«К 250-летию русского театра»

А.И.Сумбатов-Южин

МАЛЫЙ ТЕАТР В ЕГО ПОДЛИННЫХ ТРАДИЦИЯХ

«К 250-летию русского театра»

А.И.Сумбатов-Южин

МАЛЫЙ ТЕАТР В ЕГО ПОДЛИННЫХ ТРАДИЦИЯХ

1921 год
Театр сам по себе творит свой труд, а кругом него теснее и теснее сплачивается все нарастающая масса людей, которая, повинуясь какому-то, часто бессознательному влечению, сплошь да рядом забывает самые больные запросы и личной и общественной жизни ради злоб своего магнита — театра.
Естественно, что при такой повышенной отзывчивости на всякий момент театральной жизни вокруг театра нет и не может (а пожалуй, и не должно) быть сознательно спокойного, строго аналитического, беспристрастного отношения к нему, а значит, ни объективности, ни даже строгой справедливости в оценке не только его внешних, преходящих веяний, но и его вечных и бессмертных законов: все зависит от степени той страстности, с которой люди относятся к театру, страстности, истекающей из самых разнообразных — и личных, и общих, и искренних, и далеко не искренних — побуждений.

Театру нет дела до свойства источников этой страстности. Но для его жизни и для плодотворности его работы очень важно, чтобы эта страстность защит и нападок не искажала его подлинного лица и не рубила тех столбов, на которых покоится его здание. А эти столбы — не только те художественные силы всех родов и степеней творческой производительности, которые должны верить и верят правде своего дела (без чего немыслимо никакое творчество), но и те отражающие в своей душевной глубине творимые ценности массы, которые должны уметь быть этим отражением. Всякое уменье исходит из знания. Надо им, этим массам, прежде всего знать, и знать хорошо, что такое в действительности тот театр, которому они причастились, как неразрывное целое, как его составной и важнейший элемент, ибо — мне не раз приходилось это и говорить и писать — каждый спектакль есть результат слияния души творящей с душою воспринимающей, и надо так же хорошо зрителю чувствовать молча, как артисту чувствовать в своем эмоциональном подъеме, в речи, звуках и движении.

Я глубоко убежден, что немного пройдет времени и сотрудникам «Культуры театра» уже не прядется предпосылать своим специальным статьям те общие формулы и положения, которые теперь для нас, работающих сегодня, являются неизбежными.

В бурном вихре величайших исторических событий, среди которых театру в России приходится делать свое дело, теперь, когда крупнейшие умы и силы страны отвлечены в разработку важнейших общих задач момента, — театр зачастую попадает в сферу влияния сил, хотя и, скажем словами Гоголя, «несколько беззаботных» относительно его судьбы, но в совершенно достаточной мере (именно, может быть, в силу своей беззаботности) способных, в прямой ущерб интересам настоящего и будущего России, настолько исказить его сущность, что всякие вивисекции над ним могут казаться актом гражданского мужества и политической доблести.

Между тем свободный творческий театр всех форм, видов, всех путей и устремлений, построенный на индивидуальном ли, на коллективном ли начале, это, в сущности, безразлично, но свободно развивающийся один наряду с другим, делающий одно и то же культурное дело, — такой театр есть насущная потребность каждой осмысленной жизни, которую рано или поздно создает для себя трудовой народ. Такой театр не может позволять искажать, по злой воле или по невежеству, умышленно или неумышленно, свое лицо, на которое смотрят миллионы. Эти миллионы сами решат, нужен он им или нет. Если да, — тот или иной театр будет жить вопреки желанию всех тех, кому мешает его существование. Если нет, — он сам растворится в других, может быть, более совершенных художественных организмах, которые его впитают в себя, как здоровую пищу. Театр — не картина, не книга, не статуя, живущие века и воскресающие в грядущих поколениях. Театр живет вместе с окружающей его жизнью, ее темпом и есть ее невольное и неизбежное отражение, но отражение ее неизведанных и вечных глубин, тех ее подземных соков, которые порождают всю ее видимую красоту и безобразие.

Нельзя выставлять картину напоказ и мазать ее сажей или закрывать флером. Нельзя между народом и театром, на который он смотрит, воздвигать выгнутые или вогнутые, закопченные или разрисованные красками стекла. Ни о картине, ни о театре при этих условиях судить нельзя. И обязанность тех, кто дорожит картиной, — смахнуть налет сажи, а кто служит теaтру, — отстранить все, что изменяет его истинную окраску и контуры. Вот почему статья Н.Эфроса в №2 «Культуры театра», намечающая одну из важнейших сторон театра — его традиции, — как сторону, наиболее застланную всякими туманами и требующую освобождения от них, является призывом, на который нельзя не откликнуться всем театрам, а Малому театру — в первую очередь, потому что ни с одним театром это слово не ставилось рядом так часто, как с ним.

В моей статье в №1 «Культуры театра» я говорил, что по мере возможности наш журнал будет избегать полемики по конкретным и личным вопросам. Хотя вопрос о традициях Малого театра, конечно, не есть вопрос ни личный, ни конкретный, я все-таки оставлю без прямого возражения все те небылицы и несообразности, которые (не только в течение последних месяцев) печатаются в специальных изданиях и оглашаются на докладах и дискуссиях под видом этих традиций. Между этими измышлениями и подлинными нашими традициями нет ничего общего, как, например, и между уже отмеченными в статье Н.Эфроса антиподами — Мочаловым и Каратыгиным. Эти фантастические определения и сопоставления не стоит опровергать тем более, что они целиком унаследованы от блаженной памяти старых, избитых приемов театральной травля — сочинить то, что и не грезилось театру, и на него же за это же обрушиться.

Поэтому я возможно короче постараюсь дать, к сведению всех, кому дорог не один Малый, а весь русский театр, те точные определения наших традиций, которые перешли к нам от основателей нашего театра через тех наших старших товарищей — Медведеву, Федотову, Никулину, Самарина, Шумского и многих других, зрелость или старость которых совпала с нашей молодостью и молодость которых совпала с концом или расцветом жизни Щепкина, Мочалова, Садовского, точно так же, как через нас они передаются тем, кто теперь или уже работает на главных постах с нами, остатками труппы 80-х и 90-х годов, или готовится к этой работе. Из этой сжатой по мере возможности схемы выступит истинный облик Малого театра, его подлинных традиций, и из нее же будет видно, насколько далеки эти традиции от всего неподвижного и застойного. Тогда только и можно судить, поскольку он верен этим традициям и поскольку он отходит от них.

Традиции Малого театра касаются трех сторон его работы. Во-первых — сценического воплощения. Во-вторых — репертуара. В-третьих — внешних форм его труда.

Традиция сценического воплощения Малого театра требует прежде всего крупной личной индивидуальности на роли всех родов и размеров. А всякая личная индивидуальность устраняет всякую возможность и отдельной копии и всякого сценического-трафарета. На протяжении почти сорока лет моей личной работы в Малом театре мне от действительно ценных членов Малого театра ни разу не приходилось слышать слова одобрения: о каком угодно блестящем подражании актера самым дорогим и выдающимся нашим образцам. И обратно: если новый исполнитель вносил свои тона, свою новую трактовку в роль, созданную крупнейшим из его предшественников, все крупные члены труппы первые отмечали этот сдвиг как новое достижение театра и никогда как нарушение традиций.

Эта главная традиция Малого театра, по отношению к исполнению, заключается в требовании жизненной правды, внутренней силы и творческой оригинальности исполнения.

Она тесно и неразрывно связана с другою, не менее внутренне важной и значительной: жизнь на сцене в исполняемой артистом роли должна заслонять личную жизнь артиста. Эта традиция довела Малый театр некогда до того высокого совершенства психологического углубления игры артистов, при котором равно жизненными, правдивыми и близкими душе зрителя являлись и самые высокие героические эмоции и самые простые повседневные переживания. Этим последним придавались таким путем исключительная значительность и необычайная глубина, и быт получал смысл эпоса, когда эта традиция, расширяя смысл актерского существа, выводила его из плоскости воспроизведения на высшую ступень перерождения.

Это не давалось даром. Те лучшие и значительнейшие артистические силы, для которых эта традиция становилась частью их существа, платились и платятся тем, что фантастическая жизнь превалирует над их личной реальной жизнью, и в результате не только сила и глубина, но и искренность, правдивость их реальных переживаний, становилась много слабее, чем те же свойства их сценических радостей и горестей. Зачастую получалось впечатление, что они в жизни играют, и очень плохо, тогда как на сцене они — именно то, во что они ушли целиком душою и телом.

Значение этой традиции неизмеримо. Только с ней и из нее и могла вырасти первая традиция — правды, силы и оригинальности. Уровень художественной высоты театра разных эпох стоит в полной зависимости от степени большего или меньшего проникновения ею, от большего или меньшего количества артистических сил, для которых сцена перестала быть представлением и игрою, а стала подлинным жизненным путем, и которые умеют жить великою силою мечты, реализованной их духом и телом.

Третья традиция этого порядка — создание подлинного коллективного творчества, слияние в одно сплоченное и единое целое всех отдельных крупных индивидуальностей. Этот коллективизм входил в сумму традиций Малого театра гораздо раньше, чем он вошел в лозунги современного государства и уже как отражение политического доминанта положен в основу программ строителей нового театра. Поэтому новый театр, несмотря на вражду его руководителей к старому театру, нам ближе и дороже, чем они это думают. Но между нами и этими руководителями одно принципиальное и непримиримое разногласие: мы, старый театр, Малый ли, Художественный ли, Камерный ли, Коршевский ли, какой угодно из так почему-то презрительно называемых «профессиональными» (хотя трудно понять, какое преступление быть профессионалом в государстве, будущность которого строится целиком на профессиональных союзах), — мы считаем, что художественный коллектив должен сплошь состоять из крупных индивидуальностей, ex primus inter pares, из талантливых мастеров и художественно сильных организмов. Они пока этого требования не представляют. Художественный коллектив не может быть только сбором сильных и выносливых людей. Он требует иных условий для своего комплектования. И как труппа не может выполнить задач, возлагаемых на полк или плотничью артель, так и эта артель в своей массе может выделить из себя ряд талантливых людей, но не осуществить задач театра рядовым зачислением в него неподготовленных или неспособных единиц.

Вот три главнейшие традиции художественного творчества Малого театра. И раз навсегда надо отказаться от мысли, что Малый театр требует каких-то повторений задов и граммофонных воспроизведений старых напевов, а тем меньше установленных исстари мест расположения актеров на сцене и т.д. Я имел счастье играть на сцене Малого театра Чацкого с И.В. Самариным, непосредственно получившим роль Фамусова после Щепкина, с А.П. Ленским после Самарина, с В.Н. Давыдовым — хотя и не артистом нашего театра, но, по его подлинным словам, «выросшим на нем», играл Репетилова с К.Н. Рыбаковым и теперь играю его сам, — и ни один из всех этих исполнителей ни одной нотой не повторял своего предшественника и не напоминал его, каждый создавал свое более или менее яркое, но все были в тоне Малого театра, построенном на основах тех трех главных традиций, о которых я говорил и которые были одинаково слиты и с трагиком Мочаловым, и с комиком Щепкиным, и с бытовиком Правом Садовским, и со всеми их современниками, преемниками и преемницами, начиная с Ермоловой, и будут слиты с будущими носителями тех же бессмертных начал.

Об этом тоне Малого театра нет места теперь говорить. Но я должен здесь указать на то, что этот общий тон бесконечно варьируется, чужд всякого трафарета и, будучи построен на общих требованиях правды, силы и простоты, сохраняет свою гармонию везде, но иначе звучит в пьесах Шекспира и Шиллера, чем у Грибоедова, иначе у Гоголя, чем у Пушкина, иначе в Мольере, чем в Островском. Это — первое условие подлинной жизненной правды.

Второй отдел наших традиций (репертуарный) также определяется в большинстве случаев, да простят мне это далеко не академическое выражение, «с кондачка».

Традиция Малого театра никогда не была и не будет традицией ложно понимаемого музеизма. Малый театр прежде всего — живой и жизнеспособный, вечно обновляющийся организм, и никогда он не уходил в пыль мумий и раскопок, как бы ценны они ни были. Еще меньше он был исключительным театром, например, того же Островского. Сам А.Н. Островский, бывший недолго, едва полгода, управляющим его труппою, поставил за этот короткий срок пьесу Шиллера, свою пьесу и четыре пьесы современных авторов. Как мудрый руководитель и гениальный драматург, он прекрасно понимал, что если бы не давать простора человеческому уму, то после Софокла или Еврипида уже не видать бы сцены Шекспиру или Лопе де Вега, после них — Шиллеру и Гете и т.д. Короче, Омар, сжегший Александрийскую библиотеку потому, что если в ней книги повторяют Коран, то они излишни, а если горорят новое — вредны, вряд ли годился бы в директоры театра, как его ни расхваливали бы современные ему муллы и правоверные за поджог.

Этого взгляда держался и держится Малый театр. Охраняя драгоценнейшие произведения былого, он обязан отражать настоящее. Не дело художественного института сцены заграждать путь свободного творчества писателей, и мы знаем на том же Островском, что ряд его пьес, снятых по неуспеху при его жизни, десятки лет наполнял театр после его смерти, что никто не делается классиком при жизни, разве ему особенно повезет по части газетной рекламы.

Репертуарная традиция Малого театра — определенная и неизменная на почти вековом протяжении — требует прежде всего, конечно, основного репертуара, включающего в себя отдельные образцы величайших писателей прошлого, без различия направлений — строго классического, романтического, реального, философского, репертуара трагического и комедийного, хотя бы мелодрамы и фарса, раз они талантливы и дают разумное волнение и оздоравливающий смех, раз они не играют на низменных и чувственных струнах, раз они освежают силы усталых трудовых людей. Затем вторая, не менее важная и значительная часть репертуара — отражение современного театру литературного творчества, включение произведений, отмеченных драматургическим талантом. Без этого театр не может существовать, не рискуя стать музейным хранилищем. Пусть он делает ряд ошибок, но одно достижение загладит их все. Не ошибается тот, кто лежит в гробу.

Значит, эта традиция Малого театра выражается в богатстве, разнообразии, полноте и художественной жизненности его репертуара и, конечно, в соответствии его с артистическими запросами крупнейших талантов, так как всякий театр есть прежде всего объединенное сотрудничество поэта и актера, направленное на воплощение мечты первого в жязнч второго.

Третья и последняя часть наших традиций заключается в многообразных и сложных внешних формах непрерывного труда. Культ личностей, сумма которых составляет художественный коллектив, всегда лежал в основе деловой жизни Малого театра. Пусть иногда этот культ, например, актера, вызывал неудачи отдельных проб, но Малый театр сберег актерское мастерство в то тяжелое время, когда под давлением той страстности, о которой я говорил выше, и под влиянием нахлынувшей волны исканий и дерзаний, принесших и самые плодотворные результаты, в театре стал заметно перемещаться центр тяжести с исполнителя на nature morte, на обстановку.

И гораздо раньше, чем освобожденная Россия признала рабочего человека властелином своей жизни, между трудящимися на сцене Малого театра артистами и техническими служащими установилась прочная и дружеская связь. Талантливый парикмахер, машинист, технический рабочий, портной, служащий в администрации, гардеробе, на билетном контроле так же любят и берегут свой театр, как и любой артист. Этот отбор произошел именно в силу основной традиции театра — в свою очередь беречь и охранять тех, кто любит театр деятельной любовью, не на словах, а делом, высоким качеством своего труда.

Вторая традиция этого порядка — страстная любовь к свободе этого театра. Малый театр от Щепкина и Мочалова до нашего столетия был всегда пасынком бюрократии и добился крупных результатов к началу 900-х годов. Прежде всего каждая попытка так называвшейся «Конторы» руководить ходом внутренней работы Малого театра ей дорого стоила: труппа вставала против каждого ее поползновения изъять из Малого театра кого-либо из ее ценных работников любой категории, а артисты сплошь да рядом фактически боролись против всякого вмешательства кого-либо извне в ее художественную жизнь. Пусть это не всегда даже было нужно и еще реже — успешно, но это была точно невысказанная арнибалова клятва, завещанная нам Мочаловым и Щепкиным, Садовским и Шумским, который не задумался императору Александру II на его вопрос: «Есть ли хорошие пьесы?» — ответить: «Цензура не пропускает, в. в.», чего, конечно, низшее начальство ему никогда не забыло. Второе достижение этой борьбы с прошлым чиновничьим управлением выразилось в том, что уже к первым годам нашего века руководство художественной жизнью Малого театра не могло быть поручено кому-либо, кроме членов его труппы, в виде ли совета или отдельных управляющих.

Не всегда эта борьба велась одинаковым способом, точно так же как и все традиции художественного порядка не всегда могли проявляться во всей их силе и полноте. Ее формы можно рассматривать исключительно в исторической перспек-гиве. Надо учесть все факторы, из которых слагалась окружающая театр атмосфера эпох, предшествовавших великой революции. Но нет мало-мальски значительного артиста, который не стоял бы за художественную волю театра, как за единый высший закон его существования. Мятежный дух великого трагика Мочалова и едкий сатиризм Михаила Садовского на протяжении трех четвертей века сближались друг с другом единством этой традиции, а целый ряд стойких борцов за свободу театра создал из его труппы то объединенное целое, перед которым часто должна была отступать власть всемогущего произвола. Над этим вопросом надо много и вдумчиво работать, строго сопоставляя все материалы, учитывая все условия, и только тогда, в результате этой работы, наличность непрерывного влияния этой традиции на весь ход развития Малого театра выступит в полном свете. Без ее влияния «Овечий источник» и «Эгмонт», «Звезда Севильи», «Дон Карлос», «Эрнани» и «Рюи Блаз» не увидели бы рампы Малого театра в мрачные дни реакции 80—90-х годов. Такова была художественная воля Малого театра.

Третья традиция внешних форм жизни — подчинение той неписанной дисциплине, по которой легче человеку перенести все муки, когда у него дома умирает жена или ребенок, чем сорвать спектакль. Печатные правила и всякие взыскания по ним всегда существовали, но применялись лишь против тех дурных членов, без которых не обойдется ни один коллектив. Но не ими держался и держится старый театр.

Вот три рода основных, главнейших художественных, репертуарных и общественных традиций Малого театра. Поскольку они применяются к жизни или поскольку жизнь позволяет их применять, — другой вопрос, и не мне об этом судить. Но когда говорят о традициях Малого театра, пусгь говорят об этих, а не об арабских сказках досужих Шехерезад или не о тех ракушках, которые налипают на каждый корабль дальнего плавания.

Читайте также:

Т.Л. Щепкина-Куперник «Из воспоминаний об актерах Малого театра» Александр Иванович Южин. Александр Алексеевич Остужев.

А.И.Сумбатов-Южин СОЛНЕЧНЫЙ БЛИК (Обрывок воспоминаний)

А.И. Сумбатов-Южин СТУДЕНТ и 38-й № ГАЛЛЕРЕИ МАЛОГО ТЕАТРА

А.И.Сумбатов-Южин ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ПРОСВЕЩЕНИЯ

А.И.Сумбатов-Южин ВЫНУЖДЕННОЕ ВОЗРАЖЕНИЕ

А.И.Сумбатов-Южин ТРИ ВСТРЕЧИ

16 сентября 1857 года родился князь Александр Иванович Сумбатов, выступавший на сцене под фамилией Южин...

16 сентября 1857 года родился князь Александр Иванович Сумбатов, выступавший на сцене под фамилией Южин.

Его история — это история московского Малого театра.
Ведущий актер, сыгравший на прославленной сцене около двухсот ролей, драматург, художественный руководитель и председатель дирекции. «Народный артист республики», почетный академик по разряду изящной словесности.

Сегодня 148 лет со дня его рождения.
Александр Иванович Сумбатов-Южин (1857-1927).

Телеканал «Культура»

Читайте на страницах нашего сайта:

Т.Л. Щепкина-Куперник «Из воспоминаний об актерах Малого театра» Александр Иванович Южин. Александр Алексеевич Остужев.

А.И.Сумбатов-Южин СОЛНЕЧНЫЙ БЛИК (Обрывок воспоминаний)

А.И. Сумбатов-Южин СТУДЕНТ и 38-й № ГАЛЛЕРЕИ МАЛОГО ТЕАТРА

А.И.Сумбатов-Южин ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ПРОСВЕЩЕНИЯ

А.И.Сумбатов-Южин ВЫНУЖДЕННОЕ ВОЗРАЖЕНИЕ

А.И.Сумбатов-Южин ТРИ ВСТРЕЧИ

Сегодня вечером в Большом драматическом театре имени Г.А.Товстоногова будут чествовать художественного руководителя БДТ, народного артиста СССР Кирилла Юрьевича Лаврова по случаю его 80-летнего юбилея.

Сегодня вечером в Большом драматическом театре имени Г.А.Товстоногова будут чествовать художественного руководителя БДТ, народного артиста СССР Кирилла Юрьевича Лаврова по случаю его 80-летнего юбилея.
От Малого театра на торжество в Санкт-Петербург делегирован ведущий артист Борис Клюев.
В подарок юбиляру Малый театр приготовил картину замечательного художника, известного сценографа Энара Стенберга и стихотворное поздравление от нашего театра, написанное Александром Клюквиным.

В МАЛОМ СОБРАЛАСЬ ТРУППА

Малый театр и Александринка вступили в свой 250-й сезон. Настроение по этому поводу на сборе труппы (самом коротком за последние годы) царило весьма благодушное...

БЕДНОСТЬ — НЕ ПОРОК, А ГРАНТ ЛУЧШЕ

В МАЛОМ СОБРАЛАСЬ ТРУППА

«Повелели мы нынче учредить русский для представления комедий и трагедий театр», — так начинался Указ, который императрица Елизавета Петровна подписала 30 августа 1756 года.

Таким образом, Малый театр и Александринка вступили в свой 250-й сезон. Настроение по этому поводу на сборе труппы (самом коротком за последние годы) царило весьма благодушное. Начался сбор с выступления главы ФАККа Михаила Швыдкого, которого весь прошлый сезон принято было ассоциировать с грозной опасностью, нависшей над всем репертуарным театром в виде театральной реформы. На сей раз Михаил Ефимович выступил совершенно в другом амплуа: сообщил прославленной труппе о том, что Малый театр — «второй университет, где рождалась великая русская драматургия» и вообще «место, где нация должна познавать саму себя» — ждет президентский грант с 1 января следующего года, который даст возможность «значительно повысить зарплаты и больше средств тратить на творчество». А от себя лично добавил, что хоть грант и рассчитан на три года, по истечении этих трех лет никто не будет его отбирать, так что Малый театр может «смело планировать семейный бюджет на многие годы вперед».

Ну а в середине Юрий Соломин поздравил юбиляров (в Малом отмечают круглые даты непрерывного стажа, и даты эти сопоставимы с человеческой жизнью — 50, 60 лет работы в Малом театре), представил пополнение (вместе со вчерашними студентами в труппу театра пришел Борис Невзоров) и огласил планы на сезон. Первой (и главной) премьерой будет «Мнимый больной» в постановке Сергея Женовача с участием «первачей» труппы: Василия Бочкарева, Евгении Глушенко, Людмилы Титовой, Владимира Носика, Глеба Подгородинского, Виктора Низового и других. Официальная премьера будет принесена в дар Петербургу в конце сентября, а москвичи увидят ее 8 октября.

Худрук театра Юрий Соломин будет ставить гоголевский «Ревизор» на основной сцене, а директор театра Виктор Коршунов — «Бедность не порок» Островского на сцене филиала. Там же (на Малой сцене) режиссер Владимир Федоров возьмется за энную по счету в сегодняшней Москве «Смерть Тарелкина» Сухово-Кобылина. У режиссера Виталия Иванова в работе сразу два спектакля — «Свадьба, свадьба, свадьба» по Чехову и «Мария Стюарт» Шиллера, отложенная из-за ухода из театра замечательного актера Валерия Баринова. А Владимир Бейлис уже второй год работает над «Госпожой министершей» Нушича. Твердо гарантировать выпуск спектакля в этом сезоне театр не берется, но, как предупредил своих подчиненных Соломин, «любая задержка с премьерой — это наши с вами деньги». Владимир Драгунов (который выпустил в прошлом сезоне «Последнюю жертву» с такой мощной работой Василия Бочкарева в роли Прибыткова, что спектакль сразу попал в разряд больших удач) в этом сезоне берется за другую пьесу Островского — «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский». Ну а к юбилею Соломин обещает пригласить на постановку некоего Режиссера, имя которого пока держится в строгом секрете. Среди других наполеоновских планов — фестиваль национальных театров («Комеди Франсез», Королевский Шекспировский, «Гешер» и другие), над программой которого сейчас активно работают выездные эксперты.

Ольга ФУКС
«Вечерняя Москва», 07.09.2005

«Листая старые подшивки»

ПРОБИЛ ЧАС КАРДИНАЛА

А этот страшный человек ходит по сцене весь в красном — красный атласный плащ с белым длинным воротником, красные до локтей перчатки и маленькая красная шапочка на голове. Корифей Малого Ярослав Барышев знает про своего героя, кажется, все...

«Листая старые подшивки»

ПРОБИЛ ЧАС КАРДИНАЛА

Большая политика в Малом театре

Еще один дворцовый переворот нам не повредит. Так, очевидно, решили в Малом театре, где идут репетиции нового спектакля «Плащ кардинала» по пьесе Павла Гусева. Тем более что история любой страны — будь то Франция или Россия — дает массу поводов для понимания того, что происходит в них сегодня. И уж тем более дает возможность увидеть масштаб политических фигур прошлого и настоящего. Сравнение, увы, не в пользу последних.

Режиссер — Владимир Драгунов, художник — Лариса Ломакина, композитор — Григорий Гоберник.

Несколько колонн красного дерева на заднике, и в его раме, как на экране, меняются гобеленовые картины. У левого портала — столик с шахматными фигурами. Это не столько часть декорации, сколько символ спектакля. Придворные короля Людовика XIII оказываются шахматными фигурами в руках кардинала Ришелье — первого министра Франции. Причем теми самыми, которые ходят е2-е4, даже если считают себя ферзями. Это иллюзии, господа, и их наголову разбивает настоящий король — кардинал Ришелье. На доску им поставлены — Честь. Любовь. Страсть. Амбиции.

Королева: Поверь, я слишком хорошо знаю кардинала и дорого заплатила, чтобы узнать его. Он повсюду, и ему известно все, даже наши мысли.

А этот страшный человек ходит по сцене весь в красном — красный атласный плащ с белым длинным воротником, красные до локтей перчатки и маленькая красная шапочка на голове. Корифей Малого Ярослав Барышев знает про своего героя, кажется, все. У него даже портрет Ришелье на туалетном столике стоит.

- Смотрите, — говорит Ярослав Павлович, — какие умные глаза. По портрету можно сказать, сколько в нем достоинств и ума. Милейший был человек.

- Ну да, а мог бы и бритвой по горлу, — говорю я.

- Он же все для Франции делал. Я вот тут фразочку его выписал: «Я был суров с иными, чтобы быть ласковым для всех».

И дальше выдает море информации про серого кардинала короля Франции. Совсем не серая личность была, доложу я вам: флот Франции, первая газета, честь страны на международной арене — это все Ришелье. Непредсказуемость — тоже он: вот, чтобы завоевать сердце королевы Анны Австрийской, Ришелье, священник, танцевал перед ней тарантеллу в костюме Полишинеля, хотя не умел танцевать.

- А Петр I приехал в Париж и пришел к памятнику Ришелье. «Я отдаю вам, ваше преосвященство, половину государства, — сказал он. — Научите меня царствовать». За его спиной в ту же секунду раздался чей-то голос: «Он у вас и вторую половину отнимет». Вот такой многозначный, многомерный был человек — кардинал Ришелье. Еще он кошек...

- Ярослав Палыч, кардинал, на сцену! — раздается голос из репродуктора.

Король: Ришелье!.. Позовите кардинала! Входит кардинал.

Ришелье: Вы звали меня, что вам угодно? Костюмы — кринолины, бархатные камзолы, высокие воротники, ленты через плечо и перья в шляпах. Перья, между прочим, натуральные, страусиные. Художник спектакля Лариса Ломакина уверяет меня, что это не реставрация исторических костюмов, а некая квинтэссенция характера и стиля времени.

- Есть современные моменты в характерах, например серая свита кардинала одета вполне современно. Условность скорее присутствует в цвете: единственный цветной костюм — у кардинала, все остальное — серо-черно-белая гамма.

Как по заказу, из правой кулисы выходит артистка, по стати и платью которой безошибочно можно воскликнуть: «Королева!» Это Елена Харитонова — выпускница Щепкинского училища, можно сказать — хроник в королевском деле Малого театра. Она — принцесса в спектакле «Тайны мадридского двора», леди Мильфорд в «Коварстве и любви» и очень знатная особа в «Хрониках дворцовых переворотов».

- Лена, приятно быть королевой?

- Ну конечно. Сразу чувствуешь отношение, когда выходишь на сцену, — даже режиссер обращается ко мне: «Ваше величество». Но не мной сказано: «Короля играет свита»...

Пришел фотограф. Делают съемку. Ришелье тем временем, подступаясь к королеве, декламирует:

Орлов с Истоминой в постели
В убогой наготе лежал.
Не отличился в жарком деле
Непостоянный генерал...
Не думав милого обидеть,
Взяла Лаиса микроскоп
и говорит: «Позволь увидеть,
чем ты меня, мой милый, ...»

От неожиданности я даже подскочила на месте: ну, думаю, доигрались: эдакую фривольность впендюрили в текст Альфреда де Виньи или это уже в переработке современного автора всплыло?

- Да нет, это эпиграмма Пушкина, — смеется кардинал, не захотевший просто так, без текста позировать с королевой перед фотокамерой. — Вот я Пушкина и подложил.

Я же говорю: от такого кардинала чего угодно жди.

***
Надо сказать, что в «Плаще кардинала» — сплошные хроники. Заняты те, кто прошел школу дворцовых переворотов и интриг в разных спектаклях. Кардинал-Барышев дважды Иван Грозный («Смерть Иоанна Грозного» и «Князь Серебряный»), Сен-Мар — Василий Зотов, актер редкого теперь амплуа героя-любовника, который за шесть лет работы в Малом переиграл и принцев, и королей. Его нынешний герой, Сен-Мар, попадет в жуткий переплет, устроенный ему ловким кардиналом.

- Вася, а ты хотел бы испытать подобную «экстрему»?

- Нет. Я человек спокойный. «Экстремы» в жизни хватает. 10 дней назад меня ввели на роль Глумова, и я утром репетировал Сен-Мара здесь, а потом мчался в основное здание. В бреду путал текст. А адреналин я сбрасываю на футболе.

В полной уверенности, что действует самостоятельно, Сен-Мар совершает цепь рискованных поступков и даже за спиной короля объявляет войну Испании. Но... Мышеловка захлопывается, и честолюбивый юноша оказывается в темнице, куда приходит кардинал.

***
В актерском буфете, где, кстати сказать, очень прилично кормят королевский двор и всех других, кардинал с Людовиком (Сергей Кагаков) обсуждают, как лучше играть помешательство последнего.

- Легкомысленно, легкомысленно, как у Хлестакова, — советует кардинал, запивая литературную ассоциацию чаем.

- А ради чего закручена интрига? — спрашиваю я у Владимира Драгунова.
- Эта интрига — вне логики, она затеяна Ришелье как бы против себя.
- ???

- Кардинал провоцирует его на заговор против себя, чтобы испытать на прочность своего будущего преемника. Ему надо провести Сен-Мара через испытания любви, дружбы, власти. Эти понятия были сильны прежде: во всяком случае ноги об это — так, как теперь, — не вытирали.

- У каждого короля или президента есть свой кардинал. С какой политической фигурой вы ассоциируете Ришелье в России? С фигурой Березовского?..

- Нет. Этому — слишком много чести. Есть личности попривлекательнее. Во всяком случае, те исторические персонажи, о которых идет речь в спектакле, делали что-то для своей страны, а не только для себя.

***
Несмотря на всю серьезность личности, естественным образом напрашивающиеся ассоциации с современностью, атмосфера на сценической площадке, можно сказать, легкомысленная. Вот на столе посреди сцены один господин душит другого.

- Вы знаете, — произносит один, оторвавшись от шеи другого, — у меня лосины черно-белые.
- И что? — спрашивает из зала режиссер.

- Так, может, сделать так, чтобы штаны упали, и лосины так обыграть?..
Напряжение органной музыки нарастает. Начали проходить сцену юного заговорщика с его возлюбленной. Мария (Варвара Андреева) вышла в шикарном платье из черного бархата, отделанном золотой тесьмой, шитьем и кружевами. Двойной высокий белоснежный воротник похож на чашу, в которую помещена хорошенькая головка. Но этой головке не позавидуешь: ее ждут испытания, перед которыми оказывалась любая королевская особа, — или любовь, или власть.

Первоклассный художник Анатолий Кузнецов ставит свет и записывает партитуру на компьютер. Пока еще не завезли, может быть, самую важную сценографическую деталь — черное зеркало из Германии. В нем, как в черном омуте, отразятся и гибель короля, так похожего на нашего Павла I, и расставание влюбленной пары Сен-Мара и Марии, и величественное спокойствие кардинала перед лицом любых испытаний.- Понимаешь, сегодня в обществе — острый дефицит поступков властей. Их почти не существует: можно вспомнить один, как это ни печально, решительный поступок — с «Норд-Остом». Все остальное — по принципу «куда вынесет». Вот Ришелье — тот принимал решения и совершал поступки и не боялся отвечать. Это есть в финале, до которого мы сегодня не дошли и вряд ли дойдем...

- Прошу приготовиться на 13-ю картину! — снова голос помрежа из репродуктора.
А где же тот самый плащ кардинала, который заявлен в названии пьесы и о котором прописано в тексте, когда Ришелье является в тюрьму к Сен-Мару:

- Я оставляю вам свой плащ (должен же я отдать дань вашей романтической натуре!) — в нем вы сможете беспрепятственно пройти через все посты. У ворот вас будет ждать карета, она доставит вас ко мне. Там мы обсудим наши дальнейшие планы...

Плащ — как символ власти, как компромисс с совестью. Выберет ли его романтический порывистый герой, который идет на смену старому умному политику?

В узком коридоре Малого — тихо. Все или на сцене, или «заряжаются» за кулисами. Один плащ кардинала — черный, шелковый, достаточно скромный, — сиротливо смотрится на металлической вешалке. Одинокий человек был этот кардинал...


Марина РАЙКИНА
«Московский комсомолец», 21.12.2002

На традиционном сборе труппы Малого театра главной темой стали два юбилея. В будущем году старейшему русскому театру исполняется 250 лет.

Юрий Соломин «задолжал» юбилей

На традиционном сборе труппы Малого театра главной темой стали два юбилея. В будущем году старейшему русскому театру исполняется 250 лет. В планах на юбилейный сезон — сплошь классика: Островский, Гоголь, Сухово-Кобылин, Мольер. Кстати, в труппу в этом сезоне был принят Борис Невзоров. Он в свое время учился в Щепкинском училище при Малом театре, правда, его не окончил. Это дало повод Юрию Соломину пошутить: «Бориса еще с юности тянуло на Неглинку, вот и дотянуло...» За самим же худруком остался «должок»: он еще не отметил свое 70-летие, оно пришлось на лето. О том, как пройдет праздник, в Малом хранят секрет. Но, по слухам, в юбилейный вечер Соломин сыграет в водевиле «Таинственный ящик».

«7 дней», №38 19-25 сентября

Уважаемый Юрий Мефодьевич, Виктор Иванович, дорогие друзья!

От всей души поздравляю Вас с открытием нового театрального сезона.

Приветственная телеграмма Малому театру от председателя Союза театральных деятелей России А.А.Калягина

Уважаемый Юрий Мефодьевич, Виктор Иванович, дорогие друзья!
От всей души поздравляю Вас с открытием нового театрального сезона.
С вашего театра начинается летопись Государственного театра России, его великая история, которой уже 250 лет. Именно вы - главные хранители лучших традиций русского театра, являющие миру и сейчас нашу уникальную национальную школу актерского мастерства. Дай вам Бог, будучи великим старейшим театром России, оставаться театром живым, любимым зрителями.
Желаю новых творческих открытий, ярких свершений, интересных премьер.
Радостного, счастливого, вдохновенного творчества, успеха.

Искренне Ваш,
Александр Калягин

Распоряжением по Государственному академическому Малому театру России объявляются новые исполнители в спектакли:

1. «Трудовой хлеб»
Корпелов – А.В.Коршунов

2. «Пучина»
Боровцов – Д.Д.Кознов

3. «На всякого мудреца довольно простоты»
Курчаев – В.Г.Зотов

4. «Бешеные деньги»
Кучумов – В.А.Дубровский
Горожанка — Л.Л.Пирогова

5. «Три сестры»
Родэ – А.Е.Фаддеев

6. «Вишневый сад»
Прохожий – Д.А.Марин
Гостья на балу – Л.Г.Кичанова

7. «Свадьба, свадьба, свадьба!»
Служанка – Л.Г.Кичанова

8. «Усилия любви»
Бирон – П.В.Абрамов

«Листая старые подшивки»

ЛЕГКА ЛИ ЖИЗНЬ НА «ТРУДОВЫЕ ДЕНЬГИ»

И кто бы из персонажей ни представал перед зрителем, каждого жаль, и каждый, несмотря на явную «отрицательность» иных, вызывает (жестом ли, словом) сочувствие публики...

»Листая старые подшивки»

ЛЕГКА ЛИ ЖИЗНЬ НА «ТРУДОВЫЕ ДЕНЬГИ»

В филиале Малого театра (на Большой Ордынке) идет спектакль «Трудовой хлеб» А. Островского, поставленный актером и режиссером Александром Коршуновым в сценографии Ольги Коршуновой (такой вот семейно-творческий дуэт). Премьера постановки состоялась в Малом зале филиала в октябре прошлого года, и теперь каждую субботу действие предлагается вниманию публики. Интересно, что обычно в малых залах (при имеющейся большой сцене) театры показывают экспериментальные постановки, создатели же этого представления вряд ли были увлечены поиском новых форм. Впрочем, зрителям, судя по бурным, продолжительным аплодисментам в финале, спектакль нравится.

А рассказывает он историю обнищавшего благородного семейства, глава которого Иоасаф Наумыч Корпелов (Валерий Баринов), человек образованный, с чувством собственного достоинства, однако невезучий, вынужденный зарабатывать на жизнь дешевыми частными уроками. Есть у него племянница Наташа (Ольга Пашкова), которой хочется выйти замуж за, как водится, недостойного ее человека, Егора Копрова (Олег Доброван), а за достойного, готового на руках ее носить, защищать да оберегать, лавочника Чепурина (Дмитрий Зеничев) не хочется. Оно и понятно: лавочник, он же хозяин их жилья (которое, право, неловко называть квартирой), мужик-деревенщина, она же кровей благородных, пугает ее чепуринская страсть. Так и будет Наталья пугаться все представление, а под конец возьмет и выйдет замуж за лавочника. А все потому, что обманет ее Копров, деньги, матерью завещанные «для будущего мужа или на старость», отнимет, а потом, собравшись было жениться на уродливой богачке, застрелится, ибо «меньше трехсот тысяч порядочному человеку иметь невозможно»...

Есть у Натальи дальняя родственница Женя (Евгения Дмитриева), юная взбалмошная особа, искренне желающая сестре добра и потому оказывающая ей медвежью услугу: она убеждает Наталью отдать Егору деньги ведь тогда он уж точно «жених»! Женя любит бедного студента Грунцова (Глеб Подгородинский), ожидающего хорошего места, Грунцов любит Женю, и будущее этой пары кажется благополучным. Хотя... Как знать. Кстати, деньги у Натальи все же появляются, правда, довольно странным образом...

Таков сюжет, замечательно разыгранный актерами Малого театра. Причем действие идет не только на сцене, которая то бедная квартира, то богатый дом барина (удивительно, но от обоих жилищ одинаково веет неуютом и холодом, словно случайно оказались здесь люди и скучно им невыносимо, а как сбежать от безысходной тоски не знают, да и знать не хотят, оттого и тешат себя мечтами: кто о больших деньгах, кто о любви романтической), но и в небольшом зрительном зале. Здесь, рядом со сценой, сидит баянист Валерий Медведев, и вживую (в актерском исполнении) звучат народные песни, через зал, произнося реплики, проходят артисты, и из зала же уходит главный герой, «от города до города, по морозцу, по курным избам ночевать»...

И кто бы из персонажей ни представал перед зрителем, каждого жаль, и каждый, несмотря на явную «отрицательность» иных, вызывает (жестом ли, словом) сочувствие публики. Вот здоровенный барин, получивший в наследство огромное состояние и отказавшийся дать в долг бывшему гимназическому товарищу, охочий до прелестей юной служанки и панически боящийся истерик жены... Жена его, «дама с интересной внешностью», претендующая на роль эмансипированной интеллектуалки... Красавица Наташа, уверовавшая в свою любовь к смазливому ухажору, сама ему отдает (словно под гипнозом) все свои деньги и остается совершенно не приспособленная к жизни, в полной нищете... Самоубийца Егор Копров, которому не удалось обмануть разве что самого себя... Чепурин, завороженный красотою и «породой» жилички о, такая жена дороже состояния, с мужицким медвежьим упорством добивается ее согласия, а добившись, сразу и хозяином положения становится, однако осторожен: надобно сначала приглядеться да привыкнуть к новому своему статусу... Корпелов, давно махнувший на себя рукой, зарабатывает гроши, но смириться с позором нищеты не может и, доведенный до отчаяния, даже способен возмутиться, однако окружающим нет до него никакого дела... Видно, что подавал человек когда-то большие надежды, но то было и прошло... Женя да Грунцов счастливая пара, и хоть Женя искренне дорожит сестрой, ее помыслы о студенте, Грунцов же, веря и не веря в собственное счастье, думает и о будущем, место ищет...

Всем этим людям воздается. По заслугам ли Бог весть, но каждый выбрал свою судьбу. А горек ли, сладок «трудовой хлеб» решать зрителю.

Юлия СЕДОВА
«Подмосковные известия», 26.02.1999

«Пресса о гастролях Малого театра»

ЮРИЙ СОЛОМИН: «НА НАШЕЙ СЦЕНЕ НЕ РАЗДЕВАЮТСЯ»

То что мы видим в качестве «современного искусства» больше достойно внимания врачей, чем критиков» — резко парирует Соломин и вспоминает, как на каком-то западном фестивале (много лет назад) один из его фильмов показывался в соседнем зале с «Эммануэлью»...

«Пресса о гастролях Малого театра»

ЮРИЙ СОЛОМИН: «НА НАШЕЙ СЦЕНЕ НЕ РАЗДЕВАЮТСЯ»

В Петербург с большими гастролями приезжает из Москвы Малый театр. С 21 по 30 сентября на сцене БДТ выступят такие известные актеры, как Юрий Соломин, Борис Клюев, Ирина Муравьева, Владимир Носик, Элина Быстрицкая. Этот год для Малого театра особенный – он вступает в свой 250-й сезон. И начать его решено было именно в Петербурге, где Малый не был уже четыре года. На сцене БДТ покажут четыре спектакля, один их которых еще не видели даже в Москве.

По словам Юрия Соломина, уже много лет являющегося не только актером, но и художественным руководителем Малого театра, главным принципом работы этого московского театра является сохранение традиций русской школы. «Тянем лямку ответственности за русский театр» — так формулирует эту задачу Соломин.

«У нас на сцене не раздеваются, «Чайка» называется «Чайкой», а чеховская героиня не стала наркоманкой. Военные ходят в сапогах, а не босиком, и не в тапочках. Мы не стараемся привлечь зрителя необычной трактовкой, предпочитая этому хорошую драматургию. Существуют определенные традиции в семье. У нас тоже есть такие традиции и мы бережно их храним. Среди них и уважение к старшему поколению, как бы нас не призывали «смахнуть со сцены пенсионеров» — объясняет Соломин.

А как же современное искусство и современная драматургия?

«Как только появится хорошая современная пьеса, мы с радостью её поставим. А пока приходится ограничиваться классикой, в которой есть все наши сегодняшние проблемы. То же что мы видим в качестве «современного искусства» больше достойно внимания врачей, чем критиков» — резко парирует Соломин и вспоминает, как на каком-то западном фестивале (много лет назад) один из его фильмов показывался в соседнем зале с «Эммануэлью».

«Я тогда говорил, и продолжаю утверждать – это не искусство, это что-то болезненное и сделанное для больных людей. И билеты на подобное следует распространять по рецептам от врачей».

В то же время Малый театр «приютил» молодого (относительно) режиссера Сергея Женовача, который, по словам Соломина, «бережнее всего из молодых относится к русской театральной традиции». Именно его спектаклем «Горе от ума» и откроются гастроли Малого театра в Петербурге. 21 и 23 сентября можно будет увидеть на сцене БДТ в этом спектакле Соломина и Быстрицкую. Его же (Женовача) спектаклем гастроли 29 и 30 сентября и закроются. Только это будет премьера, которой не видели еще даже в Москве – «Мнимый больной» Мольера. А между этими двумя спектаклями Малый покажет еще два классических произведения — «На всякого мудреца довольно простоты» 25 и 26 сентября и «Три сестры» 27 и 28 сентября.

Приезд в Петербург в начале 250-го сезона для Малого театра не случаен, ведь именно отсюда, с указа императрицы Елизаветы Петровны, началась жизнь русского театра. Тогда актеры получали «генеральскую» зарплату действительного статского советника. Преподнесла власть подарок театру и на 250-м году жизни – вместе с тремя петербургскими и еще двумя московскими театрами в начале следующего года Малый театр должен получить специальный «президентский грант».

Конечно, до генеральского их статус пока не поднимется, но жить станет легче, – надеются в Государственном Академическом Малом Театре.

Михаил Гончаров
Фонтанка.ру

«Пресса о гастролях Малого театра»

ВОЕННЫЙ НЕ ВЫЙДЕТ В ТАПОЧКАХ на сцену Малого театра

Малый театр России открывает свой юбилейный 250-й сезон, не в Москве, как обычно, а в Санкт-Петербурге. На пресс-конференции художественного руководителя театра Юрия Соломина побывала корреспондент

«Пресса о гастролях Малого театра»

ВОЕННЫЙ НЕ ВЫЙДЕТ В ТАПОЧКАХ на сцену Малого театра

Малый театр России открывает свой юбилейный 250-й сезон, не в Москве, как обычно, а в Санкт-Петербурге. На пресс-конференции художественного руководителя театра Юрия Соломина побывала ЕЛЕНА ГЕРУСОВА.

Малый театр не приезжал четыре года. На этот раз москвичи привозят пять новых для петербургского зрителя работ, их показывают с 21 по 30 сентября на сцене БДТ имени Товстоногова. В спектаклях заняты худрук и актер Малого театра Юрий Соломин, Элина Быстрицкая, Юрий Каюров, Борис Клюев, Ирина Муравьева и другие. Открывают гастроли грибоедовским «Горем от ума» в постановке Сергея Женовача, одного из самых интересных российских режиссеров. Под занавес обещают премьеру мольеровского «Мнимого больного». Это еще один спектакль Сергея Женовача, как уверял прессу Юрий Соломин, «богом данного» Малому театру режиссера, «чтущего традицию и уважающего актера». Петербургская публика увидит «Мнимого больного» даже раньше московской. Премьера на собственной сцене состоится 5 октября. При таком обрамлении гастрольной афиши Малый театр будет уже трудно упрекнуть в пренебрежении к режиссуре. Разве только в верности классическому репертуару; кроме Грибоедова и Мольера сыграют Чехова и Островского. Тут журналисты, конечно, не забыли помучить господина Соломина вопросами, отчего в Малом не ставят современную драматургию. Оказывается, это оттого, что не дает литературный процесс пока автора, равного Чехову, Островскому и даже любому из троих Толстых. А традиция, дескать, предписывает русскому репертуарному театру иметь дело только с высокими образцами литературы. Что на самом деле, конечно, не совсем так. Традиция сохраняет лучшее, но пока формируется, то наряду с драмой, обреченной затем стать классической, на сцену обязательно все-таки попадают и вполне сиюминутные произведения, что, в общем-то, нормально. Но, так или иначе, трактовка традиции - это уже художественная позиция. Малый театр своих позиций не сдает. Следом за выбором классического репертуара бережное отношение к автору относится к числу режиссерских доблестей. А от актера помимо прочих дарований обязательно требуется культура сценической речи, и тут даже хочется сказать, что высокая. Худрук театра даже передразнивал актеров, у которых «каша во рту» или «верхняя губа не работает», а то и вовсе неправильные ударения. А где культура речи, там и культура быта, «военный человек на сцену Малого театра в тапочках не выйдет». Эту декларацию можно будет проверить хотя бы на примере гастрольных «Трех сестер», спектакль поставлен Юрием Соломиным.

После возвращения в Москву в юбилейном сезоне худрук намерен работать над гоголевским «Ревизором». Кроме того в Малом театре в 250-м сезоне будут репетировать: «Госпожу министершу» Нушича, «Расплюевские веселые дни» по «Смерти Тарелкина» Сухово-Кобылина, «Марию Стюарт» Шиллера. Премьеры намечены на осень и зиму. А завершать сезон Малый театр будет опять же в Петербурге, совместным с другим старейшим театром России - Александринским, празднованием 250-летия государственности русского театра. В Малом театре не сомневаются в своей причастности к юбилею не только оттого, что Малый в свое время входил в систему императорских театров, порожденных указом Елизаветы Петровны. Но, похоже, еще и оттого, что, как говорит господин Соломин, именно эта труппа «тянет лямку ответственности за русский национальный театр»

«КоммерсантЪ», 13.09.2005

«Листая старые подшивки»

ТРИ ЧАСА СПЛОШНЫХ СТРАДАНИЙ

Борис сражен не осознанием своего греха, но осознанием его бессмысленности. Дабы уловить разницу, надо вчитаться в трагедию Толстого, превращенную Малым театром в «вообще историко-нравственную пьесу»...

«Листая старые подшивки»

ТРИ ЧАСА СПЛОШНЫХ СТРАДАНИЙ

«Царь Борис» А. К. Толстого в Малом театре. Режиссер-постановщик В. Бейлис. Художник И. Сумбаташвили

Граф Алексей Константинович Толстой был сочинитель изрядный, но со странностями. К примеру, пьесы свои слагал в стихах, утверждая, что так оно ему легче, чем прозой. Ему-то легче, но каково актерам и зрителям, в сознании которых пятистопный ямб неотделим от бессмертного Васисуалия Лоханкина! Не умея расслышать гармонии стиха (в общем-то, чуждой большинству русских стихотворных пьес, в том числе и переводам из Шекспира и Шиллера), исполнители наши борются с текстом двумя способами: либо подымают патетически-концертный вой, либо ломают непослушные строчки «психологическими» паузами. Первое — дань жанру (все-таки трагедия! все-таки классик сочинил!). Второе — дань призванию; надо же создать «образ», разумеется, «сложный и противоречивый».

Со сложностью, правда, возникают сложности. Переходы с крика на звучный таинственный шепот свидетельствуют об определенном квалификационном уровне артистов, но мало говорят о персонажах, что неизменно равны себе. Датский принц Христиан (А. Вершинин) наивен и чист, Семен Годунов (Н. Верещенко) зловещ и исполнителен, послы и бояре сияют достаточным количеством цветов радуги, а у стрельцов наличествуют бердыши. XVII век — понятное дело. Такое же понятное, как муки Бориса, лукавое коварство Шуйского, страдания инокини Марфы — матери убитого царевича. XVII век, Древняя Русь, средние века (или как это называется?) — но в меру. Не заниматься же «археологией». А потому обрядим актеров в условно-древнерусские кафтаны, обозначим боярские бороды эспаньолками и шкиперками, возведем грандиозную декорацию (благо потолок в театре высокий) с куполами, иконными окладами (дыры вместо ликов, вероятно, что-то символизируют) и крестами, врубим по радио юрловскую капеллу и напишем в программе: композитор Г. В. Свиридов. А что? Разве не Свиридов? Все правда, и все правильно. И главное — понятно, словно и не стихами писана треклятая пьеса.

Каких событий надобно, если первая сцена — светлое торжество царя Бориса — сопровождается пением молитвы «Святый Боже, святый Крепкий, святый Бессмертный, помилуй нас». Молитва, которая поется при проводах усопшего из церкви на кладбище? Борис уже мертв. И исполнитель (я видел В. Бочкарева; в очередь с ним играет В. Коршунов) с этим фактом вполне согласен. Уже в начальных эпизодах царь напряжен, взволнован и почти испуган. В нем нет ни грана того величия, что обнаруживает толстовский герой. В устах Бочкарева слова

«Разорвана отныне
С прошедшим связь! Пережита пора
Кромешной тьмы — сияет солнце снова –
И держит скипетр для правды и добра.
Лишь царь Борис — нет боле Годунова!»

- очередная демагогическая увертка, как и мечты о милостивом правлении, как и убежденность в своем высоком назначении, выплескивающаяся в споре с сестрой — вдовой царя Феодора. Все это столь же случайно, как рифменный взрыв в конце Борисова монолога, благополучно проглоченный исполнителем. Борис Малого театра дожидается своего часа, когда можно будет свирепствовать и пугаться, хватать Шуйского за бороду и имитировать шаляпинские метания. И чего это умница Шуйский его не узнает? Вероятно, составил представление о государе по сочинению графа Толстого, а освоить трактовку режиссера В. Бейлиса не удосужился. (Шучу, но не только. Артисты и впрямь не слишком слушают друг друга и словно торопятся произнести свою реплику.)

Толстой назвал свою трагедию «Царь Борис» не для того, чтоб разойтись с Пушкиным. Он и писал о царе, более того — о царе великом. О том, кто знает свой грех и искренне верит, что должен был его совершить для блага государства. Того государства, что он любит больше своей души (вот где трагедия, неведомая банальному интригану-невротику), того, править которым призван. Отсюда недоступное ансамблю Малого театра и исполнителю заглавной роли торжественное величие первого акта. Отсюда особая значимость линии Христиана Датского, сопряженной с заветным делом Бориса — возвращением России в Европу. Все речи о «варяжском» прошлом, все мечты о морском просторе, вся любовь к рыцарственной красоте и просвещению — дары поэта герою. Но любимые идеи частью похерены тем, кто готовил сценическую редакцию, частью проболтаны актерами. Гибель Христиана — возмездие тому, кто решил бороться с татарщиной татарскими методами. Жена царя Бориса, дочь Малюты Скуратова, губит «немчина» не в силу дурного характера: это напоминание о неотменяемом годуновском прошлом.

Борис сражен не осознанием своего греха, но осознанием его бессмысленности. Дабы уловить разницу, надо вчитаться в трагедию Толстого, превращенную Малым театром в «вообще историко-нравственную пьесу». Трагедия предполагает изначальную светоносность соблазненного героя. Трагедия предполагает тяжелую цену возмездия — но главная боль Бориса осталась без внимания, катастрофа в отношениях с молодыми героями (царевич Феодор — А. Белый; царевна Ксения — Т. Скиба; Христиан – А.Вершинин) кажется очередной неприятностью, ибо молодые исполнители играют веселых и наивных детишек, а не наследников великого государя, живущего надеждой на то, что они довершат его великие замыслы. Трагедия предполагает судьбу, но ее-то и нет на сцене Малого театра.

Устранение народных сцен в спектакле настолько предсказуемо, что и толковать о том скучно. Массовка положена представлениям «археологическим» или, напротив, «таганским», но не умеренно культурному разыгрыванию нравственно-исторического сочинения с психологией и красивыми костюмами. Все бы ничего, но, выбросив сцену в разбойничьем лагере, где демонический посадский, незнамо откуда взявшись и по-колдовски исчезнув, поворачивает ход истории, театр обессмыслил дальнейшие рассуждения Бориса о битве с призраком, сделал непонятным его стремление придумать самозванцу имя, примитивизировал страшный спор царя с иноком Левкием (его былым пособником в углицком убийстве). Кстати, сцена эта производит грустное впечатление даже на общем нерадостном фоне. Н. Анненков бряцает веригами и говорит замогильным голосом, заставляющим вспомнить о фантастических персонажах советских мультфильмов. Понятное дело — страшный монах! (А почему старый такой? — А чтоб страшнее!) Почтенный актер вызывает сочувствие, ибо принужден играть нечто «вообще ужасное», а по сути — незапланированно смешное. Запланированно комикует Шуйский (Э. Марцевич). Характерный актер — характерная роль. Иногда даже похоже на трагедию Толстого. Правда, непонятно, зачем совершать крестные знамения с экстазом обличаемого «изувера» из атеистической агитки. Шуйский у Толстого (да и в истории) был интриганом, но не пустосвятом. Зато так смешнее. Эффектнее. Поучительнее. А если от трагедии Толстого остались рожки да ножки, так вольно ж ему было писать так заумно. И так длинно. Сокращали-сокращали, а спектакль все равно три часа тянется. Крепки были люди минувшего века. Где уж нам!

Андрей Немзер
«Сегодня», 12.01.1994

13 сентября с днем рождения поздравляем артиста Малого театра Дмитрия Николаевича Зеничева.

Поздравляем Дмитрия с праздником и желаем доброго здоровья, отличного настроения, новых хороших ролей.

13 сентября с днем рождения поздравляем артиста Малого театра Дмитрия Николаевича Зеничева.
Дмитрий Зеничев занят во многих спектаклях Малого театра - его имени в афише отведена не последняя строчка. Спектакли «Пучина», «Горе от ума», «Трудовой хлеб», «День на день не приходится», «Свои люди - сочтемся», «Волки и овцы», «Корсиканка» и другие украшены неизменно яркими работами этого артиста. Без преувеличения можно сказать, что артист является достойным продолжателем традиций Малого театра: даже самые небольшие роли оказываются отделанными до совершенства и виртуозно исполненными.
Поздравляем Дмитрия с праздником и желаем доброго здоровья, отличного настроения, новых хороших ролей.

«Листая старые подшивки»

ГОРЕ ОТ УМА: АНФАС И ПРОФИЛЬ

Князь Сергей Волконский, когда был главой Императорского Малого театра, возмущался, увидев, как исполнитель роли Чацкого позволил себе «переосмыслить» классический текст...

«Листая старые подшивки»

ГОРЕ ОТ УМА: АНФАС И ПРОФИЛЬ

Князь Сергей Волконский, когда был главой Императорского Малого театра, возмущался, увидев, как исполнитель роли Чацкого позволил себе «переосмыслить» классический текст: в сцене первой встречи с Софьей после слов: «Мы в темном уголке и, кажется, что в этом!» — он показал пальцем на тот самый уголок, сразу превратив своего героя в мелочного канцеляриста.

Спустя век на тех же подмостках история повторилась — теперь, правда, виноват не актер: он выполняет требования режиссера-постановщика.

Среди плодов нового «Горя» и в самом деле есть фантастические: те самые «старики», от которых не оторвешь взгляда даже в самом захудалом действе, здесь вновь показывают бесшабашную удаль. От одной фразы Татьяны Панковой (княгини Тугоуховской) о племяннике Федоре: «От женщин бегает, и даже от меня!» — зал брызжет смехом и аплодисментами. И это публика Малого, не какой-то антрепризы: здесь редко встретишь тех, кто впервые слышит Грибоедова, и радость вспыхивает от точной актерской интонации, мгновенно — одним росчерком — рожденного, узнанного и признанного образа. Или у Виктора Павлова (Загорецкий) — все «на лбу написано», от многопакостной биографии до сиюминутного настроения. Царица самовластная — Элина Быстрицкая: вокруг ее Хлестовой покорительный ореол, ароматная атмосфера всеобщего боязливого поклонения, на которое та, к нему привычная, отвечает язвительными дерзостями — реализация памятной авторской метафоры о злых языках. Но что там речь — Евгений Самойлов умудряется, имея в распоряжении лишь междометия, создать столь порхающее — при полной старческой развинченности суставов — существо, что вся жизнь князя Тугоуховского и его эпоха — как на ладони.

Блистают не только старейшины: взгляда Светланы Амановой, ее безупречно светской, тут же исчезающей улыбки, предшествующего взрыву дрожащего звучного голоса достаточно, чтобы от души посочувствовать супругу ее Натальи Дмитриевны. А тайное и жалкое одиночество Графини-внучки вдруг скользнет отточенным лезвием по проснувшимся нервам.

Словом, глаза разбегаются, когда на сцене — гвардия Малого в полном ее блеске и вооружении. Однако — почему разбегаются? Есть кроме сольных номеров, и общее течение знаменитой комедии: ее ритмы, дуэты, трио, квартеты, хоры и прочее, — корона, в которой отдельные бриллианты должны занимать подобающее место. Все это есть в комедии. А на подмостках?

Формально почти все соблюдено, вставлены даже фразы, которые отсутствуют в окончательном варианте (и звучат нежданно свежо). Но взамен целостности — пунктир с огромными разрывами и непонятными изломами. Отчасти тому причиной декорация Александра Боровского, в которой от московского особняка — лишь центральная круглая печь, увенчанная почему-то вазой; все прочее — со скрипом ползающие плоскости, которые издали напоминают большие детские кубики, а ближе связываются то с белым, то с желтым (в соответствии с цветом) домом. Резкий диссонанс гармоничному убранству зала, видимо, задуман с неким смыслом, однако распознать его затруднительно. Первое, что приходит в голову, — запланированная графичность: недаром на стене тень высокого окна, а персонажи на таком фоне должны смотреться скульптурами. Отчасти догадку подтверждает затянутая статика многих сцен, но при этом не меньше и мельтешения, усугубленного разнобоем в костюмах (их автор — Оксана Ярмольник). Условия игры — столь важные, чтобы понять, какой слой в неисчерпаемой классике интересен игрокам (а через них и аудитории), — странно переменчивы.

Вот Лиза, а затем и прочие участники первой же картины добросовестно поглядывают вверх направо (от зрителя), на полукруглую нишу произнося соответствующие «как скоро ночь минула», «в самом деле рассвело» и прочее. Реалистичность, данным подмосткам свойская, подтверждается ночным горшком, проносимым через них почтенным Петрушей. Но те самые тени переплетов остаются на диво неподвижными, и первый, и второй акты, заставляют подозревать неполадки в небесной механике. А главное — ставя в затруднительное положение актеров.

Каково Глебу Подгородинскому — Чацкому, пообещав явиться через час, войти в фамусовский дом спустя пять минут, едва успев сменить галстук: ни на какой временной разрыв постановка не намекает (тени все там же). Каково Юрию Соломину — Фамусову, только что заподозрив неладное с дочкой и ее кавалерами («Что за комиссия создатель!..»), не уходя со сцены, тут же переключиться на шуточки с покладистым Петрушей (тени маячат на том же месте).

Несовпадения в мелочах наслаиваются снежным комом, а уж в напряженные моменты действия и вовсе уводят в сторону. И так вплоть до финала, когда потрясенному отцу тот же расторопный Петруша приносит стул, забрав его из той самой ложи, где сидел с самого начала оркестрик, старательно не замечаемый персонажами. Славная формула смешения французского с нижегородским тут приобрела рельефное выражение — в отношении театрального языка.

Почувствовать себя уверенно в дискомфортной среде не всем актерам по силам, и расслоение среди исполнителей четкое. Тот, кто способен сам создать из маленького эпизода законченную картину, — сыграли шедевр. Как только не хватает фантазии или сил, а протяженность роли требует корректировки со стороны — чудится, что на сцене дефилируют варианты Нины Заречной (обоего пола), которые местами талантливо вскрикивают.

В герое Юрия Соломина (Фамусов) победительное мужское обаяние, благодушное тиранство и искренняя любовь к дочери, но и непривычная нервность — в доказательство, что и ему не так просто живется в Москве, объявленной «фамусовской». Актер прослеживает, как в его герое, поначалу гордо уверенном в себе и своем могуществе, подспудно нарастает страх. Не только за дом, но за миропорядок, в котором все столь основательно и устойчиво и который вдруг начинает шататься под напором непонятных герою сил. В Соломине-Фамусове намечен выход за пределы чисто семейной истории. Но дробность постановки, в которой так много необязательного и так мало логичного, мало способствует этому.

Постановщика Сергея Женовача и ранее упрекали в слабой организации ритма и пространства, но числилось за ним умение работать с актером — почему, собственно, и пригласили его на старейшую сцену. Но это не подтвердилось.

Геннадий ДЕМИН
«Российские вести», 20.12.2000

Сегодня в Малом театре открывается новый кассовый зал. Эта касса будет принимать и реализовывать предварительные и групповые заявки. Там же (и только там) будут продаваться заказанные через Интернет билеты. Касса предварительной продажи расположена в здании театра, вход со стороны Неглинной улицы (14 подъезд).

Бронирование и заказ билетов по телефону: 507-39-25

В Малом театре ежегодный сбор труппы перед началом нового сезона — день праздничный: радостные встречи, объятия, поцелуи, поздравления.

ТРАДИЦИЯ – ВЕЛИКОЕ ДЕЛО

В Малом театре ежегодный сбор труппы перед началом нового сезона — день праздничный: радостные встречи, объятия, поцелуи, поздравления.

Собираются дружно все: труппа, цеха, администрация. И, конечно же, Театральное училище имени М. С. Щепкина — детище театра — в полном составе. Зал полон. На сцене — директор, художественный руководитель, старейшины театра, почетные гости. Нынешний сезон 2005 — 2006 гг. особенный — Малый вступает в свое 250-летие. Указом императрицы Елизаветы Петровны от 30 августа 1756 года был учрежден на Руси государственный «для представления трагедий и комедий театр». С этого дня и ведут свое летосчисление Александринка в Санкт-Петербурге и Малый в Москве. Потому и юбилейный сезон решено было Малому театру открыть в Петербурге 29 и 30 сентября премьерой «Мнимого больного» Мольера в постановке Сергея Женовача. А уже после питерских гастролей приступить к работе на своей сцене в Москве.

Но прежде чем говорить о планах ближайшего будущего, художественный руководитель Юрий Мефодиевич Соломин напомнил о значимых моментах сезона прошедшего: гастролях в Японии, где театр хорошо знают, любят, всегда особенно радушно встречают; летних гастролях по Уралу и Волге — в Перми, Челябинске, Нижнем Новгороде; а особо важное событие — получение грантов президента Малым театром и Щепкинским училищем.

Верный себе Малый и в юбилейном сезоне представит исключительно классику. После «Мнимого больного» последуют премьеры «Ревизора» Гоголя и «Марии Стюарт» Шиллера, а также двух пьес Островского: «Бедность не порок» в постановке Александра Коршунова на сцене филиала и «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» в режиссуре Владимира Драгунова на основной.

По традиции поздравили всех юбиляров с круглыми датами: будь то дни рождения или десятилетия служения в Малом театре. Бурей аплодисментов было встречено сообщение о присвоении почетного звания заслуженного артиста РФ молодым, талантливым, много играющим актерам — Виктору Низовому и Глебу Подгородинскому. Тепло приветствовала труппа и новое актерское пополнение: приход Бориса Невзорова из Театра им. Станиславского и четырех выпускников-щепкинцев — Дениса Курочки, Дмитрия Марина, Григория Скрябкина и Филиппа Марцевича.

- А теперь приглашаю всех пройти в кассу за премией, — полушутливо-полувсерьез завершил, тоже по традиции, сбор труппы директор Виктор Иванович Коршунов.
Юбилейный, 250-й сезон Малого театра открыт!

Наталия БАЛАШОВА
«Московская правда», 09.09.2005

«Листая старые подшивки»

ТЕАТР РИСКНУЛ... НО ИСПУГАЛСЯ ТОЛСТОГО

Несколько лет народный артист России, режиссер Малого театра Эдуард Марцевич мечтал о постановке толстовского «Воскресения». Поставить произведение великого писателя на великой русской сцене именно сегодня — эта серьезнейшая и трепетная мысль долго не давала ему покоя...

«Листая старые подшивки»

ТЕАТР РИСКНУЛ... НО ИСПУГАЛСЯ ТОЛСТОГО

Несколько лет народный артист России, режиссер Малого театра Эдуард Марцевич мечтал о постановке толстовского «Воскресения». Поставить произведение великого писателя на великой русской сцене именно сегодня — эта серьезнейшая и трепетная мысль долго не давала ему покоя.

Труднейшее для страны время поворачивало художника именно к такой задаче. И это понятно: социальная острота и обличительная сила романа не могут оставить равнодушными нашего современника. Сегодня Россия как бы отброшена на сто лет назад — в эпоху, описанную Толстым: «Народ вымирает, привык к своему вымиранию, среди него образовались приемы жизни, свойственные вымиранию — умирание детей, сверхъестественная работа женщин, недостаток пищи для всех, особенно для стариков. И так понемногу приходил народ в это положение, что он сам не видит всего ужаса его и не жалуется на него». Впечатление такое, что это пишет нынешний совестливый публицист. А ведь это размышления Нехлюдова — героя «Воскресения».

Едва увидев свет, роман встал хозяевам жизни, что называется, поперек горла. Цензура основательно покорежила его. Буржуазные издатели и критики в свою очередь постарались ослабить политическое значение этого произведения, сводя его содержание к истории личных взаимоотношений князя Нехлюдова и Катюши Масловой, которую он невольно толкнул на путь порока, а потом вознамерился спасти. Воскресение Катюши Масловой — не только под влиянием воскресающего вместе с ней Нехлюдова, но и благодаря общению с неведомыми ей прежде каторжанами-революционерами — объявлялось этими критиками необоснованным, неубедительным и вообще ненужным. Про Толстого говорили, что он «исписался и выдохся». А ведь роман «Воскресение» был принципиально новым словом в творчестве великого писателя, потому что родился он как глубоко публицистическое произведение, как диалог с обществом о насущных проблемах жизни. Актуальность этого романа, явная перекличка с нашей нынешней жизнью несомненны. И это пугает многих. Трудно себе представить сегодня «Воскресение» в школьной программе или театральном репертуаре. Кто рискнет сегодня проповедовать гневное возмущение насилием, социальным неравенством и угнетением человека человеком? Малый театр рискнул.

Главное достоинство инсценировки Э. Марцевича в том, что она не сводит содержание романа к отношениям главных героев: даже нравственные искания Нехлюдова не занимают самодовлеющего места. По сути, в этой инсценировке собирательный герой — русский народ, тот самый, который, по словам Катюши Масловой, «уж очень обижен». Вот эта обида, нанесенная целому народу, и есть лейтмотив спектакля. Обиженные и обидчики — два полюса действия. И представлены они во всем своем типологическом богатстве. Смотришь эту инсценировку и вспоминаешь чеховскую оценку романа, согласно которой «самое интересное — князья, генералы, тетушки, мужики, арестанты, смотрители». Марцевичу-драматургу удалось создать такую сценическую версию, которая передает самые сильные стороны романа — его панорамность и публицистичность.

Конечно, пространство романа много шире пространства пьесы. Но автор сумел так построить спектакль, что в нем не пропал ни один мотив, существенно важный для понимания этой страшной «человеческой комедии». Из множества действующих лиц он выбрал те, которые представлялись ему наиболее сценичными, выразительно сгруппировал их, а порой и укрупнил.

В то же время Марцевич-режиссер нашел целую когорту великолепных исполнителей, достойно представляющих лицо нынешнего Малого театра. Он не побоялся отдать главные роли совсем молодым артистам Инне Ивановой и Александру Вершинину, хорошо чувствующим театральную условность и вместе с тем глубоко понимающим всю сложность жизненной драмы, которую им доверено воплотить. Прекрасно ощущая свое место в широкой панораме, развернутой на сцене, они не стремятся стать центром спектакля, перекрыть других своим исповедальным дуэтом. Тут они глубоко правы: в этом спектакле неуместны были бы «звезды» — зритель идет «на Толстого». Звездный парад, конечно, мог бы сделать честь любой постановке — в спектакле участвуют народные артисты И. Ликсо и М. Седова (Аграфена Петровна), Т. Панкова (Кораблева), Г. Демина (Сторожиха), Ю. Каюров (Лохматый старик), В. Коняев и Г. Сергеев (Кригомут). Но как единодушно избегают они игры на публику в этом слаженном ансамбле, как скромно и самоуглубленно живут в образе. И это при том, что у каждого из них есть, что называется, свой «звездный миг» — своего рода эмоциональный взрыв, выброс, «момент истины». В этих моментах истины — громадный эмоциональный накал академически выдержанного спектакля, обладающего громадной силой воздействия.

Вспоминается, как на последнем спектакле старый человек поднялся из зрительного зала на авансцену и встал на колени перед Катюшей — Инной Ивановой. Долго не смолкали овации, исполнителей осыпали цветами. Многие в зале знали, что это прощальный спектакль. Незадолго до 90-летней годовщины со дня смерти Толстого руководство Малого театра посчитало возможным снять «Воскресение» со сцены филиала, хотя за полтора сезона спектакль не прошел и двадцати раз. Режиссер и актеры не понимают, в чем они провинились. А может быть, виноват сам... Толстой?

Лариса ЯГУНКОВА
«Правда России», 27.12.2000

В рядах артистов Малого театра пополнение: на сборе труппы были представлены новые актеры — выпускники Щепкинского училища.

В рядах артистов Малого театра пополнение: на сборе труппы были представлены новые актеры — выпускники Щепкинского училища. Юрий Мефодьевич Соломин настоятельно посоветовал всем запомнить имена будущих звезд Малого театра — это Денис Николаевич Курочка, Григорий Николаевич Скряпкин, Дмитрий Александрович Марин и Филипп Эдуардович Марцевич.
Хорошо было слышно, как один ведущий артист в знак поддержки, сказал из зала: «Ну, нашего полку прибыло!».
Весь генералитет Малого — вчерашние педагоги, а теперь уже коллеги, приветствовали слегка смущенных новобранцев дружественными аплодисментами.
Желаем ребятам терпения и удачи, больших успехов на старейшей московской сцене, преодоления всех трудностей и исполнения всех заветных желаний!
В добрый час!

Малый на пороге юбилейного сезона...

ОТ ГРАНТА К САМОПОЗНАНИЮ

Малый на пороге юбилейного сезона

Сбор труппы Малого театра прошел в формате, театру нелюбезном: это была маленькая одноактная пьеса с одним негромким мотивом. Мотив — юбилей; сезон — 250-й. В прошлом сезоне президент встречался с руководителями Малого театра и Александринки и грядущий юбилей обсуждал. Результаты были озвучены в речах главы Федерального агентства по культуре и кинематографии Михаила Швыдкого и худрука Юрия Соломина.

Швыдкой — сразу после короткого поздравления директора театра Виктора Коршунова — начал с главного, денег. Малый театр с 1 января 2006 года будет получать президентский грант, что позволит существенно поднять зарплаты «творческому составу». Грант выделен на три года, но, как сказал глава ФАКК, опыт музыкальных театров показывает, что и после платить не прекращают, «так что можно рассчитывать семейный бюджет на пять и более лет». Далее Швыдкой перешел к требуемому юбилеем высокому: труппа услышала, что Малый — это «место, где рождалась великая русская драматургия и где нация должна познавать самое себя».

Середину третьей сотни лет национального самопознания театр отметит двумя премьерами Островского — о планах на сезон говорил Юрий Соломин. «Бедность не порок» поставит Александр Коршунов, «Дмитрия Самозванца и Василия Шуйского» — Владимир Драгунов. К трудам верных рыцарей Малого в конце сезона, быть может, добавится и постановка какого-нибудь чужака, но ни имя, ни пьеса названы не были: возможны варианты. Кроме того, к премьерам сезона театр относит и сыгранного весной «для своих» «Мнимого больного» в постановке Сергея Женовача — его первое официальное представление на публике состоится 29 сентября в Петербурге.

Далее поздравили юбиляров и тех, кто получил заслуженные звания, поприветствовали четырех молодых людей, окончивших Щепкинское училище и принятых в труппу. Не забыли и одного человека не очень молодого и известного: в Малом теперь будет играть Борис Невзоров. Расцеловались, обнялись и поспешили в кассу, куда весь народ настойчиво приглашало руководство, видимо, обещая таким образом приятные сюрпризы к юбилею.

Анна ГОРДЕЕВА
«Время новостей», 07.09.2005

Государственный академический Малый театр начинает 250-й юбилейный сезон. Вновь оживет старинный зрительный зал, с кресел будут сняты чехлы, и откроется красный бархатный занавес...

БОЛЬШОЙ СБОР МАЛОГО

Государственный академический Малый театр начинает 250-й юбилейный сезон. Вновь оживет старинный зрительный зал, с кресел будут сняты чехлы, и откроется красный бархатный занавес.

Сегодня — сбор труппы. Настоящий праздник для артиста, несмотря на то что кончился отпуск. В воздухе разлито волнение, ожидание чуда или по крайней мере чего-то очень хорошего. За лето все посвежели и загорели, все веселы и оживленны.

И эта детская радость, которая охватывает взрослых людей, небезосновательна. Ведь их профессия — это и есть чудо, волшебство. Артисты получат новые роли и оживят на сцене вымышленных людей, над которыми мы с вами будем смеяться и плакать. Здесь в грядущем сезоне увидим героев Гоголя и Шиллера, Сухово-Кобылина и Мольера. Над постановкой «Ревизора» работает художественный руководитель театра Юрий Соломин. Роль Хлестакова, которую в свое время с блеском исполнял сам Соломин, репетируют молодые артисты Дмитрий Солодовник и Сергей Потапов, Городничего и его жены — такие мастера, как Александр Потапов и Людмила Полякова. А в роли Ляпкина-Тяпкина впервые на сцену Малого театра выйдет новый артист труппы и наш старый знакомый Борис Невзоров.

Артистов Дмитрия Зеничева, Алексея Кудиновича, Сергея Еремеева, Виталия Коняева ждет работа над «Смертью Тарелкина» в постановке Василия Федорова. Последнее время эта остросовременная классическая пьеса довольно часто появляется в репертуаре московских театров, тем более интересно увидеть ее в новой интерпретации. Молодая актриса Ольга Молочная станет Марией Стюарт (трагедию Шиллера ставит Виталий Иванов). Королеву Елизавету в этом спектакле сыграет Людмила Титова, которая в последние годы заявила о себе очень яркими работами.

Уже в октябре сможем увидеть неподражаемую Ирину Муравьеву в новой постановке Владимира Бейлиса «Госпожа министерша» по пьесе сербского драматурга Бронислава Нушича. А самой первой премьерой наступающего сезона станет «Мнимый больной» Мольера (режиссер — Сергей Женовач). В ней заняты такие замечательные артисты, как Василий Бочкарев, Евгения Глушенко и другие. Сценография Александра Боровского отличается смелыми и яркими решениями. Удивительно, но эту премьеру, как и другие постановки в новом сезоне, петербуржцы увидят раньше москвичей: ведь первые спектакли состоятся именно в Санкт-Петербурге, на сцене Большого драматического театра им. Г. Товстоногова. И только в октябре Малый театр соберет своих зрителей в Москве.

ТАТЬЯНА СЕМАШКО
«Парламентская газета», 06.09.2005