27.11.2014
Подробнее
ВЫСТАВКА ФОТОГРАФИЙ
Уважаемые зрители! К юбилею народного артиста СССР Виктора Ивановича Коршунова Творческо-информационным центром Малого театра подготовлена фотовыставка, размещенная в колонном зале сцены на Большой Ордынке. На ней представлено более 60-ти снимков, на которых запечатлены работы Виктора Ивановича на сцене и в кино, его деятельность в качестве педагога и директора Малого театра.
24.11.2014
Подробнее
К ЮБИЛЕЮ ВИКТОРА КОРШУНОВА
В.И.Коршунова поздравляют Василий Бочкарев, Валерий Баринов, Татьяна Лебедева, Александр Вершинин и Ирина Жерякова
Фрагменты спектаклей «Иван Рыбаков», «Любовь Яровая», «Отцы и дети», «На всякого мудреца довольно простоты», «Вишневый сад» и «Царь Петр и Алексей»
Фрагменты спектаклей «Иван Рыбаков», «Любовь Яровая», «Отцы и дети», «На всякого мудреца довольно простоты», «Вишневый сад» и «Царь Петр и Алексей»
Подробнее
ЦДА им. А.А.ЯБЛОЧКИНОЙ ПОЗДРАВЛЯЕТ ВИКТОРА КОРШУНОВА
ЦДА им. А.А.ЯБЛОЧКИНОЙ ПОЗДРАВЛЯЕТ ВИКТОРА КОРШУНОВА
Дорогой Виктор Иванович!
Примите от коллектива Дома актёра самые тёплые и искренние поздравления в День Вашего юбилея!
От всей души мы желаем Вам здоровья, радости жизни, хорошего настроения, бодрости духа, удачи и благополучия!
Пусть Вас окружают тепло и забота дорогих Вам людей!
Двери нашего Дома всегда открыты для Вас!
С уважением,
Директор ЦДА Золотовицкий И.Я.
24.11.14
Дорогой Виктор Иванович!
Примите от коллектива Дома актёра самые тёплые и искренние поздравления в День Вашего юбилея!
От всей души мы желаем Вам здоровья, радости жизни, хорошего настроения, бодрости духа, удачи и благополучия!
Пусть Вас окружают тепло и забота дорогих Вам людей!
Двери нашего Дома всегда открыты для Вас!
С уважением,
Директор ЦДА Золотовицкий И.Я.
24.11.14
Подробнее
ВИКТОР КОРШУНОВ ПРИНИМАЕТ ПОЗДРАВЛЕНИЯ С 85-ЛЕТИЕМ
ВИКТОР КОРШУНОВ ПРИНИМАЕТ ПОЗДРАВЛЕНИЯ С 85-ЛЕТИЕМ
Смотреть репортаж телеканала «Культура»
Виктор Коршунов принимает поздравления с 85-летием. Выпускник Школы-студии МХАТ, он почти сразу был приглашён в труппу Малого театра, где проработал более 60-ти лет. Артистический талант Виктора Ивановича дополняют ответственность и строжайшая самодисциплина. Эти качества позволяли ему более двух десятков лет руководить Малым театром и одновременно выходить на сцену.
Бориса Годунова Виктор Коршунов играл более 30 лет. Эту роль в спектакле «Царь Федор Иоаннович» всегда исполнял без замены. И так у него во всем: в театре, в жизни. Долгие годы он – педагог Щепкинского училища. Более двадцати лет возглавлял Малый театр.
«Когда мы вместе работали на административной работе, то всегда, в общем-то, и он приходил ко мне, и я приходил к нему в кабинет, – рассказывает художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин. – Благо они были напротив. Поэтому всегда советовались, что делать, ставили вопросы, и никаких конфликтных ситуаций не было. Я бы сказал, что это человек театра. Театра, которому отдает все свои силы».
Виктор Иванович и сейчас редко, но приезжает в родные стены, говорят коллеги. С нетерпением ждет завершения реставрации исторического здания Малого театра. На эту сцену когда-то взошел, как на престол. Что ни роль, то царская. Про его статного и сильного духом Петра Первого говорили – прямое попадание.
«Перед спектаклем приходил к нему в гримерную, вставал на колени и говорил: папа, ну, поехали, – вспоминает народный артист РФ Василий Бочкарев. –Для меня он лично – это, прежде всего, отец. Отец как педагог, как человек, который для меня является примером».
Образы героические сменялись характерными. В каждой роли – коршуновская индивидуальность. Его Лопахина в спектакле «Вишневый сад» называли самым экспрессивным. Трактовка многих образов, порой, ломала стереотипы.
«Он переиграл очень много характерных ролей, в том же Островском, в «Мудреце». На всякого мудреца довольно простоты», – говорит Юрий Соломин.
Коршунову тридцати не было, когда он начал преподавать в Щепкинском училище. Был самым молодым педагогом. Из коршуновского гнезда когда-то вышли Светлана Немоляева, Валерий Баринов, Александр Домогаров. Продолжает актерское дело и сын – Александр Коршунов. Вспоминает не только роли отца в театре, но и киноработы. Его Степана в «Сороке-воровке», футбольного тренера в «Удар, еще удар!», студента в «Первых радостях».
«Те роли, которые он создал в театре и кино – это эталон для меня, – признается сын Виктора Коршунова, народный артист РФ Александр Коршунов. – Если говорить о том, какой человек мой отец – это человек какой-то невероятной силы внутренней. И это очень чувствуется на сцене и на экране».
Актерскую династию продолжают и внуки.
«Это же мой учитель, это не просто мой дедушка, – говорит внучка Виктора Коршунова, актриса театра «Современник» Клавдия Коршунова. – Мой художественный руководитель. Пожелала бы, чтобы мы почаще были рядом друг с другом. Все. Так как Виктор Иванович – это центр. А мы все вокруг него».
«Я посмотрел какое-то немыслимое количество раз «Вишневый сад», – добавляет внук Виктора Коршунова Степан Коршунов. – На каких-то очередных гастролях, на которых я вместе с дедом, с отцом был. Мне потом довелось в этом спектакле участвовать».
Свой знаменитый кожаный пиджак он менял лишь на сценические костюмы. Они для него до сих пор как души его героев. А Виктора Коршунова коллеги называют «настоящим рыцарем театра». И он остается им в 85.
Смотреть репортаж телеканала «Культура»
Виктор Коршунов принимает поздравления с 85-летием. Выпускник Школы-студии МХАТ, он почти сразу был приглашён в труппу Малого театра, где проработал более 60-ти лет. Артистический талант Виктора Ивановича дополняют ответственность и строжайшая самодисциплина. Эти качества позволяли ему более двух десятков лет руководить Малым театром и одновременно выходить на сцену.
Бориса Годунова Виктор Коршунов играл более 30 лет. Эту роль в спектакле «Царь Федор Иоаннович» всегда исполнял без замены. И так у него во всем: в театре, в жизни. Долгие годы он – педагог Щепкинского училища. Более двадцати лет возглавлял Малый театр.
«Когда мы вместе работали на административной работе, то всегда, в общем-то, и он приходил ко мне, и я приходил к нему в кабинет, – рассказывает художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин. – Благо они были напротив. Поэтому всегда советовались, что делать, ставили вопросы, и никаких конфликтных ситуаций не было. Я бы сказал, что это человек театра. Театра, которому отдает все свои силы».
Виктор Иванович и сейчас редко, но приезжает в родные стены, говорят коллеги. С нетерпением ждет завершения реставрации исторического здания Малого театра. На эту сцену когда-то взошел, как на престол. Что ни роль, то царская. Про его статного и сильного духом Петра Первого говорили – прямое попадание.
«Перед спектаклем приходил к нему в гримерную, вставал на колени и говорил: папа, ну, поехали, – вспоминает народный артист РФ Василий Бочкарев. –Для меня он лично – это, прежде всего, отец. Отец как педагог, как человек, который для меня является примером».
Образы героические сменялись характерными. В каждой роли – коршуновская индивидуальность. Его Лопахина в спектакле «Вишневый сад» называли самым экспрессивным. Трактовка многих образов, порой, ломала стереотипы.
«Он переиграл очень много характерных ролей, в том же Островском, в «Мудреце». На всякого мудреца довольно простоты», – говорит Юрий Соломин.
Коршунову тридцати не было, когда он начал преподавать в Щепкинском училище. Был самым молодым педагогом. Из коршуновского гнезда когда-то вышли Светлана Немоляева, Валерий Баринов, Александр Домогаров. Продолжает актерское дело и сын – Александр Коршунов. Вспоминает не только роли отца в театре, но и киноработы. Его Степана в «Сороке-воровке», футбольного тренера в «Удар, еще удар!», студента в «Первых радостях».
«Те роли, которые он создал в театре и кино – это эталон для меня, – признается сын Виктора Коршунова, народный артист РФ Александр Коршунов. – Если говорить о том, какой человек мой отец – это человек какой-то невероятной силы внутренней. И это очень чувствуется на сцене и на экране».
Актерскую династию продолжают и внуки.
«Это же мой учитель, это не просто мой дедушка, – говорит внучка Виктора Коршунова, актриса театра «Современник» Клавдия Коршунова. – Мой художественный руководитель. Пожелала бы, чтобы мы почаще были рядом друг с другом. Все. Так как Виктор Иванович – это центр. А мы все вокруг него».
«Я посмотрел какое-то немыслимое количество раз «Вишневый сад», – добавляет внук Виктора Коршунова Степан Коршунов. – На каких-то очередных гастролях, на которых я вместе с дедом, с отцом был. Мне потом довелось в этом спектакле участвовать».
Свой знаменитый кожаный пиджак он менял лишь на сценические костюмы. Они для него до сих пор как души его героев. А Виктора Коршунова коллеги называют «настоящим рыцарем театра». И он остается им в 85.
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ЮБИЛЕЕМ!
24 ноября народному артисту СССР Виктору Ивановичу Коршунову исполняется 85 лет! От всего сердца и с огромной радостью мы поздравляем Виктора Ивановича с этим замечательным юбилеем и желаем ему хорошего самочувствия и бодрости духа!
24.11.2011
Подробнее
ВИКТОР КОРШУНОВ
Очерк Светланы Овчинниковой из книги «Звезды Малого театра» (М., 2002).
ВИКТОР КОРШУНОВ
Очерк Светланы Овчинниковой из книги «Звезды Малого театра» (М., 2002).
Василий Александрович Орлов, замечательный мхатовский артист и педагог, рассказывал, как пришел к нему домой очень молодой человек, в майке и шароварах, и попросил его послушать. Добрейший Орлов не отказал и уселся в кресло, прихватив на руки крохотную собачонку. Молодой человек спросил: «Своим голосом читать или не своим?» Изумленный Орлов ответил: «Не своим? Давайте...» На первых же словах перепуганная собачонка с пронзительным визгом рванула прочь. Орлов усидел. Но, как рассказывал, смеясь, с трудом...
Тем молодым человеком был Виктор Коршунов. Ныне — народный артист СССР, профессор, генеральный директор Малого театра... И пожалуй, самый репертуарный его актер.
С той встречи с Орловым прошло 55 лет. И все эти годы артист Коршунов говорит «своим» голосом, и голос этот не спутаешь ни с чьим иным.
Он учился в Школе-студии МХАТа. И постоянно слышал от педагогов: «Это Малый театр!» То, что в институте было упреком, — стало судьбой. Коршунов в Малом уже полвека. Считай — целую жизнь. И то, что делает он на сцене, — это Малый театр. А точнее: МХАТ, умноженный на Малый: артист соединил в своем творчестве реалистическую школу Художественного театра с романтическими традициями театра Малого. Смесь получилась прелюбопытная, если учесть еще и амплуа этого артиста.
Коршунов — социальный герой.
Амплуа это требует абсолютной личной убедительности. Партитура роли здесь пишется равно драматургом и исполнителем. Актер здесь и не дирижер, и не интерпретатор — он каждый инструмент оркестра. И если в нем нет, скажем, «меди», — то она и не будет звучать, пусть исполняется даже военный марш...
Короче говоря, актер здесь в большей степени играет себя, нежели в иных амплуа. Он — как художник, постоянно пишущий автопортреты.
Имена артистов этого амплуа известны всем: Ульянов, Лавров, Степанков, Коршунов...
Когда они на сцене — прежде всего зал «берет» личность актера и лишь потом — личность персонажа. Это очень трудно. Это «есть так есть, а нет так нет...». Время и драматургия времени разрушали прежде всего это амплуа. Востребованное в 50-х, 60-х, 70-х — оно в 80-х стало трансформироваться, исчезая в своем чистом виде. Социальными героями — то есть «общественными героями, общественным типом времени» становились сначала герои лирические, потом — неврастеники... Сегодня — время многогеройства или, что одно и то же, — отсутствия социального героя вообще. Смутные времена дегероизируют.
А потребность в этих конкретных артистах по-прежнему велика: в Ульянове, Лаврове, Степанкове, Коршунове... Почему?
Велика ностальгия по застойному, но устойчивому прошлому? Это — частность. Время опять требует героя?
Ну нет. Театральное время жаждет мелодрам и комедий. Социальное надоело, привлекает личное. Любовь к раритетам?
В театральном искусстве их не существует: оно живет здесь и сейчас. А потом уходит в легенду. Не останавливаясь на станции «раритет». Так почему?
Высказываю сугубо личную версию. Основанную, однако, на многолетних наблюдениях за актерами этого амплуа.
Все они смолоду пытались вырваться за его рамки. Эти отчаянные попытки порой вели к болезненным неудачам. Но — повторялись вновь и вновь. Полистайте историю театра: Чацкие с годами играли Фамусовых, Власы — Сусловых...
Победительное обаяние молодости, пленявшее зал, с годами уходит... Ролей «благородных отцов» не стало или почти не стало. Резонеров — тоже. Да и скучно их играть...
Настоящие добротные социальные герои мигрировали в герои трагические, в роли характерные — удивляя адской, взрывной, очень индивидуальной и чертовски манкой смесью врожденного с благоприобретенным.
На судьбе Виктора Коршунова можно отчетливо увидеть, как это случается.
Априори замечу: для такого мощного рывка за пределы амплуа нужна отвага: актерская и, непременно, — режиссерская.
Что объединяет все «амплуа», в которых выступает сегодня Виктор Коршунов?
То, что в любой своей роли он играет прежде всего и более всего— сильную личность. Гены этого — в человеческой личности актера. Он «взрывоопасен». И потому, например, выступления свои по различным поводам перемежает множеством междометий. Они служат амортизаторами. В образах Молчалина, Годунова, Петра I или Базарова — он находит и делает точкой опоры персонажа личностную силу.
И еще — играет азарт. Потому как сам человек азартный: азарт присутствует в каждом из многочисленных дел, которыми занимается Коршунов. Например, в том, как он ведет занятия со своими студентами, удобность или просто возможность выполнения каждой мизансцены проверяя на себе. Проигрывая все и за всех. Придумывая и выкладываясь, как будто именно здесь, сейчас ему дано совершить главный акт творчества.
Обаяние и азарт сотворили на сцене, а потом и на экране Ваню Рыбакова — первого заметного и замеченного коршуновского героя в Малом театре. И уже тогда проявилось то, что объединит всех последующих его персонажей: актер не играл «слабаков». Запутавшийся и страдающий Рыбаков- младший был силен. Своим умом. И даже самой своей бесшабашностью. Именно внутренняя сила позволила ему переломить себя.
Он был очень привлекателен и мил залу, этот Ваня Рыбаков — герой слабой пьесы В. Гусева, написанной к тому же еще стихами, которые и стихами-то не назовешь...
...Детство реет!
Скрипит давно знакомая дверь,
Все будет по-прежнему, и в то же время
Все по-новому будет теперь.
Как сыграть эту выспренность?
Но спектакль ставил Борис Равенских. Режиссер, который умел сотворять поэзию даже из прозы. И здесь искусными мизансценами закамуфлировал драматургическую немощь. И помог артисту взять верный тон. И — победить.
Сила личности актера. Позже, когда на театре положительные герои станут бороться не с муляжами, а с равными себе по силе героями отрицательными, это актерское качество станет нарасхват для исполнения таких ролей.
И почти одновременно — с разницей в два месяца — в Большом драматическом в Ленинграде и в Малом в Москве Кирилл Лавров и Виктор Коршунов сыграют Молчалина.
В их исполнении проходимые в восьмых классах «типичные представители» станут нетипичны.
Молчалин — одна из наиболее значительных работ для всей театральной судьбы Виктора Коршунова.
Если принято было для исполнения этой роли брать ключом слова про «умеренность и аккуратность», то Коршунов понял и подал своего Алексея Степаныча так, как написано Грибоедовым в его, молчалинской, биографии, а она впрямую указывает на личность сильную, незаурядную: «безродный» живет в знатном семействе, переведен для этого из Твери в Москву, за три года службы получил три награждения. Фамусов определяет его «деловым». Но главное — Чацкий чувствует: «Бог знает, в нем какая тайна скрыта...»
Коршунов сделал тайное явным: в его тихих, внятных, неторопливых репликах было столько иронии, знаний и понимания «механики» фамусовской Москвы, столько ловкого и мощного ума, что не оставалось сомнения: этот Молчалин не просто «дойдет до степеней известных», но и уже стал значительной фигурой.
Вот что написал Б. Алперс: «Особенно здесь (в спектакле «Горе от ума». — С.О.) хорош Молчалин — В. Коршунов. В его образе начинают проступать зловещие черты будущего Варравина, этого страшного борова из сухово-кобылинского «Дела»...» Сказано уже про первую «дуэль» Молчали- на с Чацким — Н. Подгорным.
А далее критик пишет, что Молчал и н «...оказывается самой весомой фигурой в фамусовском особняке. В нем чувствуется мрачная, тяжелая сила. Во всем его облике — в манере держаться и молчать, присматриваясь к окружающим, есть что-то от тайного агента Охранного отделения, но агента крупного, имеющего какую-то специальную миссию в фамусовском доме, может быть связанную с Чацким...».
Похожую трактовку дал своему Молчалину и Кирилл Лавров.
Стало быть, время востребовало такую фигуру, о ней настала пора говорить. И сказать дано было «социальным героям» — тем, кому доверял зал.
В этой роли еще не было характерности, но уже был характер, нетипичный для амплуа.
А характерность Коршунов впервые продемонстрировал — и лихо! — в роли Суслова из горьковских «Дачников».
До того он играл в знаменитом спектакле Бориса Бабочкина Власа. Влас — социальный герой: типичный, нормальный, ожидаемый. Но сам Борис Андреевич прошел путь от Власа к Суслову. И не побоялся провести тем же путем Виктора Коршунова. Видимо, точно почувствовав его актерскую природу, а не потому, что Суслов из тех, кто был «в двадцать лет — революционер, в сорок — либерал, в шестьдесят — консерватор». Суслову у Горького всего-то сорок два года. Просто обе эти роли — и Власа и Суслова — требовали от актера высшей степени убедительности и яростного темперамента.
Суслов Бабочкина приходил на сцену опустошенным. Он уже сжег свое сердце и горько и сладострастно принимался за сердца окружающих... Он выкрикивал скрипучим, над-треснутым голосом: «Я обыватель — и больше ничего-с!» И, ерничая, поворачивался к публике задом в клоунско-срамном жесте... А на сердце оставалась горечь и сострадание к его герою. Впрочем, густо замешенное на презрении... И неуместной, конечно, жалости...
Суслов Коршунова тоже не разучился страдать. Он добился сытой жизни, о которой с таким вымученным азартом будет кричать в финале, но она не принесла ему душевного комфорта. Но герой Коршунова, в отличие от героя Бабочкина, — не апологет «дачников», а чужеродное тело...
Сочетание фактуры и амплуа актера — и играемой им роли — провоцировало ощущение бессилия человека, которому некуда девать недюжинные свои силу и ум. Все нескладно в его существовании. Но нескладность эту видит лишь он сам. И зритель, которому не смешно, а скорее страшно было глядеть на героя.
A propos. Мне очень жаль, что спектакля этого нет сегодня в репертуаре Малого. А ведь в труппе выросли замечательные исполнители для горьковской пьесы. И есть те, кто мог бы восстановить «Дачников», в том числе — и сам Виктор Иванович Коршунов. Пьеса — ошеломляюще современна. И замечательно хороша...
Появление следом за характерностью — трагичного темперамента в индивидуальности Виктора Коршунова заметила Н. Велехова: «На редкость органично вошел в роль Никиты В. Коршунов («Власть тьмы». — С.О.), дав новую жизнь образу и открыв в самом себе неявленные возможности актера русской трагедийной школы».
В том спектакле Борис Равенских дал Никите две музыкальные темы: лирическую песню о поле и разухабистую, шальную «Эх, пить будем и гулять будем!». Они звучали в оркестре и — в душе Никиты, судорожно, яростно, бесстыдно выбирающего путь в жизни... Сначала это выбор между любовью Марины и богатством, когда он на мгновение вдруг прижал к себе женщину, а потом — отшвырнул вместе со светлым своим прошлым, с совестью, с порядочностью: «Эх, пить будем и гулять будем!» Потом — разговор с Акимом, и первая ложь, осененная «крестным знамением»: «Эх, пить будем...» Потом прощание с умирающим Петром, которого чуть было не пожалел, едва-едва не покаялся, но: «Эх...» Злобную куражливость артист играл мощно и больно. И эта боль привела в финале к покаянию. Где трагедия шла крещендо.
Трагически сыграть трагическую роль Коршунову довелось и удалось впервые во «Власти тьмы».
Позже ему удастся сыграть трагически роль, никогда прежде так не прочитываемую. Роль, которой режиссер Петр Наумович Фоменко открыл в актере чувствительность, нежность... Роль Романа Кошкина в «Любови Яровой» К. Тренева. Что никак не подходило амплуа социального героя, как и не соответствовало каноническому образу.
Б. Ростоцкий написал: «Новы и неожиданны его внешний облик и вся манера поведения, несколько напоминающие русского интеллигента дореволюционной формации, скорее учителя, чем рабочего».
Да, Кошкин — Коршунов ходил с портфелем, а не с наганом. Но главное: он не «несколько напоминал», а именно сыграл интеллигента. Из низов, полуграмотного, но ведь «интеллигент — это не происхождение и не положение, это стремление». Кажется, слова Даниила Гранина сказаны именно о Кошкине-Коршунове. С какой болью говорил он профессору: «Вы знаете, что такое ученье — свет, но не знаете, что такое неученье — тьма». С болью, а не с пафосом, как принято было в пьесе.
Этот Кошкин собственной кожей чувствовал чужую боль. Что тоже признак интеллигентности. Он мог расстрелять, если этого требовала Революция, в которую он верил. Но не мог оскорбить.
В сцене, когда Кошкин узнавал, что его друг Грозной — мародер, и приговаривал его к расстрелу, — были потрясающие мгновения. Когда Коршунов сидел, ссутулившись, и пытался, и не мог побороть слез.
Нет, актер не изменил себе. Он по-прежнему играл силу. I Но еще — и ту цену, которой эта сила дается... Коршунов,
пожалуй, впервые так настежь распахнул сердце в роли. 1 И простите за каламбур — но за таким Кошкиным мог вполне последовать Мышкин...
А характерность, открытую актером для себя и зрителя в Молчалине, он развил ролью Глумова в пьесе Островского «На всякого мудреца довольно простоты».
Сам факт, что «молодого человека» Егора Дмитрича Глумова играл пятидесятилетний актер, — насторожил. Можно было бы и пораньше... Но Коршунов и не собирался молодиться. Он демонстрировал Глумова во всем его великолепии, словно показывая своим студентам, как надо эту роль играть. И будто сговариваясь с публикой: «Я не «буду» Глумовым, я сыграю его». И играл, лицедействовал. Изрядно озорничая. Про Глумова, например, Манефа нагадывала: «Кому бедокур, а кому белокур». Что-то станет делать брюнет Коршунов? А он, как и положено Глумову, подговорит, подкупит Манефу, и та скажет: «Кому семь бед, а кому брюнет...»
Игорь Владимирович Ильинский поставил «Вишневый сад». Участие Еремеевой, Анненкова, самого Ильинского придало сценическому произведению благородство истинного антиквариата, который не подделаешь. Оно и было — об антикварных душах, не только Раневской, Гаева, Фирса, но и Лопахина, каким сыграл его Коршунов. Роль, казалось, абсолютно подходит социальному герою. Но артист опять бежал амплуа.
У его Лопахина чуть безупречнее костюм, что выдавало в нем провинциала и простолюдина, стремящегося в иной «круг» — Раневской, Гаева... Но аристократизм, как английский газон, «надо поливать и подстригать три столетия». Можно, и очень лихо, сыграть в сегодняшнем Лопахине нувориша, «скоробогача в ермолке», скупающего все... Кроме породы. Она или есть, или ее нет. Коршунов сыграл боль того, что ее нет. Сыграл любовь к Раневской, сострадание и пусть неуклюжее, но такое трогательное и отчаянное стремление ей «соответствовать»... У его персонажа были, как писал Чехов, «...тонкие нежные пальцы, как у артиста... тонкая, нежная душа...».
Подлинный трагизм, мощная социальность и властное мужское начало позволили Виктору Коршунову достойно сыграть царя Бориса Годунова и императора Петра I.
Бориса он начал играть без малого тридцать лет назад в великом спектакле Равенских «Царь Федор Иоаннович», и поныне идущем на сцене Малого и каждый год открывающем новые театральные сезоны.
Коршунов не пропустил ни одного представления «Царя Федора»...
Борис — личность в пьесе не менее значительная, чем Федор, а уж в истории государства Российского и подавно.
Писали, что «Годунов в этом спектакле «условно-декоративный», что у него «одна зловещая интонация на весь спектакль».
А я помню, как еще на репетиции, в словах: «Скажи ей, чтоб она царевича блюла!» — вдруг прорвался мощный аккорд Бориса, у которого семь лет спустя разорвется сердце от сознания собственной вины... И как в сцене с Ириной Годунов заставлял прислушиваться к себе, и оценивать — и оценить — его государственный ум...
«То, что Годунова, без намека на его интриганство, играет В. Коршунов, наводит на мысль: таким мог бы стать царь Борис, не исказись его душа драмой появления Лжедимитрия». Л. Аннинский разобрал «царские» спектакли Малого театра с точки зрения историка, а не театроведа И для него исполнение Коршуновым роли Бориса — оптимально. «Сначала вопрос стоял так: каков Борис? Теперь вопрос переворачивается: убил ли Борис? Каков бы ни был — он убийца!
Допустим, убийца. Почему-то именно к Годунову с таким вопросом подступают как с единственно важным. Иоанн сына угробил, и Петр сына угробил, Екатерина мужа угробила, Александр — отца, все им сошло: они и Грозные, и Великие, и Благословенные. Годунов же — убийца, и ничего больше. Как с Карамзина легло в эту колею царствие, так через Пушкина, через Толстого и к нам приходит...»
Нет смысла говорить о том, как играет Коршунов Бориса в «Царе Федоре Иоанновиче» сегодня: давно пора омолодить состав спектакля.
Существеннее, как играет он Бориса в «Царе Борисе» в очередь с уникально одаренным Василием Бочкаревым.
Коршунов играет не покаяние человека, допустившего преступление, но терзание государя, который пытается предотвратить крушение Державы.
Играет в Борисе прежде всего царя. Причем царя великого. Он мучается оттого, что преступление, им совершенное (а театр идет за пьесами А. К. Толстого, где Борис объявлен виновником гибели Димитрия), не спасло Державы.
«Коршунов играет мощнее Бочкарева, тут больше величия, но больше и котурнов. И весь спектакль как бы поднимается за ним на котурны...» — Л. Аннинский.
Бориса играет социальный герой — Виктор Коршунов. И — в определенной мере — Виктор Коршунов-трагик.
Петра же Первого в спектакле «Царь Петр и Алексей» по «Детоубийце» Ф. Горенштейна играет «чистый» трагик. Важно, что вначале спектакль назывался как пьеса.
Поставленные одновременно в Вахтанговском и Малом спектакли отчаянно, агрессивно сшиблись концепциями. И главные противоречия, прямо-таки антагонистические, — возникли как раз в отношении театров к Петру. Умному садисту в исполнении Максима Суханова — в Вахтанговском. И страдающему доброжелателю в исполнении Виктора Коршунова — в Малом.
Режиссер Петр Фоменко приговаривает Петра: виновен! Режиссер Владимир Бейлис его оправдывает: не виновен! И лепят в Малом памятник Петру с Фальконе. А в Вахтанговском — с Шемякина.
Петру — Виктору Коршунову дано более присутствовать на сцене, чем действовать и говорить. И снова нужно отметить, что этот артист слезы не имитирует, они у него подлинные. И они — из этой трактовки Петра. Как и его напевная речь — от монументальности образа. Или — к монументальности его.
Театр создает парадный исторический портрет, и история здесь знакомая, проходимая когда-то, желаемая... Действительная ли? Не знаю.
Л. Аннинский: «...потрясающий нравственный катарсис осуществляется через фигуру Петра. Через игру Виктора Коршунова, соединяющего в своей муке все: ярость кнутобойцы и жалость сильного мужика к тем, кого он казнит, ужас отца, обрекающего на смерть сына, и отрешенность законника, приговорами останавливающего шаткость и измену... Этот страшный характер, вызывающий оторопь, ужас и восхищение, — великий успех актера. Перед нами история грандиозной натуры, прошедшей через роковые воплощения: от царя Бориса к императору Петру. Это — трагедия правоты, в искаженном мире реализующейся через вину, и только через вину. И это — стержень всего исторического цикла, показанного Малым театром».
Виктор Коршунов играет сегодня из пяти «царских» спектаклей Малого в трех. Здесь состоялись его самые значительные работы как социального героя.
Но самая знаменательная трагическая роль была сыграна артистом в спектакле «Рядовые» по пьесе А. Дударева.
Эпиграфом драматург взял строки из газеты: «Если каждого советского человека, погибшего в схватке с фашизмом, почтить минутой молчания, придется молчать тридцать восемь лет». В этих строчках — позиция драматурга, написавшего пьесу-реквием. И позиция целого поколения: людей, родившихся много после войны, но переживших ее генетической памятью. Переживших остро, горько, трагично.
Спектакль Малого был «Герникой» Пикассо в формах драматического искусства.
На сцене между тремя полуразрушенными стенами - вздыбленная, деформированная земля. В каждой мало- мальски безопасной щели притаились люди. Они прошли почти всю войну, до Победы оставалось совсем немного — они понимают это и... нет, не боятся, но тревожатся перед мирной жизнью. Потому что война как смерч: там, где прошла, не оставила ни одной живой или нераненой души.
Не только о том, как живется на войне, но и о том, как же выжить после нее, тревожится автор тревогой своих героев. И почти никого из них не оставляет в живых, не отпускает в мирную жизнь. Дервоеда, которого сыграл Коршунов, — отпускает... Дервоед — человек без возраста: может, сорок лет, может, тридцать. Автор подчеркивает в его внешности лишь измученные глаза. И начинается роль с того, что просит солдат прощения у сожженных на его глазах жены и сына за то, что остался жив...
Но, пронеся через войну страшную свою боль, Дервоед сохранил живую душу. А это самый высокий и трудный человеческий подвиг. Так считает А. Дударев. И В. Коршунов с ним согласен. Дервоед остается жить, остается нести свой тяжкий крест, и под победоносное «Ура!» появляется в финале, как и в начале спектакля, его жена Марья, его воспоминание, и снова просит у нее прощения солдат...
«Давно уже не было на нашей сцене такой масштабной и сложно-метафорической работы. Заметим, что талант В. Коршунова, обаятельно-молодой и дерзко-героический, все активнее влекся к плодотворной характерности, к внутренней самоуглубленности, к умению соединить представление и переживание, когда бурная духовная жизнь четко сдержана дисциплиной формы. И как же потрясает здесь внезапный порыв, молния чувств, слом рисунка, обжигающий взгляд, что мимо других людей и не в себя даже, а куда-то поверх всего — в лицо страшной судьбы, что ли, которая рядом с героем Коршунова имеет все права называться Судьбой» — И. Вишневская.
Какие же роли он играл. И продолжает играть.
Я помню, как в порыве счастья он буквально перепрыгивал через стол в «Дипломатах» С. Дангулова.
Как смешно, серьезно и отчаянно до боли играл Ивана в одноименном спектакле по пьесе А. Кудрявцева «Иван и мадонна». Человеколюбца. И плотника... Совпадение?
Как на генеральной репетиции чеховской «Чайки» не убедил своим Сориным, — в нем было столько сил и стати, что казалось, играть слабого, растетюшившего жизнь человека ему просто не дано: из-за «несоответствия внешних и внутренних данных». Посмотрела несколько спектаклей спустя. А может быть, это трактовка: в сильном мужском теле живет дряхлая и дряблая душа...
Коршунов играл и играет много. Сегодня, помимо названных Борисов и Петра, — короля в спектакле «Король Густав Васа», Чугунова в «Волках и овцах», Сорина... Собирается сыграть Мамаева...
Коршунов — патологический трудоголик.
Может быть, это одно из свойств его амплуа?
Очерк Светланы Овчинниковой из книги «Звезды Малого театра» (М., 2002).
Василий Александрович Орлов, замечательный мхатовский артист и педагог, рассказывал, как пришел к нему домой очень молодой человек, в майке и шароварах, и попросил его послушать. Добрейший Орлов не отказал и уселся в кресло, прихватив на руки крохотную собачонку. Молодой человек спросил: «Своим голосом читать или не своим?» Изумленный Орлов ответил: «Не своим? Давайте...» На первых же словах перепуганная собачонка с пронзительным визгом рванула прочь. Орлов усидел. Но, как рассказывал, смеясь, с трудом...
Тем молодым человеком был Виктор Коршунов. Ныне — народный артист СССР, профессор, генеральный директор Малого театра... И пожалуй, самый репертуарный его актер.
С той встречи с Орловым прошло 55 лет. И все эти годы артист Коршунов говорит «своим» голосом, и голос этот не спутаешь ни с чьим иным.
Он учился в Школе-студии МХАТа. И постоянно слышал от педагогов: «Это Малый театр!» То, что в институте было упреком, — стало судьбой. Коршунов в Малом уже полвека. Считай — целую жизнь. И то, что делает он на сцене, — это Малый театр. А точнее: МХАТ, умноженный на Малый: артист соединил в своем творчестве реалистическую школу Художественного театра с романтическими традициями театра Малого. Смесь получилась прелюбопытная, если учесть еще и амплуа этого артиста.
Коршунов — социальный герой.
Амплуа это требует абсолютной личной убедительности. Партитура роли здесь пишется равно драматургом и исполнителем. Актер здесь и не дирижер, и не интерпретатор — он каждый инструмент оркестра. И если в нем нет, скажем, «меди», — то она и не будет звучать, пусть исполняется даже военный марш...
Короче говоря, актер здесь в большей степени играет себя, нежели в иных амплуа. Он — как художник, постоянно пишущий автопортреты.
Имена артистов этого амплуа известны всем: Ульянов, Лавров, Степанков, Коршунов...
Когда они на сцене — прежде всего зал «берет» личность актера и лишь потом — личность персонажа. Это очень трудно. Это «есть так есть, а нет так нет...». Время и драматургия времени разрушали прежде всего это амплуа. Востребованное в 50-х, 60-х, 70-х — оно в 80-х стало трансформироваться, исчезая в своем чистом виде. Социальными героями — то есть «общественными героями, общественным типом времени» становились сначала герои лирические, потом — неврастеники... Сегодня — время многогеройства или, что одно и то же, — отсутствия социального героя вообще. Смутные времена дегероизируют.
А потребность в этих конкретных артистах по-прежнему велика: в Ульянове, Лаврове, Степанкове, Коршунове... Почему?
Велика ностальгия по застойному, но устойчивому прошлому? Это — частность. Время опять требует героя?
Ну нет. Театральное время жаждет мелодрам и комедий. Социальное надоело, привлекает личное. Любовь к раритетам?
В театральном искусстве их не существует: оно живет здесь и сейчас. А потом уходит в легенду. Не останавливаясь на станции «раритет». Так почему?
Высказываю сугубо личную версию. Основанную, однако, на многолетних наблюдениях за актерами этого амплуа.
Все они смолоду пытались вырваться за его рамки. Эти отчаянные попытки порой вели к болезненным неудачам. Но — повторялись вновь и вновь. Полистайте историю театра: Чацкие с годами играли Фамусовых, Власы — Сусловых...
Победительное обаяние молодости, пленявшее зал, с годами уходит... Ролей «благородных отцов» не стало или почти не стало. Резонеров — тоже. Да и скучно их играть...
Настоящие добротные социальные герои мигрировали в герои трагические, в роли характерные — удивляя адской, взрывной, очень индивидуальной и чертовски манкой смесью врожденного с благоприобретенным.
На судьбе Виктора Коршунова можно отчетливо увидеть, как это случается.
Априори замечу: для такого мощного рывка за пределы амплуа нужна отвага: актерская и, непременно, — режиссерская.
Что объединяет все «амплуа», в которых выступает сегодня Виктор Коршунов?
То, что в любой своей роли он играет прежде всего и более всего— сильную личность. Гены этого — в человеческой личности актера. Он «взрывоопасен». И потому, например, выступления свои по различным поводам перемежает множеством междометий. Они служат амортизаторами. В образах Молчалина, Годунова, Петра I или Базарова — он находит и делает точкой опоры персонажа личностную силу.
И еще — играет азарт. Потому как сам человек азартный: азарт присутствует в каждом из многочисленных дел, которыми занимается Коршунов. Например, в том, как он ведет занятия со своими студентами, удобность или просто возможность выполнения каждой мизансцены проверяя на себе. Проигрывая все и за всех. Придумывая и выкладываясь, как будто именно здесь, сейчас ему дано совершить главный акт творчества.
Обаяние и азарт сотворили на сцене, а потом и на экране Ваню Рыбакова — первого заметного и замеченного коршуновского героя в Малом театре. И уже тогда проявилось то, что объединит всех последующих его персонажей: актер не играл «слабаков». Запутавшийся и страдающий Рыбаков- младший был силен. Своим умом. И даже самой своей бесшабашностью. Именно внутренняя сила позволила ему переломить себя.
Он был очень привлекателен и мил залу, этот Ваня Рыбаков — герой слабой пьесы В. Гусева, написанной к тому же еще стихами, которые и стихами-то не назовешь...
...Детство реет!
Скрипит давно знакомая дверь,
Все будет по-прежнему, и в то же время
Все по-новому будет теперь.
Как сыграть эту выспренность?
Но спектакль ставил Борис Равенских. Режиссер, который умел сотворять поэзию даже из прозы. И здесь искусными мизансценами закамуфлировал драматургическую немощь. И помог артисту взять верный тон. И — победить.
Сила личности актера. Позже, когда на театре положительные герои станут бороться не с муляжами, а с равными себе по силе героями отрицательными, это актерское качество станет нарасхват для исполнения таких ролей.
И почти одновременно — с разницей в два месяца — в Большом драматическом в Ленинграде и в Малом в Москве Кирилл Лавров и Виктор Коршунов сыграют Молчалина.
В их исполнении проходимые в восьмых классах «типичные представители» станут нетипичны.
Молчалин — одна из наиболее значительных работ для всей театральной судьбы Виктора Коршунова.
Если принято было для исполнения этой роли брать ключом слова про «умеренность и аккуратность», то Коршунов понял и подал своего Алексея Степаныча так, как написано Грибоедовым в его, молчалинской, биографии, а она впрямую указывает на личность сильную, незаурядную: «безродный» живет в знатном семействе, переведен для этого из Твери в Москву, за три года службы получил три награждения. Фамусов определяет его «деловым». Но главное — Чацкий чувствует: «Бог знает, в нем какая тайна скрыта...»
Коршунов сделал тайное явным: в его тихих, внятных, неторопливых репликах было столько иронии, знаний и понимания «механики» фамусовской Москвы, столько ловкого и мощного ума, что не оставалось сомнения: этот Молчалин не просто «дойдет до степеней известных», но и уже стал значительной фигурой.
Вот что написал Б. Алперс: «Особенно здесь (в спектакле «Горе от ума». — С.О.) хорош Молчалин — В. Коршунов. В его образе начинают проступать зловещие черты будущего Варравина, этого страшного борова из сухово-кобылинского «Дела»...» Сказано уже про первую «дуэль» Молчали- на с Чацким — Н. Подгорным.
А далее критик пишет, что Молчал и н «...оказывается самой весомой фигурой в фамусовском особняке. В нем чувствуется мрачная, тяжелая сила. Во всем его облике — в манере держаться и молчать, присматриваясь к окружающим, есть что-то от тайного агента Охранного отделения, но агента крупного, имеющего какую-то специальную миссию в фамусовском доме, может быть связанную с Чацким...».
Похожую трактовку дал своему Молчалину и Кирилл Лавров.
Стало быть, время востребовало такую фигуру, о ней настала пора говорить. И сказать дано было «социальным героям» — тем, кому доверял зал.
В этой роли еще не было характерности, но уже был характер, нетипичный для амплуа.
А характерность Коршунов впервые продемонстрировал — и лихо! — в роли Суслова из горьковских «Дачников».
До того он играл в знаменитом спектакле Бориса Бабочкина Власа. Влас — социальный герой: типичный, нормальный, ожидаемый. Но сам Борис Андреевич прошел путь от Власа к Суслову. И не побоялся провести тем же путем Виктора Коршунова. Видимо, точно почувствовав его актерскую природу, а не потому, что Суслов из тех, кто был «в двадцать лет — революционер, в сорок — либерал, в шестьдесят — консерватор». Суслову у Горького всего-то сорок два года. Просто обе эти роли — и Власа и Суслова — требовали от актера высшей степени убедительности и яростного темперамента.
Суслов Бабочкина приходил на сцену опустошенным. Он уже сжег свое сердце и горько и сладострастно принимался за сердца окружающих... Он выкрикивал скрипучим, над-треснутым голосом: «Я обыватель — и больше ничего-с!» И, ерничая, поворачивался к публике задом в клоунско-срамном жесте... А на сердце оставалась горечь и сострадание к его герою. Впрочем, густо замешенное на презрении... И неуместной, конечно, жалости...
Суслов Коршунова тоже не разучился страдать. Он добился сытой жизни, о которой с таким вымученным азартом будет кричать в финале, но она не принесла ему душевного комфорта. Но герой Коршунова, в отличие от героя Бабочкина, — не апологет «дачников», а чужеродное тело...
Сочетание фактуры и амплуа актера — и играемой им роли — провоцировало ощущение бессилия человека, которому некуда девать недюжинные свои силу и ум. Все нескладно в его существовании. Но нескладность эту видит лишь он сам. И зритель, которому не смешно, а скорее страшно было глядеть на героя.
A propos. Мне очень жаль, что спектакля этого нет сегодня в репертуаре Малого. А ведь в труппе выросли замечательные исполнители для горьковской пьесы. И есть те, кто мог бы восстановить «Дачников», в том числе — и сам Виктор Иванович Коршунов. Пьеса — ошеломляюще современна. И замечательно хороша...
Появление следом за характерностью — трагичного темперамента в индивидуальности Виктора Коршунова заметила Н. Велехова: «На редкость органично вошел в роль Никиты В. Коршунов («Власть тьмы». — С.О.), дав новую жизнь образу и открыв в самом себе неявленные возможности актера русской трагедийной школы».
В том спектакле Борис Равенских дал Никите две музыкальные темы: лирическую песню о поле и разухабистую, шальную «Эх, пить будем и гулять будем!». Они звучали в оркестре и — в душе Никиты, судорожно, яростно, бесстыдно выбирающего путь в жизни... Сначала это выбор между любовью Марины и богатством, когда он на мгновение вдруг прижал к себе женщину, а потом — отшвырнул вместе со светлым своим прошлым, с совестью, с порядочностью: «Эх, пить будем и гулять будем!» Потом — разговор с Акимом, и первая ложь, осененная «крестным знамением»: «Эх, пить будем...» Потом прощание с умирающим Петром, которого чуть было не пожалел, едва-едва не покаялся, но: «Эх...» Злобную куражливость артист играл мощно и больно. И эта боль привела в финале к покаянию. Где трагедия шла крещендо.
Трагически сыграть трагическую роль Коршунову довелось и удалось впервые во «Власти тьмы».
Позже ему удастся сыграть трагически роль, никогда прежде так не прочитываемую. Роль, которой режиссер Петр Наумович Фоменко открыл в актере чувствительность, нежность... Роль Романа Кошкина в «Любови Яровой» К. Тренева. Что никак не подходило амплуа социального героя, как и не соответствовало каноническому образу.
Б. Ростоцкий написал: «Новы и неожиданны его внешний облик и вся манера поведения, несколько напоминающие русского интеллигента дореволюционной формации, скорее учителя, чем рабочего».
Да, Кошкин — Коршунов ходил с портфелем, а не с наганом. Но главное: он не «несколько напоминал», а именно сыграл интеллигента. Из низов, полуграмотного, но ведь «интеллигент — это не происхождение и не положение, это стремление». Кажется, слова Даниила Гранина сказаны именно о Кошкине-Коршунове. С какой болью говорил он профессору: «Вы знаете, что такое ученье — свет, но не знаете, что такое неученье — тьма». С болью, а не с пафосом, как принято было в пьесе.
Этот Кошкин собственной кожей чувствовал чужую боль. Что тоже признак интеллигентности. Он мог расстрелять, если этого требовала Революция, в которую он верил. Но не мог оскорбить.
В сцене, когда Кошкин узнавал, что его друг Грозной — мародер, и приговаривал его к расстрелу, — были потрясающие мгновения. Когда Коршунов сидел, ссутулившись, и пытался, и не мог побороть слез.
Нет, актер не изменил себе. Он по-прежнему играл силу. I Но еще — и ту цену, которой эта сила дается... Коршунов,
пожалуй, впервые так настежь распахнул сердце в роли. 1 И простите за каламбур — но за таким Кошкиным мог вполне последовать Мышкин...
А характерность, открытую актером для себя и зрителя в Молчалине, он развил ролью Глумова в пьесе Островского «На всякого мудреца довольно простоты».
Сам факт, что «молодого человека» Егора Дмитрича Глумова играл пятидесятилетний актер, — насторожил. Можно было бы и пораньше... Но Коршунов и не собирался молодиться. Он демонстрировал Глумова во всем его великолепии, словно показывая своим студентам, как надо эту роль играть. И будто сговариваясь с публикой: «Я не «буду» Глумовым, я сыграю его». И играл, лицедействовал. Изрядно озорничая. Про Глумова, например, Манефа нагадывала: «Кому бедокур, а кому белокур». Что-то станет делать брюнет Коршунов? А он, как и положено Глумову, подговорит, подкупит Манефу, и та скажет: «Кому семь бед, а кому брюнет...»
Игорь Владимирович Ильинский поставил «Вишневый сад». Участие Еремеевой, Анненкова, самого Ильинского придало сценическому произведению благородство истинного антиквариата, который не подделаешь. Оно и было — об антикварных душах, не только Раневской, Гаева, Фирса, но и Лопахина, каким сыграл его Коршунов. Роль, казалось, абсолютно подходит социальному герою. Но артист опять бежал амплуа.
У его Лопахина чуть безупречнее костюм, что выдавало в нем провинциала и простолюдина, стремящегося в иной «круг» — Раневской, Гаева... Но аристократизм, как английский газон, «надо поливать и подстригать три столетия». Можно, и очень лихо, сыграть в сегодняшнем Лопахине нувориша, «скоробогача в ермолке», скупающего все... Кроме породы. Она или есть, или ее нет. Коршунов сыграл боль того, что ее нет. Сыграл любовь к Раневской, сострадание и пусть неуклюжее, но такое трогательное и отчаянное стремление ей «соответствовать»... У его персонажа были, как писал Чехов, «...тонкие нежные пальцы, как у артиста... тонкая, нежная душа...».
Подлинный трагизм, мощная социальность и властное мужское начало позволили Виктору Коршунову достойно сыграть царя Бориса Годунова и императора Петра I.
Бориса он начал играть без малого тридцать лет назад в великом спектакле Равенских «Царь Федор Иоаннович», и поныне идущем на сцене Малого и каждый год открывающем новые театральные сезоны.
Коршунов не пропустил ни одного представления «Царя Федора»...
Борис — личность в пьесе не менее значительная, чем Федор, а уж в истории государства Российского и подавно.
Писали, что «Годунов в этом спектакле «условно-декоративный», что у него «одна зловещая интонация на весь спектакль».
А я помню, как еще на репетиции, в словах: «Скажи ей, чтоб она царевича блюла!» — вдруг прорвался мощный аккорд Бориса, у которого семь лет спустя разорвется сердце от сознания собственной вины... И как в сцене с Ириной Годунов заставлял прислушиваться к себе, и оценивать — и оценить — его государственный ум...
«То, что Годунова, без намека на его интриганство, играет В. Коршунов, наводит на мысль: таким мог бы стать царь Борис, не исказись его душа драмой появления Лжедимитрия». Л. Аннинский разобрал «царские» спектакли Малого театра с точки зрения историка, а не театроведа И для него исполнение Коршуновым роли Бориса — оптимально. «Сначала вопрос стоял так: каков Борис? Теперь вопрос переворачивается: убил ли Борис? Каков бы ни был — он убийца!
Допустим, убийца. Почему-то именно к Годунову с таким вопросом подступают как с единственно важным. Иоанн сына угробил, и Петр сына угробил, Екатерина мужа угробила, Александр — отца, все им сошло: они и Грозные, и Великие, и Благословенные. Годунов же — убийца, и ничего больше. Как с Карамзина легло в эту колею царствие, так через Пушкина, через Толстого и к нам приходит...»
Нет смысла говорить о том, как играет Коршунов Бориса в «Царе Федоре Иоанновиче» сегодня: давно пора омолодить состав спектакля.
Существеннее, как играет он Бориса в «Царе Борисе» в очередь с уникально одаренным Василием Бочкаревым.
Коршунов играет не покаяние человека, допустившего преступление, но терзание государя, который пытается предотвратить крушение Державы.
Играет в Борисе прежде всего царя. Причем царя великого. Он мучается оттого, что преступление, им совершенное (а театр идет за пьесами А. К. Толстого, где Борис объявлен виновником гибели Димитрия), не спасло Державы.
«Коршунов играет мощнее Бочкарева, тут больше величия, но больше и котурнов. И весь спектакль как бы поднимается за ним на котурны...» — Л. Аннинский.
Бориса играет социальный герой — Виктор Коршунов. И — в определенной мере — Виктор Коршунов-трагик.
Петра же Первого в спектакле «Царь Петр и Алексей» по «Детоубийце» Ф. Горенштейна играет «чистый» трагик. Важно, что вначале спектакль назывался как пьеса.
Поставленные одновременно в Вахтанговском и Малом спектакли отчаянно, агрессивно сшиблись концепциями. И главные противоречия, прямо-таки антагонистические, — возникли как раз в отношении театров к Петру. Умному садисту в исполнении Максима Суханова — в Вахтанговском. И страдающему доброжелателю в исполнении Виктора Коршунова — в Малом.
Режиссер Петр Фоменко приговаривает Петра: виновен! Режиссер Владимир Бейлис его оправдывает: не виновен! И лепят в Малом памятник Петру с Фальконе. А в Вахтанговском — с Шемякина.
Петру — Виктору Коршунову дано более присутствовать на сцене, чем действовать и говорить. И снова нужно отметить, что этот артист слезы не имитирует, они у него подлинные. И они — из этой трактовки Петра. Как и его напевная речь — от монументальности образа. Или — к монументальности его.
Театр создает парадный исторический портрет, и история здесь знакомая, проходимая когда-то, желаемая... Действительная ли? Не знаю.
Л. Аннинский: «...потрясающий нравственный катарсис осуществляется через фигуру Петра. Через игру Виктора Коршунова, соединяющего в своей муке все: ярость кнутобойцы и жалость сильного мужика к тем, кого он казнит, ужас отца, обрекающего на смерть сына, и отрешенность законника, приговорами останавливающего шаткость и измену... Этот страшный характер, вызывающий оторопь, ужас и восхищение, — великий успех актера. Перед нами история грандиозной натуры, прошедшей через роковые воплощения: от царя Бориса к императору Петру. Это — трагедия правоты, в искаженном мире реализующейся через вину, и только через вину. И это — стержень всего исторического цикла, показанного Малым театром».
Виктор Коршунов играет сегодня из пяти «царских» спектаклей Малого в трех. Здесь состоялись его самые значительные работы как социального героя.
Но самая знаменательная трагическая роль была сыграна артистом в спектакле «Рядовые» по пьесе А. Дударева.
Эпиграфом драматург взял строки из газеты: «Если каждого советского человека, погибшего в схватке с фашизмом, почтить минутой молчания, придется молчать тридцать восемь лет». В этих строчках — позиция драматурга, написавшего пьесу-реквием. И позиция целого поколения: людей, родившихся много после войны, но переживших ее генетической памятью. Переживших остро, горько, трагично.
Спектакль Малого был «Герникой» Пикассо в формах драматического искусства.
На сцене между тремя полуразрушенными стенами - вздыбленная, деформированная земля. В каждой мало- мальски безопасной щели притаились люди. Они прошли почти всю войну, до Победы оставалось совсем немного — они понимают это и... нет, не боятся, но тревожатся перед мирной жизнью. Потому что война как смерч: там, где прошла, не оставила ни одной живой или нераненой души.
Не только о том, как живется на войне, но и о том, как же выжить после нее, тревожится автор тревогой своих героев. И почти никого из них не оставляет в живых, не отпускает в мирную жизнь. Дервоеда, которого сыграл Коршунов, — отпускает... Дервоед — человек без возраста: может, сорок лет, может, тридцать. Автор подчеркивает в его внешности лишь измученные глаза. И начинается роль с того, что просит солдат прощения у сожженных на его глазах жены и сына за то, что остался жив...
Но, пронеся через войну страшную свою боль, Дервоед сохранил живую душу. А это самый высокий и трудный человеческий подвиг. Так считает А. Дударев. И В. Коршунов с ним согласен. Дервоед остается жить, остается нести свой тяжкий крест, и под победоносное «Ура!» появляется в финале, как и в начале спектакля, его жена Марья, его воспоминание, и снова просит у нее прощения солдат...
«Давно уже не было на нашей сцене такой масштабной и сложно-метафорической работы. Заметим, что талант В. Коршунова, обаятельно-молодой и дерзко-героический, все активнее влекся к плодотворной характерности, к внутренней самоуглубленности, к умению соединить представление и переживание, когда бурная духовная жизнь четко сдержана дисциплиной формы. И как же потрясает здесь внезапный порыв, молния чувств, слом рисунка, обжигающий взгляд, что мимо других людей и не в себя даже, а куда-то поверх всего — в лицо страшной судьбы, что ли, которая рядом с героем Коршунова имеет все права называться Судьбой» — И. Вишневская.
Какие же роли он играл. И продолжает играть.
Я помню, как в порыве счастья он буквально перепрыгивал через стол в «Дипломатах» С. Дангулова.
Как смешно, серьезно и отчаянно до боли играл Ивана в одноименном спектакле по пьесе А. Кудрявцева «Иван и мадонна». Человеколюбца. И плотника... Совпадение?
Как на генеральной репетиции чеховской «Чайки» не убедил своим Сориным, — в нем было столько сил и стати, что казалось, играть слабого, растетюшившего жизнь человека ему просто не дано: из-за «несоответствия внешних и внутренних данных». Посмотрела несколько спектаклей спустя. А может быть, это трактовка: в сильном мужском теле живет дряхлая и дряблая душа...
Коршунов играл и играет много. Сегодня, помимо названных Борисов и Петра, — короля в спектакле «Король Густав Васа», Чугунова в «Волках и овцах», Сорина... Собирается сыграть Мамаева...
Коршунов — патологический трудоголик.
Может быть, это одно из свойств его амплуа?
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ!
24 ноября – день рождения народного артиста СССР Виктора Ивановича Коршунова. Поздравляем Виктора Ивановича и желаем ему доброго здоровья и хорошего настроения!
24.07.2011
Подробнее
ИЛЬИНСКИЙ
Глава из книги В.И.Коршунова «Пережитое» (2008).
ИЛЬИНСКИЙ
Глава из книги В.И.Коршунова «Пережитое» (2008).
Большие актеры Малого театра очень часто брали на себя роль режиссера, создав, таким образом, много прекрасных постановок, вошедших в золотой фонд отечественного театрального искусства. Одним из таких корифеев, актеров-режиссеров, был Игорь Владимирович Ильинский. Именно благодаря тому, что он занимался режиссурой, судьба подарила мне глубокие творческие и человеческие отношения с ним. Но, к сожалению, лишь в последние годы его жизни, когда он пригласил меня в свои спектакли. Работать с Игорем Владимировичем было великим наслаждением. Время репетиций летело стремительно. Мне всегда его было мало.
Началу работы, как всегда в закулисной жизни театра предшествовали слухи. Все чаще и чаще слышалось, что великий актер хочет ставить чеховский «Вишневый сад». Он долго подбирался к этой работе, прежде чем начать. И, наконец, решился. До этого, лишь одна чеховская пьеса - «Иванов» в постановке Б.А. Бабочкина шла на нашей сцене.
В труппе новость вызвала огромное волнение. К тому времени, как и у каждого режиссера, у Ильинского сложилась своя «актерская компания». Это были замечательные наши мастера, талантливая молодежь, игравшая в «Мадам Бовари», «Ярмарке тщеславия», «Ревизоре», «Лесе», которые Игорь Владимирович в разные годы ставил. Все это были яркие, оригинальные, имевшие большой успех спектакли. Особенно прославилась «Ярмарка тщеславия», спектакль цельный, стремительный в смене многих эпизодов; с актерским ансамблем невероятного уровня и блеска, в котором участвовали - прелестная Татьяна Александровна Еремеева в главной роли Ребекки Шарп; старейшина нашей труппы Александра Александровна Яблочкина; а также Межинский, Хорькова, Телегин, Рыжов, Подгорный и другие.
Узнав о «Вишневом саде», коллектив «напрягся», а я оставался спокойным, потому что не был, что называется, актером Ильинского, и потому не очень надеялся, что Игорь Владимирович пригласит меня в свой спектакль. Но когда роли распределили, то вдруг увидел в списке Лопахин - Коршунов. Назначение меня удивило так, как если бы я был назначен не роль Раневской. Не нужно говорить, как я обрадовался, - ведь роль-то прекрасная! К тому же, это - Чехов, в пьесах которого раньше мне не доводилось играть. И еще я радовался возможности узнать поближе Ильинского - художника и человека.
На первой же репетиции наш режиссер сказал, что попытается очистить Чехова от многолетних наслоений, штампов подтекстов в ущерб тексту; обязательно-принудительных «мхатовских пауз». Ильинский сказал также, что по его ощущению Чехов был «прост и прозрачен, он ни на чем не настаивал, оь хотел, чтобы зритель сам делал выводы».
Игорь Владимирович в работе был одновременно и мягким и добрым, и жестоким, и жестким. Даже обожаемую жену -Татьяну Александровну Еремееву, которая играла Раневскую с изысканностью европейской актрисы, во всеоружии культурь и интеллекта, в неотразимости «вечно женственного», он иногда не щадил совершенно. Конечно, ему хотелось, чтобы Еремеева-самый близкий ему человек была в своей работе безупречна Запредельная требовательность режиссера порой делала наци совместные поиски мучительными.
Он пригласил композитора «с именем», заказал ему музыку и мы слушали ее. Композитор был хороший, но музыка, им со чиненная, оказалась далека от стиля задуманного спектакля
Мы, актеры, не могли сказать какая она должна быть, но явно чувствовали - нужна какая-то другая. Поделились своими впечатлениями с Игорем Владимировичем. Он очень расстроился и даже рассердился, но, подумав, согласился с нами. И неожиданно заказал музыкальное сопровождение нашему театральному работнику - В. Морозу, который, в общем и целом справился с заданием, нашел верный тон и «характер» музыки. У Чехова в пьесе слышен «звук лопнувшей струны». Игорь Владимирович всех замучил с этой «струной». Он бесконечно искал, пробовал, как именно она должна звучать.
- Вы даете не то, - повторял он В. Морозу. - Вы видите, что написано в чеховской ремарке: «...звук лопнувшей струны, замирающий, печальный».
Он буквально истязал композитора, пока не получил более или менее то, что ему хотелось. Однажды Игорь Владимирович сказал удивительно простые и мудрые слова:
- Я и у Мейерхольда работал, и в цирке, участвовал в мюзикле... Поверьте мне, говорю так, не потому что я старше стал, а весь мой опыт говорит, что самое сложное - это самое простое: Правда.
Поиски тональности спектакля, с помощью которой эта самая Правда передавалась бы наиболее точно, были мучительны. Ильинский записывал многие сцены на магнитофон, прослушивал их, выискивая фальшь. Он просто болел чеховской «правдой».
В работе над Лопахиным у нас с ним особых столкновений и споров не было. Игорь Владимирович с доверием относился к тому, что я предлагал. А то, что я делал по его совету, у меня всегда получалось. Мой монолог Лопахина, после того как он купил вишневый сад, в моем варианте режиссер почти не изменил. Кто-то из актеров сделал замечание.
- Не мешайте, пускай делает, как делает, - раздался голос Ильинского из зала.
Он чувствовал, что для меня эта работа над чеховской ролью вообще очень важна. И что квинтэссенцией образа Лопахина я считаю именно этот монолог. Особенно его слова: «Боже мой, Господи, вишневый сад мой! Скажите мне, что я пьян, не в своем уме, что все это мне представляется... Если бы отец мой и дед встали из гробов и посмотрели на все происшествие, как их Ермолай, битый, малограмотный Ермолай, который зимой босиком бегал, как этот самый Ермолай купил имение, прекрасней которого ничего нет на свете. Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже в кухню». Это - отношение к прошлому, к своим корням, отношение к тому, что человек своим трудом, горбом в мужицком понимании вдруг получил то, о чем его близкие и мечтать не могли. Здесь и его отношение к бывшим хозяевам. Он чувствует свою невольную вину перед ними, любит их, но внутренне и утешает себя. Ведь он спас это сокровище - старое имение с садом, иначе неизвестно, кто купил бы, и что с ним сделал бы. Старые деревья вырубят, но Лопахин уверен, что в его руках вишневый сад зацветет еще прекрасней.
Я очень благодарен Игорю Владимировичу за редкостное согласие в работе, за его уважительное, бережное отношение к каждому из актеров. И благодарен судьбе за встречу с таким художником. В 1987 году Игоря Владимировича не стало... Но его чеховский спектакль по сию пору не сходит со сцены, которой великий русский актер подарил почти всю свою жизнь. Лишь поколения исполнителей - сменяют друг друга.
А уже в следующем сезоне после премьеры «Вишневого сада» по театру снова пополз слух, что Ильинский «замахнулся не больше не меньше как на «Мудреца» (так в театральном просторечии называют пьесу Островского «На всякого мудреца довольно простоты»). «Мудрец», я считаю, одна из самых лучших пьес у Островского. Это удивительный материал для любого времени - вчерашнего, сегодняшнего... И нашим правнукам хватит его мудрости.
Читая пьесу, актер невольно примеривает себя к той или иной роли. Я почти решил, что мне играть в «Мудреце» нечего. Нет, была роль, о которой я мечтал. Но, я тут же гасил эту мысль: не подхожу по возрасту. И вдруг Игорь Владимирович как-то в коридоре ко мне подходит и говорит:
- Я собираюсь ставить «На всякого мудреца...»
- Слышал, Игорь Владимирович. Если это состоится, буду очень рад, что, наконец, мы эту пьесу берем.
Еще в 40-е годы в постановке П.М. Садовского Ильинский сыграл своего первого Крутицкого - прекрасно, как никто до него. Поразил всех своей актерской смелостью, полной внешней и внутренней неузнаваемостью. Рассматривая его фотографии в этой роли нельзя поверить, что это был молодой Ильинский -недавний Хлестаков и Мурзавецкий.
- А вы не хотели бы участвовать в моей работе? - с хитрым характерным «ильинским» прищуром спрашивает он меня.
Я засмеялся:
- Ну, как вам сказать?.. Конечно, хотел бы...
- Так вот, это вполне может случиться.
Я раздумываю - говорить или не говорить о моей мечте Ильинскому, ловко или не ловко это будет. Все-таки говорю:
- Игорь Владимирович, я вам очень благодарен, если вы действительно хотите меня занять, но думаю, что наши желания не совпадают...
- Да?! А почему? Я хотел вам дать Голутвина.
- Я вам очень благодарен...
- У вас голос как-то сразу изменился, - смеется он. - А кого же вы хотели? Что вы считаете для вас подходящее и интересное?
- Мне немного неловко, потому что я вас очень уважаю и ценю нашу работу по «Вишневому саду», и ваше отношение ко мне.
- Нет, вы скажите, мне интересно... Вы меня уже заинтриговали.
- Я очень хотел бы сыграть Глумова. Он долго молчал в удивлении...
- Вы считаете, что это ваше?..
- Я понимаю, что по возрасту, по общепринятым «меркам» не подхожу, но думаю, что смог бы... А по актерским данным... Вы не сердитесь! Но при всем том, что я давно работаю в театре, и много сыграл, и играю, меня, представьте, не до конца знают...
Он удивился еще больше.
А я уже окончательно осмелел и решил договорить до конца:
- У меня есть склонность к характерным ролям, комедийным, в особенности... Мне так кажется. Но я очень мало в этом направлении пробовал, хотя Молчалина, Суслова наделял некоторыми комедийными чертами...
- Я знаю, знаю. У вас есть это...
И стал делать мне замечания по прежним моим ролям, в которых имелись черты характерности.
- А потом - опять вернулся к конкретному разговору о предстоящем распределении, к тому, что же актеру Коршунову в «Мудреце» дать.
- Мне казалось, что Голутвин будет вам интересен. А с Глумовым вы меня озадачили. И дело даже не в возрасте...
Я решил, как можно более убедительно изложить свое видение роли. Сказал о том, что чувствую в Глумове не только активность, напористость, но больше - одержимость карьерой, страстью добиваться успеха, денег, славы...
Шёл 1984 год. Уже начинались «перестроечные» процессы появилось множество деловых людей, недавних «партийцев «комсомольцев», «красных директоров», стремительно поменявших свои убеждения, рвущих куски от общего пирога нисколько не стыдящихся собственного ренегатства. Мне казалось, что Глумов - таран, сметающий на своем пути любы препятствия, умный, одаренный, беспринципный, очень соответствовал времени.
Игорь Владимирович внимательно меня слушал:
- Ладно, хорошо... Может быть... не знаю... Но жалко, что Вы так отнеслись к Голутвину...
На этом мы и расстались. Я был ему благодарен за откровенный разговор, за добрую память о наших совместных работах. Прошло какое-то время. С Ильинским я не виделся. И вдруг вывесили список исполнителей «Мудреца». Смотрю и глазам своим не верю: «Я - Глумов!» Еще больше, чем я сам, удивился коллектив театра. Кажется, не было человека в труппе, который представлял бы меня Глумовым, потому что подобных ролей я не играл. И по возрасту был старше героя - и своему типажу. В кулуарах с удовольствием называли двух-трех актеров, которые подходили на роль Глумова больше, чем я. Одна наша очень хорошая актриса сразу после распределения спросила меня, что называется «в лоб»:
- Ты серьезно собираешься играть Глумова? Это совсем не твое!
А я и не думал отказываться от роли. Мне было важно, что Ильинский в меня поверил, дал мне шанс. Да и сам я уже видел своего Глумова. Надо пробовать, а дальше посмотрим, как пойдет работа.
Репетировал я азартно, помня о том, что должен делом доказать и Игорю Владимировичу, и сомневающимся товарищам, что имею право на роль. Были и споры, и слезы, и муки.
Режиссер был влюблен в пьесу Островского. Дарил актерам массу интереснейших подсказок. И у нас с ним был найден общий язык. Форма объяснений и споров носила в высшей степени уважительный характер. Я помнил, что передо мной великий Мастер. Как мэтр театра, как непререкаемый авторитет, он мог бы себе позволить иногда и раздражаться, просто на-просто приказать, навязать исполнителю свою волю... Ничего подобного Ильинский на репетициях не делал. Был внимателен, доброжелателен, терпелив, хотя в жизни обладал трудным, капризным и властным характером. Ему, кажется, нравилось, что я готов работать сутками, что никогда не устаю, не прошу пощады и прежде, чем принять или возразить, стараюсь выполнить каждое его замечание. Он мне очень многое позволял – дерзать, даже озоровать в роли.
В сцене с Мамаевым, например, когда Глумов желает понравиться дядюшке, я настолько разошелся, что схватил «ненужное, нехорошее» письмо, разорвал его на клочки, засунул в рот и принялся жевать! Помню, что у Анненкова, игравшего Мамаева, глаза от удивления «остекленели»! Он растерялся и уставился на меня! А Игорь Владимирович в зале даже подпрыгнул со своего режиссерского стула и рассмеялся молодо, громко! Анненков, придя в себя от шока, закричал:
- Нет, нет, этого нельзя! Это - нехорошо!
В ответ закричал Ильинский:
- Коля, не мешай! Так нужно!
Я продолжал жевать, изображая, что почти проглатываю письмо. Это так и оставили в спектакле.
Николай Александрович Анненков, как и все другие участники «Мудреца», тоже был чрезвычайно увлечен работой. Много видевший в своей долгой жизни, много знавший, он любил поговорить со мной за кулисами, пока репетировали не наши сцены. Увлекался так, что держал меня час-полтора. Анализировал, разбирал, предлагал новые и новые решения... Я уже был готов на стену полезть. А он никак не отпускал. Обладатель великолепного музыкального голоса Анненков почти кричал в экстазе, забывая, что рядом репетируют другие, Игорь Владимирович возмутился:
- Кто там разговаривает так громко?
Николай Александрович затих на мгновение, я попытался улизнуть - не тут-то было. Наши «собеседования» в кулисах продолжались. А в какой-то момент я поймал себя на мысли:
- Что же я, дурак, делаю?! Это же хорошо, прекрасно, что старый актер так долго, искренне, подробно со мной разговаривает. Во-первых, в его замечаниях бездна интересного. А во-вторых, он, общаясь со мной, - изнемогающим, торопящимся ускользнуть, невольно подсказывает мне, как, в каком состоянии находится мой герой, слушая поучения дяди, притворяясь благодарным и совершенно счастливым. Он же - Мамаев!
Когда я это понял, я начал с упоением внимать Анненкову. Но чуткий художник, он заметил перемену во мне. Спросил:
- Ты чего какой-то не такой сегодня?
- Какой Николай Александрович?
- Как-то странно смотришь на меня...
- Я вас слушаю...
Вот такая у нас случилась «репетиция без репетиции»! Я «превращался» в Глумова, беседуя с ним.
Исчезновение дневника Глумова, я играл как драму. Как сильнейшую драму человека, приложившего колоссальные усилия в погоне за своим счастьем, которому казалось, что вот оно это счастье уже в руках, и вдруг все летит в тартарары! Я именно так и строил образ, что Глумов не просто хотел жить красиво. Нет! Он - деятельная натура, он - талантливая натура. Он -человек неординарный. Недаром же он всем в конце говорит: «Я и вам нужен, господа! Без такого человека, как я, вам нельзя жить!» Не так, как Молчалин; а по большому счету нужен.
Когда я искал похищенный дневник, то метался по сцене, буквально нырял рыбкой и летел под стол метра полтора-два с размаху, «зарывался» в бумаги...
Мне казалось, что дневник - вот он лежит! Найду, и катастрофа разоблачения меня минует. Бросок под стол трудно было исполнить, но я его каждый раз делал, потому что это был бросок отчаяния!
Такие находки и «трюки» Игорь Владимирович всячески поддерживал. Сам он, как и в предыдущей постановке «Мудреца», играл Крутицкого. В сцене с ним я, рапортуя генералу-законотворцу становился на колени. Здесь было все - и раболепство Глумова, и его раскованная игра в «верноподанного», но и мое упоение и искренность моего восторга перед великим артистом!
Моему «драгоценному» Глумову важно и нужно было завоевать доверие. А окружали его отнюдь не полные дураки! Люди по-своему чудные, ограниченные, но занимавшие важное место в обществе. Большой опыт чиновничьей службы заменял им ум. Почти звериная интуиция распознавать - кто есть кто. Поэтому Глумов должен был «потрудиться». Так просто, с налета, «дурака валяньем» их взять было невозможно. Искренность и одержимость я брал за основу характера. Искренность (неистовость, иступленность) - в том, как он, уже не юный, бедный -желал поменять свою жизнь. Одержимость - в том, как напрягал все свои дарования: незаурядный ум, способность актера -лицедея, имитатора. Я считал Глумова талантливым человеком. Расчетливо холодным, но еще и азартным, и обаятельным по-мужски. Над новой для себя средой он смеялся, но был ею и увлечен, как миражом благополучия, богатства, комфорта, силы и власти.
Игорь Владимирович выбрал очень интересное сценографическое решение спектакля. В начале каждого акта под бравурную музыку оркестра вертелся круг с панорамой старой Москвы. И вот вдоль церквей, старых особняков, чугунных фонарей, круглых тумб с афишами стремительно шел мой Глумов. Почти бежал, стремился, летел по жизни. Пока еще не победитель. Одержимый своей идеей человек? Не замечающий ничего вокруг? Деловой? Вот это слово очень ему подходило. Перестройку объявят через несколько месяцев после премьеры. Появятся «новые деловые» правнуки моего Глумова, который при всей своей трезвости, опьянен близкой возможностью стать хозяином жизни.
Была в спектакле и сцена, когда мой герой стоял возле бюста Наполеона и философствовал. Эдакий молодой российский Бонапарт; демагог, и хитрец, и вероломный политик, сметающий на своем пути все, верящий лишь в стратегию наступления. Были в нем увлечение, страсть, озорство разума, рассчет уходил.
И вот мы показываем спектакль художественному совету театра. Сидим с Игорем Владимировичем за кулисами перед выходом в сцене - Крутицкого и Глумова. И вдруг - Боже мой! - я вижу, что у него ноги ходуном ходят! Меня это потрясло.
- Игорь Владимирович, родной, простите, Вы что, так волнуетесь?
- Да, - ответил он, тщетно пытаясь утихомирить дрожь.
- Ради Бога извините, но ведь у Вас и все звания, и награды. Вы - Ильинский!
- Так я потому и волнуюсь, что я - Ильинский. «Марку»-то свою я не могу испортить...
Он волновался еще и потому, что в эти годы у него заметно портилось зрение. Несмотря на это, как он замечательно играл! Правда, мизансцены старались строить так, чтобы он поменьше двигался по сцене. Но иногда он в увлечении сбивал мизансценический рисунок, и мы, его партнеры в такие моменты нервничали. Однако это были мелочи, и у нас вызывала восторг его бесподобная игра. До сих пор помню каждую его интонацию. Слышу, но передать, повторить не могу. Например, когда Крутицкий говорит Мамаеву: «Писать надо, писать - больше писать». И чуть позже: «Я пишу, я пишу, я много пишу». И он так произносил это - «я пишу», простую, казалось бы, фразу, что зал всегда взрывался аплодисментами восторга.
Глумов потом расскажет, какую ахинею сочиняет его «патрон». Но Крутицкий - Ильинский говорил о своей писанине с увлеченностью и серьезом, как о самом необходимом деле для государства! Мы чувствовали: он не просто пишет, создает, сочиняет, творит! В обличии старого генерала перед нами представал поэт консерватизма, фанат российской старины и неподвижности.
С Ильинским работать было радостно, хотя и больно, и тревожно за него. Потому что годы и болезнь давали о себе знать.
В общении с людьми Ильинский был открыт, прост, никого не подавлял своим величием. С ним было легко. Однажды я имел радость играть с Игорем Владимировичем в теннис. Выиграл, и как-то неловко себя почувствовал, потому что не считал, что хорошо владею ракеткой. А мой знаменитый партнер был великолепным игроком. Я извинился. А он в ответ:
- Чего ты извиняешься?!
- Но ведь я не у кого-нибудь, а у Вас выиграл...
- Сейчас ты выиграл, а потом, может быть, я выиграю.
К сожалению, нам больше не довелось встретиться на теннисном корте. Его увлечение спортом вспомнилось потому, что отличная физическая форма была для него залогом успешной профессиональной работы. Во всем он был не только художником, профессионалом самого высокого класса, но и Мастером. Это позволяло ему трудиться адски много: играть на сцене, режиссировать, блестяще читать в концертах - и как читать! - весь материал помнить, готовиться к литературным вечерам и выступлениям на радио, сниматься в кино так, как обычный человек не мог. Я до сих пор просто поражаюсь, как он умел держать внимание аудитории часа два-два с половиной.
Умный, талантливый человек, обладавший колоссальной профессиональной эрудицией, с богатым внутренним миром, в который, однако, при всей своей открытости он особенно никого не пускал. Этот внутренний мир я бы сравнил с вишневым садом, владелец которого держит его на замке, а если уж и пустит кого, то покажет не весь: обязательно хотя бы одно из прекрасных деревьев останется окутанным тайной. И это правильно: доступными должны быть лишь плоды таланта, а то, как они вызревают, нужно держать в секрете.
Я был очень увлечен Ильинским и своей ролью, и своими замечательными партнерами - Н.А. Анненковым, Т.А. Еремеевой, С.Н. Фадеевой... Всегда готовился к спектаклю, потому что он требовал не только затрат души, но и выносливости. Перед ним надо было обязательно отдыхать, рассчитывать силы, забывая о повседневной суете. Но однажды получилось так, что безо всякой паузы пришлось сразу включиться в спектакль. Загримировался, оделся и подумал в тревоге: «Как же я буду играть-то? И сил нет, и желания...» Уже начинает музыка играть, а я стою на выходе и чувствую, что не тянет на сцену, какая-то пустота в душе... И вот уже закрутилась перед зрителями Москва... И вдруг вижу, что верхняя часть декорации зацепилась, наматывается на трос и не идет. Через несколько мгновений все застопорится, обнажится и полетит вниз. Я закричал, что есть мочи. Все обернулись на мой вопль. К счастью и машинист сцены меня услышал. И он молниеносно по лестницам полетел к злополучной шторке. Буквально в последний момент исправил неполадку.
Я и опомниться не успел, как подошел мой «такт», и я должен был «зашагать по жизни»- то есть по кругу сцены. В тот вечер спектакль прошел на «ура»! И куда девалась усталость, пустота в душе?! Вот они - загадки нашей профессии...
Глава из книги В.И.Коршунова «Пережитое» (2008).
Большие актеры Малого театра очень часто брали на себя роль режиссера, создав, таким образом, много прекрасных постановок, вошедших в золотой фонд отечественного театрального искусства. Одним из таких корифеев, актеров-режиссеров, был Игорь Владимирович Ильинский. Именно благодаря тому, что он занимался режиссурой, судьба подарила мне глубокие творческие и человеческие отношения с ним. Но, к сожалению, лишь в последние годы его жизни, когда он пригласил меня в свои спектакли. Работать с Игорем Владимировичем было великим наслаждением. Время репетиций летело стремительно. Мне всегда его было мало.
Началу работы, как всегда в закулисной жизни театра предшествовали слухи. Все чаще и чаще слышалось, что великий актер хочет ставить чеховский «Вишневый сад». Он долго подбирался к этой работе, прежде чем начать. И, наконец, решился. До этого, лишь одна чеховская пьеса - «Иванов» в постановке Б.А. Бабочкина шла на нашей сцене.
В труппе новость вызвала огромное волнение. К тому времени, как и у каждого режиссера, у Ильинского сложилась своя «актерская компания». Это были замечательные наши мастера, талантливая молодежь, игравшая в «Мадам Бовари», «Ярмарке тщеславия», «Ревизоре», «Лесе», которые Игорь Владимирович в разные годы ставил. Все это были яркие, оригинальные, имевшие большой успех спектакли. Особенно прославилась «Ярмарка тщеславия», спектакль цельный, стремительный в смене многих эпизодов; с актерским ансамблем невероятного уровня и блеска, в котором участвовали - прелестная Татьяна Александровна Еремеева в главной роли Ребекки Шарп; старейшина нашей труппы Александра Александровна Яблочкина; а также Межинский, Хорькова, Телегин, Рыжов, Подгорный и другие.
Узнав о «Вишневом саде», коллектив «напрягся», а я оставался спокойным, потому что не был, что называется, актером Ильинского, и потому не очень надеялся, что Игорь Владимирович пригласит меня в свой спектакль. Но когда роли распределили, то вдруг увидел в списке Лопахин - Коршунов. Назначение меня удивило так, как если бы я был назначен не роль Раневской. Не нужно говорить, как я обрадовался, - ведь роль-то прекрасная! К тому же, это - Чехов, в пьесах которого раньше мне не доводилось играть. И еще я радовался возможности узнать поближе Ильинского - художника и человека.
На первой же репетиции наш режиссер сказал, что попытается очистить Чехова от многолетних наслоений, штампов подтекстов в ущерб тексту; обязательно-принудительных «мхатовских пауз». Ильинский сказал также, что по его ощущению Чехов был «прост и прозрачен, он ни на чем не настаивал, оь хотел, чтобы зритель сам делал выводы».
Игорь Владимирович в работе был одновременно и мягким и добрым, и жестоким, и жестким. Даже обожаемую жену -Татьяну Александровну Еремееву, которая играла Раневскую с изысканностью европейской актрисы, во всеоружии культурь и интеллекта, в неотразимости «вечно женственного», он иногда не щадил совершенно. Конечно, ему хотелось, чтобы Еремеева-самый близкий ему человек была в своей работе безупречна Запредельная требовательность режиссера порой делала наци совместные поиски мучительными.
Он пригласил композитора «с именем», заказал ему музыку и мы слушали ее. Композитор был хороший, но музыка, им со чиненная, оказалась далека от стиля задуманного спектакля
Мы, актеры, не могли сказать какая она должна быть, но явно чувствовали - нужна какая-то другая. Поделились своими впечатлениями с Игорем Владимировичем. Он очень расстроился и даже рассердился, но, подумав, согласился с нами. И неожиданно заказал музыкальное сопровождение нашему театральному работнику - В. Морозу, который, в общем и целом справился с заданием, нашел верный тон и «характер» музыки. У Чехова в пьесе слышен «звук лопнувшей струны». Игорь Владимирович всех замучил с этой «струной». Он бесконечно искал, пробовал, как именно она должна звучать.
- Вы даете не то, - повторял он В. Морозу. - Вы видите, что написано в чеховской ремарке: «...звук лопнувшей струны, замирающий, печальный».
Он буквально истязал композитора, пока не получил более или менее то, что ему хотелось. Однажды Игорь Владимирович сказал удивительно простые и мудрые слова:
- Я и у Мейерхольда работал, и в цирке, участвовал в мюзикле... Поверьте мне, говорю так, не потому что я старше стал, а весь мой опыт говорит, что самое сложное - это самое простое: Правда.
Поиски тональности спектакля, с помощью которой эта самая Правда передавалась бы наиболее точно, были мучительны. Ильинский записывал многие сцены на магнитофон, прослушивал их, выискивая фальшь. Он просто болел чеховской «правдой».
В работе над Лопахиным у нас с ним особых столкновений и споров не было. Игорь Владимирович с доверием относился к тому, что я предлагал. А то, что я делал по его совету, у меня всегда получалось. Мой монолог Лопахина, после того как он купил вишневый сад, в моем варианте режиссер почти не изменил. Кто-то из актеров сделал замечание.
- Не мешайте, пускай делает, как делает, - раздался голос Ильинского из зала.
Он чувствовал, что для меня эта работа над чеховской ролью вообще очень важна. И что квинтэссенцией образа Лопахина я считаю именно этот монолог. Особенно его слова: «Боже мой, Господи, вишневый сад мой! Скажите мне, что я пьян, не в своем уме, что все это мне представляется... Если бы отец мой и дед встали из гробов и посмотрели на все происшествие, как их Ермолай, битый, малограмотный Ермолай, который зимой босиком бегал, как этот самый Ермолай купил имение, прекрасней которого ничего нет на свете. Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже в кухню». Это - отношение к прошлому, к своим корням, отношение к тому, что человек своим трудом, горбом в мужицком понимании вдруг получил то, о чем его близкие и мечтать не могли. Здесь и его отношение к бывшим хозяевам. Он чувствует свою невольную вину перед ними, любит их, но внутренне и утешает себя. Ведь он спас это сокровище - старое имение с садом, иначе неизвестно, кто купил бы, и что с ним сделал бы. Старые деревья вырубят, но Лопахин уверен, что в его руках вишневый сад зацветет еще прекрасней.
Я очень благодарен Игорю Владимировичу за редкостное согласие в работе, за его уважительное, бережное отношение к каждому из актеров. И благодарен судьбе за встречу с таким художником. В 1987 году Игоря Владимировича не стало... Но его чеховский спектакль по сию пору не сходит со сцены, которой великий русский актер подарил почти всю свою жизнь. Лишь поколения исполнителей - сменяют друг друга.
А уже в следующем сезоне после премьеры «Вишневого сада» по театру снова пополз слух, что Ильинский «замахнулся не больше не меньше как на «Мудреца» (так в театральном просторечии называют пьесу Островского «На всякого мудреца довольно простоты»). «Мудрец», я считаю, одна из самых лучших пьес у Островского. Это удивительный материал для любого времени - вчерашнего, сегодняшнего... И нашим правнукам хватит его мудрости.
Читая пьесу, актер невольно примеривает себя к той или иной роли. Я почти решил, что мне играть в «Мудреце» нечего. Нет, была роль, о которой я мечтал. Но, я тут же гасил эту мысль: не подхожу по возрасту. И вдруг Игорь Владимирович как-то в коридоре ко мне подходит и говорит:
- Я собираюсь ставить «На всякого мудреца...»
- Слышал, Игорь Владимирович. Если это состоится, буду очень рад, что, наконец, мы эту пьесу берем.
Еще в 40-е годы в постановке П.М. Садовского Ильинский сыграл своего первого Крутицкого - прекрасно, как никто до него. Поразил всех своей актерской смелостью, полной внешней и внутренней неузнаваемостью. Рассматривая его фотографии в этой роли нельзя поверить, что это был молодой Ильинский -недавний Хлестаков и Мурзавецкий.
- А вы не хотели бы участвовать в моей работе? - с хитрым характерным «ильинским» прищуром спрашивает он меня.
Я засмеялся:
- Ну, как вам сказать?.. Конечно, хотел бы...
- Так вот, это вполне может случиться.
Я раздумываю - говорить или не говорить о моей мечте Ильинскому, ловко или не ловко это будет. Все-таки говорю:
- Игорь Владимирович, я вам очень благодарен, если вы действительно хотите меня занять, но думаю, что наши желания не совпадают...
- Да?! А почему? Я хотел вам дать Голутвина.
- Я вам очень благодарен...
- У вас голос как-то сразу изменился, - смеется он. - А кого же вы хотели? Что вы считаете для вас подходящее и интересное?
- Мне немного неловко, потому что я вас очень уважаю и ценю нашу работу по «Вишневому саду», и ваше отношение ко мне.
- Нет, вы скажите, мне интересно... Вы меня уже заинтриговали.
- Я очень хотел бы сыграть Глумова. Он долго молчал в удивлении...
- Вы считаете, что это ваше?..
- Я понимаю, что по возрасту, по общепринятым «меркам» не подхожу, но думаю, что смог бы... А по актерским данным... Вы не сердитесь! Но при всем том, что я давно работаю в театре, и много сыграл, и играю, меня, представьте, не до конца знают...
Он удивился еще больше.
А я уже окончательно осмелел и решил договорить до конца:
- У меня есть склонность к характерным ролям, комедийным, в особенности... Мне так кажется. Но я очень мало в этом направлении пробовал, хотя Молчалина, Суслова наделял некоторыми комедийными чертами...
- Я знаю, знаю. У вас есть это...
И стал делать мне замечания по прежним моим ролям, в которых имелись черты характерности.
- А потом - опять вернулся к конкретному разговору о предстоящем распределении, к тому, что же актеру Коршунову в «Мудреце» дать.
- Мне казалось, что Голутвин будет вам интересен. А с Глумовым вы меня озадачили. И дело даже не в возрасте...
Я решил, как можно более убедительно изложить свое видение роли. Сказал о том, что чувствую в Глумове не только активность, напористость, но больше - одержимость карьерой, страстью добиваться успеха, денег, славы...
Шёл 1984 год. Уже начинались «перестроечные» процессы появилось множество деловых людей, недавних «партийцев «комсомольцев», «красных директоров», стремительно поменявших свои убеждения, рвущих куски от общего пирога нисколько не стыдящихся собственного ренегатства. Мне казалось, что Глумов - таран, сметающий на своем пути любы препятствия, умный, одаренный, беспринципный, очень соответствовал времени.
Игорь Владимирович внимательно меня слушал:
- Ладно, хорошо... Может быть... не знаю... Но жалко, что Вы так отнеслись к Голутвину...
На этом мы и расстались. Я был ему благодарен за откровенный разговор, за добрую память о наших совместных работах. Прошло какое-то время. С Ильинским я не виделся. И вдруг вывесили список исполнителей «Мудреца». Смотрю и глазам своим не верю: «Я - Глумов!» Еще больше, чем я сам, удивился коллектив театра. Кажется, не было человека в труппе, который представлял бы меня Глумовым, потому что подобных ролей я не играл. И по возрасту был старше героя - и своему типажу. В кулуарах с удовольствием называли двух-трех актеров, которые подходили на роль Глумова больше, чем я. Одна наша очень хорошая актриса сразу после распределения спросила меня, что называется «в лоб»:
- Ты серьезно собираешься играть Глумова? Это совсем не твое!
А я и не думал отказываться от роли. Мне было важно, что Ильинский в меня поверил, дал мне шанс. Да и сам я уже видел своего Глумова. Надо пробовать, а дальше посмотрим, как пойдет работа.
Репетировал я азартно, помня о том, что должен делом доказать и Игорю Владимировичу, и сомневающимся товарищам, что имею право на роль. Были и споры, и слезы, и муки.
Режиссер был влюблен в пьесу Островского. Дарил актерам массу интереснейших подсказок. И у нас с ним был найден общий язык. Форма объяснений и споров носила в высшей степени уважительный характер. Я помнил, что передо мной великий Мастер. Как мэтр театра, как непререкаемый авторитет, он мог бы себе позволить иногда и раздражаться, просто на-просто приказать, навязать исполнителю свою волю... Ничего подобного Ильинский на репетициях не делал. Был внимателен, доброжелателен, терпелив, хотя в жизни обладал трудным, капризным и властным характером. Ему, кажется, нравилось, что я готов работать сутками, что никогда не устаю, не прошу пощады и прежде, чем принять или возразить, стараюсь выполнить каждое его замечание. Он мне очень многое позволял – дерзать, даже озоровать в роли.
В сцене с Мамаевым, например, когда Глумов желает понравиться дядюшке, я настолько разошелся, что схватил «ненужное, нехорошее» письмо, разорвал его на клочки, засунул в рот и принялся жевать! Помню, что у Анненкова, игравшего Мамаева, глаза от удивления «остекленели»! Он растерялся и уставился на меня! А Игорь Владимирович в зале даже подпрыгнул со своего режиссерского стула и рассмеялся молодо, громко! Анненков, придя в себя от шока, закричал:
- Нет, нет, этого нельзя! Это - нехорошо!
В ответ закричал Ильинский:
- Коля, не мешай! Так нужно!
Я продолжал жевать, изображая, что почти проглатываю письмо. Это так и оставили в спектакле.
Николай Александрович Анненков, как и все другие участники «Мудреца», тоже был чрезвычайно увлечен работой. Много видевший в своей долгой жизни, много знавший, он любил поговорить со мной за кулисами, пока репетировали не наши сцены. Увлекался так, что держал меня час-полтора. Анализировал, разбирал, предлагал новые и новые решения... Я уже был готов на стену полезть. А он никак не отпускал. Обладатель великолепного музыкального голоса Анненков почти кричал в экстазе, забывая, что рядом репетируют другие, Игорь Владимирович возмутился:
- Кто там разговаривает так громко?
Николай Александрович затих на мгновение, я попытался улизнуть - не тут-то было. Наши «собеседования» в кулисах продолжались. А в какой-то момент я поймал себя на мысли:
- Что же я, дурак, делаю?! Это же хорошо, прекрасно, что старый актер так долго, искренне, подробно со мной разговаривает. Во-первых, в его замечаниях бездна интересного. А во-вторых, он, общаясь со мной, - изнемогающим, торопящимся ускользнуть, невольно подсказывает мне, как, в каком состоянии находится мой герой, слушая поучения дяди, притворяясь благодарным и совершенно счастливым. Он же - Мамаев!
Когда я это понял, я начал с упоением внимать Анненкову. Но чуткий художник, он заметил перемену во мне. Спросил:
- Ты чего какой-то не такой сегодня?
- Какой Николай Александрович?
- Как-то странно смотришь на меня...
- Я вас слушаю...
Вот такая у нас случилась «репетиция без репетиции»! Я «превращался» в Глумова, беседуя с ним.
Исчезновение дневника Глумова, я играл как драму. Как сильнейшую драму человека, приложившего колоссальные усилия в погоне за своим счастьем, которому казалось, что вот оно это счастье уже в руках, и вдруг все летит в тартарары! Я именно так и строил образ, что Глумов не просто хотел жить красиво. Нет! Он - деятельная натура, он - талантливая натура. Он -человек неординарный. Недаром же он всем в конце говорит: «Я и вам нужен, господа! Без такого человека, как я, вам нельзя жить!» Не так, как Молчалин; а по большому счету нужен.
Когда я искал похищенный дневник, то метался по сцене, буквально нырял рыбкой и летел под стол метра полтора-два с размаху, «зарывался» в бумаги...
Мне казалось, что дневник - вот он лежит! Найду, и катастрофа разоблачения меня минует. Бросок под стол трудно было исполнить, но я его каждый раз делал, потому что это был бросок отчаяния!
Такие находки и «трюки» Игорь Владимирович всячески поддерживал. Сам он, как и в предыдущей постановке «Мудреца», играл Крутицкого. В сцене с ним я, рапортуя генералу-законотворцу становился на колени. Здесь было все - и раболепство Глумова, и его раскованная игра в «верноподанного», но и мое упоение и искренность моего восторга перед великим артистом!
Моему «драгоценному» Глумову важно и нужно было завоевать доверие. А окружали его отнюдь не полные дураки! Люди по-своему чудные, ограниченные, но занимавшие важное место в обществе. Большой опыт чиновничьей службы заменял им ум. Почти звериная интуиция распознавать - кто есть кто. Поэтому Глумов должен был «потрудиться». Так просто, с налета, «дурака валяньем» их взять было невозможно. Искренность и одержимость я брал за основу характера. Искренность (неистовость, иступленность) - в том, как он, уже не юный, бедный -желал поменять свою жизнь. Одержимость - в том, как напрягал все свои дарования: незаурядный ум, способность актера -лицедея, имитатора. Я считал Глумова талантливым человеком. Расчетливо холодным, но еще и азартным, и обаятельным по-мужски. Над новой для себя средой он смеялся, но был ею и увлечен, как миражом благополучия, богатства, комфорта, силы и власти.
Игорь Владимирович выбрал очень интересное сценографическое решение спектакля. В начале каждого акта под бравурную музыку оркестра вертелся круг с панорамой старой Москвы. И вот вдоль церквей, старых особняков, чугунных фонарей, круглых тумб с афишами стремительно шел мой Глумов. Почти бежал, стремился, летел по жизни. Пока еще не победитель. Одержимый своей идеей человек? Не замечающий ничего вокруг? Деловой? Вот это слово очень ему подходило. Перестройку объявят через несколько месяцев после премьеры. Появятся «новые деловые» правнуки моего Глумова, который при всей своей трезвости, опьянен близкой возможностью стать хозяином жизни.
Была в спектакле и сцена, когда мой герой стоял возле бюста Наполеона и философствовал. Эдакий молодой российский Бонапарт; демагог, и хитрец, и вероломный политик, сметающий на своем пути все, верящий лишь в стратегию наступления. Были в нем увлечение, страсть, озорство разума, рассчет уходил.
И вот мы показываем спектакль художественному совету театра. Сидим с Игорем Владимировичем за кулисами перед выходом в сцене - Крутицкого и Глумова. И вдруг - Боже мой! - я вижу, что у него ноги ходуном ходят! Меня это потрясло.
- Игорь Владимирович, родной, простите, Вы что, так волнуетесь?
- Да, - ответил он, тщетно пытаясь утихомирить дрожь.
- Ради Бога извините, но ведь у Вас и все звания, и награды. Вы - Ильинский!
- Так я потому и волнуюсь, что я - Ильинский. «Марку»-то свою я не могу испортить...
Он волновался еще и потому, что в эти годы у него заметно портилось зрение. Несмотря на это, как он замечательно играл! Правда, мизансцены старались строить так, чтобы он поменьше двигался по сцене. Но иногда он в увлечении сбивал мизансценический рисунок, и мы, его партнеры в такие моменты нервничали. Однако это были мелочи, и у нас вызывала восторг его бесподобная игра. До сих пор помню каждую его интонацию. Слышу, но передать, повторить не могу. Например, когда Крутицкий говорит Мамаеву: «Писать надо, писать - больше писать». И чуть позже: «Я пишу, я пишу, я много пишу». И он так произносил это - «я пишу», простую, казалось бы, фразу, что зал всегда взрывался аплодисментами восторга.
Глумов потом расскажет, какую ахинею сочиняет его «патрон». Но Крутицкий - Ильинский говорил о своей писанине с увлеченностью и серьезом, как о самом необходимом деле для государства! Мы чувствовали: он не просто пишет, создает, сочиняет, творит! В обличии старого генерала перед нами представал поэт консерватизма, фанат российской старины и неподвижности.
С Ильинским работать было радостно, хотя и больно, и тревожно за него. Потому что годы и болезнь давали о себе знать.
В общении с людьми Ильинский был открыт, прост, никого не подавлял своим величием. С ним было легко. Однажды я имел радость играть с Игорем Владимировичем в теннис. Выиграл, и как-то неловко себя почувствовал, потому что не считал, что хорошо владею ракеткой. А мой знаменитый партнер был великолепным игроком. Я извинился. А он в ответ:
- Чего ты извиняешься?!
- Но ведь я не у кого-нибудь, а у Вас выиграл...
- Сейчас ты выиграл, а потом, может быть, я выиграю.
К сожалению, нам больше не довелось встретиться на теннисном корте. Его увлечение спортом вспомнилось потому, что отличная физическая форма была для него залогом успешной профессиональной работы. Во всем он был не только художником, профессионалом самого высокого класса, но и Мастером. Это позволяло ему трудиться адски много: играть на сцене, режиссировать, блестяще читать в концертах - и как читать! - весь материал помнить, готовиться к литературным вечерам и выступлениям на радио, сниматься в кино так, как обычный человек не мог. Я до сих пор просто поражаюсь, как он умел держать внимание аудитории часа два-два с половиной.
Умный, талантливый человек, обладавший колоссальной профессиональной эрудицией, с богатым внутренним миром, в который, однако, при всей своей открытости он особенно никого не пускал. Этот внутренний мир я бы сравнил с вишневым садом, владелец которого держит его на замке, а если уж и пустит кого, то покажет не весь: обязательно хотя бы одно из прекрасных деревьев останется окутанным тайной. И это правильно: доступными должны быть лишь плоды таланта, а то, как они вызревают, нужно держать в секрете.
Я был очень увлечен Ильинским и своей ролью, и своими замечательными партнерами - Н.А. Анненковым, Т.А. Еремеевой, С.Н. Фадеевой... Всегда готовился к спектаклю, потому что он требовал не только затрат души, но и выносливости. Перед ним надо было обязательно отдыхать, рассчитывать силы, забывая о повседневной суете. Но однажды получилось так, что безо всякой паузы пришлось сразу включиться в спектакль. Загримировался, оделся и подумал в тревоге: «Как же я буду играть-то? И сил нет, и желания...» Уже начинает музыка играть, а я стою на выходе и чувствую, что не тянет на сцену, какая-то пустота в душе... И вот уже закрутилась перед зрителями Москва... И вдруг вижу, что верхняя часть декорации зацепилась, наматывается на трос и не идет. Через несколько мгновений все застопорится, обнажится и полетит вниз. Я закричал, что есть мочи. Все обернулись на мой вопль. К счастью и машинист сцены меня услышал. И он молниеносно по лестницам полетел к злополучной шторке. Буквально в последний момент исправил неполадку.
Я и опомниться не успел, как подошел мой «такт», и я должен был «зашагать по жизни»- то есть по кругу сцены. В тот вечер спектакль прошел на «ура»! И куда девалась усталость, пустота в душе?! Вот они - загадки нашей профессии...
24.11.2010
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
24 ноября – день рождения председателя Попечительского совета Малого театра, народного артиста СССР Виктора Ивановича Коршунова. Искренне поздравляем Виктора Ивановича и желаем ему доброго здоровья, хорошего настроения и еще многих лет служения Малому театру!
25.06.2010
Подробнее
«Звуковой архив Малого театра» «ЛЮБОВЬ ЯРОВАЯ» К.ТРЕНЕВА
«Звуковой архив Малого театра»
«ЛЮБОВЬ ЯРОВАЯ» К.ТРЕНЕВА
Предлагаем Вашему вниманию запись спектакля, в котором роль поручика Ярового исполнял Юрий Мефодьевич Соломин. Режиссер-постановщик – Петр Фоменко, запись 1978 года…
«ЛЮБОВЬ ЯРОВАЯ» К.ТРЕНЕВА
Предлагаем Вашему вниманию запись спектакля, в котором роль поручика Ярового исполнял Юрий Мефодьевич Соломин. Режиссер-постановщик – Петр Фоменко, запись 1978 года…
«Звуковой архив Малого театра»
«ЛЮБОВЬ ЯРОВАЯ» К.ТРЕНЕВА
Предлагаем Вашему вниманию запись спектакля, в котором роль поручика Ярового исполнял Юрий Мефодьевич Соломин. Режиссер-постановщик – Петр Фоменко, запись 1978 года…
К.Тренев
«ЛЮБОВЬ ЯРОВАЯ»
Пьеса в 2 действиях
Часть 1 (58 Мб)
Часть 2 (68 Мб)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:
Любовь Яровая – Руфина Нифонтова
Михаил Яровой – Юрий Соломин
Павла Петровна Панова – Элина Быстрицкая
Роман Кошкин – Виктор Коршунов
Швандя — Виталий Соломин
Хрущ – Евгений Буренков
Татьяна Хрущ – Лариса Кичанова
Мазухин – Петр Складчиков
Грозной – Ярослав Барышев
Максим Горностаев – Георгий Куликов
Елена Горностаева – Татьяна Панкова
Малинин – Геннадий Карнович-Валуа
Кутов – Борис Горбатов
Аркадий Елисатов – Владимир Кенигсон
Александр Дремин – Николай Верещенко
Главнокомандующий – Борис Клюев
Дунька – Галина Буканова
Марья – Ольга Хорькова
Семен – Виталий Коняев
Григорий – Георгий Оболенский
Пикалов – Алексей Эйбоженко
Фольгин – Николай Афанасьев
Барон – Константин Мякишев
Депутат от помещиков — Сергей Харченко
Чир – Иван Любезнов
Закатов – Николай Рыжов
Матушка – Варвара Обухова
Костюмов — Сергей Ефремов
Конвойный — Сергей Сергеев
Дирижер танцев — Владимир Колосов
Офицер — Валентин Ткаченко
Продавец газет – Андрей Манке
Продавец папирос — Павел Калинин
Юнкер — Олег Штефанко
Продавщица папирос – Галина Микшун
Ведущий – Эдуард Марцевич
В эпизодах и массовых сценах заняты артисты театра и студенты театрального училища им. М. С. Щепкина.
Режиссер-постановщик П.Н. Фоменко
Режиссер А.С. Юнников
Художник Е.И. Куманьков
Костюмы В. Кривошеиной
Композитор А.А. Николаев
Премьера – 6 ноября 1977 года
Запись 1978 года.
«ЛЮБОВЬ ЯРОВАЯ» К.ТРЕНЕВА
Предлагаем Вашему вниманию запись спектакля, в котором роль поручика Ярового исполнял Юрий Мефодьевич Соломин. Режиссер-постановщик – Петр Фоменко, запись 1978 года…
К.Тренев
«ЛЮБОВЬ ЯРОВАЯ»
Пьеса в 2 действиях
Часть 1 (58 Мб)
Часть 2 (68 Мб)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:
Любовь Яровая – Руфина Нифонтова
Михаил Яровой – Юрий Соломин
Павла Петровна Панова – Элина Быстрицкая
Роман Кошкин – Виктор Коршунов
Швандя — Виталий Соломин
Хрущ – Евгений Буренков
Татьяна Хрущ – Лариса Кичанова
Мазухин – Петр Складчиков
Грозной – Ярослав Барышев
Максим Горностаев – Георгий Куликов
Елена Горностаева – Татьяна Панкова
Малинин – Геннадий Карнович-Валуа
Кутов – Борис Горбатов
Аркадий Елисатов – Владимир Кенигсон
Александр Дремин – Николай Верещенко
Главнокомандующий – Борис Клюев
Дунька – Галина Буканова
Марья – Ольга Хорькова
Семен – Виталий Коняев
Григорий – Георгий Оболенский
Пикалов – Алексей Эйбоженко
Фольгин – Николай Афанасьев
Барон – Константин Мякишев
Депутат от помещиков — Сергей Харченко
Чир – Иван Любезнов
Закатов – Николай Рыжов
Матушка – Варвара Обухова
Костюмов — Сергей Ефремов
Конвойный — Сергей Сергеев
Дирижер танцев — Владимир Колосов
Офицер — Валентин Ткаченко
Продавец газет – Андрей Манке
Продавец папирос — Павел Калинин
Юнкер — Олег Штефанко
Продавщица папирос – Галина Микшун
Ведущий – Эдуард Марцевич
В эпизодах и массовых сценах заняты артисты театра и студенты театрального училища им. М. С. Щепкина.
Режиссер-постановщик П.Н. Фоменко
Режиссер А.С. Юнников
Художник Е.И. Куманьков
Костюмы В. Кривошеиной
Композитор А.А. Николаев
Премьера – 6 ноября 1977 года
Запись 1978 года.
12.04.2010
Подробнее
«Звуковой архив Малого театра» «СВЕТИТ, ДА НЕ ГРЕЕТ» А.Н.ОСТРОВСКОГО и Н.Я.СОЛОВЬЕВА
«Звуковой архив Малого театра»
«СВЕТИТ, ДА НЕ ГРЕЕТ» А.Н.ОСТРОВСКОГО и Н.Я.СОЛОВЬЕВА
В день рождения Александра Николаевича Островского предлагаем послушать запись спектакля по его пьесе, написанной в соавторстве с Н.Я.Соловьевым.
«СВЕТИТ, ДА НЕ ГРЕЕТ» А.Н.ОСТРОВСКОГО и Н.Я.СОЛОВЬЕВА
В день рождения Александра Николаевича Островского предлагаем послушать запись спектакля по его пьесе, написанной в соавторстве с Н.Я.Соловьевым.
«Звуковой архив Малого театра»
«СВЕТИТ, ДА НЕ ГРЕЕТ» А.Н.ОСТРОВСКОГО и Н.Я.СОЛОВЬЕВА
В день рождения Александра Николаевича Островского предлагаем послушать запись спектакля по его пьесе, написанной в соавторстве с Н.Я.Соловьевым.
А.Н.Островский и Н.Я.Соловьев
«СВЕТИТ, ДА НЕ ГРЕЕТ»
Драма в 5 действиях
Часть 1
Часть 2
Действующие лица и исполнители:
Анна Владимировна Ренева, землевладелица – Констанция Роек
Семен Семеныч Залешин, ее сосед – Борис Горбатов
Авдотья Васильевна, его жена — Валентина Евстратова
Денис Иваныч Дерюгин, зажиточный крестьянин — Сергей Чернышев
Даша, горничная Реневой – Людмила Пирогова
Ильич, старик, дворовый человек из крепостных Реневой – Александр Грузинский
Степанида, его жена, старуха – Татьяна Панкова
Борис Борисович Рабачев, молодой человек, небогатый землевладелец, ближайший сосед Реневой – Виктор Коршунов
Оля Василькова, молоденькая девушка, дочь бывшего управляющего имением Реневой – Клавдия Блохина
Худобаев, значительный чиновник в отставке – Николай Рыжов
Текст от автора читает Аркадий Смирнов
Постановка Михаила Царёва
Композитор Николай Будашкин
Премьера – 16 мая 1964 года.
Запись 1965 года.
«СВЕТИТ, ДА НЕ ГРЕЕТ» А.Н.ОСТРОВСКОГО и Н.Я.СОЛОВЬЕВА
В день рождения Александра Николаевича Островского предлагаем послушать запись спектакля по его пьесе, написанной в соавторстве с Н.Я.Соловьевым.
А.Н.Островский и Н.Я.Соловьев
«СВЕТИТ, ДА НЕ ГРЕЕТ»
Драма в 5 действиях
Часть 1
Часть 2
Действующие лица и исполнители:
Анна Владимировна Ренева, землевладелица – Констанция Роек
Семен Семеныч Залешин, ее сосед – Борис Горбатов
Авдотья Васильевна, его жена — Валентина Евстратова
Денис Иваныч Дерюгин, зажиточный крестьянин — Сергей Чернышев
Даша, горничная Реневой – Людмила Пирогова
Ильич, старик, дворовый человек из крепостных Реневой – Александр Грузинский
Степанида, его жена, старуха – Татьяна Панкова
Борис Борисович Рабачев, молодой человек, небогатый землевладелец, ближайший сосед Реневой – Виктор Коршунов
Оля Василькова, молоденькая девушка, дочь бывшего управляющего имением Реневой – Клавдия Блохина
Худобаев, значительный чиновник в отставке – Николай Рыжов
Текст от автора читает Аркадий Смирнов
Постановка Михаила Царёва
Композитор Николай Будашкин
Премьера – 16 мая 1964 года.
Запись 1965 года.
25.03.2010
Подробнее
АНОНС: «ВИКТОР КОРШУНОВ. ВЕЧЕР В МАЛОМ ТЕАТРЕ»
В эфире телеканала «Культура» — 26 марта 2010 года, 18:00.
АНОНС: «ВИКТОР КОРШУНОВ. ВЕЧЕР В МАЛОМ ТЕАТРЕ»
Телевизионная программа (Россия, 2010). Запись вечера состоялась в Государственном Малом театре 26 нобяря 2009 года.
Поздравить народного артиста СССР Виктора Ивановича Коршунова с 80-летием, 60-летием творческой деятельности и 55-летием педагогической деятельности собрались ученики, коллеги и друзья актера: Юрий Соломин, Иосиф Кобзон, Геннадий Хазанов, Людмила Полякова, Светлана Немоляева, Валерий Баринов, Василий Бочкарев, Никита Симонян, Дмитрий Назаров, Александр Домогаров, Игорь Петренко.
В эфире телеканала «Культура» — 26 марта 2010 года, 18:00.
Телевизионная программа (Россия, 2010). Запись вечера состоялась в Государственном Малом театре 26 нобяря 2009 года.
Поздравить народного артиста СССР Виктора Ивановича Коршунова с 80-летием, 60-летием творческой деятельности и 55-летием педагогической деятельности собрались ученики, коллеги и друзья актера: Юрий Соломин, Иосиф Кобзон, Геннадий Хазанов, Людмила Полякова, Светлана Немоляева, Валерий Баринов, Василий Бочкарев, Никита Симонян, Дмитрий Назаров, Александр Домогаров, Игорь Петренко.
В эфире телеканала «Культура» — 26 марта 2010 года, 18:00.
12.03.2010
Подробнее
«Звуковой архив Малого театра» «ДИАЛОГИ О КУЛЬТУРЕ» НА РАДИО «РОССИИ»
«Звуковой архив Малого театра»
«ДИАЛОГИ О КУЛЬТУРЕ» НА РАДИО «РОССИИ»
Очередную передачу «Диалоги о культуре» ведущая Людмила Борзяк посвятила юбилею Виктора Ивановича Коршунова и премьере спектакля «Мольер» («Кабала святош») М.А.Булгакова
«ДИАЛОГИ О КУЛЬТУРЕ» НА РАДИО «РОССИИ»
Очередную передачу «Диалоги о культуре» ведущая Людмила Борзяк посвятила юбилею Виктора Ивановича Коршунова и премьере спектакля «Мольер» («Кабала святош») М.А.Булгакова
«Звуковой архив Малого театра»
«ДИАЛОГИ О КУЛЬТУРЕ» НА РАДИО «РОССИИ»
Очередную передачу «Диалоги о культуре» ведущая Людмила Борзяк посвятила юбилею Виктора Ивановича Коршунова и премьере спектакля «Мольер» («Кабала святош») М.А.Булгакова
«Диалоги о культуре» (38 Мб)
«ДИАЛОГИ О КУЛЬТУРЕ» НА РАДИО «РОССИИ»
Очередную передачу «Диалоги о культуре» ведущая Людмила Борзяк посвятила юбилею Виктора Ивановича Коршунова и премьере спектакля «Мольер» («Кабала святош») М.А.Булгакова
«Диалоги о культуре» (38 Мб)
03.12.2009
Подробнее
ПТЕНЦЫ ГНЕЗДА КОРШУНОВА
До юбилейного вечера народного артиста СССР Виктора Коршунова, где соединились три красивые даты: 80 лет со дня рождения, 60 лет творческой деятельности и 55 лет работы педагогом в Щукинском училище, мне казалось, что все разговоры о театре-доме, это, извините, треп. Но когда занавес открылся, и вся труппа на сцене встала, приветствуя своего товарища, внутри у меня что-то оборвалось и захотелось петь и плакать.
ПТЕНЦЫ ГНЕЗДА КОРШУНОВА
До юбилейного вечера народного артиста СССР Виктора Коршунова, где соединились три красивые даты: 80 лет со дня рождения, 60 лет творческой деятельности и 55 лет работы педагогом в Щукинском училище, мне казалось, что все разговоры о театре-доме, это, извините, треп. Но когда занавес открылся, и вся труппа на сцене встала, приветствуя своего товарища, внутри у меня что-то оборвалось и захотелось петь и плакать.
Плакать от радости, ибо режиссурой здесь не пахло, это были сердечные дела, когда люди, прожившие долгие годы вместе, ощущают свое духовное родство и готовы защищать каждого члена своей семьи. В театральной среде, да и не только, такое единение нечасто встретишь, как нечасто встретишь, чтобы актера на посту генерального директора все любили, ибо ни одной копейки он не потратил на себя, ни одного артиста из театра не уволил. Не зря в разговоре Юрий Лужков пошутил: «Если бы директором Большого театра был Коршунов, там бы ремонт давно закончился».
Ну где вы еще увидите, чтобы директор и художественный руководитель, в лице Юрия Соломина, проработав вместе 20 лет, не только худого слова друг о друге не сказали, но и не перешли дорогу в плане новых ролей, поскольку оба актера от Бога. Да и не припомню я другого такого юбилея, чтобы на сцене собралось столь огромное количество учеников мэтра. Другой бы педагог на каждом углу трезвонил, что воспитал таких замечательных артистов, как Светлана Немоляева, Людмила Крылова, Эдуард Марцевич, Станислав Любшин, Василий Бочкарев, Валерий Баринов, Людмила Полякова, Виталий Коняев, Александр Домогаров, Дмитрий Назаров, Марат Башаров, а он считает, что так и надо. Поскольку всегда вкладывал в них частичку своего мастерства, которому учился в школе-студии МХАТа.
Удивительная скромность этого замечательного артиста всегда приводила меня в изумление. Он никогда не распространялся по поводу своих наград, а их у него немало, никогда не рассказывал, что женат на дочери великой Клавдии Еланской (ныне художественного руководителя театра «Сфера» Екатерине Еланской) и был любимым зятем, хотя вырос в очень скромной семье и не стесняется своих крестьянских корней. Как-то все у него по-людски, без блата, по-честному. Так же и своего сына Александра воспитал – актера и режиссера Малого театра.
Да, удивительное это поколение людей, детство которых пришлось на военные годы. То ли оттого, что они видели много горя и многое перестрадали, то ли оттого, что еще тогда научились ценить жизнь, которая могла в любой момент оборваться, но в большинстве своем они сохраняют кодекс чести. Видимо, поэтому все социальные герои Коршунова столь несгибаемы и честны. Достаточно вспомнить фильмы «Первые радости» и «Необыкновенное лето», где юный Коршунов представляет стойкого революционера, в общем-то, идеального героя, который мог возникнуть только в воображении Константина Федина, но ему веришь. Харизма Коршунова столь велика, что даже его отрицательные персонажи не отталкивают, а привлекают. Достаточно вспомнить коршуновского Бориса Годунова в спектакле «Царь Федор Иоаннович», которого он играл 30 лет.
Виктор Иванович признался на вечере, что благодарит Бога за предоставленную возможность выступать на священной сцене, где играли великие старики. И то правда: к ним здесь всегда относились с почтением, ибо знали – без больших артистов и большого театра нет. Знает это и руководитель МХТ Олег Табаков, который, к изумлению многих, пришел на творческий вечер Коршунова, но не выступил и покинул зал в середине чествования. Что оказалось весьма кстати, потому что вышедший на сцену Геннадий Хазанов, загримированный под старинного купца, в стихотворной форме высмеял нынешний МХТ за потакание модной «развлекухе», что, конечно, вызвало одобрительные улыбки в стане императорцев. Но больше всего они обрадовались появлению на сцене учеников Николая Старостина. Целая группа легендарных спартаковцев вышла на подмостки и подарила Коршунову футбольный мяч и футболку, напомнив, что после фильма «Удар, еще удар» он навсегда зачислен в команду «Спартака».
Много еще интересного было на этом семейном вечере, и Сличенко романсы пел, и Кобзон «Виноградную косточку» Окуджавы юбиляру дарил, но лучше всех сказала Татьяна Доронина: «Профессия актера не живет в цинизме» и была права, потому что цинизм и Коршунов – две вещи несовместные.
Любовь ЛЕБЕДИНА
«Трибуна», 3 декабря 2009 года
До юбилейного вечера народного артиста СССР Виктора Коршунова, где соединились три красивые даты: 80 лет со дня рождения, 60 лет творческой деятельности и 55 лет работы педагогом в Щукинском училище, мне казалось, что все разговоры о театре-доме, это, извините, треп. Но когда занавес открылся, и вся труппа на сцене встала, приветствуя своего товарища, внутри у меня что-то оборвалось и захотелось петь и плакать.
Плакать от радости, ибо режиссурой здесь не пахло, это были сердечные дела, когда люди, прожившие долгие годы вместе, ощущают свое духовное родство и готовы защищать каждого члена своей семьи. В театральной среде, да и не только, такое единение нечасто встретишь, как нечасто встретишь, чтобы актера на посту генерального директора все любили, ибо ни одной копейки он не потратил на себя, ни одного артиста из театра не уволил. Не зря в разговоре Юрий Лужков пошутил: «Если бы директором Большого театра был Коршунов, там бы ремонт давно закончился».
Ну где вы еще увидите, чтобы директор и художественный руководитель, в лице Юрия Соломина, проработав вместе 20 лет, не только худого слова друг о друге не сказали, но и не перешли дорогу в плане новых ролей, поскольку оба актера от Бога. Да и не припомню я другого такого юбилея, чтобы на сцене собралось столь огромное количество учеников мэтра. Другой бы педагог на каждом углу трезвонил, что воспитал таких замечательных артистов, как Светлана Немоляева, Людмила Крылова, Эдуард Марцевич, Станислав Любшин, Василий Бочкарев, Валерий Баринов, Людмила Полякова, Виталий Коняев, Александр Домогаров, Дмитрий Назаров, Марат Башаров, а он считает, что так и надо. Поскольку всегда вкладывал в них частичку своего мастерства, которому учился в школе-студии МХАТа.
Удивительная скромность этого замечательного артиста всегда приводила меня в изумление. Он никогда не распространялся по поводу своих наград, а их у него немало, никогда не рассказывал, что женат на дочери великой Клавдии Еланской (ныне художественного руководителя театра «Сфера» Екатерине Еланской) и был любимым зятем, хотя вырос в очень скромной семье и не стесняется своих крестьянских корней. Как-то все у него по-людски, без блата, по-честному. Так же и своего сына Александра воспитал – актера и режиссера Малого театра.
Да, удивительное это поколение людей, детство которых пришлось на военные годы. То ли оттого, что они видели много горя и многое перестрадали, то ли оттого, что еще тогда научились ценить жизнь, которая могла в любой момент оборваться, но в большинстве своем они сохраняют кодекс чести. Видимо, поэтому все социальные герои Коршунова столь несгибаемы и честны. Достаточно вспомнить фильмы «Первые радости» и «Необыкновенное лето», где юный Коршунов представляет стойкого революционера, в общем-то, идеального героя, который мог возникнуть только в воображении Константина Федина, но ему веришь. Харизма Коршунова столь велика, что даже его отрицательные персонажи не отталкивают, а привлекают. Достаточно вспомнить коршуновского Бориса Годунова в спектакле «Царь Федор Иоаннович», которого он играл 30 лет.
Виктор Иванович признался на вечере, что благодарит Бога за предоставленную возможность выступать на священной сцене, где играли великие старики. И то правда: к ним здесь всегда относились с почтением, ибо знали – без больших артистов и большого театра нет. Знает это и руководитель МХТ Олег Табаков, который, к изумлению многих, пришел на творческий вечер Коршунова, но не выступил и покинул зал в середине чествования. Что оказалось весьма кстати, потому что вышедший на сцену Геннадий Хазанов, загримированный под старинного купца, в стихотворной форме высмеял нынешний МХТ за потакание модной «развлекухе», что, конечно, вызвало одобрительные улыбки в стане императорцев. Но больше всего они обрадовались появлению на сцене учеников Николая Старостина. Целая группа легендарных спартаковцев вышла на подмостки и подарила Коршунову футбольный мяч и футболку, напомнив, что после фильма «Удар, еще удар» он навсегда зачислен в команду «Спартака».
Много еще интересного было на этом семейном вечере, и Сличенко романсы пел, и Кобзон «Виноградную косточку» Окуджавы юбиляру дарил, но лучше всех сказала Татьяна Доронина: «Профессия актера не живет в цинизме» и была права, потому что цинизм и Коршунов – две вещи несовместные.
Любовь ЛЕБЕДИНА
«Трибуна», 3 декабря 2009 года
02.12.2009
Подробнее
«Листая старые подшивки» ВИКТОР КОРШУНОВ - ИГРАЮЩИЙ ДИРЕКТОР
«Листая старые подшивки»
ВИКТОР КОРШУНОВ - ИГРАЮЩИЙ ДИРЕКТОР
Предлагаем вашему вниманию интервью Виктора Ивановича Коршунова, опубликованное в «Российской газете» в 1999 году.
ВИКТОР КОРШУНОВ - ИГРАЮЩИЙ ДИРЕКТОР
Предлагаем вашему вниманию интервью Виктора Ивановича Коршунова, опубликованное в «Российской газете» в 1999 году.
«Листая старые подшивки»
ВИКТОР КОРШУНОВ - ИГРАЮЩИЙ ДИРЕКТОР
Предлагаем вашему вниманию интервью Виктора Ивановича Коршунова, опубликованное в «Российской газете» в 1999 году.
Свое 70-летие генеральный директор старейшего театра Москвы, актер, а еще и педагог, руководитель курса в Щепкинском училище Виктор Иванович КОРШУНОВ не захотел отмечать пышным официальным юбилеем.
В день рождения он выступил на сцене в восьмисотом по счету спектакле «Царь Федор Иоаннович», где в восьмисотый же раз сыграл роль Бориса Годунова. Это своего рода актерский рекорд: Виктор Коршунов - бессменный исполнителеь роли Бориса в течение вот уже более четверти века!
- Виктор Иванович, почему так сложилось, что вы, артист, воспитанный в мхатовских традициях, всю жизнь проработали в Малом театре?
- В молодости мы все люди горячие, эмоциональные. И когда у нас в Школе-студии МХАТ кто-то «взрывался», начинал с надрывом и пафосом «выступать», наш педагог Александр Михайлович Карев говорил: «Ну вот, опять пошел Малый театр». Мне доставалось больше всех. Ребята часто подтрунивали надо мной: «Ох, Малый!» Но это было все в шутку, мы готовили себя к сцене Художественного театра. Шутки шутками, но так сложилось, что я не попал во МХАТ, а с 1952 года работаю в Малом.
После окончания студии я выбрал Театр транспорта (ныне это Театр имени Гоголя). Я там сыграл роль Васьки Окорока в спектакле «Бронепоезд 14-69», который был выдвинут на соискание Сталинской премии. Принимала спектакль комиссия, в составе которой были Царев и Зубов из Малого, через некоторое время я получил приглашение в Малый театр.
- А с вашей женой, Екатериной Еланской, вы познакомились в Малом?
- С Екатериной Ильиничной мы учились на одном курсе. А поженились, когда уже вместе работали в Малом театре.
- Сейчас вы с ней работаете в разных направлениях: классическом и авангардном. У вас бывают творческие разногласия?
- Я не считаю, что наши направления столь уж разные. Я принимаю ее почерк, пусть и несколько другой, отличный от моего. А общее в нашем творчестве - доброта, которую мы с ней исповедуем. Но, конечно, мы спорим, и, конечно, мне от нее больше достается. В Катиной творческой биографии сказались ее корни: она дочь замечательной актрисы Клавдии Еланской и режиссера Ильи Судакова. Она сама задумала и создала новый театр «Сфера». Это достойно всяческого уважения.
- Вы рады, что ваши сын и внук стали актерами и работают в вашем театре?
- Рад, так как считаю, что они имеют на это право по своим творческим данным. Саша уже доказал это, став народным артистом России. Степан, окончив в нынешнем году Щепкинское училище, тоже начал успешно выступать на сцене.
- Как в вас уживаются совершенно разные профессии - актер и директор театра?
- В силу своих возможностей работаю и как актер, и как директор. Но сегодня в директорстве я больше понимаю, чем пятнадцать лет назад, когда меня только назначили. Впрочем, к нему я уже был немного подготовлен: занимался профсоюзной работой в театре, был парторгом. А это все одни и те же вопросы: хозяйство, репертуар, занятость труппы, передвижения по службе, надбавки к зарплате. А кому-то нужно, чтобы его просто выслушали... Но честно скажу: не дай Бог актеру почувствовать себя директором. У меня был страшный момент, когда меня только назначили на должность. Шел по коридору, увидел глаза некоторых моих коллег (они смотрели на меня с пиететом, снизу вверх, как на человека, от которого многое зависит) и вдруг понял, что если буду соответствовать тому, как на меня смотрят, то я кончен как актер. И лучше бы мне в этом случае, дойдя до кабинета, положить заявление об уходе. Но этот первый мучительный период скоро закончился, потому что я старался, чтобы актеры видели во мне своего товарища.
- Артисты - это те редкие люди, которые хотят работать как можно больше. В Малом - традиционно большая труппа. Как вы решаете проблему занятости?
- Да, у нас в труппе более ста артистов, и все или, во всяком случае, большинство из них талантливы. Вы не представляете себе, какие мучительные разговоры бывают и у Юрия Мефодиевича Соломина, и у меня с артистами, которые хотят играть. У режиссера есть свои пожелания относительно выбора актеров, а у зрителя - свои: он хочет видеть звезд. И вместе с тем у нас нет ни одного актера, ни одной актрисы, которые не были бы заняты, не имели бы возможности себя проявить.
Но кроме артистов в Малом театре работают сотни людей самых разных профессий - от врачей до сапожников. У нас в штате есть такие редкие специалисты, как, например, суфлеры. Они не в каждом театре есть, равно как и собственный оркестр. Но и то и другое - в традициях Малого. Оркестр - возможность всегда иметь в спектакле живую музыку и послушать перед спектаклем или в антракте маленький концерт классической музыки. Нужно сказать, что все профессии одинаково важны для театра. У нас во многих цехах работают классные специалисты - золотые руки. И мы ими очень дорожим, хотя платим, увы, немного.
- Ваши самые яркие встречи с режиссерами?
- Многим режиссерам я благодарен за работу, но при всем том должен выделить Бориса Ивановича Равенских. Он был очень своеобразным, талантливым художником, со своей школой и пониманием режиссуры. По-своему мыслил: музыкально, пластически. Мучился сам, прежде чем найти образ, и актера мучил. Нам всем доставалось от него, особенно молодым. Со мной он любил работать, наверное, потому, что я мучился с удовольствием.
Вспоминается, как однажды мы с театром поехали на гастроли на Волгу. Поехала и жена Катя с маленьким Сашей. Все артисты в свободное от спектаклей время купаются и загорают, а мы с Борисом Ивановичем репетируем. Наконец я взмолился: «Давайте хоть раз на речку пойдем!» «Давай», - говорит. Пошли. Тут и жена с сыном на бережку, я раздеваюсь, бросаюсь в воду... Вдруг слышу, он кричит мне: «Текст давай!» «Что?», - не понял я. «Текст давай!!» Я плаваю и говорю текст. «Громче, - кричит он, - громче!» Вот так я отдохнул.
- Виктор Иванович, вы ведете курс в Щепкинском училище. Вам нравится узнавать себя в своих учениках?
- Я об этом не думаю. Я просто радуюсь, когда они становятся хорошими актерами. Главное - воспитать ребят. Дать им хорошую школу, верное направление и в жизни, и в творчестве, что неразделимо. А дальше - проявление характера. Ведь не случайно из двадцати талантливых выпускников только два-три становятся хорошими артистами. Для этого нужно уметь отказаться от соблазнов (деньги, легкий успех), выстоять, не упустить свой шанс.
Беседовала
Татьяна СЕМАШКО
ВИКТОР КОРШУНОВ - ИГРАЮЩИЙ ДИРЕКТОР
Предлагаем вашему вниманию интервью Виктора Ивановича Коршунова, опубликованное в «Российской газете» в 1999 году.
Свое 70-летие генеральный директор старейшего театра Москвы, актер, а еще и педагог, руководитель курса в Щепкинском училище Виктор Иванович КОРШУНОВ не захотел отмечать пышным официальным юбилеем.
В день рождения он выступил на сцене в восьмисотом по счету спектакле «Царь Федор Иоаннович», где в восьмисотый же раз сыграл роль Бориса Годунова. Это своего рода актерский рекорд: Виктор Коршунов - бессменный исполнителеь роли Бориса в течение вот уже более четверти века!
- Виктор Иванович, почему так сложилось, что вы, артист, воспитанный в мхатовских традициях, всю жизнь проработали в Малом театре?
- В молодости мы все люди горячие, эмоциональные. И когда у нас в Школе-студии МХАТ кто-то «взрывался», начинал с надрывом и пафосом «выступать», наш педагог Александр Михайлович Карев говорил: «Ну вот, опять пошел Малый театр». Мне доставалось больше всех. Ребята часто подтрунивали надо мной: «Ох, Малый!» Но это было все в шутку, мы готовили себя к сцене Художественного театра. Шутки шутками, но так сложилось, что я не попал во МХАТ, а с 1952 года работаю в Малом.
После окончания студии я выбрал Театр транспорта (ныне это Театр имени Гоголя). Я там сыграл роль Васьки Окорока в спектакле «Бронепоезд 14-69», который был выдвинут на соискание Сталинской премии. Принимала спектакль комиссия, в составе которой были Царев и Зубов из Малого, через некоторое время я получил приглашение в Малый театр.
- А с вашей женой, Екатериной Еланской, вы познакомились в Малом?
- С Екатериной Ильиничной мы учились на одном курсе. А поженились, когда уже вместе работали в Малом театре.
- Сейчас вы с ней работаете в разных направлениях: классическом и авангардном. У вас бывают творческие разногласия?
- Я не считаю, что наши направления столь уж разные. Я принимаю ее почерк, пусть и несколько другой, отличный от моего. А общее в нашем творчестве - доброта, которую мы с ней исповедуем. Но, конечно, мы спорим, и, конечно, мне от нее больше достается. В Катиной творческой биографии сказались ее корни: она дочь замечательной актрисы Клавдии Еланской и режиссера Ильи Судакова. Она сама задумала и создала новый театр «Сфера». Это достойно всяческого уважения.
- Вы рады, что ваши сын и внук стали актерами и работают в вашем театре?
- Рад, так как считаю, что они имеют на это право по своим творческим данным. Саша уже доказал это, став народным артистом России. Степан, окончив в нынешнем году Щепкинское училище, тоже начал успешно выступать на сцене.
- Как в вас уживаются совершенно разные профессии - актер и директор театра?
- В силу своих возможностей работаю и как актер, и как директор. Но сегодня в директорстве я больше понимаю, чем пятнадцать лет назад, когда меня только назначили. Впрочем, к нему я уже был немного подготовлен: занимался профсоюзной работой в театре, был парторгом. А это все одни и те же вопросы: хозяйство, репертуар, занятость труппы, передвижения по службе, надбавки к зарплате. А кому-то нужно, чтобы его просто выслушали... Но честно скажу: не дай Бог актеру почувствовать себя директором. У меня был страшный момент, когда меня только назначили на должность. Шел по коридору, увидел глаза некоторых моих коллег (они смотрели на меня с пиететом, снизу вверх, как на человека, от которого многое зависит) и вдруг понял, что если буду соответствовать тому, как на меня смотрят, то я кончен как актер. И лучше бы мне в этом случае, дойдя до кабинета, положить заявление об уходе. Но этот первый мучительный период скоро закончился, потому что я старался, чтобы актеры видели во мне своего товарища.
- Артисты - это те редкие люди, которые хотят работать как можно больше. В Малом - традиционно большая труппа. Как вы решаете проблему занятости?
- Да, у нас в труппе более ста артистов, и все или, во всяком случае, большинство из них талантливы. Вы не представляете себе, какие мучительные разговоры бывают и у Юрия Мефодиевича Соломина, и у меня с артистами, которые хотят играть. У режиссера есть свои пожелания относительно выбора актеров, а у зрителя - свои: он хочет видеть звезд. И вместе с тем у нас нет ни одного актера, ни одной актрисы, которые не были бы заняты, не имели бы возможности себя проявить.
Но кроме артистов в Малом театре работают сотни людей самых разных профессий - от врачей до сапожников. У нас в штате есть такие редкие специалисты, как, например, суфлеры. Они не в каждом театре есть, равно как и собственный оркестр. Но и то и другое - в традициях Малого. Оркестр - возможность всегда иметь в спектакле живую музыку и послушать перед спектаклем или в антракте маленький концерт классической музыки. Нужно сказать, что все профессии одинаково важны для театра. У нас во многих цехах работают классные специалисты - золотые руки. И мы ими очень дорожим, хотя платим, увы, немного.
- Ваши самые яркие встречи с режиссерами?
- Многим режиссерам я благодарен за работу, но при всем том должен выделить Бориса Ивановича Равенских. Он был очень своеобразным, талантливым художником, со своей школой и пониманием режиссуры. По-своему мыслил: музыкально, пластически. Мучился сам, прежде чем найти образ, и актера мучил. Нам всем доставалось от него, особенно молодым. Со мной он любил работать, наверное, потому, что я мучился с удовольствием.
Вспоминается, как однажды мы с театром поехали на гастроли на Волгу. Поехала и жена Катя с маленьким Сашей. Все артисты в свободное от спектаклей время купаются и загорают, а мы с Борисом Ивановичем репетируем. Наконец я взмолился: «Давайте хоть раз на речку пойдем!» «Давай», - говорит. Пошли. Тут и жена с сыном на бережку, я раздеваюсь, бросаюсь в воду... Вдруг слышу, он кричит мне: «Текст давай!» «Что?», - не понял я. «Текст давай!!» Я плаваю и говорю текст. «Громче, - кричит он, - громче!» Вот так я отдохнул.
- Виктор Иванович, вы ведете курс в Щепкинском училище. Вам нравится узнавать себя в своих учениках?
- Я об этом не думаю. Я просто радуюсь, когда они становятся хорошими актерами. Главное - воспитать ребят. Дать им хорошую школу, верное направление и в жизни, и в творчестве, что неразделимо. А дальше - проявление характера. Ведь не случайно из двадцати талантливых выпускников только два-три становятся хорошими артистами. Для этого нужно уметь отказаться от соблазнов (деньги, легкий успех), выстоять, не упустить свой шанс.
Беседовала
Татьяна СЕМАШКО
01.12.2009
Подробнее
«САМЫЙ БОЛЬШОЙ УГОЛОК ЕГО СЕРДЦА НАЗЫВАЕТСЯ ТЕАТР»
Старейший актер Малого театра, режиссер и педагог Виктор Коршунов отмечает свое 80-летие
«САМЫЙ БОЛЬШОЙ УГОЛОК ЕГО СЕРДЦА НАЗЫВАЕТСЯ ТЕАТР»
Старейший актер Малого театра, режиссер и педагог Виктор Коршунов отмечает свое 80-летие
Виктор Иванович служит в Малом театре с 1952 года, того момента, когда его, артиста Театра транспорта, увидели на сцене Константин Зубов и Михаил Царев. Они же и пригласили молодого человека в свой коллектив. С начала 1960-х годов Виктор Коршунов преподает в Театральном училище имени Щепкина. Среди его учеников – Валерий Баринов, Станислав Любшин, Людмила Полякова, Эдуард Марцевич, Игорь Петренко, Светлана Немоляева, Марат Башаров и многие другие. Сегодня мы предоставляем слово ученикам Мастера, выходящим с ним на одну сцену – Малого театра.
Василий Бочкарев, народный артист России
– Зрители хорошо знают Коршунова-актера, а что можно сказать о Коршунове-педагоге?
– Вы понимаете, Виктор Иванович ведь не просто мудрый педагог и актер, но и стал за эти годы как отец родной. Мне вспоминается такой эпизод: в свое время большой режиссер Леонид Андреевич Волков, который поверил в дарование Коршунова, говорил ему: «Чтобы стать хорошим педагогом, нужно сохранить в себе студента». Вот этой заповеди Виктор Иванович и следует по сей день – не боится показаться наивным, смешным или слабым. И в этом есть настоящее актерство. При всей своей мудрости, он сохранил детскость и доверчивость, какой бы пост ни занимал.
– А есть коршуновские «формулы», которые существенно повлияли на вашу жизнь?
– Их очень много. И, кстати, я порадовался, когда он выпустил в свет свою книгу «Пережитое». Это одна из самых правдивых книг об актерской братии. Читал и мысленно возвращался в шестидесятые годы, когда 33-летний Виктор Иванович взял меня на свой курс. Вот как, например, он говорит про сердце: «Ваше сердце могут одолевать невзгоды, апатия, страсть. Оно может принадлежать близкому человеку, но в нем должен быть кусочек, обозначенный словом театр. И туда вы не должны пускать никого, даже родного человека, ибо он нечаянно может разрушить этот победный уголок вашей души. И это станет равносильно потери зрения, слуха, смысла жизни: когда человек влюбляется, когда он забывает все, включая театр. Как ни странно, вас любят часто из-за этого кусочка театра в душе, потому что он придает вашей личности особость – отличие от всех других. Вы должны быть хранителем этого сердечного уголка и не пускать туда никого». Удивительные строчки… И, конечно, этот кусочек сердца под названием театр есть и у него самого.
– Вы сказали, что Виктор Иванович был молодым педагогом. А студенты с ним спорили?
– Я таких случаев не помню. Видимо, их не было вовсе, хотя Виктор Иванович никогда не перебивал студента и слушал его до конца. Так было и на репетициях, когда мы разбирали отрывки из пьес, делали этюды. Он всегда ждал, когда человек закончит свою бредятину… Кстати, у нас в аудитории висел большой плакат: «Ну, и что?» И вот мы, бывало, сделаем все невпопад, а он на плакат показывает… Бессмысленности, необдуманности и разгильдяйского панибратства он не терпел, как и другие корифеи Малого театра.
– После Щепкинского училища вам ведь довелось играть с ним в одних спектаклях…
– К сожалению, жизнь так устроена, что человек понимает свое счастье многие годы спустя. Теперь я с удовольствием вспоминаю, какие счастливые были дни, когда мы репетировали одну и ту же роль – царя Бориса. Для меня это было откровение. Виктор Иванович играл царя в одном рисунке, я в другом, но как ни странно, в одном театре эти два решения дополняли друг друга. Получался мостик между моим Борисом и его. А сейчас, к сожалению, Виктор Иванович уже не играет в этом спектакле, и я чувствую, как мне его не хватает. Такой образ невозможно открыть лишь с одной стороны, а в театре очень важен этот баланс – одно решение, второе решение…
И был еще спектакль «Царь Петр и Алексей», где мы с ним вместе выходили на сцену. Он играл Петра, я – Алексея, хотя мне ничего особенного не нужно было играть. Я чувствовал его как отца. И это придавало особое качество спектаклю.
Когда Виктор Иванович был директором театра и занимался формированием репертуара, он подчас звонил артистам: «У тебя там съемки должны быть в кино – почему ты не говоришь? Мне же репертуар надо составлять». То есть заботился об артистах, понимая, что нам приходится зарабатывать деньги за пределами театра. Не было ни одного премьерного спектакля, чтобы Виктор Иванович не пришел бы поддержать своих учеников… И если даже ему не нравилось, он приходил за кулисы и говорил добрые слова, поскольку испытывает уважение к актерам, любовь к тем людям, которые затрачивают силы на работу. А уж получается у них роль или не получается – дело второстепенное. Но сам факт уважения труда – на первом месте, поскольку самый большой уголок его сердца называется театр.
Александр Вершинин, заслуженный артист России: «Очень трудно говорить о Викторе Ивановиче в столь сжатой форме, поскольку он достоин огромной книги. Но первое, что вспоминается – это колоссальная забота об артистах. Даже сейчас, когда прошло много лет после окончания училища, Виктор Иванович по-прежнему интересуется моей семьей, сыном и мамой, и мне очень дорого это внимание. Трудно описать волнение, когда тебе дают роль в спектакле вместе с твоим театральным педагогом. Это одновременно испытание и ответственность. Мне посчастливилось играть с Виктором Ивановичем в двух спектаклях – «Царь Петр и Алексей» и «Царь Борис». Его игра была удивительной: передо мной был уже не актер, а настоящий Царь Петр и Царь Борис. Я наблюдал за его игрой как завороженный, поскольку на наших глазах происходило настоящее чудо театра. И, конечно, глядя на него – снова учился. А потом бесценным опытом для меня послужила и совместная работа в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты».
Я не раз убеждался, что все ученики Коршунова – это одна большая семья. Искренняя, добрая, заботливая. Ежегодно, седьмого сентября мы встречаемся всей «коршуновской» семьей на дне курса – почаевничать, поговорить о наболевшем, познакомиться с молодыми учениками Виктора Ивановича и, конечно, поздравить своего учителя и любимых педагогов.
А недавно на «Мосфильме» я увидел стенд с фотографией Коршунова и не мог оторваться от его глаз. В его глазах есть все: мужественность, честность, доброта, порядочность».
Петр Абрамов, артист Малого театра: «Для меня он не просто учитель, он – человек эпохи Возрождения, абсолютно во всем, что касается профессии и жизни. Говоря нам о природе актера, он, помню, любил повторять слово «человековедение» – оно стало для меня определяющим в профессии. Актер и – шире – человек искусства всегда Личность. В любом театре жить не просто, но всегда необходимо иметь мужество оставаться человеком.
За годы, что знаю Учителя, я понял, что помимо профессиональных навыков, одаренности, необходима любовь. Коршунов-педагог был и остается строгим, требовательным, властным, любящим дисциплину и честность в профессии, но только невнимательный человек не увидит за этой строгостью искренней любви ко всем своим ученикам. У Виктора Ивановича есть еще одно уникальное свойство: он умеет подбирать людей, я бы сказал, «одной волны». Со времени его первого набора прошло уже – невероятно! – почти пятьдесят лет, но когда в день курса, седьмого сентября, собираются выпускники разных лет, возникает ощущение одного душевного настроя, человеческой гармонии. В этот день – среди «своих» – я всегда получаю импульс уверенности в себе и каждый раз осознаю, что все мы защищены светом и добротой самого дорогого нам человека».
Материал подготовил Виктор БОРЗЕНКО
«ТЕАТРАЛ», 30 октября 2009 года
Старейший актер Малого театра, режиссер и педагог Виктор Коршунов отмечает свое 80-летие
Виктор Иванович служит в Малом театре с 1952 года, того момента, когда его, артиста Театра транспорта, увидели на сцене Константин Зубов и Михаил Царев. Они же и пригласили молодого человека в свой коллектив. С начала 1960-х годов Виктор Коршунов преподает в Театральном училище имени Щепкина. Среди его учеников – Валерий Баринов, Станислав Любшин, Людмила Полякова, Эдуард Марцевич, Игорь Петренко, Светлана Немоляева, Марат Башаров и многие другие. Сегодня мы предоставляем слово ученикам Мастера, выходящим с ним на одну сцену – Малого театра.
Василий Бочкарев, народный артист России
– Зрители хорошо знают Коршунова-актера, а что можно сказать о Коршунове-педагоге?
– Вы понимаете, Виктор Иванович ведь не просто мудрый педагог и актер, но и стал за эти годы как отец родной. Мне вспоминается такой эпизод: в свое время большой режиссер Леонид Андреевич Волков, который поверил в дарование Коршунова, говорил ему: «Чтобы стать хорошим педагогом, нужно сохранить в себе студента». Вот этой заповеди Виктор Иванович и следует по сей день – не боится показаться наивным, смешным или слабым. И в этом есть настоящее актерство. При всей своей мудрости, он сохранил детскость и доверчивость, какой бы пост ни занимал.
– А есть коршуновские «формулы», которые существенно повлияли на вашу жизнь?
– Их очень много. И, кстати, я порадовался, когда он выпустил в свет свою книгу «Пережитое». Это одна из самых правдивых книг об актерской братии. Читал и мысленно возвращался в шестидесятые годы, когда 33-летний Виктор Иванович взял меня на свой курс. Вот как, например, он говорит про сердце: «Ваше сердце могут одолевать невзгоды, апатия, страсть. Оно может принадлежать близкому человеку, но в нем должен быть кусочек, обозначенный словом театр. И туда вы не должны пускать никого, даже родного человека, ибо он нечаянно может разрушить этот победный уголок вашей души. И это станет равносильно потери зрения, слуха, смысла жизни: когда человек влюбляется, когда он забывает все, включая театр. Как ни странно, вас любят часто из-за этого кусочка театра в душе, потому что он придает вашей личности особость – отличие от всех других. Вы должны быть хранителем этого сердечного уголка и не пускать туда никого». Удивительные строчки… И, конечно, этот кусочек сердца под названием театр есть и у него самого.
– Вы сказали, что Виктор Иванович был молодым педагогом. А студенты с ним спорили?
– Я таких случаев не помню. Видимо, их не было вовсе, хотя Виктор Иванович никогда не перебивал студента и слушал его до конца. Так было и на репетициях, когда мы разбирали отрывки из пьес, делали этюды. Он всегда ждал, когда человек закончит свою бредятину… Кстати, у нас в аудитории висел большой плакат: «Ну, и что?» И вот мы, бывало, сделаем все невпопад, а он на плакат показывает… Бессмысленности, необдуманности и разгильдяйского панибратства он не терпел, как и другие корифеи Малого театра.
– После Щепкинского училища вам ведь довелось играть с ним в одних спектаклях…
– К сожалению, жизнь так устроена, что человек понимает свое счастье многие годы спустя. Теперь я с удовольствием вспоминаю, какие счастливые были дни, когда мы репетировали одну и ту же роль – царя Бориса. Для меня это было откровение. Виктор Иванович играл царя в одном рисунке, я в другом, но как ни странно, в одном театре эти два решения дополняли друг друга. Получался мостик между моим Борисом и его. А сейчас, к сожалению, Виктор Иванович уже не играет в этом спектакле, и я чувствую, как мне его не хватает. Такой образ невозможно открыть лишь с одной стороны, а в театре очень важен этот баланс – одно решение, второе решение…
И был еще спектакль «Царь Петр и Алексей», где мы с ним вместе выходили на сцену. Он играл Петра, я – Алексея, хотя мне ничего особенного не нужно было играть. Я чувствовал его как отца. И это придавало особое качество спектаклю.
Когда Виктор Иванович был директором театра и занимался формированием репертуара, он подчас звонил артистам: «У тебя там съемки должны быть в кино – почему ты не говоришь? Мне же репертуар надо составлять». То есть заботился об артистах, понимая, что нам приходится зарабатывать деньги за пределами театра. Не было ни одного премьерного спектакля, чтобы Виктор Иванович не пришел бы поддержать своих учеников… И если даже ему не нравилось, он приходил за кулисы и говорил добрые слова, поскольку испытывает уважение к актерам, любовь к тем людям, которые затрачивают силы на работу. А уж получается у них роль или не получается – дело второстепенное. Но сам факт уважения труда – на первом месте, поскольку самый большой уголок его сердца называется театр.
Александр Вершинин, заслуженный артист России: «Очень трудно говорить о Викторе Ивановиче в столь сжатой форме, поскольку он достоин огромной книги. Но первое, что вспоминается – это колоссальная забота об артистах. Даже сейчас, когда прошло много лет после окончания училища, Виктор Иванович по-прежнему интересуется моей семьей, сыном и мамой, и мне очень дорого это внимание. Трудно описать волнение, когда тебе дают роль в спектакле вместе с твоим театральным педагогом. Это одновременно испытание и ответственность. Мне посчастливилось играть с Виктором Ивановичем в двух спектаклях – «Царь Петр и Алексей» и «Царь Борис». Его игра была удивительной: передо мной был уже не актер, а настоящий Царь Петр и Царь Борис. Я наблюдал за его игрой как завороженный, поскольку на наших глазах происходило настоящее чудо театра. И, конечно, глядя на него – снова учился. А потом бесценным опытом для меня послужила и совместная работа в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты».
Я не раз убеждался, что все ученики Коршунова – это одна большая семья. Искренняя, добрая, заботливая. Ежегодно, седьмого сентября мы встречаемся всей «коршуновской» семьей на дне курса – почаевничать, поговорить о наболевшем, познакомиться с молодыми учениками Виктора Ивановича и, конечно, поздравить своего учителя и любимых педагогов.
А недавно на «Мосфильме» я увидел стенд с фотографией Коршунова и не мог оторваться от его глаз. В его глазах есть все: мужественность, честность, доброта, порядочность».
Петр Абрамов, артист Малого театра: «Для меня он не просто учитель, он – человек эпохи Возрождения, абсолютно во всем, что касается профессии и жизни. Говоря нам о природе актера, он, помню, любил повторять слово «человековедение» – оно стало для меня определяющим в профессии. Актер и – шире – человек искусства всегда Личность. В любом театре жить не просто, но всегда необходимо иметь мужество оставаться человеком.
За годы, что знаю Учителя, я понял, что помимо профессиональных навыков, одаренности, необходима любовь. Коршунов-педагог был и остается строгим, требовательным, властным, любящим дисциплину и честность в профессии, но только невнимательный человек не увидит за этой строгостью искренней любви ко всем своим ученикам. У Виктора Ивановича есть еще одно уникальное свойство: он умеет подбирать людей, я бы сказал, «одной волны». Со времени его первого набора прошло уже – невероятно! – почти пятьдесят лет, но когда в день курса, седьмого сентября, собираются выпускники разных лет, возникает ощущение одного душевного настроя, человеческой гармонии. В этот день – среди «своих» – я всегда получаю импульс уверенности в себе и каждый раз осознаю, что все мы защищены светом и добротой самого дорогого нам человека».
Материал подготовил Виктор БОРЗЕНКО
«ТЕАТРАЛ», 30 октября 2009 года
Подробнее
ВЕРНЫЙ РОМАНТИК ТЕАТРА
Виктор Коршунов из тех, для кого верность и преданность - понятия абсолютно органичные и неоспоримые.
ВЕРНЫЙ РОМАНТИК ТЕАТРА
Виктор Коршунов из тех, для кого верность и преданность - понятия абсолютно органичные и неоспоримые. Именно так он служит Малому театру в самых разных качествах: артиста, сыгравшего множество ролей, директора, пост которого он занимал многие годы, педагога Щепкинского училища, более полувека воспитывающего актерскую смену, председателя попечительского совета, которым он ныне является. Виктор Иванович - глава сценической династии: сын Александр - ведущий актер и режиссер Малого, на старейшие подмостки выходит и внук Степан, а внучка Клавдия играет в «Современнике». Сам Виктор Коршунов - выпускник Школы-студии МХАТа - объединил органику и достоверность, воспринятую от своих учителей, с сочностью красок и масштабным реализмом, присущим традициям Малого театра. Оттого его царственные особы всегда отличались не только величием, но и противоречивостью, романтические персонажи не утрачивали человечности и простоты, а социальные герои нередко обладали возвышенным складом души.
Пожалуй, немногие актеры сыграли такое количество коронованных персон, повлиявших на судьбы российской и мировой истории, но при этом подверженных болезненным сомнениям и мучительной неуверенности в собственной правоте. Так, Виктору Коршунову довелось отразить на сцене эволюцию характера Бориса Годунова, показав его в «Царе Федоре Иоанновиче» волевым человеком, твердо и уверенно управляющим делами, а в борьбе за первенство не брезгующим интригами и жестокими расправами. В следующей же части толстовской трилогии актер уже играл царя, «достигшего высшей власти», но ощутившего на себе бремя ответственности и тяжесть наказания, неминуемо последовавшего за преступлением. Те же сомнения терзали и императора Петра Алексеевича в «Детоубийце» Ф.Горенштейна, страшившегося, что его личный грех может трагически отразиться на судьбе России. В минуту опасности переосмысливал совершенное им и король Густав Васа в одноименной драме А. Стриндберга, вдруг превращавшийся из властного, самоуверенного и беспощадного правителя в человека по-своему слабого и беззащитного, но способного «обуздать себя во имя великой цели».
Герои же Коршунова, принадлежавшие к разным социальным слоям общества, нередко несли в себе некий романтический заряд и искреннюю веру в истинные или ложные идеалы. Так, его деловитый купец Лопахин из «Вишневого сада», призывавший к разрушению, по-своему стремился к созиданию, к спасению по-настоящему любимых им людей, а действительный статский советник Сорин из «Чайки» вопреки всему оставался мечтателем. Даже циничный и разочарованный обыватель Суслов из горьковских «Дачников» словно вбирал в себя черты пылкого максималиста-бунтаря Власа, ранее сыгранного Коршуновым, а его комиссар Роман Кошкин из «Любови Яровой» К.Тренева соединял революционный фанатизм с возвышенным идеализмом. В умудренном жизнью писателе Никитине из «Берега» Ю. Бондарева сохранялись пылкость и нежность влюбленного лейтенанта, а трагедийно сыгранный солдат Дервоед в «Рядовых» А.Дударева и простодушный Иван в одноименной трагикомедии А.Кудрявцева были наделены истинным патриотизмом и лишенным ложного пафоса геройством.
Яркая характерность и сочность красок, присущие мастерам Малого, особенно отчетливо проявилась у Виктора Коршунова в ролях, сыгранных в пьесах главного автора Дома Островского, где актер создал образы разнообразных хитрецов и прохиндеев. Рядом с вальяжно холеным богачом Великатовым из «Талантов и поклонников» существовал властный, дьявольски коварный искуситель Неизвестный в «Пучине» и легко порхающий по жизни ловкач Чугунов в «Волках и овцах». А на место сыгранного ранее предприимчивого, заводного интригана Глумова в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты» пришел бравый вояка и озорной ловелас Крутицкий, подтянутый и моложавый, не утративший бодрой веселости и интереса к жизни. Все эти роли значительно расширили актерский диапазон Виктора Коршунова, жизненное же его амплуа остается неизменным - неисправимый романтик и преданный служитель театра.
Марина ГАЕВСКАЯ
«Культура», №46 2009
Виктор Коршунов из тех, для кого верность и преданность - понятия абсолютно органичные и неоспоримые. Именно так он служит Малому театру в самых разных качествах: артиста, сыгравшего множество ролей, директора, пост которого он занимал многие годы, педагога Щепкинского училища, более полувека воспитывающего актерскую смену, председателя попечительского совета, которым он ныне является. Виктор Иванович - глава сценической династии: сын Александр - ведущий актер и режиссер Малого, на старейшие подмостки выходит и внук Степан, а внучка Клавдия играет в «Современнике». Сам Виктор Коршунов - выпускник Школы-студии МХАТа - объединил органику и достоверность, воспринятую от своих учителей, с сочностью красок и масштабным реализмом, присущим традициям Малого театра. Оттого его царственные особы всегда отличались не только величием, но и противоречивостью, романтические персонажи не утрачивали человечности и простоты, а социальные герои нередко обладали возвышенным складом души.
Пожалуй, немногие актеры сыграли такое количество коронованных персон, повлиявших на судьбы российской и мировой истории, но при этом подверженных болезненным сомнениям и мучительной неуверенности в собственной правоте. Так, Виктору Коршунову довелось отразить на сцене эволюцию характера Бориса Годунова, показав его в «Царе Федоре Иоанновиче» волевым человеком, твердо и уверенно управляющим делами, а в борьбе за первенство не брезгующим интригами и жестокими расправами. В следующей же части толстовской трилогии актер уже играл царя, «достигшего высшей власти», но ощутившего на себе бремя ответственности и тяжесть наказания, неминуемо последовавшего за преступлением. Те же сомнения терзали и императора Петра Алексеевича в «Детоубийце» Ф.Горенштейна, страшившегося, что его личный грех может трагически отразиться на судьбе России. В минуту опасности переосмысливал совершенное им и король Густав Васа в одноименной драме А. Стриндберга, вдруг превращавшийся из властного, самоуверенного и беспощадного правителя в человека по-своему слабого и беззащитного, но способного «обуздать себя во имя великой цели».
Герои же Коршунова, принадлежавшие к разным социальным слоям общества, нередко несли в себе некий романтический заряд и искреннюю веру в истинные или ложные идеалы. Так, его деловитый купец Лопахин из «Вишневого сада», призывавший к разрушению, по-своему стремился к созиданию, к спасению по-настоящему любимых им людей, а действительный статский советник Сорин из «Чайки» вопреки всему оставался мечтателем. Даже циничный и разочарованный обыватель Суслов из горьковских «Дачников» словно вбирал в себя черты пылкого максималиста-бунтаря Власа, ранее сыгранного Коршуновым, а его комиссар Роман Кошкин из «Любови Яровой» К.Тренева соединял революционный фанатизм с возвышенным идеализмом. В умудренном жизнью писателе Никитине из «Берега» Ю. Бондарева сохранялись пылкость и нежность влюбленного лейтенанта, а трагедийно сыгранный солдат Дервоед в «Рядовых» А.Дударева и простодушный Иван в одноименной трагикомедии А.Кудрявцева были наделены истинным патриотизмом и лишенным ложного пафоса геройством.
Яркая характерность и сочность красок, присущие мастерам Малого, особенно отчетливо проявилась у Виктора Коршунова в ролях, сыгранных в пьесах главного автора Дома Островского, где актер создал образы разнообразных хитрецов и прохиндеев. Рядом с вальяжно холеным богачом Великатовым из «Талантов и поклонников» существовал властный, дьявольски коварный искуситель Неизвестный в «Пучине» и легко порхающий по жизни ловкач Чугунов в «Волках и овцах». А на место сыгранного ранее предприимчивого, заводного интригана Глумова в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты» пришел бравый вояка и озорной ловелас Крутицкий, подтянутый и моложавый, не утративший бодрой веселости и интереса к жизни. Все эти роли значительно расширили актерский диапазон Виктора Коршунова, жизненное же его амплуа остается неизменным - неисправимый романтик и преданный служитель театра.
Марина ГАЕВСКАЯ
«Культура», №46 2009
Подробнее
ЖЕСТКИЙ УЧИТЕЛЬ
Виктор Коршунов говорит, что ни разу не ошибся, отчисляя нерадивых студентов
ЖЕСТКИЙ УЧИТЕЛЬ
Виктор Коршунов говорит, что ни разу не ошибся, отчисляя нерадивых студентов
Виктор Иванович Коршунов – народный артист России, директор Малого театра, сегодня празднует 80-летие. Торжественный вечер пройдет, конечно, в стенах Малого театра, поздравлять актера и начальника придут и актеры, и многочисленные ученики, поскольку Коршунов 55 лет преподает в Щепкинской школе. Накануне юбилея Виктор Иванович ответил на вопросы корреспондента «НГ».
– Если не об актерстве и педагогике, а о хозяйственных вопросах, стройка Большого Малому не угрожает? Вы следите?
– Следим. Нет, не угрожает, мы болеем за них, все-таки Большой – наша гордость, я уж не говорю, что это наш старший брат. Большой театр и Малый когда-то были соединены подземным ходом, актеры, когда работали, переходили из одного в другой.
– А сейчас его нет?
– Закрыт, но существует. Когда в 80-х годах проводили ремонт, ко мне прибежали строители. Виктор Иванович, идите, смотрите, вот дверь, ход. Я посмотрел, но там было все перекрыто, ход есть, только им не пользуются – два разных коллектива, разная жизнь.
– Одно время вы неважно себя чувствовали, говорили, что болеете. Но ведь актер не может не играть. Какую бы роль вы оставили, если бы врач разрешил играть только одну?
– Да, в какой-то момент я заболел, врач посмотрел и сказал: нужно обязательно отдохнуть, так нельзя. И рекомендовал исключить сильные эмоциональные спектакли – «Царь Федор», «Царь Петр и Алексей», «Царь Борис». А все остальные – пожалуйста. Я сделал некоторую паузу в отношении этих тяжелых спектаклей.
– А не сказал ли врач, что какой-то спектакль для здоровья полезен?
– Сказал, что работать можете, и мало того что можете, даже должны работать – работа будет способствовать вам, но надо сохранить чувство меры. Действительно, в пору перестройки приходилось решать очень трудные вопросы. Одна власть уходила, другая не утвердилась, утром зайдешь в кабинет Иванова, говорят, Иванова уже нет, вместо него Петров. А я решил все вопросы с Ивановым, Петров говорит: ничего не знаю, придется пересматривать все заново, а время, строители не ждут, нужно все решать.
– Меня, скажу честно, трогает, что в Малом хранят традиции: костюм сценический надевается на белую рубаху, например. Возникает ощущение: вам – от них, им – от предыдущих поколений перешло такое святое отношение к сцене.
– Так оно и есть.
– Вы можете поцеловать сцену?
– Могу.
– Чего вы не можете сделать на сцене и что вы говорите своим студентам, чего нельзя делать на сцене? Ну, понятно, нельзя материться, нужно снимать шапку. Что еще?
– На сцене нельзя делать того, что не понравится сцене, ее надо любить, уважать, нельзя приходить в верхней одежде, ругаться, нельзя громко говорить – это святое. В Малом театре существует такое понятие, как энергетика поколений. Все люди, которые прошли эту сцену, здесь эту энергетику оставляли. Это все передается следующим поколениям. В грустные минуты, когда мы прощаемся с товарищами, говорим и чувствуем – ты остаешься здесь, с нами, в стенах этого театра, твоя душа, энергетика не могут уйти отсюда.
– Ваш сын замечательный и актер, и режиссер, не пострадал от того, что вы стали директором?
– Ни капли. Слава Богу, он пришел, когда я не был директором, пришел при Михаиле Ивановиче Цареве. Михаил Иванович внимательно следил за актерами других театров. Он мне говорил несколько раз, что смотрел спектакль Нового театра – сын был подвижник молодежного театра и работал там, – хвалил сына и говорил, что стоит обсудить возможность его работы в Малом театре. Я передал разговор сыну, он принял не очень хорошо: ты там работаешь, это неудобно. И только через какое-то время согласился встретиться с Михаилом Ивановичем. Они разговаривали очень долго, и после этого он был принят в театр.
– Клавдия Коршунова, ваша внучка. Вы видели ее в «Современнике»?
– Нет, она меня не пускает. Когда она выпустила «Даму с камелиями», я сказал ей, что пойду посмотрю, а она говорит, что еще должна «добрать», просила не приходить. Но до сих пор так и не позвала. Я видел отдельные куски по телевидению, но не люблю советовать, тем более не глядя. Совет актера – вещь тонкая, своеобразная. Некоторым можно посоветовать, а иногда не надо.
– Почему?
– Актеры по-разному воспринимают то, что ты ему советуешь. И надо знать, как советовать.
– Как в бильярде – иногда нужно ударить в одну сторону, чтобы попасть в другую?
– До некоторой степени так. Нельзя научить быть актером, можно – воспитать. Когда мы принимаем студентов, на две вещи я обращаю внимание: первое – способности: заразительность, темперамент, своеобразие, голос, внешние, внутренние данные и второе, обязательно – человеческий момент. Я обычно долго беседую с человеком, прошу рассказать о маме, папе, братьях, сестрах, если есть, то есть пытаюсь понять позиции человеческие. Меня интересует его понятие доброты, его отношение к каким-то мечтам, это очень важно. Без учета человеческих качеств трудно потом найти верный ключ к актерству.
– А двойки вы ставите?
– Не только ставлю, я отчисляю, я считаюсь, не знаю, правильно-неправильно, но довольно жестким педагогом. Я говорю: голубчик, я не могу советовать вам дальше продолжать эту профессию.
– Бывало, что вы ошибались?
– Нет, к сожалению.
Григорий Заславский
«Независимая газета», 26 ноября 2009 года
Виктор Коршунов говорит, что ни разу не ошибся, отчисляя нерадивых студентов
Виктор Иванович Коршунов – народный артист России, директор Малого театра, сегодня празднует 80-летие. Торжественный вечер пройдет, конечно, в стенах Малого театра, поздравлять актера и начальника придут и актеры, и многочисленные ученики, поскольку Коршунов 55 лет преподает в Щепкинской школе. Накануне юбилея Виктор Иванович ответил на вопросы корреспондента «НГ».
– Если не об актерстве и педагогике, а о хозяйственных вопросах, стройка Большого Малому не угрожает? Вы следите?
– Следим. Нет, не угрожает, мы болеем за них, все-таки Большой – наша гордость, я уж не говорю, что это наш старший брат. Большой театр и Малый когда-то были соединены подземным ходом, актеры, когда работали, переходили из одного в другой.
– А сейчас его нет?
– Закрыт, но существует. Когда в 80-х годах проводили ремонт, ко мне прибежали строители. Виктор Иванович, идите, смотрите, вот дверь, ход. Я посмотрел, но там было все перекрыто, ход есть, только им не пользуются – два разных коллектива, разная жизнь.
– Одно время вы неважно себя чувствовали, говорили, что болеете. Но ведь актер не может не играть. Какую бы роль вы оставили, если бы врач разрешил играть только одну?
– Да, в какой-то момент я заболел, врач посмотрел и сказал: нужно обязательно отдохнуть, так нельзя. И рекомендовал исключить сильные эмоциональные спектакли – «Царь Федор», «Царь Петр и Алексей», «Царь Борис». А все остальные – пожалуйста. Я сделал некоторую паузу в отношении этих тяжелых спектаклей.
– А не сказал ли врач, что какой-то спектакль для здоровья полезен?
– Сказал, что работать можете, и мало того что можете, даже должны работать – работа будет способствовать вам, но надо сохранить чувство меры. Действительно, в пору перестройки приходилось решать очень трудные вопросы. Одна власть уходила, другая не утвердилась, утром зайдешь в кабинет Иванова, говорят, Иванова уже нет, вместо него Петров. А я решил все вопросы с Ивановым, Петров говорит: ничего не знаю, придется пересматривать все заново, а время, строители не ждут, нужно все решать.
– Меня, скажу честно, трогает, что в Малом хранят традиции: костюм сценический надевается на белую рубаху, например. Возникает ощущение: вам – от них, им – от предыдущих поколений перешло такое святое отношение к сцене.
– Так оно и есть.
– Вы можете поцеловать сцену?
– Могу.
– Чего вы не можете сделать на сцене и что вы говорите своим студентам, чего нельзя делать на сцене? Ну, понятно, нельзя материться, нужно снимать шапку. Что еще?
– На сцене нельзя делать того, что не понравится сцене, ее надо любить, уважать, нельзя приходить в верхней одежде, ругаться, нельзя громко говорить – это святое. В Малом театре существует такое понятие, как энергетика поколений. Все люди, которые прошли эту сцену, здесь эту энергетику оставляли. Это все передается следующим поколениям. В грустные минуты, когда мы прощаемся с товарищами, говорим и чувствуем – ты остаешься здесь, с нами, в стенах этого театра, твоя душа, энергетика не могут уйти отсюда.
– Ваш сын замечательный и актер, и режиссер, не пострадал от того, что вы стали директором?
– Ни капли. Слава Богу, он пришел, когда я не был директором, пришел при Михаиле Ивановиче Цареве. Михаил Иванович внимательно следил за актерами других театров. Он мне говорил несколько раз, что смотрел спектакль Нового театра – сын был подвижник молодежного театра и работал там, – хвалил сына и говорил, что стоит обсудить возможность его работы в Малом театре. Я передал разговор сыну, он принял не очень хорошо: ты там работаешь, это неудобно. И только через какое-то время согласился встретиться с Михаилом Ивановичем. Они разговаривали очень долго, и после этого он был принят в театр.
– Клавдия Коршунова, ваша внучка. Вы видели ее в «Современнике»?
– Нет, она меня не пускает. Когда она выпустила «Даму с камелиями», я сказал ей, что пойду посмотрю, а она говорит, что еще должна «добрать», просила не приходить. Но до сих пор так и не позвала. Я видел отдельные куски по телевидению, но не люблю советовать, тем более не глядя. Совет актера – вещь тонкая, своеобразная. Некоторым можно посоветовать, а иногда не надо.
– Почему?
– Актеры по-разному воспринимают то, что ты ему советуешь. И надо знать, как советовать.
– Как в бильярде – иногда нужно ударить в одну сторону, чтобы попасть в другую?
– До некоторой степени так. Нельзя научить быть актером, можно – воспитать. Когда мы принимаем студентов, на две вещи я обращаю внимание: первое – способности: заразительность, темперамент, своеобразие, голос, внешние, внутренние данные и второе, обязательно – человеческий момент. Я обычно долго беседую с человеком, прошу рассказать о маме, папе, братьях, сестрах, если есть, то есть пытаюсь понять позиции человеческие. Меня интересует его понятие доброты, его отношение к каким-то мечтам, это очень важно. Без учета человеческих качеств трудно потом найти верный ключ к актерству.
– А двойки вы ставите?
– Не только ставлю, я отчисляю, я считаюсь, не знаю, правильно-неправильно, но довольно жестким педагогом. Я говорю: голубчик, я не могу советовать вам дальше продолжать эту профессию.
– Бывало, что вы ошибались?
– Нет, к сожалению.
Григорий Заславский
«Независимая газета», 26 ноября 2009 года
27.11.2009
Подробнее
СЫГРАВШИЙ ИСТОРИЮ
Малый театр отметил юбилей народного артиста СССР Виктора Коршунова
СЫГРАВШИЙ ИСТОРИЮ
Малый театр отметил юбилей народного артиста СССР Виктора Коршунова
Виктор Коршунов любит цитировать строки Арсения Тарковского: «Я тот, кто жил во времена мои». В этом нет фанаберии, чувства превосходства или признака «звездной болезни». Здесь ясная и смиренная констатация того, что каждый человек живет в большой истории. Но в случае Коршунова вся страна и вправду жила в его времена.
Он родился в Москве в 1929 году в семье сельских людей, нежданно оказавшихся в столице. Их сын Виктор родился на Сухаревке, там провел свои школьные годы. В разгар войны в районном Доме пионеров он записался в драматическую студию, которой руководила Варвара Ивановна Стручкова. Потому после войны он, не задумываясь, поступил в только что созданную школу-студию МХАТ, на курс Александра Михайловича Карева. На старших курсах там учились Олег Ефремов, Алексей Баталов, а однокурсниками Коршунова были Олег Борисов и Екатерина Еланская, дочь актрисы Художественного театра - Клавдии Николаевны Еланской и режиссера Ильи Яковлевича Судакова. В 1953 году, спустя два года после окончания школы-студии, Екатерина Еланская и Виктор Коршунов поженились.
Профессиональный дебют Коршунова состоялся в Центральном театре транспорта (ныне Московский драматический театр имени Н.В. Гоголя). Он сыграл там Фернандо в «Живом трупе» Моретто и Ваську Окорока в спектакле «Бронепоезд 14-69» В.Иванова, выдвинутом на соискание государственной премии. После этого спектакля Михаил Царев, тогдашний руководитель Малого театра, и пригласил Коршунова в старейшую российскую труппу. Повышенное чувство долга и строжайшая самодисциплина позволили ему занять лидирующее положение. С 1985 года он является директором, а с 1998 по 2009 год - генеральным директором Государственного академического Малого театра.
Весь советский репертуар - от Максима Горького и Константина Тренева до инсценировок романов Юрия Бондарева и Леонида Брежнева («Берег», «Малая земля», «Целина») - главным образом лег на плечи Коршунова. Он нес эту ношу достойно и значительно, став одним из главных символов советского театра второй половины ХХ века. Но печать положительного социального героя не сделала из него раба амплуа. С годами его стали притягивать все более и более сложные и характерные персонажи. Никита во «Власти тьмы» Л.Н.Толстого, Молчалин в «Горе от ума» А.С.Грибоедова, Базаров в «Отцах и детях» по И.С.Тургеневу, Жадов, Глумов и Чугунов в комедиях А.Н.Островского «Доходное место», Лопахин и Сорин в спектаклях «Вишневый сад» и «Чайка» А.П.Чехова... Это только часть созданных Виктором Коршуновым на сцене Малого театра классических ролей.
Огромный мир русской истории встает в его актерских созданиях. Трагичен созданный им Петр Великий в спектакле «Царь Петр и Алексей». Но самой важной в его творческой биографии является длящаяся более двух десятилетий история Бориса Годунова в трагедиях А.К.Толстого. Масштаб большой истории и масштабная личность, этой историей попираемая, соединяющая в себе ум, волю, хитрость, высокие цели, но и способность во имя этих целей нарушить нравственные заповеди. Таков его Годунов в знаменитом спектакле Бориса Равенских «Царь Федор Иоаннович». Роль эту он играет один, без замены, с 1973 года, уже более четверти века! Еще более сложный и драматичный образ Годунова создает Коршунов в трагедии «Царь Борис». Последняя работа артиста на сцене оказалась тоже связанной с монархической темой. Он сыграл шведского короля Густава Васа в одноименной пьесе А. Стриндберга.
Елена Юринская
«Российская газета», 27 ноября 2009 года
Малый театр отметил юбилей народного артиста СССР Виктора Коршунова
Виктор Коршунов любит цитировать строки Арсения Тарковского: «Я тот, кто жил во времена мои». В этом нет фанаберии, чувства превосходства или признака «звездной болезни». Здесь ясная и смиренная констатация того, что каждый человек живет в большой истории. Но в случае Коршунова вся страна и вправду жила в его времена.
Он родился в Москве в 1929 году в семье сельских людей, нежданно оказавшихся в столице. Их сын Виктор родился на Сухаревке, там провел свои школьные годы. В разгар войны в районном Доме пионеров он записался в драматическую студию, которой руководила Варвара Ивановна Стручкова. Потому после войны он, не задумываясь, поступил в только что созданную школу-студию МХАТ, на курс Александра Михайловича Карева. На старших курсах там учились Олег Ефремов, Алексей Баталов, а однокурсниками Коршунова были Олег Борисов и Екатерина Еланская, дочь актрисы Художественного театра - Клавдии Николаевны Еланской и режиссера Ильи Яковлевича Судакова. В 1953 году, спустя два года после окончания школы-студии, Екатерина Еланская и Виктор Коршунов поженились.
Профессиональный дебют Коршунова состоялся в Центральном театре транспорта (ныне Московский драматический театр имени Н.В. Гоголя). Он сыграл там Фернандо в «Живом трупе» Моретто и Ваську Окорока в спектакле «Бронепоезд 14-69» В.Иванова, выдвинутом на соискание государственной премии. После этого спектакля Михаил Царев, тогдашний руководитель Малого театра, и пригласил Коршунова в старейшую российскую труппу. Повышенное чувство долга и строжайшая самодисциплина позволили ему занять лидирующее положение. С 1985 года он является директором, а с 1998 по 2009 год - генеральным директором Государственного академического Малого театра.
Весь советский репертуар - от Максима Горького и Константина Тренева до инсценировок романов Юрия Бондарева и Леонида Брежнева («Берег», «Малая земля», «Целина») - главным образом лег на плечи Коршунова. Он нес эту ношу достойно и значительно, став одним из главных символов советского театра второй половины ХХ века. Но печать положительного социального героя не сделала из него раба амплуа. С годами его стали притягивать все более и более сложные и характерные персонажи. Никита во «Власти тьмы» Л.Н.Толстого, Молчалин в «Горе от ума» А.С.Грибоедова, Базаров в «Отцах и детях» по И.С.Тургеневу, Жадов, Глумов и Чугунов в комедиях А.Н.Островского «Доходное место», Лопахин и Сорин в спектаклях «Вишневый сад» и «Чайка» А.П.Чехова... Это только часть созданных Виктором Коршуновым на сцене Малого театра классических ролей.
Огромный мир русской истории встает в его актерских созданиях. Трагичен созданный им Петр Великий в спектакле «Царь Петр и Алексей». Но самой важной в его творческой биографии является длящаяся более двух десятилетий история Бориса Годунова в трагедиях А.К.Толстого. Масштаб большой истории и масштабная личность, этой историей попираемая, соединяющая в себе ум, волю, хитрость, высокие цели, но и способность во имя этих целей нарушить нравственные заповеди. Таков его Годунов в знаменитом спектакле Бориса Равенских «Царь Федор Иоаннович». Роль эту он играет один, без замены, с 1973 года, уже более четверти века! Еще более сложный и драматичный образ Годунова создает Коршунов в трагедии «Царь Борис». Последняя работа артиста на сцене оказалась тоже связанной с монархической темой. Он сыграл шведского короля Густава Васа в одноименной пьесе А. Стриндберга.
Елена Юринская
«Российская газета», 27 ноября 2009 года
Подробнее
ПОЗДРАВЛЕНИЕ С 80-ЛЕТНИМ ЮБИЛЕЕМ НАРОДНОМУ АРТИСТУ СССР В.И. КОРШУНОВУ ОТ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ЦК КПРФ Г. А. ЗЮГАНОВА
ПОЗДРАВЛЕНИЕ С 80-ЛЕТНИМ ЮБИЛЕЕМ НАРОДНОМУ АРТИСТУ СССР В.И. КОРШУНОВУ ОТ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ЦК КПРФ Г. А. ЗЮГАНОВА
Москва, Театральный проезд, д.1, стр.1
Государственный академический
Малый театр
Народному артисту СССР
В.И. Коршунову
Уважаемый Виктор Иванович!
В день Вашего юбилея, 80-летия со дня рождения, примите мои искренние поздравления и наилучшие пожелания.
Вы являетесь одним из выдающихся мастеров прославленного Малого. За более чем полувековое служение этому театру, Вами созданы и талантливо воплощены на старейшей отечественной сцене самые разнообразные образы. И все они, от скромных до масштабных, отличаются необыкновенным коршуновским обаянием, внешней сдержанностью и четко ощущаемой силой внутренней мужественности.
Многомиллионные зрительские симпатии и популярность принесло Вам советское кино. Разведчик Брагин в фильме «По тонкому льду» - один из самых дорогих и любимых в Вашем творчестве. По тонкому льду, продолжает идти в нелегкие для страны время, народный артист СССР Виктор Коршунов, честно и преданно служа русскому театру, Родине и народу. Честь Вам и хвала, Виктор Иванович и всего самого доброго!
С уважением,
Руководитель фракции КПРФ
в Государственной Думе РФ,
Председатель ЦК КПРФ
Г.А. Зюганов
Москва, Театральный проезд, д.1, стр.1
Государственный академический
Малый театр
Народному артисту СССР
В.И. Коршунову
Уважаемый Виктор Иванович!
В день Вашего юбилея, 80-летия со дня рождения, примите мои искренние поздравления и наилучшие пожелания.
Вы являетесь одним из выдающихся мастеров прославленного Малого. За более чем полувековое служение этому театру, Вами созданы и талантливо воплощены на старейшей отечественной сцене самые разнообразные образы. И все они, от скромных до масштабных, отличаются необыкновенным коршуновским обаянием, внешней сдержанностью и четко ощущаемой силой внутренней мужественности.
Многомиллионные зрительские симпатии и популярность принесло Вам советское кино. Разведчик Брагин в фильме «По тонкому льду» - один из самых дорогих и любимых в Вашем творчестве. По тонкому льду, продолжает идти в нелегкие для страны время, народный артист СССР Виктор Коршунов, честно и преданно служа русскому театру, Родине и народу. Честь Вам и хвала, Виктор Иванович и всего самого доброго!
С уважением,
Руководитель фракции КПРФ
в Государственной Думе РФ,
Председатель ЦК КПРФ
Г.А. Зюганов
27.11.2014
ВЫСТАВКА ФОТОГРАФИЙ
Уважаемые зрители! К юбилею народного артиста СССР Виктора Ивановича Коршунова Творческо-информационным центром Малого театра подготовлена фотовыставка, размещенная в колонном зале сцены на Большой Ордынке. На ней представлено более 60-ти снимков, на которых запечатлены работы Виктора Ивановича на сцене и в кино, его деятельность в качестве педагога и директора Малого театра.
24.11.2014
К ЮБИЛЕЮ ВИКТОРА КОРШУНОВА
В.И.Коршунова поздравляют Василий Бочкарев, Валерий Баринов, Татьяна Лебедева, Александр Вершинин и Ирина Жерякова
Фрагменты спектаклей «Иван Рыбаков», «Любовь Яровая», «Отцы и дети», «На всякого мудреца довольно простоты», «Вишневый сад» и «Царь Петр и Алексей»
Фрагменты спектаклей «Иван Рыбаков», «Любовь Яровая», «Отцы и дети», «На всякого мудреца довольно простоты», «Вишневый сад» и «Царь Петр и Алексей»
24.11.2014
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ЮБИЛЕЕМ!
24 ноября народному артисту СССР Виктору Ивановичу Коршунову исполняется 85 лет! От всего сердца и с огромной радостью мы поздравляем Виктора Ивановича с этим замечательным юбилеем и желаем ему хорошего самочувствия и бодрости духа!
24.11.2011
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ!
24 ноября – день рождения народного артиста СССР Виктора Ивановича Коршунова. Поздравляем Виктора Ивановича и желаем ему доброго здоровья и хорошего настроения!
24.11.2010
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
24 ноября – день рождения председателя Попечительского совета Малого театра, народного артиста СССР Виктора Ивановича Коршунова. Искренне поздравляем Виктора Ивановича и желаем ему доброго здоровья, хорошего настроения и еще многих лет служения Малому театру!
25.06.2010
«Звуковой архив Малого театра» «ЛЮБОВЬ ЯРОВАЯ» К.ТРЕНЕВА
«Звуковой архив Малого театра»
«ЛЮБОВЬ ЯРОВАЯ» К.ТРЕНЕВА
Предлагаем Вашему вниманию запись спектакля, в котором роль поручика Ярового исполнял Юрий Мефодьевич Соломин. Режиссер-постановщик – Петр Фоменко, запись 1978 года…
«ЛЮБОВЬ ЯРОВАЯ» К.ТРЕНЕВА
Предлагаем Вашему вниманию запись спектакля, в котором роль поручика Ярового исполнял Юрий Мефодьевич Соломин. Режиссер-постановщик – Петр Фоменко, запись 1978 года…
12.04.2010
«Звуковой архив Малого театра» «СВЕТИТ, ДА НЕ ГРЕЕТ» А.Н.ОСТРОВСКОГО и Н.Я.СОЛОВЬЕВА
«Звуковой архив Малого театра»
«СВЕТИТ, ДА НЕ ГРЕЕТ» А.Н.ОСТРОВСКОГО и Н.Я.СОЛОВЬЕВА
В день рождения Александра Николаевича Островского предлагаем послушать запись спектакля по его пьесе, написанной в соавторстве с Н.Я.Соловьевым.
«СВЕТИТ, ДА НЕ ГРЕЕТ» А.Н.ОСТРОВСКОГО и Н.Я.СОЛОВЬЕВА
В день рождения Александра Николаевича Островского предлагаем послушать запись спектакля по его пьесе, написанной в соавторстве с Н.Я.Соловьевым.
25.03.2010
АНОНС: «ВИКТОР КОРШУНОВ. ВЕЧЕР В МАЛОМ ТЕАТРЕ»
В эфире телеканала «Культура» — 26 марта 2010 года, 18:00.
12.03.2010
«Звуковой архив Малого театра» «ДИАЛОГИ О КУЛЬТУРЕ» НА РАДИО «РОССИИ»
«Звуковой архив Малого театра»
«ДИАЛОГИ О КУЛЬТУРЕ» НА РАДИО «РОССИИ»
Очередную передачу «Диалоги о культуре» ведущая Людмила Борзяк посвятила юбилею Виктора Ивановича Коршунова и премьере спектакля «Мольер» («Кабала святош») М.А.Булгакова
«ДИАЛОГИ О КУЛЬТУРЕ» НА РАДИО «РОССИИ»
Очередную передачу «Диалоги о культуре» ведущая Людмила Борзяк посвятила юбилею Виктора Ивановича Коршунова и премьере спектакля «Мольер» («Кабала святош») М.А.Булгакова
03.12.2009
ПТЕНЦЫ ГНЕЗДА КОРШУНОВА
До юбилейного вечера народного артиста СССР Виктора Коршунова, где соединились три красивые даты: 80 лет со дня рождения, 60 лет творческой деятельности и 55 лет работы педагогом в Щукинском училище, мне казалось, что все разговоры о театре-доме, это, извините, треп. Но когда занавес открылся, и вся труппа на сцене встала, приветствуя своего товарища, внутри у меня что-то оборвалось и захотелось петь и плакать.
02.12.2009
«Листая старые подшивки» ВИКТОР КОРШУНОВ - ИГРАЮЩИЙ ДИРЕКТОР
«Листая старые подшивки»
ВИКТОР КОРШУНОВ - ИГРАЮЩИЙ ДИРЕКТОР
Предлагаем вашему вниманию интервью Виктора Ивановича Коршунова, опубликованное в «Российской газете» в 1999 году.
ВИКТОР КОРШУНОВ - ИГРАЮЩИЙ ДИРЕКТОР
Предлагаем вашему вниманию интервью Виктора Ивановича Коршунова, опубликованное в «Российской газете» в 1999 году.
01.12.2009
«САМЫЙ БОЛЬШОЙ УГОЛОК ЕГО СЕРДЦА НАЗЫВАЕТСЯ ТЕАТР»
Старейший актер Малого театра, режиссер и педагог Виктор Коршунов отмечает свое 80-летие
01.12.2009
ВЕРНЫЙ РОМАНТИК ТЕАТРА
Виктор Коршунов из тех, для кого верность и преданность - понятия абсолютно органичные и неоспоримые.
Главный режиссёр Малого театра —
заслуженный артист России А.В. Дубровский
Главная
Новости
Изменения в афише
Премьеры
Гастроли
Репертуар
Отзывы
Фестиваль "Островский в доме Островского"
Малый ТВ
Газета "Малый театр"
Открытая информация
Партнёры
О театре
Попечительский совет Руководство театра Актёры Режиссёры Художники Музыкальная часть Репертуарный отдел Режиссёрский отдел Пресс-служба Музейно-информационный центр Художественно-постановочная часть Мемориальная квартира А.И. Сумбатова-Южина Щепкинское училище Детская студия Малого театра Филиал в Когалыме
История
Здание Малого театра
Репертуар с 1824 г.
Театральное училище
Спектакли
Труппа театра с 1824 года
Труппа театра с 1917 года
Актеры
Режиссеры
Художники
Звуковой архив
1941-1945
Щелыково
Библиотека Малого театра
Правила вежливости и этикета
Публикации
Памятник А.Н. Островскому
Партнеры
Информационная поддержка
Как добраться?© 2025 Пресс-служба:
press@maly.ru
Заказ билетов (web-касса) (495) 624-40-46
Оценка качества услуг учреждений культуры
Адрес театра:
Москва, Театральный проезд д. 1
телефон: (495)624-42-01
Мы в соцсетях:
Партнеры
Информационная поддержка