«Листая старые подшивки»

ВЛАСТЬ РЕЖИССЕРА КАК ВЛАСТЬ КАРДИНАЛА

Владимир Драгунов: «Кнутом стараюсь не размахивать»

«Листая старые подшивки»

ВЛАСТЬ РЕЖИССЕРА КАК ВЛАСТЬ КАРДИНАЛА

Владимир Драгунов: «Кнутом стараюсь не размахивать»

Говорят, власть одним ударяет в голову, а другим — по голове. Чтобы справиться с этим, нужно обладать недюжинной внутренней силой и умением постоянно держать себя в руках. Такие качества были у кардинала Ришелье, который до конца жизни не выпускал власть из своих цепких рук. За это он расплачивался одиночеством и опустошенностью. По крайней мере так считает режиссер Владимир Драгунов, поставивший в филиале Малого театра спектакль «Плащ кардинала» (пьеса Павла Гусева).

- Владимир Николаевич, вы ставите спектакли о власти. «Царь Иоанн Грозный» — ваш спектакль. Вы намеренно выбираете такую тематику?

- Я бы не сказал, что это спектакли только о власти. Меня больше интересует человек вообще. Но когда ты ставишь спектакль на историческую тему, всегда есть возможность сравнить прошлое с сегодняшним днем. То есть провести аналогии: что происходит с человеком, что происходит с властью, что происходит во взаимоотношениях человеческих. И, к сожалению, приходишь к неутешительным выводам.

- Что, сравнение не в пользу настоящего?

- К сожалению. Трудно сказать, что мы становимся лучше. Становится лучше власть? Нет, конечно. История нас ничему не учит. Мы, отважно преодолевая многочисленные преграды, ползем к пропасти. Если говорить о спектакле «Плащ кардинала», то и здесь меня больше интересовал человек. Мне интересно вместе с актерами искать, угадывать истоки поступков Ришелье, Сен-Мара, Анны Австрийской, короля Людовика... Меня интересовали вечные сомнения человеческие: что такое человек, что такое любовь, дружба, порядочность, существует ли это на самом деле... Мы живем в России, поэтому говорить можно и о Франции в роскошных декорациях и дорогих костюмах XVII века, но спектакль ставишь все равно про себя.

- Скажите, в чем особенность постановки исторической пьесы?

- В основе лежит одно: чтобы тебе эта пьеса была интересна. Если она историческая, то это требует знания исторического материала, погружения в эту эпоху. Только потом необходимо выпрыгнуть из нее вовремя, потому что, бывает, врастаешь накрепко, теряешь связь с тем, что происходит с нами сегодня.

- Актерам легко или трудно играть царственных особ? А может, в этом есть какое-то удовольствие?

- Конечно, в этом есть удовольствие. Мы зачастую люди очень зависимые, несвободные и кладем жизнь на то, чтобы получить эту свободу или хотя бы на некоторое время почувствовать ее замечательное ощущение. Поэтому играть царственных особ — значит, на какой-то момент разорвать скорлупу зависимости и почувствовать себя человеком, который может не просто вершить судьбы других, а творить свою собственную судьбу. Это гораздо интереснее.

- Но Ришелье любил манипулировать другими людьми...

- Здесь другая проблема: необходимость подчинять себе других людей — это в определенной степени наркотическая зависимость. Так же, как алкоголизм или пристрастие к игре. Это болезнь. У одних она есть, у других — нет. Я думаю, у Ришелье такая болезнь была. Но вот что давало ему силы? Ведь он был очень нездоровым человеком, у него были страшные головные боли, очень много других болячек, как теперь говорят. Тем не менее он работал, управлял страной даже на смертном одре. Я думаю, что Ришелье, в отличие от многих наших современных политиков, добивался благополучия не только для своей семьи, но и для любимой Франции. Он очень многое смог для нее сделать. Ришелье намеревался остаться в истории уважаемым человеком, и это безусловно ему удалось.

- Ришелье действовал методом кнута и пряника. Вам когда-нибудь приходилось чувствовать себя Ришелье: быть, по его собственным словам, строгим с некоторыми, чтобы стать добрым для всех?

- Я стремлюсь, чтобы люди, с которыми сочиняю спектакль, чувствовали интерес и необходимость этой работы. Всякое бывает. Но я стараюсь кнутом не размахивать. В этом отношении можно поучиться у Ришелье. Он говорил, что невозмутимость дает огромное преимущество. Это притом что он был очень нервным, ранимым человеком, но умел себя сдерживать и чисто внешне казался абсолютно спокойным.

- А каково работать с такими маститыми актерами, как, например, Ярослав Барышев?

- Я не могу сказать, что это легко, но работать с увлеченным талантливым человеком всегда интересно, можно общаться на уровне почти подсознательном... Существует «застольный» период, когда мы договариваемся, каким будет герой на сцене. И наступает момент, когда понимаешь, что вы чувствуете друг друга, что есть доверие. Вообще, когда актеры понимают своих героев и начинают на репетициях импровизировать, их предложения бывают очень точными. Надо только уметь отобрать их, исходя из замысла спектакля. Надо не бояться давать артисту свободу, тем более когда он играет такую роль, как Ярослав Барышев, — Ришелье. Потому что если артист чувствует давящую зависимость от режиссера, он никогда не будет свободным на сцене, он будет изображать эту свободу, а зритель в зале будет это чувствовать и не верить ему.

- Владимир Николаевич, вы можете определить свое личное отношение к Ришелье? И нужно ли это для постановки такого спектакля?

- Ну, конечно, отношение должно быть. Ведь через Ришелье, как и через других персонажей спектакля, вместе с автором пьесы и актерами ты передаешь свои сомнения, размышления о жизни, поэтому так или иначе с героями срастаешься. Я не берусь утверждать, но думаю, что в конце жизни Ришелье был человеком опустошенным. Он, как ему казалось, настолько понял природу человеческую, взаимоотношения между людьми, что не мог прийти ни к каким утешительным выводам ни о власти, ни о человеке. И тем не менее в последней сцене, когда Ришелье разговаривает с Сен-Маром, у него все равно где-то в глубине души есть надежда: а вдруг этот парень предпочтет смерть плащу кардинала, откажется стать преемником его власти, его взглядов на эту жизнь? Все-таки каждый, даже самый изверившийся человек живет надеждой, что что-то есть по-настоящему хорошее, доброе в этом мире. И Ришелье ждет этого, даже несмотря на то, что вся его философия может дать серьезную трещину.

- Говорят, миром правит любовь. Ришелье любил кого-нибудь? Мог он себе это позволить?

- Мог ли позволить — это большой вопрос. Ведь любовь делает человека уязвимым. Ришелье ахиллесову пяту иметь не желал. Но я думаю, что такая глубокая, цельная, сильная личность способна не только держать в своих руках власть, она способна также на сильную страсть к женщине. Есть же легенда, и мы ее касаемся в спектакле, что он был без ума от королевы Анны Австрийской. Но, как мне кажется, кардинал, когда ему было надо, умел справляться со своей страстью, так же, как в подходящий момент он вполне мог дать ей волю.

Светлана ОСИПОВА.
«Московский комсомолец», 28.01.2003

«Листая старые подшивки»

ПРОБИЛ ЧАС КАРДИНАЛА

А этот страшный человек ходит по сцене весь в красном — красный атласный плащ с белым длинным воротником, красные до локтей перчатки и маленькая красная шапочка на голове. Корифей Малого Ярослав Барышев знает про своего героя, кажется, все...

«Листая старые подшивки»

ПРОБИЛ ЧАС КАРДИНАЛА

Большая политика в Малом театре

Еще один дворцовый переворот нам не повредит. Так, очевидно, решили в Малом театре, где идут репетиции нового спектакля «Плащ кардинала» по пьесе Павла Гусева. Тем более что история любой страны — будь то Франция или Россия — дает массу поводов для понимания того, что происходит в них сегодня. И уж тем более дает возможность увидеть масштаб политических фигур прошлого и настоящего. Сравнение, увы, не в пользу последних.

Режиссер — Владимир Драгунов, художник — Лариса Ломакина, композитор — Григорий Гоберник.

Несколько колонн красного дерева на заднике, и в его раме, как на экране, меняются гобеленовые картины. У левого портала — столик с шахматными фигурами. Это не столько часть декорации, сколько символ спектакля. Придворные короля Людовика XIII оказываются шахматными фигурами в руках кардинала Ришелье — первого министра Франции. Причем теми самыми, которые ходят е2-е4, даже если считают себя ферзями. Это иллюзии, господа, и их наголову разбивает настоящий король — кардинал Ришелье. На доску им поставлены — Честь. Любовь. Страсть. Амбиции.

Королева: Поверь, я слишком хорошо знаю кардинала и дорого заплатила, чтобы узнать его. Он повсюду, и ему известно все, даже наши мысли.

А этот страшный человек ходит по сцене весь в красном — красный атласный плащ с белым длинным воротником, красные до локтей перчатки и маленькая красная шапочка на голове. Корифей Малого Ярослав Барышев знает про своего героя, кажется, все. У него даже портрет Ришелье на туалетном столике стоит.

- Смотрите, — говорит Ярослав Павлович, — какие умные глаза. По портрету можно сказать, сколько в нем достоинств и ума. Милейший был человек.

- Ну да, а мог бы и бритвой по горлу, — говорю я.

- Он же все для Франции делал. Я вот тут фразочку его выписал: «Я был суров с иными, чтобы быть ласковым для всех».

И дальше выдает море информации про серого кардинала короля Франции. Совсем не серая личность была, доложу я вам: флот Франции, первая газета, честь страны на международной арене — это все Ришелье. Непредсказуемость — тоже он: вот, чтобы завоевать сердце королевы Анны Австрийской, Ришелье, священник, танцевал перед ней тарантеллу в костюме Полишинеля, хотя не умел танцевать.

- А Петр I приехал в Париж и пришел к памятнику Ришелье. «Я отдаю вам, ваше преосвященство, половину государства, — сказал он. — Научите меня царствовать». За его спиной в ту же секунду раздался чей-то голос: «Он у вас и вторую половину отнимет». Вот такой многозначный, многомерный был человек — кардинал Ришелье. Еще он кошек...

- Ярослав Палыч, кардинал, на сцену! — раздается голос из репродуктора.

Король: Ришелье!.. Позовите кардинала! Входит кардинал.

Ришелье: Вы звали меня, что вам угодно? Костюмы — кринолины, бархатные камзолы, высокие воротники, ленты через плечо и перья в шляпах. Перья, между прочим, натуральные, страусиные. Художник спектакля Лариса Ломакина уверяет меня, что это не реставрация исторических костюмов, а некая квинтэссенция характера и стиля времени.

- Есть современные моменты в характерах, например серая свита кардинала одета вполне современно. Условность скорее присутствует в цвете: единственный цветной костюм — у кардинала, все остальное — серо-черно-белая гамма.

Как по заказу, из правой кулисы выходит артистка, по стати и платью которой безошибочно можно воскликнуть: «Королева!» Это Елена Харитонова — выпускница Щепкинского училища, можно сказать — хроник в королевском деле Малого театра. Она — принцесса в спектакле «Тайны мадридского двора», леди Мильфорд в «Коварстве и любви» и очень знатная особа в «Хрониках дворцовых переворотов».

- Лена, приятно быть королевой?

- Ну конечно. Сразу чувствуешь отношение, когда выходишь на сцену, — даже режиссер обращается ко мне: «Ваше величество». Но не мной сказано: «Короля играет свита»...

Пришел фотограф. Делают съемку. Ришелье тем временем, подступаясь к королеве, декламирует:

Орлов с Истоминой в постели
В убогой наготе лежал.
Не отличился в жарком деле
Непостоянный генерал...
Не думав милого обидеть,
Взяла Лаиса микроскоп
и говорит: «Позволь увидеть,
чем ты меня, мой милый, ...»

От неожиданности я даже подскочила на месте: ну, думаю, доигрались: эдакую фривольность впендюрили в текст Альфреда де Виньи или это уже в переработке современного автора всплыло?

- Да нет, это эпиграмма Пушкина, — смеется кардинал, не захотевший просто так, без текста позировать с королевой перед фотокамерой. — Вот я Пушкина и подложил.

Я же говорю: от такого кардинала чего угодно жди.

***
Надо сказать, что в «Плаще кардинала» — сплошные хроники. Заняты те, кто прошел школу дворцовых переворотов и интриг в разных спектаклях. Кардинал-Барышев дважды Иван Грозный («Смерть Иоанна Грозного» и «Князь Серебряный»), Сен-Мар — Василий Зотов, актер редкого теперь амплуа героя-любовника, который за шесть лет работы в Малом переиграл и принцев, и королей. Его нынешний герой, Сен-Мар, попадет в жуткий переплет, устроенный ему ловким кардиналом.

- Вася, а ты хотел бы испытать подобную «экстрему»?

- Нет. Я человек спокойный. «Экстремы» в жизни хватает. 10 дней назад меня ввели на роль Глумова, и я утром репетировал Сен-Мара здесь, а потом мчался в основное здание. В бреду путал текст. А адреналин я сбрасываю на футболе.

В полной уверенности, что действует самостоятельно, Сен-Мар совершает цепь рискованных поступков и даже за спиной короля объявляет войну Испании. Но... Мышеловка захлопывается, и честолюбивый юноша оказывается в темнице, куда приходит кардинал.

***
В актерском буфете, где, кстати сказать, очень прилично кормят королевский двор и всех других, кардинал с Людовиком (Сергей Кагаков) обсуждают, как лучше играть помешательство последнего.

- Легкомысленно, легкомысленно, как у Хлестакова, — советует кардинал, запивая литературную ассоциацию чаем.

- А ради чего закручена интрига? — спрашиваю я у Владимира Драгунова.
- Эта интрига — вне логики, она затеяна Ришелье как бы против себя.
- ???

- Кардинал провоцирует его на заговор против себя, чтобы испытать на прочность своего будущего преемника. Ему надо провести Сен-Мара через испытания любви, дружбы, власти. Эти понятия были сильны прежде: во всяком случае ноги об это — так, как теперь, — не вытирали.

- У каждого короля или президента есть свой кардинал. С какой политической фигурой вы ассоциируете Ришелье в России? С фигурой Березовского?..

- Нет. Этому — слишком много чести. Есть личности попривлекательнее. Во всяком случае, те исторические персонажи, о которых идет речь в спектакле, делали что-то для своей страны, а не только для себя.

***
Несмотря на всю серьезность личности, естественным образом напрашивающиеся ассоциации с современностью, атмосфера на сценической площадке, можно сказать, легкомысленная. Вот на столе посреди сцены один господин душит другого.

- Вы знаете, — произносит один, оторвавшись от шеи другого, — у меня лосины черно-белые.
- И что? — спрашивает из зала режиссер.

- Так, может, сделать так, чтобы штаны упали, и лосины так обыграть?..
Напряжение органной музыки нарастает. Начали проходить сцену юного заговорщика с его возлюбленной. Мария (Варвара Андреева) вышла в шикарном платье из черного бархата, отделанном золотой тесьмой, шитьем и кружевами. Двойной высокий белоснежный воротник похож на чашу, в которую помещена хорошенькая головка. Но этой головке не позавидуешь: ее ждут испытания, перед которыми оказывалась любая королевская особа, — или любовь, или власть.

Первоклассный художник Анатолий Кузнецов ставит свет и записывает партитуру на компьютер. Пока еще не завезли, может быть, самую важную сценографическую деталь — черное зеркало из Германии. В нем, как в черном омуте, отразятся и гибель короля, так похожего на нашего Павла I, и расставание влюбленной пары Сен-Мара и Марии, и величественное спокойствие кардинала перед лицом любых испытаний.- Понимаешь, сегодня в обществе — острый дефицит поступков властей. Их почти не существует: можно вспомнить один, как это ни печально, решительный поступок — с «Норд-Остом». Все остальное — по принципу «куда вынесет». Вот Ришелье — тот принимал решения и совершал поступки и не боялся отвечать. Это есть в финале, до которого мы сегодня не дошли и вряд ли дойдем...

- Прошу приготовиться на 13-ю картину! — снова голос помрежа из репродуктора.
А где же тот самый плащ кардинала, который заявлен в названии пьесы и о котором прописано в тексте, когда Ришелье является в тюрьму к Сен-Мару:

- Я оставляю вам свой плащ (должен же я отдать дань вашей романтической натуре!) — в нем вы сможете беспрепятственно пройти через все посты. У ворот вас будет ждать карета, она доставит вас ко мне. Там мы обсудим наши дальнейшие планы...

Плащ — как символ власти, как компромисс с совестью. Выберет ли его романтический порывистый герой, который идет на смену старому умному политику?

В узком коридоре Малого — тихо. Все или на сцене, или «заряжаются» за кулисами. Один плащ кардинала — черный, шелковый, достаточно скромный, — сиротливо смотрится на металлической вешалке. Одинокий человек был этот кардинал...


Марина РАЙКИНА
«Московский комсомолец», 21.12.2002