«Звуковой архив Малого театра»
ЕЛЕНА ШАТРОВА – МАТРЕНА В ДРАМЕ ЛЬВА ТОЛСТОГО «ВЛАСТЬ ТЬМЫ»
Сегодня исполняется 115 лет со дня рождения актрисы Малого театра Елены Митрофановны Шатровой. Предлагаем вам послушать запись знаменитого спектакля, в котором Шатрова исполнила одну из своих лучших ролей…
Лев Толстой
«ВЛАСТЬ ТЬМЫ»
Драма в пяти действиях (153 Мб)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ
Петр, мужик богатый, 42-х лет, женат 2-м браком, болезненный – Борис Горбатов
Анисья, его жена, 32-х лет, щеголиха – Ольга Чуваева
Акулина, дочь Петра от первого брака, 16-ти лет, крепка на ухо, дурковатая – Электра Далматова
Анютка, вторая дочь, 10-ти лет – Клавдия Блохина
Никита, их работник, 25-ти лет, щеголь – Виталий Доронин
Аким, отец Никиты, 50-ти лет, мужик невзрачный, богобоязненный – Игорь Ильинский
Матрена, его жена, 50-ти лет – Елена Шатрова
Марина, девка-сирота, 22-х лет – Юлия Бурыгина
Митрич, старик-работник – Михаил Жаров
Кума Анисьи – Валентина Орлова
Соседка — Анна Ярцева
Сват — Сергей Чернышев
Муж Марины – Александр Грузинский
1-я девка — Валентина Новак
2-я девка — Александра Щепкина
Урядник — Тимофей Ванюков
Сваха — Наталья Карнович
Староста – Сергей Калабин
В массовых сценах заняты артисты театра и студенты Театрального училища имени М. С. Щепкина.
Постановка – Бориса Равенских
Премьера — 4 декабря 1956 года.
Запись 1958 года.
ФОТОГАЛЕРЕЯ
Е.М.Шатрова
«ЖИЗНЬ МОЯ – ТЕАТР»
Отрывок из книги.
Малый театр репетирует «Власть тьмы». Слухи о режиссере-постановщике спектакля Борисе Ивановиче Равенских самые разнообразные: «На редкость приятный человек», «Грубиян», «Современный художник-марксист», «Помилуйте, он в чертей верит», «Полная свобода актерскому творчеству», «Режиссер-деспот»... Последнее подтверждается фактом. Вера Николаевна Пашенная, деспотизма не выносящая, отказывается от роли Матрены. «Что произошло у Равенских с Пашенной?» — «Вера Николаевна считает, что «Власть тьмы» пьеса о Матрене. С Матрены должно начинаться действие и ею кончаться».
«Но это не верно?» — «Вот и Равенских так же думает».
«Не верьте сплетням. Никакого конфликта у Равенских с Пашенной не было. Пашенная временно ушла из «Власти тьмы». Ее перевели в другую пьесу: «Деньги» Софронова.
Выпустят «Деньги», Вера Николаевна начнет снова репетировать Матрену». В чем заключался конфликт и был ли он между Пашенной и Равенских, я так и не уяснила. В общем, меня это не занимало.
Но время шло, а Пашенная Матрену не репетировала. Борис Иванович присматривается ко мне. Встретимся ненароком, он зыркнет на меня, отвернется и пойдет своей дорогой. Странный молодой человек. Впрочем, Равенских не так уж молод. Около сорока ему наверное.
Встретились у входа в театр. Равенских остановился.
Взглянул на меня.
- Мне надо с вами поговорить...
- О чем?
К нам подошел кто-то, Равенских дунул себе на плечо.
Отошел.
- Это он чертей сдувает, — объяснил подошедший.
Безусловно, Равенских со странностями; не захотел со мной говорить — хоть бы извинился, а то дунул... и ушел! Невоспитанный человек! А каков режиссер? Смотрела его постановку в Театре имени Станиславского — «Любовью не шутят». Спектакль запомнился красотой любви, красотой человеческих душ. Красота эта немного приподнята.
Так кто же он, Борис Иванович Равенских? Откуда взялся? Как в режиссуру пришел? Расспрашиваю. Узнаю не многое. Учился в тридцатых годах в Ленинграде сначала на актерском, потом на режиссерском отделении. Работы молодых режиссеров смотрел Мейерхольд. Разобрал все работы подробно, о Равенских — ни слова. А затемподошел к молодому режиссеру и сказал: «Поедемте со мной В Москву». Равенских уехал с Мейерхольдом.
В полутемном фойе первого этажа, возле вешалки, мы вновь встречаемся с Равенских:
- Хочу предложить вам роль Матрень!. Попробуйте?
- Спасибо.
- Только, пожалуйста, не воображайте, что «Власть тьмы» пьеса о Матрене. Пьеса не о Матрене! Пьеса не о тьме, а о свете. Не о худшем, а о лучшем.
Равенских был взволнован, я тоже. Я от счастья, а он не знаю от чего. Быть может, предлагая мне роль, он не верил в мои возможности, а может быть, нового конфликта опасался? Голос его звучал отрывисто, и он словно сердился и на меня и на себя.
Начались репетиции. И, не рассуждая, не задумываясь над методом Равенских, я с радостью подчинилась его режиссерскому «деспотизму». А справедливее сказать
«магнетизму». Равенских благоговел перед Толстым, его отношение к Толстому было сродни радинскому. С трудом сдерживая волнение, произносил он реплики. Бережно,
любовно разбирал и толковал каждую сцену, каждое слово. С каждым его объяснением мне становилось понятнее, какой видит Матрену Равенских и куда он ее ведет. Переходя от фразы к фразе, Равенских вслух проговаривал мысли Матрены. Он не настаивал на затверживании именно этих мыслей внутреннего монолога, а проговорив, всякий раз спрашивал, что я сама думаю поэтому поводу. Так разбирал он, разумеется, не только текст Матрены, но и всех остальных персонажей испрашивал мнение каждого занятого в пьесе актера.
Перешли на сцену. Начались поиски физической жизни образа. И тут уже Равенских требовал точного закрепления найденного пластического рисунка. Он придавал огромное значение выразительности жеста, положению человеческой фигуры на сцене. Он лепил, подобно скульптору, групповые мизансцены. Поворот головы, взмах руки, наклон туловища — ничто не было случайным. Все выражало образ мыслей героев, подчеркивало характер действия.
Матрена, отослав сына из избы, разговаривает с Анисьей. Ничего злодейского ни в жестах, ни во взгляде Матрены нет. Она подходит к Анисье, оглядывая избу и все, что в ней есть, счастливым взглядом — представляет, как ее сын будет здесь всем этим добром владеть. С этой сладостной мыслью отдает она Анисье яд.
«Власть тьмы» захватила меня целиком. Равенских, видя мой энтузиазм, можно сказать, подружился со мной. Мы ходили с ним в музей МХАТ. Смотрели фотографии, разбирали постановку «Власти тьмы» Станиславским.
На репетициях «Власти тьмы» Я часто вспоминала Н. Н. Синельникова. Почему? Что общего между Равенских и моим учителем? Синельников показывал результат. Равенских объяснял, какими путями прийти к желаемому результату. Но когда Синельников показывал, как нужно сделать, я удивлялась, восхищалась показанным и соображала: «Как Синельников это сделал? Что он передумал?» И делала так, как нужно. Равенских подводил актеров к тому, что и как нужно сделать. Результат получался неожиданный, но между тем — подчиненный железной логике, общей мысли спектакля, так же как в синельниковских работах. Я не удержалась, сказала Борису Ивановичу, что он напоминает мне моего учителя. Равенских о Синельникове знал мало и польщен, по-моему, не был.
Борис Иванович никогда не приходил на репетиции вовремя. Пятнадцатиминутные опоздания его мы за опоздания не считали, получасовые также. Когда Равенских опаздывал на час или на два, мы говорили: «Равенских сегодня опаздывает». Терпеливо дожидаясь Бориса Ивановича, мы читали вслух крестьянские рассказы любимых Толстым писателей — Семенова, Слепцова.
Опоздав на два часа, Равенских извинения не просит. Хмурый, недовольный собой и нами, быстрым шагом направляется он к своему месту. Остановился у стола, брезгливо оглядел его, стал пыль сдувать. Ждем. Знаем, пока пыль не сдует — за стол не сядет.
Еще сильнее, чем пыль, Борис Иванович ненавидит сентиментальность.
Ольга Ивановна Хорькова, прелестная Полинька в «Доходном месте», забавная Марья Антоновна в «Ревизоре», отличная артистка, репетировала Анисью. С первого акта она начала плакать, заливая горючими слезами текст роли. Равенских просил ее не плакать, сердился, требовал от актрисы сдержанности. Хорькова плакала. Равенских снял ее с роли и назначил на роль Анисьи О. А. Чуваеву — молодую актрису, едва закончившую Щепкинское училище.
Роль Акима была поручена И.В. Ильинскому и А.И. Сашину-Никольскому. Вначале репетировал Сашин-Никольский. Репетировал с присущей ему мягкостью, одухотворенностью и... болезненностью. Равенских хотел, чтобы Аким выглядел нравственно и физически здоровым, чтобы свет души его светил ровно, ярко. Сашин-Никольский этим требованиям не удовлетворял: маленький, тщедушный, с огромными печальными глазами, он вызывал жалость. Силы в нем не было. Равенских освободил Сашина-Никольского от роли Акима. Репетировал и играл ее один Ильинский. Время показало, насколько прав был Равенских, отдав Акима Ильинскому. Но впору репетиций иногда казалось, что все эти замены, конфликты развалят еще не завершенный спектакль.
Каждый актер при любом, самом даровитом постановщике все-таки тоже режиссер своей роли. О Матрене я думала непрестанно. Перечитывала Семенова, Поленца
немецкого писателя, высоко ценимого Л. Н. Толстым, «Сахалин» Чехова. Антон Павлович был потрясен, увидев мертвого каторжанина в кандалах и с крестом на шее. Я перечитала эти страницы, стараясь понять, чем они меня взволновали. Поняла: такая же смерть могла ожидать Никиту на каторге. Мыслями Матрены подумала: «Все же не без креста умер».
В сцене убийства ребенка я — Матрена говорю Анисье: «Смотри, окрестить не забудь! А то я потружусь. Крестик-то есть?» Главное для Матрены — нe убийство, главное, чтобы младенец без креста и некрещеный не умер.
Читая писателей, круг тем которых был близок «Власти тьмы», Я познакомилась с рассказом Слепцова «Шпитанка» — о девочке из воспитательного дома. Этот рассказ
как-то особенно ясно показал мне, на чем зиждится спокойствие Матрены во время убийства ребенка. «Поди снеси в шпитальный! Все одно помрет!» — говорит она Никите. В мире тьмы детская жизнь ничего не стоила. И умирали крестьянские дети чаще, чем выживали. «Не убьем младенчика — от резей, от простуды помрет все равно Чего ж жалеть». Так я — Матрена думала про себя, советуя Никите задушить ребенка.
Внешнее видение образа приходит к актеру путями неисповедимыми. Одежду Матрены, казалось бы, несложную, я нашла не сразу. И почему-то меня особенно беспокоила голова. Как голову повязывать? Первый выход: на волосах красный с белым ситцевый платочек, а сверху него — потемнее, синий, в клетку. Второй акт; на волосах светлый платок в горошек, а сверху серый. Край светлого виден на лбу. В четвертом акте — я в голубом повойнике, черный платок завязан под подбородком. В сцене убийства ребенка подол юбки заткнут за пояс, передник поддернут. А что на голове? Художник настаивает — под темный верхний платок обязательно надеть светлый. Аккуратные крестьянки всегда двумя платками повязывались — светлым и темным. Мне светлый платок в сцене убийства надевать ужасно не хочется.
Свободным вечером включаю телевизор. Показывают телефильм о художнике Чистякове. Смотрю не отрываясь. Фильм документальный. Картины; жанр, пейзажи его и его учеников, рисунки, портреты, и среди них портрет матери художника. Старая крестьянка в черном платке смотрит с экрана. Я стараюсь разглядеть из-под черного платка каемку второго, светлого. Не нахожу. «Вот таким черным платком, именно так мне надо голову повязать», — решила я. И повязала. И невольно получилось, хотя об этом я не думала, что голова Матрены, когда она вершит свое черное дело, темная.
«Власть тьмы» — победу света над тьмой — мы играем уже около двадцати лет. Премьера была в 1956 году. Но билеты на «Власть тьмы» достать так же трудно, как и в премьерные дни.
Какой человек Борис Иванович Равенских? Хороший? Или не очень хороший? После войны в ходу были поговорки: «Я бы с ним в разведку не пошел» (если человек не надежен) или «Я бы с ним в разведку пошел» (если надежен). Так вот; позови меня Борис Иванович в «разведку» — пойду за ним по нехоженым тропам, в дремучие леса, в страны неведомые. И мне не важно, что он порой несдержан, я о нем знаю главное: жизнь Равенских отдана театру безраздельно и своего единомышленника в искусстве он не предаст.
Благодарим «Клуб любителей аудиокниг» за предоставленную запись.
