его «жигановского» амплуа. Зато появилась возможность сосредоточиться на разработке ярких, по широте души русских характеров — многогранно талантливых и трагически противоречивых.
Таковы сыгранные им Александр Меншиков в фильме «Петр Первый» (1937-1939) и Малюта Скуратов в «Иване Грозном» (1944-1945).
О таких актерах, как Жаров, писать легко и в то же время невероятно трудно. Яркие черты его характера, богатые внешние данные позволяют вести рассказ о нем без общих слов и пресных оценок. Но вот проблема — как вместить полную энергии жизнь этого неординарного Мастера театрального искусства и кино в ограниченные газетные строки?
Он выстроил собственным трудом свою незаурядную актерскую судьбу и был счастлив от того, что сумел реализовать все намеченное. Десятки запоминающихся ролей, сыгранных Жаровым в разных театрах, более семидесяти киногероев, созданных им за годы работы на съемочных площадках. В 1967 году этот знаменитый актер издал книгу «Жизнь, театр, кино». А семью годами раньше он как бы обозначил ее содержание в документальном фильме «Жаров рассказывает», где были широко использованы отрывки из ролей и он сам исполнил роль ведущего.
На закате жизни Михаил Иванович любил говаривать, что доволен своей биографией, она, дескать, вполне удалась. И действительно, в самые трудные времена он трижды удостаивался Сталинских премий: в 1941-м — за роль Меншикова, в 1942-м — за фильм «Оборона Царицына», в 1947-м — за театральные работы. В сорок девять лет получил звание народного артиста, а в семьдесят четыре года ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда.
Выступая в концертных программах, Жаров легко находил контакт со зрителями, искренне и с юмором отвечал на вопросы из зала. Он не скрывал, что было у него несколько жен и две из них были известными актрисами, которые украшали его жизнь и в кинокадрах. С Ольгой Андровской, например, он снимался в фильме «Медведь», с Людмилой Целиковской — в картинах «Воздушный извозчик», «Беспокойное хозяйство», «Иван Грозный».
В конце 1940-х годов сердце Жарова покоряет новая муза, и он женится в последний раз (четвертый). А потом, годы спустя, отец его супруги, один из московских врачей, попадет в жернова репрессий как «агент сионизма», якобы связанный с «врачами-вредителями».
Никто в НКВД вину жаровского тестя Михаилу Ивановичу, конечно, не приписывал тогда. Но работать ему было очень трудно. Снимать в кино актера перестали, отдельные коллеги в театре боялись даже здороваться с ним. И начался самый тяжелый период застоя в его творчестве. Многим казалось, что актерское вдохновение Жарова двинулось под уклон. А он взял да и удивил всех неожиданным взлетом: сам поставил знаменитый фильм «Деревенский детектив» и великолепно сыграл в нем милиционера Анискина.
Таким вот был этот верный рыцарь искусства с необузданным русским характером.
27 октября Михаилу Жарову исполнилось бы 105 лет.
Геннадий Любаев
«Флаг Родины», 01.11.2005
ЧТОБЫ ПОМНИЛИ. ОТ ЖИГАНА ДО АНИСКИНА
В тот исторически теперь уже далекий день в маленьком зальчике киностудии их было четверо: инженер по звуку Тагер, режиссер Николай Экк, оператор Нестеров и артист Михаил Жаров, Они только что просмотрели созданный ими фильм «Путевка в жизнь» и, ошеломленные впечатлением... плакали от счастья.
Так начиналась новая эра российского кино. Ведь до этого момента наш экран был немым. И вот сделан был невероятный прорыв к чуду, и Мишка Жаров, молодой подмастерье лицедейского искусства 1930-х годов, одним из первых заговорил и запел с отечественного экрана. Блистательно сыгранный им главарь воровской шайки Фомка Жиган залихватски представляется веселой припевкой: «Нас на свете два громилы, гоп-тири-тири-бумбия! Один я, другой — Гаврила! Гоп-тири-тири-бумбия!».
Потом, спустя около четырех десятилетий, на экраны выйдет уже совсем не разбитной Мишка, а солидный Михаил Иванович Жаров в роли «деревенского детектива» милиционера Анискина, и все мы запомним его спокойный добрый взгляд, его реплики: «Ты подчепурься, подчепурься!», «Порядок в танковых частях!». И новый притягательный образ — на сей раз мудрого блюстителя порядка — станет для нас открытием. А между двумя этими вехами творческих озарений — от Жигана до Анискина — будет целая жизнь, полная напряженного труда и гонки за мечтой, неожиданных радостей и ошибок молодости, творческих находок и разочарований.
Наверное, при ином стечении обстоятельств Михаил Жаров мог бы стать, как его отец, профессиональным полиграфистом. Он, в сущности, и начал свой рабочий путь после окончания семилетки учеником наборщика. А поскольку в молодости каждому человеку хочется иметь побольше карманных денег, то, естественно, у Жарова возникла необходимость в дополнительном заработке. И он вместе с приятелем стал захаживать в оперный театр и на съемочную площадку киностудии. Там время от времени требовались статисты, то есть участники массовых сцен. За это, конечно, не осыпали ассигнациями, но платили реальные деньги.
Сначала так все и было — подрабатывал Жаров на сцене без душевной тяги к искусству. С таким же успехом он колол бы дрова для какой-нибудь конторы или помогал дворнику. Лишь бы платили. Но чем больше Михаил узнавал мир театра, тем больше проникался мыслью самому попробовать свои силы в актерском деле. И это несмотря на то, что его первый выход на сцену был полным драматизма!
Ставили тогда с размахом оперу Кюи «Капитанская дочка». Набранных с улицы добровольцев загримировали под разноликих представителей малых народностей; Жарова, например, одели под калмыка. И вот когда новички собрались на инструктаж, помощник режиссера Кудрин зычно изрек: «Вы сидите вот здесь, в укрытии, ждете, когда заиграет музыка. Я вам махну, и вы сразу же вылезаете на забор. А что будет дальше, это уже не ваша забота».
Народ оказался понятливым. И как только во время действия оперы помреж дал команду новичкам, они тут же резво обозначились над частоколом. А «екатерининские солдаты» начали отчаянно их дубасить... бутафорными палками по головам, причем весьма чувствительно! Получилось очень динамично и зрелищно. И одно только это должно было решительно отвратить, скажем, юного Жарова от театральной карьеры. Но он еще больше влюбился в сцену! И два года выходил на нее безмолвным статистом в опере. Держал то алебарду (копье с насаженным на него боевым топором или секирой), то подсвечник или находился в массовке. Зато каких замечательных артистов он перевидел тогда лицом к лицу!
Когда же Михаилу Жарову исполнилось восемнадцать лет, он уже практически был готов ради актерской карьеры преодолевать любые трудности.
В 1919 году Жаров окончил студию при театре Художественно-просветительского союза рабочих организаций. Затем проходил актерскую школу в передвижном фронтовом театре, потом работал в труппе Мейерхольда, в Бакинском театре. В 1931 -1937 годах он уже был артистом московского Камерного театра. И здесь сыграл одну из лучших своих ролей — Алексея в «Оптимистической трагедии» Вс. Вишневского. А с 1938-го поклонники сценического таланта Жарова ходили на спектакли с его участием уже в Малый театр, где он проработал до конца жизни.
Две стихии владели сердцем Жарова в пору его творческой зрелости — театр и кино. Только им он был предан. В них находил свою востребованность. На волне актерского вдохновения он блистательно сыграет здесь, в Малом, и Харитонова («За тех, кто в море» Б. Лавренева), и ряд других острохарактерных ролей. Параллельно же шло восхождение Жарова и на экранный олимп.
А начиналась киношная слава Михаила с того, что он страшно удивился, когда режиссер Экк предложил ему сыграть вора Жигана (фильм «Путевка в жизнь»). Бандитов и блатарей он до этого еще ни разу не изображал и потому, наверное, сумел личным обаянием подчеркнуть зловещую маску зла в лице Фомки: за его лихой удалью и внешней привлекательностью скрывалась натура холодного убийцы.
Пережив цунами популярности в роли уголовника, Михаил Жаров однажды (это было в начале 1930-х годов) пошел в магазин за продуктами. Когда же настала очередь расплатиться за покупку, вдруг обнаружил, что кошелек его чьи-то ловкие руки умыкнули. Извинился Жаров и направился к выходу, мысленно кляня себя за ротозейство. И тут на глаза ему попались два шалопая. Один из них, который постарше, отчитывал другого: «Ты что делаешь?! У кого воруешь? Своих не узнаешь?!». Кошелек ребята вернули и дали тягу. А Жаров только хмыкнул и головой покачал, не зная даже, то ли радоваться такой известности, то ли проклинать ее.
Режиссеры, конечно, взяли «бандитский» успех Жарова на карандаш, и быть бы ему после этого еще долго «киноуркой», играя отрицательных типов. Но идеологи страны воровскую тему прикрыли на экране, и это спасло актера от эксплуатации его «жигановского» амплуа. Зато появилась возможность сосредоточиться на разработке ярких, по широте души русских характеров — многогранно талантливых и трагически противоречивых.
Таковы сыгранные им Александр Меншиков в фильме «Петр Первый» (1937-1939) и Малюта Скуратов в «Иване Грозном» (1944-1945).
О таких актерах, как Жаров, писать легко и в то же время невероятно трудно. Яркие черты его характера, богатые внешние данные позволяют вести рассказ о нем без общих слов и пресных оценок. Но вот проблема — как вместить полную энергии жизнь этого неординарного Мастера театрального искусства и кино в ограниченные газетные строки?
Он выстроил собственным трудом свою незаурядную актерскую судьбу и был счастлив от того, что сумел реализовать все намеченное. Десятки запоминающихся ролей, сыгранных Жаровым в разных театрах, более семидесяти киногероев, созданных им за годы работы на съемочных площадках. В 1967 году этот знаменитый актер издал книгу «Жизнь, театр, кино». А семью годами раньше он как бы обозначил ее содержание в документальном фильме «Жаров рассказывает», где были широко использованы отрывки из ролей и он сам исполнил роль ведущего.
На закате жизни Михаил Иванович любил говаривать, что доволен своей биографией, она, дескать, вполне удалась. И действительно, в самые трудные времена он трижды удостаивался Сталинских премий: в 1941-м — за роль Меншикова, в 1942-м — за фильм «Оборона Царицына», в 1947-м — за театральные работы. В сорок девять лет получил звание народного артиста, а в семьдесят четыре года ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда.
Выступая в концертных программах, Жаров легко находил контакт со зрителями, искренне и с юмором отвечал на вопросы из зала. Он не скрывал, что было у него несколько жен и две из них были известными актрисами, которые украшали его жизнь и в кинокадрах. С Ольгой Андровской, например, он снимался в фильме «Медведь», с Людмилой Целиковской — в картинах «Воздушный извозчик», «Беспокойное хозяйство», «Иван Грозный».
В конце 1940-х годов сердце Жарова покоряет новая муза, и он женится в последний раз (четвертый). А потом, годы спустя, отец его супруги, один из московских врачей, попадет в жернова репрессий как «агент сионизма», якобы связанный с «врачами-вредителями».
Никто в НКВД вину жаровского тестя Михаилу Ивановичу, конечно, не приписывал тогда. Но работать ему было очень трудно. Снимать в кино актера перестали, отдельные коллеги в театре боялись даже здороваться с ним. И начался самый тяжелый период застоя в его творчестве. Многим казалось, что актерское вдохновение Жарова двинулось под уклон. А он взял да и удивил всех неожиданным взлетом: сам поставил знаменитый фильм «Деревенский детектив» и великолепно сыграл в нем милиционера Анискина.
Таким вот был этот верный рыцарь искусства с необузданным русским характером.
27 октября Михаилу Жарову исполнилось бы 105 лет.
Геннадий Любаев
«Флаг Родины», 01.11.2005
01.11.2005
Подробнее
«Листая старые подшивки» ВЛАДИМИР САФРОНОВ: ЧТО? ГДЕ? ПОЧЕМ? МОИ ЛЮБИМЫЕ ВОПРОСЫ
«Листая старые подшивки»
ВЛАДИМИР САФРОНОВ: ЧТО? ГДЕ? ПОЧЕМ? МОИ ЛЮБИМЫЕ ВОПРОСЫ
Когда после программы о некачественном чае я выходил из метро, ко мне подбежал человек, прилично одетый, в костюме и галстуке, и выпалил: «Какое право вы имели говорить, что чай 1-й Московской чаеразвесочной фабрики плохой». Пока я соображал, что же произошло, он бесследно исчез...
ВЛАДИМИР САФРОНОВ: ЧТО? ГДЕ? ПОЧЕМ? МОИ ЛЮБИМЫЕ ВОПРОСЫ
Когда после программы о некачественном чае я выходил из метро, ко мне подбежал человек, прилично одетый, в костюме и галстуке, и выпалил: «Какое право вы имели говорить, что чай 1-й Московской чаеразвесочной фабрики плохой». Пока я соображал, что же произошло, он бесследно исчез...
«Листая старые подшивки»
ВЛАДИМИР САФРОНОВ: ЧТО? ГДЕ? ПОЧЕМ? МОИ ЛЮБИМЫЕ ВОПРОСЫ
Когда после программы о некачественном чае я выходил из метро, ко мне подбежал человек, прилично одетый, в костюме и галстуке, и выпалил: «Какое право вы имели говорить, что чай 1-й Московской чаеразвесочной фабрики плохой». Пока я соображал, что же произошло, он бесследно исчез.
***
Было время, когда мы, потребители, ели одинаковую зеленую колбасу, спали на стандартных диван-кроватях «Москва», жили в типовых блочных домах и ездили на автомобилях марки «инвалидка». Теперь не то, теперь времена другие, теперь можно выбрать между товаром качественным и не очень, китайским и не совсем. Обыватель от неожиданности растерялся. И на помощь нам пришло телевидение (канал НТВ), выпустив в эфир в ноябре прошлого года программу «Впрок».
Ведет ее актер Малого театра Владимир Сафронов: седина, борода, баритон -уважение внушает, к словам своим заставляет прислушаться. Лучше так и сделать, потому что иначе можно выбрать не то и прибавить работы медицине.
- Театральные актеры на телевидение обычно попадают, если снялись в рекламном ролике. С вами — та же история?
- Почти. Мне позвонил автор проекта «Впрок» Антон Понизовский, сказал, что я понравился ему в одной из телереклам. Это был ролик «Альфа-банка», где девушке-менеджеру в честь дня рождения дарят игрушку и цветы. Я играл клиента и был тогда без бороды. Антон предложил поучаствовать в программе, что поначалу я воспринял без особого энтузиазма. Но, как видите, остался.
- Разговоры на тему «что где почем» свойственны больше мещанской среде, нежели творческой. Вас это не смущало на первых порах?
- Нет, потому что проблема «что где почем» важна всегда и для любой категории покупателей, меняются только ответы на эти вопросы. Ведь все мы так или иначе — обыватели: все мы варимся в быту.
Если же подходить к проблеме философски, то наша программа -» это попытка привлечь внимание к возможности выбора. Наше поколение к нему не приучено.
- Почему, когда вы читаете текст в кадре, на губах у вас блуждает двусмысленная улыбка? Вы по какому поводу иронизируете?
- Ирония, как вы знаете, — это защитная реакция. Она позволяет избежать подвоха. Ирония, или улыбка, или намеки, или какие-то другие наигранные вещи, которые я иногда позволяю себе (например, интонацию в духе Левитана), — все это придает дополнительное содержание информации и лучше запоминается.
- Вам не скучно постоянно говорить о потреблении?
- Нет. Я участвую в программе с удовольствием. Во-первых, потому что это работа, во-вторых, потому что это работа не в пустоту: большинство сюжетов программы оказывается настолько актуально и интересно, что я без конца получаю вопросы, просьбы, предложения, согласия или, напротив, несогласия телезрителей. И хотя я всего лишь диктор, который читает подводки между сюжетами, зритель воспринимает меня совсем по-другому: если и не как сочинителя, автора, то по крайней мере как хозяина, который все обо всем знает. А это совсем не так. Честно говоря, ряд репортажей я вообще не видел.
- Вы читаете текст с монитора или заучиваете?
- Конечно, с монитора. Хотя каждый вечер перед записью я знакомлюсь с содержанием подводок. Даже у диктора есть необходимость заблаговременно прочитать текст, как говорят, «переспать» с этими мыслями, чтобы наутро делать поменьше ошибок.
- К какому жанру вы отнесли бы программу «Впрок»: аналитическому, информационному или, может быть, развлекательному?
- Информационному. Анализ предусматривает двухстороннее участие. Мы заканчиваем программу определенными выводами, а дело зрителя — принимать их или не принимать.
- Телевидение, Малый театр, преподавание в Щепкинском училище — что для вас главное?
- «Впрок» — это, наверное, еще одно проявление моей актерской профессии. Но пусть не обижается программа, а первостепенным для меня остается театр. Но наибольшее удовольствие все же доставляет роль преподавателя.
- Случалось ли, что знакомые просили вас дать совет в покупке той или иной вещи?
- Моя семья с некоторых пор покупает только определенные сорта колбас, мои дети и родственники тоже советуются. Артисты и работники театра с любопытством наблюдают за моей теледеятельностью и часто просят дать телефон магазинов и фирм. Посторонние люди на улице подходят и просят, например: «Расскажите о хлебе. Вот раньше хлеб был одной выпечки, а сейчас стал совсем другим».
- Вы сами активный покупатель или бываете в магазинах от случая к случаю?
- Я активный исполнитель домашних заказов. То есть раз в неделю мне дают список товаров (в основном продуктов), которые я должен приобрести. Вооружаюсь большой тележкой на колесах и с этим списком иду. У меня самого не хватает фантазии придумать, что дома нужно.
- Ну и напоследок скажите, какой, например, лимонад лучший? И остался ли вообще отечественный лимонад?
- Я понял, что детских лимонадов детям сейчас лучше не пить. Из всех традиционных лимонадов, знакомых с застойных времен, остался единственный, который делается на натуральном сырье, — «Лесная ягода».
Людмила РОЗОНОВА
«Комсомольская правда», 11.12.1997
ВЛАДИМИР САФРОНОВ: ЧТО? ГДЕ? ПОЧЕМ? МОИ ЛЮБИМЫЕ ВОПРОСЫ
Когда после программы о некачественном чае я выходил из метро, ко мне подбежал человек, прилично одетый, в костюме и галстуке, и выпалил: «Какое право вы имели говорить, что чай 1-й Московской чаеразвесочной фабрики плохой». Пока я соображал, что же произошло, он бесследно исчез.
***
Было время, когда мы, потребители, ели одинаковую зеленую колбасу, спали на стандартных диван-кроватях «Москва», жили в типовых блочных домах и ездили на автомобилях марки «инвалидка». Теперь не то, теперь времена другие, теперь можно выбрать между товаром качественным и не очень, китайским и не совсем. Обыватель от неожиданности растерялся. И на помощь нам пришло телевидение (канал НТВ), выпустив в эфир в ноябре прошлого года программу «Впрок».
Ведет ее актер Малого театра Владимир Сафронов: седина, борода, баритон -уважение внушает, к словам своим заставляет прислушаться. Лучше так и сделать, потому что иначе можно выбрать не то и прибавить работы медицине.
- Театральные актеры на телевидение обычно попадают, если снялись в рекламном ролике. С вами — та же история?
- Почти. Мне позвонил автор проекта «Впрок» Антон Понизовский, сказал, что я понравился ему в одной из телереклам. Это был ролик «Альфа-банка», где девушке-менеджеру в честь дня рождения дарят игрушку и цветы. Я играл клиента и был тогда без бороды. Антон предложил поучаствовать в программе, что поначалу я воспринял без особого энтузиазма. Но, как видите, остался.
- Разговоры на тему «что где почем» свойственны больше мещанской среде, нежели творческой. Вас это не смущало на первых порах?
- Нет, потому что проблема «что где почем» важна всегда и для любой категории покупателей, меняются только ответы на эти вопросы. Ведь все мы так или иначе — обыватели: все мы варимся в быту.
Если же подходить к проблеме философски, то наша программа -» это попытка привлечь внимание к возможности выбора. Наше поколение к нему не приучено.
- Почему, когда вы читаете текст в кадре, на губах у вас блуждает двусмысленная улыбка? Вы по какому поводу иронизируете?
- Ирония, как вы знаете, — это защитная реакция. Она позволяет избежать подвоха. Ирония, или улыбка, или намеки, или какие-то другие наигранные вещи, которые я иногда позволяю себе (например, интонацию в духе Левитана), — все это придает дополнительное содержание информации и лучше запоминается.
- Вам не скучно постоянно говорить о потреблении?
- Нет. Я участвую в программе с удовольствием. Во-первых, потому что это работа, во-вторых, потому что это работа не в пустоту: большинство сюжетов программы оказывается настолько актуально и интересно, что я без конца получаю вопросы, просьбы, предложения, согласия или, напротив, несогласия телезрителей. И хотя я всего лишь диктор, который читает подводки между сюжетами, зритель воспринимает меня совсем по-другому: если и не как сочинителя, автора, то по крайней мере как хозяина, который все обо всем знает. А это совсем не так. Честно говоря, ряд репортажей я вообще не видел.
- Вы читаете текст с монитора или заучиваете?
- Конечно, с монитора. Хотя каждый вечер перед записью я знакомлюсь с содержанием подводок. Даже у диктора есть необходимость заблаговременно прочитать текст, как говорят, «переспать» с этими мыслями, чтобы наутро делать поменьше ошибок.
- К какому жанру вы отнесли бы программу «Впрок»: аналитическому, информационному или, может быть, развлекательному?
- Информационному. Анализ предусматривает двухстороннее участие. Мы заканчиваем программу определенными выводами, а дело зрителя — принимать их или не принимать.
- Телевидение, Малый театр, преподавание в Щепкинском училище — что для вас главное?
- «Впрок» — это, наверное, еще одно проявление моей актерской профессии. Но пусть не обижается программа, а первостепенным для меня остается театр. Но наибольшее удовольствие все же доставляет роль преподавателя.
- Случалось ли, что знакомые просили вас дать совет в покупке той или иной вещи?
- Моя семья с некоторых пор покупает только определенные сорта колбас, мои дети и родственники тоже советуются. Артисты и работники театра с любопытством наблюдают за моей теледеятельностью и часто просят дать телефон магазинов и фирм. Посторонние люди на улице подходят и просят, например: «Расскажите о хлебе. Вот раньше хлеб был одной выпечки, а сейчас стал совсем другим».
- Вы сами активный покупатель или бываете в магазинах от случая к случаю?
- Я активный исполнитель домашних заказов. То есть раз в неделю мне дают список товаров (в основном продуктов), которые я должен приобрести. Вооружаюсь большой тележкой на колесах и с этим списком иду. У меня самого не хватает фантазии придумать, что дома нужно.
- Ну и напоследок скажите, какой, например, лимонад лучший? И остался ли вообще отечественный лимонад?
- Я понял, что детских лимонадов детям сейчас лучше не пить. Из всех традиционных лимонадов, знакомых с застойных времен, остался единственный, который делается на натуральном сырье, — «Лесная ягода».
Людмила РОЗОНОВА
«Комсомольская правда», 11.12.1997
Подробнее
1 ноября
поздравляем с 65-летием народного артиста России Владимира Алексеевича Сафронова.
Пожелаем актеру доброго здоровья, счастья, удачи во всем, свершения желаний!
Пожелаем актеру доброго здоровья, счастья, удачи во всем, свершения желаний!
1 ноября поздравляем с 65-летием народного артиста России Владимира Алексеевича Сафронова.
В спектакле «Последняя жертва» нувориш Салай Салтаныч в исполнении Владимира Сафронова получился вполне узнаваемым «героем нашего времени», « хозяином жизни» и королем теневой экономики.
Яркий самобытный артист Владимир Сафронов давно совмещает работу в театре с преподаванием в своем родном театральном училище имени Щепкина. Можно смело сказать, что многие из нынешних звезд театра — ученики Владимира Алексеевича.
Трудно представить себе труппу Малого театра без этого артиста, также и он, похоже, не представляет своей жизни вне родного театра. Вот и сегодня, юбиляр выйдет на сцену в спектакле «Не было ни гроша, да вдруг алтын».
Пожелаем Владимиру Алексеевичу доброго здоровья, счастья, удачи во всем, свершения желаний!
В спектакле «Последняя жертва» нувориш Салай Салтаныч в исполнении Владимира Сафронова получился вполне узнаваемым «героем нашего времени», « хозяином жизни» и королем теневой экономики.
Яркий самобытный артист Владимир Сафронов давно совмещает работу в театре с преподаванием в своем родном театральном училище имени Щепкина. Можно смело сказать, что многие из нынешних звезд театра — ученики Владимира Алексеевича.
Трудно представить себе труппу Малого театра без этого артиста, также и он, похоже, не представляет своей жизни вне родного театра. Вот и сегодня, юбиляр выйдет на сцену в спектакле «Не было ни гроша, да вдруг алтын».
Пожелаем Владимиру Алексеевичу доброго здоровья, счастья, удачи во всем, свершения желаний!
Подробнее
1 ноября
нашему информационному партнеру - телеканалу «Культура» - исполняется 8 лет. Поздравляем коллег и желаем им дальнейших успехов в их нелегком деле освещения событий российской и мировой культурной жизни!...
1 ноября 2005 года исполняется 8 лет телеканалу «Культура». Эти годы добавили в летопись телевидения немало интересных страниц: уникальные ретроспективы и концерты, просветительские проекты и многое, многое другое.
Сезон 2005/2006 года не станет исключением из правила: фестиваль спектаклей «Ленкома» и ретроспектива фильмов Чаплина, «Плоды просвещения» и музыкальный конкурс «Щелкунчик», новый проект «Большие» - перечислять все самое интересное нет нужды, достаточно просто открыть программу передач нашего телеканала.
В одном из интервью Полина Ермолаева, корреспондент «Новостей культуры» и ведущая рубрики «Худсовет» весьма точно сформулировала мнение тех, кто работает на телеканале: «Многие зрители в регионах выбирают «Культуру», потому что мы для них, как ни пафосно звучит, - единственный свет в окошке. Они работают на заводах, но это не значит, что они глупы и примитивны. Им многое интересно на нашем канале, и это прекрасно».
Нас смотрят, нас читают, нам пишут:
Светлана
«Спасибо за удивительный концерт Российского национального оркестра под управлением Михаила Плетнева. Удачный выбор музыкальных произведений, их виртуозное исполнение музыкантами оркестра. Концерт воспринимался как одно целое. Михаил Плетнев, как он сам сказал недавно в отношении А. Пахмутовой, если человек ТАЛАНТЛИВ ,то неважно сочиняет ли он симфоническую музыку или пишет для эстрады, но что бы это было только ТАЛАНТЛИВО… Так же можно сказать и о М. Плетневе. ТАЛАНТЛИВ и как пианист и как дирижер.
P.S. Очень хорошее время эфира было выбрано для концерта».
Константин
«С удовольствием посмотрел фрагмент концерта Е. Образцовой в Японии в передаче Час музыки. Хотелось бы увидеть целиком фильм «Образцова в Японии». Спасибо».
Ирина
«Спасибо любимому телеканалу за подаренную неравнодушным зрителям возможность развиваться интеллектуально и духовно среди «Звездный войн» да «Корпораций монстров». Спасибо, что Ваш канал не только полезен, но и ЧРЕЗВЫЧАЙНО ИНТЕРЕСЕН для молодого поколения!»
Наталья
«Я очень благодарна каналу Культура за возрождение на нашем телевидении такого – незаслуженно забытого – жанра, как цирк».
Юля
«Большое спасибо за показ «Quo vadis». Замечательная экранизация романа Сенкевича. Актёры просто великолепны».
Усувалиев Султан
«Канал хорош. Вы и сами знаете об этом. Как и мы – зрители».
Телеканал «Культура», 1.11.2005
Сезон 2005/2006 года не станет исключением из правила: фестиваль спектаклей «Ленкома» и ретроспектива фильмов Чаплина, «Плоды просвещения» и музыкальный конкурс «Щелкунчик», новый проект «Большие» - перечислять все самое интересное нет нужды, достаточно просто открыть программу передач нашего телеканала.
В одном из интервью Полина Ермолаева, корреспондент «Новостей культуры» и ведущая рубрики «Худсовет» весьма точно сформулировала мнение тех, кто работает на телеканале: «Многие зрители в регионах выбирают «Культуру», потому что мы для них, как ни пафосно звучит, - единственный свет в окошке. Они работают на заводах, но это не значит, что они глупы и примитивны. Им многое интересно на нашем канале, и это прекрасно».
Нас смотрят, нас читают, нам пишут:
Светлана
«Спасибо за удивительный концерт Российского национального оркестра под управлением Михаила Плетнева. Удачный выбор музыкальных произведений, их виртуозное исполнение музыкантами оркестра. Концерт воспринимался как одно целое. Михаил Плетнев, как он сам сказал недавно в отношении А. Пахмутовой, если человек ТАЛАНТЛИВ ,то неважно сочиняет ли он симфоническую музыку или пишет для эстрады, но что бы это было только ТАЛАНТЛИВО… Так же можно сказать и о М. Плетневе. ТАЛАНТЛИВ и как пианист и как дирижер.
P.S. Очень хорошее время эфира было выбрано для концерта».
Константин
«С удовольствием посмотрел фрагмент концерта Е. Образцовой в Японии в передаче Час музыки. Хотелось бы увидеть целиком фильм «Образцова в Японии». Спасибо».
Ирина
«Спасибо любимому телеканалу за подаренную неравнодушным зрителям возможность развиваться интеллектуально и духовно среди «Звездный войн» да «Корпораций монстров». Спасибо, что Ваш канал не только полезен, но и ЧРЕЗВЫЧАЙНО ИНТЕРЕСЕН для молодого поколения!»
Наталья
«Я очень благодарна каналу Культура за возрождение на нашем телевидении такого – незаслуженно забытого – жанра, как цирк».
Юля
«Большое спасибо за показ «Quo vadis». Замечательная экранизация романа Сенкевича. Актёры просто великолепны».
Усувалиев Султан
«Канал хорош. Вы и сами знаете об этом. Как и мы – зрители».
Телеканал «Культура», 1.11.2005
Подробнее
«СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА» — ПРЕМЬЕРА НА СЦЕНЕ ФИЛИАЛА МАЛОГО ТЕАТРА
«СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА» — ПРЕМЬЕРА НА СЦЕНЕ ФИЛИАЛА МАЛОГО ТЕАТРА
Пьеса «Смерть Тарелкина» не обделена вниманием режиссеров. Сатирическую драму Сухово-Кобылина полгода назад поставили сразу два столичных театра – имени Ермоловой и «Et cetera». И вот ожидается еще одна премьера — на сцене филиала Малого театра....
Пьеса «Смерть Тарелкина» не обделена вниманием режиссеров. Сатирическую драму Сухово-Кобылина полгода назад поставили сразу два столичных театра – имени Ермоловой и «Et cetera». И вот ожидается еще одна премьера — на сцене филиала Малого театра....
«СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА» — ПРЕМЬЕРА НА СЦЕНЕ ФИЛИАЛА МАЛОГО ТЕАТРА
Пьеса «Смерть Тарелкина» не обделена вниманием режиссеров. Сатирическую драму Сухово-Кобылина полгода назад поставили сразу два столичных театра – имени Ермоловой и «Et cetera». И вот ожидается еще одна премьера — на сцене филиала Малого театра. На одной из последних репетиций побывала съемочная группа «Новостей культуры».
Фантастическая история чиновника Тарелкина, устроившего собственные похороны, чтобы разбогатеть, прочитана без улыбки. Так, словно это реальный случай из жизни.
Василий Федоров, режиссёр: «И попытались в абсолютно фантасмагорической ситуации докопаться до сути. А когда докопались до сути, то ситуация перестала быть просто фантасмагорической, она стала настолько обыденной!»
Нужно устроить мою собственную официальную, несомненную смерть. Так, для этого извещены сослуживцы, полиция приглашена, в комнате стоит мрак и духота.
Авантюрист Тарелкин в какой-то момент перестаёт быть главным героем. После его разоблачения на первый план выходит другой персонаж, у которого нет лица – страшная полицейская машина, способная перемолоть каждого, кто в неё попадёт.
Алексей Кудинович, заслуженный артист России: «Вроде бы, может быть, и нужно посмеяться. Но это всё равно будет смех сквозь слёзы. Потому что всё то, что творится – это творится с человеком, с каждым из живущих – издевательства, надругательства».
Малый театр сохраняет традиции: классическая правильность речи, медленное развитие действия. Яркие исторические костюмы, в том числе и подлинные – девятнадцатого века, сохранившиеся в запасниках театра. Малый – в очередной раз отказывается от экспериментов с формой: «все пытаются сделать так, как не делал ещё никто. Мы – стараемся увидеть то, что есть в пьесе».
Телеканал «Культура», 31.10.2005
Пьеса «Смерть Тарелкина» не обделена вниманием режиссеров. Сатирическую драму Сухово-Кобылина полгода назад поставили сразу два столичных театра – имени Ермоловой и «Et cetera». И вот ожидается еще одна премьера — на сцене филиала Малого театра. На одной из последних репетиций побывала съемочная группа «Новостей культуры».
Фантастическая история чиновника Тарелкина, устроившего собственные похороны, чтобы разбогатеть, прочитана без улыбки. Так, словно это реальный случай из жизни.
Василий Федоров, режиссёр: «И попытались в абсолютно фантасмагорической ситуации докопаться до сути. А когда докопались до сути, то ситуация перестала быть просто фантасмагорической, она стала настолько обыденной!»
Нужно устроить мою собственную официальную, несомненную смерть. Так, для этого извещены сослуживцы, полиция приглашена, в комнате стоит мрак и духота.
Авантюрист Тарелкин в какой-то момент перестаёт быть главным героем. После его разоблачения на первый план выходит другой персонаж, у которого нет лица – страшная полицейская машина, способная перемолоть каждого, кто в неё попадёт.
Алексей Кудинович, заслуженный артист России: «Вроде бы, может быть, и нужно посмеяться. Но это всё равно будет смех сквозь слёзы. Потому что всё то, что творится – это творится с человеком, с каждым из живущих – издевательства, надругательства».
Малый театр сохраняет традиции: классическая правильность речи, медленное развитие действия. Яркие исторические костюмы, в том числе и подлинные – девятнадцатого века, сохранившиеся в запасниках театра. Малый – в очередной раз отказывается от экспериментов с формой: «все пытаются сделать так, как не делал ещё никто. Мы – стараемся увидеть то, что есть в пьесе».
Телеканал «Культура», 31.10.2005
Подробнее
ИРИНА МУРАВЬЕВА НА ВЛАДИМИРСКОЙ СЦЕНЕ
ИРИНА МУРАВЬЕВА НА ВЛАДИМИРСКОЙ СЦЕНЕ
Звезда киноэкрана на владимирских подмостках. Ирина Муравьева в составе театра «Содружество Российских актеров» на сцене областной филармонии блистала в водевиле, поставленном специально к юбилею актрисы.
Звезда киноэкрана на владимирских подмостках. Ирина Муравьева в составе театра «Содружество Российских актеров» на сцене областной филармонии блистала в водевиле, поставленном специально к юбилею актрисы.
ИРИНА МУРАВЬЕВА НА ВЛАДИМИРСКОЙ СЦЕНЕ
Звезда киноэкрана на владимирских подмостках. Ирина Муравьева в составе театра «Содружество Российских актеров» на сцене областной филармонии блистала в водевиле, поставленном специально к юбилею актрисы.
Мало снимается в кино, не появляется на светских тусовках, не присутствует на торжественных церемониях, не встречается с журналистами. Каких только «не» теперь не придумывают про Ирину Муравьеву. Она много гастролирует. У нее тур по России, в честь юбилея. Начался, когда она праздновала 50, и продолжают праздновать по сей день вот уже лет шесть.
Спектакль «Жена-интриганка» ставили специально для Муравьевой и под Муравьеву. Полные залы — как само собой разумеющееся. Билеты на спектакли с участием «самой обаятельной и привлекательной» раскупаются за считанные дни.
Людмила Дроздова, зритель: «Зрители нашего возраста помнят Муравьеву, когда она была еще травести, играла девочек, мальчиков. Это актриса синтетического жанра, она многое может».
Нина Соломатина из «Карнавала» — это как будто бы про каждую из девчонок. Когда после школы так хочется стать актрисой и непременно знаменитой. Людмила, из Москвы, которая слезам не верит, это уже не про каждую из нас, но зато про наших подруг.
Во время гастролей, звезда экрана не капризничает. Никаких дополнительных условий приема не выдвигает. Главное чтобы была сцена и горячий чай перед спектаклем. Но как только Муравьева появляется перед объективом телекамеры, сразу же вспоминаются: «не участвует», «не встречается», «журналистов избегает».
Спектакль «Жена интриганка или актеры между собой» — это как бы и бенефис актрисы, и в то же время спектакль-антреприза. Актеров из разных театров собирал режиссер Леонид Эйдлин. Он же муж актрисы Ирины Муравьевой. Но этот спектакль, скорее исключение из правил. Во Владимир артисты, вопреки ожиданиям, прибыли за 5 часов до начала спектакля. Надо было освоить новое сценическое пространство, установить декорации.
Виталий Тищенко, зритель: «Ирина Муравьева — это уже фамилия. Можно быть уверенным, что мы получим удовольствие».
Леонид Эйдлин, режиссер спектакля «Жена интриганка или актеры меду собой»: «Мы сделали ставку на артистов. Они у нас играют хорошо, в отличие от очень многих антреприз, которые имеют громкие имена, но не имеют хорошей игры. Игра должна быть».
Ирина Муравьева, говорят, когда-то играла во Владимире. Было это лет 20 назад. Спектакль назывался «Комната». Но этот спектакль, как впрочем и сам приезд, мало кто помнит. Новый визит актрисы открыл новую страницу театральной истории. Только теперь под названием «Жена-интриганка».
Элеонора Лемм, Дмитрий Силаков
ГТРК «Владимир», 1.11.2005
Звезда киноэкрана на владимирских подмостках. Ирина Муравьева в составе театра «Содружество Российских актеров» на сцене областной филармонии блистала в водевиле, поставленном специально к юбилею актрисы.
Мало снимается в кино, не появляется на светских тусовках, не присутствует на торжественных церемониях, не встречается с журналистами. Каких только «не» теперь не придумывают про Ирину Муравьеву. Она много гастролирует. У нее тур по России, в честь юбилея. Начался, когда она праздновала 50, и продолжают праздновать по сей день вот уже лет шесть.
Спектакль «Жена-интриганка» ставили специально для Муравьевой и под Муравьеву. Полные залы — как само собой разумеющееся. Билеты на спектакли с участием «самой обаятельной и привлекательной» раскупаются за считанные дни.
Людмила Дроздова, зритель: «Зрители нашего возраста помнят Муравьеву, когда она была еще травести, играла девочек, мальчиков. Это актриса синтетического жанра, она многое может».
Нина Соломатина из «Карнавала» — это как будто бы про каждую из девчонок. Когда после школы так хочется стать актрисой и непременно знаменитой. Людмила, из Москвы, которая слезам не верит, это уже не про каждую из нас, но зато про наших подруг.
Во время гастролей, звезда экрана не капризничает. Никаких дополнительных условий приема не выдвигает. Главное чтобы была сцена и горячий чай перед спектаклем. Но как только Муравьева появляется перед объективом телекамеры, сразу же вспоминаются: «не участвует», «не встречается», «журналистов избегает».
Спектакль «Жена интриганка или актеры между собой» — это как бы и бенефис актрисы, и в то же время спектакль-антреприза. Актеров из разных театров собирал режиссер Леонид Эйдлин. Он же муж актрисы Ирины Муравьевой. Но этот спектакль, скорее исключение из правил. Во Владимир артисты, вопреки ожиданиям, прибыли за 5 часов до начала спектакля. Надо было освоить новое сценическое пространство, установить декорации.
Виталий Тищенко, зритель: «Ирина Муравьева — это уже фамилия. Можно быть уверенным, что мы получим удовольствие».
Леонид Эйдлин, режиссер спектакля «Жена интриганка или актеры меду собой»: «Мы сделали ставку на артистов. Они у нас играют хорошо, в отличие от очень многих антреприз, которые имеют громкие имена, но не имеют хорошей игры. Игра должна быть».
Ирина Муравьева, говорят, когда-то играла во Владимире. Было это лет 20 назад. Спектакль назывался «Комната». Но этот спектакль, как впрочем и сам приезд, мало кто помнит. Новый визит актрисы открыл новую страницу театральной истории. Только теперь под названием «Жена-интриганка».
Элеонора Лемм, Дмитрий Силаков
ГТРК «Владимир», 1.11.2005
Подробнее
ЗДОРОВО ЖИВЕШЬ
ЗДОРОВО ЖИВЕШЬ
«Мнимый больной» Сергея Женовача легко заменяет сеанс психотерапии
«Мнимый больной» Сергея Женовача легко заменяет сеанс психотерапии
ЗДОРОВО ЖИВЕШЬ
«Мнимый больной» Сергея Женовача легко заменяет сеанс психотерапии
Постановки Сергея Женовача в осенне-зимний период надо прописывать наравне с витаминами: например, «Мнимый больной» в Малом театре поможет при синдроме хронической усталости, утрате вкуса к жизни и общей тревожности.
Режиссер Сергей Женовач — главный утешитель в нашем театре. После его спектаклей кажется, что все в мире идет своим чередом, век не так уж и расшатался и жизнь непременно наладится. Он никогда не тяготел к трагедии, и инсценировка романа Фолкнера «Шум и ярость», поставленная им в начале 90-х с юными актерами «Мастерской Фоменко», остается, кажется, едва ли не единственным действительно мрачным его высказыванием. В сегодняшнем российском театре, который мотает из стороны в сторону как растерявшегося невротика, Женовач утверждает понятие нормы — чувств, отношения к прошлому, профессионализма. Еще и поэтому за него так ухватился Малый театр.
«Мнимый больной» Мольера в постановке Женовача, во-первых, очень красив. Глаз ведь понемногу отвыкает от гармоничной картинки в театре: не броской или аттракционной — просто красивой. А здесь смотри и наслаждайся: на сцене обшитый деревом зал дома XVII в., веселые отблески камина, высокие окна, сначала уютно закрытые портьерами, потом щедро пропускающие солнечный свет. Сценограф Александр Боровский и художник по костюмам Оксана Ярмольник не позволили себе ни единой тревожной ноты: только открытое пространство и ясные четкие линии, только теплая гамма — от красного дерева стен до темно-коричневой обивки любимого кресла Аргана, от светло-кремовых платьев дам до рыжих волос служанки. И когда блондинка Анжелика, дочка Аргана (Ольга Молочная), стоит у окна, действие может замереть и не двигаться: не спешите, посмотрите, как подчеркивает высокий воротник старинного платья изгиб шеи, как отливают золотом локоны пышной прически на свету. Правда, красиво?
Во-вторых, этот «Мнимый больной» — бальзам на душу тех, кто тоскует по семейным ценностям. Потому что главное в нем — не причуды Аргана (Василий Бочкарев), решившего, что он болен, и даже, наверное, не обаятельная импровизационная игра артистов, главное — это идея дома. Дом Аргана крепок и наполнен любовью, но не лишен проблем, которые, однако же, здесь стараются решать, время от времени без обиняков говоря друг другу правду. Здесь служанка Туанетта (Людмила Титова) имеет полное право голоса и способна заявить, что «не даст согласия на брак» своей госпожи. Из этой семьи могут исключить, если ты на самом деле ее не ценишь (что и происходит с женой Аргана, которую играет Евгения Глушенко). Но можно и стать ее членом — достаточно в тяжелый для клана момент, как это делает молодой Клеант (Глеб Подгородинский), поставить свой стул подле стула возлюбленной, усесться скорбным рядком, добровольно разделив горе с еще недавно чужими людьми.
В спектакле Женовача есть неожиданная самоцитата: когда Арган зовет слуг, их выходит целая стайка, и все они спят на ходу. Точно так же спали русские слуги во «Владимире III степени» — знаменитом спектакле Женовача по Гоголю в «Мастерской Фоменко». Черты давней постановки проступают в свежей, с иголочки, премьере пусть на минуту, но с той же отчетливостью, с какой черты бабушки узнаются в лице внучки. Ничто не исчезает без следа, все имеет и свой смысл, и свое продолжение. Ну чем не психотерапия?
Александра Машукова
«Ведомости», 1.11.2005
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
«Мнимый больной» Сергея Женовача легко заменяет сеанс психотерапии
Постановки Сергея Женовача в осенне-зимний период надо прописывать наравне с витаминами: например, «Мнимый больной» в Малом театре поможет при синдроме хронической усталости, утрате вкуса к жизни и общей тревожности.
Режиссер Сергей Женовач — главный утешитель в нашем театре. После его спектаклей кажется, что все в мире идет своим чередом, век не так уж и расшатался и жизнь непременно наладится. Он никогда не тяготел к трагедии, и инсценировка романа Фолкнера «Шум и ярость», поставленная им в начале 90-х с юными актерами «Мастерской Фоменко», остается, кажется, едва ли не единственным действительно мрачным его высказыванием. В сегодняшнем российском театре, который мотает из стороны в сторону как растерявшегося невротика, Женовач утверждает понятие нормы — чувств, отношения к прошлому, профессионализма. Еще и поэтому за него так ухватился Малый театр.
«Мнимый больной» Мольера в постановке Женовача, во-первых, очень красив. Глаз ведь понемногу отвыкает от гармоничной картинки в театре: не броской или аттракционной — просто красивой. А здесь смотри и наслаждайся: на сцене обшитый деревом зал дома XVII в., веселые отблески камина, высокие окна, сначала уютно закрытые портьерами, потом щедро пропускающие солнечный свет. Сценограф Александр Боровский и художник по костюмам Оксана Ярмольник не позволили себе ни единой тревожной ноты: только открытое пространство и ясные четкие линии, только теплая гамма — от красного дерева стен до темно-коричневой обивки любимого кресла Аргана, от светло-кремовых платьев дам до рыжих волос служанки. И когда блондинка Анжелика, дочка Аргана (Ольга Молочная), стоит у окна, действие может замереть и не двигаться: не спешите, посмотрите, как подчеркивает высокий воротник старинного платья изгиб шеи, как отливают золотом локоны пышной прически на свету. Правда, красиво?
Во-вторых, этот «Мнимый больной» — бальзам на душу тех, кто тоскует по семейным ценностям. Потому что главное в нем — не причуды Аргана (Василий Бочкарев), решившего, что он болен, и даже, наверное, не обаятельная импровизационная игра артистов, главное — это идея дома. Дом Аргана крепок и наполнен любовью, но не лишен проблем, которые, однако же, здесь стараются решать, время от времени без обиняков говоря друг другу правду. Здесь служанка Туанетта (Людмила Титова) имеет полное право голоса и способна заявить, что «не даст согласия на брак» своей госпожи. Из этой семьи могут исключить, если ты на самом деле ее не ценишь (что и происходит с женой Аргана, которую играет Евгения Глушенко). Но можно и стать ее членом — достаточно в тяжелый для клана момент, как это делает молодой Клеант (Глеб Подгородинский), поставить свой стул подле стула возлюбленной, усесться скорбным рядком, добровольно разделив горе с еще недавно чужими людьми.
В спектакле Женовача есть неожиданная самоцитата: когда Арган зовет слуг, их выходит целая стайка, и все они спят на ходу. Точно так же спали русские слуги во «Владимире III степени» — знаменитом спектакле Женовача по Гоголю в «Мастерской Фоменко». Черты давней постановки проступают в свежей, с иголочки, премьере пусть на минуту, но с той же отчетливостью, с какой черты бабушки узнаются в лице внучки. Ничто не исчезает без следа, все имеет и свой смысл, и свое продолжение. Ну чем не психотерапия?
Александра Машукова
«Ведомости», 1.11.2005
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
31.10.2005
Подробнее
«К 250-летию русского театра» ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
«К 250-летию русского театра»
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
Теперь считаю нужным познакомить читателя с домашним образом моей жизни: ведь из всех-то этих мелочей и составилось мое будущее...
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
Теперь считаю нужным познакомить читателя с домашним образом моей жизни: ведь из всех-то этих мелочей и составилось мое будущее...
«К 250-летию русского театра»
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
III. УЧЕБНЫЕ ГОДЫ (окончание)
ГЛАВА I. Начало
ГЛАВА I. Продолжение
ГЛАВА I. Продолжение
ГЛАВА I. Окончание
ГЛАВА II
ГЛАВА III. Начало
Теперь считаю нужным познакомить читателя с домашним образом моей жизни: ведь из всех-то этих мелочей и составилось мое будущее. Когда отдали меня в ученье, то приказано было, чтобы я обедал и ужинал у П. Б., любимой женщины графини; а когда после экзамена я оказался первым учеником, то велено было поить меня и чаем. По случаю переезда господ в деревню мне приказано было обедать с дворецким. На другой год случилась маленькая перемена: сменили дворецкого в Курске, и сделан новый, который прежде был приказчиком в селе Красном. Так как отец мой был главным управляющим над всем имением, и притом строгой честности, то, заметив не совсем чистые действия по управлению красновского приказчика, он отставил его, и на его место определили курского дворецкого. Около этого времени красновский приказчик женился на одной приданной за графиней девушке и по ходатайству жены получил означенное место дворецкого в Курске. Когда господа уезжали в деревню, то не дали этому новому дворецкому особого обо мне приказания, и он, будучи сердит на моего отца, лишившего его доходного места, вздумал вымещать на мне и не удостоил меня чести допускать к своему обеду, а приказал кормить меня в людской вместе с дворником и кучером. До смешного это оскорбило меня! Сына управителя, а главное — первого ученика в народном училище посылать обедать вместе с людьми казалось мне ужасным, и я несколько дней питался хлебом с водой; наконец начал приискивать средства: переписывал для товарищей кой-какие записки, что я делал и прежде, но тогда из лакомства, а теперь за деньги, так что у меня всегда был грош в кармане, и на него покупался следующий обед: на денежку салату, на денежку пивного уксусу, а на копейку конопляного масла, и мы с башмачником Петром уписывали порядочную корчагу этого лакомства. Однако ж всякий день одно и то же — скоро надоело, а изменить нашего обеда было невозможно, и такое положение очень тяготило меня. Наконец однажды Городенский объявил мне, что братья его, то есть содержатели театра, предлагают мне выписать роли из комедии «Честное слово» и что за это они мне хорошо заплатят. Я согласился, и, хотя комедия была в 5-ти актах, я, не манкируя уроками, выписал роли очень скоро, но, когда принес свою работу, мне выдали 25 копеек медных. С полною радостью, прибежал я домой и обдумывал: какой обед себе устроить, даже, так сказать, прихотливый, чтоб вознаградить себя за сухоядение, и на другой же день, с солнечным восходом, отправился на рынок. Так как это было, в Петров пост, то я купил себе на уху великолепных ершей, десятка два, и заплатил за них 10 копеек; из остальных денег 10 копеек уплачено сбитенщику, который перестал было отпускать мне сбитень в кредит, а пять копеек оставил на будущие покупки салату. Кухарку попросил, чтобы сварила уху, хорошенько бы вычистила рыбу, а главное, чтобы не раздавила желчи и не наводнила много, чтоб уха была и вкуснее и жирнее. Кухарка не отказалась, но предложила мне свои маленькие условия: чтобы я прежде принес ей с Тускари три ведра воды, а то таскать ей на гору тяжело, и, разумеется, за мною дело не стало: я тотчас это выполнил и в наказе прибавил, чтобы она, ради бога, не пересолила и чтоб рыба не переварилась, и потом пошел в класс, где все время был в каком-то приятном ожидании. Из всего, что в этот день проходили, я ничего не слыхал, потому что в глазах у меня только и виделось, что в ухе плавающие ерши; все товарищи это заметили, и я сознался в причине моей рассеянности. Тогда один из них, Булгаков, сказал: «Возьми меня с собой, так я и калачей куплю». Разумеется, спору не было, и мы насилу дождались окончания класса. Наконец он кончился, и мы полетели домой, только Булгаков сбегал прежде за калачами. Пришли. «Что, Аксинья, уха готова?» — «Давно готова!.. Да вы бы тут поели, вот свободная комнатка, подле кухни, где работают портные; она теперь пустая; а то нести горшок в дом неудобно; пожалуй, остудится еще, разобьешь, а главное— простынет». И мы убедились ее доводами. Она постлала какую-то скатертину, или что-то вроде простыни не слишком чистой, и подала горшочек с ухой. Пар от ухи привел нас в неописанную радость; сама уха заплыла жиром; я отведал — чудо как хороша! помешал ложкой: «Где же ерши?» — «Я вынула их на тарелку, чтобы не разварились, они в ящике — в cтоле. Да ешьте скорее, а то простынет, а там и рыбу достанете сами в вашем столе». Мы принялись работать. Съевши по тарелочке ухи с калачами, я говорю: «Теперь по другой, да положим прежде ершей на тарелку, а то они теперь, верно, остыли, и нальем их ухой». Отодвигаю ящик и — о ужас! — над последней рыбкой сидит кошка и преспокойно докушивает ее. Высказать состояние, в котором я тогда находился, нет слов. Я окаменел, а не заплакал: был в каком-то странном оцепенении; товарищ хохотал, как сумасшедший, а я не сводил глаз с кошки, которая, докушавши последнюю рыбку, так сладко облизывалась и так умильно смотрела на меня, как бы благодаря за угощенье. Но я, опомнившись, невзирая на ее умильные взгляды, взял ее за шиворот, взмахнул и так сильно ударил о каменный пол, что убил ее до смерти, и вместе с тем горько заплакал. Когда горе прошло, я помню, что долго сердился на самого себя за такой поступок, потому что прежде я никогда не замечал в себе наклонности к озлоблению. Но, с другой стороны, обстоятельство это помогло мне, и положение мое скоро изменилось к лучшему. Когда я приехал в деревню, то при встрече со мной К- Г. Волькенштейн спросила меня: жива ли ее кошка (убитая мною кошка была ее любимою). Я отвечал, что приказала долго жить, и тут же сознался, что я убил ее, и когда рассказал ей, при каких обстоятельствах, то она не рассердилась даже на меня, но на другой же день передала все отцу, и дворецкому отдано было обо мне особое приказание — содержать меня прилично: с той поры все пошло своим прежним порядком. Летом граф выпросил у губернатора Переверзева землемера для размежевания земли на поля и десятины: меня отдали в помощники, и я оказался с достаточными для того сведениями. По возвращении в город дела мои шли тем же путем до самого экзамена. На экзамене я опять отличился, опять получил в подарок книгу с надписью «За прилежание», и хотел было уже просить графа, чтоб взяли меня из училища, потому что учиться мне уже нечему. Но директор училища И. С. Кологривов уговорил графа оставить меня на вакацию в городе, потому что от правления университета получено предписание: приискать копию с плана Курской губернии, с показанием почтовых дорог; а как лучше меня никто этого не сделает, то я и должен был остаться на это время; притом в последних числах августа приедет в Курск,, для открытия гимназии, первый попечитель харьковского университета С. О. Потоцкий, и без меня некому будет сказать ему речь. Все эти уважительные причины склонили графа, и, к моему горю, давши мне погулять немного, посадили меня за съемку плана. Тоска, скука! В классе один! Под конец только дали мне помощника подписывать названия сел и деревень, товарища Попова (сына городского нотариуса), и все это было вдвойне огорчительно после случившегося со мной следующего происшествия.
Через несколько дней по начале моего черчения входит однажды в класс учитель, который тут же объявил мне, чтоб завтра утром я не приходил в класс, а отправился бы, часов в девять, к князю Мещерскому: «Князь просит директора прислать тебя срисовать ему что-то и за это даст тебе на калачи». На другой день я отправился к князю. Когда ему доложили о моем приходе, он вышел и повел меня к себе в кабинет. На столе у него лежали кое-какие рисунки, которые я рисовал к экзамену. Указывая на них, князь сказал: «Это, милый, очень хорошо; а теперь ты мне срисуй с этой вазы группу фигур, только в уменьшенном виде», и он поставил передо мной алебастровую разу, кругом которой сделаны были фигуры. «Мне нужно для столика, чтоб эти фигуры вырезать из дерева на выдвижном ящике». Я покраснел, сколько мог, и, заикаясь, отвечал, что я этого сделать не могу. Князь же, указывая на мои рисунки, продолжал: «Они очень верны с оригиналами, которые я хорошо знаю, и сходство чрезвычайное».— «Да при нашем учении — сходство дело нетрудное, потому что мы срисовываем на стекло». Боже мой, как князь взбесился: «Да чего ж смотрит директор? Я сейчас поеду к нему и объясню ему все; а ты ступай, милый, домой. Очень жаль, что ты не можешь, я бы тебе хорошо заплатил», и все-таки он дал мне при этом 15 коп. серебром на орехи. Я отправился домой, а он тотчас же поехал к директору. После обеда пришел ко мне сторож Устинов: «Пожалуйте, говорит, к П. Г.». Когда я пришел к нему, он с гневом напустился на меня: «Как же ты, ракалия, сказал князю, что я учу вас рисовать на стекло!..» — «Нет,—говорю я,— П. Г., я ему сказал, что мои рисунки, лежавшие у него на столе, в которых он находил большое сходство с оригиналами, были мною срисованы на стекло».— «А для чего же ты это сказал, ракалия?» — «Да, помилуйте, как же мне было не сознаться, когда князь заставлял меня срисовывать фигуры с алебастровой вазы да еще в уменьшенном виде, и когда я ему сказал, что я этого не могу и просто не умею, то он, указывая на мои рисунки, возразил мне: кто так верно умеет срисовывать с оригиналов, тому стыдно не сделать этих фигур. Тогда я сознался князю, что снимал на стекло». — «Ты бы, ракалия, сказал, что у тебя теперь болит голова, а не клеветал на учителя». — «Да, помилуйте, вы сами всегда посылали в третий класс для этого». — «Это делалось, ракалия, для вашего облегчения, и я вас так не учил; а теперь я из-за тебя получил от директора выговор; так я тебя научу, ракалия, как подвергать учителя подобным выговорам». И тут П. Г. приказал принесть розог и выпорол меня преисправно. Все это меня так ожесточило, что я не мог дождаться конца моей работы и приезда попечителя. В отмщение, по окончании плана, я прибавил, и сам уж не знаю для чего, в Ольговском уезде, на речке Сейме, село Хархабаево. Наконец приехал и попечитель. Собрали в городе учеников, которые были в это время налицо; между ними и аз грешный. Когда дано было мне знать, чтобы я начал речь, то я подошел к попечителю, сделал поклон и довольно громко произнес следующие слова: «Ваше высокографское сиятельство! Когда вседействующий промысел соблаговолит на какое-либо государство излить свои милости, то обыкновенно\\\' посылает мудрых начальников», и проч. и проч. Вся речь состояла из подобных любезностей. На другой день я уже ехал в деревню и вез графу от директора благодарственное письмо за мои подвиги. Тем и кончилась моя наука.
Продолжение следует…
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
III. УЧЕБНЫЕ ГОДЫ (окончание)
ГЛАВА I. Начало
ГЛАВА I. Продолжение
ГЛАВА I. Продолжение
ГЛАВА I. Окончание
ГЛАВА II
ГЛАВА III. Начало
Теперь считаю нужным познакомить читателя с домашним образом моей жизни: ведь из всех-то этих мелочей и составилось мое будущее. Когда отдали меня в ученье, то приказано было, чтобы я обедал и ужинал у П. Б., любимой женщины графини; а когда после экзамена я оказался первым учеником, то велено было поить меня и чаем. По случаю переезда господ в деревню мне приказано было обедать с дворецким. На другой год случилась маленькая перемена: сменили дворецкого в Курске, и сделан новый, который прежде был приказчиком в селе Красном. Так как отец мой был главным управляющим над всем имением, и притом строгой честности, то, заметив не совсем чистые действия по управлению красновского приказчика, он отставил его, и на его место определили курского дворецкого. Около этого времени красновский приказчик женился на одной приданной за графиней девушке и по ходатайству жены получил означенное место дворецкого в Курске. Когда господа уезжали в деревню, то не дали этому новому дворецкому особого обо мне приказания, и он, будучи сердит на моего отца, лишившего его доходного места, вздумал вымещать на мне и не удостоил меня чести допускать к своему обеду, а приказал кормить меня в людской вместе с дворником и кучером. До смешного это оскорбило меня! Сына управителя, а главное — первого ученика в народном училище посылать обедать вместе с людьми казалось мне ужасным, и я несколько дней питался хлебом с водой; наконец начал приискивать средства: переписывал для товарищей кой-какие записки, что я делал и прежде, но тогда из лакомства, а теперь за деньги, так что у меня всегда был грош в кармане, и на него покупался следующий обед: на денежку салату, на денежку пивного уксусу, а на копейку конопляного масла, и мы с башмачником Петром уписывали порядочную корчагу этого лакомства. Однако ж всякий день одно и то же — скоро надоело, а изменить нашего обеда было невозможно, и такое положение очень тяготило меня. Наконец однажды Городенский объявил мне, что братья его, то есть содержатели театра, предлагают мне выписать роли из комедии «Честное слово» и что за это они мне хорошо заплатят. Я согласился, и, хотя комедия была в 5-ти актах, я, не манкируя уроками, выписал роли очень скоро, но, когда принес свою работу, мне выдали 25 копеек медных. С полною радостью, прибежал я домой и обдумывал: какой обед себе устроить, даже, так сказать, прихотливый, чтоб вознаградить себя за сухоядение, и на другой же день, с солнечным восходом, отправился на рынок. Так как это было, в Петров пост, то я купил себе на уху великолепных ершей, десятка два, и заплатил за них 10 копеек; из остальных денег 10 копеек уплачено сбитенщику, который перестал было отпускать мне сбитень в кредит, а пять копеек оставил на будущие покупки салату. Кухарку попросил, чтобы сварила уху, хорошенько бы вычистила рыбу, а главное, чтобы не раздавила желчи и не наводнила много, чтоб уха была и вкуснее и жирнее. Кухарка не отказалась, но предложила мне свои маленькие условия: чтобы я прежде принес ей с Тускари три ведра воды, а то таскать ей на гору тяжело, и, разумеется, за мною дело не стало: я тотчас это выполнил и в наказе прибавил, чтобы она, ради бога, не пересолила и чтоб рыба не переварилась, и потом пошел в класс, где все время был в каком-то приятном ожидании. Из всего, что в этот день проходили, я ничего не слыхал, потому что в глазах у меня только и виделось, что в ухе плавающие ерши; все товарищи это заметили, и я сознался в причине моей рассеянности. Тогда один из них, Булгаков, сказал: «Возьми меня с собой, так я и калачей куплю». Разумеется, спору не было, и мы насилу дождались окончания класса. Наконец он кончился, и мы полетели домой, только Булгаков сбегал прежде за калачами. Пришли. «Что, Аксинья, уха готова?» — «Давно готова!.. Да вы бы тут поели, вот свободная комнатка, подле кухни, где работают портные; она теперь пустая; а то нести горшок в дом неудобно; пожалуй, остудится еще, разобьешь, а главное— простынет». И мы убедились ее доводами. Она постлала какую-то скатертину, или что-то вроде простыни не слишком чистой, и подала горшочек с ухой. Пар от ухи привел нас в неописанную радость; сама уха заплыла жиром; я отведал — чудо как хороша! помешал ложкой: «Где же ерши?» — «Я вынула их на тарелку, чтобы не разварились, они в ящике — в cтоле. Да ешьте скорее, а то простынет, а там и рыбу достанете сами в вашем столе». Мы принялись работать. Съевши по тарелочке ухи с калачами, я говорю: «Теперь по другой, да положим прежде ершей на тарелку, а то они теперь, верно, остыли, и нальем их ухой». Отодвигаю ящик и — о ужас! — над последней рыбкой сидит кошка и преспокойно докушивает ее. Высказать состояние, в котором я тогда находился, нет слов. Я окаменел, а не заплакал: был в каком-то странном оцепенении; товарищ хохотал, как сумасшедший, а я не сводил глаз с кошки, которая, докушавши последнюю рыбку, так сладко облизывалась и так умильно смотрела на меня, как бы благодаря за угощенье. Но я, опомнившись, невзирая на ее умильные взгляды, взял ее за шиворот, взмахнул и так сильно ударил о каменный пол, что убил ее до смерти, и вместе с тем горько заплакал. Когда горе прошло, я помню, что долго сердился на самого себя за такой поступок, потому что прежде я никогда не замечал в себе наклонности к озлоблению. Но, с другой стороны, обстоятельство это помогло мне, и положение мое скоро изменилось к лучшему. Когда я приехал в деревню, то при встрече со мной К- Г. Волькенштейн спросила меня: жива ли ее кошка (убитая мною кошка была ее любимою). Я отвечал, что приказала долго жить, и тут же сознался, что я убил ее, и когда рассказал ей, при каких обстоятельствах, то она не рассердилась даже на меня, но на другой же день передала все отцу, и дворецкому отдано было обо мне особое приказание — содержать меня прилично: с той поры все пошло своим прежним порядком. Летом граф выпросил у губернатора Переверзева землемера для размежевания земли на поля и десятины: меня отдали в помощники, и я оказался с достаточными для того сведениями. По возвращении в город дела мои шли тем же путем до самого экзамена. На экзамене я опять отличился, опять получил в подарок книгу с надписью «За прилежание», и хотел было уже просить графа, чтоб взяли меня из училища, потому что учиться мне уже нечему. Но директор училища И. С. Кологривов уговорил графа оставить меня на вакацию в городе, потому что от правления университета получено предписание: приискать копию с плана Курской губернии, с показанием почтовых дорог; а как лучше меня никто этого не сделает, то я и должен был остаться на это время; притом в последних числах августа приедет в Курск,, для открытия гимназии, первый попечитель харьковского университета С. О. Потоцкий, и без меня некому будет сказать ему речь. Все эти уважительные причины склонили графа, и, к моему горю, давши мне погулять немного, посадили меня за съемку плана. Тоска, скука! В классе один! Под конец только дали мне помощника подписывать названия сел и деревень, товарища Попова (сына городского нотариуса), и все это было вдвойне огорчительно после случившегося со мной следующего происшествия.
Через несколько дней по начале моего черчения входит однажды в класс учитель, который тут же объявил мне, чтоб завтра утром я не приходил в класс, а отправился бы, часов в девять, к князю Мещерскому: «Князь просит директора прислать тебя срисовать ему что-то и за это даст тебе на калачи». На другой день я отправился к князю. Когда ему доложили о моем приходе, он вышел и повел меня к себе в кабинет. На столе у него лежали кое-какие рисунки, которые я рисовал к экзамену. Указывая на них, князь сказал: «Это, милый, очень хорошо; а теперь ты мне срисуй с этой вазы группу фигур, только в уменьшенном виде», и он поставил передо мной алебастровую разу, кругом которой сделаны были фигуры. «Мне нужно для столика, чтоб эти фигуры вырезать из дерева на выдвижном ящике». Я покраснел, сколько мог, и, заикаясь, отвечал, что я этого сделать не могу. Князь же, указывая на мои рисунки, продолжал: «Они очень верны с оригиналами, которые я хорошо знаю, и сходство чрезвычайное».— «Да при нашем учении — сходство дело нетрудное, потому что мы срисовываем на стекло». Боже мой, как князь взбесился: «Да чего ж смотрит директор? Я сейчас поеду к нему и объясню ему все; а ты ступай, милый, домой. Очень жаль, что ты не можешь, я бы тебе хорошо заплатил», и все-таки он дал мне при этом 15 коп. серебром на орехи. Я отправился домой, а он тотчас же поехал к директору. После обеда пришел ко мне сторож Устинов: «Пожалуйте, говорит, к П. Г.». Когда я пришел к нему, он с гневом напустился на меня: «Как же ты, ракалия, сказал князю, что я учу вас рисовать на стекло!..» — «Нет,—говорю я,— П. Г., я ему сказал, что мои рисунки, лежавшие у него на столе, в которых он находил большое сходство с оригиналами, были мною срисованы на стекло».— «А для чего же ты это сказал, ракалия?» — «Да, помилуйте, как же мне было не сознаться, когда князь заставлял меня срисовывать фигуры с алебастровой вазы да еще в уменьшенном виде, и когда я ему сказал, что я этого не могу и просто не умею, то он, указывая на мои рисунки, возразил мне: кто так верно умеет срисовывать с оригиналов, тому стыдно не сделать этих фигур. Тогда я сознался князю, что снимал на стекло». — «Ты бы, ракалия, сказал, что у тебя теперь болит голова, а не клеветал на учителя». — «Да, помилуйте, вы сами всегда посылали в третий класс для этого». — «Это делалось, ракалия, для вашего облегчения, и я вас так не учил; а теперь я из-за тебя получил от директора выговор; так я тебя научу, ракалия, как подвергать учителя подобным выговорам». И тут П. Г. приказал принесть розог и выпорол меня преисправно. Все это меня так ожесточило, что я не мог дождаться конца моей работы и приезда попечителя. В отмщение, по окончании плана, я прибавил, и сам уж не знаю для чего, в Ольговском уезде, на речке Сейме, село Хархабаево. Наконец приехал и попечитель. Собрали в городе учеников, которые были в это время налицо; между ними и аз грешный. Когда дано было мне знать, чтобы я начал речь, то я подошел к попечителю, сделал поклон и довольно громко произнес следующие слова: «Ваше высокографское сиятельство! Когда вседействующий промысел соблаговолит на какое-либо государство излить свои милости, то обыкновенно\\\' посылает мудрых начальников», и проч. и проч. Вся речь состояла из подобных любезностей. На другой день я уже ехал в деревню и вез графу от директора благодарственное письмо за мои подвиги. Тем и кончилась моя наука.
Продолжение следует…
29.10.2005
Подробнее
«Листая старые подшивки» ТАЛАН-ДОЛЯ АЛЕКСАНДРА КОРШУНОВА
«Листая старые подшивки»
ТАЛАН-ДОЛЯ АЛЕКСАНДРА КОРШУНОВА
Пошел ли талан-доля за Кирюшей Кисельниковым, А. Н. Островский нам не поведал. Но за Александром Коршуновым, актером и режиссером, он следует неизменно. Счастливого ему пути...
ТАЛАН-ДОЛЯ АЛЕКСАНДРА КОРШУНОВА
Пошел ли талан-доля за Кирюшей Кисельниковым, А. Н. Островский нам не поведал. Но за Александром Коршуновым, актером и режиссером, он следует неизменно. Счастливого ему пути...
«Листая старые подшивки»
ТАЛАН-ДОЛЯ АЛЕКСАНДРА КОРШУНОВА
Без малого тридцать лет назад в апреле 1973 года на сцене филиала Малого театра состоялась премьера пьесы А. Н. Островского «Пучина». Ее постановщиком был известный режиссер Петр Павлович Васильев, много ставивший в Москве и в театрах крупнейших городов России, а оформлял спектакль Александр Павлович Васильев, брат постановщика, тоже известный, широко востребованный театральный художник. Актерский состав был звездный: Ю. Соломин (Кисельников), Е. Гоголева (мать Кисельникова), И. Любезнов (купец Боровцов), Н. Подгорный (Неизвестный), В. Сафронов (Погуляев) и т. д. Каждая роль здесь была истинным бриллиантом, а в целом спектакль являл собой блистательный актерский ансамбль, в котором никто не позволял себе премьерствовать, каждый работал на партнера и все вместе на общий успех.
«Пучина» — произведение сложное, в его атмосфере ощутимы и мотивы Достоевского, и грядущие флюиды Чехова. Не случайно, наверное, пьеса ставилась ранее в Малом театре всего три раза — в 1866, 1892 и 1973 гг. И вот четвертое обращение к «Пучине» — конец 2001 года. И тоже, как в 1973 году, на сцене филиала.
Александр Коршунов- актер милостью Божьей — за режиссуру берется редко. Реже, чем могло бы быть на пользу театру и ему самому на славу. Впрочем, понятие «слава» с натурой А. Коршунова вещи несовместные. В жизни своей не встречала человека более скромного, чурающегося всякой публичности. Мне кажется, что и пьесы для постановки он специально выбирает не броские, сулящие скорый успех, а редко идущие, без громкой сценической судьбы, заведомо не обещающие особого зрительского ажиотажа. Зато делает из них шедевры такой жизненной силы, такой неподдельной правды, что у сидящего в зале дыхание перехватывает. И почти всегда сам играет в них главные роли. Но, как я понимаю, не потому, чтобы покрасоваться в героях, а чтобы сразу задать остальным исполнителям верный тон, настрой, как бы повести в нужном русле за собой весь спектакль. Повести, оставаясь внутри действия, ничем и никак не выделяясь из ансамбля. Редкая способность, дарованная немногим.
В постановке 1973 г. огромную роль играли многократно увеличенные фотографии старой Москвы, составляющие задники сцены. От них рождалась атмосфера подлинности происходящего — торжище Сухаревки, театральный разъезд по окончании спектакля... Определяющий образ сегодняшней постановки — сверкающая огнями, кружащаяся карусель (сценография и костюмы Ольги Коршуновой), на которой кружится и сам же ее крутит Кирюша Кисельников (А. Коршунов), веселый, беззаботный, в щегольском костюме, полный радужных надежд. Карусель Кирюшиной жизни, продолжая бешено вращаться, станет по ходу действия постепенно меркнуть, а ее веселые огоньки будут все больше отдаляться по мере обнищания семьи Кисельниковых. Праздник жизни останется в финале за стенами убогого жилища тронувшегося умом Кирилла Филиппыча, но где-то вдали карусельные огни еще будут посверкивать, маня молодых, удачливых, способных не сорваться с летящего круга.
В густонаселенном спектакле — ни одной проходной роли, а уж о главных персонажах и говорить не приходится, — один другого лучше. Каким вальяжным господином весь в белом выступает — даром, что купец — Пуд Кузьмич Боровцов В. Баринова. И супруга его Дарья Ивановна (А. Охлупина) уж такая модная — не подумаешь, что купчиха. Только, когда дело-то до капитала дойдет, всю вальяжность как ветром сдунет и вылезет наружу христопродажная торгашеская душонка. Могут, к примеру, почтенные господа промеж себя побоище учинить — замечательно поставлена сцена драки гостей в доме у Кисельниковых с истошными визгами Дарьи Ивановны и выплескиванием воды из таза на дерущихся кухаркой Аксиньей (Е. Базарова); могут цинично, жестко, беспощадно по миру пустить близкого человека, все могут во имя денег. Сцена выманивания Боровцовым подписи Кисельникова на отказе от долга — одна из лучших в спектакле. Виртуозно играет здесь В. Баринов. Его герой прикидывается такой казанской сиротой, что, кажется, камень разжалобить может. Уж он и плачет, и молит, и клянчит, и божится, на коленях ползает. Как тут мягкотелому, затурканному Кисельникову не дать слабинку. А чуть подпись поставлена, и встал во весь рост тесть перед зятем, расправил плечи, выпятил грудь, да еще измываться начал над Кирюшей, что тот на его иудины слезы купился. И уходит бариновский Боровцов победителем, оставляя зятя у последней черты нищеты и отчаяния. Когда же сам вконец разорится, придет к Кирюше как ни в чем не бывало, станет над убогим подшучивать, дружелюбно по плечу похлопывать. Не человек — хамелеон.
В своих спектаклях А. Коршунов каждому персонажу всегда находит наиболее выигрышный момент, чтобы показать его как бы крупным планом. Для чиновника Переяркова (Н. Верещенко) и военного в отставке Турунтаева (А. Вахтеров) это уже упомянутая сцена ссоры на именинах у Кисельниковых. Для бедняжки Лизаньки (Т. Скиба) и бывшего друга Кисельникова Погуляева (Е. Баринов-младший) — их объяснение в финале, когда словно в омут кидается замуж за Антона Антоновича Лиза, не представляя, что ждет ее впереди, а Погуляев своим благородным жестом перечеркивает привычную, устоявшуюся жизнь. Органична, трогательна в своей вечной материнской заботе о сыне-неудачнике Анна Устиновна Кисельникова (О. Чуваева). Прекрасно выразился властный, нетерпимый характер Глафиры, жены Кисельникова (О. Пашкова), в ее вызывающем, бурном, злом, отчаянном, как крик души, танце перед гостями на именинах, завершающем финал первого акта.
Есть в этой пьесе один образ, словно бы не из реальности, а из потустороннего мира — Неизвестный. Человек без имени, соблазняющий честнейшего Кисельникова на подлог как будто под гипнозом. От этого образа и на всю пьесу легла тень некоей загадочности, инфернальности. В спектакле 1973 года Неизвестного играл Никита Подгорный, талантливейший, замечательный артист. Высокий, худой, бледный, в черном цилиндре и крылатке, поигрывая щегольской тростью, он появлялся в каморке Кисельникова и впрямь как Мефистофель — искусный ловец человеческих душ.
Неизвестный В. Бочкарева вполне земной, живой, осязаемый. Его внешность не внушает трепета, зато он мастер играть на самых больных струнах человеческой души. Он вольготно располагается за рабочим столом хозяина дома, зная, что не уйдет, пока не добьется своего. Твердо, упорно он подчиняет своей воле Кисельникова. А достигнув цели, не без приятности улыбаясь, ехидно сообщает растерянному, раздавленному случившимся Кирюше, какая кара ждет за содеянный подлог. Он доволен, он весел, за ничтожную сумму он обрел целое состояние. И уходит с сознанием отлично состоявшейся сделки. Вполне современный тип, более страшный, пожалуй, чем Мефистофель, потому что абсолютно достоверен и реален.
Сначала предательство тестя, потом обольщение Неизвестным — вот с чего начинается помутнение рассудка бедняги Кисельникова. Но и в затмении ума Кирилл Филипыч А. Коршунова не теряет своей святой простоты, почти детской непосредственности, голубиной кротости. От прежнего франта, веселого недоучившегося студента не осталось и следа: с трудом вспоминает прошлое, не сразу узнает даже бывшего друга Погуляева, зато прекрасно понимает, что, опустившемуся на самое дно жизни, ему оттуда уже нет обратного хода, и вполне сознательно отказываясь от помощи друга, он с какой-то отчаянной страстностью, воздев руку к небу, как заклинание, как молитву к Богу, восклицает с глазами, полными слез: «Талан-доля, иди за мной!».
Пошел ли талан-доля за Кирюшей Кисельниковым, А. Н. Островский нам не поведал. Но за Александром Коршуновым, актером и режиссером, он следует неизменно. Счастливого ему пути.
Наталия БАЛАШОВА
«Московская правда», 15.01.2002
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
ТАЛАН-ДОЛЯ АЛЕКСАНДРА КОРШУНОВА
Без малого тридцать лет назад в апреле 1973 года на сцене филиала Малого театра состоялась премьера пьесы А. Н. Островского «Пучина». Ее постановщиком был известный режиссер Петр Павлович Васильев, много ставивший в Москве и в театрах крупнейших городов России, а оформлял спектакль Александр Павлович Васильев, брат постановщика, тоже известный, широко востребованный театральный художник. Актерский состав был звездный: Ю. Соломин (Кисельников), Е. Гоголева (мать Кисельникова), И. Любезнов (купец Боровцов), Н. Подгорный (Неизвестный), В. Сафронов (Погуляев) и т. д. Каждая роль здесь была истинным бриллиантом, а в целом спектакль являл собой блистательный актерский ансамбль, в котором никто не позволял себе премьерствовать, каждый работал на партнера и все вместе на общий успех.
«Пучина» — произведение сложное, в его атмосфере ощутимы и мотивы Достоевского, и грядущие флюиды Чехова. Не случайно, наверное, пьеса ставилась ранее в Малом театре всего три раза — в 1866, 1892 и 1973 гг. И вот четвертое обращение к «Пучине» — конец 2001 года. И тоже, как в 1973 году, на сцене филиала.
Александр Коршунов- актер милостью Божьей — за режиссуру берется редко. Реже, чем могло бы быть на пользу театру и ему самому на славу. Впрочем, понятие «слава» с натурой А. Коршунова вещи несовместные. В жизни своей не встречала человека более скромного, чурающегося всякой публичности. Мне кажется, что и пьесы для постановки он специально выбирает не броские, сулящие скорый успех, а редко идущие, без громкой сценической судьбы, заведомо не обещающие особого зрительского ажиотажа. Зато делает из них шедевры такой жизненной силы, такой неподдельной правды, что у сидящего в зале дыхание перехватывает. И почти всегда сам играет в них главные роли. Но, как я понимаю, не потому, чтобы покрасоваться в героях, а чтобы сразу задать остальным исполнителям верный тон, настрой, как бы повести в нужном русле за собой весь спектакль. Повести, оставаясь внутри действия, ничем и никак не выделяясь из ансамбля. Редкая способность, дарованная немногим.
В постановке 1973 г. огромную роль играли многократно увеличенные фотографии старой Москвы, составляющие задники сцены. От них рождалась атмосфера подлинности происходящего — торжище Сухаревки, театральный разъезд по окончании спектакля... Определяющий образ сегодняшней постановки — сверкающая огнями, кружащаяся карусель (сценография и костюмы Ольги Коршуновой), на которой кружится и сам же ее крутит Кирюша Кисельников (А. Коршунов), веселый, беззаботный, в щегольском костюме, полный радужных надежд. Карусель Кирюшиной жизни, продолжая бешено вращаться, станет по ходу действия постепенно меркнуть, а ее веселые огоньки будут все больше отдаляться по мере обнищания семьи Кисельниковых. Праздник жизни останется в финале за стенами убогого жилища тронувшегося умом Кирилла Филиппыча, но где-то вдали карусельные огни еще будут посверкивать, маня молодых, удачливых, способных не сорваться с летящего круга.
В густонаселенном спектакле — ни одной проходной роли, а уж о главных персонажах и говорить не приходится, — один другого лучше. Каким вальяжным господином весь в белом выступает — даром, что купец — Пуд Кузьмич Боровцов В. Баринова. И супруга его Дарья Ивановна (А. Охлупина) уж такая модная — не подумаешь, что купчиха. Только, когда дело-то до капитала дойдет, всю вальяжность как ветром сдунет и вылезет наружу христопродажная торгашеская душонка. Могут, к примеру, почтенные господа промеж себя побоище учинить — замечательно поставлена сцена драки гостей в доме у Кисельниковых с истошными визгами Дарьи Ивановны и выплескиванием воды из таза на дерущихся кухаркой Аксиньей (Е. Базарова); могут цинично, жестко, беспощадно по миру пустить близкого человека, все могут во имя денег. Сцена выманивания Боровцовым подписи Кисельникова на отказе от долга — одна из лучших в спектакле. Виртуозно играет здесь В. Баринов. Его герой прикидывается такой казанской сиротой, что, кажется, камень разжалобить может. Уж он и плачет, и молит, и клянчит, и божится, на коленях ползает. Как тут мягкотелому, затурканному Кисельникову не дать слабинку. А чуть подпись поставлена, и встал во весь рост тесть перед зятем, расправил плечи, выпятил грудь, да еще измываться начал над Кирюшей, что тот на его иудины слезы купился. И уходит бариновский Боровцов победителем, оставляя зятя у последней черты нищеты и отчаяния. Когда же сам вконец разорится, придет к Кирюше как ни в чем не бывало, станет над убогим подшучивать, дружелюбно по плечу похлопывать. Не человек — хамелеон.
В своих спектаклях А. Коршунов каждому персонажу всегда находит наиболее выигрышный момент, чтобы показать его как бы крупным планом. Для чиновника Переяркова (Н. Верещенко) и военного в отставке Турунтаева (А. Вахтеров) это уже упомянутая сцена ссоры на именинах у Кисельниковых. Для бедняжки Лизаньки (Т. Скиба) и бывшего друга Кисельникова Погуляева (Е. Баринов-младший) — их объяснение в финале, когда словно в омут кидается замуж за Антона Антоновича Лиза, не представляя, что ждет ее впереди, а Погуляев своим благородным жестом перечеркивает привычную, устоявшуюся жизнь. Органична, трогательна в своей вечной материнской заботе о сыне-неудачнике Анна Устиновна Кисельникова (О. Чуваева). Прекрасно выразился властный, нетерпимый характер Глафиры, жены Кисельникова (О. Пашкова), в ее вызывающем, бурном, злом, отчаянном, как крик души, танце перед гостями на именинах, завершающем финал первого акта.
Есть в этой пьесе один образ, словно бы не из реальности, а из потустороннего мира — Неизвестный. Человек без имени, соблазняющий честнейшего Кисельникова на подлог как будто под гипнозом. От этого образа и на всю пьесу легла тень некоей загадочности, инфернальности. В спектакле 1973 года Неизвестного играл Никита Подгорный, талантливейший, замечательный артист. Высокий, худой, бледный, в черном цилиндре и крылатке, поигрывая щегольской тростью, он появлялся в каморке Кисельникова и впрямь как Мефистофель — искусный ловец человеческих душ.
Неизвестный В. Бочкарева вполне земной, живой, осязаемый. Его внешность не внушает трепета, зато он мастер играть на самых больных струнах человеческой души. Он вольготно располагается за рабочим столом хозяина дома, зная, что не уйдет, пока не добьется своего. Твердо, упорно он подчиняет своей воле Кисельникова. А достигнув цели, не без приятности улыбаясь, ехидно сообщает растерянному, раздавленному случившимся Кирюше, какая кара ждет за содеянный подлог. Он доволен, он весел, за ничтожную сумму он обрел целое состояние. И уходит с сознанием отлично состоявшейся сделки. Вполне современный тип, более страшный, пожалуй, чем Мефистофель, потому что абсолютно достоверен и реален.
Сначала предательство тестя, потом обольщение Неизвестным — вот с чего начинается помутнение рассудка бедняги Кисельникова. Но и в затмении ума Кирилл Филипыч А. Коршунова не теряет своей святой простоты, почти детской непосредственности, голубиной кротости. От прежнего франта, веселого недоучившегося студента не осталось и следа: с трудом вспоминает прошлое, не сразу узнает даже бывшего друга Погуляева, зато прекрасно понимает, что, опустившемуся на самое дно жизни, ему оттуда уже нет обратного хода, и вполне сознательно отказываясь от помощи друга, он с какой-то отчаянной страстностью, воздев руку к небу, как заклинание, как молитву к Богу, восклицает с глазами, полными слез: «Талан-доля, иди за мной!».
Пошел ли талан-доля за Кирюшей Кисельниковым, А. Н. Островский нам не поведал. Но за Александром Коршуновым, актером и режиссером, он следует неизменно. Счастливого ему пути.
Наталия БАЛАШОВА
«Московская правда», 15.01.2002
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
Подробнее
КОМЕДИЙНАЯ МИКСТУРА
КОМЕДИЙНАЯ МИКСТУРА
Сергей Женовач поставил «Мнимого больного» в Малом театре дорого и богато
Сергей Женовач поставил «Мнимого больного» в Малом театре дорого и богато
КОМЕДИЙНАЯ МИКСТУРА
Сергей Женовач поставил «Мнимого больного» в Малом театре дорого и богато
Тенденции нынешней театральной осени в Москве, если выражаться языком модельеров, проследить довольно просто. Режиссеры отдают предпочтение англоязычной драматургии, однако если одних привлекает нервный, экзальтированный, драматичный стиль Теннесси Уильямса, то другие бросаются во все тяжкие англо-американской комедиографии конца ХХ века. Уильямс – для приверженцев экстравагантного ретро, всевозможные Куни и Людвиги с их смешными деньгами, женатыми таксистами и фальшивыми тенорами – для современных и энергичных.
Однако Малый театр имел смелость отступить от модных тенденций начала сезона и предъявить своим зрителям образец подлинной французской классики, неустаревающей и вечно элегантной, как костюм от Коко Шанель.
Скорая помощь
«Мнимый больной» в постановке Сергея Женовача – спектакль специально для тех, кто после трудных и тщетных попыток посмеяться над бодрыми американскими шуточками и поспевающими за ними английскими совершенно разуверился в наличии у себя намека на чувство юмора. И дабы не развивать лишние комплексы впредь, решил ходить в театры только на слезливые мелодрамы. А также для тех, кто по-прежнему считает, что непременные принадлежности добротного современного спектакля – это пара картонных коробок на пустой сцене, изображающих мироздание, и главный герой, самозабвенно ковыряющий в носу. В стремлении познать свое земное предназначение.
Жан-Батисту Мольеру удавалось разгонять тучи даже на челе грозного короля Людовика. Что уж говорить о нас смертных. А объекты для осмеяния трехсотлетней давности, оказывается, ничуть не запылились и не утратили актуальности.
Мольер добавил к списку вечных тем – вроде любви, мести, жажды власти и денег еще одну, которая, наверное, будет жива, остра и болезненна вечно, – медицину. Во всяком случае пока не изобретена пресловутая панацея, человеческие слабости, слабости человеческого организма и, главное, – слабости докторов будут составлять великолепный комедийный коктейль, то есть – прошу прощения – конечно же микстуру.
Сцена Малого театра ко многому обязывает и не позволяет многих вольностей. Сергей Женовач обладает уникальным талантом словно бы и не замечать ограничений и обращать обязательства в несомненные художественные достоинства.
Александр Боровский выстроил для «Мнимого больного» массивную залу, обшитую панелями под благородный орех, с камином и внушительным креслом для вечно страждущего Аргана. Спектакль, возвещая, что уже был третий звонок, начинают слуги просцениума, которых художник по костюмам – как, впрочем, и остальных актеров – облачил во все пышные фижмы, кружевные манжеты, чулки и колоссальные парики, приличествующие изящной эпохе.
Больной и его свита
Сохраняя стиль, делая поклон позолоте и алому бархату театрального зала, режиссер во всей этой живописности и историчности находит средство подчеркнуть живость и яркость характеров, свежесть чувств и подлинность взаимоотношений внутри комедии.
«Мнимый больной» – безусловно, лебединая песня Василия Бочкарева.
Его Арган не столько смешной, сколько забавный и умилительно-трогательный царит и умеренно тиранствует в своем ночном колпаке – вместо венца, домашнем халате – вместо мантии, и с горшком – вместо державы – в руке.
Впрочем, короля не в малой степени делает свита. И это как нельзя более относится к Аргану-Бочкареву, который окружен во всех отношениях достойными партнерами. Возлюбленного дочери Аргана, Клеанта, играет молодой актер Малого театра Глеб Подгородинский, которого зрители оценили и запомнили по ролям в спектаклях Женовача «Горе от ума», «Правда – хорошо, а счастье лучше». Неврастеничный и слегка придурковатый герой Подгородинского в нынешнем спектакле не раз повергал публику в приступы буйного веселья. И особенно отличился в сцене любовного дуэта, который исполнил, пуская таких мастерских петухов, что любо-дорого.
Доктор Диафуарус (Владимир Носик) и его сын Томас (Виктор Низовой) составили чрезвычайно колоритную парочку, соперничать с которой мог разве только другой необыкновенно удачный и смешной дуэт – служанки Туанетты (Людмила Титова), с таким талантом носящей докторскую мантию, и резвого братца мнимого больного Беральда (Александр Клюквин).
Вся эта пестрая компания потешалась друг над другом, язвила, бранилась, изобретала хитрые шутки и, наконец, приходила к счастливому финалу, не забыв накидать целую гору камней в огород нерадивых врачей. Причем делала это с таким очарованием, тонкостью и вкусом, что едва ли кому-то из заметно повеселевших на спектакле зрителей пришло бы в голову упрекнуть актеров или режиссера в пошлости и спекуляции сортирным юмором, хотя последние и подобрались к нему очень близко.
Алена Данилова
Деловая газета «Взгляд», 27.10.2005
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
Сергей Женовач поставил «Мнимого больного» в Малом театре дорого и богато
Тенденции нынешней театральной осени в Москве, если выражаться языком модельеров, проследить довольно просто. Режиссеры отдают предпочтение англоязычной драматургии, однако если одних привлекает нервный, экзальтированный, драматичный стиль Теннесси Уильямса, то другие бросаются во все тяжкие англо-американской комедиографии конца ХХ века. Уильямс – для приверженцев экстравагантного ретро, всевозможные Куни и Людвиги с их смешными деньгами, женатыми таксистами и фальшивыми тенорами – для современных и энергичных.
Однако Малый театр имел смелость отступить от модных тенденций начала сезона и предъявить своим зрителям образец подлинной французской классики, неустаревающей и вечно элегантной, как костюм от Коко Шанель.
Скорая помощь
«Мнимый больной» в постановке Сергея Женовача – спектакль специально для тех, кто после трудных и тщетных попыток посмеяться над бодрыми американскими шуточками и поспевающими за ними английскими совершенно разуверился в наличии у себя намека на чувство юмора. И дабы не развивать лишние комплексы впредь, решил ходить в театры только на слезливые мелодрамы. А также для тех, кто по-прежнему считает, что непременные принадлежности добротного современного спектакля – это пара картонных коробок на пустой сцене, изображающих мироздание, и главный герой, самозабвенно ковыряющий в носу. В стремлении познать свое земное предназначение.
Жан-Батисту Мольеру удавалось разгонять тучи даже на челе грозного короля Людовика. Что уж говорить о нас смертных. А объекты для осмеяния трехсотлетней давности, оказывается, ничуть не запылились и не утратили актуальности.
Мольер добавил к списку вечных тем – вроде любви, мести, жажды власти и денег еще одну, которая, наверное, будет жива, остра и болезненна вечно, – медицину. Во всяком случае пока не изобретена пресловутая панацея, человеческие слабости, слабости человеческого организма и, главное, – слабости докторов будут составлять великолепный комедийный коктейль, то есть – прошу прощения – конечно же микстуру.
Сцена Малого театра ко многому обязывает и не позволяет многих вольностей. Сергей Женовач обладает уникальным талантом словно бы и не замечать ограничений и обращать обязательства в несомненные художественные достоинства.
Александр Боровский выстроил для «Мнимого больного» массивную залу, обшитую панелями под благородный орех, с камином и внушительным креслом для вечно страждущего Аргана. Спектакль, возвещая, что уже был третий звонок, начинают слуги просцениума, которых художник по костюмам – как, впрочем, и остальных актеров – облачил во все пышные фижмы, кружевные манжеты, чулки и колоссальные парики, приличествующие изящной эпохе.
Больной и его свита
Сохраняя стиль, делая поклон позолоте и алому бархату театрального зала, режиссер во всей этой живописности и историчности находит средство подчеркнуть живость и яркость характеров, свежесть чувств и подлинность взаимоотношений внутри комедии.
«Мнимый больной» – безусловно, лебединая песня Василия Бочкарева.
Его Арган не столько смешной, сколько забавный и умилительно-трогательный царит и умеренно тиранствует в своем ночном колпаке – вместо венца, домашнем халате – вместо мантии, и с горшком – вместо державы – в руке.
Впрочем, короля не в малой степени делает свита. И это как нельзя более относится к Аргану-Бочкареву, который окружен во всех отношениях достойными партнерами. Возлюбленного дочери Аргана, Клеанта, играет молодой актер Малого театра Глеб Подгородинский, которого зрители оценили и запомнили по ролям в спектаклях Женовача «Горе от ума», «Правда – хорошо, а счастье лучше». Неврастеничный и слегка придурковатый герой Подгородинского в нынешнем спектакле не раз повергал публику в приступы буйного веселья. И особенно отличился в сцене любовного дуэта, который исполнил, пуская таких мастерских петухов, что любо-дорого.
Доктор Диафуарус (Владимир Носик) и его сын Томас (Виктор Низовой) составили чрезвычайно колоритную парочку, соперничать с которой мог разве только другой необыкновенно удачный и смешной дуэт – служанки Туанетты (Людмила Титова), с таким талантом носящей докторскую мантию, и резвого братца мнимого больного Беральда (Александр Клюквин).
Вся эта пестрая компания потешалась друг над другом, язвила, бранилась, изобретала хитрые шутки и, наконец, приходила к счастливому финалу, не забыв накидать целую гору камней в огород нерадивых врачей. Причем делала это с таким очарованием, тонкостью и вкусом, что едва ли кому-то из заметно повеселевших на спектакле зрителей пришло бы в голову упрекнуть актеров или режиссера в пошлости и спекуляции сортирным юмором, хотя последние и подобрались к нему очень близко.
Алена Данилова
Деловая газета «Взгляд», 27.10.2005
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
28.10.2005
Подробнее
28 октября
28 октября впервые в роли Пуда Кузьмича Боровцова в спектакле «Пучина» выступил заслуженный артист России Дмитрий Дмитриевич Кознов....
28 октября впервые в роли Пуда Кузьмича Боровцова в спектакле «Пучина» выступил заслуженный артист России Дмитрий Дмитриевич Кознов. Играть вводы, да еще получить роль после такого яркого и самобытного актера, как Валерий Баринов, - дело, как говорится, неблагодарное. Но для Кознова это был настоящий шанс и он использовал его в полной мере. То, что это яркий актер с удивительно мощным темпераментом и голосом, знают все, кто видел его хоть в самом крохотном эпизоде. Вчерашний спектакль показал, что Дмитрий Дмитриевич легко справляется и с большими, сквозными ролями. При этом отлично чувствовалось, что актер играет далеко не на пределе своих возможностей.
Новое воплощение образа купца Боровцова можно назвать более подробным. Самое главное, Кознову удалось найти свои интонации для каждой фразы, и лишь дважды я поймал себя на том, что уловил интонационное сходство с предыдущим исполнением. Кроме того, с удовольствием отмечу особенную динамику образа. Возможно, у нового Пуда Кузьмича чуточку убавилось значительности и самоуверенности, но добавилось купеческой лихости и живости. Правдивость исполнения Дмитрия Кознова зрители оценили. Уже во второй картине одна из зрительниц, сидевших рядом со мной не выдержала и сказала: «Господи, и ведь ничего не изменилось. Вот такие они мужики и сейчас!». Что можно к этому добавить? Лишь пожелания играть как можно больше!
М.Р.
Новое воплощение образа купца Боровцова можно назвать более подробным. Самое главное, Кознову удалось найти свои интонации для каждой фразы, и лишь дважды я поймал себя на том, что уловил интонационное сходство с предыдущим исполнением. Кроме того, с удовольствием отмечу особенную динамику образа. Возможно, у нового Пуда Кузьмича чуточку убавилось значительности и самоуверенности, но добавилось купеческой лихости и живости. Правдивость исполнения Дмитрия Кознова зрители оценили. Уже во второй картине одна из зрительниц, сидевших рядом со мной не выдержала и сказала: «Господи, и ведь ничего не изменилось. Вот такие они мужики и сейчас!». Что можно к этому добавить? Лишь пожелания играть как можно больше!
М.Р.
Подробнее
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: СУДЬБИНУШКА ДОЛЖНА БЫТЬ…
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: СУДЬБИНУШКА ДОЛЖНА БЫТЬ…
Когда актрисе Малого театра Евгении Глушенко предложили роль Раневской в спектакле «Вишневый сад» — роль, о которой мечтают многие актрисы, она... отказалась, испугавшись ответственности, а ведь текст знала наизусть, уже костюмы и парик примеряла...
Когда актрисе Малого театра Евгении Глушенко предложили роль Раневской в спектакле «Вишневый сад» — роль, о которой мечтают многие актрисы, она... отказалась, испугавшись ответственности, а ведь текст знала наизусть, уже костюмы и парик примеряла...
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: СУДЬБИНУШКА ДОЛЖНА БЫТЬ…
Когда актрисе Малого театра Евгении Глушенко предложили роль Раневской в спектакле «Вишневый сад» — роль, о которой мечтают многие актрисы, она... отказалась, испугавшись ответственности, а ведь текст знала наизусть, уже костюмы и парик примеряла. Зато другую чеховскую героиню — Сашеньку Платонову из «Неоконченной пьесы для механического пианино» — она играть не боялась и так вошла в образ, что именно эта роль стала визитной карточкой актрисы. Потом были и другие заметные роли в кино — Тоня («Впервые замужем»), Вера («Влюблен по собственному желанию»), Маменька («Несколько дней из жизни Обломова»). Киногероини Евгении Глушенко — мягкие, добрые, светлые женщины... Тем не менее Тоня Болотникова из «Впервые замужем» стоит особняком — молодой, 25-летней актрисе пришлось сыграть возрастную роль. Ее героиня на экране проходит путь от 20-летней девушки до 40-летней женщины...
- Евгения Константиновна, как вам работалось с Хейфицем?
- Мы были на гастролях в Ленинграде в 1977 году, играли на сцене Александринского театра. Ко мне за кулисы пришла женщина — помощник режиссера и сказала, что Иосиф Ефимович Хейфиц предлагает роль, и посоветовала прочитать повесть Павла Нилина «Впервые замужем». Через день мы созвонились, и я спросила: «Как же я буду играть, если роль возрастная?» А мне отвечают: «Надо встретиться с Иосифом Ефимовичем, и он вам все расскажет». Первое, что он спросил: «Вам понравилась роль?» «Да», — ответила я. «Ну, тогда будем сниматься». Я говорю: «Я не знаю, я боюсь». А он: «Пусть это вас не волнует». Ну как я могу бояться рядом с таким корифеем! До этого у меня уже был первый опыт в кино — «Неоконченная пьеса для механического пианино» с Михалковым, ну там совсем другая компания. Никита Сергеевич — молодой режиссер, а Хейфиц — классик жанра, многие вещи я впервые узнавала именно от Хейфица. Помню, идет какая-то сцена, а он говорит, что ее надо быстрее играть. Я удивилась: «Как быстрее, чувства все-таки...» А он настаивал. И вот помощник режиссера стояла с секундомером и подгоняла. А когда я увидела фильм на экране, поняла, что все было правильно. Абсолютный слух и абсолютное чувство. Ну, естественно — классик.
- Когда смотришь «Механическое пианино», где вы так органичны с Калягиным, даже как-то не верится, что это просто актерская игра...
- Мы женаты уже 27 лет, и на протяжении всего этого времени мне задают один и тот же вопрос — был ли у нас роман, когда мы снимались, интересуются подробностями. Я нового ничего не открываю: я знала, что существует такой актер Калягин, но мы на съемках были как партнеры. Тогда у Александра Александровича была своя жизнь, у меня — своя. Ну а потом время распорядилось так, что мы соединили свои судьбы.
- У вас творческая семья: ваш муж Александр Калягин возглавляет СТД, у него свой театр Et Cetera, вы сами служите в Малом театре. Приходится ли дома обсуждать творческие проблемы?
- Я не хотела бы говорить о своей личной жизни. Как и во всякой семье, бывает по-разному: иногда обсуждаем, иногда — нет, в зависимости от желания и настроения.
- По радио идет передача «Отзвуки театра», которую ведет Александр Калягин. Он приглашает на рандеву разных актеров, беседует с ними о театре, о жизни. Вы ни разу не присутствовали...
- Думаю, что и не буду. Вот кто-нибудь еще будет вести передачу о театре, и тогда, может быть...
- Сейчас снимается масса сериалов, есть ли у вас предложения?
- Мне приносили сценарии. Некоторые роли, которые читала, были интересны, но по времени мы не совпадали. А есть роли, которые я не хотела бы играть, потому что мне это неинтересно.
- А сожалели когда-нибудь, что какая-то роль досталась не вам?
- Недавно нашлись мои пробы с Абдуловым в «Обыкновенном чуде» — мне предлагали сыграть принцессу, которую я так и не сыграла... Но я не жалею об этом.
- Вы не сразу поступили в «Щепку», вначале год проучились в театральном училище у себя на родине, в Ростове-на-Дону, чего испугались?
- В самом начале я занималась во Дворце пионеров. А потом мой педагог сказала: знаешь, давай поступи сначала в наше училище, а там видно будет. Я так и сделала.
- А что бы вы пожелали молодым актерам?
- У каждого своя судьба. Конечно, надо дерзать. Вообще не надо сидеть на месте.
- Ваша первая роль в Малом — Лиза в «Горе от ума». Эта была лучшая Лиза в то время. Женщины, которых вы играете, очень разные, в том числе и комические персонажи, как, скажем, секретарша в «Зале ожидания». А какую бы женщину вы хотели сыграть?
- Как говорят актеры, судьбинушка должна быть. Конечно, не важно, в какие обстоятельства героиня попадет, важно, как она себя проявляет.
- Как вы относитесь к импровизации на сцене? Или Островский или какой-нибудь другой классик не допускает этого? И естественно, Юрий Соломин тоже?
- Импровизация, конечно, может быть, но в канве спектакля, чтобы не помешать его целостности. Конечно, мы — живые люди, каждый раз играем по-разному. Один спектакль, безусловно, отличается от другого, хотя мы говорим один и тот же текст. Каждый день несет нам что-то новое, и мы это привносим в театр. Но в канве спектакля.
- Есть спектакли, в которых используется ненормативная лексика... Как вы относитесь к тому, что такими средствами пытаются достичь определенного эффекта на сцене?
- Мне это не нравится... Когда слышу нецензурную речь на улице, меня всегда коробит. А еще приходить в театр и слушать все это... Я не была ни на одном таком спектакле. Не хочется.
- Какой зритель ходит в Малый театр?
- В Малый театр ходит разный зритель: старшее поколение, среднее, младшее. На спектакле «Правда — хорошо, а счастье лучше» мы замечаем, что сидят три поколения сразу — бабушки, отцы и мамы, дети. Хохочут все вместе. В пьесе как раз три поколения одной семьи, и у каждого своя судьба, своя линия, и все это переплетается.
- Евгения Константиновна, кого вы чаще всего вспоминаете из тех, кто работал в Малом театре, с кем вас свела судьба?
- Михаила Ивановича Царева — я играла его дочерей и в «Горе от ума», и в «Короле Лире», и в «Фиеско». А еще — Виктора Ивановича Хохрякова, Елену Николаевну Гоголеву... С ней вообще были удивительные отношения, хотя она всегда была осторожна с коллегами. За год до смерти Елена Николаевна подарила мне индийские сережки, в которых играла какую-то роль, и черный зонтик XIX века. Это было в традициях театра. Я помню, актриса Лера Новак на спектакль надевала сережки, которые ей подарила Турчанинова. И Елена Николаевна перед «Холопами» вызвала к себе актрис, которые играли с ней в спектакле, разложила свою старинную бижутерию и сказала: «Выбирайте, что вам хочется». И каждый что-то выбрал.
- Известно, что театральные костюмы вам шьет супруга артиста Леонида Ярмольника Оксана. А как вы себя ощущаете в старинных костюмах?
- Прекрасно. Я вообще обожаю старинные, исторические костюмы.
- Где успели побывать?
- В Мариинском театре, Эрмитаже. А еще меня пригласили на спектакль «Mad in Japan». Это любопытно. Антон Адасинский, мне кажется, талантливый человек. Но когда на сцене раздеваются, танцуют белый танец и снимают штаны... Я думаю, а зачем? Смысл? Когда шокируют одной, простите, задницей, хочется сказать, ребята, на каком же уровне мы находимся?
- Ваша Мавра Тарасовна, женщина в самом расцвете сил, хорошая хозяйка, своего не упустит, но и чужого не возьмет, говорит в финале: «Правда — хорошо, а счастье лучше». Так что же, на ваш взгляд, лучше?
- Это все игра слов. Как говорит герой пьесы Платон, «если человек живет по правде, как следует, хорошо, честно, благородно — вот он и патриот своего отечества. А кто проживает только готовое, ума и образования не понимает, действует только по своему невежеству, с обидой и с насмешкой на человечество, только себе на потеху — тот мерзавец своей жизни». Как актуально!
***
Евгения Константиновна Глушенко родилась в Ростове-на-Дону. Окончила Театральное училище имени Щепкина, курс Михаила Ивановича Царева, бывшего в то время директором Малого театра.
Всего за годы работы в Малом театре Евгения Глушенко сыграла более чем в 20 спектаклях. С 1996 года вместе с режиссером Малого театра Борисом Морозовым переходит в Театр Российской Армии и с успехом играет в спектаклях «Сердце не камень» (1997) по пьесе А. Н. Островского, «На дне» А. М. Горького (Василиса, 1998), «Отелло» В. Шекспира (Эмилия, 1999). Через четыре года актриса возвращается в Малый театр. Евгения Глушенко — заслуженная артистка РСФСР (1988), народная артистка России (1995), член Всероссийского театрального общества (с 1979 года) и Союза театральных деятелей (с 1989 года).
За роль Тони Болотниковой в фильме «Впервые замужем» актриса была удостоена «Премии за лучшие актерские работы» на Всесоюзном кинофестивале в 1980 году.
А роль Веры в фильме «Влюблен по собственному желанию» принесла Евгении Глушенко победу в номинации «Актриса» на Берлинском кинофестивале в 1983 году.
Беседовали Людмила КЛУШИНА и Марина ШИКОВА
«Вечерний Петербург», 28.10.2005
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
Когда актрисе Малого театра Евгении Глушенко предложили роль Раневской в спектакле «Вишневый сад» — роль, о которой мечтают многие актрисы, она... отказалась, испугавшись ответственности, а ведь текст знала наизусть, уже костюмы и парик примеряла. Зато другую чеховскую героиню — Сашеньку Платонову из «Неоконченной пьесы для механического пианино» — она играть не боялась и так вошла в образ, что именно эта роль стала визитной карточкой актрисы. Потом были и другие заметные роли в кино — Тоня («Впервые замужем»), Вера («Влюблен по собственному желанию»), Маменька («Несколько дней из жизни Обломова»). Киногероини Евгении Глушенко — мягкие, добрые, светлые женщины... Тем не менее Тоня Болотникова из «Впервые замужем» стоит особняком — молодой, 25-летней актрисе пришлось сыграть возрастную роль. Ее героиня на экране проходит путь от 20-летней девушки до 40-летней женщины...
- Евгения Константиновна, как вам работалось с Хейфицем?
- Мы были на гастролях в Ленинграде в 1977 году, играли на сцене Александринского театра. Ко мне за кулисы пришла женщина — помощник режиссера и сказала, что Иосиф Ефимович Хейфиц предлагает роль, и посоветовала прочитать повесть Павла Нилина «Впервые замужем». Через день мы созвонились, и я спросила: «Как же я буду играть, если роль возрастная?» А мне отвечают: «Надо встретиться с Иосифом Ефимовичем, и он вам все расскажет». Первое, что он спросил: «Вам понравилась роль?» «Да», — ответила я. «Ну, тогда будем сниматься». Я говорю: «Я не знаю, я боюсь». А он: «Пусть это вас не волнует». Ну как я могу бояться рядом с таким корифеем! До этого у меня уже был первый опыт в кино — «Неоконченная пьеса для механического пианино» с Михалковым, ну там совсем другая компания. Никита Сергеевич — молодой режиссер, а Хейфиц — классик жанра, многие вещи я впервые узнавала именно от Хейфица. Помню, идет какая-то сцена, а он говорит, что ее надо быстрее играть. Я удивилась: «Как быстрее, чувства все-таки...» А он настаивал. И вот помощник режиссера стояла с секундомером и подгоняла. А когда я увидела фильм на экране, поняла, что все было правильно. Абсолютный слух и абсолютное чувство. Ну, естественно — классик.
- Когда смотришь «Механическое пианино», где вы так органичны с Калягиным, даже как-то не верится, что это просто актерская игра...
- Мы женаты уже 27 лет, и на протяжении всего этого времени мне задают один и тот же вопрос — был ли у нас роман, когда мы снимались, интересуются подробностями. Я нового ничего не открываю: я знала, что существует такой актер Калягин, но мы на съемках были как партнеры. Тогда у Александра Александровича была своя жизнь, у меня — своя. Ну а потом время распорядилось так, что мы соединили свои судьбы.
- У вас творческая семья: ваш муж Александр Калягин возглавляет СТД, у него свой театр Et Cetera, вы сами служите в Малом театре. Приходится ли дома обсуждать творческие проблемы?
- Я не хотела бы говорить о своей личной жизни. Как и во всякой семье, бывает по-разному: иногда обсуждаем, иногда — нет, в зависимости от желания и настроения.
- По радио идет передача «Отзвуки театра», которую ведет Александр Калягин. Он приглашает на рандеву разных актеров, беседует с ними о театре, о жизни. Вы ни разу не присутствовали...
- Думаю, что и не буду. Вот кто-нибудь еще будет вести передачу о театре, и тогда, может быть...
- Сейчас снимается масса сериалов, есть ли у вас предложения?
- Мне приносили сценарии. Некоторые роли, которые читала, были интересны, но по времени мы не совпадали. А есть роли, которые я не хотела бы играть, потому что мне это неинтересно.
- А сожалели когда-нибудь, что какая-то роль досталась не вам?
- Недавно нашлись мои пробы с Абдуловым в «Обыкновенном чуде» — мне предлагали сыграть принцессу, которую я так и не сыграла... Но я не жалею об этом.
- Вы не сразу поступили в «Щепку», вначале год проучились в театральном училище у себя на родине, в Ростове-на-Дону, чего испугались?
- В самом начале я занималась во Дворце пионеров. А потом мой педагог сказала: знаешь, давай поступи сначала в наше училище, а там видно будет. Я так и сделала.
- А что бы вы пожелали молодым актерам?
- У каждого своя судьба. Конечно, надо дерзать. Вообще не надо сидеть на месте.
- Ваша первая роль в Малом — Лиза в «Горе от ума». Эта была лучшая Лиза в то время. Женщины, которых вы играете, очень разные, в том числе и комические персонажи, как, скажем, секретарша в «Зале ожидания». А какую бы женщину вы хотели сыграть?
- Как говорят актеры, судьбинушка должна быть. Конечно, не важно, в какие обстоятельства героиня попадет, важно, как она себя проявляет.
- Как вы относитесь к импровизации на сцене? Или Островский или какой-нибудь другой классик не допускает этого? И естественно, Юрий Соломин тоже?
- Импровизация, конечно, может быть, но в канве спектакля, чтобы не помешать его целостности. Конечно, мы — живые люди, каждый раз играем по-разному. Один спектакль, безусловно, отличается от другого, хотя мы говорим один и тот же текст. Каждый день несет нам что-то новое, и мы это привносим в театр. Но в канве спектакля.
- Есть спектакли, в которых используется ненормативная лексика... Как вы относитесь к тому, что такими средствами пытаются достичь определенного эффекта на сцене?
- Мне это не нравится... Когда слышу нецензурную речь на улице, меня всегда коробит. А еще приходить в театр и слушать все это... Я не была ни на одном таком спектакле. Не хочется.
- Какой зритель ходит в Малый театр?
- В Малый театр ходит разный зритель: старшее поколение, среднее, младшее. На спектакле «Правда — хорошо, а счастье лучше» мы замечаем, что сидят три поколения сразу — бабушки, отцы и мамы, дети. Хохочут все вместе. В пьесе как раз три поколения одной семьи, и у каждого своя судьба, своя линия, и все это переплетается.
- Евгения Константиновна, кого вы чаще всего вспоминаете из тех, кто работал в Малом театре, с кем вас свела судьба?
- Михаила Ивановича Царева — я играла его дочерей и в «Горе от ума», и в «Короле Лире», и в «Фиеско». А еще — Виктора Ивановича Хохрякова, Елену Николаевну Гоголеву... С ней вообще были удивительные отношения, хотя она всегда была осторожна с коллегами. За год до смерти Елена Николаевна подарила мне индийские сережки, в которых играла какую-то роль, и черный зонтик XIX века. Это было в традициях театра. Я помню, актриса Лера Новак на спектакль надевала сережки, которые ей подарила Турчанинова. И Елена Николаевна перед «Холопами» вызвала к себе актрис, которые играли с ней в спектакле, разложила свою старинную бижутерию и сказала: «Выбирайте, что вам хочется». И каждый что-то выбрал.
- Известно, что театральные костюмы вам шьет супруга артиста Леонида Ярмольника Оксана. А как вы себя ощущаете в старинных костюмах?
- Прекрасно. Я вообще обожаю старинные, исторические костюмы.
- Где успели побывать?
- В Мариинском театре, Эрмитаже. А еще меня пригласили на спектакль «Mad in Japan». Это любопытно. Антон Адасинский, мне кажется, талантливый человек. Но когда на сцене раздеваются, танцуют белый танец и снимают штаны... Я думаю, а зачем? Смысл? Когда шокируют одной, простите, задницей, хочется сказать, ребята, на каком же уровне мы находимся?
- Ваша Мавра Тарасовна, женщина в самом расцвете сил, хорошая хозяйка, своего не упустит, но и чужого не возьмет, говорит в финале: «Правда — хорошо, а счастье лучше». Так что же, на ваш взгляд, лучше?
- Это все игра слов. Как говорит герой пьесы Платон, «если человек живет по правде, как следует, хорошо, честно, благородно — вот он и патриот своего отечества. А кто проживает только готовое, ума и образования не понимает, действует только по своему невежеству, с обидой и с насмешкой на человечество, только себе на потеху — тот мерзавец своей жизни». Как актуально!
***
Евгения Константиновна Глушенко родилась в Ростове-на-Дону. Окончила Театральное училище имени Щепкина, курс Михаила Ивановича Царева, бывшего в то время директором Малого театра.
Всего за годы работы в Малом театре Евгения Глушенко сыграла более чем в 20 спектаклях. С 1996 года вместе с режиссером Малого театра Борисом Морозовым переходит в Театр Российской Армии и с успехом играет в спектаклях «Сердце не камень» (1997) по пьесе А. Н. Островского, «На дне» А. М. Горького (Василиса, 1998), «Отелло» В. Шекспира (Эмилия, 1999). Через четыре года актриса возвращается в Малый театр. Евгения Глушенко — заслуженная артистка РСФСР (1988), народная артистка России (1995), член Всероссийского театрального общества (с 1979 года) и Союза театральных деятелей (с 1989 года).
За роль Тони Болотниковой в фильме «Впервые замужем» актриса была удостоена «Премии за лучшие актерские работы» на Всесоюзном кинофестивале в 1980 году.
А роль Веры в фильме «Влюблен по собственному желанию» принесла Евгении Глушенко победу в номинации «Актриса» на Берлинском кинофестивале в 1983 году.
Беседовали Людмила КЛУШИНА и Марина ШИКОВА
«Вечерний Петербург», 28.10.2005
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
Подробнее
«К 105-летию со дня рождения Михаила Жарова» МИХАИЛ ЖАРОВ: И БАНДИТ, И КНЯЗЬ, И МИЛИЦИОНЕР
«К 105-летию со дня рождения Михаила Жарова»
МИХАИЛ ЖАРОВ: И БАНДИТ, И КНЯЗЬ, И МИЛИЦИОНЕР
Почти все яркие роли в кино этот артист сыграл давным-давно, и, казалось бы, его должны были забыть. Но помнят. Помнят и любят...
МИХАИЛ ЖАРОВ: И БАНДИТ, И КНЯЗЬ, И МИЛИЦИОНЕР
Почти все яркие роли в кино этот артист сыграл давным-давно, и, казалось бы, его должны были забыть. Но помнят. Помнят и любят...
«К 105-летию со дня рождения Михаила Жарова»
МИХАИЛ ЖАРОВ: И БАНДИТ, И КНЯЗЬ, И МИЛИЦИОНЕР
Почти все яркие роли в кино этот артист сыграл давным-давно, и, казалось бы, его должны были забыть. Но помнят. Помнят и любят. За то, что он остался единственным и неповторимым. За то, что при детальной психологической достоверности играл он своих персонажей с удалью, юмором, ширью и шиком. Шикарно играл.
А родился Михаил Иванович Жаров в Москве, на Самотеке, в семье типографского рабочего. Случилось это в октябре 1899 года. В семье любили книги, любили искусство. Сестра будущего актера стала впоследствии известным художником по костюмам в кинематографе. Сам Миша с детства мечтал о театре и в 16 лет уже работал в бессловесной массовке оперного театра Зимина. Однажды Шаляпин пел Мефистофеля. За кулисами юный статист Жаров, зачарованно глядя на великого артиста, невольно повторял мимику его лица, пока юношу не схватил взбешенный помощник режиссера:
— Ты что же, черт окаянный, Федору Ивановичу рожи корчишь?..
Когда же все разъяснилось, Шаляпин подарил юному поклоннику свое фото с надписью: «Мише Жарову, который — я верю — не строил мне рожи». Фотографией Жаров гордился всю жизнь.
Немного отучившись в Театральной студии Ф. Комиссаржевского, Михаил Жаров начинает работать на разных сценах России. И только в 1931 году он оседает, наконец, в столице — в прославленном Камерном театре у режиссера-экспериментатора Александра Таирова. А в 1938 году переходит в более реалистический Малый театр, где и проработал до конца жизни.
Еще в середине 20-х годов он начал сниматься в кино, в небольших ролях. Но настоящей удачей на киноэкране стала для него роль Жигана в первом советском звуковом фильме «Путевка в жизнь». Картина рассказывала о коммуне для беспризорников, а Жаров играл «плохого парня» — главаря воровской шайки, бандита-убийцу, сбивающего малолетних беспризорников с пути истинного. В роли Жигана артист умело использовал возможности звукового кино: играл на гитаре и пел, дал своему герою особый говор, демонстрировал своеобразное обаяние и все тот же шик.
Персонаж Жарова вышел настолько убедительным и живым, стал настолько популярен, что правительство дало негласное распоряжение: в кино воровской мир показывать отныне только однозначно плохим. А популярность Жарова стала такова, что когда у него в магазине однажды украли кошелек, то на выходе артист услышал, как один вор говорит другому:
— Ты что, своих не узнал?
Кошелек вернули.
Роль «хорошего парня» — педагога детской колонии играл прекрасный актер МХАТа Николай Баталов. Он умер от туберкулеза довольно молодым, оставив вдовой актрису Ольгу Андровскую, на которой затем женился Жаров. Впрочем, о его личной жизни мы расскажем чуть позже.
В фильмах о революционере Максиме («Возвращение Максима» и «Выборгская сторона») Жаров опять с шиком и обаянием сыграл отрицательного персонажа — конторщика Дымбу. По ходу фильма он пел знаменитую доныне песенку: «Цыпленок жареный, цыпленок пареный, цыпленок тоже хочет жить». Жарову даже пришлось обратиться к правительству с просьбой выделить ему машину — появляться на улице он не мог, мальчишки дразнились: «Цыпленок жареный идет!».
Вот еще один случай, связанный с неслыханной популярностью Жарова. Как-то он отдыхал на юге и во время прогулки в правительственной резиденции повстречал Сталина. Артист постарался увернуться от встречи, но вождь игриво ему сказал:
— А я вас знаю!
— Конечно, — растерянно буркнул Жаров. — Меня все знают.
Кинозрители были в восторге и от его исторических персонажей: сподвижника Петра Великого — плутоватого Меншикова и мрачного подручного Ивана Грозного — палача Малюты Скуратова. Блистательно хорош Жаров и в комедии «Медведь» по пьесе А. Чехова, которую, кстати сказать, и по сей день часто показывают по телевидению и в которой артист снялся вместе с супругой Ольгой Андровской.
Во время войны, на съемках картины «Воздушный извозчик» Михаил Жаров знакомится с юной красавицей Людмилой Целиковской. Они играли влюбленных, и игра стала реальностью. Жаров был старше своей новой жены на двадцать лет, но их сближало творчество. Специально для Целиковской артист взялся за режиссуру: он поставил для красавицы жены военную комедию «Беспокойное хозяйство». Но после войны Целиковскую захватила новая любовь, и их брак с Жаровым распался.
В 1953 году отец четвертой (и последней) жены Жарова был арестован по ложному «делу врачей», и у артиста начались неприятности. Знакомые обходили его стороной, его боялись снимать в кино, не давали новых ролей в театре.
Позже он снова появился перед кинозрителями, пусть в небольших, но ярких ролях: туповатого военного министра в «Каине ХVIII» и циника Ухова в «Старшей сестре». Театральная же публика никогда его не забывала и принимала всегда восторженно. В 1973 году Жаров ставит картину и играет в ней главную роль — это «Деревенский детектив». Милиционер Анискин, почти фольклорный персонаж, настолько понравился и публике, и критике, и начальству, что вскоре вышло еще два телефильма о хитроватом и добродушном сельском участковом: «Анискин и Фантомас», «И снова Анискин».
Это был последний всенародный успех неповторимого великого артиста. Двадцать лет назад, в декабре 1981 года, Михаил Иванович Жаров умер. С его смертью из нашего искусства ушло обаятельное плутовство, симпатичная развязность персонажей, ушли шик и блеск актерского мастерства.
Владимир ГРИБАНОВ
«Телеглаз АиФ»
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
МИХАИЛ ЖАРОВ: И БАНДИТ, И КНЯЗЬ, И МИЛИЦИОНЕР
Почти все яркие роли в кино этот артист сыграл давным-давно, и, казалось бы, его должны были забыть. Но помнят. Помнят и любят. За то, что он остался единственным и неповторимым. За то, что при детальной психологической достоверности играл он своих персонажей с удалью, юмором, ширью и шиком. Шикарно играл.
А родился Михаил Иванович Жаров в Москве, на Самотеке, в семье типографского рабочего. Случилось это в октябре 1899 года. В семье любили книги, любили искусство. Сестра будущего актера стала впоследствии известным художником по костюмам в кинематографе. Сам Миша с детства мечтал о театре и в 16 лет уже работал в бессловесной массовке оперного театра Зимина. Однажды Шаляпин пел Мефистофеля. За кулисами юный статист Жаров, зачарованно глядя на великого артиста, невольно повторял мимику его лица, пока юношу не схватил взбешенный помощник режиссера:
— Ты что же, черт окаянный, Федору Ивановичу рожи корчишь?..
Когда же все разъяснилось, Шаляпин подарил юному поклоннику свое фото с надписью: «Мише Жарову, который — я верю — не строил мне рожи». Фотографией Жаров гордился всю жизнь.
Немного отучившись в Театральной студии Ф. Комиссаржевского, Михаил Жаров начинает работать на разных сценах России. И только в 1931 году он оседает, наконец, в столице — в прославленном Камерном театре у режиссера-экспериментатора Александра Таирова. А в 1938 году переходит в более реалистический Малый театр, где и проработал до конца жизни.
Еще в середине 20-х годов он начал сниматься в кино, в небольших ролях. Но настоящей удачей на киноэкране стала для него роль Жигана в первом советском звуковом фильме «Путевка в жизнь». Картина рассказывала о коммуне для беспризорников, а Жаров играл «плохого парня» — главаря воровской шайки, бандита-убийцу, сбивающего малолетних беспризорников с пути истинного. В роли Жигана артист умело использовал возможности звукового кино: играл на гитаре и пел, дал своему герою особый говор, демонстрировал своеобразное обаяние и все тот же шик.
Персонаж Жарова вышел настолько убедительным и живым, стал настолько популярен, что правительство дало негласное распоряжение: в кино воровской мир показывать отныне только однозначно плохим. А популярность Жарова стала такова, что когда у него в магазине однажды украли кошелек, то на выходе артист услышал, как один вор говорит другому:
— Ты что, своих не узнал?
Кошелек вернули.
Роль «хорошего парня» — педагога детской колонии играл прекрасный актер МХАТа Николай Баталов. Он умер от туберкулеза довольно молодым, оставив вдовой актрису Ольгу Андровскую, на которой затем женился Жаров. Впрочем, о его личной жизни мы расскажем чуть позже.
В фильмах о революционере Максиме («Возвращение Максима» и «Выборгская сторона») Жаров опять с шиком и обаянием сыграл отрицательного персонажа — конторщика Дымбу. По ходу фильма он пел знаменитую доныне песенку: «Цыпленок жареный, цыпленок пареный, цыпленок тоже хочет жить». Жарову даже пришлось обратиться к правительству с просьбой выделить ему машину — появляться на улице он не мог, мальчишки дразнились: «Цыпленок жареный идет!».
Вот еще один случай, связанный с неслыханной популярностью Жарова. Как-то он отдыхал на юге и во время прогулки в правительственной резиденции повстречал Сталина. Артист постарался увернуться от встречи, но вождь игриво ему сказал:
— А я вас знаю!
— Конечно, — растерянно буркнул Жаров. — Меня все знают.
Кинозрители были в восторге и от его исторических персонажей: сподвижника Петра Великого — плутоватого Меншикова и мрачного подручного Ивана Грозного — палача Малюты Скуратова. Блистательно хорош Жаров и в комедии «Медведь» по пьесе А. Чехова, которую, кстати сказать, и по сей день часто показывают по телевидению и в которой артист снялся вместе с супругой Ольгой Андровской.
Во время войны, на съемках картины «Воздушный извозчик» Михаил Жаров знакомится с юной красавицей Людмилой Целиковской. Они играли влюбленных, и игра стала реальностью. Жаров был старше своей новой жены на двадцать лет, но их сближало творчество. Специально для Целиковской артист взялся за режиссуру: он поставил для красавицы жены военную комедию «Беспокойное хозяйство». Но после войны Целиковскую захватила новая любовь, и их брак с Жаровым распался.
В 1953 году отец четвертой (и последней) жены Жарова был арестован по ложному «делу врачей», и у артиста начались неприятности. Знакомые обходили его стороной, его боялись снимать в кино, не давали новых ролей в театре.
Позже он снова появился перед кинозрителями, пусть в небольших, но ярких ролях: туповатого военного министра в «Каине ХVIII» и циника Ухова в «Старшей сестре». Театральная же публика никогда его не забывала и принимала всегда восторженно. В 1973 году Жаров ставит картину и играет в ней главную роль — это «Деревенский детектив». Милиционер Анискин, почти фольклорный персонаж, настолько понравился и публике, и критике, и начальству, что вскоре вышло еще два телефильма о хитроватом и добродушном сельском участковом: «Анискин и Фантомас», «И снова Анискин».
Это был последний всенародный успех неповторимого великого артиста. Двадцать лет назад, в декабре 1981 года, Михаил Иванович Жаров умер. С его смертью из нашего искусства ушло обаятельное плутовство, симпатичная развязность персонажей, ушли шик и блеск актерского мастерства.
Владимир ГРИБАНОВ
«Телеглаз АиФ»
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
Подробнее
СУЕТА ВОКРУГ НОЧНОГО ГОРШКА
СУЕТА ВОКРУГ НОЧНОГО ГОРШКА
Назидательная сатира превращается в ненавязчивый юмор. Зрители все время жизнерадостно смеются, и часто не над словами, а над простыми вроде бы жестами — над тем, например, как Арган уминает французский батон...
Назидательная сатира превращается в ненавязчивый юмор. Зрители все время жизнерадостно смеются, и часто не над словами, а над простыми вроде бы жестами — над тем, например, как Арган уминает французский батон...
СУЕТА ВОКРУГ НОЧНОГО ГОРШКА
Самый жизнерадостный Мольер московского репертуара
«Мнимый больной»
Малый театр
Постановка Сергея Женовача
В ролях: Василий Бочкарев, Евгения Глушенко, Ольга Молочная, Александр Клюквин, Глеб Подгородинский и др.
Мольер комедий без морали не писал. Такая уж у него была жизненная задача — пороки обличать. Вот и мнимый больной Арган у него — чудовище ужасное. Притворяется хворым, терроризирует семейство, дочь выдает за нелюбимого ради того, чтобы иметь под рукой доктора-зятя, а дабы проверить чувства домашних, и вовсе делает вид, что помер, — в общем, тип отвратительный.
А вот Женовач блестяще продемонстрировал: все это может быть по-настоящему весело и даже трогательно!
Аргана — Бочкарева он одел в пижаму с оборками и ночной колпак. Тот по сцене скачет большими прыжками, а кисточка на колпаке подпрыгивает. Служанку Арган бранит ржавой клизмой и заставляет изучать содержимое своего ночного горшка. Вид у него вечно растерянный: он просто как маленький, он очень хочет, чтобы его любили! А в семье его слабости понимают и играют с ним, как с тамагочи...
И назидательная сатира превращается в ненавязчивый юмор. Зрители все время жизнерадостно смеются, и часто не над словами, а над простыми вроде бы жестами — над тем, например, как Арган уминает французский батон. А иногда, кажется, Бочкареву самому трудно удержаться, чтобы не захихикать. Да и прочим героям тоже. А когда актерам доставляет удовольствие то, что они делают, зрители уж тем более веселятся от души!
Анна ОРЛОВА orlova@kp.ru
«Комсомольская правда», 28.10.2005
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
Самый жизнерадостный Мольер московского репертуара
«Мнимый больной»
Малый театр
Постановка Сергея Женовача
В ролях: Василий Бочкарев, Евгения Глушенко, Ольга Молочная, Александр Клюквин, Глеб Подгородинский и др.
Мольер комедий без морали не писал. Такая уж у него была жизненная задача — пороки обличать. Вот и мнимый больной Арган у него — чудовище ужасное. Притворяется хворым, терроризирует семейство, дочь выдает за нелюбимого ради того, чтобы иметь под рукой доктора-зятя, а дабы проверить чувства домашних, и вовсе делает вид, что помер, — в общем, тип отвратительный.
А вот Женовач блестяще продемонстрировал: все это может быть по-настоящему весело и даже трогательно!
Аргана — Бочкарева он одел в пижаму с оборками и ночной колпак. Тот по сцене скачет большими прыжками, а кисточка на колпаке подпрыгивает. Служанку Арган бранит ржавой клизмой и заставляет изучать содержимое своего ночного горшка. Вид у него вечно растерянный: он просто как маленький, он очень хочет, чтобы его любили! А в семье его слабости понимают и играют с ним, как с тамагочи...
И назидательная сатира превращается в ненавязчивый юмор. Зрители все время жизнерадостно смеются, и часто не над словами, а над простыми вроде бы жестами — над тем, например, как Арган уминает французский батон. А иногда, кажется, Бочкареву самому трудно удержаться, чтобы не захихикать. Да и прочим героям тоже. А когда актерам доставляет удовольствие то, что они делают, зрители уж тем более веселятся от души!
Анна ОРЛОВА orlova@kp.ru
«Комсомольская правда», 28.10.2005
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
Подробнее
«К 250-летию русского театра» ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
«К 250-летию русского театра»
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
В 1802 году привезли меня в Курcк и отдали в губернское училище, которое состояло из четырех классов, и по экзамену меня приняли в 3-й класс...
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
В 1802 году привезли меня в Курcк и отдали в губернское училище, которое состояло из четырех классов, и по экзамену меня приняли в 3-й класс...
«К 250-летию русского театра»
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
III. УЧЕБНЫЕ ГОДЫ
ГЛАВА I. Начало
ГЛАВА I. Продолжение
ГЛАВА I. Продолжение
ГЛАВА I. Окончание
ГЛАВА II
В 1802 году привезли меня в Курcк и отдали в губернское училище, которое состояло из четырех классов, и по экзамену меня приняли в 3-й класс. Это было в первых числах марта, и хотя до переходного годичного экзамена, который бывал обыкновенно в первых числах июня, оставалось не много времени, но я успел догнать всех своих товарищей, что, впрочем, было очень нетрудно, потому что все учение основывалось тогда на одной памяти. Все науки, исключая математику, закон божий и церковную историю, диктовались учителем в виде вопросов и ответов в следующей, например, форме: Вопрос. «Какая была причина войны троянской?» Ответ. «Причина была следующая: потомки Пелопсовы, усилившись в разных странах Пелопоннеса, не могли забыть обиды, которую учинили трояне предку их Пелопсу лишением его владения во Фригии и изгнанием из оной. Сверх того приметили греки, что они будут иметь препятствие в плавании по Черному морю, пока трояне в силе своей пребудут, почему и ожидали только случая объявить войну троянам». Такие вопросы и ответы ученик должен был выучить слово в слово, и боже сохрани, если кто из учеников осмелился бы изменить фразу и сказать своими словами: такого ставили на замечание, как нерадивого и невнимательного. Таким образом, при моей памяти мне было легко стать не только наряду со своими товарищами, но даже и выше, так что на экзамене я оказался первым учеником и получил в награду книгу «О должностях человека и гражданина», с надписью «За прилежание». Так как в училище поступил я в конце года, то все, что было пройдено до меня и записано по диктовке учениками, я доставал у кого-нибудь из товарищей; брал, обыкновенно в субботу, записки из какого-нибудь предмета и в понедельник возвращал, изучив их слово в слово; за такое одолжение я помогал товарищам в рисовальном классе составлять краски и владеть искусно кистью. Таким образом, на будущий учебный курс меня перевели в 4-й класс, где уже прибавились языки немецкий и латинский. Последним я занимался немного еще в Белгороде у священника; а немецкому учили нас по книге, называемой «Зрелище вселенной», с немецким и латинским текстом и с русским переводом. Но это учение продолжалось недолго: с восемьсот второго года народное губернское училище приготовлялось уже к переименованию в губернскую гимназию, в которой прибавился класс французского языка. К моему несчастью, крепостным людям не позволялось быть в этом классе; это меня так оскорбило, что я не стал ходить ни в немецкий, ни в латинский классы.
В 4-м классе словесность преподавалась в современной форме; затем: всеобщая и русская история, география, естественная история, из математики — вторая часть арифметики, геометрия и также часть механики, архитектуры и физики. Из трех последних нас знакомили, конечно, только с начальными основаниями: так, мы узнали, например, что такое астролябия, компас, рычаг, блок и ворот, что такое колонна, карниз и модуль, но не более. Словесные науки и исторические, кроме церковной истории и закона божия, преподавал П. Г. Кондратьев, а математические — С. А. 3убков. У первого было любимое слово в обращении к кому-либо из учеников, именно слово — ракалия, с произношением на «о»; оно служило ему и в изъявлениях ласки и на случай выговора. Сколько припоминаю, он отличался разными назидательными для — учеников наставлениями, так, например; «Когда тебе, ракалия, предлагают на экзамене вопрос и ты его не знаешь, то вместо его отвечай из той же науки что знаешь; тогда подумают, что ты не вслушался в вопрос, а не то, что ты не знаешь его». И много было у него подобных родительских наставлений. Этот же учитель словесности заведовал и рисовальным классом, за неимением учителя рисования, и здесь также не обходилось у него без некоторых нравственных наставлений; так, например, при начале урока он отправлял обыкновенно всех учеников в 3-й класс, окна которого выходили не на улицу, а на училищный двор, и где срисовывать на стекло было поэтому не предосудительно. Срисовка на стекло делалась, по его словам, для скорости, а перемещение учеников в 3-й класс для того, «чтоб проходящие не могли подумать, как говорил он, что я вас так и учу», а всем известно было, что он и карандаша не умел держать как следует и занимал этот класс только из-за прибавочного жалованья. И если случалось ему заметить, что кто-нибудь из учеников, поторопясь при съемке на стекло, сделает ошибку, и он решался поправить ее карандашом от руки, то такая поправка сохранялась как редкость; ученик в другой раз снимал рисунок на стекло, а поправленный оставался как документ неискусства учителя. Арифметику преподавали нам очень недурно, но, к несчастию, учитель часто бывал в веселом расположении, или просто навеселе, и ученики этим пользовались; как, бывало, когда он только что появится в класс и мы заметим его веселость, то прежде, чем успеет он дойти до учительского стола, кто-нибудь из учеников подбежит к нему со следующею, например, жалобой: «Как же, Семен Ондреевич, Щепкин говорит, что пушки в полтавском сражении не так были поставлены, как вы рассказывали?» — или что-нибудь подобное, только бы речь шла о полтавской битве. Он был жаркий почитатель Петра Великого, и полтавская битва была для него выше всех происшествий мира сего. . Первым словом его на это бывало: «Почему он так говорит? Потому, что он дурак, и я ему, дураку, это докажу!» — и тут же, бывало; возьмет мел, подойдет к доске и начнет чертить план сражения со всеми подробностями: где стояла наша пехота, где кавалерия, где казаки, где артиллерия, с поименованием всех начальников, кто чем командовал. Потом начертит план, как стояла армия Карла XII, тоже со всеми подробностями. «Ну, вот видите, дураки! Вот как все это было на самом деле», и, переведя дух, начнет, бывало, говорить о начале сражения, и тут одушевление его уже не имело пределов. Рассказывал все это он с величайшими подробностями и несколько раз прибегал к такому обороту: «Карл, видя, что дело не подается в его пользу, вдруг выдумает штуку и выкинет такой чертовский маневр, что нам точно было плохо; но батюшка, великий государь Петр, который, находясь вот здесь, — и укажет тотчас место на доске,— все это видел, на его маневр так скомандует и такую поднесет ему штуку, что все его хитрости ему же на пагубу». И все это объяснял он с величайшею душевною теплотой, не забывая ни одного движения, ни одного лица, кто где отличался в этот достопамятный для России день. Но когда доходил до места, где был страшный бой, где обе стороны поставлены были в положение умереть или победить, тут он заливался горючими слезами и с страшным энтузиазмом говорил, что «батюшка Петр тут показал себя, что он такой человек, какого еще не было, и матушка Россия ему сочувствовала в этом великом деле: Карл разбит, этот современный герой, на которого Европа смотрела, как на великого полководца, пал ниц и утратил, в полтавской битве всю свою славу, приобретенную годами. И на самом этом месте, где была страшная бойня, возвышается могила, под которой похоронены тела убитых; это — огромного размера холм, теперь уже умалившийся от времени, и на нем стоит великий памятник великого дня; памятник этот есть не что иное, как святой крест большого размера, который и будущим векам укажет, что такое был для России богом данный великий Петр!» Как рассказ такой продолжался довольно долго, то этим обыкновенно и оканчивался класс: «Ну, дети, заговорился я с вами; тройное правило начнем в следующий раз...» — и это повторялось довольно часто.
Преподавателя закона божия и церковной истории, который был протоиерей из прихода Смоленской божией матери отец 3., я мало помню; кажется, я редко ходил в его класс, потому что, живши в Белгороде у очень умного священника, я знал все по этим предметам в той форме, как тогда преподавалось: знал все библейские происшествия, имена всех пророков, все замечательные эпохи, знал хорошо Давида, со всеми эпизодами его царствования, а псалтырь его читал наизусть; одним словом, я очень силен был в древней священной истории, а из новой знал имена всех евангелистов, апостолов и прочих распространителей христианской церкви, и на репетициях, перед экзаменом, отец 3. ставил меня всегда в пример ученикам: «Вот вы занимались бы, как Щепкин, вам и не было б так стыдно»; а того он и не замечал, что я редко бывал в классе, а только спрошу, бывало, у товарищей, о чем вчера была лекция, и тотчас переберу все в своей голове; если ж случалось, что я плохо что-нибудь помнил, то сейчас же загляну в книгу «Сто четыре священные истории» и припомню опять все, что нужно. Поэтому, несмотря на такой род ученья, я был первым учеником, и это знал весь город; сам губернатор П. И. Протасов обращал на меня особенное внимание, очень ласкал меня и каждый светлый праздник присылал мне полсотню красных яиц и 5 р. ассигнациями денег, в чем мне все завидовали. Даже приказчик в книжной лавке полюбил меня, предложил мне приходить в лавку и давал мне на дом книги для чтения. Притом я пользовался книгами из библиотеки Ипполита Федоровича Богдановича. Это произошло случайно: однажды в воскресенье Богданович приехал к графу Волькенштейну; вошедши в залу, он увидел меня с книгой в руках и тотчас обратился ко мне с вопросом: «Ты, душенька, любишь читать?» —и на ответ «да», он взял у меня книгу из рук и прочитал заглавие: «Мальчик у ручья». — «Да! это довольно мило, но тебе, душенька, в эти годы надо читать книги, которые бы научали тебя, развивали бы твой ум; или, может быть, они скучны?» — Я в ответ: «Читаю то, что даст книгопродавец».— «Ну, так приходи ко мне, я тебе буду давать книги; только будь аккуратен, не держи долго, не рви и не пачкай». Я в этот же день был у него, и он мне дал, как теперь помню, «Ядро российской истории» и велел расписаться. Когда по прочтении я принес книгу обратно, он, осмотревши ее, сказал: «Вот умница, бережешь книги». Потом расспросил, что я упомнил, и как при моей памяти я рассказал ему обо многом из нее, то он поцеловал меня в голову и сказал: «Хорошо, душенька, учись, учись! Это и в крепостном состоянии пригодится». С тех пор он постоянно наделял меня книгами, с такою же аккуратностью всегда спрашивая отчет о содержании прочитанного. «Если чего не поймешь,— говаривал он мне,— ты, душенька, не стыдись спросить у меня, я тебе, может быть, и помогу». Но все это длилось очень недолго: Богданович сделался нездоров и умер или в последних числах декабря 1802-го, или в первых января 1803 года, определить точно не могу, только знаю, что это было около того времени. Доказательством может служить то, что он выписал на 1803 год журнал «Вестник Европы», который по смерти его оказался лишним; брат его, бывший в то время городничим в Сумах, зная моего отца и помня, что покойник ласкал меня, передал билет отцу моему, и, таким образом, мы имели журнал этот как наследство от знаменитого поэта. Одно меня долго удивляло: при жизни еще Богдановича я несколько раз просил у него прочитать его «Душеньку», но он всегда отказывал, приговаривая: «После, после, душенька! Еще успеешь». С кончиною его чтение мое не прекратилось; я лишился только указателя, о смерти которого горевал долго; прежний книгопродавец одолжал меня книгами по своему произволу. Между тем ученье шло своим порядком, с маленьким даже улучшением: учитель математики, опасаясь, чтоб при открытии гимназии его не заменили другим, стал реже являться готовым к рассказам о полтавской битве, довольно серьезно начал проходить геометрию и в скором времени довел нас до того, что познакомил и с практикой. Мы ходили с ним в поле и измеряли озеро с помощью астролябии и всех принадлежностей, нужных для измерения; потом он научил нас, как записывать углы и румбы так, чтобы, возвратясь домой, к будущему классу всякий положил на план измеренное, что и было исполняемо, хотя не всеми аккуратно. Мною вообще он был всегда доволен, и после нескольких вояжей я был уже действующим у астролябии.
Страстишка к театру шла также своим путем, и, к моему счастью, между учениками 3-го класса был ученик Городенский, родной брат по матери содержателям театра, г-м Барсовым. Так как в рисовальный урок все ученики соединялись в 3-м классе, по известной уже причине, то я тут и познакомился с Городенским и взял его, так сказать, под свое покровительство; а он за это, если я почему-нибудь опаздывал забраться в театральный оркестр с музыкантами, которые были из нашего дома и которым я всегда помогал таскать в театр или литавру, или контрабас, провожал меня в таком случае в раек, где мне было смотреть гораздо удобнее, чем из оркестра. Случалось, что Городенский приглашал меня к себе обедать; там я узнал его семейство: отца, Вакха Андреевича, и старших сыновей, Михаила, А. и Петра, которые были содержателями театра. Старший из этих сыновей был уже на воле, а меньшие — еще крепостные, и меня удивляло одно: они тоже были господские, а с ними и их господа и весь город обходились не так, как с крепостными, да и они сами вели себя как-то иначе, так что я даже завидовал им и все- это приписывал не чему иному, как именно тому, что они актеры, а потому быть актером была главная моя цель. Во время вакации, в деревне, в июле месяце, в день именин графини всегда игралась какая-нибудь опера, и я помню, что однажды умолял регента П. Г. Смирнова, чтобы мне дали какую-нибудь роль в «Несчастье от кареты», и мне дали роль Фирюлина, хотя мне было только четырнадцать лет. Итак, я играл Фирюлина, а покойная сестра Александра — Фирюлину. Ну, про радость, которую я тогда чувствовал, я не буду говорить, потому что на это и слов нет; а особливо когда покойный граф после спектакля, погладив меня по голове, сказал: «Хорошо, Миша, хорошо!» — и тут же дал мне поцеловать свою руку.
Продолжение следует…
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
III. УЧЕБНЫЕ ГОДЫ
ГЛАВА I. Начало
ГЛАВА I. Продолжение
ГЛАВА I. Продолжение
ГЛАВА I. Окончание
ГЛАВА II
В 1802 году привезли меня в Курcк и отдали в губернское училище, которое состояло из четырех классов, и по экзамену меня приняли в 3-й класс. Это было в первых числах марта, и хотя до переходного годичного экзамена, который бывал обыкновенно в первых числах июня, оставалось не много времени, но я успел догнать всех своих товарищей, что, впрочем, было очень нетрудно, потому что все учение основывалось тогда на одной памяти. Все науки, исключая математику, закон божий и церковную историю, диктовались учителем в виде вопросов и ответов в следующей, например, форме: Вопрос. «Какая была причина войны троянской?» Ответ. «Причина была следующая: потомки Пелопсовы, усилившись в разных странах Пелопоннеса, не могли забыть обиды, которую учинили трояне предку их Пелопсу лишением его владения во Фригии и изгнанием из оной. Сверх того приметили греки, что они будут иметь препятствие в плавании по Черному морю, пока трояне в силе своей пребудут, почему и ожидали только случая объявить войну троянам». Такие вопросы и ответы ученик должен был выучить слово в слово, и боже сохрани, если кто из учеников осмелился бы изменить фразу и сказать своими словами: такого ставили на замечание, как нерадивого и невнимательного. Таким образом, при моей памяти мне было легко стать не только наряду со своими товарищами, но даже и выше, так что на экзамене я оказался первым учеником и получил в награду книгу «О должностях человека и гражданина», с надписью «За прилежание». Так как в училище поступил я в конце года, то все, что было пройдено до меня и записано по диктовке учениками, я доставал у кого-нибудь из товарищей; брал, обыкновенно в субботу, записки из какого-нибудь предмета и в понедельник возвращал, изучив их слово в слово; за такое одолжение я помогал товарищам в рисовальном классе составлять краски и владеть искусно кистью. Таким образом, на будущий учебный курс меня перевели в 4-й класс, где уже прибавились языки немецкий и латинский. Последним я занимался немного еще в Белгороде у священника; а немецкому учили нас по книге, называемой «Зрелище вселенной», с немецким и латинским текстом и с русским переводом. Но это учение продолжалось недолго: с восемьсот второго года народное губернское училище приготовлялось уже к переименованию в губернскую гимназию, в которой прибавился класс французского языка. К моему несчастью, крепостным людям не позволялось быть в этом классе; это меня так оскорбило, что я не стал ходить ни в немецкий, ни в латинский классы.
В 4-м классе словесность преподавалась в современной форме; затем: всеобщая и русская история, география, естественная история, из математики — вторая часть арифметики, геометрия и также часть механики, архитектуры и физики. Из трех последних нас знакомили, конечно, только с начальными основаниями: так, мы узнали, например, что такое астролябия, компас, рычаг, блок и ворот, что такое колонна, карниз и модуль, но не более. Словесные науки и исторические, кроме церковной истории и закона божия, преподавал П. Г. Кондратьев, а математические — С. А. 3убков. У первого было любимое слово в обращении к кому-либо из учеников, именно слово — ракалия, с произношением на «о»; оно служило ему и в изъявлениях ласки и на случай выговора. Сколько припоминаю, он отличался разными назидательными для — учеников наставлениями, так, например; «Когда тебе, ракалия, предлагают на экзамене вопрос и ты его не знаешь, то вместо его отвечай из той же науки что знаешь; тогда подумают, что ты не вслушался в вопрос, а не то, что ты не знаешь его». И много было у него подобных родительских наставлений. Этот же учитель словесности заведовал и рисовальным классом, за неимением учителя рисования, и здесь также не обходилось у него без некоторых нравственных наставлений; так, например, при начале урока он отправлял обыкновенно всех учеников в 3-й класс, окна которого выходили не на улицу, а на училищный двор, и где срисовывать на стекло было поэтому не предосудительно. Срисовка на стекло делалась, по его словам, для скорости, а перемещение учеников в 3-й класс для того, «чтоб проходящие не могли подумать, как говорил он, что я вас так и учу», а всем известно было, что он и карандаша не умел держать как следует и занимал этот класс только из-за прибавочного жалованья. И если случалось ему заметить, что кто-нибудь из учеников, поторопясь при съемке на стекло, сделает ошибку, и он решался поправить ее карандашом от руки, то такая поправка сохранялась как редкость; ученик в другой раз снимал рисунок на стекло, а поправленный оставался как документ неискусства учителя. Арифметику преподавали нам очень недурно, но, к несчастию, учитель часто бывал в веселом расположении, или просто навеселе, и ученики этим пользовались; как, бывало, когда он только что появится в класс и мы заметим его веселость, то прежде, чем успеет он дойти до учительского стола, кто-нибудь из учеников подбежит к нему со следующею, например, жалобой: «Как же, Семен Ондреевич, Щепкин говорит, что пушки в полтавском сражении не так были поставлены, как вы рассказывали?» — или что-нибудь подобное, только бы речь шла о полтавской битве. Он был жаркий почитатель Петра Великого, и полтавская битва была для него выше всех происшествий мира сего. . Первым словом его на это бывало: «Почему он так говорит? Потому, что он дурак, и я ему, дураку, это докажу!» — и тут же, бывало; возьмет мел, подойдет к доске и начнет чертить план сражения со всеми подробностями: где стояла наша пехота, где кавалерия, где казаки, где артиллерия, с поименованием всех начальников, кто чем командовал. Потом начертит план, как стояла армия Карла XII, тоже со всеми подробностями. «Ну, вот видите, дураки! Вот как все это было на самом деле», и, переведя дух, начнет, бывало, говорить о начале сражения, и тут одушевление его уже не имело пределов. Рассказывал все это он с величайшими подробностями и несколько раз прибегал к такому обороту: «Карл, видя, что дело не подается в его пользу, вдруг выдумает штуку и выкинет такой чертовский маневр, что нам точно было плохо; но батюшка, великий государь Петр, который, находясь вот здесь, — и укажет тотчас место на доске,— все это видел, на его маневр так скомандует и такую поднесет ему штуку, что все его хитрости ему же на пагубу». И все это объяснял он с величайшею душевною теплотой, не забывая ни одного движения, ни одного лица, кто где отличался в этот достопамятный для России день. Но когда доходил до места, где был страшный бой, где обе стороны поставлены были в положение умереть или победить, тут он заливался горючими слезами и с страшным энтузиазмом говорил, что «батюшка Петр тут показал себя, что он такой человек, какого еще не было, и матушка Россия ему сочувствовала в этом великом деле: Карл разбит, этот современный герой, на которого Европа смотрела, как на великого полководца, пал ниц и утратил, в полтавской битве всю свою славу, приобретенную годами. И на самом этом месте, где была страшная бойня, возвышается могила, под которой похоронены тела убитых; это — огромного размера холм, теперь уже умалившийся от времени, и на нем стоит великий памятник великого дня; памятник этот есть не что иное, как святой крест большого размера, который и будущим векам укажет, что такое был для России богом данный великий Петр!» Как рассказ такой продолжался довольно долго, то этим обыкновенно и оканчивался класс: «Ну, дети, заговорился я с вами; тройное правило начнем в следующий раз...» — и это повторялось довольно часто.
Преподавателя закона божия и церковной истории, который был протоиерей из прихода Смоленской божией матери отец 3., я мало помню; кажется, я редко ходил в его класс, потому что, живши в Белгороде у очень умного священника, я знал все по этим предметам в той форме, как тогда преподавалось: знал все библейские происшествия, имена всех пророков, все замечательные эпохи, знал хорошо Давида, со всеми эпизодами его царствования, а псалтырь его читал наизусть; одним словом, я очень силен был в древней священной истории, а из новой знал имена всех евангелистов, апостолов и прочих распространителей христианской церкви, и на репетициях, перед экзаменом, отец 3. ставил меня всегда в пример ученикам: «Вот вы занимались бы, как Щепкин, вам и не было б так стыдно»; а того он и не замечал, что я редко бывал в классе, а только спрошу, бывало, у товарищей, о чем вчера была лекция, и тотчас переберу все в своей голове; если ж случалось, что я плохо что-нибудь помнил, то сейчас же загляну в книгу «Сто четыре священные истории» и припомню опять все, что нужно. Поэтому, несмотря на такой род ученья, я был первым учеником, и это знал весь город; сам губернатор П. И. Протасов обращал на меня особенное внимание, очень ласкал меня и каждый светлый праздник присылал мне полсотню красных яиц и 5 р. ассигнациями денег, в чем мне все завидовали. Даже приказчик в книжной лавке полюбил меня, предложил мне приходить в лавку и давал мне на дом книги для чтения. Притом я пользовался книгами из библиотеки Ипполита Федоровича Богдановича. Это произошло случайно: однажды в воскресенье Богданович приехал к графу Волькенштейну; вошедши в залу, он увидел меня с книгой в руках и тотчас обратился ко мне с вопросом: «Ты, душенька, любишь читать?» —и на ответ «да», он взял у меня книгу из рук и прочитал заглавие: «Мальчик у ручья». — «Да! это довольно мило, но тебе, душенька, в эти годы надо читать книги, которые бы научали тебя, развивали бы твой ум; или, может быть, они скучны?» — Я в ответ: «Читаю то, что даст книгопродавец».— «Ну, так приходи ко мне, я тебе буду давать книги; только будь аккуратен, не держи долго, не рви и не пачкай». Я в этот же день был у него, и он мне дал, как теперь помню, «Ядро российской истории» и велел расписаться. Когда по прочтении я принес книгу обратно, он, осмотревши ее, сказал: «Вот умница, бережешь книги». Потом расспросил, что я упомнил, и как при моей памяти я рассказал ему обо многом из нее, то он поцеловал меня в голову и сказал: «Хорошо, душенька, учись, учись! Это и в крепостном состоянии пригодится». С тех пор он постоянно наделял меня книгами, с такою же аккуратностью всегда спрашивая отчет о содержании прочитанного. «Если чего не поймешь,— говаривал он мне,— ты, душенька, не стыдись спросить у меня, я тебе, может быть, и помогу». Но все это длилось очень недолго: Богданович сделался нездоров и умер или в последних числах декабря 1802-го, или в первых января 1803 года, определить точно не могу, только знаю, что это было около того времени. Доказательством может служить то, что он выписал на 1803 год журнал «Вестник Европы», который по смерти его оказался лишним; брат его, бывший в то время городничим в Сумах, зная моего отца и помня, что покойник ласкал меня, передал билет отцу моему, и, таким образом, мы имели журнал этот как наследство от знаменитого поэта. Одно меня долго удивляло: при жизни еще Богдановича я несколько раз просил у него прочитать его «Душеньку», но он всегда отказывал, приговаривая: «После, после, душенька! Еще успеешь». С кончиною его чтение мое не прекратилось; я лишился только указателя, о смерти которого горевал долго; прежний книгопродавец одолжал меня книгами по своему произволу. Между тем ученье шло своим порядком, с маленьким даже улучшением: учитель математики, опасаясь, чтоб при открытии гимназии его не заменили другим, стал реже являться готовым к рассказам о полтавской битве, довольно серьезно начал проходить геометрию и в скором времени довел нас до того, что познакомил и с практикой. Мы ходили с ним в поле и измеряли озеро с помощью астролябии и всех принадлежностей, нужных для измерения; потом он научил нас, как записывать углы и румбы так, чтобы, возвратясь домой, к будущему классу всякий положил на план измеренное, что и было исполняемо, хотя не всеми аккуратно. Мною вообще он был всегда доволен, и после нескольких вояжей я был уже действующим у астролябии.
Страстишка к театру шла также своим путем, и, к моему счастью, между учениками 3-го класса был ученик Городенский, родной брат по матери содержателям театра, г-м Барсовым. Так как в рисовальный урок все ученики соединялись в 3-м классе, по известной уже причине, то я тут и познакомился с Городенским и взял его, так сказать, под свое покровительство; а он за это, если я почему-нибудь опаздывал забраться в театральный оркестр с музыкантами, которые были из нашего дома и которым я всегда помогал таскать в театр или литавру, или контрабас, провожал меня в таком случае в раек, где мне было смотреть гораздо удобнее, чем из оркестра. Случалось, что Городенский приглашал меня к себе обедать; там я узнал его семейство: отца, Вакха Андреевича, и старших сыновей, Михаила, А. и Петра, которые были содержателями театра. Старший из этих сыновей был уже на воле, а меньшие — еще крепостные, и меня удивляло одно: они тоже были господские, а с ними и их господа и весь город обходились не так, как с крепостными, да и они сами вели себя как-то иначе, так что я даже завидовал им и все- это приписывал не чему иному, как именно тому, что они актеры, а потому быть актером была главная моя цель. Во время вакации, в деревне, в июле месяце, в день именин графини всегда игралась какая-нибудь опера, и я помню, что однажды умолял регента П. Г. Смирнова, чтобы мне дали какую-нибудь роль в «Несчастье от кареты», и мне дали роль Фирюлина, хотя мне было только четырнадцать лет. Итак, я играл Фирюлина, а покойная сестра Александра — Фирюлину. Ну, про радость, которую я тогда чувствовал, я не буду говорить, потому что на это и слов нет; а особливо когда покойный граф после спектакля, погладив меня по голове, сказал: «Хорошо, Миша, хорошо!» — и тут же дал мне поцеловать свою руку.
Продолжение следует…
27.10.2005
Подробнее
ВРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ
ВРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ
Сезон начался отчетливым комедийным акцентом. Премьер пока немного, но в их числе уже три комедии — в Театре им. А.С.Пушкина, в Сатириконе и в Малом....
Сезон начался отчетливым комедийным акцентом. Премьер пока немного, но в их числе уже три комедии — в Театре им. А.С.Пушкина, в Сатириконе и в Малом....
ВРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ
«Мнимый больной». Малый театр
Сезон начался отчетливым комедийным акцентом. Премьер пока немного, но в их числе уже три комедии — в Театре им. А.С.Пушкина, в Сатириконе и в Малом. Спору нет, с Мольером рядом не стояли ни Людвиг, ни Куни. Но ведь и «Мнимый больной» — не «Тартюф» не «Дон Жуан» а чистый легкий жанр.
С каждым новым спектаклем Сергея Женовача становится все очевиднее, что Малый театр нашел своего режиссера. Здесь принципиально не жалуют активных интерпретаторов оригинала и приоритет в спектакле актера всегда виден. Но Женовач — интерпретатор, только в особом, совершенно неагрессивном смысле этого слова. И атмосфера, и актерское состояние, и смыслы — все сделано режиссером. Только в отсутствие жирных масляных красок и игры постановочной мускулатурой это не очень заметно. Тут не хирургия, а гомеопатия.
Мольер в его интерпретации лишен всего того, что так осточертело во многих наших мольеровских спектаклях. Нет ни ретивых, потных массовок. Ни шума и натужной экспрессии. Ни крикливых костюмов и декораций. Пьеса на медицинскую тему, но никаких клистиров и шприцов величиной с телеграфный столб не наблюдается. Комедия в руках Женовача становится изящной и легкой вещицей. Едва уловимый русский акцент не заглушает парижского происхождения. Ненависть Жана Батиста к врачебному сословию, сквозящая в комедийных пассажах, на сцене Малого театра трансформируется в снисходительную иронию. Российское народонаселение, переживающее на собственных организмах вялотекущую государственную реформу здравоохранения, сидя в зрительном зале, весело реагирует на бессмертные реплики. «Больные умирают не от болезней, а от лекарств» — хохот и продолжительные аплодисменты. «Тот, кто любит гонораре, может роль врача играре» — «латинизированное» посвящение главного героя в лекари вызывает у зрителей живейшую реакцию. К слову, эту четырехстраничную финальную декламацию постановщики обычно опускают. А Женовач разыгрывает ее так же легко и непринужденно, как все предыдущие события пьесы.
В постоянном содружестве режиссера и художника Александра Боровского всегда, помимо прочих задач, есть потребность создать ауру настроения и самочувствия героев представленной на сцене истории. На этот раз сцена одета в теплые, добротные деревянные панели, блестит зеркально натертый паркет, сверкают хрусталем люстры и канделябры, а в растворенные окна льется ослепительный летний свет. В доме господина Аргана не мерзнут, не голодают, не нуждаются и... не болеют. Щеголяют в тонких, кремового цвета кружевах, платья и камзолы выдержаны в изысканной коричневато-бежевой гамме (художник по костюмам Оксана Ярмольник), буйные рыжие кудри рассыпаются по плечам, из смелых декольте выглядывают прелестные округлости, а парики всем мужчинам к лицу, и нет в них ничего карикатурного. Эти белые «барашки» буклей -особая, чисто театральная радость, напоминающая о Пале-Рояле, о том, как стучали когда-то палкой о подмостки, призывая зрителей к началу представления. У Женовача палкой, правда, не стучат, но ребята в париках и штанах до колен ходят между рядами, звонят в колокольчики к началу действия — прелесть, да и только!
«Мнимый больной» отчетливо несет на себе приметы фарса, но в Малом театре пьесу играют до такой степени негрубо и изящно, что вспоминается куртуазное искусство, родившееся почти на век позже мольеровских сочинений. Цвет и освещение постановки Женовача, Боровского и художника по свету Дамира Исмагилова чуть намекают на театр Джорджо Стрелера — и теплой коричнево-бежевой гаммой, и волшебной игрой теней, отбрасываемых от камина, и истомой, разлитой в движениях, и легкой интонацией притворства. Здесь притворяются все и во всем: в болезни, во врачевании, в любви, в корысти, в заботе, в безделье. И первый притворщик — господин АрганВасилия Бочкарева. Он не только мнимый больной, но и мнимый деспот, и мнимый глава семьи. Утопая в ночной рубахе и халате, Арган вследствие бесконечно употребляемых клистиров без конца бегает по нужде. Но, право, несется так быстро, вскакивает с кресла так мгновенно, что о серьезном недуге и речи быть не может. Запутавшись в диетах (один лекарь велит есть вареное, другой — жареное), он дожидается заветной минуты и с завидным аппетитом поедает в одиночестве яйцо всмятку. Бочкарев играет на тончайшей грани представления и переживания, существует в образе лукаво, простодушно, а главное — человечно. Есть момент, когда чуть не назревает драма, которой, впрочем, не дано развития, ибо условия игры его не допускают. Притворившись усопшим, Арган слышит, как его дражайшая супруга Белина — Евгения Глушенко абсолютно искренне радуется избавлению от мужа-нытика. И надо видеть, как удручен бедняга, как не на шутку обижен и расстроен.
Режиссура Сергея Женовача если и концептуальна, то концепт в ней основывается на изучении людских повадок, на точнейших наблюдениях за состояниями, мотивами поступков, взаимоотношениями. В такой режиссуре тоже находится место приемам, но последние не выражены ярко, и часто кажется, что их нет вовсе. Однако в мольеровском спектакле Женовач знакомый чередуется с Женовачем неожиданным. Сцена представления дочке Анжелике — Ольге Молочной жениха Томаса Диафуаруса — Виктора Низового выглядит непривычно ударной репризой. Низовой играет дебила, произносит с трудом заученные реплики по десять раз, невзирая на то, что его перебивают и не слушают, и вся эта сцена разыгрывается на грани скетча. Особая роль отводится и полчищам Аргановых слуг; которых ничто не может заставить двигаться хоть чуточку менее лениво и вальяжно. Они ходят по поручениям, носят бесконечное количество стульев для живого оркестрика, и все это исполняется как сцены из «Марлезонского балета» — с комичным, нахальным сознанием собственной значимости.
Вообще же, все персонажи этого спектакля куда более «себе на уме» чем господин Арган, хотя и он — не промах. Брат главного героя — Александр Клюквин побеждает здравым смыслом. Служанка Туанетта — Людмила Титова, этот «Фигаро в юбке» даже и вида не показывает, что ей трудно закрутить интригу, но весело и изящно «дергает за веревочки» Глеб Подгородинский в роли Клеанта играет еще одну, на этот раз чисто водевильную версию героя-любовника, добавляет к избранному им в спектакле «Правда — хорошо, а счастье лучше» аналогичному амплуа горсть еще более легкомысленных красок.
В Малом театре появился спектакль для альтернативного отдыха. Ступайте на «Мнимого больного» испейте этого легкого и вкусного вина. Вы отдохнете и получите удовольствие — только совсем иного, чем на бесконечных коммерческих поделках, сорта.
Наталия КАМИНСКАЯ
«Культура», 27.10.2005
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
«Мнимый больной». Малый театр
Сезон начался отчетливым комедийным акцентом. Премьер пока немного, но в их числе уже три комедии — в Театре им. А.С.Пушкина, в Сатириконе и в Малом. Спору нет, с Мольером рядом не стояли ни Людвиг, ни Куни. Но ведь и «Мнимый больной» — не «Тартюф» не «Дон Жуан» а чистый легкий жанр.
С каждым новым спектаклем Сергея Женовача становится все очевиднее, что Малый театр нашел своего режиссера. Здесь принципиально не жалуют активных интерпретаторов оригинала и приоритет в спектакле актера всегда виден. Но Женовач — интерпретатор, только в особом, совершенно неагрессивном смысле этого слова. И атмосфера, и актерское состояние, и смыслы — все сделано режиссером. Только в отсутствие жирных масляных красок и игры постановочной мускулатурой это не очень заметно. Тут не хирургия, а гомеопатия.
Мольер в его интерпретации лишен всего того, что так осточертело во многих наших мольеровских спектаклях. Нет ни ретивых, потных массовок. Ни шума и натужной экспрессии. Ни крикливых костюмов и декораций. Пьеса на медицинскую тему, но никаких клистиров и шприцов величиной с телеграфный столб не наблюдается. Комедия в руках Женовача становится изящной и легкой вещицей. Едва уловимый русский акцент не заглушает парижского происхождения. Ненависть Жана Батиста к врачебному сословию, сквозящая в комедийных пассажах, на сцене Малого театра трансформируется в снисходительную иронию. Российское народонаселение, переживающее на собственных организмах вялотекущую государственную реформу здравоохранения, сидя в зрительном зале, весело реагирует на бессмертные реплики. «Больные умирают не от болезней, а от лекарств» — хохот и продолжительные аплодисменты. «Тот, кто любит гонораре, может роль врача играре» — «латинизированное» посвящение главного героя в лекари вызывает у зрителей живейшую реакцию. К слову, эту четырехстраничную финальную декламацию постановщики обычно опускают. А Женовач разыгрывает ее так же легко и непринужденно, как все предыдущие события пьесы.
В постоянном содружестве режиссера и художника Александра Боровского всегда, помимо прочих задач, есть потребность создать ауру настроения и самочувствия героев представленной на сцене истории. На этот раз сцена одета в теплые, добротные деревянные панели, блестит зеркально натертый паркет, сверкают хрусталем люстры и канделябры, а в растворенные окна льется ослепительный летний свет. В доме господина Аргана не мерзнут, не голодают, не нуждаются и... не болеют. Щеголяют в тонких, кремового цвета кружевах, платья и камзолы выдержаны в изысканной коричневато-бежевой гамме (художник по костюмам Оксана Ярмольник), буйные рыжие кудри рассыпаются по плечам, из смелых декольте выглядывают прелестные округлости, а парики всем мужчинам к лицу, и нет в них ничего карикатурного. Эти белые «барашки» буклей -особая, чисто театральная радость, напоминающая о Пале-Рояле, о том, как стучали когда-то палкой о подмостки, призывая зрителей к началу представления. У Женовача палкой, правда, не стучат, но ребята в париках и штанах до колен ходят между рядами, звонят в колокольчики к началу действия — прелесть, да и только!
«Мнимый больной» отчетливо несет на себе приметы фарса, но в Малом театре пьесу играют до такой степени негрубо и изящно, что вспоминается куртуазное искусство, родившееся почти на век позже мольеровских сочинений. Цвет и освещение постановки Женовача, Боровского и художника по свету Дамира Исмагилова чуть намекают на театр Джорджо Стрелера — и теплой коричнево-бежевой гаммой, и волшебной игрой теней, отбрасываемых от камина, и истомой, разлитой в движениях, и легкой интонацией притворства. Здесь притворяются все и во всем: в болезни, во врачевании, в любви, в корысти, в заботе, в безделье. И первый притворщик — господин АрганВасилия Бочкарева. Он не только мнимый больной, но и мнимый деспот, и мнимый глава семьи. Утопая в ночной рубахе и халате, Арган вследствие бесконечно употребляемых клистиров без конца бегает по нужде. Но, право, несется так быстро, вскакивает с кресла так мгновенно, что о серьезном недуге и речи быть не может. Запутавшись в диетах (один лекарь велит есть вареное, другой — жареное), он дожидается заветной минуты и с завидным аппетитом поедает в одиночестве яйцо всмятку. Бочкарев играет на тончайшей грани представления и переживания, существует в образе лукаво, простодушно, а главное — человечно. Есть момент, когда чуть не назревает драма, которой, впрочем, не дано развития, ибо условия игры его не допускают. Притворившись усопшим, Арган слышит, как его дражайшая супруга Белина — Евгения Глушенко абсолютно искренне радуется избавлению от мужа-нытика. И надо видеть, как удручен бедняга, как не на шутку обижен и расстроен.
Режиссура Сергея Женовача если и концептуальна, то концепт в ней основывается на изучении людских повадок, на точнейших наблюдениях за состояниями, мотивами поступков, взаимоотношениями. В такой режиссуре тоже находится место приемам, но последние не выражены ярко, и часто кажется, что их нет вовсе. Однако в мольеровском спектакле Женовач знакомый чередуется с Женовачем неожиданным. Сцена представления дочке Анжелике — Ольге Молочной жениха Томаса Диафуаруса — Виктора Низового выглядит непривычно ударной репризой. Низовой играет дебила, произносит с трудом заученные реплики по десять раз, невзирая на то, что его перебивают и не слушают, и вся эта сцена разыгрывается на грани скетча. Особая роль отводится и полчищам Аргановых слуг; которых ничто не может заставить двигаться хоть чуточку менее лениво и вальяжно. Они ходят по поручениям, носят бесконечное количество стульев для живого оркестрика, и все это исполняется как сцены из «Марлезонского балета» — с комичным, нахальным сознанием собственной значимости.
Вообще же, все персонажи этого спектакля куда более «себе на уме» чем господин Арган, хотя и он — не промах. Брат главного героя — Александр Клюквин побеждает здравым смыслом. Служанка Туанетта — Людмила Титова, этот «Фигаро в юбке» даже и вида не показывает, что ей трудно закрутить интригу, но весело и изящно «дергает за веревочки» Глеб Подгородинский в роли Клеанта играет еще одну, на этот раз чисто водевильную версию героя-любовника, добавляет к избранному им в спектакле «Правда — хорошо, а счастье лучше» аналогичному амплуа горсть еще более легкомысленных красок.
В Малом театре появился спектакль для альтернативного отдыха. Ступайте на «Мнимого больного» испейте этого легкого и вкусного вина. Вы отдохнете и получите удовольствие — только совсем иного, чем на бесконечных коммерческих поделках, сорта.
Наталия КАМИНСКАЯ
«Культура», 27.10.2005
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
Подробнее
27 октября
27 октября день рождения артистки Ольги Молочной. Пожелаем Ольге крепкого здоровья, счастья и неизменного успеха!...
27 октября день рождения артистки Ольги Молочной. Ольга Молочная родилась в Хабаровске в потомственной семье врачей. Окончила театральное училище им. М.С.Щепкина и сразу была зачислена в труппу Малого театра.
Помимо ролей эпизодических, которые являются необходимой школой для любого начинающего артиста в Малом театре, Ольга Молочная сыграла две центральные роли русского классического репертуара - вначале Софью в «Горе от ума», затем Нину Заречную в «Чайке», а также Настю в «Не было ни гроша да вдруг алтын» и Ксению в «Царе Борисе», вводясь в эти спектакли. Вводы - не очень приятная практика для любого артиста, а для артиста начинающего тем более. «Входить», пусть даже на самую небольшую роль в уже сложившийся ансамбль, стараясь ничего не нарушить - задача не из легких. И сейчас можно с уверенностью сказать, что Ольга успешно справилась с ней.
В настоящее время актриса репетирует роль Марии Стюарт в одноименной постановке
Виталия Иванова по Шиллеру.
Пожелаем Ольге успешно справиться с этой ролью, а также крепкого здоровья, счастья и неизменного успеха!
Помимо ролей эпизодических, которые являются необходимой школой для любого начинающего артиста в Малом театре, Ольга Молочная сыграла две центральные роли русского классического репертуара - вначале Софью в «Горе от ума», затем Нину Заречную в «Чайке», а также Настю в «Не было ни гроша да вдруг алтын» и Ксению в «Царе Борисе», вводясь в эти спектакли. Вводы - не очень приятная практика для любого артиста, а для артиста начинающего тем более. «Входить», пусть даже на самую небольшую роль в уже сложившийся ансамбль, стараясь ничего не нарушить - задача не из легких. И сейчас можно с уверенностью сказать, что Ольга успешно справилась с ней.
В настоящее время актриса репетирует роль Марии Стюарт в одноименной постановке
Виталия Иванова по Шиллеру.
Пожелаем Ольге успешно справиться с этой ролью, а также крепкого здоровья, счастья и неизменного успеха!
03.11.2005
ДИАЛОГИ О КУЛЬТУРЕ
ДИАЛОГИ О КУЛЬТУРЕ
Предлагаем читателям сайта познакомиться с записью передачи «Диалоги о культуре», которая вышла на «Радио России» 19 февраля 2005 года и была посвящена спектаклю Малого театра «Чайка»...
Предлагаем читателям сайта познакомиться с записью передачи «Диалоги о культуре», которая вышла на «Радио России» 19 февраля 2005 года и была посвящена спектаклю Малого театра «Чайка»...
02.11.2005
Актёры занятые в спектаклях с 1 по 6 ноября 2005 года.
Актёры занятые в спектаклях с 1 по 6 ноября 2005 года.
02.11.2005
«К 250-летию русского театра» ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
«К 250-летию русского театра»
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
В 1805 году мы переехали с господами в Курск довольно поздно, и за небытностью моей в городе договорен был другой суфлер на зиму и на Коренную, то есть для спектаклей на время Коренной ярмарки. Горько было для меня узнать это...
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
В 1805 году мы переехали с господами в Курск довольно поздно, и за небытностью моей в городе договорен был другой суфлер на зиму и на Коренную, то есть для спектаклей на время Коренной ярмарки. Горько было для меня узнать это...
02.11.2005
«К 105-летию со дня рождения Михаила Жарова» ЧТОБЫ ПОМНИЛИ. ОТ ЖИГАНА ДО АНИСКИНА
«К 105-летию со дня рождения Михаила Жарова»
ЧТОБЫ ПОМНИЛИ. ОТ ЖИГАНА ДО АНИСКИНА
В тот исторически теперь уже далекий день в маленьком зальчике киностудии их было четверо: инженер по звуку Тагер, режиссер Николай Экк, оператор Нестеров и артист Михаил Жаров. Они только что просмотрели созданный ими фильм «Путевка в жизнь» и, ошеломленные впечатлением... плакали от счастья...
ЧТОБЫ ПОМНИЛИ. ОТ ЖИГАНА ДО АНИСКИНА
В тот исторически теперь уже далекий день в маленьком зальчике киностудии их было четверо: инженер по звуку Тагер, режиссер Николай Экк, оператор Нестеров и артист Михаил Жаров. Они только что просмотрели созданный ими фильм «Путевка в жизнь» и, ошеломленные впечатлением... плакали от счастья...
01.11.2005
«Листая старые подшивки» ВЛАДИМИР САФРОНОВ: ЧТО? ГДЕ? ПОЧЕМ? МОИ ЛЮБИМЫЕ ВОПРОСЫ
«Листая старые подшивки»
ВЛАДИМИР САФРОНОВ: ЧТО? ГДЕ? ПОЧЕМ? МОИ ЛЮБИМЫЕ ВОПРОСЫ
Когда после программы о некачественном чае я выходил из метро, ко мне подбежал человек, прилично одетый, в костюме и галстуке, и выпалил: «Какое право вы имели говорить, что чай 1-й Московской чаеразвесочной фабрики плохой». Пока я соображал, что же произошло, он бесследно исчез...
ВЛАДИМИР САФРОНОВ: ЧТО? ГДЕ? ПОЧЕМ? МОИ ЛЮБИМЫЕ ВОПРОСЫ
Когда после программы о некачественном чае я выходил из метро, ко мне подбежал человек, прилично одетый, в костюме и галстуке, и выпалил: «Какое право вы имели говорить, что чай 1-й Московской чаеразвесочной фабрики плохой». Пока я соображал, что же произошло, он бесследно исчез...
01.11.2005
1 ноября
поздравляем с 65-летием народного артиста России Владимира Алексеевича Сафронова.
Пожелаем актеру доброго здоровья, счастья, удачи во всем, свершения желаний!
Пожелаем актеру доброго здоровья, счастья, удачи во всем, свершения желаний!
01.11.2005
1 ноября
нашему информационному партнеру - телеканалу «Культура» - исполняется 8 лет. Поздравляем коллег и желаем им дальнейших успехов в их нелегком деле освещения событий российской и мировой культурной жизни!...
01.11.2005
«СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА» — ПРЕМЬЕРА НА СЦЕНЕ ФИЛИАЛА МАЛОГО ТЕАТРА
«СМЕРТЬ ТАРЕЛКИНА» — ПРЕМЬЕРА НА СЦЕНЕ ФИЛИАЛА МАЛОГО ТЕАТРА
Пьеса «Смерть Тарелкина» не обделена вниманием режиссеров. Сатирическую драму Сухово-Кобылина полгода назад поставили сразу два столичных театра – имени Ермоловой и «Et cetera». И вот ожидается еще одна премьера — на сцене филиала Малого театра....
Пьеса «Смерть Тарелкина» не обделена вниманием режиссеров. Сатирическую драму Сухово-Кобылина полгода назад поставили сразу два столичных театра – имени Ермоловой и «Et cetera». И вот ожидается еще одна премьера — на сцене филиала Малого театра....
01.11.2005
ИРИНА МУРАВЬЕВА НА ВЛАДИМИРСКОЙ СЦЕНЕ
ИРИНА МУРАВЬЕВА НА ВЛАДИМИРСКОЙ СЦЕНЕ
Звезда киноэкрана на владимирских подмостках. Ирина Муравьева в составе театра «Содружество Российских актеров» на сцене областной филармонии блистала в водевиле, поставленном специально к юбилею актрисы.
Звезда киноэкрана на владимирских подмостках. Ирина Муравьева в составе театра «Содружество Российских актеров» на сцене областной филармонии блистала в водевиле, поставленном специально к юбилею актрисы.
31.10.2005
«К 250-летию русского театра» ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
«К 250-летию русского театра»
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
Теперь считаю нужным познакомить читателя с домашним образом моей жизни: ведь из всех-то этих мелочей и составилось мое будущее...
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
Теперь считаю нужным познакомить читателя с домашним образом моей жизни: ведь из всех-то этих мелочей и составилось мое будущее...
29.10.2005
«Листая старые подшивки» ТАЛАН-ДОЛЯ АЛЕКСАНДРА КОРШУНОВА
«Листая старые подшивки»
ТАЛАН-ДОЛЯ АЛЕКСАНДРА КОРШУНОВА
Пошел ли талан-доля за Кирюшей Кисельниковым, А. Н. Островский нам не поведал. Но за Александром Коршуновым, актером и режиссером, он следует неизменно. Счастливого ему пути...
ТАЛАН-ДОЛЯ АЛЕКСАНДРА КОРШУНОВА
Пошел ли талан-доля за Кирюшей Кисельниковым, А. Н. Островский нам не поведал. Но за Александром Коршуновым, актером и режиссером, он следует неизменно. Счастливого ему пути...
29.10.2005
КОМЕДИЙНАЯ МИКСТУРА
КОМЕДИЙНАЯ МИКСТУРА
Сергей Женовач поставил «Мнимого больного» в Малом театре дорого и богато
Сергей Женовач поставил «Мнимого больного» в Малом театре дорого и богато
28.10.2005
28 октября
28 октября впервые в роли Пуда Кузьмича Боровцова в спектакле «Пучина» выступил заслуженный артист России Дмитрий Дмитриевич Кознов....
28.10.2005
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: СУДЬБИНУШКА ДОЛЖНА БЫТЬ…
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: СУДЬБИНУШКА ДОЛЖНА БЫТЬ…
Когда актрисе Малого театра Евгении Глушенко предложили роль Раневской в спектакле «Вишневый сад» — роль, о которой мечтают многие актрисы, она... отказалась, испугавшись ответственности, а ведь текст знала наизусть, уже костюмы и парик примеряла...
Когда актрисе Малого театра Евгении Глушенко предложили роль Раневской в спектакле «Вишневый сад» — роль, о которой мечтают многие актрисы, она... отказалась, испугавшись ответственности, а ведь текст знала наизусть, уже костюмы и парик примеряла...
28.10.2005
«К 105-летию со дня рождения Михаила Жарова» МИХАИЛ ЖАРОВ: И БАНДИТ, И КНЯЗЬ, И МИЛИЦИОНЕР
«К 105-летию со дня рождения Михаила Жарова»
МИХАИЛ ЖАРОВ: И БАНДИТ, И КНЯЗЬ, И МИЛИЦИОНЕР
Почти все яркие роли в кино этот артист сыграл давным-давно, и, казалось бы, его должны были забыть. Но помнят. Помнят и любят...
МИХАИЛ ЖАРОВ: И БАНДИТ, И КНЯЗЬ, И МИЛИЦИОНЕР
Почти все яркие роли в кино этот артист сыграл давным-давно, и, казалось бы, его должны были забыть. Но помнят. Помнят и любят...
28.10.2005
СУЕТА ВОКРУГ НОЧНОГО ГОРШКА
СУЕТА ВОКРУГ НОЧНОГО ГОРШКА
Назидательная сатира превращается в ненавязчивый юмор. Зрители все время жизнерадостно смеются, и часто не над словами, а над простыми вроде бы жестами — над тем, например, как Арган уминает французский батон...
Назидательная сатира превращается в ненавязчивый юмор. Зрители все время жизнерадостно смеются, и часто не над словами, а над простыми вроде бы жестами — над тем, например, как Арган уминает французский батон...
28.10.2005
«К 250-летию русского театра» ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
«К 250-летию русского театра»
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
В 1802 году привезли меня в Курcк и отдали в губернское училище, которое состояло из четырех классов, и по экзамену меня приняли в 3-й класс...
ЗАПИСКИ АКТЕРА ЩЕПКИНА
В 1802 году привезли меня в Курcк и отдали в губернское училище, которое состояло из четырех классов, и по экзамену меня приняли в 3-й класс...
27.10.2005
ВРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ
ВРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ
Сезон начался отчетливым комедийным акцентом. Премьер пока немного, но в их числе уже три комедии — в Театре им. А.С.Пушкина, в Сатириконе и в Малом....
Сезон начался отчетливым комедийным акцентом. Премьер пока немного, но в их числе уже три комедии — в Театре им. А.С.Пушкина, в Сатириконе и в Малом....
27.10.2005
27 октября
27 октября день рождения артистки Ольги Молочной. Пожелаем Ольге крепкого здоровья, счастья и неизменного успеха!...
Главный режиссёр Малого театра —
заслуженный артист России А.В. Дубровский
Главная
Новости
Изменения в афише
Премьеры
Гастроли
Репертуар
Отзывы
Фестиваль "Островский в доме Островского"
Малый ТВ
Газета "Малый театр"
Открытая информация
Партнёры
О театре
Попечительский совет Руководство театра Актёры Режиссёры Художники Музыкальная часть Репертуарный отдел Режиссёрский отдел Пресс-служба Музейно-информационный центр Художественно-постановочная часть Мемориальная квартира А.И. Сумбатова-Южина Щепкинское училище Детская студия Малого театра Филиал в Когалыме
История
Здание Малого театра
Репертуар с 1824 г.
Театральное училище
Спектакли
Труппа театра с 1824 года
Труппа театра с 1917 года
Актеры
Режиссеры
Художники
Звуковой архив
1941-1945
Щелыково
Библиотека Малого театра
Правила вежливости и этикета
Публикации
Памятник А.Н. Островскому
Партнеры
Информационная поддержка
Как добраться?© 2025 Пресс-служба:
press@maly.ru
Заказ билетов (web-касса) (495) 624-40-46
Оценка качества услуг учреждений культуры
Адрес театра:
Москва, Театральный проезд д. 1
телефон: (495)624-42-01
Мы в соцсетях:
Партнеры
Информационная поддержка