В современных театрах почти не осталось суфлёрских будок и их хозяев...

ПОДСКАЗКА ИЗ ПРОШЛОГО

В современных театрах почти не осталось суфлёрских будок и их хозяев

Театр – такое же производство. Здесь также случаются аварийные ситуации: выстрел на сцене не совпадает с хлопком за кулисами, каблук у актрисы между половицами сцены застрянет, декорации упадут, музыка начнёт играть не в том месте... Но больше всего театральных случаев, зачастую анекдотичных, связано с суфлёрами. Это одна из самых старых театральных профессий. В наши дни она стала раритетной.

Народный артист России Виталий Коняев служит в Малом театре почти полвека.
– В старой России без суфлёра не обходился ни один театр. Я застал в Малом театре актёров и актрис, которые в начале XX века служили ещё в театре Корша. Они рассказывали, что много было переводных пьес – Шекспир, Шиллер, а это кипа страниц, которые надо осилить. При том, что по заведённому правилу премьеры у них были каждую пятницу. Никакому уму не под силу вызубрить столько. Выручал суфлёр.


Иосиф Иванович Дарьяльский

Прославил профессию суфлёра, по словам Виталия Коняева, Иосиф Дарьяльский, учившийся вместе с Евгением Вахтанговым в театральном училище. Он прослужил в Малом почти полвека, и его суфлёрскую будку в театре называли «дарьяльское ущелье». Иосиф Иванович был настолько уверен в себе, что мог в будке и чаю попить, и побриться.

Сегодня в театральной Москве суфлёры остались только в МХТ им.Чехова, Большом и Малом. В Малом таких подсказчиков трое, они ведут около двадцати спектаклей, и все пришли к профессии разными путями. Например, Лариса Меркулова когда-то играла в Народном театре ЗИЛа. А в Малом служит уже лет пятнадцать, работает в спектаклях с Элиной Быстрицкой, а это доказательство высшего профессионализма. Кстати, у суфлёров есть разряды: чем разряд выше – тем зарплата больше. Но с актёрскими гонорарами её всё равно не сравнить, и держатся суфлёры на своей работе только из чистой любви к искусству.

Как, например, Лариса Андреева. Когда-то она работала в Курганском театре драмы, получила там звание народной артистки, её последняя большая роль – Екатерина II.
– На склоне лет я вышла замуж за человека, который живёт в Москве. Пришла в Малый театр, поскольку ничего другого делать не могу, – рассказывает Андреева. – Но труппа тут большая, а возрастных актрис, которые ждут роли, много. И мне предложили стать суфлёром. Чтобы стать хорошим суфлёром, как выяснилось, нужны три составляющие. Первая – хорошая дикция, ведь надо прошептать, чтобы тебя услышали на другом конце сцены. Во-вторых, грамотность: суфлёр должен не только подсказать, но и поправить актёра на репетиции, если тот неверно произнесёт слово или поставит ударение. В-третьих, терпение: бывает, что актёр постоянно забывает одну и ту же реплику. Я слышала истории, как в других театрах актёры несут отсебятину. Особенно на пьесах современных авторов. Здесь это не допускается. Бывают, конечно, оговорки, помню, актёр должен был сказать: «Будем ходить по дворам и петь». А сказал: «Будем ходить по дровам и петь». И сам глаза вытаращил, поняв, что не то сказал. Всем стало весело.

Кажется, что сложного в работе суфлёра? Сиди себе, листай странички пьесы, да не зевай.
– Это поверхностное впечатление, – говорит Лариса Андреева. – Есть спектакли, где я просто мокрая сижу от напряжения. Например, артисты нервничают, ходят как-то не так на сцене, мы тоже нервничать начинаем.


К работе над спектаклем суфлёр приступает с самых первых репетиций, когда актёры сидят в так называемых выгородках, где декорации условны, вместо них – стулья и скамьи. Но основная работа начинается, когда актёры опускают тетрадочки с ролью. И тогда только суфлёр остаётся со своим экземпляром пьесы, где одна галочка означает паузу, три – длинную паузу.

– Если он молчит около этой галочки, значит, всё в порядке. А если молчит, где нет галочки, значит, забыл. И немедленно, немедленно надо подсказать! – продолжает Лариса Андреева. – У каждого суфлёра – свои знаки, своя партитура, я бы так сказала. Вот по ней мы и ориентируемся.



Ирина Варламова на репетиции. Фото Михаила Филатова.

Ещё один суфлёр Малого Ирина Варламова когда-то работала в пресс-центре совсем далёкой от театра организации – Минмонтажспецстрое. Когда его расформировали, она пришла в Малый, за кулисами которого выросла, – мама Ирины работала здесь художником по костюмам. Без театра себя не мыслит, несмотря на то, что зарплата маленькая. Условия работы тоже не из лёгких: на основной сцене будка полтора метра на полтора, в филиале на Большой Ордынке суфлёры вообще сидят за кулисами, спина к спине со звукорежиссёром, тут же актёры готовятся к выходу. А однажды на гастролях ей пришлось сидеть прямо на сцене – в «Вишнёвом саде» срочно вводилась новая актриса, которая не знала роли, и Ирину посадили под дерево, накинув на неё сеточку. В зрительном зале этот непонятный холмик под вишней восприняли как само собой разумеющееся. А ответ на главный вопрос, который всегда задают суфлёрам: «Почему их не слышно в зрительном зале», очень простой – суфлёры подсказывают особым, так называемым активным шёпотом с чёткой артикуляцией. Иногда Ирине Варламовой и вовсе жестов достаточно, чтобы актёр вспомнил текст.

Сокращать суфлёров начали, когда премьеры перестали печь как блины и репетиционный период увеличился. Я позвонила в старейший российский театр – Ярославский имени Волкова. «Уже около двадцати лет у нас нет суфлёра», – сказали там. А вот в пресс-службе Большого заметили, что оперный театр без суфлёра невозможен: если певец забудет рифмованный текст и запоёт отсебятину, это сразу сломает спектакль. Когда Олег Табаков возглавил МХТ им. Чехова, он поначалу хотел сократить суфлёров. Но потом передумал: премьер много, актёров в возрасте – тоже, а молодые заняты 24 часа в сутки в кино и на телевидении, роли им учить некогда. А бывает срочная замена: какой-нибудь актёр выбывает из состава, дублёра нет, нужно быстро ввести нового человека в роль. Тогда суфлёр просто незаменим.

«Гудок», 18 января 2011 года
Автор: Людмила Петрова
Фото: Михаил Филатов

В суфлерской будке Малого театра побывала корреспондент «Вечерки»...

ЕСТЬ ТАКАЯ ПРОФЕССИЯ – АКТЕРАМ ПОДСКАЗЫВАТЬ

Представьте себе: у школьной доски «плавает» ученик. Раздается не в меру громкий шепот друга. «Петров, выйди из класса! Как не стыдно?!» – гневный голос учительницы выносит приговор. Мы с детства помним: подсказывать нельзя.
Но вот парадокс: во взрослом мире есть те, кто, несмотря ни на какие внушения, становятся профессиональными подсказчиками. Они осваивают искусство направленно подавать голос и доводят свой шепот до совершенства.
В суфлерской будке Малого театра побывала корреспондент «Вечерки».

Пауза в 3 километра
– Что значит это дело в сравнении… – будто задумавшись, мужчина во фраке еле заметно поворачивает голову: подает знак с просьбой о помощи.
– …с вечностью? – пронзительно шепчет Ирина Варламова, суфлер Малого театра.
И герой тут же продолжает монолог.
Я на восстановительной репетиции спектакля «Волки и овцы». Такие репетиции проходят перед каждым новым театральным сезоном, чтобы уже игравшие актеры освежили в памяти пьесу, а те, кого вводят, могли легко влиться в сценическое действие.
Перед Ириной Ивановной лежит текст пьесы Островского, на каждой странице галочки, восклицательные знаки и подчеркивания. Без этой книжной живописи – пометок в партитуре – суфлер как без рук: не будет знать, подсказывать или нет. Бывает, с первой репетиции в определенных «заколдованных» местах актеры спотыкаются в тексте. Тогда в записях суфлеров появляются восклицательные знаки и красные подчеркивания. Галочка означает паузу, три галочки – длинную паузу. Если актер замолчал на слове, помеченном галочкой, он держит драматическую паузу – и не приведи бог подсказать. А вот если он молчит в другом месте пьесы – быстрее выручай.
– Работал у нас замечательный актер Афанасий Иванович Кочетков, мастер слова, мастер паузы. В «Недоросле» он делал громадную паузу. В первый раз я отсчитала: «Раз, два, три…» Потом еще отсчитала. И еще. Не выдержала – шепнула. Выхожу после спектакля, а на меня все смотрят, как на самоубийцу. «Ты подсказала Кочеткову! У него же пауза в три километра». Это было самое начало моей суфлерской деятельности.

И шепотом, и жестом
– Ты к себе, в яму? – спрашивают иногда у суфлера.
– Яма – у оркестра, – отвечает Ирина Ивановна. – А это мой кабинет, будочка наша любимая. В ней жить можно.
В небольшом помещении, полтора на полтора метра, умещаются кресло и пюпитр.
Здесь, под сценой, царство суфлера. Из будки легче видеть актера, да и звук идет направленно, по всему зеркалу сцены.
– Суфлер – это свой человек перед незнакомой публикой. Когда сидишь в будке, вот этой частью, – Ирина Ивановна похлопывает себя по затылку, – ощущаешь состояние зала. Зал бывает вязкий, ватный, равнодушный, холодный. Чувствуешь – публика не принимает. А в какой-то момент это состояние прерывается. Уф! – раскачали.
Суфлерских будок в театрах практически не осталось. Даже в Малом будка есть только на основной сцене. На гастролях Ирине Ивановне и вовсе приходится прятаться на сцене, например, за деревом.
– Я эту профессию не выбирала, – рассказывает Ирина Варламова. – Я по профессии журналист и историк. Работала в пресс-центре одного из министерств. Министерство расформировали. А у меня на руках маленький ребенок, нужно было что-то искать. Я пришла в родной театр, где выросла с 3 лет – моя мама была в Малом театре художником по костюмам. И вот уже 20 лет суфлером работаю. И никуда уходить не хочу.
Вроде бы совсем не заметно, как суфлер следит за спектаклем. Ирина Ивановна может даже отвернуться от сцены. Но в нужный момент, не дожидаясь неуместной паузы, подает реплику, как опытный футболист – мяч.
– Направленный звук, прямо в ушко каждому, только ему одному.

Читай по губам
– Старые императорские театры – Александринка и наш – как жемчужины, собирали лучшие драматические силы страны, – объясняет после репетиции режиссер-постановщик Виталий Иванов. – Проходили годы, актеры старели. Но, как хороший коньяк, становились все лучше. А чтобы они не волновались, императорским указом назначили суфлера. Сегодня в других театрах текст может подсказать помощник режиссера, но он сделает это чисто технически.
Суфлеры же должны знать природу каждого актера. Глаз дернулся – они уже замечают. Я лично нервничаю, что возраст у суфлеров приличный, а хорошей замены – интуитивной, чувствующей мельчайшие нюансы ремесла – нет.
Бытует мнение, что суфлер всегда шепчет. Неправда, все зависит от индивидуальности актера. Некоторым подсказывают низким голосом, другим – высоким. Ирина Ивановна старается подать реплику с такой же интонацией, с какой говорит актер, – так он ее легче воспримет. А вот во время репетиций, пока актер и режиссер еще не определились с интонацией, нужно суфлировать безлико, голосом робота.
Кому-то достаточно одного слова, кому-то нужно проговорить начало фразы, а некоторым достаточно и жеста.
– Одной актрисе первое время не нравилось, что я руками машу, – вспоминает Ирина Варламова. – Через пару репетиций она привыкла. Теперь я лишь делаю жест, а она уже видит текст. Показываю пальцами, как будто топают ножки. «Я раз иду городом», – тут же подхватывает актриса. Руками рисую платочек и ладонь к груди прижимаю. «И крестьяне есть, и орден на шее», – вспоминает героиня. Палец прикладываю к губам и слышу со сцены: «Сейчас я вам расскажу один секрет». Некоторые актеры меня по артикуляции понимают, без звука. «Где губы?» – спрашивают перед спектаклем. Тогда я беру яркую помаду, чтобы им легче читать было.

Слово драматурга
Работа суфлера над спектаклем начинается с первых репетиций. Во время «застольного» периода (когда пьесу читают за столом по ролям. – Авт.) суфлер следит, чтобы правильно произносили слова, ставили ударения. Неверно заученные фразы будет очень тяжело переучивать.
– Суфлер – хранитель литературной основы спектакля, словесной, речевой, – объясняет Ирина Варламова.– Мы относимся очень трепетно к слову, к правильному ударению, даже слова местами не меняем. Вы же не будете петь Моцарта своими нотами! То, что у композитора нота, у драматурга – буква, слово, запятая. Если вдруг начинающие актеры переходят на язык Интернета, суфлер хватается за голову. «Мне один чел сказал…» – выдала как-то на репетиции молоденькая актриса.
Ты еще реплику Митрофанушки переведи на интернет-сленг, подумала я: «Подойди ко мне, дружоЧЕГ». С этой молодежной неопрятностью речи тоже приходится бороться.
Когда спектакль «встает на ножки», подсказывать приходится реже, и суфлер больше следит за действием. Но расслабляться нельзя ни на минуту. Нить, связывающая его со сценой, не должна рваться.
– Сложно бывает, когда актер не дает никакого знака, что он забыл текст. Например, заменяешь другого суфлера (в Малом театре трое суфлеров ведут около 20 спектаклей. – Авт.) и не знаешь еще особенности поведения актеров. Тогда с тебя семь потов сойдет – холодных, горячих – за секунду… Мы, как врачи, все держим в секрете, – по этой причине Ирина Ивановна предпочитает не называть известных фамилий. – По одному виду актера понимаешь: что-то стряслось, надо держать. У спектакля тоже ведь может болеть голова.

Кстати
В эпоху «актерского театра» (до появления профессии режиссера) спектакли могли показывать буквально после двух-трех репетиций.
В столь короткий срок запомнить текст роли, особенно главной, было практически невозможно. Поэтому спектакли шли «под суфлера»: актеры повторяли за ним реплики и интонации.

ЧИТАЕМ ВМЕСТЕ
Нужны ли сейчас актерам суфлеры?
Татьяна ПОРТНОВА, депутат Мосгордумы 4-го созыва:
– Об этом лучше спрашивать у актеров. Однако, на мой непрофессиональный взгляд, суфлеры нужны. Потому что на сцене возникают разные ситуации, которые могут сбить актера с мысли. Он может запнуться из-за какой-то случайности…

Газета «Вечерняя Москва», 19 октября 2009 года
Автор: Марина ГЛАДКОВА