Уважаемые зрители!

13 сентября (Малая сцена на Ордынке) пойдет спектакль "Поздняя любовь" А.Н.Островского вместо спектакля "День на день не приходится".

Приносим извинения за доставленные неудобства. Билеты действительны.

Дорогие друзья!

Сообщаем вам, что ранее объявленное дополнительное прослушивание в Детскую студию Малого театра переносится на конец сентября. О точной дате и времени прослушивания мы сообщим дополнительно. Следите за новостями. Имеющаяся на данный момент запись сохранятся. Приносим извинения за доставленные неудобства!

Дорогие друзья!

В эти дни в Малом театре начались репетиции спектакля по пьесе А.Н.Островского «Доходное место». Премьера предыдущей постановки этой комедии состоялась 15 мая 1986 года (реж. Владимир Бейлис). Сегодня свою версию «Доходного места» готовит для зрителя режиссер Андрей Цисарук: «В нашем спектакле мы бы хотели поразмышлять о пути современного молодого человека в обществе, или, говоря современным языком, в огромном мегаполисе. Что важнее: его принципы или любовь? Где заканчивается человеческий эгоизм? Как быть, если твои убеждения – даже самые правильные - заставляют страдать ближнего? Можно ли устроиться с достатком и не потерять себя при этом? Подобные вопросы так или иначе встают перед всеми нами в определенный момент – так же, как и перед Жадовым - главным героем пьесы Островского «Доходное место». Каждый отвечает на них по-своему, но жизнь оказывается мудрее нас – она расставляет все по своим местам».

Онлайн-репетиции нового спектакля начались еще весной, фрагментами одной из них мы делились с вами. Сегодня вашему вниманию предлагаем сразу несколько фоторепортажей: Николая Антипова (репетирует весь состав спектакля), Евгения Люлюкина (репетируют Андрей Цисарук, Владислав Тирон (Жадов) и Максим Филатов (Белогубов)), а также несколько фотографий с приема макета новой постановки.

[GALLERY:545]

Немало потрудившись над художественным оформлением спектакля с креативным сценографом Максимом Обрезковым, где все сверкает, блестит, кружится, и даже разъезжают колесницы, а балетмейстер Евгений Богданович довел артистов до изнеможения пластическими дивертисментами, режиссер Владимир Иванов утроил праздничный фейерверк по придуманному Долли Леви сценарию: героиня решила проучить богатого скрягу, трясущегося над каждым центом и ставящего на первое место выгоду. Высокомерие Вандергельдера в исполнении Валерия Афанасьева не знает границ (у этого персонажа тоже есть немало «родственников» в классической литературе), но недаром говорят: «Скупой платит дважды». В данном случае, и того больше. Его никчемная жизнь однообразна, скучна, а самое главное - одинока, поэтому он решает найти подругу жизни по своему подобию: экономную и скупую. Для этого приглашает сваху в лице Долли, не подозревая, какие сюрпризы она ему готовит...

По своей природе Долли Леви в блистательном исполнении Ирины Муравьевой, - заядлая интриганка и выдумщица. Наделенная острым, саркастическим умом, она способна обвести вокруг пальца любого «Кощея, чахнущего над златом» и вытрясти из него все денежки. Не ради наживы, а для забавы, чтобы другим неповадно было.

Ведь жизнь так коротка, что не стоит ее тратить на бесконечное накопительство. Тогда и сердце перестает радоваться, и все краски мира стираются, растворяются, остается только серая.

В одном из монологов Долли признается, что оптимизм - необходимая составляющая человеческой жизни, помогающая преодолевать всесильные обстоятельства и настраиваться на высокую волну вдохновения. Лирический монолог вырастает из недр внутренней установки самой актрисы, вынужденной вести постоянную войну с возрастом и теми психологическими изменениями, которые накладывают прожитые годы. Столь откровенная исповедь звучит мужественно и в тоже время иронично в устах любимицы публики, помогая зрителям обрести веру в свои силы, а молодежи равняться на кумира.

О молодежном составе спектакля хотелось бы сказать отдельно. Экстравагантная массовка не просто заполняет танцевальными номерами паузы в общении главных героев. Она несет смысловую нагрузку спектакля - бурление переполняющих эмоций и чувств, данных людям от рождения, создавая атмосферу веселой карусели с неожиданными приключениями и - куража.

К сожалению, влюбленной парочке, племяннице хозяина Эрменгарде (Дарья Шевчук) и ее глупенькому жениху Эмброзу (Дмитрий Триумфов) режиссером отведена незавидная участь безликих ведущих комического сюжета, поэтому всю нагрузку в этой неразберихе берет на себя Долли, придумывая разные обманки, чтобы спасти беспомощных детей, выросших из коротких штанишек, от гнева рассерженного дяди и, конечно же, насолить ему. Два клерка Хакл и Такер в лавке Вандергельдера тоже хотят проучить расчетливого мэтра, но поскольку трусливы, нуждаются в бесстрашном лидере. Под руководством Долли униженные марионетки «купли - продажи», напоминающие клоунов Бима и Бома, сыгранные молодыми артистами Максимом Хрусталевым и Сергеем Потаповым технически виртуозно, наконец-то вырываются на свободу и пускаются во все тяжкие. Флиртуют с продавщицами шляпного магазина, без гроша в кармане шикуют в дорогом ресторане с двумя скандальными девицами и впервые дают волю страстям. Оказывается, в жизни есть такое, о чем они и не помышляли: признаться в любви красавице, смело посмотреть в глаза угнетателю и пожертвовать каким-никаким местечком в офисе ради проснувшегося достоинства. Тогда отбрасываются всякие условности, и тела бывших неудачников тоже начинают ликовать, совершая немыслимые пируэты и прыжки, да такие, что любой профессиональный танцор может позавидовать.

Ну, а что же такого интересного произошло с Долли, сочинившей вместе с режиссером Ивановым серию розыгрышей ради победы любви над стяжательством и корыстью? Почему ей захотелось окольцевать непробиваемого мужлана, и будет ли она с ним счастлива? То, что ей хватит сил перевоспитать его - никто не усомнится, а может быть, даже и влюбить в себя, ведь она так мила и обворожительна, так терпелива и кокетлива. Или в укрощении строптивого зануды поможет барабан, на котором загнанный в угол жених играет в похоронном оркестре, ведь куда интересней назначать свидания не на кладбище, а в злачных местах с вкусной закуской и шампанским... Но самое главное, и в это хочется верить - двум одиночествам будет положен конец и возраст тут не помеха.

Любовь Лебедина, «Страстной бульвар, 10», Выпуск №2-222/2019

Дорогие друзья!

Запись на прослушивание в Детскую студию Малого театра ввиду многочисленности желающих ЗАКРЫТА. Просим отнестись к этому с пониманием.

Специально для рубрики «Театр без опасности» мы побеседовали с директором Малого театра Тамарой Михайловой, которая рассказала о том, как театр готовится к открытию юбилейного 265 сезона и какие меры безопасности принимает.

- Тамара Анатольевна, 3 сентября ваш театр откроет двери для зрителей. Как вы готовитесь к этому с точки зрения обеспечения безопасности?

- В этом смысле мы не оригинальны и выполняем все рекомендации Роспотребнадзора. Во-первых, продаем только половину зала - фактически, через место. Во-вторых, к 3 сентября на входе для зрителей будет установлен пост дезинфекции, предназначенный для обеззараживания верхней одежды и обуви посетителей. При входе в здание будет осуществляться замер температуры. Помимо этого, у нас размещены автоматические установки для обработки рук. И, конечно, мы будем рекомендовать зрителям при посещении Малого театра надевать маски.

Во всех помещениях, где может быть большое скопление людей, - в репетиционных залах, на сцене, в административных помещениях - размещены еще и специальные бактерицидные рециркуляторы.

Кстати, у нас изначально, при реконструкции Исторической сцены, была установлена новая система вентиляции, в которой воздух забирается на крыше, а выбрасывается на Неглинку. То есть воздух не «гуляет» несколько раз по театру - «отработанный», он сразу поступает на улицу. Плюс к этому под каждым креслом в зале стоят персональные вентиляционные системы.

- Какая в зале будет рассадка?

- Рассадка планируется «шахматная»: один ряд - четные места, другой - нечетные. Если люди планируют пойти в театр вдвоем, то они должны купить места через одно, но при этом они смогут сесть рядом, ведь между ними в любом случае будет свободное место. Соответственно, правила безопасной рассадки они не нарушат.

- А массовые сцены в спектаклях не отменяете?

- Что касается постановок, то рисунок спектаклей мы не меняем. У нас большая сцена, да и таких массовых мизансцен, как в музыкальном театре, например, у нас нет. Пока мы отказались только от проведения концертов с участием артистов и оркестра театра.

- Планируете ли развивать онлайн-форматы, которые за время карантина стали очень популярны у зрителей?

- Смотря по обстоятельствам. Это действительно имело большой успех. На канале Малого театра в YouTube мы поздравляли всех с 75-летием Победы, показывали спектакли, наши актеры читали стихи и прозу… Но как дальше это будет развиваться - не знаю.

- Как сейчас идут продажи билетов?

- Не могу сказать, что активно. Вспоминаются слова нашего министра культуры о том, что большинство людей после карантина захотят смотреть комедии больше, чем драмы. Действительно, комедийные постановки продаются лучше. Кроме этого, уже неплохо проданы билеты на премьерные спектакли. Первая премьера состоится 3 сентября – спектакль «Большая тройка». Это шведская пьеса «Ялта» о встрече лидеров трех стран в сорок пятом году. Еще одна премьера – «Рождество в доме Купьелло» в постановке итальянского режиссера Стефано де Лука, с которым мы давно дружим. Перед самым карантином успели выпустить и один раз сыграть для зрителей спектакль «Физики», где в главной роли – недавно приглашенный в наш театр актер Никита Панфилов. В новом сезоне эта премьера переносится на Историческую сцену. И ценовая политика, кстати, у нас осталась та же – билеты доступны практически каждому зрителю.

- Несмотря на то, что продаете половину мест в зале?

- Сейчас не до больших доходов. Концы с концами бы свести…

- После сбора труппы, который состоялся 1 августа, что сейчас происходит в стенах театра?

- Полным ходом идут репетиции! После такого большого перерыва – четыре с половиной месяца – всем спектаклям нужно вернуть их «идеальную форму». Уверена, что 3 сентября мы будем полностью готовы к встрече с нашим зрителем.

https://teatral-online.ru/news/27787/

Дорогие друзья!
Второй премьерой нашего сезона, как вы помните, станет спектакль по пьесе Эдуардо Де Филиппо "Рождество в доме Купьелло". Карантин помешал показать нам его еще в марте, спектакль был готов, но был вынужденно отложен до сентября. Сейчас идут восстановительные репетиции. На видеосвязи - режиссер-постановщик Стефано Де Лука. Смотрим небольшой фоторепортаж Евгения Люлюкина.

[GALLERY:544]

Дорогие друзья!
Малый театр готовит к изданию «Мизансцены жизни Владимира Кенигсона». История этой книги довольно необычна. В 1985 г. издательство «Искусство» предложило Владимиру Владимировичу Кенигсону написать о своём творческом опыте. Артист начал работать над книгой, но 17 ноября 1986 г. его не стало. По прошествии лет труд продолжила Наталья Владимировна Кенигсон. Она разобрала архив отца: «За неполных два года он успел многое написать – в основном о том, что с ним происходило с самого начала – с рождения как человека и как актёра. <…> Книга-роль выстраивалась всё дальше и дальше, и я уже уверяла себя, что премьера обязательно будет, что подписанный договор с издательством, равно как и сама заявка на рукопись, где отцом попунктно изложен порядок рассказа и дан конспект «творческого опыта», – это не что иное, как афиша и программка спектакля, который должен быть сыгран».
Наталья Владимировна фактически выступила в качестве редактора-составителя. Она написала добавления к уже имеющимся текстам отца, а также обратилась к друзьям и коллегам Кенигсона – в книге вы найдёте воспоминания Михаила Царёва, Веры Пашенной, Элины Быстрицкой, Леонида Хейфеца, Марлена Хуциева, Владимира Бейлиса и многих других.
Натальи Владимировны Кенигсон не стало в 2018 г. Труд завершил театровед Сергей Коробков.
В настоящее время Малый театр готовит текст к изданию. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию фрагменты главы, посвящённой работе Владимира Кенигсона над главной ролью в спектакле «Свадьба Кречинского» (режиссёр Леонид Хейфец, 1971 г.).

***

Леонид Хейфец:

Спустя полвека должен признаться, что пережил при постановке «Свадьбы Кречинского» в Малом театре один из самых острых моментов своей творческой жизни и совершил один из самых больших компромиссов, какие неизбежно сопровождают мою профессию. Я был сравнительно молод и никогда не предполагал, что окажусь в ситуации, когда меня вызовут в начальственный кабинет и положат передо мной лист распределения ролей – без меня определят состав исполнителей, как и художника, с которым я должен работать. Я испытал определенный психологический шок, в каком-то смысле – глубокую травму. Причем настолько сильную, что даже не посмотрел, кого назначили на роли в мой спектакль.

На постановку «Свадьбы Кречинского» меня пригласили, до этого я больше полугода оставался безработным режиссером, мне не давали ставить в Москве, и вот Малый театр пренебрег целым рядом сложившихся вокруг моего имени обстоятельств, позвал, что-то начало выправляться в судьбе. Но я никак не ожидал, что перемены будут сопровождаться таким неприемлемым явлением. Вышел в коридор и прочитал распределение ролей. В каком-то смысле протестовать против назначения было бредом, потому что в компанию мне собрали лучших и блистательных артистов Малого театра. Расплюев – Игорь Ильинский, Муромский – Михаил Жаров, Атуева – Татьяна Еремеева. Даже какого-то несчастного Нелькина играть определили Виталия Соломина: всё по высочайшему уровню и разряду. Но вот в чью фамилию я буквально уперся глазами и через какой выбор переступить никак не мог, – это Владимир Владимирович Кенигсон. Я представлял себе Кречинского совершенно иным.

Если говорить честно, Кенигсон был для меня стар. У Сухово-Кобылина написано – лет под сорок. А сколько было Владимиру Владимировичу, я не знал, понимал только, что он – стар. Конечно, я его выделял. Вообще Владимира Владимировича я относил к редкому виду «специальных» артистов, видел его в кино, видел, как он играл Сиплого в «Оптимистической трагедии», – все, что угодно, но причем здесь Кречинский?

Кречинский – штука страшная. В нем за внешностью фрачного героя скрыта бездна цинизма. История этой роли знала одну практику: под маской барина скрывался авантюрист. Роль давалась трудно. Я думал о современном решении. Помог случай. Как-то я попал на судебный процесс над одним крупным мошенником. Меня поразила главная, как мне кажется, его черта. Азарт.

Леонид Хейфец:

Работать с Владимиром Владимировичем оказалось очень интересно и трений между нами практически не возникало, хотя я и опасался, что возраст его «помешает», и сознавал, что понимание материала, особенно поначалу, у нас не совпадает. Кенигсон тяготел к традиционному прочтению роли, видел в Кречинском этакого барина, разговаривающего особым бархатным тембром. Ссылался на Юрьева – Кречинского, беспрерывно вспоминал Таирова и Камерный театр, где он играл Незнамова.

Перед началом работы меня пригласил Борис Иванович Равенских и задал волновавший меня вопрос: «Как, Леня, тебе распределение ролей?» Ответил ему, что, если честно, то меня беспокоит Кречинский. Равенских изучающе посмотрел на меня и сказал фразу, оставшуюся в моей памяти на всю жизнь: «Леонид, запомни, если ты пройдешь Кенигсона, тебе в жизни ничего не будет страшно». Увидев мое недоумение, пояснил: «Кенигсон – единственный человек, который мог бы заговорить даже Троцкого».

Владимир Владимирович оказался поразительно чутким и восприимчивым актером и сразу очень хорошо ко мне отнесся, – я видел это и понимал, поскольку образовались колоссальные проблемы с Ильинским. Кенигсон в процессе репетиций мне доверялся, и работали мы неразрывно. Настолько неразрывно, что практически не прерывали общения, что не часто случалось в моей биографии.

Несмотря на то, что Ильинский играл Расплюева еще у Мейерхольда, возвращение к этой роли для него не оказалось механическим, что-то он переосмыслял, постигал заново, что-то вызывал к жизни первородное, будто никогда и нигде он к этой роли не прикасался. Работа так увлекла меня, что я (такое случалось со мной нечасто) утратил ощущение времени и ко дню сдачи спектакля оказался не готов. Очевидно, само толкование роли, как я ее себе представлял, требовало усилий, и немалых.

В момент, когда работа уже близилась к концу, я вдруг заметил, что расстояние между моим Кречинским и Расплюевым Игоря Владимировича не то, какое намечено в пьесе, и это деформировало образ моего героя. Нет, не то, чтобы Расплюев вырвался из-под власти Кречинского, но сама линия поведения персонажей оказалась искажена, сам тон был нарушен. Кречинский – человек умный, властный и в спектакле живет и действует по своей воле. Все это надо было обрести, отыскать интонации и дистанцию в отношениях Кречинского и Расплюева. Короче, Кречинский должен был вернуть себе власть, какой наделил его автор. Он это сделал: я содействовал ему.

Марлен Хуциев:

Мой друг режиссер Леонид Хейфец пригласил меня на генеральную репетицию в Малый театр «Свадьбы Кречинского», пьесы Сухово-Кобылина. 1971 год. В полупустом зале я один на один со сценой, с персонажами, с актерами. У Кенигсона характер не плоский – объемный. Негодяй, но живой человек, с романтической искренностью, обаянием, превращающими авантюриста в поэта азарта.

Наталья Кенигсон:

Ноябрь 1971 года запомнился на всю жизнь. В то время мы жили вместе, заботы о маленьком ребенке отнимали много времени и о том, что происходило у папы в театре, я думала меньше, чем всегда. Как-то в тиши полутемной квартиры раздался волевой голос: «Завтра прогон. Придешь». Спрашивать или отвечать было бессмысленно. Я поняла: дело плохо. Этот первый прогон произвел на меня грустное впечатление. Даже не могу объяснить – почему. До ночи мы разговаривали. Отец прислушивался – мы умели понимать друг друга. Он знал, что я не могу его обмануть и надо двигаться дальше. Что-то перевернулось в нем в тот вечер, и на следующем прогоне роль пошла как по маслу.

Федор Чеханков:

Помню его первый выход – в какой-то длинной шубе и белоснежной рубахе. Внимание к форме и к жесту у Кенигсона было гипертрофированным, и мне казалось, что и говорил он как-то особенно – речью не бытовой, а своеобразно красивой, без крика на сцене. Самые сильные эмоциональные моменты всегда рождались изнутри, все в нем кипело, но он никогда не переходил на пафос или повышенный тон, если тот не определялся внутренним темпераментом. Хейфец очень высоко ценил талант Кенигсона и ставил в ряд самых знаменитых артистов Малого театра.

Наталья Старосельская:

Леонид Хейфец прочитал «Свадьбу Кречинского» как трагедию человека сильного, талантливого, но свободного от морали. Все поглотила страсть игрока. «Надо понять, что такое игрок, – писал режиссер. – Иступленное желание победить, когда шансов почти нет, когда шанс – последний. Пьесу можно было бы назвать “Последний шанс”».

Савва Дангулов:

Мне был интересен Кречинский в исполнении Кенигсона потому, что перед нами предстал человек разумеющий, что он делает. Он без колебаний обращается к обману, но у него есть свое оправдание: на обман он отвечает обманом.

Авантюрист высокого полета. Отрицать это трудно. Театр пошел не по этому пути. Конечно, все что касалось денег в судьбе Кречинского, осталось. И все-таки главный акцент получился иным. Кречинский, натура, несомненно, незаурядная, не мог подчинить все свои устремления деньгам. Он из того рода людей, для кого деньги много значат, но кто не может руководствоваться в жизни только деньгами. Что же для него важнее денег? Сам процесс овладения деньгами. Процесс обретения денег так завладевает Кречинским, что деньги теряют для него самостоятельную ценность. В самом деле, если герой пьесы завладел деньгами и на этом все заканчивается, это не столько обогащает пьесу, сколько обедняет. Интересно, когда на деньгах все не заканчивается! Надо воздать должное режиссеру спектакля Леониду Хейфецу за его настойчивость реализовать подобное толкование пьесы Сухово-Кобылина.

Каким я увидел Кенигсона в роли Кречинского? Чтобы ответить на этот вопрос, есть смысл обратиться к авторской ремарке: «Михаил Васильевич Кречинский – видный мужчина, правильная и недюжинная физиономия, густые бакенбарды; усов не носит; лет под сорок». Шестидесятитрехлетний Кенигсон играл сорокалетнего Кречинского темпераментно, сообщив походке и жестам своего героя известную крылатость, и это завораживало. В этом не было произвола – все, что он нашел, оказалось необходимым, чтобы властвовала деспотия Кречинского, чтобы повелевали его ум и воля, и передавал актер суть образа через энергию движения.

Процесс обретения золотого тельца оказался ключом к постижению характера. Кенигсон обретает изящество, отличающее авантюриста высокого пошиба. Его пластика и манеры гипнотизируют окружение, помогает сочинять авантюру. Кенигсон будто хватает своего героя за руку и точно говорит зрителю: «Согласитесь – шельма!.. Ничего не скажешь – шельма!»

Кажется, на какую-то секунду человек, которого ты узрел на сцене, раскололся, и твое физическое зрение отметило и Кенигсона, и Кречинского. Больше того: взгляд Кенигсона, обращенный на Кречинского. Похоже, что через это нащупана и воплощена форма актерской самоиронии, позволившая взять роль крупно и по-новому.

Леонид Хейфец:

Когда мы показали спектакль, Владимир Владимирович выслушал огромное количество восторженных впечатлений, некоторые из них ему передал я. Например, от Бориса Исааковича Зингермана. «Леня, то, что у Вас Кречинского играет Кенигсон – это огромная удача, потому что в нашей стране нет более стильного артиста, артиста, ощущающего стиль произведения, и Кенигсон в этом смысле – настоящий европейский артист», – сказал мне один из самых почитаемых театроведов того времени.

Виктор Калиш:

Намерение Хейфеца переосмыслить поступки и характеры героев Сухово-Кобылина с позиций сегодняшнего дня сразу пробудило в Кенигсоне запасы неуемной творческой энергии. С первых бесед с постановщиком он отказался от взгляда на Кречинского «как на фата, жуира, мрачного героя-любовника, человека, покоряющего Муромских манерами, внешностью, аристократической респектабельностью», то есть от обтекаемых сценических характеристик. Режиссер предлагал вывести на первый план громадную «сосредоточенность и собранность человека, у которого одна цель – победить». Уже одним этим качеством Кречинский увлекал актера, всегда искавшего в подобных героях черты игрока, воителя, несущего в себе опасность смешения сжигающий страсти и авантюризма.

Поразительно не то, что он в «сгорал» и «выкладывался», а то, что его мощная актерская атака направлялась на создание человеческой опустошенности, трагической безидеальности существования. Душа Кречинского словно была выжжена дотла – и Кенигсон «сгорал», чтобы выжженность показать, чтобы душевной пепел героя растревожил, заставил содрогнуться тех, кто смотрит на него из зрительного зала.

В сценической истории роли Кречинского немало примеров, когда он представал натурой неуемной, испытывающим пламенную страсть к игре, к опасному изворотливому способу жизни, когда можно с азартным блеском в глазах броситься в приключение, будь оно любовной историей или денежной аферой – все одно. «Сорвалось!!!» – это случалось будто в полете, на высшей точке почти исполненного замысла, на гребне успеха. Такой Кречинский был фигурой восходящей – падало, уничтожалось, исчезало его окружение, трагедии обрушивались на его жертвы, но сам-то он казался неистребимым, точно дух и тело его продолжали принадлежать вечно приспосабливающиеся буржуазности.

Кенигсон в спектакле Хейфеца все воплощал не так.

Кречинский-Кенигсон то поддавался мощной интуиции, то весь оказывался во власти неумолимого расчета, то восхищался своей почти художественной ловкостью, то мрачнел, задыхался, терял смысл и цель затеи, осознавая игру ума бесплодной, страсть – бесчувственной, возможное обогащение – безрадостным. В Кенигсоне по какой-то особой внутренней логике (и природной, и развитой одновременно) раскрывалось стремление обнаружить трагизм не во внешних обстоятельствах, а в самой человеческой неуемности, не в механике игры и поражении героя, а в его собственной нецельности, в постоянной утрате себя. Кречинский уставал не оттого, что надо было преодолевать сопротивление и изощренно обходить опасность, – разрушалась, распадалась на куски его бешеная уверенность в себе, глаза пустели, тяжелел бег. Он проводил «акцию» в доме и в судьбе Муромских как тысяча первое свое приключение, может быть, ловил себя на повторах и «самоцитатах», мрачнел от сознания, что в молодости проворачивал дела с большей легкостью и надеждой, а теперь (артист не скрывал возраста, обнажал его тяжесть, усугублял опытность) приходили мысли о «последнем разе». Иногда казалось, что Кречинский и проиграл-то не по причине каких-либо исторических закономерностей, а от утраты вдохновения и пошатнувшейся веры в себя.

Леонид Хейфец:

Михаил Иванович Царев посмотрел премьеру на гастролях в Ереване, весь спектакль он как полубог, скрестив руки, просидел в ложе дирекции – в роскошном французском костюме, с очень красивым галстуком. Я поглядывал на него со стороны, знал, что он хочет, чтобы я еще поработал в Малом театре. Кто-то настойчиво посоветовал по окончании спектакля перехватить Царева, когда тот будет выходить из ложи: «Леонид Ефимович, Вы должны обязательно побеседовать с Михаилом Ивановичем». Я встретился с директором, он посмотрел на меня внимательно, я почувствовал легкий запах коньяка: «Блестяще». Потом помолчал и добавил: «А ведь у Всеволода Эмильевича второй акт не получился вовсе. Можно поздравить Вас и коллектив, там сложнейшая партитура…»

Дорогие друзья!

Рады сообщить вам, что мы возобновляем экскурсии по историческому зданию Малого театра России «Скорей в театр!.. Там – целый мир, мир полный и живой…» и по Мемориальной квартире А.И. Сумбатова-Южина «А.И. Сумбатов-Южин и театр его времени».

В связи со сложившейся ситуацией из-за пандемии коронавируса в сентябре и октябре 2020 г. мы вынуждены сократить количество экскурсантов в группах: до 15 человек по зданию театра и до 10 человек по Мемориальной квартире.

Но при этом мы вводим новый формат экскурсионных групп. Если Вы хотите посетить наши экскурсии только с детьми, родственниками, или друзьями, то Вы можете заказать семейную экскурсию: группа не более 6 человек по зданию театра (стоимость экскурсии 5000 руб.), группа не более 5 человек по Мемориальной квартире (стоимость экскурсии 1700 руб.).

Билеты на экскурсии можно приобрести в кассах театра (за полную стоимость и льготные билеты) или на сайте в разделе Билеты (только за полную стоимость).

Расписание экскурсий – в разделе Афиша.

Начало продаж и бронирования групп: 7 августа в 10:00.

Групповое экскурсионное обслуживание осуществляется по предварительной записи в соответствии с графиком экскурсий театра:

по телефону: +7 (495) 624-40-46 с 10:00 до 20:00.

По вопросам заказа экскурсий можно обращаться по электронной почте:

ekskursii_teatr@maly.ru

Заказ экскурсий по Мемориальной квартире А.И.Сумбатова-Южина:

телефон: 8-916-879-84-90

электронная почта: sumbatov.yuzhin@maly.ru

Дорогие друзья!
Предлагаем вашему вниманию видео репортаж со сбора труппы Малого театра, который состоялся 1 августа.

Дорогие друзья!

Детская студия Малого театра объявляет новый набор в старшую группу (10 – 14 лет).

Кроме того, объявляется дополнительный набор в младшую группу (4 - 6 лет).

Прослушивание состоится 29 августа с 11:00 до 18:00.

Записаться на прослушивание можно по телефону 8-985-104-71-17.

Ждем вас!

Дорогие зрители!

Мы все безумно скучаем по живому общению с вами и с большим нетерпением ждем открытия 265-го сезона 3 сентября.

Для нас важно, чтобы вы чувствовали себя в театре максимально безопасно, и просим вас с пониманием отнестись к тем временным ограничениям, которые введены во всех театрах, в том числе и в Малом.

Вот эти новые правила посещения:

- все входы оснащены бесконтактным термометром для измерения температуры и антибактериальными средствами для обработки рук;

- по требованию Роспотребнадзора в здании театра сохраняется масочно-перчаточный режим.

Мы надеемся на понимание с вашей стороны и уверены, что вместе мы потерпим эти ограничения, чтобы после необычно долгого перерыва насладиться спектаклем на сцене.

Дорогие друзья!
Предлагаем вашему вниманию фоторепортаж Дмитрия Бочарова с нашего сбора труппы.

[GALLERY:541]

1 августа на Исторической сцене Малого театра прошел традиционный сбор труппы. Художественный руководитель театр Юрий Соломин и директор Тамара Михайлова подвели итоги такого непростого 264-го театрального сезона и рассказали о планах на юбилейный – 265-й.

265-й сезон откроется в Малом театре 3 сентября, билеты уже поступили в продажу. Первой премьерой станет «Большая тройка (Ялта-45)» пьеса Лукаса Свенссона в постановке Андрея Житинкина.

В юбилейном сезоне театр ожидает много премьер. Некоторые были готовы еще в марте, но не показаны зрителю вообще или прошли всего один раз.
Так спектакль «Варвары» Владимира Бейлиса, вышедший конце февраля, был показан всего несколько раз, «Физиков» в постановке Алексея Дубровского сыграли один раз – 14 марта 2020 года , а спектакль «Рождество в доме Купьелло» итальянского режиссера Стефано Де Лука, который должен был выйти еще ко Дню театра, покажут 5 сентября 2020 года.

Юрий Соломин рассказал и о готовящихся постановках. Назвал имена молодых режиссеров, приступающих к работе – это Андрей Цисарук, Алексей Дубровский и Глеб Подгородинский.

Помимо показа репертуарных спектаклей в филиале Малого театра в Когалыме, в планах театра на осень есть и гастроли по России. Театр ждут в Туле, Смоленске, Владикавказе и Воронеже.

За время пандемии театр пропустил три внушительных юбилея: 7 апреля заслуженная артистка России Ольга Александровна Чуваева отпраздновала 90-летие. 26 апреля 85 лет исполнилось Галине Григорьевне Микшун , а 12 июля поздравления с 70-летием получал Петр Данилович Складчиков. Труппа приветствовала юбиляров заслуженными овациями.

Уважаемые зрители!

С радостью сообщаем вам, что наш театр возвращается к работе: 1 августа в зале на Основной сцене пройдет традиционный сбор труппы. Начало в 12:00.
Это будет первое в послекарантинное время собрание нашего коллектива. С начала августа в театре начнутся репетиции, а в сентябре мы планируем открыть новый 265-й сезон.

Аккредитация прессы: press@maly.ru

18 июня художественный руководитель Малого театра, режиссер, народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин отмечает 85-летие. Пять лет назад 80-летие любимого руководителя театр отмечал с размахом. Труппа, коллеги и друзья Соломина устроили для него большой праздник.

В этом году торжество вынужденно перенесено в режим онлайн. Малый театр подготовил новый документальный фильм, состоящий из четырех частей и раскрывающий грани феномена Юрия Соломина – актера, режиссера, педагога и руководителя – «Малый театр Юрия Соломина». Несмотря на то, что фильм к юбилею готовился в «полевых условиях» и актерам пришлось самостоятельно записывать свои воспоминания, ценность фильма – не в качестве отснятого материала, а в искренности слов, нежности признаний, глубине воспоминаний, а также кадрах хроники с участием юбиляра.

О любимом друге и учителе расскажут выпускники Юрия Соломина разных лет, его партнеры по сцене и молодые коллеги. В подготовке фильма принимали участие народные артисты России Василий Бочкарев, Людмила Полякова, Владимир Дубровский, Светлана Аманова, Людмила Титова, Елена Харитонова, Алена Охлупина, Владимир Носик, Александр Клюквин, Александр Ермаков, заслуженные артисты России Виктор Низовой, Глеб Подгородинский, Алексей Фаддеев, артисты Ольга Жевакина, Михаил Мартьянов, Карина Саханенко и Алена Колесникова, режиссер Стефано Де Лука.

Авторы идеи - Дарья Антонова, Татьяна Крупенникова

Режиссёр - Денис Бродский

Режиссёр монтажа - Евгений Павлов

Редакторы, подбор фотоматериала - Ирина Джения, Ольга Петренко, Максим Редин

В фильме использованы фотографии Александра Россоловского, Евгения Люлюкина, Николая Антипова, из личного архива Людмилы Нелиновой, из архива Малого театра.

Елена Николаевна Гоголева называла мастеров Малого театра «стаей славных». Обладательница изысканной внешности, богатого низкими, красивыми обертонами голоса, разностороннего дарования к этой когорте она тоже принадлежала по праву. Ведь появившаяся на свет в Москве 25 марта (7 апреля) 1900 года в семье провинциальной актрисы и армейского офицера, окончившая сначала Институт благородных девиц, а затем драматическое отделение столичной Филармонии Гоголева служила легендарным подмосткам три четверти века - с 1918-го вплоть до кончины 15 ноября 1993-го. Елену Николаевну приглашали и в МХТ, и в Камерный театр, но она с юности была очарована Малым, стремящимся «не копировать», а «укрупнять» действительность, «доводить ее до яркого, выразительного звучания, отбрасывая незначительное и второстепенное, передавая существенное и главное». Об этом Гоголева старалась не забывать на протяжении собственного, чрезвычайно плодотворного творческого пути.

О его различных периодах, о работе над ролями и поэтическими композициями, о психологических трудностях перехода от образов молодых героинь к образам возрастным, о коллегах не только по Малому театру, а по актерскому «цеху» в целом, о повлиявших на формирование и развитие ее индивидуальности режиссерах, обо всех, кто был ей дорог, Елена Николаевна рассказала в книге «На сцене и в жизни».
Из этих откровенных, лишенных самолюбования воспоминаний театралы узнали и о выпавших на долю Гоголевой испытаниях. В том числе: о личных драмах, о спровоцированном сильными нервными потрясениями, в критических обстоятельствах дававшем о себе знать туберкулезе легких, конечно, о войнах, Гражданской и особенно Великой Отечественной, которая оказалась связанной и с общими для всей страны бедами, и с трагическими перипетиями в судьбе ее сына, летчика Игоря Георгиевича Дудкевича. И не удивительно, что наиболее пронзительные страницы мемуаров Гоголевой посвящены как раз той грозной поре.
Поэтому именно их фрагменты показалось закономерным представить читателям «Страстного бульвара, 10» сейчас, когда мы отмечаем семьдесят пятую годовщину Победы. К тому же она почти совпала со 120-летием со дня рождения Елены Николаевны Гоголевой.

Предвоенный год. Начало войны
[...] Игорь полюбил свою профессию. Писал мне восторженные письма о полетах, прыжках с парашютом, о своих успехах. Он был выпущен лейтенантом и уехал на границу в 1940 году.
Естественно, я гордилась им. И когда он в отпуск приехал ко мне в новенькой лейтенантской форме, я не могла на него налюбоваться. Часто во время его отпуска мы бывали в театрах. Я была счастлива, когда мы прогуливались по фойе Вахтанговского театра и вызывали общее внимание. Если бы знать, что ждало нас обоих через год! Если бы знать, что пришлось пережить Игорю из-за посещения Вахтанговского театра! Это все было в страшном «впереди». А тогда, провожая Горика с Киевского вокзала к месту его назначения на границу, я не задумывалась ни о чем. Единственная моя просьба была - писать. Через некоторое время стали приходить письма, которые казались мне странными. В них были какие-то неясные намеки на оживление «соседей». Но я не придавала этому значения. Жизнь текла своим чередом. Шли премьеры «Уриэля Акосты» и «Варваров», шел мой любимый «Стакан воды», происходили мои концертные вечера. Я была здорова, готовила новую программу. Меня привлекала восточная поэзия, Омар Хайям, Шота Руставели.
Летом 1941 года Малый театр выехал на гастроли в Днепропетровск и Сталино (теперь Донецк). Я любила Днепропетровск. Мы бывали там на гастролях довольно часто и всегда выступали очень успешно. У меня был хороший репертуар - «Варвары» и «Стакан воды». Затем труппа разделилась на две группы. Я переехала в Сталино, где мне предстояло играть «Стакан воды». В этом городе я никогда раньше не была. Приехали мы совсем к ночи 21 июня. Утром 22-го я проснулась в чудесном настроении. Стоял яркий, солнечный день. Захотелось и мне к завтраку выйти нарядной. За столом все много шутили, весело смеялись; кто бывал здесь раньше, рассказывал о великолепном приеме зрителей. И вдруг - радио. Внезапное нападение Германии. Война. Тишина за столом. Первая мысль моя - Игорь! Граница! Он там. И хоть последние письма были уже без намеков, они прямо предупреждали о чем-то важном - не хотелось верить.
Вечером мы играли «Стакан воды». Обстановка была напряженная, но спектакль шел. Я держалась. В театре аншлаг. Мы играли в летнем театре городского цирка. Однако слухи о бомбежке Киева настораживали. Кто был свободен - не отрывался от черного репродуктора, а мы, играющие, все же невольно прислушивались и исподтишка посматривали на небо. Не помню точно, сколько мы сыграли спектаклей - кажется, с утренником три. На утреннем спектакле кому-то послышался бомбовый удар. Наташе Белевцевой стало плохо. Вечером спектакль отменили. Из Днепропетровска должно было прийти указание, что делать. Наконец, местные власти посоветовали складывать вещи и ждать транспорта на вокзал. А вокзал тогда в Сталино находился далеко от города, и надо было ехать трамваем минут сорок. Мы сидели на чемоданах около трамвайных путей. Некоторые старались шутить: вот, мол, последний акт из «Любови Яровой». Да, похоже. Но не было паники. Сидели молча, сосредоточенно глядя в ту сторону, откуда появится трамвай. Как мы в него садились, как ехали - не помню, не помню и погрузку в поезд, и дорогу до Москвы. Мысли мои занимал только Игорь. А вот приезд в Москву помню. Радостные крики встречающих родных, слезы, объятия и Семен Исаакович (Семен Исаакович Каминка, режиссер, муж Е.Н. Гоголевой - М.Ф.), размахивающий каким-то листком и кричащий: «Жив! Жив! Игорь жив!» Очевидно, мне стало плохо. Потом я почувствовала крепкие объятия Семена Борисовича Межинского и его почти суровый голос: «Спокойно! Спокойно!» Как-то взяла себя в руки, вышла из вагона.

Телеграмма от Игоря: «Жив, здоров, не волнуйся».
Спектакли в театре продолжались. Малый стоял на ремонте, играли в нынешнем Детском. И вечное ожидание вестей с фронта, от Игоря. Странно, но я за него почему-то была спокойна. Даже, когда долго не приходили письма, даже, когда получила извещение: «Пропал без вести». Я верила, знала, что увижу его, что он не погибнет. В театре, как я потом узнала, меня стали считать чуть-чуть тронутой, избегали при мне говорить о фронтах. Но это было уже потом. Предстояла еще эвакуация. А пока все лето и осень в Детском театре шли спектакли. Дежурили на крыше, тушили зажигалки, а в ожидании очереди на крышу собирались в администраторской. Кто-нибудь рассказывал маленькие новеллы или загадывал загадки. Первые бомбежки Москвы. Мы с Семеном Исааковичем сидели на балкончике. Вечер был чудесный, говорили об Игоре, о наступлении фашистов, и вдруг: «Граждане, воздушная тревога». Мы как-то не сразу поверили, что это не учебное предупреждение. Голос Левитана был суров и настойчив. И мы пошли в укрытие. Сильнейший взрыв потряс стены убежища, потух свет. Пятидесятикилограммовая бомба упала в соседнем дворе. Когда дали отбой, мы возвращались по двору, сплошь покрытому осколками - в домах все стекла были выбиты. После нескольких таких бомбежек мы переехали в театр. Иногда уходили в метро, но чаще оставались в театре. Несмотря на выбитые стекла, не было никаких грабежей. Москва деловито и сурово продолжала свои повседневные дела.
Пришел приказ эвакуировать некоторых актеров старшего поколения в Нальчик. Уехали Немирович-Данченко, Качалов, Рыжова, Массалитинова, Климов с Рейзен и кто-то из Большого. Яблочкина, Турчанинова и Яковлев ехать отказались. Спектакли не шли. Начались концерты для воинских частей на призывных пунктах, в госпиталях. Не только выступления у раненых, но и задушевные беседы с ними. Под диктовку мы писали письма их родным, на бомбежки почти уже не обращали внимания. А фашисты подходили к Москве.
Было приказано эвакуировать коллектив Малого театра в Челябинск и там продолжать работу. Я колебалась: уеду из Москвы - потеряю связь с Игорем, а от него уже давно нет писем. У меня и мысли не возникало, что Москву могут взять немцы. Этого просто не могло быть. Однако, когда нас сажали в поезд, немцы были уже в Можайске. Ехали в вагоне, тесно набитом людьми и вещами. По дороге часто и подолгу стояли, пережидая бомбежки. Проезжая разбомбленные деревушки, слушали тревожные вести о передвижении фашистов. И все-таки я не верила, что они будут в Москве.
В Челябинске в первое время расселились прямо в театре. Кто по уборным, кто просто в фойе. Сначала разместили старших товарищей. Наконец мы с Семеном Исааковичем получили хорошую комнату в семье председателя райисполкома Фоменко. Чудесные были люди. Сам он всегда приветливый и заботливый, симпатичная жена, двое ребят и бабушка. Как родного сына, провожала я нашего хозяина на фронт. В первых же боях он был убит. А от моего Игоря по-прежнему никаких вестей.
В театре шли спектакли, готовились премьеры, и везде и всюду мы устраивали концерты - и в воинских частях, и на заводах. Зима наступила суровая. Но мы часами простаивали у черной тарелочки громкоговорителя на площади, слушая голос Левитана. Москва жила, Москва не сдавалась, хотя враг был уже близко. Невозможно передать, что испытывали мы 6 ноября, слушая торжественное заседание, а потом и парад на Красной площади. Наш парад! Советских войск! И вот первые победные вести. Фашисты отброшены от Москвы. В театре ко Дню Советской Армии 23 февраля 1943 года собирается бригада на фронт. У меня одно желание, одна мысль - ехать! Может быть, я что-то узнаю об Игоре.
В состав вошли художественный руководитель Пров Садовский, Игорь Ильинский, я, Всеволод Аксенов, молодые артисты Спивак и Гапонцев, вокалистка Пироцкая, пара из челябинской оперетты - Юрьева с партнером, их баянист и бригадир С.И. Каминка. Садовский и Ильинский были с женами.
До Москвы добрались благополучно. Москва, хоть и поврежденная бомбежками, стояла непоколебимо. На месте были и театры. Вот только горе стряслось с Вахтанговским - в него попала бомба. Мы получили направление на Западный фронт. Нам дали белый автобус, маскировку под снег, и мы отправились по Минскому шоссе. Дома от Игоря не было ни строчки.
Первые наши выступления состоялись под Борисовым, недалеко от места гибели Зои Космодемьянской. Командир авиаполка Николай Осипович Малышев создал нам поистине царские условия. Настоящие койки, чистое белье, одеяла, избу натопили. Устроив нас, Малышев пошел в полк, а мы готовились к выступлению. Концерт должен был состояться сейчас же, здесь, в походной конюшне. Хорошо, она все же была с крышей. Поставили за сценой «печурку» для переодевания и... какая там сцена. Народ валил. Сзади напирали все новые и новые зрители. Сцены не было. Мы с Аксеновым, боясь наступить на лежащих, сидящих прямо у наших ног зрителей, играли «Укрощение строптивой». А на стенах конюшни, уцепившись за крюки, также висели зрители. Волновалась я ужасно. Читала «Полтавский бой», а потом «Старуху Изергиль» - о горящем сердце Данко. Хотелось отдать этим родным, замечательным людям все свое вдохновение, чтобы отблагодарить их, наполнить новыми силами и мужеством.
Трудно описать успех и восторженный прием, которые сопровождали наше выступление. Потом ужин в небольшой избе. И, конечно же, опять концерт, а, когда нашей опереточной паре нужно было место для танцев, мы сдвинули столы и создали нечто вроде эстрады. С полковником Малышевым дружеские и теплые отношения мы поддерживали до самой его смерти. Его дети, а потом и внуки были частыми гостями в Малом театре.
Следующий концерт мы давали для обслуживающего персонала санатория «Сосны», так хорошо знакомого мне по мирному времени.
В этой поездке я впервые увидела совсем иного Прова Садовского. Всегда немного насмешливый и равнодушный, он стал совершенно другим. Пров Михайлович услышал, что у одного из летчиков фашисты повесили всю семью. Узнал этот летчик о своем несчастье в день нашего приезда в часть. Конечно, на концерт он не пошел. И вот после концерта Пров Михайлович попросил к нему зайти. Тот пришел. Всю ночь Пров Михайлович не отпускал его от себя. Всю ночь старый актер говорил с молодым летчиком. Утром спокойный, уверенный в себе летчик вылетел на задание. Прощаясь, он обнял Прова Михайловича, сказал ему: «Спасибо, отец, я не забуду».
На этой базе мы пробыли несколько дней. Выезжали с концертами на близлежащие аэродромы. Сдружились с летчиками. Узнали и общую любимицу - летчицу Аннушку Чиженкову. Она не пришла на наш прощальный концерт. Мы боялись, что произошло неладное. Много лет спустя я выступала на концерте в той самой академии, где когда-то была спецшкола Игоря. Меня окликнула какая-то женщина: «Елена Николаевна. Я - Аннушка. Вы много обо мне писали и по телевизору рассказывали, спасибо вам, я жива». Теперь уже мы с Аннушкой не теряем друг друга. А недавно она с Михаилом Михайловичем Громовым вручила мне почетный знак ветеранов войны.
Да, фронтовые встречи! Помню, в одной части политрук попросил нас отметить лучших героев-летчиков. И мы решили посвящать каждое выступление тому или иному герою. Так в некоторых частях мы отмечали лучших.
Мы приближались к Москве. Навестили раненых в Барвихе. И опять вспомнились предвоенные годы. В Барвихе я присутствовала при перевязке бойца, раненого разрывной пулей. То количество метров тампона, которое врач извлек из раны, до сих пор у меня перед глазами. Видела я в Барвихе и братскую могилу. А от Игоря - ничего. Летчики, узнав, что мой сын на фронте, стали звать меня ласково «мамаша».
Через Москву нас перебросили на Юго-Западный фронт. Фашистов гнали из Калуги, и мы буквально наступали им на пятки. Под Сухиничами мы заблудились. Снежное поле, где-то что-то полыхает. Едем тихо. Если наши бригадиры кричали: «Воздух!», мы все высыпали из автобуса и старались зарыться в снег. Так и заехали чуть ли не на передовую к танкистам, замерзшие и, что греха таить, напуганные. Как радостно встретили нас танкисты! Обогрели, самовар достали, усадили пить чай. А вот концерт им слушать не пришлось. Они были уже на марше, торопясь вперед, бить фашистов.
Там, на фронте, увидела я людей высокого мужества, людей героических и необыкновенно скромных. Там я дала себе слово всю свою жизнь посвятить этим замечательным людям в военных шинелях. Потому, очевидно, и дорога мне так моя военно-шефская работа.
На обратном пути в Москве я узнала, что от Игоря по-прежнему нет писем. Уверенная, что он в партизанах, я по радио обратилась к нему с письмом. Я прочла о горящем сердце Данко. И он услышал меня, в госпитале, лежа, вернее, повиснув на ремнях, после страшной катастрофы. Он весь был поломан, обожжен и решил, что останется калекой и будет мне в тягость. Поэтому он не писал, молчал. А тут, услышав мой голос, не выдержал. Откликнулся, но ни словом не обмолвился о своих ранах. И лишь когда шесть раз обманув медкомиссию, он опять встал в строй, написал вскользь, что был в госпитале [...]

Сороковые годы
[...] Война и впечатления от фронтовой поездки многое заставили меня пересмотреть и в себе самой, и в моих товарищах. Как мне хотелось тогда сыграть положительную советскую героиню, как глубоко чувствовала я современность! Но если мне и выпадали роли в советском репертуаре, все это были шпионки или «роковые женщины». Я опять сидела без работы, играла старые роли, непрерывно думая о них и находя все новые и новые черточки [...] Как-то случилось, что заболела исполнительница роли Ольги в «Нашествии» - Ксюша Тарасова. «Вспомнили», что эта роль была дана мне. Опять пришлось выручать и без репетиций входить в постановку. Когда после спектакля товарищи окружили меня и стали поздравлять, Коля Соловьев обнял меня и закричал: «Говорили - нет у нас социальной героини, да вот же она! Вот!» Да, кажется, я сыграла правильно, во всяком случае мне было почему-то легко. А тут еще пришла открытка от летчика, с которым на пикировщике летал Горик. Летчик сообщил, что их самолет горел, и он приказал Игорю прыгать и что Игорь, прыгая, был жив. Произошло это в районе Харькова. Сам летчик дотянул до своих, но долго добирался до части. Значит, жив! Это главное! Жив мой Игорь! Шел 1943 год.
И опять молчание. [...] Все свободное от театра время я стала отдавать общественной работе. Меня опять избрали председателем месткома (в 1934-1936 гг. актриса уже занимала эту должность - М.Ф.) и, если мне нельзя было ехать на фронт (по причине обострения болезни - М.Ф.), то уж работать в месткоме и по военно-шефской линии в Москве - мой прямой долг. Почти все дни я проводила в административном крыле, встречалась со всеми бригадами, отправлявшимися на фронт, и всех просила дать знать, если услышат что-нибудь об Игоре. В 1944 году мне позвонил незнакомый голос и пригласил зайти по такому-то адресу в один из переулков на Якиманке. Мне сообщат кое-что об Игоре. Не помня себя, я бросилась по указанному адресу. Оказалось, что мальчик из этой семьи был в плену вместе с Игорем в 1943 году. Игоря сначала держали в «цивильном» отделении, но потом один подлец его опознал, сказал немцам, что это военный летчик, сын артистки Гоголевой, что его видели со мной в Вахтанговском театре. Игоря сейчас же перевели в военный концлагерь и, кажется, отправили из Краматорска в Лодзь.
Это была все же весточка. Значит, в 1943 году Игорь был жив. Жив... Шел уже 1944 год. Что же произошло за этот год? Жив ли сейчас? С мыслью об этом я и жила. Ждала и верила, что будет жив, что увижу его. Верила!
В конце 1944 года опять неожиданная весточка. Звонок. Открываю дверь. Стоит молодой парень. «Вы Елена Николаевна Гоголева?» - «Я». - «Я хочу кое-что сообщить о Вашем сыне». Затаскиваю его в квартиру. Симпатичное, грустное лицо и весь такой застенчивый, смущенный. Говорит, что видел Игоря в начале 1944 года, январе-феврале. Концлагерь где-то около Магдебурга, точно не знает. В лагере прошел слух, что привезли какого-то летчика, сразу в карцер. Потом летчика отправили в другой лагерь - куда, конечно, неизвестно. Говорили, что этот летчик несколько раз бежал, его ловили. Смелый, и потому с ним обращаются особо строго. Но не расстрел. Видел его мельком, когда выводили из карцера. Вот и все. Значит, в начале 1944 года был жив. А теперь война шла к концу. И во мне крепла вера, что Игорь вот-вот вернется.
Незабываемы дни Победы. Помню в Большом зале консерватории был концерт в помощь пострадавшим от войны семьям. После концерта за скромным чаем сидели в аванложе дирекции. И вдруг приносят известие: «Берлин взят!» Ждали этого, были готовы, а все-таки не верилось в такое счастье. Концерт был днем, а вечером в антракте вышел перед занавесом к публике кто-то из актеров и объявил: «Товарищи, Берлин взят нашими войсками!!!»
Что было в Москве 9 мая - описать невозможно. В театре шел спектакль «Иван Грозный». Машина не могла протиснуться сквозь толпы ликующих, плачущих, обнимающихся людей. Кого-то качали, в воздух взлетали военные. Непрерывный салют на Красной площади. Я все это видела, чувствовала, а в горле комок - от Игоря ни звука.
В театре, как и повсюду, было ликование. Шли бурные митинги, потом импровизированный не то пляс, не то бешеная кадриль. Я не смогла прийти в театр. Боялась, что расплачусь, внесу горькую ноту в общий праздник.
И вот в июле 1945 - письмо. Наша Тося, чудесная домоправительница, действительно верный друг, вдруг кричит: «Елена Николаевна, письмо от Игоря!» Надо сказать, что все письма просматривала Тося, она даже скрыла от меня похоронку на Игоря, я не знала о ней, пока не получила второе извещение: «Пропал без вести». Так вот и сейчас - письмо от Игоря, ее радостный крик, а я, которая все время верила и ждала хотя бы весточки от него или о нем, я не поверила. Держала письмо, видела почерк Игоря, обратный адрес с его фамилией, а не верила. «Да распечатайте же, прочитайте», - кричала Тося. А я окаменела, в буквальном смысле этого слова. Как, через кого ему удалось дать о себе знать - не понимаю. Но это было его письмо, он писал уже после Победы.
Значит, живой! Дальнейшее происходило как во сне. Через два месяца Игорь был со мной, дома. Вся его жизнь за годы плена - это отдельная, почти фантастическая книга. И как он уцелел, при его характере, при его побегах, при его дерзости, - это чудо! Без всяких с моей стороны просьб и нажимов ему сразу выдали московский паспорт, все проверки он прошел еще до возвращения. Но вернуться в армию он уже не смог и мучительно переживал отрыв от военной авиации. Служить в гражданской авиации Игорь не хотел, а поскольку у него был абсолютный слух, отец (Г.Н. Дудкевич, композитор - М.Ф.) устроил его тонмейстером-режиссером в Дом звукозаписи, где он сам тогда работал.
Так прошел знаменательный 1945 год. [...]

Фолкинштейн Майя, "Страстной бульвар, 10", выпуск №9-229/2020

***

ЮРИЙ СОЛОМИН ОТМЕЧАЕТ ЮБИЛЕЙ

ПЕРСОНА 18 ИЮНЯ 2020 13:52 ТАТЬЯНА ПЕТРЕНКО | ФОТО: АНАТОЛИЙ МОРКОВКИН

Юрий Мефодьевич Соломин – человек завидного постоянства. Окончив Театральное училище им. Щепкина, он вернулся в альма-матер преподавать. Придя в Малый театр, служит в нём до сих пор. В 1988 году коллектив выбрал его художественным руководителем, и он остаётся им по сей день, следуя традициям «Второго университета», как со времен Островского называли Малый театр.

Талантливый, яркий, многогранный актёр, в чьей биографии – незабываемые театральные работы: Хлестаков, царь Фёдор Иоаннович, Сирано, Войницкий, Тригорин, Фамусов. Зрители знают его Телегина из «Хождение по мукам», Генриха Айзенштайна из «Летучей мыши», полковника Славина из «ТАСС уполномочен заявить», и конечно, же мужественного разведчика Кольцова из фильма «Адъютант его превосходительства», который сделал неповторимого актёра Юрия Соломина необычайно популярным. «Театрал» присоединяется к поздравлениям актёров.

Анна Терехова, актриса

– Мы снимались с Юрием Мефодьевичем Соломиным в фильме «Чайка». Режиссёром была моя мама, Маргарита Терехова. В молодости Соломин играл Треплева, потом Тригорина, а она предложила ему роль Сорина. Он как нельзя лучше вписался в мамину мечту. На площадке был спокоен, немногословен. Они много разговаривали с мамой, ведь снимались вместе в двух картинах: «Моя жизнь» и «Четвёртый».

Съёмки первой части были на Плещеевом озере в Переславль-Залесском, а второй – в усадьбе Чехова в Мелехово. Путь из Москвы не близкий, но Юрий Мефодьевич приезжал, хотя как у художественного руководителя Малого театра у него была масса дел, а он ещё и преподавал.

Одно удовольствие было наблюдать как он репетирует, как играет, как бережно относится к Чехову. Это дорогого стоит. Когда рядом артист такой величины, хочется тянуться и тянуться до его уровня.

Удивительно сыграна им сцена, когда он просит у сестры за Треплева. Просто до слёз. В ней было всё, что Чехов вложил в свою комедию. Я обожаю, когда артист играет глазами, и в этом Юрий Мефодьевич – непревзойдённый мастер.

Тринадцать лет спустя был показ «Чайки» в Доме кино. Я пригласила актёров. К моей радости, все согласились. Юрий Мефодьевич, отложив дела, перенеся встречи, приехал и сказал с присущем ему юмором и добротой тёплые слова о маме, о картине. Сказал, что этот фильм надо показывать детям, что студенты должны учится на таком материале.

Я желаю ему здоровья и новых работ. Пусть это будет кино, театр или он выступит как режиссёр. У него всё отлично получается.

Сергей Урсуляк, режиссёр

– Юрий Мефодьевич Соломин – один из самых любимых артистов моего детства. Когда вышел фильм «Адъютант его превосходительства, для меня не было артиста лучше. Чуть позже я увидел его в спектакле «Ревизор» в Малом театре. Он был совершенно блистательным Хлестаковым – артист такого разнообразия, такого диапазона, таких возможностей – понял я, будучи ребёнком. Не в таких терминах я это для себя определял, но масштаб Соломина был даже для меня очевиден.

Потом я увидел замечательную картину Марка Захарова «Обыкновенное чудо. Там были хорошие актёрские работы, но по-настоящему шварцовский персонаж в этом фильме для меня – Юрий Мефодьевич. Авторская природа юмора, обаяния, доброты, второго плана переданы им стилистически точно. Он великий актёр.

Когда стал вопрос, кто бы мог сыграть отца главного героя в моём фильме «Исаев», я подумал, что возможность поработать с актёром такой величины, пусть даже на небольшом объёме, было бы для меня счастьем. И я предложил Юрию Мефодьевичу. Он согласился. И несмотря на то, что он артист старой школы, да ещё к тому же руководитель театра, ни разу не показал свою значимость, своё отличие от других артистов. Стопроцентная готовность, идеальное знание текста, поставленной задачи, увлечённость своим делом.

Соломин не работает в театре – он служит театру.

В любую свободную минуту он говорил не о роли, а о своих студентах, о том, как они грандиозно играют. Эта желание заинтересовать ими, выстроить их судьбу, забота о них вызывала у меня восхищение.

Поскольку я прекрасно понимаю разницу между Соломиным и собой, то передаю через артистов Малого театра ему поклоны и с большой радостью принимаю приветы от него и, если сейчас у меня есть возможность через вас признаться, что Юрий Мефодьевич – огромная часть моей жизни, я хочу это сказать.

Я счастлив что у меня в жизни была встреча с таким артистом и человеком.

Ирина Линдт, актриса

– С Юрием Мефодьевичем мы снимались в фильме «Точка кипения», но мне запомнились пробы, вернее съемка пилотных сцен для показа продюсерам. Это любовная история из девятнадцатого века. Пожилой господин влюбляется в девушку, и она отвечает ему взаимностью.

Соломин принадлежит к людям другой эпохи, к артистам, про которых говорят, что они не играют, а существуют в кадре. Он был мягкий, открытый, от него исходило такое движение навстречу, что ты невольно сам раскрывался. Он владеет таким уровнем мастерства, что в работе с ним ты ощущаешь настоящий актёрский кайф. Когда всё по-настоящему, ты понимаешь, что и играть ничего не надо и придумывать ничего не стоит.

Юрий Мефодьевич – один из немногих актёров, которые могут всё выразить глазами. Ты смотришь в эти глаза, а в них такая правда, такая глубина, что всё понятно без слов.

Он замечательный партнёр – внимательный, понимающий. Он изумительный человек – обаятельный, интеллигентный.

Жаль, конечно, что эта работа так и не состоялась, но я бы очень хотела встретиться с ним в другой работе.

https://teatral-online.ru/news/27330/

***

Юбилей его превосходительства: Юрию Соломин играет без маски
"Всегда нравилось его хулиганство"
Помните тему школьного сочинения: «Положительный герой в русской литературе»? В этом смысле Юрий Соломин именно такой и есть. Не в литературе, конечно: он сам пишет свою судьбу.
Положительный герой — казалось бы, это так скучно. Такой правильный, такой хороший, без острых углов, без заусениц. Настоящему артисту никогда не были интересны такие роли. Вот сыграть что-нибудь эдакое, порочное, нетравиальное, оправдать негодника, перевоплотиться в него — тут непаханое поле для эксперимента, твори сколько душе угодно. Но самое удивительное, а главное — редкое, что Соломин чрезвычайно органичен в этой своей правильности, непорочности, неподкупности; кажется, он вообще не врет. Маска приросла?
Вот именно, что не маска. Счастливое совпадение актерского и человеческого — это и есть Соломин. Такое постоянство: одна жена, один театр — Малый, классический (стаж — 63 года!). В позднесоветской жизни он успел побывать министром культуры (правда, заглянул во власть всего на несколько месяцев), а ныне, конечно же, доверенное лицо президента, конечно же, подписался за Крым. Только это его никак не компрометирует, не портит — вот он такой и есть. Здесь Соломин не играет.
Но любим мы его не за это. «Павел Андреевич, вы шпион?» — «Видишь ли, Юра…» — и до сих пор мне мерещатся озорные огоньки в грустных глазах адъютанта его превосходительства. Он тогда стал вторым Штирлицем — вернее, первым: «Адъютант» вышел за четыре года до «Семнадцати мгновений…» Потом будут, само собой, и чекисты, и кагэбэшники, и «ТАСС уполномочен заявить», но Павел Андреевич Кольцов, свой среди чужих, красный на белом фоне (тогда вся страна у нас была красная), — это наш народный герой.
Мне же всегда нравилось соломинское «хулиганство», когда он выходил за рамки своего привычного образа. Недавно пересмотрел «Летучую мышь» — ах, какой он там игривый, легкий, фонтанирующий! Это братский фильм — они с Виталием Соломиным, младшим его прекрасным братом, просто великолепны.
А «Обыкновенное чудо»! Казалось бы, совсем не захаровский актер, но как он прижимается к Екатерине Васильевой, щечка к щечке, как ухаживает за ней! Шалунишка.
Уже много лет Соломин — во главе Малого театра. И это тоже для него очень органично: ну должно же что-нибудь в стране быть незыблемым, глубинным и, да, скрепоносным в лучшем смысле этого уже затертого и высмеянного слова. Малый ему к лицу, и он к лицу Малому. Все совпало.
На днях Юрию Соломину было присвоено и вручено президентом звание Героя Труда. И тут все правильно, награда нашла героя. Восстановленный советский символ вручен настоящему советскому человеку, красному разведчику, адъютанту его превосходительства. И это справедливо!

Александр Мельман, "Московский комсомолец"

https://www.mk.ru/culture/2020/06/17/yubiley-ego-p...

***

Юрий Соломин: с духовной пищей туго в кинематографе. То же самое с музыкой

Еженедельник "Аргументы и Факты" № 25.

18 июня народный артист СССР, художест­венный руководитель Государственного академического Малого театра, лауреат Госпремии РФ, полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» Юрий Соломин отмечает 85-летие. Все карантинные недели Юрий Мефодьевич строго выдерживал режим самоизоляции, сведя общение с внешним миром к минимуму. Исключение он сделал лишь 12 июня – в День России на По­клонной горе Соломину вручили звезду Героя Труда. Поэтому сегодня мы собрали самые яркие фрагменты из интервью разных лет, которые легендарный актёр и режиссёр давал «АиФ».

Об «элите»

– Я ненавижу слово «элитный». Те люди, которые сегодня считают себя элитой, учились в Советском Союзе, где элитных школ не было. Они выучились за госсчёт, заняли своё место в жизни! А потом: не было ни копейки – и вдруг алтын. Был обычным человеком, а стал миллионером в одночасье. Как такое возможно? И сразу человек меняется, становится «элитой». И дети его учатся в «элитных» школах. Почему сегодня в нашей стране одним достаётся всё, а другим ничего? Кто-то особняки себе в Лондоне прикупает, а другие копейки считают. Мне больно на бабушек смотреть, которые милостыню просят. Это оскорбительно: человек всю жизнь проработал, а пенсия у него такая, что её хватает только на хлеб и лекар­ства. Именно восстановлением социальной справедливости должно заниматься руковод­ст­во страны, чтобы у народа была гордость за Россию.

Что бы я сделал, чтобы изменить ситуацию? Я бы кое-кого урезонил. Нет, не тюрьмой, а скорее экономически, нравст­венно. Не хочешь в России жить – уезжай. Но сначала верни то, что тут взял.

О войне

– Меня волнует, что некоторые страны доходят до абсурда, говоря об итогах Второй мировой войны. Перевирается буквально всё. Уже Россия стала агрессором, а не фашистская Германия. Неужели непонятно, что они несут ахинею?

Я всегда хорошо относился – и сейчас так отношусь – к полякам. Простые люди не виноваты в том, что делают политики. И культура у них всегда была на уровне – польские театр и кинематограф, бывало, занимали одно из ведущих мест в Европе. Но то, что теперь говорят их руководители о Второй мировой, – это уму непостижимо. Во время войны там, в Польше, погибло столько людей: русских, украинцев, белорусов, киргизов, казахов, таджиков. Тысячи могил! Но тех, кто сносит могилы солдат, Бог накажет. Он есть.

То же самое могу сказать и о наших отношениях с Болгарией, Чехией. Как они относятся к нашим памятникам! Мне больно. Я же всё-таки не вчера родился. Я помню, какой вклад внесла наша страна в победу над фашизмом.

О провинции

– Я люблю провинцию – сам оттуда. В Москве я учился в институте, а до этого вся жизнь была в Забайкалье. Там меня всему и научили – как жить, как уважать, как презирать кого-то, как ненавидеть даже.

Слово это – «провинция» – употребляю с любовью и болью за тех людей, которые живут там. И если могу чем-то отдать дань моей родине – это привезти туда настоящий театр, наших актёров. В Читу мы возили премьерные спектакли. Если бы вы видели, как там реагируют зрители!

О классике

– Что значит «современное решение классики», кто-нибудь может мне ответить?! А что такое «по-новому сыграть любовь», кто-то знает?! Нет. Потому что это невозможно. В классике есть всё, что присутствует и сегодня в человеке: доверие и недоверие, любовь, предательство, скандалы, инт­риги. Вот взять Островского. Любое название – это тема! «Волки и овцы» о чём? О людях, естественно! Есть в любом обществе волки и есть овцы.

Классика – она о людях, и неважно, в каком веке живут. Важно, что ими движет. И боли у всех одинаковые. И никуда ты от этого не денешься! Вспомните Шекспира. «Быть или не быть, вот в чём вопрос». Вот вам и всё «современное решение»! Разве создано в драматургии что-то лучше классики? Ну напишите хорошую современную пьесу, будем играть. Но ведь пока что это всё поддавки!

О душе

– Я думаю, что человек – это самое сложное существо в нашем мире. Потому что он обладает душой. Душу можно воспитывать, как и вкус. Причём воспитывать её надо со школьной скамьи. Душа у человека реагирует в любом возрасте, но реагирует только на настоящее. Великая актриса Вера Николаевна Пашенная, у которой я учился в Щепкинском театральном училище, говорила: «Уходя со сцены, оставляйте кусочек своего сердца». И я всегда повторяю её слова своим студентам, это как «Отче наш» для меня. Только тогда ты сможешь затронуть душу человека в зале.

О современном кино

– Я очень люблю старые советские киноленты. А вот новые практически не смотрю. Или же включаю телевизор, когда знаю, что там играют мои ученики.

Что такое детектив? Очень интересное, серьёзное произведение – а не просто ударил, побежал, стрельнул, догнали… Так много бессмысленной стрельбы, убийств в современном кино, постоянные драки, кровь. Мне и правда это неинтересно. Но молодёжь смотрит всё это и копирует. Вот у этих героев теперь учатся дети?! К тому же сейчас актёры гораздо слабее тех, с кем снимался я. Сравниваю старые фильмы и новые – небо и земля.

В современном кино, к сожалению, всё решают продюсеры. С духовной пищей туго сейчас в кинематографе. То же самое и с музыкой. Я уже стал думать, что потерял слух, – не могу запомнить современные песни! А тут как-то послушал песни давние. «Как у Волги у реки, у реки», «Три танкиста, три весёлых друга». Сразу всё вспомнил. Когда пересматривал фильм «Небесный тихоход», сидел и вместе с героями пел: «Ну а девушки, а девушки потом». Петь я с детства люблю – у нас хор был в мужской школе, физик играл на аккордеоне. Мы всегда получали первый приз. Но современные песни разве напоёшь? В них ни мелодии, ни смысла.

А мультфильмы сегодняшние? Иногда по телевизору вижу мультики и не могу своим правнукам объяснить, что это за звери в них такие. Уроды какие-то! Я не против нового, но я – за старое. Помню диснеевского «Бэмби». Этот мультик учил прекрасному. А чему учит современная мультипликация, наводнённая монстрами, даже боюсь предположить.

О собаках

– Я к братьям нашим меньшим с большой нежностью отношусь. У меня три собаки есть и четыре кошки. У своих собак многому учусь. Кстати, я знаю, каково сниматься вместе с псом в кино. Мой Маклай играл пса Пифагора в «Московской саге».

И у моих правнуков уже есть три собаки и одна кошка – это передаётся. (Смеётся.) Очень хорошо, когда у ребёнка есть о ком заботиться. «Ты же хотел щенка? Иди погуляй с ним!» Так в человечке воспитывается чувство ответст­венности. Знаете, очень многое можно сказать о человеке по тому, как он смотрит на бездомных собак и как с ними обращается. Если жестоко, я бы не стал дружить с таким человеком – он никого не пожалеет.

О себе

– Возраст? Силы уходят. Но набираюсь их опять со временем, заряжаюсь, когда вижу хорошее исполнение: будь то музыка, спектакль, балет, футбол или гимнастика. Или, например, ребятишки маленькие в разных телепрограммах – как они отвечают на вопросы, иногда от смеха умереть можно! И такие вытворяют акробатические трюки, что думаешь: господи, какой молодец. Ещё я очень люблю фильмы о животных, слава богу, их много показывают – и наших, и зарубежных.

И конечно, главное в моей жизни – Малый театр. Я счаст­ливый человек. У меня есть Театр-дом.

https://aif.ru/culture/person/yuriy_solomin_s_duho...