АНАТОЛИЙ ТОРОПОВ
Очерк Светланы Овчинниковой из серии книг
«Библиотека Малого театра». – М., 2003.
Если бы народный артист России Анатолий Михайлович Торопов родился 14 июня 1968 года — быть бы ему Максимом Галкиным. Так лихо, точно, авантажно пародирует он всех и вся — с пленки, на которой записаны наши беседы, звучат голоса то Царева, то Бабочкина, то Ильинского, то Гоголевой, то Никиты Подгорного, то Веры Николаевны Пашенной, то Весника, то Велихова... Он и рассказывает не столько о себе, сколько о них. Что, по-моему, интеллигентно, интересно и достойно.
Но Торопов родился 14 июня 1928 года. Ему скоро семьдесят пять. Не возраст для актера, тем более для актера Малого театра. Тем паче — такого азартного, шумного, «заводного».
Торопов — человек-театр.
И некоторые мини-спектакли этого театра я постараюсь представить в этой книжке. Мне было интересно его слушать. Надеюсь, зрителю будет интересно читать...
Глава 1. НЕМНОГО ЮНОСТИ
Актерство сидело в нем с детства. Во всяком случае, сам он помнит, что со второго класса играл постоянно. В самодеятельности, в ансамбле песни и пляски, где и пел, и плясал. Хотя в семье актеров никогда не было.
Родился он на Северном Кавказе, в Пятигорске.
- У меня дед — азербайджанец. Бабушка — черниговская хохлушка с русской фамилией Жеребятьева. А мама — русская.
Такое смешение кровей должно было дать нечто необыкновенное. Вот и родился — артист.
- Я любил мистификации, любил представлять. И в училище, как только поступил, стал заниматься имитацией, копировал педагогов.
Тут надо заметить, что поступил Толя Торопов в театральное училище имени М.С.Щепкина при Академическом Малом театре Союза ССР.
- Когда учился на втором курсе, Евгении Симонов с Владимиром Шлезингером организовали капустник в Доме актера ВТО, при знаменитом директоре Дома — Александре Моисеевиче Эскине. Тема — «встреча руководителей театров с народом». Юра Яковлев изображал Рубена Николаевича Симонова, Евгений Рубенович — Ивана Семеновича Козловского, а меня позвали изображать Михаила Ивановича Царева. Были написаны два куплета, из коих один помню и сейчас — это с пятидесятого года!
Мой темперамент не угас,
Друзья, не молод разве я ?
Во МХАТе, ГАБТе и у нас
Творятся безобразия.
Днем капустник посмотрел Эскин — и запретил. Такое было время...
А Николай Александрович Анненков, которого я обожал изображать, гонялся за мной и кричал: «Убью негодяя!» В училище тогда было два самых худых студента — Паша Луспекаев и Толя Торопов. Во-первых, нищета. Сейчас на стипендию умрешь, но тогда мы жили. А когда я стал участвовать в массовках Малого театра, то сшил первый костюм. Двубортный, шевиотовый! В Москву-то я приехал в лыжных штанах, гимнастерке, берете и солдатских сапогах... Ничего не было. Но мы обедали в «Метрополе» — за рубль: внизу, где была прачечная и ела обслуга. Это было счастливое время! Моему поколению, конечно, повезло. Первым нашим педагогом был Вениамин Иванович Цыганков, и был он педагогом милостью Божьей. Затем Григорий Николаевич Дмитриев, Александр Павлович Грузинский и — Николай Александрович Анненков. Он пришел преподавать в 46-м году на курс к Зубову, где Паша Луспекаев учился. От таких педагогов мы выходили, ремеслу наученными крепко.
Глава 2. ИЛЬИНСКИЙ
Однажды Анатолий Михайлович пришел домой после утреннего спектакля. Давали «Лес» Островского в постановке Игоря Владимировича Ильинского, где Торопов играл Карпа. Играет, кстати, и поныне. Но уже в постановке Юрия Мефодьевича Соломина.
Вдруг раздался звонок. Он снял трубку и услышал:
- Анатолий Михайлович?
- Игорь Владимирович? Я весь внимание.
- Анатолий Михайлович, я был сейчас на спектакле «Лес», и меня многие огорчили.
- Ой, Господи!
- Но вы в тоне Островского. Вы меня порадовали. Все звучит по существу. Вы молодец.
- Игорь Владимирович, нет слов. Спасибо, спасибо! Для меня это большой подарок.
А у Торопова было несколько ролей, которые ему очень хотелось сыграть. Как у каждого актера. Это Мурзавецкий в «Волках и овцах». Которого он сыграл дважды: в 34 и... 68 лет. Но об этом позже. Шмага в «Без вины виноватых» — тоже Островского. Которого Торопов тоже сыграл. Пусть всего несколько раз... Есть мечты, которые осуществляются. А есть — у любого актера — мартиролог ролей:
- Мне очень хотелось сыграть Расплюева, и когда было распределение ролей в «Свадьбе Кречинского», то я подошел к Михаилу Ивановичу Цареву и попросил эту роль.
- Так ведь репетирует Ильинский...
- Я знаю. Но во втором составе...
- Весник во втором...
- Ну тогда в третьем...
- Ну, третьего состава не бывает...
Ему очень хотелось сыграть эту роль. Не случилось. Актерская судьба зависит от многих обстоятельств. В том числе от Его Величества Случая. Который помог Торопову в «Лесе». Вернемся к телефонному разговору с Ильинским:
- Игорь Владимирович, мне очень хотелось бы сыграть Аркаш-ку. Вы не играете сейчас, Валера Носик играет один. Мне не нужен никакой приказ, утверждение — только Ваше «добро» на самостоятельную мою работу. Мало ли, может быть какой-то случай... Какие-то обстоятельства...
Пауза. Довольно долгая. А потом:
- Работайте... Работайте...
Это уже было счастье. А потом еще и — случай: Аркашку он сыграл. Вот как распорядилась судьба. А она, мне кажется, к Торопову благоволит.
Прошла неделя. И раздался звонок из репертуарной конторы:
- Анатолий Михайлович, вы что-то говорили насчет Аркашки.
Валера Носик заболел. Он был с концертами в Смоленске, шел на вокзал, поскользнулся и сломал ногу. Вы не можете сыграть?
- Когда?
- Послезавтра.
- Нет, еще не могу. А когда следующий спектакль?
- Двадцать четвертого февраля.
- Вот двадцать четвертого февраля я и буду играть.
Он хранит в гримировальном столике листок календаря от 24.02. 1985 года с надписью: «Сегодня сыграл Счастливцева. Счастлив».
Сейчас он играет в «Лесе» три роли: Карпа, Милонова, Бодаева. И до сих пор помнит наизусть всю роль Аркашки Счастливцева... Эта пьеса вообще мистическая в его судьбе. И самая любимая фраза — из ста одиннадцати (!) сыгранных на сцене Малого театра ролей — из роли Карпа в «Лесе». Когда юный и наглый новый владелец усадьбы «Пеньки» Алексис Буланов выходит хозяином и говорит старому слуге:
«... исполнять мои приказания хорошенько. Я беспорядков в доме не потерплю. Я вам не Раиса Павловна; у меня все по струне будете ходить, а то и марш со двора. У меня всякая вина виновата».
«Что ж делать, сударь, будем исполнять. Мы и не то видали. Поживешь на свете-то, так всего насмотришься. Такие ли еще чудеса бывают».
«Да и не разговаривать. Я этого не люблю».
«Можно и не разговаривать, оно еще и лучше...»
Анатолий Михайлович заливается счастливым смехом, повторяя: «Можно и не разговаривать, оно еще и лучше...» Гений Островский. Артист, кажется, готов читать Островского наизусть. Часами. Но я возвращаю его к рассказу об Ильинском.
Был в творческой жизни Торопова период, когда он не играл в театре ничего. Так, доигрывал давно отрепетированные роли в старых спектаклях. В Малом такое случается: труппа сто двадцать человек, потеряться в ней ничего не стоит... Но...
- У меня последние три года его жизни были с Игорем Владимировичем Ильинским очень сердечные отношения. Он, уже слепой, даже надписал мне фотокарточку. А как-то вечером раздался звонок:
- Анатолий Михайлович?
- Да, Игорь Владимирович.
- Меня Мартенc снял с роли Фирса (а Мартенc был ассистентом Ильинского. — CO.). Татьяна Александровна уехала на спектакль. Вы не можете ко мне приехать?
- Игорь Владимирович, дорогой, одеваюсь и через полчаса я у вас.
Таких вечеров в судьбе Торопова было несколько. И именно Ильинский как-то ему сказал:
- Ну, не дают ролей, и что? У нас есть Чехов, у нас есть Гоголь, у нас есть поэзия — и мышцу актерскую мы можем держать в полном порядке.
С тех пор Торопов сделал несколько концертных программ. Одну из них — из пятнадцати рассказов Чехова — с огромным успехом исполнял на родине писателя, в Таганроге. И был, по его словам, «счастлив безмерно...».
Глава 3. БАБОЧКИН
С ним связаны воспоминания об одном из лучших спектаклей Малого театра — «Коллегах» по повести Василия Аксенова.
Начинал режиссерскую работу Виктор Коршунов, потом подключился Евгений Павлович Велихов, потом — Михаил Иванович Царев. Спектакль считался готовым, и его показывали — или, как раньше говорили, «сдавали» — Художественному совету. Сыграли. Дали занавес. Четверка исполнителей главных ролей: Нелли Корниенко, Никита Подгорный, Виктор Коршунов и Анатолий Торопов, не разгримировываясь, спустились в зал. Началось обсуждение: кто-то хвалил, кто-то делал локальные замечания — в общем, все как всегда. Потом вышел Борис Андреевич Бабочкин. Не торопясь, прошел к сцене, повернулся лицом к публике и... «Все это никуда не годится. Все поют! Никто не говорит своим голосом. Это черт знает что!» — и разносит спектакль в пух и прах.
- А мы в зале сидим, смотрим — у Михаила Ивановича шея красная, большие уши красные... Но! — Туз сановитый тройной — он владел собой потрясающе.
А Бабочкин продолжал долбить всех. Ни о ком не сказал хоть относительно доброго слова. Затем выдержал хорошую паузу и пошел на свое место. Мимо Михаила Ивановича Царева. Проходя, хлопнул его по плечу и сказал: « Миша, у нас будет хороший спектакль! Мне нужно десять репетиций».
Десяти репетиций он не провел. Только восемь. Но каких!
- Ну, Борис Андреевич Бабочкин был и актер и режиссер потрясающий. Он любил повторять: «Я не знаю, как вы будете играть, но будете играть правильно».
Потом спектакль был снова показан — и пошел. Да с каким успехом!
Они гримировались в одной уборной — Никита Подгорный, Виктор Коршунов и Анатолий Торопов. Они и играли часто в одних спектаклях, будучи тремя очень разными, но — героями Малого театра. Это не звание такое, это — амплуа.
И вот однажды после спектакля «Коллеги» к ним вошел Ростислав Янович Плятт. Все встали. А он и говорит: «Ребята, вы знаете, я был послан к вам жюри смотра творческой молодежи. И вы можете себе представить, что я почувствовал, когда меня попросили посмотреть «Коллег». Мне стало как-то грустно, и я шел к вам с тяжелым сердцем. Думаю: ну, надо, так надо... Спасибо вам, вы молодцы. Какой у вас хороший спектакль!
- Этот великий актерище обрушил на нас такой поток добрых слов! — вот спросите у Коршунова. Мы сидели, разинув рты. Это та похвала, дороже которой не бывает.
А позже случилось и вовсе удивительное.
- Как-то прихожу в гримерную, здесь Витя, Никита, Евгений Павлович Велихов — и он говорит: «А ведь мы с вами поедем в Париж... Да-да, мы с вами поедем в Париж!»
И поехали. В Париж.
В Париже Борис Андреевич провел одну репетицию с утра до половины восьмого. Начало спектакля было в половине девятого. И отправил молодых артистов на 15 минут прогуляться, подышать парижским воздухом.
- И когда мы пришли в гримерную и увидели его раздетого по пояс — его руки, спину, а перед этим ему сделали операцию — вырезали три четверти желудка, — мы ахнули. Такая была физическая немощь, такая миниатюрность, и тенорок к тому же... Но какая энергетическая художественная мощь!
Прием в Париже был замечательный. Бабочкин на поклонах каждого поздравлял, благодарил и целовал — что для этого строгого и жесткого человека было необычно... Спектакль сыграли дважды: 18 и 20 июня. И, придя потом к Пареву, участники «Коллег»услышали:» Планшон был на спектакле. Вероятно, поедем в Америку». И распечатали бутылочку...
Рецензии были превосходные. В газете «Комба» выступил критик Марсель Гарпон. И — написал потом в своей книге «В театре и кино» Борис Андреевич Бабочкин: «Анатолий Торопов — исполнитель роли Карпова — узнал из этой рецензии, что его шансы певца в Париже не меньше, чем у Ива Монтана: «И когда актер поет, голос так красив и столько искусства в манере исполнения, что хочется его слушать и дальше».
- А дело было так. Володю Сазонова, замечательного гитариста Малого театра, не взяли на гастроли в Париж — денег не было... И он научил меня пяти аккордам — я ведь играл врача, хохмача и гитариста Владьку Карпова. Выходил и пел: «Поговори-ка ты со мной, гитара семиструнная...» И еще: «Одесса зажигает огоньки...» У нас такое представление было героев: вначале выходил Коршунов — Леша Максимов, потом Подгорный — Саша Зеленин, потом я. Выходил и говорил: «Вы видели Черное море? Ах, вы не видели! Так вы ничего не видели... Мой папа-рыбак ловит ту самую копченую скумбрию, которую вы так любите...» И — напевал.
Глава 4. ДИКИЙ
Алексей Денисович Дикий — это махина. Недавно по телевидению вновь показывали старый кинофильм «Адмирал Нахимов» с ним в заглавной роли — так оторваться было невозможно.
- Я его первый раз увидел, будучи студентом, в Малом театре в спектакле «Южный узел». Где он играл Сталина. А Василевского играл Константин Александрович Зубов. Представители двух совершенно разных актерских школ: Зубов говорил, словно метал французский бисер, Дикий каждое слово делал глыбой. Мы боготворили его. В «Живом трупе», играя полового, я встретился с ним на сцене. В девятой картине, где Федя Протасов рассказывает Петушкову о своей мистификации. Протасова играл Царев. Дикий — эпизодическую роль Артемьева. Как сейчас помню: если смотреть из зрительного зала — слева столик, справа вход в трактир. Я, изображая полового, подходил к столику Протасова и Петушкова и ставил графин. Потом отходил к дверям и — вот времена были! — нам давалась баночка кукурузы за 14 копеек, и я ее грыз. Входил Алексей Денисович. Даже не входил, а как будто бы врывался. Точнее — врывалось. Что-то большое. Хотя был он среднего роста. Но энергетика, биополе было такое!
Он подходил к их столику, перебрасывался несколькими фразами, ломал спичку, бросал... Все было крупным планом. Затем подходил к дверям, где стоял я, поворачивался вполоборота, подносил красную руку — забыть невозможно! — к уху и слушал весь разговор. Но самое поразительное, что — хотите верьте, хотите — нет, — но так было: ни Михаила Ивановича Царева — Протасова, ни Аркадия Ивановича Смирнова — Петушкова, ни самого стола — даже плавающего — не бы-ло! Все заполнял Дикий! От него словно шло какое-то все поглощающее излучение. Актер крупнейший, масштабнейший, мистический.
Я помню ощущение аболютного счастья, когда в «Мещанах» нам, студентам, игравшим обывателей, надо было выйти на сцену. Я помню за свои пятьдесят театральных лет только две такие тишины: когда Вера Николаевна Пашенная играла Вассу Железнову — муха пролетала за кулисами, и это было слышно. Потому что все знали — здесь происходит священнодействие. И в «Мещанах». Мы «заряжались» на входе в комнату, где травилась Татьяна, а наверху сидел Дикий и говорил, когда Ксения Тарасова стонала: «Актриса за сценой, а в зрительном зале слезы!» Он продолжал быть педагогом, потому что знал — на сцене студенты. Мы входили — любопытствующие мещане, людишечки, я обращался к Алексею Денисовичу: «Господин, она у вас со стола булочку стащила». Это была первая моя реплика, произнесенная в Малом театре. На которую я, к тому же, слышал потрясающее «Во-он!» Дикого! Я и не думал даже, что буду работать в Малом театре... Это было 16 декабря 1949 года.
Алексей Денисович Дикий ставит «Московский характер» Сафронова. Пригласив всех актеров, говорит: «Пьеса у нас сложная. Мы должны ее поставить к празднику. К годовщине. Условия у нас жесткие. Поэтому работать будем... с двенадцати до двух».
И идет такая пьеса: партия, дирекция, народ. Невыполнение плана. Какие-то комиссии.
Открывается занавес. На всю сцену — стол, за ним ведущие актрисы театра — Гоголева, Шатрова, Солодова — все социальные героини. Долбят партийную организацию, что работает плохо, не обращает внимания на это и на то. Недостатки все выявлены. Предоставляется слово секретарю партийной организации. А его играет любимый актер Алексея Денисовича — Павел Алексеевич Оленев. Актер Божьей милостью. Он встает и говорит: «Партийная организация завода работает бле-стя-ще!» И садится. В зрительном зале пауза. Потом хохот. И — гром аплодисментов.
- Потому что Алексей Денисович Дикий через своего любимого актера разделывается со всей коммунистической партией.
Приходит на спектакль Иосиф Виссарионович Сталин: каждый спектакль принимался им. И «Великую силу» Вирты он смотрел пять раз.
Потом к Сталину в ложу на обсуждение вызывается руководство театра. После чего Павла Алексеевича Оленева с роли секретаря парторганизации снимают. И назначают другого артиста. Одевают ему тот же костюм, идет тот же спектакль, актер так же говорит: «Партийная организация работает бле-стя-ще!» Садится. Народ в зале безмолвствует. Вот что такое неразумная сила искусства!
Глава 5. СОРОК ПЯТЫЙ ПУНКТ...
В Малый театр Торопов действительно попал случайно.
Жил он, как говорилось, в Пятигорске, который в войну пять месяцев был под немцами. А сорок пятый пункт в анкете как раз спрашивал: «Находились ли вы на временно оккупированной территории?»
Выпускался из училища он хорошо. Но — играл роли исключительно возрастные, так как был актером острохарактерным. Николай Александрович Анненков много лет спустя говорил ему: «Знаешь, я ведь помню твоего Морриса». Это из «Глубокой разведки» Крона.
Когда в 53-м году, в феврале месяце, заболел Пров Садовский, который играл Адольфа в «Евгении Гранде», Евгений Павлович Велихов сказал Торопову:
- Толя, вы должны поехать в Орехово-Зуево сыграть Адольфа в «Евгении Гранде».
- Евгений Павлович, вы знаете, дело в том, что я ведь в училище играл всех стариков. И ни одной молодой роли...
- Видите ли, вас пригласили в Малый театр только для того, чтобы эксплуатировать вашу молодость. А если вы артист только на роли стариков, у нас в Малом театре очень много своих стариков, и вас выгонят.
И он сыграл в «Евгении Гранде».
- После «Евгении Гранде» ко мне проявила внимание Евдокия Дмитриевна Турчанинова. Незадолго до смерти она сказала: «Толечка, я скоро умру, хочу сделать вам маленький подарок». И подарила мне двухтомник Гейне, надписав: «Дорогому Толечке... Идите чистым путем. Ваша Турчанинова». И мы с ней успели порепетировать «Бальзаминова». В ее квартире. Пять или шесть раз. Для меня это была колоссальная поддержка. Ведь если в театре у актера есть одно доброжелательное к нему лицо — это уже много...
Но — про 45-й пункт.
- Так вот, закончил я училище. Царев поставил мне одному на курсе пятерку за «Шинель». Он подписал мне фотографию: «Помню твоего Башмачкина». Я и сейчас «Шинель» читаю в концертах...
Выпускался я хорошо и послал документы с заявлениями в Севастополь: там было много наших выпускников. И в Потсдам, в Театр группы советских войск в Германии. Это все — закрытые города. И я проверял «действенность» своего сорок пятого пункта. А когда шли выпускные экзамены, подошла дама и сказала: «Вы поедете ко мне в Рубцовск». Я отвечаю: «Я в Рубцовск не поеду. Я поеду в Севастополь». У меня там еще и влюбленность была...
И для того чтобы бежать от всех этих унизительных «купите меня» да «возьмите меня», уехал в лагерь пионервожатым. Ждать вызова. И вызов пришел. И из Севастополя. И из Потсдама. Я возвратился в Москву. Однажды меня будит сосед по общежитию: тебе принесли анкету заполнять. В Малый театр...
Глава 6. НАЧАЛО
Торопов поступил в Малый театр. Сезон открывался премьерой спектакля «Дорога свободы» Говарда Фаста в постановке Бориса Ивановича Равенских. А накануне начала работы над спектаклем, когда Толя Торопов был еще студентом, в труппу был принят Женя Моргунов. Он играл в «Дороге свободы» небольшую роль телеграфиста. Эпизод был яркий. Но у Моргунова случился «зажим», он не смог произнести ни слова, и Царев его уволил... Эпизод дали Торопову. А каждый ввод Царев просматривал. И он сказал молодому артисту: «Хорошо, молодец».
Следующую пьесу, в которой сыграл Торопов, «Шакалы» А. Якобсона, тоже ставил Равенских. Там играли первоклассные артисты
Малого — Белевцева, Кенигсон, Велихов, Гоголева... Пьеса — из западной, то бишь «ихней» жизни. Сюжет прост: негодяи изобретают какой-то порошок против нашей страны, а Торопов — сын нанюхивается этого порошка и умирает. Эффектная роль.
- Так что молодость моя прошла с этим уникальным режиссером: играл еще и в «Иване Рыбакове» В.Гусева, и в пьесе Корнейчука «Когда улыбались звезды». Равенских был, конечно, «крутой»режиссер. Но атмосферу создавал потрясающую.
Помню, Солодова очень хорошо играла роль Джейн. Но когда сказали, что на прогон придет Зубов, у нее от страха стучали зубы. Мы боялись, трепетали. И были счастливы. Ведь с кем мы общались на сцене! В тех же «Шакалах» старшего брата играл Царев, Мэри — Гоголева, мать — Белевцева... Я перед выходом на сцену каждый раз прохожу через Ермоловское фойе. Там висят их портреты... Мы обучались в партнерстве с великими талантами...
И еще помню: я, Гарри, надышавшись этим «порошком», умираю. А я был чудовищно, патологически смешлив. У меня текут слезы, но я... хохочу. И Белевцева говорит: «Господи, помоги, чтобы мой сын Гарри не смеялся!» А что я могу поделать? Если Солодова сидит возле умирающего брата, а тушь с ресниц капает на мою белую рубашку...
Глава 7. НИКИТА
Первенство по розыгрышам было за Никитой Подгорным. Уникальным актером и человеком. С которым Анатолий Торопов сидел в одной гримерной, дружил, партнерствовал на сцене.
Шел, например, в Малом спектакль «Иван Рыбаков». Играла там вся могучая троица — Подгорный, Коршунов и Торопов. Коршунов играл главную роль, а Никита с Анатолием изображали во второй картине молодежь, «развращающую» главного героя. Там много эпизодических ролей. Заболел как-то исполнитель роли милиционера, и Торопова попросили его сыграть.
- Официант свистит, я — милиционер, выхожу на первый план. Поворачиваюсь спиной к зрительному залу, лицом к бузотерам... Никита сидит с длинным чубуком, и все зубы у него замазаны черным — то есть я вижу совершенно беззубый рот... А я очень смешливый. Евгений Павлович
Велихов повторял: «Еще один такой выход — и вас выгонят!» Причем смешливость эта была не легкомыслием, а какой-то нервной реакцией. Смотрю на Никиту и сказать не могу ни-че-го. А должен-то всего лишь отдать честь и произнести: «Вставайте, пройдемте!» Но... честь отдаю, а слова сказать не могу: душит смех... А Никита, сукин сын, сидит — и ни один мускул у него не дрогнет.
Так, не сказав ни одного слова, артист покинул сцену. 13 ноября 1982 года. 29-я палата онкоцентра, где лежит Никита Подгорный. Торопов был последним актером, который его навестил...
- Он лежал, у него была капельница. Беседовали, вспоминали, смеялись. Он рассказывал, как пришел утром позавтракать, а сосед по столу начал растягивать макаронину...
Никита 26 мая сыграл последний спектакль — «Выбор» Бондарева. А я на тот спектакль пришел со знакомым врачом. И он сказал: «Ему жить не больше полугода». Мы общаемся, и разговор касается «Коллег». И я говорю:
- Никита! А ведь у нас сейчас та же мизансцена, которая была в спектакле. Помнишь ? Ты — Зеленин — лежишь, а я рядом, твой врач...
На что Никита сказал:
- И я тебя смешил...
- А я тебе шептал: сволочь, не смеши меня!
И мы захохотали. Потом расцеловались. И на этом все оборвалось... И я не понимаю, почему фотографии такого артиста, как Никита — Никита! — нет в Ермоловском фойе...
А в том же 82-м году, в марте месяце, мы были в Ленинграде. На его последних гастролях... Вдруг в гостинице раздается звонок. Смотрю на часы -без четверти первого ночи. Беру трубку.
- Старик, ты спишь?
- Никита, это ты?
- Ты ко мне можешь сейчас прийти ?
- Ты что, с ума сошел ? Без четверти час!
- Я тебя прошу, зайди ко мне...
Ольга, его жена, уехала домой. Он один в полулюксе. Уже больной. У него магнитофон, привезенный из Парижа:
- Старик, послушай!
И он включил сцену Остужева из «Отелло». Слушал Остужева — и плакал...
Глава 8. СМЕШИНКА В РОТ ПОПАЛА..,
Шел в очередной раз спектакль «Макбет» У.Шекспира. Торопов играл в нем раненого сержанта. Заглавного героя — Михаил Иванович Царев. Дункана — Евгений Семенович Матвеев, Короля — Борис Васильевич Телегин. Но вот в чем беда:
- Меня в этом спектакле постоянно смешили. Дошло до того, что, когда я только еще видел свою фамилию в списке исполнителей, у меня начинались колики... Это была трагическая ситуация.
Я вспоминал всех умерших, я вспоминал все самое грустное из своей жизни и думал: нет, я не засмеюсь, не доставлю никому этого удовольствия. Сейчас я уже не смешлив: и хотел бы посмеяться, да вот грустно. А тогда...
Произносит Король — Телегин перед выходом Торопова слова: «Вот тот сержант, который мне помог избегнуть плена...» Наш герой выходит на сцену, Телегин подходит к нему и, поскольку — как бы это поаккуратнее сказать? — несколько подшофе, хватается за сержанта и всю сцену держится за него. Присутствующие начинают тихо похрюкивать. Легче всех Матвееву — у него борода и усы скрывают мимику. А у Торопова — монолог! Огромный и сложный: как-никак Шекспир! В финале, после слов: «Слабею, раны жгут» — артист должен упасть, и его уносят со сцены. Но как читать монолог в объятиях короля? Как падать? Вдвоем? А смешно и без того — срабатывает проклятый рефлекс на роль...
Короче, студенты уносят трепыхающегося в конвульсиях хохота сержанта за кулисы. Артист уверен, что служба его Малому театру подошла к концу: в ложе сидит первый заместитель министра культуры. Но — я же говорила, что случай благоволит Торопову: во второй картине, заговора, заняты Куликов, Аверин и — Телегин. Который ни в одну букву попасть не может. Суфлер начинает работать в поте лица. Скандал. Наш сержант уже забыт... Что его и спасло.
- Но эта роль была какой-то дьяволиадой, чертовщиной...
1949 год. Генеральная репетиция пьесы Гюго «Рюи Блаз». А на генеральные всегда звали студентов. И поныне эта традиция в театре жива.
Играют Зеркалова, Телегин... В роли Дона Саллюстия де Басан — Михаил Францевич Ленин.
- Открывается занавес. Михаил Францевич стоит в импозантной позе, опершись на камин, и покашливает. Минуту, две, три. И все выразительнее. В зале тоже начинается покашливание. И вдруг артист обращается в суфлерскую будку и говорит: «Тина, я ведь так до вечера буду молчать!» Тина Гавриловна, суфлер, подает ему реплику. Он ее громко произносит. В зрительном зале смех, аплодисменты, замечательная атмосфера, полнейший контакт — спектакль проходит на «ура»!
Глава 8. ЛЮБИМЫЕ РОЛИ
- Любимых ролей было много. Владьку Карпова забыть невозможно. Мурзавецкого я играл больше десяти лет. Причем в разных спектаклях. В идущих сегодня «Волках и овцах» — случайно.
Опять случай сыграл на стороне Анатолия Торопова. Заболел Саша Коршунов — нынешний исполнитель роли Мурзавецкого. И, помятуя, что Торопов играл эту роль в спектакле 62-го года (читатель часто может видеть его по телевидению) — артиста попросили сыграть... в 96-м году. Он только спросил:
Мурзавецкий из спектакля «Волки и овцы» А.Н.Островского в 1962 году, в партнерстве с Е.Н.Гоголевой, — и 34 года спустя...
- Когда?
- Послезавтра.
- Минуточку. Текст я знаю. Костюм нужен и паричок.
Взгляните на фотографию. Артисту ну никак не дашь шестидесяти восьми лет. И его Мурзавецкий, с блаженной улыбочкой идиота на обаятельной физиономии, кажется, сыгран вовремя. И — хорошо.
Так же неожиданно Торопов сыграл и Желтухина в «Касатке» А.Н.Толстого.
- Я очень любил эту роль. Ввелся на нее за сутки. Когда выбыл исполнитель и Царев сказал: «Надо отменять спектакль», Равенских возразил: «Есть второй состав, пусть играет».
Роль эта очень выигрышная. Не случайно ее когда-то играл сам автор. Трогательнейшая роль в чудесной мелодраме. В первом составе играл Весник. На репетициях я, естественно, присутствовал. А потом, после моего «ввода», мы с ним в очередь играли. Элина Авраамовна Быстрицкая, исполнительница роли Маши, только спросила:
- Как ты сможешь, ведь у меня там тридцать застежек? Застегнешь?
- Ну, конечно, застегну.
Знаете, на какой-то, порой малозначащей репетиции, от какого-то посыла — вдруг роль «становится на ноги». До этого ты в ней «плаваешь».
У меня случилось так. Я взял песню на последнее стихотворение Есенина:
До свиданья, друг мой, до свиданья... Мне так трудно жить среди людей. Каждый шаг мой стерегут страданья... Я эту песню выучил и почувствовал — вот! И стало легко, ушел зажим. Я очень любил эту роль.
А сегодня народный артист России Анатолий Михайлович Торопов любит те роли, которые играет в нынешнем репертуаре Малого театра.
Это смешной, острохарактерный Цифиркин в «Недоросле» Д.Фонвизина.
Строгий Тигрий Львович в «Не было ни гроша, да вдруг алтын» А.Островского.
Трагический Миллер в «Коварстве и любви» Ф.Шиллера.
Взыскующий правды Голубь-отец в «Царе Федоре Иоанновиче» А.К.Толстого. Где он, кстати, раньше играл Федюка Старкова. Торопов часто исполняет в одном и том же спектакле разные роли.
Мудрого Карпа, вальяжных, суетливых Милонова и Бодаева в «Лесе» А.Островского.
Острохарактерного Гурго в «Корсиканке» И.Губача.
И — репетирует очень хорошую роль в новой постановке театра.
Судьба продолжается.
И продолжается счастливо.
