«Волки и овцы» - встреча через полвека...
ПЛАТЬЕ ЛЕСКОВОЙ. И ВСЕ, ЧТО БЫЛО ПОСЛЕ
«Волки и овцы» - встреча через полвека
Платье из простого черного сатина, но очень тонкой работы: застрочки, защипы, мелкие сборочки... Я примерила, оно оказалось мне точно по фигуре. А когда сняла, увидела на изнанке пришитую тряпочку, где химическим карандашом было написано: «Волки и овцы». Лескова».
Для школьного вечера, посвященного Александру Николаевичу Островскому, костюмы удалось «по блату» взять в драмтеатре. Школа была женской, отрывки из пьес мы ставили лишь те, где участвовали только женщины. Валя Согонова, например, читала монолог Катерины из «Грозы», а мы с Алей Абаимовой разыгрывали сцену из «Волков и овец», ту, где Глафира приезжает к Купавиной. Я была Глафирой, а очень красивая - светловолосая, светлоглазая, с тонкими чертами лица Аля - Купавиной.
В этой сцене Глафира сначала появляется в псевдомонашеском одеянии, а потом - в одном из платьев Купавиной. Второе - серо-голубоватое, с круглой тюлевой кокеткой и бархатными оборками, рукавами-буфами - было очень красивое, но первое, черное, заставляло меня просто трепетать, когда я надевала его, ведь в нем играла сама блистательная Анастасия Спиридоновна Лескова - народная артистка РСФСР. Платье заставляло стараться играть хорошо, а как это?
Кстати, сцену из «Волков и овец» мы ставили в 1956 году, это девятый класс, мне шестнадцать лет, была я тогда, не в пример нынешней, довольно тоненькой девушкой, а Анастасия Спиридоновна играла Глафиру и в годы, когда ей было уже под пятьдесят. А талия у платья мне в облипочку.
Как уж мы там играли? Сказать можно лишь одно - очень старались. Но, конечно, и близко не подошли к тому, что можно и надо бы сыграть. Школьная самодеятельность.
Мы это поняли летом того же пятьдесят шестого года, когда на гастроли в Челябинск приехал Малый театр. И в репертуаре гастролей были «Волки и овцы». Конечно, пошла.
Это было, как я узнала уже позже, хрестоматийное возобновление 1944 года. Кое-что изменилось по сравнению с премьерным составом. Вместо Зеркаловой Глафиру играла Констанция Роек (она родом из Челябинска), Шатрову в роли Купавиной сменила Ирина Ликсо. А основа была прежней: Мурзавецкая - Вера Пашенная, Анфиса - Евдокия Турчанинова, Аполлон - Игорь Ильинский, ну и так далее. Каждое имя - легенда.
Спектакль представлял собой кусок жизни последней трети девятнадцатого века: мебель на сцене, драпировки, костюмы - дотошно правдивые, прямо (а может быть, и в самом деле) подлинные. Манера говорить мне показалась тоже четко соответствующей прошлому веку. Это уже потом я узнала, что произношение Малого театра -эталонное, сохраняющее в чистоте московский говор.
Вроде бы музей старого быта. И речь идет о чем-то далеком от нас: векселя, имения... Но страсти-то человеческие кипели живые, понятные, волнующие, смешащие, заставляющие следить за их проявлениями с наслаждением.
Забавно, но, кроме Аполлона - Игоря Ильинского, я не запомнила, кто и как играл мужские роли. Кажется, Беркутова я видела в исполнении Анненкова, а Чугунова - Владиславского. Остальные канули в темноту десятилетий. Театр тут ни при чем. Просто меня в том возрасте больше интересовали проявления женских характеров, интересно же было предугадывать, какой женщиной буду я.
Тем более, что Глафира для меня была просто родной - играла же совсем недавно. У Констанции Роек она была хищно-обаятельной. И обаяние было таким мощным, что никакого сочувствия к попавшему в расставленные ею капканы Лыняеву я не испытывала: пусть счастлив будет, что ему, рохле, такая красавица и умница досталась.
А Купавина Ирины Ликсо была такой нежной, женственной, несамостоятельной настолько, что зал, как мне представилось, облегченно вздохнул, когда Беркутов наконец-то сделал предложение, теперь-то она под защитой сильного и к тому же любимого мужчины. Где-то в конце восьмидесятых посчастливилось отдыхать в Рузе одновременно с Ликсо. Я набралась смелости и рассказала актрисе, какое не изгладившееся за пару десятилетий впечатление произвела на меня ее Купавина, и поблагодарила за это.
Ах, какие актерские кружева плелись в этом спектакле! В той, например, сцене, которую мы с Алей знали наизусть, открылись такие тонкости, что стало неловко за наивную храбрость, с которой мы позволили себе гордо выходить в этих ролях.
Мурзавецкая Веры Пашенной - огромная, важно шествующая по сцене старуха. Много позже я прочла, что в рецензии на постановку 1944 года «Правда» писала: «У Пашенной Мурзавецкая - волчица с оскаленными клыками». Точно. Она была так уверена в своем всевластии, что не очень-то заботилась прятать хвосты преступлений. Но поэтому и схватить за руку ее было не так уж сложно.
Анфиса Тихоновна у Евдокии Турчаниновой была вовсе не дура, она прикидывалась: глаз-то хитрый, живой. Но так проще для приживалки.
Вот с тех пор Александр Николаевич Островский стал моим любимым драматургом, а «Волки и овцы» - одной из самых любимых его пьес.
И посмотрела я за более чем полвека, прошедших с того августовского вечера пятьдесят шестого года, целую череду «Волков и овец», поставленных в театрах страны. И таким мощным было воздействие спектакля Малого театра, что ни один из позднее увиденных даже близко не стоял по впечатлению.
Если это была традиционная постановка, то чаще всего просто скучная, и «ужель упреки несть от подражательниц модисткам за то, что смели предпочесть оригиналы спискам?»
А когда пьесу стараются искусственно осовременить, представляя Мурзавецкую энергичной бизнесвумен в брюках и с мобильным телефоном, я недоумеваю: зачем? Когда в одном из спектаклей Глафира, пытаясь представить Лыняева насильником, стягивает с себя трусики-танга, я испытала тошноту.
Те пьесы Островского, где он представляет современную ему жизнь (а у него есть, как помните, и исторические полотна, и поэтическая «Снегурочка»), не нуждаются в грубом переносе действия в наши дни. Как истинный гений, он вечные темы и характеры укладывал в реалии своего времени. Получилось - на века.
А пьесы эти и без подчеркнутых аллюзий дают богатую пищу для осмысления дней сегодняшних.
В советские времена я об этом и не задумывалась, но, перечитывая пару лет назад пьесу, вдруг поняла, что речь идет о захвате столичными бизнесменами земель, особенно лесных угодий, в губернии, через которую, как они уже знают, а местные пока нет, пройдет железная дорога, следовательно, цена и на землю взлетит, и на лес, который понадобится для шпал. Подобные ситуации в наши дни не успеваешь считать.
Время заставило обратить внимание на то, что Беркутов не прочь баллотироваться в предводители дворянства или в председатели земской управы и влиятельная мошенница Мурзавецкая ему нужна для поддержки: «Разумеется, я душою всегда буду с вами, в вашей партии». И получает добро: «Ну, так мы тебя и запишем, значит, нашего полку прибыло». И одна реплика Мероны Давыдовны уж такие прямые ассоциации вызывает, что хочется еще раз удостовериться, что пьеса написана в 1875 году: «Вы, питерские, думаете, что вас рукой не достанешь...» В какое окошечко на века вперед драматург заглядывал?
А сейчас я жду праздника. Очень скорого: 6 мая на сцене нашего театра оперы и балета театр «Мастерская П.Н. Фоменко» даст спектакль. Жаль, что всего один. Но - «Волки и овцы».
Я знаю, чего жду, и предполагаю, что именно увижу. Не так давно канал «Культура» порадовал показом ряда спектаклей Петра Фоменко. И был среди них «Волки и овцы». Я посмотрела.
Но этого мало.
За жизнь мне довелось видеть «живьем» всего три спектакля этого мастера: «Игру воображения» Эмиля Брагинского в ленинградском Театре комедии, «Плоды просвещения» Льва Толстого в московском Театре Маяковского и уже в театре «Мастерская П.Н. Фоменко», находившемся тогда в плохо приспособленном бывшем помещении кинотеатра «Киев», золотомасочный спектакль «Война и мир. Сцены из романа» по Льву Толстому.
И - кое-что по телевидению. Так вот. От переноса на экран теряет любой театральный спектакль. Но у спектаклей Фоменко, как мне показалось, потери большие, чем у других. Есть в них какое-то особое легкое дыхание, которое куда сильнее ощущается в зале. Как когда-то на спектаклях Анатолия Эфроса.
О «Волках и овцах» Петра Фоменко, истории постановки и прочем наша газета уже сообщала. Хочу только обратить особое внимание на то, что сценография Татьяны Сельвинской, которая оформила три десятка спектаклей в наших драме и ТЮЗе.
И еще - о Глафире, которую играет Галина Тюнина. Ее Глафира - авантюристка высокого полета. Это такая яркая, крупная личность, что Лыняев - лишь первая проба зубов, легкая добыча. Она, с ее умом и обаянием, не только питерских рукой достанет, но и Париж сможет положить к ногам своим.
Для меня две постановки «Волков и овец», давний Малого и нынешний Фоменко, - как две вершины. Равновеликие, хоть совершенно друг на друга непохожие. Остальное, что довелось видеть, как в гамаке - части того спектакля, что предстоит увидеть 6 мая: что-то повыше поднялось, что-то где-то в самом низу трепыхалось. У каждой большой пьесы есть свои звездные взлеты, с «Волками и овцами» мне повезло дважды.
Ну, кому еще повезет, идите и смотрите . Встретимся после спектакля?
Источник: Южноуральская Панорама
Дата: 30.04.2008