22.03.2012
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ!
22 марта – день рождения артиста Малого театра Георгия Олеговича Вавилова. Поздравляем!
Подробнее
НЕ ЗАБУДЬТЕ ПОСМОТРЕТЬ
В Щепкинском фойе Малого театра работает выставка, посвященная 70-летию народного артиста России Виталия Мефодьевича Соломина. В двух витринах размещены костюмы, фотографии и личные вещи актёра.
21.03.2012
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ!
Оркестр Малого театра получил Первую премию и Гран-при 3-го Международного музыкального конкурса «Don Matteo Collucci», проходившего с 11 по 18 марта 2012 года в городе Остуни (Италия). От души поздравляем весь коллектив оркестра во главе с дирижёром Владимиром Сёмкиным и желаем дальнейших творческих успехов!
Подробнее
ВОЙНА СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТ
В Малом театре спектаклем «Железная дорога в Дамаск» израильского театра «Габима» стартовал фестиваль Союза театров Европы, который продлится до 22 апреля.
ВОЙНА СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТ
В Малом театре спектаклем «Железная дорога в Дамаск» израильского театра «Габима» стартовал фестиваль Союза театров Европы, который продлится до 22 апреля.
Союз театров Европы (СТЕ) был создан в 1990 году. Этот альянс ведущих европейских драматических коллективов финансируется Европейским союзом с целью формирования единого культурного пространства. В его составе — 22 театра из 14 государств. Россию в нем представляют петербургский Малый драматический под руководством Льва Додина и московский Малый театр, ведомый Юрием Соломиным. Ежегодно Союз проводит масштабный фестиваль на сцене одного из театров — членов СТЕ. В этом году очередь Москвы. Для отбора участников фестиваля была создана специальная комиссия из известных театральных деятелей России и стран Европы. Они выбрали шесть спектаклей из Израиля, Греции, Румынии и Италии. Помимо «Железной дороги в Дамаск» в Малом театре в течение марта-апреля будут показаны спектакли: «Дибук» Семена Ан-ского Национального театра Северной Греции (Салоники), «Из записок неизвестного» по Ф. Достоевскому и «Иванов» А. Чехова Театра «Буландра» (Бухарест, Румыния), «Карьера Артуро Уи» Б. Брехта Театра Эмилия Рома- нья совместно с Римским театром (Италия) и «Святая Иоанна скотобоен» Б. Брехта «Пикколо театро ди Милано» (Италия), сопродюсером постановки выступил Малый театр.
Первый спектакль фестиваля — «Железная дорога в Дамаск» по пьесе Гилеля Мит- тельпункта, постановка Плана Ронена в израильском театре «Габима» (Тель-Авив) сразу же напомнил о крепких межнациональных театральных связях и синтезах. Театр «Габима» начинался в 1920-х годах в Москве при участии К.С. Станиславского и Е.Б. Вахтангова. Его нынешняя ведущая актриса Евгения Додина, сыгравшая в спектакле главную роль, родом из Белоруссии, окончила московский ГИТИС, начинала карьеру в Театре имени Маяковского. В спектакле, идущем, конечно, на иврите, в моменты наибольшего эмоционального напряжения у героини Додиной Сары «автоматически» включается русская речь — первый, родной язык, на котором только и можно прокричать самое сокровенное.
В этом спектакле наиболее существенные, ключевые - идеи человеческого единения. И это важнее художественных и эстетических откровений, которыми «Железная дорога в Дамаск» вряд ли может похвастаться. История рассказана просто и без причуд, несмотря на крайнюю напряженность ситуации.
Эту пьесу Г. Миттельпункт писал специально для «Габи- мы». И в ней, и в спектакле И. Ронена есть два включения в реальность: черно-белое прошлое 1942 года и цветное настоящее, 15 лет спустя, 1957-го. Палестина времен Второй мировой войны, противостояние британской и немецкой армий, растущая напряженность между евреями и арабами. Хроникальные кадры, предваряющие каждый эпизод. Панорама Мертвого моря, городские зарисовки Хайфы, слайдовые «декорации». И «атмосферная», интонационно направляющая действие музыка О. Видиславски.
А в центре всего — хрупкая фигурка Сары — Евгении Додиной, для которой Палестина — вторая родина. Привычный мир рушится на глазах, но ей так хочется уберечь от этого разрушения хотя бы личные отношения. И тут совсем неважно, что она, еврейка, работает секретарем у богатого араба Фатхи (Гасан Аббас), что подруга Нини (Хила Фельман) собирается замуж за британского офицера Джона (Исай Голан). Но жизнь реальная с ее войнами, террором и человеческими метаморфозами затягивает и идеалистку Сару в свой омут, ставит перед выбором: спасти жизнь брату, террористу Шло- ми (Томер Бен-Давид), значит, предать друга-араба. А далее потянется цепочка убийств, расстрелов, тяжелейших душевных мук.
Евгения Додина играет все это просто, без ненужной экзальтации. Слезы и истерики ее Сары остаются «за кадром» (спектакль вообще очень кинематографичен). В кадре же — обычная женщина, которую мировые катаклизмы заставляют стать «железной», чтобы суметь спасти хотя бы тех, кто выжил. Но у нее и это «железо» пластично, потому и вся история воспринимается без излишних пессимистических восклицаний и надрывов.
Ирина АЛПАТОВА
«Культура», март 2012 года
В Малом театре спектаклем «Железная дорога в Дамаск» израильского театра «Габима» стартовал фестиваль Союза театров Европы, который продлится до 22 апреля.
Союз театров Европы (СТЕ) был создан в 1990 году. Этот альянс ведущих европейских драматических коллективов финансируется Европейским союзом с целью формирования единого культурного пространства. В его составе — 22 театра из 14 государств. Россию в нем представляют петербургский Малый драматический под руководством Льва Додина и московский Малый театр, ведомый Юрием Соломиным. Ежегодно Союз проводит масштабный фестиваль на сцене одного из театров — членов СТЕ. В этом году очередь Москвы. Для отбора участников фестиваля была создана специальная комиссия из известных театральных деятелей России и стран Европы. Они выбрали шесть спектаклей из Израиля, Греции, Румынии и Италии. Помимо «Железной дороги в Дамаск» в Малом театре в течение марта-апреля будут показаны спектакли: «Дибук» Семена Ан-ского Национального театра Северной Греции (Салоники), «Из записок неизвестного» по Ф. Достоевскому и «Иванов» А. Чехова Театра «Буландра» (Бухарест, Румыния), «Карьера Артуро Уи» Б. Брехта Театра Эмилия Рома- нья совместно с Римским театром (Италия) и «Святая Иоанна скотобоен» Б. Брехта «Пикколо театро ди Милано» (Италия), сопродюсером постановки выступил Малый театр.
Первый спектакль фестиваля — «Железная дорога в Дамаск» по пьесе Гилеля Мит- тельпункта, постановка Плана Ронена в израильском театре «Габима» (Тель-Авив) сразу же напомнил о крепких межнациональных театральных связях и синтезах. Театр «Габима» начинался в 1920-х годах в Москве при участии К.С. Станиславского и Е.Б. Вахтангова. Его нынешняя ведущая актриса Евгения Додина, сыгравшая в спектакле главную роль, родом из Белоруссии, окончила московский ГИТИС, начинала карьеру в Театре имени Маяковского. В спектакле, идущем, конечно, на иврите, в моменты наибольшего эмоционального напряжения у героини Додиной Сары «автоматически» включается русская речь — первый, родной язык, на котором только и можно прокричать самое сокровенное.
В этом спектакле наиболее существенные, ключевые - идеи человеческого единения. И это важнее художественных и эстетических откровений, которыми «Железная дорога в Дамаск» вряд ли может похвастаться. История рассказана просто и без причуд, несмотря на крайнюю напряженность ситуации.
Эту пьесу Г. Миттельпункт писал специально для «Габи- мы». И в ней, и в спектакле И. Ронена есть два включения в реальность: черно-белое прошлое 1942 года и цветное настоящее, 15 лет спустя, 1957-го. Палестина времен Второй мировой войны, противостояние британской и немецкой армий, растущая напряженность между евреями и арабами. Хроникальные кадры, предваряющие каждый эпизод. Панорама Мертвого моря, городские зарисовки Хайфы, слайдовые «декорации». И «атмосферная», интонационно направляющая действие музыка О. Видиславски.
А в центре всего — хрупкая фигурка Сары — Евгении Додиной, для которой Палестина — вторая родина. Привычный мир рушится на глазах, но ей так хочется уберечь от этого разрушения хотя бы личные отношения. И тут совсем неважно, что она, еврейка, работает секретарем у богатого араба Фатхи (Гасан Аббас), что подруга Нини (Хила Фельман) собирается замуж за британского офицера Джона (Исай Голан). Но жизнь реальная с ее войнами, террором и человеческими метаморфозами затягивает и идеалистку Сару в свой омут, ставит перед выбором: спасти жизнь брату, террористу Шло- ми (Томер Бен-Давид), значит, предать друга-араба. А далее потянется цепочка убийств, расстрелов, тяжелейших душевных мук.
Евгения Додина играет все это просто, без ненужной экзальтации. Слезы и истерики ее Сары остаются «за кадром» (спектакль вообще очень кинематографичен). В кадре же — обычная женщина, которую мировые катаклизмы заставляют стать «железной», чтобы суметь спасти хотя бы тех, кто выжил. Но у нее и это «железо» пластично, потому и вся история воспринимается без излишних пессимистических восклицаний и надрывов.
Ирина АЛПАТОВА
«Культура», март 2012 года
Подробнее
ЮРИЙ СОЛОМИН: «Я НЕ ГЕРОЙ, НЕТ — НОРМАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК, НО ИНОГДА НЕ МОГУ СДЕРЖАТЬСЯ. ПОКА ПОБЕДА ВСЕГДА ЗА МНОЙ, НО МЕНЯ УЖЕ УВЕЩЕВАЮТ: НЕ НАДО, НЕ ЛЕЗЬ! — МОЛОДЕЖЬ, ДЕСКАТЬ, ДРУГАЯ ТЕПЕРЬ, БЕЗ ТОРМОЗОВ»
Дмитрий ГОРДОН, Газета «Бульвар Гордона» № 10 (358), 2012
ЮРИЙ СОЛОМИН: «Я НЕ ГЕРОЙ, НЕТ — НОРМАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК, НО ИНОГДА НЕ МОГУ СДЕРЖАТЬСЯ. ПОКА ПОБЕДА ВСЕГДА ЗА МНОЙ, НО МЕНЯ УЖЕ УВЕЩЕВАЮТ: НЕ НАДО, НЕ ЛЕЗЬ! — МОЛОДЕЖЬ, ДЕСКАТЬ, ДРУГАЯ ТЕПЕРЬ, БЕЗ ТОРМОЗОВ»
Ровно 55 лет назад, в 1957 году, Юрий Мефодьевич поступил в труппу Малого театра, который возглавляет уже 24 года
Апрель 1970 года запомнился советским людям, по крайней мере, двумя событиями — беспрецедентным по тем временам салютом (стозалповым, в честь 100-летия Ленина) и показом фильма «Адъютант его превосходительства»: пять вечеров, на которые вся страна приникла к телевизорам, принесли исполнителю главной роли 35-летнему Юрию Соломину феерическую славу, благоволение скупых на эмоции властей и обожание пылких дам.
Коллеги его вспоминали недавно, как на железнодорожной станции в Киеве, где проходили съемки картины «Квартет Гварнери», в перерывах строгий мужской голос объявлял на всю округу: «Девчата, бегите на шестой путь — там Соломин», а оператор Николай Ильчук даже частушку тогда сочинил:
Ой, товарищ Соломин,
не тащи меня в овин —
я сама к тебе приду,
двух подружек приведу.
Представляю, как затаились тогда киночиновники, которые шесть (!) раз отказывались утвердить кандидатуру Юрия Мефодьевича на роль «адъютанта» под смешным предлогом: по сценарию, дескать, штабс-капитан Кольцов был высоким голубоглазым блондином.
Пять лет спустя он снялся у режиссера Акиры Куросавы в «Дерсу Узала», доказав, что под силу ему играть не только в массовом, но и в авторском кино. Таежная тропа, по которой слишком долго и утомительно, на взгляд непосвященных, шагал в исполнении Соломина путешественник Арсеньев, вывела в итоге артиста прямиком к престижнейшей голливудской премии «Оскар» — только в прокате США фильм этот заработал 1,2 миллиона долларов, впрочем, исполнителю главной роли ничего от этих денег, естественно, не перепало.
Наделенный изумительной актерской выучкой и техникой, Юрий Мефодьевич мог бы связать свою жизнь с кинематографом и сняться не в 60-ти, а в куда большем числе картин (тем более когда гонорары в кино обросли множеством аппетитных нулей), но он сам себя приковал к галере, имя которой — Малый театр: этому божеству мой собеседник поклоняется и истово служит уже более полувека, ему и приносит жертвы.
Как и многие большие актеры, он мечтал сыграть короля Лира, но в 1988 году, когда коллектив избрал его художественным руководителем театра, от планов своих отказался, посчитал, что на новой должности не вправе строить репертуарную политику «под себя», а когда в 1990-м Соломина пригласили возглавить Министерство культуры РСФСР, сразу же заявил: «Театр я не оставлю» — и на протяжении полутора лет, по его словам, «до 18-ти работал министром, а после 18-ти — артистом». Впрочем, в Малый он приходил, когда бы чиновничий день ни заканчивался: и в восемь часов вечера, и в девять, и в десять, — чтобы подышать особым воздухом закулисья.
Ничего героического в том, что в день, когда умер его отец, Юрий Мефодьевич играл как ни в чем не бывало премьерный спектакль по пьесе Розова «Неравный бой», он не видел и так же не колеблясь выходил с повышенным давлением в «Пучине», когда за кулисами дежурили врачи «скорой», чтобы сделать укол... Актер с детства усвоил: искусство превыше всего, но однажды в справедливости этого постулата все-таки усомнился.
Вместе с Юрием Соломиным в театре долгие годы работал его брат Виталий, и тогда москвичи шутили, что Малый стоит на соломенных ногах. Старший — народный артист СССР, младший — народный артист Российской Федерации, один — член КПСС с 1966 года, образцовый семьянин и ярый приверженец традиций, другой — убежденный беспартийный, записной сердцеед, чьи романы в свое время в театральных кругах нашумели, и обладатель мятущейся натуры. Юрий считал, что для успеха спектакля достаточно сильной пьесы и актерской игры, а Виталий не раз сокрушался, что с выбором профессии ошибся — ближе ему режиссура.
Наверное, случались между ними трения на творческой почве, и были в театре (не случайно прозванном клубком единомышленников) желающие противоречия эти раздуть, но только ради брата от своих жестких правил Юрий Мефодьевич отступил и разрешил Виталию поставить в Малом мюзикл «Свадьба Кречинского». Тот светился от счастья, однако именно этот спектакль стал для Соломина-младшего роковым. Он вышел на сцену, хотя очень плохо себя накануне чувствовал, огромным усилием воли довел до конца первый акт (некоторые зрители поспешили в кассы сдавать билеты, решив, что актер пьян), и после этого с инсультом его доставили в больницу, где Виталий через четыре месяца умер...
Соломин-старший «хлопотать лицом», выдавливая из окружающих сочувствие, не умеет — порой кажется, что он так долго играл разведчиков и военных, что эта маска к нему приросла, и только самые близкие люди знали, как тяжело Юрий Мефодьевич пережил эту утрату: почти не выходил из своего кабинета в Малом, долго отказывался от съемок в фильме «Московская сага», а под конец работы ему стало плохо с сердцем. Врачи были категоричны: нужна экстренная операция, а после возвращения из Италии, где его прооперировали, актер сокрушался: жаль, что почти все снято (дескать, теперь, после месяца наблюдения за работой хирургов, он сыграл бы куда точнее). Что интересно, о том, какое горе уложило его на операционный стол, Юрий Мефодьевич не проронил ни слова.
Этот сдержанный, с лицом благородной лепки и абсолютно лишенный звездных замашек человек и сегодня для режиссеров что-то вроде беспроигрышного билета в лотерее, но и он — уходящая натура: много ли можем назвать народных артистов СССР, которые по-прежнему в строю? Юрий Соломин, проведший свой легендарный театр сквозь хаос и бури последних 20 лет, умудряется и сегодня противостоять любым наскокам и попыткам реформ, потому что уверен: в русском искусстве все начинается с Малого. И им заканчивается...
«ОРКЕСТР «АДЪЮТАНТА ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА» ВСТРЕЧАЛ, А КОРИФЕЕВ ОЖИДАЛИ РУКОВОДИТЕЛИ ГОРОДА»
— Вы знаете, Юрий Мефодьевич, вошел только в ваш кабинет — и дыхание перехватило: на человека со стороны эта обитель художественного руководителя Малого театра производит сильнейшее впечатление. Во-первых, воздух такой бывает, по-моему, только в храмах, а во-вторых, здесь такой антураж, обстановка... Как в этом историческом кабинете вам работается и сколько ему, кстати, лет?
— Думаю, что за 150, если не больше: известно, что здесь в свое время находились и Южин-Сумбатов, и Ленский. Если проводилась достройка, кабинет мог появиться во второй половине ХIХ века, но определенно назвать его возраст не может никто. Конечно, за это время здесь столько интересных людей побывало...
— Я в этом не сомневаюсь...
— ...и правильно делаете: уже в мою бытность здесь и Куросава был, и Свиридов, и королева Великобритании Елизавета II, и Беатрикс — королева Нидерландов...
— О президентах мы уже не говорим...
— Их пропустим, потому что в театре они были, а в кабинете — нет, но многие члены правительств сюда приходили.
— Сегодня обыкновенные люди, не заядлые театралы, ходят в Малый не так даже на спектакли, как чтобы увидеть живьем кумиров: Соломина, Быстрицкую, Муравьеву — простите за сравнение, но, в общем-то, как в зоопарк. Выходя на сцену, вы это понимаете?
— Наверное, да, идут на имена, поэтому, распределяя роли, мы учитываем, на кого ставить можно, а на кого нельзя, — эти соображения существуют, конечно, и расскажу вам один случай (не для того, чтобы похвастаться, а может, и да, похвастаться!), связанный с Украиной.
Однажды, когда еще были живы Гоголева, Царев, Жаров, Ильинский, Любезнов, Доронин — множество замечательных актеров, мы отправились на гастроли в Одессу: это был 71-й год, а в 70-м «Адъютант его превосходительства» вышел. Когда поезд подъехал к вокзалу, — тому есть свидетели, я не вру! — на перроне играл оркестр, а я тогда еще в мягких вагонах не ездил, и вдруг все к нашему купейному побежали.
— Встречать «адъютанта»?
«Театр пропасть не может, он исчезнет только вместе с нашей цивилизацией. Пока бьется хотя бы одно сердце в зрительном зале и одно на сцене, театр будет существовать»
— Оказалось, что да, а вот ту группу, которую я перечислил, ожидали руководители города, одесские власти.
— Корифеи от такой несправедливости с ума не сошли?
— Нет, они к этому относились, должен сказать, очень доброжелательно. Я как раз был занят в «Пучине» Островского, где моими партнерами были Елена Николаевна Гоголева — она играла мою мать, Иван Саныч Любезнов, Никита Подгорный, — в общем, достаточное количество выдающихся и просто известных актеров, но у меня была центральная роль, и так финал поставили, что сначала должен был выходить на поклон я, а потом уже остальные.
На репетициях я скрепя сердце это еще делал, а на первом спектакле, когда время пришло, не посмел. Ну как мог раскланиваться, когда за кулисами, дожидаясь своей очереди, стояла Елена Николаевна? — мне было стыдно.
— Пауза что же — затягивалась?
— Нет, я просто не вышел. Любезнов меня выталкивать стал, а Гоголева воскликнула: «Перестань! Это театр, для зрителя спектакль продолжается» — и заставила подчиниться. Естественно, когда они появились следом, был и гром аплодисментов, и цветы, но Елена Николаевна мне потом повторила: «Это продолжение спектакля, поэтому все должно быть так, как поставлено режиссером». С тех пор ощущение собственной звездности, о которой так много теперь говорят, мне не угрожало — я только что настоящих звезд вам перечислил.
К нам, молодым, они тогда относились очень спокойно: «Если играешь главную роль, — говорил Царев, — выходи и раскланивайся, а мы посмотрим, как ты это делаешь».
«ТЕ, КТО ПРЕДСКАЗЫВАЛ, ЧТО КИНО СЪЕСТ ТЕАТР, ОКАЗАЛИСЬ ПЛОХИМИ ПРОРОКАМИ — КАК РАЗ ТЕЛЕВИДЕНИЕ СЪЕЛО КИНЕМАТОГРАФ»
— Малый — театр особый, можно сказать, канонизированный, это вообще оплот традиций, всего русского, но сегодня нередко приходится слышать, что театр в принципе умирает и его кончина не за горами — вы эти опасения разделяете?
— Ой, нам уже одно время предсказывали, что кино съест театр и он долго жить прикажет...
— Скорее, уж телевидение съест...
— Ну, тогда еще телевидение едва голову поднимало...
— ...а тут еще интернет появился...
— Ну да, так вот, телевидение как раз съело кинематограф, и тут даже крупные киномастера ошиблись, оказались плохими пророками. Театр пропасть не может, он исчезнет только вместе с нашей цивилизацией. Да, безусловно, его можно попытаться уморить, но сам он никогда не сгинет, потому что, пока бьется хотя бы одно сердце в зрительном зале и одно на сцене, театр будет существовать.
То, что сегодня в наш быт вошли новшества, — это нормально, естественно, правда, сначала все восхищались: «Ой, интернет!», а теперь плачут.
Ну те, кто его изобрел, потирают довольно руки, потому что они с этого имеют, а остальные, кто всемирную паутину пропагандировал, задумались, что хорошо и что плохо, ведь с научно-техническим прогрессом вошли в нашу жизнь и всякие безобразия. Ну, скажем, теперь можно, не выходя из дома, перекинуть на свой счет миллиарды — на такие вещи мы мастера, и разведки вроде уже не надо — все можно из интернета узнать.
— После перестройки, когда ушли из жизни прославленные художественные руководители целого ряда культовых театров и с театрами этими стало плохо, в своих коллективах на их место были избраны многие выдающиеся актеры: Кирилл Лавров — в БДТ, Михаил Ульянов — в Вахтанговском, вы — в Малом...
— Ну, во-первых, это большая для меня честь, во-вторых, огромнейшая ответственность, а в-третьих, невосполнимая творческая потеря как для актера. Вот вы назвали Лаврова, Ульянова... Мы в очень хороших отношениях были — в этот список я бы добавил Ефремова, Волчек, того же Марка Захарова (он ведь тоже артист), Петра Фоменко-актера — а кто же другой плечо-то подставит?
Естественно, то время, которое все вышеназванные коллеги отдали администрированию, они отняли у сцены, а о себе могу сказать, что как артист потерял очень много ролей, — играю одну премьеру в два-три года. Да, репертуар у меня есть — слава Богу, зритель ходит на «Горе от ума» и на «Чайку», но «Чайку» я уже 13 лет играю, «Горе от ума» — тоже, по-моему, 10 или 11.
Конечно, на сцену с чем-то новым хочется выйти, но я понимаю прекрасно и отдаю себе в этом отчет: это несбыточная мечта. К слову, вначале, когда был молодым, я все недоумевал, почему Михаил Иванович Царев, который долгие годы просидел в этом кабинете, тоже играл одну роль в два-три года, а теперь вот уразумел, что так уж устроена жизнь. На себя сил просто не остается, потому что отвечаешь за большой коллектив, за все — за продажу билетов, за актеров, за состав...
— ...за вводы...
— У нас в Малом две сцены: помимо основной, есть филиал на Ордынке, где тоже большой зал, так вот, сегодня, например, в двух спектаклях играет пять новых молодых актеров, и я смотрю, уже следующие сидят, записывают мизансцены...
— ...ждут очереди...
— ...потому что в течение двух недель праздничных, новогодних, мы играем по четыре спектакля в день. Два и два: утро — вечер, утро — вечер, и не потому, что что-то кому-то хотим доказать, а потому, что зрители просят утренники.
— Востребованность есть...
— Вот «Снежная королева» идет у нас более 18 лет, и кого только на этих спектаклях не было... Недавно вот вспоминали, что и наш Святейший — Патриарх Алексий II, когда проводил у нас патриаршую елку (и в филиале, и здесь, на основной сцене), сначала детей поздравлял, а потом говорил: «Я, наверное, посижу немножечко, а то все работа, работа...» — и вся его свита со значением на меня смотрела: не улыбались, но глаза какие-то веселые у них были. Потом, когда в антракте я заходил — там чаепитие было — Патриарх входил во вкус: «Останусь, пожалуй, и на второй акт» — «Снежную королеву» он так три раза смотрел.
«У НАС 70-ЛЕТНИЕ — ЭТО ТАК, СРЕДНИЙ ВОЗРАСТ, А ТЕ, КОМУ 60, ВООБЩЕ МЛАДШАЯ ГРУППА ДЕТСКОГО САДА»
— Несколько лет назад Малому театру исполнилось 250 лет, и все эти годы — таковы, видимо, традиции Малого — его корифеи в почтеннейшем возрасте выходили на сцену. Я, например, помню Елену Николаевну Гоголеву в спектакле «Мамуре» — ей было уже за 90, наверное...
— ...она продолжала играть до 93-х...
— ...а можно еще и Ильинского привести в пример, и Царева...
— Господи, у нас Николай Саныч Анненков...
— ...да, 100 лет ему было...
— ...в свое столетие вышел на сцену — в «Царе Борисе» играл Луп-Клешнина, одного из активных сподвижников Годунова... Это событие уникальное — увы, эта дата была театральным сообществом Москвы проигнорирована — Анненкову не дали «Золотую маску», которой он очень ждал, и актер ушел из жизни с обидой, а знаете, что вам скажу? Наверное, здесь-таки стены такие — то, с чего вы начали, потому что у нас и сегодня прекрасная есть актриса...
— ...Еремеева?
— Да, Татьяна Санна, которой 4 июля 99 исполнится...
— ...и она еще в форме?
— Мало того — блестяще играет в «Волках и овцах», в «Горе от ума», где у нее роль графини-бабушки, и когда она на сцене, все молодые актеры, которые в этих спектаклях заняты, стоят за кулисами и смотрят, потому что это какая школа! Покойная Татьяна Петровна Панкова (9 июля прошлого года в возрасте 94 лет она скончалась) тоже уникальная была актриса — у нее вообще до последнего пять ролей было, и мы ей твердили постоянно: «Да успокойтесь, Татьяна Петровна!».
— Удивительно: в большинстве других театров, едва артисту исполнилось 65, а тем более 70, ему говорят: «Иди уже на пенсию, хватит, дай молодым дорогу» — почему в Малом такое трепетное и почтительное отношение к старикам?
— Ой, у нас 70-летние — это так, средний возраст. Не хочу перечислять 80-летних, потому что их, от 80 до 90, группа большая, это очень известные и уважаемые артисты, а уж те, кому 60, вообще...
— ...пацаны...
— ...младшая группа детского сада.
— Так тут заведено было всегда?
— Вы вот сказали, что как только сюда вошли, ощутили какую-то ауру, так вот, не было еще ни одного человека: иностранца ли, нашего ли, — кто, впервые сюда попав, этого бы не отметил. Вот мы сейчас сидим, разговариваем, вокруг что-то происходит, шумит Москва, но ни звука до нас не доносится, хотя окна тут самые обыкновенные — не какие-нибудь модные пластиковые. Стены другие...
— ...обволакивающая висит тишина...
— ...и сразу иной темпоритм. Даже когда с улицы прибегаешь: надо то сделать, это, — пока по коридору идешь, успокаиваешься, мало того, у нас все здороваются — как в деревне, по старинке.
— Современные драматургические и сценические веяния обходят Малый театр стороной — многие даже упрекают вас в ретроградстве...
— Да Бог с ними! — пускай злословят, ведь 80 процентов «критиков» из зависти так говорят. Ну а что делать с Эрмитажем? С Третьяковкой, с Пушкинским музеем, с Большим? — нас что же, расстрелять, взорвать или вывезти отсюда все содержимое?
Я очень редко принимаю в этом кабинете журналистов, телевизионщиков, но в 92-м году, когда после реставрации здания и всей мебели мы вернулись сюда, какие-то интервью я давал (потом это прекратил!), так вот, у меня не было от антикваров отбоя — думали, наверное, что это я так живу (смеется). Глаз-то у них наметан, и они знают: да, век здесь хороший — не буду уж говорить, какой. Потом подойдите, взгляните на эти часы...
— ...им лет 200, наверное?
— По-моему, их 1740-м датируют годом, но думаю, что именно эти часы судя по фирме — начало ХIХ века, хотя точно определить мы не можем. У нас их, по-моему, до 10 штук: и в кабинете у директора есть, и в коридорах, и в ложах старых стоят — есть даже специальный часовщик, пожилой человек, который за ними следит: заводит их только он — никто другой к ним не прикасается.
— И смотрите, идут...
— Когда лет пять назад они у меня остановились и он пришел их чинить, у него руки дрожали. «Я, — сказал, — первый, кто к ним прикоснулся, — ни один мастер внутрь еще не заглядывал» — понимаете?
«Я ПОТОМУ И ОТПУСТИЛ УСЫ, ЧТО РАНЬШЕ ВСЕ КЛЕИЛ ИХ, КЛЕИЛ...»
— Бережное отношение к классике — это визитка, фирменный стиль Малого, а в особой у вас чести Островский: замечательные постановки по его гениальным пьесам я много раз в Малом театре видел. Он классик канонизированный, неприкосновенный, и даже записные театральные экспериментаторы не норовят «улучшить» его, придать ему новое, так сказать, звучание...
— Хотелось бы, чтобы его не трогали...
— ...и поражаешься, насколько он современен сегодня и актуален...
— Да, абсолютно во всем. Ты про любовь ищешь пьесу — пожалуйста, на выбор «Последняя жертва», «Поздняя любовь» или «Бешеные деньги», хочешь про экономику — «Свои люди — сочтемся»...
— ...про алчность...
— ...«Волки и овцы». Про артистов, про их существование решил посмотреть — «Лес», «Без вины виноватые», «Таланты и поклонники», притягивает политика — пожалуйста, у нас спектакль идет «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» — очень редкая, кстати, пьеса.
— Все уже, в общем, написано...
— ...поэтому, когда меня спрашивают: «А почему вы современную драматургию не ставите?», я отвечаю: «Погодите, ну что ж мы к материалу средней руки обращаться будем, когда у нас есть Островский, у которого можно найти все?», и вы знаете, он опять самым стал популярным — при том, что никогда с вершины рейтинга не сходил. И раньше, в другом государстве нашем, всегда был наверху, и сейчас тоже, потому что все театры: маленькие, большие, средние, подвалы, — все ставят Островского.
— Почему же, на ваш взгляд, постоянно к нему возвращаются?
— Там тема, и там глубина. Он, например, хорошо знал финансовую сферу, поскольку был экономистом, поэтому все у него о власти денег, о нынешнем диком капитализме сказано. Помню, мне дали в спектакле «Свои люди — сочтемся» одну из первых моих ролей — мальчика в услужении Тишки: есть там такой при основном действующем лице Подхалюзине (потом я и Подхалюзина играл). Ставил спектакль Леонид Андреевич Волков, старый актер и режиссер МХАТа, там были заняты Белевцева, Владиславский, Любезнов, Анненков — маститые все актеры.
Когда стали читать про эти закладные бумаги да про проценты, ничего мы не понимали — то есть ни я, ни они, и тогда нам пригласили экономиста, который прочитал лекцию о том, что есть что. В итоге все так были запутаны, что от многого пришлось отказаться: то, что понимали мы, оставлялось, а остальное вычеркивалось, потому что это были длинные, никому не нужные диалоги. В СССР спектакль «Свои люди — сочтемся» шел с успехом, и сейчас у нас в филиале уже лет 18 идет. В другой постановке, правда, тем не менее и места, которые когда-то сокращали до минимума, теперь самые смотрибельные, на них зрители горячее всего реагируют, потому что это актуально, — вот что такое настоящая драматургия!
— Вопрос: «Почему нового Островского нет?» — вы себе не задавали? Столько ведь лет прошло...
— Не задавал. Наверное, по присущей ему театральности я выделил бы того же Вампилова, Розова, безусловно, который немножечко городскому менталитету ближе, Арбузова. Из сегодняшних не могу, увы, назвать никого, потому что то безобразие, которое они пишут, драматургией считать невозможно. К счастью, еще есть Распутин, Белов, но они несколько в другом жанре работают...
— ...оба не драматурги...
— Они литераторы, но Распутин, как и Шукшин, все-таки очень близок к театру. Знаете, я в нашем училище Щепкинском работаю уже много лет (кстати, недавно ему исполнилось 200 лет), так вот, специально для первокурсников после второго семестра мы берем для инсценировки произведения Шукшина, Распутина, Белова, какие-то вещи Вампилова. Это хороший язык, это русская самобытность, а уже на втором курсе, на первую поднявшись ступень, переходим к Островскому — так легче дотянуться до классика...
Только теперь я понимаю, что, очевидно, эти писатели, сформировавшиеся в ХХ веке, все-таки ближе нам, сегодняшним, — особенно молодежи, что сразу Островский — это трудно, и эти люди (дай Бог им здоровья, потому что, слава Богу, многие из них еще живы) дают нам возможность какого-то движения вперед. Сейчас вот тоже есть проза — Маканин, к примеру: он тоже очень современный, понятный и близкий, так что писатели у нас есть, а вот с драматургами не сложилось.
— Что еще отличает Малый театр — вы не измываетесь над классикой: над Островским, Гоголем, Чеховым, — когда это делают под флагом эксперимента многие...
— Это дань нашей школе: Малый — единственный, пожалуй, театр, который сохраняет традиционный подход к классике: и в костюмах, и в гриме... Не совсем уж так скрупулезно: бороды, дескать, только такие должны быть, и никаких других, но если, допустим, это ХIХ век, начало ХХ-го, то мужчины с усами ходили и с бородами, поэтому будьте добры... Кстати, я не поэтому много лет назад усы отпустил, хотя и поэтому: раньше все клеил их, клеил, потому что такие роли играл.
— Надоело, наверное, клеить...
— Да, и подумал: «Ну что ж это я?». У нас в театре я не один такой, и актерам мы это разрешаем. Почему? Потому что впечатление растительность на лице не портит — наоборот, дополняет образ, а современному зрителю это важно, он хочет увидеть, какими были прадеды и прабабушки.
«ЕСЛИ ВЕРДИ ОПЕРУ НАПИСАЛ, НЕ НАДО ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ ОДЕВАТЬ ТАМ В ШИНЕЛИ, ЕСЛИ ОСТРОВСКИЙ ПИСАЛ О КУПЦАХ, НЕ СЛЕДУЕТ ИМ ЗОЛОТЫЕ ЦЕПИ НА ШЕИ ВЕШАТЬ»
— Как, если не секрет, вы относитесь к современным режиссерским изысканиям, всем этим новшествам с раздеванием на сцене, с матом?
— Вы очень хорошо сказали: изыскания — я бы, будь на то моя власть...
— ...поотбивали бы им руки?..
— ...подобное прекратил бы. Понимаете, если Верди оперу написал, то не надо действующих лиц одевать там в шинели, если Островский писал о купцах, не следует им золотые цепи на шеи вешать. Они что же, зрителей идиотами, что ли, считают? Нет, публика режиссеров, которые это ставят, умнее.
Мы вот проводим — к сожалению, не ежегодно, а через год — Всероссийский фестиваль «Островский в доме Островского», куда только провинциальные приглашаем театры, и они, те, кто сохраняет традиции, очень хорошие привозят спектакли. Однажды актеры одного весьма известного коллектива играли у нас «Свои люди — сочтемся», поставленный не менее известным режиссером...
— ...и вы пошли посмотреть?
— Ну, естественно — все-таки я хозяин фестиваля, а меня еще и предупредили: «Ты погляди непременно». После первого акта отлегло от сердца: «Да все нормально», а во втором те же актеры вышли на сцену в свитерах, с цепочками, перстнями — в общем, изображали нынешний высший свет, или, как теперь говорят, элиту (хотя я не понимаю, почему именно этих людей надо именовать элитой, — есть ведь другое название). Я у режиссера спросил: «Зачем ты это сделал?». — «Чтобы зритель понял», — последовал ответ. «Да он, — возмутился я, — умнее нас с тобой», потому что люди и плачут в зале, и смеются до слез, и тишина гробовая бывает...
— ...если искусство-то настоящее...
— Совершенно верно, а если кто-то на сцене разделся — это еще не искусство. Много лет назад я был в Японии на премьере фильма Сергея Соловьева «Мелодии белой ночи»...
— ...замечательной советско-японской картины о любви...
— ...где никто не раздевался. Превосходная режиссерская и операторская работа, прекрасная музыка, а рядом (кинотеатр двухзальный был) шел фильм «Эммануэль», который как раз в это же время вышел на экраны. Премьеры и в одном зале были, и в другом...
— ...и вы заглянули?
— Да, потому что много об этом слышал. Ну, посмотрел... Там французские актеры играли хорошие, английские, но это не искусство, я так про себя подумал, и когда на следующий день проходила пресс-конференция по поводу нашего фильма, японские журналисты все намекали: «А вот у вас там любовь есть, но вы все вокруг да около...». Ну, мы же раньше любовь вот так снимали (показывает — по грудь)...
— ...чтобы, не дай Бог, ничего ниже пояса не показать...
— Да, но, с другой стороны, а зачем ниже показывать? Я сидел, намеки эти терпел, а потом взорвался — у меня бывает такое. «Вы вот взрослые люди, — воскликнул, — а говорите такие вещи, интересуетесь, почему то, почему се, а я сходил, посмотрел эту хваленую «Эммануэль» — ну и что такой фильм дает, если любой из вас и из нас, кто только захочет, может похлеще придумать?». Вы знаете, шквал аплодисментов раздался...
С тех пор на гастролях в Японии мы с театром были четыре раза, я у них дважды снимался, и меня принимают там так, как дай Бог, чтобы здесь принимали: «Ой! Соломин-сан!». Тот случай до сих пор вспоминают, потому что я был искренним — я сказал, что на такие фильмы направление врача давать надо, чтобы в кассе человек мог предъявить справку и получить бесплатный билет. Это для больных людей, а здоровый мужик или здоровая баба — Господи! — в подобной «виагре» отнюдь не нуждаются.
«ИНОГДА Я СРЫВАЮСЬ — НЕРВЫ УЖЕ НИ К ЧЕРТУ, ДА И ВОЗРАСТ СКАЗЫВАЕТСЯ»
— Продолжая о новшествах разговор... Михаил Задорнов как-то сказал мне, что сейчас ставят Чехова, где дядя Ваня — гомосексуалист, а три сестры — лесбиянки, повсеместно на русской сцене звучит мат — вы это видели, слышали?
— Нет, на эти постановки я не хожу, хотя сам в работе иногда матерюсь — оно так доходчивее. Либо ты говоришь долго, либо одно слово — и все становится ясно, особенно когда на улице общаешься. Иногда, чего уж греха таить, я срываюсь — нервы уже, наверное, ни к черту, да и возраст сказывается... Как-то подъехали мы с водителем поздно после спектакля к магазину: жена — она меня туда не пускает — пошла что-то купить, а мы остались в машине ее ждать.
Напротив нас был такой скверик, и там собралась молодежь лет по 15-16. Они распивали пиво, видно, вовсю матерились (мы, правда, не слышали), а какой-то пожилой человек, выйдя из магазина, подошел и стал что-то укоризненное им выговаривать. Водитель мой Александр Николаевич (хотя ему уже за 50, мужик он серьезный) запереживал: «Зря это он, ведь все равно не поймут — не дай Бог, еще и побьют». Не успел этого сказать, как на старика сверху, с балюстрады, прыгнул один подросток, а может, и два — я уж не помню. Его ударили, он упал, недоросли эти заржали...
Молниеносно, синхронно, не сговариваясь, мы с водителем выскочили в две двери из машины и кинулись к ним. Разделяло нас метров 10: конечно, те двое сразу же побежали, но другие остались. Их было человек 15, по виду — десятиклассники. Что я им на чистом русском языке, чтобы лучше дошло, говорил...
— ...понятно...
— Потом уже там народ стал собираться: «Мы думали, они вас убьют», а я этих ребят вызывал: «Ну, давайте! Кто смелый, выходи! Только не все на одного, а на равных». Слава Богу, из магазина охранники подтянулись, и они убежали.
Это я к тому, что так уж нас воспитали. Я не герой, нет — нормальный человек, но иногда не могу сдержаться. Пока победа всегда оставалась за мной, но меня уже увещевают: не надо, не лезь! — молодежь, дескать, другая теперь, без тормозов, но сегодня, когда моральные устои пошли вразнос, кто-то же этим заниматься должен.
В искусстве — пока этого не отменял никто! — есть все-таки момент воспитательный. На юные души влияют и литература, и театр, и журналистика, и телевидение, но нас, тех, кто несет людям незыблемые ценности, становится все меньше и меньше. Пока, может, один театр и держится — все-таки большее количество театров до какого-то примитивизма не опускаются. Почему? Потому что мы уважаем своего зрителя...
— ...и традиции...
— ...которые сохранять надо.
— Для актеров Малого всегда было характерно безукоризненное знание русского языка — чистой, правильной, классической речи их учат?
— Да, у нас это с училища начинается, где и преподают, и мастерство ведут наши актеры, бывшие выпускники Щепкинского. На протяжении четырех лет мы к студентам приглядываемся и многих берем на какие-то роли со второго курса, с третьего. Недаром же я упоминал, что сегодня мы пятерых совсем молодых ребят на центральные роли вводим — вот в «Недоросле» сейчас трое заняты, в «Снежной королеве» две девчоночки-второкурсницы главные роли играют, но даже в этом детском спектакле народные артисты их окружают.
— Пусть подтягиваются, да?
— Актеры есть разные, некоторые поучить любят, и я всегда таким говорю: «Ты не учи — ты лучше скажи, как надо», но есть и другие, которые помогают, и потом, когда тебе дана реплика, ты все-таки должен отреагировать на нее так...
— ...чтобы соответствовать партнеру...
— Это первое, и второе — чтобы зритель тебя понял, хотя акустика у нас в зале очень хорошая.
— О — прекрасная!..
— Лучшая, во всяком случае, в Москве, но все равно слова выговаривать надо.
— Поскольку на сцене Малого театра идет преимущественно классика, актерам, я так понимаю, следует в совершенстве владеть этикетом — этому тоже в Щепкинском учат?
— Вы знаете, сейчас с этим стало довольно сложно, потому что носители манер поумирали. Вот когда я учился, у нас была такая профессор Шаломытова...
— ...уже и фамилий таких нет, правда?
— Это точно... Она была старше Веры Николаевны Пашенной, и хотя Пашенная статус имела выше, она весьма почтительно к Антонине Михайловне относилась. Та очень боевой была... Лицо чуть перекошенное — видно, после инсульта: бывало, задерет юбку, усядется: ну, кто первый пойдет отвечать? В зубах вечно папироса, икры крепкие — в прошлом все-таки балерина. Эта почтенная дама преподавала у нас танец и манеры, и было ей далеко за 80. Вот так придешь, на нее посмотришь и не скажешь, что аристократических кровей особа, но когда вставала — все врассыпную бросались... Она же девочек плеткой какой-то лупила.
— Да вы что?!
— Да-да-да! Мы все смеялись (вот вы говорите: кто нас манерам учит?), но она точно все знала и в наши головы это вдолбила. Этих людей, по крайней мере, некоторых, еще можно было бы приглашать, но они оказались никому не нужны.
Помню, работа над фильмом «Моя жизнь» по Чехову шла, артисты все вроде хорошие — четверо нас было, и как-то режиссер говорит: «Завтра мы будем снимать застольную сцену — давайте обсудим». Ну и вот мы сидели — нафантазировали черт-те что, а в качестве консультанта какого-то из дворянских отпрысков пригласили. Пришел этот человек, посмотрел на стол: «А зачем красная икра?» — спросил (это я на всю жизнь запомнил). «Ну как же?» — я удивился: икра нам казалась непременным атрибутом аристократической жизни, тем более тогда, 40 лет назад, когда рядовому гражданину этот продукт был недоступен, а он: «Что вы! Это только извозчики ели. С блинами!» (смеется). Вот и все! — зато сегодня мы ахаем: ой, икра красная!
«С ПАШЕННОЙ Я ГЛАЗ НЕ СВОДИЛ — ТАК СОБАКА НА ХОЗЯИНА СМОТРИТ, ПЫТАЯСЬ ВО ВЗГЛЯДЕ ЕГО ЧТО-ТО ПРОЧЕСТЬ»
— Вы родились в Чите и, насколько я знаю, в юности совершенно случайно посмотрели документальный фильм «Малый театр и его мастера» — тогда вам и захотелось на эту сцену попасть?
— Я даже признаться в этом не смею, захотелось или нет.
— Слушайте, где Чита, а где Малый театр — это же разные совершенно планеты...
— Читу восемь тысяч километров от Москвы отделяют, но меня увиденные на экране актеры просто потрясли — я до сих пор под впечатлением.
— Сколько вам лет-то было?
— Сейчас скажу: это 49-й был год, значит, 14, но я до сих пор могу перечислить почти всех артистов, которых уже нет и с которыми мне здесь потом посчастливилось вместе играть, так что это была любовь с первого взгляда.
— Вы сели в поезд и отправились в Москву в Щепкинское училище поступать?
— Да, причем ехали с отцом восемь суток — ему, хормейстеру, руководившему художественной самодеятельностью на железной дороге, был положен бесплатный билет, который он таким образом решил использовать. Здесь у нас никого не было: отец меня дожидался в скверике у Большого театра, пока я ходил на Неглинку сдавать экзамены — на это требовалась минимум неделя...
— Вспоминая о том периоде, вы однажды обмолвились: «Я был худой и не слишком умытый, за время пути прокоптился паровозным дымом, а на левой щеке имел шрам после вырезанного жировика»...
— Да, это правда, и когда я два тура прошел (оставался еще третий и потом конкурс), у отца на Ярославском вокзале похитили все деньги и документы. Ничего у него не осталось — даже партийный билет украли, что тогда означало для человека полный крах всего. В общем, это была трагедия — благо в Чите отца все знали, его имя в городе было известно... Случайно он встретил группу читинцев — их легко было на Ярославском вокзале найти, потому что оттуда поезда «Москва — Чита» и «Москва — Владивосток» через Читу отходят, и эти люди его спасли: из Министерства путей сообщения, которое находилось там же, через площадь, позвонили в Читу и подтвердили, что он — это он.
Слава Богу, выдали ему новый билет, и мне тоже, и вот тогда отец мне сказал: «Иди к Пашенной, объясни, что у нас произошло, и спроси: берет она тебя или нет. Если согласна взять, пусть, а если нет — уедем обратно». Делать было нечего, и я направился прямиком в училище. На мое счастье, Вера Николаевна была там: на кафедре велось какое-то обсуждение, и я попросил секретаря Адель Яковлевну ее вызвать. Эта очень строгая дама с папиросой, — она «Беломорканал» курила! — взглянув на меня, предложила: «Присядьте (на вы. — Ю. С.). Сейчас я узнаю».
— Колоритная, видно, фигура...
— Очень (она, кстати, потом у Царева секретарем работала). Адель Яковлевна меня обнадежила: «Вера Николаевна вас примет», и действительно, какое-то время спустя вышла Пашенная: «Кто меня спрашивал?». Я встал. «Чего тебе, деточка?». Я все рассказал и добавил отцовскую фразу: «Если согласны меня взять, то берите, а если нет — я уеду обратно в Читу», и вот стоял так и глаз с нее не сводил — знаете, так собака на хозяина смотрит, пытаясь во взгляде его что-то прочесть.
Потом уже, когда вышел на улицу, у меня ру
Ровно 55 лет назад, в 1957 году, Юрий Мефодьевич поступил в труппу Малого театра, который возглавляет уже 24 года
Апрель 1970 года запомнился советским людям, по крайней мере, двумя событиями — беспрецедентным по тем временам салютом (стозалповым, в честь 100-летия Ленина) и показом фильма «Адъютант его превосходительства»: пять вечеров, на которые вся страна приникла к телевизорам, принесли исполнителю главной роли 35-летнему Юрию Соломину феерическую славу, благоволение скупых на эмоции властей и обожание пылких дам.
Коллеги его вспоминали недавно, как на железнодорожной станции в Киеве, где проходили съемки картины «Квартет Гварнери», в перерывах строгий мужской голос объявлял на всю округу: «Девчата, бегите на шестой путь — там Соломин», а оператор Николай Ильчук даже частушку тогда сочинил:
Ой, товарищ Соломин,
не тащи меня в овин —
я сама к тебе приду,
двух подружек приведу.
Представляю, как затаились тогда киночиновники, которые шесть (!) раз отказывались утвердить кандидатуру Юрия Мефодьевича на роль «адъютанта» под смешным предлогом: по сценарию, дескать, штабс-капитан Кольцов был высоким голубоглазым блондином.
Пять лет спустя он снялся у режиссера Акиры Куросавы в «Дерсу Узала», доказав, что под силу ему играть не только в массовом, но и в авторском кино. Таежная тропа, по которой слишком долго и утомительно, на взгляд непосвященных, шагал в исполнении Соломина путешественник Арсеньев, вывела в итоге артиста прямиком к престижнейшей голливудской премии «Оскар» — только в прокате США фильм этот заработал 1,2 миллиона долларов, впрочем, исполнителю главной роли ничего от этих денег, естественно, не перепало.
Наделенный изумительной актерской выучкой и техникой, Юрий Мефодьевич мог бы связать свою жизнь с кинематографом и сняться не в 60-ти, а в куда большем числе картин (тем более когда гонорары в кино обросли множеством аппетитных нулей), но он сам себя приковал к галере, имя которой — Малый театр: этому божеству мой собеседник поклоняется и истово служит уже более полувека, ему и приносит жертвы.
Как и многие большие актеры, он мечтал сыграть короля Лира, но в 1988 году, когда коллектив избрал его художественным руководителем театра, от планов своих отказался, посчитал, что на новой должности не вправе строить репертуарную политику «под себя», а когда в 1990-м Соломина пригласили возглавить Министерство культуры РСФСР, сразу же заявил: «Театр я не оставлю» — и на протяжении полутора лет, по его словам, «до 18-ти работал министром, а после 18-ти — артистом». Впрочем, в Малый он приходил, когда бы чиновничий день ни заканчивался: и в восемь часов вечера, и в девять, и в десять, — чтобы подышать особым воздухом закулисья.
Ничего героического в том, что в день, когда умер его отец, Юрий Мефодьевич играл как ни в чем не бывало премьерный спектакль по пьесе Розова «Неравный бой», он не видел и так же не колеблясь выходил с повышенным давлением в «Пучине», когда за кулисами дежурили врачи «скорой», чтобы сделать укол... Актер с детства усвоил: искусство превыше всего, но однажды в справедливости этого постулата все-таки усомнился.
Вместе с Юрием Соломиным в театре долгие годы работал его брат Виталий, и тогда москвичи шутили, что Малый стоит на соломенных ногах. Старший — народный артист СССР, младший — народный артист Российской Федерации, один — член КПСС с 1966 года, образцовый семьянин и ярый приверженец традиций, другой — убежденный беспартийный, записной сердцеед, чьи романы в свое время в театральных кругах нашумели, и обладатель мятущейся натуры. Юрий считал, что для успеха спектакля достаточно сильной пьесы и актерской игры, а Виталий не раз сокрушался, что с выбором профессии ошибся — ближе ему режиссура.
Наверное, случались между ними трения на творческой почве, и были в театре (не случайно прозванном клубком единомышленников) желающие противоречия эти раздуть, но только ради брата от своих жестких правил Юрий Мефодьевич отступил и разрешил Виталию поставить в Малом мюзикл «Свадьба Кречинского». Тот светился от счастья, однако именно этот спектакль стал для Соломина-младшего роковым. Он вышел на сцену, хотя очень плохо себя накануне чувствовал, огромным усилием воли довел до конца первый акт (некоторые зрители поспешили в кассы сдавать билеты, решив, что актер пьян), и после этого с инсультом его доставили в больницу, где Виталий через четыре месяца умер...
Соломин-старший «хлопотать лицом», выдавливая из окружающих сочувствие, не умеет — порой кажется, что он так долго играл разведчиков и военных, что эта маска к нему приросла, и только самые близкие люди знали, как тяжело Юрий Мефодьевич пережил эту утрату: почти не выходил из своего кабинета в Малом, долго отказывался от съемок в фильме «Московская сага», а под конец работы ему стало плохо с сердцем. Врачи были категоричны: нужна экстренная операция, а после возвращения из Италии, где его прооперировали, актер сокрушался: жаль, что почти все снято (дескать, теперь, после месяца наблюдения за работой хирургов, он сыграл бы куда точнее). Что интересно, о том, какое горе уложило его на операционный стол, Юрий Мефодьевич не проронил ни слова.
Этот сдержанный, с лицом благородной лепки и абсолютно лишенный звездных замашек человек и сегодня для режиссеров что-то вроде беспроигрышного билета в лотерее, но и он — уходящая натура: много ли можем назвать народных артистов СССР, которые по-прежнему в строю? Юрий Соломин, проведший свой легендарный театр сквозь хаос и бури последних 20 лет, умудряется и сегодня противостоять любым наскокам и попыткам реформ, потому что уверен: в русском искусстве все начинается с Малого. И им заканчивается...
«ОРКЕСТР «АДЪЮТАНТА ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА» ВСТРЕЧАЛ, А КОРИФЕЕВ ОЖИДАЛИ РУКОВОДИТЕЛИ ГОРОДА»
— Вы знаете, Юрий Мефодьевич, вошел только в ваш кабинет — и дыхание перехватило: на человека со стороны эта обитель художественного руководителя Малого театра производит сильнейшее впечатление. Во-первых, воздух такой бывает, по-моему, только в храмах, а во-вторых, здесь такой антураж, обстановка... Как в этом историческом кабинете вам работается и сколько ему, кстати, лет?
— Думаю, что за 150, если не больше: известно, что здесь в свое время находились и Южин-Сумбатов, и Ленский. Если проводилась достройка, кабинет мог появиться во второй половине ХIХ века, но определенно назвать его возраст не может никто. Конечно, за это время здесь столько интересных людей побывало...
— Я в этом не сомневаюсь...
— ...и правильно делаете: уже в мою бытность здесь и Куросава был, и Свиридов, и королева Великобритании Елизавета II, и Беатрикс — королева Нидерландов...
— О президентах мы уже не говорим...
— Их пропустим, потому что в театре они были, а в кабинете — нет, но многие члены правительств сюда приходили.
— Сегодня обыкновенные люди, не заядлые театралы, ходят в Малый не так даже на спектакли, как чтобы увидеть живьем кумиров: Соломина, Быстрицкую, Муравьеву — простите за сравнение, но, в общем-то, как в зоопарк. Выходя на сцену, вы это понимаете?
— Наверное, да, идут на имена, поэтому, распределяя роли, мы учитываем, на кого ставить можно, а на кого нельзя, — эти соображения существуют, конечно, и расскажу вам один случай (не для того, чтобы похвастаться, а может, и да, похвастаться!), связанный с Украиной.
Однажды, когда еще были живы Гоголева, Царев, Жаров, Ильинский, Любезнов, Доронин — множество замечательных актеров, мы отправились на гастроли в Одессу: это был 71-й год, а в 70-м «Адъютант его превосходительства» вышел. Когда поезд подъехал к вокзалу, — тому есть свидетели, я не вру! — на перроне играл оркестр, а я тогда еще в мягких вагонах не ездил, и вдруг все к нашему купейному побежали.
— Встречать «адъютанта»?
«Театр пропасть не может, он исчезнет только вместе с нашей цивилизацией. Пока бьется хотя бы одно сердце в зрительном зале и одно на сцене, театр будет существовать»
— Оказалось, что да, а вот ту группу, которую я перечислил, ожидали руководители города, одесские власти.
— Корифеи от такой несправедливости с ума не сошли?
— Нет, они к этому относились, должен сказать, очень доброжелательно. Я как раз был занят в «Пучине» Островского, где моими партнерами были Елена Николаевна Гоголева — она играла мою мать, Иван Саныч Любезнов, Никита Подгорный, — в общем, достаточное количество выдающихся и просто известных актеров, но у меня была центральная роль, и так финал поставили, что сначала должен был выходить на поклон я, а потом уже остальные.
На репетициях я скрепя сердце это еще делал, а на первом спектакле, когда время пришло, не посмел. Ну как мог раскланиваться, когда за кулисами, дожидаясь своей очереди, стояла Елена Николаевна? — мне было стыдно.
— Пауза что же — затягивалась?
— Нет, я просто не вышел. Любезнов меня выталкивать стал, а Гоголева воскликнула: «Перестань! Это театр, для зрителя спектакль продолжается» — и заставила подчиниться. Естественно, когда они появились следом, был и гром аплодисментов, и цветы, но Елена Николаевна мне потом повторила: «Это продолжение спектакля, поэтому все должно быть так, как поставлено режиссером». С тех пор ощущение собственной звездности, о которой так много теперь говорят, мне не угрожало — я только что настоящих звезд вам перечислил.
К нам, молодым, они тогда относились очень спокойно: «Если играешь главную роль, — говорил Царев, — выходи и раскланивайся, а мы посмотрим, как ты это делаешь».
«ТЕ, КТО ПРЕДСКАЗЫВАЛ, ЧТО КИНО СЪЕСТ ТЕАТР, ОКАЗАЛИСЬ ПЛОХИМИ ПРОРОКАМИ — КАК РАЗ ТЕЛЕВИДЕНИЕ СЪЕЛО КИНЕМАТОГРАФ»
— Малый — театр особый, можно сказать, канонизированный, это вообще оплот традиций, всего русского, но сегодня нередко приходится слышать, что театр в принципе умирает и его кончина не за горами — вы эти опасения разделяете?
— Ой, нам уже одно время предсказывали, что кино съест театр и он долго жить прикажет...
— Скорее, уж телевидение съест...
— Ну, тогда еще телевидение едва голову поднимало...
— ...а тут еще интернет появился...
— Ну да, так вот, телевидение как раз съело кинематограф, и тут даже крупные киномастера ошиблись, оказались плохими пророками. Театр пропасть не может, он исчезнет только вместе с нашей цивилизацией. Да, безусловно, его можно попытаться уморить, но сам он никогда не сгинет, потому что, пока бьется хотя бы одно сердце в зрительном зале и одно на сцене, театр будет существовать.
То, что сегодня в наш быт вошли новшества, — это нормально, естественно, правда, сначала все восхищались: «Ой, интернет!», а теперь плачут.
Ну те, кто его изобрел, потирают довольно руки, потому что они с этого имеют, а остальные, кто всемирную паутину пропагандировал, задумались, что хорошо и что плохо, ведь с научно-техническим прогрессом вошли в нашу жизнь и всякие безобразия. Ну, скажем, теперь можно, не выходя из дома, перекинуть на свой счет миллиарды — на такие вещи мы мастера, и разведки вроде уже не надо — все можно из интернета узнать.
— После перестройки, когда ушли из жизни прославленные художественные руководители целого ряда культовых театров и с театрами этими стало плохо, в своих коллективах на их место были избраны многие выдающиеся актеры: Кирилл Лавров — в БДТ, Михаил Ульянов — в Вахтанговском, вы — в Малом...
— Ну, во-первых, это большая для меня честь, во-вторых, огромнейшая ответственность, а в-третьих, невосполнимая творческая потеря как для актера. Вот вы назвали Лаврова, Ульянова... Мы в очень хороших отношениях были — в этот список я бы добавил Ефремова, Волчек, того же Марка Захарова (он ведь тоже артист), Петра Фоменко-актера — а кто же другой плечо-то подставит?
Естественно, то время, которое все вышеназванные коллеги отдали администрированию, они отняли у сцены, а о себе могу сказать, что как артист потерял очень много ролей, — играю одну премьеру в два-три года. Да, репертуар у меня есть — слава Богу, зритель ходит на «Горе от ума» и на «Чайку», но «Чайку» я уже 13 лет играю, «Горе от ума» — тоже, по-моему, 10 или 11.
Конечно, на сцену с чем-то новым хочется выйти, но я понимаю прекрасно и отдаю себе в этом отчет: это несбыточная мечта. К слову, вначале, когда был молодым, я все недоумевал, почему Михаил Иванович Царев, который долгие годы просидел в этом кабинете, тоже играл одну роль в два-три года, а теперь вот уразумел, что так уж устроена жизнь. На себя сил просто не остается, потому что отвечаешь за большой коллектив, за все — за продажу билетов, за актеров, за состав...
— ...за вводы...
— У нас в Малом две сцены: помимо основной, есть филиал на Ордынке, где тоже большой зал, так вот, сегодня, например, в двух спектаклях играет пять новых молодых актеров, и я смотрю, уже следующие сидят, записывают мизансцены...
— ...ждут очереди...
— ...потому что в течение двух недель праздничных, новогодних, мы играем по четыре спектакля в день. Два и два: утро — вечер, утро — вечер, и не потому, что что-то кому-то хотим доказать, а потому, что зрители просят утренники.
— Востребованность есть...
— Вот «Снежная королева» идет у нас более 18 лет, и кого только на этих спектаклях не было... Недавно вот вспоминали, что и наш Святейший — Патриарх Алексий II, когда проводил у нас патриаршую елку (и в филиале, и здесь, на основной сцене), сначала детей поздравлял, а потом говорил: «Я, наверное, посижу немножечко, а то все работа, работа...» — и вся его свита со значением на меня смотрела: не улыбались, но глаза какие-то веселые у них были. Потом, когда в антракте я заходил — там чаепитие было — Патриарх входил во вкус: «Останусь, пожалуй, и на второй акт» — «Снежную королеву» он так три раза смотрел.
«У НАС 70-ЛЕТНИЕ — ЭТО ТАК, СРЕДНИЙ ВОЗРАСТ, А ТЕ, КОМУ 60, ВООБЩЕ МЛАДШАЯ ГРУППА ДЕТСКОГО САДА»
— Несколько лет назад Малому театру исполнилось 250 лет, и все эти годы — таковы, видимо, традиции Малого — его корифеи в почтеннейшем возрасте выходили на сцену. Я, например, помню Елену Николаевну Гоголеву в спектакле «Мамуре» — ей было уже за 90, наверное...
— ...она продолжала играть до 93-х...
— ...а можно еще и Ильинского привести в пример, и Царева...
— Господи, у нас Николай Саныч Анненков...
— ...да, 100 лет ему было...
— ...в свое столетие вышел на сцену — в «Царе Борисе» играл Луп-Клешнина, одного из активных сподвижников Годунова... Это событие уникальное — увы, эта дата была театральным сообществом Москвы проигнорирована — Анненкову не дали «Золотую маску», которой он очень ждал, и актер ушел из жизни с обидой, а знаете, что вам скажу? Наверное, здесь-таки стены такие — то, с чего вы начали, потому что у нас и сегодня прекрасная есть актриса...
— ...Еремеева?
— Да, Татьяна Санна, которой 4 июля 99 исполнится...
— ...и она еще в форме?
— Мало того — блестяще играет в «Волках и овцах», в «Горе от ума», где у нее роль графини-бабушки, и когда она на сцене, все молодые актеры, которые в этих спектаклях заняты, стоят за кулисами и смотрят, потому что это какая школа! Покойная Татьяна Петровна Панкова (9 июля прошлого года в возрасте 94 лет она скончалась) тоже уникальная была актриса — у нее вообще до последнего пять ролей было, и мы ей твердили постоянно: «Да успокойтесь, Татьяна Петровна!».
— Удивительно: в большинстве других театров, едва артисту исполнилось 65, а тем более 70, ему говорят: «Иди уже на пенсию, хватит, дай молодым дорогу» — почему в Малом такое трепетное и почтительное отношение к старикам?
— Ой, у нас 70-летние — это так, средний возраст. Не хочу перечислять 80-летних, потому что их, от 80 до 90, группа большая, это очень известные и уважаемые артисты, а уж те, кому 60, вообще...
— ...пацаны...
— ...младшая группа детского сада.
— Так тут заведено было всегда?
— Вы вот сказали, что как только сюда вошли, ощутили какую-то ауру, так вот, не было еще ни одного человека: иностранца ли, нашего ли, — кто, впервые сюда попав, этого бы не отметил. Вот мы сейчас сидим, разговариваем, вокруг что-то происходит, шумит Москва, но ни звука до нас не доносится, хотя окна тут самые обыкновенные — не какие-нибудь модные пластиковые. Стены другие...
— ...обволакивающая висит тишина...
— ...и сразу иной темпоритм. Даже когда с улицы прибегаешь: надо то сделать, это, — пока по коридору идешь, успокаиваешься, мало того, у нас все здороваются — как в деревне, по старинке.
— Современные драматургические и сценические веяния обходят Малый театр стороной — многие даже упрекают вас в ретроградстве...
— Да Бог с ними! — пускай злословят, ведь 80 процентов «критиков» из зависти так говорят. Ну а что делать с Эрмитажем? С Третьяковкой, с Пушкинским музеем, с Большим? — нас что же, расстрелять, взорвать или вывезти отсюда все содержимое?
Я очень редко принимаю в этом кабинете журналистов, телевизионщиков, но в 92-м году, когда после реставрации здания и всей мебели мы вернулись сюда, какие-то интервью я давал (потом это прекратил!), так вот, у меня не было от антикваров отбоя — думали, наверное, что это я так живу (смеется). Глаз-то у них наметан, и они знают: да, век здесь хороший — не буду уж говорить, какой. Потом подойдите, взгляните на эти часы...
— ...им лет 200, наверное?
— По-моему, их 1740-м датируют годом, но думаю, что именно эти часы судя по фирме — начало ХIХ века, хотя точно определить мы не можем. У нас их, по-моему, до 10 штук: и в кабинете у директора есть, и в коридорах, и в ложах старых стоят — есть даже специальный часовщик, пожилой человек, который за ними следит: заводит их только он — никто другой к ним не прикасается.
— И смотрите, идут...
— Когда лет пять назад они у меня остановились и он пришел их чинить, у него руки дрожали. «Я, — сказал, — первый, кто к ним прикоснулся, — ни один мастер внутрь еще не заглядывал» — понимаете?
«Я ПОТОМУ И ОТПУСТИЛ УСЫ, ЧТО РАНЬШЕ ВСЕ КЛЕИЛ ИХ, КЛЕИЛ...»
— Бережное отношение к классике — это визитка, фирменный стиль Малого, а в особой у вас чести Островский: замечательные постановки по его гениальным пьесам я много раз в Малом театре видел. Он классик канонизированный, неприкосновенный, и даже записные театральные экспериментаторы не норовят «улучшить» его, придать ему новое, так сказать, звучание...
— Хотелось бы, чтобы его не трогали...
— ...и поражаешься, насколько он современен сегодня и актуален...
— Да, абсолютно во всем. Ты про любовь ищешь пьесу — пожалуйста, на выбор «Последняя жертва», «Поздняя любовь» или «Бешеные деньги», хочешь про экономику — «Свои люди — сочтемся»...
— ...про алчность...
— ...«Волки и овцы». Про артистов, про их существование решил посмотреть — «Лес», «Без вины виноватые», «Таланты и поклонники», притягивает политика — пожалуйста, у нас спектакль идет «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» — очень редкая, кстати, пьеса.
— Все уже, в общем, написано...
— ...поэтому, когда меня спрашивают: «А почему вы современную драматургию не ставите?», я отвечаю: «Погодите, ну что ж мы к материалу средней руки обращаться будем, когда у нас есть Островский, у которого можно найти все?», и вы знаете, он опять самым стал популярным — при том, что никогда с вершины рейтинга не сходил. И раньше, в другом государстве нашем, всегда был наверху, и сейчас тоже, потому что все театры: маленькие, большие, средние, подвалы, — все ставят Островского.
— Почему же, на ваш взгляд, постоянно к нему возвращаются?
— Там тема, и там глубина. Он, например, хорошо знал финансовую сферу, поскольку был экономистом, поэтому все у него о власти денег, о нынешнем диком капитализме сказано. Помню, мне дали в спектакле «Свои люди — сочтемся» одну из первых моих ролей — мальчика в услужении Тишки: есть там такой при основном действующем лице Подхалюзине (потом я и Подхалюзина играл). Ставил спектакль Леонид Андреевич Волков, старый актер и режиссер МХАТа, там были заняты Белевцева, Владиславский, Любезнов, Анненков — маститые все актеры.
Когда стали читать про эти закладные бумаги да про проценты, ничего мы не понимали — то есть ни я, ни они, и тогда нам пригласили экономиста, который прочитал лекцию о том, что есть что. В итоге все так были запутаны, что от многого пришлось отказаться: то, что понимали мы, оставлялось, а остальное вычеркивалось, потому что это были длинные, никому не нужные диалоги. В СССР спектакль «Свои люди — сочтемся» шел с успехом, и сейчас у нас в филиале уже лет 18 идет. В другой постановке, правда, тем не менее и места, которые когда-то сокращали до минимума, теперь самые смотрибельные, на них зрители горячее всего реагируют, потому что это актуально, — вот что такое настоящая драматургия!
— Вопрос: «Почему нового Островского нет?» — вы себе не задавали? Столько ведь лет прошло...
— Не задавал. Наверное, по присущей ему театральности я выделил бы того же Вампилова, Розова, безусловно, который немножечко городскому менталитету ближе, Арбузова. Из сегодняшних не могу, увы, назвать никого, потому что то безобразие, которое они пишут, драматургией считать невозможно. К счастью, еще есть Распутин, Белов, но они несколько в другом жанре работают...
— ...оба не драматурги...
— Они литераторы, но Распутин, как и Шукшин, все-таки очень близок к театру. Знаете, я в нашем училище Щепкинском работаю уже много лет (кстати, недавно ему исполнилось 200 лет), так вот, специально для первокурсников после второго семестра мы берем для инсценировки произведения Шукшина, Распутина, Белова, какие-то вещи Вампилова. Это хороший язык, это русская самобытность, а уже на втором курсе, на первую поднявшись ступень, переходим к Островскому — так легче дотянуться до классика...
Только теперь я понимаю, что, очевидно, эти писатели, сформировавшиеся в ХХ веке, все-таки ближе нам, сегодняшним, — особенно молодежи, что сразу Островский — это трудно, и эти люди (дай Бог им здоровья, потому что, слава Богу, многие из них еще живы) дают нам возможность какого-то движения вперед. Сейчас вот тоже есть проза — Маканин, к примеру: он тоже очень современный, понятный и близкий, так что писатели у нас есть, а вот с драматургами не сложилось.
— Что еще отличает Малый театр — вы не измываетесь над классикой: над Островским, Гоголем, Чеховым, — когда это делают под флагом эксперимента многие...
— Это дань нашей школе: Малый — единственный, пожалуй, театр, который сохраняет традиционный подход к классике: и в костюмах, и в гриме... Не совсем уж так скрупулезно: бороды, дескать, только такие должны быть, и никаких других, но если, допустим, это ХIХ век, начало ХХ-го, то мужчины с усами ходили и с бородами, поэтому будьте добры... Кстати, я не поэтому много лет назад усы отпустил, хотя и поэтому: раньше все клеил их, клеил, потому что такие роли играл.
— Надоело, наверное, клеить...
— Да, и подумал: «Ну что ж это я?». У нас в театре я не один такой, и актерам мы это разрешаем. Почему? Потому что впечатление растительность на лице не портит — наоборот, дополняет образ, а современному зрителю это важно, он хочет увидеть, какими были прадеды и прабабушки.
«ЕСЛИ ВЕРДИ ОПЕРУ НАПИСАЛ, НЕ НАДО ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ ОДЕВАТЬ ТАМ В ШИНЕЛИ, ЕСЛИ ОСТРОВСКИЙ ПИСАЛ О КУПЦАХ, НЕ СЛЕДУЕТ ИМ ЗОЛОТЫЕ ЦЕПИ НА ШЕИ ВЕШАТЬ»
— Как, если не секрет, вы относитесь к современным режиссерским изысканиям, всем этим новшествам с раздеванием на сцене, с матом?
— Вы очень хорошо сказали: изыскания — я бы, будь на то моя власть...
— ...поотбивали бы им руки?..
— ...подобное прекратил бы. Понимаете, если Верди оперу написал, то не надо действующих лиц одевать там в шинели, если Островский писал о купцах, не следует им золотые цепи на шеи вешать. Они что же, зрителей идиотами, что ли, считают? Нет, публика режиссеров, которые это ставят, умнее.
Мы вот проводим — к сожалению, не ежегодно, а через год — Всероссийский фестиваль «Островский в доме Островского», куда только провинциальные приглашаем театры, и они, те, кто сохраняет традиции, очень хорошие привозят спектакли. Однажды актеры одного весьма известного коллектива играли у нас «Свои люди — сочтемся», поставленный не менее известным режиссером...
— ...и вы пошли посмотреть?
— Ну, естественно — все-таки я хозяин фестиваля, а меня еще и предупредили: «Ты погляди непременно». После первого акта отлегло от сердца: «Да все нормально», а во втором те же актеры вышли на сцену в свитерах, с цепочками, перстнями — в общем, изображали нынешний высший свет, или, как теперь говорят, элиту (хотя я не понимаю, почему именно этих людей надо именовать элитой, — есть ведь другое название). Я у режиссера спросил: «Зачем ты это сделал?». — «Чтобы зритель понял», — последовал ответ. «Да он, — возмутился я, — умнее нас с тобой», потому что люди и плачут в зале, и смеются до слез, и тишина гробовая бывает...
— ...если искусство-то настоящее...
— Совершенно верно, а если кто-то на сцене разделся — это еще не искусство. Много лет назад я был в Японии на премьере фильма Сергея Соловьева «Мелодии белой ночи»...
— ...замечательной советско-японской картины о любви...
— ...где никто не раздевался. Превосходная режиссерская и операторская работа, прекрасная музыка, а рядом (кинотеатр двухзальный был) шел фильм «Эммануэль», который как раз в это же время вышел на экраны. Премьеры и в одном зале были, и в другом...
— ...и вы заглянули?
— Да, потому что много об этом слышал. Ну, посмотрел... Там французские актеры играли хорошие, английские, но это не искусство, я так про себя подумал, и когда на следующий день проходила пресс-конференция по поводу нашего фильма, японские журналисты все намекали: «А вот у вас там любовь есть, но вы все вокруг да около...». Ну, мы же раньше любовь вот так снимали (показывает — по грудь)...
— ...чтобы, не дай Бог, ничего ниже пояса не показать...
— Да, но, с другой стороны, а зачем ниже показывать? Я сидел, намеки эти терпел, а потом взорвался — у меня бывает такое. «Вы вот взрослые люди, — воскликнул, — а говорите такие вещи, интересуетесь, почему то, почему се, а я сходил, посмотрел эту хваленую «Эммануэль» — ну и что такой фильм дает, если любой из вас и из нас, кто только захочет, может похлеще придумать?». Вы знаете, шквал аплодисментов раздался...
С тех пор на гастролях в Японии мы с театром были четыре раза, я у них дважды снимался, и меня принимают там так, как дай Бог, чтобы здесь принимали: «Ой! Соломин-сан!». Тот случай до сих пор вспоминают, потому что я был искренним — я сказал, что на такие фильмы направление врача давать надо, чтобы в кассе человек мог предъявить справку и получить бесплатный билет. Это для больных людей, а здоровый мужик или здоровая баба — Господи! — в подобной «виагре» отнюдь не нуждаются.
«ИНОГДА Я СРЫВАЮСЬ — НЕРВЫ УЖЕ НИ К ЧЕРТУ, ДА И ВОЗРАСТ СКАЗЫВАЕТСЯ»
— Продолжая о новшествах разговор... Михаил Задорнов как-то сказал мне, что сейчас ставят Чехова, где дядя Ваня — гомосексуалист, а три сестры — лесбиянки, повсеместно на русской сцене звучит мат — вы это видели, слышали?
— Нет, на эти постановки я не хожу, хотя сам в работе иногда матерюсь — оно так доходчивее. Либо ты говоришь долго, либо одно слово — и все становится ясно, особенно когда на улице общаешься. Иногда, чего уж греха таить, я срываюсь — нервы уже, наверное, ни к черту, да и возраст сказывается... Как-то подъехали мы с водителем поздно после спектакля к магазину: жена — она меня туда не пускает — пошла что-то купить, а мы остались в машине ее ждать.
Напротив нас был такой скверик, и там собралась молодежь лет по 15-16. Они распивали пиво, видно, вовсю матерились (мы, правда, не слышали), а какой-то пожилой человек, выйдя из магазина, подошел и стал что-то укоризненное им выговаривать. Водитель мой Александр Николаевич (хотя ему уже за 50, мужик он серьезный) запереживал: «Зря это он, ведь все равно не поймут — не дай Бог, еще и побьют». Не успел этого сказать, как на старика сверху, с балюстрады, прыгнул один подросток, а может, и два — я уж не помню. Его ударили, он упал, недоросли эти заржали...
Молниеносно, синхронно, не сговариваясь, мы с водителем выскочили в две двери из машины и кинулись к ним. Разделяло нас метров 10: конечно, те двое сразу же побежали, но другие остались. Их было человек 15, по виду — десятиклассники. Что я им на чистом русском языке, чтобы лучше дошло, говорил...
— ...понятно...
— Потом уже там народ стал собираться: «Мы думали, они вас убьют», а я этих ребят вызывал: «Ну, давайте! Кто смелый, выходи! Только не все на одного, а на равных». Слава Богу, из магазина охранники подтянулись, и они убежали.
Это я к тому, что так уж нас воспитали. Я не герой, нет — нормальный человек, но иногда не могу сдержаться. Пока победа всегда оставалась за мной, но меня уже увещевают: не надо, не лезь! — молодежь, дескать, другая теперь, без тормозов, но сегодня, когда моральные устои пошли вразнос, кто-то же этим заниматься должен.
В искусстве — пока этого не отменял никто! — есть все-таки момент воспитательный. На юные души влияют и литература, и театр, и журналистика, и телевидение, но нас, тех, кто несет людям незыблемые ценности, становится все меньше и меньше. Пока, может, один театр и держится — все-таки большее количество театров до какого-то примитивизма не опускаются. Почему? Потому что мы уважаем своего зрителя...
— ...и традиции...
— ...которые сохранять надо.
— Для актеров Малого всегда было характерно безукоризненное знание русского языка — чистой, правильной, классической речи их учат?
— Да, у нас это с училища начинается, где и преподают, и мастерство ведут наши актеры, бывшие выпускники Щепкинского. На протяжении четырех лет мы к студентам приглядываемся и многих берем на какие-то роли со второго курса, с третьего. Недаром же я упоминал, что сегодня мы пятерых совсем молодых ребят на центральные роли вводим — вот в «Недоросле» сейчас трое заняты, в «Снежной королеве» две девчоночки-второкурсницы главные роли играют, но даже в этом детском спектакле народные артисты их окружают.
— Пусть подтягиваются, да?
— Актеры есть разные, некоторые поучить любят, и я всегда таким говорю: «Ты не учи — ты лучше скажи, как надо», но есть и другие, которые помогают, и потом, когда тебе дана реплика, ты все-таки должен отреагировать на нее так...
— ...чтобы соответствовать партнеру...
— Это первое, и второе — чтобы зритель тебя понял, хотя акустика у нас в зале очень хорошая.
— О — прекрасная!..
— Лучшая, во всяком случае, в Москве, но все равно слова выговаривать надо.
— Поскольку на сцене Малого театра идет преимущественно классика, актерам, я так понимаю, следует в совершенстве владеть этикетом — этому тоже в Щепкинском учат?
— Вы знаете, сейчас с этим стало довольно сложно, потому что носители манер поумирали. Вот когда я учился, у нас была такая профессор Шаломытова...
— ...уже и фамилий таких нет, правда?
— Это точно... Она была старше Веры Николаевны Пашенной, и хотя Пашенная статус имела выше, она весьма почтительно к Антонине Михайловне относилась. Та очень боевой была... Лицо чуть перекошенное — видно, после инсульта: бывало, задерет юбку, усядется: ну, кто первый пойдет отвечать? В зубах вечно папироса, икры крепкие — в прошлом все-таки балерина. Эта почтенная дама преподавала у нас танец и манеры, и было ей далеко за 80. Вот так придешь, на нее посмотришь и не скажешь, что аристократических кровей особа, но когда вставала — все врассыпную бросались... Она же девочек плеткой какой-то лупила.
— Да вы что?!
— Да-да-да! Мы все смеялись (вот вы говорите: кто нас манерам учит?), но она точно все знала и в наши головы это вдолбила. Этих людей, по крайней мере, некоторых, еще можно было бы приглашать, но они оказались никому не нужны.
Помню, работа над фильмом «Моя жизнь» по Чехову шла, артисты все вроде хорошие — четверо нас было, и как-то режиссер говорит: «Завтра мы будем снимать застольную сцену — давайте обсудим». Ну и вот мы сидели — нафантазировали черт-те что, а в качестве консультанта какого-то из дворянских отпрысков пригласили. Пришел этот человек, посмотрел на стол: «А зачем красная икра?» — спросил (это я на всю жизнь запомнил). «Ну как же?» — я удивился: икра нам казалась непременным атрибутом аристократической жизни, тем более тогда, 40 лет назад, когда рядовому гражданину этот продукт был недоступен, а он: «Что вы! Это только извозчики ели. С блинами!» (смеется). Вот и все! — зато сегодня мы ахаем: ой, икра красная!
«С ПАШЕННОЙ Я ГЛАЗ НЕ СВОДИЛ — ТАК СОБАКА НА ХОЗЯИНА СМОТРИТ, ПЫТАЯСЬ ВО ВЗГЛЯДЕ ЕГО ЧТО-ТО ПРОЧЕСТЬ»
— Вы родились в Чите и, насколько я знаю, в юности совершенно случайно посмотрели документальный фильм «Малый театр и его мастера» — тогда вам и захотелось на эту сцену попасть?
— Я даже признаться в этом не смею, захотелось или нет.
— Слушайте, где Чита, а где Малый театр — это же разные совершенно планеты...
— Читу восемь тысяч километров от Москвы отделяют, но меня увиденные на экране актеры просто потрясли — я до сих пор под впечатлением.
— Сколько вам лет-то было?
— Сейчас скажу: это 49-й был год, значит, 14, но я до сих пор могу перечислить почти всех артистов, которых уже нет и с которыми мне здесь потом посчастливилось вместе играть, так что это была любовь с первого взгляда.
— Вы сели в поезд и отправились в Москву в Щепкинское училище поступать?
— Да, причем ехали с отцом восемь суток — ему, хормейстеру, руководившему художественной самодеятельностью на железной дороге, был положен бесплатный билет, который он таким образом решил использовать. Здесь у нас никого не было: отец меня дожидался в скверике у Большого театра, пока я ходил на Неглинку сдавать экзамены — на это требовалась минимум неделя...
— Вспоминая о том периоде, вы однажды обмолвились: «Я был худой и не слишком умытый, за время пути прокоптился паровозным дымом, а на левой щеке имел шрам после вырезанного жировика»...
— Да, это правда, и когда я два тура прошел (оставался еще третий и потом конкурс), у отца на Ярославском вокзале похитили все деньги и документы. Ничего у него не осталось — даже партийный билет украли, что тогда означало для человека полный крах всего. В общем, это была трагедия — благо в Чите отца все знали, его имя в городе было известно... Случайно он встретил группу читинцев — их легко было на Ярославском вокзале найти, потому что оттуда поезда «Москва — Чита» и «Москва — Владивосток» через Читу отходят, и эти люди его спасли: из Министерства путей сообщения, которое находилось там же, через площадь, позвонили в Читу и подтвердили, что он — это он.
Слава Богу, выдали ему новый билет, и мне тоже, и вот тогда отец мне сказал: «Иди к Пашенной, объясни, что у нас произошло, и спроси: берет она тебя или нет. Если согласна взять, пусть, а если нет — уедем обратно». Делать было нечего, и я направился прямиком в училище. На мое счастье, Вера Николаевна была там: на кафедре велось какое-то обсуждение, и я попросил секретаря Адель Яковлевну ее вызвать. Эта очень строгая дама с папиросой, — она «Беломорканал» курила! — взглянув на меня, предложила: «Присядьте (на вы. — Ю. С.). Сейчас я узнаю».
— Колоритная, видно, фигура...
— Очень (она, кстати, потом у Царева секретарем работала). Адель Яковлевна меня обнадежила: «Вера Николаевна вас примет», и действительно, какое-то время спустя вышла Пашенная: «Кто меня спрашивал?». Я встал. «Чего тебе, деточка?». Я все рассказал и добавил отцовскую фразу: «Если согласны меня взять, то берите, а если нет — я уеду обратно в Читу», и вот стоял так и глаз с нее не сводил — знаете, так собака на хозяина смотрит, пытаясь во взгляде его что-то прочесть.
Потом уже, когда вышел на улицу, у меня ру
20.03.2012
Подробнее
АКТРИСА, КОТОРУЮ МЫ ПОТЕРЯЛИ
Фестиваль Союза Театров Европы открылся в Малом театре 12 марта (будет проходить до 22 апреля 2012 года) спектаклем Национального театра Израиля «Габима» (его совместной постановкой с Королевским национальным театром, Великобритания) «Железная дорога в Дамаск» режиссера Илана Ронена (худ.руководителя театра «Габима») и по пьесе Гилеля Мителпункта.
АКТРИСА, КОТОРУЮ МЫ ПОТЕРЯЛИ
Фестиваль Союза Театров Европы открылся в Малом театре 12 марта (будет проходить до 22 апреля 2012 года) спектаклем Национального театра Израиля «Габима» (его совместной постановкой с Королевским национальным театром, Великобритания) «Железная дорога в Дамаск» режиссера Илана Ронена (худ.руководителя театра «Габима») и по пьесе Гилеля Мителпункта. (Режиссер и драматург присутствовали на спектакле)
С Малым театром театр «Габима» многое роднит, в т.ч. то, что это также большой театр, в нем работает около 300 человек, театр был создан по инициативе Станиславского, в нем работало много известных советских режиссеров, в том числе Вахтангов, в период с 1917 по 1940 годы театр работал в России, и затем перебрался в Палестину, теперь это территория Израиля, Илан Ронен ставил в Малом театре по приглашению его худ.руководителя Юрия Мефодьевича Соломина спектакль «Мещанин во дворянстве» по Мольеру, с художниками, декораторами и командой театра «Габима», и Малый театр на гастролях в Израиле показывал свои спектакли на сцене театра «Габима». Ведущая актриса театра, неоднократно признававшаяся лучшей театральной актрисой Израиля – наша бывшая соотечественница Евгения Додина, выпускница ГИТИСа, работавшая ранее в театре Маяковского. Хочется отметить, что и пьеса и героиня Сара специально были написаны для нее.
Как сказала на пресс-конференции сама Евгения Додина, для нее очень волнительно играть на сцене Малого театра, где она раньше сидела только в зрительском кресле по ту сторону рампы. В противовес большинству критиков, которые оценили Сару, как героиню со сложной женской судьбой, и множеством мужчин (чего я к слову сказать не увидела, возможно, это есть в пьесе, не читала, но не в спектакле), Евгения увидела ее гораздо глубже, впрочем, как и зрительный зал, который рукоплескал ей и всем создателям спектакля стоя, «Моя героиня – трагический персонаж, она потеряла идеологию, у нее разрушен мир, а разрушение идеологии – это не меньшая трагедия, чем несчастная любовь и прочие жизненные трагедии», как она сказала на пресс-конференции.
Теперь по порядку, действие спектакля происходит в Хайфе (территория Палестины) в 1942-1944 г., затем переносит нас в Хайфу 1957 г., и показывает, что произошло с героями за эти 15 лет.
Главная героиня Сара (Евгения Додина) – еврейка по национальности, акцентирую на национальности не случайно, потому что это важно для сюжета, построенного на арабо-израильском конфликте, верит в возможность мирного сосуществования евреев с арабами и в свободное от работы время занимается раздачей листовок с соответствующими призывами на улице (что вызывает часто непонимание и у той и у другой стороны конфликта). Сара работает секретарем у друга своего отца Фатхи, занимающегося юридическим и нотариальным оформлением сделок (Гасан Аббас, прекрасное, очень глубокое исполнение, в лучших традициях Лира и ему подобных трагиков, я бы даже сказала по Христу, делающему добро и любящему, даже, возможно, подозревая, что его предают, спокойно, с достоинством…, когда-то Фатхи и отец Сары вместе состояли в компартии, но когда из нее стали исключать евреев, Фатхи покинул компартию из солидарности с другом, они мечтали основать профсоюз рабочих без деления на национальности, а теперь Фатхи всячески поддерживает Сару, даже находит ей работу в Сирии, в Дамаске у своих друзей, в стремлении защитить ее от надвигающейся войны, но Сара отказывается, что как мы поймем позже, является ключевым моментом спектакля, который даже вынесен в его название, потому что если бы Сара уехала, Фатхи остался бы жив, и она не совершила бы самого страшного поступка в своей жизни). Муж Сары уехал когда-то в Россию за своими коммунистическими идеями, и умер там, Сара не последовала за ним, о чем жалела, потому что по горячности максимализма, присущего молодости, не хотела его ни с кем делить, даже с идеалами, теперь она одинока, и поэтому сходится с женатым аптекарем Капланом (Эли Данкер), но не из легкомысленности, поэтому здесь я не соглашусь с критиками, которых читала, Каплан все время жалуется на больную жену, обещая уйти от нее к Саре и та надеется, вот как бы я это объяснила, жалеет его и терпит, и все бы ничего, это ее вроде устраивает, кажется, что она уже смирилась с такой женской судьбой и, возможно, даже довольна ей, но тут выясняется, что Каплан не просто так обратил на нее свое внимание…
Каплан состоит в подпольной организации Лехи, в которой втайне от Сары состоит и ее брат Шломи (Томер Бен-Давид, вечный студент на содержании своей сестры, изучающий позвоночных, который не может устроиться ни на одну работу, по-видимому не только из-за национальности и безработицы, но и из-за вспыльчивого характера), и ему нужны от Сары списки имен нелегально продающих евреям землю арабов, тайных клиентов Фатхи, т.е. он требует от Сары жизнь Фатхи, просьбами и уговорами ему не удается склонить ее к сотрудничеству, тогда в ход вступают обычные в таких случаях для «вербовки» шантаж и угрозы, Каплан предлагает Саре обменять жизнь ее брата Шломи, убившего английского офицера, которого в любую минуту готовы выдать его же соратники по группировке Лехи, в обмен на жизнь Фатхи, и Сара выбирает жизнь брата…
Далее следует одна из самых трагичных сцен спектакля, разговор Сары со Фатхи, когда она пытается у него выведать имена истинных сторон по непонятной ей сделке, Фатхи как-будто чувствует, что Саре это незачем знать, он видит, что что-то ее тревожит, но она не говорит, на все его вопросы отвечает бессмысленными отговорками, он как-будто, а может и на самом деле чувствует, что его предают, но говорит все Саре и вручает свою судьбу в ее руки… Это необыкновенно сыграно актерами, как и Гасаном Аббасом (Фатхи), как я уже говорила, сыгравшим его, особенно здесь, с позиции Христа, так и Евгенией Додиной, она великолепно передает сомнение Сары, ее дрожь в голосе, ее мученические страдания от необходимости предать своего благодетеля, друга своего отца, и может быть единственного человека, которым она безоговорочно восхищается и уважает, возможно, единственно по-настоящему близкого ей духовно и дорогого человека, эта сцена тоже разворачивается по-библейски, как разговор Иисуса с апостолом Петром, который еще не успеют петухи прокричать трижды предаст своего Учителя и все же останется апостолом и почитаемым человеком, ибо будет прощен, и прощен заранее, слова о предательстве не говорятся вслух, но это просто дамокловым мечом висит над героями, и материально на физическом уровне осязаемо играется актерами без слов!!!!!!!!
И действительно, петухи еще и не кричат, а Сара предает Фатхи, решая его судьбу, она отдает Каплану список нужных ему имен фигурантов нелегальных сделок…
Наутро Сара узнает, что Фатхи смертельно ранен в голову, его офис сожжен со всеми находящимися в нем документами, лица убийц показались торговцу на улице знакомыми, он узнал в них арабов, по слухам, незаконно продавших землю евреям, говорят, что они могли быть клиентами Фатхи и убить его за разглашение их имен… Сара приходит в больницу, у постели Фатхи сидит его сын Джалал (Юсеф Джо Свейд, Джалал 3 года проучился в Лондоне, откуда приехал настроенный против англичан и против евреев, что очень раздражало отца), Фатхи лежит с перевязанной головой и ни на что не реагирует, и хотя Сара, возможно, могла бы еще как-то пробудить его к жизни, из-за эгоизма и ревности к отцу и ненависти к евреям Джалал не разрешает ей приходить в больницу, он дает ей какие-то деньги, говоря, что она должна искать себе работу, и что так бы сделал его отец, и пытается выведать у нее могли ли убийцы быть нелегальными клиентами его отца. Зная что все бумаги сгорели, Сара всячески это отрицает…
Фатхи живет еще несколько недель, но Саре не разрешают его навещать, она пьет у себя дома, все ее попытки найти работу заканчиваются неудачей, наконец, Фатхи умирает, Сара идет в бар и в очередной раз напивается, там она встречается с Капланом, который всячески пытается ее убедить в том, что она невиновна, и Фатхи погиб случайно, но Сара его не винит, тоже прощает по христиански и винит только себя одну, здесь тоже очень сильная сцена, когда Сара говорит, что узнала саму себя, настоящую, что она предала все идеалы, которым служила, и вовсе не такая какой себя считала, по-моему это называется взрослением и мудростью, с нее спали последние розовые очки и она хотя и сломлена, но принимает себя такой, какая она есть, как она говорит «дочь своего народа, племени», которая, «когда дело идет о жизни, выбирает свое племя», «такая же как все мы», ее народ, и это помогает ей обрести себя заново, принять себя и продолжать жить дальше, и жить с достоинством, делая добро другим, несмотря ни на что, потому что один плохой поступок, даже такой, если он один, и о нем сожалеют, это не значит целиком и полностью плохой человек и не перечеркивает всю оставшуюся жизнь…
Параллельно трагично же развивается жизнь живущей в квартире Сары последние 2 года Нини (Хила Фельман), сироты, родителей (евреев) которой убили арабы на ее глазах, Нини мечтает о карьере певицы, но вынуждена работать на фабрике, потому что ее увольняют из школы, где она преподавала пение, т.к. родители ее учеников в свете последних событий (кольцо вокруг Палестины сжимается и немцы могут в нее войти) предпочитают видеть учителями своих детей немцев и австрийцев, она мечтает выйти замуж за английского офицера Джона (Исай Голан), который обещает на ней жениться и увезти в Англию, в то время это преследовалось, та же подпольная организация Лехи посылала письма угрозы девушкам, встречающимся с англичанами, убить или искалечить могли даже из-за простого танца, не говоря уже о чем-то большем (получает такие письма и Нини, преследуемая дружками по Лехи ревнующего ее влюбленного Шломи), поэтому или из-за все нарастающей напряженности политической и военной обстановки, Нини торопится, не проверив в достаточной мере чувств Джона, который вскоре предлагает отложить свадьбу из-за недовольства родителей выбором сына в будущие невестки сироты, и к тому же еврейки, после чего Нини в порыве юношеского максимализма (как и Сара когда-то) порывает с ним, даже когда он говорит, что готов жениться несмотря на письмо, все или ничего хочет она от любви, Нина ждет ребенка от Джона, но не говорит ему, Джон уезжает воевать в Европу. После совершенного ей предательства Фатхи Сара пытается спасти хотя бы Нини и ставит своему брату встречное условие, в обмен на его жизнь, стоившую ей Такого непростого шага, предательства единственного ее благодетеля, друга и единомышленника, возможно единственного по-настоящему ей близкого человека, она требует от Шломи оставить Нини в покое, но адский механизм уже запущен, вскоре после рождения ребенка – девочки, которую назвали Далиа, те самые дружки из Лехи под номинальным предлогом похищают Нини и убивают ее на рельсах той самой дороги, которая могла бы увезти Сару в Дамаск…
С момента начала событий проходит 15 лет, Хайфа, 1957 год… старый знакомый Сары, занимающейся теперь частными уроками английского и французского, бывший британский офицер Джон, приходит к ней домой и просит рассказать о своей первой жене, как он ее называет, и судьба которой не дает ему покоя, Нини, несмотря на то, что он снова счастливо женат и растит 6-летнюю дочь… (С этого начинается спектакль, потом Сара рассказывает Джону историю, которую мы видим, и действие снова возвращается в 1957 г.)
Рассказ Сары прерывает возвратившаяся из школы девочка, ее приемная дочь, Далиа (Дарья Алуфи, Ади Бар-Лев), удочеренная ей в 1944 г., как мы теперь понимаем, дочь Нини и Джона, но Сара, видимо, боясь потерять девочку, к которой она привязана, не говорит Джону кто перед ним, и хотя в голосе и глазах отца и дочери чувствуется какая-то минутная вспышка, Джон уходит… Счастливые своей стабильностью будни семьи прерываются пришедшим с работы, как всегда истерящим Шломи, которого уволили в очередной раз (видимо, он все-таки закончил за эти годы свой институт и преподавал в школе биологию), Сара уже к этому привыкла, и, даже если ей больно и смотреть на брата, то не потому что она его не любит, а потому что он напоминает ей о ее предательстве, в это время Далиа находит старые ноты «из чемодана Нини», так что непонятно даже, знает ли она на самом деле, кто ее мать, или нет, и играет на пианино и поет песню «We’ll meet again” (песню, написанную в 1939м году для идущих на войну солдат и их семей, ждущих их домой), как когда-то играла на таком же пианино британским офицерам ее мать, когда все еще были живы и все было хорошо… Шломи плачет от нахлынувших воспоминаний, ничего не понимающей Далии Сара отвечает, что это из-за того, что его уволили, перед пианино появляется образ ее матери, Далиа поет:
We’ll meet again, don’t know, where don’t know when,
Мы встретимся снова, не знаю где, не знаю когда,
But I know we’ll meet again some sunny day.
Но я знаю, мы встретимся снова однажды солнечным днем.
Keep smiling through just like always do,
Продолжай улыбаться (несмотря ни на что), как ты всегда (это) делаешь,
Till the blue skies drive the dark clouds far away.
Пока по синему небу темные облака не пронесутся прочь.
So will you please say hello to the folks
Поэтому прошу передать тебя привет людям,
that I know, tell them I won’t be long.
Которых я знаю, скажи им, я ненадолго.
They’ll be happy to know that as you saw
Они буду рады (счастливы) узнать, что ты видела,
me go, I was singing this song.
Когда я уходил, я пел эту песню.
We’ll meet again, don’t know where, don’t know when,
Мы встретимся снова, не знаю где, не знаю когда,
But I know we’ll meet again some sunny day.
Но я знаю, мы встретимся снова однажды солнечным днем.
Когда-то они все действительно встретятся и простят друг друга, хотя Фатхи простил Сару еще здесь и она это знает. Зал рукоплещет стоя, крики Браво, проникновенные слова Евгении Додиной, обращенные к зрителям, о ее сомнениях и том, как она рада выступить на сцене Малого…!!! Написала подробно о сюжете, потому что он заслуживает того, и потому, что не видела, чтобы кто-либо еще о нем писал, в основном пишут общие слова, пишу для тех, кто будет читать вот по таким общим словам, или опоздает на спектакль или пропустит что-то на электронном табло из синхронного перевода, потому что спектакль очень насыщен событиями, и игра не менее великолепная, поэтому впервые в такой ситуации жалела, что приходится отвлекаться на субтитры, а также потому, что хотелось бы еще раз выразить свою признательность автору пьесы Гилелю Мителпункту за прекрасный материал и режиссеру Илану Ронену и вот почему…
Мне очень редко нравится драма на иностранном языке (не балет, опера или цирк от театра) в полной мере, т.к. на английском, французском, немецком языках по сравнению с нашим разные смысловые интонационные акценты в словах и фразах, а здесь, не знаю почему, то ли у иврита что-то общее с русским языком, то ли от того, что часть труппы составляют актеры из бывшего СССР, были точно такие же интонации и акценты, даже иногда словно бы становилось непонятно, почему после паузы продолжают говорить не на русском, действительно возникало удивление, со мной это было впервые, душа русская у этого спектакля, и текст и энергетика, смотрелось как Чехов, только энергичнее, может как Чехов с энергетикой Горького, только трагичнее, вот… Может удивить, что сюжет спектакля построен таким образом, что единственным целиком и полностью положительным героем спектакля/пьесы оказывается араб (Фатхи), что на самом деле является актуальной темой в современном израильском обществе, которое хочет мира (как мне сказала моя подруга, живущая в Израиле, профессор консерватории, приведу ее комментарий, чтобы избежать обвинений в неполиткорректности и непонимании ситуации: «Это сложнейшая и актуальнейшая тема современности, поэтому театр, можно сказать, держит руку на пульсе. Много противоречий, не понять, как разрешить все. Мир противоречив и на людях это отражается.”). Один момент в сюжете спектакля вызвал вопрос, когда говорят о евреях, которые готовы пойти даже на то, чтобы позволить войти в страну немцам!!!, чтобы выгнать арабов, в чем как они считали, немцы им помогут, причем в спектакле брат Сары Шломи, активист подпольной организации Лехи, даже говорит, что он не верит в массовые убийства немцами евреев, во что мне трудно поверить, неужели об этом не писалось в газетах и не говорилось по радио того времени, а ведь была и почта и даже телефон и родственники в Германии у кого-то наверное, в общем, спектакль с точки зрения сюжета и языка мне очень понравился, но оставил вопросы, которые нам, наверное, трудно понять, даже пожалела, что пресс-конференция была не после спектакля а до… Зато возникло желание почитать что-то на эту тему… Но, наверное, такие факты были, потому что пьеса тоже завоевывала какие-то призы, и героиню Сары в Израиле критики и зрители называют олицетворением судьбы еврейской женщины, «каноническим образом», как я услышала на пресс-конференции… Хочется отметить необыкновенную игру Евгении Додиной (Сары), про такую же необыкновенную игру исполнителя роли Фатхи – Гасана Аббаса я уже писала выше, необыкновенный голос, проникающий прямо в душу и берущий за живое, не голос, а нерв, Москва стала очевидцем, ныне, увы, редким, игры новой для нас, кто не видел ее в театре Маяковского, как я, Великой, да-да, по-настоящему Великой Актрисы, с большой буквы, актрисы, которую потерял наш театр и все мы… Но приобрел израильский театр «Габима», мировой театр, так что за Израиль и за мир можно порадоваться, но не за нас, и тут есть над чем подумать… Я думаю, у нас нет равных актрис ее поколения… Браво, Евгения! Ваши сомнения были напрасны… Москва Вам поверила и восхитилась, жалко, что только 2 вечера, только 2 спектакля… А какая необыкновенная скромность, вот чего нет у наших актеров, не помнят фразы Станиславского, что надо любить искусство в себе, а не себя в искусстве (в оригинале «Умей любить…), поэтому и имеем то, что имеем, театр «Габима» помнит это и другие наставления мэтра и умеет, и поэтому поражает торжеством своей классики и вкуса в современной пьесе в современное время. За что еще раз хочется выразить слова благодарности режиссеру и его художественному руководителю Илану Ронену. Хочется отметить также работу музыкального оформителя О.Видиславски и художника по свету М.Маргалит, потому что все работало на спектакль и на идею, например, в сцене в больнице у постели Фатхи – без слов и движений одной музыкой и светом, именно потусторонним каким-то светом, были переданы страдания его сына и смерть Фатхи, причем в динамике с нарастающим эмоциональным накалом и нервом, а также работу декоратора, к сожалению, не нашла такого пункта в программке, поэтому не могу назвать конкретного имени, возможно, это не одно имя, за декорации, а точнее почти полное их отсутствие, которое было очень удачно компенсировано экранами (поэтому, возможно, мы должны сказать за это спасибо Режиссеру видео А.Авигдор, т.к. слово декоратор нигде не упоминается, но, возможно имеются в виду кадры хроники тех лет, демонстрируемые на экране в требующие того моменты), вещь не новая, но тут необыкновенно точно были переданы и вид города и недостающие элементы интерьера, иногда казалось, что они осязаемы, настолько удачно все вписывалось в спектакль, впервые при таких декорациях у меня не было ощущения их отсутствия, голой сцены, и отсюда неправдоподобности происходящего, впервые меня ничего не отвлекало при таком сочетании, и ничего не раздражало, а наоборот, помогало создавать подходящую атмосферу. Все в этом спектакле работало на один общий результат, это воистину была команда, и драматург, и режиссер, и актеры, и постановочная группа. Но Актриса….!!!! Что имеем не храним, потерявши – плачем!!!!
Татьяна ЛЬВОВА.
P.S. Хочу выразить свою признательность Моей израильской подруге, профессору Консерватории, за ее любезную помощь и комментарий, Максиму Редину за помощь в точной формулировке одного понятия, Ольге Бутковой за любезное приглашение на фестиваль, пресс-конференцию, радушный прием и за внесение неоценимых корректировок, а также моим друзьям, оказавшим неоценимую помощь при переводе одной непонятной мне фразы из английской песни, милостиво откликнувшимся на мой призыв в facebook – Геннадию Смирнову, Дмитрию Воронину, Max Pustov, Billy Hunter и, конечно, P.M. и Алексею Дронову, экспромтом предложившему даже стихотворный перевод песни: Когда-нибудь с тобою встретимся мы снова, Сквозь тучи вмиг прорвётся солнца луч, Твоей улыбкой бесподобной я разгоню армаду туч Ты не молчи, друзьям раздай приветы, Я буду скоро, верь, не задержусь! И счастливы мы будем вместе Я всё поведаю тебе и вновь спою
…Когда-нибудь с тобою встретимся мы снова. Сквозь тучи вмиг прорвётся солнца луч…
Источник: http://www.newlookmedia.ru/?p=18696
© Издательский Дом «Новый Взгляд»
Фестиваль Союза Театров Европы открылся в Малом театре 12 марта (будет проходить до 22 апреля 2012 года) спектаклем Национального театра Израиля «Габима» (его совместной постановкой с Королевским национальным театром, Великобритания) «Железная дорога в Дамаск» режиссера Илана Ронена (худ.руководителя театра «Габима») и по пьесе Гилеля Мителпункта. (Режиссер и драматург присутствовали на спектакле)
С Малым театром театр «Габима» многое роднит, в т.ч. то, что это также большой театр, в нем работает около 300 человек, театр был создан по инициативе Станиславского, в нем работало много известных советских режиссеров, в том числе Вахтангов, в период с 1917 по 1940 годы театр работал в России, и затем перебрался в Палестину, теперь это территория Израиля, Илан Ронен ставил в Малом театре по приглашению его худ.руководителя Юрия Мефодьевича Соломина спектакль «Мещанин во дворянстве» по Мольеру, с художниками, декораторами и командой театра «Габима», и Малый театр на гастролях в Израиле показывал свои спектакли на сцене театра «Габима». Ведущая актриса театра, неоднократно признававшаяся лучшей театральной актрисой Израиля – наша бывшая соотечественница Евгения Додина, выпускница ГИТИСа, работавшая ранее в театре Маяковского. Хочется отметить, что и пьеса и героиня Сара специально были написаны для нее.
Как сказала на пресс-конференции сама Евгения Додина, для нее очень волнительно играть на сцене Малого театра, где она раньше сидела только в зрительском кресле по ту сторону рампы. В противовес большинству критиков, которые оценили Сару, как героиню со сложной женской судьбой, и множеством мужчин (чего я к слову сказать не увидела, возможно, это есть в пьесе, не читала, но не в спектакле), Евгения увидела ее гораздо глубже, впрочем, как и зрительный зал, который рукоплескал ей и всем создателям спектакля стоя, «Моя героиня – трагический персонаж, она потеряла идеологию, у нее разрушен мир, а разрушение идеологии – это не меньшая трагедия, чем несчастная любовь и прочие жизненные трагедии», как она сказала на пресс-конференции.
Теперь по порядку, действие спектакля происходит в Хайфе (территория Палестины) в 1942-1944 г., затем переносит нас в Хайфу 1957 г., и показывает, что произошло с героями за эти 15 лет.
Главная героиня Сара (Евгения Додина) – еврейка по национальности, акцентирую на национальности не случайно, потому что это важно для сюжета, построенного на арабо-израильском конфликте, верит в возможность мирного сосуществования евреев с арабами и в свободное от работы время занимается раздачей листовок с соответствующими призывами на улице (что вызывает часто непонимание и у той и у другой стороны конфликта). Сара работает секретарем у друга своего отца Фатхи, занимающегося юридическим и нотариальным оформлением сделок (Гасан Аббас, прекрасное, очень глубокое исполнение, в лучших традициях Лира и ему подобных трагиков, я бы даже сказала по Христу, делающему добро и любящему, даже, возможно, подозревая, что его предают, спокойно, с достоинством…, когда-то Фатхи и отец Сары вместе состояли в компартии, но когда из нее стали исключать евреев, Фатхи покинул компартию из солидарности с другом, они мечтали основать профсоюз рабочих без деления на национальности, а теперь Фатхи всячески поддерживает Сару, даже находит ей работу в Сирии, в Дамаске у своих друзей, в стремлении защитить ее от надвигающейся войны, но Сара отказывается, что как мы поймем позже, является ключевым моментом спектакля, который даже вынесен в его название, потому что если бы Сара уехала, Фатхи остался бы жив, и она не совершила бы самого страшного поступка в своей жизни). Муж Сары уехал когда-то в Россию за своими коммунистическими идеями, и умер там, Сара не последовала за ним, о чем жалела, потому что по горячности максимализма, присущего молодости, не хотела его ни с кем делить, даже с идеалами, теперь она одинока, и поэтому сходится с женатым аптекарем Капланом (Эли Данкер), но не из легкомысленности, поэтому здесь я не соглашусь с критиками, которых читала, Каплан все время жалуется на больную жену, обещая уйти от нее к Саре и та надеется, вот как бы я это объяснила, жалеет его и терпит, и все бы ничего, это ее вроде устраивает, кажется, что она уже смирилась с такой женской судьбой и, возможно, даже довольна ей, но тут выясняется, что Каплан не просто так обратил на нее свое внимание…
Каплан состоит в подпольной организации Лехи, в которой втайне от Сары состоит и ее брат Шломи (Томер Бен-Давид, вечный студент на содержании своей сестры, изучающий позвоночных, который не может устроиться ни на одну работу, по-видимому не только из-за национальности и безработицы, но и из-за вспыльчивого характера), и ему нужны от Сары списки имен нелегально продающих евреям землю арабов, тайных клиентов Фатхи, т.е. он требует от Сары жизнь Фатхи, просьбами и уговорами ему не удается склонить ее к сотрудничеству, тогда в ход вступают обычные в таких случаях для «вербовки» шантаж и угрозы, Каплан предлагает Саре обменять жизнь ее брата Шломи, убившего английского офицера, которого в любую минуту готовы выдать его же соратники по группировке Лехи, в обмен на жизнь Фатхи, и Сара выбирает жизнь брата…
Далее следует одна из самых трагичных сцен спектакля, разговор Сары со Фатхи, когда она пытается у него выведать имена истинных сторон по непонятной ей сделке, Фатхи как-будто чувствует, что Саре это незачем знать, он видит, что что-то ее тревожит, но она не говорит, на все его вопросы отвечает бессмысленными отговорками, он как-будто, а может и на самом деле чувствует, что его предают, но говорит все Саре и вручает свою судьбу в ее руки… Это необыкновенно сыграно актерами, как и Гасаном Аббасом (Фатхи), как я уже говорила, сыгравшим его, особенно здесь, с позиции Христа, так и Евгенией Додиной, она великолепно передает сомнение Сары, ее дрожь в голосе, ее мученические страдания от необходимости предать своего благодетеля, друга своего отца, и может быть единственного человека, которым она безоговорочно восхищается и уважает, возможно, единственно по-настоящему близкого ей духовно и дорогого человека, эта сцена тоже разворачивается по-библейски, как разговор Иисуса с апостолом Петром, который еще не успеют петухи прокричать трижды предаст своего Учителя и все же останется апостолом и почитаемым человеком, ибо будет прощен, и прощен заранее, слова о предательстве не говорятся вслух, но это просто дамокловым мечом висит над героями, и материально на физическом уровне осязаемо играется актерами без слов!!!!!!!!
И действительно, петухи еще и не кричат, а Сара предает Фатхи, решая его судьбу, она отдает Каплану список нужных ему имен фигурантов нелегальных сделок…
Наутро Сара узнает, что Фатхи смертельно ранен в голову, его офис сожжен со всеми находящимися в нем документами, лица убийц показались торговцу на улице знакомыми, он узнал в них арабов, по слухам, незаконно продавших землю евреям, говорят, что они могли быть клиентами Фатхи и убить его за разглашение их имен… Сара приходит в больницу, у постели Фатхи сидит его сын Джалал (Юсеф Джо Свейд, Джалал 3 года проучился в Лондоне, откуда приехал настроенный против англичан и против евреев, что очень раздражало отца), Фатхи лежит с перевязанной головой и ни на что не реагирует, и хотя Сара, возможно, могла бы еще как-то пробудить его к жизни, из-за эгоизма и ревности к отцу и ненависти к евреям Джалал не разрешает ей приходить в больницу, он дает ей какие-то деньги, говоря, что она должна искать себе работу, и что так бы сделал его отец, и пытается выведать у нее могли ли убийцы быть нелегальными клиентами его отца. Зная что все бумаги сгорели, Сара всячески это отрицает…
Фатхи живет еще несколько недель, но Саре не разрешают его навещать, она пьет у себя дома, все ее попытки найти работу заканчиваются неудачей, наконец, Фатхи умирает, Сара идет в бар и в очередной раз напивается, там она встречается с Капланом, который всячески пытается ее убедить в том, что она невиновна, и Фатхи погиб случайно, но Сара его не винит, тоже прощает по христиански и винит только себя одну, здесь тоже очень сильная сцена, когда Сара говорит, что узнала саму себя, настоящую, что она предала все идеалы, которым служила, и вовсе не такая какой себя считала, по-моему это называется взрослением и мудростью, с нее спали последние розовые очки и она хотя и сломлена, но принимает себя такой, какая она есть, как она говорит «дочь своего народа, племени», которая, «когда дело идет о жизни, выбирает свое племя», «такая же как все мы», ее народ, и это помогает ей обрести себя заново, принять себя и продолжать жить дальше, и жить с достоинством, делая добро другим, несмотря ни на что, потому что один плохой поступок, даже такой, если он один, и о нем сожалеют, это не значит целиком и полностью плохой человек и не перечеркивает всю оставшуюся жизнь…
Параллельно трагично же развивается жизнь живущей в квартире Сары последние 2 года Нини (Хила Фельман), сироты, родителей (евреев) которой убили арабы на ее глазах, Нини мечтает о карьере певицы, но вынуждена работать на фабрике, потому что ее увольняют из школы, где она преподавала пение, т.к. родители ее учеников в свете последних событий (кольцо вокруг Палестины сжимается и немцы могут в нее войти) предпочитают видеть учителями своих детей немцев и австрийцев, она мечтает выйти замуж за английского офицера Джона (Исай Голан), который обещает на ней жениться и увезти в Англию, в то время это преследовалось, та же подпольная организация Лехи посылала письма угрозы девушкам, встречающимся с англичанами, убить или искалечить могли даже из-за простого танца, не говоря уже о чем-то большем (получает такие письма и Нини, преследуемая дружками по Лехи ревнующего ее влюбленного Шломи), поэтому или из-за все нарастающей напряженности политической и военной обстановки, Нини торопится, не проверив в достаточной мере чувств Джона, который вскоре предлагает отложить свадьбу из-за недовольства родителей выбором сына в будущие невестки сироты, и к тому же еврейки, после чего Нини в порыве юношеского максимализма (как и Сара когда-то) порывает с ним, даже когда он говорит, что готов жениться несмотря на письмо, все или ничего хочет она от любви, Нина ждет ребенка от Джона, но не говорит ему, Джон уезжает воевать в Европу. После совершенного ей предательства Фатхи Сара пытается спасти хотя бы Нини и ставит своему брату встречное условие, в обмен на его жизнь, стоившую ей Такого непростого шага, предательства единственного ее благодетеля, друга и единомышленника, возможно единственного по-настоящему ей близкого человека, она требует от Шломи оставить Нини в покое, но адский механизм уже запущен, вскоре после рождения ребенка – девочки, которую назвали Далиа, те самые дружки из Лехи под номинальным предлогом похищают Нини и убивают ее на рельсах той самой дороги, которая могла бы увезти Сару в Дамаск…
С момента начала событий проходит 15 лет, Хайфа, 1957 год… старый знакомый Сары, занимающейся теперь частными уроками английского и французского, бывший британский офицер Джон, приходит к ней домой и просит рассказать о своей первой жене, как он ее называет, и судьба которой не дает ему покоя, Нини, несмотря на то, что он снова счастливо женат и растит 6-летнюю дочь… (С этого начинается спектакль, потом Сара рассказывает Джону историю, которую мы видим, и действие снова возвращается в 1957 г.)
Рассказ Сары прерывает возвратившаяся из школы девочка, ее приемная дочь, Далиа (Дарья Алуфи, Ади Бар-Лев), удочеренная ей в 1944 г., как мы теперь понимаем, дочь Нини и Джона, но Сара, видимо, боясь потерять девочку, к которой она привязана, не говорит Джону кто перед ним, и хотя в голосе и глазах отца и дочери чувствуется какая-то минутная вспышка, Джон уходит… Счастливые своей стабильностью будни семьи прерываются пришедшим с работы, как всегда истерящим Шломи, которого уволили в очередной раз (видимо, он все-таки закончил за эти годы свой институт и преподавал в школе биологию), Сара уже к этому привыкла, и, даже если ей больно и смотреть на брата, то не потому что она его не любит, а потому что он напоминает ей о ее предательстве, в это время Далиа находит старые ноты «из чемодана Нини», так что непонятно даже, знает ли она на самом деле, кто ее мать, или нет, и играет на пианино и поет песню «We’ll meet again” (песню, написанную в 1939м году для идущих на войну солдат и их семей, ждущих их домой), как когда-то играла на таком же пианино британским офицерам ее мать, когда все еще были живы и все было хорошо… Шломи плачет от нахлынувших воспоминаний, ничего не понимающей Далии Сара отвечает, что это из-за того, что его уволили, перед пианино появляется образ ее матери, Далиа поет:
We’ll meet again, don’t know, where don’t know when,
Мы встретимся снова, не знаю где, не знаю когда,
But I know we’ll meet again some sunny day.
Но я знаю, мы встретимся снова однажды солнечным днем.
Keep smiling through just like always do,
Продолжай улыбаться (несмотря ни на что), как ты всегда (это) делаешь,
Till the blue skies drive the dark clouds far away.
Пока по синему небу темные облака не пронесутся прочь.
So will you please say hello to the folks
Поэтому прошу передать тебя привет людям,
that I know, tell them I won’t be long.
Которых я знаю, скажи им, я ненадолго.
They’ll be happy to know that as you saw
Они буду рады (счастливы) узнать, что ты видела,
me go, I was singing this song.
Когда я уходил, я пел эту песню.
We’ll meet again, don’t know where, don’t know when,
Мы встретимся снова, не знаю где, не знаю когда,
But I know we’ll meet again some sunny day.
Но я знаю, мы встретимся снова однажды солнечным днем.
Когда-то они все действительно встретятся и простят друг друга, хотя Фатхи простил Сару еще здесь и она это знает. Зал рукоплещет стоя, крики Браво, проникновенные слова Евгении Додиной, обращенные к зрителям, о ее сомнениях и том, как она рада выступить на сцене Малого…!!! Написала подробно о сюжете, потому что он заслуживает того, и потому, что не видела, чтобы кто-либо еще о нем писал, в основном пишут общие слова, пишу для тех, кто будет читать вот по таким общим словам, или опоздает на спектакль или пропустит что-то на электронном табло из синхронного перевода, потому что спектакль очень насыщен событиями, и игра не менее великолепная, поэтому впервые в такой ситуации жалела, что приходится отвлекаться на субтитры, а также потому, что хотелось бы еще раз выразить свою признательность автору пьесы Гилелю Мителпункту за прекрасный материал и режиссеру Илану Ронену и вот почему…
Мне очень редко нравится драма на иностранном языке (не балет, опера или цирк от театра) в полной мере, т.к. на английском, французском, немецком языках по сравнению с нашим разные смысловые интонационные акценты в словах и фразах, а здесь, не знаю почему, то ли у иврита что-то общее с русским языком, то ли от того, что часть труппы составляют актеры из бывшего СССР, были точно такие же интонации и акценты, даже иногда словно бы становилось непонятно, почему после паузы продолжают говорить не на русском, действительно возникало удивление, со мной это было впервые, душа русская у этого спектакля, и текст и энергетика, смотрелось как Чехов, только энергичнее, может как Чехов с энергетикой Горького, только трагичнее, вот… Может удивить, что сюжет спектакля построен таким образом, что единственным целиком и полностью положительным героем спектакля/пьесы оказывается араб (Фатхи), что на самом деле является актуальной темой в современном израильском обществе, которое хочет мира (как мне сказала моя подруга, живущая в Израиле, профессор консерватории, приведу ее комментарий, чтобы избежать обвинений в неполиткорректности и непонимании ситуации: «Это сложнейшая и актуальнейшая тема современности, поэтому театр, можно сказать, держит руку на пульсе. Много противоречий, не понять, как разрешить все. Мир противоречив и на людях это отражается.”). Один момент в сюжете спектакля вызвал вопрос, когда говорят о евреях, которые готовы пойти даже на то, чтобы позволить войти в страну немцам!!!, чтобы выгнать арабов, в чем как они считали, немцы им помогут, причем в спектакле брат Сары Шломи, активист подпольной организации Лехи, даже говорит, что он не верит в массовые убийства немцами евреев, во что мне трудно поверить, неужели об этом не писалось в газетах и не говорилось по радио того времени, а ведь была и почта и даже телефон и родственники в Германии у кого-то наверное, в общем, спектакль с точки зрения сюжета и языка мне очень понравился, но оставил вопросы, которые нам, наверное, трудно понять, даже пожалела, что пресс-конференция была не после спектакля а до… Зато возникло желание почитать что-то на эту тему… Но, наверное, такие факты были, потому что пьеса тоже завоевывала какие-то призы, и героиню Сары в Израиле критики и зрители называют олицетворением судьбы еврейской женщины, «каноническим образом», как я услышала на пресс-конференции… Хочется отметить необыкновенную игру Евгении Додиной (Сары), про такую же необыкновенную игру исполнителя роли Фатхи – Гасана Аббаса я уже писала выше, необыкновенный голос, проникающий прямо в душу и берущий за живое, не голос, а нерв, Москва стала очевидцем, ныне, увы, редким, игры новой для нас, кто не видел ее в театре Маяковского, как я, Великой, да-да, по-настоящему Великой Актрисы, с большой буквы, актрисы, которую потерял наш театр и все мы… Но приобрел израильский театр «Габима», мировой театр, так что за Израиль и за мир можно порадоваться, но не за нас, и тут есть над чем подумать… Я думаю, у нас нет равных актрис ее поколения… Браво, Евгения! Ваши сомнения были напрасны… Москва Вам поверила и восхитилась, жалко, что только 2 вечера, только 2 спектакля… А какая необыкновенная скромность, вот чего нет у наших актеров, не помнят фразы Станиславского, что надо любить искусство в себе, а не себя в искусстве (в оригинале «Умей любить…), поэтому и имеем то, что имеем, театр «Габима» помнит это и другие наставления мэтра и умеет, и поэтому поражает торжеством своей классики и вкуса в современной пьесе в современное время. За что еще раз хочется выразить слова благодарности режиссеру и его художественному руководителю Илану Ронену. Хочется отметить также работу музыкального оформителя О.Видиславски и художника по свету М.Маргалит, потому что все работало на спектакль и на идею, например, в сцене в больнице у постели Фатхи – без слов и движений одной музыкой и светом, именно потусторонним каким-то светом, были переданы страдания его сына и смерть Фатхи, причем в динамике с нарастающим эмоциональным накалом и нервом, а также работу декоратора, к сожалению, не нашла такого пункта в программке, поэтому не могу назвать конкретного имени, возможно, это не одно имя, за декорации, а точнее почти полное их отсутствие, которое было очень удачно компенсировано экранами (поэтому, возможно, мы должны сказать за это спасибо Режиссеру видео А.Авигдор, т.к. слово декоратор нигде не упоминается, но, возможно имеются в виду кадры хроники тех лет, демонстрируемые на экране в требующие того моменты), вещь не новая, но тут необыкновенно точно были переданы и вид города и недостающие элементы интерьера, иногда казалось, что они осязаемы, настолько удачно все вписывалось в спектакль, впервые при таких декорациях у меня не было ощущения их отсутствия, голой сцены, и отсюда неправдоподобности происходящего, впервые меня ничего не отвлекало при таком сочетании, и ничего не раздражало, а наоборот, помогало создавать подходящую атмосферу. Все в этом спектакле работало на один общий результат, это воистину была команда, и драматург, и режиссер, и актеры, и постановочная группа. Но Актриса….!!!! Что имеем не храним, потерявши – плачем!!!!
Татьяна ЛЬВОВА.
P.S. Хочу выразить свою признательность Моей израильской подруге, профессору Консерватории, за ее любезную помощь и комментарий, Максиму Редину за помощь в точной формулировке одного понятия, Ольге Бутковой за любезное приглашение на фестиваль, пресс-конференцию, радушный прием и за внесение неоценимых корректировок, а также моим друзьям, оказавшим неоценимую помощь при переводе одной непонятной мне фразы из английской песни, милостиво откликнувшимся на мой призыв в facebook – Геннадию Смирнову, Дмитрию Воронину, Max Pustov, Billy Hunter и, конечно, P.M. и Алексею Дронову, экспромтом предложившему даже стихотворный перевод песни: Когда-нибудь с тобою встретимся мы снова, Сквозь тучи вмиг прорвётся солнца луч, Твоей улыбкой бесподобной я разгоню армаду туч Ты не молчи, друзьям раздай приветы, Я буду скоро, верь, не задержусь! И счастливы мы будем вместе Я всё поведаю тебе и вновь спою
…Когда-нибудь с тобою встретимся мы снова. Сквозь тучи вмиг прорвётся солнца луч…
Источник: http://www.newlookmedia.ru/?p=18696
© Издательский Дом «Новый Взгляд»
Подробнее
АЛЕКСАНДР КОРШУНОВ: «ЛЮДЯМ НАДО ДАТЬ НАДЕЖДУ!»
Потомок знаменитой актерской династии ищет в материале только свет и никогда не будет ставить «чернушную» пьесу
АЛЕКСАНДР КОРШУНОВ: «ЛЮДЯМ НАДО ДАТЬ НАДЕЖДУ!»
Потомок знаменитой актерской династии ищет в материале только свет и никогда не будет ставить «чернушную» пьесу
Александр Коршунов принадлежит к известной в России актерской династии. Его дед Илья Судаков и бабушка Клавдия Еланская еще при жизни стали легендой отечественного театра, отец Виктор Коршунов - артист, который долгое время был директором Малого театра, мать Екатерина Еланская - создатель и художественный руководитель театра «Сфера». И наконец его дети – Степан и Клавдия тоже с успехом выступают на театральных подмостках столицы.
— Западное направление по белорусской дороге — Рублевское шоссе, Минское, Можайское — это то направление, где находится наша дача, и где с детства я бывал, рос, а в какие-то годы в Москву даже не приезжал на зиму, там оставался. Это район Николиной горы, Успенского. Мы туда ездили и на машине, и на электричке. Сначала до Перхушково, оттуда шел автобус, потом от Жаворонков удобней стало ездить. Когда я женился, оказалось, что моя жена Оля в детстве жила в селе Ильинском, где ее мама работала на АТС, и они тоже ездили по этой дороге. А мой прадедушка Николай Денисович в эвакуацию не поехал, а оставался всю войну на даче. Во время войны немцы туда не дошли, но были совсем близко.
Кстати, когда-то здесь было очень тихо. Это сейчас стало такое сумасшедшее направление: Рублевка, Рублевка! Барвиха и Жуковка — чуть ли уже не города. Самое безумное строительство и безумные цены. Мы с сыном раньше могли выйти на дорогу и играть в игру, с какой стороны больше машин пройдет. Я считал «Москвичей», он — «Волги». Сейчас в такую игру поиграть нельзя: потоки бесконечные и с той, и с другой стороны.
ОНА БЫЛА ТРЕБОВАТЕЛЬНА И СТРОГА
— Александр Викторович, вы были обречены стать актером, или у вас мог быть иной путь в жизни?
— Мог быть и иной — я очень увлекался рисованием. Мама даже привела меня к художнику Пименову, чтобы показать мои работы. Он ничего особенного в них не увидел. Но все же порекомендовал обратиться к художнику Рубинштейну, чтобы тот подготовил меня к экзаменам. Я к нему ходил полгода, а потом признался, что не решил еще, кем быть — актером или художником. Тот растерялся, потому что и время на меня потратил, и верил, что из меня что-то получится. А прощаясь, сказал: «Саша, вы живопись не бросайте, даже если не будете этим заниматься профессионально». Я очень редко сейчас пишу, в основном на даче в Щелыково. Дома висят некоторые мои акварельные работы и в чемодане хранятся. Были и выставки в СТД. Так что мог вполне быть и художником.
— Вас никогда не подавлял отец?
— В детстве я всегда его уважал, даже немножко боялся. Хотя он ни разу меня не ударил, только один раз замахнулся. Причем я был виноват: я его просто достал. Он каждый день распевался у фортепьяно, а я, маленький, тюкал по клавишам. Он раз сказал: «Саша, ты мне мешаешь!», второй, третий... А я никак не мог остановиться. Тогда он схватил меня и хотел по заднице хлопнуть. Но тут мама помешала, и этого не произошло.
На меня влияли мнение отца, его воля, которые были сильнее моих. Он хотел, чтобы я пришел в Малый театр. И это в конце концов произошло, в чем я никогда не раскаялся. Но свою дочь Клавдию я понимаю и уважаю за ее решение пойти в «Современник». Хотя мы хотели, чтобы она служила в Малом, и роль у нее уже была в «Пучине». Но когда она с кем-то показалась в «Современнике» и Галина Борисовна Волчек ей заинтересовалась и позвала к себе, дочь была счастлива. «Ты пойми, — призналась она мне, — в Малом и дед, и ты, и брат. Это пресс, который всегда будет на меня давить. А я хочу быть свободной».
— Изменилось ли ваше отношение к родителям, когда вы пришли в профессию?
— Когда я столкнулся с ними в работе, они мне стали еще дороже: я по-настоящему понял, что они уникальны. Когда мама пригласила меня в спектакль «Маленький принц», мы репетировали нелегко. Я нервничал, злился, часто обижался на нее. А она была требовательна и строга. И я понимал, как это много мне дает и с точки зрения актерства, и с точки зрения будущих занятий режиссурой. Именно тогда мне захотелось как-то изменить свою жизнь. Я понял, что сделал для себя что-то принципиально новое и мне теперь мало того, что происходит в Новом театре, где я работал после Школы-студии МХАТ. И я ушел оттуда в никуда.
— У вас и отец, и мать - люди сильные. А кто из них лидер в семье?
— Мама. Отец терпелив, сдержан, рассудителен. А мама — человек эмоциональный и в своей жизни всегда принимает очень резкие решения. Ведь она была актрисой Малого театра, играла большие роли, и вдруг решила перейти в Театр имени Маяковского к Охлопкову, который обещал ей Катерину и Медею. Папа был против, Царев не отпускал. Но ей чего-то не хватало, и она ушла. Когда появилась тяга к режиссуре, она поступила в аспирантуру. А потом стала создавать театр — через преодоления и борьбу, через мытарства по советским инстанциям. И добилась своего.
ОКАЗЫВАЕТСЯ, СТРИЖ РЕПЕТИРУЕТ
— Вы помните своих знаменитых дедушку и бабушку?
- Мы всегда жили вместе с Ильей Яковлевичем Судаковым и Клавдией Николаевной Еланской. Я их звал, как и все в доме, только Илюша и Клавдюша. Дедушку я застал не очень здоровым, после инсульта. На фотографии, где я маленький, он держит меня, обхватив рукой, и целует в макушку. Несмотря на болезнь, он писал книжку «Моя жизнь в труде и борьбе» — о своих юных годах, когда жил в деревне Ростовка под Пензой, потом в самой Пензе. Был увлечен революцией, осужден, был на каторге. Потом его досрочно освободили в 1913 году. Его отец, мой прадед, церковный служка, пошел в Царское село, стоял там на коленях, ждал царя Николая и отдал ему прошение о помиловании. После этого Илюша бросил революцию, увлекся театром и приехал в Москву поступать к Станиславскому.
Это был колоссальной энергии и таланта человек, с невероятной работоспособностью и феноменальной памятью. Мог выучить за ночь роль и на следующий день ее играть, чем неоднократно выручал Художественный театр. Мария Иосифовна Кнебель пишет о нем, как о недооцененной фигуре в истории нашего театра. К сожалению, многое, что поставил дед, потом было приписано Станиславскому. У него есть совершенно легендарные постановки: «Дни Турбиных», «Бронепоезд 14-69», «Горячее сердце». И если взять афиши тех лет, там так и написано, что режиссер — Судаков, а художественный руководитель театра — Станиславский. Кстати, дед был в армии во время революции и прекрасно знал и чувствовал все моменты, связанные с белым движением. Вот почему его «Дни Турбиных» шли по 14 раз в месяц, и в зале люди рыдали, братались, воспринимая спектакль, как невероятное событие. Именно Илью Судакова вывел Булгаков в «Театральном романе» в образе Фомы Стрижа, молодого режиссера. «Что такое: пальба, стрельба, крики, брань! Бунт в театре? Оказывается, Стриж репетирует».
Клавдюша была и остается для меня идеалом человека, актрисы, женщины, матери, жены. В ней было столько духовной красоты и жизнеутверждения, радости и оптимизма, что рядом с ней окружающие невольно облагораживались. У нее всегда светились глаза и никакие невзгоды (дед болел 17 лет, в театре были непростые ситуации) не заставили ее отчаяться, сломаться, потухнуть. Наоборот, от нее можно было заряжаться энергией. Она рассказывала, как Немирович-Данченко говорил на репетиции: «Ну, что вы все какие-то кислые, вареные. Посмотрите на Еланскую. Она вышла на сцену и вся светится уже только от того, что вышла НА СЦЕНУ! Вот как надо работать!» А еще мама рассказывала, как однажды мне что-то было нужно и она отказывалась помочь: «Не могу, у меня дела». А Клавдюша ей и говорит: «Нет ничего важнее твоего сына. Вот самое главное дело в твоей жизни».
ЭТА ЗАБАВНАЯ ДЕВЧОНКА
— Что вы хотите лично для себя найти в пьесе, в роли?
— Только свет! Я никогда не буду ставить какую-то «чернушную» пьесу или безысходную, безнадежную. Сулержицкий однажды записал в дневнике, что есть актеры и особенно актрисы, которые кричат, плачут, нервничают на сцене и уже зрительный зал вместе с ними бьется в конвульсиях. А его это оставляет равнодушным. И он делает вывод, что актер должен воздействовать на зрителя не нервами, а душой. Ведь главное не удивить или «взнер- вить» всех, сказав, что сейчас не так плохо, как вы думаете, а еще хуже. Я думаю, что людям надо дать надежду.
— Ваша жена тоже актриса?
— Нет, художник. Я увидел ее в Новом театре в коротенькой юбочке и фартучке, где она расписывала декорации вместе с Олегом Шейнцисом, который потом работал в Ленкоме, а тогда оформлял наш первый спектакль «Записки Лопатина». Такая забавная девчонка в рабочей одежде, заляпанной красками. Никакого романа между нами тогда не было. Она была замужем за другим человеком, но с мужем они уже не жили вместе.
— А когда возник роман?
— Это произошло на Черном море, во время наших первых гастролей. Мы лежали на пляже. Был легкий шторм. Я спросил: «Оля, пойдешь купаться?» «Пойду». Нырнули, немножко отплыли, попробовали вернуться и... оказались в мертвой зоне, попав в волну, которая все время оттаскивала назад. Чувствуем, что не можем выплыть. И крикнуть не можем: голос пропадает. Я стараюсь ее как-то вытолкнуть вперед — не получается. А силы уходят. И вдруг она говорит: «Плыви, я хочу утонуть». «Не валяй дурака», — отвечаю. Наконец, мне удается ее выпихнуть на волну, и тут еще один наш актер сообразил, что происходит, вбежал уже одетый в море и вытащил ее за руку. А я следом выскочил. Вот такое у нас совместное было переживание.
— Что же вас поразило в ней больше всего?
— Глаза. Их трогательность, трепет, свет какой-то. Внешний облик, конечно, имеет значение, но не он решает, а глаза. Какой-то ток идет от них, и уже не важно, во что одета женщина. Какой-нибудь мокрый купальник или старые заношенные брючки в краске могут волновать больше, чем шикарный туалет. Все движется любовью. Бывает, учится способная студентка, но ей что-то не удается в профессии. И вдруг пережила личную драму и — хоп! Смотришь — в ней родилась актриса. Важно, с чем выходишь из этих драм: можешь разрушиться, а можешь наоборот — взлететь!
Наталья САВВАТЕЕВА
«На западе Москвы», №9 2012
Потомок знаменитой актерской династии ищет в материале только свет и никогда не будет ставить «чернушную» пьесу
Александр Коршунов принадлежит к известной в России актерской династии. Его дед Илья Судаков и бабушка Клавдия Еланская еще при жизни стали легендой отечественного театра, отец Виктор Коршунов - артист, который долгое время был директором Малого театра, мать Екатерина Еланская - создатель и художественный руководитель театра «Сфера». И наконец его дети – Степан и Клавдия тоже с успехом выступают на театральных подмостках столицы.
— Западное направление по белорусской дороге — Рублевское шоссе, Минское, Можайское — это то направление, где находится наша дача, и где с детства я бывал, рос, а в какие-то годы в Москву даже не приезжал на зиму, там оставался. Это район Николиной горы, Успенского. Мы туда ездили и на машине, и на электричке. Сначала до Перхушково, оттуда шел автобус, потом от Жаворонков удобней стало ездить. Когда я женился, оказалось, что моя жена Оля в детстве жила в селе Ильинском, где ее мама работала на АТС, и они тоже ездили по этой дороге. А мой прадедушка Николай Денисович в эвакуацию не поехал, а оставался всю войну на даче. Во время войны немцы туда не дошли, но были совсем близко.
Кстати, когда-то здесь было очень тихо. Это сейчас стало такое сумасшедшее направление: Рублевка, Рублевка! Барвиха и Жуковка — чуть ли уже не города. Самое безумное строительство и безумные цены. Мы с сыном раньше могли выйти на дорогу и играть в игру, с какой стороны больше машин пройдет. Я считал «Москвичей», он — «Волги». Сейчас в такую игру поиграть нельзя: потоки бесконечные и с той, и с другой стороны.
ОНА БЫЛА ТРЕБОВАТЕЛЬНА И СТРОГА
— Александр Викторович, вы были обречены стать актером, или у вас мог быть иной путь в жизни?
— Мог быть и иной — я очень увлекался рисованием. Мама даже привела меня к художнику Пименову, чтобы показать мои работы. Он ничего особенного в них не увидел. Но все же порекомендовал обратиться к художнику Рубинштейну, чтобы тот подготовил меня к экзаменам. Я к нему ходил полгода, а потом признался, что не решил еще, кем быть — актером или художником. Тот растерялся, потому что и время на меня потратил, и верил, что из меня что-то получится. А прощаясь, сказал: «Саша, вы живопись не бросайте, даже если не будете этим заниматься профессионально». Я очень редко сейчас пишу, в основном на даче в Щелыково. Дома висят некоторые мои акварельные работы и в чемодане хранятся. Были и выставки в СТД. Так что мог вполне быть и художником.
— Вас никогда не подавлял отец?
— В детстве я всегда его уважал, даже немножко боялся. Хотя он ни разу меня не ударил, только один раз замахнулся. Причем я был виноват: я его просто достал. Он каждый день распевался у фортепьяно, а я, маленький, тюкал по клавишам. Он раз сказал: «Саша, ты мне мешаешь!», второй, третий... А я никак не мог остановиться. Тогда он схватил меня и хотел по заднице хлопнуть. Но тут мама помешала, и этого не произошло.
На меня влияли мнение отца, его воля, которые были сильнее моих. Он хотел, чтобы я пришел в Малый театр. И это в конце концов произошло, в чем я никогда не раскаялся. Но свою дочь Клавдию я понимаю и уважаю за ее решение пойти в «Современник». Хотя мы хотели, чтобы она служила в Малом, и роль у нее уже была в «Пучине». Но когда она с кем-то показалась в «Современнике» и Галина Борисовна Волчек ей заинтересовалась и позвала к себе, дочь была счастлива. «Ты пойми, — призналась она мне, — в Малом и дед, и ты, и брат. Это пресс, который всегда будет на меня давить. А я хочу быть свободной».
— Изменилось ли ваше отношение к родителям, когда вы пришли в профессию?
— Когда я столкнулся с ними в работе, они мне стали еще дороже: я по-настоящему понял, что они уникальны. Когда мама пригласила меня в спектакль «Маленький принц», мы репетировали нелегко. Я нервничал, злился, часто обижался на нее. А она была требовательна и строга. И я понимал, как это много мне дает и с точки зрения актерства, и с точки зрения будущих занятий режиссурой. Именно тогда мне захотелось как-то изменить свою жизнь. Я понял, что сделал для себя что-то принципиально новое и мне теперь мало того, что происходит в Новом театре, где я работал после Школы-студии МХАТ. И я ушел оттуда в никуда.
— У вас и отец, и мать - люди сильные. А кто из них лидер в семье?
— Мама. Отец терпелив, сдержан, рассудителен. А мама — человек эмоциональный и в своей жизни всегда принимает очень резкие решения. Ведь она была актрисой Малого театра, играла большие роли, и вдруг решила перейти в Театр имени Маяковского к Охлопкову, который обещал ей Катерину и Медею. Папа был против, Царев не отпускал. Но ей чего-то не хватало, и она ушла. Когда появилась тяга к режиссуре, она поступила в аспирантуру. А потом стала создавать театр — через преодоления и борьбу, через мытарства по советским инстанциям. И добилась своего.
ОКАЗЫВАЕТСЯ, СТРИЖ РЕПЕТИРУЕТ
— Вы помните своих знаменитых дедушку и бабушку?
- Мы всегда жили вместе с Ильей Яковлевичем Судаковым и Клавдией Николаевной Еланской. Я их звал, как и все в доме, только Илюша и Клавдюша. Дедушку я застал не очень здоровым, после инсульта. На фотографии, где я маленький, он держит меня, обхватив рукой, и целует в макушку. Несмотря на болезнь, он писал книжку «Моя жизнь в труде и борьбе» — о своих юных годах, когда жил в деревне Ростовка под Пензой, потом в самой Пензе. Был увлечен революцией, осужден, был на каторге. Потом его досрочно освободили в 1913 году. Его отец, мой прадед, церковный служка, пошел в Царское село, стоял там на коленях, ждал царя Николая и отдал ему прошение о помиловании. После этого Илюша бросил революцию, увлекся театром и приехал в Москву поступать к Станиславскому.
Это был колоссальной энергии и таланта человек, с невероятной работоспособностью и феноменальной памятью. Мог выучить за ночь роль и на следующий день ее играть, чем неоднократно выручал Художественный театр. Мария Иосифовна Кнебель пишет о нем, как о недооцененной фигуре в истории нашего театра. К сожалению, многое, что поставил дед, потом было приписано Станиславскому. У него есть совершенно легендарные постановки: «Дни Турбиных», «Бронепоезд 14-69», «Горячее сердце». И если взять афиши тех лет, там так и написано, что режиссер — Судаков, а художественный руководитель театра — Станиславский. Кстати, дед был в армии во время революции и прекрасно знал и чувствовал все моменты, связанные с белым движением. Вот почему его «Дни Турбиных» шли по 14 раз в месяц, и в зале люди рыдали, братались, воспринимая спектакль, как невероятное событие. Именно Илью Судакова вывел Булгаков в «Театральном романе» в образе Фомы Стрижа, молодого режиссера. «Что такое: пальба, стрельба, крики, брань! Бунт в театре? Оказывается, Стриж репетирует».
Клавдюша была и остается для меня идеалом человека, актрисы, женщины, матери, жены. В ней было столько духовной красоты и жизнеутверждения, радости и оптимизма, что рядом с ней окружающие невольно облагораживались. У нее всегда светились глаза и никакие невзгоды (дед болел 17 лет, в театре были непростые ситуации) не заставили ее отчаяться, сломаться, потухнуть. Наоборот, от нее можно было заряжаться энергией. Она рассказывала, как Немирович-Данченко говорил на репетиции: «Ну, что вы все какие-то кислые, вареные. Посмотрите на Еланскую. Она вышла на сцену и вся светится уже только от того, что вышла НА СЦЕНУ! Вот как надо работать!» А еще мама рассказывала, как однажды мне что-то было нужно и она отказывалась помочь: «Не могу, у меня дела». А Клавдюша ей и говорит: «Нет ничего важнее твоего сына. Вот самое главное дело в твоей жизни».
ЭТА ЗАБАВНАЯ ДЕВЧОНКА
— Что вы хотите лично для себя найти в пьесе, в роли?
— Только свет! Я никогда не буду ставить какую-то «чернушную» пьесу или безысходную, безнадежную. Сулержицкий однажды записал в дневнике, что есть актеры и особенно актрисы, которые кричат, плачут, нервничают на сцене и уже зрительный зал вместе с ними бьется в конвульсиях. А его это оставляет равнодушным. И он делает вывод, что актер должен воздействовать на зрителя не нервами, а душой. Ведь главное не удивить или «взнер- вить» всех, сказав, что сейчас не так плохо, как вы думаете, а еще хуже. Я думаю, что людям надо дать надежду.
— Ваша жена тоже актриса?
— Нет, художник. Я увидел ее в Новом театре в коротенькой юбочке и фартучке, где она расписывала декорации вместе с Олегом Шейнцисом, который потом работал в Ленкоме, а тогда оформлял наш первый спектакль «Записки Лопатина». Такая забавная девчонка в рабочей одежде, заляпанной красками. Никакого романа между нами тогда не было. Она была замужем за другим человеком, но с мужем они уже не жили вместе.
— А когда возник роман?
— Это произошло на Черном море, во время наших первых гастролей. Мы лежали на пляже. Был легкий шторм. Я спросил: «Оля, пойдешь купаться?» «Пойду». Нырнули, немножко отплыли, попробовали вернуться и... оказались в мертвой зоне, попав в волну, которая все время оттаскивала назад. Чувствуем, что не можем выплыть. И крикнуть не можем: голос пропадает. Я стараюсь ее как-то вытолкнуть вперед — не получается. А силы уходят. И вдруг она говорит: «Плыви, я хочу утонуть». «Не валяй дурака», — отвечаю. Наконец, мне удается ее выпихнуть на волну, и тут еще один наш актер сообразил, что происходит, вбежал уже одетый в море и вытащил ее за руку. А я следом выскочил. Вот такое у нас совместное было переживание.
— Что же вас поразило в ней больше всего?
— Глаза. Их трогательность, трепет, свет какой-то. Внешний облик, конечно, имеет значение, но не он решает, а глаза. Какой-то ток идет от них, и уже не важно, во что одета женщина. Какой-нибудь мокрый купальник или старые заношенные брючки в краске могут волновать больше, чем шикарный туалет. Все движется любовью. Бывает, учится способная студентка, но ей что-то не удается в профессии. И вдруг пережила личную драму и — хоп! Смотришь — в ней родилась актриса. Важно, с чем выходишь из этих драм: можешь разрушиться, а можешь наоборот — взлететь!
Наталья САВВАТЕЕВА
«На западе Москвы», №9 2012
19.03.2012
Подробнее
АКТЁРЫ, ЗАНЯТЫЕ В СПЕКТАКЛЯХ С 20 ПО 25 МАРТА
АКТЁРЫ, ЗАНЯТЫЕ В СПЕКТАКЛЯХ С 20 ПО 25 МАРТА
20 марта, основная сцена, «Таинственный ящик»: О.Л.Пашкова, И.В.Иванова, В.В.Андреева, О.И.Плешкова, А.В.Клюквин, Э.Е.Марцевич, А.Е.Фаддеев, А.Ю.Ермаков, В.В.Дахненко, А.С.Кудинович, П.В.Абрамов, К.М.Юдаев.
21 марта, основная сцена, «На всякого мудреца довольно простоты»: Л.Г.Кичанова, И.В.Муравьева, Л.В.Юдина, О.А.Чуваева, О.Л.Пашкова, Г.Г.Микшун, Н.Л.Боронина, Д.Н.Подгорная, В.Г.Зотов, А.С.Потапов, Б.В.Клюев, А.В.Клюквин, Г.Н.Скряпкин, О.В.Доброван, А.Т.Манке, И.С.Григорьев, Е.В.Куршинский.
22 марта, основная сцена, «Правда – хорошо, а счастье лучше»: Е.К.Глушенко, О.Г.Жевакина, Л.П.Полякова, Л.Г.Кичанова, Д.Н.Подгорная, Ю.В.Сафронова, Е.А.Кулешова, В.А.Низовой, В.И.Бочкарев, А.Р.Хомятов, Г.В.Подгородинский, С.А.Вещев, И.С.Григорьев, Г.Н.Скряпкин.
23 марта, основная сцена, «Не было ни гроша, да вдруг алтын»: Г.Г.Микшун, А.Е.Иванова, К.Е.Блохина, О.А.Чуваева, И.А.Жерякова, Н.А.Титаева, П.В.Долинская, Н.Л.Боронина, Л.С.Аникеева, Т.Н.Рыжова, А.М.Жарова, Е.А.Кулешова, З.Е.Андреева, Э.Е.Марцевич, Д.Н.Солодовник, Г.Ю.Оболенский, М.А.Мартьянов, А.Н.Анохин, Д.Д.Кознов, Ю.Б.Ильин, А.Т.Манке, Г.Н.Скряпкин, И.С.Григорьев, М.Н.Хрусталев.
24 марта, основная сцена, «Три сестры»: И.В.Иванова, А.И.Охлупина, О.Л.Пашкова, В.В.Андреева, Л.С.Аникеева, А.М.Жарова, А.В.Клюквин, В.К.Бабятинский, А.Ю.Ермаков, Вл.Б.Носик, Г.В.Подгородинский, А.Е.Фаддеев, С.А.Коршунов, Д.А.Марин, А.С.Кудинович, А.Т.Манке.
25 марта, «Мольер» («Кабала святош»): Т.Н.Лебедева, О.Н.Абрамова, Л.А.Пашкова, Н.Н.Верещенко, А.Е.Иванова, И.В.Тельпугова, П.В.Долинская, А.М.Жарова, В.И.Бочкарев, Б.В.Клюев, А.В.Клюквин, А.Ю.Ермаков, А.Е.Фаддеев, М.Н.Хрусталев, А.Ю.Белый, А.Р.Хомятов, В.В.Дахненко, С.А.Кагаков, Д.Н.Зеничев, Ю.Б.Ильин, C.А.Вещев, А.Н.Анохин, Е.В.Арановский, С.И.Видинеев, Г.О.Вавилов, И.С.Григорьев, А.В.Термолаев, П.С.Жихарев, Д.А.Марин, В.А.Андрианов, А.Т.Манке, М.А.Мартьянов, С.Г.Сошников.
20 марта, сцена на Большой Ордынке, «Влюбленные»(«Innamorati»): О.Н.Абрамова, И.А.Жерякова, О.Г.Жевакина, Л.В.Ещенко, М.А.Мартьянов, В.А.Низовой, Г.Н.Скряпкин, А.Е.Дривень, C.В.Потапов.
21 марта, сцена на Большой Ордынке, «Волки и овцы»: Л.П.Полякова, Л.В.Титова, Е.К.Глушенко, З.Е.Андреева, А.В.Вершинин, Б.Г.Невзоров, В.И.Езепов, А.Р.Хомятов, Ю.Б.Ильин, П.С.Жихарев, А.Н.Анохин, Д.Н.Курочка.
22 марта, сцена на Большой Ордынке, «Тайны мадридского двора»: Т.Н.Лебедева, Т.Л.Скиба, Е.Г.Харитонова, Г.Г.Микшун, Н.П.Швец, М.А.Серегина, А.Н.Колесникова, А.А.Кириллина, В.А.Леньшина, В.И.Езепов, М.Г.Фоменко, В.В.Бунаков, А.В.Вершинин, В.Г.Зотов, П.С.Жихарев, П.В.Абрамов, Д.Н.Курочка, Е.В.Арановский, А.Т.Манке.
23 марта, сцена на Большой Ордынке, вечер, «Любовный круг» – 100-й спектакль: Э.А.Быстрицкая, В.В.Андреева, В.А.Сафронов, А.В.Вершинин, Б.В.Клюев, В.Г.Зотов, А.Е.Дривень.
24 марта, сцена на Большой Ордынке, «Бедность не порок»: Т.Н.Лебедева, Л.В.Ещенко, И.А.Жерякова, О.Н.Абрамова, О.Г.Жевакина, З.Е.Андреева, А.Е.Иванова, Д.Д.Кознов, А.В.Коршунов, С.Л.Тезов, Г.Н.Скряпкин, Д.Н.Курочка, С.В.Потапов, студ. Назаров, А.Е.Дривень, Г.О.Вавилов, М.А.Мартьянов.
25 марта, сцена на Большой Ордынке, «Наследники Рабурдена»: Л.В.Титова, Т.В.Скиба, О.Л.Пашкова, О.Г.Жевакина, В.И.Езепов, Э.Е.Марцевич, В.К.Бабятинский, В.А.Дубровский, К.М.Юдаев, А.Е.Дривень.
20 марта, основная сцена, «Таинственный ящик»: О.Л.Пашкова, И.В.Иванова, В.В.Андреева, О.И.Плешкова, А.В.Клюквин, Э.Е.Марцевич, А.Е.Фаддеев, А.Ю.Ермаков, В.В.Дахненко, А.С.Кудинович, П.В.Абрамов, К.М.Юдаев.
21 марта, основная сцена, «На всякого мудреца довольно простоты»: Л.Г.Кичанова, И.В.Муравьева, Л.В.Юдина, О.А.Чуваева, О.Л.Пашкова, Г.Г.Микшун, Н.Л.Боронина, Д.Н.Подгорная, В.Г.Зотов, А.С.Потапов, Б.В.Клюев, А.В.Клюквин, Г.Н.Скряпкин, О.В.Доброван, А.Т.Манке, И.С.Григорьев, Е.В.Куршинский.
22 марта, основная сцена, «Правда – хорошо, а счастье лучше»: Е.К.Глушенко, О.Г.Жевакина, Л.П.Полякова, Л.Г.Кичанова, Д.Н.Подгорная, Ю.В.Сафронова, Е.А.Кулешова, В.А.Низовой, В.И.Бочкарев, А.Р.Хомятов, Г.В.Подгородинский, С.А.Вещев, И.С.Григорьев, Г.Н.Скряпкин.
23 марта, основная сцена, «Не было ни гроша, да вдруг алтын»: Г.Г.Микшун, А.Е.Иванова, К.Е.Блохина, О.А.Чуваева, И.А.Жерякова, Н.А.Титаева, П.В.Долинская, Н.Л.Боронина, Л.С.Аникеева, Т.Н.Рыжова, А.М.Жарова, Е.А.Кулешова, З.Е.Андреева, Э.Е.Марцевич, Д.Н.Солодовник, Г.Ю.Оболенский, М.А.Мартьянов, А.Н.Анохин, Д.Д.Кознов, Ю.Б.Ильин, А.Т.Манке, Г.Н.Скряпкин, И.С.Григорьев, М.Н.Хрусталев.
24 марта, основная сцена, «Три сестры»: И.В.Иванова, А.И.Охлупина, О.Л.Пашкова, В.В.Андреева, Л.С.Аникеева, А.М.Жарова, А.В.Клюквин, В.К.Бабятинский, А.Ю.Ермаков, Вл.Б.Носик, Г.В.Подгородинский, А.Е.Фаддеев, С.А.Коршунов, Д.А.Марин, А.С.Кудинович, А.Т.Манке.
25 марта, «Мольер» («Кабала святош»): Т.Н.Лебедева, О.Н.Абрамова, Л.А.Пашкова, Н.Н.Верещенко, А.Е.Иванова, И.В.Тельпугова, П.В.Долинская, А.М.Жарова, В.И.Бочкарев, Б.В.Клюев, А.В.Клюквин, А.Ю.Ермаков, А.Е.Фаддеев, М.Н.Хрусталев, А.Ю.Белый, А.Р.Хомятов, В.В.Дахненко, С.А.Кагаков, Д.Н.Зеничев, Ю.Б.Ильин, C.А.Вещев, А.Н.Анохин, Е.В.Арановский, С.И.Видинеев, Г.О.Вавилов, И.С.Григорьев, А.В.Термолаев, П.С.Жихарев, Д.А.Марин, В.А.Андрианов, А.Т.Манке, М.А.Мартьянов, С.Г.Сошников.
20 марта, сцена на Большой Ордынке, «Влюбленные»(«Innamorati»): О.Н.Абрамова, И.А.Жерякова, О.Г.Жевакина, Л.В.Ещенко, М.А.Мартьянов, В.А.Низовой, Г.Н.Скряпкин, А.Е.Дривень, C.В.Потапов.
21 марта, сцена на Большой Ордынке, «Волки и овцы»: Л.П.Полякова, Л.В.Титова, Е.К.Глушенко, З.Е.Андреева, А.В.Вершинин, Б.Г.Невзоров, В.И.Езепов, А.Р.Хомятов, Ю.Б.Ильин, П.С.Жихарев, А.Н.Анохин, Д.Н.Курочка.
22 марта, сцена на Большой Ордынке, «Тайны мадридского двора»: Т.Н.Лебедева, Т.Л.Скиба, Е.Г.Харитонова, Г.Г.Микшун, Н.П.Швец, М.А.Серегина, А.Н.Колесникова, А.А.Кириллина, В.А.Леньшина, В.И.Езепов, М.Г.Фоменко, В.В.Бунаков, А.В.Вершинин, В.Г.Зотов, П.С.Жихарев, П.В.Абрамов, Д.Н.Курочка, Е.В.Арановский, А.Т.Манке.
23 марта, сцена на Большой Ордынке, вечер, «Любовный круг» – 100-й спектакль: Э.А.Быстрицкая, В.В.Андреева, В.А.Сафронов, А.В.Вершинин, Б.В.Клюев, В.Г.Зотов, А.Е.Дривень.
24 марта, сцена на Большой Ордынке, «Бедность не порок»: Т.Н.Лебедева, Л.В.Ещенко, И.А.Жерякова, О.Н.Абрамова, О.Г.Жевакина, З.Е.Андреева, А.Е.Иванова, Д.Д.Кознов, А.В.Коршунов, С.Л.Тезов, Г.Н.Скряпкин, Д.Н.Курочка, С.В.Потапов, студ. Назаров, А.Е.Дривень, Г.О.Вавилов, М.А.Мартьянов.
25 марта, сцена на Большой Ордынке, «Наследники Рабурдена»: Л.В.Титова, Т.В.Скиба, О.Л.Пашкова, О.Г.Жевакина, В.И.Езепов, Э.Е.Марцевич, В.К.Бабятинский, В.А.Дубровский, К.М.Юдаев, А.Е.Дривень.
Подробнее
«ДИАЛОГ О ТЕАТРЕ»
22 марта в артистическом салоне на 7-м этаже Дома актера им А.А.Яблочкиной состоится встреча с художественным руководителем Малого театра народным артистом СССР Ю.М. Соломиным. Встречу ведет народная артистка России – Л.В. Максакова.
Начало в 19.00
Организатор - Черновская Л.С.
Начало в 19.00
Организатор - Черновская Л.С.
Подробнее
ЧЬЁ НАСЛЕДИЕ ДОРОЖЕ?
Государственный академический Малый театр, который не прочь побаловать зрителей образцами зарубежной классики, показал премьеру спектакля «Наследники Рабурдена».
ЧЬЁ НАСЛЕДИЕ ДОРОЖЕ?
Государственный академический Малый театр, который не прочь побаловать зрителей образцами зарубежной классики, показал премьеру спектакля «Наследники Рабурдена».
Созданная почти полтора века назад комедия Эмиля Золя, пронизанная элементами чёрного юмора, выдержала проверку временем. Помимо прочего сейчас к ней добавляются и ностальгические нотки о вегетарианских временах, когда для решения проблем с наследством не бросались сломя голову заказывать киллера, а разбирались со всевозможными хитростями и розыгрышами в семейном кругу.
Поставленный режиссёром Владимиром Бейлисом в помещении филиала на Ордынке спектакль «Наследники Рабурдена» являет собой образец жизнерадостного зрелища, по которому явно скучают современные зрители, – с хорошими костюмами (художник А. Трефилов) и декорациями (художник А. Глазунов). Тут уж если мебель так мебель, посуда так посуда, сейф так сейф. Есть на что посмотреть.
Говорить лишний раз о мастерстве артистов Малого театра – значит ломиться в открытую дверь. Актёры разных поколений играют в высшей степени профессионально, выразительно, у всех безупречная дикция (то, чего порой не хватает исполнителям даже в «продвинутых» театрах). Сразу видно, наследие Щепкина, его ставшие классическими принципы работы над ролью здесь по-прежнему ценят. А оно для нас куда как дороже наследия Рабурдена, сколько бы денег у французского шутника ни было.
«Литературная газета», 14 марта 2012 года
Государственный академический Малый театр, который не прочь побаловать зрителей образцами зарубежной классики, показал премьеру спектакля «Наследники Рабурдена».
Созданная почти полтора века назад комедия Эмиля Золя, пронизанная элементами чёрного юмора, выдержала проверку временем. Помимо прочего сейчас к ней добавляются и ностальгические нотки о вегетарианских временах, когда для решения проблем с наследством не бросались сломя голову заказывать киллера, а разбирались со всевозможными хитростями и розыгрышами в семейном кругу.
Поставленный режиссёром Владимиром Бейлисом в помещении филиала на Ордынке спектакль «Наследники Рабурдена» являет собой образец жизнерадостного зрелища, по которому явно скучают современные зрители, – с хорошими костюмами (художник А. Трефилов) и декорациями (художник А. Глазунов). Тут уж если мебель так мебель, посуда так посуда, сейф так сейф. Есть на что посмотреть.
Говорить лишний раз о мастерстве артистов Малого театра – значит ломиться в открытую дверь. Актёры разных поколений играют в высшей степени профессионально, выразительно, у всех безупречная дикция (то, чего порой не хватает исполнителям даже в «продвинутых» театрах). Сразу видно, наследие Щепкина, его ставшие классическими принципы работы над ролью здесь по-прежнему ценят. А оно для нас куда как дороже наследия Рабурдена, сколько бы денег у французского шутника ни было.
«Литературная газета», 14 марта 2012 года
Подробнее
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ДОМ АКТЁРА ИМ. А.А.ЯБЛОЧКИНОЙ ПОЗДРАВЛЯЕТ ОЛЕГА МАРТЬЯНОВА
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ДОМ АКТЁРА ИМ. А.А.ЯБЛОЧКИНОЙ ПОЗДРАВЛЯЕТ ОЛЕГА МАРТЬЯНОВА
Дорогой Олег Сергеевич!
Примите от коллектива Дома актёра самые тёплые и искренние поздравления в День Вашего юбилея!
От всей души мы желаем Вам крепкого здоровья, творческой энергии, радости жизни, благополучия и счастья!
Пусть успешными будут все Ваши начинания!
Рады встрече с Вами в нашем Доме!
С уважением,
Директор ЦДА Золотовицкий И.Я.
18.03.12
Дорогой Олег Сергеевич!
Примите от коллектива Дома актёра самые тёплые и искренние поздравления в День Вашего юбилея!
От всей души мы желаем Вам крепкого здоровья, творческой энергии, радости жизни, благополучия и счастья!
Пусть успешными будут все Ваши начинания!
Рады встрече с Вами в нашем Доме!
С уважением,
Директор ЦДА Золотовицкий И.Я.
18.03.12
18.03.2012
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ЮБИЛЕЕМ!
18 марта исполняется 60 лет заслуженному артисту России Олегу Сергеевичу Мартьянову. От души поздравляем актера с юбилеем и желаем ему крепкого здоровья, благополучия и новых ролей на сцене Малого театра!
17.03.2012
Подробнее
ВВОД В СПЕКТАКЛЬ
20 марта в спектакле «Влюбленные» («Innamorati») К.Гольдони роль Фульдженцио впервые сыграет артист Михаил Мартьянов.
16.03.2012
Подробнее
СПЕКТАКЛЬ «ДИБУК» НАЦИОНАЛЬНОГО ТЕАТРА СЕВЕРНОЙ ГРЕЦИИ В МОСКВЕ
СПЕКТАКЛЬ «ДИБУК» НАЦИОНАЛЬНОГО ТЕАТРА СЕВЕРНОЙ ГРЕЦИИ В МОСКВЕ
Видеорепортаж на канале «Культура»
Сегодня вечером на сцене Малого театра появится «Дибук». В основе пьесы – сюжет одной из главных притч еврейского фольклора. Молодой человек, разлучённый с невестой, заключает договор с дьяволом и продаёт ему душу. После смерти его душа становится дибуком – духом, который вселяется в девушку и делает её одержимой. Эту историю называют мистически заразительной. На сцене ее воплощали Евгений Вахтангов, Кшиштоф Варликовский. И вот свою версию представляет Национальный театр Северной Греции – участник фестиваля Союза театров Европы, который проходит в Москве. Рассказывают «Новости культуры».
Это в Москве на спектакли Национального театра Северной Греции продают билеты. На родине труппы – в Салониках – актеры с некоторых пор играют за еду. Такова акция театра в поддержку сирот и одиноких матерей. Теперь в Салониках пропуск в театр – это не билет, а, например, консервы, которые потом артисты раздают всем нуждающимся.
Худрук театра Сотирис Хатзакис рассказывает и о других акциях. Например, для больных, которые уже не встают с кровати, они играют спектакли прямо у них дома.
«Мы чувствуем необходимость поддержать греческий народ в это сложное время, – говорит он. – Греки потеряли свои деньги, но они не потеряли свою душу».
Разговор о душе и в новой работе Национального театра Северной Греции. Спектакль «Дибук» – мистический, построенный на обрядах. Актеры перед началом даже обычной репетиции готовятся – почти как оперные певцы.
«Это довольно сложная игра голосом, – рассказывает актер Димитрис Папаниколау. – Плюс, в этом спектакле у нас есть трудные акробатические номера. Так что перед выходом на сцену мы разминаемся почти два часа».
Это притча о двух влюбленных, о еврейских Ромео и Джульетте. Когда он умирает, его дух остается жить в теле возлюбленной. Одна из самых знаменитых постановок «Дибука» появилась 90 лет назад в Москве. Ее поставил Евгений Вахтангов в театре «Габима».
«Там было как бы три героя, – рассказывает театральный критик Вера Максимова. – Вот этот хор нищих как бы человеческой грязи, зависти, зла, которое наступает на этих чистых – Лея героиня, на двух влюбленных».
Спектакль Вахтангова берегли как главную драгоценность. Играли больше 40 лет. Критики даже говорили о комплексе «дибука», который действительно как злой демон вселился в еврейский театр. Этот комплекс труппа «Габимы» преодолела совсем недавно. Режиссер Шмуэль Шохат поставил новую версию «Дибука». Кукольный спектакль в стиле уличного балагана.
Еще одно нашумевшее преломление этой притчи от знаменитого Кшиштофа Варликовского. Спектакль получился еще и об истории Польши. Варликовский признавался: после этой работы хотел бросить театр, не понимал, как сможет поставить что-то еще. Этот материал, говорил, мистически заразителен. В Национальном театре Северной Греции к постановке «Дибука» подошли основательно и осторожно.
«Я готовил эту постановку больше пяти лет, – говорит Сотирис Хатзакис. – Нас консультировал раввин, специалист по кабале. Мы сразу понимали к этому материалу нужно подходить очень аккуратно, он и вправду обладает какой-то таинственной силой».
В греческой постановке звучат настоящие молитвы и заклятия, артисты исполняют ритуальные танцы. Все действие построено на актерских метаморфозах – иногда жутковатых, а порой и смешных.
«Я раньше не понимала, зачем писатели создают такие страшные детские сказки, – говорит актриса Деспоина Корти. – А теперь поняла: они ведь сами получают от этого удовольствие. Я сейчас как детский писатель, создающий страшилки – играю жутковатую роль, но получаю от этого такое наслаждение».
Эту загадочную историю актеры греческого театра уже рассказывали в разных странах. В Болгарии, вспоминают, зрители плакали, в Австралии почему-то весь спектакль смеялись. Как отреагирует на этого «Дибука» российская публика они узнают уже этим вечером.
«Культура», 16 марта 2012 года
Видеорепортаж на канале «Культура»
Сегодня вечером на сцене Малого театра появится «Дибук». В основе пьесы – сюжет одной из главных притч еврейского фольклора. Молодой человек, разлучённый с невестой, заключает договор с дьяволом и продаёт ему душу. После смерти его душа становится дибуком – духом, который вселяется в девушку и делает её одержимой. Эту историю называют мистически заразительной. На сцене ее воплощали Евгений Вахтангов, Кшиштоф Варликовский. И вот свою версию представляет Национальный театр Северной Греции – участник фестиваля Союза театров Европы, который проходит в Москве. Рассказывают «Новости культуры».
Это в Москве на спектакли Национального театра Северной Греции продают билеты. На родине труппы – в Салониках – актеры с некоторых пор играют за еду. Такова акция театра в поддержку сирот и одиноких матерей. Теперь в Салониках пропуск в театр – это не билет, а, например, консервы, которые потом артисты раздают всем нуждающимся.
Худрук театра Сотирис Хатзакис рассказывает и о других акциях. Например, для больных, которые уже не встают с кровати, они играют спектакли прямо у них дома.
«Мы чувствуем необходимость поддержать греческий народ в это сложное время, – говорит он. – Греки потеряли свои деньги, но они не потеряли свою душу».
Разговор о душе и в новой работе Национального театра Северной Греции. Спектакль «Дибук» – мистический, построенный на обрядах. Актеры перед началом даже обычной репетиции готовятся – почти как оперные певцы.
«Это довольно сложная игра голосом, – рассказывает актер Димитрис Папаниколау. – Плюс, в этом спектакле у нас есть трудные акробатические номера. Так что перед выходом на сцену мы разминаемся почти два часа».
Это притча о двух влюбленных, о еврейских Ромео и Джульетте. Когда он умирает, его дух остается жить в теле возлюбленной. Одна из самых знаменитых постановок «Дибука» появилась 90 лет назад в Москве. Ее поставил Евгений Вахтангов в театре «Габима».
«Там было как бы три героя, – рассказывает театральный критик Вера Максимова. – Вот этот хор нищих как бы человеческой грязи, зависти, зла, которое наступает на этих чистых – Лея героиня, на двух влюбленных».
Спектакль Вахтангова берегли как главную драгоценность. Играли больше 40 лет. Критики даже говорили о комплексе «дибука», который действительно как злой демон вселился в еврейский театр. Этот комплекс труппа «Габимы» преодолела совсем недавно. Режиссер Шмуэль Шохат поставил новую версию «Дибука». Кукольный спектакль в стиле уличного балагана.
Еще одно нашумевшее преломление этой притчи от знаменитого Кшиштофа Варликовского. Спектакль получился еще и об истории Польши. Варликовский признавался: после этой работы хотел бросить театр, не понимал, как сможет поставить что-то еще. Этот материал, говорил, мистически заразителен. В Национальном театре Северной Греции к постановке «Дибука» подошли основательно и осторожно.
«Я готовил эту постановку больше пяти лет, – говорит Сотирис Хатзакис. – Нас консультировал раввин, специалист по кабале. Мы сразу понимали к этому материалу нужно подходить очень аккуратно, он и вправду обладает какой-то таинственной силой».
В греческой постановке звучат настоящие молитвы и заклятия, артисты исполняют ритуальные танцы. Все действие построено на актерских метаморфозах – иногда жутковатых, а порой и смешных.
«Я раньше не понимала, зачем писатели создают такие страшные детские сказки, – говорит актриса Деспоина Корти. – А теперь поняла: они ведь сами получают от этого удовольствие. Я сейчас как детский писатель, создающий страшилки – играю жутковатую роль, но получаю от этого такое наслаждение».
Эту загадочную историю актеры греческого театра уже рассказывали в разных странах. В Болгарии, вспоминают, зрители плакали, в Австралии почему-то весь спектакль смеялись. Как отреагирует на этого «Дибука» российская публика они узнают уже этим вечером.
«Культура», 16 марта 2012 года
Подробнее
ФЕСТИВАЛЬ СОЮЗА ТЕАТРОВ ЕВРОПЫ: НА СЦЕНЕ ЖГУЧИЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ И СОВРЕМЕННОСТИ
Спектаклем израильского театра «Габима» открылся новый московский фестиваль — фестиваль Союза театров Европы. Виновником события стал Малый театр — новый член этого элитного театрального клуба...
ФЕСТИВАЛЬ СОЮЗА ТЕАТРОВ ЕВРОПЫ: НА СЦЕНЕ ЖГУЧИЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ И СОВРЕМЕННОСТИ
Спектаклем израильского театра «Габима» открылся новый московский фестиваль — фестиваль Союза театров Европы. Виновником события стал Малый театр — новый член этого элитного театрального клуба
Став членом Союза театров Европы, «дом Островского» сразу получил право проведения фестиваля и составления афиши. Выбор Малого пал на израильский театр «Габима», Национальный театр Северной Греции из Салоников, бухарестский театр «Буландра», Римский театр и Театр Эмилия Романья (у них совместная постановка) и, конечно же, «Пикколо ди Милано», создатель и многолетний руководитель которого Джорджо Стрелер на пару с тогдашним министром культуры Франции Жаком Лангом и создал Союз театров Европы.
Открывать фестиваль в Москве выпало «Габиме» — главному театру Израиля, в котором работал еще Станиславский (правда, постановку до конца не довел, поручил студию «Габима» Вахтангову — и появился его великий спектакль «Дибук»). Связи с Россией не прерываются у этого театра-эмигранта до сих пор — так, исполнительница главной роли Евгения Додина училась в ГИТИСе и начинала свою артистическую карьеру в Театре имени Маяковского. «Железная дорога в Дамаск» в постановке нынешнего руководителя «Габимы» Илана Ронена (по совместительству нынешний глава Союза театров Европы) заставила говорить не столько о режиссерской концепции, сколько о плотном сюжете, где частные человеческие истории любовей, дружб, предательств, семейных отношений намертво переплелись с жаркой историей Израиля: 1942 год, фашистские войска на подходе к Суэцкому каналу, отношения арабов и евреев обострены до предела, а новости из осажденной Европы самые неопределенные.
По воле составителей афиши еврейская тема продолжится в греческом спектакле (16 и 17 марта): режиссер Сотирис Хатзакис выбрал пьесу Семена Анского «Дибук» (по народной легенде дибук — обнаженная душа, или злой дух, нашедший себе прибежище в теле живого человека и прилепившийся к нему, хотя продолжает существовать как отдельное и даже чуждое телу существо). В спектакле заняты всего два актера — Деспоина Корти и Дмитрис Папаниколау, которым придется перевоплощаться не только в любовников Ханаана и Лею, но и еще в несколько десятков персонажей.
Почти все участники фестиваля обратились к драматургии других стран. Так, румыны представят нам свое видение русской классики: «Из записок неизвестного» по «Селу Степанчикову и его обитателям» (5 апреля) и «Иванов» (8 апреля). Над первой постановкой начинал работать Ион Кожар, но не успел довести спектакль — после его смерти работу заканчивал Александр Дарие. Действие происходит… в коридоре (а может, в чистилище), а мир Достоевского отдает здесь гоголевским мороком. Андрей Щербан, известный в первую очередь своими интерпретациями Чехова, которого он ставит много и изобретательно (в Александринском театре идет его «Дядя Ваня»), впервые обратился к пьесе «Иванов». В заглавной роли — Влад Иванов, известный нам по культовому румынскому фильму «4 месяца, 3 недели и 2 дня».
Итальянцы, точно сговорившись, везут в Москву Брехта. Режиссер Клаудио Лонги в «Карьере Артуро Уи» (17 и 18 апреля) соединил сатиру о моральном разложении власти с радостной атмосферой ее развенчания. А нынешний руководитель «Пикколо ди Милано» Лука Ронкони выбрал не самую заигранную пьесу Брехта — «Святую Иоанну скотобоен» (21 и 22 апреля), темами которой стали кризис, провалившиеся забастовки, отречение от классовой борьбы… так и тянет добавить что-нибудь про «слитый протест». В общем, жгучая актуальность хлынет на нас оттуда, откуда мы меньше всего привыкли ее ждать — с обеих сцен Малого театра.
Ольга Фукс
Vedomosti.ru
16.03.2012, 00:33
Спектаклем израильского театра «Габима» открылся новый московский фестиваль — фестиваль Союза театров Европы. Виновником события стал Малый театр — новый член этого элитного театрального клуба
Став членом Союза театров Европы, «дом Островского» сразу получил право проведения фестиваля и составления афиши. Выбор Малого пал на израильский театр «Габима», Национальный театр Северной Греции из Салоников, бухарестский театр «Буландра», Римский театр и Театр Эмилия Романья (у них совместная постановка) и, конечно же, «Пикколо ди Милано», создатель и многолетний руководитель которого Джорджо Стрелер на пару с тогдашним министром культуры Франции Жаком Лангом и создал Союз театров Европы.
Открывать фестиваль в Москве выпало «Габиме» — главному театру Израиля, в котором работал еще Станиславский (правда, постановку до конца не довел, поручил студию «Габима» Вахтангову — и появился его великий спектакль «Дибук»). Связи с Россией не прерываются у этого театра-эмигранта до сих пор — так, исполнительница главной роли Евгения Додина училась в ГИТИСе и начинала свою артистическую карьеру в Театре имени Маяковского. «Железная дорога в Дамаск» в постановке нынешнего руководителя «Габимы» Илана Ронена (по совместительству нынешний глава Союза театров Европы) заставила говорить не столько о режиссерской концепции, сколько о плотном сюжете, где частные человеческие истории любовей, дружб, предательств, семейных отношений намертво переплелись с жаркой историей Израиля: 1942 год, фашистские войска на подходе к Суэцкому каналу, отношения арабов и евреев обострены до предела, а новости из осажденной Европы самые неопределенные.
По воле составителей афиши еврейская тема продолжится в греческом спектакле (16 и 17 марта): режиссер Сотирис Хатзакис выбрал пьесу Семена Анского «Дибук» (по народной легенде дибук — обнаженная душа, или злой дух, нашедший себе прибежище в теле живого человека и прилепившийся к нему, хотя продолжает существовать как отдельное и даже чуждое телу существо). В спектакле заняты всего два актера — Деспоина Корти и Дмитрис Папаниколау, которым придется перевоплощаться не только в любовников Ханаана и Лею, но и еще в несколько десятков персонажей.
Почти все участники фестиваля обратились к драматургии других стран. Так, румыны представят нам свое видение русской классики: «Из записок неизвестного» по «Селу Степанчикову и его обитателям» (5 апреля) и «Иванов» (8 апреля). Над первой постановкой начинал работать Ион Кожар, но не успел довести спектакль — после его смерти работу заканчивал Александр Дарие. Действие происходит… в коридоре (а может, в чистилище), а мир Достоевского отдает здесь гоголевским мороком. Андрей Щербан, известный в первую очередь своими интерпретациями Чехова, которого он ставит много и изобретательно (в Александринском театре идет его «Дядя Ваня»), впервые обратился к пьесе «Иванов». В заглавной роли — Влад Иванов, известный нам по культовому румынскому фильму «4 месяца, 3 недели и 2 дня».
Итальянцы, точно сговорившись, везут в Москву Брехта. Режиссер Клаудио Лонги в «Карьере Артуро Уи» (17 и 18 апреля) соединил сатиру о моральном разложении власти с радостной атмосферой ее развенчания. А нынешний руководитель «Пикколо ди Милано» Лука Ронкони выбрал не самую заигранную пьесу Брехта — «Святую Иоанну скотобоен» (21 и 22 апреля), темами которой стали кризис, провалившиеся забастовки, отречение от классовой борьбы… так и тянет добавить что-нибудь про «слитый протест». В общем, жгучая актуальность хлынет на нас оттуда, откуда мы меньше всего привыкли ее ждать — с обеих сцен Малого театра.
Ольга Фукс
Vedomosti.ru
16.03.2012, 00:33
Подробнее
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ТЕАТР СЕВЕРНОЙ ГРЕЦИИ В МОСКВЕ
Два дня 16 и 17 марта москвичи и гости столицы имеют возможность познакомиться с творчеством актеров Национального театра Северной Греции, которые покажут на сцене Большой Ордынки свою версию известной пьесы Семена Ан-ского «Дибук».
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ТЕАТР СЕВЕРНОЙ ГРЕЦИИ В МОСКВЕ
Два дня 16 и 17 марта москвичи и гости столицы имеют возможность познакомиться с творчеством актеров Национального театра Северной Греции, которые покажут на сцене Большой Ордынки свою версию известной пьесы Семена Ан-ского «Дибук».
Пьеса «Дибук» в постановке греческого режиссера Сотириса Хатзакиса своеобразная версия «Ромео и Джульетты», но в колоритной еврейской манере, с музыкой, еврейскими национальными ритуалами и народными обычаями.
В основе пьесы история несчастной любви молодой девушки, которая из-за своего отца вынуждена выйти замуж за нелюбимого человека, что становится причиной ее одержимости демоном Диббуком. Однако история мужчины и женщины выдержана в стиле «хеппи-энд». В ней тесно переплелись молодое безрассудство и история переселения душ, поиски Каббалы и вселение злых духов, экзорцизм и любовь.
Пьеса «Дибук» была написана выдающимся писателем, поэтом и драматургом Семеном Ан-ским в результате этнографической экспедиции, предпринятой в 1914 году. Записанные в еврейских поселениях предания оказали на автора сильное эмоциональное впечатление, а материалы, собранные в экспедиции легли в основу драматического произведения. «Дибук» стал своеобразной вехой в становлении еврейского, а позже израильского театрального искусства.
Спектакли на греческом языке пройдут в рамках программы «Салоники – перекресток культур», подготовленной Министерством культуры Греции специально для фестиваля Союза Театров Европы, который пройдет в период с 12 по 22 апреля на сцене Государственного академического Малого театра России в Москве.
http://www.grekoblog.com
Два дня 16 и 17 марта москвичи и гости столицы имеют возможность познакомиться с творчеством актеров Национального театра Северной Греции, которые покажут на сцене Большой Ордынки свою версию известной пьесы Семена Ан-ского «Дибук».
Пьеса «Дибук» в постановке греческого режиссера Сотириса Хатзакиса своеобразная версия «Ромео и Джульетты», но в колоритной еврейской манере, с музыкой, еврейскими национальными ритуалами и народными обычаями.
В основе пьесы история несчастной любви молодой девушки, которая из-за своего отца вынуждена выйти замуж за нелюбимого человека, что становится причиной ее одержимости демоном Диббуком. Однако история мужчины и женщины выдержана в стиле «хеппи-энд». В ней тесно переплелись молодое безрассудство и история переселения душ, поиски Каббалы и вселение злых духов, экзорцизм и любовь.
Пьеса «Дибук» была написана выдающимся писателем, поэтом и драматургом Семеном Ан-ским в результате этнографической экспедиции, предпринятой в 1914 году. Записанные в еврейских поселениях предания оказали на автора сильное эмоциональное впечатление, а материалы, собранные в экспедиции легли в основу драматического произведения. «Дибук» стал своеобразной вехой в становлении еврейского, а позже израильского театрального искусства.
Спектакли на греческом языке пройдут в рамках программы «Салоники – перекресток культур», подготовленной Министерством культуры Греции специально для фестиваля Союза Театров Европы, который пройдет в период с 12 по 22 апреля на сцене Государственного академического Малого театра России в Москве.
http://www.grekoblog.com
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ТРУДОВЫМ ЮБИЛЕЕМ!
16 марта исполняется 45 лет работы в Малом театре народного артиста России Вячеслава Ивановича Езепова. Поздравляем артиста и желаем ему крепкого здоровья и новых творческих успехов!
14.03.2012
Подробнее
МЕЧТА ТЕАТРА «ГАБИМА» СБЫВАЕТСЯ В МОСКВЕ
Слушать репортаж радио «Голос России» на канале МАЛЫЙ-ТВ
Впервые в Москве проходит фестиваль Союза театров Европы. Его открыл спектакль «Железная дорога в Дамаск» Национального театра Израиля «Габима»
Впервые в Москве проходит фестиваль Союза театров Европы. Его открыл спектакль «Железная дорога в Дамаск» Национального театра Израиля «Габима»
МЕЧТА ТЕАТРА «ГАБИМА» СБЫВАЕТСЯ В МОСКВЕ
Слушать репортаж радио «Голос России» на канале МАЛЫЙ-ТВ
Впервые в Москве проходит фестиваль Союза театров Европы. Его открыл спектакль «Железная дорога в Дамаск» Национального театра Израиля «Габима»
Этот театр неразрывно связан своими корнями с русской театральной школой. Он начинал свою работу еще в России при участии Станиславского и Вахтангова.
В этом году впервые Фестиваль Союза театров Европы принимает на своей гостеприимной сцене Малый театр. Это символично: в прошлом году старейший театр России был принят в Союз и стал третьим членом этой престижной организации от нашей страны вслед за Малым театром Санкт-Петербурга под руководством Льва Додина и Школой драматического искусства Анатолия Васильева.
Всего же в Союз входят 22 известных коллектива из разных стран Европы, а возглавляет его художественный руководитель израильского Национального театра «Габима» Илан Ронен. Спектакль «Железная дорога в Дамаск» в его постановке и открыл фестиваль Союза театров Европы в Москве.
По словам Илана, все руководители «Габимы» мечтали о гастролях в Москве, но у него есть и особая причина стремиться в Малый театр:
«21 год назад я был здесь режиссером постановки пьесы Мольера «Мещанин во дворянстве» по приглашению Юрия Соломина. И в этом заключается моя личная связь с этим городом».
Но главное, что связывает израильский театр с русским - его история. Он основан в 1917 году в России. У истоков «Габимы» стояли столпы русской театральной школы Станиславский и Вахтангов.
Это театр особый, потому что в нем заложен русский дух и школа русского театра, считает Чрезвычайный и Полномочный посол государства Израиль в РФ Дорит Голендер:
«Сегодня наша страна также знаменита выходцами из бывшего Советского Союза, из России. Театр «Габима» после того, как покинул Россию в 1940 году, впервые приехал в новую Россию в 1990 году. И это не было театральное событие, это было событие солидарности с Израилем. Именно в том году произошло возобновление дипломатических отношений между Россией и Израилем.
И вот сегодня, спустя 21 год, театр «Габима» возвращается в Москву, в Россию в ином качестве. И для нас это большая честь, что фестиваль открывается именно израильским спектаклем «Железная дорога в Дамаск».
Спектакль «Железная дорога в Дамаск», которым открылся фестиваль Союза театров Европы, рассказывает историю дочери репатрианта из России Сары. Из 1957 года она вспоминает трагические события 1942 года, когда в Хайфе на танцплощадках американские солдаты влюблялись в местных девушек, к Суэцкому каналу уже подходили коалиционные войска Гитлера, а радикальные группировки уничтожали мирное арабское и еврейское население.
О специально написанной для нее роли, рассказала ведущая актриса израильского театра, эмигрантка из России Евгения Додина:
«Моя героиня - человек, сильно верящий в свою идеологию. Она космополит. И жизнь ее ставит в ситуацию, когда все рушится, она «ломается», и дальше она уже не живет, а существует. И когда я думала об этом, я вспоминала время, когда закончилась эпоха Брежнева, и можно было видеть людей, которые искренне верили и строили коммунизм.
Их потерянные глаза, потеря смысла, для чего теперь жить, - это намного сильнее иногда, чем какая-то личная история, несчастная любовь, трагедия. Тут много видеоматериалов, хроники, и мы хотели и по цвету, и по особенному звучанию из колонок создать ощущение старого черно-белого кино».
Программа фестиваля включает шесть спектаклей, поставленных по пьесам как современных авторов, так и классиков, среди которых Чехов и Достоевский. Помимо «Габимы» в ней представлены Национальный театр Северной Греции, театр «Буландра» из Румынии и два итальянских театра. Завершится фестиваль 22 апреля спектаклем «Святая Иоанна скотобоен» Бертольда Брехта легендарного «Пикколо театро ди Милано».
Елена Ларина
13.03.2012, 19:32
«Голос России»
Слушать репортаж радио «Голос России» на канале МАЛЫЙ-ТВ
Впервые в Москве проходит фестиваль Союза театров Европы. Его открыл спектакль «Железная дорога в Дамаск» Национального театра Израиля «Габима»
Этот театр неразрывно связан своими корнями с русской театральной школой. Он начинал свою работу еще в России при участии Станиславского и Вахтангова.
В этом году впервые Фестиваль Союза театров Европы принимает на своей гостеприимной сцене Малый театр. Это символично: в прошлом году старейший театр России был принят в Союз и стал третьим членом этой престижной организации от нашей страны вслед за Малым театром Санкт-Петербурга под руководством Льва Додина и Школой драматического искусства Анатолия Васильева.
Всего же в Союз входят 22 известных коллектива из разных стран Европы, а возглавляет его художественный руководитель израильского Национального театра «Габима» Илан Ронен. Спектакль «Железная дорога в Дамаск» в его постановке и открыл фестиваль Союза театров Европы в Москве.
По словам Илана, все руководители «Габимы» мечтали о гастролях в Москве, но у него есть и особая причина стремиться в Малый театр:
«21 год назад я был здесь режиссером постановки пьесы Мольера «Мещанин во дворянстве» по приглашению Юрия Соломина. И в этом заключается моя личная связь с этим городом».
Но главное, что связывает израильский театр с русским - его история. Он основан в 1917 году в России. У истоков «Габимы» стояли столпы русской театральной школы Станиславский и Вахтангов.
Это театр особый, потому что в нем заложен русский дух и школа русского театра, считает Чрезвычайный и Полномочный посол государства Израиль в РФ Дорит Голендер:
«Сегодня наша страна также знаменита выходцами из бывшего Советского Союза, из России. Театр «Габима» после того, как покинул Россию в 1940 году, впервые приехал в новую Россию в 1990 году. И это не было театральное событие, это было событие солидарности с Израилем. Именно в том году произошло возобновление дипломатических отношений между Россией и Израилем.
И вот сегодня, спустя 21 год, театр «Габима» возвращается в Москву, в Россию в ином качестве. И для нас это большая честь, что фестиваль открывается именно израильским спектаклем «Железная дорога в Дамаск».
Спектакль «Железная дорога в Дамаск», которым открылся фестиваль Союза театров Европы, рассказывает историю дочери репатрианта из России Сары. Из 1957 года она вспоминает трагические события 1942 года, когда в Хайфе на танцплощадках американские солдаты влюблялись в местных девушек, к Суэцкому каналу уже подходили коалиционные войска Гитлера, а радикальные группировки уничтожали мирное арабское и еврейское население.
О специально написанной для нее роли, рассказала ведущая актриса израильского театра, эмигрантка из России Евгения Додина:
«Моя героиня - человек, сильно верящий в свою идеологию. Она космополит. И жизнь ее ставит в ситуацию, когда все рушится, она «ломается», и дальше она уже не живет, а существует. И когда я думала об этом, я вспоминала время, когда закончилась эпоха Брежнева, и можно было видеть людей, которые искренне верили и строили коммунизм.
Их потерянные глаза, потеря смысла, для чего теперь жить, - это намного сильнее иногда, чем какая-то личная история, несчастная любовь, трагедия. Тут много видеоматериалов, хроники, и мы хотели и по цвету, и по особенному звучанию из колонок создать ощущение старого черно-белого кино».
Программа фестиваля включает шесть спектаклей, поставленных по пьесам как современных авторов, так и классиков, среди которых Чехов и Достоевский. Помимо «Габимы» в ней представлены Национальный театр Северной Греции, театр «Буландра» из Румынии и два итальянских театра. Завершится фестиваль 22 апреля спектаклем «Святая Иоанна скотобоен» Бертольда Брехта легендарного «Пикколо театро ди Милано».
Елена Ларина
13.03.2012, 19:32
«Голос России»
22.03.2012
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ!
22 марта – день рождения артиста Малого театра Георгия Олеговича Вавилова. Поздравляем!
22.03.2012
НЕ ЗАБУДЬТЕ ПОСМОТРЕТЬ
В Щепкинском фойе Малого театра работает выставка, посвященная 70-летию народного артиста России Виталия Мефодьевича Соломина. В двух витринах размещены костюмы, фотографии и личные вещи актёра.
21.03.2012
ПОЗДРАВЛЯЕМ!
Оркестр Малого театра получил Первую премию и Гран-при 3-го Международного музыкального конкурса «Don Matteo Collucci», проходившего с 11 по 18 марта 2012 года в городе Остуни (Италия). От души поздравляем весь коллектив оркестра во главе с дирижёром Владимиром Сёмкиным и желаем дальнейших творческих успехов!
21.03.2012
ВОЙНА СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТ
В Малом театре спектаклем «Железная дорога в Дамаск» израильского театра «Габима» стартовал фестиваль Союза театров Европы, который продлится до 22 апреля.
21.03.2012
ЮРИЙ СОЛОМИН: «Я НЕ ГЕРОЙ, НЕТ — НОРМАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК, НО ИНОГДА НЕ МОГУ СДЕРЖАТЬСЯ. ПОКА ПОБЕДА ВСЕГДА ЗА МНОЙ, НО МЕНЯ УЖЕ УВЕЩЕВАЮТ: НЕ НАДО, НЕ ЛЕЗЬ! — МОЛОДЕЖЬ, ДЕСКАТЬ, ДРУГАЯ ТЕПЕРЬ, БЕЗ ТОРМОЗОВ»
Дмитрий ГОРДОН, Газета «Бульвар Гордона» № 10 (358), 2012
20.03.2012
АКТРИСА, КОТОРУЮ МЫ ПОТЕРЯЛИ
Фестиваль Союза Театров Европы открылся в Малом театре 12 марта (будет проходить до 22 апреля 2012 года) спектаклем Национального театра Израиля «Габима» (его совместной постановкой с Королевским национальным театром, Великобритания) «Железная дорога в Дамаск» режиссера Илана Ронена (худ.руководителя театра «Габима») и по пьесе Гилеля Мителпункта.
20.03.2012
АЛЕКСАНДР КОРШУНОВ: «ЛЮДЯМ НАДО ДАТЬ НАДЕЖДУ!»
Потомок знаменитой актерской династии ищет в материале только свет и никогда не будет ставить «чернушную» пьесу
20.03.2012
19.03.2012
«ДИАЛОГ О ТЕАТРЕ»
22 марта в артистическом салоне на 7-м этаже Дома актера им А.А.Яблочкиной состоится встреча с художественным руководителем Малого театра народным артистом СССР Ю.М. Соломиным. Встречу ведет народная артистка России – Л.В. Максакова.
Начало в 19.00
Организатор - Черновская Л.С.
Начало в 19.00
Организатор - Черновская Л.С.
19.03.2012
ЧЬЁ НАСЛЕДИЕ ДОРОЖЕ?
Государственный академический Малый театр, который не прочь побаловать зрителей образцами зарубежной классики, показал премьеру спектакля «Наследники Рабурдена».
18.03.2012
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ЮБИЛЕЕМ!
18 марта исполняется 60 лет заслуженному артисту России Олегу Сергеевичу Мартьянову. От души поздравляем актера с юбилеем и желаем ему крепкого здоровья, благополучия и новых ролей на сцене Малого театра!
17.03.2012
ВВОД В СПЕКТАКЛЬ
20 марта в спектакле «Влюбленные» («Innamorati») К.Гольдони роль Фульдженцио впервые сыграет артист Михаил Мартьянов.
16.03.2012
ФЕСТИВАЛЬ СОЮЗА ТЕАТРОВ ЕВРОПЫ: НА СЦЕНЕ ЖГУЧИЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ И СОВРЕМЕННОСТИ
Спектаклем израильского театра «Габима» открылся новый московский фестиваль — фестиваль Союза театров Европы. Виновником события стал Малый театр — новый член этого элитного театрального клуба...
16.03.2012
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ТЕАТР СЕВЕРНОЙ ГРЕЦИИ В МОСКВЕ
Два дня 16 и 17 марта москвичи и гости столицы имеют возможность познакомиться с творчеством актеров Национального театра Северной Греции, которые покажут на сцене Большой Ордынки свою версию известной пьесы Семена Ан-ского «Дибук».
16.03.2012
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ТРУДОВЫМ ЮБИЛЕЕМ!
16 марта исполняется 45 лет работы в Малом театре народного артиста России Вячеслава Ивановича Езепова. Поздравляем артиста и желаем ему крепкого здоровья и новых творческих успехов!
14.03.2012
МЕЧТА ТЕАТРА «ГАБИМА» СБЫВАЕТСЯ В МОСКВЕ
Слушать репортаж радио «Голос России» на канале МАЛЫЙ-ТВ
Впервые в Москве проходит фестиваль Союза театров Европы. Его открыл спектакль «Железная дорога в Дамаск» Национального театра Израиля «Габима»
Впервые в Москве проходит фестиваль Союза театров Европы. Его открыл спектакль «Железная дорога в Дамаск» Национального театра Израиля «Габима»
Главный режиссёр Малого театра —
заслуженный артист России А.В. Дубровский
Главная
Новости
Изменения в афише
Премьеры
Гастроли
Репертуар
Отзывы
Фестиваль "Островский в доме Островского"
Малый ТВ
Газета "Малый театр"
Открытая информация
Партнёры
О театре
Попечительский совет Руководство театра Актёры Режиссёры Художники Музыкальная часть Репертуарный отдел Режиссёрский отдел Пресс-служба Музейно-информационный центр Художественно-постановочная часть Мемориальная квартира А.И. Сумбатова-Южина Щепкинское училище Детская студия Малого театра Филиал в Когалыме
История
Здание Малого театра
Репертуар с 1824 г.
Театральное училище
Спектакли
Труппа театра с 1824 года
Труппа театра с 1917 года
Актеры
Режиссеры
Художники
Звуковой архив
1941-1945
Щелыково
Библиотека Малого театра
Правила вежливости и этикета
Публикации
Памятник А.Н. Островскому
Партнеры
Информационная поддержка
Как добраться?© 2025 Пресс-служба:
press@maly.ru
Заказ билетов (web-касса) (495) 624-40-46
Оценка качества услуг учреждений культуры
Адрес театра:
Москва, Театральный проезд д. 1
телефон: (495)624-42-01
Мы в соцсетях:
Партнеры
Информационная поддержка