«Звуковой архив Малого театра»
П.П.Гнедич
«ХОЛОПЫ»
Пять картин из семейной хроники Плавутиных-Плавунцовых
Часть 1 (41 Мб)
Часть 2 (41 Мб)
Часть 3 (59 Мб)
Часть 4 (35 Мб)
ФОТОГАЛЕРЕЯ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:
Княжна Плавутина-Плавунцова – Елена Гоголева
Князь Александр Павлович – Сергей Маркушев
Лиз, его жена – Евгения Глушенко
Князь Платон – Василий Бочкарев
Веденей – Николай Анненков
Глафира – Руфина Нифонтова
Мина – Юлия Бурыгина
Агничка – Людмила Щербинина
Ельников – Олег Мартьянов
Веточкин – Эдуард Марцевич
Василиса, его жена – Галина Буканова
Мирошка, его сын – Александр Коршунов
Дуня, его дочь – Валентина Светлова
Евсеевна – Татьяна Панкова
Лисаневич – Геннадий Карнович-Валуа
Перейденов – Афанасий Кочетков
Крючков – Анатолий Торопов
Режиссер-постановщик — [link Lvov-AnohinB">Б.А. Львов-Анохин
Режиссер — В.Е. Федоров
Художник — А.В. Сергеев
В спектакле звучат фрагменты из сюиты С.С. Прокофьева «Поручик Киже».
Из книги Ю.А.Дмитриева
«Академический Малый театр. 1941-95»
Спектакль «Холопы» (пьеса П.П.Гнедича, постановка Б.Львова-Анохина, оформление А.Сергеева) пошел на основной сцене Малого театра в 1987 году и стал подлинным триумфом одной из старейших актрис Е.Н.Гоголевой. Она сыграла роль княжны Плавутиной-Плавунцовой. Раньше в этой роли с огромным успехом выступала М.Н.Ермолова.
Готовясь к началу репетиций, режиссер говорил, что главное, чего он будет добиваться, это показ борьбы за утверждение человеческого достоинства против холопства во всех его проявлениях, на всех социальных уровнях. «Эта тема, этот протест актуальны всегда» (Цит. по ст.: Волчанский А. «Холопы». — «Театр. Москва», 1987, № 38, с. 6).
По жанровому направлению пьесу можно отнести к мелодраме. Написана она в 1907 году с несомненно либеральных позиций, ее острие направлено против деспотизма.
Царствование Павла I. Княжна Плавутина-Плавунцова не истает с кресла отказали ноги. Но здесь есть и хитрость: император приказал, чтобы при встрече с ним на улице все выходили из своих экипажей, часто в грязь, в снег, чтобы ему поклониться, и ждали, пока он проедет. Княжна не стала этого делать, заявила, что у нее болят ноги, и теперь она сидит. Но вот пришла весть о смерти Павла. С какой радостью она поднималась со своего опостылевшего кресла!
Но была в пьесе и еще одна тема: в грязной, постоянно пьяной судомойке гордая княжна узнавала свою незаконорожденную дочь.
Нельзя сказать, чтобы пьеса отличалась слишком большими драматургическими достоинствами, она предлагала актерам эффектные реплики и положения, но характеры, особенно второстепенных действующих лиц, были весьма ограниченны. Так, мажордом Венедикт, его играл Н.Анненков, выявлял только одно свойство своей натуры — хамство, и этим дело ограничивалось. Князь Платон — это фат. Когда департаментский чиновник Веточкин произносил монолог о вероломстве, в его устах он звучал как собрание цитат из современной драматургу газетной статьи либерального толка. Режиссеру и актерам пришлось приложить немало усилий, чтобы действующие лица стали подлинно живыми людьми.
Пьеса написана в годы расцвета в живописи художественного направления, определяемого как «мир искусства». Это нашло отражение и в оформлении спектакля. Художник выстроил декорации, будь то хоромы княжны или скромная комната Веточкина, так, что они соединяли бытовую правду и одновременно театральность. Это были, так сказать, фантазии на темы истории, но с известным, иногда значительным, сохранением исторической правды. Критик так оценивал работу художника: «Целое зрелищное торжество, подлинными героями спектакля стали эти декорации» ) Вишневская И. Эксперимент — возвращение к традиции. — «Театр», 1987, №19, с. 22). Нельзя не отметить, что в декорациях присутствовала и мирискуническая ирония.
Режиссер решительно отходил при постановке от нарочитой стилизации и тем более экстравагантности. Вчитываясь в пьесу, он стремился раскрыть ее суть. Холопство, утверждал спектакль, — качество не только социальное, но и нравственное. Прежде всего эту мысль прекрасно передавала Гоголева.
Начинался спектакль. На сцене находилась воспитанница Анечка (Л.Щербинина) и камеристка Мина (Ю.Бурыгина). Нз глубины анфилады комнат в кресле везли княжну. Она в пудреном парике, через плечо у нее бледно-голубая лента, украшенная бриллиантовым вензелем. А вокруг княжны горничные и приживалки. В ее душе живет жестокая обида на императора, пытавшегося ее унизить, а теперь вынудившего не подниматься с кресел. Она напряжена: какие еще обиды могут выпасть на ее долю? В таком состоянии княжна с повышенной чуткостью воспринимала обиды других. Вот почему, узнав в судомойке свою незаконнорожденную дочь, она сначала ужаснулась — это нарушало ее представление о чести, о положении в обществе. А потом, при всей амбициозности, она пожалела ее, признала. Но это потребовало напряжения всех душевных сил. Гоголева передавала не столько чувства матери, едва ли она ее к себе приблизит, сколько чувства гордой женщины, смиряющей гордыню при встрече с той, кому судьба послала еще большие испытания. В героине Гоголевой присутствовала еще и порода — «то, отсутствие чего не возместишь ничем и что жизненно необходимо спектаклю о времени Павла и об аристократической ему, Павлу, оппозиции» (Рассадин С. Устойчивость. — «Театр, жизнь», 1987, № 19, с. 25).
В большой степени идея пьесы раскрывалась через образ Федора Перейдонова, которого играл А. Кочетков. Когда-то он уехал во Францию и вот снова в России, чтобы здесь умереть. Актер придавал этому образу нечто от мелодрамы, от романтической драмы, от мочаловской традиции. Он предъявлял княжне счет за испорченную жизнь, за смерть жены, он вспоминал, что случилось с княжной сорок лет назад, ее незаконнорожденного, брошенного ребенка. Была в этом персонаже и хитрость, и склонность к интриге, но прежде всего актер доносил, что этот человек не хотел нигде жить, даже если там не было рабства, если это не была Россия.
У Э.Марцевича сенаторский чиновник Веточкин — прежде всего угодник. Это — — не маленький, всеми оскорбляемый человек, умеющий сохранять достоинство. Он человек мелкий, готовый на низость, на подлость. И когда его дочь обольстил повеса князь Платон, когда он терял состояние, Веточкин не вызывал жалость; вспоминалось его прошлое, его приспособленчество, было очевидно, что во многом он сам виноват.
Роль Глафиры — незаконнорожденной дочери княжны -играла Р.Нифонтова. Грязная, нечесаная, она узнавала свою мать, и это производило в ее сердце бурю. Но главное заключалось в другом, в Глафире сказывалось меньше всего холопства, она опустилась, пьет, легко сходится с мужчинами, но никто не мог упрекнуть ее в том, что она пошла на унижение ради выгоды. Человеческая честь в ней сохранилась, и она ни разу ею не поступилась. Вот откуда возникала уверенность в ее возрождении.
У князя Платона, его играл В.Бочкарев, кажется, неиссякаема молодецкая удаль. Он игрок, кутила. Но, очевидно, денег все больше не хватало и все чаще приходилось обращаться к ростовщикам. Вот он — настоящий холоп, несмотря на сиятельное происхождение, потому что подчинен низким страстям и сознает себя властителем над рабами только в силу социального происхождения.
Спектаклю было свойственно еще одно достоинство, он отличался ансамблевостью, и в то же время казалось, что в нем участвовали только солисты. Здесь отсутствовали так называемые проходные роли, будь то впавший в немилость у императора князь Александр Павлович (С.Маркушев), его жена Лиза (Е.Глушенко), Евсеевна (Т.Панкова), Автоном (А.Топоров), Василиса (Г.Буканова), Мироша (А.Коршунов) и другие. Каждый участник спектакля утверждал если не характер, то ярко выраженную характерность, становился конкретным человеком, а все вместе они создавали атмосферу той далекой, но убедительно и ярко изображаемой жизни.
Это был спектакль Малого театра в его подлинных традициях. Что же касается Е.Н.Гоголевой, то, повторим еще раз, ее исполнение роли княжны Плавутиной-Плавунцовой стало одним из самых больших достижений актрисы на ее долгом сценическом пути.
ТАКОЙ УПРЯМЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК…
Когда мне показали эскизы дипломной работы Андрея Сергеева (он окончил постановочный факультет Школы-студии МХАТа у В. Левенталя), я был несколько поражен. Декорации и костюмы к «Преступлению и наказанию» Достоевского были интересны своей «традиционностью», убедительным ощущением стиля, колоритом эпохи, «цветом времени». В эскизах костюмов не было даже той импрессионистической неопределенности, вольной игры расплывчатыми пятнами и бликами, которая ставит в недоумение театральных портных, но зато свидетельствует о свободе мышления художника. Вот именно эта «отсталость» по сравнению с дерзаниями новейшей сценографической мысли и привлекла мое внимание. Я предложил Андрею попробовать сделать эскизы декораций и костюмов к пьесе П.П. Гнедича «Холопы», которую собирался ставить в Малом театре. Он показал свою работу мне, потом постановочным цехам, актерам, которые встретили ее восторженно.
Эскизы и в самом деле были замечательны. Настоящее пиршество русского барокко — пышные дворцовые анфилады, затейливый, изящный загородный павильон, аллея старого парка и белеющие в ней статуи, своеобразного уюта низенького петровского домика с расписной изразцовой лежанкой и покрытым морозным узором окошком с мутными, старинными стеклами.
Каждую картину предваряли живописные за навесы, на которых были изображены то дворец княжны Плавутиной-Плавунцовой с огнями свечей и ламп в окнах, то мачты кораблей и низенькие домики петербургской окраины, то кокетливый Эрмит, отразившийся в незамерзшем пруду зимнего парка, то сам этот, уже весенний, парк с хороводом красивых деревьев и статуй.
Сергеев говорит, что многое в его работе было продиктовано образом исполнительницы главной роли Елены Николаевны Гоголевой.
Диву даешься, откуда у столь молодого человека такие глубина и тонкость культуры, очень редкие в наши дни. У него был прекрасный учитель, но этого мало, тут несомненны усилия изучения, штудировки, выработки и воспитания вкуса и какой-то особый дар, чутье, интуиция, помогающие постигать тончайшие пласты живописной и театральной культуры. А подлинная культура, в свою очередь, рождает чувство ответственности перед искусством, инстинкт взыскательности, почти брезгливое отношение к приблизительности, небрежности, стилистическому неряшеству, то есть к художественному бескультурью.
В «Холопах» для художника оказался огромный объем работы — Сергеев рисовал эскизы табакерок, подсвечников, лорнетов, вееров, каминных экранов, набалдашников у старинной трости, даже рогожного кулька, в который в ту пору укладывали купленную снедь. Он чертил рамы зеркал и окон, выписывал узоры роскошной позолоченной лепнины, изогнутые каблучки женских туфелек и пряжки на туфлях у мажордома Веденея, конструировал дамские шляпки, сочинял прически.
Художник ни разу не повысил голоса, но и ни разу не уступил. В конце концов, убежденность и терпение победили — на сдаче спектакля все отмечали высокий уровень работы постановочной части. И, пройдя этот суровый искус, Сергеев постепенно стал любимцем почти всех работников театра. С актерами разногласий не было — они с удовольствием мерили костюмы. Е. Глушенко просто упивалась элегантной эксцентричностью своего наряда и требовала, чтобы художник определял каждую его линию, складку. Е. Гоголева была в восторге от своих платьев и прелестной треуголки, которая, после многих вариантов и проб, увенчала ее пудреную голову в последнем акте.
Наконец состоялась премьера. Я не помню такого блестящего, шумного дебюта художника, каким оказался дебют Сергеева. Публика встречала его живописные занавесы и декорации восторженным и аплодисментами, в каждой рецензии (а их было множество) о художнике писали в превосходных степенях. Его отроческий вид приводил многих в смущение, и когда он выходил на поклон, в публике с недоумением спрашивали, кто это юное создание...
Б. ЛЬВОВ -АНОХИН, народный артист РСФСР
«Советская Культура»
18 августа 1990 года
