15 сентября исполняется 100 лет со дня рождения замечательного артиста и театрального педагога Михаила Михайловича Новохижина (1921 - 2012). Предлагаем вашему вниманию фрагмент из его книги и галерею архивных фотографий.

Михаил Михайлович Новохижин родился 15 сентября 1921 года в Феодосии в семье директора табачной фабрики. По окончании школы Михаил поступил в Московский авиационный институт, но по приказу Наркома обороны как авиаспециалист был призван в армию. В войне Михаил Новохижин участвовал с первого до последнего её дня, в его послужном списке 18 боевых наград. По окончании войны последовало направление в Академию им. Жуковского, где помимо учёбы были выступления в любительских спектаклях под руководством известного артиста Леонида Кмита, на одном из них в 1946 г. актёрский дар лётчика Новохижина был замечен выдающимися мастерами сцены Е.Турчаниновой и А.Яблочкиной, которые настояли на его перевод в Театральное училище им. Щепкина (курс В.Н.Пашенной). По окончании училища в 1949 г. был зачислен в труппу Академического Малого театра СССР, где сыграл более 40 ролей. М.Новохижин снимался в кино, в частности в фильмах «В начале века», «Цель его жизни», «Срочно, секретно - Губчека» киностудии «Мосфильм» и в телевизионном фильме «Ян Амос Каменский» в заглавной роли. Озвучивал роли в мультфильмах «Впервые на арене», «Дочь солнца», «Рикки-тикки-тави», «Возвращение с Олимпа». В 1962 году М.Новохижин окончил высшие режиссерские курсы при ГИТИСе. С 1971 по 1975 гг. заведовал кафедрой режиссуры и мастерства актера московского государственного института культуры. В те же годы осуществил ряд постановок в разных театрах страны («Последняя жертва», «Третья патетическая», «Конец Хитрова рынка», «Последние», «На чужбине», «Кремлевские куранты» и др. М.М.Новохижин - один из видных театральных педагогов - преподавателей актерского мастерства и режиссуры, начавший свою педагогическую деятельность параллельно со сценической с 1952 года в Театральном училище им.Щепкина. С 1975 по 1984 гг. М.Новохижин – ректор этого училища, с 1979 г. – профессор. Так же преподавал режиссуру в Академии культуры, искусства и туризма. Всенародную популярность М.М.Новохижин получил как прекрасный исполнитель песен и романсов, исполняющих их в кинофильмах, на эстраде, радио и телевидении. Его вклад в пропаганду отечественной песни и романса отмечен и ведущими специалистами - поэтами, композиторами, музыковедами. Заслуги Михаила Михайловича в искусстве отмечены званиями «Заслуженный артист РСФСР» (1965) и «Народный артист России» (1993). Скончался 12 января 2012 года.

[GALLERY:587]

Три постановщика

(фрагмент из книги Михаила Новохижина "Ваш выход, господа корифеи!" (М., 2010).

Нет, что бы там ни говорили, а режиссуре научить нельзя! Ну вот нельзя научить режиссуре! Средних дарований актер - тот еще может поднатаскаться в своем ремесле, но режиссер... - да он как Зевс-Вседержитель, восседающий на облаке; незримо переплетая и развязывая цветные нити жизни, небожитель провидит в земном бытии то, что само оно про себя не знает! Борис Иванович Равенс- ких и был таким редким творцом сценических поэм, дышащих небывалой эпической мощью, притом все его постановки были преисполнены высокого лиризма и тонкой переклички глубоких символов...

- Ну где ты пропадаешь, - с укором сказала мне жена, когда я вернулся домой ночью после бурного заседания во Всероссийском театральном обществе. - Тебя уже Борис Иванович почти три часа ждет! А тут и поздний гость, сам главный постановщик Малого, худой и долговязый Равенских высовывается из кухни:

- Миша, а пойдем погуляем немного!

Мы бредем по темной Брестской улице, и Борис Иванович в подробностях рассказывает, как будет ставить новый спектакль. Я чувствую, он относится ко мне по-дружески, хотя годится мне чуть не в отцы, и отвечаю благодарной теплой привязанностью. Только вот одна застарелая привычка нашего главного режиссера порой заставляет вздыхать с досадой всех его друзей и коллег: будучи неисправимой «совой», он, мой сосед по дому, может среди ночи разбудить знакомого для беседы и даже преспокойно вытащить на репетицию любого нужного ему актера.

Наконец начинается работа над знаменитым «Царем Федором Иоанновичем», и Равенских с искренним радушием приглашает меня на репетиции:

- Миша, приходи, посмотри, как получается!

В конце рабочего дня дотошно расспрашивает:

- А как продумана первая мизансцена, тебе понравилось? А что скажешь насчет финала?

Мне очень льстило такое гостеприимство, тем более что, когда в его «лабораторию» пытались проникнуть непрошеные посетители, суровый режиссер жестким тоном командовал:

- Попрошу вон из зала! Закройте дверь с другой стороны!

Конечно, он ценил не мой «высокопрофессиональный глаз», а ту мальчишескую откровенность, с которой я привык отзываться о работе собратьев по театральному гнезду. Каждый день я честно делюсь с ним своими впечатлениями от репетиции, а он, само собой разумеется, всегда поступает по-своему, не руководствуясь моими беззастенчивыми советами. Но, видно, иногда, не в соответствии с моим мнением, а как раз оттолкнувшись от него, Равенских придумывал или уточнял какие-то сценические детали.

В очередной раз прихожу на репетицию. На подмостки выходит Его Величество Федор Иоаннович - удивительнейший актер Иннокентий Смоктуновский - и бережно ставит на середину сцены стул, который, когда начнутся настоящие представления, будет заменен красочным царским троном.

- Кеша, - восклицает уязвленный Борис Иванович. - Я же говорил тебе вчера, что трон будет водружен на самом краю, почти у рампы!

Артист послушно переносит стульчик, куда указано, но только Равенских отворачивается, отвлеченный разговором со своим помощником, «царь» тут же свой трончик хвать! - и тихонько ставит опять в самый центр.

- Перестань в конце концов! - окончательно раздражается Борис Иванович. - Все-таки я режиссер, а не ты, и мое дело решать, как строить мизансцену!

Кеша несет стульчик обратно, но всякий раз, когда Борис Иванович отвлекается, перебазирует «трон» туда, где, как он посчитал, ему самое место. Чувствовалось, что даже самый волевой режиссер не в силах обуздать норовистого Иннокентия. Поистине, по своему характеру Смоктуновский - совсем как самый популярный из сыгранных им киногероев Юрий Деточкин: мягкий, улыбчивый и уступчивый, он в то же время по-гранитному непоколебим, когда дело касается его принципов. В конце концов победа закрепилась за Кешей - «царь» все же воссел на троне там, где ему хотелось...

С этого дня, как мне кажется, Равенских окончательно стал терять режиссерскую власть над непокорным «монархом».

- Прошу всех остаться! Мы еще разочка два повторим последнюю сцену! - кричит на весь зал Борис Иванович.

- Извините, пожалуйста, - лепечет с виноватой улыбкой Иннокентий, - но мне еще сына нужно из бассейна забрать!

И решительно уходит с репетиции, несмотря на все упреки и уговоры.

Трагедия взаимонепонимания привела к окончательному разрыву. Вскоре Смоктуновский покинул Малый театр и опубликовал статью, в которой свой уход благородно оправдал собственными несовершенствами: мол, совсем не удалась ему роль кроткого Федора Иоанновича...

Равенских умеет работать до изнеможения. Он обращается на «ты» ко всем, кем руководит, за исключением разве Лидии Павловны Новицкой, известной ученицы Станиславского, которую очень уважает. В творческом запале способен понатыкать грубых замечаний любому подвернувшемуся под руку «растяпе»:

- Ну ты, чахоточная, можешь двигаться побыстрее?!

Кеша Смоктуновский вежливо заступается за бедную актрису, по через десять минут разгоряченный Борис Иванович уже стегает гневными словами другую провинившуюся «клячу».

На репетирующих актеров он смотрит сердито и пристально, как хмурая неутомимая сова на снующих перед ней мышат. Любая попытка размягчить его серьезность шутливой фразочкой натыкается на неулыбчивое недоумение. Работает над спектаклем Борис Иванович почти до двенадцати ночи, и его жена, Галя Кирюшина (она превосходно сыграла Ирину Годунову в «Царе Федоре Иоанновиче»), полностью посвятившая себя мужу, приносит ему в бидончиках, судках и пакетиках любовно приготовленный ужин.

Отличительной чертой режиссерской манеры Бориса Ивановича было широкое и вдумчивое использование музыки. Вообще он очень ее любил и часто просил меня что-нибудь спеть. У нас в доме жил актер Малого, почти профессиональный баянист, и он мне не раз жаловался, что Равенских беззастенчиво будит его по ночам и пристает:

- Ну поиграй мне!

Образ любого его спектакля рождался из музыкальной ткани, и все символы и смыслы, заложенные в пьесе, опять сходились к мелодии. Долго обсуждал Равенских со Свиридовым, написавшим музыку к «Царю Федору», как лучше использовать отдельные ее фрагменты, Композитор целиком отдавал себя работе над этой постановкой; видно, она действительно стала чуть не сердцевиной его творческой жизни - я видел, как он даже плакал во время представления.

От всех спектаклей Бориса Ивановича веяло глубокой серьезностью. Он был поистине режиссером-романтиком - высокое религиозное начало и стремящаяся поглотить его черная злоба им противопоставлялись резко и трагически. Сначала «Царя Федора Иоанновича» со Смоктуновским репетировал Петр Васильев, и у него Кеша выглядел настоящим, достойным правителем: речь и походка его свидетельствовали, что перед вами - владыка всея Руси. Но приступил к репетициям Равенских. и все изменилось: в царе теперь высветился покорнейший раб Божий, юродивый, пытающийся утвердить в своей державе мир евангельской Любви. Борис Иванович, видно, хотел подчеркнуть: отвечая перед Богом за души своих подданных, царь несет свой тяжелейший крест - он как бы готовится сораспясться со Христом, стремясь спасти народ от греховной темноты и привести гибнущую в раздорах Русь к святости. Равенских, выходец из крестьянской семьи, понимал смысл человеческой жизни так, как это свойственно истинно православному человеку, и потому - думаю, такое случилось впервые в советской театральной истории! - его постановка была преисполнена глубочайшим христианским смыслом и не земным, а религиозным светом.

Тот же свет ощущался, когда в Малом шла поставленная им пьеса Л. Толстого «Власть тьмы». Однажды, во время спектакля, восхищаясь, как играет Акима глубоко верующий Игорь Ильинский, я даже вдруг ощутил запах ладана в зале; видно, актер специально перед началом представления овеял благовонием сцену - хотел сделать все, чтобы зрители поверили: его герой строит свою жизнь не на беспощадных мирских, а на незыблемых церковных законах... Довелось мне чуть позже увидеть в одном московском театре другую постановку этой пьесы, и, в отличие от спектакля Равенских, в ней была поистине одна тьма - господство греховного мрака, гибель потерявших себя, ослепших человеческих душ. Вернулся я домой совсем опустошенный и подумал: можно ли назвать высочайшим произведением искусства такое действо, которое гасит любовь к жизни и к людям? В постановке же Бориса Ивановича свет не исчезал, и зритель ясно чувствовал: в какое черное болото ни погрузился бы человек, все же не в состоянии он стереть таящийся в нем Образ Божий, и на дне самой черной души теплится маленькая свечка, благодаря которой погибающий может однажды разглядеть весь ужас собственной тьмы и преодолеть ее. Было ясно: Борис Иванович чувствует, какие размашистые «качели» таятся в сердце русского человека: да, он может низко пасть, но при этом испытать такое отвращение к своей греховности, что душа его начинает рваться к небу. Нет, не походил Равенских на тех нынешних режиссеров, которые используют постановку нашей классики только для того, чтобы мелко похмыкать над недостатками русских людей и прочитать зрителю маленькую рыночную мораль: «Жизнь такова, какова она есть, так что будьте активны, работайте и побольше зарабатывайте, и перестаньте, держа рюмку в руке или валяясь на диване, предаваться пустым несбыточным мечтам!». Он вырос в деревне и, прекрасно зная грехи своего народа, стремился напомнить ему не об узких «культурненьких нормах», а о христианских корнях русского национального характера.

Долго и тщательно готовил Борис Иванович этот спектакль. Вместе с Игорем Ильинским ездил в Ясную Поляну, беседовал с теми, кто знал Льва Толстого. Постановка была настолько изумительной, что один из актеров МХАТа, увидев «Власть тьмы», воскликнул: «Ну, вы теперь опередили наш театр на двадцать лет!».

Когда мы хоронили Бориса Ивановича, Андрей Гончаров, руководитель Театра имени Маяковского, тихо сказал:

- Вы потеряли великого режиссера.

Действительно, Борис Иванович был удивительнейшим постановщиком, глубоко чувствовавшим традиции Малого.

А вот Леонид Андреевич Волков, поставивший у нас «Семью Лутониных» И. Пырьева, иначе подходил к режиссуре: совсем не такой романтик он был по натуре, как Равенских, а скорее - «доктор естественных наук».

- Не надо выискивать в литературном материале какие-то там сверхзаумные идеи, - любил он повторять, - главное - чтобы актеры естественно дышали на сцене, а там - как пьеса ляжет, так и ляжет!

На репетициях, изучая в бинокль лицо каждого участника спектакля, он дотошно высматривает - из самого ли нутра, правдиво ли произносит тот слова своей роли. Маленький, увертливый - никак не поймешь, о чем он думает! Актеры у него не изнурены сложными режиссерскими придумками, просто спокойно исполняют то, что прикажет им внутреннее состояние, и благодаря такой свободе на сцене высвечивается затаенная, чуть сказочная правда жизни - вот взяла она и совершенно неожиданно для себя и для зрителей родилась на сцене!

Однажды и на мне он испробовал свой «естественно-режиссерский метод». Леонид Андреевич был одержимым рыболовом, и, помню, летом, когда мы вместе отдыхали в доме отдыха Вахтанговского театра в Щелково, он каждый день, подхватив складной стульчик и фотоаппарат, крался вслед за мной на речку, стремясь во всех ракурсах запечатлеть, как я отлавливаю руками под корягами всякую чешуйчатую мелочь. А после, зимой, когда однажды вечером я играл на сцене Малого, Волков, светясь от радости, подбежал ко мне в антракте:

- Миша, ты только посмотри, какие рыболовные крючки привезли мне из Швеции!

Он протягивает мне то одно, то другое изощренно-отточенное орудие и с наслаждением любуется, как я его ощупываю, поворачиваю и разглядываю.

Уже три минуты остается до моего выхода на сцену, а он все подсовывает да подсовывает мне новые экземпляры своей коллекции.

Леонид Андреевич, - взмолился я, - мне же пора!

- Да нет, подожди еще, вот, посмотри какое чудо!

И он кладет мне на ладонь новую блестящую загогулину.

Лишь в самую последнюю секунду старый лукавец сильным толчком выкидывает меня на подмостки. По ходу действия я должен, задумавшись о перипетиях своей судьбы, случайно забрести в незнакомую компанию и тут же, засмущавшись, удалиться. И вот я, в последнюю секунду выпихнутый к рампе на потеху зрителю, чуть не растянувшийся от неожиданного удара, с неотвязными рыболовными крючками, продолжающими еще плавать перед глазами, тупо обхожу сгрудившихся на сцене артистов и затем исчезаю за кулисами.

- Как же ты был органичен сегодня! - восклицает Леонид Андреевич.

Он был в восторге именно от того, что я не успел «причесать» себя к началу выступления и потому, по его мнению, действовал на сцене в полном соответствии со своим внутренним состоянием.

О том, что Евгений Рубенович Симонов будет назначен главным режиссером Малого, я узнал совершенно случайно. Собрался в свободный день на рыбалку в Серебряный Бор, где находился тогда дом отдыха Большого театра. Уже три часа, надвинув на глаза панаму, сижу с удочкой, но рыба в этот день, видно, тоже решила взять выходной и упорно отказывалась клевать. Вздохнув, достаю из рюкзачка еду и выпивку и готов уже приступить к обеду, как вдруг, вижу, открывается калитка и с территории дома отдыха наружу выходят Роман Кармен с кинокамерой, а с ним Рубен Симонов и его сын Евгений с женой. Я затих под кустом, как напуганный заяц: ну что мне, скромному актеру, прикажете делать - предстать перед светилами советского искусства в рыбацком затрапезном виде и бесцеремонно вмешаться в их беседу?

- А давай, Рубен, я сейчас засниму всех вас, а заодно и это чудное местечко. Будете смотреть потом и вспоминать, как мы отдыхали, - предлагает Кармен и со стрекочущей камерой перед глазами медленно круцится во все стороны. Потом все трое, обсуждая, с чего Евгений Рубенович начнет работу в Малом, уходят обратно за калитку.

Несколько месяцев спустя я, уже почти подружившийся с Симоновыми, праздную у них Пасху.

- Может, посмотрим киноленту, которая у нас осталась от прошлого лета? - предлагает Рубен.

Евгений Рубенович вешает большой экран, и мы, сидя за столом, любуемся чудными видами, на фоне которых гуляет и улыбается их дружная актерская семья. Наконец вижу и знакомый бережок у дома отдыха в Серебряном Бору. Вдруг Рубен Николаевич вскрикивает:

- Женя, останови кадр! Батюшки, да там Миша под кустом сидит!

И точно, в правом углу экрана нахально белеет моя панама. Все хохочут, и мне приходится рассказывать, как я невольно подслушал их разговор...

Не помню, чтобы в Малом работал другой такой вежливый и доброжелательный режиссер, как Евгений Симонов. Голоса, в отличие от Равенских, не повышал никогда и после каждой репетиции с ласковой улыбкой давал оценку каждому:

- Вы сегодня прекрасно работали, Сашенька!

- И Вы очень хорошо играли, Миша!

- Вы были просто великолепны, Лизонька!

Выходя из зала мы, смущенно похихикивая, разводили руками: разве могут абсолютно все каждый день играть на «ура»?

Вообще Евгений Рубенович всегда по-доброму говорил обо всех актерах - никогда наш новый постановщик не смотрел на них просто как на материал, который режиссер может использовать так и этак во имя своих глубокомысленных ухищрений. Ко мне он очень хорошо относился - в эпоху его режиссерства в Малом никогда не было у меня простоев. И в «Умных вещах» он меня занял (роль Рыжего Портного), и в «Горе от ума» довелось мне сыграть сразу три роли; понятно, я, благодарный и совершенно покоренный его мягкостью и обаянием, просто рвался к нему в дружбу, так что мой покровитель порой с ласковым достоинством тактично давал понять: «Ну не одному же тебе, дорогой мой, принадлежит целиком моя жизнь».

Евгений Рубенович не получил специального режиссерского образования, но режиссура все-таки стала его профессией. И та культурнейшая семейная атмосфера, которая его сформировала, а также невероятное трудолюбие позволяли ему в каждую постановку внести что-то утонченное, оригинальное, свежее. Он прекрасно знал мировую литературу, играл на гитаре и фортепьяно, пел, писал стихи. Как-то я пригласил его отдохнуть на Кавказе в одном скромном местечке - на территории обычного пионерлагеря, где весной и осенью разрешалось отдохнуть работникам табачной фабрики, и за свой отпуск он написал там в стихах пьесу «Джон Рид». На сцене Малого она, правда, долго не удержалась; Игорь Ильинский исполнял роль Ленина виртуозно, но глядеть на «великого вождя» никто не мог без улыбки: походка, жесты, тембр голоса - все напоминало зрителю прежние комические роли великого артиста... В конце концов на роль вождя революции был приглашен из Саратова тонкий и серьезный Юрий Каюров.

Ставит Евгений Рубенович русскую классику - и всегда такое впечатление, будто речь идет о сегодняшнем времени. Мне было очень интересно играть в его спектакле «Горе от ума»: впервые в нашей театральной истории Репетилов являлся в дом Фамусова не один, а в сопровождении целой толпы бездельников, и в этом был явный намек на столь привычные для Москвы 60-70 годов кухонные сборища молодых людей, которые, не додумывая до конца ни одной мысли, с легкостью «шумели» обо всем подряд, в том числе и о власть имущих. Интересно был подан зрителю и приезд грозной старухи Хлестовой: все гости выстраивались перед ней в шеренгу и проходили перед властной богачкой, как на параде. Создавалось впечатление, что на сцене - не старая карга прошлого века, а типичная советская начальница, дрессирующая своих подчиненных.

Именно благодаря Е. Симонову осознал я, что такое красочность спектакля, смелость мизансцены, раскованность жеста, современность звучания. Именно он дал мне понять, как важно создать дружескую, теплую, почти семейную атмосферу для актеров, задействованных в постановке, - только тогда, в условиях полного раскрепощения, выявятся неожиданные стороны их дарования.

Нет, режиссуре научить нельзя! Но, присматриваясь к тому, как работают талантливые постановщики, наблюдая за тонкими приемами, какие используют они, чтобы превратить спектакль в настоящую поэму из слов, звуков, жестов и красок, ты, обогатишь свою фантазию, обостришь интуицию и в один прекрасный день неожиданно скажешь себе: вот он, настал тот час, когда и мне дозволено, выведя на подмостки завороженных моими задумками актеров, плести и расплетать перед притихшими зрителями цветные нити человеческих судеб...

Никто никогда не сможет умалить величия и значения в судьбе страны, в судьбе каждого человека праздника День Победы. В этом выпуске мы продолжаем публиковать серию очерков, посвящённых актёрам Малого театра— участникам войны. Многие из них считали, что главную роль в своей жизни они сыграли на полях Великой Отечественной. Кто-то отправился на фронт состоявшимся артистом, кому-то пришлось отложить на время мечты о сцене.

Заслуженного артиста РСФСР Евгения Дмитриевича Буренкова многие зрители помнят по фильмам о войне и военных. Он c успехом играл и генералов, и рядовых, может быть, потому, что, как и его герои, сам испытал тяжесть фронта. Актёр не раз создавал образ советского маршала А.М.Василевского, на которого был внешне похож (кинофильмы «Освобождение», «Солдаты свободы», «Битва за Москву», «Сталинград»). Буренков— сам из крестьянской семьи, и наружностью обладал эпической, настоящего богатыря-красавца. Кому как не ему было играть русского солдата! Актёр много снимался в кинофильмах о вой не: «Леон Гаррос ищет друга», «Майор „Вихрь“», «Батальоны просят огня»… Невозможно забыть старшего сержанта Зыкина в спектакле Малого театра «Берег» Ю.Бондарева в удивительном, артистично мягком исполнении Буренкова. А в юности Евгений, окончив школу, работал токарем на Вагоноремонтном заводе, увлекался художественной самодеятельностью. В 1942 году был призван на службу в ряды Военно-Морского флота. Воевал в составе частей Краснознамённого Балтийского флота. Всю войну провёл на передовой. Моряки— народ отважный. Рядовому Буренкову довелось воевать в составе 28-й авиабазы в Кронштадте, затем в Прибалтике. Командованием он был произведён в сержанты, а уже в звании старшего сержанта сражался в Померании. Участвовал в боях за снятие блокады города Ленинграда, за освобождение Нарвы, Выборга, Таллина. Затем принимал участие во взятии польского города Свинемюнде и датского острова Борнхольм. Евгений Дмитриевич награждён орденами «Красной Звезды» и Отечественной войны II степени, медалью «За оборону Ленинграда» и другими наградами… В 1946 году как активного участника и организатора матросской художественной самодеятельности Буренкова зачислили в состав артистов ансамбля песни и пляски Краснознамённого Балтийского флота. Актёр, чтец, ведущий концертных программ, Евгений Буренков прослужил в ансамбле до 1950 года и был демобилизован. И решил стать актёром. Бывший моряк по ступил в Театральное училище имени М.С.Щепкина (курс Л.А.Волкова). В 1954 году он был принят в труппу Мало го театра, в котором и прослужил до конца жизни.

[GALLERY:417]

Пять лет шёл по военным дорогам солдат Виктор Фёдорович Губанков. Виктора Фёдоровича после окончания Театрального училища имени М.С.Щепкина в 1937 году приняли в Малый театр. Его педагог Вера Николаевна Пашенная видела в Губанкове перспективного комедийного актёра. Виктор Фёдорович происходил из семьи крестьян, весьма зажиточных. Вырос в многодетной семье: у родителей имелось четыре сына и четыре дочки. Три старших брата погибли на войне, Виктор тоже добровольцем ушёл на фронт, хотя мог и отсидеться в тылу как подающий надежды молодой актёр. Участвовал в боях за освобождение Калининской, Смоленской, Курской, Орловской областей, а также Белоруссии и Латвии. Награждён двумя орденами «Красной Звезды» и медалями. Дослужился от рядового до лейтенанта— командира взвода бронебойщиков. Был трижды ранен. В 1945 году в боях за Латвию после тяжёлого ранения его демобилизовали из рядов РККА. Из книги Михаила Новохижина «Ваш выход, господа корифеи!» (рассказ дочери Губанкова). «…Однажды его ранило в ногу. Когда наконец врачи его осмотрели, то, оказалось, уже началась гангрена, и папу срочно отправили в операционную, а какие тогда под рукой у хирургов были анестезирующие средства, всем известно: хорошо ещё, если рюмку водки могли подать… Ногу ему ампутировала его бывшая одноклассница, и она рассказывала потом, что, пока длилась эта пытка, папа, представляете, вместо того, чтобы выть от боли, читал стихи Пушкина. И только в самом конце, теряя сознание, пробормотал: „Неужели я уже так никогда и не стану актёром…“» После окончания войны Губанков вернулся в свой любимый театр. Ему сделали протез, и актёр играл на сцене, превозмогая боль. И всегда повторял: «Может быть, я играю в последний раз». Запомнился смотритель училищ Хлопов в «Ревизоре» Н.Гоголя, которого в исполнении Губанкова отличало удивительное смирение. Сцена, когда его персонаж со слёзными мольбами пытался дать взятку Хлестакову, всегда заканчивалась аплодисментами. К сожалению, Виктор Фёдорович не смог изба виться от своей хромоты, и режиссёры, как правило, избегали давать актёру главные роли. Губанков так и остался на положении исполнителя маленьких ролей и эпизодов. Талантливый актёр, скромный, порядочный человек. Он не просил ролей. Никто никогда не видел его в состоянии злобы или малейшего раздражения. Виктор Фёдорович сорок пять лет проработал в Малом театре. Глава в книге его друга Михаила Новохижина называется «Герой Малого». И, правда,—герой. Нельзя не вспомнить актёров, которые внес ли вклад в нашу Победу благодаря своему таланту, своей профессии— они играли во фронтовых театрах, давали концерты, читали бойцам стихи. И ничего зазорного в этом не было: армейское командование видело в такой деятельности огромную пользу, и порой в приказном порядке формировало агитвзводы.

Вот так же нёс свою службу и рядовой Владимир Иванович Колосов. Парень из рабочей семьи, окончив ФЗУ, работал слесарем на заводе. Увлечение художественной самодеятельностью привело юношу в театральную школу при Театре Красной Армии. А через год Владимир переходит в Театральное училище имени М.С.Щепкина. В 1939 году, успешно завершив учёбу (по классу К.А.Зубова), он призван в армию. Коло сову выпала служба по специальности— в армейском драматическом театре, позднее получившем название Театр Забайкальского фронта. В Забайкалье Владимира и застала война. В этом театре молодой актёр сыграл свои первые роли: Незнамова в «Без вины виноватых» А.Островского, Фабрицио в «Хозяйке гостиницы» Гольдони, Раевского в «Фельдмаршале Кутузове» В.Соловьёва и многие другие. И прослужил в нём с 1939 по 1945 годы. Участник многочисленных спектаклей, концертов, актёр Колосов играл в военных частях, двигаясь с театром к передовой линии фронта, теряя под обстрелом и бомбёжкой товарищей. В благодарность от командования Владимир Иванович награждён орденом Оте чественной войны II степени. Он приобрёл актёрский опыт и полезные навыки общения с публикой, да ещё фронтовой — пожалуй, самой благодарной. Актёр Колосов участвовал и в боях. Награждён Верховным главнокомандующим Сталинской грамотой и ценным подарком — часами. Рядовой Колосов сражался в 17-й армии в Монголии, отличившись в боевых действиях в борьбе против японских агрессоров, при форсировании горного хребта Большой Хинган и преодолении безводной монгольской степи. За участие в разгроме японской Квантунской армии он награждён медалью «За победу над Японией». Окончил актёр-боец войну на границе Монголии и Китая. В 1946 году вернулся из армии по демобилизации и поступил в труппу Малого театра. В молодости, обладая прекрасной внешностью, сыграл сказочно красивого Леля в «Снегурочке» Островского. И каждому созданному на сцене образу актёр старался придать достоверное, искреннее и убедительное звучание. Рядом с работами больших мастеров в спектаклях тех лет маленькая роль, иногда служебная, была любовно сделана Колосовым, актёром так называемого «второго плана», беззаветно преданным своему Дому. Никогда не обижающимся на то, что его роль скромна, подчас бессловесна. Больше пятидесяти лет прослужил в театре Владимир Иванович, ему присвоено звание за служенного работника культуры РСФСР.

Война застала Анатолия Матвеевича Ларионова студентом Московского института химического машиностроения. В 1941 году он пошёл добровольцем на фронт. Молодого солдата откомандировали в войска химической защиты, затем Анатолий прошёл военную подготовку в Вольском училище химической защиты. И был направлен в действующую армию. Девятнадцатилетний младший лейтенант сначала получил должность командира взвода, а позже начальника химической службы 84-й отдельной морской стрелковой бригады 9-й армии. При применении противником химического оружия боец Ларионов уничтожал живую силу и технику врага, осуществлял маскировку дымами наших войск и объектов тыла. Летом 1942 года Ларионову довелось участвовать в ожесточённых боях за Север ный Кавказ. Немцы полностью оккупировали Кубань, Ставропольский край, Северную Осетию и находились на подступах к городу Орджоникидзе. 9-я армия сумела нанести по немецко-фашистским войскам сокрушительные удары, остановить их продвижение на город. В боях за Северный Кавказ Анатолия Матвеевича дважды тяжело ранили. Несколько месяцев он провёл в госпитале. В 1943 году по ранению Ларионова демобилизовали. По лучил медаль «За оборону Северного Кавказа», орден Отечественной войны II степени и другие награды Родины. Война для Анатолия Матвеевича «закончилась» в 1943 году. После выздоровления он отправился в Москву и по ступил на актёрский факультет Щепкинского театрального училища (курс И. Я. Судакова, позже А. И. Благонравова). В 1949 году, окончив учёбу, молодой актёр играл на сценах го родов Новочеркасска и Иваново, где занимал ведущее положение в труппе. В 1954 году Ларионов поступил в Малый театр. Играл заметные роли. В его репертуаре— маркиз де Торси («Стакан воды» Э.Скриба), лорд Уиндермиер («Веер леди Уиндермиер» О.Уайльда), полковник Малинин («Любовь Яровая» К.Тренёва), Замыслов в «Дачниках» М.Горького, Телятев в «Бешеных деньгах» А.Островского… Ларионов удостоен звания заслуженного артиста РСФСР. Талантливый актёр с прекрасными внешними данными сыграл большое количество ролей первого плана в пьесах советских авторов и в классическом репертуаре. К сожалению, в пятьдесят один год он ушёл из жизни.

До войны Фёдор Васильевич Мишин — актёр Московского театра имени М.Н.Ермоловой, затем играл на сценах периферийных театров. Окончив медицинское училище, на фронте он становится фельдшером. Война для Мишина началась сразу в 1941 году— службой в 140-м запасном стрелковом полку 22-й армии Северо-Западного фронта, затем был 2-й Прибалтийский. Работники госпиталей, где служил Мишин, ежедневно принимали до трёх сани тарных поездов, в каждом из которых находи лось от четырёхсот до шестисот раненых. На разгрузку одного эшелона отводилось не более четырёх часов. Всю работу выполняли младший и средний медперсонал в невероятно тяжёлых условиях. Вынося и эвакуируя раненых и их оружие, фельдшер Мишин не раз проявлял отвагу и мужество. Многие бойцы были обязаны ему жизнью. Но по своей сути Фёдор Васильевич, конечно же, оставался актёром. В 1942 году на Северо-Западном фронте Мишин создаёт фронтовой театр, позже и концертную бригаду для обслуживания бойцов и командиров армии и флота. Участник боёв под Великими Луками, Ригой, Вильнюсом, Бухарестом, рядовой Мишин закончил войну в Румынии. Награждён орденом «Красной Звезды», девятью медалями. После окончания войны Мишин вернулся в актёрскую профессию. С молодости творческая жизнь Фёдора Васильевича была тесно связана с актёрами Малого театра— С.В.Айдаровым, Е.Д.Турчаниновой, И.С.Платоном, преподававшими в Студии имени М.Н.Ермоловой, которую он закончил. Турчанинова стала для него не только творческим наставником, но и другом. Их переписка началась ещё до войны: «Милый Федя! Спасибо за сердечное поздравление. Мне приятно, что помните меня. Надеюсь увидеть Вас в Москве. Все ждём с нетерпением конца войны. Праздник мой (75-летие Е.Д.Турчаниновой—Е.М.) вышел удивительно светлым. Согретым любовью товарищей и всех, кто был на нём… Будьте здоровы, счастливы, желаю после войны заняться любимым делом— быть в театре! Привет Вам и товарищам. Е.Турчанинова». Наверное, не случайно судьба привела Мишина на сцену Малого театра, ставшего его Домом на долгие годы. Фёдор Васильевич не играл центральных ролей. Созданные Мишиным сценические образы естественны, органичны, наполнены предельной искренностью и неподдельной правдой. Таким запомнился и его поп Иосиф в спектакле «Достигаев и другие» М.Горького в постановке Бориса Бабочкина. Актёр сумел в пределах эпизода раскрыть характер своего персонажа, целую человеческую судьбу, вовлечённую в водоворот истории. Мишину присвоено звание заслуженного работника культуры РСФСР. Фёдор Васильевич был удивительно творческим человеком. Долгие годы его связывала дружба с Лидией Андреевной Руслановой. Мишин принял участие в издании книги о великой русской певице «Лидия Русланова. Воспоминания современников».

Михаил Михайлович Новохижин мог стать кадровым военным— лётчиком. С мальчишеских лет он увлекался авиамоделизмом и планеризмом. И, добавим, не выпускал из рук гитары… Лётчики — люди необыкновенные. Это особая каста! Стать человеком воинской и гражданской чести ему, может быть, помогли гены предков, унаследованные от царского рода Рюриковичей — прабабка и бабка мальчика носили фамилию Калита, происходившую от того самого князя… Школу Михаил закончил с золотой медалью, поступил в авиационный техникум. Но по приказу нар кома обороны как специалист по лётному делу был призван в армию, в Брест-Литовск, позже стал курсантом Московской авиашколы. Через месяц последовало боевое крещение— началась война. Бортовой стрелок-радист Михаил Ново хижин сражался в 28-й отдельной корпусной эскадрилье под легендарным Брестом, участвовал в обороне Москвы, затем воевал в 348-м авиационном полку героической 104-й истребительной авиационной дивизии. «Должность» эта у лётчиков считалась самой сложной и опасной для противника: мало того, что стрелок-радист совмещал два дела — вёл огонь и передавал сообщения, но и место его в самолёте было самым уязвимым. Стрелки действительно чаще погибали, поскольку они сидели вне бронекорпуса. Каждый вылет мог оказаться последним. В те годы работали радиомаяки: чтобы наши самолёты не заблудились, курс им указывала музыка, которую ловили ручкой настройки. Круглые сутки в эфире крутили пластинки: оперные арии, русские песни, романсы… Новохижин обладал приятным баритоном, и часто напевал полюбившиеся мелодии прямо в эфире. Радисту, как правило, попадало от командира за нарушение режима молчания. Но в часы отдыха Михаил отводил душу — давал целые концерты, за что боевые товарищи нарекли его «наш Лемешев». В 1943 году лейтенант Новохижин, имевший восемнадцать орденов и медалей, был зачислен в Военно-воздушную инженерную академию имени Н.Е.Жуковского, где, к удивлению, преуспел… в самодеятельности. Занимался в театральном кружке под руководством известного артиста Леонида Кмита. Спектакль «Свадебное путешествие» В.А.Дыховичного и М.Р.Слободского, в котором он участвовал, выдвинули на смотр художественной самодеятельности военных вузов Москвы. В жюри входили корифеи Малого театра В.Н.Пашенная, А.А.Яблочкина, Е.Д.Турчанинова. Мастера театра написали письмо К.Е.Ворошилову с просьбой откомандировать талантливого слушателя Новохижина и ещё двоих курсантов для продолжения учёбы в Щепкинское училище при Малом театре. Молодых мужчин в те годы был недобор— ребята в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет почти все погибли. Положительная резолюция Ворошилова была получена. Так начался яркий и нелёгкий путь Михаила Михайловича в искусстве: сначала в театральном училище— в классе В.Н.Пашен ной и А.Д.Дикого, а затем, с 1949 года— в труппе Малого театра, где актёр занял своё заметное место. Новохижин сыграл более сорока ролей: Леля в «Снегурочке», Звонарёва в «Порт-Артуре», в спектакле «Горе от ума»— Репетилова, Горича, Загорецкого... Снимался и в кино, в фильмах «В начале века», «Цель его жизни», «Срочно… Секретно… Губчека» и других. Всенародную популярность народный артист России Новохижин получил как прекрасный исполнитель песен и романсов, звучавших в кинофильмах, на эстраде, радио и телевидении. Особенно трогали сердца слушателей песни военных лет в его исполнении— авторском, тёплом, задушевном. Новохижин окончил Высшие режиссёрские курсы при ГИТИСе, осуществил ряд постановок в разных театрах страны. Михаил Михайлович стал одним из видных театральных педагогов— преподавателей актёрского мастерства и режиссуры в театральном училище имени М.С.Щепкина. С 1975 по 1984 гг. он ректор этого училища— профессор, воспитатель новых талантов, которые разлетались из стен школы по всей России. В этом человеке удивительно смогли примириться столь полюсные виды деятельности— «актёр с гитарой» и руководитель прославленного учебного заведения. Трудно было вообразить, что ректорство станет для него новым «полем боя». Новохижин проявил поистине военную смелость и упорство, не дав партийным московским чиновникам в советские годы в целях реконструкции города снести здание старейшей театральной школы, равно как и жилище великого актёра Щепкина на улице его имени. Вместе с ведущими мастерами Малого театра отстоял исторический памятник— здание на Неглинной, и дом Щепкина, в котором основали музей. Поставил во дворе училища памятник М.С.Щепкину. К сожалению, Новохижин немного не дожил до появления своей книги «Ваш выход, господа корифеи!» о людях Малого театра, о времени и о себе.

Елена Микельсон. Газета «Малый театр», №8-9 2018