Сегодня сразу несколько артистов Малого театра принимают поздравления по случаю своих сценических юбилеев...

1 АВГУСТА – ДЕНЬ ТВОРЧЕСКИХ ЮБИЛЕЕВ

Сегодня сразу несколько артистов Малого театра принимают поздравления по случаю своих сценических юбилеев:

50 лет на сцене Малого театра
Заслуженный артист России Георгий Юрьевич Оболенский

40 лет на сцене Малого театра
Анна Михайловна Жарова
Народный артист России Алексей Сергеевич Кудинович
Заслуженный артист России Олег Сергеевич Мартьянов

35 лет на сцене Малого театра
Народный артист России Александр Владимирович Клюквин

30 лет на сцене Малого театра
Народная артистка России Людмила Владимировна Титова
Заслуженный артист России Дмитрий Дмитриевич Кознов

Всего двух месяцев не дожил до своего полувекового артистического юбилея народный артист России Ярослав Павлович Барышев.

Анна Гриневич, Михаил Никитин, Интернет-журнал «Республика», 4 июля 2013

ФОТОРЕПОРТАЖ

КОРОЛЬ ДУБЛЯЖА

Анна Гриневич, Михаил Никитин, Интернет-журнал «Республика», 4 июля 2013

ФОТОРЕПОРТАЖ

Это интервью спровоцировал наш фотограф Михаил Никитин, давний поклонник закадрового творчества известного актера Александра Клюквина. С его подачи уже второй или третий год мы слушаем только те аудиокниги, которые читает Клюквин. Возникает ощущение, что сам Клюквин и написал их – настолько органично он входит в самые разные авторские миры.

Александр Клюквин – артист Малого театра. Снимается в кино. Пишет книги. Между тем народную славу Александру Владимировичу принес его талант мастерски озвучивать фильмы и писать аудиокниги. Его голосом говорят, например, Альф из одноименного сериала, Форрест Гамп, подполковник Фрэнк Слэйд из «Запаха женщины», Спенсер Беннет из «Джанго освобожденный», все мужчины в «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» и еще миллион других героев, включая папу-слонопотама, Бяку Стэна и Грязище, хохочущую гиену, из «Винни-Пуха». И еще он – голос канала РТР.

Об особенностях синхронного перевода, дубляже, рекламе и том, как читать книги, а не предложения, — в нашей беседе. В финале интервью – сюрприз.

— Для вас озвучание, вся эта закадровая жизнь — побочная деятельность или все же основная?

— Не, конечно, основное – это театр и кино. Озвучка – боковая ветвь, филиал, дочка. Хотя это хорошее дело, важное и нужное. Я волен выбирать, что мне читать.

- Вот я и подумала, что вы, наверное, не все подряд читаете.

— Все подряд – нет, но если сильно надо, для студии «Союз», например… Обычно либо я предлагаю материал, либо продюсер Володя Воробьев.

- «Гарри Поттер» у вас тоже в числе любимых книг?

— Хорошая сказка, правильно написанная. Пожалуй, лучшая за последние 100 лет. Иногда я слышу: «Вот, лучше бы наши сказки читали!» А вы лучше их делайте, наши сказки. И не придется закупать этих «Губка Боб квадратные штаны»…

- Юрия Коваля любите?

— «Суер-Выер» – моя любимая вещь. И смешно, и поучительно. И написано хорошо.

- Я слушала «Суер-Выер» в вашем исполнении. Настолько привыкла к вашим интонациям, вообще к вашему голосу, что не смогла переключиться на другой вариант с хорошим актером и чтецом Александром Филипенко…

— Есть у меня такая шутка: «Трудно быть скромным, если ты лучший».

- Как вы работаете: сначала книгу сами читаете, а потом начитываете? Или читаете прямо с листа?

— Сначала книгу, конечно, нужно прочесть самому, чтобы понимать, про что читать. Обычно читают предложения. Это очень хорошо, потому что есть артисты, которые читают просто слова. Я читаю книгу, причем целиком сразу. Это сложно объяснить, но я делаю так. У меня был один случай, когда я не успел дочитать до конца, потому что уже сдавать надо было материал – мы читали Коран в переводе Шумовского. Две трети я прочел, а треть набрался наглости и прочитал с листа, но, я вам скажу, повторять такого не хочу, потому что это потребовало огромного напряжения.

- В Коране тоже есть своя драматургия?

— А как же! Шумовский его переводил 40 лет. Арабы трепетно относятся к тексту – слова местами менять нельзя! А тут перевод на русский да еще и в стихах. И они не нашли ни одной зацепки, чтобы указать автору! С чем его сравнить, с Пушкиным, что ли?


— Я знаю историю, когда человек, читающий с листа, прочел фразу: «Иди, да поможет тебе 50 Г» Там просто плохо пропечаталась Б в слове «БОГ». У вас не было таких казусов?

— Не сочтите за хвастовство, но когда я читаю документальные фильмы –тут я не смотрю кино заранее: у меня нет времени да и все фильмы практически одинаковые – так вот я успеваю даже редакторские правки делать, не останавливаясь. Слова менять, времена, падежи… Иногда приходится спорить с заказчиками. Однажды читал о сражении при каком-то индийском городе. Было сказано, 20 тысяч лет назад в этом сражении погибло около 80 миллионов человек. Они настаивали на этой цифре. Я им говорю: «Вы просто можете представить себе 80 миллионов человек? Поставьте их рядом. Сколько они займут места?» Если 80 миллионов погибли, то сражалось, как минимум, 160. Поставьте рядом 160 миллионов. Было ли 20 тысяч лет назад вообще столько людей на Земле?

— Про вас рассказывают, что вы с первого дубля все записываете. В одной руке – чашка чаю, в другой – ручка, чтобы кроссворд разгадывать. Все так?

— У меня на кино уходит самое большее столько времени, сколько идет сам фильм. Иногда меньше.

— Синхронный перевод и дубляж – это же разные вещи, да?

— Синхронный перевод – это когда часть текста слышна на английском при переводе на русский. Хорошо сделанный синхронный перевод – это большая редкость. Это когда через 2-3 минуты ты вдруг перестаешь слышать русский текст. Слышишь английский и все понимаешь. Это высший пилотаж синхронного перевода. Для этого нужно, конечно, соблюдать правильный баланс – это чисто техническая вещь (погромче-потише). И самое главное – надо не выпендриваться товарищу, который говорит слова и не пытаться сыграть там что-то за актеров. Там все сыграно. Не надо усиливать и улучшать. Надо сделать так, чтобы тебя просто не заметили.

— Как вы этому научились?

— Оно само. Или, может, талант такой. Я не знаю.

— Когда герои разные, трудно подстраиваться каждый раз под их ритм и настрой?

— Персонажи – они все живые. Звери, птицы, люди – кто угодно. Не важно.

— Как с ними вместе жить-то?

— Как… Сейчас ты цапля, а потом – бац! — ёжик. У меня это получается быстро. Я когда пишу разных персонажей, то не останавливаюсь. Не прописываю сначала одного, потом другого, а потом третьего… Получается разговор разных людей.

— «Суер-Выер» с обилием персонажей так же записывали?

— И «Суер-Выер», и «Мастера и Маргариту». Последний мы писали втроем: Даша Мороз — за Маргариту и всех женщин, Максим Суханов делал Мастера, а я всех остальных.

— Всех?

— Всех. И не останавливался: и Воланд — я, и Коровьев, и от автора…

— Вы с одинаковым интересом беретесь озвучивать Винни-Пуха и, например, Аль Пачино в «Запахе женщины»?

— Я над этим не задумывался. Наверное, да. Один не хуже другого. Такие же богатые персонажи, и так же с ними надо работать.

— Амплуа у вас есть?

— Я не герой героический. Я не Ромео. Хотя возможностей много, играть могу практически все.

— А амплуа при озвучке?

— Это любое!

— И Ромео тоже?

— Для Ромео голос грубоват и обертона возрастные никуда не денешь. У меня был случай, когда я записал мультик – синхронный перевод с элементами дубляжа. Очень старый пластилиновый мультфильм «Гулливер». Я там записал все – и за Гулливера, и за лилипутов, и за женщин, и за мужчин. Можно и так. Голос позволяет.

— Не обижает, что самым популярным вашим персонажем считают Умывальника из рекламы порошка «Миф»?

— Больше помнят Альфа.

— Хорошо это воспринимаете?

— Конечно. Это гордость моя, единственная вещь, за которую не стыдно совсем. Кто-то мне говорил, что в Америке меня признали лучшим Альфом мира. Какой-то был юбилей сериала и они собрали со всех стран разные варианты озвучания. Их много. Сказали, что Клюквин – самый лучший. Не знаю, правда ли… Мне кажется, что у многих в голосе живости и доброты мало, а он ведь ужасно добрый. Я вообще этот сериал люблю: 120 серий и ни одного негодяя, ни одной ложной беременности, папы-инвалида…. Мир Альфа настолько светел и добр, что очень хочется там жить…

— Я слышала, что вы, играя в сериалах, переписываете реплики своего персонажа…

— Я убираю как минимум треть текста. В сериалах – больше половины. Тем более что пишут… Наркотики все тяжелее к финалу. В той же самой «Ефросинье» я все сцены свои просто переписывал. Все. У меня был случай, когда меня пригласили в сериал. Я почитал роль и спрашиваю: «А текст переделывать можно?» Нет-нет. Все до запятой. Тогда до свидания, работайте без меня.

Мне кажется, что я уже имею право оговаривать и сокращать текст. Никто еще не сказал, что после моей редактуры стало хуже.

— Облагораживаете текст?

— Не знаю. Хлеб актера – пауза. Хороший актер вообще все может сыграть без слов. Зачем три раза повторять одно и то же?

«Присядь, я хочу с тобой поговорить. Нам есть, что сказать друг другу, видишь ли. Поэтому наш разговор будет довольно тяжелым для меня. Тем не менее я должен тебе сказать, что….»

Товарищи дорогие! Это сплошь и рядом. Зачем это говорить? Можно сыграть и будет лучше.

— А можно ли плохую картину спасти хорошим дубляжом?

— Нет. Я озвучивал и дублировал очень много плохих фильмов – не спасает.

— Не противно озвучивать плохие картины?

— Как говорится, думай о пятом числе!

— Это что такое?

— Я ведь за деньги работаю.

— К мату в текстах как вы относитесь?

— Недавно я закончил писать «Бэтман Аполло» Пелевина. До этого еще три книги его записал. От мата деться никуда нельзя. Запрещать его бессмысленно. Слова типа «сука», «сволочь» нужны. А мат хорош на своем месте.

— Вы говорите, что записываете не все книги. От чего вы отказываетесь?

— Есть книги скучные. Какие-нибудь «100 главных героев», «100 кораблекрушений»… Они написаны плохо. Я одну прочитал и решил, что хватит. Неинтересно. Я отказываюсь от некоторой рекламы. От той, во-первых, за которую мало платят. От политической, особенно про коммунистов. Я не буду рекламировать никогда средства от простатита и выпадения волос… Никогда не буду рекламировать прокладки.

— Это жизнь!

— Но для этого не нужен мой голос!

— А для Умывальника, значит, нужен?

— Для него может быть, потому что это смешно. Будете смеяться, но я однажды озвучивал Утюг. Я дошел до того анекдота: «Боюсь утюг включать – вдруг и там ты?». Я был утюгом Филипс.

— Актер должен уметь делать любую работу!

— Понятие «любая» не означает «абсолютно любая». Мне говорят: «Как вам не стыдно сниматься в плохом сериале?» Мне не стыдно. Потому что сценарий пишу не я. Разберите мою личную работу. Сериал плохой? Вы в какой стране живете?

— Читали в сети Интернет восторженные комментарии по поводу прочитанных вами книг?

— Я боюсь компьютера. Мне по-прежнему удобнее писать на бумаге и звонить по телефону.

— Ваши поклонники собираются скидываться на то, чтобы вы прочитали их любимые книги. Обращались уже к вам?

— Я про это не слышал… Пожалуйста, почему нет? Забавное дело. На этом можно и сыграть. Записать вначале: «Книга записана на деньги пользователей…» Я – за. Это так-то непростое дело… Обязательно надо с правопреемниками договориться, с наследниками. Иначе – не дай Бог что! У меня был случай, когда я договорился с Воробьевым и мы прочитали «Остров сокровищ». Я пришел, дней 10 читал. Он приходит к финалу: «Что, как?» Я ему: «Вот, все готово!» Он: «Что вы читали??? Это не тот перевод! Это нельзя! Прав нет!» И дает мне другой перевод. Что делать? Я прочитал еще раз. Опять всю книжку. Даром.

— Вы читаете только вслух?

— Нет, почему же? Вслух читать горло устает. Давно был случай, когда кто-то из артистов мне сказал, что я занимаюсь не пойми чем, вместо того чтобы играть в театре. Я ему: «Да ты что, хорошая работа!» «Что это за работа? Сидишь и кино смотришь целый день?» Уговорил его пойти со мной, взял на озвучку. Дали ему очень небольшую роль, минуты на 3. Мы его и читаем примерно 3 минуты. Его эпизод мы писали минут 45. Он вышел красный, потный: «Извини, я был не прав».

А когда хорошее читаешь – кайф и даже отдых душе.

Анна Гриневич, Михаил Никитин

Интернет-журнал «Республика», 4 июля 2013

30 января в спектакле «Дон Жуан» роль Лепорелло впервые исполнил режиссер спектакля Александр Клюквин. Александр Владимирович ввелся в спектакль за один день, вместо заболевшего артиста. Вашему вниманию мы предлагаем самый запоминающийся отрывок с его участием. Роль Дона Мигеля впервые сыграл молодой актер Андрей Сергеев.

Смотреть ролик на YouTube

Смотреть ролик на канале МАЛЫЙ-ТВ

30 января в спектакле «Дон Жуан» роль Лепорелло – первый раз играет народный артист России Александр Клюквин, роль Дона Мигеля – артист Андрей Сергеев.

ОДНА РОЛЬ И ВСЯ ЖИЗНЬ

Артист Малого театра Василий Бочкарев в сериалах не снимается, в шоу не участвует, на тусовках не мелькает, а потому широкой известностью не обладает. Но в театральной среде за ним закрепилась репутация большого русского актера, чье искусство продолжает лучшие традиции национальной актерской школы. За это его высоко ценят профессионалы и горячо любят зрители. Надо было видеть, как его принимали в прошлом сезоне, когда после длительной болезни он вернулся на сцену: спектакли с его участием шли с аншлагами, администраторы сбивались с ног в попытке рассадить всех желающих, а букетов, аплодисментов и криков «Браво!» было не счесть.
В этом сезоне к солидному корпусу сыгранных Василием Бочкаревым ролей добавилась еще одна: артист введен на заглавную роль в спектакль текущего репертуара «Мольер» (режиссер Владимир Драгунов). Роль Мольера Василий Бочкарев принял «по эстафете» от Юрия Мефодьевича Соломина и, не повторив своего учителя, сыграл великолепно.

Пьеса Михаила Булгакова, сотканная «из музыки и света», чрезвычайно выигрышна сценически: острый драматизм содержания мгновениями взлетает до высот трагизма, тут же обрушивается в комизм чистейшей пробы и окутывается волнами лирики. Назначение Бочкарева на роль Мольера — идеальное попадание, не зря его считают актером без амплуа. Кажется, на сцене ему подвластно все: интеллигентская рефлексия и шутливая патетика, глубина мысли и озорное дуракавалянье, душевные пропасти и умная ирония, духовные терзания и балаганное шутовство. Добавим к этому богатейший голос артиста: гибкий, подвижный, меняющий оттенки в зависимости от внутренней динамики образа. Одним словом, Василий Бочкарев словно самой природой создан для булгаковских ролей.

Роль Мольера артист строит на смешении самых разнообразных актерских красок и приемов, украшая рисунок роли блестками умного юмора, глубокого лиризма, тонкого психологизма. Начальные сцены сосредоточены на раскрытии театральной темы. Панегирик королю-солнцу, упавшая не вовремя свеча, разорванный кафтан, шарлатанский секрет клавесина, кассовый сбор, распределение королевской премии — по каждому поводу герой вспыхивает мгновенно, скандалит громко, но быстро отходит, смиряя себя и обуздывая свой неуемный холерический темперамент. В том, как цепко схватывает Мольер каждую новую подробность закулисья, как моментально разрешает ту или иную возникающую проблему, виден сильный профессионал, привыкший держать в поле внимания всю жизнь театра без изъятий и пропусков. Действует практически «на автомате», без особых раздумий и явных душевных затрат. Кажется, именно так, в какой-нибудь репетиционной горячке, у Мольера возникла связь с молоденькой актрисой из его труппы.
Василия Бочкарева не увлекла тема поздней страсти, охватившей его героя и заставившей порвать с прежней любовью во имя новой. Он играет другое. Его героя ведет не столько страстное чувство, сколько мужская ответственность: дело зашло далеко, Арманда ждет ребенка и потому он должен венчаться. В понимании артиста, любовная страсть не смогла бы заставить Мольера отказаться от многолетнего товарищества: он порывает с Мадленой, потому что возникли обязательства, от которых порядочный человек не может отказаться. Он без возражений выслушивает ее упреки, в справедливости которых и сам отдает себе отчет. Никакой грядущей катастрофы он в этот момент не предвидит и не предчувствует. Затяжное объяснение надо перетерпеть, перенести, а потом все будет хорошо...

Но, как мы знаем, ничего хорошего великого драматурга не ожидало, а все было только плохо, и чем дальше, тем хуже — змеиные укусы архиепископа (отличная работа Александра Клюквина), странная и ненадежная милость короля (отменно играют оба исполнителя — Валерий Бабятинский и Борис Клюев), измена легкомысленной жены, вероломство усыновленного ученика. Великий Мольер как-то разом теряет лицо и в бурной семейной сцене ведет себя, как «Сганарель проклятый». Уморительно смешно устраивает дознание о башмаках и овощах, жалко хнычет, что не хочет умирать в одиночестве, потешно кричит в замочную скважину о своем больном сердце.

Опомнившись, испытывает неловкость за то, что изгнал Муаррона: «...а я его ударил... ох, как неприятно...».
В приемную короля Мольер входит, словно потерянный, бормочет что-то бессвязное о смерти Мадлены, бегстве Арманды ... Услышав от Людовика вердикт о лишении королевского покровительства, пытается сосредоточиться, собраться с силами и объясниться. Но вместо логичных и убедительных аргументов слышится неожиданный и странный вскрик: «Мадлена!..» Трагический и короткий. Внезапное воспоминание о Мадлене — как выпад из прошлого, удар рапиры в самое сердце. Пришла расплата. Мольер еще не может осознать это отчетливо, но чувствует — дело в ней, в Мадлене.

Бравурная театральная тема уступает место терзающей теме отступничества, с которой сплетается тема писательская, ранее звучавшая чуть слышно, под сурдинку. Обвинения в травле, адресованные парижскому архиепископу, произносятся на низах, на басовых регистрах, с оттяжкой в хрип.
Все последующее Мольером воспринимается, как в мареве. Лица, фигуры, предметы теряют четкие очертания и как бы «плывут»: опала короля, преследования кабалы, угрозы мушкетеров, предательство одного ученика и преданность другого, враз нахлынувшие болячки, какая-то Англия... При чем тут Англия? Что в ней делать артисту без языка, без своей труппы и своего зрителя?.. Плывущую реальность сознания артист передает отлично. Он не играет болезнь, он раскрывает духовные усилия Мольера, показывает его упорные попытки понять суть дела, уяснить подлинную причину навалившихся бед: «Мадлена... посоветоваться...» Вот что главное: Мадлены больше нет, и исключительно по его вине.
Он виноват. Виноват очень. Когда схвачено главное, все остальное становится неважным, и Мольер овладевает собой. Как раз в этот момент появляется Муаррон с повинной головой и покаянными речами, и Мольер прощает его: он не берет на себя роль судьи, ибо сам далек от праведности. Прощение блудного сына состоялось, как и заповедано. Остается разобраться с бессудной тиранией. В решении этой сцены нет и следа привычного гражданского «обличительства»: Мольер договаривает то, что не сумел сказать на приеме, продолжает оборванный по монаршей воле диалог. Достает из кармана воображаемую монету с портретом самодержца, держит ее двумя пальцами так, чтобы образовалась пустая округлость, заставляет короля слушать себя и, наконец, плюет прямо в дыру. Приставив пальцы к виску (жест самоубийцы), Мольер произносит: «Я писатель, я мыслю, знаете ли». (Слово «писатель» выговаривается крупно и сильно, «мыслю» — с вызовом, а «знаете ли» — на снижении тона, как бы в проброс.) Это кульминация роли: быть писателем — смертельно опасно, мыслить — самоубийственно.

И — без перехода, без паузы, сразу — финальная, гибельная сцена.

Мольер еще успевает пошутить над Мариэттой, привычно накричать на Бутона, но дальше ему остается только выйти к публике и умереть. Причина?

Судьба.

Это последнее слово, сказанное под занавес, прозвучало очень просто — как роспись артиста Василия Бочкарева, поставленная под сыгранной ролью, как автограф драматурга Михаила Булгакова, завершающий рукопись.

Нина Шалимова
«Планета красота», №1-2 2012 года

Народного артиста России Александра Клюквина часто можно видеть в спектаклях Малого театра, где он служит уже 35-й год, иногда - в сериалах или в кино. А вот услышать его вы можете всегда на телеканале Россия, официальным голосом которого он с давних пор является.

АЛЕКСАНДР КЛЮКВИН: «ДОБРОТА СПАСЕТ МИР»

Народного артиста России Александра Клюквина часто можно видеть в спектаклях Малого театра, где он служит уже 35-й год, иногда - в сериалах или в кино. А вот услышать его вы можете всегда на телеканале Россия, официальным голосом которого он с давних пор является. А также во множестве документальных лент и в более чем пятистах фильмах. Он дублирует Роберта де Ниро и Аль Пачино, Ивара Калныньша и Питера Фалька, и ещё огромное количество актёров, героям которых веришь только потому, что за ними стоит уникальный голос этого неповторимого артиста. В его палитре - тончайшие оттенки переживаний, заставляющие нас увлечься любым образом, который он создаёт на сценической площадке, в кино или на радио.

- Александр! Вас всё-таки узнают по голосу больше, чем в лицо?

- Нет, уже и в лицо узнают. Люди ведь в театр ходят, а кроме сериалов есть ещё и хорошее кино. Например, фильм «Адмирал», где меня можно увидеть.

- А чем отличается съёмка в кино от игры в театре? Есть различия?

- Нет точек соприкосновения. Это две разные профессии. И ими надо владеть, если хочешь сниматься в кино и работать в театре. Но известно, что киношному артисту тяжело поначалу входить в театр, а театральному артисту в кино выйти на раз.

- Потому что в театре ежедневный тренаж?

- Да. Ведь я выхожу на сцену в 7 часов вечера, ухожу в 10. И должен держать зрителей 3 часа подряд. Нельзя уйти и расслабиться. А в кино больше 2-3-х минут подряд съёмка не бывает.

- Что для вас хороший партнёр?

- Он меня видит, а я вижу его. И он меня, как актёра, уважает и готов делать то, что в данном случае делаю я. Для меня это идеальный партнёр. Кстати, в «Адмирале» у меня был потрясающий партнёр - Константин Хабенский! Великолепный актёр, и вообще хороший человек. С ним работать - счастье! Каждый раз, когда на съёмках у меня были сцены с Костей - это кайф! С Пореченковым мы снимались: вроде звезда, но он очень прост и доступен. Товарищ и великолепный партнёр.

- Скажите, вам легко заплакать на сцене, в кадре?

- Вообще, для того чтобы плакать на сцене или в кадре, есть разная техника. Я не очень это люблю: женские слёзы - светлые, а мужские - признак слабости и фальши. Если такое происходит в жизни, то это от чувствительности, и случается у мужчин довольно редко. Что касается профессии, то гораздо сильнее на зрителя действуют сдержанные слёзы. И если тебе по роли необходимо быть злым, то не стоит всё тут же показывать. Когда ты выбрасываешь всё и сразу, то становишься ясен. И ты уже не загадка, на тебя неинтересно смотреть.

- А ещё становится скучно, когда на сцене бесконечно кричат, или говорят о любви, а её и нет вовсе!?

- Тут не только любви нет - нет желания! Как играть любовь на сцене? Очень просто: надо хотеть того, кого ты любишь, с кем ты играешь, вот и всё! Надо видеть в женщине - женщину, в мужчине - мужчину. Надо, чтобы в глазу было желание! Это и есть любовь. Нельзя на два часа полюбить по-настоящему своего партнёра, если ты его до этого не воспринимал. Это смешно! И в транс себя не надо вводить или в состояние любви. Если кто-то говорит, что на сцене по-настоящему любит, он врёт. Либо это Кащенко. И тогда укольчик: «Спасибо, отдыхайте. Приходите в себя». Здесь должна быть техника, и ею надо владеть. Это также, как умение держать паузу, чего многие актёры кино боятся. А пауза - это главное в актёрской профессии, это его хлеб, его мясо! Всё остальное - мелочи, словесные зонтики. Играют не слова. Играют глаза, движения, взгляд, поворот головы. Играет пауза!

- Как вы определяете для себя - хороший это спектакль или нет?

- Когда я смотрю его и завидую тем, кто на сцене и хочу туда. Когда он про меня: цепляет, в душу залезает. Иногда в театре ставят все с ног на голову: делают главную героиню трансвеститом, населяют сцену геями. Но я на такие спектакли не хожу и тех, кто это ставит, за режиссёров не считаю. В Малом театре такого «добра» нет и, даст Бог, не будет.

- А вы когда-нибудь в жизни испытывали потрясение от искусства? От музыки, от спектакля, от фильма?

- От музыки я постоянно испытываю потрясение. На концерты не хожу: нет времени. Слушаю музыку в машине, дома. А потрясение как- то испытал от «Ночного дозора» Рембрандта, когда был в Голландии, в Амстердаме. Эта огромная картина одна в зале, и попасть туда можно из-за поворота. Ты идёшь по коридору, обходишь какую-то витрину, и вдруг перед тобой открывается пространство, а в конце его висит «Ночной дозор». Я был потрясён! Там живые люди, движения незаконченные, каждый как будто только что остановился. Кто-то держит фонарь, где горит свеча. Пять метров осталось до картины - горит! Перед картиной - заграждение, я смотрю - горит! Перегнулся через заграждения, вот передо мной эта картина, я вижу мазки! Горит! Я понять не мог, как Рембрандт сделал, что фонарь горит?! Потрясение испытал я от Кёльнского Собора в 78 году. Я вошёл, вдохнул и ... забыл выдохнуть!

- Играя в пьесе какого автора, вы чувствуете себя как рыба в воде?

- В классике. У Гоголя, Островского, Шекспира. Шиллера.

- Что для вас интересно в классике?

- Скажу на примере Гоголя: мне кажется, что если в его пьесах слова переставить местами, получается диссонанс.

- Музыка речи?

- Да. У Гоголя словами написана музыка. Переставляешь слова, получается дисгармония. Точно так же у Островского, в хороших переводах Шекспира. Или в пьесе у Алексея Толстого - «Царь Фёдор Иоаннович». Или у Грибоедова в «Горе от ума». Эту пьесу можно слушать и повторять наизусть бесконечно.

- Вас называют талантливым поэтом и драматургом. Вы всегда писали или для вас это лишь производственная необходимость?

- Драматург я потому, что написал 2 пьесы- сказки в стихах, инсценировку по «Голубой книге», и даже был принят в Союз писателей. А поэтом я себя назвать не могу: бываю им лишь иногда. Поэт - это состояние души. Стихи я начал писать чуть больше 20-ти лет назад. Иногда мне и самому нравится то, что пишу. В спектакле о Дон Жуане по пьесе Алексея Толстого, который я поставил, все песни мои.

- Почему вы вдруг стали стихи писать?

- Страсть к женщине!

- Да что вы?!

- А что я - не мужчина?

- То есть вы влюбились и стали писать стихи?

- Да.

- И как жена это перенесла?

- А я, когда влюбился, от жены ушёл. Взял сумку и ушёл. Никаких квартир мы не делили.

- Говорят, вы не знаете меры. А в чём это проявляется? Можете выпить много?

- Выпить могу. А что не выпить? Как в одной пьесе Островского герой говорит: «Ты двумя руками не поднимешь то, что я выпью». Сейчас поменьше, конечно, но раньше было. Здоровый организм, папе-маме спасибо.

- И подраться можете?

- Почему нет? Но очень не люблю: всё можно решить словами. А потом, я ж телец. Если меня разозлить, я могу и не остановиться. А поскольку Бог силой не обидел, то будет очень больно тому, кто меня вызвал на драку. Да и для меня может кончиться плохо. Поэтому стараюсь этого избегать.

- Побеждали в драках?

- А по мне что, не видно?

- В любви тоже меры не знаете?

- Во всём. И в любви, и в еде, и в работе!

- А всё-таки что вас заставляет остановиться?

- Усталость. Либо разум. По-разному бывает.

- Я знаю, вы родились в Иркутске. Ваши родители - сибиряки?

- Мама - сибирячка, учитель русского языка и литературы, отец - москвич, военный, учился в саратовском танковом училище, после чего махнул сначала в Иркутск, где они с мамой встретились, потом в Новосибирск, в Белоруссию. Пять лет мы жили в Германии. Какое-то время он служил в Москве, в Коврове, во Владимире, а в 73-ом уехал воевать в Сирию. Там его наградили двумя высшими сирийскими орденами, он вернулся в Москву и уже отсюда никуда не уезжал.

- Как глубоко вы знаете свою родословную?

- Неглубоко. Знаю, что дед по линии отца был полковником НКВД и в 37 году, естественно, был расстрелян. Отец говорил, что во мне две немецких крови сошлись. По линии бабушки мамы. Мамина девичья фамилия была Литвинова, а у бабушки - Зейферт. Отец говорил, что ему его отец рассказывал по секрету, будто в нашем роду есть немецкая ветвь барона фон Вирхофа. Так что я, может быть, ещё и барон.

- Найти родственников в Германии не пробовали?

- Зачем? Ну, обнаружится, что я - барон, и что: я от этого лучше стану?

- А как поступили в театральное училище?

- Я из Коврова поехал в Москву поступать. Зашёл в ГИТИС, увидел всех с длинными волосами. А я с короткими, в каких-то брюках дудочками. А они в джинсах и такие все небожители! Испугался и ушёл. Я же был мальчик из провинции, несмотря на то, что папа - москвич. Потом мама с сестрой моей приехали из Сирии, когда там началась война, и мама нашла объявление об открытии театральной студии. Я в это время уже работал монтировщиком во МХАТе. Здоровый был, мне было по барабану, что куда носить. Руководителем студии был Михаил Юрьевич Романенко, интеллигент, истинный человек Театра. Студия была в его однокомнатной квартире на Водном стадионе. Мама у него была литератором, а сам он - театральным художником, но когда-то играл на сцене. Он знал Станиславского и всех, кого только можно вспомнить в театральном мире. В комнате у него стоял стол и штук 20 стульев, на стенах - зеркала во весь рост и большие репродукции известных картин, а на возвышении - сцена. У него была специальная диета, благодаря чему он в 70 лет на мостик вставал. Очень походил на Станиславского - грива, бабочка, костюм. Студия его называлась «Гармония», а его учениками были Урбанский, Яковлев. Он готовил их к поступлению в ВУЗ. И я, пробыв у него три месяца, поступил в Щепку на курс к Михаилу Ивановичу Царёву.

- Как вы попали в Малый театр?

- Мне Царёв сказал: «Беру». И я уже с третьего курса знал, что буду работать в Малом театре. А больше никуда и не хотел. И сейчас никуда не хочу. Если, не дай Бог, буду вынужден уйти из Малого театра, то ни в какой другой театр не пойду. Это мой дом, моя семья, здесь я 35-ый год живу и работаю.

- Помните свой первый спектакль на прославленной сцене?

- Конечно. Когда я ещё студентом был, на «практике», сыграл негра в «Ярмарке тщеславия» Тек- керея, где без слов возил Софью Николаевну Фадееву в коляске. А в спектакле «Мой дядя Миша» про чекистов, сказал свои первые слова: «Здесь только что сожгли какие-то бумаги».

- Преподавателем стали от того, что мама педагог или захотелось что-то в профессии передать?

- Меня Виталий Соломин пригласил на свой курс во ВГИК, тот, который сначала набрал Ромашин и умер, потом пришёл Виталий и тоже умер. Очень талантливый был курс, многие из них уже стали звёздами театра и кино. Баталов мне предлагал остаться, но на прощальном вечере я вдруг поймал себя на том, что плачу. Натурально потекли слёзы. Плачу и не хочу с ними расставаться: я с ними сжился. По пять часов в день пять дней в неделю там пропадал. Я понял, что не смогу снова набирать и сразу любить других так же, как этих: слишком срастаюсь. Потом, когда стану старым, может, пойду преподавать.

- Вы производите впечатление очень большого человека. На вас, наверное, нелегко подобрать одежду? В театре костюмы шьют?

- Шьют. Или покупают. Но это тяжело потому, что у меня сверху 60-ый размер, а снизу - 56 - 58. Костюмы мне надо себе покупать либо английские - редко и очень дорого, либо немецкие. А итальянские костюмы на меня совершенно не садятся. Сам я костюмы не ношу, а только джинсы, пуловеры, свитера, рубашки.

- А ваши размеры зависят от количества еды?

-Да я как-то перестал об этом задумываться. Я никогда не был худым. Ну, никогда! Раньше пытался похудеть, потом бросил. Понял, что меня любят и таким. И мне самому это не мешает. Я могу прямо сейчас на мостик встать, могу петь- плясать. А потренируюсь и кульбит сделаю.

- Вы утверждаете, что доброта спасёт мир, а не красота, как говорил Достоевский. А в чём вы сами видите в жизни красоту?

- В глазах, в душе, в любви, в обнажённом женском теле, в природе. Много на свете разной красоты. Но то, что сейчас происходит на ТВ, это гламур. Хотя гламур в переводе с французского - нечто прекрасное, восхитительное. У нас же гламур - лишь внешний лоск, внешняя плёнка, глянец, тюнинг. Можно надуть губы и всё остальное, но это не красота, а недостаток ума и вкуса. И зло в чистом виде. Про доброту тут вообще речи нет. Всё сводится к одному: «Посмотри, какая я и сколько я стою». Есть очень красивые злые твари! Как можно сказать, что красота спасёт мир?

- Что значит для вас доброта?

- Относись к другому так, как хочешь, чтобы относились к тебе. Не обижай людей. Пусть лучше тебе будут должны, чем ты будешь должен. Сделай больше, чем ты можешь.

- Вы верите в удачу?

- Я её уважаю, хотя где-то в глубине души считаю, что она меня в чём-то обделяет. Но, может быть, делает она это для того, чтобы потом подарить пик творчества?! Удачу надо готовить: много работать - и над собой, и с товарищами своими, много узнавать. Удача, конечно, может прийти и на светской тусовке, но это не мой путь. Я не хочу тусоваться, чтобы потом мне что-то обломилось. Я всё заработаю сам.

Наталья САВВАТЕЕВА
«Театральный курьер», июнь 2012 года

26 апреля – день рождения народного артиста России Александра Владимировича Клюквина . Поздравляем!

Есть такое понятие – стиль Малого театра. Это добротность, основательность, точное следование эпохе, описанной в пьесе, верность авторским смыслам, респектабельный консерватизм и богатая сценическая обстановка. Спектакль Владимира Драгунова «Мольер» (по пьесе Михаила Булгакова «Кабала Святош») этому стилю отвечает вполне.

ФРАНЦИЯ ЕСТ ЦЫПЛЕНКА

Есть такое понятие – стиль Малого театра. Это добротность, основательность, точное следование эпохе, описанной в пьесе, верность авторским смыслам, респектабельный консерватизм и богатая сценическая обстановка. Спектакль Владимира Драгунова «Мольер» (по пьесе Михаила Булгакова «Кабала Святош») этому стилю отвечает вполне.

Сценография Станислава Бенедиктова торжественна и нарядна. В костюмах, созданных фантазией художницы Валентины Комоловой, много барочной пышности и аристократичного достоинства. «Мольер» в Малом театре – зрелище красивое, умное и захватывающее.

Герой Василия Бочкарева - увлеченный лицедей, азартный и беспокойный. Творец театральных персонажей, явно похожий на кого-то из них, а может и на всех одновременно. То пылкий любовник, то озаренный гений, то усталый измученный старик. То яростный борец, то верноподданный. Этот Мольер живет в диких ритмах, отбивается от интриг и притягивает новые.

«Кабала святош» - столкновение трех сил. У каждой – свое пространство, где непосвященный всегда чужой – либо гость, либо пленник. Театр, для Мольера – родной дом со сложившимся укладом, кажется посторонним манящим миражом, мерцающим за тюлевым маревом.

Дворец Людовика Великого, короля Франции — тоже своего рода театр, но другой — осязаемый и реальный в каждой вещи, в каждой складке дорогой драпировки. Бутафоры Малого театра сделали реквизит, очень похожий на антиквариат, а в знании исторического костюма мастерицы пошивочного цеха не знают себе равных.

Пространство Кабалы, где хозяйничает парижский архиепископ маркиз де Шаррон, люто разозлившийся на Мольера за беспощадного «Тартюфа», - самое страшное. По стенам средневекового подвала бродят мертвые тени. Монахи, застывшие на выступах каменных стен, видятся зловещими сторожами, бдительно хранящими тайны. Не божественные, а дьявольские, разрушительные и злые.

Брат Сила (Сергей Кагаков), Брат Верность (Дмитрий Зеничев) – вкрадчивые и тихие прислужники сатаны, надежная опора архиепископа, обернувшегося дьяволом. Александр Клюквин в этой роли сдержан и точен. Достаточно ледяного взгляда, и все повержены.

Мольер проиграет ему. Как проиграет и Людовику, самодовольному, хитрому и всезнающему. Борис Клюев играет его так, будто всегда жил в Версале, с рождения впитав галантный шарм и снисходительное великодушие. Знаменитое «Государство – это я», переведенное Булгаковым как «Франция ни о чем не беспокоится, сидит перед вами и ест цыпленка», звучит как ласковая пощечина Мольеру, приглашенного высочайше отужинать.

В трех точках напряжения – энергия спектакля. Творчество, власть и тайные силы, определяющие судьбу, персонифицированы в трех основных героях. Женские роли, к сожалению, сыграны не так ярко.

Мелодраматическая линия пьесы о кровосмесительной связи Мольера с собственной дочерью (о чем он даже не подозревал) отходит на второй план. Не важны постановщику оказались и булгаковские аллюзии, сопоставлявшего подвал Кабалы с застенками НКВД, а Людовика – со Сталиным (интересующимся этой темой рекомендую постановку «Мольера» в театре Сатиры).

Если действие происходит в Париже восемнадцатого века, то на сцене Малого будет именно Париж восемнадцатого, а на Москву 1930-х не будет даже легкого намека. Так заведено в этом театре издавна. И постановка Владимира Драгунова – не исключение из его замечательных правил.

Елена Губайдуллина
«Известия», 27 января 2012 года

«Я НИКОГДА НЕ УЙДУ ИЗ МАЛОГО ТЕАТРА»

Александр Клюквин на радио «Эхо Москвы в Казани» — слушать сюжет на канале МАЛЫЙ-ТВ

Венера Баговиева: В прямом эфире программа Культурный Разговор, у нас в гостях сегодня народный артист России, актёр Малого театра и кино, известный мастер озвучания Александр Владимирович Клюквин. Добрый день

Александр Клюквин: Здравствуйте все.

Венера Баговиева: И сразу скажу, что я смотрю на вас с наслаждением, с восхищением, под впечатлением от вашего спектакля «Мнимый больной», который я посмотрела вчера. Вы там были превосходны.

Александр Клюквин: Благодарю

Венера Баговиева: Инадо заметить, что голос ваш очень знаменит. Наверное, нет таких фильмов или их очень мало, в которых вы не принимали участия. Много героев, в том числе мультяшных, которых вы озвучивали, много работаете в театре, много звучит рекламы.

Александр Клюквин:Рекламазвучит не очень много, ну может, быть две-три. В театре много, в кино много, наозвучании много, на книги вслух тоже много.

Венера Баговиева: Спасибо, что к нам пришли, постараемся рассказать о гастролях Малого театра, сразу напомним, что сегодня можно будет посмотреть на сцене театра Камала спектакль«Мнимый больной», где Александр Владимирович блистательно исполняет свою роль. Есть некоторые секреты, которые не хочется раскрывать. Приходите, посмотрите, это необыкновенно. Постарайтесь сесть ближе справа в партере подойдите ближе кантракту, там будет сладкий сюрприз, всё-таки не смогла удержаться, сказала. Номер 5119911, у нас для вас есть вопрос. Правильно ответивший получит билет на спектакль «Мнимый больной»

Александр Клюквин: Каких двух не-человек я озвучивал на телевидении?

Венера Баговиева: Удачи, если что, я за то, чтобы вы посмотрели в Интернете ответ. Спектакль Малого стоит того, чтобы посуетиться и сделать это поскорее. Вот вчера было такое ощущение хулиганства, что актёры на гастролях как на празднике и получают удовольствие от того, что встречаются с другими зрителями, и есть момент импровизации. Было это?

Александр Клюквин: Вообще-то мы привозим на гастроли те спектакли, тем составом, в тех декорациях и так сыгранными, как мы это делаем в Москве. Никаких отличий нет. Мы не возим сюда второй сорт, облегчённые декорации или какую-нибудь антрепризу, нет. Малый театр едет, везёт свои спектакли такими, какими они идут на сцене Малого. Насчёт хулиганства — это пьеса такая, её написал Мольер, знаменитый хулиган, комедиограф, и пьеса Мольера предполагает импровизацию, выход за рамки текста, это обязательно. Каждый раз это бывает по-разному, несильно — это зависит оттого, какой зал, как сидят люди, какое настроение у меня или у Бочкарёва.

Венера Баговиева: А если говорить вот о казанских зрителях, вчерашняя ситуация?

Александр Клюквин: Вчера казанцы очень бурно откликнулись на сладкий сюрприз, поэтому получилось раза в два больше, чем у нас бывает в Малом.

Венера Баговиева: Когда ведь вы ездите по регионам, гастроли это тоже большая часть работы Малого, труппы — вот отличие нашего зрителя?

Александр Клюквин: Ваш зритель — целенаправленный зритель, не случайные люди. Вообще Казань очень культурный город. Вы меня поражаете каждый раз, когда я приезжаю – большая культурная столица. Не потому что у вас дороги хорошие — у вас дороги плохие

Венера Баговиева: Ужасные

Александр Клюквин: А потому, что у вас люди хорошие. В Москве люди делятся пополам. Половина – это истинные ценители и любители Малого театра, они знают, куда и зачем они пришли, а вторая половина — у нас называется «Пришли на люстру посмотреть». В зависимости от погодных условий, от того, от сего, бывает чуть больше тех или чуть больше этих. Первую категорию завоёвывать не надо, хотя её надо уважать. Они знают, куда и зачем. Если будешь работать плохо, тебе самому будет плохо. А другую половину надо завоёвывать каждый раз, потому что они сидят с открытым ртом смотрят «Боже, какой театр. У них тут декорации есть. Актёры в костюмах вышли, не современных». Для них это непонятно, зритель отучен от декораций, от костюмов, от того, что называла Вера Николаевна Пашенная «Я купила билет за три рубля, и мне должно быть видно, слышно и понятно». Так она учила актёров — чтобы было видно, слышно, понятно. Сейчас уже не видно, нет понятности на сцене.

Венера Баговиева: Если говорить о современном театре — проблем там много?

Александр Клюквин: Очень. Там даже не проблема, там болезнь. Мы (я не имею в виду Малый театр),театральная Москва старается всё время обогнать то, что уже давно прошло. Мы всё время стремимся какой-то авангардизм изобразить, штаны ли снять, или изобразить трёх сестёр лесбиянками

Венера Баговиева: Чтобы все ахнули и думали «Правильно ли я понимаю или я дурак?»

Александр Клюквин: И почувствовали себя дураками и подумали: «Боже мой, какие умные эти артисты».Они всё время стараются сделать так, чтобы их наконец пригласили в Европу, чтобы сказали «Вот-вот-вот, ну наконец-то вы современно играете». А в Европе это давно уже неинтересно, это прошло уже в 70х годах, закончилось. Там уже понимают, что это не искусство, это неинтересно. И когда туда приезжает Малый театр, лет 10 назад, возили туда «Дикарку». Потом на пресс-конференции нас спрашивали: «Как вы это делаете? Как вы так на сцене живёте, что мы не понимаем, что вы играете? Мы видим, что эти люди живые — у нас так никто не умеет». Вы же потеряли это, вы кинулись за голыми телами, за порнушкой. Или за совершенной непонятностью, чесали левой ногой правое ухо. Не надо этого делать. Есть пьеса, где всё написано, про что — не как, а что. Сделайте, чтобы было видно, что вы играете.

Это не значит, что не надо искать новых путей, но с уважением к автору, который сидел, писал.

Венера Баговиева: Из вашего насыщенного графика можно сделать вывод, что у вас вряд ли остаётся время, чтобы следить за культурной жизнью, посещать коллег, смотреть их работы

Александр Клюквин: Времени действительно остаётся мало, но я стараюсь ходить, когда есть возможность.

Венера Баговиева: Разочарование приходит часто.

Александр Клюквин: Нет, ну я стараюсь не ходить в особо одиозные места, мне неинтересны так называемые«театры на досках», «театры на 18-м этаже», «театры в подвалах», не хочу никого обидеть. Я стараюсь смотреть тех коллег, которых я люблю, которых я знаю. Но времени, действительно, очень мало. Иногда бывает, что я завидую — это значит, спектакль удался. Иногда я думаю «Какое счастье, что я работаю именно в Малом».

Венера Баговиева: Ближе к той деятельности, которую слышат и видят наши слушатели. Начнём про работу по межпрограммке на телеканале «Россия». Наверное, это занимает время, талант?

Александр Клюквин: Да, это занимает время, правда, не очень много, потому что там работает слаженная команда, и я, когда туда прихожу, чтобы читать анонс, там уже всё готово, остаётся сесть к микрофону и с листа читать то, что там написано. Правда, просто так ничего не даётся, конечно. Многие пытались туда прийти и пробовать.

Венера Баговиева: Надо сказать, что работать голосом — отдельная профессия, ей надо учиться. У нас есть звонок, давайте послушаем.

Слушатель: Это Людмила, Казань. Я узнала голос Клюквина, он дублировал Альфа.

Венера Баговиева: Это правильный ответ, оставьте ваши координаты звукорежиссёру. Мы спрашивали — каких двух?

Александр Клюквин: Остался ещё один, из рекламы.

Венера Баговиева: Я получаю удовольствие от того, что вас слышу. Помимо того, что вы занимаетесь озвучанием, снимаетесь в кино, вы ещё и пишете.

Александр Клюквин: Есть грех. И стихи, хотя на это очень мало времени остаётся. Сам по себе процесс очень интересен. В Малом идёт четыре спектакля, где есть мои стихи, или полностью переработана пьеса, как «Дон Жуан». Недавно поставили «Дон Жуан» А.К.Толстого, сильно изменённый. Полностью оставили суть — классиков нельзя уродовать. Там сочинено около 15-17 песен, почти мюзикл. Первая такого рода постановка. Есть у меня две сказки, пьесы, написанные мной. Одна называется «Сказка о самой сильной силе», отгадайте, какая это сила... На букву Л.

Венера Баговиева: Ну любовь

Александр Клюквин: Да, правильно

Венера Баговиева: Я думала, если скажу «любовь», вы ответите «как примитивно вы мыслите, Венера». Поставлена пьеса?

Александр Клюквин: Нет. Для этого надо быть менеджером, заниматься, куда-то проталкивать, а я этим не умею заниматься. И вторая пьеса «Марья маревна» — по старой русской сказке, в стихах, довольно смешных, на мой взгляд. Я сейчас рекламирую. Если кому-то нужна детская пьеса, обратитесь в Малый.

Венера Баговиева: У нас есть телефонный звонок.

Слушатель: Меня зовут Рамиль. Альф это номер один, номер два — Мойдодыр.

Венера Баговиева: Отлично, мы вас поздравляем. И, раз уж вы здесь, не могу не воспользоваться. У вас полсекунды есть, чтобы полсекунды Альф, полсекунды Мойдодыр.

Александр Клюквин: (Альф) Дорогие радиослушатели, с вами говорит Альф. Я вас люблю. (Мойдодыр) Свежесть белья, заслуга моя.

Венера Баговиева: Спасибо вам огромное, Рамиль, мы вас поздравляем. С 17 по 26 сентября у нас гастроли Малого театра. Сегодня будет «Мнимый больной», приходите. С афишей познакомитесь на сайте. Скажите, много героев, много красок, которые вы привносите в нашу жизнь — но всё-таки есть же герой, который ближе к натуральному Александру Владимировичу Клюквину. Какой герой?

Александр Клюквин: Ну хотелось бы думать, что Альф — он всё-таки мой любимый. То, за что я могу гордиться. Во-вторых, есть несколько ролей в театре, особых, хороших. Какие-то в прошлом, спектакли уже не идут. Какие-то сейчас. Есть несколько фильмов.

Венера Баговиева: Вы ещё и скромный.

Александр Клюквин: Да. Вообще, вы знаете, трудно быть скромным, если ты лучший (смеются)

Венера Баговиева: Вот скажите, для того, чтобы добиться, быть таким востребованным, каким нужно быть человеком — искренне амбициозным, себя пиарить и проталкивать либо быть достойным самого себя и надеяться, что тебя найдут рано или поздно?

Александр Клюквин: Второе. Я никогда не ходил по киностудиям с вопросом «Вам не нужен хороший актёр?» Как говорил Царёв «Не надо торопиться, всё будет. Актёр это дистанция стайерская, а не спринтерская». Если ты дождёшься, тебя найдут. Если не дождёшься — значит, ты не нужен. Не нужно навязываться, это неловко, не по-мужски. Надо работать над собой, не отказываться от ролей, кроме совсем уже поганых. Надо работать, уважать зрителя, профессию, любить русский язык. Если ты жить не можешь без профессии актёра — иди в неё. А если хоть немного можешь без неё жить — то тебе там не место, не ходи.

Венера Баговиева: Чего вы никогда не сделаете в своей жизни, в профессии?

Александр Клюквин: Не уйду из Малого театра. Никогда не поменяю Малый на что-то другое, если не дай Бог что-то случится.

Венера Баговиева: Предложат огромный гонорар

Александр Клюквин: Ни в коем случае. Я живу в Малом, там всё моё. Это мой театр, там живут мои друзья, почти родственники.

Венера Баговиева: У нас есть минута, чтобы пригласить слушателей.

Александр Клюквин: Дорогие зрители, приходите, пожалуйста, вы не пожалеете. Как я уже сказал, сюда мы привозим те спектакли и в таком виде, как мы их играем в Москве. Мы вас любим, уважаем и не позволяем себе привозить сюда второй сорт, что-то урезанное — ни в коем случае. Везём сюда лучшее. Вы нам нужны, надеюсь, как и мы вам.

Венера Баговиева: Надо сказать, у Малого никогда не возникает проблем с наполняемостью зала...

Александр Клюквин: Вы нам нужны не для того, чтобы наполнить зал — как зрители. Нам нужен кто-то, чтобы вы сидели в зале и смотрели на нас. У вас глаза очень хорошие, в Казани замечательные зрители. Отличаются от всех. Вы здесь улыбаетесь чаще.

Венера Баговиева: У нас в гостях был А.В.Клюквин, спасибо вам.

Александр Клюквин: До свидания.


«Эхо Москвы в Казани», программа «Культурный разговор», 20 сентября 2011 года

«Таинственный ящик» П.А.Каратыгина. Сцена из 1-го действия

Режиссёр-постановщик – Юрий Соломин. Сен-Феликс – Эдуард Марцевич, Дюпре – Александр Клюквин, Эмиль – Алексей Фаддеев, Младший писарь – Пётр Абрамов

В Малом театре состоялась премьера музыкальной драмы «Дон Жуан»

МЕЖДУ СВЕТОМ И ТЬМОЙ

В Малом театре состоялась премьера музыкальной драмы «Дон Жуан»

Удивительно, что пьеса, написанная одним из лучших русских писателей, воспевающая любовь, почти не имеет сценической истории. Из похождений беспутного севильского забияки и соблазнителя А.К. Толстой сотворил философское произведение. В нем куда важнее отношения Дон Жуана с Богом и Сатаной, чем с людьми. За постановку этого произведения, не испугавшись трудностей, взялся артист Малого театра Александр Клюквин.
Решение спектакля достаточно необычно для старейшей московской сцены. Это музыкальная драма, которую хотелось бы назвать мюзиклом, если бы не одно обстоятельство: музыка, написанная композитором Эдуардом Глейзером, чрезвычайно важна для спектакля и все же не заслоняет, не подменяет собой драматического действия. Восхищают вокальные данные и удивительная пластичность артистов Малого театра, среди которых в первую очередь хочется назвать Василия Дахненко (Инквизитор) и конечно же исполнителей главных ролей – Алексея Фаддеева (Дон Жуан) и Ольгу Абрамову (Донна Анна).

Неожиданным оказалось решение Борисом Невзоровым образа Сатаны. Начнем с того, что здесь – одно из коренных различий между пьесой и ее постановкой. Сатана становится одним из главных действующих лиц, почти постоянно присутствует на сцене. В нем нет того, что мы привыкли называть демонизмом или инфернальностью. Этакий свойский хитрец, который всегда рядом с человеком, всегда готов улучить момент, чтобы толкнуть каждого из нас под руку.
А бесхитростный крестьянский юмор Лепорелло (Виктор Низовой) оживляет действие и позволяет нам с толикой иронии взглянуть даже на самые трагические перипетии сюжета.

Спектакль Малого театра не только дарит нам возможность насладиться изысканным оформлением, игрою света, великолепно поставленными танцевальными номерами (балетмейстер – Любовь Парфенюк), но и дает пищу для размышлений о важнейших вопросах Бытия. И прежде всего – о Любви.

Ольга ВЛАДИМИРОВА
«Народная газета», 28.04.2011

26 апреля исполняется 55 лет народному артисту России Александру Владимировичу Клюквину. От души поздравляем Александра Владимировича и желаем ему крепкого здоровья, удачи и новых интересных работ на подмостках Малого театра!

В Малом театре актер А. Клюквин поставил «Дон Жуана» А.К. Толстого.

ПРИЧУДЫ МЕЛЬПОМЕНЫ

Знакомые вечно просят совета: куда пойти, что посмотреть. Деньги берегут, хотят гарантий, не верят «информированным источникам». И я их понимаю. Я же поступаю точно так же, когда дело идет не о театре. Однако советовать зареклась. Это теперь как составление гороскопа: слишком много надо знать о «клиенте», чтобы совет оказался впору. «А правда ли, что…» - спрашивают они. «Неправда», - отвечаю я, но они все равно не верят. Деньги считают, но к новым легендам приобщиться тоже хотят. Великая сила – реклама. Я бы сказала, пробивная сила.

Раньше я не ленилась, расспрашивала: что любите, чего жаждете, на кого в театр ходите, смеяться желаете или плакать. Сегодня, расспрашивай не расспрашивай, - не знают. Хотят чего-нибудь эдакого (все-таки еще хотят), а чего конкретно… поди пойми. Отвечают неопределенно, мечтательно глядя в потолок. В общем, ведут себя наподобие гоголевской купчихи Агафьи. Вот если бы губы Н.И., да нос И.К., да развязность Б.Б., да дородность И.П. - «я бы тогда тотчас же решилась». После спектакля являются хмурыми. В глазах - почти всегда смятение или досада на невозможность достичь идеала. Потрясений им подавай. А счастья нет, и нет спектакля, на который хотелось бы пойти во второй раз.

Выходит, критику проще. У Агафьи была романтическая цель – она очень хотела замуж. У критика – задача прагматическая, понять, отчего идеал так и остался недостижим. Хотя и критик мечтает получить удовольствие, как простой смертный. Но в отличие от зрителя не может изменить место встречи. Он хочет счастья там и с теми, с кем уже однажды его испытал.

ВО ВСЕЛЕННОЙ

В Малом театре актер А. Клюквин поставил «Дон Жуана» А.К. Толстого. К царской трилогии А.К., идущей на императорской сцене, прибавилась еще и музыкальная драма (на этом жанре настаивает режиссер). В последний раз мы видели эту пьесу в Москве лет 15 назад. На сцене Театра Армии ее поставил тогда дебютант, ученик М. Захарова В. Шамиров, проявив недюжинную фантазию, которую все оценили. Зрители сидели прямо на сцене, актеры играли вокруг: вместе с сюжетом публика путешествовала на движущемся сценическом круге, физически постигая ширь пространства и протяженность времени, сквозь которые шагал самый известный в мире повеса. Помню эффектное появление Сатаны — В. Стремовского на фоне вдруг распахнувшегося занавеса. Огромное полукружье театра в стиле «сталинский ампир» стало мощной декорацией для этого ристалища света и тьмы. Но пьеса выглядела безумно многословной и старомодной. Смысл утопал в стихах, которые читались, как придется, от смысла отвлекали бесконечные «отступления» от сюжета, к смыслу надо было с трудом продираться через бытовую («уличную») актерскую игру… и Дон Жуан был, конечно, анти-Дон Жуан. А как иначе в 1990-е?..

Спектакль Малого театра внятно доказывает, что пьеса живая и даже актуальная: среди обыденности и прозы жизни она напоминает о высоком и вечном, о том, что любовь побеждает все, да еще в звучных стихах. Пьеса сильно, но умело сокращена и в этой редакции кажется даже слишком ясной. В Малом русского «Дон Жуана» играют, максимально сближая с немецким «Фаустом», и ставят Сатану в центр спектакля. В отличие от Сатаны Толстого, являющегося в пьесу, как «бог из машины», этот бес, который воюет за душу Дон Жуана, тенью скользит по всему сюжету, участвует во всех событиях и направляет каждого героя: одного подтолкнет под локоть, другому нашепчет нужные слова, третьему – подскажет решение. И Дон Жуан тут не столько обольститель и «просто бабник», сколько эстет, последний романтик в поисках идеала. И как эффектно звучат «аргументы сторон» в этом споре за душу! Б. Невзоров (Сатана) блестяще размышляет вслух о человеческой природе и природе зла, провокативно обращаясь к публике и, судя по тишине зала, невероятно задевая ее своими философствованиями. Под стать ему и молодой А. Фаддеев, который доказывает свое право на роль Дон Жуана и редкой статью, и пластикой, и красотой (на мой вкус, правда, чуть оперной, сладковатой; хотя все равно напоминающей о прежних героях этого театра, В. Соломине, Ю. Васильеве, Н. Подгорном), но главное – осмысленными и драматично поданными монологами и той насыщенной «внутренней жизнью», которой всегда славились актеры Дома Островского.

Казалось бы, в спектакле есть главное (действие и конфликт, любопытно выстроенный сюжет, удачное исполнение двух заглавных ролей), но в целом спектакль не очаровывает. Музыка Э. Глейзера, которой в спектакле много (к ее исполнению претензий нет, труппа Ю. Соломина в прекрасной форме) кажется написанной лет 30 назад, в ней явны отголоски и гармонии времен рыбниковской «Юноны и Авось». А сценография и костюмы А. Александрова, в которых причудливо, но безвкусно спутаны «испанщина» и «французщина», временами превращают зрелище в почти пародийное. Поединок Сатаны и Дон Жуана, который, несмотря на смерть, выигрывает Дон Жуан (он обрел, хотя и поздно, идеальную любовь) происходит где-то во вселенной. Намек художника на это есть в декорации, но он тонет в «лесе» ненужных, снижающих масштаб спектакля деталей, отчего «картинка» его напоминает средней руки эстрадное шоу. Что из этого следует? Что актер и режиссер – профессии все-таки разные. Актера иногда могут посещать режиссерские идеи, актеру иногда легче, чем режиссеру, подсказать коллегам удачные манки в роли, но мыслить целым, собрать целое, найдя пропорции, «ось» спектакля – это другое умение.

Наталья Казьмина
«Планета красота»

«Дон Жуан» в Малом театре

НЕ В СВОИ САНИ НЕ САДИСЬ

«Дон Жуан» в Малом театре

«Дон Жуан» – одна из премьер Малого театра в этом сезоне. Поставил народный артист России Александр Клюквин, это его режиссерский дебют. По его воле «драмматическая поэма» Алексея Константиновича Толстого стала «музыкальной трагедией», правда, добавляет Клюквин в изданной к премьере газете, «музыкальный руководитель постановки Григорий Гоберник считает, что это неправильно. Может быть, остановимся на определениях «музыкальная драма» или «мистерия». В итоге в афише Малого к вполне традиционному, естественному для этой сцены русскому водевилю Каратыгина добавился, скажем без обиняков, русский мюзикл по Толстому. Почему нет? В штате Малого по-прежнему имеется свой оркестр, «грешно было им не воспользоваться». Воспользовались. Без греха, однако, не обошлось.

Пьеса Толстого – сложная, многословная, поднимает сразу все вопросы бытия, герой – не такой уж Дон Жуан, скорее – русский Фауст. В прологе есть реплика у озер и рек, у облаков, у пролетающих журавлей. Вот – цитата из монолога Сатаны: «Хотя не Слово я, зато я – все слова! Все двигаю собой, куда лишь сам ни двинусь; По математике я – минус, По философии – изнанка божества; Короче, я ничто; я жизни отрицанье; А как господь весь мир из ничего создал, То я тот самый матерьял, Который послужил для мирозданья. Клеветникам назло, прогресс во всем любя, Чтоб было что-нибудь, я в дар принес себя, Не пожалел отдать часть собственного теста, Чтоб вылепиться мог вселенной сложный шар; А так как быть нельзя, не занимая места, То в остальное он вошел, как в свой футляр. Когда вы, полные восторженной хвалою, Поднявши очи к небесам, Акафисты свои поете фистулою, Я к звонким вашим дишкантам – Фундаментальный бас». Монологи – за 200 строк! В одном из писем автор объяснился: «Это был случайный и невольный протест против практического направления нашей беллетристики». То есть пьеса его – непрактическая, абстрактная. Во многом. Но есть и живые диалоги:

Д о н Ж у а н Я вспомнил... да, прости мне..

Д о н н а А н н а Что ты вспомнил?

Д о н Ж у а н Что ты меня не первого уж любишь.

Д о н н а А н н а Как? Ты ревнуешь?

Д о н Ж у а н Дон Октавьо был Тобой любим.

Дон Жуан у Толстого – ревнивец! В другом месте герой говорит, почти буквально вторя пушкинской Татьяне: «Как я был слеп! Как счастье было близко!»

Очень сложная пьеса, требующая формальной изощренности. Впрочем, в недавнем прошлом в ее активе – удачная и одновременно масштабная постановка Виктора Шамирова в Театре Армии, когда многочисленные станки и лифты ходили туда-сюда, обнаруживая то бездны мрачные, то – пугающую высоту и все время – вселенский объем сцены, кажется, ни до того, ни после так подробно, так полно и не пригодившейся.

Пьеса, впрочем, может быть какой угодной, абстрактной, например. Игра актеров абстрактной быть не может. Абстрактное решение? Наверное, возможно. Но тогда ему необходимо иное оформление, без парада планет на заднике, без платформы-экрана в центре. Не Вселенная, а кооперативное кафе «Космос» эпохи первоначального накопления капитала, с космической чернотой по краям, взбитой, глядя на нее невооруженным глазом, строительной пеной. Без плащей с капюшонами, в которых теряются и путаются актеры, – короче говоря, без всего того, что соорудил на сцене художник из Екатеринбурга Сергей Александров. Без обиняков: с «живописной стороны» подобного ужаса в Малом театре мне видеть еще не доводилось.

В оправдание постановщика: эта пьеса – явно не для режиссерского дебюта, тем более она – не в развитие новых граней и возможностей Клюквина, которому для дебюта, думается, больше бы подошла какая-нибудь близкая ему история. Тот же Островский.

Но, можно предположить, Малому непременно захотелось иметь в афише мюзикл. Взяли – сделали. В «Дон Жуане» и поют, и танцуют (балетмейстер – пусть тоже отвечает за свою работу! – Людмила Парфенюк), музыку написал Эдуард Глейзер. Танцы ничем примечательным не запоминаются, но двигаются актеры легко, друг друга не задевая. Научены в школе.

О музыке. Необходимое отступление: многие, я в том числе, даже с симпатией относились всегда к тем своевременным нотам, которые сопровождают обычно спектакли Малого театра – это работа композитора Григория Гоберника. В «Дон Жуане» он обозначен музыкальным руководителем постановки, в которой – ни одной запоминающейся или, скажем так, имеющей лица не общее выраженье партии. Плюс капюшоны, плюс обтягивающие трико, точно все, наскоро накинув шелковые халатики, выскочили на сцену прямо из танцевального класса, – во всем какая-то пародийность, избыток серьеза обыкновенно означает, что актеры шутят. Но тут не шутят. В уже упомянутой газете композитор всерьез рассуждает, что в музыке едва намечен «легкий испанский колорит, но не более». Что же, прав – музыка «общегуманистическая», среднестатистическая.

Хорошо, хотя и немного, можно сказать об актерах. Не всех. Хороши те, кому, как написал когда-то поэт Левитанский, «замысел весь уже ясен и тема угадана». Виктор Низовой в роли Лепорелло, командор – Александр Ермаков... Легко красивым девушкам, им все можно простить. Труднее Сатане – Борису Невзорову, поскольку роль его у Толстого – эпизодическая, в результате сокращений и «склеек» в спектакле стала едва ли не главной. И – не спрятаться, не скрыться. Остается расправлять руки-крылья крестом – эту мизансцену, стоп-кадры в дверном проеме, у актеров-мужчин можно назвать ключевой и смыслообразующей. На все случаи жизни. И смерти.

Когда из-под могильной плиты полезли привидения, даже мне, нехристю, захотелось перекреститься. А плита! Это в бедных театрах – обыкновенные, картонные плиты. Тут по экранной поверхности надгробья бегают языки адского пламени, огоньки мельтешат, поскольку, по мнению многих, в современном искусстве ничто не стоит на месте. Непременно должно двигаться. И гореть. Синим пламенем.

Поют – не фальшивят.

Было бы что петь. У Островского в финале обычно повторяют выраженную в заголовке мысль. Не в свои сани не садись. Кстати – пьеса хорошая, в Малом сейчас не идет. Поставить бы.

Об авторе: Григорий Анатольевич Заславский - заведующий отделом культуры «НГ».
Независимая Газета, 31.03.2011

«Звуковой архив Малого театра»

АЛЕКСАНДР КЛЮКВИН В ПЕРЕДАЧЕ «ДИАЛОГИ О КУЛЬТУРЕ»

Людмила Борзяк беседует с Александром Клюквиным о премьере спектакля «Дон Жуан» А.К.Толстого. Радио России, 26 марта 2011 года...

«Звуковой архив Малого театра»

АЛЕКСАНДР КЛЮКВИН В ПЕРЕДАЧЕ «ДИАЛОГИ О КУЛЬТУРЕ»

Людмила Борзяк беседует с Александром Клюквиным о премьере спектакля «Дон Жуан» А.К.Толстого. Радио России, 26 марта 2011 года

Слушать передачу

«Дон Жуан». Малый театр

САТАНА НЕ ПРАВИТ БАЛ

«Дон Жуан». Малый театр

Премьерный спектакль Малого достаточно сложно вписать в общую репертуарную политику старейшего театра. Правда, предпочтение традиционно отдано классике, хотя сама пьеса не из числа тех, что на слуху. Несмотря на то, что образ Дон Жуана постоянно привлекает внимание, к произведению А.К.Толстого режиссеры обращаются крайне редко. Между тем в новой редакции пьеса, помимо закономерных купюр, претерпела и другие серьезные изменения, потому ее, скорее, можно воспринимать лишь как литературную основу для сочинения собственной сценической версии. А подобная вольность не в традициях театра, являющегося приверженцем точного следования авторскому слову. К тому же значительную часть текста составляют положенные на музыку стихи, написанные режиссером спектакля Александром Клюквиным, являющимся одновременно и автором сценической редакции. В целом музыкальные постановки в Малом театре, конечно, исторически восходят к жанру водевиля, с давних времен органично существовавшему на этой сцене. Его своеобразным возрождением стал спектакль «Таинственный ящик» в создании которого принимали участие многие из тех, кто ныне работал и над «Дон Жуаном». Но если при наличии современных атрибутов пьеса П.Каратыгина и в сценическом прочтении оставалась в рамках традиционного водевиля, то в случае с текстом А.Толстого дать точное определение жанра гораздо сложнее.

В спектакле немало примет, откровенно сближающих его с современным мюзиклом, — жанром, тоже не очень свойственным Малому. По самой структуре постановки с ним перекликается, пожалуй, лишь «Свадьба Кречинского», которая, впрочем, тоже существовала несколько обособленно в общем репертуарном контексте театра. Однако если тоща за основу бралась уже существующая музыкально-драматическая версия пьесы Сухово-Кобылина, то в новой постановке все создается практически с нуля. В таком подходе, конечно, присутствует немалая доля риска, но одновременно есть и выгодное отличие от большинства сегодняшних мюзиклов, полностью дублирующих западные образцы. Атмосферу действа в значительной степени создает оригинальная музыка Эдуарда Глейзера. В звуковой партитуре спектакля соединяются современные ритмы и традиционные испанские мотивы, романсы и серенады, песни-зонги и непростые вокальные партии (музыкальный руководитель постановки Г.Гоберник). А вот в сценографии и костюмах, пожалуй, заметно излишнее тяготение к приемам, присущим сегодняшним шоу и нередко граничащим с откровенным китчем (художник С.Александров). Использование подзвучки или обилие сценического дыма, разумеется, уже давно стали неизбежными атрибутами нашего времени. Но подчеркнутая броскость сценических эффектов проявляется и в многочисленных слепящих лучах, и в переливающихся на фоне звездного неба «светилах» а также в агрессивной яркости костюмов, отличающихся обилием блеска и «ядовитостью» красок. Подобная напористая зрелищность выглядит на старейших подмостках нарочито избыточной и чужеродной, а к тому же не очень соответствующей жанру «музыкальной драмы» который заявлен самими создателями спектакля.

Темы, выдвинутые в центр постановки, — победа любви над сатанинскими соблазнами, а также борьба тьмы и света в человеческой душе. Стремясь максимально заострить конфликт; постановщики с предельной четкостью расставляют смысловые акценты, что приводит порой к упрощенности отдельных характеров. Так, часть персонажей превращается в безликую (в прямом смысле этого слова) толпу людей в масках, скрывающих как свои настоящие лица, так и истинные чувства. Их хоровые вокализы и пластические этюды становятся неким мистически зловещим фоном, сопровождающим действие (балетмейстер Л.Парфенюк). Стремление уйти от частных деталей и бытовых подробностей, опять же несвойственное актерской школе Малого, заметно и в решении характеров центральных героев. Хотя в самом выдвижении на первый план тех или иных персонажей решающую роль уже вполне традиционно играет не только режиссерская воля, но и актерская индивидуальность исполнителей. Так, одной из центральных фигур спектакля становится Сатана (Борис Невзоров), постоянно появляющийся то тут, то там в своем плаще «с кровавым подбоем». Именно этот философ зла здесь правит бал, превратившись в своеобразную движущую силу всего действа. Наметив себе в жертву человека гордого и самолюбивого, неверующего и сомневающегося, он лукаво и жестко направляет его действия, принимая разные обличья — от монаха до пирата.

Равного же соперника в борьбе за мятущуюся душу у властелина тьмы в спектакле нет Сухой, властный Инквизитор (Василий Дахненко), проповедующий вечные истины, не может достучаться до человеческого сердца, поскольку уповает не столько на веру, сколько на страх. Противостоять злу тут способно лишь искреннее чувство Донны Анны (Ольга Абрамова), которое и оказывается земным олицетворением божественной силы, несмотря на то, что только ценой собственной жизни героине удается духовно воскресить любимого человека, уже приближавшегося к краю бездны. Сам же Дон Жуан (Алексей Фаддеев) изначально не выглядит коварным соблазнителем и выделяется из общей массы своей органичностью, простотой и полным неприятием окружающей блестящей мишуры. Он ищет не приключений, а настоящей любви, однако, найдя ее, не сразу узнает и боится в нее поверить. То же неверие заставляет Дон Жуана видеть врага, посягающего на его свободу, и в Командоре (Александр Ермаков), заботливо оберегающем дочь от грядущих разочарований. Убийство же из гордыни кладет начало превращению ищущего, мыслящего и чувствующего человека в разочарованного, жестокого циника, с холодным равнодушием отнимающего чужие жизни. Окончательно утративший веру герой обречен один сражаться со своими бесами. Конечно, заводной, забавно изворотливый Лепорелло (Виктор Низовой) всегда выручает хозяина в трудную минуту, но он не способен стать помощником в его внутренней борьбе. Лишь ценой обретенной и тут же утраченной любви Дон Жуан сам приходит к прозрению и вере, карая и одновременно обретая самого себя. А Сатана уже не может властвовать над душой человека, одержавшего победу над собой.

Марина ГАЕВСКАЯ
«Культура», 24 марта 2011 года

В Малом театре состоялась вторая успешная премьера сезона. После итальянских «Влюбленных» Гольдони в постановке Стефано де Лука появился музыкальный спектакль с испанским сюжетом – «Дон Жуан» по мотивам драматической поэмы Алексея Толстого в режиссерской версии одного из ведущих актеров театра Александра Клюквина. Этими спектаклями Малый открыл свой итало-испано-российский год.

САТАНА ЗДЕСЬ ПРАВИТ БАЛ

В Малом театре состоялась вторая успешная премьера сезона. После итальянских «Влюбленных» Гольдони в постановке Стефано де Лука появился музыкальный спектакль с испанским сюжетом – «Дон Жуан» по мотивам драматической поэмы Алексея Толстого в режиссерской версии одного из ведущих актеров театра Александра Клюквина. Этими спектаклями Малый открыл свой итало-испано-российский год.

Музыкальный спектакль отнюдь не новшество для прославленной труппы. Здесь актеры прекрасно поют, причем делают это не только по необходимости в спектаклях театра. Малый театр славен тем, что здесь есть настоящий симфонический оркестр, а актеры постоянно «упражняются» на ниве вокала, исполняя в концертах популярные песни и романсы. К пьесе Толстого, почти не ставившейся на сцене и специально адаптированной для этой постановки, композитор Эдуард Глейзер написал музыку на испанский манер. Драматические актеры по всем законам мюзикла поют в миниатюрные микрофончики, и получается это очень убедительно. В первом действии — более романтическом, без убийств и трагедий — больше мелодичных и запоминающихся вокальных номеров. Во втором их почти нет, и это, на мой взгляд, обедняет постановку. Хотя финал получился музыкально довольно выразительным.

Александр Клюквин с благословения Юрия Соломина впервые выступил в роли режиссера: свой дебютный спектакль он готовил долго и тщательно в соавторстве с музыкальным руководителем театра Григорием Гоберником. За основу взяли малоизвестный текст Алексея Константиновича Толстого. Для Малого театра это один из любимых авторов, поэтому создателей спектакля совсем не испугала весьма длинная и не очень «внятная» пьеса. Из нее по возможности «выжали» главные сюжетные ходы, поместив героев в некое фантастическое пространство, лишенное географических примет (художник Сергей Александров). Театральная машинерия и современные технологии задействованы в этом спектакле весьма активно, создавая очень объемное и зрелищное действо высокого качества. Герои выходят в стилизованных под старину костюмах и платьях, намекая, что эта вечная история может произойти в любом месте в любое время.

Одним из главных действующих лиц и своеобразным вершителем судеб назначен Сатана. В блистательном исполнении Бориса Невзорова он взял на себя роль провокатора и подстрекателя: толкает Дон Жуана (Алексей Фаддеев) на странные и страшные поступки, не чураясь прямого вмешательства в его судьбу. Сатана принимает разные личины, пытаясь завладеть душой и помыслами этого легкомысленного супермена, который забыл о боге и живет лишь земными утехами, оправдывая себя поисками идеала. Вместе со своим вечным спутником Лепорелло (Виктор Низовой прямо создан для этого хрестоматийного образа и прекрасно отыгрывает его со свойственным ему темпераментом) Дон Жуан порхает по жизни, махая шпагой и до конца не понимая смысла земного существования человека. Он проходит мимо истинной любви, которая явится ему в образе Донны Анны — образца верности и преданности. Ее тонко и поэтично играет Ольга Абрамова, которая во «Влюбленных» задорно представляла иную девичью ипостась — этакой стервочки.

В спектакле сложился яркий ансамбль с участием актеров разных поколений – Александра Ермакова (Командор), Василия Дахненко (Инквизитор), Михаила Мартьянова (Оттавио), Ирины Жеряковой (Дама) и менее опытных, молодых. Сливаясь с массовкой, они создают на сцене выразительный и необходимый фон, формирующий целостный образ спектакля. Он, конечно же, обязательно станет одним из любимых у поклонников нашего старейшего театра.

Ирина ШВЕДОВА
«Московская правда», 10 марта 2011 года

Режиссер Александр Клюквин представил нам историю знаменитого севильского соблазнителя. Казалось бы, всё должно закончиться тем, что Каменный гость — Командор — забирает грешника в ад. Однако в этой пьесе события развиваются по-другому.

«ДОН ЖУАН»

Режиссер Александр Клюквин представил нам историю знаменитого севильского соблазнителя. Казалось бы, всё должно закончиться тем, что Каменный гость — Командор — забирает грешника в ад. Однако в этой пьесе события развиваются по-другому.
Инквизиция, дуэли, гордость, месть. «Испанские страсти!» — готовы воскликнуть мы. Однако даже в оформлении спектакля подчеркивается, что речь здесь идет не только об Испании, но и о Вселенной. Мы видим на сцене сияние звезд и неспешный ход планет. А среди главных действующих лиц — Сатана собственной персоной, его играет Борис Невзоров. Премьеру Малого театра «Дон Жуан» можно было бы назвать мюзиклом, если бы не одно обстоятельство: музыкальные номера, как ни важны они для спектакля, не заслоняют и не подменяют собой драматическое действие. Тем не менее зрителям, наверняка, запомнятся и мелодии композитора Эдуарда Глейзера, и замечательные вокальные данные артистов, и великолепно поставленные танцы.

5 сб, 10 чт, 17 чт, 26 сб

Театральная касса, март 2011

Актер Малого театра Александр Клюквин выступил в нынешнем сезоне в качестве режиссера: в театре — премьера «Дон Жуан» по пьесе Алексея Толстого, причем музыкальный вариант. Клюквин отметил, что выбрал именно толстовскую трактовку знаменитого сюжета, потому что...

В МАЛОМ ПОСТАВЯТ МЮЗИКЛ

Актер Малого театра Александр Клюквин выступил в нынешнем сезоне в качестве режиссера: в театре — премьера «Дон Жуан» по пьесе Алексея Толстого, причем музыкальный вариант. Клюквин отметил, что выбрал именно толстовскую трактовку знаменитого сюжета, потому что эту редко идущую пьесу ему посоветовал худрук Малого, Юрий Соломин. Работа над постановкой шла два года. Клюквин определил жанр своего спектакля как «музыкальная трагедия», сообщают РИА Новости. Главную женскую роль, Анны, исполняет Ольга Абрамова, Борис Невзоров сыграет Сатану, Дон Жуана – Алексей Фаддеев.

Музыкальный руководитель нового спектакля Григорий Гоберник в интервью «Театралу» отметил: «Должен сказать с благодарностью, что режиссеры, с которыми я работаю, чувствуют местоположение музыки и ее возможные разрушительные свойства, когда она начинает подменять артиста. Способность музыки взять на себя первую роль очень сильна. Поэтому в идеале для того, чтобы музыка была в гармонии с постановкой, режиссер должен правильно сформулировать замысел. Иногда идею можно понять по первым репетициям. И после того, как замысел стал ясен, начинается работа. Конечно, если это не музыкальная форма – не мюзикл, не водевиль. Там музыка выходит на первый план и определяет все».

Театрал, февраль 2011

В афише Малого театра появился «Дон Жуан». Премьера – сегодня. Спектакль поставил народный артист России Александр Клюквин. Для актера Малого это режиссерский дебют. Рассказывают «Новости культуры».

ВЕЛИКИЙ ОБОЛЬСТИТЕЛЬ – НА ПОДМОСТКАХ МАЛОГО ТЕАТРА

В афише Малого театра появился «Дон Жуан». Премьера – сегодня. Спектакль поставил народный артист России Александр Клюквин. Для актера Малого это режиссерский дебют. Рассказывают «Новости культуры».

В роли самого известного соблазнителя в истории мировой литературы – Алексей Фадеев. Впрочем, Дон Жуан в версии Малого театра меньше всего похож повесу и обольстителя. Это, скорее, поэт, философ, человек, опередивший время. Он и романтик, который ищет идеала любви, в каждом мимолетном приключении. За его душу, конечно же, борются силы света и тьмы. Причем, роль Сатаны, которого играет Борис Невзоров, Александр Клюквин сделал чуть ли не главной. Классический вариант одной из самых сложных поэм Алексея Толстого режиссер существенно переработал. Само произведение сократил, слова одних отдал другим, а от некоторых персонажей и вовсе избавился.

«Культура», 29 января 2011 года