Юрий Соломин: «После «Адъютанта» меня узнавали даже собаки».

Чаще всего художественного руководителя Малого театра Юрия Соломина можно застать не дома, а в театре.

Юрий Соломин: «После «Адъютанта» меня узнавали даже собаки».

Чаще всего художественного руководителя Малого театра Юрия Соломина можно застать не дома, а в театре. В своем кабинете он никогда не бывает в одиночестве, там постоянно проживает попугай Федя, названный так в честь царя Федора, одной из лучших ролей Соломина. Юрия Мефодьевича без работы представить невозможно. Непонятно, как он умудряется все успевать – и театром руководить, и играть на его сцене, и ставить спектакли, и преподавать в Щепкинском училище, да к тому же еще и сниматься в кино. В «Московской саге» Юрий Соломин сыграл главу семейства Градовых – потомственного русского врача, профессора Бориса Градова.

— Юрий Мефодьевич, несколько лет вы отказывались от различных предложений и совсем не появлялись на экранах. Почему же согласились сниматься в такой сложной картине?
— Когда мне предложили роль Бориса Градова, я понял, что эта тема мне близка и дорога. Этот роман Василия Аксенова американские критики назвали «Войной и миром» XX века. В нем действительно отражены ключевые моменты российской истории сорока лет прошлого столетия через судьбы одной московской семьи. Экранная жизнь Градовых начинается в 1925 году. Конечно, в силу своего возраста я не мог быть свидетелем событий 20 —30-х годов, но военное время помню хорошо. Помню людей, возвратившихся из лагерей. Более тоге), как ни странно, мне всю жизнь казалось, что я помню, как забирали моего деда. В своем воображении я видел большую прихожую, дед стоит в дверях, а я, маленький, выхожу босиком в одной рубашке и смотрю на него, а в комнате стоит елка. Я думал, что, может быть, это просто моя фантазия или кадр из какого-то фильма: ведь в 1938-м, когда арестовали деда, мне было-то три года. И только в 80-х в газете «Забайкальская правда» я прочитал, что деда арестовали 30 декабря. Значит, все, что мне представлялось, по-видимому, правда. Где похоронен мой дед, мы не знаем до сих пор. Эта история типична для людей моего поколения. Моя внучка смотрит картину с большим интересом. Она спрашивает: «Неужели так могло быть?» Убежден, что и наши дети, и внуки, и правнуки не должны забывать нашей истории, какой бы тяжелой она ни была.
— Как долго снимался сериал?
— Больше года. За это время мы все так друг с другом сроднились, что даже удивились, когда работа закончилась. Съемочная группа создала удивительно добрую и теплую атмосферу, так что расставаться нам никак не хотелось. В этом фильме у меня замечательные партнеры. С Инной Чуриковой я снимался впервые, хотя знаю ее очень давно, еще с того времени, когда она работала в ТЮЗе. Она профессионал высочайшего класса. Прекрасно работали и молодые актеры — Екатерина Никитина, Ольга Будина. Ольга снялась уже во многих фильмах, но, по-моему, Нина — ее самая большая актерская удача.
— А в роли любимого всеми Пифагора снималась ваша собственная овчарка?
— Да. Всю жизнь, сколько себя помню, люблю собак. На мой 60-летний юбилей прямо в театр мне принесли щенка овчарки. Его зовут Маклай. Вот он-то и снялся вместе со мной. Сейчас он прекрасно уживается у нас дома с еще несколькими собаками. Животные всегда помогают мне в трудные моменты. Когда я готовил роль царя Федора, работал по 10-12 часов. Домой приходил совершенно без сил, а в это время у нас жили две кошки, и у них были котята — целых одиннадцать штук. Жена видела, что разговаривать со мной невозможно и подпускала ко мне котят, всех! Они начинали по мне ползать, и я как-то успокаивался. Потом я узнал, что англичане выяснили – кошки забирают ненужную энергию. Иногда бывало так: я приходил домой, кошка прыгала ко мне на колени, я гладил ее, и вжик! вжик! - от меня идут разряды, и она с криком убегает. А с собаками я разговариваю – рассказываю порой то, что никому не могу рассказать. Знаю, они все поймут и никому не расскажут.
— Огромную популярность и любовь зрителей принес вам фильм «Адъютант его превосходительства». Вам сразу предложили в нем главную роль?
— Совсем нет. Поначалу Евгений Иванович Ташков пригласил меня на роль белогвардейского офицера-садиста, который какого-то пытает, в общем, делает разные гадости. Я принял предложение — характерная роль, мне она нравилась. Были сделаны пробы. Через несколько дней меня вызвали на «Мосфильм», и Ташков мне сказал: «Я хочу попробовать тебя на Кольцова». Я попробовался, но без особого энтузиазма, потому что прекрасно понимал, что с моими данными это нереально. Действительно, меня не утвердили, сказав, что я слишком интеллигентен для разведчика. Сделали второй раз пробы. Меня опять не утвердил худсовет. Начались мои мытарства. По-моему, я пробовался раз пять или шесть во всех ключевых эпизодах, но все равно не производил впечатление на членов худсовета. Все-таки Ташков настоял, и они согласились под его ответственность.
Фильм выпустили не сразу. Наверное, считали, что белая гвардия там выведена с симпатией. Потом все же его показали. После этого моя жизнь резко изменилась. Помоему, меня узнавали даже собаки.
— Недавно по телевидению показали фильм Акиры Куросавы «Дерсу Узала». Картина потрясает до сих пор. То, что великий японский режиссер выбрал именно вас на главную роль, тоже было случайностью?
— В какой-то мере, да. В 1972 году мы были на гастролях в Киеве, и там со мной случилась беда. Мы должны были играть «Пучину», но буквально со спектакля меня вынесли — у меня были аппендицит и перитонит. Срочно сделали операцию, и месяца два я провел в больнице. Был июль — жарища страшная. А в это время в Москве проходил международный кинофестиваль. Тогда впервые приехал Куросава с фильмом «Под стук трамвайных колес». Он получил в Москве премию, и было принято решение о том, что Куросава снимет фильм у нас. Когда я услышал об этом по радио в больнице, с завистью подумал: «Вот было бы здорово сняться у такого режиссера, хоть в массовке».
Прошло время. Я вернулся в Москву. Неожиданно мне позвонили в театр и предложили попробоваться на роль Арсеньева. Дали почитать сценарий, а Куросава, поскольку он не знал русских артистов, попросил претендентов на роль Арсеньева показать их лучшие фильмы. Когда очередь дошла до меня, то оказалось, что гример фильма «Адъютант его превосходительства» Калинин Павел Васильевич работает и на «Дерсу Узала». Он предложил показать «Адъютанта». Куросава посмотрел. После этого вопрос был решен.
— Расскажите немного, как работал Куросава.
— Он репетировал как театральный режиссер - за столом недели две. Любил слушать, что ему предлагают. Сам делал все эскизы.
У него был своеобразный метод работы. Как-то мы опоздали со съемками весенних сцен. Цветов на деревьях и кустах было мало, а Куросаве хотелось, чтобы в кадре их было много. Тогда он сказал: будем делать искусственные. Привезли горы цветочков, ленточки какие-то. Куросава не стал ничего объяснять, он походил, посмотрел, а потом вдруг стал привязывать к дереву цветочки. Вся группа в изумлении смотрела минут пять, затем к нему подошла его ассистент и тоже стала привязывать цветы, потом оператор, еще кто-то, и так вся группа, человек 50 с гаком. Полдня привязывали цветочки, хотя Куросава никаких приказов не давал. Я снимался во многих фильмах, у очень известных режиссеров, но «Дерсу Узала» забыть нельзя. Этот фильм спокойный, размеренный. Его смотришь, и слышишь шум леса, в нем все естественно, как сама природа.
— Более десяти лет назад вы стали художественным руководителем Малого театра. Не жалеете, что взвалили на себя такую ответственность? Наверняка эта должность отнимает у вас массу времени.
— Я горжусь тем, что я первый в Малом театре избранный художественный руководитель. Это произошло впервые за всю историю нашего театра. Поскольку я артист, мне, разумеется, прежде всего хочется играть. Куда спокойнее было бы выходить на сцену, принимать цветы от зрителей, а не решать после спектакля массу организационных вопросов. Но кто-то же должен делать и это. Михаил Царев, который фактически много лет руководил Малым театром, любил говорить: «Малый театр - большой корабль. Пока мы его развернем направо, все изменится. Пока налево — тоже. Будем идти вперед». Он не поворачивал ни направо, ни налево. Шел своим курсом и по возможности что-то ставил. Или, наоборот, старался не ставить пьесы, которые ему навязывали. Конечно, и у нас шли «рекомендованные» спектакли, но в то время избежать их не было никакой возможности. Я стараюсь следовать завету Царева и вести театр своим курсом, не сворачивая в стороны.

Елена ВЛАДИМИРОВА
Журнал «Мир ТВ и Кино»

Изменения в репертуаре:

2 декабря, основная сцена – «Волки и овцы» А.Н.Островский вместо спектакля «Горе от ума» А.С.Грибоедова

2 декабря мы поздравляем с днем рождения заслуженную артистку России Инессу Геннадьевну Рахвалову.

В день рождения мы хотим пожелать Инессе Геннадьевне здоровья ей самой и ее сыновьям, как можно больше светлых и радостных дней, и новых творческих открытий.

2 декабря мы поздравляем с днем рождения заслуженную артистку России Инессу Геннадьевну Рахвалову.
«Прекрасная принцесса по имени Инесса» — нежная царевна Ксения («Царь Борис» А.К.Толстого), хрупкая княжна Мстиславская («Царь Федор Иоаннович» А.К.Толстого). Есть неподражаемый внутренний аристократизм в героинях и их исполнительнице. И тут же – веселая разбойница из «Снежной Королевы», деятельная Соня («Дядя Ваня» А.П.Чехова). Широкая палитра творческих возможностей Инессы Рахваловой позволяет ей воссоздавать на сцене Малого театра полярные характеры. Из неуловимых штрихов: поворот головы, взмах руки, взгляд — Инесса Геннадьевна складывает свои образы, словно художник, расцвечивая их собственной индивидуальностью.
В день рождения мы хотим пожелать Инессе Рахваловой здоровья ей самой и ее сыновьям, как можно больше светлых и радостных дней, и новых творческих открытий.

Виктор Бунаков: Хочу дарить людям радость

...Он пришел к нам из детства, и остался его героем навсегда. Такой разный и неизменный, узнаваемый и неизвестный. Многие помнят Ивана-солдата из фильма «Раз, два — горе не беда», другие — Данилу-мастера из спектакля «Каменный цветок», третьи — лучшего деда Мороза страны и еще целый ряд близких и любимых персонажей.

Виктор Бунаков: Хочу дарить людям радость

...Он пришел к нам из детства, и остался его героем навсегда. Такой разный и неизменный, узнаваемый и неизвестный. Многие помнят Ивана-солдата из фильма «Раз, два — горе не беда», другие — Данилу-мастера из спектакля «Каменный цветок», третьи — лучшего деда Мороза страны и еще целый ряд близких и любимых персонажей. Артист театра и кино Виктор Бунаков в жизни очень похож на своих героев, рядом с ним невольно начинаешь улыбаться, впитывая ощущение праздника. Потому что его кредо — как бы ни было трудно, старайся дарить людям радость.

- Виктор Васильевич, почему в Вашем репертуаре так много сказочных персонажей?
- Мне очень нравится играть для детей, они потрясающе воспринимают, искренне верят, но в то же время их невозможно обмануть — любую фальшь мгновенно чувствуют. Сказки, «намек, добрым молодцам — урок», интересны и взрослым. Особенно, когда играют настоящие профессионалы. Вспомните, фильм «Раз, два — горе не беда» — сильнейший актерский состав, люди, с которыми работать на одной площадке — большая честь. Партнеры по этому фильму многому меня научили: Семен Фарада — подсказал внутреннее видение, Олег Табаков — вынудил включить воображение. С последним была целая история. Жизнелюб, сибарит, Олег Павлович, когда снимали «восьмерку» (диалог: сначала один персонаж в кадре проговаривает свои реплики, потом — другой), позвал меня подыграть. Он отработал, настала моя очередь. Ни о чем не подозревая, прошу Табакова дать мне реплику, а он так спокойно взглянул на меня и неспешно ответил: «Витя, когда дорастешь до моих лет...А пока учись, учись..» И ушел! Пришлось мне обращаться со словами в пустоту.
Сам я очень люблю сказки, всегда старался сохранить веру в чудо в своих детях. Их у меня трое: старшие — сын Андрей и дочь Марианна, самостоятельные, я ими очень горжусь. С младшим Васей, так сложилось, сейчас живем вдвоем. Ему восемь лет, но каждый Новый год он до сих пор ждет Деда Мороза. На какие только ухищрения мне приходится идти, чтобы сын не догадался, что дедушка с подарками — я. Делаю вид, что иду в магазин, возвращаюсь — Миша навстречу: «Папа, куда ты опять убежал! К нам Дед Мороз приходил!». А я думаю, не осталось ли грима на лице, да как половчее спрятать бороду и костюм.
- Практически ежедневно телезритель видит Вас в рекламных роликах. Не слишком ли легок подобный жанр?
- Как и любая другая, съемка в рекламе предполагает владение профессией. Малый жанр, где в несколько секунд ты обязан четко передать характер, создать настроение, требует определенных навыков. Я — артист, и стараюсь как можно лучше сделать свою работу, где бы ни выступал. Помните ролик сока «Добрый»? Там было несколько «пустых» секунд до диалога. Режиссер, талантливый парень (он снял фильм «Бумер»), попросил меня найти выход. И я вспомнил наши домашние застолья, когда стол накрыт в ожидании гостей, селедочка, огурчики.. Кушать очень хочется, взгляд прикован к столу, рука сама тянется.. Я все это импровизировал, думаю, удалось.
Съемки в рекламе, я считаю, обычным атрибутом времени, для человека моей профессии востребованность в подобных малых жанрах вполне закономерна. Тем более, иногда работа выходит за рамки: после работы в рекламе у Павла Чухрая, я сыграл в его фильме «Вор». Все взаимосвязано.
- Ваше амплуа — герои знакомые, родные, привычные. Как сосед по даче, школьный товарищ. Вы никогда не жалели об отсутствии ярко выраженной «фактурности»?
- Пожалуй, нет. Узнают меня постоянно, может, не всегда вспомнят, где видели. Но часто ловлю улыбки, когда люди смотрят на меня. Что касается амплуа школьного товарища, — последняя забавная история: в метро навстречу бросается совершенно незнакомый человек. И следует такой диалог: «Сколько лет, сколько зим? Давно не виделись!». Хлопаем друг друга по плечам, обнимаемся. «Лет десять прошло?». «Все двенадцать!». «Как Машка?». «Да, развелись, отвечаю. Через несколько минут мужчина начинает сомневаться: «Вроде, это не ты?». Улыбаюсь и говорю: «Нет, я, именно я. А вот Вы меня с кем-то спутали..». У моего амплуа свои плюсы — я, можно сказать, типично русский персонаж. Столько Иванов за свою жизнь сыграл, что можно имя менять (смеется). Иван-солдат, Иванушка в «Коньке-горбунке», Иван Хлестаков из «Ревизора», Иван Войницкий в «Дяде Ване». Между мной и зрителем никогда не возникает отторжения, меня воспринимают как своего. Поэтому, честно скажу, мне тяжело играть негодяев. Не могу выплеснуть зрителю зло, разочаровать. Уверен, созданные сценические образы непостижимо влияют на меня самого. Поэтому стараюсь облагородить даже отрицательных персонажей. К примеру, в «Дядюшкин сон» на сцене Малого театра я играл Мерзлякова. И сознательно отступил от сюжетной линии: мой герой раскаялся, произнес последний монолог от души, а по Достоевскому следует совсем другой вывод. Благодарен своим коллегам — Элине Быстрицкой, Эдуарду Марцевичу и Нелли Корниенко. Они подержали мою трактовку.
- И все же у Вас были трагические роли, взять хотя бы Блаженного в «Иване Грозном»..
- Такие роли я даже не сыграл, а «пропахал», выстрадал. Первая, еще в дипломном спектакле, — Алеша из «Баллады о солдате». Мне тогда было 19 лет, как и моему герою. Вместе с ним мы прожили целую жизнь, на сцену я выходил на разрыв аорты. Сейчас не смог бы так играть. Сыграл бы, но.. по-другому, более сдержанно.
С Василием Блаженным в спектакле «Князь Серебряный» пришлось не менее тяжело. Я не хотел сделать его кликушей, предсказателем. Самым важным было раскрыть его невероятную боль. Блаженный жил на земле как в страшном аду: страдал безмерно, и самое страшное — ЗНАЛ. Видел, как умрет тиран, как будут рвать на части Россию. Страшный дар предвидения терзал его душу. Он молил о смерти-избавлении и кричал царю: «Убей меня, убей!». А зритель слышал: «Помоги мне, освободи меня от нечеловеческих мук!».
Сегодня в том же историческом контексте я играю роль шута в спектакле «Царь Иоанн Грозный». Но, совсем иные образы. Теперь царь — мученик, а шут — единственный человек в его окружении, кто его понимает, любит и... жалеет. В тексте Алексея Толстого концовка идет словами Бориса Годунова, но режиссер спектакля ....., позволил отступление. Финальная реплика моего героя обращена в зал: «Господи, прости нас грешных! Господи, прости нас!». Не только царей, бояр, люд, но всех, кто слышит. За то, что мы так несовершенны. Прости нас.
Для меня эти слова очень важны. Потому что даже трагическим персонажем я хочу нести людям радость — радость понимания, сопереживания. Надежду. Никогда нельзя терять ее, чтобы ни происходило в вашей жизни — верьте и надейтесь.
- В ожидаемом премьерном спектакле Малого театра «Свадьба, свадьба, свадьба!» Вы играете «влюбленного телеграфиста». Вам интересна эта роль?
- Разумеется, тем более есть возможность своей трактовки. Мне хочется сделать моего Ятя более трогательным, без налета пошлости. Да, он часто смешон, нелеп, но от этого не менее обаятелен. Надеюсь, у меня все получится, и приглашаю Вас на премьеру.
- Виктор Васильевич, Вы удивительный человек, поделитесь с нами секретом своего оптимизма.
- Я просто воспитал его в себе. С годами приходит понимание: все проблемы решаемы. А значит, нет безнадежных ситуаций. Должна быть внутренняя гармония. Я знаю, что такое любовь, как пахнут детские волосики сына, как согревает теплом взгляд единственной женщины. Я верю в свои силы и в дружбу, которая не требует слов. И главное — я умею отдавать. Однажды мне сказали: «Виктор, поговорив с тобой, я неделю летаю как на крыльях». Самое запоминающееся признание. Не бойтесь отдавать, не требуйте ничего взамен. Все вернется сторицей само собой. Дарите людям радость, надежду: чужим, незнакомым. Только когда отдаешь, наступает необыкновенная свобода, приходит понимание счастья...

Беседовала Татьяна Василега
Газета «Центр-plus»

«К 250-летию русского театра»

Влас Дорошевич

«М.Н.Ермолова»

«К 250-летию русского театра»

Влас Дорошевич

«М.Н.Ермолова»

Впервые опубликовано – «Русское слово», 1910, 30 января, № 24. Очерк посвящен сорокалетию сценической деятельности М.Н.Ермоловой, исполнившемуся 30 января 1910 г.. Она отказалась от празднования юбилея, но получила в те дни много приветствий.

Прекрасная артистка!
Среди пышных цветов красноречия, которыми вас засыпают сегодня московские критики, примите скромный букет, — скорее «пучок», — воспоминаний.
— Старого москвича.
И если, беря его, вам покажется, что вы слегка, чуть-чуть укололи себе руку, — это вам только покажется! Это не колючая проволока, на которой держатся искусственно взращенные цветы, — это свежие срезы стеблей живых цветов.
Маргарита, это букет вашего Зибеля.
Старого Зибеля!
Пою восьмидесятые годы.
— Где вы получили образование?
— Ходил в гимназию и учился в Малом театре. Так ответили бы сотни старых москвичей. Малый театр:
— Второй университет.
И Ермолова — его «Татьяна».

* * *
Ваш бенефис.
Именитая Москва подносит вам браслеты, броши, какие-то сооружения из серебра, цветочные горы. В антракте рассказывают:
— Вы знаете, фиалки выписаны прямо из Ниццы!
—Да ну?
— Целый вагон! С курьерским поездом. Приехали сегодня утром. А там, на галерее, охрипшие от криков:
— Ермолову-у-у!!! Смотрят на это с улыбкой:
— Зачем ей все это? Комната на Бронной. Три часа ночи. Накурено.
В густом тумане десять темных фигур.
И говорят... Нет!
И кричат об Ермоловой.
— Она читает только «Русские ведомости».
— И «Русскую мысль».
— Гольцева!
— Вы знаете, она ходит в старой, ста-арой шубе.
— Да что вы?
— Натурально.
— Как же иначе?
И ездит на извозчике.
Другие артисты в каретах, а она на извозчике!
И берет самого плохого. На самой плохой лошади!
Которого никто не возьмет.
И расспрашивает его дорогой про его жизнь.
И дает ему, вместо двугривенного, пять рублей.
— Пять рублей! Просто — помогает ему! Она думает только о студентах и курсистках. И когда захочет есть... Да она почти никогда и не обедает!
— Время ли ей думать о пустяках?
Она просто говорит: дайте мне что-нибудь поесть.
Что-нибудь!
— Мне говорили. Пошлет прямо в лавочку за колбасой. И в театр! — кричит самый молодой и верит, что ему это «говорили».
В накуренной комнате на Бронной она кажется близкой, совсем
как они.
— Почти что курсисткой.
— Колбаса.
— Извозчик.
— Гольцев.
Каждый украшает своими цветами «Татьяну второго московского университета».
* * *
В драматической литературе сияет Невежин.
Как давно это было! А?
«Сияет» Невежин!
Шпажинский, кажется, говорит какие-то:
— Новые слова. Владимир Немирович-Данченко пишет пьесы, которые все критики
должны признать:
— Литературными, То есть мало годными для сцены.
А князь Сумбатов пишет драмы, которые каждый московский критик обязан признать:
— Сценичными,
То есть лишенными всяких литературных достоинств.
Свирепствует Владимир Александров.
Прося не смешивать его с Виктором Александровым-Крыловым.
Свирепствует, подъемля стул, в собрании Общества драматических писателей, требуя, чтобы секретаря Общества И.М. Кондратьева немедленно лишили:
— Министерского содержания! Свирепствует на сцене, в пяти действиях вопия:
— О, сколь ужасна судьба незаконнорожденных! Я, кажется, начинаю смеяться над драматургами? Старая привычка! С тех пор.
Тогда у нас, — посмотрите, если вам охота, все московские газеты за то время, — про все новые пьесы полагалось писать... Писать?.. Думать!
— Плохая пьеса, но...
— Но артисты Малого театра концертным исполнением спасли автора.
Малый театр — это было какое-то «общество спасания на водах»!
Прошло много лет.
Малый театр переживал свои труднейшие времена. Времена упадка...
В литературно-художественном кружке какой-то восторженный критик сказал при мне:
— В Малом театре вчера играли хорошо! Хор-рошо! Стоявший тут же молодой артист Малого театра, — лет под пятьдесят, — посмотрел на него, словно с колокольни.
— В Малом театре иначе не играют!
Повернул спину и отошел.
И, старый питомец классических гимназий, я почувствовал в душе:
Nostra culpa. Наша, наша вина!
Первое представление в Малом театре. В генерал-губернаторской ложе «правитель добрый и веселый» князь Владимир Андреевич Долгоруков.
— Хозяин столицы.
В фойе, не замечая, что акт уже начался, схватив собеседника за пуговицы, обдавая его фонтаном слюны, не слушая, спорит, тряся гривою не седых, а уж пожелтевших волос, «король Лир» — Сергей Андреевич Юрьев.
Идет из курилки В.А. Гольцев.
— Как? Вы не арестованы?
— Вчера выпустили.
В амфитеатре, на самом крайнем, верхнем месте — Васильев-Флеров.
Сам.
В безукоризненном рединготе, в белоснежных гетрах, с прямым, — геометрически прямым! — пробором серебряных волос.
С большим, морским, биноклем через плечо.
В антракте, когда он стоит, — на своем верхнем месте, на своей вышке, опираясь на барьер, — он кажется капитаном парохода.
Зорко следящим за «курсом».
Московский Сарсэ!
Близорукий Ракшанин, ежесекундно отбрасывая свои длинные, прямые, как проволока, волосы, суетливо отыскивает свое место, непременно попадая на чужое.
Проплывает в бархатном жилете, мягкий во всех движениях, пожилой «барин» Николай Петрович Кичеев.
Полный безразличия, полный снисходительности много на своем
веку видевшего человека:
— Хорошо играют, плохо играют, — мир ведь из-за этого не погибнет.
Всем наступая на ноги, всех беспокоя, с беспокойным, издерганным лицом, боком пробирается на свое место Петр Иванович Кичеев.
Честный и неистовый, «как Виссарион».
Он только что выпил в буфете:
— Марья мне сегодня не нравится! Марья играет отвратительно. Это не игра! Марья не актриса!
Как на прошлом первом представлении он кричал на кого-то:
— Как? Что! А? Вы Марью критиковать? На Марью молиться надо! На коленях! Марья не актриса, — Марья благословение божие! А вы критиковать?! Молитесь богу, что вы такой молодой человек, и мне не
хочется вас убивать!
И в этом «Марья» слышится «Британия» и времена Мочалова. Близость, родство, братство московской интеллигенции и актера
Малого театра.
С шумом и грузно, — словно слон садится, — усаживается на свое место «Дон Сезар де Базан в старости», — Константин Августинович Тарновский, чтоб своим авторитетным:
— Брау!
Прервать тишину замершего зала.
Вся московская критика на местах.
Занавес поднялся, и суд начался...
Суд?
Разве кто смел судить?
Ракшанин будет долго сидеть в редакции, рвать листок за листком.
— Охват был, но захвата не было. Нет! Это слишком резко!
— Охват был. Но был ли захват? Полного не было. И это резковато!
— Был полный охват, но захват чувствовался не всегда. Резковато! Все же резковато!
— Был полнейший охват, местами доходивший до захвата.
Смело!
Но пусть!
Так же напишет и сам Васильев-Флеров.
И только один Петр Кичеев явится с совсем полоумной фразой:
— Ермолова играла скверно.
Даже не госпожа.
До такой степени он ее ненавидит!
Редактор посмотрит на него стеклянными глазами.
Зачеркнет и напишет:
— Ермолова была Ермоловой.
П.И. Кичеев завтра утром сначала в бешенстве разорвет газету.
А потом сам скажет:
— Так, действительно, лучше.
А у вас были недостатки, Марья Николаевна!
Идет «Сафо» — трагедия Грилльпарцера.
В антракте человек не без вкуса говорит:
— Она превосходно умеет поднять руку. Красивый жест! Но опустить! Самое трудное в классическом костюме! Опустит и по ноге шлеп!
Это «шлеп»... «шлеп»... «шлеп»... идет аккомпанементом по всей трагедии.
В «Сафо» вспоминается унтер-офицерская жена Иванова...
Но кто посмеет это сказать в печати?
— Пластика была на высоте ее таланта.
Так решено. Подписано. Так должно быть. Иначе быть не может.
Вы слишком опростились для трагедии.
И ваша Мария Стюарт, и ваша Иоанна дАрк, и ваша Сафо были опрощенные Мария Стюарт, Иоанна дАрк, опрощенная Сафо.
Как опростилась тогда русская живопись — передвижники — как опростилась русская литература — Мамин, Глеб Успенский.
Идет «В неравной борьбе» г-на Владимира Александрова (просят не смешивать с Виктором).
Поднимается занавес.
На сцене Ермолова варит варенье. Правдин ее спрашивает...
Еще никакой грозы, бури и в помине нет.
Спокойная молодая девушка ведет ясную жизнь.
Ни в кого она еще не влюблялась. Никто у нее любимого человека не отбивал.
Правдин спрашивает:
— Из чего варите варенье? Ермолова отвечает:
— Из вишни.
Но как!
Можно подумать, что молодая девушка варит варенье из собственной печени.
Марья Николаевна! Марья Николаевна! Великая художница!
Какой недостаток в рисунке вашей роли! В рисунке ваших ролей!
Вспомните Росси в «Гамлете».
Озрик передал ему вызов Лаэрта.
Он счастлив. И в первый раз за всю трагедию ясен.
Найден приятный исход из тяжелого, из трудного положения. Сейчас все задернется черными тучами, разразится гроза.
И перед этим он нам показывает уголок ясного неба!
Какой контраст!
Вспомните Сальвини в «Отелло».
С какой нежностью и счастьем, безмятежным счастьем смотрит он на Дездемону, отсылая ее от себя.
Какое глубокое, бездонное, лазурное небо.
Покажите же это ясное, голубое небо.
Покажите — что погибло.
И тем чернее покажутся тучи, тем больше отзовется гроза в душе, тем громче не на сцене, а в душе у нас закричит Отелло:
— Жаль, Яго, страшно жаль!
Тем сильнее будет драма.
Какой-то молодой человек говорит на галерее:
— Знаете, у Ермоловой огромный недостаток. Она всегда страдает еще до поднятия занавеса. В первом акте она всегда — словно уж прочитала пятый.
Не завидую я этому молодому человеку.
Даже если бы он был не на галерее, а в партере.
В партере драться, конечно, не станут.
Но с таким человеком...
...Даже неловко как-то рядом сидеть.
И соседка все время будет подбирать свое платье.
Словно рядом с нею грязная куча.
Откуда же взялось это «страданье до занавеса»?
Мне кажется...
Ермолова — трагическая актриса.
А ей, в это время «опрощения», опрощения литературы, опрощения искусства, приходилось играть драму.
К колоссальному, «американскому» паровозу прицепляли вагончики трамвая.
Избыток трагизма искал себе выхода, и она видела глубокие страдания души даже там, где их еще не было.
Но позвольте!
Я, кажется, начинаю «оправдывать» Ермолову?
Ермолова в этом не нуждается.
Она была солнцем, и на ней, как на солнце, были пятна, и она светила нам, как солнце.
Вы были нашим солнцем и освещали нашу молодость, Марья Николаевна!

* * *
Но в чем же секрет, тайна этого невиданного, неслыханного обаяния? Этого идольского поклонения, которое не позволяло видеть даже то, что бросалось в глаза, думать то, что невольно приходило на мысли? Зажимало рот какой бы то ни было критике?
В Москве в то время можно было сомневаться в существовании бога.
Но сомневаться в том, что Ермолова:
— Вчера была хороша, как всегда, или:
— Хороша, как никогда,
в этом сомневаться в Москве было нельзя.
В чем же дело? В чем же тайна?
Защитительное было время.
Великодушное.
Защитительным был суд, защитительной была литература, был
театр.
В суде любили защитников, литература была сплошь защитой младшего брата, его защитой занималась живопись в картинах передвижников, — и ото всех, от судьи, писателя, художника, актера, то время
требовало:
— Ты найди мне что-нибудь хорошее в человеке и оправдай его!
Тогда аплодировали оправдательным приговорам.
И змеиный шип злобного обвинения не смел раздаваться нигде.
Было ли это умно?
Не троньте! Великодушно.
— Адвокатская семья! — почтительно шутили, — муж, Шубинс-кий, защитник. Жена, Ермолова, защитниц?, — и выиграла куда больше, куда труднее процессов!
Кого бы ни играла Ермолова, — она защищала.
«Защитительным инстинктом» эта защитница, — от благоговения пред чудным даром, чуть не сказал «заступница», — она находила оправдывающие обстоятельства.
Находила...
В сорокалетний юбилей позволяется уж говорить правду?
Выдумывала иногда. Но от доброго сердца!
Окружала персонаж атмосферой какого-то невысказанного страдания «еще до поднятия занавеса». С первого слова голосом, тоном говорила нам:
— Она много страдала!
И давала нам возможность вынести если не совсем оправдательный приговор, то все же признать:
— Заслуживает снисхождения. Что в те защитительные времена и требовалось доказать. Всех персонажей, каких она играла, она играла всегда симпатичными.
Сходилось ли это всегда с намерением автора?
Я не думаю.
Весьма не думаю.
Не думаю, например, чтоб г-н М. Чайковский, создавая свою Елену Протич в «Симфонии», воображал, что женщина добрых 40—45-ти лет, много видавшая и перевидавшая в жизни, действительно, полюбила
— В первый раз,
Как играла М.Н. Ермолова.
Думаю, что, скорее, по его мысли, Елена Протич любила:
— В последний раз. Но «в первый раз»:
— Трогательнее.
— Защитительнее.
— Оправдательное. И Ермолова играла:
— В первый раз!
И над Еленой Протич были пролиты все омывающие слезы:
— Всю жизнь она не знала любви. И в 40—45 лет полюбила в первый раз. И как печально это вышло. Бедная! Бедная!
И вышла она из театра «оправданной, с гордо поднятой головой».
Как выходили в то время из суда симпатичные подсудимые.
М.Н. Ермолова играла не всегда, — далеко не всегда! — ту пьесу, которая была написана.
Она не всегда шла в ногу с автором.
Но в ногу шла со своим добрым, хорошим, великодушным временем.
Счастлив тот артист — литератор, живописец, актер, — в котором время его отразится, как небо отражается в спокойной воде.
Кто отразит в себе все небо его времени, — днем со всей его лазурью, ночью со всеми его звездами.
Национальной святыней пребудет такой художник, и критика, даже справедливая, не посмеет коснуться его и омрачить светлое шествие его жизни.
Имя его превратится в легенду.
И ослепленный зритель будет спрашивать себя:
— Где же здесь кончается легенда и начинается, наконец, истина? Видел ли я лучезарное видение или мне померещилось?
Сознаюсь. Задал себе этот вопрос и я.
Я шел в театр — в Малый театр! — всегда с заранее обдуманным намерением:
— Ермолова будет играть так, как может играть только Ермолова. Взглянуть в лицо артистке, как равный равному, я никогда не смел. Где ж тут кончается легенда и начинается истина? Лет пять-шесть я не был в Москве и Малом театре и, приехав, попал на «Кина».
В бенефис премьера.
И Кин был плох, и плоха Анна Дэмби, и даже суфлеру Соломону, которому всегда аплодируют за то, что он очень хороший человек, никто не аплодировал.
Лениво ползло время.
Скучно было мне, где-то в последних рядах, с афишей в кармане, и надобности не было спросить у капельдинера бинокль.
Сидел и старался думать о чем-нибудь другом.
Вместо традиционного отрывка из «Гамлета», в сцене на сцене, шел отрывок из «Ричарда Ш».
Вынесли гроб. Вышла вдова.
Какая-нибудь маленькая актриска, как всегда.
Хорошая фигура. Костюм. Лица не видно.
Слово... второе... третье...
— Ишь, маленькая, старается! Всерьез! Первая фраза, вторая,третья. Что такое?
Среди Воробьевых гор вырастает Монблан? И так как я рецензент, то сердце мое моментально преисполнилось злостью.
— Как? Пигмеи! Карлики! Такой талант держать на выходах? Кто это? Как ее фамилия? Я достал афишу. Взглянул, И чуть на весь театр не крикнул:
— Дурак! Ермолова.
Мог ли я думать, предполагать, что из любезности к товарищу М.Н. Ермолова, сама М.Н. Ермолова, возьмет на себя роль выходной актрисы, явится в сцене на сцене произнести пять-шесть фраз! Так я однажды взглянул прямо в лицо божеству. Узнал, что и без всякой легенды Ермолова великая артистка. Вот какие глупые приключения бывают на свете, и как им бываешь благодарен.

Валерий Баринов – лауреат Международной премии Станиславского!

На пресс-конференции, состоявшейся в московском отеле «Балчуг-Кемпински», были оглашены имена десяти мастеров мирового театра, которые были удостоены Международной премии Станиславского.

Валерий Баринов – лауреат Международной премии Станиславского!

На пресс-конференции, состоявшейся в московском отеле «Балчуг-Кемпински», были оглашены имена десяти мастеров мирового театра, которые были удостоены Международной премии Станиславского.
Эта награда была учреждена в 1994 году одноименным Фондом и с тех пор ежегодно присуждается за высшие достижения отечественного и зарубежного театра. За время существования престижной награды ее получили около ста деятелей сценического искусства. В нынешнем году премия отмечает свой 10-летний юбилей, не исключено, что именно эта цифра определила и число новых лауреатов. Однако главный смысл в данном случае заключен не в количестве, а в качестве обладателей наград. Победителями во всех номинациях стали люди, сполна посвятившие себя театру и добившиеся на этом поприще выдающихся успехов.
По совокупности талантливо сыгранных ролей определены и лауреаты в номинации «Искусство актера». Ими стали ведущая артистка театра «Мастерская Петра Фоменко» Галина Тюнина и известный актер Малого театра Валерий Баринов.
В номинации «Искусство режиссера» лидером признан Миндаугас Карбаускис, отмеченный за постановки последних лет. В номинации «За вклад в развитие актерского мастерства» премии удостоены две замечательные актрисы - Алиса Фрейндлих и ее немецкая коллега Ютта Лямпе. Премию «За вклад в развитие современного театра» получит известный драматург Людмила Петрушевская. Крупнейший сценограф Давид Боровский стал победителем в номинации «Художественное оформление спектакля». За организацию театрального дела премия присуждена Юрию Копылову /Ульяновск/ и его тезке Юрию Погребничко - основателю и руководителю московского театра «Около Дома Станиславского». «За вклад в современное театроведение» награды удостоена профессор Майа Туровская. Таково решение авторитетного жюри, которое на сей раз возглавил популярный актер Евгений Миронов.
Торжественная церемония награждения состоится 7 декабря в парадном зале «Атриум» отеля «Балчуг-Кемпински». Лауреатам 2004 года будут вручены почетные знаки с изображением мхатовской «Чайки» и факсимиле Станиславского, а также денежное вознаграждение.

«Газета», 29 ноября 2004 г.

ВИКТОР КОРШУНОВ. АРТИСТ, ОБОЖЖЕННЫЙ ВОЙНОЙ

Этого замечательного актера знают по фильмам «Удар, еще удар», «Доктор Вера», «Сердце Бонивура», «В мертвой петле» и по спектаклям «Волки и овцы», «Царь Борис» и многим другим в Малом театре, где он выступает с 1953 года.

АРТИСТ, ОБОЖЖЕННЫЙ ВОЙНОЙ

Исполняется 75 лет со дня рождения народного артиста CCCР, директора Малого театра Виктора Коршунова.

Этого замечательного актера знают по фильмам «Удар, еще удар», «Доктор Вера», «Сердце Бонивура», «В мертвой петле» и по спектаклям «Волки и овцы», «Царь Борис» и многим другим в Малом театре, где он выступает с 1953 года. Его ученики, разбросанные по всей матушке России, в этот день обязательно поздравят своего мастера, который, к счастью, оправился после продолжительной болезни и теперь играет в спектаклях. Когда в назначенный час я пришла к нему на беседу, то милейшая секретарша долго разыскивала Виктора Ивановича по всему театру, ломая голову, в каком цехе он мог задержаться: хозяйство-то огромное.

- Виктор Иванович, вы с 1973 года преподаете в театральном училище имени Щепкина. Каждую весну к вам поступают сотни ребят, мечтающих стать актерами, хотя знают, что эта профессия рискованная и отнюдь не денежная. Что это — романтика, призвание или своего рода «болезнь»?
- В первую очередь это призвание, когда человек хочет что-то важное сказать со сцены, поделиться с людьми сокровенным. Мир театра — особенный, он и соприкасается с действительностью, и вместе с тем он насквозь вымышленный. Тот, кто входит в него, заболевает сценой навсегда и потом уже не может покинуть ее никогда.
- И в этот особенный мир вы погрузились в…
- В 1947 году, когда начал заниматься в драматическом кружке Дзержинского дома пионеров, куда со мной ходили Леша Эйбоженко, Гена Бортников. Я неоднократно думал, что же меня повело в эту профессию? Семья у нас была простая, актеров в роду не было. Во время войны мы, школьники, выступали с концертами в госпиталях. Фронтовики были нам бесконечно благодарны, в нас они видели своих детей. Однажды мы оказались в палате, где лежал всего один человек — тело было забинтовано, одни глаза видны. Это был тяжело раненный летчик, врачи никак не могли вывести его из комы. И вот представьте: он заплакал после нашего выступления, то есть к нему вернулись чувства. Я был настолько поражен этим, что поневоле заинтересовался столь удивительной профессией, способной в буквальном смысле слова возвращать людей с того света. Позже я сказал своему другу: война сделала из меня актера, поэтому, как ни странно, я вспоминаю ее с благодарностью. Я увидел в людях столько хорошего и необычного, что мне этого хватит на всю жизнь.
- Но ведь и в дальнейшем война как бы шла по вашим стопам, вы столько сыграли офицеров, что не счесть. Достаточно вспомнить спектакль «Берег» по Юрию Бондареву или фильм «По тонкому льду».
- Да, мне ничего не надо было придумывать, я был обожжен войной. Моя юношеская память, словно губка, впитывала все: и хорошее, и плохое. Жили мы с мамой на Сухаревке, отец ушел на фронт, и, если бы не помогали соседи, нам бы пришлось туго. Забыть такое невозможно, видимо, поэтому я никогда не мог играть подлецов, мне все время хотелось изображать положительных героев.
- Но ведь у вас никогда и не было отрицательных ролей.
- Бывали, но редко. Помню, когда я получил роль Молчалина в спектакле «Горе от ума», то пошел отказываться, не представляя, как смогу изображать приспособленца. Все свои сомнения я выложил Михаилу Цареву, а он мне так мягко и говорит: «А ты побеседуй с Евгением Симоновым, он как режиссер объяснит тебе, почему ты должен играть Молчалина». В конце концов мне пришлось смириться, а в ходе репетиций я понял: не такой уж пустой человек этот Молчалин, на котором держится вся канцелярия Фамусова.
- Виктор Иванович, как вы считаете, в нынешней жизни кого больше: чацких или молчалиных?
- К сожалению, молчалиных. Почему? Да потому, что выгоднее молчать: тебя и любить все станут, и раздражать никого не будешь.
- А Борис Годунов, которого вы играете на протяжении многих лет, — положительный герой или отрицательный?
- По-моему, это положительный образ. Ведь до сих пор ни в одном из исторических документов не доказано, будто по его приказу убили царевича Дмитрия. Все это одни предположения, но гениальный замысел Алексея Толстого оказался настолько мощным, что все ему поверили.
- Выходит, оправдывая действия Бориса Годунова на сцене, вы в какой-то степени разделяете идею монархической власти?
- Я сторонник сильной власти, но отнюдь не диктаторской. Ведь как Борис Годунов говорит: «Совета Думы я слушать рад, но только слушать их, не слушаться».
- Но ведь в свое время вы играли комиссаров, которые свергли монархию. Как в этом случае вы оправдывали их действия?
- Это вопрос сложный, потому что люди в кожанках были разные. Были среди них и подлинные интеллигенты, которые служили идее. Другое дело, что они могли заблуждаться, совершать ошибки, но помыслы-то у них были благородные. Потому я и любил своего героя в фильме «Необыкновенное лето». В какой-то мере он был идеалист. Я тоже верил, что коммунизм может победить в нашей стране, чего уж тут лукавить. Это наше прошлое, и отказываться от него нельзя, иначе может получиться, что мое поколение и ваше прожили жизнь напрасно. Ведь сумел же наш народ объединиться и победить фашизм.
- А вам не кажется, что русский народ способен объединяться только во время большой беды?
- Не думаю. Главная беда заключается в том, что мы не умеем использовать духовный потенциал своего народа. Возьмите, например, послевоенные годы: люди после Победы могли не только восстановить разрушенное хозяйство, но и пойти дальше, превратить страну в ведущую державу мира. Но их опять загнали в ярмо тоталитаризма. В результате победители стали жить во сто крат хуже побежденных. Или, к примеру, в 90-е годы, когда объявили демократию и народ, поверив, стал грудью на защиту Белого дома. А потом и пошло, и поехало: ваучеры, несправедливая приватизация, огромное число людей, оказавшихся за чертой бедности, и так далее. Народ не может бесконечно верить в абстрактные идеи, если не чувствует конкретную заботу о себе.
- Вы-то как директор огромного театрального коллектива знаете, сколь трудно руководить людьми, если они не верят? Наверное, поэтому стараетесь выполнять все свои обещания.
- К сожалению, наши актеры не получают тех денег, какие получали прежние артисты императорского театра. Мы с Юрием Соломиным пытаемся как-то облегчить материальное положение своих коллег, придумываем разные надбавки и ничего не утаиваем от них. В начале каждого сезона отчитываемся перед труппой, как были потрачены деньги, заработанные от продажи билетов. Сейчас поговаривают о реформе репертуарного театра, о передаче его в частные руки. Если это произойдет, то русский театр рухнет и вряд ли возродится вновь.
- Как я понимаю, для вас это не просто красивые слова, поскольку с вами работают ваш сын и внук, и в Малом театре образовалась актерская династия Коршуновых. Вы как глава семейства отвечаете за них?
- Морально отвечаю, но все решать за них я не могу. Захотел сын заниматься режиссурой — пожалуйста, только я ему сказал: твои спектакли не должны быть хуже других. Александр и без меня это отлично понимает и никогда не пользуется своими родственными связями.
- Наверное, гены тут тоже сыграли немалую роль?
- Саша хорошо рисовал и мог бы стать художником, но его потянуло сначала в актерство, а потом в режиссуру. Кстати, особый глаз художника, пусть и не состоявшегося, помогает ему видеть сценическое пространство по-своему.
- Виктор Иванович, а вот когда в семье все люди творческие, в том числе ваша жена Екатерина Еланская — художественный руководитель театра «Сфера», — наверное, это непросто?
- И не говорите. Слишком уж много бывает боли, когда мы собираемся вместе и обсуждаем наши проблемы, которые кажутся неразрешимыми. Но потом мы сообща начинаем утешать друг друга. Одним словом, театр.
- Вы-то в молодости ревновали свою жену?
- Я и сейчас ее ревную.
- А она?
- Не знаю. По крайней мере вида не подает. Она у меня умница.
- Вы завидуете ее самостоятельности?
- Я восхищен ею, а что касается зависти, то обычно завидую двум вещам: знанию иностранных языков и владению музыкальными инструментами.
- А богатым людям завидуете?
- Иногда, но когда представляю, что всю свою жизнь они тратят на цифры, то мне так тошно становится… Вместе с тем и без денег никак нельзя. Это вечная дилемма. К примеру, когда в Москву приезжают мои ученики и заходят ко мне, то часто задают один и тот же вопрос: «Вот вы говорили о чести, о порядочности в искусстве, о служении высоким идеалам, а на деле все выглядит иначе, не так, как вы нас воспитывали». На что я им отвечаю: минуточку, я вас учил, какими надо быть, но при этом никогда не говорил, что вы будете работать в идеальных театрах, где нет ни зависти, ни соперничества, ни подлости. Поэтому вам выбирать, по какому пути идти: интриг и бесчестных поступков ради карьеры или, отбросив всю эту грязную шелуху, своим трудом добиваться успеха. Лично я постоянно нахожусь в состоянии выбора и не стыжусь этого.

Лебедина Любовь
Труд №223 за 24.11.2004

спектаклем «Лес» А.Н.Островского отметит свой юбилей народная артистка России Лилия Витальевна Юдина.

Начало спектакля в 18 часов.

ОСНОВНАЯ СЦЕНА
Театральная пл., д. 1/6 Телефон 923-26-21

ЮБИЛЕЙНЫЙ СПЕКТАКЛЬ
НАРОДНОЙ АРТИСТКИ РОССИИ

Лилии Витальевны Юдиной 4 декабря 2004 г.

А.Н.Островский
ЛЕС

Комедия в 2 действиях, 5 картинах
Спектакль идет с одним антрактом В роли Раисы Павловны Гурмыжской – народная артистка России Л.В.Юдина

В СПЕКТАКЛЕ ЗАНЯТЫ:
народные артисты России:
лауреат Государственных премий СССР и России Ю.И.Каюров, А.Ю.Ермаков, С.С.Еремеев, В.А.Коняев, А.М.Торопов
заслуженные артисты России:
А.С.Кудинович, Н.А.Титаева
артисты:
В.В.Андреева, А.М.Жарова, Д.А.Жулин, А.Е.Фаддеев
Режиссер-постановщик — народный артист СССР, лауреат Государственных премий Ю.М.Соломин
Художник — народный художник России Э.Г.Стенберг
Композитор — заслуженный деятель искусств России Г.Я.Гоберник
Балетмейстер — заслуженный деятель искусств России П.Л.Гродницкий
Режиссерская группа: заслуженный артист России А.Ю.Овчинников, народный артист России Ю.Н.Васильев, А.Г.Подъячев
Режиссер – В.Е.Федоров
Ассистент художника-постановщика — заслуженный работник культуры России А.К.Глазунов
Помощники режиссера — заслуженный работник культуры России В.М.Егоров, Т.А.Егорова
Художник по свету — заслуженный работник культуры России А.Е.Изотов
Руководство художественно-постановочной частью — заслуженный работник культуры России В.Е.Барабашкин Художественный руководитель театра – народный артист СССР Ю.М.СОЛОМИН ИНФОРМАЦИОННАЯ ПОДДЕРЖКА: газеты: «Труд», «Аргументы и Факты», радиокомпания «Маяк», «Yтро.ru» Начало спектакля в 18 часов КАССА ТЕАТРА ОТКРЫТА – В БУДНИЕ ДНИ С 10.00 ДО 20.00, В ВЫХОДНЫЕ ДНИ – С 11 ДО 19 ЧАСОВ

Виктор Коршунов: Нет ничего дороже правды

На старинном тёмном столике две тёмно-синие с золотом чашки. Крепко заваренный чай - непременный атрибут бесед в этом кабинете, заполненном многочисленными книгами, фотографиями, памятными подарками.

Виктор Коршунов: Нет ничего дороже правды

На старинном тёмном столике две тёмно-синие с золотом чашки. Крепко заваренный чай - непременный атрибут бесед в этом кабинете, заполненном многочисленными книгами, фотографиями, памятными подарками. Во всём чувствуется присутствие рачительного хозяина. Мы в Малом театре, в кабинете директора - народного артиста СССР Виктора Ивановича Коршунова. В эти дни он отмечает своё 75-летие. С юбилеем артиста поздравил Президент России.
Коршунов - целая эпоха в истории одного из старейших театров страны. Более полувека на сцене, десятки образов, профессор Щепкинского училища, благословивший в профессию не одну сотню актёров, среди которых Эдуард Марцевич, Людмила Полякова, Василий Бочкарёв, Светлана Немоляева, Станислав Любшин, Валерий Баринов, Александр Домогаров, Игорь Петренко и многие другие.
Еще один стол накрыт для чая на большой картине, что висит напротив двери кабинета. Вокруг него, озорно поглядывая в нашу сторону, сидят прославленные актрисы «дома Островского» - Александра Яблочкина, Евдокия Турчанинова и Варвара Рыжова. Хозяин кабинета называет их - «мой художественный совет». Когда ему бывает трудно, он всегда смотрит на картину, и «великие старухи Малого», как их здесь называют, словно советуют, как поступить.

- Невозможно себе представить, что я уже больше пятидесяти лет в театре. Кажется, что я пришел сюда совсем недавно. Но когда начнешь перебирать в памяти, сколько всего произошло, то понимаешь, что на это действительно нужны годы.
По существу, мой путь в жизни, мою профессию определила война. Семья у нас была простая, актеров в ней не было. Родители - из крестьян. Папа в двенадцать лет приехал в Москву работать мальчиком на побегушках, чтобы помогать семье. Потом у него были разные специальности. В 41-м ушел на войну и с первых до последних дней воевал. Мы с мамой во время войны оставались в Москве.
Очень хорошо помню мою первую военную осень, особенно Сухаревский рынок, рядом с которым жил. Мне двенадцать лет. По городу летал пепел от бумаг и документов, которые в панике сжигали в различных учреждениях. Кто-то куда-то бежал, несли какие-то тюки, батоны колбасы, у кого-то обнаружили полный чемодан шоколада. Все это на меня, мальчишку, произвело большое впечатление. Моя мама, как и большинство взрослых, чуть ли не круглосуточно была на работе. Мы бегали по улицам, собирали еще раскаленные осколки от снарядов, сбрасывали зажигалки с крыш. Помню, как первых пленных немцев вели по Садовому кольцу...
И что такое голод, я очень хорошо знаю. Мы, мальчишки и девчонки, рылись в мусоре, в котором не было ни картофельной кожуры, ни объедков, ни корок - ничего похожего на еду. С двух-трех часов ночи стояли в очереди в булочную, которая была у нас на углу. И при этом бегали в сад «Эрмитаж», в другую очередь - за билетами на оперетту. Она одна из первых вернулась в Москву. И тогда же я пошел с ребятами в Дом пионеров, записался в драмкружок, честно говоря, до конца не понимая, что это такое. До войны мы больше в кино ходили.
- Вы ведь родом с Сухаревки, пользовавшейся определенной славой...
- Да, я жил в центре хулиганской Москвы. Одно слово - Сухаревский рынок. Там собирались люди самых разных национальностей. Мы, конечно, и дружили, и ссорились, и дрались, но не на почве национальных разногласий - этого никогда не было. В моем детстве редко кто матом ругался. И, между прочим, за этим следили и от этого нас ограждали те самые взрослые ребята, которых, как известно, боялась вся Москва. Но, когда началась война, они сразу ушли добровольцами на фронт. И почти никто не вернулся. Они ни обижали никого из нас. Было негласное правило - в своем районе «грешить» нельзя.
Однажды мы с друзьями пришли в кинотеатр «Буран» на утренний сеанс и увидели, как гроза улицы Костя лупил тростью взрослого парня за то, что тот залез в карман к старухе. По их понятиям, можно было украсть, но не у старухи. Не подумайте, что я хочу облагородить преступников, но у них была своя этика. Вспоминая это, мне представляется, что сейчас же мы все больше и больше теряем что-то очень важное в человеческом плане.
Вот в это время я и пришел в театральный кружок. Там мы и сочиняли, и играли, и, что самое главное, много выступали в госпиталях. У меня эти нелегкие годы стали лучшим временем для понимания людей. Они как-то по-особенному проявляли их честность, порядочность, доброту. Люди, оказавшись в экстремальных условиях, помогали друг другу, делились последним. Обнажались их самые лучшие качества, потому что все жили только одним - победить. И когда мы, мальчишки и девчонки, выступали перед ранеными - читали стихи, играли отрывки, пели, читали им письма родных, то чувствовали, что они почти счастливы. Я тоже счастлив, что прошел через это.
Именно тогда я начал задумываться о том, кем быть. Папа, вернувшись с фронта, видел меня инженером, считая, что артист - профессия несерьезная. Но я уже к тому моменту успел почувствовать, что это профессия особенная и нужная. Словом, выбор был сделан. И спустя два года после Дня Победы поступал Школу-студию МХАТ.
Студенческая пора - самое прекрасное время в жизни, когда каждый день полон надежд, все перед тобой открывается, ты мечтаешь обо всем с юношеским максимализмом - и о деле, и о любви, обо всем. Все, кажется, перед тобой открыто, все возможно. Потом начинаются всякие сложности, а пока - все прекрасно.
- А как получилось, что вы попали в Малый театр после Школы-студии МХАТ?
- Жизнь есть жизнь, и всякое бывает. Словом, во МХАТ взяли других людей. Катюшу, мою будущую жену (Екатерина Еланская, художественный руководитель театра «Сфера». - Н.Б.), сразу пригласили в Малый театр, меня - в театр к Охлопкову. Но отец Кати - Илья Судаков, руководивший Театром транспорта, в то время начал ставить у себя «Бронепоезд 14-69». Он хорошо знал наш курс и пригласил меня в театр в этот спектакль. Меня обрадовало, что есть конкретная роль, конкретная работа. Спектакль выдвинули на Сталинскую премию. Но получить мне ее не удалось - на одно из представлений пришли руководители Малого театра - Константин Александрович Зубов и Михаил Иванович Царев. Так я оказался в Малом.
- Кто из старых мастеров оказал на вас самое большое влияние?
- Все. Это были удивительные годы. Вы представляете, я пришел в театр, когда все великие старики были живы: Остужев, Яковлев, а Пашенная, Гоголева, Шатрова ходили тогда в молодых. И даже третьи, четвертые роли играли превосходные актеры. Старики нам старались помочь. Тут особо надо сказать о Евдокии Дмитриевне Турчаниновой, которая с редким вниманием относилась к нам. Такими же заботливыми были и Елена Митрофановна Шатрова, и Дарья Васильевна Зеркалова. Все они прежде всего волновались за атмосферу в театре, были нетерпимы к грубости, пьянству. То поколение в творческом и человеческом смысле - глыбы.
- Но глыбы были и во МХАТе…
- Да, наш курс был единственным, который выпускала Ольга Леонардовна Книппер-Чехова. Она была председателем государственной комиссии, подписывала дипломы. Ей было уже за 80. Я встречал много красивых женщин и у нас, и за рубежом, но женщину с таким шармом не встречал больше никогда. От нее исходила какая-то фантастическая энергетика, которая тебя обволакивала, творила с тобой нечто невообразимое. Впрочем, каждая женщина по-своему интересна. Вообще неинтересных людей не бывает. Но каждый человек, как ларец - чтобы его открыть, нужно подобрать ключ.
- А бывало у вас так, что вы не хотели играть какую-то роль, потому что вам образ был по-человечески не интересен или даже неприятен?
- Такое случалось несколько раз. Например, с Молчалиным. Даже хотел от роли отказаться, что для меня совершенно несвойственно. Мне хотелось Чацкого сыграть, а характер Молчалина поначалу мне был совершенно непонятен. Это была моя первая отрицательная роль. После войны очень хотелось играть людей положительных. Я, наверное, иной раз играл с перебором, излишне старался, но мне очень хотелось, чтобы нечто хорошее переходило от меня к людям. Однако постепенно я стал понимать, что и отрицательные образы позволяют многое понять. В каждой роли есть свои сильные моменты.
- А какая самая любимая ваша роль?
- Я люблю их все. Потому что каждая связана с определенным отрезком жизни, с определенным возрастом, со своими радостями и потерями.
- Виктор Иванович, вы уже полвека преподаете в Щепкинском училище. Поделитесь секретом актерской профессии, который вы раскрываете своим ученикам.
- Никого нельзя научить быть актером. Можно помочь человеку раскрыться. Важно заложить и вскрыть в нем творческие возможности. А дальше он должен всю жизнь постигать профессию. И еще я не устаю повторять студентам: надо быть честными и порядочными людьми, а уж дальше по жизни будете решать задачи в соответствии со своими моральными устоями. Игорь Владимирович Ильинский как-то сказал, что на сцене дороже правды, труднее правды, выразительнее правды, лучше правды ничего нет. То же самое и в жизни.
- А как уживается актер Коршунов с директором Коршуновым?
- Непросто, конечно. Меня иной раз спрашивают: зачем вам это нужно? В ответе на этот вопрос есть то, о чем я говорил про войну, - ответственность. Так уж моя жизнь сложилась. Я привык нести ответственность за людей, за дело.

Беседовала Наталия БАТАЕН
«Парламентская газета», 25 ноября 2004 г.

29 ноября поздравляем с днем рождения заслуженного артиста России Александра Владимировича Вершинина.

Желаем крепкого здоровья, большой удачи и прекрасного творческого настроения!

27 ноября мы поздравим народного артиста России Валерия Александровича Баринова с днем рождения.

Валерий Александрович! От всего сердца поздравляем с днем рождения и желаем, чтобы тринадцатый сезон был только счастливым для Вас, исключительно крепкого здоровья, радости и больших побед.

27 ноября мы поздравим народного артиста России Валерия Александровича Баринова с днем рождения.
Валерий Александрович работает в Малом театре тринадцатый сезон, а до этого были прославленная сцена Александринки в Ленинграде, театр Советской Армии и театр имени Пушкина в Москве. Долгое время актера Валерия Баринова знали и любили только театралы. Всенародная популярность пришла к нему после телесериалов Леонида Пчёлкина «Петербургские тайны» и «Развязка Петербургских тайн», где он сыграл управляющего князей Шадурских Хлебонасущенского. Потом телероли посыпались на него, как из рога изобилия. И все же, Баринов – прежде всего, театральный артист, один из самых востребованных в столице. Валерий Александрович занят сразу в нескольких антрепризных спектаклях, он играет «Скрипку Ротшильда» у Камы Гинкаса, много работает на радио и на телевидении, и, конечно, в родном Малом театре, науку которого стал постигать еще со студенческой скамьи в Щепкинском училище.
Кроме того, Валерий Александрович уже много лет является тренером футбольной команды Малого театра.
Валерий Александрович! От всего сердца поздравляем с днем рождения и желаем, чтобы тринадцатый сезон был только счастливым для Вас, исключительно крепкого здоровья, радости и больших побед.

Необыкновенные лета Виктора Коршунова

У артиста Виктора Коршунова - юбилей. Дата серьезная, настраивающая на воспоминания. Тем более что вспоминать надо многое - и в театре, и в кино, и в той важной педагогической работе, которой он на протяжении долгого времени занят в Щепкинском училище.

Необыкновенные лета Виктора Коршунова

У артиста Виктора Коршунова - юбилей. Дата серьезная, настраивающая на воспоминания. Тем более что вспоминать надо многое - и в театре, и в кино, и в той важной педагогической работе, которой он на протяжении долгого времени занят в Щепкинском училище.
Но главным в этой череде воспоминаний, наверное, окажется то незабытое впечатление, которое оставил фильм-дилогия «Первые радости» и «Необыкновенное лето» Кирилл Извеков, сыгранный Виктором Коршуновым, недавним выпускником Школы-студии МХАТа, был настолько темпераментным, настолько убежденным и убеждающим в своей правде, что верить ему было легко. Может быть, потому, что тогда был жив, ходил по одним с нами улицам, преподавал в Литературном институте изысканно-красивый, аристократичный Константин Федин, запечатлевший в своем герое автобиографические черты.
И было еще множество ролей - рабочих, чиновников, царей, князей, военных... О многих можно писать подробно, вспоминая детали. Например, Серии из чеховской «Чайки? Человек, «который хотел» Коршунов точно выстраивает характер своего персонажа именно по этой формуле. Петр Николаевич Сорин, действительный статский советник, все происходящее вокруг очень хорошо понимающий и всех пытающийся примирить, так и не сумел добиться того, о чем грезил в ранней юности не меньше своего племянника Кости Треплева. Он хотел славы, жаждал ее в поэзии ли, в пении ли, а голос оказался «сильным, но противным» стихи не задались, осталась лишь чиновничья карьера, завершающаяся на наших глазах. Перед нами - человек, безнадежно раненный несложившейся жизнью, одиночеством, как-то особенно жалобно притулившийся к чужому, хотя и родственному по крови кругу. Или вот Крутицкий из спектакля «На всякого мудреца довольно простоты». Роль полярно противоположная, сыгранная Виктором Коршуновым так смешно, как, казалось бы, невозможно и ожидать от В.Коршунову — 75 этого артиста. Этот Крутицкий физически крепок, он совершенно не согласен с тем, что время ему подобных остается позади, он готов к борьбе за существование - энергично, с улыбочкой на усатом лице он по утрам занимается гимнастикой с гантелями да так поигрывает ими, что оторопь берет. А его попытки пробудить память о прошлом в ханже Турусиной чего стоят! С каким глубоким отвращением говорит он о ее холодных руках, вкладывая в эти слова весь горячий ток собственной крови, не смирившейся с возрастом.
Иногда становится обидно, что так много сил и времени отнимает у Виктора Коршунова директорство в Малом театре и педагогическая работа, но, с другой стороны, в этом отчасти воплощен пафос характера фединского Кирилла Извекова: кто, если не мы?
Прошлой весной курс Коршунова в Щепкинском училище играл дипломные спектакли, а Виктор Иванович в это время лежал в больнице. Но он думал о своих «детях» постоянно, интересовался всеми подробностями каждого спектакля. Может быть, в результате такой отдачи выпускников курса Виктора Коршунова и разбирают так охотно московские театры?

Наталья СТАРОСЕЛЬСКАЯ
«Культура» 25 ноября-1 декабря 2004 г.

РАСПОРЯЖЕНИЕ № 47 по Государственному академическому Малому театру России

«Мнимый больной» Ж-Б Мольер. Комедия в 3-х действиях

РАСПОРЯЖЕНИЕ № 47 по Государственному академическому Малому театру России

Ж-Б Мольер
«МНИМЫЙ БОЛЬНОЙ»
комедия в 3-х действиях

Действующие лица:

Арган, мнимый больной — В.И.БОЧКАРЕВ
Белина, вторая жена Аргана — Е.К.ГЛУШЕНКО
Анжелика, дочь Аргана, возлюбленная Клеанта — О.В.МОЛОЧНАЯ
Луизон, дочь Аргана —
Беральд,брат Аргана — А.В.КЛЮКВИН
Клеант, возлюбленный Анжелики — Г.В.ПОДГОРОДИНСКИЙ
Г-н Диафуарус, врач — В.Б.НОСИК
Томас Диафуарус, его сын — В.А.НИЗОВОЙ
Г-н Пюргон, домашний, врач Аргана — К.В.ДЕМИН
Г-н Бонфуа, нотариус — И.С.ГРИГОРЬЕВ
Туанетта, служанка — Л.В.ТИТОВА

Режиссёр-постановщик — С.ЖЕНОВАЧ
Художник-постановщик — А.БОРОВСКИЙ
Художник по костюмам — О.ЯРМОЛЬНИК
Композитор — Г.Я.ГОБЕРНИК
Художник по свету — Д.ИСМАГИЛОВ
Режиссёр — 3.АНДРЕЕВА

Художественный руководитель
Ю.М.Соломин

Виктор КОРШУНОВ: «Мне бы не хотелось материальных подарков»

Он уникальный человек, хотя бы потому, что важные вехи в его биографии обозначены круглыми цифрами. 50 лет на одной сцене. Более 100 ролей.

Главный царь Малого театра

Виктор КОРШУНОВ: «Мне бы не хотелось материальных подарков»

Он уникальный человек, хотя бы потому, что важные вехи в его биографии обозначены круглыми цифрами. 50 лет на одной сцене. Более 100 ролей. И 300 учеников, имена которых заставляют встать и снять шляпу. Но на самом деле сегодня шляпу надо снять перед ним, большим артистом, воспитавшим серьезный отряд отечественных звезд. Народный артист России, директор Малого театра Виктор Коршунов отмечает свое 75-летие.
— В каком настроении, Виктор Иванович, встречаете дату?
— В нормальном. В рабочем. На днях сыграл в «Пучине». В общем, трудимся.
— Помните свою первую роль на сцене Малого?
— А это был не Малый. Свой первый сезон после окончания Школы-студии МХАТ я отыграл в Театре транспорта (ныне Театр им. Гоголя. — М.Р.). Там я сыграл Ваську Окорока в спектакле «Броненосец 14-69». Ставил Илья Судаков.
— Это ваш будущий тесть был?
— Да, но я тогда этого не знал. Так вот, «Броненосец» был выдвинут на государственную премию, и его пришла смотреть комиссия, в составе которой — Царев и Зубов, тогда главный режиссер Малого. Посмотрели, потом меня и Витю Хохрякова пригласили на разговор — предложили перейти в Малый. В общем, с 52-го я здесь.
— Вы, директор Дома Островского, можете считать себя хозяином своей судьбы?
— Актер — не хозяин своей судьбы. Он может быть хозяином только в работе над ролью. Да и то только вместе с режиссером.
— Это значит, вы никогда не могли позволить себе отказаться от роли, которая вам неприятна, которая ломает индивидуальность вашу?
— Отказывался, но редко. Считаю, что это не дело — отказываться. Актер, с моей точки зрения, обязан все делать в театре. Ты — профессионал и обязан попробовать себя в разном материале. Знаешь, когда я это понял? Тогда же, когда осознал важность актерской профессии. А было это во время войны. Я, школьник, занимался в театральном кружке, и мы ходили выступать в госпиталя. Много помогали медсестрам, делали все что могли, а уж потом пели, читали стихи, разыгрывали сценки. И вот мы выступим, а раненые нам говорят: «Ребятки, покажите еще что-нибудь». И мы переходили из палаты в палату.
«Значит, что-то в этом есть», — подумал я тогда и объявил родителям, что буду актером. Родители мои — люди простые — не сразу поняли. Папа, например, хотел, чтобы я имел серьезную профессию — скажем, инженера. А мама, вот она — человек более эмоциональный, не возражала и уговаривала отца: «Ну что ты, если хочет, то пускай».
— А вы с первого раза поступили в театральный?
— Самое интересное, что я поступал сначала в Щукинское, еще когда учился в школе. Просто пошел попробовать — смогу ли. И дошел до конкурса. А аттестата-то нет — пришлось признаваться. На следующий год уже законно поступил в Школу-студию МХАТ.
— Виктор Иванович, вы — дважды царь Малого театра. Я имею в виду, что сыграли двух российских царей — Петра I и Бориса Годунова. Приятно царем быть?
— Я бы сказал — ответственно, потому что это история. И многие люди читают, интересуются историей, имеют о ней свои представления. И соответствовать этим представлениям тяжело. Я 900 раз сыграл царя Бориса. И мне хотелось играть его как личность, которая многое сделала для отечества. А в 70-е годы, когда на всем лежали идеологические штампы, это было непросто делать.
Борис чем интересен? Здесь судьба в развитии, тем более что время менялось, и менялось к нему отношение. Никогда не забуду один спектакль. В зале был Борис Ельцин. Начало перестройки, демократы на волне. И вот спектакль. Идет сцена примирения Шуйского с Борисом, и я смотрю: Юрий Мефодьевич Соломин (он царя Федора играет) как-то нервничает.
— Что ты, Юра? — спрашиваю его.
— А ты текст послушай, — отвечает он.
А текст такой идет: «Борис, что ты делаешь? Борис, подумай. Борис, ты не прав...» И Ельцин в зале. И зал видит его. И тишина такая звенящая... Да, момент был напряженный. А ведь мог кто-нибудь что-нибудь выкрикнуть из зала. После спектакля Борис Николаевич пришел за кулисы. Поблагодарил. Я попросил его расписаться на память на афише.
— А сегодня президента или губернатора хотели бы сыграть?
— Почему нет? Это очень интересно, как руководители мыслят себя в сложных обстоятельствах времени, которое так ломает людей. И когда от него зависят судьбы миллионов.
— Вы много работали в театре и очень мало — в кино. Не предлагали?
— Предлагали очень много. Но я в связи с занятостью в театре и в училище отказывался, приходилось жертвовать ролями.
— О каких жертвах жалеете?
— Например, Марк Донской пробовал меня на роль Павла Власова в картине «Мать» — потом эту роль замечательно сыграл Леша Баталов. Или «Дело было в Пенькове» — тоже отказался, и тоже там прекрасно снялся Тихонов. «Дело пестрых», «Жестокость»... Но неудобно говорить, потому что другие артисты отлично сыграли.
— Жалеете об упущенных шансах?
— Нет, честно говоря. Жалко, может быть, не то, что ты не участвовал в громких фильмах, а то, что не сыграл интересную судьбу.
— Как намерены отмечать день рождения?
— Юбилей отодвигаю. Я вообще к юбилеям отношусь очень спокойно. Все люди заняты, и дергать лишний раз никого неохота. Буду в театре, кто-то заглянет на чашку чаю. В этом отношении я домашний человек, а если учесть, что все-таки я директор, то есть начальник, не хотелось бы, чтобы это вылилось в поздравления руководителю. Ведь когда ты начальник, то у человека колебания возникают между искренностью и необходимостью, он напрягается. Нет ничего хуже, когда человек в силу обстоятельств вынужден кривить душой. Зачем же его ставить в идиотское положение?
— А вы щепетильны. Может быть, вы и подарки не любите?
— Мне бы не хотелось материальных подарков. Когда студенты, эти разбойники, начнут скидываться со своих скудных стипендий — это нехорошо, я переживаю. Бог с ними, с подарками. А вот если капустник — это лучший подарок для меня.
— Главная заповедь, которой вы учите своих студентов?
— В любой профессии, а уж тем более в нашей, быть искренним. А уж если прилип к своему делу, то любить его до конца.

Марина РАЙКИНА
«Московский Комсомолец» от 24.11.2004

Знаменитый актер и директор Малого театра Виктор Коршунов отмечает юбилей

Коллеги, друзья и почитатели таланта известного актера и директора академического Малого театра Виктора Коршунова поздравляют его с 75-летием.

Знаменитый актер и директор Малого театра Виктор Коршунов отмечает юбилей

Коллеги, друзья и почитатели таланта известного актера и директора академического Малого театра Виктора Коршунова поздравляют его сегодня с 75-летием. Свой день рождения он решил провести в кругу семьи, среди друзей и близких, а официальные торжества пройдут в театре позднее.
«Мне не хотелось бы сейчас подводить какие-либо итоги, но хочется отметить, что моя творческая судьба сложилась достаточно удачно, — признался юбиляр — Мне посчастливилось более 50 лет выступать на сцене прославленного Малого театра, в том числе в пьесах великих русских драматургов, а моими коллегами являются многие выдающиеся актеры».
Коршунов сообщил, что в нынешнем сезоне он занят в шести спектаклях, в том числе в «Чайке» Чехова, «На всякого мудреца довольно простоты» и «Пучине» Островского, а также в постановках по историческим пьесам Алексея Толстого «Царь Федор Иоаннович» и «Царь Борис», где исполняет одну из своих самых любимых ролей — Бориса Годунова. Мастер также репетирует роль купца Прибыткова в драме Островского «Последняя жертва» (премьера спектакля состоится в декабре).
Миллионам зрителей Виктор Иванович известен также как прекрасный актер кино, снявшийся в фильмах «Первые радости», «Необыкновенное лето», «Сорока-воровка», «По тонкому льду» и другие.
И еще одну юбилейную дату в эти дни отмечает Виктор Коршунов — 50-летие своей преподавательской деятельности в театральном училище имени Щепкина, где он ведет курс актерского мастерства. Среди его учеников такие ныне популярные актеры, как Валерий Баринов, Светлана Немоляева, Александр Домогаров, Станислав Любшин. Об этом сообщает ИТАР-ТАСС.

«Известия» 11:28 24-11-2004

Виктор Коршунов: Заразительный талант из Малого

Сегодня хочется пожелать актеру здоровья и сил довести работу до конца и порадовать зрителей своим мастерством.

Виктор Коршунов: Заразительный талант из Малого

Сегодня Виктору Ивановичу Коршунову – народному артисту СССР, генеральному директору Малого театра, профессору Театрального училища им. М.С.Щепкина – исполняется 75 лет. Людям старшего поколения рассказывать, кто такой Коршунов, пожалуй, не стоит. «Иван Рыбаков», «Первые радости», «Необыкновенное лето», «По тонкому льду», «Удар, еще удар» — артиста знают по этим и многим другим фильмам. Как театральный актер Виктор Коршунов известен и любим зрителями Малого театра всех поколений.

В Малый театр Коршунов пришел в 1952 году, после окончания Школы-студии МХАТ. Такая вот добрая усмешка судьбы – все годы учебы будущий артист слышал: «Это Малый театр!» В устах педагогов-мхатовцев, наверное, это был упрек, каких мало. В жизни он стал несомненным достоинством. Однако в театр, ставший местом полувековой службы, артист пришел не сразу, а отыграв сезон в Центральном театре транспорта. Там его заметили М.Царев и К.Зубов и пригласили в Малый.
Некоторые критики определяют амплуа Виктора Коршунова как «социальный герой». Это ставит артиста в один ряд, например, с Михаилом Ульяновым и Кириллом Лавровым. «Амплуа это, — писала в свое время про Коршунова С.Овчинникова, — требует абсолютной личной убедительности… Актер здесь в большей степени играет себя, нежели в иных амплуа. Он как художник постоянно пишущий автопортреты. Когда он на сцене – прежде всего берет личность актера и лишь потом – личность персонажа». Так было и в самой первой роли Виктора Коршунова на сцене Малого театра – Иване Рыбакове, в одноименной пьесе В.Гусева, поставленной Б.Равенских.
Зрительское признание к актеру, как правило, приходит раньше, чем какое бы то ни было другое, однако высшая оценка – это похвала из уст коллег по цеху. Елена Николаевна Гоголева в своих воспоминаниях писала о Викторе Ивановиче так: «Коршунова я давно и хорошо знаю по работе в театре… Вместе мы играли в «Горе от ума» (он – Молчалина)… И прямо скажу: не «грел» он меня, не «светил». Что же мне в нем мешало? Как будто все так, а вот не трогал меня этот актер, не понимала я его. И вдруг в «Утренней фее» (спектакль 1984 г. по пьесе А.Касоны в постановке Б.А.Львова-Анохина, в котором партнером актера была незабвенная Руфина Нифонтова. – К.Ц.) – совсем другой Коршунов. Раньше в нем было какое-то однообразие, холодность, не боюсь сказать – деревянность. А тут – живой характер, живые глаза, свободные движения и голос совсем иной. Я искренне радовалась, следя за тем, как развивается его жизнь на сцене, как чувство растерянности, когда он приносит спасенную им, чуть не утонувшую девушку, так странно, так чудесно похожую на ту, погибшую, превращается постепенно в любовь. Как по-новому заиграл Коршунов! Хорошо заиграл… И вот последний спектакль Малого театра – «Рядовые» А.Дударева… Пошла на генеральную репетицию и села в первый ряд… Я совсем близко видела окоп, в котором почти весь спектакль находился… кто? Не могу узнать! Внимательно всматриваюсь, вслушиваюсь, слежу за каждым движением – не понимаю, не узнаю. Очевидно новый актер. Не могу понять – кто. Но слежу с громадным волнением. Хорошо играет. Кончился просмотр, и я узнала, что так понравившийся мне актер – Коршунов! Великолепно сыгранная роль, блестящая победа актера. И что приятно – видишь его рост».
Не будет ошибкой сказать, что в актерской судьбе Виктора Коршунова огромную роль сыграли два человека: уже упоминавшийся Борис Равенских и, конечно, Борис Бабочкин. С последним Коршунов играл в «Иване Рыбакове», под его же руководством сыграл в «Дачниках» сначала Власа, а потом сменил Бориса Андреевича в роли Суслова. Именно в ней, как отмечает С.Овчинникова, Коршунову впервые удалось продемонстрировать острую актерскую характерность.
Посчастливилось Виктору Коршунову сыграть в прогремевшем на всю страну спектакле по пьесе Льва Толстого «Власть тьмы». Ставил спектакль Борис Равенских, Коршунова же вводили на роль Никиты, которую на премьере сыграл Виталий Доронин. Еще один образец плодотворного сотрудничества актера и режиссера – Борис Годунов в легендарном спектакле «Царь Федор Иоаннович» А.К. Толстого. Эту роль на протяжении более чем тридцати лет артист исполнял бессменно.
Надо сказать, что мое личное зрительское знакомство с актером Виктором Коршуновым произошло как раз в «Царе Федоре Иоанновиче». Его партнерами в тот вечер были Евгений Самойлов (Иван Петрович Шуйский) и Юрий Соломин (царь Федор) — великолепный ансамбль. Коршунов притягивал к себе внимание огромным внутренним напряжением, неповторимым голосом, который, раз услышав, не забудешь никогда, особой – коршуновской – пластикой. Борис в его исполнении получался выпуклым, крайне неоднозначным и, я бы сказал, не менее трагедийным, чем образы Соломина и Самойлова. Трагедия этого человека заключалась в стремлении достичь процветания страны и необходимости совершить злодейство для достижения этой цели. Годунова Коршунова нельзя было судить однозначно, актер прекрасно доносил душевную раздвоенность своего персонажа. Почти через двадцать лет актеру пришлось продолжить работу над образом Годунова в трагедии Толстого «Царь Борис». Роль таким образом получилась сквозная. Главным в ней, на мой взгляд, стало осознание простой истины, которую Годунов произносит перед самой смертью:

«От зла лишь зло родится.
Себе ль мы им хотим служить иль царству,
Оно ни нам, ни царству впрок не идет».

Не менее экспрессивным получился в исполнении Виктора Ивановича и Лопахин из чеховского «Вишневого сада». Признаюсь, для меня исполнение этой роли Коршуновым стало эталонным. До высокого драматического звучания доводил актер сцену третьего акта, когда Лопахин признается в том, что это он купил вишневый сад на аукционе. Играя эту роль, Коршунов отчетливо показывал, что покупка стала для его героя настоящим эмоциональным потрясением, которое он глубоко переживал, — сбывалась его потаенная мечта. Когда Коршунов-Лопахин начинал кружиться в дикой пляске, делалось страшно за этого человека. А когда он падал на колени перед Раневской, становилось понятно, как он все-таки любит эту женщину, как тяжело ему от того, что именно он так нелепо перешел ей дорогу, и слезы текли по его щекам. Такой человеческой глубины я не встречал ни в одном другом исполнении.
Актерскую игру Виктора Коршунова иначе как заразительной не назовешь. Его образы могут быть неоднозначны по своей трактовке, могут ломать сложившиеся стереотипы исполнения. Так произошло с его неожиданно помолодевшим и повеселевшим Чугуновым в «Волках и овцах» и Крутицким из «На всякого мудреца довольно простоты», который танцует лезгинку и занимается тяжелой атлетикой. С подобным толкованием роли можно не соглашаться, но не увлечься исполнением нельзя.
Уверен, что это же качество – заразительность – присуще Виктору Ивановичу и как педагогу. Преподавать в Театральное училище им. Щепкина его пригласил Л.Волков, а было Коршунову тогда всего 25(!) лет. В 44 года он становится самым молодым профессором училища. Сколько у Виктора Коршунова учеников, думаю, затруднится сказать даже он сам. Перечислю здесь самых известных: Светлана Немоляева, Эдуард Марцевич, Василий Бочкарев, Станислав Любшин, Валерий Баринов, Дмитрий Назаров, Александр Домогаров и многие другие.
Коршунов одновременно основатель одной театральной династии и продолжатель другой. Его супруга – Екатерина Еланская – дочь знаменитой актрисы МХТ Клавдии Еланской и режиссера Ильи Судакова. Его сын – Александр Коршунов – один из самых ярких актеров среднего поколения Малого театра. Кроме того, Александр Викторович – режиссер, чьи спектакли «Трудовой хлеб» и «День на день не приходится» неизменно идут с полным аншлагом. Внуки Виктора Ивановича – Степан и Клавдия – тоже актеры.
Так уж случилось, что в конце прошлого сезона недуг заставил Виктора Ивановича временно покинуть сцену, прервать работу над новой ролью. Честно говоря, сердце екнуло при мысли, что может быть больше никогда не увижу его игры. Прошло полгода и актер снова в работе. Совсем недавно Виктор Иванович вновь вышел на сцену в спектакле «Пучина», который поставил его сын. Не будет преувеличением сказать, что в тот вечер зрители стали свидетелями настоящего актерского подвига.
Сейчас Виктор Коршунов заканчивает работу над ролью Флора Федулыча Прибыткова в пьесе А.Островского «Последняя жертва». Премьера назначена на декабрь. Сегодня хочется пожелать актеру здоровья и сил довести работу до конца и порадовать зрителей своим мастерством.

Константин ЦАРЕГРАДСКИЙ, 24 ноября, 18:00
Yтро.ru

Сергей Еремеев: «Ему хочется подражать»

Дорогой Виктор Иванович! Надеюсь, что судьба сведет нас в какой-нибудь интересной работе! Я и все мое семейство, которое Вы знаете, от души поздравляем дорогого юбиляра, любим, ценим и желаем здоровья!

Сергей Еремеев: «Ему хочется подражать»

В этот торжественный день хочется пожелать дорогому Виктору Ивановичу, человеку, который дал мне профессию, опекал, оберегал (и не только меня) от ошибок и просчетов, человеку, беззаветно преданному театру и профессии, здоровья и долгих лет!
Хотелось бы, конечно, подражать Виктору Ивановичу, его трудолюбию и целеустремленности, но, видно, это не всем дано!
Дорогой Виктор Иванович! Надеюсь, что судьба сведет нас в какой-нибудь интересной работе! Я и все мое семейство, которое Вы знаете, от души поздравляем дорогого юбиляра, любим, ценим и желаем здоровья!

ВАЛЕРИЙ БАРИНОВ: «КОРШУНОВЦЫ – ЭТО СЕМЬЯ»

Поздравляю Виктора Ивановича с юбилеем, желаю ему здоровья, и благодарю судьбу за то, что она свела меня с ним. И еще поздравляю себя, что в моей жизни есть этот человек.

ВАЛЕРИЙ БАРИНОВ: «КОРШУНОВЦЫ – ЭТО СЕМЬЯ»

Говорить о Викторе Ивановиче мне легко и в то же время сложно. Почему легко? Потому что этот человек много в моей жизни значит, и очень много для меня сделал. Рассказывать о нем я могу просто, это будет безо всякого напряжения, «придумывания», потому что к учителю испытываешь особую нежность и особое отношение. А почему сложно? Потому что если я буду говорить все, что хотел бы сказать, то не хватит магнитофонной пленки. У меня очень много с ним связано, поскольку он мой первый учитель в профессии.
Для меня Виктор Иванович как был примером для подражания, так до сих пор и остается. И в человеческом, и в актерском плане. Для меня эти понятия близки. Такова наша сумасшедшая профессия: все определяется по тому, как ты к ней относишься, как ты себя ощущаешь… И вот, меня всегда поражает отношение Виктора Ивановича к актерской профессии и Малому театру. Такой верности, преданности, отдачи своему делу я почти не встречал – или встречал крайне редко.
Я не знаю, как это происходит у других педагогов, у меня других не было. Есть масса людей, у которых я учился, очень многое брал. Но учитель и педагог, наверное, у меня остается один – Коршунов. И вот это понятие – «коршуновцы» — объединяет нас в одну семью. Странно, ведь уже выпущены сотни учеников, многих я не знаю по именам. Но то, что такой-то артист – коршуновец, я знаю точно. Это даже не знак качества, а знак принадлежности какому-то клану. Мафия – в смысле, родня, родственники. Мы действительно птенцы одного гнезда, Коршуном высижены. Это не значит, что мы ведем себя как коршуны, хотя бывает и так, но и не как голуби тоже. Не знаю, как ему это удается. Но так построен способ его преподавания и жизни потом, что мы все равно ощущаем себя членами семьи, его учениками, его детьми. Уже есть и внуки, и правнуки…
В этом году исполнилось сорок лет, как я познакомился с Виктором Ивановичем. Это большая часть моей жизни. Он для меня очень близкий человек. И я не помню случая, чтобы он мне отказал не то что в помощи, а в возможности разделить со мной ту или иную ситуацию. К великому сожалению, мы редко приходим к своим учителям с радостью, мы приходим с горем. Вылезают дежурные слова: «Я находил у него понимание». Но не в этом дело. Когда я еще работал в Питере, у меня были сложные обстоятельства, и театральные, и семейные. Я позвонил ему в Москву – и он час выслушивал и говорил со мной. Я помню, на третьем курсе мне казалось, что ничего из меня не получится, никакого артиста не выйдет. Я всерьез думал о том, чтобы уйти из профессии. И если бы не Коршунов… А мы репетировали водевиль, он был ведущим моим педагогом… Ну, и произошло чудо, когда мы здорово сыграли спектакль. Водевиль «выстрелил» на показе, и я этот день отмечаю как день рождения артиста Баринова.
Я всегда поражался его отношению к себе. Ведь тело, организм – это инструмент. Однажды я ехал с Виктором Ивановичем в поезде. Проснулся оттого, что кто-то в купе делает зарядку. Я открыл глаза – это он, активно так. Я изумился. И создается такое ощущение, что он все в жизни пропускает через призму профессии. До сих пор придерживаюсь его знаменитого выражения: «Артист не имеет права на болезни». И в то же время он заразил нас даже не любовью, а болезнью театра. Театр – это все. В сегодняшней круговерти денег, популярности театр – как ориентир, маяк. Пока за это держишься – ты жив и счастлив. Я знаю, что у меня есть дом – Малый театр. Я сравнил бы его даже не с якорем, а с канатами ринга. Когда хорошенько врежут – раз, есть за что ухватиться.
Поздравляю Виктора Ивановича с юбилеем, желаю ему здоровья, и благодарю судьбу за то, что она свела меня с ним. И еще поздравляю себя, что в моей жизни есть этот человек.

Людмила Полякова: «Мы влюблялись в его Молчалина»

Желаю Виктору Ивановичу здоровья, сил! Я люблю этого человека, благодарна судьбе за то, что она подарила мне встречу с Виктором Ивановичем, и что моя жизнь идет параллельно с ним уже столько лет.

Людмила Полякова: «Мы влюблялись в его Молчалина»

Я 64-го года выпуска, мы первый курс, который Виктор Иванович Коршунов выпустил самостоятельно. Ему было тогда около тридцати, а Юрию Мефодьевичу, тоже преподававшему у нас – двадцать пять. Все совпало божественным образом – наша юность, пробуждение тяги к духовному, к самосовершенствованию, расцвет молодости наших педагогов — красивых, талантливых, обаятельных! Когда, например, мы, студенты, смотрели спектакль «Коллеги», то Подгорный, Торопов, Коршунов казались нам просто богами, небожителями. Каким счастьем было общение с ними! И для меня это счастье непреходящее, которое дает силы на всю жизнь – и держаться, и выстоять. В те же самые шестидесятые годы вообще происходило духовное возрождение в стране – появление новой драматургии, новых литераторов, поэтов. Как мы бегали в Политехнический на творческие вечера! И вот это ощущение необыкновенного подъема связано у меня с училищем, любимым домом, и, конечно, прежде всего, с нашими педагогами. Когда мы смотрели «Горе от ума», где играл Виктор Иванович, все влюблялись в его Молчалина, потому что он был прекрасен!
Я сама очень эмоциональная, и мне важно, возникает ли, высекается ли при общении между мной и другим человеком искра. Она проявляется в глазах, в интонации. И нам хватало эмоциональности наших молодых педагогов, их красоты, молодости, обаяния, таланта. Мы существовали в единой среде дружеского приятия, влюбленности. Это были удивительные годы. Но жизнь, конечно, не стоит на месте, мы стали взрослыми. Я не буду касаться периода, когда работала в других театрах. Слава Богу, я вновь обрела свой дом, вернулась в Малый. И тут существует такая очень интересная психологическая вещь. Я до сих пор ничего не могу сказать поперек, вразрез своим педагогам, и, в частности, Виктору Ивановичу, потому что у меня осталось чувство благоговения, преклонения, уважения. Но есть момент, когда я могу отыграться — это пребывание на сцене. Особенно если роль позволяет смотреть на его персонажа немножко «сверху вниз» — как, например, в «Волках и овцах». И здесь уж я с таким наслаждением начинаю свысока обращаться с Чугуновым! Ужасно приятно, когда Виктор Иванович говорит мне: «Матушка, матушка!» и целует плечико. Это хорошее хулиганство, которое доставляет необыкновенный кайф!
В «Царе Петре» у нас с ним было всего несколько фраз, но они наполнены очень большим смыслом, поскольку я играла бывшую жену, уличенную в заговоре. Эта небольшая сцена была наполнена такой страстью… Вообще, партнеры лучше играют друг с другом, когда есть своя интересная жизненная ситуация, она играет за нас, и нам ничего, никаких эмоций не нужно добавлять в текст. Я до сих пор помню, как были насыщены реплики в «Царе Петре», равно как и в «Царе Борисе». Ведь у меня с Виктором Ивановичем сорок лет жизни рядом, страшно признаться! Впрочем, цифры для меня не существуют. Можно и в тридцать лет быть старым, а можно и в семьдесят молодым.
Что я взяла у него? Одержимость работой. Меня всегда потрясала в нем эта черта, я приняла ее как эстафету. Не думала, что стану таким же трудоголиком. Сколько мне людей говорят: «Что ты, отдохни…» Не понимаю, как это – отдыхать. Для меня работа – это счастье, наслаждение, кайф. Вот сейчас я больна, но я вышла на сцену, и сразу же наступило состояние полета.
Желаю Виктору Ивановичу здоровья, сил! Я люблю этого человека, благодарна судьбе за то, что она подарила мне встречу с Виктором Ивановичем, и что моя жизнь идет параллельно с ним уже столько лет.

Юрий Соломин: «Он хранит наш Дом»

Мне хочется и от себя лично, и от всего нашего коллектива пожелать Виктору Ивановичу здоровья, сил и творческих успехов. Он человек целеустремленный и волевой, и мы уверены, что все его мечты сбудутся, а замыслы осуществятся!

ПОЗДРАВЛЯЕМ С ЮБИЛЕЕМ ВИКТОРА ИВАНОВИЧА КОРШУНОВА!

Юрий Соломин: «Он хранит наш Дом»

Я знаком с Виктором Ивановичем уже почти пятьдесят лет. Шестнадцать лет мы вместе руководим театром. Это достаточно большой срок, чтобы понять друг друга. Малый театр — наш дом. Существует расхожее представление: каждый артист тянет одеяло на себя. Это не совсем верно, потому что мы с Виктором Ивановичем оба артисты, но для нас интересы нашего общего дома гораздо важнее своих собственных. В доме всегда должно быть уютно, чисто, там становится тепло на душе…Нам кажется, что Малый театр обладает такими качествами. Не было ни одного человека, который, впервые попав в наше закулисье, не сказал бы: «В этом здании абсолютно другие темпоритмы». Наверное, так оно и есть. Но эти темпоритмы надо было сохранить, что во многом зависело от руководителей. Мне кажется, что сохранение театра-дома для Виктора Ивановича стало во главу угла. И, когда я уезжаю, я всегда спокойно чувствую себя, зная, что в кабинете напротив работает Виктор Иванович Коршунов. Это значит, что в нашем театре все будет так, как должно быть.
Мне хочется и от себя лично, и от всего нашего коллектива пожелать Виктору Ивановичу здоровья, сил и творческих успехов. Он человек целеустремленный и волевой, и мы уверены, что все его мечты сбудутся, а замыслы осуществятся!