23.06.2005
Подробнее
Юрий СОЛОМИН, народный артист СССР: КОГДА ЖЕ КОНЧИТСЯ ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО НАД РУССКИМ ТЕАТРОМ?
Юрий СОЛОМИН, народный артист СССР:
КОГДА ЖЕ КОНЧИТСЯ ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО НАД РУССКИМ ТЕАТРОМ?
Неюбилейный монолог выдающегося актера
Художественному руководителю Государственного академического Малого театра, народному артисту СССР Юрию СОЛОМИНУ сегодня исполняется 70 лет. И, конечно, любимый миллионами актер принимает в эти дни множество поздравлений, среди которых — искренние поздравления читателей «Советской России».
КОГДА ЖЕ КОНЧИТСЯ ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО НАД РУССКИМ ТЕАТРОМ?
Неюбилейный монолог выдающегося актера
Художественному руководителю Государственного академического Малого театра, народному артисту СССР Юрию СОЛОМИНУ сегодня исполняется 70 лет. И, конечно, любимый миллионами актер принимает в эти дни множество поздравлений, среди которых — искренние поздравления читателей «Советской России».
Юрий СОЛОМИН, народный артист СССР:
КОГДА ЖЕ КОНЧИТСЯ ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО НАД РУССКИМ ТЕАТРОМ?
Неюбилейный монолог выдающегося актера
Художественному руководителю Государственного академического Малого театра, народному артисту СССР Юрию СОЛОМИНУ сегодня исполняется 70 лет. И, конечно, любимый миллионами актер принимает в эти дни множество поздравлений, среди которых — искренние поздравления читателей «Советской России». Но как убедился накануне наш корреспондент, настроение у Юрия Мефодьевича вовсе непраздничное.
— Никаких юбилейных торжеств, — сказал он, — проводить не собираюсь. Театр наш находится на гастролях в Нижнем Новгороде, новый сезон откроем в Санкт-Петербурге. Где-нибудь в начале ноября думаю сыграть на родной сцене спектакль «Таинственный ящик», которому отдал очень много сил. Пусть будет в честь юбилея. А сейчас не до этого. Тем более очень неприятный сюрприз только что получил. Эдакий своеобразный «подарок» к своему юбилейному дню от так называемой Роскультуры — Федерального агентства по культуре и кинематографии.
Юрий Мефодьевич пояснил далее, о чем идет речь, и попросил опубликовать это как свидетельство своей большой сегодняшней боли.
— Двенадцать лет назад меня удостоили чести стать президентом Международной ассоциации русских театров («МАРТ»). Создание этой общественной организации было продиктовано жизнью. Ведь вместе с разрушением единой великой страны мы лишились единого театрального пространства, которое на протяжении многих десятилетий представлял собой многонациональный советский театр и в котором существовали многочисленные русские театры союзных республик.
После развала Советского Союза они оказались за рубежом и с массой трудных проблем. Ведь только в Казахстане около пятнадцати русских театров. Есть они и на Украине, в Грузии, Армении — да во всех республиках СНГ и Прибалтики. Возникла потребность сообща решать некоторые проблемы. Необходимость постоянного творческого общения испытывают и русские театры, находящиеся в национальных республиках Российской Федерации: в Казани, Улан-Удэ, Йошкар-Оле и т.д.
Вот для творческой поддержки всех этих коллективов и создавалась наша ассоциация. Мы старались как могли. Проводили фестивали русских театров, встречи их руководителей, другие мероприятия, направленные на укрепление и развитие творческих контактов. Сначала центр ассоциации был в Йошкар-Оле. Затем по ряду причин перенесли его в Москву. Но характерно вот что: за все эти годы, как ни странно, мы не получили никакой поддержки со стороны Министерства культуры, а теперь — Федерального агентства, руководимого Швыдким.
Почему? Как объяснить такое? По-моему, объяснить можно лишь одним: полным пренебрежением к делу, которым мы занимались, и к русским театрам, о которых идет речь. Значит, не для всех в руководстве нашей культурой они интересны и важны. И вот теперь — этот факт, который не просто взволновал, а буквально потряс меня. Послушайте, какую бумагу получил я в ответ на свои обращения с просьбой материально помочь нам собрать руководителей русских театров, чтобы я мог отчитаться перед ними и чтобы вместе мы обсудили ряд крайне наболевших проблем. Обратите внимание: речь даже не о проведении фестиваля. Хотя я знаю, несколько фестивалей, возникших уже после нас, получают помощь и поддержку. Ну а нам — другое:
«Уважаемые коллеги! В связи с вашей заявкой на включение в план мероприятий Роскультуры 2005 года конференции руководителей русских театров России и ближнего зарубежья на тему «Сохранение и развитие русской театральной школы, взаимообмен театральных культур», которую Ассоциация русских театров Российской Федерации планирует провести в сентябре, управление современного искусства сообщает следующее.
В настоящее время Роскультура проводит работу по рассмотрению творческих проектов, заявленных на включение в план 2006 года. Последний срок приема заявок — 1 июня 2005 года. Что касается плана деятельности в 2005 году, то он находится в стадии активной реализации. Все лимиты финансовых средств распределены по плановым мероприятиям. Соответственно рассматривать вашу заявку не представляется возможным.
С уважением и наилучшими пожеланиями искренне Ваш — заместитель начальника управления современного искусства А.Б.Волков».
Что могу сказать по этому поводу? Типичная отписка! Заявку мы подали давно, несколько месяцев назад. На 2005 год. В апреле я лично обратился в эту инстанцию второй раз, поскольку нет у меня возможности на свои деньги привезти людей в Москву и обеспечить здесь их проживание, а они тоже возможности такой не имеют.
Поймите, мне надоели эти формальные отписки. Надоело ходить по кабинетам с протянутой рукой, что я делал уже не раз. Меня вынуждают отказаться от руководства ассоциацией, хотя я понимаю всю важность дела, во имя которого она была создана.
Может быть, Министерство культуры возьмет русские театры под свою опеку, используя все наши материалы и наработки? Или Союз театральных деятелей? Не знаю, найдется ли в конце концов кто-то из руководителей, кому судьба этих театров не безразлична. Ведь они — носители русской культуры во многих регионах России и в республиках ближнего зарубежья. А кто же будет заботиться о русской культуре, о ее традициях, о ее сегодняшнем и завтрашнем дне?
Положение на сегодня с деньгами в нашей стране меня удивляет и удручает. Говорят, у государства есть большой стабилизационный фонд. Говорят, деньги где-то лежат под какие-то проценты на какой-то особый случай. Но что за «особый случай» имеется в виду? Наверное, трудное состояние многих наших театров особенной заботы для государства не представляет, так же как и трудное состояние образования, науки, армии. Во всяком случае, реформы, которые здесь проводят сейчас, по моим наблюдениям, оборачиваются зачастую не к лучшему, а к худшему.
Вот и реформа театра, нависшая над нами, воспринимается как серьезная угроза. Может быть разрушена театральная система, которой мы по праву гордились и которой завидовали наши коллеги за рубежом. Во главу угла ставится не искусство, а деньги, прибыль. Но ведь искусство и бизнес далеко не всегда совместимы! Да, надо думать о финансовых сборах в театре, о содержании театрального здания, но без поддержки государства настоящей культуре трудно выживать. И что будет, если государство окончательно на произвол судьбы бросит театры, особенно в регионах — так называемые провинциальные?
В любом городе, каким бы провинциальным и небольшим он ни был, театр всегда находится в центре, олицетворяя значение, которое ему придавалось, и уважение, которым был окружен. А теперь представьте, посчитают где-то наверху и скажут: мол, невыгоден. И устроят в театральном здании какой-нибудь развлекательный центр. Ну и что будет? У нас уже сколько замечательных клубов и дворцов культуры отдано за последние годы под казино и прочие коммерческие заведения, ничего общего с культурой не имеющие! Они не воспитывают людей, как традиционный русский театр и не развивают их эстетически, — наоборот, разлагают и растлевают.
Вот о чем душа болит.
Когда-то, в нелегкое время для Малого театра, который в будущем году отметит свое 250-летие, Александр Николаевич Островский воскликнул: «Господи, когда же кончится издевательство над русским драматическим театром?»
Право, и мне сегодня хочется так воскликнуть, думая о нашем российском театре в целом и о реформе, которая угрожает ему. Всевозможных издевательств в нынешней нашей жизни, увы, хватает. Не станет ли эта реформа очередным издевательством, причем весьма болезненным не только собственно для театра, но и для всей страны по имени Россия?
Записал Виктор КОЖЕМЯКО.
«Советская Россия»
КОГДА ЖЕ КОНЧИТСЯ ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО НАД РУССКИМ ТЕАТРОМ?
Неюбилейный монолог выдающегося актера
Художественному руководителю Государственного академического Малого театра, народному артисту СССР Юрию СОЛОМИНУ сегодня исполняется 70 лет. И, конечно, любимый миллионами актер принимает в эти дни множество поздравлений, среди которых — искренние поздравления читателей «Советской России». Но как убедился накануне наш корреспондент, настроение у Юрия Мефодьевича вовсе непраздничное.
— Никаких юбилейных торжеств, — сказал он, — проводить не собираюсь. Театр наш находится на гастролях в Нижнем Новгороде, новый сезон откроем в Санкт-Петербурге. Где-нибудь в начале ноября думаю сыграть на родной сцене спектакль «Таинственный ящик», которому отдал очень много сил. Пусть будет в честь юбилея. А сейчас не до этого. Тем более очень неприятный сюрприз только что получил. Эдакий своеобразный «подарок» к своему юбилейному дню от так называемой Роскультуры — Федерального агентства по культуре и кинематографии.
Юрий Мефодьевич пояснил далее, о чем идет речь, и попросил опубликовать это как свидетельство своей большой сегодняшней боли.
— Двенадцать лет назад меня удостоили чести стать президентом Международной ассоциации русских театров («МАРТ»). Создание этой общественной организации было продиктовано жизнью. Ведь вместе с разрушением единой великой страны мы лишились единого театрального пространства, которое на протяжении многих десятилетий представлял собой многонациональный советский театр и в котором существовали многочисленные русские театры союзных республик.
После развала Советского Союза они оказались за рубежом и с массой трудных проблем. Ведь только в Казахстане около пятнадцати русских театров. Есть они и на Украине, в Грузии, Армении — да во всех республиках СНГ и Прибалтики. Возникла потребность сообща решать некоторые проблемы. Необходимость постоянного творческого общения испытывают и русские театры, находящиеся в национальных республиках Российской Федерации: в Казани, Улан-Удэ, Йошкар-Оле и т.д.
Вот для творческой поддержки всех этих коллективов и создавалась наша ассоциация. Мы старались как могли. Проводили фестивали русских театров, встречи их руководителей, другие мероприятия, направленные на укрепление и развитие творческих контактов. Сначала центр ассоциации был в Йошкар-Оле. Затем по ряду причин перенесли его в Москву. Но характерно вот что: за все эти годы, как ни странно, мы не получили никакой поддержки со стороны Министерства культуры, а теперь — Федерального агентства, руководимого Швыдким.
Почему? Как объяснить такое? По-моему, объяснить можно лишь одним: полным пренебрежением к делу, которым мы занимались, и к русским театрам, о которых идет речь. Значит, не для всех в руководстве нашей культурой они интересны и важны. И вот теперь — этот факт, который не просто взволновал, а буквально потряс меня. Послушайте, какую бумагу получил я в ответ на свои обращения с просьбой материально помочь нам собрать руководителей русских театров, чтобы я мог отчитаться перед ними и чтобы вместе мы обсудили ряд крайне наболевших проблем. Обратите внимание: речь даже не о проведении фестиваля. Хотя я знаю, несколько фестивалей, возникших уже после нас, получают помощь и поддержку. Ну а нам — другое:
«Уважаемые коллеги! В связи с вашей заявкой на включение в план мероприятий Роскультуры 2005 года конференции руководителей русских театров России и ближнего зарубежья на тему «Сохранение и развитие русской театральной школы, взаимообмен театральных культур», которую Ассоциация русских театров Российской Федерации планирует провести в сентябре, управление современного искусства сообщает следующее.
В настоящее время Роскультура проводит работу по рассмотрению творческих проектов, заявленных на включение в план 2006 года. Последний срок приема заявок — 1 июня 2005 года. Что касается плана деятельности в 2005 году, то он находится в стадии активной реализации. Все лимиты финансовых средств распределены по плановым мероприятиям. Соответственно рассматривать вашу заявку не представляется возможным.
С уважением и наилучшими пожеланиями искренне Ваш — заместитель начальника управления современного искусства А.Б.Волков».
Что могу сказать по этому поводу? Типичная отписка! Заявку мы подали давно, несколько месяцев назад. На 2005 год. В апреле я лично обратился в эту инстанцию второй раз, поскольку нет у меня возможности на свои деньги привезти людей в Москву и обеспечить здесь их проживание, а они тоже возможности такой не имеют.
Поймите, мне надоели эти формальные отписки. Надоело ходить по кабинетам с протянутой рукой, что я делал уже не раз. Меня вынуждают отказаться от руководства ассоциацией, хотя я понимаю всю важность дела, во имя которого она была создана.
Может быть, Министерство культуры возьмет русские театры под свою опеку, используя все наши материалы и наработки? Или Союз театральных деятелей? Не знаю, найдется ли в конце концов кто-то из руководителей, кому судьба этих театров не безразлична. Ведь они — носители русской культуры во многих регионах России и в республиках ближнего зарубежья. А кто же будет заботиться о русской культуре, о ее традициях, о ее сегодняшнем и завтрашнем дне?
Положение на сегодня с деньгами в нашей стране меня удивляет и удручает. Говорят, у государства есть большой стабилизационный фонд. Говорят, деньги где-то лежат под какие-то проценты на какой-то особый случай. Но что за «особый случай» имеется в виду? Наверное, трудное состояние многих наших театров особенной заботы для государства не представляет, так же как и трудное состояние образования, науки, армии. Во всяком случае, реформы, которые здесь проводят сейчас, по моим наблюдениям, оборачиваются зачастую не к лучшему, а к худшему.
Вот и реформа театра, нависшая над нами, воспринимается как серьезная угроза. Может быть разрушена театральная система, которой мы по праву гордились и которой завидовали наши коллеги за рубежом. Во главу угла ставится не искусство, а деньги, прибыль. Но ведь искусство и бизнес далеко не всегда совместимы! Да, надо думать о финансовых сборах в театре, о содержании театрального здания, но без поддержки государства настоящей культуре трудно выживать. И что будет, если государство окончательно на произвол судьбы бросит театры, особенно в регионах — так называемые провинциальные?
В любом городе, каким бы провинциальным и небольшим он ни был, театр всегда находится в центре, олицетворяя значение, которое ему придавалось, и уважение, которым был окружен. А теперь представьте, посчитают где-то наверху и скажут: мол, невыгоден. И устроят в театральном здании какой-нибудь развлекательный центр. Ну и что будет? У нас уже сколько замечательных клубов и дворцов культуры отдано за последние годы под казино и прочие коммерческие заведения, ничего общего с культурой не имеющие! Они не воспитывают людей, как традиционный русский театр и не развивают их эстетически, — наоборот, разлагают и растлевают.
Вот о чем душа болит.
Когда-то, в нелегкое время для Малого театра, который в будущем году отметит свое 250-летие, Александр Николаевич Островский воскликнул: «Господи, когда же кончится издевательство над русским драматическим театром?»
Право, и мне сегодня хочется так воскликнуть, думая о нашем российском театре в целом и о реформе, которая угрожает ему. Всевозможных издевательств в нынешней нашей жизни, увы, хватает. Не станет ли эта реформа очередным издевательством, причем весьма болезненным не только собственно для театра, но и для всей страны по имени Россия?
Записал Виктор КОЖЕМЯКО.
«Советская Россия»
Подробнее
18 июня исполнилось 70 лет художественному руководителю государственного академического Малого театра актеру Юрию Соломину Его поздравляет кинорежиссер Дмитрий Барщевский:
18 июня исполнилось 70 лет художественному руководителю государственного академического Малого театра актеру Юрию Соломину
Его поздравляет кинорежиссер Дмитрий Барщевский:
Его поздравляет кинорежиссер Дмитрий Барщевский:
18 июня исполнилось 70 лет художественному руководителю государственного академического Малого театра актеру Юрию Соломину
Его поздравляет кинорежиссер Дмитрий Барщевский:
— Дорогой Юрий Мефодьевич! Мне выпала честь и радость близко узнать вас в совместной работе над фильмом «Московская сага», и поэтому я могу уверенно сказать: вы не только создали образ несгибаемого русского интеллигента, но вы и сами являетесь таким человеком. В вас счастливым образом соединились глубокий ум и легкий юмор, темперамент и выдержка, достоинство и простота, талант, сердечность и мужество. В одночасье став знаменитым в качестве «адъютанта», вы десятилетия спустя заняли высшие строчки в рейтинге популярности рядом с молодыми звездами. Такая долгая и блестящая актерская судьба — сама по себе победа. Будьте живы-здоровы многие лета, по-прежнему любимы вашей семьей, зрителями, учениками и «братьями нашими меньшими», которым вы отдаете столько души и сил. Надеюсь на новые встречи с вами в жизни, на экране и на сцене родного Малого театра.
«КоммерсантЪ»
Его поздравляет кинорежиссер Дмитрий Барщевский:
— Дорогой Юрий Мефодьевич! Мне выпала честь и радость близко узнать вас в совместной работе над фильмом «Московская сага», и поэтому я могу уверенно сказать: вы не только создали образ несгибаемого русского интеллигента, но вы и сами являетесь таким человеком. В вас счастливым образом соединились глубокий ум и легкий юмор, темперамент и выдержка, достоинство и простота, талант, сердечность и мужество. В одночасье став знаменитым в качестве «адъютанта», вы десятилетия спустя заняли высшие строчки в рейтинге популярности рядом с молодыми звездами. Такая долгая и блестящая актерская судьба — сама по себе победа. Будьте живы-здоровы многие лета, по-прежнему любимы вашей семьей, зрителями, учениками и «братьями нашими меньшими», которым вы отдаете столько души и сил. Надеюсь на новые встречи с вами в жизни, на экране и на сцене родного Малого театра.
«КоммерсантЪ»
22.06.2005
Подробнее
ЛЮБОВЬ И ГОЛУБИ ВИКТОРА ПАВЛОВА
ЛЮБОВЬ И ГОЛУБИ ВИКТОРА ПАВЛОВА
Народный артист России Виктор ПАВЛОВ, похоже, истинный баловень судьбы. Он представлял себя актером — непременно талантливым и ярким. Он рисовал в воображении женщину — любимую и, безусловно, единственную. А еще он не мыслил свою жизнь без стаи голубей, белых и сизокрылых...
Народный артист России Виктор ПАВЛОВ, похоже, истинный баловень судьбы. Он представлял себя актером — непременно талантливым и ярким. Он рисовал в воображении женщину — любимую и, безусловно, единственную. А еще он не мыслил свою жизнь без стаи голубей, белых и сизокрылых...
ЛЮБОВЬ И ГОЛУБИ ВИКТОРА ПАВЛОВА
Народный артист России Виктор ПАВЛОВ, похоже, истинный баловень судьбы. Он представлял себя актером — непременно талантливым и ярким. Он рисовал в воображении женщину — любимую и, безусловно, единственную. А еще он не мыслил свою жизнь без стаи голубей, белых и сизокрылых...
Историю о том, как Виктор Павлов стал актером, я слышала давно. Якобы и в мыслях у него никогда не было связывать свою жизнь с театром и кино. А вот его первая школьная любовь как раз мечтала о карьере актрисы. Она таскала ухажера на все спектакли, записывала его на всевозможные театральные курсы и, наконец, буквально заставила поступить в Щепкинское училище. Другими словами: любишь меня, люби и театр. Услышав от меня этот рассказ, Виктор Павлович рассмеялся: «Мне, конечно, приятно, что так многие думают. Но все было совсем иначе. Я с десяти лет мечтал играть в театре, однако актером представлял себя весьма смутно. Казалось, что это никогда не сбудется. Хотя перед поступлением в «Щепку» я с огромным удовольствием занимался в разных студиях. А на экзамены шел, как на праздник. И так понравился комиссии, что мне даже разрешили пропустить какой-то отборочный тур. Кстати, там же, в училище, окончил курсы гримеров. Все было интересно».
В спектакле «Мой любимый клоун» есть трогательная финальная сцена, когда в зал выпускают две пары голубей. Во время этого эпизода Виктор Павлов решил завести собственную голубятню. И не где-нибудь, а на чердаке родного Малого театра. «Был 1984 год. Плененный этой идеей, я бросил все силы на строительство голубиного дома. Потом у меня появились и перепелки. Их разведением я занимался не ради забавы. Моя мама, царство ей небесное, в то время страдала от высокого давления. А перепелиные яйца очень хорошо помогают в лечении этого недуга. Только есть их надо сырыми и вместе со скорлупой. Вот и кормил ими матушку. Она умерла, когда ей было восемьдесят пять. Да, я понимаю, что это возраст... Но потерять маму — нет ничего тяжелее», — вздыхает Виктор Павлович. Сейчас под крышей театра живут уже тридцать голубей. К этому можно относиться по-разному. Кого-то увлечение Павлова растрогает, кого-то удивит, кого-то оставит равнодушным. Но у самого актера на этот счет совершенно определенное мнение. «У меня странное отношение к смерти. Уверен, умирая, человек не исчезает. Его душа переселяется в голубя. А мои голуби — это души великих артистов. Они улетают и возвращаются... Вон та сизокрылая — РАНЕВСКАЯ, а этот красавец — ЦАРЕВ...»
Влюбившись в актрису Театра им. Ермоловой Татьяну ГОВОРОВУ, он долго скрывал свои чувства. И неизвестно, как бы сложились их отношения, если бы Таня сама не проявила инициативу. Она первая начала заботиться и ухаживать за Виктором, терпеливо ожидая ответных шагов. «Совершенно верно. Нам было по двадцать пять лет. И я сам себе обещание давал: мол, никаких романов! Первым делом — работа. Но как я ни сопротивлялся, судьба распорядилась иначе. Во время очередных гастролей театра я сдался. Более романтичный сюжет для признания в любви трудно представить. Кисловодск, подножие гор, ночной костер... Туда нас отвез мой карачаевский друг. Сначала ехали на машине, потом еще пешком шли. Наш роман, который длился ровно год, я вспоминаю, как сказку — красивую и волшебную. С тех пор мы неразлучны. Тридцать пять лет вместе! — признается Виктор Павлович. — Сейчас нашей дочери Александре тридцать три года. Сразу после школы поступила в медицинский институт. Выучилась на терапевта. Но вы и сами понимаете, какая у врачей зарплата. Хватало только на обед и дорогу. А однажды ей позвонила подруга и предложила работу стюардессы в Шереметьево. Это не удивительно. Саша в совершенстве знает несколько языков. Опять-таки, медик, и, ко всему прочему, она на внешность хорошенькая. Я, конечно, переживаю, волнуюсь... Пытался даже отговорить ее... Но что делать? Такая жизнь».
МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ
Виктор Павлов создает впечатление человека благополучного. Кажется, что все в его жизни хорошо и спокойно. Но так было не всегда. «Однажды, когда я переходил дорогу, меня сбила машина. За рулем — пьяная женщина. Во время удара мне каким-то чудом удалось правильно сгруппироваться. Это и спасло. Но лечение тянулось долгие месяцы. Помогало то, что рядом постоянно находились мама и жена. Это колоссальная поддержка. А к нарушительнице я никаких претензий не предъявлял. Хотя ее все равно на три года лишили прав». История эта довольно старая, и Павлов о ней редко вспоминает. Он живет сегодняшним днем. Театр, кино, гастроли, съемки на телевидении, встречи с друзьями... А если находится свободное время, Виктор Павлович вместе с женой едет на дачу.
С артистом ворковала Евгения МАКАЕВА.
Еженедельная газета «Городской дилижанс» (г. Челябинск), 05-04-2001
Народный артист России Виктор ПАВЛОВ, похоже, истинный баловень судьбы. Он представлял себя актером — непременно талантливым и ярким. Он рисовал в воображении женщину — любимую и, безусловно, единственную. А еще он не мыслил свою жизнь без стаи голубей, белых и сизокрылых...
Историю о том, как Виктор Павлов стал актером, я слышала давно. Якобы и в мыслях у него никогда не было связывать свою жизнь с театром и кино. А вот его первая школьная любовь как раз мечтала о карьере актрисы. Она таскала ухажера на все спектакли, записывала его на всевозможные театральные курсы и, наконец, буквально заставила поступить в Щепкинское училище. Другими словами: любишь меня, люби и театр. Услышав от меня этот рассказ, Виктор Павлович рассмеялся: «Мне, конечно, приятно, что так многие думают. Но все было совсем иначе. Я с десяти лет мечтал играть в театре, однако актером представлял себя весьма смутно. Казалось, что это никогда не сбудется. Хотя перед поступлением в «Щепку» я с огромным удовольствием занимался в разных студиях. А на экзамены шел, как на праздник. И так понравился комиссии, что мне даже разрешили пропустить какой-то отборочный тур. Кстати, там же, в училище, окончил курсы гримеров. Все было интересно».
В спектакле «Мой любимый клоун» есть трогательная финальная сцена, когда в зал выпускают две пары голубей. Во время этого эпизода Виктор Павлов решил завести собственную голубятню. И не где-нибудь, а на чердаке родного Малого театра. «Был 1984 год. Плененный этой идеей, я бросил все силы на строительство голубиного дома. Потом у меня появились и перепелки. Их разведением я занимался не ради забавы. Моя мама, царство ей небесное, в то время страдала от высокого давления. А перепелиные яйца очень хорошо помогают в лечении этого недуга. Только есть их надо сырыми и вместе со скорлупой. Вот и кормил ими матушку. Она умерла, когда ей было восемьдесят пять. Да, я понимаю, что это возраст... Но потерять маму — нет ничего тяжелее», — вздыхает Виктор Павлович. Сейчас под крышей театра живут уже тридцать голубей. К этому можно относиться по-разному. Кого-то увлечение Павлова растрогает, кого-то удивит, кого-то оставит равнодушным. Но у самого актера на этот счет совершенно определенное мнение. «У меня странное отношение к смерти. Уверен, умирая, человек не исчезает. Его душа переселяется в голубя. А мои голуби — это души великих артистов. Они улетают и возвращаются... Вон та сизокрылая — РАНЕВСКАЯ, а этот красавец — ЦАРЕВ...»
Влюбившись в актрису Театра им. Ермоловой Татьяну ГОВОРОВУ, он долго скрывал свои чувства. И неизвестно, как бы сложились их отношения, если бы Таня сама не проявила инициативу. Она первая начала заботиться и ухаживать за Виктором, терпеливо ожидая ответных шагов. «Совершенно верно. Нам было по двадцать пять лет. И я сам себе обещание давал: мол, никаких романов! Первым делом — работа. Но как я ни сопротивлялся, судьба распорядилась иначе. Во время очередных гастролей театра я сдался. Более романтичный сюжет для признания в любви трудно представить. Кисловодск, подножие гор, ночной костер... Туда нас отвез мой карачаевский друг. Сначала ехали на машине, потом еще пешком шли. Наш роман, который длился ровно год, я вспоминаю, как сказку — красивую и волшебную. С тех пор мы неразлучны. Тридцать пять лет вместе! — признается Виктор Павлович. — Сейчас нашей дочери Александре тридцать три года. Сразу после школы поступила в медицинский институт. Выучилась на терапевта. Но вы и сами понимаете, какая у врачей зарплата. Хватало только на обед и дорогу. А однажды ей позвонила подруга и предложила работу стюардессы в Шереметьево. Это не удивительно. Саша в совершенстве знает несколько языков. Опять-таки, медик, и, ко всему прочему, она на внешность хорошенькая. Я, конечно, переживаю, волнуюсь... Пытался даже отговорить ее... Но что делать? Такая жизнь».
МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ
Виктор Павлов создает впечатление человека благополучного. Кажется, что все в его жизни хорошо и спокойно. Но так было не всегда. «Однажды, когда я переходил дорогу, меня сбила машина. За рулем — пьяная женщина. Во время удара мне каким-то чудом удалось правильно сгруппироваться. Это и спасло. Но лечение тянулось долгие месяцы. Помогало то, что рядом постоянно находились мама и жена. Это колоссальная поддержка. А к нарушительнице я никаких претензий не предъявлял. Хотя ее все равно на три года лишили прав». История эта довольно старая, и Павлов о ней редко вспоминает. Он живет сегодняшним днем. Театр, кино, гастроли, съемки на телевидении, встречи с друзьями... А если находится свободное время, Виктор Павлович вместе с женой едет на дачу.
С артистом ворковала Евгения МАКАЕВА.
Еженедельная газета «Городской дилижанс» (г. Челябинск), 05-04-2001
Подробнее
В ТЕНИ ИСПОЛИНА
В ТЕНИ ИСПОЛИНА
«Иванов» в Малом театре
Не зря артист назван Виталием – vita значит «жизнь». Вот и его Иванов, постоянно стенающий о своей усталости и бессилии, необыкновенно витален, энергичен, лукав. В нем на редкость много силы, опровергающей все его слова...
«Иванов» в Малом театре
Не зря артист назван Виталием – vita значит «жизнь». Вот и его Иванов, постоянно стенающий о своей усталости и бессилии, необыкновенно витален, энергичен, лукав. В нем на редкость много силы, опровергающей все его слова...
В ТЕНИ ИСПОЛИНА
«Иванов» в Малом театре
Малый, с достоинством хранящий свои традиции, переживал разные времена. Не углубляясь в анналы истории, можно вспомнить последние лет десять. И речь пойдет не о преданных поклонниках, которые всегда были верны театру, а о людях, «создающих» мнение. Считалось чуть ли не дурным тоном ходить в Малый, а если пошел, то хорошо писать о нем. По прошествии времени, когда артисты многих театров столицы разучились ясно говорить, правильно двигаться по сцене, которую, в свою очередь, заполонила «чернуха», оказалось, что в Малом сохранена высокая сценическая культура, ощущаемая даже в старых спектаклях, а труппа выгодно выделяется на общем фоне. Афиша театра не содержит, быть может, эпатирующих названий, но привлекает своей строгостью и приверженностью классике. Тут есть, конечно, с чем поспорить: все равно нужна современная пьеса, как ни рассматривай нынешнюю жизнь через давно известные произведения, но уважать театр за верность своим идеалам можно.
Виталий Соломин, давно служащий в Малом театре, зная возможности его труппы, выбрал раннюю пьесу Чехова «Иванов», справедливо разглядев в главном герое вполне современного человека, уставшего и измученного жизнью. Начало ХХI века внешне не слишком похоже на конец ХIХ, да вот человек совсем не переменился, его душевные тяготы остались прежними.
Когда раскрывается занавес, на сцене полумрак, в котором виднеется огромное неохватное дерево с широко раскинутыми, запутавшимися ветвями. При свете видишь строго задрапированные занавеси, отгораживающие небольшое пространство, а крона оказывается тюлем, раскрашенным резкими мазками, такими, какими изображают порыв ветра или стремительность полета птицы. Этот силуэт почти реликтового исполина будет неизменен почти весь спектакль, но ни разу не возникнет ощущения однообразия и статичности.
Вот в действии, происходящем в тени его кроны, такие моменты возникнут, но будут недолгими. А второй акт вообще пройдет под аплодисменты, которыми зрители точно отделят одну сцену от другой. Каждая роль придумана и сыграна так, что хочется в подробностях описывать исполнителя, припоминая все мелочи (пожалуй, лишь статуарные группы массовки в сцене у Лебедевых вызывают некоторое недоумение). Отдельной статьи достоин Юрий Каюров: его граф Шабельский, бедный приживала, элегантно игнорирует свое незавидное положение. Блистательна скопидомка Зюзюшка Евгении Глушенко, трясущаяся над каждой копейкой, жалеющая гостям «кружовенного» варенья, медленно засахаривающегося в кладовой. Жалок и смешон своей помешанностью на игре акцизный Косых Владимира Дубровского, донимающий всех рассказами о карточных неудачах. Невероятна вездесущая старуха Татьяны Панковой.
Соломин умело использует недюжинные дарования артистов. Однако иногда ловишь себя на мысли, не Островский ли разыгрывается на сцене. Впрочем, возмущения или несогласия эта мысль не вызывает. Наоборот, начинаешь с иным чувством вслушиваться в слова пьесы, законченной Чеховым на следующий год после кончины «замоскворецкого жителя».
Но один вопрос, увы, остается – это сам Соломин в заглавной роли. Не зря артист назван Виталием – vita значит «жизнь». Вот и его Иванов, постоянно стенающий о своей усталости и бессилии, необыкновенно витален, энергичен, лукав. В нем на редкость много силы, опровергающей все его слова. Наверно, поэтому он и нравится женщинам. Хотя к концу спектакля актеру и режиссеру в одном лице все-таки удается добиться нужного настроения, когда буквально осязаешь плотность пространства, давящего на героя. И его последний выстрел, прозвучавший где-то далеко, не на глазах собравшихся, если не принимаешь, то понимаешь его неизбежность. И вот тут, в самые важные минуты для спектакля, режиссеру неожиданно изменяет слух. Почему, отчего, зачем? Медленно и «обреченно» падает тюль, закрывая пустеющую сцену: потрясенных выстрелом свидетелей «поглощает» круг, вывозя наверх… распростертое тело Иванова, словно всплывающий труп утопленника. Такая школьная наглядность, к великому сожалению, смешна и неуместна. Так же как невозможна фальшивая нота в последнем аккорде прекрасно сыгранной симфонии.
Татьяна РЫБАКИНА
«Литературная газета», №47 (5857) 21 — 27 ноября 2001 года
«Иванов» в Малом театре
Малый, с достоинством хранящий свои традиции, переживал разные времена. Не углубляясь в анналы истории, можно вспомнить последние лет десять. И речь пойдет не о преданных поклонниках, которые всегда были верны театру, а о людях, «создающих» мнение. Считалось чуть ли не дурным тоном ходить в Малый, а если пошел, то хорошо писать о нем. По прошествии времени, когда артисты многих театров столицы разучились ясно говорить, правильно двигаться по сцене, которую, в свою очередь, заполонила «чернуха», оказалось, что в Малом сохранена высокая сценическая культура, ощущаемая даже в старых спектаклях, а труппа выгодно выделяется на общем фоне. Афиша театра не содержит, быть может, эпатирующих названий, но привлекает своей строгостью и приверженностью классике. Тут есть, конечно, с чем поспорить: все равно нужна современная пьеса, как ни рассматривай нынешнюю жизнь через давно известные произведения, но уважать театр за верность своим идеалам можно.
Виталий Соломин, давно служащий в Малом театре, зная возможности его труппы, выбрал раннюю пьесу Чехова «Иванов», справедливо разглядев в главном герое вполне современного человека, уставшего и измученного жизнью. Начало ХХI века внешне не слишком похоже на конец ХIХ, да вот человек совсем не переменился, его душевные тяготы остались прежними.
Когда раскрывается занавес, на сцене полумрак, в котором виднеется огромное неохватное дерево с широко раскинутыми, запутавшимися ветвями. При свете видишь строго задрапированные занавеси, отгораживающие небольшое пространство, а крона оказывается тюлем, раскрашенным резкими мазками, такими, какими изображают порыв ветра или стремительность полета птицы. Этот силуэт почти реликтового исполина будет неизменен почти весь спектакль, но ни разу не возникнет ощущения однообразия и статичности.
Вот в действии, происходящем в тени его кроны, такие моменты возникнут, но будут недолгими. А второй акт вообще пройдет под аплодисменты, которыми зрители точно отделят одну сцену от другой. Каждая роль придумана и сыграна так, что хочется в подробностях описывать исполнителя, припоминая все мелочи (пожалуй, лишь статуарные группы массовки в сцене у Лебедевых вызывают некоторое недоумение). Отдельной статьи достоин Юрий Каюров: его граф Шабельский, бедный приживала, элегантно игнорирует свое незавидное положение. Блистательна скопидомка Зюзюшка Евгении Глушенко, трясущаяся над каждой копейкой, жалеющая гостям «кружовенного» варенья, медленно засахаривающегося в кладовой. Жалок и смешон своей помешанностью на игре акцизный Косых Владимира Дубровского, донимающий всех рассказами о карточных неудачах. Невероятна вездесущая старуха Татьяны Панковой.
Соломин умело использует недюжинные дарования артистов. Однако иногда ловишь себя на мысли, не Островский ли разыгрывается на сцене. Впрочем, возмущения или несогласия эта мысль не вызывает. Наоборот, начинаешь с иным чувством вслушиваться в слова пьесы, законченной Чеховым на следующий год после кончины «замоскворецкого жителя».
Но один вопрос, увы, остается – это сам Соломин в заглавной роли. Не зря артист назван Виталием – vita значит «жизнь». Вот и его Иванов, постоянно стенающий о своей усталости и бессилии, необыкновенно витален, энергичен, лукав. В нем на редкость много силы, опровергающей все его слова. Наверно, поэтому он и нравится женщинам. Хотя к концу спектакля актеру и режиссеру в одном лице все-таки удается добиться нужного настроения, когда буквально осязаешь плотность пространства, давящего на героя. И его последний выстрел, прозвучавший где-то далеко, не на глазах собравшихся, если не принимаешь, то понимаешь его неизбежность. И вот тут, в самые важные минуты для спектакля, режиссеру неожиданно изменяет слух. Почему, отчего, зачем? Медленно и «обреченно» падает тюль, закрывая пустеющую сцену: потрясенных выстрелом свидетелей «поглощает» круг, вывозя наверх… распростертое тело Иванова, словно всплывающий труп утопленника. Такая школьная наглядность, к великому сожалению, смешна и неуместна. Так же как невозможна фальшивая нота в последнем аккорде прекрасно сыгранной симфонии.
Татьяна РЫБАКИНА
«Литературная газета», №47 (5857) 21 — 27 ноября 2001 года
Подробнее
ПРАВДА И СЧАСТЬЕ
ПРАВДА И СЧАСТЬЕ
Потребность учиться – это и есть возможность всегда оставаться в форме. Если творческий человек перестает учиться, он перестает созидать. Каждый спектакль, педагогический урок начинается с нуля...
Потребность учиться – это и есть возможность всегда оставаться в форме. Если творческий человек перестает учиться, он перестает созидать. Каждый спектакль, педагогический урок начинается с нуля...
ПРАВДА И СЧАСТЬЕ
Собираясь на встречу с режиссером Сергеем Женовачем в Малый театр, до последнего момента не мог сформулировать первый вопрос. Настолько, видимо, во мне сидело сложное к нему чувство как к режиссеру, который в своей профессиональной судьбе не раз делал неожиданные повороты. Впрочем, этот момент еще больше во мне разжигал давнишнее желание с ним встретиться. И вот когда я увидел в 6-м подъезде встречающего меня Сергея Васильевича, когда он, легкий, стремительный, поднялся угловатой походкой на второй этаж и мы расположились в уютном фойе, когда он взглянул голубыми глазами в яркое от солнца окно, очертив мистически знакомый профиль с тонким носом, вот тогда вопрос возник сам собой.
– Сергей Васильевич, что означает в вашем понимании современный театр или несовременный?
– Я бы говорил скорее о театре как о виде драматического искусства и не делил его – современный он или несовременный. Либо говорил о людях, которые в спектаклях ставят перед собой простые задачи: увлечь, развлечь, создавать какие-то забавные истории. Но современным, подлинным театром можно назвать тот, в котором происходит, с одной стороны, поиск театрального языка, и с другой, когда это делается для зрителей, а не для самореализации и самопользования.
– Вам не все равно, какой у вас зритель?
– Мне кажется, что у каждого режиссера, не только театра московского – любого, существует свой зритель, и это огромное счастье: одни любят московский ТЮЗ, другие любят Малый театр, есть зрители мастерской театра Петра Фоменко, театр Центра имени Мейерхольда и т.д., и т.д.
– У каждого режиссера существуют этапы в жизни, когда, казалось бы, надолго обретенные и испытанные временем постановки вдруг уходят и режиссер начинает «с чистого листа». В вашей работе было немало поисков, экспериментов. Потом вдруг вы поставили классическое «Горе от ума», сейчас – «Правда хорошо, а счастье лучше». В чем заложен контекст этих перемен?
– Мы порой забываем, что наша театральная работа – область интуиций, однако очень зависимая от контекста, в котором ты существуешь. В данном случае в контексте зрительного зала, в контексте театра, который тебя приглашает и доверяет.
– Даже в контексте артистов…
– Конечно, артистов. Профессия режиссера такова, что он вроде бы ничего и не делает. Но у него есть круг артистов, сценографов, художников по свету, художников по костюму, композиторов, работников театра, которые воспринимают театр как родной. И если ты чувствуешь, что это некому сыграть, не под силу сделать, то лучше от этого отказаться. Есть такие профессии, как режиссерская, в которых нужно всегда побеждать. Работа твоя может быть лучше, может быть хуже, но все равно должна состояться, иначе обманываешь тех людей, которые в твое дело вовлекаются. Нужно брать на себя ответственность. Меня пригласили ставить «Горе от ума». Эта пьеса своего рода визитная карточка Малого театра. Есть пьесы, которые в течение времени здесь появляются, и разные поколения артистов по-своему их прочитывают, играют. «Горе от ума» сыграло семь поколений.
– Я помню Подгорного в роли Чацкого…
– А сейчас вот Даша Подгорная, его дочка, играет одну из княжон. Династии в Малом, как ни в каком другом театре, живут и развиваются. В затее с постановкой «Горе от ума» Грибоедова был особый смысл, он связан с тем, чтобы вот здесь, на этой прекрасной, великой сцене, сошлись три поколения: так называемые старики, легенды Малого театра, среднее поколение и совсем молодежь. Когда я почувствовал театр и в нем уже со мной сложились хорошие и дружеские взаимоотношения, тогда возникла затея «Правды – хорошо…» (кстати, благодаря совету заместителя художественного руководителя по литературной части Бориса Николаевича Любимова, которого я люблю и уважаю). Театр – это искусство ансамбля. Поэтому естественна потребность именно в такого рода спектакле. У артистов существует понятие – «играет в разные игры», так и режиссер играет в разные игры. Самое главное – уловить, почувствовать ее компоненты.
– Вы сказали – «советуетесь». Вы не стесняетесь желания учиться?
– Я вообще считаю, что потребность учиться – это и есть возможность всегда оставаться в форме. Если творческий человек перестает учиться, он перестает созидать. Каждый спектакль, педагогический урок начинается с нуля. На актерский и режиссерский курсы приходят новые ребята. Они неповторимы. Надо их разгадать, а не брать какие-то приемы, которые были апробированы с другими ребятами по воспитанию артистов или режиссеров. В ГИТИСе студенты, а в театре артисты определяют, как с ними строить учебу, репетиции. Поэтому учишься у артистов, учишься у студентов, у художников. По крайней мере, я всегда так стараюсь. И если у меня что-то получается, только потому, что я постоянно учусь. Я этого не стесняюсь. Петр Наумович Фоменко всегда говорит: хороший педагог тот, кто постоянно учится, находится в работе. Талант имеет свойство уходить, если не учиться постоянно, не ставить перед собой более высокие цели и задачи. В противном случае обязательно наступает пустота. Легко осуждать других, а труднее всего осуждать себя.
– Бывает ли с вами, когда, работая с актером, вы потом от него отказываетесь, поскольку не приемлете его творческие позиции?
– Мне неприемлемы только не артисты, скажем так. Я человек максимальный по своим каким-то взглядам. Поэтому мне кажется, что существует природа актерская и неактерская. Часто, к сожалению, так складывается, что люди попадают в профессию, не обладая актерской природой. Это трагедия как для них, так и для театра. Другой вопрос, когда речь идет о тех, кто наделен природным талантом: как сложилась его судьба – удачно, неудачно, раскрылась ли природа, не раскрылась. С этими людьми работать всегда в радость. Независимо от их популярности. Мне важно, чтобы в артистах были такие качества, как личностное начало, лицедейство, наблюдательность, кураж. У мощных личностей, как правило, не всегда гладкий характер. Но работа с неактерской природой всегда создает проблемы, и чувствуешь себя неловко. Мне в этом отношении как-то везет: и когда работал в студии «Человек», – в мастерской Фоменко, в Театре на Малой Бронной и сейчас в Малом театре. Мне везет с прекрасными артистами. Ты приносишь свою затею, и вокруг нее начинают плести картину-сочинение, к которой подключаются и сценограф, и художники по костюмам и по свету. И тогда это становится частью нашей совместной жизни.
– В последние годы многие режиссеры стремятся к созданию своего театра.
– Есть режиссеры, которым удобна форма вхождения в коллективы, в дома, постановка спектаклей там-то и там-то. Я режиссер домашнего толка. Конечно, хочется обрести театр не ради какого-то руководства, а ради максимальной реализации задуманного, что в тебе бурлит, что живет и требует выхода наружу. Если оно не реализовывается, то сжигается. Наша профессия требует реализации каких-то замыслов через людей, которых нужно собрать. Это сегодня практически невозможно: нет студии, нет того-то. Возникнут предложения – безусловно, откликнусь. Раньше всегда можно было найти какой-то подвал, умыкнуться туда вместе с единомышленниками и проверять свои театральные идеи. Но, повторяю, это практически невозможно. С молодыми, в условиях ГИТИСа, мы пытаемся что-то пробовать. С мастерами это сделать, конечно, сложнее. Но чувствую: есть заинтересованность в некоем спектакле, есть замечательные артисты, с которыми можно это сделать. А мечта – она всегда остается мечтой. Много сейчас существует театров, которые не являются домом, а просто местом службы. Театр-мастерская Петра Фоменко для нас Дом. Сейчас ему десять лет. Кое-что там удалось сделать, что существует до сих пор. Это тоже часть моей жизни. Мне в этом случае повезло.
– Сергей Васильевич, какую вы можете назвать фразу из драматургии русской классики, которая для вас является знаковой?
– Бывают моменты в жизни, когда очень трудно себя сдерживать, и на память приходит фраза из гоголевской «Женитьбы». Помните, Агафья Тихоновна запуталась в выборе женихов? И Кочкарев учит ее: скажите просто: «Пошли вон, дураки!» Как ни странно, эта фраза всегда меня спасает. (Смеется.) Никогда ее вслух не произношу. Я успокаиваюсь, на душе легче. Вообще-то, на разных периодах жизни возникают разные цитаты-символы. Допустим, последний прошел под фразой «Правда – хорошо, а счастье лучше». Как артист играет в образе разных мыслей и чувств, так и режиссер. Если он сегодня занимается Достоевским, ты, хочешь не хочешь, на весь окружающий мир смотришь с точки зрения его героев и персонажей. Это только кажется, что ты ставишь автора. Автор ставит тебя, и автор работает над тобой в это время. Занимаешься Островским, значит, Островский работает над тобой. Ты каждый день вчитываешься в его статьи, пьесы, произносишь их тексты, смотришь на его судьбу. Начинаешь что-то присваивать, усваивать, интерпретировать, искать какие-то театральные ходы. И невольно вступаешь с Островским в какое-то взаимодействие. Потом думаешь про другого автора, и происходит то же самое. Мы, режиссеры, такие же лицедеи, как актеры: приходится играть и с этим автором, и с этим. Вроде бы ничего такого сами не создаем, но через нас что-то происходит.
– В нашем обществе люди разобщены, одиноки. Мне кажется, главная мысль пьесы Островского «Правда хорошо…» – это обретение друг друга.
– Меня часто спрашивают: о чем ваш спектакль? На этот вопрос очень трудно отвечать. Свести в одну фразу то, что хотел сказать режиссер в «Братьях Карамазовых», в «Правде – хорошо…», в «Грозе», в«Горе от ума», практически невозможно. Иначе уничтожишь весь смысл. Что нам хотелось сказать главное в «Правде – хорошо…»? Жизнь наша настолько быстротечна, и, когда мы в ней существуем, мы порой не можем отличить, что в ней главное, а что нет. И однажды понимаешь: вроде получилось что-то, произошло, состоялось, допустим, у Силы Ерофеича Грознова. А к кому прийти, с кем поразговаривать, у кого на плече всплакнуть? И вдруг в памяти яркой вспышкой сверкнула первая любовь… Вроде была проходная в судьбе. Но спустя много лет вновь обретается это чувство счастья, и под влиянием этого порыва Мавра Барабошева делает почти революцию в доме: она дает возможность молодым вести свое хозяйство, делать то, что им хочется. Через нее все становятся счастливыми. Вот эта ситуация, скорее всего, стержень спектакля.
– Зритель может открыть то, о чем вы даже не думали…
– Безусловно. В этом и есть тайна профессии. Очень часто мы говорим о профессии, но забываем именно о тайнах, бессознательных вещах. Когда ты начинаешь чувствовать пьесу, ее зигзаги, вибрации, ритмы, начинаешь жить персонажами, искать пространственные ходы и решения, ты вовлекаешь сюда много-много разных людей. И все это нужно реализовать, добиться, чтобы оно произошло в сценическом пространстве. То, что происходит на сцене, только поводы к ассоциациям, к собственному спектаклю в воображении зрителя. А иначе смотреть скучно. Скучно, потому что шифр расшифровал: да, я все понял, что зло – это плохо, добро – хорошо. Я должен чувствовать некую тайну. Возникает другая сценическая реальность, в которой мне хочется пожить, побродить, посуществовать. Еще одно качество хорошего спектакля: когда проходит время, а он начинает в тебе больше жить, чем в тот момент, когда ты его видел. Для меня это признак хорошей театральной работы.
Вот я был на замечательной выставке офортов Гойи. Прошло несколько дней, и все равно по нескольку раз в день к ней возвращаюсь. Диалог в тебе существует. Так и в театре. Поэтому сила произведения зависит от того, насколько надолго сценические образы и образная система попадут в твое сознание. Раньше была устойчивая культура театрального восприятия. Люди ходили смотреть на артиста по семь, восемь, десять раз, ибо понимали: сегодня он играет так, а сейчас произошли какие-то события в стране или в его личной жизни, и в этот вечер он играет несколько по-другому. Главное качество театрального спектакля – ежесекундность, его неповторимость, это как рисунки на песке: ты нарисовал, волна смыла, дальше надо что-то новое рисовать. Вот в чем культура театра! А не то чтобы считать информацию как можно быстрее. Театр все-таки искусство переживания не столько на сцене, сколько в зрительном зале, когда группа людей объединяется одним чувством. Это удивительное счастье и радость – ощущать и на сцене, и в зале, когда вдруг происходит взаимообмен эмоциональным состоянием, взаимообмен энергией. Если зритель приходит на спектакль с разрозненной энергией, то артисты уже готовы к этой встрече, потому что мы репетировали, проиграли много спектаклей. Хорош тот спектакль, когда из этих разрозненных чувств возникает вдруг единое чувство, единое настроение, единое самочувствие. Люди расходятся, а энергия остается, живет в нас ассоциациями, воспоминаниями, становится нашей внутренней реальностью. Вот это и есть мой театр.
В конце разговора Сергей Васильевич предложил:
– Пойдемте, проведу вас на сцену.
Мы прошли коридор, «карман» и оказались на середине сцены. Все было готово к предстоящему через полчаса спектаклю: расставлены корзины с яблоками… У рампы Сергей Васильевич вытянул руку к залу, в правый угол амфитеатра:
– Там, в кресле, по легенде, облокотившись на парапет, сидел сам Николай Васильевич Гоголь…
Сергей ЛУКОНИН
«Литературная газета», №15 (5920) 16 — 22 апреля 2003 года
Собираясь на встречу с режиссером Сергеем Женовачем в Малый театр, до последнего момента не мог сформулировать первый вопрос. Настолько, видимо, во мне сидело сложное к нему чувство как к режиссеру, который в своей профессиональной судьбе не раз делал неожиданные повороты. Впрочем, этот момент еще больше во мне разжигал давнишнее желание с ним встретиться. И вот когда я увидел в 6-м подъезде встречающего меня Сергея Васильевича, когда он, легкий, стремительный, поднялся угловатой походкой на второй этаж и мы расположились в уютном фойе, когда он взглянул голубыми глазами в яркое от солнца окно, очертив мистически знакомый профиль с тонким носом, вот тогда вопрос возник сам собой.
– Сергей Васильевич, что означает в вашем понимании современный театр или несовременный?
– Я бы говорил скорее о театре как о виде драматического искусства и не делил его – современный он или несовременный. Либо говорил о людях, которые в спектаклях ставят перед собой простые задачи: увлечь, развлечь, создавать какие-то забавные истории. Но современным, подлинным театром можно назвать тот, в котором происходит, с одной стороны, поиск театрального языка, и с другой, когда это делается для зрителей, а не для самореализации и самопользования.
– Вам не все равно, какой у вас зритель?
– Мне кажется, что у каждого режиссера, не только театра московского – любого, существует свой зритель, и это огромное счастье: одни любят московский ТЮЗ, другие любят Малый театр, есть зрители мастерской театра Петра Фоменко, театр Центра имени Мейерхольда и т.д., и т.д.
– У каждого режиссера существуют этапы в жизни, когда, казалось бы, надолго обретенные и испытанные временем постановки вдруг уходят и режиссер начинает «с чистого листа». В вашей работе было немало поисков, экспериментов. Потом вдруг вы поставили классическое «Горе от ума», сейчас – «Правда хорошо, а счастье лучше». В чем заложен контекст этих перемен?
– Мы порой забываем, что наша театральная работа – область интуиций, однако очень зависимая от контекста, в котором ты существуешь. В данном случае в контексте зрительного зала, в контексте театра, который тебя приглашает и доверяет.
– Даже в контексте артистов…
– Конечно, артистов. Профессия режиссера такова, что он вроде бы ничего и не делает. Но у него есть круг артистов, сценографов, художников по свету, художников по костюму, композиторов, работников театра, которые воспринимают театр как родной. И если ты чувствуешь, что это некому сыграть, не под силу сделать, то лучше от этого отказаться. Есть такие профессии, как режиссерская, в которых нужно всегда побеждать. Работа твоя может быть лучше, может быть хуже, но все равно должна состояться, иначе обманываешь тех людей, которые в твое дело вовлекаются. Нужно брать на себя ответственность. Меня пригласили ставить «Горе от ума». Эта пьеса своего рода визитная карточка Малого театра. Есть пьесы, которые в течение времени здесь появляются, и разные поколения артистов по-своему их прочитывают, играют. «Горе от ума» сыграло семь поколений.
– Я помню Подгорного в роли Чацкого…
– А сейчас вот Даша Подгорная, его дочка, играет одну из княжон. Династии в Малом, как ни в каком другом театре, живут и развиваются. В затее с постановкой «Горе от ума» Грибоедова был особый смысл, он связан с тем, чтобы вот здесь, на этой прекрасной, великой сцене, сошлись три поколения: так называемые старики, легенды Малого театра, среднее поколение и совсем молодежь. Когда я почувствовал театр и в нем уже со мной сложились хорошие и дружеские взаимоотношения, тогда возникла затея «Правды – хорошо…» (кстати, благодаря совету заместителя художественного руководителя по литературной части Бориса Николаевича Любимова, которого я люблю и уважаю). Театр – это искусство ансамбля. Поэтому естественна потребность именно в такого рода спектакле. У артистов существует понятие – «играет в разные игры», так и режиссер играет в разные игры. Самое главное – уловить, почувствовать ее компоненты.
– Вы сказали – «советуетесь». Вы не стесняетесь желания учиться?
– Я вообще считаю, что потребность учиться – это и есть возможность всегда оставаться в форме. Если творческий человек перестает учиться, он перестает созидать. Каждый спектакль, педагогический урок начинается с нуля. На актерский и режиссерский курсы приходят новые ребята. Они неповторимы. Надо их разгадать, а не брать какие-то приемы, которые были апробированы с другими ребятами по воспитанию артистов или режиссеров. В ГИТИСе студенты, а в театре артисты определяют, как с ними строить учебу, репетиции. Поэтому учишься у артистов, учишься у студентов, у художников. По крайней мере, я всегда так стараюсь. И если у меня что-то получается, только потому, что я постоянно учусь. Я этого не стесняюсь. Петр Наумович Фоменко всегда говорит: хороший педагог тот, кто постоянно учится, находится в работе. Талант имеет свойство уходить, если не учиться постоянно, не ставить перед собой более высокие цели и задачи. В противном случае обязательно наступает пустота. Легко осуждать других, а труднее всего осуждать себя.
– Бывает ли с вами, когда, работая с актером, вы потом от него отказываетесь, поскольку не приемлете его творческие позиции?
– Мне неприемлемы только не артисты, скажем так. Я человек максимальный по своим каким-то взглядам. Поэтому мне кажется, что существует природа актерская и неактерская. Часто, к сожалению, так складывается, что люди попадают в профессию, не обладая актерской природой. Это трагедия как для них, так и для театра. Другой вопрос, когда речь идет о тех, кто наделен природным талантом: как сложилась его судьба – удачно, неудачно, раскрылась ли природа, не раскрылась. С этими людьми работать всегда в радость. Независимо от их популярности. Мне важно, чтобы в артистах были такие качества, как личностное начало, лицедейство, наблюдательность, кураж. У мощных личностей, как правило, не всегда гладкий характер. Но работа с неактерской природой всегда создает проблемы, и чувствуешь себя неловко. Мне в этом отношении как-то везет: и когда работал в студии «Человек», – в мастерской Фоменко, в Театре на Малой Бронной и сейчас в Малом театре. Мне везет с прекрасными артистами. Ты приносишь свою затею, и вокруг нее начинают плести картину-сочинение, к которой подключаются и сценограф, и художники по костюмам и по свету. И тогда это становится частью нашей совместной жизни.
– В последние годы многие режиссеры стремятся к созданию своего театра.
– Есть режиссеры, которым удобна форма вхождения в коллективы, в дома, постановка спектаклей там-то и там-то. Я режиссер домашнего толка. Конечно, хочется обрести театр не ради какого-то руководства, а ради максимальной реализации задуманного, что в тебе бурлит, что живет и требует выхода наружу. Если оно не реализовывается, то сжигается. Наша профессия требует реализации каких-то замыслов через людей, которых нужно собрать. Это сегодня практически невозможно: нет студии, нет того-то. Возникнут предложения – безусловно, откликнусь. Раньше всегда можно было найти какой-то подвал, умыкнуться туда вместе с единомышленниками и проверять свои театральные идеи. Но, повторяю, это практически невозможно. С молодыми, в условиях ГИТИСа, мы пытаемся что-то пробовать. С мастерами это сделать, конечно, сложнее. Но чувствую: есть заинтересованность в некоем спектакле, есть замечательные артисты, с которыми можно это сделать. А мечта – она всегда остается мечтой. Много сейчас существует театров, которые не являются домом, а просто местом службы. Театр-мастерская Петра Фоменко для нас Дом. Сейчас ему десять лет. Кое-что там удалось сделать, что существует до сих пор. Это тоже часть моей жизни. Мне в этом случае повезло.
– Сергей Васильевич, какую вы можете назвать фразу из драматургии русской классики, которая для вас является знаковой?
– Бывают моменты в жизни, когда очень трудно себя сдерживать, и на память приходит фраза из гоголевской «Женитьбы». Помните, Агафья Тихоновна запуталась в выборе женихов? И Кочкарев учит ее: скажите просто: «Пошли вон, дураки!» Как ни странно, эта фраза всегда меня спасает. (Смеется.) Никогда ее вслух не произношу. Я успокаиваюсь, на душе легче. Вообще-то, на разных периодах жизни возникают разные цитаты-символы. Допустим, последний прошел под фразой «Правда – хорошо, а счастье лучше». Как артист играет в образе разных мыслей и чувств, так и режиссер. Если он сегодня занимается Достоевским, ты, хочешь не хочешь, на весь окружающий мир смотришь с точки зрения его героев и персонажей. Это только кажется, что ты ставишь автора. Автор ставит тебя, и автор работает над тобой в это время. Занимаешься Островским, значит, Островский работает над тобой. Ты каждый день вчитываешься в его статьи, пьесы, произносишь их тексты, смотришь на его судьбу. Начинаешь что-то присваивать, усваивать, интерпретировать, искать какие-то театральные ходы. И невольно вступаешь с Островским в какое-то взаимодействие. Потом думаешь про другого автора, и происходит то же самое. Мы, режиссеры, такие же лицедеи, как актеры: приходится играть и с этим автором, и с этим. Вроде бы ничего такого сами не создаем, но через нас что-то происходит.
– В нашем обществе люди разобщены, одиноки. Мне кажется, главная мысль пьесы Островского «Правда хорошо…» – это обретение друг друга.
– Меня часто спрашивают: о чем ваш спектакль? На этот вопрос очень трудно отвечать. Свести в одну фразу то, что хотел сказать режиссер в «Братьях Карамазовых», в «Правде – хорошо…», в «Грозе», в«Горе от ума», практически невозможно. Иначе уничтожишь весь смысл. Что нам хотелось сказать главное в «Правде – хорошо…»? Жизнь наша настолько быстротечна, и, когда мы в ней существуем, мы порой не можем отличить, что в ней главное, а что нет. И однажды понимаешь: вроде получилось что-то, произошло, состоялось, допустим, у Силы Ерофеича Грознова. А к кому прийти, с кем поразговаривать, у кого на плече всплакнуть? И вдруг в памяти яркой вспышкой сверкнула первая любовь… Вроде была проходная в судьбе. Но спустя много лет вновь обретается это чувство счастья, и под влиянием этого порыва Мавра Барабошева делает почти революцию в доме: она дает возможность молодым вести свое хозяйство, делать то, что им хочется. Через нее все становятся счастливыми. Вот эта ситуация, скорее всего, стержень спектакля.
– Зритель может открыть то, о чем вы даже не думали…
– Безусловно. В этом и есть тайна профессии. Очень часто мы говорим о профессии, но забываем именно о тайнах, бессознательных вещах. Когда ты начинаешь чувствовать пьесу, ее зигзаги, вибрации, ритмы, начинаешь жить персонажами, искать пространственные ходы и решения, ты вовлекаешь сюда много-много разных людей. И все это нужно реализовать, добиться, чтобы оно произошло в сценическом пространстве. То, что происходит на сцене, только поводы к ассоциациям, к собственному спектаклю в воображении зрителя. А иначе смотреть скучно. Скучно, потому что шифр расшифровал: да, я все понял, что зло – это плохо, добро – хорошо. Я должен чувствовать некую тайну. Возникает другая сценическая реальность, в которой мне хочется пожить, побродить, посуществовать. Еще одно качество хорошего спектакля: когда проходит время, а он начинает в тебе больше жить, чем в тот момент, когда ты его видел. Для меня это признак хорошей театральной работы.
Вот я был на замечательной выставке офортов Гойи. Прошло несколько дней, и все равно по нескольку раз в день к ней возвращаюсь. Диалог в тебе существует. Так и в театре. Поэтому сила произведения зависит от того, насколько надолго сценические образы и образная система попадут в твое сознание. Раньше была устойчивая культура театрального восприятия. Люди ходили смотреть на артиста по семь, восемь, десять раз, ибо понимали: сегодня он играет так, а сейчас произошли какие-то события в стране или в его личной жизни, и в этот вечер он играет несколько по-другому. Главное качество театрального спектакля – ежесекундность, его неповторимость, это как рисунки на песке: ты нарисовал, волна смыла, дальше надо что-то новое рисовать. Вот в чем культура театра! А не то чтобы считать информацию как можно быстрее. Театр все-таки искусство переживания не столько на сцене, сколько в зрительном зале, когда группа людей объединяется одним чувством. Это удивительное счастье и радость – ощущать и на сцене, и в зале, когда вдруг происходит взаимообмен эмоциональным состоянием, взаимообмен энергией. Если зритель приходит на спектакль с разрозненной энергией, то артисты уже готовы к этой встрече, потому что мы репетировали, проиграли много спектаклей. Хорош тот спектакль, когда из этих разрозненных чувств возникает вдруг единое чувство, единое настроение, единое самочувствие. Люди расходятся, а энергия остается, живет в нас ассоциациями, воспоминаниями, становится нашей внутренней реальностью. Вот это и есть мой театр.
В конце разговора Сергей Васильевич предложил:
– Пойдемте, проведу вас на сцену.
Мы прошли коридор, «карман» и оказались на середине сцены. Все было готово к предстоящему через полчаса спектаклю: расставлены корзины с яблоками… У рампы Сергей Васильевич вытянул руку к залу, в правый угол амфитеатра:
– Там, в кресле, по легенде, облокотившись на парапет, сидел сам Николай Васильевич Гоголь…
Сергей ЛУКОНИН
«Литературная газета», №15 (5920) 16 — 22 апреля 2003 года
21.06.2005
Подробнее
ПРИКАЗ ПО ГОСУДАРСТВЕННОМУ АКАДЕМИЧЕСКОМУ МАЛОМУ ТЕАТРУ РОССИИ № 191-к от 17 июня 2005 г.
ПРИКАЗ ПО ГОСУДАРСТВЕННОМУ АКАДЕМИЧЕСКОМУ МАЛОМУ ТЕАТРУ РОССИИ № 191-к от 17 июня 2005 г.
ПРИКАЗ ПО ГОСУДАРСТВЕННОМУ АКАДЕМИЧЕСКОМУ МАЛОМУ ТЕАТРУ РОССИИ № 191-к от 17 июня 2005 г.
18 июня с.г. Народный артист СССР, профессор, академик, Президент Международной ассоциации Русских театров, кавалер Ордена «За заслуги перед Отечеством» П-й ст., Художественный руководитель Малого театра России Юрий Мефодьевич СОЛОМИН отмечает своё 70-летие.
Вся творческая деятельность Юрия Мефодьевича неразрывно связана с прославленным Малым театром России, куда он пришел служить в 1957 году после окончания Театрального училища им. М.С. Щепкина (курс В.Н. Пашенной).
Яркий многогранный талант, великолепные внешние данные, подлинный артистизм и мастерство сочетаются в нем с удивительной работоспособностью и безграничным сценическим обаянием, которое роднит всех его героев, с успехом сыгранных Юрием Соломиным в различные периоды его творческой биографии. А сыграно им только на сцене Малого театра - более 60 центральных и ведущих ролей. К наиболее выдающимся его работам следует отнести: Хлестаков («Ревизор»), Кисельников («Пучина»), Пепино («Украли консула»), Сирано («Сирано де Бержерак»), Протасов («Живой труп»), Войницкий («Леший»), Николай П-й («...И аз воздам»), Иван Петрович («Дядя Ваня»), Тригорин («Чайка»), царь Федор («Царь Федор Иоаннович») и многие, многие другие. Из последних по времени его работ следует отметить роли Сен-Феликса ( «Таинственный ящик») и Фамусова («Горе от ума»), за которую Юрий Мефодьевич был удостоен Государственной премии Российской Федерации.
В 1988 г. Юрий Соломин был избран коллективом Малого театра своим художественным руководителем. Превосходные человеческие качества, душевная тонкость художника, интеллигентность и глубокая порядочность, знание психологии людей и особенностей театральной жизни, глубокая преданность родному театру и приверженность его богатым традициям, а также огромный талант руководителя позволяют Юрию Соломину на протяжении более 15 лет возглавлять и вести за собой коллектив театра.
Широкое всенародное признание получили работы Юрия Соломина в кино и на телевидении. На его счету более 60 кинематографических работ, среди которых: капитан Кольцов («Адъютант его Превосходительства»), Телегин («Хождение по мукам»), Славин («ТАСС уполномочен заявить»), Айзенштайн («Летучая мышь»), Трактирщик («Обыкновенное чудо»), Штубе («И был вечер, и было утро»), Геттель («Сильные духом»), Арсеньев («Дерсу Узала»), за которую ему была присуждена премия «Оскар» и многие другие. Из последних полюбившихся многочисленным зрителям ролей Юрия Мефодьевича - профессор Градов из телесериала «Московская сага».
Известен Ю.Соломин и своими режиссерским работами. В кино: 2-х серийный фильм «Скандальное происшествие в Брикмилле», 3-х серийный фильм «Берег его жизни», «В начале было слово» и другие. В театре: «Ревизор», «Чайка», «Лес», «Три сестры», «Коварство и любовь» и последняя по времени его работа водевиль «Таинственный ящик», где он исполнил главную роль.
Особое место в творческой биографии Юрия Соломина занимает его преподавательская деятельность. Начиная с 1961 г. и по настоящее время он преподает в Театральном училище им. М.С. Щепкина, являясь профессором кафедры «мастерство актера» и Художественным руководителем курса. На протяжении многих лет труппа Малого театра пополняется талантливой молодежью - учениками Ю.Соломина, а многие высокопрофессиональные артисты, прошедшие его школу, работают во многих театрах России и ближнего зарубежья.
За большие заслуги и вклад в развитие славянской, русской и мировой культуры Юрию Соломину присвоены звания: «Народный артист СССР», «Народный артист Кыргызстана» и «Заслуженный деятель искусств Республики Марий-Эл». Награжден орденами: «Дружбы народов», «За заслуги перед Отечеством», Орденом Академии искусств Японии, Орденом князя Даниила Московского, Орденом святого Петра, многими медалям и Почетными грамотами.
Юрий Соломин является трижды лауреатом Государственных премий РСФСР и РФ, лауреатом премии «Золотой Овен», награжден медалью г. Читы за номером- 1, является «Почетным гражданином города Арсеньева», в 1998 Русский биографический институт удостоил Ю.Соломина почетным званием «ЧЕЛОВЕК ГОДА».
Обладая талантом актера, педагога, общественного деятеля и руководителя Юрий Соломин по праву возглавляет Государственный академический Малый театр, являющийся гордостью и национальным достоянием России.
Горячо и сердечно поздравляя Юрия Мефодьевича Соломина с 70-летием, коллектив театра желает ему доброго здоровья, счастья, благополучия, долгих лет жизни, вдохновения, оптимизма и новых творческих свершений.
За многолетнее плодотворное и преданное творческое служение «Дому Островского» и в связи с ЮБИЛЕЕМ объявить Юрию Мефодьевичу СОЛОМИНУ БЛАГОДАРНОСТЬ.
Генеральный директор В.И. Коршунов
18 июня с.г. Народный артист СССР, профессор, академик, Президент Международной ассоциации Русских театров, кавалер Ордена «За заслуги перед Отечеством» П-й ст., Художественный руководитель Малого театра России Юрий Мефодьевич СОЛОМИН отмечает своё 70-летие.
Вся творческая деятельность Юрия Мефодьевича неразрывно связана с прославленным Малым театром России, куда он пришел служить в 1957 году после окончания Театрального училища им. М.С. Щепкина (курс В.Н. Пашенной).
Яркий многогранный талант, великолепные внешние данные, подлинный артистизм и мастерство сочетаются в нем с удивительной работоспособностью и безграничным сценическим обаянием, которое роднит всех его героев, с успехом сыгранных Юрием Соломиным в различные периоды его творческой биографии. А сыграно им только на сцене Малого театра - более 60 центральных и ведущих ролей. К наиболее выдающимся его работам следует отнести: Хлестаков («Ревизор»), Кисельников («Пучина»), Пепино («Украли консула»), Сирано («Сирано де Бержерак»), Протасов («Живой труп»), Войницкий («Леший»), Николай П-й («...И аз воздам»), Иван Петрович («Дядя Ваня»), Тригорин («Чайка»), царь Федор («Царь Федор Иоаннович») и многие, многие другие. Из последних по времени его работ следует отметить роли Сен-Феликса ( «Таинственный ящик») и Фамусова («Горе от ума»), за которую Юрий Мефодьевич был удостоен Государственной премии Российской Федерации.
В 1988 г. Юрий Соломин был избран коллективом Малого театра своим художественным руководителем. Превосходные человеческие качества, душевная тонкость художника, интеллигентность и глубокая порядочность, знание психологии людей и особенностей театральной жизни, глубокая преданность родному театру и приверженность его богатым традициям, а также огромный талант руководителя позволяют Юрию Соломину на протяжении более 15 лет возглавлять и вести за собой коллектив театра.
Широкое всенародное признание получили работы Юрия Соломина в кино и на телевидении. На его счету более 60 кинематографических работ, среди которых: капитан Кольцов («Адъютант его Превосходительства»), Телегин («Хождение по мукам»), Славин («ТАСС уполномочен заявить»), Айзенштайн («Летучая мышь»), Трактирщик («Обыкновенное чудо»), Штубе («И был вечер, и было утро»), Геттель («Сильные духом»), Арсеньев («Дерсу Узала»), за которую ему была присуждена премия «Оскар» и многие другие. Из последних полюбившихся многочисленным зрителям ролей Юрия Мефодьевича - профессор Градов из телесериала «Московская сага».
Известен Ю.Соломин и своими режиссерским работами. В кино: 2-х серийный фильм «Скандальное происшествие в Брикмилле», 3-х серийный фильм «Берег его жизни», «В начале было слово» и другие. В театре: «Ревизор», «Чайка», «Лес», «Три сестры», «Коварство и любовь» и последняя по времени его работа водевиль «Таинственный ящик», где он исполнил главную роль.
Особое место в творческой биографии Юрия Соломина занимает его преподавательская деятельность. Начиная с 1961 г. и по настоящее время он преподает в Театральном училище им. М.С. Щепкина, являясь профессором кафедры «мастерство актера» и Художественным руководителем курса. На протяжении многих лет труппа Малого театра пополняется талантливой молодежью - учениками Ю.Соломина, а многие высокопрофессиональные артисты, прошедшие его школу, работают во многих театрах России и ближнего зарубежья.
За большие заслуги и вклад в развитие славянской, русской и мировой культуры Юрию Соломину присвоены звания: «Народный артист СССР», «Народный артист Кыргызстана» и «Заслуженный деятель искусств Республики Марий-Эл». Награжден орденами: «Дружбы народов», «За заслуги перед Отечеством», Орденом Академии искусств Японии, Орденом князя Даниила Московского, Орденом святого Петра, многими медалям и Почетными грамотами.
Юрий Соломин является трижды лауреатом Государственных премий РСФСР и РФ, лауреатом премии «Золотой Овен», награжден медалью г. Читы за номером- 1, является «Почетным гражданином города Арсеньева», в 1998 Русский биографический институт удостоил Ю.Соломина почетным званием «ЧЕЛОВЕК ГОДА».
Обладая талантом актера, педагога, общественного деятеля и руководителя Юрий Соломин по праву возглавляет Государственный академический Малый театр, являющийся гордостью и национальным достоянием России.
Горячо и сердечно поздравляя Юрия Мефодьевича Соломина с 70-летием, коллектив театра желает ему доброго здоровья, счастья, благополучия, долгих лет жизни, вдохновения, оптимизма и новых творческих свершений.
За многолетнее плодотворное и преданное творческое служение «Дому Островского» и в связи с ЮБИЛЕЕМ объявить Юрию Мефодьевичу СОЛОМИНУ БЛАГОДАРНОСТЬ.
Генеральный директор В.И. Коршунов
Подробнее
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина» ЮРИЙ СОЛОМИН: ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
ЮРИЙ СОЛОМИН: ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
В моей профессии нельзя чувствовать себя спокойно. Во всяком случае, теперь-то я точно знаю, что судьба подарила мне возможность заниматься любимой работой...
ЮРИЙ СОЛОМИН: ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
В моей профессии нельзя чувствовать себя спокойно. Во всяком случае, теперь-то я точно знаю, что судьба подарила мне возможность заниматься любимой работой...
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
ЮРИЙ СОЛОМИН: ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
В этот день по телеканалу «Культура» показывается спектакль «Чайка», поставленный Юрием Соломиным в Малом театре, где он вдобавок исполняет роль Тригорина. За 48 лет работы в императорском театре Соломин воплотил бесчисленное количество характеров и сделал немало интересных спектаклей как режиссер. Многие театральные коллективы гордятся его учениками, которые наверняка завалят своего любимого профессора поздравительными телеграммами.
- Юрий Мефодиевич, ваш юбилей совпал с юбилеем Малого театра. Может быть, это знак того, что судьба всю жизнь благоволила вам... Добавляет ли вам это сегодня спокойствия и уверенности в себе?
- В моей профессии нельзя чувствовать себя спокойно. Во всяком случае, теперь-то я точно знаю, что судьба подарила мне возможность заниматься любимой работой и поэтому в моей трудовой книжке только одна запись: «Принят в Малый театр в 1957 году». Я считаю себя крепким, хорошим профессионалом, конкурировать мне ни с кем не страшно, потому что так, как сделаю я, никто не сделает.
- Словом, вы знаете себе цену...
- Конечно, и надо было прожить большой отрезок жизни, чтобы убедиться в этом. Ведь мы раньше выстраивали свою творческую судьбу независимо от денег. Прежде, когда за одно мое выступление на концерте платили столько, сколько я получал за месяц работы в театре, у меня никогда не было искушения: «Ой, а давай я в десять раз сделаю больше концертов — и тогда в десять раз больше получу». Артисты никогда не спрашивали, сколько им заплатят за тот или иной фильм. Другое дело — теперь: везде рыночные отношения. Они мне не всегда по душе, потому что торг в искусстве неуместен. Сегодня мне говорят: «Вот вам полагается такая-то сумма». Конечно, можно попросить больше, но я не прошу. Если меня это не устраивает, то нахожу какие-то причины, чтобы отказаться, никого при этом не обижая... Вот и весь рынок.
- В свое время телефильм «Адъютант Его превосходительства» посмотрела вся страна, и вы стали чуть ли не национальным героем. Недавний телесериал «Московская сага», в котором вы играли одну из главных ролей, тоже по-своему хорош. Скажите, что вас особенно подкупило в этом материале?
- Срез жизни нескольких поколений и то, что эти истории реальные. Я лично знал таких людей, которые прошли через сталинские лагеря и репрессии 37-го. Нашу семью это тоже коснулось. Все это называется историей Государства Российского, историей нашей жизни, поэтому я хочу, чтобы моя внучка знала об этом и видела это на экране. К истории вообще надо относиться осторожно, не забывая, что каждый из нас оставляет в ней свой след. Вот сейчас стало очень модно печатать дневники, но не дневники Пушкина, Толстого или Суворова, а популярных артистов, которые подчас плохо пишут о своих коллегах потому, что их обидели или не дали роли. Я даже стал остерегаться таких «борзописцев», мало ли что они обо мне могут написать... Одно время я тоже записывал все, что накопилось на душе, а потом решил порвать. Не хочу, чтобы кто-то, найдя это в моем письменном столе, заглядывал туда, куда я не хочу никого пускать.
- Жаль, а вдруг вы решите написать книгу... Ну а если нет, то, наверное, другие напишут, как вы самозабвенно защищали свой театр, как становились на сторону слабого, хотя вам это было невыгодно.
- Я вообще не могу видеть, когда оскорбляют и унижают человека, зная, что он не может ответить. Так, однажды я не сдержал слово, данное жене, что не буду выступать на одном судьбоносном театральном собрании, чтобы не оказаться в дураках. Но когда оно началось, то напрочь забыл об обещании и ринулся на защиту несправедливо обиженного. Мне уже было все равно, как я выгляжу: дураком или наивным простаком: в первую очередь, человека надо было спасать. Сначала я думал, что такой порыв случаен, но потом, когда стал наблюдать за собой, то понял: защищать униженных и оскорбленных — моя планида.
- Я думаю, Малому театру повезло, что у него есть такой «наивный» художественный руководитель.
- Поймите, я защищаю не только Малый театр, а всю русскую театральную школу. Вот сейчас исполнится 17 лет, как я сижу в кабинете художественного руководителя. Я могу кому-то нравиться или не нравиться, но если я здесь продержусь еще несколько лет, то буду уважать себя. Вы помните, как два года назад на нас нападали критики, обвиняли в замшелости, консерватизме. Теперь отстали. Но иногда еще гавкают, еще пытаются укусить, если не меня, то режиссера, который поставил спектакль.
- Юрий Мефодиевич, а вы никогда не сомневаетесь в себе?
- Сомневаюсь.
- Но об этом никто не знает?
- Если я буду сомневаться прилюдно, то меня даже мои две собаки не послушаются, когда я им буду приказывать.
- А ошибки свои признаете?
- Да, только о них тоже не распространяюсь. Этого нельзя делать, если руководишь большим коллективом. Нельзя бить себя в грудь: «Я ошибся!» Ну чего бить-то, поезд ушел...
- Почему вы говорите «если еще несколько лет удастся продержаться»? Неужели при вашем опыте и мастерстве так трудно оставаться на посту худрука?
- Трудно, потому что это очень лакомый кусочек для тех, кто хочет повести театр в другую сторону — подальше от традиций русского психологического искусства. При этом я абсолютно уверен: люди в коллективе меня понимают — и те, кто «за», и те, кто не очень любит меня.
- Ваши противники внутри коллектива мирятся с вами потому, что работать в Императорском театре престижно?
- Слово «престижно» здесь не подходит. Если это по-настоящему творческий человек, то он понимает: стены Малого театра питают его, даже если он здесь получает меньше, чем мог бы получать на стороне.
- Тем не менее ваши актеры играют в спектаклях других театров. Взять хотя бы Валерия Баринова, получившего «Золотую маску» за главную роль в спектакле Камы Гинкаса «Скрипка Ротшильда». Вы же ни одного актера со стороны на спектакли Малого театра не приглашаете. Почему?
- Потому что это все равно, что приглашать в хорошее хирургическое отделение на операцию специалиста со стороны. Зачем?
- И «звезды» вас тоже не привлекают?
- Во-первых, «звезды» бывают разные. Есть популярные, зарабатывающие себе успех на мелькании в телевизоре, а есть по-настоящему известные благодаря своему таланту, и между ними большая разница. И потом, ради чего привлекать популярных артистов в наш театр? Для кассы? Но мы в этом не нуждаемся. Как только человек из другого театра приходит на одну роль в спектакль, ничего хорошего из этого не выходит: он все равно чувствует себя гастролером и ансамбля не получается. А вот воспитать группу молодых актеров в театре, довести их до степеней известных — это намного сложнее, это те традиции, которые должны передаваться от поколения к поколению. Ведь одно дело, когда песни военных лет поют все кому не лень, и совсем другое — когда их поет Дмитрий Хворостовский. Это был первый концерт в праздничные майские дни, от которого я получил удовольствие, у меня комок стоял в горле. Причем он не расшаркивался, не просил: «Подайте мне еще аплодисментов», — как это делают многие поп-звезды.
- Значит, сегодня любой актер, несмотря на повсеместную коммерциализацию искусства, должен сохранять свое творческое достоинство?
- И человеческое тоже. Очень трудно сохранять верность тому делу, которому служишь. Я понимаю, все хотят быть миллионерами. И я тоже хочу. Но тогда надо заниматься не театром, а бизнесом.
- Чем сейчас некоторые актеры параллельно и занимаются.
- Я их не критикую и не завидую им. У них есть еще и такой талант. Ну и дай Бог. Сейчас, к сожалению, очень трудно становится жить, потому что везде только «Дай, дай, дай...» Назовите мне, где за последнее время на что-нибудь снизили цены. За квартиру — повысили, за электричество — повысили, за газ — повысили, на хлеб — повысили, на молоко... Разве только наш театр не повысил цены на билеты.
- Вы готовы к той театральной реформе, которая зреет в недрах Министерства культуры?
- Нет, не готов, везде говорил и буду говорить, что это не реформа, а перераспределение театральной собственности. Не говоря уже о тех мифических попечительских советах, которые будут указывать театрам, куда им плыть, а художественные руководители будут у них на побегушках. Я понимаю, что государство не может содержать 600 театров в России, но нельзя же рубить так грубо, чуть ли не топором. В связи с этим я вспоминаю слова Земляники, попечителя богоугодных заведений в пьесе Гоголя «Ревизор» которую я начал репетировать: «Хороших лекарств мы не употребляем. Простой человек если выживет, то и так выживет».
- Но ведь вы собирались ставить «Короля Лира», а не «Ревизора»?
- Дело в том, что в следующем сезоне мы отмечаем 250 лет Малого театра, и без «Горя от ума», без «Ревизора» юбилей, я считаю, невозможен. Дважды я уже участвовал в «Ревизоре», но в начале этого сезона вновь заявил о постановке этой великой пьесы Гоголя. Все это время я искал режиссера, с несколькими из них разговаривал, но они по тем или иным причинам не смогли взяться за постановку. И тогда я подумал: а почему не я? Ведь спектакль я точно не испорчу. Прекрасно понимаю, что некоторые критики станут коситься на меня, так как это будет отнюдь не авангардный спектакль. Я уверен, что Гоголя не надо осовременивать, его текст и сегодня звучит как колокол. И попечители богоугодных заведений существуют, и взятки дают, и ревизоров подкупают. Одним словом, человеческая комедия продолжается.
- Как вы будете отмечать свой день рождения?
- Не знаю. Наверное, проведу его с семьей, может быть, кто-то из друзей подойдет. Юбилеи — не моя стихия. Бог дал мне актерские способности, и я благодарен Всевышнему за это. Я также благодарен своим родителям, которые меня родили и воспитали, благодарен педагогам, выучившим меня и наставившим на верный путь.
Лебедина Любовь
«Труд», 18 июня 2005 года
ЮРИЙ СОЛОМИН: ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
В этот день по телеканалу «Культура» показывается спектакль «Чайка», поставленный Юрием Соломиным в Малом театре, где он вдобавок исполняет роль Тригорина. За 48 лет работы в императорском театре Соломин воплотил бесчисленное количество характеров и сделал немало интересных спектаклей как режиссер. Многие театральные коллективы гордятся его учениками, которые наверняка завалят своего любимого профессора поздравительными телеграммами.
- Юрий Мефодиевич, ваш юбилей совпал с юбилеем Малого театра. Может быть, это знак того, что судьба всю жизнь благоволила вам... Добавляет ли вам это сегодня спокойствия и уверенности в себе?
- В моей профессии нельзя чувствовать себя спокойно. Во всяком случае, теперь-то я точно знаю, что судьба подарила мне возможность заниматься любимой работой и поэтому в моей трудовой книжке только одна запись: «Принят в Малый театр в 1957 году». Я считаю себя крепким, хорошим профессионалом, конкурировать мне ни с кем не страшно, потому что так, как сделаю я, никто не сделает.
- Словом, вы знаете себе цену...
- Конечно, и надо было прожить большой отрезок жизни, чтобы убедиться в этом. Ведь мы раньше выстраивали свою творческую судьбу независимо от денег. Прежде, когда за одно мое выступление на концерте платили столько, сколько я получал за месяц работы в театре, у меня никогда не было искушения: «Ой, а давай я в десять раз сделаю больше концертов — и тогда в десять раз больше получу». Артисты никогда не спрашивали, сколько им заплатят за тот или иной фильм. Другое дело — теперь: везде рыночные отношения. Они мне не всегда по душе, потому что торг в искусстве неуместен. Сегодня мне говорят: «Вот вам полагается такая-то сумма». Конечно, можно попросить больше, но я не прошу. Если меня это не устраивает, то нахожу какие-то причины, чтобы отказаться, никого при этом не обижая... Вот и весь рынок.
- В свое время телефильм «Адъютант Его превосходительства» посмотрела вся страна, и вы стали чуть ли не национальным героем. Недавний телесериал «Московская сага», в котором вы играли одну из главных ролей, тоже по-своему хорош. Скажите, что вас особенно подкупило в этом материале?
- Срез жизни нескольких поколений и то, что эти истории реальные. Я лично знал таких людей, которые прошли через сталинские лагеря и репрессии 37-го. Нашу семью это тоже коснулось. Все это называется историей Государства Российского, историей нашей жизни, поэтому я хочу, чтобы моя внучка знала об этом и видела это на экране. К истории вообще надо относиться осторожно, не забывая, что каждый из нас оставляет в ней свой след. Вот сейчас стало очень модно печатать дневники, но не дневники Пушкина, Толстого или Суворова, а популярных артистов, которые подчас плохо пишут о своих коллегах потому, что их обидели или не дали роли. Я даже стал остерегаться таких «борзописцев», мало ли что они обо мне могут написать... Одно время я тоже записывал все, что накопилось на душе, а потом решил порвать. Не хочу, чтобы кто-то, найдя это в моем письменном столе, заглядывал туда, куда я не хочу никого пускать.
- Жаль, а вдруг вы решите написать книгу... Ну а если нет, то, наверное, другие напишут, как вы самозабвенно защищали свой театр, как становились на сторону слабого, хотя вам это было невыгодно.
- Я вообще не могу видеть, когда оскорбляют и унижают человека, зная, что он не может ответить. Так, однажды я не сдержал слово, данное жене, что не буду выступать на одном судьбоносном театральном собрании, чтобы не оказаться в дураках. Но когда оно началось, то напрочь забыл об обещании и ринулся на защиту несправедливо обиженного. Мне уже было все равно, как я выгляжу: дураком или наивным простаком: в первую очередь, человека надо было спасать. Сначала я думал, что такой порыв случаен, но потом, когда стал наблюдать за собой, то понял: защищать униженных и оскорбленных — моя планида.
- Я думаю, Малому театру повезло, что у него есть такой «наивный» художественный руководитель.
- Поймите, я защищаю не только Малый театр, а всю русскую театральную школу. Вот сейчас исполнится 17 лет, как я сижу в кабинете художественного руководителя. Я могу кому-то нравиться или не нравиться, но если я здесь продержусь еще несколько лет, то буду уважать себя. Вы помните, как два года назад на нас нападали критики, обвиняли в замшелости, консерватизме. Теперь отстали. Но иногда еще гавкают, еще пытаются укусить, если не меня, то режиссера, который поставил спектакль.
- Юрий Мефодиевич, а вы никогда не сомневаетесь в себе?
- Сомневаюсь.
- Но об этом никто не знает?
- Если я буду сомневаться прилюдно, то меня даже мои две собаки не послушаются, когда я им буду приказывать.
- А ошибки свои признаете?
- Да, только о них тоже не распространяюсь. Этого нельзя делать, если руководишь большим коллективом. Нельзя бить себя в грудь: «Я ошибся!» Ну чего бить-то, поезд ушел...
- Почему вы говорите «если еще несколько лет удастся продержаться»? Неужели при вашем опыте и мастерстве так трудно оставаться на посту худрука?
- Трудно, потому что это очень лакомый кусочек для тех, кто хочет повести театр в другую сторону — подальше от традиций русского психологического искусства. При этом я абсолютно уверен: люди в коллективе меня понимают — и те, кто «за», и те, кто не очень любит меня.
- Ваши противники внутри коллектива мирятся с вами потому, что работать в Императорском театре престижно?
- Слово «престижно» здесь не подходит. Если это по-настоящему творческий человек, то он понимает: стены Малого театра питают его, даже если он здесь получает меньше, чем мог бы получать на стороне.
- Тем не менее ваши актеры играют в спектаклях других театров. Взять хотя бы Валерия Баринова, получившего «Золотую маску» за главную роль в спектакле Камы Гинкаса «Скрипка Ротшильда». Вы же ни одного актера со стороны на спектакли Малого театра не приглашаете. Почему?
- Потому что это все равно, что приглашать в хорошее хирургическое отделение на операцию специалиста со стороны. Зачем?
- И «звезды» вас тоже не привлекают?
- Во-первых, «звезды» бывают разные. Есть популярные, зарабатывающие себе успех на мелькании в телевизоре, а есть по-настоящему известные благодаря своему таланту, и между ними большая разница. И потом, ради чего привлекать популярных артистов в наш театр? Для кассы? Но мы в этом не нуждаемся. Как только человек из другого театра приходит на одну роль в спектакль, ничего хорошего из этого не выходит: он все равно чувствует себя гастролером и ансамбля не получается. А вот воспитать группу молодых актеров в театре, довести их до степеней известных — это намного сложнее, это те традиции, которые должны передаваться от поколения к поколению. Ведь одно дело, когда песни военных лет поют все кому не лень, и совсем другое — когда их поет Дмитрий Хворостовский. Это был первый концерт в праздничные майские дни, от которого я получил удовольствие, у меня комок стоял в горле. Причем он не расшаркивался, не просил: «Подайте мне еще аплодисментов», — как это делают многие поп-звезды.
- Значит, сегодня любой актер, несмотря на повсеместную коммерциализацию искусства, должен сохранять свое творческое достоинство?
- И человеческое тоже. Очень трудно сохранять верность тому делу, которому служишь. Я понимаю, все хотят быть миллионерами. И я тоже хочу. Но тогда надо заниматься не театром, а бизнесом.
- Чем сейчас некоторые актеры параллельно и занимаются.
- Я их не критикую и не завидую им. У них есть еще и такой талант. Ну и дай Бог. Сейчас, к сожалению, очень трудно становится жить, потому что везде только «Дай, дай, дай...» Назовите мне, где за последнее время на что-нибудь снизили цены. За квартиру — повысили, за электричество — повысили, за газ — повысили, на хлеб — повысили, на молоко... Разве только наш театр не повысил цены на билеты.
- Вы готовы к той театральной реформе, которая зреет в недрах Министерства культуры?
- Нет, не готов, везде говорил и буду говорить, что это не реформа, а перераспределение театральной собственности. Не говоря уже о тех мифических попечительских советах, которые будут указывать театрам, куда им плыть, а художественные руководители будут у них на побегушках. Я понимаю, что государство не может содержать 600 театров в России, но нельзя же рубить так грубо, чуть ли не топором. В связи с этим я вспоминаю слова Земляники, попечителя богоугодных заведений в пьесе Гоголя «Ревизор» которую я начал репетировать: «Хороших лекарств мы не употребляем. Простой человек если выживет, то и так выживет».
- Но ведь вы собирались ставить «Короля Лира», а не «Ревизора»?
- Дело в том, что в следующем сезоне мы отмечаем 250 лет Малого театра, и без «Горя от ума», без «Ревизора» юбилей, я считаю, невозможен. Дважды я уже участвовал в «Ревизоре», но в начале этого сезона вновь заявил о постановке этой великой пьесы Гоголя. Все это время я искал режиссера, с несколькими из них разговаривал, но они по тем или иным причинам не смогли взяться за постановку. И тогда я подумал: а почему не я? Ведь спектакль я точно не испорчу. Прекрасно понимаю, что некоторые критики станут коситься на меня, так как это будет отнюдь не авангардный спектакль. Я уверен, что Гоголя не надо осовременивать, его текст и сегодня звучит как колокол. И попечители богоугодных заведений существуют, и взятки дают, и ревизоров подкупают. Одним словом, человеческая комедия продолжается.
- Как вы будете отмечать свой день рождения?
- Не знаю. Наверное, проведу его с семьей, может быть, кто-то из друзей подойдет. Юбилеи — не моя стихия. Бог дал мне актерские способности, и я благодарен Всевышнему за это. Я также благодарен своим родителям, которые меня родили и воспитали, благодарен педагогам, выучившим меня и наставившим на верный путь.
Лебедина Любовь
«Труд», 18 июня 2005 года
Подробнее
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина» Адъютант давно Превосходительство
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
Адъютант давно Превосходительство
«Юре – 70? Да не может быть!»
Кого сегодня сыграет Соломин в юбилейном спектакле? (Шушуканье театралов.)
Адъютант давно Превосходительство
«Юре – 70? Да не может быть!»
Кого сегодня сыграет Соломин в юбилейном спектакле? (Шушуканье театралов.)
Адъютант давно Превосходительство
«Юре – 70? Да не может быть!»
Кого сегодня сыграет Соломин в юбилейном спектакле? (Шушуканье театралов.) Мать честная, да, по традициям, Малого юбилеи, на лето выпавшие, справляются «в сезоне», т.е. в октябре... Театр-то нынче на гастролях в Нижнем (с аншлагами). Соломин — в Москве, в своем кабинете. Референт несет ему «список редакций»: заявки на интервью. Отказать. Мужчина должен иметь веские основания, прежде чем что-то кому-то сказать. А «наболтать»... никогда!
А без этого и не стал бы обыкновенный мальчик из Читы эталоном мужской красоты в отечественном кино.
— О, это ее величество кинематографичность (от слова — фотогеничность)! — изумляется Виктор Борцов, близкий друг Юрия Соломина (я звоню ему в номер нижегородской гостиницы). — В жизни-то Юра такой простой, а на пленке — непременно лорд!
Они с Борцовым (вошедшим в анналы как Савва Игнатьевич из «Покровских ворот») вместе поступали в Щепкинское. Когда-то.
— Что же читал Соломин на вступительном?
— Стихи про паспорт: «Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза...». Обуреваем эмоциями! И — заодно — задействовал всю мебель, что стояла в аудитории. Громко так, задорно.
...Хоть и в разных группах учились, но на лекциях сидели неразлучно. Бывало, только педагог за порог, Соломин резко вскакивал со скамейки и делал в воздухе шпагат: мол, насиделся-настрадался. Выпускался он Треплевым — первая серьезная роль. А то в училище всё стариков каких-то играл: дядя Миша, дядя Петя... Скоро Соломина взяли в Малый.
— Жили всемером в одной комнатушке на Трифоновке. Вот жизнь была! — продолжает Борцов.
—Ужас!
— А что — ужас? Ни ссор, ни распрей каких... А до этого всё углы снимали. Помню Юру тех лет: ну, маленький мальчик. Чуб, как у Гитлера, да шрам еще (теперь от него и следа не осталось)... Помню, этакий предбанничек при входе в подъезд, бежит по нему вахтерша: «А ваш красавец-то — щас в кино его видела — так в «Адъютанте» сыграл, у-у!» Думаю: «Какой такой красавец?» А потом пошли как-то в фотоателье, что в проезде Художественного театра. Там, знаете ли, карточки делали в чудном коричневом тоне... Юра набок волосы зачесал, снялся в профиль, и я первым увидел... Жерара Филипа.
...Поезд шел в Одессу. Гастроли. В вагоне — весь цвет Малого театра. Дождь льет. Долог путь. Но вот состав — к перрону... Кому люди всегда цветы несли? Правильно: Жарову, Быстрицкой, Веснику. Но в тот день они остались без роз: ведь по телеку как раз последнюю серию «Его превосходительства» крутили. Соломин сорвал банк. По цветам. А он, кстати, приехал Хлестакова играть.
— Мало кто знает, что свою знаменитую роль царя Федора Иоанновича Юра подготовил
всего за 10 дней. Тогда ведь Смоктуновский тихо так ушел во МХАТ, вот и дали Юре...
И уже долгое время в этой роли Юрий Мефодьевич рука об руку идет со своим «золотым дублером» — Эдуардом Марцевичем. Они совсем не похожи, но...
— Тут как-то Юру укусила собака, — рассказывает Эдуард Евгеньевич. — И что вы хотите: проходит несколько дней, и моя собака швыряет меня на дерево! Вот до какого «родства» дошло.
— Как же это она вас?
— Поводок на руку намотал, а она понесла... Эх, Юра: человечный, реалистичный, порядочный. Многим ему обязан: уже будучи худруком, он первым позволил мне ставить спектакли. Сегодня день для него радостно-грустный, но он верным курсом ведет Малый театр.
— И женщинам нравится...
— Нравился всегда! Хотя верный семьянин, у него прекрасные жена, дочка Даша и внучка Саша прелестная. Когда мы с ним впервые встретились на фильме «Красная палатка», я спросил: «Почему вас не снимали прежде?» А вот... простые лица нужны были — куда там до «аристократичности»!
Счастлив, кто видел в роли Федора Иоанновича и Соломина, и Марцевича:
— Мой царь — это временами мелькающая тень отца, Иоанна, его царь — более нежная, земная структура. Мы по-доброму друг к другу относимся. Никакой конкуренции. У нас даже дачи рядом. Ему на съемки надо или за рубеж — говорит: «Эдик, сыграй сегодня».
Особый случай — Соломин киношный. После «Дерсу Узала» Акиры Куросавы (и роли императора в одном «местном» фильме) он — самый почитаемый русский актер в Японии. Их особая любовь — «Вишневый сад» из рук Малого театра. Всецело его своим считают: «Когда рубят вишню — приходит смерть».
— Для меня вся актерская братия делится на актеров и артистов, — говорит Владимир Фокин, режиссер фильма «ТАСС уполномочен заявить...». — Так вот, Юрий Мефодьевич — артист. Человек, с которым можно выходить на виртуознейшие актерские изыски, носитель и хранитель Школы... А сколько ему лет, кстати?
— 35-го года рождения.
— Семьдесят? С ума сойти! Надо же! Вот так «странный юбилей»! А я его вижу недавно по телевизору: молод, бодр, энергичен. То, что я встретился с ним на съемках, — подарок судьбы. И мы — подспудно, конечно, — пытались его сложным образом Славина несколько уйти от стереотипов «Адъютанта его превосходительства». Потому-то фильм жив до сих пор — и ему благодаря: я не про КГБ снимал и не про контрразведку. А человеческую историю о нашей трудной жизни, о том, как отражается политика на благополучии простых граждан...
Это благополучие Соломин часто в прежние годы отстаивал на разных партсобраниях. Как вспоминают коллеги, «громил всех и вся, за словом в карман не лез».
Виктор Борцов:
— А сейчас ему здоровье нужно. Юре не так давно операцию на сердце делали в Италии. И я желаю ему на многие лета в профессии оставаться. Ведь если мы не работаем, это ж совсем другая жизнь получается... А в Малом есть у кого пример брать в этом отношении. Люди и в 90 играют. Вспомнить Елену Гоголеву... Уйдет со сцены — и это ж «пятое действие» было, когда ей предстояло на коляске спуститься с лестницы один этаж. Пусть помнят об этой силе духа те, кто Малый «музеем» и «пыльной классикой» пытаются называть!
Ян СМИРНЩКИЙ.
«Московский комсомолец», 18 июня 2005 год
«Юре – 70? Да не может быть!»
Кого сегодня сыграет Соломин в юбилейном спектакле? (Шушуканье театралов.) Мать честная, да, по традициям, Малого юбилеи, на лето выпавшие, справляются «в сезоне», т.е. в октябре... Театр-то нынче на гастролях в Нижнем (с аншлагами). Соломин — в Москве, в своем кабинете. Референт несет ему «список редакций»: заявки на интервью. Отказать. Мужчина должен иметь веские основания, прежде чем что-то кому-то сказать. А «наболтать»... никогда!
А без этого и не стал бы обыкновенный мальчик из Читы эталоном мужской красоты в отечественном кино.
— О, это ее величество кинематографичность (от слова — фотогеничность)! — изумляется Виктор Борцов, близкий друг Юрия Соломина (я звоню ему в номер нижегородской гостиницы). — В жизни-то Юра такой простой, а на пленке — непременно лорд!
Они с Борцовым (вошедшим в анналы как Савва Игнатьевич из «Покровских ворот») вместе поступали в Щепкинское. Когда-то.
— Что же читал Соломин на вступительном?
— Стихи про паспорт: «Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза...». Обуреваем эмоциями! И — заодно — задействовал всю мебель, что стояла в аудитории. Громко так, задорно.
...Хоть и в разных группах учились, но на лекциях сидели неразлучно. Бывало, только педагог за порог, Соломин резко вскакивал со скамейки и делал в воздухе шпагат: мол, насиделся-настрадался. Выпускался он Треплевым — первая серьезная роль. А то в училище всё стариков каких-то играл: дядя Миша, дядя Петя... Скоро Соломина взяли в Малый.
— Жили всемером в одной комнатушке на Трифоновке. Вот жизнь была! — продолжает Борцов.
—Ужас!
— А что — ужас? Ни ссор, ни распрей каких... А до этого всё углы снимали. Помню Юру тех лет: ну, маленький мальчик. Чуб, как у Гитлера, да шрам еще (теперь от него и следа не осталось)... Помню, этакий предбанничек при входе в подъезд, бежит по нему вахтерша: «А ваш красавец-то — щас в кино его видела — так в «Адъютанте» сыграл, у-у!» Думаю: «Какой такой красавец?» А потом пошли как-то в фотоателье, что в проезде Художественного театра. Там, знаете ли, карточки делали в чудном коричневом тоне... Юра набок волосы зачесал, снялся в профиль, и я первым увидел... Жерара Филипа.
...Поезд шел в Одессу. Гастроли. В вагоне — весь цвет Малого театра. Дождь льет. Долог путь. Но вот состав — к перрону... Кому люди всегда цветы несли? Правильно: Жарову, Быстрицкой, Веснику. Но в тот день они остались без роз: ведь по телеку как раз последнюю серию «Его превосходительства» крутили. Соломин сорвал банк. По цветам. А он, кстати, приехал Хлестакова играть.
— Мало кто знает, что свою знаменитую роль царя Федора Иоанновича Юра подготовил
всего за 10 дней. Тогда ведь Смоктуновский тихо так ушел во МХАТ, вот и дали Юре...
И уже долгое время в этой роли Юрий Мефодьевич рука об руку идет со своим «золотым дублером» — Эдуардом Марцевичем. Они совсем не похожи, но...
— Тут как-то Юру укусила собака, — рассказывает Эдуард Евгеньевич. — И что вы хотите: проходит несколько дней, и моя собака швыряет меня на дерево! Вот до какого «родства» дошло.
— Как же это она вас?
— Поводок на руку намотал, а она понесла... Эх, Юра: человечный, реалистичный, порядочный. Многим ему обязан: уже будучи худруком, он первым позволил мне ставить спектакли. Сегодня день для него радостно-грустный, но он верным курсом ведет Малый театр.
— И женщинам нравится...
— Нравился всегда! Хотя верный семьянин, у него прекрасные жена, дочка Даша и внучка Саша прелестная. Когда мы с ним впервые встретились на фильме «Красная палатка», я спросил: «Почему вас не снимали прежде?» А вот... простые лица нужны были — куда там до «аристократичности»!
Счастлив, кто видел в роли Федора Иоанновича и Соломина, и Марцевича:
— Мой царь — это временами мелькающая тень отца, Иоанна, его царь — более нежная, земная структура. Мы по-доброму друг к другу относимся. Никакой конкуренции. У нас даже дачи рядом. Ему на съемки надо или за рубеж — говорит: «Эдик, сыграй сегодня».
Особый случай — Соломин киношный. После «Дерсу Узала» Акиры Куросавы (и роли императора в одном «местном» фильме) он — самый почитаемый русский актер в Японии. Их особая любовь — «Вишневый сад» из рук Малого театра. Всецело его своим считают: «Когда рубят вишню — приходит смерть».
— Для меня вся актерская братия делится на актеров и артистов, — говорит Владимир Фокин, режиссер фильма «ТАСС уполномочен заявить...». — Так вот, Юрий Мефодьевич — артист. Человек, с которым можно выходить на виртуознейшие актерские изыски, носитель и хранитель Школы... А сколько ему лет, кстати?
— 35-го года рождения.
— Семьдесят? С ума сойти! Надо же! Вот так «странный юбилей»! А я его вижу недавно по телевизору: молод, бодр, энергичен. То, что я встретился с ним на съемках, — подарок судьбы. И мы — подспудно, конечно, — пытались его сложным образом Славина несколько уйти от стереотипов «Адъютанта его превосходительства». Потому-то фильм жив до сих пор — и ему благодаря: я не про КГБ снимал и не про контрразведку. А человеческую историю о нашей трудной жизни, о том, как отражается политика на благополучии простых граждан...
Это благополучие Соломин часто в прежние годы отстаивал на разных партсобраниях. Как вспоминают коллеги, «громил всех и вся, за словом в карман не лез».
Виктор Борцов:
— А сейчас ему здоровье нужно. Юре не так давно операцию на сердце делали в Италии. И я желаю ему на многие лета в профессии оставаться. Ведь если мы не работаем, это ж совсем другая жизнь получается... А в Малом есть у кого пример брать в этом отношении. Люди и в 90 играют. Вспомнить Елену Гоголеву... Уйдет со сцены — и это ж «пятое действие» было, когда ей предстояло на коляске спуститься с лестницы один этаж. Пусть помнят об этой силе духа те, кто Малый «музеем» и «пыльной классикой» пытаются называть!
Ян СМИРНЩКИЙ.
«Московский комсомолец», 18 июня 2005 год
20.06.2005
Подробнее
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина» Ухватиться за Соломина
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
Ухватиться за Соломина
Когда я думаю о 70-летии Юрия Соломина, то представляю прежде всего мальчишку, жившего на Дальнем Востоке, которому только что исполнилось шесть лет, а через четыре дня началась война...
Ухватиться за Соломина
Когда я думаю о 70-летии Юрия Соломина, то представляю прежде всего мальчишку, жившего на Дальнем Востоке, которому только что исполнилось шесть лет, а через четыре дня началась война...
Ухватиться за Соломина
Когда я думаю о 70-летии Юрия Соломина, то представляю прежде всего мальчишку, жившего на Дальнем Востоке, которому только что исполнилось шесть лет, а через четыре дня началась война.
Потом голодное детство, боль и счастье, война и победа, напряжение, которым в те годы жила вся страна. Это осталось в том поколении навсегда, просто у актеров это всегда виднее — проявление боли, радости, отчаяния и победительного настроения. Я представляю мальчишку, который в первый раз увидел фильм, посвященный Малому театру, и понял, что это его судьба и что учиться надо не где-нибудь, а в Щепкинском училище при Малом театре. С тех пор 52 года связывают его с Щепкинским училищем — студент, потом педагог, потом руководитель курса, заведующий кафедрой, воспитатель нескольких поколений артистов Малого театра. Его учителем была Вера Николаевна Пашенная, одна из величайших русских актрис своего поколения. Он говорит о ней с любовью, так же как о Щепкинском училище и Малом театре, в котором так счастливо остался. Не знаю, может ли он убить за Малый театр, но умереть за Малый театр он может. За Малый театр и еще, быть может, за собак, которых он любит с той страстью, с какой относятся к животным только очень любящие природу и божий мир люди. В Малом театре у него без малого 50 лет ролей и потрясающие встречи с актерами, среди которых были Игорь Ильинский, Михаил Жаров, Михаил Царев, Николай Анненков, Борис Бабочкин. Но он помнит даже безвестных актеров театра, с которыми играл в эпизодах. И, может, в этом понимании значимости каждого актера, великого и маленького, заключается подлинный смысл профессии, которая вымирает в сегодняшнем театре, — художественного руководителя. Для Соломина Малый театр — это и встреча с режиссерами Борисом Равенских, Леонидом Варпаховским, Леонидом Хейфецем, Борисом Морозовым, Петром Фоменко, рядом с которыми он поднимался как актер. Его первые большие роли были связаны с современной драматургией, с пьесами Виктора Розова «Неравный бой», «Перед ужином». И в конце 50-х годов в Малом театре Соломин как актер вносил ту же струю жизни, которая била и в театре «Современник» Олега Ефремова, и в постановках Анатолия Эфроса в Центральном Детском театре. Его первая центральная роль в классике — Хлестаков в «Ревизоре», поставленном Ильинским, игравшим когда-то эту роль и у Мейерхольда, и в Малом театре. Соломин сейчас репетирует новый «Ревизор» и свой опыт теперь будет передавать молодым актерам. Конечно, он прославился в кино, в роли адъютанта его превосходительства, но у него была и роль в фильме Куросавы «Дерсу Узала», заслужившем «Оскар». Правда, Соломин об этом узнал только спустя десятилетия, как бывало когда-то в нашей стране. В своих выступлениях Соломин бывает необыкновенно серьезным, пламенным, страстным, но близкие ему люди знают, что в жизни он человек необычайной веселости, остроумия и розыгрышей. Недаром один из последних его спектаклей — водевиль, а из последних его ролей — Фамусов. Сегодня он мог бы сыграть и булгаковского Мольера, и шекспировских Короля Лира или Просперо из «Бури», но работа в должности художественного руководителя театра не может не ограничить его возможности как актера. Он возглавил Малый театр в 1988 году, в то время когда геральдического льва демократическим копытом какой только осел не лягал. Малому театру предстоял капитальный ремонт, и начинающий руководитель Соломин его выдержал, так же как и нападки прессы. Он вернул Москве и России два здания театра, сохранил труппу и зрителя. К нему вернулись уходившие Виктор Павлов, Ирина Муравьева, Лиля Полякова, перешел из Театра Станиславского Борис Невзоров. И так происходит потому, что Соломин обладает уникальным качеством — способностью не затаптывать взаимоотношения, которые были когда-то между людьми, а сохранять их, чтобы в какой-то момент снова возродить. А это единственный способ сохранить традиции.
Борис Любимов
«Российская газета», 18 июня 2005 года
Когда я думаю о 70-летии Юрия Соломина, то представляю прежде всего мальчишку, жившего на Дальнем Востоке, которому только что исполнилось шесть лет, а через четыре дня началась война.
Потом голодное детство, боль и счастье, война и победа, напряжение, которым в те годы жила вся страна. Это осталось в том поколении навсегда, просто у актеров это всегда виднее — проявление боли, радости, отчаяния и победительного настроения. Я представляю мальчишку, который в первый раз увидел фильм, посвященный Малому театру, и понял, что это его судьба и что учиться надо не где-нибудь, а в Щепкинском училище при Малом театре. С тех пор 52 года связывают его с Щепкинским училищем — студент, потом педагог, потом руководитель курса, заведующий кафедрой, воспитатель нескольких поколений артистов Малого театра. Его учителем была Вера Николаевна Пашенная, одна из величайших русских актрис своего поколения. Он говорит о ней с любовью, так же как о Щепкинском училище и Малом театре, в котором так счастливо остался. Не знаю, может ли он убить за Малый театр, но умереть за Малый театр он может. За Малый театр и еще, быть может, за собак, которых он любит с той страстью, с какой относятся к животным только очень любящие природу и божий мир люди. В Малом театре у него без малого 50 лет ролей и потрясающие встречи с актерами, среди которых были Игорь Ильинский, Михаил Жаров, Михаил Царев, Николай Анненков, Борис Бабочкин. Но он помнит даже безвестных актеров театра, с которыми играл в эпизодах. И, может, в этом понимании значимости каждого актера, великого и маленького, заключается подлинный смысл профессии, которая вымирает в сегодняшнем театре, — художественного руководителя. Для Соломина Малый театр — это и встреча с режиссерами Борисом Равенских, Леонидом Варпаховским, Леонидом Хейфецем, Борисом Морозовым, Петром Фоменко, рядом с которыми он поднимался как актер. Его первые большие роли были связаны с современной драматургией, с пьесами Виктора Розова «Неравный бой», «Перед ужином». И в конце 50-х годов в Малом театре Соломин как актер вносил ту же струю жизни, которая била и в театре «Современник» Олега Ефремова, и в постановках Анатолия Эфроса в Центральном Детском театре. Его первая центральная роль в классике — Хлестаков в «Ревизоре», поставленном Ильинским, игравшим когда-то эту роль и у Мейерхольда, и в Малом театре. Соломин сейчас репетирует новый «Ревизор» и свой опыт теперь будет передавать молодым актерам. Конечно, он прославился в кино, в роли адъютанта его превосходительства, но у него была и роль в фильме Куросавы «Дерсу Узала», заслужившем «Оскар». Правда, Соломин об этом узнал только спустя десятилетия, как бывало когда-то в нашей стране. В своих выступлениях Соломин бывает необыкновенно серьезным, пламенным, страстным, но близкие ему люди знают, что в жизни он человек необычайной веселости, остроумия и розыгрышей. Недаром один из последних его спектаклей — водевиль, а из последних его ролей — Фамусов. Сегодня он мог бы сыграть и булгаковского Мольера, и шекспировских Короля Лира или Просперо из «Бури», но работа в должности художественного руководителя театра не может не ограничить его возможности как актера. Он возглавил Малый театр в 1988 году, в то время когда геральдического льва демократическим копытом какой только осел не лягал. Малому театру предстоял капитальный ремонт, и начинающий руководитель Соломин его выдержал, так же как и нападки прессы. Он вернул Москве и России два здания театра, сохранил труппу и зрителя. К нему вернулись уходившие Виктор Павлов, Ирина Муравьева, Лиля Полякова, перешел из Театра Станиславского Борис Невзоров. И так происходит потому, что Соломин обладает уникальным качеством — способностью не затаптывать взаимоотношения, которые были когда-то между людьми, а сохранять их, чтобы в какой-то момент снова возродить. А это единственный способ сохранить традиции.
Борис Любимов
«Российская газета», 18 июня 2005 года
Подробнее
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина» У адъютанта его превосходительства юбилей...
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
У адъютанта его превосходительства юбилей...
Банальная фраза, но в данном случае не подберешь другую — таких актеров нынче не делают. Таких, что живут под девизом «интеллигентность и сдержанность». И еще верность...
У адъютанта его превосходительства юбилей...
Банальная фраза, но в данном случае не подберешь другую — таких актеров нынче не делают. Таких, что живут под девизом «интеллигентность и сдержанность». И еще верность...
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
У адъютанта его превосходительства юбилей...
Банальная фраза, но в данном случае не подберешь другую — таких актеров нынче не делают. Таких, что живут под девизом «интеллигентность и сдержанность». И еще верность. Один театр, одна жена, две прекрасные дочери. Особенная гордость — внучка. Александра блестяще сдала экзамен в престижной Лондонской музыкальной школе, что позволило ей обучаться там бесплатно.
Он не играет лицом, не делает телом лишних движений, а смотришь на это лицо — не отведешь взгляда. Много внутри накоплено. Этому, наверное, способствуют и семья (братья Соломины родились в семье провинциальных русских интеллигентов, Мефодий Викторович посвятил жизнь поиску молодых талантов в Забайкалье, дал многим путевку на большую сцену), и школа (школа Малого театра, курс великой Веры Пашенной). Теперь Юрий Мефодьевич и сам учит студентов в родной «Щепке».
В театре он уже около 50 лет, давно стал его худруком. Впрочем, в биографии Соломина в начале девяностых была и должность министра культуры. Перечисление его званий, театральных и киноролей, пожалуй, может занять весь сегодняшний номер «КП», хотя, разумеется, первое, что придет в голову каждому:
- Павел Андреевич, вы шпион?
- Видишь ли, Юра...
Чудесный «Адъютант его превосходительства» — фильм на все времена. И когда все за «красных», и когда все за «белых», потому что и тех, и других в картине не сделали ходульными дураками.
А кому-то, может быть, больше запомнился Генрих Айзенштайн из «Летучей мыши». И комедийная, и по-мужски обаятельная роль наказанного «коварного изменщика».
Многое можно вспомнить, но главное, что хочется сказать сегодня: «Мы вас от всей души поздравляем. Радуйте нас и впредь своими ролями!»
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
Соломин Юрий Мефодьевич. Родился 18 июня 1935 года в Чите. В Малом театре работает с 1957 года, после окончания училища. Народный артист СССР. Самые известные спектакли: «Ревизор», «Царь Федор Иоаннович», «Пучина», «Леший», «Дядя Ваня», «Сирано де Бержерак», «Живой труп», «Чайка».
Самые известные роли в кино: «ТАСС уполномочен заявить», «Адъютант его превосходительства», «Летучая мышь», «Обыкновенное чудо», «Дерсу Узала».
Ольга БАКУШИНСКАЯ
КСТАТИ
«Он живой и светится!»
Режиссер Сергей Женовач рассказывает, как ставил в Малом театре «Горе от ума» с Соломиным в роли Фамусова:
- Для меня он всегда остается дядей Пашей. Почему? Потому что когда мы репетировали «Горе от ума», то, чтобы сбить налет штампа, налет общего места, у нас был Саша Чацкий, была Сонечка и был дядя Паша, в доме которого все происходило. Для него же суть жизни — везде успеть, пристроить дочку, сказать добрые слова. И в то же время он все про всех понимает. Театр играет эту историю на ногах, весь спектакль они летают по площадке. И Соломин летает.
У Драгунского есть такой рассказ: «Он живой и светится». Вот он живой и светится.
Что удивительно: руководитель театра, он не позволял себе делать замечания ни мне, ни партнеру, лишь на ухо говорил: «Можно, я скажу?»
Был такой случай, когда его покусали собаки, руку забинтовали, пришлось даже несколько раз его заменить. И когда он пришел, предупредил всех: я, наверное, не смогу сейчас рукой работать. А у него сцена, где он Лизу обнимает. Но вот вышел — увидел партнершу, и уже левая рука пошла двигаться, порхать, и он обо всем забыл... Юрий Мефодьевич — это глыба.
Ольга КУЧКИНА.
«Комсомольская правда», 18 июня 2005 года
У адъютанта его превосходительства юбилей...
Банальная фраза, но в данном случае не подберешь другую — таких актеров нынче не делают. Таких, что живут под девизом «интеллигентность и сдержанность». И еще верность. Один театр, одна жена, две прекрасные дочери. Особенная гордость — внучка. Александра блестяще сдала экзамен в престижной Лондонской музыкальной школе, что позволило ей обучаться там бесплатно.
Он не играет лицом, не делает телом лишних движений, а смотришь на это лицо — не отведешь взгляда. Много внутри накоплено. Этому, наверное, способствуют и семья (братья Соломины родились в семье провинциальных русских интеллигентов, Мефодий Викторович посвятил жизнь поиску молодых талантов в Забайкалье, дал многим путевку на большую сцену), и школа (школа Малого театра, курс великой Веры Пашенной). Теперь Юрий Мефодьевич и сам учит студентов в родной «Щепке».
В театре он уже около 50 лет, давно стал его худруком. Впрочем, в биографии Соломина в начале девяностых была и должность министра культуры. Перечисление его званий, театральных и киноролей, пожалуй, может занять весь сегодняшний номер «КП», хотя, разумеется, первое, что придет в голову каждому:
- Павел Андреевич, вы шпион?
- Видишь ли, Юра...
Чудесный «Адъютант его превосходительства» — фильм на все времена. И когда все за «красных», и когда все за «белых», потому что и тех, и других в картине не сделали ходульными дураками.
А кому-то, может быть, больше запомнился Генрих Айзенштайн из «Летучей мыши». И комедийная, и по-мужски обаятельная роль наказанного «коварного изменщика».
Многое можно вспомнить, но главное, что хочется сказать сегодня: «Мы вас от всей души поздравляем. Радуйте нас и впредь своими ролями!»
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
Соломин Юрий Мефодьевич. Родился 18 июня 1935 года в Чите. В Малом театре работает с 1957 года, после окончания училища. Народный артист СССР. Самые известные спектакли: «Ревизор», «Царь Федор Иоаннович», «Пучина», «Леший», «Дядя Ваня», «Сирано де Бержерак», «Живой труп», «Чайка».
Самые известные роли в кино: «ТАСС уполномочен заявить», «Адъютант его превосходительства», «Летучая мышь», «Обыкновенное чудо», «Дерсу Узала».
Ольга БАКУШИНСКАЯ
КСТАТИ
«Он живой и светится!»
Режиссер Сергей Женовач рассказывает, как ставил в Малом театре «Горе от ума» с Соломиным в роли Фамусова:
- Для меня он всегда остается дядей Пашей. Почему? Потому что когда мы репетировали «Горе от ума», то, чтобы сбить налет штампа, налет общего места, у нас был Саша Чацкий, была Сонечка и был дядя Паша, в доме которого все происходило. Для него же суть жизни — везде успеть, пристроить дочку, сказать добрые слова. И в то же время он все про всех понимает. Театр играет эту историю на ногах, весь спектакль они летают по площадке. И Соломин летает.
У Драгунского есть такой рассказ: «Он живой и светится». Вот он живой и светится.
Что удивительно: руководитель театра, он не позволял себе делать замечания ни мне, ни партнеру, лишь на ухо говорил: «Можно, я скажу?»
Был такой случай, когда его покусали собаки, руку забинтовали, пришлось даже несколько раз его заменить. И когда он пришел, предупредил всех: я, наверное, не смогу сейчас рукой работать. А у него сцена, где он Лизу обнимает. Но вот вышел — увидел партнершу, и уже левая рука пошла двигаться, порхать, и он обо всем забыл... Юрий Мефодьевич — это глыба.
Ольга КУЧКИНА.
«Комсомольская правда», 18 июня 2005 года
Подробнее
Президент России Владимир Путин, поздравив актера и режиссера театра и кино Юрия Соломина с 70-летием, наградил его орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени
Президент России Владимир Путин, поздравив актера и режиссера театра и кино Юрия Соломина с 70-летием, наградил его орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени. Как сообщает пресс-служба главы государства, Ю.М. Соломин награжден за выдающийся вклад в развитие театрального искусства и многолетнюю творческую деятельность...
Президент России Владимир Путин, поздравив актера и режиссера театра и кино Юрия Соломина с 70-летием, наградил его орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени. Как сообщает пресс-служба главы государства, Ю.М. Соломин награжден за выдающийся вклад в развитие театрального искусства и многолетнюю творческую деятельность.
В направленном художественному руководителю Малого театра поздравлении президент, в частности, отмечает, что с именем народного артиста СССР «связана целая эпоха в истории отечественного театра и кинематографа».
«Роли, блистательно сыгранные Вами, — свидетельство многогранного таланта, яркой индивидуальности и филигранного владения актерской профессией. Диапазон Ваших творческих возможностей поистине уникален. Сегодня Вы возглавляете легендарный Малый театр России, ставите прекрасные спектакли, много сил и энергии отдаете педагогической деятельности», — говорится в послании.
Между тем, в 1999 году Юрий Соломин был награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» III степени. В 2001 году он стал лауреатом Международной премии Станиславского как лучший актер, а также лауреатом Государственной премии РФ.
Лента.ru
В направленном художественному руководителю Малого театра поздравлении президент, в частности, отмечает, что с именем народного артиста СССР «связана целая эпоха в истории отечественного театра и кинематографа».
«Роли, блистательно сыгранные Вами, — свидетельство многогранного таланта, яркой индивидуальности и филигранного владения актерской профессией. Диапазон Ваших творческих возможностей поистине уникален. Сегодня Вы возглавляете легендарный Малый театр России, ставите прекрасные спектакли, много сил и энергии отдаете педагогической деятельности», — говорится в послании.
Между тем, в 1999 году Юрий Соломин был награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» III степени. В 2001 году он стал лауреатом Международной премии Станиславского как лучший актер, а также лауреатом Государственной премии РФ.
Лента.ru
18.06.2005
Подробнее
18 июня исполняется 70 лет народному артисту СССР, художественному руководителю Малого театра Юрию Мефодьевичу Соломину. Мы сердечно поздравляем Юрия Мефодьевича Соломина с юбилеем и желаем неизменно крепкого здоровья, радости и новых замечательных роле
18 июня исполняется 70 лет народному артисту СССР, художественному руководителю Малого театра Юрию Мефодьевичу Соломину.
Мы сердечно поздравляем Юрия Мефодьевича Соломина с юбилеем и желаем неизменно крепкого здоровья, радости и новых замечательных ролей во славу Малого театра.
Мы сердечно поздравляем Юрия Мефодьевича Соломина с юбилеем и желаем неизменно крепкого здоровья, радости и новых замечательных ролей во славу Малого театра.
18 июня исполняется 70 лет народному артисту СССР, художественному руководителю Малого театра Юрию Мефодьевичу Соломину.
Широкую известность и зрительскую любовь Соломину принесла роль капитана Кольцова в многосерийном телефильме «Адъютант его превосходительства».
В творческой биографии Соломина были и другие, не менее заметные кинороли — Трояни в киноэпосе Михаила Калатозова «Красная палатка», Телегин в телефильме по роману Алексея Толстого «Хождение по мукам», и, конечно, Арсеньев в оскароносном «Дерсу Узала». Этот фильм, принес артисту международное признание, но главное — подарил встречу и, впоследствии, дружбу с великим режиссером Акирой Куросава.
Последняя по времени работа актера в кино — Сорин в экранизации чеховской «Чайки».
В театре были сыграны Кисельников («Пучина» А.Островского), Михаил Яровой («Любовь Яровая» К.Тренева), Хлестаков («Ревизор» Н.Гоголя), Сирано («Сирано де Бержерак» Э.Ростана), Протасов («Живой труп» Л.Толстого), Войницкий («Леший», «Дядя Ваня»), Тригорин («Чайка» А.Чехова) и, конечно, царь Федор Иоаннович из легендарного одноименного спектакля, который больше тридцати лет не сходит с афиши.
В репертуаре Малого театра идут спектакли, поставленные режиссером Ю.М.Соломиным –«Лес», «Коварство и любовь», «Таинственный ящик», «Три сестры».
Некоторое время артист Юрий Соломин не баловал своих почитателей новыми ролями, большую часть времени отдавая руководству театра, режиссуре и преподавательской деятельности в родном Щепкинском училище.
Сейчас на сцене театра, который Юрий Соломин возглавляет уже семнадцать лет, актера можно увидеть в спектаклях: «Горе от ума», «Чайка», «Дядя Ваня», «Таинственный ящик».
Торжества в честь юбиляра в Малом театре перенесены на осень, когда откроется новый театральный сезон.
Мы сердечно поздравляем Юрия Мефодьевича Соломина с юбилеем и желаем неизменно крепкого здоровья, радости и новых замечательных ролей во славу Малого театра.
Широкую известность и зрительскую любовь Соломину принесла роль капитана Кольцова в многосерийном телефильме «Адъютант его превосходительства».
В творческой биографии Соломина были и другие, не менее заметные кинороли — Трояни в киноэпосе Михаила Калатозова «Красная палатка», Телегин в телефильме по роману Алексея Толстого «Хождение по мукам», и, конечно, Арсеньев в оскароносном «Дерсу Узала». Этот фильм, принес артисту международное признание, но главное — подарил встречу и, впоследствии, дружбу с великим режиссером Акирой Куросава.
Последняя по времени работа актера в кино — Сорин в экранизации чеховской «Чайки».
В театре были сыграны Кисельников («Пучина» А.Островского), Михаил Яровой («Любовь Яровая» К.Тренева), Хлестаков («Ревизор» Н.Гоголя), Сирано («Сирано де Бержерак» Э.Ростана), Протасов («Живой труп» Л.Толстого), Войницкий («Леший», «Дядя Ваня»), Тригорин («Чайка» А.Чехова) и, конечно, царь Федор Иоаннович из легендарного одноименного спектакля, который больше тридцати лет не сходит с афиши.
В репертуаре Малого театра идут спектакли, поставленные режиссером Ю.М.Соломиным –«Лес», «Коварство и любовь», «Таинственный ящик», «Три сестры».
Некоторое время артист Юрий Соломин не баловал своих почитателей новыми ролями, большую часть времени отдавая руководству театра, режиссуре и преподавательской деятельности в родном Щепкинском училище.
Сейчас на сцене театра, который Юрий Соломин возглавляет уже семнадцать лет, актера можно увидеть в спектаклях: «Горе от ума», «Чайка», «Дядя Ваня», «Таинственный ящик».
Торжества в честь юбиляра в Малом театре перенесены на осень, когда откроется новый театральный сезон.
Мы сердечно поздравляем Юрия Мефодьевича Соломина с юбилеем и желаем неизменно крепкого здоровья, радости и новых замечательных ролей во славу Малого театра.
Подробнее
18 июня на радиостанции «Подмосковье» в 16.05 (св – 846 КГц) слушайте программу Натальи Гариной «Свет рампы», посвященную юбилею народного артиста СССР Ю.М.Соломина с участием театрального критика Н.Старосельской
18 июня на радиостанции «Подмосковье» в 16.05 (св – 846 КГц) слушайте программу Натальи Гариной «Свет рампы», посвященную юбилею народного артиста СССР Ю.М.Соломина с участием театрального критика Н.Старосельской
Подробнее
18 июня в14.20 на 1 канале ТВ смотрите программу «Юрий Соломин. Адъютант уполномочен заявить» к юбилею художественного руководителя Малого театра, народного артиста СССР Ю.М.Соломина
18 июня в14.20 на 1 канале ТВ смотрите программу «Юрий Соломин. Адъютант уполномочен заявить» к юбилею художественного руководителя Малого театра, народного артиста СССР Ю.М.Соломина
Подробнее
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина» Юрий Соломин: «КУРОСАВА СКАЗАЛ, ЧТО СОЛОМИН-САН ОБЛАДАЕТ РЕЖИССЕРСКИМИ ДАННЫМИ»
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
Юрий Соломин: «КУРОСАВА СКАЗАЛ, ЧТО СОЛОМИН-САН ОБЛАДАЕТ РЕЖИССЕРСКИМИ ДАННЫМИ»
Не люблю наглость, глупость, пошлость. И не могу смотреть, как при мне обижают слабого. Не могу позволить, чтобы кого-то унижали, даже если он виноват, — я всегда встреваю...
Юрий Соломин: «КУРОСАВА СКАЗАЛ, ЧТО СОЛОМИН-САН ОБЛАДАЕТ РЕЖИССЕРСКИМИ ДАННЫМИ»
Не люблю наглость, глупость, пошлость. И не могу смотреть, как при мне обижают слабого. Не могу позволить, чтобы кого-то унижали, даже если он виноват, — я всегда встреваю...
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
Юрий Соломин: «КУРОСАВА СКАЗАЛ, ЧТО СОЛОМИН-САН ОБЛАДАЕТ РЕЖИССЕРСКИМИ ДАННЫМИ»
В субботу исполняется семьдесят лет прекрасному русскому актеру, художественному руководителю Малого театра Юрию Мефодьевичу Соломину . С Юрием Соломиным встретился специальный корреспондент «Известий» Артур Соломонов.
известия: Закончив школу в Чите, вы поехали поступать в Москву, в Щепкинское училище. Ехали восемь суток и двенадцать часов. Помните эту поездку — попутчиков, свое состояние, мысли?
Юрий Соломин: Я поехал в Москву вместе с отцом. У него был бесплатный железнодорожный билет, и он решил его использовать. Все эти дни я лежал на верхней полке, почти ни с кем не общаясь. Попутчиков не помню, и честно говоря, даже отца не помню. Я очень волновался, всю дорогу готовился, что-то доучивал. Все мысли были направлены на то, чтобы провести это мероприятие (смеется). Я сомневался в себе. Мне кажется, было бы хуже, если бы я был напорист. В общем, я уверен, что лучше, когда в актере больше сомнений, чем нахальной самоуверенности.
известия: И вы до сих пор, несмотря на ваши многочисленные звания, регалии и чины, предпочитаете в себе сомневаться?
Соломин: Сомнения остаются. Только я об этом никому не говорю. Нельзя. Я думаю, их нужно сохранять, но не показывать.
Посмотрите, как боксеры — а я сейчас стал болеть за бокс, потому что там много наших и они часто побеждают — готовятся к выходу на ринг. Они почти не смотрят до поединка на партнера, но краем глаза его видят. Кажется, они не столько убеждены в своей силе, сколько хотят убедить в ней противника. Или штангисты: какая внутренняя сила и сосредоточенность в них появляется, когда они подходят к штанге! Так же у артистов.
У нас был один артист — Иван Александрович Любезнов, за которым я долго наблюдал. Он был весельчак, анекдотчик, вокруг него всегда были толпы слушателей — молодых и старых. И перед тем как выйти на сцену, он говорил своим слушателям: «Сейчас я эпизод отыграю и анекдотец дорасскажу». И выбегал на подмостки. Потом я понял, что это был его способ подготовки к выходу на сцену.
известия: Помните свою первую встречу с великой актрисой Верой Пашенной, на курс которой вы поступали?
Соломин: Был первый тур. Я и сейчас некрупного телосложения, но тогда был еще худее. Вот представьте — половина меня сегодняшнего выходит и читает героические стихи и монологи! (смеется). Потом, все-таки восемь дней пути дали о себе знать. Я был такой полуумытый, закопченный паровозным дымом. Знакомых в Москве у нас не было, и мы с отцом жили на даче в Монино у его друзей. Условий в общем для жизни не было. Но репертуар был героический! Я читал Твардовского, Маяковского, монолог Нила из «Мещан» Горького. И возникал диссонанс между моими физическими данными, некоторой закопченностью, что ли, и теми пафосными речами, которые я произносил.
Кроме того, у меня на левой щеке был шрам — незадолго до поступления мне вырезали жировик. И когда я первый раз вышел с этим шрамом, Вера Николаевна спросила, разглядывая мое лицо: «Откуда вы?» — «Из Читы». Она спросила меня про этот шрам, но, мне кажется, не очень поверила. И я начал читать стихи Маяковского о советском паспорте. Читал размашисто, с пафосом, торжественно. Пашенная упала от хохота. И вся комиссия хохотала. Она, смеясь, стала меня останавливать и давать советы. Это теперь я знаю: если педагог останавливает абитуриента с серьезным лицом — значит, дело его плохо. А если экзаменатор видит, что человек способный, но пока специфики своих способностей не знает, и начинает советовать и улыбаться, тогда считай, что все может закончиться хорошо.
Так я добрался до третьего тура. У отца моего к тому времени украли все документы и деньги, и нам нужно было либо уезжать домой, либо оставаться. И отец мне сказал: «Иди к Пашенной, узнай, хочет ли она тебя брать. Если нет — сразу уедем». И я его послушал. Пошел к Вере Николаевне, она, на мое счастье, оказалась в училище. Она вышла, узнала меня. Я ей рассказал эту историю про пропажу документов и денег и сказал, что, мол, если вы меня берете, то берите, а если нет — я вернусь с отцом обратно в Читу. После паузы она сказала: «Ну оставайся». Таким образом моя судьба была решена.
известия: Сейчас вы — профессор Щепкинского училища. Как меняются абитуриенты? Есть ли разница в репертуаре, энергетике по сравнению с теми ребятами, что поступали, скажем, десятилетие назад?
Соломин: Перемены есть, и они, к сожалению, не к лучшему. Репертуар стал однообразнее. Школьная подготовка по литературе стала ощутимо хуже. Абитуриенты меньше читают и, соответственно, мало думают. Я не говорю обо всех, но тенденция такова.
известия: Какое впечатление на вас произвел маршал Рокоссовский, когда вы школьником в Чите выступали перед ним?
Соломин: Это уж я потом узнал, что мы, пионеры, выступали перед самим Рокоссовским. Когда закончилась война с Германией и началась — с Японией, все наши войска проходили через Читу. И мы, пионеры, в Доме офицеров приветствовали воинов. Я помню, что Рокоссовский после нашего выступления вышел на сцену и всем уделил внимание: кого по щеке похлопал, кого по голове погладил. И только потом нам сказали, что это был Рокоссовский.
Помню, как в Дом пионеров, где я занимался в драматическом кружке, к нам приехал Борис Андреев. А я тогда был то ли в девятом, то ли в десятом классе, и руководитель нашего кружка сказал, что я собираюсь поступать в театральный институт в Москве. И Андреев произнес какие-то теплые напутственные слова в мой адрес.
Потом, когда я уже стал артистом, получил звание заслуженного, Андреев пришел к нам в театр. И я ему напомнил, как много лет назад он напутствовал меня в артисты. Он, конечно, не помнил этого, но благородно сделал вид, что узнал меня (смеется).
известия: Как вы в Чите смогли полюбить Малый театр?
Соломин: В 1949 году Малому театру исполнялось 125 лет. Это очень широко отмечалось, был снят фильм «Малый театр и его мастера». Этот фильм в одном из читинских кинотеатров я посмотрел много раз. Я увидел и училище, которое готовит артистов, и запомнил его адрес — Неглинная, 6. Я видел Садовских, Турчанинову, Пашенную, Ильинского, Зубова, Царева, Жарова... Это, конечно, было потрясение. А потом мне посчастливилось работать с ними. Всегда у меня мечта была — стать артистом. Режиссуре я не придавал значения. Для меня режиссер был скорее администратором.
известия: Но сейчас вы так не думаете?
Соломин: Я никогда не мечтал стать больше, чем артистом. Первый раз я поставил «Лес» Островского с легкой руки Акиры Куросавы. Он где-то в интервью за рубежом сказал, что Соломин-сан обладает режиссерскими данными. И меня пригласили в болгарский театр.
известия: Раз уж вы заговорили о великом японском режиссере Акире Куросаве, расскажите о своей работе с ним над фильмом «Дерсу Узала», который получил «Оскар». Вы же потом с ним дружили.
Соломин: В нашей стране, я думаю, несколько человек, которые знали близко Акиру Куросаву. Раз-два... И вот из этих «раз-два» я — или «раз», или «два». Тридцать с лишним лет мы с ним переписывались.
известия: Как изменилась театральная публика Малого театра?
Соломин: Публика наша не меняется. Просто приходят дети и внуки тех людей, которых приводили сюда бабушки и дедушки, мамы и папы. Очень много людей, которые приезжают в Москву на несколько дней, они хотят посмотреть и Большой, и Малый театры.
известия: Малый театр — возможно, единственный в Москве, который дает возможность говорить об эстетическом конфликте поколений. Во всех других более-менее заметных театрах давно уже ставят модные режиссеры, идут премьеры по современным пьесам, нашим и зарубежным. А чтобы попасть в Малый, режиссер словно должен взять эстетическую крепость.
Соломин: Мода меняется. То носили брюки клеш, то носили «дудочки». То мы вставляли клинья в брюки, то ушивали их. Потом длинные волосы отпускали.
известия: Простите за, может быть, несколько некорректный вопрос: вы читали пьесы, например, Сары Кейн, Марка Равенхилла или наших современных драматургов — братьев Пресняковых, Василия Сигарева, других?
Соломин: Нет.
известия: Как тогда вы можете утверждать, что на это не стоит обращать внимания? Что это что-то вроде брюк клеш?
Соломин: Я проработал пятьдесят лет в театре и могу что-то угадывать интуитивно. Я их пьес не читал, но знаю, какие темы в них подняты. Мне эти темы не интересны, как и многим зрителям. Потом, для меня мат на сцене — это исключено. Хотя в жизни порой приходится к нему прибегать.
известия: Что вас на это может спровоцировать?
Соломин: Я не люблю наглость, глупость, пошлость. И не могу смотреть, как при мне обижают слабого. Не могу позволить, чтобы кого-то унижали, даже если он виноват, — я всегда встреваю. Если виновного просто «посылают» по-русски — ладно, но когда методично и долго унижают, я этого перенести не могу.
известия: Вы нередко с большой долей презрения говорите о «поколении, которое выбрало пепси». Вы сознательно ставите себя в оппозицию к очень большому числу людей, и на самом деле не таких уж глупых. И, что еще важнее, это ведь — публика, которая ходит в театры, может быть, не в Малый театр, но ходит.
Соломин: В конце концов, я — дедушка, и я имею право сказать тем, кто мне по возрасту приходится внуком, что их путь мне кажется неверным. Ведь, если говорить совсем просто, те, кто постоянно пьет пепси, через какое-то время попадут к врачу с заболеванием желудка. Их просто хочется предостеречь. Вот смотрю я на молодого человека, который откроет бутылку пепси, отопьет глоточек и ходит с этой бутылкой целый день, показывая, что он принадлежит к «поколению пепси», и не могу не сказать: «Родной, подключи мозги!»
И почему в театре мы должны быть ориентированы на него? Почему мы должны не поднимать его до себя, а, учитывая его вкусы и привычки, идти у него на поводу? Вы правы, эти молодые люди — театральная публика, но с ними нужно серьезно работать и учить...
Почему надо на сцене ржать, как ржет на улицах это самое «поколение пепси»? Почему речь должна быть невнятной? Зачем все это переносить на сцену? Ведь сцена должна быть выше жизни — не случайно она приподнята над зрительным залом.
известия: Когда вы утверждаете, что что-то в искусстве верно, а что-то неправильно, вы, кажется, безоговорочно убеждены в непогрешимости собственного мнения.
Соломин: Нет, это неправда. Давайте разберемся: театр создан для того, чтобы было слышно, видно и понятно. Даже лет тридцать назад про нас говорили: «Ну, в Малом театре ведь все выговаривают четко». А почему не должно быть слышно? Почему должно быть «как в жизни» — смазано? А искажение автора? Когда режиссеры разрушают великие пьесы? Почему режиссер считает, что он может встать вровень с Чеховым, Островским, Шекспиром? А если оденут всех героев в современную одежду — это что, современное решение?
известия: А разве во времена вашей молодости не было конфликта поколений и вам не казалось, что «старики» говорят не по делу?
Соломин: Конфликт, конечно, был. Но не такой, как нынче. Чтобы кто-то из нас не уступил место пожилому человеку?
Сленг до добра русский язык не доведет. Русский язык очень музыкален — так же, как музыкален итальянский. Ведь на их языке даже слово «кретин» звучит прекрасно: «Кретино!» (смеется).
Вот когда я слушаю современные песни, мне кажется, что из них ушла мелодичность. Это ведь не такие простые вещи, как кажется на первый взгляд, и это не к добру. Мне думается, так же, как подрываются основы мелодичности в музыке, подрываются и основы русского языка.
Или вот еще какая проблема. После третьего тура мы проверяем музыкальность человека: его умение слушать музыку, двигаться под нее. И счастье, если один из десяти умеет станцевать цыганочку — с выходом, русский танец — размашисто, под музыку Чайковского — душевно, и вальс. И если совсем недавно из десяти абитуриентов пять могли выполнить это задание, нынче — дай Бог, один. Начинаются конвульсивные, рваные движения. Вот такие изменения происходят с поступающими, а значит, с молодым поколением.
Несколько лет назад я на вступительных экзаменах так завелся, что с порванным мениском стал показывать, как танцевать вприсядку. Потом неделю лежал, но тогда сдержаться не мог.
И это неумение танцевать — серьезная вещь, это нарушение координации движений, которое свидетельствует о психических нарушениях.
И если мы примем во внимание искажение русского языка и неспособность большинства молодых к музыке и танцу — что мы получим? Что дальше? Начинается все с маленького. И ответьте мне теперь, в чем я не прав? Честно. Мне очень интересно.
известия: Приведу вот такой пример: в книге «Театральная Москва» Нелидова есть глава, где он рассказывает, как в конце XIX века некоторые актеры Малого театра воспринимали недавно возникший Художественный театр. Так вот, некоторые актеры Малого называли мхатовцев «шептунами», «чеховцами» и «марионетками из Камергерского переулка». Как показала история, эти люди ошибались. Что дает вам уверенность, что в оценке некоторых современных явлений вы не ошибаетесь так же, как они?
Соломин: Я не уверен, что большинство артистов Малого так говорило. Между многими актерами МХТ и Малого были очень добрые отношения. Немирович-Данченко и Сумбатов-Южин были женаты на родных сестрах. Вера Пашенная была замужем за артистом МХТ Грибуниным. Ермолову МХТ боготворил. Так что, я думаю, автор книги сильно преувеличил. И на моем веку, когда были Грибов, Ливанов, Массальский, Ершов, Белокуров, — это же были любимые артисты наши! И мы Станиславского никогда не забываем, а наоборот, благодарны ему за ту правду, которую он говорил о Малом театре.
известия: Помните, каким был ресторан Всероссийского театрального общества в то время, когда вы были студентом, и в первые годы вашей работы в театре?
Соломин: Тогда ресторан был совсем иным, чем сейчас. Когда мы получали зарплату, то шли туда и за два рубля шикарно обедали. И там можно было встретить великих артистов. И ты мог прийти в этот ресторан и даже в долг поесть. Или за тебя кто-то мог заплатить из коллег.
известия: Когда-то вы хотели сыграть Иосифа Сталина, но этого сделать не удалось.
Соломин: Нас подвел режиссер Юрий Еремин. Он протянул время, и мы не успели выпустить спектакль.
известия: Что вас привлекло в личности Сталина?
Соломин: Был такой факт: ливанский священник, когда началась война России и Германии, удалился в катакомбы молиться о победе наших войск и написал письмо Сталину с несколькими требованиями. Среди них — облететь с иконой вокруг Москвы. И Сталин, с руганью и скандалом, это сделал. И в 1947 году этот священник прилетел в Москву. Этот факт был зафиксирован в пьесе, и этот эпизод был самым сильным. За это я пьесу и полюбил, но — не сложилось.
известия: У вас с братом Виталием были эстетические разногласия?
Соломин: С годами это обрастает всякими несуразицами, небылицами. Он воспитывался здесь же. То, что у него было свое видение театра, однозначно. Но мы с ним были воспитаны в одной театральной вере.
Артур Соломонов
«Известия», 17 июня 2005 года
Юрий Соломин: «КУРОСАВА СКАЗАЛ, ЧТО СОЛОМИН-САН ОБЛАДАЕТ РЕЖИССЕРСКИМИ ДАННЫМИ»
В субботу исполняется семьдесят лет прекрасному русскому актеру, художественному руководителю Малого театра Юрию Мефодьевичу Соломину . С Юрием Соломиным встретился специальный корреспондент «Известий» Артур Соломонов.
известия: Закончив школу в Чите, вы поехали поступать в Москву, в Щепкинское училище. Ехали восемь суток и двенадцать часов. Помните эту поездку — попутчиков, свое состояние, мысли?
Юрий Соломин: Я поехал в Москву вместе с отцом. У него был бесплатный железнодорожный билет, и он решил его использовать. Все эти дни я лежал на верхней полке, почти ни с кем не общаясь. Попутчиков не помню, и честно говоря, даже отца не помню. Я очень волновался, всю дорогу готовился, что-то доучивал. Все мысли были направлены на то, чтобы провести это мероприятие (смеется). Я сомневался в себе. Мне кажется, было бы хуже, если бы я был напорист. В общем, я уверен, что лучше, когда в актере больше сомнений, чем нахальной самоуверенности.
известия: И вы до сих пор, несмотря на ваши многочисленные звания, регалии и чины, предпочитаете в себе сомневаться?
Соломин: Сомнения остаются. Только я об этом никому не говорю. Нельзя. Я думаю, их нужно сохранять, но не показывать.
Посмотрите, как боксеры — а я сейчас стал болеть за бокс, потому что там много наших и они часто побеждают — готовятся к выходу на ринг. Они почти не смотрят до поединка на партнера, но краем глаза его видят. Кажется, они не столько убеждены в своей силе, сколько хотят убедить в ней противника. Или штангисты: какая внутренняя сила и сосредоточенность в них появляется, когда они подходят к штанге! Так же у артистов.
У нас был один артист — Иван Александрович Любезнов, за которым я долго наблюдал. Он был весельчак, анекдотчик, вокруг него всегда были толпы слушателей — молодых и старых. И перед тем как выйти на сцену, он говорил своим слушателям: «Сейчас я эпизод отыграю и анекдотец дорасскажу». И выбегал на подмостки. Потом я понял, что это был его способ подготовки к выходу на сцену.
известия: Помните свою первую встречу с великой актрисой Верой Пашенной, на курс которой вы поступали?
Соломин: Был первый тур. Я и сейчас некрупного телосложения, но тогда был еще худее. Вот представьте — половина меня сегодняшнего выходит и читает героические стихи и монологи! (смеется). Потом, все-таки восемь дней пути дали о себе знать. Я был такой полуумытый, закопченный паровозным дымом. Знакомых в Москве у нас не было, и мы с отцом жили на даче в Монино у его друзей. Условий в общем для жизни не было. Но репертуар был героический! Я читал Твардовского, Маяковского, монолог Нила из «Мещан» Горького. И возникал диссонанс между моими физическими данными, некоторой закопченностью, что ли, и теми пафосными речами, которые я произносил.
Кроме того, у меня на левой щеке был шрам — незадолго до поступления мне вырезали жировик. И когда я первый раз вышел с этим шрамом, Вера Николаевна спросила, разглядывая мое лицо: «Откуда вы?» — «Из Читы». Она спросила меня про этот шрам, но, мне кажется, не очень поверила. И я начал читать стихи Маяковского о советском паспорте. Читал размашисто, с пафосом, торжественно. Пашенная упала от хохота. И вся комиссия хохотала. Она, смеясь, стала меня останавливать и давать советы. Это теперь я знаю: если педагог останавливает абитуриента с серьезным лицом — значит, дело его плохо. А если экзаменатор видит, что человек способный, но пока специфики своих способностей не знает, и начинает советовать и улыбаться, тогда считай, что все может закончиться хорошо.
Так я добрался до третьего тура. У отца моего к тому времени украли все документы и деньги, и нам нужно было либо уезжать домой, либо оставаться. И отец мне сказал: «Иди к Пашенной, узнай, хочет ли она тебя брать. Если нет — сразу уедем». И я его послушал. Пошел к Вере Николаевне, она, на мое счастье, оказалась в училище. Она вышла, узнала меня. Я ей рассказал эту историю про пропажу документов и денег и сказал, что, мол, если вы меня берете, то берите, а если нет — я вернусь с отцом обратно в Читу. После паузы она сказала: «Ну оставайся». Таким образом моя судьба была решена.
известия: Сейчас вы — профессор Щепкинского училища. Как меняются абитуриенты? Есть ли разница в репертуаре, энергетике по сравнению с теми ребятами, что поступали, скажем, десятилетие назад?
Соломин: Перемены есть, и они, к сожалению, не к лучшему. Репертуар стал однообразнее. Школьная подготовка по литературе стала ощутимо хуже. Абитуриенты меньше читают и, соответственно, мало думают. Я не говорю обо всех, но тенденция такова.
известия: Какое впечатление на вас произвел маршал Рокоссовский, когда вы школьником в Чите выступали перед ним?
Соломин: Это уж я потом узнал, что мы, пионеры, выступали перед самим Рокоссовским. Когда закончилась война с Германией и началась — с Японией, все наши войска проходили через Читу. И мы, пионеры, в Доме офицеров приветствовали воинов. Я помню, что Рокоссовский после нашего выступления вышел на сцену и всем уделил внимание: кого по щеке похлопал, кого по голове погладил. И только потом нам сказали, что это был Рокоссовский.
Помню, как в Дом пионеров, где я занимался в драматическом кружке, к нам приехал Борис Андреев. А я тогда был то ли в девятом, то ли в десятом классе, и руководитель нашего кружка сказал, что я собираюсь поступать в театральный институт в Москве. И Андреев произнес какие-то теплые напутственные слова в мой адрес.
Потом, когда я уже стал артистом, получил звание заслуженного, Андреев пришел к нам в театр. И я ему напомнил, как много лет назад он напутствовал меня в артисты. Он, конечно, не помнил этого, но благородно сделал вид, что узнал меня (смеется).
известия: Как вы в Чите смогли полюбить Малый театр?
Соломин: В 1949 году Малому театру исполнялось 125 лет. Это очень широко отмечалось, был снят фильм «Малый театр и его мастера». Этот фильм в одном из читинских кинотеатров я посмотрел много раз. Я увидел и училище, которое готовит артистов, и запомнил его адрес — Неглинная, 6. Я видел Садовских, Турчанинову, Пашенную, Ильинского, Зубова, Царева, Жарова... Это, конечно, было потрясение. А потом мне посчастливилось работать с ними. Всегда у меня мечта была — стать артистом. Режиссуре я не придавал значения. Для меня режиссер был скорее администратором.
известия: Но сейчас вы так не думаете?
Соломин: Я никогда не мечтал стать больше, чем артистом. Первый раз я поставил «Лес» Островского с легкой руки Акиры Куросавы. Он где-то в интервью за рубежом сказал, что Соломин-сан обладает режиссерскими данными. И меня пригласили в болгарский театр.
известия: Раз уж вы заговорили о великом японском режиссере Акире Куросаве, расскажите о своей работе с ним над фильмом «Дерсу Узала», который получил «Оскар». Вы же потом с ним дружили.
Соломин: В нашей стране, я думаю, несколько человек, которые знали близко Акиру Куросаву. Раз-два... И вот из этих «раз-два» я — или «раз», или «два». Тридцать с лишним лет мы с ним переписывались.
известия: Как изменилась театральная публика Малого театра?
Соломин: Публика наша не меняется. Просто приходят дети и внуки тех людей, которых приводили сюда бабушки и дедушки, мамы и папы. Очень много людей, которые приезжают в Москву на несколько дней, они хотят посмотреть и Большой, и Малый театры.
известия: Малый театр — возможно, единственный в Москве, который дает возможность говорить об эстетическом конфликте поколений. Во всех других более-менее заметных театрах давно уже ставят модные режиссеры, идут премьеры по современным пьесам, нашим и зарубежным. А чтобы попасть в Малый, режиссер словно должен взять эстетическую крепость.
Соломин: Мода меняется. То носили брюки клеш, то носили «дудочки». То мы вставляли клинья в брюки, то ушивали их. Потом длинные волосы отпускали.
известия: Простите за, может быть, несколько некорректный вопрос: вы читали пьесы, например, Сары Кейн, Марка Равенхилла или наших современных драматургов — братьев Пресняковых, Василия Сигарева, других?
Соломин: Нет.
известия: Как тогда вы можете утверждать, что на это не стоит обращать внимания? Что это что-то вроде брюк клеш?
Соломин: Я проработал пятьдесят лет в театре и могу что-то угадывать интуитивно. Я их пьес не читал, но знаю, какие темы в них подняты. Мне эти темы не интересны, как и многим зрителям. Потом, для меня мат на сцене — это исключено. Хотя в жизни порой приходится к нему прибегать.
известия: Что вас на это может спровоцировать?
Соломин: Я не люблю наглость, глупость, пошлость. И не могу смотреть, как при мне обижают слабого. Не могу позволить, чтобы кого-то унижали, даже если он виноват, — я всегда встреваю. Если виновного просто «посылают» по-русски — ладно, но когда методично и долго унижают, я этого перенести не могу.
известия: Вы нередко с большой долей презрения говорите о «поколении, которое выбрало пепси». Вы сознательно ставите себя в оппозицию к очень большому числу людей, и на самом деле не таких уж глупых. И, что еще важнее, это ведь — публика, которая ходит в театры, может быть, не в Малый театр, но ходит.
Соломин: В конце концов, я — дедушка, и я имею право сказать тем, кто мне по возрасту приходится внуком, что их путь мне кажется неверным. Ведь, если говорить совсем просто, те, кто постоянно пьет пепси, через какое-то время попадут к врачу с заболеванием желудка. Их просто хочется предостеречь. Вот смотрю я на молодого человека, который откроет бутылку пепси, отопьет глоточек и ходит с этой бутылкой целый день, показывая, что он принадлежит к «поколению пепси», и не могу не сказать: «Родной, подключи мозги!»
И почему в театре мы должны быть ориентированы на него? Почему мы должны не поднимать его до себя, а, учитывая его вкусы и привычки, идти у него на поводу? Вы правы, эти молодые люди — театральная публика, но с ними нужно серьезно работать и учить...
Почему надо на сцене ржать, как ржет на улицах это самое «поколение пепси»? Почему речь должна быть невнятной? Зачем все это переносить на сцену? Ведь сцена должна быть выше жизни — не случайно она приподнята над зрительным залом.
известия: Когда вы утверждаете, что что-то в искусстве верно, а что-то неправильно, вы, кажется, безоговорочно убеждены в непогрешимости собственного мнения.
Соломин: Нет, это неправда. Давайте разберемся: театр создан для того, чтобы было слышно, видно и понятно. Даже лет тридцать назад про нас говорили: «Ну, в Малом театре ведь все выговаривают четко». А почему не должно быть слышно? Почему должно быть «как в жизни» — смазано? А искажение автора? Когда режиссеры разрушают великие пьесы? Почему режиссер считает, что он может встать вровень с Чеховым, Островским, Шекспиром? А если оденут всех героев в современную одежду — это что, современное решение?
известия: А разве во времена вашей молодости не было конфликта поколений и вам не казалось, что «старики» говорят не по делу?
Соломин: Конфликт, конечно, был. Но не такой, как нынче. Чтобы кто-то из нас не уступил место пожилому человеку?
Сленг до добра русский язык не доведет. Русский язык очень музыкален — так же, как музыкален итальянский. Ведь на их языке даже слово «кретин» звучит прекрасно: «Кретино!» (смеется).
Вот когда я слушаю современные песни, мне кажется, что из них ушла мелодичность. Это ведь не такие простые вещи, как кажется на первый взгляд, и это не к добру. Мне думается, так же, как подрываются основы мелодичности в музыке, подрываются и основы русского языка.
Или вот еще какая проблема. После третьего тура мы проверяем музыкальность человека: его умение слушать музыку, двигаться под нее. И счастье, если один из десяти умеет станцевать цыганочку — с выходом, русский танец — размашисто, под музыку Чайковского — душевно, и вальс. И если совсем недавно из десяти абитуриентов пять могли выполнить это задание, нынче — дай Бог, один. Начинаются конвульсивные, рваные движения. Вот такие изменения происходят с поступающими, а значит, с молодым поколением.
Несколько лет назад я на вступительных экзаменах так завелся, что с порванным мениском стал показывать, как танцевать вприсядку. Потом неделю лежал, но тогда сдержаться не мог.
И это неумение танцевать — серьезная вещь, это нарушение координации движений, которое свидетельствует о психических нарушениях.
И если мы примем во внимание искажение русского языка и неспособность большинства молодых к музыке и танцу — что мы получим? Что дальше? Начинается все с маленького. И ответьте мне теперь, в чем я не прав? Честно. Мне очень интересно.
известия: Приведу вот такой пример: в книге «Театральная Москва» Нелидова есть глава, где он рассказывает, как в конце XIX века некоторые актеры Малого театра воспринимали недавно возникший Художественный театр. Так вот, некоторые актеры Малого называли мхатовцев «шептунами», «чеховцами» и «марионетками из Камергерского переулка». Как показала история, эти люди ошибались. Что дает вам уверенность, что в оценке некоторых современных явлений вы не ошибаетесь так же, как они?
Соломин: Я не уверен, что большинство артистов Малого так говорило. Между многими актерами МХТ и Малого были очень добрые отношения. Немирович-Данченко и Сумбатов-Южин были женаты на родных сестрах. Вера Пашенная была замужем за артистом МХТ Грибуниным. Ермолову МХТ боготворил. Так что, я думаю, автор книги сильно преувеличил. И на моем веку, когда были Грибов, Ливанов, Массальский, Ершов, Белокуров, — это же были любимые артисты наши! И мы Станиславского никогда не забываем, а наоборот, благодарны ему за ту правду, которую он говорил о Малом театре.
известия: Помните, каким был ресторан Всероссийского театрального общества в то время, когда вы были студентом, и в первые годы вашей работы в театре?
Соломин: Тогда ресторан был совсем иным, чем сейчас. Когда мы получали зарплату, то шли туда и за два рубля шикарно обедали. И там можно было встретить великих артистов. И ты мог прийти в этот ресторан и даже в долг поесть. Или за тебя кто-то мог заплатить из коллег.
известия: Когда-то вы хотели сыграть Иосифа Сталина, но этого сделать не удалось.
Соломин: Нас подвел режиссер Юрий Еремин. Он протянул время, и мы не успели выпустить спектакль.
известия: Что вас привлекло в личности Сталина?
Соломин: Был такой факт: ливанский священник, когда началась война России и Германии, удалился в катакомбы молиться о победе наших войск и написал письмо Сталину с несколькими требованиями. Среди них — облететь с иконой вокруг Москвы. И Сталин, с руганью и скандалом, это сделал. И в 1947 году этот священник прилетел в Москву. Этот факт был зафиксирован в пьесе, и этот эпизод был самым сильным. За это я пьесу и полюбил, но — не сложилось.
известия: У вас с братом Виталием были эстетические разногласия?
Соломин: С годами это обрастает всякими несуразицами, небылицами. Он воспитывался здесь же. То, что у него было свое видение театра, однозначно. Но мы с ним были воспитаны в одной театральной вере.
Артур Соломонов
«Известия», 17 июня 2005 года
17.06.2005
Подробнее
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина» Юрий Соломин: «Мне не стыдно за все, что я делал»
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
Юрий Соломин: «Мне не стыдно за все, что я делал»
Пожалуй, самый аристократичный и интеллигентный герой советского кино, Соломин уже вошел в историю своими блестящей театральной игрой и ролями в фильмах «Адъютант его превосходительства»...
Юрий Соломин: «Мне не стыдно за все, что я делал»
Пожалуй, самый аристократичный и интеллигентный герой советского кино, Соломин уже вошел в историю своими блестящей театральной игрой и ролями в фильмах «Адъютант его превосходительства»...
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
Юрий Соломин: «Мне не стыдно за все, что я делал»
В субботу, 18 июня, всенародно любимому актеру Юрию Соломину исполняется 70 лет. Пожалуй, самый аристократичный и интеллигентный герой советского кино, он уже вошел в историю своими блестящей театральной игрой и ролями и в фильмах «Адъютант его превосходительства», «Хождение по мукам», «ТАСС уполномочен заявить» и «Обыкновенное чудо». Накануне юбилея Юрий СОЛОМИН ответил на вопросы «Новых Известий».
– Юрий Мефодиевич, над вашим креслом в кабинете главы Малого театра висит икона. Раньше, наверное, Ленин висел?
– Икону мне подарили в Патриархии. Но знаете, в этом кабинете ведь никогда не висели портреты ни Ленина, ни Сталина. Здесь всегда были лишь три портрета – Щепкина, Островского и Александра Павловича Ленского – великого русского актера и педагога.
– Ваш театр зовется «академическим». В чем же, по-вашему, сегодня проявляется академизм? Многие теперь воспринимают его как синоним старой рутины, ни чем не связанной с сегодняшним днем. Кажется, это нужно нашим бабушкам, дедушкам и лишь отчасти – среднему поколению...
– Академичность сегодня заключается в точности. Есть ведь академические технические институты, есть консерватория – тоже академия. Академические театры сохраняют какие-то устои, традиции, которые, к счастью, еще не нарушены. Почему же их нужно разрушать? Не лучше ли их сохранить? Ведь традиция может перетекать во что-то новое. Вот есть же традиция отмечать Новый год. Что в этом плохого? Для меня плохо, что Деда Мороза стали называть Санта-Клаусом. Зачем?
Понимаете, мы – странный народ... Теперь вот нас зовут россиянами, хотя я этого слова не воспринимаю. Есть ведь русские, есть татары, есть евреи, есть чеченцы, есть узбеки, украинцы, грузины и так далее. Вот у меня в прошлом году закончила курс корейская студия – студенты из Южной Кореи четыре года учились. И я все время говорил им: «Ни в коем случае вы не должны отказываться от своего национального. Пожалуйста, впитывайте в себя культуру Запада, западноевропейского театра, русского театра, но не забывайте, что вы – корейцы. Вы должны все это перемолоть в себе и рассчитать, что нужно зрителю, который будет вас смотреть. А ставить в Корее спектакли так, как ставят их в Германии или в США, – зачем?»
– Значит, академичность – это сохранение традиций?
– Я все-таки думаю, что да. Это традиции, которые никогда не умрут. Нет, кто-то, конечно, что-то «изобретет» и поставит спектакль по-другому. Например, поставят «Без вины виноватых» Островского, разденут там всех донага... Ну и что? Раздеть можно, можно отрезать что-нибудь. А для чего? Ведь Островский, или Шекспир, или Чехов про это ничего не писали.
Вот как-то я смотрел «Вишневый сад» в одном театре. Там есть два персонажа – слуги. И они занимаются там на сцене тем, что надо показывать совершенно в другом месте. Для чего это делают? Ведь Чехов не писал о том, кто с кем живет.
– Говорят, что в юности вы, посмотрев фильм про Малый театр, сказали: «Это – мое. Тут я буду работать»?
– Да, это правда. В 1949 году я увидел фильм, который назывался «Малый театр и его мастера», он был снят к 125-летию театра. Все артисты Малого потрясли меня, просто покорили. В том же фильме говорилось и о театральном училище имени Щепкина, что на Неглинной, 6. Я это запомнил, приехал в Москву и поступил.
– И как вы ощущали себя рядом с этими, как их называли, «великими стариками»?
– Знаете, более добрых, более доброжелательных людей я пока не встречал. Мне посчастливилось играть с Ильинским, Царевым, Жаровым, Гоголевой, Шатровой, Бабочкиным. С ними я играл главные роли. Существовала такая интересная традиция. Если в театре появлялся новый актер, то ему обязательно что-то дарили эти «великие старики», каждый в меру своих возможностей. Например, кто-то мог подарить фотографию артиста, драматурга, кто-то книгу. Это были знаки внимания.
– Вот вы говорите, что они были добрыми, искренними, открытыми. Как же можно было оставаться такими в лживой атмосфере советского общества, когда все делалось с оглядкой на цензуру?
– Артист не может солгать себе. Он мог играть всякие лживые роли, но вот он видел молодого артиста, который, в сущности, никто. Он видел, что у него есть талант, и на премьере подходил к нему и говорил: «Деточка, я хочу подарить вам книгу. Ты знаешь, чья это книга? Это книга такого-то автора...» Причем это была не просто книжка...
Знаете, я ведь играю всегда дядю Ваню в галстуке, который мне подарила Татьяна Александровна Еремеева, жена Игоря Владимировича Ильинского. В свое время я долго не мог найти такого галстука, который был описан у Чехова – василькового цвета. И однажды на репетиции она просто подошла ко мне и сказала: «Вот, посмотрите, если он вам подойдет. Это галстук Игоря Владимировича». Вот в нем-то я играю уже много лет. И у меня такое ощущение, что если его потеряют в костюмерной, то я уже больше не смогу сыграть. Казалось бы, что тут такого? Но ведь это галстук Ильинского!
– Вы ведь были министром культуры РСФСР. Трудно ли было вам, творческому человеку, согласиться на эту должность? Наверное, внутри чувствовали, что хотели попробовать себя в этой роли?
– Во-первых, я согласился возглавить не министерство, скажем, здравоохранения, а министерство культуры. К тому времени я был профессором и кое-что понимал в педагогике. У меня было поставлено несколько спектаклей, фильмов – и значит, кое-что я понимал и в режиссуре. К этому времени я переиграл много ролей. Значит, вполне мог возглавить ту отрасль, где что-то понимаю.
И потом, что касается «хотел себя попробовать»... Ничего я пробовать не хотел. Кстати, в то время, когда мне предложили этот пост, у меня было несколько серьезных предложений: преподавать в Штутгарте в театральном вузе, поставить «Женитьбу» Гоголя в Мексике – у меня уже и билет был на руках – и, кроме того, на «Ленфильме» должна была начаться очень интересная для меня работа. То есть материально я терял очень много. К тому времени я уже был художественным руководителем Малого театра. Когда же согласился, то сразу сказал: «Я не собираюсь долго здесь сидеть и протирать одним местом кресло». Меня кресло министра не волновало, меня волновала наша культура, меня волновали театр, балет, музыка, меня волновали учебные заведения, которые находились не в очень хорошем состоянии. Понятно, что вас все это волновало, как любого нормального человека. А что-нибудь конкретное для исправления положения вы сделали?
– А почему вы думаете, что нет? Например, было отменено постановление о том, что все театральные коллективы должны выполнять норму пятьсот спектаклей в год. Когда же люди должны были репетировать? Ведь иногда играли по десять спектаклей в день, чтобы выполнить норму. Но первое, что я сделал, – прибавил суточные учащимся музыкальных и хореографических школ. И еще при мне в бюджет стали закладывать два процента на культуру. Это сделано было именно в мою бытность министром культуры.
– Раньше было меньше?
– Раньше и того не было.
– Как с вами общались ваши коллеги, когда вы стали чиновником?
– Каким чиновником? О чем вы говорите?! Чиновник тот, у кого нет профессии и кто держится за свой стул. А мне-то что за охота была держаться за кресло министра? Да к тому же я ведь сам ушел... Хотя меня пытались уйти.
– Кто?
– Не хочу называть их фамилий. Не хочу даже вспоминать о них! Я понимал, за что некоторым я стал неугоден. Меня ведь трудно было в чем-то обвинить. Но я мог в глаза сказать: «Ничего вы в этом не понимаете!» И говорил. Так что мне «пристраиваться чиновником» было не из-за чего. Поэтому мне и не стыдно сегодня смотреть в глаза моим коллегам. Я знал, что уйду с этого поста – только вот чуть-чуть сдвину положение.
– Юрий Мефодиевич, как вы думаете, если бы у вас не было роли в фильме «Адъютант его превосходительства», была бы у вас такая популярность?
– Не знаю. Мне трудно сказать. Ну, может быть, был бы какой-то другой фильм, годом или двумя позже... Кстати, я мог бы стать популярным и раньше – за два года до «Адъютанта» у меня было приглашение сняться в другом фильме. Но не получилось.
– Что за фильм?
– Не хочу говорить. Там история связана с актером, который стал теперь популярным, очень известным. Я его не виню, так уж сложилось, сработали интриги. А узнал я об этом, когда уже снялся в «Адъютанте» – несколько лет спустя, отдыхая с одним режиссером в Болгарии.
Знаете, для меня лично «Адъютант» был ведь важен не славой. Как ни странно – именно после этой картины я стал задумываться: так ли уж были правы красные в гражданской войне? Ведь те, против кого они воевали, были умными, честными и преданными своей присяге людьми.
Я вам так скажу: в том фильме и враги, и, так сказать, «наши» были умными. Разве можно генерала Ковалевского называть неумным? Он был умным генералом, преданным России. Я думал: каким же тогда должен быть герой, который был против него? Так что все было снято правильно. Когда враг слабее тебя, ты не герой, а дырка от бублика.
– Но ведь ваш герой подвел человека, который, как вы сказали, был умный и верен присяге...
– А вы знаете, что этот фильм несколько месяцев пролежал на полке? Именно по тем самым причинам, про которые вы говорите. Дескать, и подход у режиссера не такой, и выбор актеров неоднозначен. В общем, сразу этот фильм не произвел впечатления на тех людей, которые должны были его выпускать.
– А какими еще ролями в кино вы гордитесь?
– Гордиться я не могу. Но мне не стыдно за все, что делал. Другой вопрос – фильм может быть популярен, а может быть непопулярен. Не могу отказаться от фильма «Сильные духом», где я сыграл гестаповца, тоже разведчика, только не нашего, а фашистского. Пусть это отрицательная роль, но я ведь не играл отрицательного немца. Мне не стыдно за фильмы «Хождение по мукам» и «ТАСС уполномочен заявить», за «Летучую мышь» и «Обыкновенное чудо». Хотя были и другие фильмы, не такого высокого класса, но и они тоже пользовались успехом.
– Тем не менее у вас есть много поводов для гордости. Вы руководите театром, который знают во всем мире. Вы бывший министр, ныне профессор...
– И даже академик. Ну и что же с того? На лбу мне, что ли, написать об этом и гордиться? Гораздо дороже любой гордости люди, которые рядом... Знаете, иногда на рынке с меня не берут денег, говорят: «Можно, мы вам вместо цветов помидоры подарим?»
– Вы что же, еще и на рынок сами ходите?
– А кто же за меня будет ходить? Хожу иногда...
– Юрий Мефодиевич, считается, что в 70 лет люди начинают брюзжать, не принимать ничего нового. Это похоже на правду?
– Это вам решать, вы же со мной беседуете.
– Ну, что-то не заметно...
– Вот и напишите, что в свои семьдесят Соломин не брюзжит и нормально принимает все новое... И все же семьдесят – это больше, чем шестьдесят. И это я ощущаю.
Андрей Морозов
«Новые Известия», 17 июня 2005 года
В субботу, 18 июня, всенародно любимому актеру Юрию Соломину исполняется 70 лет. Пожалуй, самый аристократичный и интеллигентный герой советского кино, он уже вошел в историю своими блестящей театральной игрой и ролями и в фильмах «Адъютант его превосходительства», «Хождение по мукам», «ТАСС уполномочен заявить» и «Обыкновенное чудо». Накануне юбилея Юрий СОЛОМИН ответил на вопросы «Новых Известий».
– Юрий Мефодиевич, над вашим креслом в кабинете главы Малого театра висит икона. Раньше, наверное, Ленин висел?
– Икону мне подарили в Патриархии. Но знаете, в этом кабинете ведь никогда не висели портреты ни Ленина, ни Сталина. Здесь всегда были лишь три портрета – Щепкина, Островского и Александра Павловича Ленского – великого русского актера и педагога.
– Ваш театр зовется «академическим». В чем же, по-вашему, сегодня проявляется академизм? Многие теперь воспринимают его как синоним старой рутины, ни чем не связанной с сегодняшним днем. Кажется, это нужно нашим бабушкам, дедушкам и лишь отчасти – среднему поколению...
– Академичность сегодня заключается в точности. Есть ведь академические технические институты, есть консерватория – тоже академия. Академические театры сохраняют какие-то устои, традиции, которые, к счастью, еще не нарушены. Почему же их нужно разрушать? Не лучше ли их сохранить? Ведь традиция может перетекать во что-то новое. Вот есть же традиция отмечать Новый год. Что в этом плохого? Для меня плохо, что Деда Мороза стали называть Санта-Клаусом. Зачем?
Понимаете, мы – странный народ... Теперь вот нас зовут россиянами, хотя я этого слова не воспринимаю. Есть ведь русские, есть татары, есть евреи, есть чеченцы, есть узбеки, украинцы, грузины и так далее. Вот у меня в прошлом году закончила курс корейская студия – студенты из Южной Кореи четыре года учились. И я все время говорил им: «Ни в коем случае вы не должны отказываться от своего национального. Пожалуйста, впитывайте в себя культуру Запада, западноевропейского театра, русского театра, но не забывайте, что вы – корейцы. Вы должны все это перемолоть в себе и рассчитать, что нужно зрителю, который будет вас смотреть. А ставить в Корее спектакли так, как ставят их в Германии или в США, – зачем?»
– Значит, академичность – это сохранение традиций?
– Я все-таки думаю, что да. Это традиции, которые никогда не умрут. Нет, кто-то, конечно, что-то «изобретет» и поставит спектакль по-другому. Например, поставят «Без вины виноватых» Островского, разденут там всех донага... Ну и что? Раздеть можно, можно отрезать что-нибудь. А для чего? Ведь Островский, или Шекспир, или Чехов про это ничего не писали.
Вот как-то я смотрел «Вишневый сад» в одном театре. Там есть два персонажа – слуги. И они занимаются там на сцене тем, что надо показывать совершенно в другом месте. Для чего это делают? Ведь Чехов не писал о том, кто с кем живет.
– Говорят, что в юности вы, посмотрев фильм про Малый театр, сказали: «Это – мое. Тут я буду работать»?
– Да, это правда. В 1949 году я увидел фильм, который назывался «Малый театр и его мастера», он был снят к 125-летию театра. Все артисты Малого потрясли меня, просто покорили. В том же фильме говорилось и о театральном училище имени Щепкина, что на Неглинной, 6. Я это запомнил, приехал в Москву и поступил.
– И как вы ощущали себя рядом с этими, как их называли, «великими стариками»?
– Знаете, более добрых, более доброжелательных людей я пока не встречал. Мне посчастливилось играть с Ильинским, Царевым, Жаровым, Гоголевой, Шатровой, Бабочкиным. С ними я играл главные роли. Существовала такая интересная традиция. Если в театре появлялся новый актер, то ему обязательно что-то дарили эти «великие старики», каждый в меру своих возможностей. Например, кто-то мог подарить фотографию артиста, драматурга, кто-то книгу. Это были знаки внимания.
– Вот вы говорите, что они были добрыми, искренними, открытыми. Как же можно было оставаться такими в лживой атмосфере советского общества, когда все делалось с оглядкой на цензуру?
– Артист не может солгать себе. Он мог играть всякие лживые роли, но вот он видел молодого артиста, который, в сущности, никто. Он видел, что у него есть талант, и на премьере подходил к нему и говорил: «Деточка, я хочу подарить вам книгу. Ты знаешь, чья это книга? Это книга такого-то автора...» Причем это была не просто книжка...
Знаете, я ведь играю всегда дядю Ваню в галстуке, который мне подарила Татьяна Александровна Еремеева, жена Игоря Владимировича Ильинского. В свое время я долго не мог найти такого галстука, который был описан у Чехова – василькового цвета. И однажды на репетиции она просто подошла ко мне и сказала: «Вот, посмотрите, если он вам подойдет. Это галстук Игоря Владимировича». Вот в нем-то я играю уже много лет. И у меня такое ощущение, что если его потеряют в костюмерной, то я уже больше не смогу сыграть. Казалось бы, что тут такого? Но ведь это галстук Ильинского!
– Вы ведь были министром культуры РСФСР. Трудно ли было вам, творческому человеку, согласиться на эту должность? Наверное, внутри чувствовали, что хотели попробовать себя в этой роли?
– Во-первых, я согласился возглавить не министерство, скажем, здравоохранения, а министерство культуры. К тому времени я был профессором и кое-что понимал в педагогике. У меня было поставлено несколько спектаклей, фильмов – и значит, кое-что я понимал и в режиссуре. К этому времени я переиграл много ролей. Значит, вполне мог возглавить ту отрасль, где что-то понимаю.
И потом, что касается «хотел себя попробовать»... Ничего я пробовать не хотел. Кстати, в то время, когда мне предложили этот пост, у меня было несколько серьезных предложений: преподавать в Штутгарте в театральном вузе, поставить «Женитьбу» Гоголя в Мексике – у меня уже и билет был на руках – и, кроме того, на «Ленфильме» должна была начаться очень интересная для меня работа. То есть материально я терял очень много. К тому времени я уже был художественным руководителем Малого театра. Когда же согласился, то сразу сказал: «Я не собираюсь долго здесь сидеть и протирать одним местом кресло». Меня кресло министра не волновало, меня волновала наша культура, меня волновали театр, балет, музыка, меня волновали учебные заведения, которые находились не в очень хорошем состоянии. Понятно, что вас все это волновало, как любого нормального человека. А что-нибудь конкретное для исправления положения вы сделали?
– А почему вы думаете, что нет? Например, было отменено постановление о том, что все театральные коллективы должны выполнять норму пятьсот спектаклей в год. Когда же люди должны были репетировать? Ведь иногда играли по десять спектаклей в день, чтобы выполнить норму. Но первое, что я сделал, – прибавил суточные учащимся музыкальных и хореографических школ. И еще при мне в бюджет стали закладывать два процента на культуру. Это сделано было именно в мою бытность министром культуры.
– Раньше было меньше?
– Раньше и того не было.
– Как с вами общались ваши коллеги, когда вы стали чиновником?
– Каким чиновником? О чем вы говорите?! Чиновник тот, у кого нет профессии и кто держится за свой стул. А мне-то что за охота была держаться за кресло министра? Да к тому же я ведь сам ушел... Хотя меня пытались уйти.
– Кто?
– Не хочу называть их фамилий. Не хочу даже вспоминать о них! Я понимал, за что некоторым я стал неугоден. Меня ведь трудно было в чем-то обвинить. Но я мог в глаза сказать: «Ничего вы в этом не понимаете!» И говорил. Так что мне «пристраиваться чиновником» было не из-за чего. Поэтому мне и не стыдно сегодня смотреть в глаза моим коллегам. Я знал, что уйду с этого поста – только вот чуть-чуть сдвину положение.
– Юрий Мефодиевич, как вы думаете, если бы у вас не было роли в фильме «Адъютант его превосходительства», была бы у вас такая популярность?
– Не знаю. Мне трудно сказать. Ну, может быть, был бы какой-то другой фильм, годом или двумя позже... Кстати, я мог бы стать популярным и раньше – за два года до «Адъютанта» у меня было приглашение сняться в другом фильме. Но не получилось.
– Что за фильм?
– Не хочу говорить. Там история связана с актером, который стал теперь популярным, очень известным. Я его не виню, так уж сложилось, сработали интриги. А узнал я об этом, когда уже снялся в «Адъютанте» – несколько лет спустя, отдыхая с одним режиссером в Болгарии.
Знаете, для меня лично «Адъютант» был ведь важен не славой. Как ни странно – именно после этой картины я стал задумываться: так ли уж были правы красные в гражданской войне? Ведь те, против кого они воевали, были умными, честными и преданными своей присяге людьми.
Я вам так скажу: в том фильме и враги, и, так сказать, «наши» были умными. Разве можно генерала Ковалевского называть неумным? Он был умным генералом, преданным России. Я думал: каким же тогда должен быть герой, который был против него? Так что все было снято правильно. Когда враг слабее тебя, ты не герой, а дырка от бублика.
– Но ведь ваш герой подвел человека, который, как вы сказали, был умный и верен присяге...
– А вы знаете, что этот фильм несколько месяцев пролежал на полке? Именно по тем самым причинам, про которые вы говорите. Дескать, и подход у режиссера не такой, и выбор актеров неоднозначен. В общем, сразу этот фильм не произвел впечатления на тех людей, которые должны были его выпускать.
– А какими еще ролями в кино вы гордитесь?
– Гордиться я не могу. Но мне не стыдно за все, что делал. Другой вопрос – фильм может быть популярен, а может быть непопулярен. Не могу отказаться от фильма «Сильные духом», где я сыграл гестаповца, тоже разведчика, только не нашего, а фашистского. Пусть это отрицательная роль, но я ведь не играл отрицательного немца. Мне не стыдно за фильмы «Хождение по мукам» и «ТАСС уполномочен заявить», за «Летучую мышь» и «Обыкновенное чудо». Хотя были и другие фильмы, не такого высокого класса, но и они тоже пользовались успехом.
– Тем не менее у вас есть много поводов для гордости. Вы руководите театром, который знают во всем мире. Вы бывший министр, ныне профессор...
– И даже академик. Ну и что же с того? На лбу мне, что ли, написать об этом и гордиться? Гораздо дороже любой гордости люди, которые рядом... Знаете, иногда на рынке с меня не берут денег, говорят: «Можно, мы вам вместо цветов помидоры подарим?»
– Вы что же, еще и на рынок сами ходите?
– А кто же за меня будет ходить? Хожу иногда...
– Юрий Мефодиевич, считается, что в 70 лет люди начинают брюзжать, не принимать ничего нового. Это похоже на правду?
– Это вам решать, вы же со мной беседуете.
– Ну, что-то не заметно...
– Вот и напишите, что в свои семьдесят Соломин не брюзжит и нормально принимает все новое... И все же семьдесят – это больше, чем шестьдесят. И это я ощущаю.
Андрей Морозов
«Новые Известия», 17 июня 2005 года
Подробнее
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина» Юрию Соломину – 70!
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
Юрию Соломину – 70!
Самая главная «составляющая» соломинского юбилея – это актерские его работы, всегда запоминающиеся и современные. Перечислить его роли в театре и в кино – будет уже не статья, а книга...
Юрию Соломину – 70!
Самая главная «составляющая» соломинского юбилея – это актерские его работы, всегда запоминающиеся и современные. Перечислить его роли в театре и в кино – будет уже не статья, а книга...
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
Юрию Соломину – 70!
18 июня народный артист СССР, художественный руководитель Малого театра и просто замечательный русский актер Юрий Соломин отмечает 70-летний юбилей.
«Домом Островского» называют Малый театр, и это его высокое звание ни разу не посрамил, не унизил нынешний его руководитель – Соломин. Если можно так сказать, «мода» в жизненной линии Соломина – это его старомодность, ощущаемая им как верность жизни, высокая гражданственность и яркий талант. Его новаторство – это не лихое забвение добытого веками, но, напротив, умное приращение к творческим богатствам, такова программа артиста и театрального деятеля Соломина. Не самая, кстати, типическая сегодня при понимании свободы творчества как свободы от норм художественности, человечности и даже морали.
И конечно же, самая главная «составляющая» соломинского юбилея – это актерские его работы, всегда запоминающиеся и современные. Перечислить его роли в театре и в кино – будет уже не статья, а книга. У него нет узкого амплуа: он романтик в роли вдохновенного Сирано де Бержерака; психолог в роли царя Федора; покоритель символа, когда играет Хлестакова; он ищет правого и виноватого в характере последнего российского императора Николая II; он неврастеник и социальный герой в чеховском репертуаре; он до предела достоверен и фантастичен в комедиях Островского. А кто не помнит его киношедевр – роль адъютанта его превосходительства капитана Кольцова!
Среди наиболее значимых актерских побед Соломина, конечно, Фамусов в «Горе от ума» . Здесь он и вальяжный барин старой хлебосольной Москвы, и хитрый, жесткий нынешний губернатор иных регионов, когда магия чина обращается в мафию чиновничества. Его героя и жаль, но он еще и новых молчалиных воспитает, и новых скалозубов приветит.
Остается пожелать Юрию Соломину творческих побед, здоровья и мужества. Все это сейчас необходимо тем, кто любит искусство, а не себя в искусстве, кто хочет радовать массы, а не только подсчитывать кассу.
Инна Вишневская
«Родная газета», 17 июня 2005 года
Юрию Соломину – 70!
18 июня народный артист СССР, художественный руководитель Малого театра и просто замечательный русский актер Юрий Соломин отмечает 70-летний юбилей.
«Домом Островского» называют Малый театр, и это его высокое звание ни разу не посрамил, не унизил нынешний его руководитель – Соломин. Если можно так сказать, «мода» в жизненной линии Соломина – это его старомодность, ощущаемая им как верность жизни, высокая гражданственность и яркий талант. Его новаторство – это не лихое забвение добытого веками, но, напротив, умное приращение к творческим богатствам, такова программа артиста и театрального деятеля Соломина. Не самая, кстати, типическая сегодня при понимании свободы творчества как свободы от норм художественности, человечности и даже морали.
И конечно же, самая главная «составляющая» соломинского юбилея – это актерские его работы, всегда запоминающиеся и современные. Перечислить его роли в театре и в кино – будет уже не статья, а книга. У него нет узкого амплуа: он романтик в роли вдохновенного Сирано де Бержерака; психолог в роли царя Федора; покоритель символа, когда играет Хлестакова; он ищет правого и виноватого в характере последнего российского императора Николая II; он неврастеник и социальный герой в чеховском репертуаре; он до предела достоверен и фантастичен в комедиях Островского. А кто не помнит его киношедевр – роль адъютанта его превосходительства капитана Кольцова!
Среди наиболее значимых актерских побед Соломина, конечно, Фамусов в «Горе от ума» . Здесь он и вальяжный барин старой хлебосольной Москвы, и хитрый, жесткий нынешний губернатор иных регионов, когда магия чина обращается в мафию чиновничества. Его героя и жаль, но он еще и новых молчалиных воспитает, и новых скалозубов приветит.
Остается пожелать Юрию Соломину творческих побед, здоровья и мужества. Все это сейчас необходимо тем, кто любит искусство, а не себя в искусстве, кто хочет радовать массы, а не только подсчитывать кассу.
Инна Вишневская
«Родная газета», 17 июня 2005 года
16.06.2005
Подробнее
ЕВГЕНИЙ САМОЙЛОВ
ЕВГЕНИЙ САМОЙЛОВ: Оставайтесь, друзья, молодыми, никогда не старейте душой!
Любовь – это самое главное. Она меня всегда грела, вдохновляла, давала тонус жизни. Без нее я не мыслю себя.
Любовь – это самое главное. Она меня всегда грела, вдохновляла, давала тонус жизни. Без нее я не мыслю себя.
ЕВГЕНИЙ САМОЙЛОВ: Оставайтесь, друзья, молодыми, никогда не старейте душой!
Евгений Самойлов – фигура легендарная. Несколько поколений зрителей влюблялись в его героев, попадая под неизменное влияние красоты и обаяния артиста. Его дарованию были подвластны Чацкий и Павка Корчагин, Олег Кошевой и Гамлет, Иван Шуйский и Игнат Гордеев. Ему покорялись самые сложные вершины сценического мастерства, в которых требовались и высокий интеллект, и трагический пафос, и совершенное искусство перевоплощения, и мастерство пластической выразительности.
Навсегда оставаясь учеником и последователем Мейерхольда, он во всякое свое сценическое или кинематографическое создание вкладывал страстное сердце художника и неизменную любовь к пламенной романтике. Особенно ярко проявилось творческое своеобразие артиста в сценическом прочтении русской классики. Одной из лучших ролей Самойлова в Малом театре стал образ Ивана Петровича Шуйского в спектакле по пьесе А.К. Толстого «Царь Федор Иоанович», поставленном Б.Равенских в 1974 году и до сих пор идущим на сцене театра при неослабевающем зрительском успехе.
Его любили учителя. Его уважают и любят коллеги. Его обожают зрители. Он достиг за время своей большой творческой жизни многих степеней и регалий: народный артист СССР, лауреат нескольких Государственных премий, награжден орденами и медалями, неоднократно избирался ректором театрального училища имени М.С. Щепкина на пост Председателя Государственной экзаменационной комиссии.
У него удивительно счастливо сложилась личная жизнь. Со своей женой Зинаидой Ильиничной он прожил 62 года. Его дочь Татьяна Самойлова стала всемирно известной актрисой после фильма М. Калатозова «Летят журавли», сыграв Веронику. А позднее воплотила на экране образ Анны Карениной. Его сын Алексей Самойлов посвятил себя театру и, как отец, стал артистом Малого театра.
Несмотря на все эти несомненные жизненные успехи Евгений Самойлов продолжает оставаться, как и в самом начале своего пути, человеком скромным и отзывчивым, страстно увлеченным своим делом и живущим в мире высоких чувств и вдохновенной романтики.
- Евгений Валерианович, как вы чувствуете себя в новом столетии, в новом тысячелетии?
- Нормально. А вот что будет впереди, сказать трудно, потому что мне уже все-таки девяносто лет.
- Что вам дает радость в жизни?
- Театральная работа, сцена, съемки в кино.
- Как вы смотрите на перемены в современной жизни, и какие чувства они вызывают в вас в сравнение с тем, что позади?
- Перемены произошли огромные, и всякая эпоха начинает свою жизнь по-своему. Это вполне естественно: жизнь идет вперед, все меняется. Меняются и театры. Был когда-то хорошим Московский художественный театр. Какой он сейчас и каким он будет дальше, я не могу еще точно определить. Куда сейчас вообще пойдет театр никто не знает, потому что пришло молодое поколение и когда оно вырастет в настоящих мастеров, трудно сказать. Это зависит и от руководителей театров и от многого другого, что прогнозировать почти невозможно.
- Говорят, что есть такое средство Макрополус, которое продлевает молодость. Скажите, каков секрет вашей молодости?
- Я всю жизнь был в спортивной форме, так как без этого невозможно работать ни в театре, ни в кино. Делаю гимнастику, занимаюсь физкультурой, всегда катался на лыжах и коньках, на лошади. Вот все, что меня поддерживало и поддерживает до сих пор.
- А как вы относитесь к медицине, к врачам?
- Конечно, с медициной приходилось сталкиваться, куда же без нее. И, надо сказать, всегда, когда мне приходилось обращаться к врачам, отношение было очень хорошее. Однажды во время гастролей в Санкт-Петербурге, где я был очень плотно занят в репертуаре театра, у меня случилось предынфарктное состояние. Увезли меня в свердловскую больницу. Там были великолепные специалисты и отношение И-ЗУ-МИ-ТЕЛЬ-НО-Е! Меня тогда быстро поставили на ноги. А не так давно мне пришлось обратиться в клинику академика Николая Алексеевича Лопаткина в Москве. И он лично сделал мне операцию. С его стороны я ощутил доброе и по-настоящему человеческое отношение. Да, по сути, в течение всей жизни – и когда дети болели, и во всех остальных случаях – я не видел ничего другого от врачей, кроме заботы, внимания и профессиональной помощи. Пользуясь случаем, хочу их сердечно поблагодарить за это и передать наилучшие пожелания.
- Ваши коллеги, не сговариваясь, говорят о вашей доброжелательности и о вашей замечательной улыбке, которая всегда поднимает у них настроение? Скажите, откуда в вас такой жизненный настрой?
- Я сам по-доброму отношусь к людям и, прежде всего, стараюсь видеть в них добро. Если оно существует, значит, человек меня радует. Может быть, поэтому я чувствую себя достаточно хорошо душевно.
- Что бы вы хотели пожелать своим друзьям-коллегам и своим поклонникам-зрителям?
- Чтобы они могли увидеть хорошие спектакли, замечательные достижения молодого поколения и тех, на ком сегодня держится театр. Пусть будут хорошие кинофильмы и пусть все получают от них радость. Потому что и театр, и кино служит для воспитания людей, и для того, чтобы дарить им радость.
- Что для вас в жизни значит любовь?
- Любовь – это самое главное. Она меня всегда грела, вдохновляла, давала тонус жизни. Без нее я не мыслю себя.
www.medicus.ru
Евгений Самойлов – фигура легендарная. Несколько поколений зрителей влюблялись в его героев, попадая под неизменное влияние красоты и обаяния артиста. Его дарованию были подвластны Чацкий и Павка Корчагин, Олег Кошевой и Гамлет, Иван Шуйский и Игнат Гордеев. Ему покорялись самые сложные вершины сценического мастерства, в которых требовались и высокий интеллект, и трагический пафос, и совершенное искусство перевоплощения, и мастерство пластической выразительности.
Навсегда оставаясь учеником и последователем Мейерхольда, он во всякое свое сценическое или кинематографическое создание вкладывал страстное сердце художника и неизменную любовь к пламенной романтике. Особенно ярко проявилось творческое своеобразие артиста в сценическом прочтении русской классики. Одной из лучших ролей Самойлова в Малом театре стал образ Ивана Петровича Шуйского в спектакле по пьесе А.К. Толстого «Царь Федор Иоанович», поставленном Б.Равенских в 1974 году и до сих пор идущим на сцене театра при неослабевающем зрительском успехе.
Его любили учителя. Его уважают и любят коллеги. Его обожают зрители. Он достиг за время своей большой творческой жизни многих степеней и регалий: народный артист СССР, лауреат нескольких Государственных премий, награжден орденами и медалями, неоднократно избирался ректором театрального училища имени М.С. Щепкина на пост Председателя Государственной экзаменационной комиссии.
У него удивительно счастливо сложилась личная жизнь. Со своей женой Зинаидой Ильиничной он прожил 62 года. Его дочь Татьяна Самойлова стала всемирно известной актрисой после фильма М. Калатозова «Летят журавли», сыграв Веронику. А позднее воплотила на экране образ Анны Карениной. Его сын Алексей Самойлов посвятил себя театру и, как отец, стал артистом Малого театра.
Несмотря на все эти несомненные жизненные успехи Евгений Самойлов продолжает оставаться, как и в самом начале своего пути, человеком скромным и отзывчивым, страстно увлеченным своим делом и живущим в мире высоких чувств и вдохновенной романтики.
- Евгений Валерианович, как вы чувствуете себя в новом столетии, в новом тысячелетии?
- Нормально. А вот что будет впереди, сказать трудно, потому что мне уже все-таки девяносто лет.
- Что вам дает радость в жизни?
- Театральная работа, сцена, съемки в кино.
- Как вы смотрите на перемены в современной жизни, и какие чувства они вызывают в вас в сравнение с тем, что позади?
- Перемены произошли огромные, и всякая эпоха начинает свою жизнь по-своему. Это вполне естественно: жизнь идет вперед, все меняется. Меняются и театры. Был когда-то хорошим Московский художественный театр. Какой он сейчас и каким он будет дальше, я не могу еще точно определить. Куда сейчас вообще пойдет театр никто не знает, потому что пришло молодое поколение и когда оно вырастет в настоящих мастеров, трудно сказать. Это зависит и от руководителей театров и от многого другого, что прогнозировать почти невозможно.
- Говорят, что есть такое средство Макрополус, которое продлевает молодость. Скажите, каков секрет вашей молодости?
- Я всю жизнь был в спортивной форме, так как без этого невозможно работать ни в театре, ни в кино. Делаю гимнастику, занимаюсь физкультурой, всегда катался на лыжах и коньках, на лошади. Вот все, что меня поддерживало и поддерживает до сих пор.
- А как вы относитесь к медицине, к врачам?
- Конечно, с медициной приходилось сталкиваться, куда же без нее. И, надо сказать, всегда, когда мне приходилось обращаться к врачам, отношение было очень хорошее. Однажды во время гастролей в Санкт-Петербурге, где я был очень плотно занят в репертуаре театра, у меня случилось предынфарктное состояние. Увезли меня в свердловскую больницу. Там были великолепные специалисты и отношение И-ЗУ-МИ-ТЕЛЬ-НО-Е! Меня тогда быстро поставили на ноги. А не так давно мне пришлось обратиться в клинику академика Николая Алексеевича Лопаткина в Москве. И он лично сделал мне операцию. С его стороны я ощутил доброе и по-настоящему человеческое отношение. Да, по сути, в течение всей жизни – и когда дети болели, и во всех остальных случаях – я не видел ничего другого от врачей, кроме заботы, внимания и профессиональной помощи. Пользуясь случаем, хочу их сердечно поблагодарить за это и передать наилучшие пожелания.
- Ваши коллеги, не сговариваясь, говорят о вашей доброжелательности и о вашей замечательной улыбке, которая всегда поднимает у них настроение? Скажите, откуда в вас такой жизненный настрой?
- Я сам по-доброму отношусь к людям и, прежде всего, стараюсь видеть в них добро. Если оно существует, значит, человек меня радует. Может быть, поэтому я чувствую себя достаточно хорошо душевно.
- Что бы вы хотели пожелать своим друзьям-коллегам и своим поклонникам-зрителям?
- Чтобы они могли увидеть хорошие спектакли, замечательные достижения молодого поколения и тех, на ком сегодня держится театр. Пусть будут хорошие кинофильмы и пусть все получают от них радость. Потому что и театр, и кино служит для воспитания людей, и для того, чтобы дарить им радость.
- Что для вас в жизни значит любовь?
- Любовь – это самое главное. Она меня всегда грела, вдохновляла, давала тонус жизни. Без нее я не мыслю себя.
www.medicus.ru
Подробнее
«К 105-летию со дня рождения Елены Николаевны Гоголевой» Е.Н. ГОГОЛЕВА
«К 105-летию со дня рождения Елены Николаевны Гоголевой»
Е.Н. ГОГОЛЕВА
«НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ» СОРОКОВЫЕ ГОДЫ
Е.Н. ГОГОЛЕВА
«НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ» СОРОКОВЫЕ ГОДЫ
«К 105-летию со дня рождения Елены Николаевны Гоголевой»
Е.Н. ГОГОЛЕВА
«НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ»
СОРОКОВЫЕ ГОДЫ
Начало 40-х годов было в театре очень тяжелым. Для атмосферы, царившей в театре, типичен такой случай. Заболел Остужев. Но «Уриэля Акосту» не отменили, заглавную роль играл постановщик спектакля, механически копировавший жесты и интонации Остужева.
В репертуаре театра ведущее место занимали спектакли, не отвечающие ни стилю, ни духу Малого театра.
Я редко бывала в театре. Играла «Стакан воды» и «Уриэля» с новым исполнителем. Смотрела, как то, что могла бы играть я, играют другие. Были еще и «Варвары». Но, как я уже говорила, ни в прессе, ни в театре меня не замечали. Болезнь, еженедельный пневмоторакс не позволяли мне опять ехать с бригадами на фронт. Единственное, что я могла, — это обслуживать призывные пункты и госпитали Москвы. Я завидовала Остужеву. Он рвался в военно-шефские бригады. И настоял, поехал, читал на фронте отрывки из «Войны и мира».
В театре готовили пьесу А. Н. Толстого «Иван Грозный». Конечно, я не была занята. Внезапно звонит мне наша всеми любимая секретарь дирекции Елизавета Фирсовна и предупреждает, что сегодняшняя премьера висит на волоске. Все в панике. Мне будут звонить, так как исполнительница главной роли—Марьи Темрюковны—сообщила, что играть не будет, «заболела». Это в Малом-то театре? Сорвать премьеру? Да у нас никогда ничего подобного не было! Хоть умирай, а премьеру играй!
В кабинете у директора Л.Е. Шаповалова экстренное совещание — постановщик Судаков, Пашенная и сам Шаповалов. Отменять спектакль нельзя. На премьеру ждали членов правительства. Что делать? До спектакля остается четыре часа. В три часа Елизавета Фирсовна официально вызывает меня к Шаповалову. «Выручайте, Елена Николаевна, надо играть». Но ведь я даже в зале на репетициях не бывала, роль мне не предлагали, я не упоминалась в приказе. Я надеялась на свою память, знала, что Темрюковна не все время на сцене, что есть свободные промежуточные картины. Думаю: текст успею подучить, но отказываться нельзя. Ведь я актриса Малого театра. «Идемте репетировать», — сказала я мрачному Судакову. Мы пошли на сцену, мне быстро показали мизансцены, сунули в руки листки роли, и заведующая костюмерной О. Севастьянова стала подбирать костюмы, так как уже сшитые были мне не в пору, да я бы в них и не играла.
В общем, примеряя, репетируя, я уже учила текст, и вдруг — звонок от премьерши, что она вечером играть будет. Судаков очень обрадовался, все опять в растерянности, до спектакля два часа.
Шаповалов в бешенстве требует: «Играть будет Гоголева!»
Я вижу и понимаю общую растерянность. И говорю Судакову и всем присутствующим: «Вот что, товарищи, если она выздоровела, пусть сегодня играет она. Всем участвующим, а главное, Коле Соловьеву (он играл Грозного) будет спокойнее играть премьеру с ней, а за меня все станут волноваться, и это скажется на спектакле. О спектакле надо думать прежде всего. Ну а я сыграю в следующий раз. Так будет справедливее».
Стоило большого труда убедить Шаповалова, который был возмущен выходкой премьерши. Именно я уговорила его думать о спектакле, и именно он настоял на моем вводе во второй спектакль.
Однако премьера прошла неудачно, было сделано несколько существенных замечаний. Вскоре последовал уход из театра Судакова. И ставить «Грозного» заново поручили Прову Михайловичу Садовскому, который был назначен художественным руководителем театра. Роль Марьи Темрюковны перешла ко мне.
Война и впечатления от фронтовой поездки многое заставили меня пересмотреть и в себе самой и в моих товарищах. Как мне хотелось тогда сыграть положительную советскую героиню, как глубоко чувствовала я современность! Но если мне и выпадали роли в советском репертуаре, все это были шпионки или «роковые» женщины. Я опять сидела без работы, играла старые роли, непрерывно думая о них и находя все новые и новые черточки. Иногда, может быть, ошибаясь, а иногда достигая успеха. Стала пересматривать «Стакан воды», глубже понимать Надежду в «Варварах». Думалось, что иду правильным путем. Мое несчастье заключалось в том, что генеральные репетиции и первые спектакли я всегда играла плохо, с нажимом, не веря в себя. Роль получалась уже на десятом-двенадцатом спектакле. Помогал зрительный зал. Чувствовала его тепло, проходила скованность от недоброжелательства, как мне казалось, первых зрителей, своих же «товарищей», а их было не так уж мало.
В 1943 году я получила роль Лауренсии в «Овечьем источнике». Ставил Б. И. Вершилов, художник — И.М. Рабинович. Репетировали долго, с перерывами. Работа шла как-то судорожно. Я знала, что симпатий постановка не вызовет. Однако генеральная прошла с огромным успехом, в зале были работники и секретари нашего райкома. Но премьера не пошла. Почему? Не знаю. До сих пор мне это неясно. Может быть, действительно я не вытянула, может, Вершилов был непригоден для этой постановки. А райкомовцы долго потом говорили мне о громадном впечатлении, какое они получили от нашего «Овечьего источника».
Очень хороши были Фрондосо — Анненков и Командор — Аксенов. Всеволод тогда опять вернулся в театр, но ненадолго, и ушел, уже окончательно, через год.
Переживала ли я свой «провал»? Нет. Я была к нему готова. Да и некогда было особенно грустить — Игорь ведь пропал без вести. И еще. В то же время я получила настойчивое приглашение от Эйзенштейна сниматься у него в «Иване Грозном» в роли Ефросиньи Старицкой. Ехать надо было в Алма-Ату. Вероятно, я сделала огромную ошибку — отказалась. Что меня заставило это сделать? Да, до некоторой степени — моя болезнь. Не отпускали меня врачи. Но Эйзенштейн! Работать с таким режиссером! Да, ошибка, которую я никогда себе не прощу.
Как-то случилось, что заболела исполнительница роли Ольги в «Нашествии» — Ксюша Тарасова. «Вспомнили», что эта роль была дана мне. Опять пришлось выручать и без репетиций входить в постановку. Когда после спектакля товарищи окружили меня и стали поздравлять, Коля Соловьев обнял меня и закричал: «Говорили — нет у нас социальной героини, да вот же она! Вот!» Да, кажется, я сыграла правильно, во всяком случае, мне было почему-то легко. А тут еще пришла открытка от летчика, с которым на пикировщике летал Горик. Летчик сообщил, что их самолет горел, и он приказал Игорю прыгать, и что Игорь, прыгая, был жив. Произошло это в районе Харькова. Сам летчик дотянул до своих, но долго добирался до части. Значит, жив! Это главное: жив мой Игорь! Шел 1943 год.
И опять молчание. Лечение мое давало хорошие результаты, и я решила, что могу и должна делать что-то важное. Новых ролей нет, значит, надо отдать силы и время общественной работе, не сидеть сложа руки.
В 1934—1936 годах я была председателем месткома театра. Хотела вступить в партию. Тогда не существовало кандидатского стажа, его заменял как бы институт сочувствующих. Я была в эти годы так называемой «сочувствующей», выполняла большую работу как предместкома и являлась членом районной избирательной комиссии по выборам в Советы. Однако болезнь прекратила мою общественную деятельность. Но теперь, когда шла война, когда я на многое смотрела более пристальным и внимательным взглядом, мне казалось, что идти в партию без» общественного багажа нельзя. Это несерьезно. И вот все свободное от театра время я стала отдавать общественной работе. Меня опять избрали председателем месткома, и если мне нельзя было ехать на фронт, то уж работать в месткоме и по военно-шефской линии в Москве — мой прямой долг. Почти все дни я проводила в административном крыле театра, встречалась со всеми бригадами, отправлявшимися на фронт, и всех просила: дать знать, если услышат что-нибудь об Игоре. В 1944 году мне позвонил незнакомый голос и пригласил зайти по такому-то адресу в один из переулков на Якиманке. Мне сообщат кое-что об Игоре. Не помня себя, я бросилась по указанному адресу. Оказалось, что мальчик из этой семьи был в плену вместе с Игорем в 1943 году. Игоря сначала держали в «цивильном» отделении, но потом один подлец его опознал, сказал немцам, что это военный летчик, сын артистки Гоголевой, что его видели со мной в Вахтанговском театре. Игоря сейчас же перевели в военный концлагерь и, кажется, отправили из Краматорска в Лодзь.
Это была все же весточка. Значит, в 1943 году Игорь был жив. Жив. Шел уже 1944 год. Что же произошло за этот год? Жив ли сейчас? С мыслью об этом я и жила. Ждала и верила, что будет жив, что увижу его. Верила!
В конце 1944 года опять неожиданная весточка. Звонок. Открываю дверь. Стоит молодой парень. «Вы Елена Николаевна Гоголева?» — «Я». — «Я хочу кое-что сообщить о вашем сыне». Затаскиваю его в квартиру. Симпатичное, грустное лицо и весь такой застенчивый, смущенный. Говорит, что видел Игоря в начале 1944 года, январе—феврале. Концлагерь где-то около Магдебурга, точно не знает. В лагере прошел слух, что привезли какого-то летчика, сразу в карцер. Потом летчика отправили в другой лагерь — куда, конечно, неизвестно. Говорили, что этот летчик несколько раз бежал, его ловили. Смелый, и потому с ним обращаются особо строго. Но не расстрел. Видел его мельком, когда выводили из карцера. Вот и все. Значит, в начале 1944 года был жив. А теперь война шла к концу. И во мне крепла вера, что Игорь вот-вот вернется.
Незабываемы дни Победы. Помню, в Большом зале консерватории был концерт s помощь пострадавшим от войны семьям. После концерта за скромным чаем сидели в аванложе дирекции. И вдруг приносят известие: «Берлин взят!» Ждали этого, были готовы, а все-таки не верилось в такое счастье. Концерт был днем, а вечером в антракте вышел перед занавесом к публике кто-то из актеров и объявил: «Товарищи, Берлин взят нашими войсками!!!»
Что было в Москве 9 мая — описать невозможно. В театре шел спектакль «Иван Грозный». Машина не могла протиснуться сквозь толпы ликующих, плачущих, обнимающихся людей. Кого-то качали, в воздух взлетали военные. Непрерывный салют на Красной площади. Я все это видела, понимала, чувствовала, а в горле комок — от Игоря ни звука.
В театре, как и повсюду, было ликование. Шли бурные митинги, потом импровизированный не то пляс, не то бешеная кадриль. Я не смогла прийти в театр. Боялась, что расплачусь, внесу горькую ноту в общий праздник.
И вот в июле 1945 года — письмо. Наша Тося, чудесная домоправительница, действительно верный друг, вдруг кричит: «Письмо, Елена Николаевна, письмо от Игоря!» Надо сказать, что все письма всегда просматривала Тося, она даже скрыла от меня похоронку на Игоря, и я не знала о ней, пока не получила второе извещение: «Пропал без вести». Так вот и сейчас—письмо от Игоря, ее радостный крик, а я, которая все время верила и ждала Игоря или хотя бы весточки от него или о нем, я не поверила. Держала письмо, видела почерк Игоря, обратный адрес с его фамилией, а не верила. «Да распечатайте же, прочитайте!» — кричала Тося. А я окаменела, в буквальном смысле этого слова. Как, через кого ему удалось дать о себе знать—не понимаю. Но это было его письмо, он писал уже после Победы.
Значит, живой! Дальнейшее происходило как во сне. Через два месяца Игорь был со мной, дома. Вся его жизнь за годы плена — это отдельная, почти фантастическая книга. И как он уцелел, при его характере, при его побегах, при его дерзости, — это чудо! Без всяких с моей стороны просьб и нажимов ему сразу выдали московский паспорт, все проверки он прошел еще до возвращения. Но вернуться в армию он уже не мог и мучительно переживал отрыв от военной авиации. Служить в гражданской авиации Игорь не хотел, а поскольку у него был абсолютный слух, отец устроил его тонмейстером-режиссером в Дом звукозаписи, где сам тогда работал.
Так прошел знаменательный 1945 год. С удвоенной энергией работала я в месткоме театра. Я уже совсем выздоровела. Пневмоторакс сделал свое дело. И я все упорнее стала думать о вступлении в партию. Теперь, казалось мне, я могу быть полезной, могу выполнять партийную работу. В 1947 году я подала заявление и была принята кандидатом в члены ВКП(б).
Здесь я хочу вспомнить о П. Л. Войкове, человеке, который сыграл огромную роль в формировании моего гражданского сознания. В начале 20-х годов моя дальняя родственница. Вера Лукьяновская, работала секретарем Войкова. Я часто забегала навестить мою родственницу, благо, ее служба находилась недалеко от театра. Войков редко вызывал Веру в свой кабинет и предпочитал сам приносить некоторые бумаги для перепечатки. Так и состоялось наше знакомство. Зная от Веры, что я актриса Малого театра, он задерживался на несколько минут, расспрашивая меня о театре. Всегда предупредительный, вежливый, внимательный, в элегантном костюме, Войков производил впечатление человека большой культуры, безукоризненного воспитания, прекрасно разбирающегося в литературе и искусстве. И вот, несколько осмелев, я стала вступать с ним в споры о некоторых мне непонятных «директивах большевиков». Осторожно, ненавязчиво Войков поправлял мои обывательские суждения, подчас глупую критику действий молодого правительства, и его спокойные и доходчивые слова все глубже входили в мое сознание, заставляли задуматься о том, что несла революция. Я думаю, что эти, хотя и немногочисленные, беседы с Войковым были для меня первыми зернами сознательности и понимания Октября.
В 1947 году исполнилось и заветное мое желание создать образ положительной советской героини. Б. А. Лавренев принес в театр пьесу «За тех, кто в море!». Центральную роль поручили Д. В. Зеркаловой, но в пьесе была еще роль Гореловой, актрисы фронтового театра, которая потеряла во время войны мужа и ребенка. На флоте она встретила, как ей казалось, человека смелого, умного, честного, которого полюбила... и ошиблась.
Я уже перестала ходить с моими вечными просьбами о положительной женской роли, как вдруг счастье мне улыбнулось. А. Д. Дикий, который сначала был назначен постановщиком, почему-то отказался, и спектакль взялись ставить К. А. Зубов и В. И. Цыганков. Роль Гореловой дали мне. Я думаю, что и болезнь, и фронтовые впечатления, и переживания за Игоря что-то очень переменили в моем творчестве. Ушел штамп роковых женщин, вечных злодеек, любовниц, шпионок. Пришло нечто другое, простое, глубокое и непоказное. Я перестала «представлять», «декламировать», стала жить и даже говорить просто. Да и вся роль Гореловой оказалась мне близкой. Я бывала на фронте, я теряла сына, мне все это было понятно. По-видимому, и для окружающих я вдруг стала иной. Было радостно, когда Лавренев на премьере подошел ко мне и сказал: «Вы сыграли больше, чем я написал, благодарю вас».
Спектакль «За тех, кто в море!» получил Государственную премию СССР — были отмечены постановщики, исполнители центральных мужских ролей, а из женщин только я.
Скоро мы переехали опять в наш старый, родной Малый театр. Его отремонтировали. — В уборной Южина стали гримироваться Яблочкина и Пашенная. Теперь эта гримуборная перешла ко мне.
Всегда вспоминаю, что именно в этой уборной у Александра Ивановича был и кабинет, и гримерная, и приемная. Я постаралась расставить мебель так, как было при Южине. Сюда он однажды вызвал меня во время антракта «Горя от ума». Волновалась я страшно — вызов к Южину во время спектакля?! Что-нибудь я сделала не так? Что случилось? Содрогаясь, я постучала. Вошла. Южин был не один. Рядом с ним сидела молоденькая девушка. Очень приветливо, как всегда, и немного церемонно Александр Иванович произнес: «Позвольте вам представить вашу пламенную поклонницу—это моя племянница». Не знаю, кто из нас был более смущен, я или Муся — Мария Александровна Богуславская, та молоденькая девушка с чудесными косами, Муся, навсегда ставшая моим другом. А было это, когда обеим нам не исполнилось еще и двадцати лет. В моей уборной всегда висят портреты Южина и Ермоловой. Часто, часто смотрю я на них.
Итак, в 1947 году меня приняли кандидатом в члены ВКП(б), а в 1948 году я получила красную книжечку— билет члена Коммунистической партии. Как-то по-особому стала относиться я и к своей работе в театре, и к общественным делам, и... к жизни. Ответственность коммуниста—это и серьезно, и дорого, и почетно!
Почти сейчас же после «За тех, кто в море!» Зубов пригласил Н. В. Петрова на постановку пьесы Б. С. Ромашова «Великая сила». Директора института Милягина хорошо играл недавно вступивший в труппу Ф. В. Григорьев, академика Остроумова — также только пришедший в коллектив Н. В. Комиссаров. Творчески очень интересные люди, эти актеры как-то сразу вошли в Малый театр, как-то сразу очень пришлись ко двору. Я в «Великой силе» играла Лаврову. Этот спектакль тоже получил Государственную премию СССР. Играли мы его на сцене Малого театра, а вот силы, духа Малого театра уже не было. Корабль наш начал крениться. И хоть были. премии и как будто и успех, а все же стало что-то провинциальное, не академия.
Получила я и еще одну Государственную премию СССР—за «Московский характер» А. В. Софронова. Играла я секретаря райкома. Спектакль ставил А. Д. Дикий. Приятно было, что вошел в театр мастер, но я как-то не чувствовала его режиссерской руки, мало он делал мне замечаний. Центральную роль — директора завода — играл Ф. В. Григорьев, Гриневу — Е. М. Шатрова. Молодую работницу — только что приглашенная из Таганрогского театра Е. М. Солодова. Как будто бы все- шло хорошо, но... Пров Михайлович Садовский уже ушел из жизни, умер и Николай Капитонович Яковлев. Умирал и старый Малый театр.
Кончались 40-е годы. Все шире разворачивалась моя общественная работа, но на душе было тревожно. Не та атмосфера, не та сплоченность коллектива, и репертуар как-то не соответствовал назначению и масштабу Малого театра, ушла куда-то классика. Правда, и «Горе от ума», и «Ревизор», и Островский еще не сходили с афиши театра, но ни о Шекспире, ни о Мольере никто не заикался. Современные пьесы игрались, скорее, по-коршевски. Все как-то принижалось, и, я бы сказала, что-то дешевое вползало к нам. Тем не менее и в 40-е годы были и успехи и интересные замыслы.
В 1946 году в Малый театр были приглашены на постановку пьесы Скриба и Легуве «Новеллы Маргариты Наваррской» режиссеры О. И. Пыжова и Б. В. Бибиков. Как и во всех пьесах Скриба, в ней немного ролей, всего шесть. Интрига ее очень занимательная, и характеры выписаны интересно. Короля Карла со свойственным ему мастерством играл С. Б. Межинский, роль инфанты Изабеллы очаровательно исполняла недавно пришедшая к нам из Тамбова Т.А. Еремеева, совсем молоденькой придворной дамы — выпускница Щепкинского училища И.А. Ликсо. Маргариту играла я, моего преданного рыцаря —Д.С. Павлов. Блестяще сыграл Франциска I М.И. Царев. Играл эту роль и Аксенов, но посредственно и небрежно. А жаль! У него были для нее все данные.
Я много читала о Маргарите Наваррской, даже достала и прочла в подлиннике и в переводе ее «Новеллы», была очень увлечена этой ролью. Спектакль прошел с успехом, однако после шести представлений в филиале его сняли с репертуара по причине безыдейности пьесы.
Из других моих работ 40-х годов я хотела бы отметить новый вариант леди Мильфорд в спектакле «Коварство и любовь», поставленном режиссером В. Абашидзе в 1937 году. Постановщик и художник П. Оцхели стремились восстановить XVIII век, но трактовали его в манере «Мира искусства», представляли в условном и стилизованном виде. Это определило и мою трактовку образа леди Мильфорд. На протяжении всего спектакля я изображала из себя фарфоровую статуэтку.
Иное толкование характера леди Мильфорд давала я в спектакле, поставленном в 1949 году режиссером В. И. Цыганковым. Это было вызвано и самим стилем постановки и тем, что роль Фердинанда играл такой актер, как Царев. Сохраняя амплуа любовника, необходимое для этой роли, будучи чрезвычайно обаятельным, Царев вносил в свое исполнение большую человечность. Она проявлялась прежде всего в его чувстве к Луизе, которую очень хорошо, мягко играла Еремеева.
Моя леди Мильфорд была и сильная и глубоко любящая женщина. Я оправдывала ее уход из герцогства. Леди Мильфорд понимает, что она всего только фаворитка, и гордо покидает двор, сохраняя этим свое достоинство. Образ был освобожден от внешней мишуры, стал более сложным.
Таким образом, в 40-е годы мне удалось сделать известные шаги в развитии своего мастерства.
Е.Н. ГОГОЛЕВА
«НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ»
СОРОКОВЫЕ ГОДЫ
Начало 40-х годов было в театре очень тяжелым. Для атмосферы, царившей в театре, типичен такой случай. Заболел Остужев. Но «Уриэля Акосту» не отменили, заглавную роль играл постановщик спектакля, механически копировавший жесты и интонации Остужева.
В репертуаре театра ведущее место занимали спектакли, не отвечающие ни стилю, ни духу Малого театра.
Я редко бывала в театре. Играла «Стакан воды» и «Уриэля» с новым исполнителем. Смотрела, как то, что могла бы играть я, играют другие. Были еще и «Варвары». Но, как я уже говорила, ни в прессе, ни в театре меня не замечали. Болезнь, еженедельный пневмоторакс не позволяли мне опять ехать с бригадами на фронт. Единственное, что я могла, — это обслуживать призывные пункты и госпитали Москвы. Я завидовала Остужеву. Он рвался в военно-шефские бригады. И настоял, поехал, читал на фронте отрывки из «Войны и мира».
В театре готовили пьесу А. Н. Толстого «Иван Грозный». Конечно, я не была занята. Внезапно звонит мне наша всеми любимая секретарь дирекции Елизавета Фирсовна и предупреждает, что сегодняшняя премьера висит на волоске. Все в панике. Мне будут звонить, так как исполнительница главной роли—Марьи Темрюковны—сообщила, что играть не будет, «заболела». Это в Малом-то театре? Сорвать премьеру? Да у нас никогда ничего подобного не было! Хоть умирай, а премьеру играй!
В кабинете у директора Л.Е. Шаповалова экстренное совещание — постановщик Судаков, Пашенная и сам Шаповалов. Отменять спектакль нельзя. На премьеру ждали членов правительства. Что делать? До спектакля остается четыре часа. В три часа Елизавета Фирсовна официально вызывает меня к Шаповалову. «Выручайте, Елена Николаевна, надо играть». Но ведь я даже в зале на репетициях не бывала, роль мне не предлагали, я не упоминалась в приказе. Я надеялась на свою память, знала, что Темрюковна не все время на сцене, что есть свободные промежуточные картины. Думаю: текст успею подучить, но отказываться нельзя. Ведь я актриса Малого театра. «Идемте репетировать», — сказала я мрачному Судакову. Мы пошли на сцену, мне быстро показали мизансцены, сунули в руки листки роли, и заведующая костюмерной О. Севастьянова стала подбирать костюмы, так как уже сшитые были мне не в пору, да я бы в них и не играла.
В общем, примеряя, репетируя, я уже учила текст, и вдруг — звонок от премьерши, что она вечером играть будет. Судаков очень обрадовался, все опять в растерянности, до спектакля два часа.
Шаповалов в бешенстве требует: «Играть будет Гоголева!»
Я вижу и понимаю общую растерянность. И говорю Судакову и всем присутствующим: «Вот что, товарищи, если она выздоровела, пусть сегодня играет она. Всем участвующим, а главное, Коле Соловьеву (он играл Грозного) будет спокойнее играть премьеру с ней, а за меня все станут волноваться, и это скажется на спектакле. О спектакле надо думать прежде всего. Ну а я сыграю в следующий раз. Так будет справедливее».
Стоило большого труда убедить Шаповалова, который был возмущен выходкой премьерши. Именно я уговорила его думать о спектакле, и именно он настоял на моем вводе во второй спектакль.
Однако премьера прошла неудачно, было сделано несколько существенных замечаний. Вскоре последовал уход из театра Судакова. И ставить «Грозного» заново поручили Прову Михайловичу Садовскому, который был назначен художественным руководителем театра. Роль Марьи Темрюковны перешла ко мне.
Война и впечатления от фронтовой поездки многое заставили меня пересмотреть и в себе самой и в моих товарищах. Как мне хотелось тогда сыграть положительную советскую героиню, как глубоко чувствовала я современность! Но если мне и выпадали роли в советском репертуаре, все это были шпионки или «роковые» женщины. Я опять сидела без работы, играла старые роли, непрерывно думая о них и находя все новые и новые черточки. Иногда, может быть, ошибаясь, а иногда достигая успеха. Стала пересматривать «Стакан воды», глубже понимать Надежду в «Варварах». Думалось, что иду правильным путем. Мое несчастье заключалось в том, что генеральные репетиции и первые спектакли я всегда играла плохо, с нажимом, не веря в себя. Роль получалась уже на десятом-двенадцатом спектакле. Помогал зрительный зал. Чувствовала его тепло, проходила скованность от недоброжелательства, как мне казалось, первых зрителей, своих же «товарищей», а их было не так уж мало.
В 1943 году я получила роль Лауренсии в «Овечьем источнике». Ставил Б. И. Вершилов, художник — И.М. Рабинович. Репетировали долго, с перерывами. Работа шла как-то судорожно. Я знала, что симпатий постановка не вызовет. Однако генеральная прошла с огромным успехом, в зале были работники и секретари нашего райкома. Но премьера не пошла. Почему? Не знаю. До сих пор мне это неясно. Может быть, действительно я не вытянула, может, Вершилов был непригоден для этой постановки. А райкомовцы долго потом говорили мне о громадном впечатлении, какое они получили от нашего «Овечьего источника».
Очень хороши были Фрондосо — Анненков и Командор — Аксенов. Всеволод тогда опять вернулся в театр, но ненадолго, и ушел, уже окончательно, через год.
Переживала ли я свой «провал»? Нет. Я была к нему готова. Да и некогда было особенно грустить — Игорь ведь пропал без вести. И еще. В то же время я получила настойчивое приглашение от Эйзенштейна сниматься у него в «Иване Грозном» в роли Ефросиньи Старицкой. Ехать надо было в Алма-Ату. Вероятно, я сделала огромную ошибку — отказалась. Что меня заставило это сделать? Да, до некоторой степени — моя болезнь. Не отпускали меня врачи. Но Эйзенштейн! Работать с таким режиссером! Да, ошибка, которую я никогда себе не прощу.
Как-то случилось, что заболела исполнительница роли Ольги в «Нашествии» — Ксюша Тарасова. «Вспомнили», что эта роль была дана мне. Опять пришлось выручать и без репетиций входить в постановку. Когда после спектакля товарищи окружили меня и стали поздравлять, Коля Соловьев обнял меня и закричал: «Говорили — нет у нас социальной героини, да вот же она! Вот!» Да, кажется, я сыграла правильно, во всяком случае, мне было почему-то легко. А тут еще пришла открытка от летчика, с которым на пикировщике летал Горик. Летчик сообщил, что их самолет горел, и он приказал Игорю прыгать, и что Игорь, прыгая, был жив. Произошло это в районе Харькова. Сам летчик дотянул до своих, но долго добирался до части. Значит, жив! Это главное: жив мой Игорь! Шел 1943 год.
И опять молчание. Лечение мое давало хорошие результаты, и я решила, что могу и должна делать что-то важное. Новых ролей нет, значит, надо отдать силы и время общественной работе, не сидеть сложа руки.
В 1934—1936 годах я была председателем месткома театра. Хотела вступить в партию. Тогда не существовало кандидатского стажа, его заменял как бы институт сочувствующих. Я была в эти годы так называемой «сочувствующей», выполняла большую работу как предместкома и являлась членом районной избирательной комиссии по выборам в Советы. Однако болезнь прекратила мою общественную деятельность. Но теперь, когда шла война, когда я на многое смотрела более пристальным и внимательным взглядом, мне казалось, что идти в партию без» общественного багажа нельзя. Это несерьезно. И вот все свободное от театра время я стала отдавать общественной работе. Меня опять избрали председателем месткома, и если мне нельзя было ехать на фронт, то уж работать в месткоме и по военно-шефской линии в Москве — мой прямой долг. Почти все дни я проводила в административном крыле театра, встречалась со всеми бригадами, отправлявшимися на фронт, и всех просила: дать знать, если услышат что-нибудь об Игоре. В 1944 году мне позвонил незнакомый голос и пригласил зайти по такому-то адресу в один из переулков на Якиманке. Мне сообщат кое-что об Игоре. Не помня себя, я бросилась по указанному адресу. Оказалось, что мальчик из этой семьи был в плену вместе с Игорем в 1943 году. Игоря сначала держали в «цивильном» отделении, но потом один подлец его опознал, сказал немцам, что это военный летчик, сын артистки Гоголевой, что его видели со мной в Вахтанговском театре. Игоря сейчас же перевели в военный концлагерь и, кажется, отправили из Краматорска в Лодзь.
Это была все же весточка. Значит, в 1943 году Игорь был жив. Жив. Шел уже 1944 год. Что же произошло за этот год? Жив ли сейчас? С мыслью об этом я и жила. Ждала и верила, что будет жив, что увижу его. Верила!
В конце 1944 года опять неожиданная весточка. Звонок. Открываю дверь. Стоит молодой парень. «Вы Елена Николаевна Гоголева?» — «Я». — «Я хочу кое-что сообщить о вашем сыне». Затаскиваю его в квартиру. Симпатичное, грустное лицо и весь такой застенчивый, смущенный. Говорит, что видел Игоря в начале 1944 года, январе—феврале. Концлагерь где-то около Магдебурга, точно не знает. В лагере прошел слух, что привезли какого-то летчика, сразу в карцер. Потом летчика отправили в другой лагерь — куда, конечно, неизвестно. Говорили, что этот летчик несколько раз бежал, его ловили. Смелый, и потому с ним обращаются особо строго. Но не расстрел. Видел его мельком, когда выводили из карцера. Вот и все. Значит, в начале 1944 года был жив. А теперь война шла к концу. И во мне крепла вера, что Игорь вот-вот вернется.
Незабываемы дни Победы. Помню, в Большом зале консерватории был концерт s помощь пострадавшим от войны семьям. После концерта за скромным чаем сидели в аванложе дирекции. И вдруг приносят известие: «Берлин взят!» Ждали этого, были готовы, а все-таки не верилось в такое счастье. Концерт был днем, а вечером в антракте вышел перед занавесом к публике кто-то из актеров и объявил: «Товарищи, Берлин взят нашими войсками!!!»
Что было в Москве 9 мая — описать невозможно. В театре шел спектакль «Иван Грозный». Машина не могла протиснуться сквозь толпы ликующих, плачущих, обнимающихся людей. Кого-то качали, в воздух взлетали военные. Непрерывный салют на Красной площади. Я все это видела, понимала, чувствовала, а в горле комок — от Игоря ни звука.
В театре, как и повсюду, было ликование. Шли бурные митинги, потом импровизированный не то пляс, не то бешеная кадриль. Я не смогла прийти в театр. Боялась, что расплачусь, внесу горькую ноту в общий праздник.
И вот в июле 1945 года — письмо. Наша Тося, чудесная домоправительница, действительно верный друг, вдруг кричит: «Письмо, Елена Николаевна, письмо от Игоря!» Надо сказать, что все письма всегда просматривала Тося, она даже скрыла от меня похоронку на Игоря, и я не знала о ней, пока не получила второе извещение: «Пропал без вести». Так вот и сейчас—письмо от Игоря, ее радостный крик, а я, которая все время верила и ждала Игоря или хотя бы весточки от него или о нем, я не поверила. Держала письмо, видела почерк Игоря, обратный адрес с его фамилией, а не верила. «Да распечатайте же, прочитайте!» — кричала Тося. А я окаменела, в буквальном смысле этого слова. Как, через кого ему удалось дать о себе знать—не понимаю. Но это было его письмо, он писал уже после Победы.
Значит, живой! Дальнейшее происходило как во сне. Через два месяца Игорь был со мной, дома. Вся его жизнь за годы плена — это отдельная, почти фантастическая книга. И как он уцелел, при его характере, при его побегах, при его дерзости, — это чудо! Без всяких с моей стороны просьб и нажимов ему сразу выдали московский паспорт, все проверки он прошел еще до возвращения. Но вернуться в армию он уже не мог и мучительно переживал отрыв от военной авиации. Служить в гражданской авиации Игорь не хотел, а поскольку у него был абсолютный слух, отец устроил его тонмейстером-режиссером в Дом звукозаписи, где сам тогда работал.
Так прошел знаменательный 1945 год. С удвоенной энергией работала я в месткоме театра. Я уже совсем выздоровела. Пневмоторакс сделал свое дело. И я все упорнее стала думать о вступлении в партию. Теперь, казалось мне, я могу быть полезной, могу выполнять партийную работу. В 1947 году я подала заявление и была принята кандидатом в члены ВКП(б).
Здесь я хочу вспомнить о П. Л. Войкове, человеке, который сыграл огромную роль в формировании моего гражданского сознания. В начале 20-х годов моя дальняя родственница. Вера Лукьяновская, работала секретарем Войкова. Я часто забегала навестить мою родственницу, благо, ее служба находилась недалеко от театра. Войков редко вызывал Веру в свой кабинет и предпочитал сам приносить некоторые бумаги для перепечатки. Так и состоялось наше знакомство. Зная от Веры, что я актриса Малого театра, он задерживался на несколько минут, расспрашивая меня о театре. Всегда предупредительный, вежливый, внимательный, в элегантном костюме, Войков производил впечатление человека большой культуры, безукоризненного воспитания, прекрасно разбирающегося в литературе и искусстве. И вот, несколько осмелев, я стала вступать с ним в споры о некоторых мне непонятных «директивах большевиков». Осторожно, ненавязчиво Войков поправлял мои обывательские суждения, подчас глупую критику действий молодого правительства, и его спокойные и доходчивые слова все глубже входили в мое сознание, заставляли задуматься о том, что несла революция. Я думаю, что эти, хотя и немногочисленные, беседы с Войковым были для меня первыми зернами сознательности и понимания Октября.
В 1947 году исполнилось и заветное мое желание создать образ положительной советской героини. Б. А. Лавренев принес в театр пьесу «За тех, кто в море!». Центральную роль поручили Д. В. Зеркаловой, но в пьесе была еще роль Гореловой, актрисы фронтового театра, которая потеряла во время войны мужа и ребенка. На флоте она встретила, как ей казалось, человека смелого, умного, честного, которого полюбила... и ошиблась.
Я уже перестала ходить с моими вечными просьбами о положительной женской роли, как вдруг счастье мне улыбнулось. А. Д. Дикий, который сначала был назначен постановщиком, почему-то отказался, и спектакль взялись ставить К. А. Зубов и В. И. Цыганков. Роль Гореловой дали мне. Я думаю, что и болезнь, и фронтовые впечатления, и переживания за Игоря что-то очень переменили в моем творчестве. Ушел штамп роковых женщин, вечных злодеек, любовниц, шпионок. Пришло нечто другое, простое, глубокое и непоказное. Я перестала «представлять», «декламировать», стала жить и даже говорить просто. Да и вся роль Гореловой оказалась мне близкой. Я бывала на фронте, я теряла сына, мне все это было понятно. По-видимому, и для окружающих я вдруг стала иной. Было радостно, когда Лавренев на премьере подошел ко мне и сказал: «Вы сыграли больше, чем я написал, благодарю вас».
Спектакль «За тех, кто в море!» получил Государственную премию СССР — были отмечены постановщики, исполнители центральных мужских ролей, а из женщин только я.
Скоро мы переехали опять в наш старый, родной Малый театр. Его отремонтировали. — В уборной Южина стали гримироваться Яблочкина и Пашенная. Теперь эта гримуборная перешла ко мне.
Всегда вспоминаю, что именно в этой уборной у Александра Ивановича был и кабинет, и гримерная, и приемная. Я постаралась расставить мебель так, как было при Южине. Сюда он однажды вызвал меня во время антракта «Горя от ума». Волновалась я страшно — вызов к Южину во время спектакля?! Что-нибудь я сделала не так? Что случилось? Содрогаясь, я постучала. Вошла. Южин был не один. Рядом с ним сидела молоденькая девушка. Очень приветливо, как всегда, и немного церемонно Александр Иванович произнес: «Позвольте вам представить вашу пламенную поклонницу—это моя племянница». Не знаю, кто из нас был более смущен, я или Муся — Мария Александровна Богуславская, та молоденькая девушка с чудесными косами, Муся, навсегда ставшая моим другом. А было это, когда обеим нам не исполнилось еще и двадцати лет. В моей уборной всегда висят портреты Южина и Ермоловой. Часто, часто смотрю я на них.
Итак, в 1947 году меня приняли кандидатом в члены ВКП(б), а в 1948 году я получила красную книжечку— билет члена Коммунистической партии. Как-то по-особому стала относиться я и к своей работе в театре, и к общественным делам, и... к жизни. Ответственность коммуниста—это и серьезно, и дорого, и почетно!
Почти сейчас же после «За тех, кто в море!» Зубов пригласил Н. В. Петрова на постановку пьесы Б. С. Ромашова «Великая сила». Директора института Милягина хорошо играл недавно вступивший в труппу Ф. В. Григорьев, академика Остроумова — также только пришедший в коллектив Н. В. Комиссаров. Творчески очень интересные люди, эти актеры как-то сразу вошли в Малый театр, как-то сразу очень пришлись ко двору. Я в «Великой силе» играла Лаврову. Этот спектакль тоже получил Государственную премию СССР. Играли мы его на сцене Малого театра, а вот силы, духа Малого театра уже не было. Корабль наш начал крениться. И хоть были. премии и как будто и успех, а все же стало что-то провинциальное, не академия.
Получила я и еще одну Государственную премию СССР—за «Московский характер» А. В. Софронова. Играла я секретаря райкома. Спектакль ставил А. Д. Дикий. Приятно было, что вошел в театр мастер, но я как-то не чувствовала его режиссерской руки, мало он делал мне замечаний. Центральную роль — директора завода — играл Ф. В. Григорьев, Гриневу — Е. М. Шатрова. Молодую работницу — только что приглашенная из Таганрогского театра Е. М. Солодова. Как будто бы все- шло хорошо, но... Пров Михайлович Садовский уже ушел из жизни, умер и Николай Капитонович Яковлев. Умирал и старый Малый театр.
Кончались 40-е годы. Все шире разворачивалась моя общественная работа, но на душе было тревожно. Не та атмосфера, не та сплоченность коллектива, и репертуар как-то не соответствовал назначению и масштабу Малого театра, ушла куда-то классика. Правда, и «Горе от ума», и «Ревизор», и Островский еще не сходили с афиши театра, но ни о Шекспире, ни о Мольере никто не заикался. Современные пьесы игрались, скорее, по-коршевски. Все как-то принижалось, и, я бы сказала, что-то дешевое вползало к нам. Тем не менее и в 40-е годы были и успехи и интересные замыслы.
В 1946 году в Малый театр были приглашены на постановку пьесы Скриба и Легуве «Новеллы Маргариты Наваррской» режиссеры О. И. Пыжова и Б. В. Бибиков. Как и во всех пьесах Скриба, в ней немного ролей, всего шесть. Интрига ее очень занимательная, и характеры выписаны интересно. Короля Карла со свойственным ему мастерством играл С. Б. Межинский, роль инфанты Изабеллы очаровательно исполняла недавно пришедшая к нам из Тамбова Т.А. Еремеева, совсем молоденькой придворной дамы — выпускница Щепкинского училища И.А. Ликсо. Маргариту играла я, моего преданного рыцаря —Д.С. Павлов. Блестяще сыграл Франциска I М.И. Царев. Играл эту роль и Аксенов, но посредственно и небрежно. А жаль! У него были для нее все данные.
Я много читала о Маргарите Наваррской, даже достала и прочла в подлиннике и в переводе ее «Новеллы», была очень увлечена этой ролью. Спектакль прошел с успехом, однако после шести представлений в филиале его сняли с репертуара по причине безыдейности пьесы.
Из других моих работ 40-х годов я хотела бы отметить новый вариант леди Мильфорд в спектакле «Коварство и любовь», поставленном режиссером В. Абашидзе в 1937 году. Постановщик и художник П. Оцхели стремились восстановить XVIII век, но трактовали его в манере «Мира искусства», представляли в условном и стилизованном виде. Это определило и мою трактовку образа леди Мильфорд. На протяжении всего спектакля я изображала из себя фарфоровую статуэтку.
Иное толкование характера леди Мильфорд давала я в спектакле, поставленном в 1949 году режиссером В. И. Цыганковым. Это было вызвано и самим стилем постановки и тем, что роль Фердинанда играл такой актер, как Царев. Сохраняя амплуа любовника, необходимое для этой роли, будучи чрезвычайно обаятельным, Царев вносил в свое исполнение большую человечность. Она проявлялась прежде всего в его чувстве к Луизе, которую очень хорошо, мягко играла Еремеева.
Моя леди Мильфорд была и сильная и глубоко любящая женщина. Я оправдывала ее уход из герцогства. Леди Мильфорд понимает, что она всего только фаворитка, и гордо покидает двор, сохраняя этим свое достоинство. Образ был освобожден от внешней мишуры, стал более сложным.
Таким образом, в 40-е годы мне удалось сделать известные шаги в развитии своего мастерства.
14.06.2005
Подробнее
14 июня мы поздравляем народного артиста России Анатолия Михайловича Торопова с днем рождения. От всего сердца желаем исключительно крепкого здоровья, радости и больших побед.
14 июня мы поздравляем народного артиста России Анатолия Михайловича Торопова с днем рождения.
От всего сердца желаем исключительно крепкого здоровья, радости и больших побед.
От всего сердца желаем исключительно крепкого здоровья, радости и больших побед.
23.06.2005
Юрий СОЛОМИН, народный артист СССР: КОГДА ЖЕ КОНЧИТСЯ ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО НАД РУССКИМ ТЕАТРОМ?
Юрий СОЛОМИН, народный артист СССР:
КОГДА ЖЕ КОНЧИТСЯ ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО НАД РУССКИМ ТЕАТРОМ?
Неюбилейный монолог выдающегося актера
Художественному руководителю Государственного академического Малого театра, народному артисту СССР Юрию СОЛОМИНУ сегодня исполняется 70 лет. И, конечно, любимый миллионами актер принимает в эти дни множество поздравлений, среди которых — искренние поздравления читателей «Советской России».
КОГДА ЖЕ КОНЧИТСЯ ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО НАД РУССКИМ ТЕАТРОМ?
Неюбилейный монолог выдающегося актера
Художественному руководителю Государственного академического Малого театра, народному артисту СССР Юрию СОЛОМИНУ сегодня исполняется 70 лет. И, конечно, любимый миллионами актер принимает в эти дни множество поздравлений, среди которых — искренние поздравления читателей «Советской России».
23.06.2005
18 июня исполнилось 70 лет художественному руководителю государственного академического Малого театра актеру Юрию Соломину Его поздравляет кинорежиссер Дмитрий Барщевский:
18 июня исполнилось 70 лет художественному руководителю государственного академического Малого театра актеру Юрию Соломину
Его поздравляет кинорежиссер Дмитрий Барщевский:
Его поздравляет кинорежиссер Дмитрий Барщевский:
22.06.2005
ЛЮБОВЬ И ГОЛУБИ ВИКТОРА ПАВЛОВА
ЛЮБОВЬ И ГОЛУБИ ВИКТОРА ПАВЛОВА
Народный артист России Виктор ПАВЛОВ, похоже, истинный баловень судьбы. Он представлял себя актером — непременно талантливым и ярким. Он рисовал в воображении женщину — любимую и, безусловно, единственную. А еще он не мыслил свою жизнь без стаи голубей, белых и сизокрылых...
Народный артист России Виктор ПАВЛОВ, похоже, истинный баловень судьбы. Он представлял себя актером — непременно талантливым и ярким. Он рисовал в воображении женщину — любимую и, безусловно, единственную. А еще он не мыслил свою жизнь без стаи голубей, белых и сизокрылых...
22.06.2005
В ТЕНИ ИСПОЛИНА
В ТЕНИ ИСПОЛИНА
«Иванов» в Малом театре
Не зря артист назван Виталием – vita значит «жизнь». Вот и его Иванов, постоянно стенающий о своей усталости и бессилии, необыкновенно витален, энергичен, лукав. В нем на редкость много силы, опровергающей все его слова...
«Иванов» в Малом театре
Не зря артист назван Виталием – vita значит «жизнь». Вот и его Иванов, постоянно стенающий о своей усталости и бессилии, необыкновенно витален, энергичен, лукав. В нем на редкость много силы, опровергающей все его слова...
22.06.2005
ПРАВДА И СЧАСТЬЕ
ПРАВДА И СЧАСТЬЕ
Потребность учиться – это и есть возможность всегда оставаться в форме. Если творческий человек перестает учиться, он перестает созидать. Каждый спектакль, педагогический урок начинается с нуля...
Потребность учиться – это и есть возможность всегда оставаться в форме. Если творческий человек перестает учиться, он перестает созидать. Каждый спектакль, педагогический урок начинается с нуля...
21.06.2005
ПРИКАЗ ПО ГОСУДАРСТВЕННОМУ АКАДЕМИЧЕСКОМУ МАЛОМУ ТЕАТРУ РОССИИ № 191-к от 17 июня 2005 г.
ПРИКАЗ ПО ГОСУДАРСТВЕННОМУ АКАДЕМИЧЕСКОМУ МАЛОМУ ТЕАТРУ РОССИИ № 191-к от 17 июня 2005 г.
21.06.2005
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина» ЮРИЙ СОЛОМИН: ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
ЮРИЙ СОЛОМИН: ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
В моей профессии нельзя чувствовать себя спокойно. Во всяком случае, теперь-то я точно знаю, что судьба подарила мне возможность заниматься любимой работой...
ЮРИЙ СОЛОМИН: ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
В моей профессии нельзя чувствовать себя спокойно. Во всяком случае, теперь-то я точно знаю, что судьба подарила мне возможность заниматься любимой работой...
21.06.2005
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина» Адъютант давно Превосходительство
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
Адъютант давно Превосходительство
«Юре – 70? Да не может быть!»
Кого сегодня сыграет Соломин в юбилейном спектакле? (Шушуканье театралов.)
Адъютант давно Превосходительство
«Юре – 70? Да не может быть!»
Кого сегодня сыграет Соломин в юбилейном спектакле? (Шушуканье театралов.)
20.06.2005
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина» Ухватиться за Соломина
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
Ухватиться за Соломина
Когда я думаю о 70-летии Юрия Соломина, то представляю прежде всего мальчишку, жившего на Дальнем Востоке, которому только что исполнилось шесть лет, а через четыре дня началась война...
Ухватиться за Соломина
Когда я думаю о 70-летии Юрия Соломина, то представляю прежде всего мальчишку, жившего на Дальнем Востоке, которому только что исполнилось шесть лет, а через четыре дня началась война...
20.06.2005
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина» У адъютанта его превосходительства юбилей...
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
У адъютанта его превосходительства юбилей...
Банальная фраза, но в данном случае не подберешь другую — таких актеров нынче не делают. Таких, что живут под девизом «интеллигентность и сдержанность». И еще верность...
У адъютанта его превосходительства юбилей...
Банальная фраза, но в данном случае не подберешь другую — таких актеров нынче не делают. Таких, что живут под девизом «интеллигентность и сдержанность». И еще верность...
20.06.2005
Президент России Владимир Путин, поздравив актера и режиссера театра и кино Юрия Соломина с 70-летием, наградил его орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени
Президент России Владимир Путин, поздравив актера и режиссера театра и кино Юрия Соломина с 70-летием, наградил его орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени. Как сообщает пресс-служба главы государства, Ю.М. Соломин награжден за выдающийся вклад в развитие театрального искусства и многолетнюю творческую деятельность...
18.06.2005
18 июня исполняется 70 лет народному артисту СССР, художественному руководителю Малого театра Юрию Мефодьевичу Соломину. Мы сердечно поздравляем Юрия Мефодьевича Соломина с юбилеем и желаем неизменно крепкого здоровья, радости и новых замечательных роле
18 июня исполняется 70 лет народному артисту СССР, художественному руководителю Малого театра Юрию Мефодьевичу Соломину.
Мы сердечно поздравляем Юрия Мефодьевича Соломина с юбилеем и желаем неизменно крепкого здоровья, радости и новых замечательных ролей во славу Малого театра.
Мы сердечно поздравляем Юрия Мефодьевича Соломина с юбилеем и желаем неизменно крепкого здоровья, радости и новых замечательных ролей во славу Малого театра.
18.06.2005
18 июня на радиостанции «Подмосковье» в 16.05 (св – 846 КГц) слушайте программу Натальи Гариной «Свет рампы», посвященную юбилею народного артиста СССР Ю.М.Соломина с участием театрального критика Н.Старосельской
18 июня на радиостанции «Подмосковье» в 16.05 (св – 846 КГц) слушайте программу Натальи Гариной «Свет рампы», посвященную юбилею народного артиста СССР Ю.М.Соломина с участием театрального критика Н.Старосельской
18.06.2005
18 июня в14.20 на 1 канале ТВ смотрите программу «Юрий Соломин. Адъютант уполномочен заявить» к юбилею художественного руководителя Малого театра, народного артиста СССР Ю.М.Соломина
18 июня в14.20 на 1 канале ТВ смотрите программу «Юрий Соломин. Адъютант уполномочен заявить» к юбилею художественного руководителя Малого театра, народного артиста СССР Ю.М.Соломина
18.06.2005
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина» Юрий Соломин: «КУРОСАВА СКАЗАЛ, ЧТО СОЛОМИН-САН ОБЛАДАЕТ РЕЖИССЕРСКИМИ ДАННЫМИ»
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
Юрий Соломин: «КУРОСАВА СКАЗАЛ, ЧТО СОЛОМИН-САН ОБЛАДАЕТ РЕЖИССЕРСКИМИ ДАННЫМИ»
Не люблю наглость, глупость, пошлость. И не могу смотреть, как при мне обижают слабого. Не могу позволить, чтобы кого-то унижали, даже если он виноват, — я всегда встреваю...
Юрий Соломин: «КУРОСАВА СКАЗАЛ, ЧТО СОЛОМИН-САН ОБЛАДАЕТ РЕЖИССЕРСКИМИ ДАННЫМИ»
Не люблю наглость, глупость, пошлость. И не могу смотреть, как при мне обижают слабого. Не могу позволить, чтобы кого-то унижали, даже если он виноват, — я всегда встреваю...
17.06.2005
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина» Юрий Соломин: «Мне не стыдно за все, что я делал»
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
Юрий Соломин: «Мне не стыдно за все, что я делал»
Пожалуй, самый аристократичный и интеллигентный герой советского кино, Соломин уже вошел в историю своими блестящей театральной игрой и ролями в фильмах «Адъютант его превосходительства»...
Юрий Соломин: «Мне не стыдно за все, что я делал»
Пожалуй, самый аристократичный и интеллигентный герой советского кино, Соломин уже вошел в историю своими блестящей театральной игрой и ролями в фильмах «Адъютант его превосходительства»...
17.06.2005
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина» Юрию Соломину – 70!
«К юбилею Юрия Мефодьевича Соломина»
Юрию Соломину – 70!
Самая главная «составляющая» соломинского юбилея – это актерские его работы, всегда запоминающиеся и современные. Перечислить его роли в театре и в кино – будет уже не статья, а книга...
Юрию Соломину – 70!
Самая главная «составляющая» соломинского юбилея – это актерские его работы, всегда запоминающиеся и современные. Перечислить его роли в театре и в кино – будет уже не статья, а книга...
16.06.2005
ЕВГЕНИЙ САМОЙЛОВ
ЕВГЕНИЙ САМОЙЛОВ: Оставайтесь, друзья, молодыми, никогда не старейте душой!
Любовь – это самое главное. Она меня всегда грела, вдохновляла, давала тонус жизни. Без нее я не мыслю себя.
Любовь – это самое главное. Она меня всегда грела, вдохновляла, давала тонус жизни. Без нее я не мыслю себя.
16.06.2005
«К 105-летию со дня рождения Елены Николаевны Гоголевой» Е.Н. ГОГОЛЕВА
«К 105-летию со дня рождения Елены Николаевны Гоголевой»
Е.Н. ГОГОЛЕВА
«НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ» СОРОКОВЫЕ ГОДЫ
Е.Н. ГОГОЛЕВА
«НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ» СОРОКОВЫЕ ГОДЫ
14.06.2005
14 июня мы поздравляем народного артиста России Анатолия Михайловича Торопова с днем рождения. От всего сердца желаем исключительно крепкого здоровья, радости и больших побед.
14 июня мы поздравляем народного артиста России Анатолия Михайловича Торопова с днем рождения.
От всего сердца желаем исключительно крепкого здоровья, радости и больших побед.
От всего сердца желаем исключительно крепкого здоровья, радости и больших побед.
Главный режиссёр Малого театра —
заслуженный артист России А.В. Дубровский
Главная
Новости
Изменения в афише
Премьеры
Гастроли
Репертуар
Отзывы
Фестиваль "Островский в доме Островского"
Малый ТВ
Газета "Малый театр"
Открытая информация
Партнёры
О театре
Попечительский совет Руководство театра Актёры Режиссёры Художники Музыкальная часть Репертуарный отдел Режиссёрский отдел Пресс-служба Музейно-информационный центр Художественно-постановочная часть Мемориальная квартира А.И. Сумбатова-Южина Щепкинское училище Детская студия Малого театра Филиал в Когалыме
История
Здание Малого театра
Репертуар с 1824 г.
Театральное училище
Спектакли
Труппа театра с 1824 года
Труппа театра с 1917 года
Актеры
Режиссеры
Художники
Звуковой архив
1941-1945
Щелыково
Библиотека Малого театра
Правила вежливости и этикета
Публикации
Памятник А.Н. Островскому
Партнеры
Информационная поддержка
Как добраться?© 2025 Пресс-служба:
press@maly.ru
Заказ билетов (web-касса) (495) 624-40-46
Оценка качества услуг учреждений культуры
Адрес театра:
Москва, Театральный проезд д. 1
телефон: (495)624-42-01
Мы в соцсетях:
Партнеры
Информационная поддержка