У русского театра завтра большой праздник. У великого драматурга, который полтора века обеспечивает работой (а значит, кормит) армию артистов, режиссеров, да и прочих работников сцены, день рождения — 200 лет. Театры по всей стране носят его имя, пьесы не сходят с подмостков. Каким был этот человек, как жил? Как русскую жизнь переводил на язык драматургии, оставив нам не только потрясающие пьесы, но и документы бытия прошлой, неведомой нам эпохи. Об этом мы говорим с уникальным знатоком творчества А.Н.Островского, автором монографий о нем, доктором искусствоведения, профессором ГИТИСа Ниной Шалимовой.
«Он понимал, куда устремлена народная душа»
— Нина Алексеевна, интересное совпадение — день рождения Александра Николаевича по новому стилю приходится на 12 апреля — День космонавтики. По-вашему, Островский — космический автор?
— Если говорить о космосе национальной души, тогда, конечно, да. Он точно знал и глубоко чувствовал, как русский человек думает, мыслит, радуется, печалится, обижается, бывает счастлив, завидует, чем пренебрегает, что считает важным, а к чему относится со страхом или предубеждением. Он понимал, куда устремлена народная душа. Про Островского могу сказать, что он был повенчан с русской жизнью, проникал в самые глубокие ее основания и мог это передать, как мало какой русский писатель.
Никаких душевных излияний, откровений, оговорок по Фрейду
— Мне кажется, что исходя даже из одной биографии драматурга, он для творческой личности был каким-то очень правильным.
— Да, был очень правильный человек, писал очень скучные письма. Я имею в виду не лексику, а отсутствие каких-либо размышлений, откровений, упругой острой мысли. Письма его, как и дневники, малоинтересное чтение, не сравнить с письмами Пушкина или дневниками Толстого. Такое ощущение, что прозой совсем не владел, только драматургической формой. Но это его качество я называю душевной опрятностью — он был душевно опрятным человеком.
Если знаешь его писательскую судьбу, то думаешь: «Про какого еще русского писателя или драматурга с каждой новой пьесой критики так писали о падении его таланта?» Он же все время читал о себе: перепевает собственные темы и мотивы, не делает никаких творческих открытий и за последние двадцать пять лет жизни «вконец исписался». Но от этого в нем не родилось ни угнетенности, ни злобы, ни обиды — этих вполне естественных эмоциональных реакций на подобные строки о себе. Ничего этого и следа нет.
Островский продолжал делать свое дело. Он был из дворян, но, я бы сказала, из трудящихся дворян, с очень высокой внутренней дисциплиной: знал, что к началу театрального сезона или к чьему-то бенефису должен пьесу написать, и писал. Всегда успевал к сроку и вообще за всю свою жизнь ни разу никого не подвел, а вот его, случалось, подводили.
Был один случай в его биографии, когда великий Пров Садовский (корифей Малого театра. — М.Р.) ночь провел в актерском клубе и, мягко говоря, на следующий день был не в форме. А шла премьера пьесы «Воевода, или Сон на Волге», где воевода по сюжету засыпает и видит сон, от которого просыпается в ужасе. Пров Садовский, согласно роли, лег спать, да и заснул на сцене по-настоящему. Его не могли незаметно разбудить — пришлось дать занавес. После этого казуса нет никаких гневных инвектив, проклятий, укоризн старинному приятелю. Только и было ему сказано: «Сбились вы, Пров Михайлович, и сбились совсем!» Да другой бы на его месте до конца жизни с артистом не разговаривал, еще бы ходил по всем кружкам и салонам и рассказывал, какая сволочь Пров Садовский. А внутренняя душевная опрятность Александра Николаевича не позволяла дурным настроениям проявляться.
Он был хорошим, я бы сказала, закрыто целомудренным человеком. Никаких душевных излияний, откровений, оговорок по Фрейду, никаких «душа нараспашку» у него в помине нет. Он не из тех, кому важно было высказаться, важнее быть услышанным. Это он делал через свои пьесы, адресованные не столько читателю, сколь зрителю, делая ставку на актерские таланты.
— Что за писатель такой? Ни одного скандала с ним не связано.
— Да, это так, хотя ему пришлось пройти через клевету, но опять же — как он достойно клевету выдержал. Я имею в виду историю, которая случилась с ним по молодости лет. У него был знакомец — бездельный человек, актер, про каких говорят «актеришко какой-то», попивающий. Они по молодости хороводились, и Островский предложил ему вместе пьесу написать. Начали писать «Банкрот, или Свои люди — сочтемся», и его соавтор на первой же картине слинял. А спустя некоторое время обвинил Островского в плагиате. От зависти, конечно. Он же не знал, что приятель так прогремит этой пьесой.
Учитывая нравы литературной и особенно театральной среды, слухи разнеслись по Москве. Но когда читаешь его корреспонденцию того времени, то видишь, что в ней нет никакой пылкости, эмоций — он с достоинством переносит эту чрезвычайно неприятную историю, тянувшуюся почти два года. И не сказать, что это его не задевало. Я пыталась искать моменты, где он «проговаривается», и заметила, что в нескольких его пьесах клевета (или, как тогда говорили, клевЕты) очень больно задевает его героев. Я думаю, что через эту драматургическую коллизию драматург высказывался о том, что ему пришлось пережить, но не впрямую, а преображая душевный негатив и художественно его очищая.
У него есть совсем простенькие пьесы — «два прихлопа, три притопа», как говорится, ничего особенного. Но так может казаться, пока кто-нибудь не поставит пьесу. Я так воспринимала «Бедность не порок», пока ее Александр Коршунов не поставил в Малом театре. Или, например, «Трудовой хлеб» — кажется, что история выеденного яйца не стоит. Но Коршунов поставил такой сильный спектакль, а Валерий Баринов так выступил в центральной роли, что получился спектакль-событие. Даже высокомерная «Золотая маска» не могла мимо него пройти. В этом «Трудовом хлебе» Наташа, бедная обманутая девушка, спрашивает себя, что ей теперь делать и как жить. И — как вывод — прекрасная фраза: «Носить горе, носить горе, пока износится». Наверное, Островский, когда с ним случалось что-то мутное, нехорошее, думал: «Носить нужно, пока износится». И тут он был мужественным человеком.
Он не переступил через отцовское благословение
— Но как совместить его душевную опрятность, порядочность и долгую жизнь невенчанным?
— Этот мотив упорно у него повторяется и в пьесах: целый ряд молодых героев и героинь живут невенчанными или вообще отказываются от брака. Почему? И почему он сам — безусловно порядочный человек, сделанный из доброкачественного человеческого материала, — жил невенчанным со своей Агашей двадцать лет, детей с ней нажил?
— Не ровня, не пара была дворянину?
— Я вот что думаю: он Агашу действительно любил. Кстати, только совсем недавно удалось выяснить, какая у нее была фамилия. В литературе об Островском она проходила как Агафья Ивановна. А фамилия у нее оказалась такая, какая и должна быть у жены Островского, — Иванова.
— Так что же известно про Агафью Иванову?
— Ни-че-го. Кроме того, что она была замоскворецкая мещанка, совсем простая, домовитая. Как она шокировала Тургенева, который вошел в эту скромную, точнее сказать, бедную избу! Именно в избу — так выглядел замоскворецкий домик молодого драматурга, куда явилась та, которая по внешнему облику даже на горничную не тянула! Судя по всему, она была воспитана по замоскворецким правилам: муж — это муж, у него своя жизнь, а мое дело — дом обихаживать, мужа любить и о нем заботиться, быть рядом и поддерживать его.
По целому ряду намеков я поняла, что Островский не венчался с нею, потому что его отец был против. Отец у него был личный дворянин, получивший дворянство за безупречную службу. Вся его жизнь — восхождение, доказательство своей состоятельности. А тут сын собрался взять замуж мещанку, к тому же университет бросил. Конечно, он не мог благословить этот союз. Думаю, что Александр Николаевич не переступил через отсутствие отцовского благословения. Родительское благословение вещь серьезная: если его нет, то, как доказывает опыт, мира в семье не будет.
— Как думаете, если бы Агафья Иванова не умерла, Островский с ней обвенчался бы?
— Учитывая мужскую природу, думаю, вряд ли. Мне кажется, со временем он почувствовал вкус этой ситуации: у него есть дом, семья, но сам он свободен. Всем своим «красавцам мужчинам», ведущим в его пьесах рассеянную светскую жизнь, он подарил это привлекательное для мужчины ощущение личной свободы. Правда, сам Островский вел жизнь отнюдь не рассеянную, а напротив, сосредоточенно-трудовую и внутренне ответственную. Он был образован, знал пять иностранных языков и Шекспира с Гольдони переводил не с подстрочника, а с оригинала.
— Вот, кстати, вопрос о Шекспире. Островский его горячий поклонник, переводчик, а совсем не позаимствовал у того страстей, которые на грани жизни и смерти? Почему?
— Интересно положить перед собой и сравнить «Укрощение строптивой» с переводом Островского. Русификация начинается прямо с названия — «Усмирение своенравной». Чувствуете, как с новым названием многое меняется в конфликте? Название вроде соответствует, но по сути он перерабатывал оригинал. Петруччо и Катарина — это Васильков и Лидия в пьесе «Бешеные деньги». Твердая воля Василькова против своенравия Лидии — так проходят молодые через свой медовый месяц. У Шекспира конфликт сжат, концентрирован во времени, укрощение происходит стремительно. В комедии Островского время течет иначе, и его ровно столько, сколько необходимо избалованной и своенравной девушке для расставания со своими иллюзиями.
Человек на сцене соразмерен человеку в зале
— Если бы вас попросили иностранцам или соотечественникам, что как белый лист, объяснить, что самое главное надо знать о драматурге Александре Островском кроме того, что написано в Википедии? Что бы вы назвали в первую очередь, а они поняли масштаб личности, испытали гордость?
— Первое — это его уникальный дар композиции. То есть уравновешивание жизненных противоречий, даже тех, которые кажутся неразрешимыми. И такова же его личная жизнь, в которой дар композиции тоже сказался. В первом томе эпистолярного наследия, на первых же страницах, напечатано его письмо цензору Назимову, запретившему пьесу «Банкрот». Островский пишет: «Твердо убежденный, что всякий талант дается Богом для известного служения, что всякий талант налагает обязанности, которые честно и прилежно должен исполнять человек, я не смел оставаться в бездействии. Будет час, когда спросится у каждого: где талант твой?»
А ведь он совсем молодой человек, ему 23 года. В основе письма — знаменитая евангельская притча о том, как хозяин, уезжая из дома, дает своим работникам по таланту (талант в библейские времена — денежная единица). Вернулся и спрашивает: «Где талант твой?» Первый отвечал: «Ой, я знал, ты жнешь, где не сеял, и я зарыл талант в землю, бери, он теперь твой». — «Не знаю тебя», — сказал хозяин. Второй тоже растренькал свой талант, а третий говорит: «Я знал, что ты спросишь, я пустил этот талант в рост, и вот тебе с процентами». Эту притчу, кстати, обыгрывает Ипполит в «Идиоте» Достоевского: «Деньги тем всего подлее и ненавистнее, что они даже таланты дают. И будут давать до скончания мира».
Второе, что надо знать, по Станиславскому называется «сверх-сверхзадачей творчества». Островский хотел, чтобы русский человек, видя себя на сцене, что-то начал про себя понимать, опознавая себя в далеких от себя исторических персонажах. Как драматург он написал целую громаду пьес — 47, а если считать с «Василисой Мелентьевой» (совместно с Гедеоновым), то 48. Создал в них целый мир самых разных людей и при этом показал их внутреннее единство. По сути дела, он создал национальную манеру жить на сцене — чувствовать, любить, презирать, надеяться, верить, подсчитывать, реагировать на доброе, на злое и так далее. Это внутреннее, таинственное ментальное начало, которое называется неопределенным словом «русскость», он вынес на сцену. Показал нашу ментальность в парадоксах, в великодушии и малодушестве, в здравости ума и в самой русской одури и дури. Короче, во всем многообразии показал русский окрас общечеловеческого начала. Глубины национального невыразимы рационально, но в искусстве по этим окрасам они улавливаются и передаются. Так возникают Шекспир и Данте, Сервантес и Мольер, Пушкин и Островский.
Многие русские писатели были устремлены к крайним проявлениям, высокому напряжению этой ментальности. А Островский разрабатывал то, что, пожалуй, кроме него, никто так блистательно не делал, — среднюю линию жизни. У него человек на сцене соразмерен человеку в зале. Идентифицировать в процессе чтения себя с Раскольниковым, с Соней Мармеладовой или князем Мышкиным — возможно, но в пределе, которого на самом деле ты никогда не достигнешь. А Островский выводил на сцену обыкновенного человека, существующего в обыкновении своей жизни. В этом его уникальность. По словам замечательного мхатовского режиссера Владимира Сахновского, он мог разглядеть и открыть «духовную бездну» в явлении мелком, казусном и тривиальном. В раскрытии чуда обыкновенной и вместе с тем неповторимой индивидуальности — его талант.
— Почему же тогда на Западе лучшим описателем, толкователем русской души считался и считается не Островский, а Достоевский?
— Тут два качества. Первое — Достоевский проще для понимания, потому что он сложный. Там есть где копаться, что разъединять, сопоставлять и противопоставлять. Парадоксальная сложность Достоевского дает тебе возможность проявить свои познавательные возможности при чтении. А с невероятно органичным Островским этот номер не пройдет: его образы неразложимы на составляющие. К его художественной простоте можно только приобщиться, ощутить и впитать в себя ее глубокую правду.
Была такая актриса Александра Ивановна Шуберт, ученица Михаила Семеновича Щепкина, которая после ухода из Малого театра состояла с ним в переписке. В своих театральных мемуарах она пишет, как ей не давалась Марья Андреевна из «Бедной невесты» и она обратилась к автору за помощью. По ее словам, Островский «ничего не мог мне помочь, одно говорил, что надо почувствовать». Это лаконичное и глубоко русское «надо почувствовать» — другой инструмент познания, чем тот, к которому привыкла Европа. Если мы сравним трех знаковых литературных героев — ученого немца Фауста, благородного испанца Дон Кихота и русского князя Мышкина, — сможем уловить разницу. В светлый праздник Пасхи народ радуется, гуляет, а Фауст в своей лаборатории сидит и редактирует Евангелие — это чисто протестантский способ жизни. Дон Кихот покидает свое бедное жилище и отправляется в миссионерское странствие добра — это католический пафос деяния. А князь Мышкин ничего такого не делает, сидит в вагоне третьего класса и просто слушает Рогожина, случайного попутчика. Но чем кончается дело? «Ну, коли так, совсем ты, князь, выходишь юродивый, и таких, как ты, Бог любит!» Каков культ, такова и культура. Разные изводы христианского культа культивируют в национальных ментальностях разное.
Достоевского поражало, что герои Островского говорят прямо от души
— Можно ли утверждать, что более репризного по тексту драматурга русский театр не знал?
— Вот здесь и лежит эта загадка обыкновенности: действующие лица Островского не подозревают, что они говорят репризами. И чем больше они не подозревают об этом, тем больше юмора исполнения и хохота зрителей. И если актер не репризничает, не кокетничает на сцене, а живет в образе, он не замечает, что его персонаж репризу выдал.
— Да словарь можно составить из одних фраз его пьес.
— Достоевского в свое время поражало, что персонажи Островского «говорят прямо от души», что видят, чувствуют и понимают, то и говорят — это было за пределами его понимания. Для нас, воспитанных на новой драме, контекстах, подтекстах, сверхтекстах, это тем более необыкновенно. Герои Островского действительно замечательно формулируют, хотя мы понимаем, что формулирует-то автор, но воспринимаем-то слова, будто их произносят они. И они никогда не обманывают, а если захотят обмануть, то предупредят нас. И дальше мы следим, как они обманывают. У того же Глумова из «На всякого мудреца довольно простоты» целый монолог: вот смотрите, как я до конца пьесы буду обманывать и почему и какими средствами действовать.
Островский говорил об отсутствии противоречия в его пьесах склада с тоном. Здесь склад относится к слову написанному, литературному, а тон — к слову сценическому, произнесенному актером. В написанном слове заложено его звучание, слышится интонация. И если ее уловить, текст сам вывезет и сам направит в нужную сторону. Если артисты каждую фразу раскрашивают, делая ее репризной, то становится скучно и утомительно. В этом видно старание понравиться зрителю. Ну и зачем? Чего ты себе так уже не доверяешь? Ты и так понравишься, если будешь по-честному играть.
— Представляю, сколько вы за свою жизнь посмотрели постановок Островского на сцене. Кто из старых мастеров и новых впечатлил вас своим Островским?
— Из ранних впечатлений — Роман Филиппов и Игорь Ильинский в спектакле «Лес» Малого театра. Восторг полный! Филиппов играл в традиционной приподнято-театральной манере, Ильинский — в рисунке и технике, которые ему когда-то сделал Мейерхольд. С одной стороны, мощная корневая актерская система Малого театра, а с другой — мейерхольдовская школа: перед тобой не только живая вода образа, но ты еще видишь химическую структуру этой «воды». Конечно, дуэты Поляковой и Коршунова в «Волках и овцах», Бочкарева и Титовой в «Последней жертве», Ермакова и Муравьевой в «Лесе», Бочкарева и Глушенко в «Правда — хорошо…»…
А за пределами Дома Островского, когда Островского играют «своими словами, штрихами и красками», на меня сильное впечатление произвели спектакли Клима («Отчего люди не летают…»), Праудина («Бесприданница»), Погребничко («Нужна драматическая актриса»). Хороши были «Таланты и поклонники» у Арцибашева в Театре на Покровке и у Карбаускиса в Театре Маяковского. Из сравнительно недавних впечатлений — «Гроза» Могучего, мощно раскрывающая нашу русскую ментальность.
— А «Без вины виноватые» у Фоменко?
— Это даже не обсуждается: «Без вины виноватые» и «Волки и овцы» — абсолютные театральные шедевры. Здесь высочайшая культура русской традиции исполнения Островского обрела вахтанговскую игристость и искристость…
Если бы он внезапно разбогател, «Челси» не стал бы покупать
— Поскольку Островский писал в эпоху не режиссерского театра, можно ли утверждать, что он сам работал как режиссер?
— В принципе, тогда все драматурги при случае могли быть режиссерами. Если у актеров возникали затруднения, они обращались к драматургу. Но сама пьеса, что интересно, целиком и полностью находилась в ведении театра. Дирекция императорских театров покупала у автора пьесу, и дальше он был над ней не властен. Не имел права публиковать, пока она не сойдет со сцены, и не получал так называемых авторских отчислений.
Тут я хочу сказать о пенсии Островского, на которую он не имел права, поскольку не находился на государственной службе, а писал пьесы «на свободных хлебах». Было время, когда мог по два шедевра в сезон написать. Но когда постарел, силы стали уходить, начал болеть, он обратился с ходатайством к Александру III о пенсии, и одним из мотивов ходатайства было то, что он более четверти века бесплатно, по сути дела, поставлял свои пьесы императорской сцене.
— Дорого ли платили за пьесу в его время?
— Нет, не дорого, и это было разово. В итоге ему дали пенсию размером в три тысячи в год. На эти деньги можно было жить — не шиковать, без роскоши, но вполне достойно. Однако дали ее не потому, что он гениальный драматург, а потому что брат, важная персона в правительстве, похлопотал. Это очень по-русски.
— Островского можно было назвать состоятельным человеком?
— Это то, что называется средний класс. На жизнь хватало, но он и не роскошествовал никогда. Дело не в том, что на роскошь не было денег, у него как бы не было в ней потребности. Все его деньги были заработанные. У него была внутренняя культура отношения ко всем житейским благам, в том числе и финансам. И если бы внезапно разбогател, уж точно не стал покупать футбольный клуб «Челси» или яйца Фаберже.
— За что Островскому должны быть благодарны авторы, драматурги, директора театров и режиссеры?
— За то, что работой до сих пор их обеспечивает! В первую очередь ему должны быть благодарны драматурги — с 1876 года они начали получать авторские отчисления с каждого идущего спектакля, а это целиком заслуга Островского, боровшегося за их права.
И второе. Когда в работу берется Островский, вся труппа радуется. Потому что даже малюсенькая роль в любой его пьесе — не функция, не «кушать подано», а человек со своей психологией, философией, отношением к жизни. И его можно интересно играть и даже срывать аплодисменты на крохотном выходе. Каждый участник постановки в меру своего дарования может проявить себя в объеме роли. И актеры не могут этого не ценить.
Марина Райкина, "МК", 11 апреля 2023 года
200 лет назад, 12 апреля 1823 г., у Николая Островского, одного из квартирантов Никифора Максимова, дьякона церкви Покрова, что в Голиках на Малой Ордынке, родился сын. Этот самый квартирант происходил из семьи священника, жена его была дочерью пономаря. Сын же их, названный Александром, посвятил себя иному служению — мы знаем его как отца русского национального театра.
Гений в халате
Что было отмечено ещё при его жизни. В 1882 году другой наш литературный классик, Иван Гончаров, писал Островскому, поздравляя его с 35-летием творческой деятельности: «Литературе Вы принесли в дар целую библиотеку художественных произведений, для сцены создали свой особый мир. Вы один достроили здание, в основание которого положили краеугольные камни Фонвизин, Грибоедов, Гоголь. Но только после Вас мы, русские, можем с гордостью сказать: "У нас есть свой русский, национальный театр". Он, по справедливости, должен называться: "Театр Островского"».
Собственно, одно из самых известных изображений Александра Островского и «прописано» около Малого театра в Москве, на сцене которого были поставлены все 48 его пьес, до сих пор составляющие основу репертуара. Памятник работы Николая Андреева и Фёдора Шехтеля показывает нам задумчивого пожилого человека в тёплом домашнем халате. Считается, что источником вдохновения служил не менее известный портрет Островского кисти Василия Перова — драматург там гораздо моложе, но в том же самом тёплом домашнем халате с меховой оторочкой. Что вроде бы вполне соответствует правде. Во всяком случае, художник Константин Коровин, в юности посетивший Островского и отчаянно робевший перед классиком, всё же не утратил природной наблюдательности и оставил свидетельство: «Он принял нас в комнате, в стёганом полухалате. Он встал из-за стола, на котором были разложены карты и начерчен мелом на сукне план павильона на сцене, входы и выходы. Карты были — короли, валеты, дамы. На них наклеены ярлыки действующих лиц, фамилии артистов…»
Вроде бы соответствует, однако не совсем. А точнее — совсем не соответствует. Сохранилось довольно много фотографий Островского. И на всех них Александр Николаевич одет, что называется, с иголочки. Элегантные сюртуки, крахмальные сорочки, щегольские галстуки, очень часто — шляпа-цилиндр... Вообще современники отмечали, что по части внешнего вида Островский был самым настоящим снобом до мозга костей. А в бессмертие и вечность шагнул в затрапезном тёплом халате, пусть и отороченном мехом. Как же так? Ведь тот самый портрет работы Перова был создан в 1871 году, когда Островский пребывал в силе и славе и, по идее, запросто мог бы протестовать против такого «снижения планки». Почему же он ни единым словом не обмолвился о несоответствии образа и в целом остался доволен портретом?
«Тепло с ним было»
Всё это неспроста. На заре своей литературной карьеры молодой Островский жаловался историку Михаилу Погодину: «Ничего тёплого у меня нет». Впоследствии поживший уже драматург, переезжая в новый дом, отметил: «На новой квартире хочу прикопить немного тепла». Судя по всему, речь тут не о банальных градусах выше нуля, а о другом. О том, что отмечала горничная Островских, Анна Смирнова: «Тепло с ним было. Встречал всех с радостью, а которым и помогал. И всё от души, с добрым словом».
Что правда, то правда — с ним было тепло. Но каково было ему самому? Ему, человеку патологически доброму? А ведь Островский действительно был таким. Дочь актёра Фёдора Бурдина Татьяна, в замужестве Склифосовская, вспоминала, что когда Александр Николаевич останавливался в их питерском доме, ему очень хотелось отдохнуть с дороги, и он дремал в кресле-качалке. Но как? «Дети чувствовали его доброту, тянулись к нему со всех сторон. Так и я всегда лезла к нему, меня нельзя было отогнать от него. Как ни старались мои родные освободить Александра Николаевича от насевшей на него девчонки, им это не удавалось… В кабинете Александр Николаевич садился обыкновенно на качалку и засыпал, а я взбиралась к нему на колени и находила себе занятие — перебирать волоски его рыжеватой бороды. Я их закручивала, сплетала в косички, иногда выщипывала невольно и этим будила Александра Николаевича. Но он меня не прогонял, всё обходилось, и ни у кого на коленях не бывало так уютно…»
Доброта и душевное тепло — редчайшие качества. Человек, обладающий ими, постоянно и очень остро ощущает дефицит этих качеств в окружающем мире. Почему-то считается, что основной движущей силой, причиной конфликта в пьесах Островского являются деньги, а сам он — чуть ли не «певец зарождающейся власти капитала». На самом деле все его пьесы — именно что о недостатке человеческой доброты и душевного тепла. Само собой, что сюда попадает «купеческая классика», пьесы вроде «Грозы», «Бесприданницы» и «Свои люди, сочтёмся». Но сюда же, если подумать, попадает и сказка «Снегурочка», где главная героиня ищет как раз тепла и закономерно гибнет в финале.
Ввел в моду имя «Лариса»
Может показаться, что сам Островский от этого вроде бы должен быть избавлен. В самом деле — успех и слава пришли к нему почти сразу. О масштабах его триумфа можно судить по одному любопытному факту. Имя Лариса в православных святцах присутствовало, однако прозябало где-то на задворках. Но вот Островский пишет свою «Бесприданницу», главную героиню зовут Лариса Огудалова — и внезапно это имя становится в России одним из самых популярных.
Что такому человеку до какого-то там «тепла»? Ведь всё вроде при нём — знай себе, наслаждайся жизнью. Но не выходит. Потому что на поверку окружающий мир оказывается холоден и, в общем, враждебен.
Допустим, со стороны власти этого можно было ожидать. Цензор Александр Гедеонов, прочитав пьесу «Банкрот», названную потом «Свои люди, сочтёмся», выдал нечто сокрушительное: «Все действующие лица — отъявленные мерзавцы, разговоры грязны, пьеса обидна для русского купечества». За этим последовал вердикт императора Николая I: «Печатано напрасно. Играть же запретить».
Однако не было тепла и со стороны своего брата-литератора, критиков и даже актёров. Вот, например, отзыв писателя и актёра Дмитрия Ленского о пьесе Островского «Бедная невеста»: «Дня три назад я прочёл её, и признаюсь: чуть-чуть мне дурно не сделалось! Что за люди! Что за язык! Разве только в кабаках да неблагопристойных домах, так говорят и действуют! Тьфу! Какая гадость!» А вот что писал критик Николай Назаров о пьесе Островского «Доходное место», которую, к слову, ставят до сих пор: «Богатый сюжет, с которым автор не совладал; ложная идея, на основании которой построил он свою пьесу; неестественность в ходе действия; бессилие в создании главных действующих лиц». Холодком веяло даже после премьеры бронебойной «Грозы», ставшей вневременной классикой — публицист Александр Гиероглифов отмечал: «Нельзя ожидать, чтобы драма сделалась достоянием общего понимания и симпатии».
Может быть, хотя бы со стороны простых людей Островский мог ожидать тепла? В конце концов известно, что крестьяне, живущие рядом с его поместьем Щелыково, что в Костромской губернии, чуть ли не в три ручья рыдали, когда драматург умер: «Маленький был, а похороны барина помню. От дома до церкви несли его на руках крестьяне. Дед мой нёс крышку гроба, а я, ухватившись за край его рубахи, шёл рядом… Вернулся я с дедом домой, он и говорит мне: "Вот, Васька, помни, как мужик своего заступника в последний путь проводил"».
Всё так. Другое дело, что тепла здесь иной раз было даже слишком много. В 1884 г. те самые крестьяне пытались поджечь усадьбу Островского — только безветрие спасло её от полного уничтожения: «Я сейчас менее трясусь и, вероятно, скоро поправлюсь, но не совсем. Я чувствую, что у меня что-то подорвано, чего уж не восстановить. Я в одну ночь постарел на несколько лет…» Через два года Островский умрёт. И останется в нашей памяти как человек, кутающийся в домашний меховой халат. В поисках тепла…
Константин Кудряшов, "АиФ", 12 апреля 2023 года
https://aif.ru/culture/person/ostrovskiy_v_poiskah...
В статье, посвящённой 200-летнему юбилею русского классика, без набора банальностей, увы, не обойтись. Например: «Островский – великий русский драматург». Произнести эти слова – всё равно, что изречь неоспоримое: «Волга впадает в Каспийское море». Сходный трюизм: «Драматургия Островского составила основу национального репертуара и оказала решающее влияние на формирование русской актерской школы». К этим самоочевидным общим местам присоединим словесную формулу, столь же бесспорную: «Для русского театра Островский имеет такое же значение, как Шекспир для английского, Лопе де Вега для испанского, а Мольер для французского».
Всё это, конечно, так. Тем не менее здесь есть одно «но» и весьма существенное. Как бы досадно это ни воспринималось, но для мирового театра имя Островского несоизмеримо с именами Шекспира или Мольера. В Европе его знают плохо и ставят крайне редко, не сравнить с Достоевским, Толстым или Чеховым. Изучение его творчества – удел филологов-славистов, пишущих об Островском как о бытописателе русского социума (к слову, давным-давно устаревшая точка зрения). Что касается профессионалов театрального дела, то для них Островский – писатель отчасти экзотический. Разумеется, есть исключения – достаточно вспомнить итальянца Сильвио Д`Амико или француза Андре Барсака. Но и они воспринимают его как драматурга, «слишком русского» для европейской публики. Пожалуй, в привычном словосочетании «великий русский драматург» главное слово для европейцев – «русский». Иными словами, они признают безусловное значение Островского, но… преимущественно для русских читателей и зрителей.
Такое отношение вряд ли можно объяснить исключительно странностями языка оригинала и трудностями его перевода. В отчуждении европейских театралов от нашего драматурга таится что-то ещё. Это трудноопределимое «что-то» связано не с недооценкой художественных достоинств его пьес, а с более серьёзными расхождениями ментального порядка. Не имеет особого смысла углубляться в давний спор славянофилов с западниками о взаимном притяжении/отталкивании России и Европы (читай: Москвы и Петербурга). Едва ли здесь можно сказать нечто принципиально новое. Вся проблематика соотношения русской и европейской культур прекрасно упакована в одно лапидарное замечание: «В Петербурге всё русское европеизируется, в Москве всё европейское русифицируется». Суть проблемы – не в культурфилософских оппозициях, а в том «зерне автора», о котором П. А. Марков сказал с большой точностью: «Глядя в зерно русской психологии, Островский даёт ей обобщённое выявление – Россия в её взлётах и падениях, в её горестях и радостях была основной темой его творчества» (Марков П. А. В Художественном театре. Книга завлита / Предисл. М. Рогачевского М.: ВТО, 1976. С. 362.).
Островский был «повенчан» с русской жизнью, знал её малейшие оттенки, чувствовал её таинственную внутреннюю сущность, до донышка понимал её глубины и в своих пьесах воссоздал целый мир национального бытия и сознания. В этой живой, дышащей, подвижной, пластичной драматургической громаде из 47-ми пьес явлена подлинная экзистенция русской судьбы, русского пути, русской воли, русского характера, русской души, русской тоски, русской правды, русской трагедии или комедии русской жизни.
У московских артистов был общий с драматургом социальный опыт, общая культура чувств, общее понимание русской жизни. Он был для них «свой», что обнаружилось сразу, с первой сыгранной премьеры. Когда П. Садовский, Л. Косицкая, С. Васильев примерили на себя роли в комедии «Не в свои сани не садись», те пришлись им настолько впору, словно на них и были сшиты. Такой органичности, правды чувств, сердечной искренности исполнения публика прежде не видела. По словам очевидцев, в день премьеры (14 января 1853 года – ещё одна юбилейная дата) «сама правда» вышла на сцену и заговорила языком Островского. И так красочно, метко, вкусно, умно продолжала на нём разговаривать долгие годы, что Малый театр заслужил репутацию «Дома Островского».
Ни одна новая пьеса жизни не оставалась без внимания московской труппы, премьеры игрались исправно – по одной, а то и по две новинки в сезон. Но вспомним, что при жизни драматурга Александринский театр отличался тем же постоянством, а по количеству даваемых представлений порой опережал Малый. Однако на этом основании никому в голову не приходило говорить о нём как о «Доме Островского». В чём тут дело? Думается, в расхождении «европейскости» Петербурга с «русскостью» Москвы. Отсюда – разный «окрас» русской жизни на сценах Александринки и Малого, разный не по смыслам, а по стилю игры, по деталям и нюансам исполнения.
В обеих столицах театр держался на русских европейцах и был их кровным делом, но в одном случае смысловое ударение падало на существительное (европеец), в другом – на прилагательное (русский). С Малым театром у драматурга ударение совпадало, с Александринским – не вполне. Естественно, здесь нужны оговорки. Тот же М. Щепкин был далеко не в восторге от новоявленного гения. Его стариковское ворчание (как по поводу вечно пьяненького Любима Торцова, так и по поводу неверной купеческой жены Катерины Кабановой) не является секретом. Настороженно относились к «новому слову» и его ученики, И. Самарин и С. Шумский. Так что на московской сцене радужно было не всё. Чуждость петербургской сцены духу драматурга тоже не стоит преувеличивать: А. Мартынов и П. Васильев тонко чувствовали правду образов Островского, а вошедшие в труппу позднее В. Стрельская, М. Савина, К. Варламов, В. Давыдов со временем задали верный тон исполнению его пьес. Воплощая образы Островского, актёры-реалисты создали новое амплуа на русской сцене – «амплуа человека», как позднее определил его С. Дурылин (См.: Дурылин С. Н. Мастера советского театра в пьесах А.Н. Островского. М.: Всесоюзный дом народного творчества им. Н. К. Крупской, 1939. С. 21).
Вспоминая Садовских, Федотову, Ермолову, Ленского, Ф. Степун писал: «Их игра всегда была не о внешней действительности русской жизни, но вся о духовной сущности национальной души. В поступи их сценической речи, в мелодии движений быт никогда не звучал только бытом, но всегда бытием» (Степун Ф. А. Основные типы актерского творчества // Ф. А. Степун. Основные проблемы театра. Берлин: «Слово», 1923. С. 74.).
На исходе XIX столетия значение Островского потускнело. Современным драматургом он быть перестал, а в классика не превратился. Постановки его пьес на императорских сценах ещё вызывали интерес, но уже не цепляли за живое так сильно, как делали это прежде. Десятилетиями образованная часть общества была сосредоточена на мысли о русском народе, и Островский её очень увлекал. На рубеже веков её внимание сконцентрировалось на мысли о русской интеллигенции, и Островский её не слишком интересовал. Писатель высокой простоты, ясности, духовной цельности интеллигентским сознанием воспринимался как слишком пресный и во многом элементарный. Проницательный Ю. Айхенвальдвыразил расхожее мнение о драматурге, когда написал: «Мир Островского – не наш мир, и до известной степени мы, люди другой культуры, посещаем его как чужестранцы…» (Айхенвальд Ю. И. Силуэты русских писателей. Вып. 2. Изд. 3-е, испр. и доп.. М.: Т-во скоропечатни А. А. Левинсон, 1913. С. 196).
На русской сцене появляются артисты нового жизненного стиля, чей духовный опыт во многом не совпадает с духом Островского. На смену четкому бытовому рисунку, сочным краскам характерности, точной жанровой подаче роли приходят утонченный психологизм, стильность и нервное тремоло исполнения. В декорационном отношении условное реалистическое жизнеподобие уступает место модернистскому принципу стилизации. В спектаклях П. Гайдебурова («Гроза»), Н. Синельникова («Гроза»), Ф. Комиссаржевского («Не было ни гроша, да вдруг алтын»), Ю. Озаровского («Грех да беда на кого не живет»), В. Мейерхольда («Гроза») происходит своего рода эстетизация пьес жизни. Попадая на сцену, они утрачивают свою жизненность и превращаются в нечто изысканно символическое или, напротив, лубочное, почти сказочное.
1923 год от Рождества Христова, от начала же революции 6-й (год 100-летнего юбилея драматурга) ознаменован радикальным пересмотром основ творчества драматурга. Его пьесы стали своеобразным полигоном для проверки новейших сценических идей («Мудрец» С. Эйзенштейна, «Доходное место» и «Лес» Вс. Мейерхольда, отчасти «Гроза» А. Таирова). Автор прошел через циркизацию и кинофикацию театра, сбросил с себя обветшавший «театральный мундир», обрел новые «театральные одежды» и помолодел вместе со своими героями. Но нельзя не отметить, что его милующая человечность по отношению к грешному человеку как-то незаметно вытекла из постановок революционно-авангардистского толка. В связи с этим А. Кугель гневно писал: «Это очень хорошо – “назад к Островскому”, но для этого сначала надо хорошенько покаяться в своих заблуждениях, смириться, омыться, укротить душу, чтобы чувствовать смирение, чистоту и крепость Островского» (Цит. по: А. Н. Островский на советской сцене. Сб. ст. / Сост. сост.: Т. Н. Павлова, Е. Г. Холодов. М.: Искусство, 1974. С. 53.).
В советскую эпоху подход театра к Островскому определялся авторитарной точкой зрения Добролюбова и был довольно жестким. Живописуя прозу русской жизни, театр нередко проходил мимо воспетой Григорьевым поэзии национального бытия. Но если вспомнить такие спектакли, как «Таланты и поклонники» (1934) и «Последняя жертва» в МХАТ (1944), «Бесприданница» в Театре Революции (1940), «Правда – хорошо, а счастье лучше» в Малом театре (1941), «Без вины виноватые» в Камерном театре (1944) или «Бешеные деньги» в Театре им. М. Н. Ермоловой (1945), то надо признать, что прорывы из этой общей мировоззренческой установки были.
Несмотря на нормативность соцреалистической поэтики, театр не переставал раскрывать человеческое в человеке. Благодарная память театралов хранит воспоминания о «Доходном месте» М. Захарова (1967) и «Бешеных деньгах» Л. Варпаховского (1969), о «Талантах и поклонниках» М. Кнебель (1969) и «Бенефисе» Ю. Любимова (1973), о «Банкроте» Л. Додина (1973) и «Банкроте» А. Гончарова (1974), о «Лесе» И. Ильинского (1974), «Женитьбе Бальзаминова» Б. Львова-Анохина и В. Седова (1980), «Мудреце» Г. Товстоногова (1985). Широта гуманистического подхода, социальная зоркость, острота характерности, богатство юмора, музыкальность и неожиданный лиризм в отношении к России Островского – отличительные черты этих постановок.
На новом витке русской истории, ознаменованном расставанием с советской эпохой, театр перечитывал пьесы жизни новыми глазами и заново открывал для себя психологию человека, «врастающего» в капитализм. Старые сюжеты режиссура насыщала свежей и неожиданной театральностью, русскую жизнь эпохи перемен подавала со сцены в многоцветье эмоциональных красок, от остро-драматичных до смехотворных, от философски-печальных до уморительно-смешных. Навскидку, из того что вспомнилось в эту минуту: «Пучина» и «Правда – хорошо, а счастье лучше» С. Женовача, «Лес» Г. Козлова, «Жертва века» А. Гончарова, «Таланты и поклонники» С. Арцибашева, «Без вины виноватые» и «Волки и овцы» П. Фоменко, «Трудовой хлеб» и «Бедность не порок» А. Коршунова, «Мудрец» М. Захарова, «Последняя жертва» Ю. Ерёмина, «Доходное место» К. Райкина, «Поздняя любовь» В. Туманова.
Со времён Островского Россия много чего прожила и пережила: судороги реформ и контрреформ, три революции и две мировые войны, смену властей и политических режимов, коллективизацию, либерализацию, американизацию, компьютеризацию, цифровизацию, актуализацию... Всё изменилось, и все изменились, в том числе театр и люди театра.
В постсоветскую эпоху русский театр оказывается в окружении многоразличных культурных артефактов марки «пост». Одни, не желая оказаться в «отстое», рвутся из окружения и уходят в кинематограф или на телевидение, другие вступают в переговоры и пытаются использовать окружение в своих целях, третьи занимают круговую оборону и защищают своё театральное первородство от агрессии массовой культуры. Режиссура, пребывающая в перманентном постмодернистском экстазе, усмешливо скрещивает на сцене историю и современность, жизнь и игру, героев и их виртуальные отражения, высокое и низкое, ценное и обсценное, настоящее и мнимое, подлинное и поддельное, а затем смешивает всех, всё и вся в один попсовый коктейль и объявляет эти манипуляции актуализацией классики. Судя по многочисленным сценическим деконструкциям пьес жизни, записные постмодернисты считают их «чрезмерно русскими», а потому преподносят публике в оболочке общеевропейского театрального эсперанто. Чего здесь больше – столичного снобизма или провинциальной фанаберии – не разберёшь.
Откровенно говоря, не особенно и хочется разбираться в спектаклях, имеющих отношение, скорее, к пресловутому масскульту, нежели к драматическому искусству. Гораздо лучше – перебирать в памяти вольные сценические версии пьес жизни, раскрепощённая и обновлённая театральность которых лишена муторного привкуса попсы. Сильные художественные впечатления оставили спектакли: «Требуется драматическая актриса» Ю. Погребничко, «Бесприданница» А. Праудина, «Китай на нашей стороне» Г. Васильева, «Отчего люди не летают?» Клима, «Гроза» А. Могучего, «Не от мира сего» Е. Половцевой, «Безприданница» Д. Крымова, «Гроза» Е. Гельфонда, «Поздняя любовь» и «Гроза» У. Баялиева, «Поздняя любовь» Е. Перегудова, «Грех да беда на кого не живет» М. Брусникиной.
Стоит обратить внимание на отсутствие комедий в этом списке. (Спектакль Васильева – единственное исключение.) В эпоху разительных перемен Россия Островского предстает со сцены в горестном облачении. Её облик печален. Судьба её людей по-настоящему драматична. Юмор редок и скуп по краскам. Вероятно, сам воздух времени диктует театру и выбор жанра, и способ разговора с современным зрителем.
В тягостные времена особенно остро ощущается нехватка «витамина радости». Островский, как никакой другой драматург, способен дать публике то, в чем она нуждается: душевную бодрость, спасительный юмор, чувство самоиронии, веру в человечность человека, надежду на то, что кривда попятится и правда сбудется, всё наладится и потечёт своим ходом нормальная человеческая жизнь. Не потому ли комедии Островского ныне бьют все репертуарные рекорды – как по числу постановок, так и по количеству представлений?
Спектакли, поставленные аутентично, в опоре на классическую традицию исполнения, продолжают увлекать и радовать зрителя. Сидишь в Малом театре, смотришь «Последнюю жертву», «Сердце не камень» или «Правду – хорошо…», оглядываешь полный зал, слышишь дыхание публики, ее вздохи, смехи, всхлипы и понимаешь, что все разговоры о необходимости «актуализации» устаревшего Островского – сущий вздор. В Мастерской Петра Фоменко на «Бесприданнице» или в Театре Маяковского на «Талантах и поклонниках» вечер проведешь – и убеждаешься в том же самом.
Да и в Петербурге есть что посмотреть, хотя меньше, чем в первопрестольной. Что уж говорить о милой сердцу русской провинции! На самых разных сценах можно видеть талантливую, крепкую, душевно здравую, полную искреннего веселья и лукавого юмора актерскую игру. Начнешь вспоминать – не остановишься: белгородский «Лес» в режиссуре Б. Морозова, ульяновская «Правда – хорошо…» в режиссуре А. Каца, рыбинские «Волки и овцы» в режиссуре П. Орлова, брянское «Не было ни гроша…» в режиссуре М. Скандарова, нижегородский «Мудрец» в режиссуре В. Портнова, костромская «Снегурочка» в режиссуре И. Коняева, северская «Последняя жертва» в режиссуре Н. Корляковой, новосибирское «Доходное место» в режиссуре П. Южакова и т.д. и т.п.
Россия Островского – не умозрительная абстракция и не достояние университетской профессуры. Это одухотворенная и глубоко человечная художественная реальность, адресованная не столько читателю, сколько зрителю. В ней всё «приготовлено» для сцены: богато оркестрованное течение действия, выразительность речи и пластики персонажей, их перемещения в пространстве, театральность костюмировки, игровые и психологические паузы, музыкальный ряд и звуковая партитура, игра света и декорационное оформление.
Творец этой живой реальности не всегда задумчиво и покойно сидел в кресле перед Малым театром, как подобает почтенному классику. Когда-то он был молодым, влюблялся, шатался с приятелями по Москве, жил полной жизнью и год за годом сочинял хорошие пьесы. Он создал столько всевозможных человеческих образов, типов, характеров, что нашему театру в ближайшие сто лет можно не беспокоиться о том, какими ролями одарить актеров и чем порадовать и растрогать зрителей.
Нина Шилимова
Театральный журнал. 2023. № 1. С. 112–120.
Почему же этот автор, писавший так давно, не только не отстал от времени, а даже в чём-то опережает его? Кардинальный вопрос. И в связи со знаменательной датой нам, соотечественникам знатного юбиляра, особенно необходимо глубже осознать масштабы, современное звучание, социальную и художественную значимость его творчества.
С чего начать? Кого избрать первым нашим собеседником по актуальной теме? Слова, вынесенные в заголовок, подсказали: начнём с их автора — Ю.М. СОЛОМИНА, многолетнего художественного руководителя Малого театра, который издавна по праву стали называть Домом Островского.
Воздадим должное создателю национального достояния
— Скажите, Юрий Мефодьевич, что значит для вас и руководимого вами коллектива Александр Николаевич Островский?
— То же самое, что и для всей России, для всего мира: величайший русский драматург. Классик, причём в двух ипостасях — классик литературы и театра.
— А разве можно отделить одно от другого?
— Нет, конечно. Однако у Островского получилось так, что сначала он стал известен читателям, а лишь позднее — зрителям. И уже в самом начале было отмечено: вошёл он в литературу сразу как сложившийся писатель, то есть без какого-то подготовительного периода. Большая редкость!
— Но вошёл-то в основном с пьесами, которые нуждались в постановке...
— Остро взялся начинающий драматург за злободневнейший жизненный материал в своей комедии «Банкрут», написанной в 1849 году. Из-за цензурного запрета на сцене она появилась только через 11 лет — под названием «Свои люди — сочтёмся!».
— Зато потом ставилась бессчётное количество раз, и широко продолжают ставить её сегодня.
— Это можно сказать почти обо всём творческом наследии Александра Николаевича. А ведь оно поистине огромно! Из-под его пера каждый год выходила новая пьеса, а иногда и по две-три. В итоге получается 47 драматургических произведений самых разных жанров. Надо к этому присоединить ещё семь пьес, написанных совместно с другими драматургами. Он же дал русской сцене более двадцати переводных пьес — Шекспира, Гольдони, Гоцци и т.д.
— Наверное, никто другой из отечественных литераторов не оказал такого сильного воздействия на развитие русской драматургии и русского театра, какое со второй половины XIX века следует признать за Островским?
— В ответ приведу строки из письма Александру Николаевичу, посланного в 1882 году писателем И.А. Гончаровым, тоже признанным классиком. Вот что написал он драматургу: «Литературе Вы принесли в дар целую библиотеку художественных произведений, для сцены создали свой особый мир. Вы один достроили здание, в основание которого положили краеугольные камни Фонвизин, Грибоедов, Гоголь. Но только после Вас мы, русские, можем с гордостью сказать: «У нас есть свой русский, национальный театр». Он, по справедливости, должен называться: «Театр Островского».
— Замечательное определение!
— И главное — очень точное.
Широта и глубина гения
— Гончаров, как и другие наиболее проницательные современники Островского, ещё вон когда сумел верно оценить уникальное его место в нашей культуре. Однако, согласитесь, такое отношение к сделанному драматургом было далеко не единым. С одной стороны, колоссальный успех у читателей уже первой напечатанной пьесы, а у зрителей — первых спектаклей по его произведениям. Но с другой — яростные нападки недругов, попытки всячески принизить значение того, что он пишет, свести на нет его талант и мастерство.
— Всё так. А скажите, разве не так же было и по отношению к самому Пушкину? Если понять, что искусство, или шире — культура, есть по сути своей борьба добра против зла, то совершенно очевидно: силы зла поднимаются в сопротивлении тем активнее, чем сильнее явление добра в творении таланта, а особенно гения.
Прошедшие два столетия убедительно доказывают, что гений Александра Островского сомнению не подлежит. Так что происки недругов и при жизни его, и теперь меня нисколько не удивляют. Огорчают — да, очень огорчают. И требуют отстаивать величие нашего национального достояния, о чём я помню всегда.
— Гений, как правило, первооткрыватель?
— В широком смысле. Известно, что Островского после появления первых его пьес стали называть «Колумбом Замоскворечья». Имелся в виду мир купечества, из которого вошли в литературу и театр основные действующие лица новой его драматургии: купцы, приказчики, стряпчие, свахи и т.п. Что ж, это не случайно: до того закрытый сей мир обретал в России всё больший вес и влияние. Вот Островский во всей красе и показал «тёмное царство» хищников и стяжателей, самодуров и дельцов. Им, вобравшим в себя «свинцовые мерзости жизни», он вынес свой беспощадный приговор.
Но жаль, я считаю, что в общественном мнении для многих создано представление об Островском только как о «специалисте по купцам». Хотя ведь и в социальном плане он неизмеримо многообразнее: в последующих пьесах его мы видим и дворянство, и чиновничество всякого разряда, и мещан, разночинцев, даже нарождающуюся буржуазию. То есть перед нами широчайшая панорама российской жизни за полвека.
— И с какой выразительностью запечатлённая!
— С выразительностью и удивительной глубиной, что особенно, на мой взгляд, делает лучшие пьесы Островского произведениями навсегда. Он воплотил живые человеческие характеры, подчас в их неоднозначности, многослойности, противоречивости и сложном развитии. Целая галерея интереснейших образов до сих пор остаётся притягательной как для зрителей, так и для исполнителей. Причём всё это в редкостном жанровом многообразии — от комедий до высоких трагедий, от исторических хроник до сказочной «Снегурочки»...
Личный опыт свидетельствует
— То, о чём вы сейчас говорите, казалось бы, должно быть очевидным для всех. Однако попытки «низвержения» Островского продолжаются. А иногда они приобретают прямо-таки патологический оборот, как было во время «перестройки» и ещё хлеще после рокового 1991-го. Сколько несправедливого доставалось тогда в СМИ и Дому Островского — Малому театру! Вы же помните?
— Ещё бы! Договаривались до того, что не нужен он совсем, этот «музейный театр».
— Буквально каждая ваша премьера осыпалась градом огульных обвинений. А ведь это были не только замечательные, но и выдающиеся работы, о чём не раз приходилось мне в то время высказываться на страницах «Правды». Например, о «Лесе» Островского в постановке Юрия Соломина.
— О, это одна из самых любимых для меня пьес Александра Николаевича. Считаю важным вспомнить и тот спектакль, о котором вы сейчас сказали. Но сперва, коли уж речь зашла лично обо мне, сделаем некоторое отступление к началу моей работы в Малом.
Как и все актёры нашего театра, обойти Островского я не мог. Первой стала роль мальчугана Тишки, служащего у купца Большова, в спектакле «Свои люди — сочтёмся». По объёму роль небольшая, но по замыслу драматурга существенная, что я и старался передать. Старания были признаны не напрасными.
А вот следующая роль по Островскому стала для меня в полном смысле слова этапной.
— Вы говорите о «Пучине»?
— Да.
— Я смотрел тот спектакль несколько раз. И результат был один: потрясение. По-моему, это же переживали все зрители.
— Не понимаю, почему «Пучину» редко ставят. Считаю её одной из высот великого драматурга. Пьеса удивительная, настоящая трагедия. И первостепенна тут главная роль — Кирюши Кисельникова, проживающего на сцене переход от состояния самонадеянного и восторженного молодого человека до умопомешательства. Вынужденный под напором обмана поступиться своими нравственными принципами, он падает в пучину отчаяния.
— Психологически сложнейшая роль!
— Некоторые любят противопоставлять Островскому Чехова. Но не надо никого из гениев друг другу противопоставлять! Верно, Чехов в драматургии пошёл ещё дальше, как потом и Горький. Но учились-то они у Островского. Процитирую вам, что написал Антон Павлович, посмотрев в Малом театре постановку «Пучины» 1892 года: «Последний акт — это нечто такое, чего бы я и за миллион не написал. Этот акт — целая пьеса, и когда я буду иметь свой театр, то буду ставить только один этот акт».
— Давайте вернёмся к «Лесу», который вы поставили в «лихие 90-е».
— Замечу, что впервые я поставил его в 1980 году — в Болгарии, в городе Толбухин. И это вообще был мой режиссёрский дебют. А получилось так: я отдыхал на Золотых Песках под Варной, недалеко от города Толбухин, и вот главный режиссёр здешнего драматического театра Стефан Димитров вдруг предложил мне поставить у них какой-нибудь спектакль.
Такое предложение меня удивило, потому что к тому времени я никогда ничего не ставил. Что же оказалось? Они прочитали интервью выдающегося японского режиссёра Куросавы, снявшего недавно фильм «Дерсу Узала», где я играл. Говоря обо мне, на основе нашего общего опыта всемирно знаменитый мастер заявил, что, с его точки зрения, Соломин мог бы успешно заниматься режиссурой. То есть, можно сказать, с лёгкой руки Куросавы я стал режиссёром. И сразу предложил «Лес» Островского.
— А почему?
— Я уже отметил, что это одна из самых любимых моих пьес. Но к тому же мне сказали: она в Болгарии среди самых известных и любимых.
— И как был встречен итог вашей работы?
— Замечательно! Об этом можно было бы долго рассказывать. Но теперь, учитывая определённые жизненные обстоятельства, гораздо актуальнее заострить проблему, которая побудила меня второй раз взяться за постановку «Леса». Это упомянутый вами спектакль, родившийся в трудное время 1990-х и создававшийся мною как программный.
Нужен заслон уничтожению классики
— Какая же проблема побудила вас взяться за тот спектакль?
— Всё злее и подлее разворачивавшееся уничтожение нашей классики. Оно началось двумя путями. Один — просто изъятие того же Островского из репертуара. Как «устаревшего» и современной публике «неинтересного».
Оговорюсь, что происходило это как раз тогда, когда зал нашего театра, например, взрывался аплодисментами во время спектакля «На всякого мудреца довольно простоты». Со сцены звучало: «Да, мы куда-то идём, куда-то ведут нас; но ни мы не знаем — куда, ни те, которые ведут нас. И чем всё это кончится?» Вот он, Островский, такой же «устаревший» и «неинтересный» в других своих созданиях.
Тем не менее во множестве театров к ним перестали обращаться, как никогда. А одновременно возрос и другой способ уничтожения: пьесу как будто ставят, однако узнать её на сцене абсолютно невозможно. Сколько подобных сюрпризов мы с вами обсуждали!
— Да, к началу 1990-х это стало приобретать уже масштаб настоящего бедствия.
— Иначе и не скажешь. Причём мне «повезло» увидеть в разных театрах подряд несколько постановок «Леса», которые прямо-таки повергли меня в шок. Одна называлась «Нужна драматическая актриса», и, честное слово, мне жаль зрителей, не читавших великолепное произведение Островского. В данном случае театр их обокрал, преподнеся подделку.
В другом театре я видел «Лес», где звучали песни Высоцкого, а русский купец устраивал стриптиз. Я очень люблю и уважаю Высоцкого, но какое он имеет отношение к «Лесу»? В этом спектакле купец Восмибратов снимал с себя рубаху, а затем стаскивал ещё и штаны. На актёре оказались плавки импортного производства. Молодёжь хохотала, ей было смешно. А я думал: вдруг эти молодые люди никогда больше не увидят «Лес» и не прочтут пьесу, где такой изумительный язык, такие потрясающие человеческие отношения и столь глубокий философский смысл…
— От смысла в первую очередь и уводят людей, подменяя всё бездумной, пустой и, как правило, пошлой развлекательностью. Ради неё эта натужная модернизация классики, якобы её осовременивание.
— Мы ставили наш «Лес» как ответ на издевательство над Островским. К тому же сильно у него здесь звучит тема искусства, среди главных действующих лиц — актёры. И монологи трагика Несчастливцева, а также всё его благородное поведение взывают к нравственной и художественной высоте. «Мы артисты, а комедианты вы» — вот ключевое заявление рыцаря сцены хозяевам жизни.
— У вас получился действительно во многом программный спектакль. И какой же контраст восприятия! Искренний восторг зрителей, обеспечивший аншлаг, — на фоне уже привычного брюзжания «модной» критики. Вопреки ей вы устояли и продолжили следовать своим путём.
— Путём Островского, так можно сказать. Обращаю ваше внимание на символический факт. Сейчас мы отмечаем 200-летие великого драматурга, а в будущем году отметим такой же юбилей основного здания Малого театра. Как будто самой судьбой было предназначено подготовить тогда Дом Островского. Здесь ему, как автору, будет особенно хорошо. Здесь его отлично понимали и радушно принимали, в этих стенах он был вознаграждён наибольшими творческими радостями. Так что ответственность наша перед ним чрезвычайно велика.
— Мы ещё будем говорить о Малом театре в связи с Островским. Но его 200-летие требует также по достоинству оценить роль нашей великой литературной классики в истории страны. Вот вышло так, что день рождения Островского — 12 апреля — стал много лет спустя Днём космонавтики. Само по себе такое совпадение, конечно, случайно. Однако же люди, обеспечившие первый полёт человека в космос, и сам этот человек, Юрий Алексеевич Гагарин, были ведь читателями пьес Островского и зрителями его произведений. Значит, воспитывались на них, как и на всей классической русской литературе.
— Конечно! На ней воспитывались и наши победители в Великой Отечественной войне. Если говорить об Островском, его в предвоенные 1930-е годы театры ставили всё больше и больше. А на киноэкран вышли замечательные фильмы — «Бесприданница» Якова Протазанова и «Гроза» Владимира Петрова; несколько позднее к ним прибавятся «Без вины виноватые» с Аллой Тарасовой в главной роли. И фронтовые бригады советских артистов очень часто приезжали к бойцам со сценами из пьес Александра Николаевича.
— Повышенный интерес к нему сцена и экран не снизили и после войны. Вы же помните, что тогда получил распространение необычный киножанр — фильм-спектакль. Лучшие театральные спектакли в ускоренном порядке переносились на киноплёнку. Больших дополнительных затрат тут не требовалось, зато спектакли эти могли видеть по всей стране. Вы же школьником наверняка смотрели их у себя в Чите?
— Очень много смотрел.
— Ну и я тоже — в своей рязанской глубинке. Некоторые пересматривал по нескольку раз. Например, «На всякого мудреца довольно простоты» в постановке Малого театра, где Глумова блистательно играл Михаил Царёв.
Напомню ещё и предпринятое сразу же по окончании войны массовое переиздание наших крупнейших классиков. Это были тома избранного — в большом формате и объёме.
— Да-да, том Островского вместил, наверное, более половины его творений. Главную свою задачу, как и другие наши литературные гиганты, сам он видел в том, чтобы люди становились лучше. К Юрию Гагарину, будущему космонавту №1, тоже потом это относилось.
Нашествие не только извне
— И вот мы дожили: так называемый коллективный Запад объявляет «отмену» русской культуры.
— Глупость, конечно, полная. Но не безвредная. Особенно в сочетании с теми попытками уничтожить отечественную классику, которые предпринимаются в собственной нашей стране. Недаром в связи с Островским мы подняли сегодня эту проблему.
— Хочу ещё на ней задержаться. Повод — судьба Татьяны Васильевны Дорониной и МХАТ имени М. Горького, которым она руководила более тридцати лет. Вы знаете, как драматично это для неё обернулось.
— Возмущение происшедшим в своё время уже высказал.
— Теперь и меры определённые приняты, так что остаётся надеяться на лучшее. Но меня всё-таки не отпускают два вопроса. Первый: как в принципе могло такое произойти? И второй: а сделаны ли надлежащие выводы?
— Я знаю, что при Дорониной по отношению к русской классике МХАТ снова стал рядом с Малым. Там работали в качестве приглашённых наши режиссёры, много ставили, в том числе Островского.
— Не только много, но и добротно. А вот новый художественный руководитель по фамилии Бояков, назначенный вместо Дорониной, русскую классику полностью отменил. Когда же, по прошествии значительного времени, была объявлена премьера «Леса», это оказался просто ужас ужасный. Самая настоящая карикатура, в которой трудно было уловить хоть что-то от подлинного Островского!
— Надо же, опять «Лес» попал под раздачу…
— Что попал, ещё не всё. По телеканалу «Культура» (!) я услышал развёрнутое обоснование, насколько это правильно и хорошо.
— А от кого услышали?
— Это была пространная и в определённом смысле концептуальная передача, в которой высказывались многие единомышленники, включая постановщика «Леса» у Боякова. Посвящена же она была 30-летию театрального фестиваля «Балтийский дом», обосновавшегося в Петербурге.
— Фестивали сейчас всякие случаются. Чем этот примечателен?
— Про что я и хочу вам сказать. Подводя итог за три десятка лет, они пришли к выводу, в чём состоит главная их заслуга. Оказывается, посмотрев очередной спектакль по классической пьесе, большинство зрителей уже перестали возмущаться, как раньше: «Да где же здесь Островский?» Или, допустим, Гоголь, Чехов…
— То есть приучили людей, что присутствие автора такого масштаба в созданном им произведении не обязательно или даже нежелательно?
— Именно так!
— Повторюсь: это я воспринимаю как бедствие. Сколь бы ни был талантлив режиссёр, не имеет он права подменять собой классику, до неузнаваемости переделывать того же Островского, вложившего в пьесы свой гений. Раскрыть максимально глубину этого гения и донести его силу до зрителей — вот наш долг.
— Получается, однако, что на сегодня культура у нас существует как бы двумя домами: есть Дом Островского, но есть и этот злосчастный «Балтийский дом». Хотя вытворяемое им следует называть не культурой, а точнее — антикультурой. Борьба тут неизбежна?
— Разумеется. Она шла, идёт и, наверное, будет идти.
Юбилей — тоже борьба. И большая работа...
— Стоит, Юрий Мефодьевич, посвятить наших читателей в то, как встречает 200-летие своего основоположника Малый театр. Скажу вам, что несколько последних дней я провёл здесь, в этом вашем здании, немало узнал и увидел собственными глазами.
— Значит, будем рассказывать читателям вместе.
— Первое, что отмечу, — огромный зрительский интерес к вашим спектаклям, среди которых как автор Островский неизменно на первом месте. Я поинтересовался в кассе, как с билетами, и в ответ услышал: «Аншлаг... аншлаг...» Это в театре, который когда-то всерьёз предлагали отменить как «музейный».
— Провалились те наскоки с треском. А Островский, вы правы, у нас по-прежнему вне конкуренции. Сейчас в репертуаре Малого 14 постановок по его пьесам. Три из них — новые, подготовлены к юбилею: «Женитьба Бальзаминова», «На бойком месте» и «Горячее сердце».
— А есть у вас, я знаю, по Островскому и спектакли-долгожители.
— Да, например, «Бешеные деньги» и «Волки и овцы» поставлены Виталием Николаевичем Ивановым около тридцати лет назад и с успехом идут до сих пор.
— Меня восхитило ещё одно обстоятельство, свидетельствующее о многом. Хорошей идеей у вас стало проведение дневных экскурсий по Малому театру, и сколько же людей они привлекают! Не только москвичей. В одну из суббот я решил стать участником такой экскурсии. Прибыло, как оказалось, около двухсот человек из города Иваново, и Татьяне Юрьевне Крупенниковой, которая возглавляет музейно-информационный центр вашего театра, пришлось разделить их на несколько групп. Сама она вела экскурсию так интересно, что даже я заслушался и узнал немало нового, а гости потом дружно благодарили её от всей души.
— Такие экскурсии в основном посвящаются сейчас тоже юбилею Островского. Наверняка вас познакомили и с нашей новой постоянной экспозицией под названием «Пространство автора». Выставка мультимедийная: можно в электронном виде пролистать на экране прижизненные публикации пьес Александра Николаевича, рассмотреть его рукописи.
— Всё это великолепно сделано.
— А ещё одну выставку, ему же посвящённую, мы представим в нашем Новом Щепкинском фойе. Но особое значение придаём работе, которая призвана способствовать дальнейшему утверждению творчества Островского в театрах нашей страны и повышению уровня этих спектаклей во всех отношениях. Вы помните, как в суровом 1993-м мы начинали у себя Международный фестиваль «Островский в Доме Островского»?
— Это стало тогда, без преувеличения, событием исключительной важности. В труднейший момент вы сумели отобрать действительно лучшие постановки пьес Островского в театрах России и других недавних советских республик. Показ их на фоне обострившегося стремления «покончить с Островским» воспринимался как убедительный вызов этому безумству, а вместе с тем приобрёл для участников конкретный учебный характер. Помню, как радовался Виктор Сергеевич Розов, ставший членом жюри...
— Ну вот, а теперь у нас состоится уже 13-й такой фестиваль. Для участия в нём было подано 78 заявок. В результате отбора взыскательной комиссией в московскую афишу фестиваля вошли 14 наименований. География представленных театров широчайшая: Йошкар-Ола и Кинешма, Барнаул и Калуга, Ирбит и Челябинск, Кудымкар и Тверь, Москва и Санкт-Петербург; особо выделю Луганск и Минск.
— Меня привлекло новшество, также родившееся у вас в предъюбилейный период. Говорю о режиссёрской лаборатории «Постигая Островского». Постигать — очень важная цель, обозначенная в названии.
— Согласен. Мы и поставили эту цель, чтобы помочь начинающим режиссёрам разных театров в освоении глубочайшего классика на основе драгоценного опыта Дома Островского.
Назову ещё наш проект под названием «Реальные места вымышленных героев». У нас теперь есть своя киностудия, и мы намерены снять документальный фильм, в котором можно будет увидеть, где происходило действие ряда известнейших пьес Александра Николаевича.
Рассматриваем такой фильм как часть нашей просветительской работы. Чем больше нынешние наши современники будут знать о жизненном и творческом подвиге писателя, тем надёжнее гарантия дальнейшего расширения численности его читателей и зрителей.
— Вклад Малого театра в это трудно переоценить.
— Потому 200-летие А.Н. Островского для нас особенный праздник. Но хочется подчеркнуть, что юбилей этот надо воспринимать и как праздник всей нашей страны. Он поднимает гордость за русскую культуру, а одновременно ответственность за её защиту от поруганий.
Полвека назад, в 1973-м, когда отмечалось 150-летие достойнейшего сына России, на впечатляющем всесоюзном торжестве выступал народный артист СССР Михаил Иванович Царёв. А завершил он свою прочувствованную речь так:
«Островский — драматург на все времена. Он — не только наше вчера и наше сегодня. Он — наше завтра, он впереди нас, в будущем. И радостным представляется это будущее нашего театра, которому предстоит открыть в произведениях великого драматурга огромные пласты идей, мыслей, чувств, которые не успели открыть мы…»
Вот к чему следует стремиться как сегодняшним, так и грядущим мастерам отечественной культуры.
Виктор Кожемяко, "Правда", 6 апреля 2023 года
12 апреля исполняется 200 лет со дня классика русской драматургии Александра Николаевича Островского (1823 - 1886). К юбилею писателя, чьим именем очень часто называют Малый театр, мы приурочили фестиваль, в ходе которого наши зрители в Москве и в Когалыме смогут увидеть спектакли по его пьесам, поставленные в театрах России и Беларуси, выпустили путеводитель по пьесам Александра Николаевича, идущим на нашей сцене, начала работать режиссерская лаборатория "Постигая Островского". Совсем скоро съемочная группа Малого театра приступит к работе над полноценным фильмом по пьесам Островского. А завершим мы юбилейные торжества большим гала-концертом на Исторической сцене.
Очень многие спектакли по пьесам юбиляра были записаны на телевидении, запечатлев уникальные актерские работы артистов Малого театра. Записи этих спектаклей пользуются огромной популярностью, поскольку сами постановки несут в себе бережное отношение к мысли и слову автора. Сегодня, отмечая юбилей Островского, мы предлагаем вам пересмотреть несколько записей, но не спектаклей, которые шли на сцене, а спектаклей, которые были поставлены на телевидении силами артистов Малого театра, но никогда в таком виде не шли на его сцене.
Об этом сообщила статс-секретарь – заместитель Министра культуры Российской Федерации Алла Манилова в ходе пресс-конференции, посвященной открытию XIII Международного театрального фестиваля «Островский в Доме Островского». Мероприятие, приуроченное к 200-летию со дня рождения драматурга, прошло в Государственном академическом Малом театре.
«Мы понимаем, как важно стимулировать подготовку и выпуск новых постановок по произведениям Александра Николаевича Островского не только в федеральных, но и в региональных и муниципальных театрах по всей стране», – подчеркнула она.
Алла Манилова рассказала, что в 2022 году ведомством была выделена целевая субсидия СТД РФ на проведение конкурсного отбора на получение грантов региональным и муниципальным театрам на подготовку новых постановок по произведениям А. Н. Островского. На участие в отборе было подано более 50 заявок от драматических и музыкальных театров. По итогам экспертная комиссия отобрала 18 сильнейших. Все постановки сегодня включены в текущий репертуар.
Также грант Министерства получили два театра: Костромской государственный драматический театр им. А. Н. Островского на Всероссийский фестиваль «Дни Островского в Костроме» и Норильский Заполярный театр драмы им. Вл. Маяковского на создание премьеры «На всякого мудреца довольно простоты».
Среди знаковых мероприятий в плане юбилейного года замминистра отметила целую серию юбилейных событий, организованных Малым театром и Высшем театральным училищем им. М. С. Щепкина, а также стартовавший в Санкт-Петербурге юбилейный 25-тый Международный фестиваль русских театров стран СНГ «Встречи в России», посвященный в этом году творчеству Островского, выездные мероприятия, проведенные Минкультуры России в Костроме, Иваново, Кинешме, Твери, Санкт-Петербурге, серию выставок Литературного музея им. Даля в разных городах России, памятные мероприятия в Музее-заповеднике «Щелыково», выпуск памятной монеты и коллекционной почтовой марки.
Одним из ключевых событий Алла Манилова назвала масштабную реставрацию московского Дома Островского, филиала Театрального музея им. Бахрушина, которую планируется завершить к декабрю. По окончанию работ на Малой Ордынке будет открыт современный музейный центр с постоянной экспозицией (коллекция Бахрушинского музея насчитывает более 50 тысяч мемориальных предметов драматурга), Театральной галереей, ландшафтным парком, где будет воссоздана атмосфера замоскворецких садов с историческими насаждениями 19 века.
В ходе пресс-конференции художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин обратил внимание на всеобъемлющее значение творчества драматурга для каждого жителя России. «Островский – настоящее сокровище русской культуры, не зря его называют русским Шекспиром – таково значение его драматургии для русского театра. В его пьесах есть все: любовь, ненависть, юмор – все человеческие слабости и благородные порывы. Да, есть кое-какие различия восприятия его пьес, скажем, 50 лет назад, 30 и сейчас, но самое главное неизменно – его удивительно красивый русский язык и тот национальный дух, который присутствует во всех пьесах», – отметил он.
Ректор ВТУ им. Щепкина Борис Любимов напомнил, что за последние годы в России отметили юбилеи великих деятелей российской культуры – Н. В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова, Ф. М. Достоевского, Н. А. Некрасова, предстоят юбилеи А. С. Пушкина и Л. Н. Толстого. По его словам, все эти события и стартовавший Год Островского помогают сохранить классическую русскую литературу и наследие русских гениев.
Представители театра рассказали об открывшемся фестивале «Островский в Доме Островского». В рамках фестиваля театры из разных городов России и ближнего зарубежья представят спектакли по пьесам Александра Николаевича Островского на сцене Малого театра. Фестиваль приурочен к 200-летию драматурга. В 2023 году фестивалю исполняется 30 лет (первый проводился в 1993 году). В этом году спектакли участников впервые будут идти сразу на трех сценах Малого: на московских – Исторической и Сцене на Ордынке, а также в филиале театра в Западной Сибири, городе Когалыме.
Участниками мероприятия также стали председатель жюри фестиваля Нина Шалимова, художественный руководитель Санкт-Петербургского академического театра имени Ленсовета Лариса Луппиан и директор театра Валерий Градковский, директор Кинешемского драматического театра имени А. Н. Островского Наталья Суркова, директор Луганского академического русского драматического театра имени П. Луспекаева Галина Михайлюк-Филиппова и другие руководители театров-участников фестиваля.
Министерство культуры России
Первый спектакль уже этим вечером на исторической сцене Малого театра — «Бесприданница». Масштабную программу, которая рассчитана до конца недели, обсудили на пресс-конференции. Всего будет 19 постановок.
Большая часть в столице, а пять — в Ханты-Мансийском автономном округе — на сцене филиала Малого театра. В этом году исполняется 200 лет со дня рождения Александра Островского и по всей России вспоминают его огромное творческое наследие.
«Великого человека, первого русского драматурга, у него даже когда трагедии играют, то все равно как-то с душой, с улыбкой. Нужно любить то место, ту землю, где ты родился, тех учителей, которые с любовью передают литературу нашу, историю нашу сегодняшним ребятишкам», — говорит художественный руководитель Государственного Малого театра Юрий Соломин.
Накануне 200-летия Островского в Малом театре выпустили спектакль по пьесе его главного конкурента — Сухово-Кобылина
У пьесы «Свадьба Кречинского» счастливая судьба — в отличие от судьбы ее автора. Пьеса имела успех еще во время читок, которые Александр Васильевич Сухово-Кобылин, аристократ, представитель одной из самых древних русских фамилий, устраивал в своем доме на Страстном бульваре, и вскоре начала ходить по Москве в списках. Самиздат — старая русская традиция. Ведущий актер Малого театра Сергей Шумский, попавший на одну из читок, пожелал сыграть ее в свой бенефис. Первая рецензия на «Свадьбу Кречинского» появилась накануне премьеры: рецензент поздравил русскую литературу с замечательным приобретением, высоко оценил и характеры, выведенные в пьесе, и интригу, и юмор, вызывавший хохот слушателей. Спектакль ждали с нетерпением, билеты были распроданы за несколько дней до премьеры, состоявшейся 28 ноября 1855 года, причем распроданы по самой высокой цене — за кресло в бельэтаже платили 15 рублей серебром, за ложи — до 70 рублей. На следующий день публика брала кассы штурмом, билеты были раскуплены на несколько спектаклей вперед. Такого ажиотажа в Малом театре не видели давно.
У автора пьесы дела в этот момент шли не так блестяще: он находился под следствием по обвинению в убийстве любовницы, француженки Луизы Симон-Деманш, и, хотя улик против него не было, дело тянулось и конца ему не было видно. Пьесу, которую его современники ставили в один ряд с гоголевским «Ревизором», Сухово-Кобылин написал за решеткой. Под следствием он оставался семь лет, дело было прекращено из-за недостатка улик, но это потребовало огромных взяток и вмешательства членов императорской семьи. Сухово-Кобылин впоследствии признавался, что избежать Сибири ему помогли только взятки и связи, но избежать споров и расследований загадочного дела, которые продолжаются до сих пор, ему не удалось.
Во всей этой истории поражает какое-то фатальное невезение этого, казалось бы, баловня судьбы: пьеса должна была принести ему не только литературный, но и финансовый успех, но директор императорских театров Гедеонов смошенничал — уничтожил договор, и драматург потерял право на авторские отчисления от спектаклей. Комедия шла с аншлагом несколько десятилетий и делала огромные сборы, но ее автор не получил от них ни копейки.
Полвека назад в истории «Свадьбы Кречинского» появилась новая страница: по ее мотивам был создан первый советский мюзикл. Музыку написал композитор Александр Колкер, либретто — его постоянный соавтор Ким Рыжов. В 1997 году мюзикл «Свадьба Кречинского» появился в афише Малого театра: Виталий Соломин поставил его на сцене филиала и сам сыграл Кречинского.
Режиссер нынешней версии мюзикла Алексей Франдетти видел постановку Виталия Соломина двадцать лет назад и посвятил свой спектакль его памяти. При желании можно увидеть ниточки, связывающие новую «Свадьбу Кречинского» с предыдущей: в спектакле Соломина Кречинский в одной из сцен появляется в белом костюме. В спектакле Франдетти костюмы всех действующих лиц белые, в черное одет только ростовщик, который здесь представляет мир темных. Белые одежды Кречинского подсказывают, что режиссер не хочет давать ему оценку, в этом спектакле он не аферист, а скорее человек, оказавшийся в плену у обстоятельств — условно говоря, попавший в казино, из которого он уже не может выйти, не проиграв последнее. И это, кстати, совпадает с той характеристикой, которую давал своему герою Александр Васильевич Сухово-Кобылин, который и сам был азартным игроком.
«По моим представлениям, Кречинский не обыкновенный плут или мазурик. Он — страстная натура, игрок, легкомысленный прожигатель денег, для добывания которых не стесняется средствами, пока последние составляют тайну, но раз его карты открыты, свадьба сорвалась, впереди ждет позор, может быть, уголовное дело и уж, наверное, сидение за долги — в Кречинском может проснуться благородство, он может предпочесть смерть позору и бедности».
В спектакле Алексея Франдетти Кречинский буквально живет в игре, в атмосфере казино — горят электрические огни, летают карты, звучит музыка. Сценограф Вячеслав Окунев и художник по свету Иван Виноградов выстроили на сцене этакий условный Лас-Вегас, в котором и происходит все действие. Поскольку мюзикл, написанный в семидесятых годах, хотелось сделать более современным, в партитуру Колкера добавили большую партию электрогитары, а мазурку заменили на танго.
Спектакль, как и игра Кречинского, идет с размахом — сцена задействована полностью, во всю глубину, во втором действии на пятнадцатиметровой высоте начинают бить церковные колокола, которые попали в Малый театр еще в тридцатых годах, но используются в спектаклях нечасто. Алексею Фаддееву, который играет погрязшего в долгах игрока, хорошо удаются и танцевальные, и вокальные партии, но главное открытие спектакля — прекрасное лирическое сопрано Аксинии Пустыльниковой, сыгравшей невесту Кречинского Лидочку. По словам режиссера, «неожиданно оказалось, что в Малом театре есть актриса, которая без какого-либо понижения тональности или облегчения вокальной строчки исполняет эту сложную партию». Кречинскому автор мюзикла Александр Колкер тоже подарил пару лирических отступлений, так что, если не перечитывать первоисточник, легко поверить, что перед нами не история циника, который перенес законы игры на всю свою жизнь и за это поплатился, а история любви, которая, возможно, еще будет иметь продолжение.
Татьяна ФИЛИППОВА, газета "Культура", 4 апреля 2023 года
19 марта в подмосковном Алабине артисты Малого театра выступили перед военнослужащими. Для встречи был специально подготовлен концерт-спектакль, который мы так и назвали "Малый театр с вами". Прозвучали песни, были показаны фрагменты из спектаклей "Метель", "Перечитывая Чехова", "Пётр I", "Бедность не порок", "На всякого мудреца довольно простоты", "Мёртвые души". Программу провел артист Игорь Петренко.
XIII Международный театральный фестиваль "Островский в Доме Островского" стал главной темой пресс-конференции, прошедшей 4 апреля в ТАСС. О том, как готовился Малый театр к этому смотру, его особенностях журналистам рассказали заместитель художественного руководителя Малого театра заслуженный артист России Алексей Дубровский, руководитель Музейно-информационного центра Малого театра Татьяна Крупенникова и народный артист России Виктор Низовой.
Малый театр, для многих олицетворяющий верное служение классике, а кому-то кажущийся чрезмерно консервативным, выпустил спектакль, в котором традиции русского водевиля органично сочетаются с актуальными режиссерскими решениями. Мюзикл Александра Колкера «Свадьба Кречинского» по пьесе русского классика А.В.Сухово-Кобылина получил новое прочтение благодаря самому плодовитому мюзикломейкеру российского театра Алексею Франдетти.
«Свадьба Кречинского» — первый русский мюзикл: именно так был обозначен жанр спектакля на афише Ленинградского театра музыкальной комедии в 1973 году, когда состоялась его мировая премьера. И это было первым и совершенно сенсационным по тем временам официальным употреблением термина «мюзикл» в истории советского театра. Так что историческая роль Александра Колкера, к счастью, ныне живущего (в этом году композитор отметит 90-летие), в утверждении жанра огромна. Создатели новой версии «Кречинского» для Малого театра консультировались с мэтром и получили его одобрение на все те творческие вольности, которые они себе позволили. Например, на включение в партитуру некоторых цитат из музыки Ллойда Уэббера. И вот что интересно — подобные деликатные интервенции нисколько не диссонируют со стилем Колкера. Сегодня, когда на мюзикловом рынке представлено немалое количество партитур современных российских композиторов, особенно понятно, какими продвинутыми были Александр Колкер, Геннадий Гладков, Андрей Петров и Владимир Дашкевич, сочинявшие свою музыку, ориентируясь на самые актуальные и модные западные стили тех лет.
Эти стили не утратили свежести и поныне: музыка «Свадьбы Кречинского» звучит сегодня абсолютно современно в талантливой аранжировке Елены Булановой, придавшей чудесным хитам Колкера новые краски. Оркестр Малого театра под управлением Александра Мещерякова — полноправный участник этого живого, эмоционального, трогательного спектакля, в котором актеры играют с явным удовольствием. Три народных артиста, Виктор Низовой (Муромский), Елена Харитонова (Анна Антоновна) и Александр Вершинин (Расплюев), дают настоящий актерский мастер-класс — все на высшем уровне: интонация, голоса, пластика и, самое главное, ярчайшие характеры. Номер Расплюева: «И жить я буду припевать: сытно есть, вкусно пить, мягко спать. Сам дьявол будет мне не брат, когда я стану богат!» — прямо рифмуется с арией If I Were a Rich Man из знаменитого бродвейского мюзикла «Скрипач на крыше».
Кречинский в исполнении Алексея Фаддеева — хорош собой, обаятелен, в меру демоничен и, при всей склонности к обману, вызывает сочувствие. Он похож на Вадима Дульчина, на Германна, на Остапа Бендера — одним словом, харизматичен, как и положено русским игрокам и авантюристам. А еще он похож на Онегина — особенно в соперничестве с помещиком Нелькиным, который в исполнении Дениса Корнуха ну вылитый Ленский, романтичный, наивный и очень милый.
Главная героиня — обманутая, но не изменившая своему чувству Лидочка. Аксиния Пустыльникова в этой роли не только прелестна и нежна, но еще и удивляет качественно взятыми высокими нотами, доступными далеко не каждой драматической артистке. «Я только вас всю жизнь ждала и только вас люблю…» — поет она свою знаменитую хитовую арию, эффектно раскачиваясь на парящем над сценой полумесяце. А в финале она споет эти слова еще раз — своему неудавшемуся жениху, которого она пытается спасти от неминуемого ареста. И, как это опять-таки водится в русской литературе XIX века, пробуждает в прожженном аферисте Кречинском совесть и раскаяние. А у публики — сопереживание и искренние аплодисменты.
Пожалуй, что это — особенность спектакля и одна из причин его тотально позитивного воздействия: все персонажи — хорошие, добрые люди. Некоторые еще и честные, но не все. Даже ростовщик Бек, которого в мюзикле играет острохарактерная «пиковая дама» Анастасия Дубровская, не лишен очарования. Впрочем, зло — оно всегда привлекательно, тем более в таком классном антураже: у всех героев ослепительно белоснежные костюмы. В каких-то — символика карт, у кого-то на головах немыслимые шляпы, у мужчин пальто-крылатки с изобретательными деталями (художник по костюмам — Анастасия Пугашкина). Особенно впечатляет превращение Кречинского в скелет с остроумно придуманными оборками на спине и на груди в виде позвоночника и ребер — таким шулер видит себя во сне под звон настоящих колоколов, распложенных под потолком обнаженной до самого основания сцены. И только огромные буквы, выполненные в разной фактуре и цвете, составляют сценографию спектакля (художник Вячеслав Окунев).
Спектакль посвящен памяти Виталия Соломина, который в конце 90-х годов поставил на сцене Малого театра мюзикл «Свадьба Кречинского». Соломин сыграл в нем главную роль и продолжил список постановок пьесы Сухово-Кобылина в Малом, ведущий отсчет с 1855 года. Нынешняя версия, соединившая классичность 50-летнего мюзикла и 170-летней пьесы с авангардностью сегодняшних режиссерских и визуальных решений, — новая жизнь вечного шедевра.
Екатерина Кретова, "Московский Комсомолец", 4 апреля 2023 года
4 апреля исполняется 95 лет со дня рождения народной артистки СССР Элины Авраамовны Быстрицкой. Памяти актрисы посвящен репортаж телеканала ОТР. А 7 апреля смотрите на телеканале "Россия-Культура" запись спектакля "Любовный круг" С.Моэма, в котором Элина Авраамовна исполнила роль леди Китти Чемпион-Ченей. Начало в 10:15.
.videoWrapper { position: relative; padding-bottom: 56.25%; padding-top: 25px; margin-bottom: 25px; height: 0; } .videoWrapper iframe { position: absolute; top: 0; left: 0; width: 100%; height: 100%; }
Было время, когда Малый театр называли «Театром Островского». Драматург написал для него 48 пьес, каждую из которых если и не готовил под конкретного актёра театра, то тщательно репетировал с труппой, донося до неё авторскую мысль. Неудивительно, что и сегодня, спустя почти два столетия, желая увидеть образцовую постановку пьесы А.Н. Островского, зритель придёт в Малый театр. Театр, который сумел стать современным, но и остаться традиционным.
«Наш театр репертуарный, и в нём есть пьесы Островского, которые идут 30 лет, и всегда полный зал, — сказал нам заместитель худрука Малого театра Алексей Дубровский. — Актёры переживают, если у них нет ролей в пьесах великого драматурга. Островский на то и Островский, что идёт сквозь века и столетия. Вопрос современности — важный вопрос, но он стоит прежде всего в плоскости смысла, содержания. Малый театр идёт этим путём и ищет современности через созвучие сегодняшнему дню.
Созвучие мысли — самая главная составляющая современного спектакля. Необязательно при этом на сцене все должны быть в современной одежде или на современной машине, — более того, я не уверен, что в этом случае пьеса становится современной».
Как художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин, так и Алексей Дубровский подчёркивают, что за десятилетия в восприятии А.Н. Островского произошли серьёзные изменения — меняется реакция зрителя на постановки. «Если в конце 1990х бурная реакция была в одном месте, в 2000х уже в другом, а сейчас — в третьем. Это говорит об актуальности Александра Николаевича», — уверен В. Дубровский.
Нас не удивляет, что XIII Международный театральный фестиваль «Островский в Доме Островского» к 200-летию драматурга откроется в Малом театре 11 апреля 2023 года. В Москве будет представлено 14 пьес, поставленных театрами из России и Беларуси, в том числе «Женитьбу Бальзаминова» в постановке Алексея Дубровского покажет Малый театр.
Московские театралы и, конечно, театральные критики не пропустят юбилейное событие, хотя позиция Малого театра в отношении литературной составляющей не менее требовательна, чем к постановкам.
«Было огромное количество прекрасных театроведов и критиков, — говорит Дубровский, — Хочется вспомнить не так давно ушедшую от нас Веру Анатольевну Максимову, например. Что уж говорить про Виссариона Белинского… Печально, когда критика нисходит на уровень пересказа спектакля. Всё-таки эталон критики — это анализ, аналитическое восприятие спектакля. И, что главное, настоящий критик приходит в театр с любовью, а не с желанием найти плохое.
Наоборот, мне кажется, что настоящий критик приходит в театр найти в нём хорошее. Ведь он создаёт свои произведения на основе творчества других людей».
Афиша фестиваля Островского в Малом театре — плод сурового отбора. Из 78 поданных заявок в программу вошло только 19 работ, которые ожидают своего вдумчивого зрителя и благосклонного критика.
Наталия Гопаненко, e-vesti.ru, 03.04.2023
Источник: https://e-vesti.ru/ru/aleksej-dubrovskij-aktyory-m...
Актеру театра и кино, народному артисту РФ Владимиру Носику в понедельник исполняется 75 лет. Коллеги поздравляют юбиляра с праздником.
"Я очень рад, что работаю с Володей в театре. Мы с ним очень часто беседу беседуем. Мне очень близки его мысли, - признался в разговоре с корреспондентом ТАСС народный артист РФ Валерий Афанасьев. - Он замечательный артист и добрейшей души человек с обалденным юмором - хорошим, мягким, неназойливым. Самое интересное, что он очень самоироничен". Собеседник агентства добавил, что счастлив работать на одной площадке и дружить с Владимиром Носиком.
Народный артист РФ Василий Бочкарев также отметил доброту и интеллигентность своего коллеги. "Во-первых, он уникальный совершенно человек по своей доброте, по своей интеллигентности, по открытости. А второе - он просто прекрасный актер, с ним очень комфортно на сцене, он не тянет все на себя, играет на мысли, на то, что заложено в пьесе. Это счастье - быть рядом с ним не только в жизни, но и на сцене. Я очень-очень рад, что мы живем в одно время", - сказал Бочкарев ТАСС.
Носик, Бочкарев и Афанасьев играют главные роли в спектакле "Большая тройка (Ялта-45)". Носик предстает в этой постановке в образе Франклина Делано Рузвельта.
Об артисте
Владимир Носик родился 3 апреля 1948 года в Москве. Окончил ВГИК и в 1970 году был принят в Театр-студию киноактера, где служил на протяжении 24 лет. В том числе он играл в спектаклях "Дурочка", "Чудо святого Антония", "Комедия ошибок", "Директор", "Таня", "Тень" и др.
С 1995 года артист служит в Государственном академическом Малом театре, где более 30 лет служил его старший брат Валерий. Владимир Носик вошел в число ведущих актеров театра, в котором сыграл порядка 40 ролей. Среди созданных им образов на сцене - Прокопович в "Пире победителей", господин Фаль в спектакле "Преступная мать, или Второй Тартюф", Басманов-старший и Василий Блаженный в "Князе Серебряном", сказочник в "Снежной королеве", Бодаев в "Лесе", волшебник в "Золушке", инспектор Фосс в постановке "Физики" и многие другие. В том числе артист занят в последних премьерах Малого театра - "Женитьбе Бальзаминова" и "Собачьем сердце".
"Создаваемые артистом образы всегда отличаются достоверностью, какими фантасмагорическими ни казались бы. <…> Отдавая должное ярко выраженному комедийному таланту Владимира Бенедиктовича, следует сказать, что принадлежит он к числу актеров универсальных, не вписывающихся в рамки определенного амплуа", - отмечается на сайте театра.
Сниматься в кино Владимир Носик начал еще в студенческие годы, сейчас на счету актера более 160 киноролей. Носик работал с Юлием Райзманом, Эльдаром Рязановым, Светланой Дружининой, Евгением Матвеевым, Павлом Арсеновым, Леонидом Гайдаем, Аллой Суриковой и другими режиссерами. В частности, актер снялся в таких фильмах и сериалах, как "Визит вежливости", "Любовь земная", "По улицам комод водили…", "О бедном гусаре замолвите слово", "Гостья из будущего", "Ворота в небо", "Инопланетянка", "Самая обаятельная и привлекательная", "Железный занавес", "Вверх тормашками", "Три сестры", "Марш Турецкого-2", "Чемпион", "Земский доктор", "Темный мир", "Метод Лавровой", "Сделано в СССР", "Закрытая школа".
ТАСС, 3 апреля 2023 года
3 апреля исполняется 75 лет народному артисту России Владимир Бенедиктовичу Носику. От души поздравляем Владимира Бенедиктовича с юбилеем и желаем ему крепкого здоровья, хорошего весеннего настроения и, конечно, неиссякаемого вдохновения и новых творческих успехов!
Смотрим фрагмент спектакля "Мертвые души" Н.В.Гоголя, в котором Владимир Бенедиктович исполняет роль Губернатора.
Владимира Носика поздравляет ЦДА им. А.А.Яблочкиной
Дорогой Владимир Бенедиктович!
Примите от коллектива Дома актёра самые тёплые поздравления с юбилеем!
Талант, профессионализм, сценическое обаяние и неиссякаемая энергия снискали Вам любовь и уважение зрителей. Вам подвластны как комедийные, так и глубоко драматические роли. За годы творческой карьеры Вы создали множество интересных работ, в каждую из которых вложили частицу своей души.
Желаем Вам здоровья, творческих сил, хорошего настроения и удачи!
Пусть Вас окружают тепло и забота дорогих Вам людей!
Двери нашего Дома всегда открыты для Вас!
С уважением,
Директор ЦДА Золотовицкий И.Я.
03.04.23
6 апреля 2023 г., за несколько дней до 200-летия А.Н.Островского, в Малом театре состоится 200-е представление комедии «Бедность не порок».
С самого начала этой пьесе способствовал небывалый успех. «Бедность не порок» впервые была показана именно в Малом – премьера состоялась 25 января 1854 г. В спектакле участвовали М.С.Щепкин(Коршунов), Л.П.Никулина-Косицкая (Анна Ивановна), И.В.Самарин (Митя), С.П.Акимова (Арина). Наибольший успех выпал на долю П.М.Садовского, исполнившего роль Любима Торцова. Этот герой, в тяжёлых обстоятельствах не утративший доброты, чувства справедливости и собственного достоинства, особенно полюбился и зрителям, и артистам. В 1923 г., когда состоялась закладка памятника великому драматургу, труппа вышла из здания, неся стяг с надписью «Малый театр – Островскому. Шире дорогу – Любим Торцов идёт!»
Спектакль Александра Коршунова был поставлен в 2006 г. Это шестое обращение к «Бедности не порок» в Малом. Спектакль пользуется большой зрительской любовью как на родной сцене, так и во время многочисленных гастрольных поездок.
Постановку отличает замечательный ансамбль актёров разных поколений. Среди других залогов успеха – костюмы и декорации, созданные художницей Ольгой Коршуновой, хореография Антона Лещинского, а также музыкальная составляющая – фольклорные, народные песни в исполнении участников спектакля (педагог по вокалу – Галина Гусева).
Известно мнение о «Бедности не порок» писателя Валентина Распутина: «Спектакль, поставленный младшим Коршуновым, дивный, красивый, праздничный, весёлый и, как одно целое, я бы сказал, обаятельный, в который нельзя не влюбиться, нельзя не подчиниться действию от начала до конца».
От всей души поздравляем коллектив спектакля, в особенности режиссёра-постановщика и бессменного исполнителя главной роли Александра Коршунова, актёров, которые выйдут на сцену в 200-й раз, – Татьяну Лебедеву, Зинаиду Андрееву и Дмитрия Кознова, а также ассистента режиссёра Татьяну Егорову! Желаем «Бедности не порок» долгой и счастливой творческой жизни!
«Что может быть важнее улыбки любимых, теплых объятий и счастливых глаз наших детей? Именно сейчас мы особенно нуждаемся в том, чтобы любить и оберегать свою семью, быть добрее друг к другу, жить в гармонии с самим собой и природой! И пусть «торжествует вновь на всей Земле любовь!» Мы создавали наш спектакль с огромной любовью, и очень надеемся, что вы это почувствуете!» – отметила режиссер Анна Фекета.
В Малом театре новый музыкальный спектакль «Подснежники для королевы». Корреспондент MIR24.TV посмотрела постановку и нашла минимум пять причин, почему это стоит увидеть.
Хорошая драматургия
Спектакль «Подснежники для королевы» поставлен по мотивам народной сказки «О двенадцати месяцах» в переводе Николая Лескова.
Еще в словацком фольклоре известна история о том, как двенадцать месяцев помогли бедной падчерице раздобыть зимой фиалки, потом землянику, а затем и яблоки. Ее в 1850-1860-ые годы опубликовал Павол Добшинский. А еще сказку о братьях-месяцах записала в 1862 году чешская писательница Божена Немцова. В 1862 ее перевел на русский язык Николай Лесков.
Самуил Маршак, который также является автором сказки «Двенадцать месяцев» утверждал, что не читал перевода Лескова, а слышал эту чешскую легенду в чьем-то пересказе.
Творческая группа
Анна Фекета – режиссер-постановщик, режиссер по пластике, хореограф, лауреат международных театральных фестивалей, член Гильдии режиссеров России, лауреат Вахтанговской премии театральных менеджеров России. Выросла в артистической семье Юзефа-Иосифа – народного артиста России, главного режиссера Драматического театра Северного флота (Мурманск) и Натальи Долгалевой – заслуженной артистки России, ведущей актрисы театра Северного флота.
В спектакле задействованы не только артисты Малого театра, но и студенты ВТУ им. М.С. Щепкина, а также воспитанники Детской студии Малого театра. И юные артисты не уступают старшему поколению. В целом получается очень гармоничный ансамбль.
Песни и танцы
Для Малого, конечно, больше свойственны сугубо драматические постановки, но в этот раз спектакль максимально наполнен и песнями, и танцами, причем музыка довольно современная, что, безусловно, привлекает внимание не только детей, но и взрослых.
Анна Фекета выступает не только в роли режиссера-постановщика, но и в роли хореографа. Песни и танцы придают динамики и позволяют удерживать интерес, особенно юных зрителей. Музыку написал Е.Н. Карамазин, а стихи – Ю.Б. Урюпинский.
Две истории – для детей и для взрослых
В «Подснежниках для королевы» две истории. Одна непосредственно для детей о взбалмошной королеве, которой в декабре потребовались подснежники, а вторая – скорее, для родителей, которым все время некогда и которые так мало уделяют времени своим детям, отчего те нередко чувствуют себя брошенными и одинокими.
Девочка Соня в канун Нового года остается дома с няней, а родители вынуждены спешить по делам. И тогда появляется бабушка, которая теперь живет на небесах, чтобы утешить любимую внучку и рассказать ей сказку «О двенадцати месяцах».
И в этой сказке есть все: и бедная девушка, и страшная мачеха, и двенадцать волшебных месяцев, и капризная королева. А еще приключения и музыка, танцы и смех, и, конечно же, любовь – первая для юной сказочной героини…
Сделано с любовью
«Что может быть важнее улыбки любимых, теплых объятий и счастливых глаз наших детей? Именно сейчас мы особенно нуждаемся в том, чтобы любить и оберегать свою семью, быть добрее друг к другу, жить в гармонии с самим собой и природой! И пусть «торжествует вновь на всей Земле любовь!» Мы создавали наш спектакль с огромной любовью, и очень надеемся, что вы это почувствуете!» – отметила режиссер Анна Фекета.
Пожалуй, если говорить коротко, то именно это и чувствуется, все словно пронизано в этой истории любовью. Даже отрицательные персонажи сделаны, кажется, с любовью. Получилось и смешно, и трогательно одновременно.
Елена Вилле
МИР24, 29 марта 2023 года
28 марта в водевиле П.А.Каратыгина "Таинственный ящик" роль Мерлюша первый раз сыграл артист Дмитрий Зеничев. Поздравляем и желаем новых творческих успехов!
Неспокойно в доме купца Павлина Павлиныча Курослепова (Михаил Фоменко). Супруга Матрена Харитоновна (Ольга Жевакина) – женушка неверная, по уши влюблена в приказчика Наркиса (Александр Волков). Да так, что втайне от супруга таскает любовнику денежки, а тому одна радость, что плывут они в руки без особого труда. Дом-то справный, богатый, с садом яблоневым, пожарная красная каланча за ним виднеется (отменная сценография Марии Рыбасовой). Да только в нем постоянный недочет, пора разбирательство учинять. Курослепов, хотя и спит так крепко, что путает время, и многое ему не так видится, но решил незамедлительно найти вора.
Его дочери Параше (Екатерина Казакова) в доме родного отца и мачехи живется несладко. Матрена поедом ест, а Вася Шустрый (Максим Хрусталев) – друг сердечный, сын разорившегося купца – характером не столь силен, как Параша. Когда Васю по ошибке обвинили в кражах и хотят забрить в солдаты, она готова идти за ним хоть на край света, в огонь и воду, сердце у девушки пышет жаром любви. Вот только он по-другому судьбу свою определил: лучше пойти в полное подчинение к купцу Тараху Тарасычу Хлынову (Виктор Низовой) да шутом гороховым служить, нежели на военную службу отправляться. Режиссер-постановщик Владимир Бейлис верен тексту Островского и следует всем его указаниям в ремарках. Но спектакль звучит очень современно – ведь за последние 150 лет в России мало что изменилось, а Островский не зря считается знатоком человеческой природы. Движение истории напоминает карусель: что пир горой и шампанское рекой на гулянье у Хлынова в позапрошлом веке, что малиновые пиджаки, золотые цепи и дорогущий гламур в наши дни – хочется всем купеческого размаха. Но скучно купцу Хлынову, ох как скучно! Ни одна затея не приносит радости. Все когда-нибудь да надоедает, а вот что дальше делать – неведомо. В спектакле Малого театра служака городничий Серапион Мардарьич Градобоев (Александр Клюквин) восстановит справедливость. Всех воров на чистую воду выведет. Матрена-гулена наказание понесет, а Параша выйдет замуж вовсе не за Васю. В спектакле немало юмора и веселого озорства. Ведь Островский, сочиняя «Горячее сердце», увлекался итальянской ко-медией дель арте.
Марина Абрамова, «Театральная афиша столицы», апрель 2023 года
В гостях у Аси Харитоновой на YouTube-канале ИЗОЛЕНТА live - актёр Сергей Потапов. Поговорили о Гамлете и "Братьях Карамазовых", о любимых поэтах и том, что можно "подсмотреть" у великих мастеров.