В Малом театре состоялась премьера музыкальной драмы «Дон Жуан»

МЕЖДУ СВЕТОМ И ТЬМОЙ

В Малом театре состоялась премьера музыкальной драмы «Дон Жуан»

Удивительно, что пьеса, написанная одним из лучших русских писателей, воспевающая любовь, почти не имеет сценической истории. Из похождений беспутного севильского забияки и соблазнителя А.К. Толстой сотворил философское произведение. В нем куда важнее отношения Дон Жуана с Богом и Сатаной, чем с людьми. За постановку этого произведения, не испугавшись трудностей, взялся артист Малого театра Александр Клюквин.
Решение спектакля достаточно необычно для старейшей московской сцены. Это музыкальная драма, которую хотелось бы назвать мюзиклом, если бы не одно обстоятельство: музыка, написанная композитором Эдуардом Глейзером, чрезвычайно важна для спектакля и все же не заслоняет, не подменяет собой драматического действия. Восхищают вокальные данные и удивительная пластичность артистов Малого театра, среди которых в первую очередь хочется назвать Василия Дахненко (Инквизитор) и конечно же исполнителей главных ролей – Алексея Фаддеева (Дон Жуан) и Ольгу Абрамову (Донна Анна).

Неожиданным оказалось решение Борисом Невзоровым образа Сатаны. Начнем с того, что здесь – одно из коренных различий между пьесой и ее постановкой. Сатана становится одним из главных действующих лиц, почти постоянно присутствует на сцене. В нем нет того, что мы привыкли называть демонизмом или инфернальностью. Этакий свойский хитрец, который всегда рядом с человеком, всегда готов улучить момент, чтобы толкнуть каждого из нас под руку.
А бесхитростный крестьянский юмор Лепорелло (Виктор Низовой) оживляет действие и позволяет нам с толикой иронии взглянуть даже на самые трагические перипетии сюжета.

Спектакль Малого театра не только дарит нам возможность насладиться изысканным оформлением, игрою света, великолепно поставленными танцевальными номерами (балетмейстер – Любовь Парфенюк), но и дает пищу для размышлений о важнейших вопросах Бытия. И прежде всего – о Любви.

Ольга ВЛАДИМИРОВА
«Народная газета», 28.04.2011

В Малом театре столицы состоялась премьера музыкального спектакля «Дон Жуан» по поэме А.К. Толстого.

НИКАКИХ ДОН ЖУАНОВ БОЛЬШЕ НЕТ

В Малом театре столицы состоялась премьера музыкального спектакля «Дон Жуан» по поэме А.К. Толстого. Если это первый шаг Малого к модернизации, то путь выбран опасный.

Поэма А.К. Толстого – талантливая неудача в высшей степени одаренного человека – почти не имеет сценической истории. Эта поэма, навеянная «Фаустом» Гете, многословна, громоздка, неоригинальна. Играть ее невозможно – нет характеров, едва ползет действие, и, кроме того, Пушкин то же самое изложил в сто раз короче и занимательнее Толстого, без говорящих духов и оперного Сатаны (слабая вариация гетевского Мефистофеля).

Единственное жемчужное зерно поэмы сразу выклевал П.И. Чайковский, положивший на музыку «Серенаду Дон Жуана», да, ту самую, где поется «От Севильи до Гренады…». Серенада и осталась в культурной памяти, тем более что ее многократно цитирует в своих сочинениях Булгаков.

Но музыки Чайковского в новом спектакле Малого зритель не услышит. И серенаду, и другие музыкальные номера сочинил композитор театра Э. Глейзер. Конечно, вставка из Чайковского была бы неуместной – она, как яркая заплата на ветхом рубище, сразу подчеркнула бы любительский и подражательный характер музыки Глейзера. Ни одна мелодия не запоминается. Что-то среднеарифметическое от мюзиклов 70-х годов, но в разжиженной концентрации.

А если учесть, что и постановку осуществил не профессиональный режиссер, а известный актер А. Клюквин (дебют), то надо признаться, что все слагаемые неуспеха Малый театр на этот раз собрал воедино.

Поэма сокращена и чуть дописана. Укрупнена роль Сатаны – ему отдан текст и других персонажей. Во-первых, чтобы показать, как хитер враг рода человеческого, постоянно под разными масками искушающий героя. Во-вторых, Сатану играет народный артист Борис Невзоров. И вы что, хотите, чтобы он появился только в прологе и эпилоге и два действия сидел за кулисами в своем роскошном золоченом плаще?

Вы не театральный человек!! Оформление сцены (художник С. Александров) носит философский характер. Во всяком случае, количество звезд на черном заднике поражает – да есть ли столько звезд на небе, сколько зажигается там лампочек? Зловещая инквизиция, сумрачный мрамор гробниц, нарядные дамы с веерами, бледная как смерть донна Анна, Дон Жуан с бородкой и в сапожках – все в наличии. Время от времени актеры поют под аккомпанемент собственного оркестра. Мизансцены оперно-статичны, энергетика спектакля скудна…

Чтобы сыграть традиционную историю про Дон Жуана, надо все ж таки иметь в труппе кого-то, кто может его сыграть. Актера с необычайным – или хоть незаурядным – мужским обаянием. Что-то ведь понимал об этом умный Швейцер, поручая роль Высоцкому в «Маленьких трагедиях», правда? В спектакле Малого театра Дон Жуана играет А. Фаддеев – симпатичный молодой актер, пока что не проявивший ни темперамента, ни заразительности. Бледноват и вяловат наш герой, а потому сценическое «одеяло» у него спокойно отбирают товарищи по сцене.

Борис Невзоров меня уморил вконец. Если Сатана действительно хоть сколько-нибудь напоминает этого импозантного, седовласого мужчину, похожего на генерал-майора в отставке, то правильно ли я поступила в свое время, отрекшись от него и всех дел его?! Невзоров представительно расхаживает по сцене, иронически ухмыляясь. Романтичными толстовскими стихами, которые он на этот раз выучил (любимец публики не всегда безупречен в этом смысле), утверждает, что это он в действительности – самый главный и лучше всех. Время от времени размахивает дивным плащом с красным подбоем, а при словах о Создателе поднимает глаза куда-то вверх. Даже куплеты поет наш красавец! Представляю, как хорош был бы Невзоров в классическом русском водевиле, откуда он по недоразумению и залетел в этого «Дон Жуана».

А вот кто сыграл на самом деле хорошо, так это В. Низовой – Лепорелло. Как-то смело презрев условности постановки и архаику ее формы, Низовой, с его мощной органикой и чувством юмора, создал забавный и обаятельный образ. Он даже несколько оживляет окружающее, и в его присутствии члены инквизиции вдруг перестают быть совсем картонными. Все ж таки пламенная вера в предлагаемые обстоятельства – немаловажная составляющая таланта. Низовой убедил себя: я – Лепорелло. Остальные актеры, на мой взгляд, просто вышли на сцену. С разным градусом желания понравиться зрителю.

Хорошо бы Малому театру, с его огромной труппой и большим хозяйством, быть внимательнее в выборе пути, в сложении репертуара. У него немало врагов, самых настоящих. Его эстетический консерватизм привлекает множество зрителей, но в случае неудачи – многих и отталкивает. Нельзя, мне кажется, обходиться домашними радостями от местных композиторов и режиссеров. В Малом все должно быть самое лучшее, первосортное, высшего класса. Вот Сергей Женовач приступил к репетициям «Скучной истории» Чехова с Ю.М. Соломиным в главной роли. И я заранее радуюсь и желаю удачи этому предприятию, поскольку все слагаемые – литература, режиссер, актер – тут первого сорта.

А новый «Дон Жуан» вышел третьего сорта. Я бы вообще списала это в графу «убытки» – бывают же творческие неудачи, ничего страшного.

У Малого театра свое обаяние даже в неудачах – скажем, здесь традиционно хорошая дикция у всех актеров. Но большинство публики мужественно борется со скукой, к финалу сомлев окончательно.

Возможно, еще и потому, что рассказ о неизвестном. Ведь тип Дон Жуана в современной России абсолютно не актуален.

Искать в женщинах – божественный идеал? Вы о чем?

Татьяна Москвина
«Аргументы недели», 6 апреля 2011 года

«Дон Жуан» в Малом театре

НЕ В СВОИ САНИ НЕ САДИСЬ

«Дон Жуан» в Малом театре

«Дон Жуан» – одна из премьер Малого театра в этом сезоне. Поставил народный артист России Александр Клюквин, это его режиссерский дебют. По его воле «драмматическая поэма» Алексея Константиновича Толстого стала «музыкальной трагедией», правда, добавляет Клюквин в изданной к премьере газете, «музыкальный руководитель постановки Григорий Гоберник считает, что это неправильно. Может быть, остановимся на определениях «музыкальная драма» или «мистерия». В итоге в афише Малого к вполне традиционному, естественному для этой сцены русскому водевилю Каратыгина добавился, скажем без обиняков, русский мюзикл по Толстому. Почему нет? В штате Малого по-прежнему имеется свой оркестр, «грешно было им не воспользоваться». Воспользовались. Без греха, однако, не обошлось.

Пьеса Толстого – сложная, многословная, поднимает сразу все вопросы бытия, герой – не такой уж Дон Жуан, скорее – русский Фауст. В прологе есть реплика у озер и рек, у облаков, у пролетающих журавлей. Вот – цитата из монолога Сатаны: «Хотя не Слово я, зато я – все слова! Все двигаю собой, куда лишь сам ни двинусь; По математике я – минус, По философии – изнанка божества; Короче, я ничто; я жизни отрицанье; А как господь весь мир из ничего создал, То я тот самый матерьял, Который послужил для мирозданья. Клеветникам назло, прогресс во всем любя, Чтоб было что-нибудь, я в дар принес себя, Не пожалел отдать часть собственного теста, Чтоб вылепиться мог вселенной сложный шар; А так как быть нельзя, не занимая места, То в остальное он вошел, как в свой футляр. Когда вы, полные восторженной хвалою, Поднявши очи к небесам, Акафисты свои поете фистулою, Я к звонким вашим дишкантам – Фундаментальный бас». Монологи – за 200 строк! В одном из писем автор объяснился: «Это был случайный и невольный протест против практического направления нашей беллетристики». То есть пьеса его – непрактическая, абстрактная. Во многом. Но есть и живые диалоги:

Д о н Ж у а н Я вспомнил... да, прости мне..

Д о н н а А н н а Что ты вспомнил?

Д о н Ж у а н Что ты меня не первого уж любишь.

Д о н н а А н н а Как? Ты ревнуешь?

Д о н Ж у а н Дон Октавьо был Тобой любим.

Дон Жуан у Толстого – ревнивец! В другом месте герой говорит, почти буквально вторя пушкинской Татьяне: «Как я был слеп! Как счастье было близко!»

Очень сложная пьеса, требующая формальной изощренности. Впрочем, в недавнем прошлом в ее активе – удачная и одновременно масштабная постановка Виктора Шамирова в Театре Армии, когда многочисленные станки и лифты ходили туда-сюда, обнаруживая то бездны мрачные, то – пугающую высоту и все время – вселенский объем сцены, кажется, ни до того, ни после так подробно, так полно и не пригодившейся.

Пьеса, впрочем, может быть какой угодной, абстрактной, например. Игра актеров абстрактной быть не может. Абстрактное решение? Наверное, возможно. Но тогда ему необходимо иное оформление, без парада планет на заднике, без платформы-экрана в центре. Не Вселенная, а кооперативное кафе «Космос» эпохи первоначального накопления капитала, с космической чернотой по краям, взбитой, глядя на нее невооруженным глазом, строительной пеной. Без плащей с капюшонами, в которых теряются и путаются актеры, – короче говоря, без всего того, что соорудил на сцене художник из Екатеринбурга Сергей Александров. Без обиняков: с «живописной стороны» подобного ужаса в Малом театре мне видеть еще не доводилось.

В оправдание постановщика: эта пьеса – явно не для режиссерского дебюта, тем более она – не в развитие новых граней и возможностей Клюквина, которому для дебюта, думается, больше бы подошла какая-нибудь близкая ему история. Тот же Островский.

Но, можно предположить, Малому непременно захотелось иметь в афише мюзикл. Взяли – сделали. В «Дон Жуане» и поют, и танцуют (балетмейстер – пусть тоже отвечает за свою работу! – Людмила Парфенюк), музыку написал Эдуард Глейзер. Танцы ничем примечательным не запоминаются, но двигаются актеры легко, друг друга не задевая. Научены в школе.

О музыке. Необходимое отступление: многие, я в том числе, даже с симпатией относились всегда к тем своевременным нотам, которые сопровождают обычно спектакли Малого театра – это работа композитора Григория Гоберника. В «Дон Жуане» он обозначен музыкальным руководителем постановки, в которой – ни одной запоминающейся или, скажем так, имеющей лица не общее выраженье партии. Плюс капюшоны, плюс обтягивающие трико, точно все, наскоро накинув шелковые халатики, выскочили на сцену прямо из танцевального класса, – во всем какая-то пародийность, избыток серьеза обыкновенно означает, что актеры шутят. Но тут не шутят. В уже упомянутой газете композитор всерьез рассуждает, что в музыке едва намечен «легкий испанский колорит, но не более». Что же, прав – музыка «общегуманистическая», среднестатистическая.

Хорошо, хотя и немного, можно сказать об актерах. Не всех. Хороши те, кому, как написал когда-то поэт Левитанский, «замысел весь уже ясен и тема угадана». Виктор Низовой в роли Лепорелло, командор – Александр Ермаков... Легко красивым девушкам, им все можно простить. Труднее Сатане – Борису Невзорову, поскольку роль его у Толстого – эпизодическая, в результате сокращений и «склеек» в спектакле стала едва ли не главной. И – не спрятаться, не скрыться. Остается расправлять руки-крылья крестом – эту мизансцену, стоп-кадры в дверном проеме, у актеров-мужчин можно назвать ключевой и смыслообразующей. На все случаи жизни. И смерти.

Когда из-под могильной плиты полезли привидения, даже мне, нехристю, захотелось перекреститься. А плита! Это в бедных театрах – обыкновенные, картонные плиты. Тут по экранной поверхности надгробья бегают языки адского пламени, огоньки мельтешат, поскольку, по мнению многих, в современном искусстве ничто не стоит на месте. Непременно должно двигаться. И гореть. Синим пламенем.

Поют – не фальшивят.

Было бы что петь. У Островского в финале обычно повторяют выраженную в заголовке мысль. Не в свои сани не садись. Кстати – пьеса хорошая, в Малом сейчас не идет. Поставить бы.

Об авторе: Григорий Анатольевич Заславский - заведующий отделом культуры «НГ».
Независимая Газета, 31.03.2011

В Международный день театра в программе «Сто к одному» на телеканале Россия 1 сошлись команды Малого театра и Большого театра. За Малый сыграли Александр Вершинин, Виктор Низовой, Ольга Жевакина, Ирина Жерякова и Сергей Потапов.

НОВОЕ НА КАНАЛЕ МАЛЫЙ-ТВ

В Международный день театра в программе «Сто к одному» на телеканале Россия 1 сошлись команды Малого театра и Большого театра. За Малый сыграли Александр Вершинин, Виктор Низовой, Ольга Жевакина, Ирина Жерякова и Сергей Потапов.

Смотреть на телеканале МАЛЫЙ-ТВ

«Дон Жуан». Малый театр

САТАНА НЕ ПРАВИТ БАЛ

«Дон Жуан». Малый театр

Премьерный спектакль Малого достаточно сложно вписать в общую репертуарную политику старейшего театра. Правда, предпочтение традиционно отдано классике, хотя сама пьеса не из числа тех, что на слуху. Несмотря на то, что образ Дон Жуана постоянно привлекает внимание, к произведению А.К.Толстого режиссеры обращаются крайне редко. Между тем в новой редакции пьеса, помимо закономерных купюр, претерпела и другие серьезные изменения, потому ее, скорее, можно воспринимать лишь как литературную основу для сочинения собственной сценической версии. А подобная вольность не в традициях театра, являющегося приверженцем точного следования авторскому слову. К тому же значительную часть текста составляют положенные на музыку стихи, написанные режиссером спектакля Александром Клюквиным, являющимся одновременно и автором сценической редакции. В целом музыкальные постановки в Малом театре, конечно, исторически восходят к жанру водевиля, с давних времен органично существовавшему на этой сцене. Его своеобразным возрождением стал спектакль «Таинственный ящик» в создании которого принимали участие многие из тех, кто ныне работал и над «Дон Жуаном». Но если при наличии современных атрибутов пьеса П.Каратыгина и в сценическом прочтении оставалась в рамках традиционного водевиля, то в случае с текстом А.Толстого дать точное определение жанра гораздо сложнее.

В спектакле немало примет, откровенно сближающих его с современным мюзиклом, — жанром, тоже не очень свойственным Малому. По самой структуре постановки с ним перекликается, пожалуй, лишь «Свадьба Кречинского», которая, впрочем, тоже существовала несколько обособленно в общем репертуарном контексте театра. Однако если тоща за основу бралась уже существующая музыкально-драматическая версия пьесы Сухово-Кобылина, то в новой постановке все создается практически с нуля. В таком подходе, конечно, присутствует немалая доля риска, но одновременно есть и выгодное отличие от большинства сегодняшних мюзиклов, полностью дублирующих западные образцы. Атмосферу действа в значительной степени создает оригинальная музыка Эдуарда Глейзера. В звуковой партитуре спектакля соединяются современные ритмы и традиционные испанские мотивы, романсы и серенады, песни-зонги и непростые вокальные партии (музыкальный руководитель постановки Г.Гоберник). А вот в сценографии и костюмах, пожалуй, заметно излишнее тяготение к приемам, присущим сегодняшним шоу и нередко граничащим с откровенным китчем (художник С.Александров). Использование подзвучки или обилие сценического дыма, разумеется, уже давно стали неизбежными атрибутами нашего времени. Но подчеркнутая броскость сценических эффектов проявляется и в многочисленных слепящих лучах, и в переливающихся на фоне звездного неба «светилах» а также в агрессивной яркости костюмов, отличающихся обилием блеска и «ядовитостью» красок. Подобная напористая зрелищность выглядит на старейших подмостках нарочито избыточной и чужеродной, а к тому же не очень соответствующей жанру «музыкальной драмы» который заявлен самими создателями спектакля.

Темы, выдвинутые в центр постановки, — победа любви над сатанинскими соблазнами, а также борьба тьмы и света в человеческой душе. Стремясь максимально заострить конфликт; постановщики с предельной четкостью расставляют смысловые акценты, что приводит порой к упрощенности отдельных характеров. Так, часть персонажей превращается в безликую (в прямом смысле этого слова) толпу людей в масках, скрывающих как свои настоящие лица, так и истинные чувства. Их хоровые вокализы и пластические этюды становятся неким мистически зловещим фоном, сопровождающим действие (балетмейстер Л.Парфенюк). Стремление уйти от частных деталей и бытовых подробностей, опять же несвойственное актерской школе Малого, заметно и в решении характеров центральных героев. Хотя в самом выдвижении на первый план тех или иных персонажей решающую роль уже вполне традиционно играет не только режиссерская воля, но и актерская индивидуальность исполнителей. Так, одной из центральных фигур спектакля становится Сатана (Борис Невзоров), постоянно появляющийся то тут, то там в своем плаще «с кровавым подбоем». Именно этот философ зла здесь правит бал, превратившись в своеобразную движущую силу всего действа. Наметив себе в жертву человека гордого и самолюбивого, неверующего и сомневающегося, он лукаво и жестко направляет его действия, принимая разные обличья — от монаха до пирата.

Равного же соперника в борьбе за мятущуюся душу у властелина тьмы в спектакле нет Сухой, властный Инквизитор (Василий Дахненко), проповедующий вечные истины, не может достучаться до человеческого сердца, поскольку уповает не столько на веру, сколько на страх. Противостоять злу тут способно лишь искреннее чувство Донны Анны (Ольга Абрамова), которое и оказывается земным олицетворением божественной силы, несмотря на то, что только ценой собственной жизни героине удается духовно воскресить любимого человека, уже приближавшегося к краю бездны. Сам же Дон Жуан (Алексей Фаддеев) изначально не выглядит коварным соблазнителем и выделяется из общей массы своей органичностью, простотой и полным неприятием окружающей блестящей мишуры. Он ищет не приключений, а настоящей любви, однако, найдя ее, не сразу узнает и боится в нее поверить. То же неверие заставляет Дон Жуана видеть врага, посягающего на его свободу, и в Командоре (Александр Ермаков), заботливо оберегающем дочь от грядущих разочарований. Убийство же из гордыни кладет начало превращению ищущего, мыслящего и чувствующего человека в разочарованного, жестокого циника, с холодным равнодушием отнимающего чужие жизни. Окончательно утративший веру герой обречен один сражаться со своими бесами. Конечно, заводной, забавно изворотливый Лепорелло (Виктор Низовой) всегда выручает хозяина в трудную минуту, но он не способен стать помощником в его внутренней борьбе. Лишь ценой обретенной и тут же утраченной любви Дон Жуан сам приходит к прозрению и вере, карая и одновременно обретая самого себя. А Сатана уже не может властвовать над душой человека, одержавшего победу над собой.

Марина ГАЕВСКАЯ
«Культура», 24 марта 2011 года

27 марта в 8:40 смотрите на телеканале Россия 1 передачу «Сто к одному»: Большой театр против Малого театра. За команду Малого театра сыграют Александр Вершинин, Ирина Жерякова, Виктор Низовой, Ольга Жевакина и Сергей Потапов.

В Малом театре состоялась вторая успешная премьера сезона. После итальянских «Влюбленных» Гольдони в постановке Стефано де Лука появился музыкальный спектакль с испанским сюжетом – «Дон Жуан» по мотивам драматической поэмы Алексея Толстого в режиссерской версии одного из ведущих актеров театра Александра Клюквина. Этими спектаклями Малый открыл свой итало-испано-российский год.

САТАНА ЗДЕСЬ ПРАВИТ БАЛ

В Малом театре состоялась вторая успешная премьера сезона. После итальянских «Влюбленных» Гольдони в постановке Стефано де Лука появился музыкальный спектакль с испанским сюжетом – «Дон Жуан» по мотивам драматической поэмы Алексея Толстого в режиссерской версии одного из ведущих актеров театра Александра Клюквина. Этими спектаклями Малый открыл свой итало-испано-российский год.

Музыкальный спектакль отнюдь не новшество для прославленной труппы. Здесь актеры прекрасно поют, причем делают это не только по необходимости в спектаклях театра. Малый театр славен тем, что здесь есть настоящий симфонический оркестр, а актеры постоянно «упражняются» на ниве вокала, исполняя в концертах популярные песни и романсы. К пьесе Толстого, почти не ставившейся на сцене и специально адаптированной для этой постановки, композитор Эдуард Глейзер написал музыку на испанский манер. Драматические актеры по всем законам мюзикла поют в миниатюрные микрофончики, и получается это очень убедительно. В первом действии — более романтическом, без убийств и трагедий — больше мелодичных и запоминающихся вокальных номеров. Во втором их почти нет, и это, на мой взгляд, обедняет постановку. Хотя финал получился музыкально довольно выразительным.

Александр Клюквин с благословения Юрия Соломина впервые выступил в роли режиссера: свой дебютный спектакль он готовил долго и тщательно в соавторстве с музыкальным руководителем театра Григорием Гоберником. За основу взяли малоизвестный текст Алексея Константиновича Толстого. Для Малого театра это один из любимых авторов, поэтому создателей спектакля совсем не испугала весьма длинная и не очень «внятная» пьеса. Из нее по возможности «выжали» главные сюжетные ходы, поместив героев в некое фантастическое пространство, лишенное географических примет (художник Сергей Александров). Театральная машинерия и современные технологии задействованы в этом спектакле весьма активно, создавая очень объемное и зрелищное действо высокого качества. Герои выходят в стилизованных под старину костюмах и платьях, намекая, что эта вечная история может произойти в любом месте в любое время.

Одним из главных действующих лиц и своеобразным вершителем судеб назначен Сатана. В блистательном исполнении Бориса Невзорова он взял на себя роль провокатора и подстрекателя: толкает Дон Жуана (Алексей Фаддеев) на странные и страшные поступки, не чураясь прямого вмешательства в его судьбу. Сатана принимает разные личины, пытаясь завладеть душой и помыслами этого легкомысленного супермена, который забыл о боге и живет лишь земными утехами, оправдывая себя поисками идеала. Вместе со своим вечным спутником Лепорелло (Виктор Низовой прямо создан для этого хрестоматийного образа и прекрасно отыгрывает его со свойственным ему темпераментом) Дон Жуан порхает по жизни, махая шпагой и до конца не понимая смысла земного существования человека. Он проходит мимо истинной любви, которая явится ему в образе Донны Анны — образца верности и преданности. Ее тонко и поэтично играет Ольга Абрамова, которая во «Влюбленных» задорно представляла иную девичью ипостась — этакой стервочки.

В спектакле сложился яркий ансамбль с участием актеров разных поколений – Александра Ермакова (Командор), Василия Дахненко (Инквизитор), Михаила Мартьянова (Оттавио), Ирины Жеряковой (Дама) и менее опытных, молодых. Сливаясь с массовкой, они создают на сцене выразительный и необходимый фон, формирующий целостный образ спектакля. Он, конечно же, обязательно станет одним из любимых у поклонников нашего старейшего театра.

Ирина ШВЕДОВА
«Московская правда», 10 марта 2011 года

15 февраля в комедии Н.В.Гоголя «Ревизор» роль Городничего в первый раз сыграл заслуженный артист России Виктор Низовой. Поздравляем!

15 февраля первый раз в комедии Н.В.Гоголя «Ревизор» играют: Виктор Низовой — Городничего, Виталий Петров — Осипа и Виталий Коняев — купца Абдулина!

НОВЫЕ ИСПОЛНИТЕЛИ В СПЕКТАКЛИ

«Ревизор» Н.В.Гоголя
Городничий – Виктор Низовой
Осип – Виталий Петров
Купец Абдулин – Виталий Коняев

«Снежная королева» Е.Шварца
Кай – Дмитрий Солодовник
Бабушка – Лариса Кичанова
Сказочник – Максим Хрусталёв

«Горе от ума» А.С.Грибоедова
Первая княжна – Екатерина Порубель

Заслуженный артист России Виктор Низовой получил это звание в свои молодые годы не случайно. Чтобы в Малом театре стать заслуженным, для этого надо много уметь и, конечно, обладать недюжинным талантом. Он у Низового есть, как есть и большой человеческий дар – умение дружить, приходить на помощь в трудную минуту. Не случайно в многочисленных телесериалах ему всегда дают роли положительных героев.

НОВАЯ АТЛАНТИДА ТОЛИКА ЩЕПКИНА

Заслуженный артист России Виктор Низовой получил это звание в свои молодые годы не случайно. Чтобы в Малом театре стать заслуженным, для этого надо много уметь и, конечно, обладать недюжинным талантом. Он у Низового есть, как есть и большой человеческий дар – умение дружить, приходить на помощь в трудную минуту. Не случайно в многочисленных телесериалах ему всегда дают роли положительных героев.

– Сознайтесь, в юности бегали по Москве, пытаясь пройти в несколько театральных вузов, или нет?

– Изначально я решил поступать только в Щепкинское училище, но когда начал общаться с товарищами, то услышал: «Чего ты сюда ломишься, а вдруг не возьмут – проиграешь… Попробуй в ГИТИС или в Школу-студию МХАТ». Но после первого тура Ольга Николаевна Соломина, набиравшая наш курс, сказала: «Ты больше никуда не ходи, сосредоточься на этом училище». Тем не менее мне было безумно интересно посмотреть, как в других вузах набирают, поэтому заглянул в Щукинское училище, где после второго тура мне дали от ворот поворот. После этого больше никуда не рыпался…

– Это было обдуманное решение – поступать на актерский факультет?

– Я с детства мечтал стать оперным певцом, кроме того, учился в музыкальной школе по классу скрипки. Каждое воскресенье мама давала мне три рубля на билет в Музыкальный театр имени Станиславского, где «Евгения Онегина» Чайковского я слушал раз десять. После окончания школы надо было как-то определяться, и папа – замечательный военный хирург – хотел, чтобы я стал врачом. Но мне это было неинтересно, хотя я гордился своим отцом, спасавшим наших солдат в Алжире, Афганистане и других «горячих точках».

– Но в армии-то вы служили?

– Если службу в Театре Армии можно назвать службой, то служил. В этом же театре отбывали воинскую повинность Домогаров, Певцов, Ярмольник, Невзоров и так далее. Борис Афанасьевич Морозов предлагал мне остаться актером в Театре Армии, но я предпочел вернуться в Малый.

– Мне показалось, что роль Чепурного в спектакле «Дети солнца» стала для вас знаковой. И если раньше я воспринимала вас как социального героя, то в этой постановке вы показали себя с лирической стороны. Наверное, в этом «виноват» и режиссер?

– Да. После встречи с Сергеем Женовачем и Адольфом Шапиро я понял, как много значит для артиста серьезная режиссура. Раньше мне нравились вводы – выучил слова, сказали, куда двигаться, и все, играй себе на здоровье. Теперь же, испытав кайф от того, что страницу текста разбираешь полтора часа и ловишь каждое слово режиссера, – я, по сути, открыл новую Атлантиду. Когда мы стали репетировать с Сергеем Васильевичем Женовачем «Горе от ума», то я все время думал, как же он будет справляться с такими корифеями, как Соломин, Быстрицкая, Самойлов, Панкова? Не хотелось бы мне быть на его месте... А Женовач начал первую репетицию с разговора о жизни, политике, спорте, и так постепенно подобрался к Грибоедову. Контакт был найден. Шапиро в «Детях солнца» открыл мне Горького. К примеру, он пишет: «Хорошо вы галстук завязываете», но за этой незначащей фразой такая глыба стоит. Я безумно счастлив, что из 140 артистов на роль Чепурного Юрий Мефодьевич выбрал именно меня.

– Но помимо актерской профессии вы еще и заядлый футболист, капитан актерской команды Малого театра.

– Недавно во время фестиваля «Черешневый лес» мы сражались с актерами Театра Армена Джигарханяна, театрами Гоголя и Терезы Дуровой. Два матча вничью сыграли, а «гоголевцам» проиграли 0:2, никак не можем их одолеть. Переживаем страшно. Я так упирался, что даже сухожилие порвал. Мне кажется, что театральная игра и футбольная во многом схожи своей энергетикой и коллективностью.

– Я заметила: зрителей вы тоже завоевываете своей энергией.

– Особенно, когда не знаю, что делать. Вроде и берешь зал «в плен», и в то же время чувствуешь: по смыслу – не то.

– Какие театры вам особенно близки?

– В первую очередь БДТ. Мы считаем их своими духовными братьями. И, конечно, Мастерская Петра Фоменко. Его актеры часто у нас бывают на спектаклях и недавно приходили на «Детей солнца». Особое настроение я испытываю в студии Сергея Женовача. Такое впечатление, что ты попадаешь в волшебную шкатулку. Идешь, идешь по Москве, и вдруг бац – другой мир, уютный зал, фойе с дубовыми столами и буфетами, как будто к купцу Алексееву (читайте Станиславскому) в гости пришел.

– Тем не менее фильмы с вашим участием, к примеру, «Возвращение Мухтара-1, -2, -3, -4», где вы играете лейтенанта Толика Щепкина, говорят о том, что у вас есть военная жилка, а может, и казацкая кровь течет…

– Это вы точно подметили. Мой папа из кубанских казаков, а мама – запорожская казачка. А мой прадедушка был в охране Николая II и еще два его брата. Так вот царь подарил им за отличную службу золотую чашу, а братья не знали, как ее разделить, поэтому рассорились и разъехались в разные стороны. Только сейчас мы начинаем находить наших пропавших родственников. Двоюродного брата папы отыскали три года назад, он тоже носит фамилию Низовой и живет в Воронеже. Низовыми называли казаков, проживающих в низовье Кубани, оттуда и фамилия наша пошла.

– Вы один в семье?

– Нет, у меня еще есть старшая сестра Мария, она окончила педагогический институт, но в школе не стала работать. Говорит, нервы не те.

– А для вас школьные годы самые чудесные?

– Они в моей памяти как-то не задержались. Вот учеба в «Щепке» – это да, это здорово. Мы там были как одна семья. Помню, первый раз, благодаря Юрию Мефодьевичу Соломину, оказались в Японии. Играли мы там наш дипломный спектакль «Керджинские перепалки». Когда я вышел на сцену, то ахнул, увидев на столбе какую-то рекламу. С трудом доиграл свой монолог и бегом за кулисы, говорю ребятам: «Представляете, там на сцене еще и рекламу показывают». Откуда же нам в 1994 году было знать, что существует и синхронный перевод, а в Японии он уже был. Потом долго смеялись: Низовой из-за своей дремучести чуть спектакль не сорвал. А когда приехали в Японию во второй раз, и я уже играл Соленого в «Трех сестрах», то после первого акта аплодисментов не дождались. Были страшно растеряны и подавлены, но нас успокоили, сказав, что таким образом японцы выражают свое потрясение.

– Скажите, а как вы себя чувствуете в сериалах? Там ведь вообще по большому счету нет режиссеров.

– Часто выручает неплохой сценарий, и поэтому сам себе выстраиваешь роль. А потом деньги, они тоже в нашей жизни играют немалую роль. И узнают меня зрители по «Мухтару», «Простым истинам», и ничего тут не поделаешь. К примеру, в том же Киеве, где я часто снимался, ребята просят срочно достать билет. Никаких проблем – предъявляю свой «фейс», и билет в кармане. Только этим увлекаться не надо, поскольку популярностью таланта не заработаешь.

– Предположим, вам предложили сниматься в большом сериале в главной роли. Но для этого пришлось бы на год проститься с Малым театром. Пошли бы на это?

– Я бы пришел к Юрию Мефодьевичу и спросил его совета. Как он сказал – так бы и сделал.

– Скажите, после телесериалов девушки к вам пристают?

– Особых фанаток я не замечал, но письма на сайт присылают, читать которые некогда. Вообще слава опасная вещь. Поэтому я сочувствую нашим звездам: удержаться на такой высоте и при этом остаться человеком – очень трудно. Почти невозможно.

Любовь ЛЕБЕДИНА
«Трибуна», 25 ноября 2010 года

В Малом театре удался международный проект — спектакль «Влюблённые» поставил итальянец Стефано де Лука

ГОЛЬДОНИ В ГОСТЯХ У ОСТРОВСКОГО

В Малом театре удался международный проект — спектакль «Влюблённые» поставил итальянец Стефано де Лука

Заметна борьба с чужеродным элементом и увлечение «врагом». Для Малого театра, стабильного, крепкого, но и законно не желающего отвечать на призывы времени, это важный опыт: внедрение чужой режиссуры. Раз в два сезона необходимо такие опыты повторять.

Получилась хорошая, честная работа, результат обширных российско-итальянских контактов Малого театра.

С некоторых пор приглашения западных режиссёров в российский репертуарный театр стали в Москве уже не сенсацией, а нормой, но вряд ли кто-либо мог ожидать, что цитадель академизма и традиционализма пойдёт на подобный контакт с Европой.

Было время, в самом начале 2000-х, когда несколько сезонов подряд в репертуаре главной национальной сцены не было не то что иностранцев в списке режиссёров, не было и постановок нерусских пьес вообще.

На самом деле это правильно, что руководство Юрия Соломина всячески сопротивляется влиянию среды и оставляет за собой право несколько пуристского, идеалистического отношения к миссии Малого театра.

Статус обязывает к охранительной позиции. Но успех спектакля «Влюблённые» благовестит о другом: подобное консервирование Малого театра в самом себе отражается на состоянии труппы (по-прежнему прекрасной, очень развитой и умелой, точной и ансамблевой, правда несколько раздутой).

Во «Влюблённых» Карло Гольдони, где итальянец предлагает артистам Малого играть в три раза быстрее обычного и существовать в парадоксальном пластическом рисунке, заметно и сопротивление труппы режиссёрскому вызову, и умелое его освоение.

Заметна и борьба с чужеродным элементом, и увлечение «врагом». Для современного Малого театра, стабильного, крепкого, но и законно не желающего отвечать на призывы времени, это важный опыт: внедрение чужеродной и просто чужой режиссуры.

Раз в два сезона необходимо такие опыты повторять. Как постройнел, как заиграл иными красками, как стал привлекательным Малый театр, приютивший Сергея Женовача в годы его «безработицы»: событиями всероссийского масштаба стали «Горе от ума», «Правда — хорошо, а счастье лучше» и «Мнимый больной», где прекрасные артисты Малого театра заиграли сильнее, точнее, серьёзнее.

Очень важно, что следующий шаг в сторону раскрепощения собственного традиционализма был сделан в столь необычную сторону — в сторону классической итальянской комедии.

Половину успеха спектакля обеспечивает тот факт, что «Влюблённые» вводят неизвестную в России пьесу Карло Гольдони в контекст отечественного театра.

Эффект можно было бы усилить фантазией: представьте себе, если бы Малый театр в XXI веке открыл для России новую, доселе неизвестную, взятую из тайников 49-ю пьесу Александра Островского.

Стефано де Лука показывает совершенно другой Малый, заставляя артистов с очень грузной русской школой, обременённой психологией и мессианством, хотя бы попытаться взлететь над сценой и порхать бабочкой в южном воздухе, с южным темпераментом, с чувством небывалой лёгкости.

Главное, чего не удаётся артистам легко и сразу, — это беглая речь. Гольдони (а пьеса «Влюблённые» переведена специально для Малого театра) очень многословен, а в традициях русского театра каждый звук необходимо произносить осмысленно и основательно, и порою щебетание двух влюблённых здесь выглядит не как музыкальная речь, колокольчиковый перезвон, а как чеховские диалоги, где каждое слово в колодец падает.

Но преодолено многое, важнее физическое раскрепощение и лёгкий, светлый, словно бы незатейливый рисунок ролей.

Стефано де Лука предложил артистам совершенно иной способ существования на сцене: это как школу классического балета поменять на дискретную, разрушительную, деструктивную современную хореографию.

И в главной героине Эуджении (просто-таки голливудская красавица Ольга Абрамова) важны прежде всего позы, положение рук, изысканные рафинированные манеры, которые, скажем, в драматургии Островского или Гоголя были бы просто неприменимы, выглядели беспощадно фальшиво, нелепо.

Артисту крайне необходим этот перекрёстный опыт режиссуры, как культуристу — смена тренажёров для мускулатуры.

Необыкновенно изящны сценография итальянки Лейлы Фтейты и свет Клаудио де Паче.

Настоящее театральное чудо: первая картина идёт под занавесом из мелкой сетки, зазерняющей «картинку», и художники дают нам минуту насладиться интерьером, павильоном, перспективой высокого Ренессанса.

Анфиладой высоченных комнат с бело-серыми стенками, где штукатурка потрескалась, где мутно блестит паркет, а из итальянских окон и со стеклянного потолка льёт бесконечно чистый свет и разливается медовыми оттенками по всей сценической архитектуре.

Осенние листья шуршат. Свечи горят. Развевается тюль. Светотени гуляют по сцене. Всё в дымке. Есть в этом спектакле притягательность картин старых мастеров — художники дают не только эффект присутствия «в живописи», но и эффект состаривания картины, её историчность.

И рядом с прекрасной сценической живописью царствует галантная, как всегда, еле-еле заметная музыка Григория Гоберника.

Заново обнаруженная пьеса Гольдони — крайне интересная, хотелось бы, чтобы она пошла по российским сценам дальше.

В ней современный сюжет, сходный с одной из главных тем современной европейской пьесы — кризисом института брака: двое любовников перед неминуемой свадьбой пребывают в конфликтном расположении духа: сближения — расставания, нежность и ненависть, «сход-развал».

Как в известной русской сказке: Журавель и Цапля друг к другу в гости ходят жениться: то один уступит, то другой, то один загордится, то другой.

Перед нами два нарцисса, которые любят друг друга, но любой шаг навстречу воспринимается ими как унижение самости. Они, итальянские тинейджеры, не могут пока ещё обнаружить того спасительного вихря эмоций, той сексуальной страсти, которая даст женщине чувство успокоения в выборе, а мужчине чувство доверия.

Они пока ещё не в состоянии отдаться силе любви, силе судьбы, покориться провидению — современный человек чересчур рационален и себялюбив, чтобы даже за секунду до гибели опереться на поддержку рока как на костыль.

Горе-любовникам нужно сломать друг друга, сломать тщеславие — и пока телесного контакта между ними не случится, пока пар не выпустят молоденькие, оказавшись единым организмом, колоть друг друга будут всё больнее и больнее.

Замечательно комедийно играет Виктор Низовой роль суетливого и угодливого купца Фабрицио (и выглядит тоже словно сошедший со старых картин), который легко торгует племянницей, не имея приданого в кармане.

Интересную роль наперсницы главной героини, которая пребывает на той опасной грани, чтобы не стать её же соперницей, завистницей, играет Ирина Жерякова — с вечно заплаканными глазами, со стремлением закрыться, сжаться в своём теле, стать ракушкой для самой себя, забыться и убиться в заботе о другом человеке.

Виртуозно играет эпизодическую роль графа Роберто Александр Дривень — бесполое существо, лукавый гермафродит в синих очках, скрывающих истинные чувства; лицо графа столь обильно накрашено, сколь и смыто, безлико — персонаж, который отчётливо осознаёт свою факультативность.

Интересно работает главный герой-любовник Олег Доброван, которому всё-таки непросто сойти с позиции статного красавца, каким его представляют режиссёр и драматург, и сыграть нечто трагическое.

Именно в интонации Олега Добрована комедия Гольдони выходит на грань трагедии. Едва ли не пародийный любовный конфликт вот-вот может перерасти в человеческую драму — и режиссёр, и артисты эту грань твёрдо держат.

Любовная игра, любовные колкости буквально уничтожают героев, разрушают их изнутри; любовная схватка доводит двух строптивых страстотерпцев до изнеможения и истребляет потребность друг в друге.

Павел Руднев
«Частный корреспондент», 29 октября 2010 года

Объявляется исполнитель в спектакль К. Гольдони <Влюбленные>: Фабрицио — Виктор Низовой

Вообще чувствуется нарастающая ренессансная волна нового интереса к классике в обществе. За последние 20 лет постмодернизм и псевдомодернизм, часто оказывавшиеся просто примитивным эпатажем, выдохлись и продемонстрировали свою поверхностность...

ДОМ ОСТРОВСКОГО

В Казань на гастроли приехал Малый академический театр России. Он привез шесть спектаклей. Как определил руководитель театра Юрий Соломин, это наиболее интересные спектакли театра. «Ревизора» и «Власть тьмы» поставил сам Юрий Соломин. «Горе от ума» и «Правда - хорошо, а счастье лучше» поставил Сергей Женовач. За «Горе от ума» сам Соломин и Женовач получили Государственную премию России. Гастроли идут с полным аншлагом, не - смотря на то, что цена на билеты доходит до полутора тысяч рублей. Билеты раскупили уже две недели назад.

Малому театру 254 года, Соломин определил его как театр, обращающийся к вечности. Великие актеры Малого говорили: «Мы, как большой корабль, плывем, плывем, времена меняются, направо, налево нужно поворачивать, но у нас большая инерция, мы не успеваем за изменениями, и поэтому для нас естественно «плыть» всегда прямо, без изгибов». Труппа в театре -700 человек, масса народных, заслуженных артистов России. Актриса Л. Полякова заявила, что труппа Малого театра - лучшая труппа России. Для сравнения, труппа театра Камала - 250 человек. Многие классические актеры Камаловского театра - выходцы из школы Малого театра, он для них альма-матер. Тот же Туфан Миннуллин учился в театральной школе Малого театра.

Вообще чувствуется нарастающая ренессансная волна нового интереса к классике в обществе. За последние 20 лет постмодернизм и псевдомодернизм, часто оказывавшиеся просто примитивным эпатажем, выдохлись и продемонстрировали свою поверхностность. Сейчас вырываются вперед «этнические» театры, основанные на народных корнях. Это уже продемонстрировал последний тюркский театральный фестиваль в Казани, который прошел летом. Малый театр, безусловно, императорский российский театр, он весь построен на русской классике, на театральном фундаментализме. Островский, Гоголь, Толстой, Чехов. Это, конечно, монархический, дворянский театр, в первую очередь русский театр, антисоветский по классическому духу. Этим он и интересен, что подает нам историческую, родниковую Россию в период ее имперского расцвета.

Сталин совершил роковую ошибку, он не запретил классическую русскую литературу, а она воспитала на критическом реализме новое высоко духовное поколение, перебила убогий «соцреализм». После русской классики сталинская и неосталинская пропаганда успешно развалились. И сейчас вторая волна сталинизма и конформизма начинает отступать перед приливом интереса к русской классике.

Русская классика - лучшее лекарство против откровенно лживой пропаганды неосталинизма и великодержавности. Это несколько парадоксально, но высокие моральные критерии русской классики делают ее страшным моральным оружием против тирании. На чем сформировался Солженицын, его язык и дух - он выучил в тюрьме словарь Даля наизусть.

Русская классика трагедийна. Камаловский театр еще остается в некоторой степени театром в развитии, он еще не отряхнул со своих ног прах соцреализма, не преодолел искус придворного театра. Но под умелой рукой Фарида Бикчантаева, одного из лучших режиссеров России, а следовательно, и мира, так как Россия всегда была великой театральной державой, он уже движется к великому звездному небу. Наверное, он переиграет Малый в будущем, так как Камаловский театр движется к космосу, он близок природе, космосу татарской деревни, в то время как Малый все-таки замкнут в дворянском пространстве и поэтому более рационален, реалистичен. Имперскость - это и сила, и слабость. Татарский театр более эмоционален, чувствен, страстен, поэтичен, оптимистичен, символичен. Татарский театр, безусловно, восточный театр, исламский, где Аллах - это надмировая субстанция, Малый - христианский театр, где Бог - это личность. Особенность русской культуры - это рациональное «страдание», сострадание Достоевского, в то время как татарская культура - это доброе действие, интуитивное желание помочь до рационального осмысления.

Малый театр - громадное культурное явление, по-моему, даже не осознаваемое самим театром, труппой, они сводят все к театру, а это один из стержневых феноменов русской культуры. В то же время православие часто ведет к отгороженности от мира, от Запада и Востока, и большая проблема: есть ли Россия евразийская держава, возможно, это отколовшийся, огородившийся архипелаг с традиционным неосознанным нежеланием признать другие культуры равными себе. Не зря в России не прививается либерализм, хотя именно либерализм пронизывает великую русскую литературу (даже у Достоевского).

Татарскому театру необходимо ставить трагедийную классику - после этого он преодолеет остатки «детской» болезни соцреализма. Символично и неслучайно сотрудничество двух великих театров - Малого и Камаловского. Но и Малому театру нужно развиваться. Посмотрел две постановки Соломина-режиссера, «Ревизор» и «Власть тьмы». Выбор пьес безупречный, к самим постановкам есть претензии. Они слишком лобовые и поэтому подчеркнуто «несовременны». Желание скрупулезно восстановить текст и атмосферу позапрошлого века, воинствующий, манифестационныи классицизм сыграли с Соломиным злую шутку - идет блестящий текст Гоголя, и отдельной жизнью живут на сцене актеры, которые двигаются иногда, как заведенные манекены. Тот же городничий -Соломин не удержался и стандартно его окарикатурил, а это крупная личность, глава уездного города, умный, талантливый, хитрый, тот же Лужков в кепке. Да даже возьми любого нашего главу - Чистополя, Елабуги, Зеленодольска, или нашего классического городничего - казанского Камиля Исхакова, у них и движения иные, движения миллионеров, это личности. Мог ли городничий быть иным - он в России всегда одинаков, системен, в этом бессмертие гоголевской пьесы. Поставь Соломина на город - он станет таким же или убежит с поста, в этом трагедия, иного не дано.

И пластика, и подчеркнуто излишне «археологическое» оформление спектакля, и внутренний ритм, внутренняя «музыка» спектакля отразили больше душу Соломина, нежели вечно современного магического Гоголя. Возможно, Соломин испугался внутренней разоблачительной мощи пьесы. Скорее всего, Соломин испугался самого себя. Он все еще остается мягким интеллигентным белогвардейским штабс-капитаном, а пора уже стать беспощадным генералом. При всей искренней попытке Соломина вернуться к истокам русской классики он парадоксально вернулся в атмосферу сталинского театра конца сороковых годов. Произошла глубинная ошибка Соломина - необходимо творчество, а не дословное повторение текста, текст при повторении умирает, повторение убивает дух. Нельзя войти в одну и ту же реку дважды, дух времени совершил диалектическое развитие, и соединение двух полюсов - современности и традиции - могло бы дать искру. Могло. Но Соломин сознательно устранился от современности. Пьеса «не полетела».

Соломинская «Власть тьмы» уже гораздо сильнее, эта пьеса Толстого была запрещена царем и шла с огромным успехом на Западе. В чем-то она напоминает книгу маркиза де Кюстина «Николаевская Россия». Пьеса страшная. Туфан Миннуллин после спектакля, потрясенный, вообще сказал: «У меня такое впечатление, что почти вся русская классика является слишком тяжелой, «черной», даже «очернительской». Если смотреть на «Власть тьмы» татарскими глазами, то хочется просто убежать от этого беспробудно дикого государства». Это действительно столкновение цивилизаций, культур по Хантингтону, причем конфликтное, так как принять подобную жизнь нормальному человеку нельзя. Понятно, почему пьеса пользовалась столь большим успехом на Западе, такой варварской страной рисовалась Россия. Пьеса, без сомнения, концептуальная, и в ее выборе сказался безупречный «белогвардейский» вкус Соломина.

Как недостаток режиссерского решения можно отметить отсутствие симфонизма в выстроенности пьесы, она часто разорвана на отдельные эпизоды, актеры не притерты, играют слишком разнопланово, состыкованы актеры разного класса. Удачей показалась мне роль Ольги Молочной, естественной и искренней актрисы, без жеманства и кокетливости. В роли Софьи в «Горе от ума» Женовач ее немного испортил, она там стала неестественной, хотя молодой стихийный талант все-таки пробивал искусственные рамки режиссера. Она еще не забронзовела. В ней чувствуется чеховская «Чайка», порыв, девичество, идеалы. Во «Власти тьмы» выход Молочной преображал спектакль, он словно освещался неярким светом любви, выходил на новый уровень. Жалко, роль ей досталась маленькая. Но ее режиссер, безусловно, сам Соломин, он не давит, и она у него раскрывается.

Другой безусловной удачей можно назвать талантливейшего Виктора Низового, подвижника театра. Он воспитанник и любимец Соломина. Великолепен в роли Остапа и Скалозуба, всех переигрывает. Ему нужно было играть роль Хлестакова. Д. Солодовник с ролью не справился, слишком ее сделал стандартной, не ушел от штампов. Нужно было играть Низовому и Чацкого, Соломин неожиданно считает, что Низовому никогда не сыграть Чацкого, фактура не та, но именно на этом контрасте можно было уйти от штампов. У Соломина слишком формальный подход, этот формализм его губит как режиссера, а нужен содержательный прорыв. Как раз фактура Низового и выигрышна для современного прочтения роли Чацкого. Хороший актер не играет на сцене - он там сам себя открывает миру. Не нужно играть на сцене - нужно жить и быть самим собой. Как недостаток у Низового можно отметить его склонность к реализму, даже натурализму. Скорее всего, это идет от Соломина. Но Низовой, как и Молочная, подчеркну, не укладывается в рамки. Это новое поколение Малого.

Безусловно, хороши народные артисты России И. Муравьева и Л. Полякова. Тянут, как ломовые лошади. Но они, мне кажется, не используются на всю мощь таланта, по-прежнему молодого и озорного, ничуть не затертого. Это примы, козырные дамы театра. Но даже в своих ролях эти незаурядные актрисы иногда как-то скованны, словно сами себя ограничивают. Хочется сказать им - побольше «хулиганства» на сцене. Классика - всегда полнокровная жизнь.

Гастроли Малого театра для театрального процесса в республике - большой импульс развития. Есть с чем сравнивать, с чем спорить, что заимствовать. Мне кажется, что уровень Камаловского или нашего тюза ничуть не ниже. Огромное спасибо Соломину за постоянное внимание к Казани. Он настоящий подвижник, душа у него молодая, благородная, горячая и горящая. Гастроли продолжаются.


24.09.2009
АХМЕТОВ Рашит
«Звезда Поволжья»

23 сентября - день рождения заслуженного артиста России Виктора Алексеевича Низового. От души поздравляем Виктора и желаем ему крепкого здоровья, удачи и, конечно, успеха на родных подмостках!

ОЛЬГА ЖЕВАКИНА, ДМИТРИЙ СОЛОДОВНИК И ВИКТОР НИЗОВОЙ НА РАДИО «ЭХО МОСКВЫ В КАЗАНИ»

Слушать передачу (10Мб)

В комедии А.Н.Островского «Правда – хорошо, а счастье лучше» роль садовника Глеба Меркулыча сыграет...

НОВЫЕ ИСПОЛНИТЕЛИ В СПЕКТАКЛИ

В комедии А.Н.Островского «Правда – хорошо, а счастье лучше» роль садовника Глеба Меркулыча сыграет Антон Хомятов

В драме Льва Толстого «Власть тьмы» роль работника Митрича сыграет заслуженный артист России Виктор Низовой

В комедии Н.В.Гоголя «Ревизор» роль Мишки сыграет Сергей Потапов

«Дети солнца» М. Горького на сцене Малого театра

СОННОЕ ЗАТМЕНИЕ

«Дети солнца» М. Горького на сцене Малого театра

...Кажется, Гюстав Флобер говорил о том, что художник должен жить в башне из слоновой кости. То есть, в одиночестве. В намеренном заключении.

Близок к такому образу жизни Павел Федорович Протасов. Произнося высокие, торжественные тирады о солнце, подарившем жизнь каждому из нас, сам он собственные слова ежеминутно опровергает своими поступками. Действительно, окопался в своем кабинете, проводит химические опыты, не имеющие, увы, положительных результатов, и убежден, что имеет полное право отгородиться от реальной жизни. Человек он славный, приятный, деликатный (таким его играет Василий Бочкарев), не лишенный смелости — идет же он вместе с женой Еленой (Светлана Аманова) к постели умирающей от холеры. Но, что ни говори, Протасов все равно оказывается вещью в себе. А рядом живут, страдая, его самые близкие родственники и друзья. Тут и отчаянно больная сестра Лиза (Людмила Титова), не понявшая настоящей любви ветеринара Чепурного (просто поразительная роль Виктора Низового). Здесь запутанный по вине Павла любовный треугольник Протасов — Елена — художник Вагин (весьма впечатляющий Глеб Подгородинский). Хочет того Протасов или нет, но в его жизнь, в его башню из слоновой кости врывается обыденность со всеми ее противоречиями. В этом отношении очень выразительны финальные сцены, когда в доме Протасова вспыхивает жуткая драка. Павел никак не может понять, что к чему. И лишь известие о сумасшествии любимой сестры все-таки заставляет его задуматься, хотя думать он уже будет за пределами пьесы.

«Дети солнца», созданные М. Горьким в 1905 году, актуальны и сегодня. Как и тогда, интеллигенция нередко стремится отгородиться от окружающего мира и жить по-своему, в одиночку, в собственной скорлупе. Хочется разбудить таких сонных и впавших в затмение «одиночек», встряхнуть их, вернуть в мир, созданный солнцем.

На сцене Малого театра режиссером Адольфом Шапиро поставлен спектакль, который по-настоящему украсит репертуар одной из лучших столичных сцен.

Наталья Лагина
14.01.2009, «Москвичка»

«Дети солнца» – странная пьеса у Максима Горького, насыщенная цитатами и аллюзиями.

ПРЕДВЕСТИЕ БУРИ

«Дети солнца» – странная пьеса у Максима Горького, насыщенная цитатами и аллюзиями. Так, одна из героинь (Лиза Протасова) – полная тёзка героини пьесы Льва Толстого «Живой труп», да и герой (её брат Павел Фёдорович Протасов) – почти тёзка толстовского главного героя. Взаимоотношения персонажей тоже напоминают взаимоотношения героев толстовской пьесы. Занятия Павла Протасова и упоминание башни, которую хочет выстроить для него богатая купеческая вдова Мелания, заставляют вспомнить гамсуновского Ивара Карено и ибсеновского строителя Сольнеса. Случайность это или умысел? Может быть, пьеса – продукт своего декадентского времени? Скорее наоборот – Максим Горький в этой пьесе полемизирует не только с Толстым, но и с великими норвежцами.

В отличие от других бытовых пьес – «Дачников», «Мещан», в этом произведении Горького много декламации, идеалистических речей и мечтаний, что сближает его и с шедевром самого буревестника революции «На дне», и с чеховскими «Тремя сёстрами».
Главный конфликт пьесы – между утопическими мечтаниями и идеализмом интеллигенции (Павел Протасов, его жена Елена, Борис Чепурной), c одной стороны, и жестокостью и нелепостью обыденной действительности – с другой. Это созвучно и чеховской «тоске по лучшей жизни», и сатиновскому «человек – это звучит гордо».
Декорации метафорически отражают основной конфликт – обставленная изящной мебелью и элементами химической лаборатории сцена сзади органичена кирпичной заводской стеной, над которой – несколько колоколов (во время погрома в финале в них бьют набат).

Роль Павла Протасова «как влитая» пришлась впору Василию Бочкарёву. Трудно представить себе более проникновенное и точное исполнение этой роли наивно-прекраснодушного и в то же время умного и порядочного учёного.
Достойную пару ему составляет Л.Полякова в роли няньки Антоновны: старуха всем досаждает и мешает, но именно её здравый смысл и энергия держат на плаву дом и хозяйство Протасовых.

Е.Глушенко сумела наполнить жизнью выглядящий в пьесе несколько искусственным образ влюблённой в Протасова Мелании.

Весьма яркий образ слесаря Егора – хорошего мастерового, но обиженного жизнью и грубящего «господам», получился и на сцене ожидаемо колоритным в исполнении А.Коршунова.

Как ни в одной пьесе М.Горького, в этой много юмора и даже сарказма. А.Шапиро подчёркивает гротеск и иронию пьесы, сделав акцент на комических репризах не только карикатурных дворника Романа (Е.Куршинский), домовладельца Назара (В.Коняев) и его сына Миши (С.Потапов), но и брата Мелании, ветеринара Чепурного (В.Низовой) – вообще-то фигуры трагической.

Персонажи много смеются и хохочут.
Несмотря на яркое исполнение отдельных ролей, основной конфликт пьесы прозвучал несколько приглушённо, и в спектакле преобладает крен в конфликты частные: между богатыми и бедными, между интеллигенцией и «народом», между идеализмом (в лице Протасова) и меркантилизмом (в лице Назара, Миши и даже горничной Фимы в исполнении О.Жевакиной), а также любовные разочарования героев – Елены, Вагина (Г.Подгородинский), Мелании, душевнобольной Лизы (Л.Титова) и покончившего с собой из-за страсти к ней Чепурного.

В частности, самоубийство Чепурного, на наш взгляд, событиями спектакля и воплощением образа этого героя недостаточно оправдано и кажется просто мелодраматическим приёмом. Пожёстче, на наш взгляд, можно было выстроить образы ищущих всюду выгоду Фимы и Назара с сыном. В таком случае, пожалуй, острее прозвучали бы заложенные в пьесе прозрения М.Горького о времени и обществе, предвосхитившие потрясения следующих после написания пьесы десятилетий.
В то же время в этой постановке проявились лучшие стороны мастерства труппы Малого театра: яркое, точное, выпуклое исполнение ролей, выразительные мизансцены предопределяют успех спектакля у зрителей.

Ильдар Сафуанов

«Литературная газета», 27 февраля 2009 года

«Дети солнца» М. Горького на сцене Малого театра

СГОРЕВШИЕ АВАНСЫ, ИЛИ СУДЕБ СПЛЕТЕНЬЯ

«Дети солнца» М. Горького на сцене Малого театра

Автор назвал эту пьесу «сценами». Этих сцен четыре, то есть четыре больших действия с сильными страстями, как это, впрочем, всегда было в драматургии М. Горького, а особенно в тех «сценах», что были размышлениями об интеллигенции – её устремлениях, бесконечных сложностях, пороках, перспективах, и т.д., и т.п.

Тут, разумеется, в первую очередь речь идет о «Дачниках», «Варварах» и «Детях солнца». Хочется сказать сразу же, что пьеса, созданная в 1905 году, намеренно перекликается с «Живым трупом» Льва Толстого: не случайно героя «Детей солнца» зовут Павлом Протасовым и не случайно его отчество – Фёдорович сразу настраивает на связь с более «ранним» Фёдором Протасовым. Оба – интеллигенты, отстоят друг от друга не столь далеко во времени, и оба заставляют зрителя настроиться на трагическую, а ещё в развитии, пожалуй, и на трагикомическую волну, хотя чисто внутренне всё, о чём говорит в данном случае М. Горький, похоже на острие ножа.

Малый театр – и об этом необходимо тоже сказать сразу – не новичок в горьковских размышлениях, достаточно вспомнить «Дачников» в постановке Б.Бабочкина. Перечислять горьковские пьесы в репертуаре старейшего театра России не имеет смысла. «Дети солнца» – сценическое продолжение глубокого и сложного анализа внутреннего мира российской интеллигенции. Говоря словами драматурга, — «чудаки украшают мир».

Постановщик спектакля, режиссер А. Шапиро не просто очень точно и эмоционально вылепил вместе с замечательным актером В. Бочкарёвым характер главного героя, но и умело создал вокруг него и рядом с ним своеобразный срез общества, где каждый из персонажей интересен зрителю. Все персонажи как бы «вросли» друг в друга и не мыслятся в отдельности. Конечно, эта тесная взаимосвязь «подсказана» самой драматургией. Но перед постановщиком стояла задача не только воссоздать пьесу, отвечавшую на вызовы общества начала минувшего века, но и сделать её столь актуальной для сегодгяшней публики.

Постановщик справился с этой задачей. Горьковские роли распределены так, что не только сюжетно, но и максимально глубинно составляют сильный ансамбль, дополняя друг друга, а не просто группируясь вокруг Павла Протасова. Учёный-химик Протасов настолько увлечён своими опытами, что просто не желает видеть происходящее рядом. Человек мягкий, обаятельный, слабый, добрый и по-своему романтически настроенный, он существует, как вольная птица (как ему кажется), отгородившись от жизненных проблем, до поры не ощущающим свои потери и абсолютно убежденным в том, что наука, равно как и искусство, может свободно существовать в полном отторжении от действительности. В. Бочкарёв с его удивительным проникновением в характер героя сразу же приковывает зрительский интерес, объясняемый (и сегодня!) интересом всех, кто живёт, ищет, страдает и ищет выхода из сложившегося тупика, но, как правило, его не находит. Тут, мне кажется, ключевой, как и Протасов, фигурой стал в спектакле ветеринар Чепурной в прекрасном исполнении В. Низового. Умница, подвижник, страстно любящий больную сестру героя Лизу (Л.Титова), понимающий Павла больше, пожалуй, чем все окружающие. Он погибает из-за крушения всех мечтаний( да-да, именно так!) и, как ему кажется, истинной любви. Переживания каждого, кто вплетён в эту грустную интеллигентскую фабулу, наслаиваются одно на другое. Результат – яркая галерея характеров узнаваемых и волнующих.

Протасов в своих монологах – внешне патетических, но очень тёплых в звучании вновь и вновь убеждает нас в порядочности, искренности и где-то в наивности героя. Особенно в том, что определило и название пьесы: «Мы – дети солнца! Это горит в нашей крови, это оно – океан энергии, красоты и опьяняющей душу радости!»… Какие замечательные слова! И о том, что солнце изначально даёт человеку громадные авансы – в поисках, широте мыслей, тонкости в искусстве общения, наконец, в свершении замыслов, которые уже не останутся просто на бумаге. Рождённые под солнцем, они должны уметь делать многое. К сожалению, у Протасова солнечный аванс не оправдался. Да и не только у него. Художник Вагин — ещё один представитель интеллигенции (яркая работа Г. Подгородинского), жена Павла Елена Николаевна (С. Аманова), сталкиваясь со сложностями и трагизмом обыденности, убивающей мечту, — фигуры, конечно, трагические. Трагедия реальности врывается в их жизнь любовной страстью и беспомощностью сестры Чепурного Мелании, богатой вдовы, пытающейся буквально купить хотя бы присутствие Павла рядом с собой. Е. Глушенко играет эту роль пронзительно, напоминая по силе «слабого» характера то, что было сделано ею в «Неоконченной пьесе для механического пианино», — я отнюдь не имею в виду какой-либо повтор (его и нет), а дело в интонации, которая так привлекает в работе актрисы, в том числе и в комедийных ролях, а Мелания горько смешна. Трагедия реальности – и в судьбе талантливого человека, пьяницы слесаря Егора (А.Коршунов), и в будущем служанки Фимы (О.Жевакина), и в вечных хлопотах няньки Антоновны (актриса Л. Полякова, как всегда, на высоте). Протасов, понимая всё это и даже рискуя жизнью, посещает вместе с Еленой Николаевной заболевшую холерой жену Егора, всё-таки остается самим собой.

Хочется привести слова театрального критика Ю. Юзовского: «Ему мило и дорого это благодушно созерцательное состояние, погрузившись в которое, как в тёплую ванну, он может беспрепятственно предаваться своим размышлениям, своим мечтам, получая удовольствие и даже умиляясь сознанием, что жизнь прекрасна, что солнце светит, что люди хороши. С него довольно сего сознания». Колба с химикалиями в соседней комнате часто застит ему глаза. Но всё-таки, хочет он того или нет, приходится рано или поздно осознавать, что солнце светит всем, да не все умеют и хотят этим солнечным светом распорядиться по-настоящему. В этом отношении сильное впечатление производят финальные сцены спектакля: ссора с Егором после кончины его жены, драка с мастеровыми, распад кажущегося внешнего благополучия, хотя и разрешения вроде бы немысленной любовной линии, треугольника Елена — Протасов — Вагин. И тут же, как кульминация всего происходящего, – сумасшествие Лизы…

Судеб сплетенье … Я не случайно вынесла эти слова Б. Пастернака в название спектакля Малого театра. Именно так и оказывается всё, что мы видим и переживаем в «Детях солнца». А музыка отличного композитора Г. Гоберника дополнительно подкрепляет эмоциональный фон всего, что на сцене. Что касается сценографии (В.Ковальчук), то она экономна и точна по смыслу спектакля, будучи верной подробным ремаркам, принадлежащим драматургу.

Наталья ЛАГИНА
«Слово», 19.12.2008