31.05.2005
Подробнее
С 1 по 7 июня
в Перми на сцене Драматического театра пройдут гастроли Государственного академического Малого театра России.
Горожане и гости города смогут посмотреть спектакли по пьесам Александра Островского: «На всякого мудреца довольно простоты», «Правда хорошо, а счастье лучше», «Бешеные деньги», «Волки и овцы» и др.
Горожане и гости города смогут посмотреть спектакли по пьесам Александра Островского: «На всякого мудреца довольно простоты», «Правда хорошо, а счастье лучше», «Бешеные деньги», «Волки и овцы» и др.
В июне в Перми пройдут гастроли Государственного академического Малого театра России
С 1 по 7 июня в Перми на сцене Драматического театра пройдут гастроли Государственного академического Малого театра России. Горожане и гости города смогут посмотреть спектакли по пьесам Александра Островского: «На всякого мудреца довольно простоты», «Правда хорошо, а счастье лучше», «Бешеные деньги», «Волки и овцы» и др. В ролях заняты известные актеры: Элина Быстрицкая, Ирина Муравьёва, Василий Бочкарёв, Валерий Баринов.
Пермская труппа театра во время гастролей даст несколько спектаклей в городах области. Для показа выбрана премьерная постановка, посвященная Дню Победы, – «Лирическая хроника боевых действий расчета гвардейского миномета «ПМ-38».
© 2005, «Новый Регион – Пермь
ГАСТРОЛИ НА СЦЕНЕ ПЕРМСКОГО АКАДЕМИЧЕСКОГО ТЕАТРА ДРАМЫ
ИЮНЬ 2005 г.
ул. Ленина, 53
телефон: 36-10-92
1, 3 июня
А.Н.Островский
«На всякого мудреца довольно простоты»
Комедия в 5 действиях
(Антракт после 3-го действия)
2, 4 июня
А.Н.Островский
«Правда — хорошо, а счастье лучше»
Комедия в 4-х действиях
Сценическая редакция Малого театра Спектакль идёт с одним антрактом
5, 7 июня
А.Н.Островский
«Волки и овцы»
Комедия в 5 действиях
Спектакль идет с одним антрактом
6 июня
А.Н.Островский
«Бешеные деньги»
Комедия в 2 действиях
Художественный руководитель театра — народный артист СССР Ю.М. СОЛОМИН
Начало спектаклей в 19 часов.
Справки и заказ билетов по телефонам: 36-10-92, 12-63-78
Касса работает с 12 до 19 часов.
С 1 по 7 июня в Перми на сцене Драматического театра пройдут гастроли Государственного академического Малого театра России. Горожане и гости города смогут посмотреть спектакли по пьесам Александра Островского: «На всякого мудреца довольно простоты», «Правда хорошо, а счастье лучше», «Бешеные деньги», «Волки и овцы» и др. В ролях заняты известные актеры: Элина Быстрицкая, Ирина Муравьёва, Василий Бочкарёв, Валерий Баринов.
Пермская труппа театра во время гастролей даст несколько спектаклей в городах области. Для показа выбрана премьерная постановка, посвященная Дню Победы, – «Лирическая хроника боевых действий расчета гвардейского миномета «ПМ-38».
© 2005, «Новый Регион – Пермь
ГАСТРОЛИ НА СЦЕНЕ ПЕРМСКОГО АКАДЕМИЧЕСКОГО ТЕАТРА ДРАМЫ
ИЮНЬ 2005 г.
ул. Ленина, 53
телефон: 36-10-92
1, 3 июня
А.Н.Островский
«На всякого мудреца довольно простоты»
Комедия в 5 действиях
(Антракт после 3-го действия)
2, 4 июня
А.Н.Островский
«Правда — хорошо, а счастье лучше»
Комедия в 4-х действиях
Сценическая редакция Малого театра Спектакль идёт с одним антрактом
5, 7 июня
А.Н.Островский
«Волки и овцы»
Комедия в 5 действиях
Спектакль идет с одним антрактом
6 июня
А.Н.Островский
«Бешеные деньги»
Комедия в 2 действиях
Художественный руководитель театра — народный артист СССР Ю.М. СОЛОМИН
Начало спектаклей в 19 часов.
Справки и заказ билетов по телефонам: 36-10-92, 12-63-78
Касса работает с 12 до 19 часов.
23.02.2005
Подробнее
23 февраля
в 12 часов на основной сцене Малого театра пройдет благотворительный спектакль для воинов российской армии, посвященный Дню защитника Отечества. Это будет комедия А.Н.Островского «Волки и овцы».
ОСНОВНАЯ СЦЕНА
Театральная пл., 1/6 Телефон 923-26-21
ВОЕННО-ШЕФСКИЙ СПЕКТАКЛЬ
23 февраля 2005 г.
А.Н.Островский
ВОЛКИ И ОВЦЫ
Комедия в 5 действиях
спектакль идёт с одним антрактом
в спектакле заняты:
народные артисты России
лауреат Государственной премии России Я.П.Барышев, лауреат Государственной премии России Л.П.Полякова, В.А.Борцов, В.И.Езепов, А.В.Коршунов, Т.П.Панкова, А.М.Торопов
заслуженные артисты России
С.Г.Аманова, Е.Г.Харитонова
артисты
А.Н.Анохин, А.Т.Манке, В.А.Низовой
Режиссёр-постановщик заслуженный деятель искусств России В.Н.Иванов
Художник – заслуженный работник культуры России А.К.Глазунов
Художник по костюмам – Т.В.Титова
Музыкальное оформление Саша Иванов, Д.В.Гнутов
Режиссёр – заслуженная артистка России З.Е.Андреева
Постановщик танцев – заслуженный деятель искусств России П.Л.Гродницкий
Помощники режиссера – Г.И.Маркина, заслуженный работник культуры России В.М.Егоров, Т.А.Егорова
Художник по свету – заслуженный работник культуры России А.Е.Изотов
Руководство художественно-постановочной частью – заслуженный работник культуры России В.Е.Барабашкин
ДЛЯ ВОИНОВ РОССИЙСКОЙ АРМИИ
Художественный руководитель театра — народный артист СССР Ю.М.СОЛОМИН Начало спектакля в 12 часов
ИНФОРМАЦИОННАЯ ПОДДЕРЖКА: газеты: «Труд», «Аргументы и Факты», радиокомпания «Маяк», «Yтро.ru», «Центр Plus»
Театральная пл., 1/6 Телефон 923-26-21
ВОЕННО-ШЕФСКИЙ СПЕКТАКЛЬ
23 февраля 2005 г.
А.Н.Островский
ВОЛКИ И ОВЦЫ
Комедия в 5 действиях
спектакль идёт с одним антрактом
в спектакле заняты:
народные артисты России
лауреат Государственной премии России Я.П.Барышев, лауреат Государственной премии России Л.П.Полякова, В.А.Борцов, В.И.Езепов, А.В.Коршунов, Т.П.Панкова, А.М.Торопов
заслуженные артисты России
С.Г.Аманова, Е.Г.Харитонова
артисты
А.Н.Анохин, А.Т.Манке, В.А.Низовой
Режиссёр-постановщик заслуженный деятель искусств России В.Н.Иванов
Художник – заслуженный работник культуры России А.К.Глазунов
Художник по костюмам – Т.В.Титова
Музыкальное оформление Саша Иванов, Д.В.Гнутов
Режиссёр – заслуженная артистка России З.Е.Андреева
Постановщик танцев – заслуженный деятель искусств России П.Л.Гродницкий
Помощники режиссера – Г.И.Маркина, заслуженный работник культуры России В.М.Егоров, Т.А.Егорова
Художник по свету – заслуженный работник культуры России А.Е.Изотов
Руководство художественно-постановочной частью – заслуженный работник культуры России В.Е.Барабашкин
ДЛЯ ВОИНОВ РОССИЙСКОЙ АРМИИ
Художественный руководитель театра — народный артист СССР Ю.М.СОЛОМИН Начало спектакля в 12 часов
ИНФОРМАЦИОННАЯ ПОДДЕРЖКА: газеты: «Труд», «Аргументы и Факты», радиокомпания «Маяк», «Yтро.ru», «Центр Plus»
22.02.2005
Подробнее
23 февраля
в спектакле «Волки и овцы» роль Василия Ивановича Беркутова впервые исполнит народный артист России Борис Владимирович Клюев.
Пожелаем артисту удачи и ни пуха, ни пера!
Пожелаем артисту удачи и ни пуха, ни пера!
02.12.2004
29.11.2004
Подробнее
ВИКТОР КОРШУНОВ. АРТИСТ, ОБОЖЖЕННЫЙ ВОЙНОЙ Этого замечательного актера знают по фильмам «Удар, еще удар», «Доктор Вера», «Сердце Бонивура», «В мертвой петле» и по спектаклям «Волки и овцы», «Царь Борис» и многим другим в Малом театре, где он выступает
ВИКТОР КОРШУНОВ. АРТИСТ, ОБОЖЖЕННЫЙ ВОЙНОЙ
Этого замечательного актера знают по фильмам «Удар, еще удар», «Доктор Вера», «Сердце Бонивура», «В мертвой петле» и по спектаклям «Волки и овцы», «Царь Борис» и многим другим в Малом театре, где он выступает с 1953 года.
Этого замечательного актера знают по фильмам «Удар, еще удар», «Доктор Вера», «Сердце Бонивура», «В мертвой петле» и по спектаклям «Волки и овцы», «Царь Борис» и многим другим в Малом театре, где он выступает с 1953 года.
АРТИСТ, ОБОЖЖЕННЫЙ ВОЙНОЙ
Исполняется 75 лет со дня рождения народного артиста CCCР, директора Малого театра Виктора Коршунова.
Этого замечательного актера знают по фильмам «Удар, еще удар», «Доктор Вера», «Сердце Бонивура», «В мертвой петле» и по спектаклям «Волки и овцы», «Царь Борис» и многим другим в Малом театре, где он выступает с 1953 года. Его ученики, разбросанные по всей матушке России, в этот день обязательно поздравят своего мастера, который, к счастью, оправился после продолжительной болезни и теперь играет в спектаклях. Когда в назначенный час я пришла к нему на беседу, то милейшая секретарша долго разыскивала Виктора Ивановича по всему театру, ломая голову, в каком цехе он мог задержаться: хозяйство-то огромное.
- Виктор Иванович, вы с 1973 года преподаете в театральном училище имени Щепкина. Каждую весну к вам поступают сотни ребят, мечтающих стать актерами, хотя знают, что эта профессия рискованная и отнюдь не денежная. Что это — романтика, призвание или своего рода «болезнь»?
- В первую очередь это призвание, когда человек хочет что-то важное сказать со сцены, поделиться с людьми сокровенным. Мир театра — особенный, он и соприкасается с действительностью, и вместе с тем он насквозь вымышленный. Тот, кто входит в него, заболевает сценой навсегда и потом уже не может покинуть ее никогда.
- И в этот особенный мир вы погрузились в…
- В 1947 году, когда начал заниматься в драматическом кружке Дзержинского дома пионеров, куда со мной ходили Леша Эйбоженко, Гена Бортников. Я неоднократно думал, что же меня повело в эту профессию? Семья у нас была простая, актеров в роду не было. Во время войны мы, школьники, выступали с концертами в госпиталях. Фронтовики были нам бесконечно благодарны, в нас они видели своих детей. Однажды мы оказались в палате, где лежал всего один человек — тело было забинтовано, одни глаза видны. Это был тяжело раненный летчик, врачи никак не могли вывести его из комы. И вот представьте: он заплакал после нашего выступления, то есть к нему вернулись чувства. Я был настолько поражен этим, что поневоле заинтересовался столь удивительной профессией, способной в буквальном смысле слова возвращать людей с того света. Позже я сказал своему другу: война сделала из меня актера, поэтому, как ни странно, я вспоминаю ее с благодарностью. Я увидел в людях столько хорошего и необычного, что мне этого хватит на всю жизнь.
- Но ведь и в дальнейшем война как бы шла по вашим стопам, вы столько сыграли офицеров, что не счесть. Достаточно вспомнить спектакль «Берег» по Юрию Бондареву или фильм «По тонкому льду».
- Да, мне ничего не надо было придумывать, я был обожжен войной. Моя юношеская память, словно губка, впитывала все: и хорошее, и плохое. Жили мы с мамой на Сухаревке, отец ушел на фронт, и, если бы не помогали соседи, нам бы пришлось туго. Забыть такое невозможно, видимо, поэтому я никогда не мог играть подлецов, мне все время хотелось изображать положительных героев.
- Но ведь у вас никогда и не было отрицательных ролей.
- Бывали, но редко. Помню, когда я получил роль Молчалина в спектакле «Горе от ума», то пошел отказываться, не представляя, как смогу изображать приспособленца. Все свои сомнения я выложил Михаилу Цареву, а он мне так мягко и говорит: «А ты побеседуй с Евгением Симоновым, он как режиссер объяснит тебе, почему ты должен играть Молчалина». В конце концов мне пришлось смириться, а в ходе репетиций я понял: не такой уж пустой человек этот Молчалин, на котором держится вся канцелярия Фамусова.
- Виктор Иванович, как вы считаете, в нынешней жизни кого больше: чацких или молчалиных?
- К сожалению, молчалиных. Почему? Да потому, что выгоднее молчать: тебя и любить все станут, и раздражать никого не будешь.
- А Борис Годунов, которого вы играете на протяжении многих лет, — положительный герой или отрицательный?
- По-моему, это положительный образ. Ведь до сих пор ни в одном из исторических документов не доказано, будто по его приказу убили царевича Дмитрия. Все это одни предположения, но гениальный замысел Алексея Толстого оказался настолько мощным, что все ему поверили.
- Выходит, оправдывая действия Бориса Годунова на сцене, вы в какой-то степени разделяете идею монархической власти?
- Я сторонник сильной власти, но отнюдь не диктаторской. Ведь как Борис Годунов говорит: «Совета Думы я слушать рад, но только слушать их, не слушаться».
- Но ведь в свое время вы играли комиссаров, которые свергли монархию. Как в этом случае вы оправдывали их действия?
- Это вопрос сложный, потому что люди в кожанках были разные. Были среди них и подлинные интеллигенты, которые служили идее. Другое дело, что они могли заблуждаться, совершать ошибки, но помыслы-то у них были благородные. Потому я и любил своего героя в фильме «Необыкновенное лето». В какой-то мере он был идеалист. Я тоже верил, что коммунизм может победить в нашей стране, чего уж тут лукавить. Это наше прошлое, и отказываться от него нельзя, иначе может получиться, что мое поколение и ваше прожили жизнь напрасно. Ведь сумел же наш народ объединиться и победить фашизм.
- А вам не кажется, что русский народ способен объединяться только во время большой беды?
- Не думаю. Главная беда заключается в том, что мы не умеем использовать духовный потенциал своего народа. Возьмите, например, послевоенные годы: люди после Победы могли не только восстановить разрушенное хозяйство, но и пойти дальше, превратить страну в ведущую державу мира. Но их опять загнали в ярмо тоталитаризма. В результате победители стали жить во сто крат хуже побежденных. Или, к примеру, в 90-е годы, когда объявили демократию и народ, поверив, стал грудью на защиту Белого дома. А потом и пошло, и поехало: ваучеры, несправедливая приватизация, огромное число людей, оказавшихся за чертой бедности, и так далее. Народ не может бесконечно верить в абстрактные идеи, если не чувствует конкретную заботу о себе.
- Вы-то как директор огромного театрального коллектива знаете, сколь трудно руководить людьми, если они не верят? Наверное, поэтому стараетесь выполнять все свои обещания.
- К сожалению, наши актеры не получают тех денег, какие получали прежние артисты императорского театра. Мы с Юрием Соломиным пытаемся как-то облегчить материальное положение своих коллег, придумываем разные надбавки и ничего не утаиваем от них. В начале каждого сезона отчитываемся перед труппой, как были потрачены деньги, заработанные от продажи билетов. Сейчас поговаривают о реформе репертуарного театра, о передаче его в частные руки. Если это произойдет, то русский театр рухнет и вряд ли возродится вновь.
- Как я понимаю, для вас это не просто красивые слова, поскольку с вами работают ваш сын и внук, и в Малом театре образовалась актерская династия Коршуновых. Вы как глава семейства отвечаете за них?
- Морально отвечаю, но все решать за них я не могу. Захотел сын заниматься режиссурой — пожалуйста, только я ему сказал: твои спектакли не должны быть хуже других. Александр и без меня это отлично понимает и никогда не пользуется своими родственными связями.
- Наверное, гены тут тоже сыграли немалую роль?
- Саша хорошо рисовал и мог бы стать художником, но его потянуло сначала в актерство, а потом в режиссуру. Кстати, особый глаз художника, пусть и не состоявшегося, помогает ему видеть сценическое пространство по-своему.
- Виктор Иванович, а вот когда в семье все люди творческие, в том числе ваша жена Екатерина Еланская — художественный руководитель театра «Сфера», — наверное, это непросто?
- И не говорите. Слишком уж много бывает боли, когда мы собираемся вместе и обсуждаем наши проблемы, которые кажутся неразрешимыми. Но потом мы сообща начинаем утешать друг друга. Одним словом, театр.
- Вы-то в молодости ревновали свою жену?
- Я и сейчас ее ревную.
- А она?
- Не знаю. По крайней мере вида не подает. Она у меня умница.
- Вы завидуете ее самостоятельности?
- Я восхищен ею, а что касается зависти, то обычно завидую двум вещам: знанию иностранных языков и владению музыкальными инструментами.
- А богатым людям завидуете?
- Иногда, но когда представляю, что всю свою жизнь они тратят на цифры, то мне так тошно становится… Вместе с тем и без денег никак нельзя. Это вечная дилемма. К примеру, когда в Москву приезжают мои ученики и заходят ко мне, то часто задают один и тот же вопрос: «Вот вы говорили о чести, о порядочности в искусстве, о служении высоким идеалам, а на деле все выглядит иначе, не так, как вы нас воспитывали». На что я им отвечаю: минуточку, я вас учил, какими надо быть, но при этом никогда не говорил, что вы будете работать в идеальных театрах, где нет ни зависти, ни соперничества, ни подлости. Поэтому вам выбирать, по какому пути идти: интриг и бесчестных поступков ради карьеры или, отбросив всю эту грязную шелуху, своим трудом добиваться успеха. Лично я постоянно нахожусь в состоянии выбора и не стыжусь этого.
Лебедина Любовь
Труд №223 за 24.11.2004
Исполняется 75 лет со дня рождения народного артиста CCCР, директора Малого театра Виктора Коршунова.
Этого замечательного актера знают по фильмам «Удар, еще удар», «Доктор Вера», «Сердце Бонивура», «В мертвой петле» и по спектаклям «Волки и овцы», «Царь Борис» и многим другим в Малом театре, где он выступает с 1953 года. Его ученики, разбросанные по всей матушке России, в этот день обязательно поздравят своего мастера, который, к счастью, оправился после продолжительной болезни и теперь играет в спектаклях. Когда в назначенный час я пришла к нему на беседу, то милейшая секретарша долго разыскивала Виктора Ивановича по всему театру, ломая голову, в каком цехе он мог задержаться: хозяйство-то огромное.
- Виктор Иванович, вы с 1973 года преподаете в театральном училище имени Щепкина. Каждую весну к вам поступают сотни ребят, мечтающих стать актерами, хотя знают, что эта профессия рискованная и отнюдь не денежная. Что это — романтика, призвание или своего рода «болезнь»?
- В первую очередь это призвание, когда человек хочет что-то важное сказать со сцены, поделиться с людьми сокровенным. Мир театра — особенный, он и соприкасается с действительностью, и вместе с тем он насквозь вымышленный. Тот, кто входит в него, заболевает сценой навсегда и потом уже не может покинуть ее никогда.
- И в этот особенный мир вы погрузились в…
- В 1947 году, когда начал заниматься в драматическом кружке Дзержинского дома пионеров, куда со мной ходили Леша Эйбоженко, Гена Бортников. Я неоднократно думал, что же меня повело в эту профессию? Семья у нас была простая, актеров в роду не было. Во время войны мы, школьники, выступали с концертами в госпиталях. Фронтовики были нам бесконечно благодарны, в нас они видели своих детей. Однажды мы оказались в палате, где лежал всего один человек — тело было забинтовано, одни глаза видны. Это был тяжело раненный летчик, врачи никак не могли вывести его из комы. И вот представьте: он заплакал после нашего выступления, то есть к нему вернулись чувства. Я был настолько поражен этим, что поневоле заинтересовался столь удивительной профессией, способной в буквальном смысле слова возвращать людей с того света. Позже я сказал своему другу: война сделала из меня актера, поэтому, как ни странно, я вспоминаю ее с благодарностью. Я увидел в людях столько хорошего и необычного, что мне этого хватит на всю жизнь.
- Но ведь и в дальнейшем война как бы шла по вашим стопам, вы столько сыграли офицеров, что не счесть. Достаточно вспомнить спектакль «Берег» по Юрию Бондареву или фильм «По тонкому льду».
- Да, мне ничего не надо было придумывать, я был обожжен войной. Моя юношеская память, словно губка, впитывала все: и хорошее, и плохое. Жили мы с мамой на Сухаревке, отец ушел на фронт, и, если бы не помогали соседи, нам бы пришлось туго. Забыть такое невозможно, видимо, поэтому я никогда не мог играть подлецов, мне все время хотелось изображать положительных героев.
- Но ведь у вас никогда и не было отрицательных ролей.
- Бывали, но редко. Помню, когда я получил роль Молчалина в спектакле «Горе от ума», то пошел отказываться, не представляя, как смогу изображать приспособленца. Все свои сомнения я выложил Михаилу Цареву, а он мне так мягко и говорит: «А ты побеседуй с Евгением Симоновым, он как режиссер объяснит тебе, почему ты должен играть Молчалина». В конце концов мне пришлось смириться, а в ходе репетиций я понял: не такой уж пустой человек этот Молчалин, на котором держится вся канцелярия Фамусова.
- Виктор Иванович, как вы считаете, в нынешней жизни кого больше: чацких или молчалиных?
- К сожалению, молчалиных. Почему? Да потому, что выгоднее молчать: тебя и любить все станут, и раздражать никого не будешь.
- А Борис Годунов, которого вы играете на протяжении многих лет, — положительный герой или отрицательный?
- По-моему, это положительный образ. Ведь до сих пор ни в одном из исторических документов не доказано, будто по его приказу убили царевича Дмитрия. Все это одни предположения, но гениальный замысел Алексея Толстого оказался настолько мощным, что все ему поверили.
- Выходит, оправдывая действия Бориса Годунова на сцене, вы в какой-то степени разделяете идею монархической власти?
- Я сторонник сильной власти, но отнюдь не диктаторской. Ведь как Борис Годунов говорит: «Совета Думы я слушать рад, но только слушать их, не слушаться».
- Но ведь в свое время вы играли комиссаров, которые свергли монархию. Как в этом случае вы оправдывали их действия?
- Это вопрос сложный, потому что люди в кожанках были разные. Были среди них и подлинные интеллигенты, которые служили идее. Другое дело, что они могли заблуждаться, совершать ошибки, но помыслы-то у них были благородные. Потому я и любил своего героя в фильме «Необыкновенное лето». В какой-то мере он был идеалист. Я тоже верил, что коммунизм может победить в нашей стране, чего уж тут лукавить. Это наше прошлое, и отказываться от него нельзя, иначе может получиться, что мое поколение и ваше прожили жизнь напрасно. Ведь сумел же наш народ объединиться и победить фашизм.
- А вам не кажется, что русский народ способен объединяться только во время большой беды?
- Не думаю. Главная беда заключается в том, что мы не умеем использовать духовный потенциал своего народа. Возьмите, например, послевоенные годы: люди после Победы могли не только восстановить разрушенное хозяйство, но и пойти дальше, превратить страну в ведущую державу мира. Но их опять загнали в ярмо тоталитаризма. В результате победители стали жить во сто крат хуже побежденных. Или, к примеру, в 90-е годы, когда объявили демократию и народ, поверив, стал грудью на защиту Белого дома. А потом и пошло, и поехало: ваучеры, несправедливая приватизация, огромное число людей, оказавшихся за чертой бедности, и так далее. Народ не может бесконечно верить в абстрактные идеи, если не чувствует конкретную заботу о себе.
- Вы-то как директор огромного театрального коллектива знаете, сколь трудно руководить людьми, если они не верят? Наверное, поэтому стараетесь выполнять все свои обещания.
- К сожалению, наши актеры не получают тех денег, какие получали прежние артисты императорского театра. Мы с Юрием Соломиным пытаемся как-то облегчить материальное положение своих коллег, придумываем разные надбавки и ничего не утаиваем от них. В начале каждого сезона отчитываемся перед труппой, как были потрачены деньги, заработанные от продажи билетов. Сейчас поговаривают о реформе репертуарного театра, о передаче его в частные руки. Если это произойдет, то русский театр рухнет и вряд ли возродится вновь.
- Как я понимаю, для вас это не просто красивые слова, поскольку с вами работают ваш сын и внук, и в Малом театре образовалась актерская династия Коршуновых. Вы как глава семейства отвечаете за них?
- Морально отвечаю, но все решать за них я не могу. Захотел сын заниматься режиссурой — пожалуйста, только я ему сказал: твои спектакли не должны быть хуже других. Александр и без меня это отлично понимает и никогда не пользуется своими родственными связями.
- Наверное, гены тут тоже сыграли немалую роль?
- Саша хорошо рисовал и мог бы стать художником, но его потянуло сначала в актерство, а потом в режиссуру. Кстати, особый глаз художника, пусть и не состоявшегося, помогает ему видеть сценическое пространство по-своему.
- Виктор Иванович, а вот когда в семье все люди творческие, в том числе ваша жена Екатерина Еланская — художественный руководитель театра «Сфера», — наверное, это непросто?
- И не говорите. Слишком уж много бывает боли, когда мы собираемся вместе и обсуждаем наши проблемы, которые кажутся неразрешимыми. Но потом мы сообща начинаем утешать друг друга. Одним словом, театр.
- Вы-то в молодости ревновали свою жену?
- Я и сейчас ее ревную.
- А она?
- Не знаю. По крайней мере вида не подает. Она у меня умница.
- Вы завидуете ее самостоятельности?
- Я восхищен ею, а что касается зависти, то обычно завидую двум вещам: знанию иностранных языков и владению музыкальными инструментами.
- А богатым людям завидуете?
- Иногда, но когда представляю, что всю свою жизнь они тратят на цифры, то мне так тошно становится… Вместе с тем и без денег никак нельзя. Это вечная дилемма. К примеру, когда в Москву приезжают мои ученики и заходят ко мне, то часто задают один и тот же вопрос: «Вот вы говорили о чести, о порядочности в искусстве, о служении высоким идеалам, а на деле все выглядит иначе, не так, как вы нас воспитывали». На что я им отвечаю: минуточку, я вас учил, какими надо быть, но при этом никогда не говорил, что вы будете работать в идеальных театрах, где нет ни зависти, ни соперничества, ни подлости. Поэтому вам выбирать, по какому пути идти: интриг и бесчестных поступков ради карьеры или, отбросив всю эту грязную шелуху, своим трудом добиваться успеха. Лично я постоянно нахожусь в состоянии выбора и не стыжусь этого.
Лебедина Любовь
Труд №223 за 24.11.2004
19.11.2004
Подробнее
В прошлую пятницу был самый обыкновенный ноябрьский вечер и в Малом театре давали «Волки и овцы» А.Н.Островского, в которых Виктор Борцов играл Лыняева. Фотогалерея
В прошлую пятницу был самый обыкновенный ноябрьский вечер и в Малом театре давали «Волки и овцы» А.Н.Островского, в которых Виктор Борцов играл Лыняева.
Фотогалерея
Фотогалерея
В прошлую пятницу был самый обыкновенный ноябрьский вечер и в Малом театре давали «Волки и овцы» А.Н.Островского, в которых Виктор Борцов играл Лыняева. Спектакль прошел на подъеме. Но главное случилось позднее: окончилось действие и под еще не стихнувшие аплодисменты на сцену вышла почти вся труппа Малого театра, чтобы во главе с Юрием Соломиным начать чествование народного артиста России Виктора Андреевича Борцова по случаю его 70-летнего юбилея.
Торжественную часть вечера худрук Малого открыл воспоминаниями о студенческой молодости. Юрию Мефодьевичу было о чем рассказать: он и Борцов учились вместе на курсе В.Н.Пашенной в Щепкинском театральном училище.
Ректор училища Николай Афонин зачитал со сцены шуточное посвящение юбиляру в стихах, а Элина Авраамовна Быстрицкая в своем обращении к виновнику торжества начала было сбиваться с уважительного «Виктор Андреевич, Вы» на более задушевное «ты», но потом пояснила: «С одной стороны — Виктор Андреевич моложе меня, но в Малый театр я пришла все-таки позднее и все это время училась у Борцова». Виктор Андреевич был в ударе. Поблагодарив присутствующих, не забыл и о тех, кто хотел придти, но не смог — Евгений Валерьянович Самойлов и Татьяна Александровна Еремеева, Галина Яковлевна Демина... Вечер удался: были прекрасные букеты от Министерства культуры и подарки из Оренбурга — с родины артиста, звучали русские романсы и благодарные зрительские аплодисменты — «натюрлих».
«Я убежден, что мы только тогда становимся народом, когда находимся в зрительном зале. Поэтому, ходите в театр!» — пожелал Виктор Андреевич зрителям на прощание. На этих словах занавес торжественно закрылся и начался традиционный праздничный банкет.
Фотогалерея
Торжественную часть вечера худрук Малого открыл воспоминаниями о студенческой молодости. Юрию Мефодьевичу было о чем рассказать: он и Борцов учились вместе на курсе В.Н.Пашенной в Щепкинском театральном училище.
Ректор училища Николай Афонин зачитал со сцены шуточное посвящение юбиляру в стихах, а Элина Авраамовна Быстрицкая в своем обращении к виновнику торжества начала было сбиваться с уважительного «Виктор Андреевич, Вы» на более задушевное «ты», но потом пояснила: «С одной стороны — Виктор Андреевич моложе меня, но в Малый театр я пришла все-таки позднее и все это время училась у Борцова». Виктор Андреевич был в ударе. Поблагодарив присутствующих, не забыл и о тех, кто хотел придти, но не смог — Евгений Валерьянович Самойлов и Татьяна Александровна Еремеева, Галина Яковлевна Демина... Вечер удался: были прекрасные букеты от Министерства культуры и подарки из Оренбурга — с родины артиста, звучали русские романсы и благодарные зрительские аплодисменты — «натюрлих».
«Я убежден, что мы только тогда становимся народом, когда находимся в зрительном зале. Поэтому, ходите в театр!» — пожелал Виктор Андреевич зрителям на прощание. На этих словах занавес торжественно закрылся и начался традиционный праздничный банкет.
Фотогалерея
05.11.2004
Подробнее
12 ноября
спектаклем «Волки и овцы» отмечает свой 70-летний юбилей народный артист России Виктор Андреевич Борцов.
Театральная пл., 1/6 Телефон 923-26-21
ОСНОВНАЯ СЦЕНА
12 ноября 2004 г.
ЮБИЛЕЙНЫЙ СПЕКТАКЛЬ
народного артиста России
Виктора Андреевича БОРЦОВА
А.Н.Островский
ВОЛКИ И ОВЦЫ
Комедия в 5 действиях
Спектакль идёт с одним антрактом
в роли Михаила Борисовича Лыняева – народный артист России В.А.БОРЦОВ в спектакле заняты:
народные артисты России
лауреат Государственной премии России Я.П.Барышев, лауреат Государственной премии России Л.П.Полякова, В.И.Езепов, А.В.Коршунов, Т.П.Панкова, А.М.Торопов
заслуженные артисты России
С.Г.Аманова, Л.В.Титова
артисты
А.Н.Анохин, А.Т.Манке, В.А.Низовой
Режиссёр-постановщик заслуженный деятель искусств России В.Н.Иванов
Художник – заслуженный работник культуры России А.К.Глазунов
Художник по костюмам – Т.В.Титова
Музыкальное оформление Саша Иванов, Д.В.Гнутов
Режиссёр – заслуженная артистка России З.Е.Андреева
Постановщик танцев – заслуженный деятель искусств России П.Л.Гродницкий
Помощники режиссера – Г.И.Маркина, заслуженный работник культуры России В.М.Егоров, Т.А.Егорова
Художник по свету – заслуженный работник культуры России А.Е.Изотов
Руководство художественно-постановочной частью – заслуженный работник культуры России В.Е.Барабашкин
Художественный руководитель театра — народный артист СССР Ю.М.СОЛОМИН
Начало спектакля в 19 часов
Касса театра основной сцены открыта – в будние дни с 10 час. до 20 час., в выходные дни с 10 час. до 19 час. Без перерыва на обед.
Касса театра филиала открыта – в будние дни с 12 час. до 19 час. 30 мин., в выходные дни с 10 час. до 18 час 30 мин. Перерыв с 15 час. до 16 час.
ОСНОВНАЯ СЦЕНА
12 ноября 2004 г.
ЮБИЛЕЙНЫЙ СПЕКТАКЛЬ
народного артиста России
Виктора Андреевича БОРЦОВА
А.Н.Островский
ВОЛКИ И ОВЦЫ
Комедия в 5 действиях
Спектакль идёт с одним антрактом
в роли Михаила Борисовича Лыняева – народный артист России В.А.БОРЦОВ в спектакле заняты:
народные артисты России
лауреат Государственной премии России Я.П.Барышев, лауреат Государственной премии России Л.П.Полякова, В.И.Езепов, А.В.Коршунов, Т.П.Панкова, А.М.Торопов
заслуженные артисты России
С.Г.Аманова, Л.В.Титова
артисты
А.Н.Анохин, А.Т.Манке, В.А.Низовой
Режиссёр-постановщик заслуженный деятель искусств России В.Н.Иванов
Художник – заслуженный работник культуры России А.К.Глазунов
Художник по костюмам – Т.В.Титова
Музыкальное оформление Саша Иванов, Д.В.Гнутов
Режиссёр – заслуженная артистка России З.Е.Андреева
Постановщик танцев – заслуженный деятель искусств России П.Л.Гродницкий
Помощники режиссера – Г.И.Маркина, заслуженный работник культуры России В.М.Егоров, Т.А.Егорова
Художник по свету – заслуженный работник культуры России А.Е.Изотов
Руководство художественно-постановочной частью – заслуженный работник культуры России В.Е.Барабашкин
Художественный руководитель театра — народный артист СССР Ю.М.СОЛОМИН
Начало спектакля в 19 часов
Касса театра основной сцены открыта – в будние дни с 10 час. до 20 час., в выходные дни с 10 час. до 19 час. Без перерыва на обед.
Касса театра филиала открыта – в будние дни с 12 час. до 19 час. 30 мин., в выходные дни с 10 час. до 18 час 30 мин. Перерыв с 15 час. до 16 час.
13.06.2004
Подробнее
13, 14 июня
на сцене Кировского областного Ордена трудового Красного знамени драматического театра им. С.М.Кирова гастроли Малого театра со спектаклем по пьесе А.Н.Островского «Волки и овцы»
13, 14 июня на сцене Кировского областного Ордена трудового Красного знамени драматического театра им. С.М.Кирова гастроли Малого театра со спектаклем по пьесе А.Н.Островского «Волки и овцы»
Состав актёров: Л.П.Полякова, Л.В.Титова, С.Г.Аманова, Г.Я.Дёмина, А.В.Коршунов, В.А.Борцов, В.И.Езепов, Я.П.Барышев, А.М.Торопов, А.Р.Хомятов, В.Б.Носик – 2 роли.
Состав актёров: Л.П.Полякова, Л.В.Титова, С.Г.Аманова, Г.Я.Дёмина, А.В.Коршунов, В.А.Борцов, В.И.Езепов, Я.П.Барышев, А.М.Торопов, А.Р.Хомятов, В.Б.Носик – 2 роли.
12.06.2004
Подробнее
14 июня исполняется 70 лет замечательному актёру и человеку – народному артисту России Виктору Андреевичу Борцову. Сердечно поздравляем дорогого юбиляра! Вашему вниманию предлагается текст готовящегося к публикации буклета о Борцове из серии «Библиотека М
14 июня исполняется 70 лет замечательному актёру и человеку – народному артисту России Виктору Андреевичу Борцову. Сердечно поздравляем дорогого юбиляра! Вашему вниманию предлагается текст готовящегося к публикации буклета о Борцове из серии «Библиотека Малого театра». Автор (ведущий редактор литчасти Ольга Петренко) надеется, что буклет увидит свет осенью, когда Виктор Андреевич будет отмечать свой юбилей спектаклем «Волки и овцы».
14 июня 2004 года исполняется 70 лет замечательному актёру и человеку – народному артисту России Виктору Андреевичу Борцову. Сердечно поздравляем дорогого юбиляра! Вашему вниманию предлагается текст готовящегося к публикации буклета о Борцове из серии «Библиотека Малого театра». Автор (ведущий редактор литчасти Ольга Петренко) надеется, что буклет увидит свет осенью, когда Виктор Андреевич будет отмечать свой юбилей спектаклем «Волки и овцы».
ВИКТОР БОРЦОВ.
ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ ОРЕНБУРГА.
Виктор Андреевич Борцов красив, как Зевс-олимпиец – высокий рост, стать, орлиный нос, голубые глаза… Неудивительно, что многие режиссёры, с которыми сводила артиста богатая творческая судьба, шли по пути наименьшего сопротивления, предлагая ему роли романтических героев. Ещё школьником Борцову довелось сыграть и Жадова в «Доходном месте», и пушкинского Самозванца. А он мечтал о характерных ролях, о Тихоне и Кудряше. Но играл Бориса.
- Виктор Андреевич, откуда у Вас любовь к простакам? Ведь это амплуа совершенно не соответствует Вашей внешности!
- Да, это трагедия моей жизни… Ну, не трагедия – проблема. Как у каждого человека, полюбившего театр, всё началось очень рано, ещё в детском возрасте.
Виктор Борцов родился и вырос в Оренбурге. Он рано лишился матери, отца же арестовали в 1937 году – доносчик претендовал на комнату, в которой жила семья. «…Были времена, когда по улицам вели заключённых. Этапом. И с собаками. В Сибирь, пешочком. Неподалёку от нашего дома находился облсуд, где по вечерам давали концерты».
Через год Андрея Сергеевича Борцова выпустили из тюрьмы, впоследствии он работал на предприятии Заготзерна. Во время войны Андрей Сергеевич женился во второй раз. Витю в основном воспитывала бабушка.
14 июня 1941 года ему исполнилось 7 лет, а вскоре началась война. Вспоминая о тех страшных днях, многие рассказывают, как моментально опустели полки в магазинах – люди скупали всё. В основном, конечно, еду. А в Оренбург как раз привезли книги. Витя несколько часов отстоял в очереди, зажав деньги в кулачок. Он ещё не умел читать и взял первую попавшуюся книжку. Впрочем, теперь его выбор не кажется случайным — это оказалась сказка о театре.
Оренбург военных лет можно по праву назвать культурным центром Приуралья – в город, находившийся в глубоком тылу, были эвакуированы театральные коллективы со всего Советского Союза. Витя оказался благодарным зрителем – он ходил и в цирк, и в оперетту, и в кукольный театр, а позже и в драму. Виктор Андреевич до сих пор помнит свои первые театральные впечатления. Пьеса называлась «Серебряный кролик». «Это я смотрел в таком возрасте, что, когда сказали: «Я вам сейчас открою страшную тайну», я у отца спросил: «Что такое «тайна»?» Но тогда я не сказал, что буду артистом, надел, правда, бабушкино платье и станцевал канкан на крыльце, что было воспринято как заболевание». (Кстати говоря, Борцов и сегодня очень любит пританцовывать на сцене.)
Самодельный кукольный театр, радиопередачи «Театр у микрофона», «Сорочинская ярмарка», поставленная вместе с друзьями и сыгранная на коммунальной кухне у бабушки, — в конце концов, Витя пришёл в Дом пионеров, где начал заниматься в нескольких драмкружках сразу. Репертуар составляли пьесы, печатавшиеся в журнале «Пионерский затейник», — «Страшный враг», «Дружба», «Снежок»… Ставили и классику, например, «Невольниц» А.Н.Островского, где Борцову достался Мулин. «В Доме пионеров я сыграл ролей 10 комедийных, и с этого всё началось».
Причина, по которой ему перестали давать характерных персонажей, была самой банальной: мальчик сильно вырос. К этому времени он уже занимался в ТЮЗе, «где на простака назначали другого. Я очень переживал, когда мне, ученику 7-го класса, дали Жадова. По-моему, это ошибка, это говорит о том, что преподаватель ставит спектакль для себя. Поэтому я стал читать с эстрады». В свой репертуар Борцов включал стихи Твардовского, рассказы Шолохова и Виктора Ардова.
В 10-ом классе он уже выходил в небольшой роли на сцену Оренбургского областного драматического театра им. М.Горького. Там в это время служил ещё один артист, которому суждено было стать знаменитым. Борцову он запомнился ролями молодого Ленина и Петьки в пьесе о Чапаеве. Звали артиста Леонид Сергеевич Броневой.
…Решение Борцова поступать в театральное училище не удивило даже военкома, которого Виктор, как военнообязанный, должен был поставить в известность о своих планах. «В артисты? Туда тебе и дорога!» И летом 1953-го Виктор Борцов поехал в Москву.
В тот год курс в Щепкинском училище набирала легендарная Вера Николаевна Пашенная. Борцов поступил сразу. …Ещё в первом классе, посмотрев утренник в оперетте, он подошёл к отцу и тихо сказал: «Наверное, я буду артистом…» Напророчил!
Курс, на котором учился Борцов, помимо самого Виктора Андреевича, подарил Малому театру ещё троих замечательных мастеров — Романа Филиппова, Алексея Эйбоженко и Юрия Соломина, нынешнего художественного руководителя ГАМТ. Юрий Мефодьевич Соломин – крайне занятой человек, чьё время расписано по минутам, но о Борцове мы проговорили целый час.
«О нём надо писать большие тома, книги. Познакомились мы в 1953 году. Когда в Щепкинском училище проходят отборочные туры, абитуриентов обычно делят на десятки. Мы с Борцовым и Романом Филипповым попали в одну десятку, и потом все приёмные экзамены сдавали вместе. Виктор сразу произвёл на меня определённое впечатление, потому что он прирождённый артист, – во-первых, у него были великолепные данные, а во-вторых, я слышал, как он читал. А потом мы вместе учились четыре года, жили в общежитии — семь человек в одной комнате...
И по сегодняшний день мы не поругались, не предали друг друга, ничего этого не было. Артист он прекрасный и очень самобытный, каких не только в Малом театре, но вообще мало. Борцов самобытен во всём: вся его логика, его жизнь и психология необычны, очень честны и бескорыстны. У Виктора театр всегда стоял на первом месте. Это началось ещё со студенческой скамьи. Нет такого спектакля, который бы он не посмотрел за время учёбы. Уже работая в Малом, он ездил на все премьеры Товстоногова в тогдашний Ленинград. Он всё знает о театре, это удивительно!»
Впрочем, любовь Виктора Андреевича к искусству частенько имела курьёзные последствия.
«Когда шла сессия, — продолжает Юрий Соломин, — и на следующий день предстоял экзамен по истории КПСС или ещё что-нибудь, мы вечером и ночью готовили шпаргалки, предварительно распределив, кто что будет писать. Борцову тоже полагалось что-то написать, но его не было ни в 10, ни в 11, ни в 12 часов ночи… Он мог прийти в час, когда мы, бездыханные, без каких либо ощущений и эмоций, уже лежали по кроватям, – открывалась дверь и в проёме, свет оттуда падал, появлялся Борцов. Очень долго вздыхал, кряхтел, искал, на кого бы направить свои эмоции, – ему нужно было выговориться! Моя кровать стояла у окна. Он подходил ко мне, смотрел, потом присаживался, чтобы понять, сплю я или нет, но, в конечном счёте, всегда заговаривал. К примеру, вот это я запомнил, как он долго сидел, кряхтел, а потом сказал: «Был во МХАТе… Видел Ливанова». (Ливанов был его любимцем.) Тут все соскакивали с кроватей, начинали кричать, что мы в поту, как негры работали, писали шпаргалки!.. Борцов молча всё выслушивал, а у нас был однокурсник Игорь Карпов, старше всех, отслуживший армию, мы ему доверяли, и он говорил: «Всё, не давать ему шпаргалок, пусть как хочет, так и сдаёт!» И рано утром мы уходили, засовывая шпаргалки во все места, куда только можно было засунуть, а Виктор спал детским сном, не думая ни о каких экзаменах. И когда всё уже было позади — часов в двенадцать, после хорошего завтрака, появлялся розовый, улыбающийся Борцов и спрашивал: «Ну, как там?» Но уже были получены устраивавшие всех отметки, и мы говорили: «Ну ладно, дайте ему тоже шпаргалки!» …Честно говоря, я ему завидую, потому что столько, сколько видел он… Теперь думаешь: «Надо было в ЦДРИ пойти, в Дом актёра, посмотреть тот спектакль, другой спектакль» и так далее, и тому подобное… Борцов был свободен, как птица, он свободен и сейчас. Конечно, у него есть обязанности, есть дом, — это всё понятно. И всё равно внутренне, я вижу, он свободный человек, как Петя Трофимов говорит: «Я свободный человек!»
На сцену Малого театра Виктор Борцов впервые вышел студентом IV курса. Шло лето 1957 года, только-только началась хрущёвская оттепель. Среди реабилитированных вскоре после XX съезда оказался публицист Виктор Кин (Суровикин), расстрелянный в 1937 году. Особой популярностью пользовался в пятидесятые его роман «По ту сторону», посвящённый героям Гражданской войны на Дальнем Востоке. Был снят одноимённый фильм, а в Малом театре Андрей Александрович Гончаров поставил спектакль «Когда горит сердце». Премьера была приурочена к Международному фестивалю молодёжи и студентов в Москве. Главные роли репетировали молодые актёры Виктор Коршунов и Никита Подгорный, но в связи с их занятостью на съёмках был назначен второй состав. Юрия Соломина взяли дублёром Подгорного, Виктор Борцов разделил роль с Коршуновым.
…Сюжет был прост — два комсомольца, Безайс (Соломин) и Матвеев (Борцов), пробираются через Сибирь на Дальний Восток, чтобы по заданию партии организовать там революционное подполье. В Хабаровске они вступают в борьбу с белогвардейцами, Матвеев лишается ноги, но продолжает сражаться, как может, — расклеивает листовки. В финале герой погибает. «Спектакль был очень сильный и яркий, он делался по заказу комитета комсомола Малого театра, чтобы там играла одна молодёжь».
Постановка пользовалась успехом и шла довольно долго, постепенно появлялись новые исполнители. Ещё студентом ввёлся на небольшую роль Ярослав Барышев. Сейчас он не только партнёр Виктора Андреевича по таким спектаклям, как «Князь Серебряный», «Волки и овцы», «Царь Фёдор Иоаннович», но ещё и сосед по гримёрке. Говоря о Борцове, Ярослав Павлович в первую очередь отмечает его замечательные личностные качества.
«Он удивительный человек – добрый, преданный, органичный. Я с ним впервые встретился в спектакле «Когда горит сердце». Борцов играл революционера, а я одного из белогвардейцев, которые должны были его арестовывать. И когда я подбежал к нему на сцене, он меня оттолкнул, и я так упал, что вывихнул руку. Боль страшная. Не знаю, как бы повёл себя кто-нибудь другой, но Борцов после спектакля посадил меня в машину, отвёз в поликлинику, сделали мне снимок, перебинтовали, и только после этого он уехал. Вот такая трогательность в этом человеке».
Несколько лет после «Когда горит сердце» Борцову давали только вводы или совсем небольшие роли: «…играли детей в «Песне о ветре», других спектаклях. Как всегда, доля начинающего артиста – играть сначала очень молодые роли, как говорится, до грудных младенцев». Впрочем, в Малом быстро разобрались с амплуа Борцова, разглядев во внешности лирического героя черты простака. Борцов стал получать характерные роли, сыграв одного за другим Горецкого в «Волках и овцах», Швандю («Любовь Яровая» Константина Тренёва) и Валерьяна в пьесе Виктора Розова «Перед ужином».
Революционный матросик Швандя, весельчак и балагур, чьим прототипом послужил знаменитый полярник Иван Папанин, был и остаётся мечтой многих комедийных артистов. Не стал исключением и Борцов.
Из интервью Виктора Андреевича оренбургской газете «Южный Урал»: «Рассказ Михаила Шолохова «О Колчаке, крапиве и прочем» в какой-то степени определил поворот в моей жизни. С этим рассказом товарищи привели меня к Игорю Ильинскому. И он сказал: «Надо готовить Швандю». Правда, Швандю я сыграл много позже, но фраза такая была».
Борцов шёл к одному из своих любимейших персонажей целых три года. За время, прошедшее со дня премьеры «Любови Яровой» (постановка Игоря Ильинского и Вениамина Цыганкова), он успел сыграть в этом спектакле второстепенные роли Рабочего, Гражданина и красноармейца Григория. …Швандя случился внезапно – заболел Виталий Дмитриевич Доронин. В театре знали, что Борцов ещё в детстве играл Швандю, но ведь в драмкружке тогда поставили не всю пьесу целиком, а только небольшую сценку!
…Он ввёлся на эту роль, сложную и разноплановую, большую по объёму, всего за два дня, поразив режиссёра и партнёров сплавом яркого комического и лирического дарования, не говоря уже о феноменальной памяти.
«…Когда я сыграл Швандю, Грузинский сказал: «Его Пашенная не раскрыла, а он сам себя раскрыл».
А вот что написал Игорь Ильинский в своей книге «Со зрителем наедине»: «В спектакле «Любовь Яровая» очень хорошо сыграл роль Шванди – роль, в которой сочетаются юмор и романтика, — актёр Малого театра Виктор Борцов. Образ молодого матроса, поднятого волной Октябрьской революции, получился у него пылким, непосредственным. В.Борцов хорошо несёт чистоту этого образа, веру в революцию».
Надо сказать, что Игорь Владимирович Ильинский очень высоко ценил талант Борцова. Помимо «Любови Яровой», Виктор Андреевич принимал участие в таких постановках Ильинского, как «Ярмарка тщеславия» (Лоренс, Уильям Доббин) и «Лес» (Пётр). Сыграл он и в «Ревизоре», где его партнёром по сцене снова стал Юрий Соломин:
«Я не могу об этом не сказать, это я рассказываю своим студентам буквально на первых занятиях. Игорь Владимирович Ильинский поставил у нас «Ревизора», я играл Хлестакова. У Борцова была небольшая роль, эпизод, – он играл слугу в трактире, когда вызывает его Хлестаков и говорит: «Дай мне поесть!» – «А вам ничего не дадут». – «Как не дадут?!» и так далее. Всего одна сцена. Это ж надо было — на эту сцену придумать такое! Борцов снимал тогда комнату, у нас не было ещё квартир. Так вот, его хозяйка пекла ему блины, и он выходил на сцену с тарелкой. Как бы его оторвали от стола, он приходил и на ходу, разговаривая с голодным Хлестаковым, поедал блины. Это Виктор придумал для себя, но это было удобно и мне как исполнителю Хлестакова, потому что, по мере того, как он ел, у меня глаза лезли на лоб и, естественно, было полное возмущение, у меня уже слюни текли, потому что я видел – сочные, смачные блины, запах замечательный… Зрительный зал умирал от хохота. И это не штучка — это характер, работа с образом. О каждой роли, которую Борцов сыграл, можно говорить подобные вещи, но эта – наиболее яркая, которая мне запомнилась. Почему? Потому что мне было очень легко после того, как он уходит, впадать в истерику, то есть решение моей следующей сцены было уже однозначно точным. Он никогда не шёл и не идёт во вред партнёру».
Все, с кем мне довелось говорить о Викторе Андреевиче Борцове, произносили ключевое слово: «органика». Чем меньше привязка персонажа к конкретному амплуа, тем интереснее работа получается у Борцова. Самому Виктору Андреевичу больше по сердцу характерные роли, однако Борцов абсолютно естествен в любых предлагаемых обстоятельствах, в чьём бы обличье он ни выходил на сцену, – трогательного беззащитного Вафли, обманутого обманщика Самсона Большова или жестокого и подлого Матвея Хомяка из «Князя Серебряного».
Кстати, о Хомяке – вот вам персонаж, полная противоположность исполнителя. Виктор Борцов – человек-праздник, редкостно обаятельный, добрый, отзывчивый, просто излучающий радость жизни. «Сейчас мы сидим в одной гримёрке, — говорит Ярослав Барышев. – Очень интересно – у него всегда какие-то новости: все фильмы он должен посмотреть, все спектакли!» Кроме того, Борцов – непревзойдённый мастер актёрской байки. Не могу отказать себе в удовольствии привести здесь один из театральных анекдотов «от Борцова»:
«Наш режиссёр Александр Четвёркин, светлая ему память, будучи дитёй, был принесён в Театр им. Станиславского и Немировича-Данченко и посажен на первый ряд. Утро, первое января какого-то года. Начинается увертюра. Потом открывается занавес и идёт снег… И вдруг он видит, как вместе со снегом сверху летит валенок, потом корзина с этим снегом и, наконец, мужик в ватнике – бубух! Ну, так как мужик этот уже, видимо, опохмелился, он ничего себе не поломал, забрал корзину и ушёл со сцены. Этот случай привёл Александра Четвёркина в театр, забыть такое было невозможно. Через много лет приезжает в Москву «Ла Скала». Четвёркин с большим трудом достаёт билет в Большой, бегает весь день, наконец, купил, садится… И начинается та же самая опера! И тоже идёт снег! С ним истерика, смех, его чуть не вывели из зала».
Эта прелестная история, скорее всего, правдива, ведь Борцов близко знал Александра Четвёркина. Вместе они выпустили два спектакля: «Свои люди – сочтёмся!», о котором будет рассказано чуть позже, и «Дядюшкин сон» по Достоевскому с уморительно смешным Эдуардом Марцевичем в роли Князя К., Ольгой Пашковой — Зинаидой и Людмилой Поляковой – Москалёвой. Борцов играл Афанасия Матвеевича, супруга героини Поляковой. Пользуясь скудоумием несчастного Князя, Москалёва решает женить его на своей дочери, а поскольку Афанасий Матвеевич ничуть не умнее потенциального зятя, с ним проводится инструктаж, чтобы ненароком не сорвать всё мероприятие. Афанасию Матвеевичу предписывается изображать немого, а на вопросы Князя, если таковые последуют, «отвечать саркастической улыбкой».
«Сцена из «Дядюшкиного сна» всегда шла на «ура», — говорит Виктор Андреевич. – Это конец 2-го акта, смех всё нарастает, а под занавес я просто выхожу – и уже аплодисменты».
Побывавшая на спектакле Инна Ульянова, партнёрша Виктора Андреевича по знаменитым «Покровским воротам», весьма эмоционально описывает свои впечатления: «Когда я увидела Борцова в «Дядюшкином сне», я ржала, как гиена. Он настолько был в этом «гумканьи» органичен! Это был не простой алкаш, это был барин. У него грандиозный серьёз, какое-то детски-козье выраженье глаз».
«У Виктора Андреевича колоссальное чувства юмора, — говорит Александр Коршунов, — он очень хорошо чувствует юмор, великолепно им владеет и может быть безумно смешным. И это в сочетании с тем, что он может быть и очень глубоким и трогательным. Всё это свойственно качеству, которым обладают только настоящие мастера, — умению сохранить в себе детскость. Он большой ребёнок. И это качество сохраняется, сколько бы ему ни было лет. Он всегда готов к игре, готов увлекаться, реагировать на всё происходящее вокруг именно так вот — живо, по-детски, совершенно непосредственно».
Детский взгляд на жизнь, радостное мироощущение, счастье работать с великими режиссёрами – Ильинским, Равенских, Фоменко, Хейфецом… Борцов кажется баловнем судьбы? Между тем, в его жизни бывало всякое. Вот, например, что говорит Юрий Соломин: «Я помню, как ему сделали операцию, очень неудачно, он был совсем молодой тогда и буквально находился при смерти. И врачи были потрясены жизнелюбием Виктора, потому что, когда его оперировали повторно, он читал стихи, рассказывал какие-то истории и так далее. Когда бы ты с ним ни встретился, в радости или в горе, естественно, какое-то время уделялось тому или иному моменту, а потом всё равно разговор всегда переходил на творчество, и это огромнейшая заслуга Виктора. Мало научить артиста быть артистом, его ещё надо научить быть человеком в искусстве».
Что значит «быть человеком в искусстве»? Это колоссальная ответственность перед своей профессией, партнёрами, зрителями – большими и маленькими. В своё время в репертуаре Борцова были два детских спектакля – «Умные вещи» Самуила Маршака и бажовский «Каменный цветок».
Музыканта – так звали его персонажа из «Умных вещей» — Борцов играл долго, лет двадцать пять.
«У Виктора была центральная роль, — говорит Юрий Соломин, — с песнями, танцами – он прекрасно поёт, великолепно чувствует движение, пластику – и всё начинало вокруг него вертеться».
«…Довольно ответственная вещь. Моего героя, этакого разлюбовничка, на Новый год и школьные каникулы играть было очень сложно. Потом ввёлся Назаров, а я стал играть сказку в филиале. Он мне звонил и говорил: «У меня нет голоса. Может, придёте, сыграете вместо меня?» А я ему: «Нет, милый!» То есть, десять дней отдай, не греши».
Зато филиальский «Каменный цветок» давал возможность встретить Новый год в своё удовольствие: чем страшнее и помятее была физиономия злодея-приказчика Северьяна Убойцы, тем лучше. Инсценировка была сделана сразу по нескольким произведениям Бажова, и Борцов, работая над ролью, перечитал буквально все сказы, выискивая всякие интересные «словинки». Так он вышел на прелестную фразу «Дозвольте замереть в глубоком бонжуре». С такими словами Северьян раболепно склонялся перед невозмутимым князем (изумительный Виталий Коняев), пообещавшим отдать за приказчика молоденькую девушку Катю. Правда, прозвучала эта фраза только в телеверсии спектакля.
Сниматься в кино и на телевидении Борцов начал ещё в 1959 году. Среди фильмов с его участием — «Песнь о Кольцове», «Первый троллейбус», «Верьте мне, люди», «Баллада о старом оружии», «И снова Анискин», «Визит дамы», «Дневной поезд», «Гардемарины, вперёд!», «Хождение по мукам»… Перечислить все работы Виктора Андреевича Борцова просто невозможно. Но о его главной кинороли разговор особый.
…Вы можете жить в Саратове, Иркутске, Мышкине, никогда не побывать в Москве и, соответственно, в Малом театре, но при наличии телевизора вы хотя бы раз в жизни видели «Покровские ворота». За прошедшие два десятилетия фильм разлетелся на цитаты, прямо как «Горе от ума». Кто же не помнит: «Я вся такая внезапная, вся такая противоречивая», «высокие, высокие отношения», «натюрлих, Маргарита Павловна!», и – надпись на часах мужу: «Спасибо за сладостные секунды!» Этот сомнительный комплимент выгравировал по заказу дамы Савва Игнатьевич Ефимов. Кстати, фамилия Саввы в народном сознании как-то не прижилась, да и зачем она эпическому герою?! Большой, красивый, жизнерадостный и простодушный, Савва Игнатьевич – находка для любой женщины: и мастер на все руки, и подчиняется беспрекословно. Его совершенно не смущает существование бок о бок с недотёпой Хоботовым, первым мужем Маргариты Павловны. «В нём есть нечто подлинное», — говорит после знакомства с Саввой потрясённый Глеб Орлович, и с ним нельзя не согласиться.
«Покровские ворота», помимо прочих достоинств, отличает великолепный актёрский состав. Партнёрами Борцова были Олег Меньшиков, Инна Ульянова, Анатолий Равикович, Леонид Броневой, Софья Пилявская, Елена Коренева, Елизавета Никищихина, Игорь Дмитриев, Татьяна Догилева… Отдать предпочтение кому-нибудь из них было бы несправедливо, и всё же Инна Ульянова, сыгравшая Маргариту Павловну, советский вариант femme fatalе, стоит особняком.
«Мы тогда впервые встретились в работе. Это было 21 год назад, в прошлом году на Чистых прудах отметили юбилей фильма. Меня поразила одна вещь – огромный патлатый мужчина с удивительно детским выражением глаз. Он на редкость порядочный человек во всём – в отношениях с партнёром, с режиссёром, в быту. Мне надо было играть любовь, ну, это естественно, ведь Савва Игнатьевич нравился Маргарите Павловне, — и я себя ловила на том, что мне не приходится особенно насиловать свою природу. Нет, не потому что я была влюблена, просто было приятие этой личности – наивной, в чём-то бесконечно трогательной. На съёмках меня совершенно потрясло бережное и достойное отношение Виктора Андреевича к своей профессии. Я видела, как он всегда точен, собран, знает всё, что касается дела. К концу съёмок мы подружились, потому что Броневой Лёнечка немножко другого склада, Равикович всё время был в разъездах… С Виктором мы и сейчас перезваниваемся, обмениваемся впечатлениями о спектаклях. Первый, кого я зову на свои просмотры, пробные ещё, ну, знаете, чтобы сидел «свой» человек, чтобы было понятно, — это Виктор Андреевич. Потому что у него есть и чуткость, и знание профессии, и я уверена, что если он даст какой-то совет, то это всегда «до дела». Ведь партнёрство – это не только любезность и хорошие взаимоотношения, это ещё и умение видеть. Он – видит. Он не обо всём говорит, но мимо него ничего не проходит. Он трогательный, потрясающий человек. Общаться с ним – одно удовольствие.
- Инна Ивановна, почему Маргарита Павловна, «женщина сказочного ума», предпочла человека, на несколько, если не на много, интеллектуальных ступенек ниже себя?
- Знаете, Оленька, я ведь над этим не задумывалась… Но мы ведь ещё забываем ту сторону, Хоботова – изнервлённого интеллектуала: «Тебе бы любой в редакции щелчки давал, убогий, и ты бы загнулся, если бы не я!» Хоботов говорит: «Ну да, у него же всё в руках горит!» – «Это у тебя горит, а у него всё работает!» И ведь Савва Игнатьевич ещё крепкий мужчинка! Тогда он был просто роскошный, особенно за станком. Он ещё и музыкален, паразит, «Розамунду» пел он сам. И то, что Маргарита Павловна держит обоих, это не какой-нибудь там Фрейд, это обыкновенная ситуация, поскольку Хоботов одинок, поскольку – интеллект, поскольку Рембо, Вийон и тому подобное, а у этого – дрель».
Справедливости ради замечу, что в одном из интервью Михаил Козаков дал куда менее эротичную, но тоже интересную трактовку поведения Маргариты Павловны: Хоботов – это интеллигенция, Савва Игнатьевич – простой народ, а сама Маргарита Павловна – Советская власть. В общем, «истина где-то рядом».
Начавшиеся в восьмидесятые годы перемены не могли не отразиться и на театральном репертуаре. Вместе с перестройкой пришла гласность. Пьесы и инсценировки, запрещённые в своё время по идеологическим соображениям, доставались «из стола» и предоставлялись на суд зрителей. Так, вахтанговцы показали «Брестский мир» с Ульяновым в роли Ленина (сущая правда, а звучит, как каламбур), на Таганке с успехом возродили «Живого»… Разумеется, шли и совсем современные пьесы: всем памятен резонанс, вызванный «Премией» и «Говори…». Не остался в стороне и Малый театр: режиссёр Василий Фёдоров поставил социальную комедию «Обсуждению подлежит» публициста Алексея Косенкова. Главную роль – секретаря парторганизации колхоза Ефима Захаровича Егунова – сыграл Борцов.
Сейчас этот спектакль в Малом уже не идёт, никаких записей не сохранилось, но есть возможность поговорить с Василием Евгеньевичем Фёдоровым.
«Пьеса ставилась в 1987 году, когда уже стало возможно рассуждать по поводу нашей истории. По сюжету «Обсуждению подлежит» не сильно отличалось от «Премии» — секретарь парторганизации всё ставил на свои места. Что же касается Виктора Андреевича… Тогда ещё существовал художественный совет. И все члены худсовета — а это были артисты Малого театра — в один голос сказали: если бы все играли, как Борцов! Это было очень сложно – сыграть секретаря партийной организации, тем более в то время, убедительным, достоверным, да ещё и в комедийном жанре!
Конфликт в пьесе был вот в чём: заболевает секретарь парторганизации, на ком держался весь этот колхоз. Моментально начинается полный развал и разброд, и он, тяжело больной человек, подымается с больничной койки, идёт на собрание, где должны выбирать нового председателя колхоза, а тот такой плохой, присланный из райкома. И вот он решает во что бы то ни стало остановить этого претендента. Начинался спектакль с того, что лежит полумёртвый Ефим Захарович, к нему приходит и.о. секретаря парторганизации и рассказывает, как всё в колхозе плохо. Борцов приподнимался на постели: “Надои снизили?” – “Снизили…” – “Ох…” – и падал навзничь. Потом он вскакивал во весь рост на больничной койке – он же большой такой — и говорил: “Раздевайся!” Жора Оболенский раздевался до трусов, Борцов напяливал его одежду на себя, одежда трещала, и он шёл в таком виде спасать колхоз, а Жоре вместо Борцова делали сонный укол перед операцией. Пьеса очень хорошо написана, там много комических ситуаций. Допустим, приходил студент-практикант, которому без разницы было, кому делать укол. И он делал укол Жоре, и тут звучал духовой оркестр. Играл Борцов дивно. Настоящий социальный герой, но очень искренний, большой и беззащитный. …Говорить о нём можно бесконечно. Например, он очень точно играл физическое самочувствие, это немногие могут. Когда у его персонажа случался сердечный приступ – как это передашь? Борцов просто нагибался вперёд и застывал. И сидел так минут пять. То есть, у человека что-то «схватило», и он не может ни двинуться, ни пошевелиться, — это было так точно! Вокруг него бегали, он что-то говорил, отдавал какие-то распоряжения, ситуация была смешная, зал смеялся. Не случайно я говорю: если бы все играли, как Борцов! Потому что он очень искренний, убедительный и небезразличный и всегда точно понимает и ощущает жанр. Работая с ним, можно быть уверенным, что если ты, как постановщик, определился со своей целью, через него можно всё донести».
Сегодня в репертуаре Виктора Борцова пять ролей. Самая маленькая из них – князь Мстиславский в «Царе Фёдоре Иоанновиче» (помимо Мстиславского, Борцов в разные годы вводился на Федюка Старкова, князя Туренина и Красильникова). Кроме того, Виктор Андреевич играет в трёх постановках по Островскому, идущих на трёх сценах Малого театра: на основной это «Волки и овцы» (Лыняев), в филиале – «Свои люди – сочтёмся!» (Самсон Большов) и на малой сцене филиала – «Трудовой хлеб» (Потрохов). Плюс Вафля в «Дяде Ване». Вот об этих работах хотелось бы поговорить подробнее.
Свою первую чеховскую роль Виктор Борцов сыграл непростительно поздно. Так уж случилось, что Чехов, чьи ранние пьесы предназначались именно для Малого, смог занять достойное место в репертуаре нашего театра только в конце прошлого века – в 1988 году Борис Морозов поставил «Лешего», а в 1993-м Сергей Соловьёв – «Дядю Ваню». В соловьёвском спектакле, тонком, изящном и неторопливом, пронизанном осенней чеховской тоской и горечью крушения надежд, Борцов сыграл Илью Ильича Телегина, «по причине рябого лица» прозванного Вафлей. Этот Вафля – одинокий обедневший помещик, сразу после свадьбы брошенный женой и отдавший всё своё состояние её детям, рождённым вне брака. Имение, в котором разворачивается действие пьесы, принадлежало когда-то дяде Ильи Ильича, и теперь он приживал у Войницких.
Добрый, трогательный и наивный идеалист, привыкший ставить чужие интересы выше собственных, Телегин-Вафля вобрал в себя черты не только своего «предшественника» Дядина-Вафли, но и Ивана Ивановича Орловского – Сонино «крёстненький» и оговорка Елены Андреевны, назвавшей Телегина Иваном Ивановичем, — прямая отсылка ко «всеобщему утешителю» из «Лешего». Но, в отличие от персонажей «Лешего», борцовский Вафля изначально чувствует всю бесперспективность попыток примирить близких ему людей, и его восторженная реплика «Погода очаровательная, птички поют, живём мы все в мире и согласии – чего ещё нам?» так и повисает в воздухе.
Из почти трёх часов, что идёт спектакль, Борцов находится на сцене от силы минут тридцать, а все Вафлины реплики могли бы уместиться на полутора-двух страничках. Но для создания образа Борцову достаточно нескольких точных штрихов. Вот Вафля, держась на почтительном расстоянии от Серебряковых, появляется в саду; на нём измятый мешковатый костюм и нелепая панама. Большой и неуклюжий, он всё время жмётся по углам, боясь показаться назойливым и помешать. Порой в нём просыпается чувство собственного достоинства, и Вафля начинает отстаивать перед дядей Ваней свои наивные идеалы или давать отповедь Елене Андреевне, не знающей его имени-отчества. Но в большинстве случаев он просто покорно тушуется, не будучи в состоянии противостоять ни грубости дяди Вани, ни хамству Астрова. Есть что-то детское в том, как во время беспорядочной пальбы дяди Вани по профессору Серебрякову Вафля пытается спастись, взобравшись на садовую скамейку.
Борцов играет изумительно, лишний раз подтверждая старую театральную истину, что маленьких ролей не бывает. Его Вафля – такая же бесспорная удача спектакля, как дядя Ваня Юрия Соломина, Серебряков Юрия Каюрова или старая нянька Марина Елизаветы Солодовой.
…И конечно же, любимый автор Борцова, — Александр Николаевич Островский. В репертуаре Малого театра его пьесы занимают особое место. «Мне кажется, – говорит Виктор Андреевич, — что сейчас кроме Островского вообще ничего не надо ставить». Артист, чьё имя – Виктор Борцов – словно взято у самого драматурга, в своё время играл Петра в «Лесе», Досужева в «Доходном месте», Ахова («Не всё коту масленица»). Первой «островской» ролью Борцова стал бесшабашный Клавдий Горецкий. А спустя сорок с лишним лет «Волки и овцы» вернулись в репертуар Виктора Андреевича – в постановке, осуществлённой режиссёром Виталием Ивановым, артист сыграл одного из центральных персонажей, богатого помещика Михаила Борисовича Лыняева. Человек серьёзный и ответственный, Лыняев считает своим долгом присматривать за соседкой, молодой вдовой Купавиной, поскольку, по его мнению, «женщины ничего не знают, ничего не умеют, без опеки жить не могут». (Надо сказать, что поведение Купавиной только подтверждает правоту этих слов.) Лыняев неглуп, а должность почётного мирового судьи даёт ему независимость. В разговоре с ним Меропа Мурзавецкая, фактическая хозяйка губернии, даже не пытается привычно ханжить, ведь Лыняев видит её насквозь. Именно он произносит слова, вынесенные в заголовок пьесы: «Да разве кругом нас люди живут? Волки да овцы. Волки кушают овец, а овцы смиренно позволяют себя кушать».
Первое же появление Лыняева — Борцова заставляет вспомнить уайльдовских джентльменов – он хорош собой, элегантен и невозмутим. А главное – убеждённый холостяк. От женщин Лыняев бежит, как от чумы, подозревая их в коварном намерении насильно женить его на себе. Что, собственно, и происходит. Лыняева «кушает» Глафира, бедная родственница Мурзавецкой. Действует она в открытую, со всеми деталями и подробностями рассказывая Михайле Борисовичу, как могла бы его завлечь, будь на то её воля. Лыняев, даром что ленивый и «ожирелый», с удовольствием включается в игру: после общения с Купавиной так приятно поговорить с умной женщиной, да ещё и хорошенькой! «Волки и овцы», спектакль яркий, красочный и очень смешной, стоит посмотреть второй, третий, четвёртый раз хотя бы из-за знаменитой сцены обольщения. Лыняев слушает Глафиру с неподдельным интересом; ему кажется, что игра всё ещё идёт на равных, и он не замечает, что ловушка захлопнулась. Точно так же мы, зрители, не замечаем, как Борцов по ходу роли меняет амплуа — классический резонёр оборачивается простаком!
«Борцов настоящий Актёр, — говорит Ярослав Барышев, играющий Беркутова, — смотришь на него и радуешься. Он органичен сам по себе, а вдобавок ещё старается быть очень подлинным в деталях. В «Волках и овцах» он обязательно красит бороду, чтобы выглядеть помоложе. А потом приходят костюмеры и начинают ругаться разными словами, потому что воротнички после первого же спектакля становятся рыжими от грима».
«С Виктором Андреевичем всегда очень легко, — добавляет Александр Коршунов, исполнитель роли Мурзавецкого, — и в то же время ответственно, чтобы рядом с ним не оказаться фальшивым. В определённом смысле Борцов для меня критерий органики. Ему надо соответствовать».
В сегодняшнем «островском» репертуаре Виктора Борцова купец Большов из спектакля «Свои люди – сочтёмся!» (режиссёр Александр Четвёркин) занимает особое место. В большинстве пьес драматурга, разбирая того или иного персонажа, следует плясать от печки, то бишь от имени героя. Однако «Самсон Силыч Большов» – такое же имя-обманка, как, скажем, «Сила Ерофеич Грознов» в «Правде – хорошо, а счастье лучше». В отсылке к библейскому персонажу заключены уязвимость и двойственность замоскворецкого купца: Самсон Большов совсем не то, чем кажется самому себе. Он абсолютно искренен, когда распекает стряпчего Рисположенского (великолепная работа Владимира Носика) за пристрастие к «рюмочке», хотя для самого Самсона Силыча трезвость тоже не является нормой жизни. Лежащая в основе сюжета афера – объявить себя банкротом, чтобы не расплачиваться с кредиторами, — вызвана исключительно жадностью Большова. «Самсон Силыч купец богатейший, — рассуждает приказчик Лазарь Елизарыч, — …всё это дело… так, для препровождения времени затеял». Однако погоня за барышом не мешает Большову оставаться по-своему совестливым человеком: «У меня кредиторы богатые, что им сделается!» — говорит он в своё оправдание.
Двойственность персонажа читается и в его манере одеваться: вернувшись из города,
ВИКТОР БОРЦОВ.
ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ ОРЕНБУРГА.
Виктор Андреевич Борцов красив, как Зевс-олимпиец – высокий рост, стать, орлиный нос, голубые глаза… Неудивительно, что многие режиссёры, с которыми сводила артиста богатая творческая судьба, шли по пути наименьшего сопротивления, предлагая ему роли романтических героев. Ещё школьником Борцову довелось сыграть и Жадова в «Доходном месте», и пушкинского Самозванца. А он мечтал о характерных ролях, о Тихоне и Кудряше. Но играл Бориса.
- Виктор Андреевич, откуда у Вас любовь к простакам? Ведь это амплуа совершенно не соответствует Вашей внешности!
- Да, это трагедия моей жизни… Ну, не трагедия – проблема. Как у каждого человека, полюбившего театр, всё началось очень рано, ещё в детском возрасте.
Виктор Борцов родился и вырос в Оренбурге. Он рано лишился матери, отца же арестовали в 1937 году – доносчик претендовал на комнату, в которой жила семья. «…Были времена, когда по улицам вели заключённых. Этапом. И с собаками. В Сибирь, пешочком. Неподалёку от нашего дома находился облсуд, где по вечерам давали концерты».
Через год Андрея Сергеевича Борцова выпустили из тюрьмы, впоследствии он работал на предприятии Заготзерна. Во время войны Андрей Сергеевич женился во второй раз. Витю в основном воспитывала бабушка.
14 июня 1941 года ему исполнилось 7 лет, а вскоре началась война. Вспоминая о тех страшных днях, многие рассказывают, как моментально опустели полки в магазинах – люди скупали всё. В основном, конечно, еду. А в Оренбург как раз привезли книги. Витя несколько часов отстоял в очереди, зажав деньги в кулачок. Он ещё не умел читать и взял первую попавшуюся книжку. Впрочем, теперь его выбор не кажется случайным — это оказалась сказка о театре.
Оренбург военных лет можно по праву назвать культурным центром Приуралья – в город, находившийся в глубоком тылу, были эвакуированы театральные коллективы со всего Советского Союза. Витя оказался благодарным зрителем – он ходил и в цирк, и в оперетту, и в кукольный театр, а позже и в драму. Виктор Андреевич до сих пор помнит свои первые театральные впечатления. Пьеса называлась «Серебряный кролик». «Это я смотрел в таком возрасте, что, когда сказали: «Я вам сейчас открою страшную тайну», я у отца спросил: «Что такое «тайна»?» Но тогда я не сказал, что буду артистом, надел, правда, бабушкино платье и станцевал канкан на крыльце, что было воспринято как заболевание». (Кстати говоря, Борцов и сегодня очень любит пританцовывать на сцене.)
Самодельный кукольный театр, радиопередачи «Театр у микрофона», «Сорочинская ярмарка», поставленная вместе с друзьями и сыгранная на коммунальной кухне у бабушки, — в конце концов, Витя пришёл в Дом пионеров, где начал заниматься в нескольких драмкружках сразу. Репертуар составляли пьесы, печатавшиеся в журнале «Пионерский затейник», — «Страшный враг», «Дружба», «Снежок»… Ставили и классику, например, «Невольниц» А.Н.Островского, где Борцову достался Мулин. «В Доме пионеров я сыграл ролей 10 комедийных, и с этого всё началось».
Причина, по которой ему перестали давать характерных персонажей, была самой банальной: мальчик сильно вырос. К этому времени он уже занимался в ТЮЗе, «где на простака назначали другого. Я очень переживал, когда мне, ученику 7-го класса, дали Жадова. По-моему, это ошибка, это говорит о том, что преподаватель ставит спектакль для себя. Поэтому я стал читать с эстрады». В свой репертуар Борцов включал стихи Твардовского, рассказы Шолохова и Виктора Ардова.
В 10-ом классе он уже выходил в небольшой роли на сцену Оренбургского областного драматического театра им. М.Горького. Там в это время служил ещё один артист, которому суждено было стать знаменитым. Борцову он запомнился ролями молодого Ленина и Петьки в пьесе о Чапаеве. Звали артиста Леонид Сергеевич Броневой.
…Решение Борцова поступать в театральное училище не удивило даже военкома, которого Виктор, как военнообязанный, должен был поставить в известность о своих планах. «В артисты? Туда тебе и дорога!» И летом 1953-го Виктор Борцов поехал в Москву.
В тот год курс в Щепкинском училище набирала легендарная Вера Николаевна Пашенная. Борцов поступил сразу. …Ещё в первом классе, посмотрев утренник в оперетте, он подошёл к отцу и тихо сказал: «Наверное, я буду артистом…» Напророчил!
Курс, на котором учился Борцов, помимо самого Виктора Андреевича, подарил Малому театру ещё троих замечательных мастеров — Романа Филиппова, Алексея Эйбоженко и Юрия Соломина, нынешнего художественного руководителя ГАМТ. Юрий Мефодьевич Соломин – крайне занятой человек, чьё время расписано по минутам, но о Борцове мы проговорили целый час.
«О нём надо писать большие тома, книги. Познакомились мы в 1953 году. Когда в Щепкинском училище проходят отборочные туры, абитуриентов обычно делят на десятки. Мы с Борцовым и Романом Филипповым попали в одну десятку, и потом все приёмные экзамены сдавали вместе. Виктор сразу произвёл на меня определённое впечатление, потому что он прирождённый артист, – во-первых, у него были великолепные данные, а во-вторых, я слышал, как он читал. А потом мы вместе учились четыре года, жили в общежитии — семь человек в одной комнате...
И по сегодняшний день мы не поругались, не предали друг друга, ничего этого не было. Артист он прекрасный и очень самобытный, каких не только в Малом театре, но вообще мало. Борцов самобытен во всём: вся его логика, его жизнь и психология необычны, очень честны и бескорыстны. У Виктора театр всегда стоял на первом месте. Это началось ещё со студенческой скамьи. Нет такого спектакля, который бы он не посмотрел за время учёбы. Уже работая в Малом, он ездил на все премьеры Товстоногова в тогдашний Ленинград. Он всё знает о театре, это удивительно!»
Впрочем, любовь Виктора Андреевича к искусству частенько имела курьёзные последствия.
«Когда шла сессия, — продолжает Юрий Соломин, — и на следующий день предстоял экзамен по истории КПСС или ещё что-нибудь, мы вечером и ночью готовили шпаргалки, предварительно распределив, кто что будет писать. Борцову тоже полагалось что-то написать, но его не было ни в 10, ни в 11, ни в 12 часов ночи… Он мог прийти в час, когда мы, бездыханные, без каких либо ощущений и эмоций, уже лежали по кроватям, – открывалась дверь и в проёме, свет оттуда падал, появлялся Борцов. Очень долго вздыхал, кряхтел, искал, на кого бы направить свои эмоции, – ему нужно было выговориться! Моя кровать стояла у окна. Он подходил ко мне, смотрел, потом присаживался, чтобы понять, сплю я или нет, но, в конечном счёте, всегда заговаривал. К примеру, вот это я запомнил, как он долго сидел, кряхтел, а потом сказал: «Был во МХАТе… Видел Ливанова». (Ливанов был его любимцем.) Тут все соскакивали с кроватей, начинали кричать, что мы в поту, как негры работали, писали шпаргалки!.. Борцов молча всё выслушивал, а у нас был однокурсник Игорь Карпов, старше всех, отслуживший армию, мы ему доверяли, и он говорил: «Всё, не давать ему шпаргалок, пусть как хочет, так и сдаёт!» И рано утром мы уходили, засовывая шпаргалки во все места, куда только можно было засунуть, а Виктор спал детским сном, не думая ни о каких экзаменах. И когда всё уже было позади — часов в двенадцать, после хорошего завтрака, появлялся розовый, улыбающийся Борцов и спрашивал: «Ну, как там?» Но уже были получены устраивавшие всех отметки, и мы говорили: «Ну ладно, дайте ему тоже шпаргалки!» …Честно говоря, я ему завидую, потому что столько, сколько видел он… Теперь думаешь: «Надо было в ЦДРИ пойти, в Дом актёра, посмотреть тот спектакль, другой спектакль» и так далее, и тому подобное… Борцов был свободен, как птица, он свободен и сейчас. Конечно, у него есть обязанности, есть дом, — это всё понятно. И всё равно внутренне, я вижу, он свободный человек, как Петя Трофимов говорит: «Я свободный человек!»
На сцену Малого театра Виктор Борцов впервые вышел студентом IV курса. Шло лето 1957 года, только-только началась хрущёвская оттепель. Среди реабилитированных вскоре после XX съезда оказался публицист Виктор Кин (Суровикин), расстрелянный в 1937 году. Особой популярностью пользовался в пятидесятые его роман «По ту сторону», посвящённый героям Гражданской войны на Дальнем Востоке. Был снят одноимённый фильм, а в Малом театре Андрей Александрович Гончаров поставил спектакль «Когда горит сердце». Премьера была приурочена к Международному фестивалю молодёжи и студентов в Москве. Главные роли репетировали молодые актёры Виктор Коршунов и Никита Подгорный, но в связи с их занятостью на съёмках был назначен второй состав. Юрия Соломина взяли дублёром Подгорного, Виктор Борцов разделил роль с Коршуновым.
…Сюжет был прост — два комсомольца, Безайс (Соломин) и Матвеев (Борцов), пробираются через Сибирь на Дальний Восток, чтобы по заданию партии организовать там революционное подполье. В Хабаровске они вступают в борьбу с белогвардейцами, Матвеев лишается ноги, но продолжает сражаться, как может, — расклеивает листовки. В финале герой погибает. «Спектакль был очень сильный и яркий, он делался по заказу комитета комсомола Малого театра, чтобы там играла одна молодёжь».
Постановка пользовалась успехом и шла довольно долго, постепенно появлялись новые исполнители. Ещё студентом ввёлся на небольшую роль Ярослав Барышев. Сейчас он не только партнёр Виктора Андреевича по таким спектаклям, как «Князь Серебряный», «Волки и овцы», «Царь Фёдор Иоаннович», но ещё и сосед по гримёрке. Говоря о Борцове, Ярослав Павлович в первую очередь отмечает его замечательные личностные качества.
«Он удивительный человек – добрый, преданный, органичный. Я с ним впервые встретился в спектакле «Когда горит сердце». Борцов играл революционера, а я одного из белогвардейцев, которые должны были его арестовывать. И когда я подбежал к нему на сцене, он меня оттолкнул, и я так упал, что вывихнул руку. Боль страшная. Не знаю, как бы повёл себя кто-нибудь другой, но Борцов после спектакля посадил меня в машину, отвёз в поликлинику, сделали мне снимок, перебинтовали, и только после этого он уехал. Вот такая трогательность в этом человеке».
Несколько лет после «Когда горит сердце» Борцову давали только вводы или совсем небольшие роли: «…играли детей в «Песне о ветре», других спектаклях. Как всегда, доля начинающего артиста – играть сначала очень молодые роли, как говорится, до грудных младенцев». Впрочем, в Малом быстро разобрались с амплуа Борцова, разглядев во внешности лирического героя черты простака. Борцов стал получать характерные роли, сыграв одного за другим Горецкого в «Волках и овцах», Швандю («Любовь Яровая» Константина Тренёва) и Валерьяна в пьесе Виктора Розова «Перед ужином».
Революционный матросик Швандя, весельчак и балагур, чьим прототипом послужил знаменитый полярник Иван Папанин, был и остаётся мечтой многих комедийных артистов. Не стал исключением и Борцов.
Из интервью Виктора Андреевича оренбургской газете «Южный Урал»: «Рассказ Михаила Шолохова «О Колчаке, крапиве и прочем» в какой-то степени определил поворот в моей жизни. С этим рассказом товарищи привели меня к Игорю Ильинскому. И он сказал: «Надо готовить Швандю». Правда, Швандю я сыграл много позже, но фраза такая была».
Борцов шёл к одному из своих любимейших персонажей целых три года. За время, прошедшее со дня премьеры «Любови Яровой» (постановка Игоря Ильинского и Вениамина Цыганкова), он успел сыграть в этом спектакле второстепенные роли Рабочего, Гражданина и красноармейца Григория. …Швандя случился внезапно – заболел Виталий Дмитриевич Доронин. В театре знали, что Борцов ещё в детстве играл Швандю, но ведь в драмкружке тогда поставили не всю пьесу целиком, а только небольшую сценку!
…Он ввёлся на эту роль, сложную и разноплановую, большую по объёму, всего за два дня, поразив режиссёра и партнёров сплавом яркого комического и лирического дарования, не говоря уже о феноменальной памяти.
«…Когда я сыграл Швандю, Грузинский сказал: «Его Пашенная не раскрыла, а он сам себя раскрыл».
А вот что написал Игорь Ильинский в своей книге «Со зрителем наедине»: «В спектакле «Любовь Яровая» очень хорошо сыграл роль Шванди – роль, в которой сочетаются юмор и романтика, — актёр Малого театра Виктор Борцов. Образ молодого матроса, поднятого волной Октябрьской революции, получился у него пылким, непосредственным. В.Борцов хорошо несёт чистоту этого образа, веру в революцию».
Надо сказать, что Игорь Владимирович Ильинский очень высоко ценил талант Борцова. Помимо «Любови Яровой», Виктор Андреевич принимал участие в таких постановках Ильинского, как «Ярмарка тщеславия» (Лоренс, Уильям Доббин) и «Лес» (Пётр). Сыграл он и в «Ревизоре», где его партнёром по сцене снова стал Юрий Соломин:
«Я не могу об этом не сказать, это я рассказываю своим студентам буквально на первых занятиях. Игорь Владимирович Ильинский поставил у нас «Ревизора», я играл Хлестакова. У Борцова была небольшая роль, эпизод, – он играл слугу в трактире, когда вызывает его Хлестаков и говорит: «Дай мне поесть!» – «А вам ничего не дадут». – «Как не дадут?!» и так далее. Всего одна сцена. Это ж надо было — на эту сцену придумать такое! Борцов снимал тогда комнату, у нас не было ещё квартир. Так вот, его хозяйка пекла ему блины, и он выходил на сцену с тарелкой. Как бы его оторвали от стола, он приходил и на ходу, разговаривая с голодным Хлестаковым, поедал блины. Это Виктор придумал для себя, но это было удобно и мне как исполнителю Хлестакова, потому что, по мере того, как он ел, у меня глаза лезли на лоб и, естественно, было полное возмущение, у меня уже слюни текли, потому что я видел – сочные, смачные блины, запах замечательный… Зрительный зал умирал от хохота. И это не штучка — это характер, работа с образом. О каждой роли, которую Борцов сыграл, можно говорить подобные вещи, но эта – наиболее яркая, которая мне запомнилась. Почему? Потому что мне было очень легко после того, как он уходит, впадать в истерику, то есть решение моей следующей сцены было уже однозначно точным. Он никогда не шёл и не идёт во вред партнёру».
Все, с кем мне довелось говорить о Викторе Андреевиче Борцове, произносили ключевое слово: «органика». Чем меньше привязка персонажа к конкретному амплуа, тем интереснее работа получается у Борцова. Самому Виктору Андреевичу больше по сердцу характерные роли, однако Борцов абсолютно естествен в любых предлагаемых обстоятельствах, в чьём бы обличье он ни выходил на сцену, – трогательного беззащитного Вафли, обманутого обманщика Самсона Большова или жестокого и подлого Матвея Хомяка из «Князя Серебряного».
Кстати, о Хомяке – вот вам персонаж, полная противоположность исполнителя. Виктор Борцов – человек-праздник, редкостно обаятельный, добрый, отзывчивый, просто излучающий радость жизни. «Сейчас мы сидим в одной гримёрке, — говорит Ярослав Барышев. – Очень интересно – у него всегда какие-то новости: все фильмы он должен посмотреть, все спектакли!» Кроме того, Борцов – непревзойдённый мастер актёрской байки. Не могу отказать себе в удовольствии привести здесь один из театральных анекдотов «от Борцова»:
«Наш режиссёр Александр Четвёркин, светлая ему память, будучи дитёй, был принесён в Театр им. Станиславского и Немировича-Данченко и посажен на первый ряд. Утро, первое января какого-то года. Начинается увертюра. Потом открывается занавес и идёт снег… И вдруг он видит, как вместе со снегом сверху летит валенок, потом корзина с этим снегом и, наконец, мужик в ватнике – бубух! Ну, так как мужик этот уже, видимо, опохмелился, он ничего себе не поломал, забрал корзину и ушёл со сцены. Этот случай привёл Александра Четвёркина в театр, забыть такое было невозможно. Через много лет приезжает в Москву «Ла Скала». Четвёркин с большим трудом достаёт билет в Большой, бегает весь день, наконец, купил, садится… И начинается та же самая опера! И тоже идёт снег! С ним истерика, смех, его чуть не вывели из зала».
Эта прелестная история, скорее всего, правдива, ведь Борцов близко знал Александра Четвёркина. Вместе они выпустили два спектакля: «Свои люди – сочтёмся!», о котором будет рассказано чуть позже, и «Дядюшкин сон» по Достоевскому с уморительно смешным Эдуардом Марцевичем в роли Князя К., Ольгой Пашковой — Зинаидой и Людмилой Поляковой – Москалёвой. Борцов играл Афанасия Матвеевича, супруга героини Поляковой. Пользуясь скудоумием несчастного Князя, Москалёва решает женить его на своей дочери, а поскольку Афанасий Матвеевич ничуть не умнее потенциального зятя, с ним проводится инструктаж, чтобы ненароком не сорвать всё мероприятие. Афанасию Матвеевичу предписывается изображать немого, а на вопросы Князя, если таковые последуют, «отвечать саркастической улыбкой».
«Сцена из «Дядюшкиного сна» всегда шла на «ура», — говорит Виктор Андреевич. – Это конец 2-го акта, смех всё нарастает, а под занавес я просто выхожу – и уже аплодисменты».
Побывавшая на спектакле Инна Ульянова, партнёрша Виктора Андреевича по знаменитым «Покровским воротам», весьма эмоционально описывает свои впечатления: «Когда я увидела Борцова в «Дядюшкином сне», я ржала, как гиена. Он настолько был в этом «гумканьи» органичен! Это был не простой алкаш, это был барин. У него грандиозный серьёз, какое-то детски-козье выраженье глаз».
«У Виктора Андреевича колоссальное чувства юмора, — говорит Александр Коршунов, — он очень хорошо чувствует юмор, великолепно им владеет и может быть безумно смешным. И это в сочетании с тем, что он может быть и очень глубоким и трогательным. Всё это свойственно качеству, которым обладают только настоящие мастера, — умению сохранить в себе детскость. Он большой ребёнок. И это качество сохраняется, сколько бы ему ни было лет. Он всегда готов к игре, готов увлекаться, реагировать на всё происходящее вокруг именно так вот — живо, по-детски, совершенно непосредственно».
Детский взгляд на жизнь, радостное мироощущение, счастье работать с великими режиссёрами – Ильинским, Равенских, Фоменко, Хейфецом… Борцов кажется баловнем судьбы? Между тем, в его жизни бывало всякое. Вот, например, что говорит Юрий Соломин: «Я помню, как ему сделали операцию, очень неудачно, он был совсем молодой тогда и буквально находился при смерти. И врачи были потрясены жизнелюбием Виктора, потому что, когда его оперировали повторно, он читал стихи, рассказывал какие-то истории и так далее. Когда бы ты с ним ни встретился, в радости или в горе, естественно, какое-то время уделялось тому или иному моменту, а потом всё равно разговор всегда переходил на творчество, и это огромнейшая заслуга Виктора. Мало научить артиста быть артистом, его ещё надо научить быть человеком в искусстве».
Что значит «быть человеком в искусстве»? Это колоссальная ответственность перед своей профессией, партнёрами, зрителями – большими и маленькими. В своё время в репертуаре Борцова были два детских спектакля – «Умные вещи» Самуила Маршака и бажовский «Каменный цветок».
Музыканта – так звали его персонажа из «Умных вещей» — Борцов играл долго, лет двадцать пять.
«У Виктора была центральная роль, — говорит Юрий Соломин, — с песнями, танцами – он прекрасно поёт, великолепно чувствует движение, пластику – и всё начинало вокруг него вертеться».
«…Довольно ответственная вещь. Моего героя, этакого разлюбовничка, на Новый год и школьные каникулы играть было очень сложно. Потом ввёлся Назаров, а я стал играть сказку в филиале. Он мне звонил и говорил: «У меня нет голоса. Может, придёте, сыграете вместо меня?» А я ему: «Нет, милый!» То есть, десять дней отдай, не греши».
Зато филиальский «Каменный цветок» давал возможность встретить Новый год в своё удовольствие: чем страшнее и помятее была физиономия злодея-приказчика Северьяна Убойцы, тем лучше. Инсценировка была сделана сразу по нескольким произведениям Бажова, и Борцов, работая над ролью, перечитал буквально все сказы, выискивая всякие интересные «словинки». Так он вышел на прелестную фразу «Дозвольте замереть в глубоком бонжуре». С такими словами Северьян раболепно склонялся перед невозмутимым князем (изумительный Виталий Коняев), пообещавшим отдать за приказчика молоденькую девушку Катю. Правда, прозвучала эта фраза только в телеверсии спектакля.
Сниматься в кино и на телевидении Борцов начал ещё в 1959 году. Среди фильмов с его участием — «Песнь о Кольцове», «Первый троллейбус», «Верьте мне, люди», «Баллада о старом оружии», «И снова Анискин», «Визит дамы», «Дневной поезд», «Гардемарины, вперёд!», «Хождение по мукам»… Перечислить все работы Виктора Андреевича Борцова просто невозможно. Но о его главной кинороли разговор особый.
…Вы можете жить в Саратове, Иркутске, Мышкине, никогда не побывать в Москве и, соответственно, в Малом театре, но при наличии телевизора вы хотя бы раз в жизни видели «Покровские ворота». За прошедшие два десятилетия фильм разлетелся на цитаты, прямо как «Горе от ума». Кто же не помнит: «Я вся такая внезапная, вся такая противоречивая», «высокие, высокие отношения», «натюрлих, Маргарита Павловна!», и – надпись на часах мужу: «Спасибо за сладостные секунды!» Этот сомнительный комплимент выгравировал по заказу дамы Савва Игнатьевич Ефимов. Кстати, фамилия Саввы в народном сознании как-то не прижилась, да и зачем она эпическому герою?! Большой, красивый, жизнерадостный и простодушный, Савва Игнатьевич – находка для любой женщины: и мастер на все руки, и подчиняется беспрекословно. Его совершенно не смущает существование бок о бок с недотёпой Хоботовым, первым мужем Маргариты Павловны. «В нём есть нечто подлинное», — говорит после знакомства с Саввой потрясённый Глеб Орлович, и с ним нельзя не согласиться.
«Покровские ворота», помимо прочих достоинств, отличает великолепный актёрский состав. Партнёрами Борцова были Олег Меньшиков, Инна Ульянова, Анатолий Равикович, Леонид Броневой, Софья Пилявская, Елена Коренева, Елизавета Никищихина, Игорь Дмитриев, Татьяна Догилева… Отдать предпочтение кому-нибудь из них было бы несправедливо, и всё же Инна Ульянова, сыгравшая Маргариту Павловну, советский вариант femme fatalе, стоит особняком.
«Мы тогда впервые встретились в работе. Это было 21 год назад, в прошлом году на Чистых прудах отметили юбилей фильма. Меня поразила одна вещь – огромный патлатый мужчина с удивительно детским выражением глаз. Он на редкость порядочный человек во всём – в отношениях с партнёром, с режиссёром, в быту. Мне надо было играть любовь, ну, это естественно, ведь Савва Игнатьевич нравился Маргарите Павловне, — и я себя ловила на том, что мне не приходится особенно насиловать свою природу. Нет, не потому что я была влюблена, просто было приятие этой личности – наивной, в чём-то бесконечно трогательной. На съёмках меня совершенно потрясло бережное и достойное отношение Виктора Андреевича к своей профессии. Я видела, как он всегда точен, собран, знает всё, что касается дела. К концу съёмок мы подружились, потому что Броневой Лёнечка немножко другого склада, Равикович всё время был в разъездах… С Виктором мы и сейчас перезваниваемся, обмениваемся впечатлениями о спектаклях. Первый, кого я зову на свои просмотры, пробные ещё, ну, знаете, чтобы сидел «свой» человек, чтобы было понятно, — это Виктор Андреевич. Потому что у него есть и чуткость, и знание профессии, и я уверена, что если он даст какой-то совет, то это всегда «до дела». Ведь партнёрство – это не только любезность и хорошие взаимоотношения, это ещё и умение видеть. Он – видит. Он не обо всём говорит, но мимо него ничего не проходит. Он трогательный, потрясающий человек. Общаться с ним – одно удовольствие.
- Инна Ивановна, почему Маргарита Павловна, «женщина сказочного ума», предпочла человека, на несколько, если не на много, интеллектуальных ступенек ниже себя?
- Знаете, Оленька, я ведь над этим не задумывалась… Но мы ведь ещё забываем ту сторону, Хоботова – изнервлённого интеллектуала: «Тебе бы любой в редакции щелчки давал, убогий, и ты бы загнулся, если бы не я!» Хоботов говорит: «Ну да, у него же всё в руках горит!» – «Это у тебя горит, а у него всё работает!» И ведь Савва Игнатьевич ещё крепкий мужчинка! Тогда он был просто роскошный, особенно за станком. Он ещё и музыкален, паразит, «Розамунду» пел он сам. И то, что Маргарита Павловна держит обоих, это не какой-нибудь там Фрейд, это обыкновенная ситуация, поскольку Хоботов одинок, поскольку – интеллект, поскольку Рембо, Вийон и тому подобное, а у этого – дрель».
Справедливости ради замечу, что в одном из интервью Михаил Козаков дал куда менее эротичную, но тоже интересную трактовку поведения Маргариты Павловны: Хоботов – это интеллигенция, Савва Игнатьевич – простой народ, а сама Маргарита Павловна – Советская власть. В общем, «истина где-то рядом».
Начавшиеся в восьмидесятые годы перемены не могли не отразиться и на театральном репертуаре. Вместе с перестройкой пришла гласность. Пьесы и инсценировки, запрещённые в своё время по идеологическим соображениям, доставались «из стола» и предоставлялись на суд зрителей. Так, вахтанговцы показали «Брестский мир» с Ульяновым в роли Ленина (сущая правда, а звучит, как каламбур), на Таганке с успехом возродили «Живого»… Разумеется, шли и совсем современные пьесы: всем памятен резонанс, вызванный «Премией» и «Говори…». Не остался в стороне и Малый театр: режиссёр Василий Фёдоров поставил социальную комедию «Обсуждению подлежит» публициста Алексея Косенкова. Главную роль – секретаря парторганизации колхоза Ефима Захаровича Егунова – сыграл Борцов.
Сейчас этот спектакль в Малом уже не идёт, никаких записей не сохранилось, но есть возможность поговорить с Василием Евгеньевичем Фёдоровым.
«Пьеса ставилась в 1987 году, когда уже стало возможно рассуждать по поводу нашей истории. По сюжету «Обсуждению подлежит» не сильно отличалось от «Премии» — секретарь парторганизации всё ставил на свои места. Что же касается Виктора Андреевича… Тогда ещё существовал художественный совет. И все члены худсовета — а это были артисты Малого театра — в один голос сказали: если бы все играли, как Борцов! Это было очень сложно – сыграть секретаря партийной организации, тем более в то время, убедительным, достоверным, да ещё и в комедийном жанре!
Конфликт в пьесе был вот в чём: заболевает секретарь парторганизации, на ком держался весь этот колхоз. Моментально начинается полный развал и разброд, и он, тяжело больной человек, подымается с больничной койки, идёт на собрание, где должны выбирать нового председателя колхоза, а тот такой плохой, присланный из райкома. И вот он решает во что бы то ни стало остановить этого претендента. Начинался спектакль с того, что лежит полумёртвый Ефим Захарович, к нему приходит и.о. секретаря парторганизации и рассказывает, как всё в колхозе плохо. Борцов приподнимался на постели: “Надои снизили?” – “Снизили…” – “Ох…” – и падал навзничь. Потом он вскакивал во весь рост на больничной койке – он же большой такой — и говорил: “Раздевайся!” Жора Оболенский раздевался до трусов, Борцов напяливал его одежду на себя, одежда трещала, и он шёл в таком виде спасать колхоз, а Жоре вместо Борцова делали сонный укол перед операцией. Пьеса очень хорошо написана, там много комических ситуаций. Допустим, приходил студент-практикант, которому без разницы было, кому делать укол. И он делал укол Жоре, и тут звучал духовой оркестр. Играл Борцов дивно. Настоящий социальный герой, но очень искренний, большой и беззащитный. …Говорить о нём можно бесконечно. Например, он очень точно играл физическое самочувствие, это немногие могут. Когда у его персонажа случался сердечный приступ – как это передашь? Борцов просто нагибался вперёд и застывал. И сидел так минут пять. То есть, у человека что-то «схватило», и он не может ни двинуться, ни пошевелиться, — это было так точно! Вокруг него бегали, он что-то говорил, отдавал какие-то распоряжения, ситуация была смешная, зал смеялся. Не случайно я говорю: если бы все играли, как Борцов! Потому что он очень искренний, убедительный и небезразличный и всегда точно понимает и ощущает жанр. Работая с ним, можно быть уверенным, что если ты, как постановщик, определился со своей целью, через него можно всё донести».
Сегодня в репертуаре Виктора Борцова пять ролей. Самая маленькая из них – князь Мстиславский в «Царе Фёдоре Иоанновиче» (помимо Мстиславского, Борцов в разные годы вводился на Федюка Старкова, князя Туренина и Красильникова). Кроме того, Виктор Андреевич играет в трёх постановках по Островскому, идущих на трёх сценах Малого театра: на основной это «Волки и овцы» (Лыняев), в филиале – «Свои люди – сочтёмся!» (Самсон Большов) и на малой сцене филиала – «Трудовой хлеб» (Потрохов). Плюс Вафля в «Дяде Ване». Вот об этих работах хотелось бы поговорить подробнее.
Свою первую чеховскую роль Виктор Борцов сыграл непростительно поздно. Так уж случилось, что Чехов, чьи ранние пьесы предназначались именно для Малого, смог занять достойное место в репертуаре нашего театра только в конце прошлого века – в 1988 году Борис Морозов поставил «Лешего», а в 1993-м Сергей Соловьёв – «Дядю Ваню». В соловьёвском спектакле, тонком, изящном и неторопливом, пронизанном осенней чеховской тоской и горечью крушения надежд, Борцов сыграл Илью Ильича Телегина, «по причине рябого лица» прозванного Вафлей. Этот Вафля – одинокий обедневший помещик, сразу после свадьбы брошенный женой и отдавший всё своё состояние её детям, рождённым вне брака. Имение, в котором разворачивается действие пьесы, принадлежало когда-то дяде Ильи Ильича, и теперь он приживал у Войницких.
Добрый, трогательный и наивный идеалист, привыкший ставить чужие интересы выше собственных, Телегин-Вафля вобрал в себя черты не только своего «предшественника» Дядина-Вафли, но и Ивана Ивановича Орловского – Сонино «крёстненький» и оговорка Елены Андреевны, назвавшей Телегина Иваном Ивановичем, — прямая отсылка ко «всеобщему утешителю» из «Лешего». Но, в отличие от персонажей «Лешего», борцовский Вафля изначально чувствует всю бесперспективность попыток примирить близких ему людей, и его восторженная реплика «Погода очаровательная, птички поют, живём мы все в мире и согласии – чего ещё нам?» так и повисает в воздухе.
Из почти трёх часов, что идёт спектакль, Борцов находится на сцене от силы минут тридцать, а все Вафлины реплики могли бы уместиться на полутора-двух страничках. Но для создания образа Борцову достаточно нескольких точных штрихов. Вот Вафля, держась на почтительном расстоянии от Серебряковых, появляется в саду; на нём измятый мешковатый костюм и нелепая панама. Большой и неуклюжий, он всё время жмётся по углам, боясь показаться назойливым и помешать. Порой в нём просыпается чувство собственного достоинства, и Вафля начинает отстаивать перед дядей Ваней свои наивные идеалы или давать отповедь Елене Андреевне, не знающей его имени-отчества. Но в большинстве случаев он просто покорно тушуется, не будучи в состоянии противостоять ни грубости дяди Вани, ни хамству Астрова. Есть что-то детское в том, как во время беспорядочной пальбы дяди Вани по профессору Серебрякову Вафля пытается спастись, взобравшись на садовую скамейку.
Борцов играет изумительно, лишний раз подтверждая старую театральную истину, что маленьких ролей не бывает. Его Вафля – такая же бесспорная удача спектакля, как дядя Ваня Юрия Соломина, Серебряков Юрия Каюрова или старая нянька Марина Елизаветы Солодовой.
…И конечно же, любимый автор Борцова, — Александр Николаевич Островский. В репертуаре Малого театра его пьесы занимают особое место. «Мне кажется, – говорит Виктор Андреевич, — что сейчас кроме Островского вообще ничего не надо ставить». Артист, чьё имя – Виктор Борцов – словно взято у самого драматурга, в своё время играл Петра в «Лесе», Досужева в «Доходном месте», Ахова («Не всё коту масленица»). Первой «островской» ролью Борцова стал бесшабашный Клавдий Горецкий. А спустя сорок с лишним лет «Волки и овцы» вернулись в репертуар Виктора Андреевича – в постановке, осуществлённой режиссёром Виталием Ивановым, артист сыграл одного из центральных персонажей, богатого помещика Михаила Борисовича Лыняева. Человек серьёзный и ответственный, Лыняев считает своим долгом присматривать за соседкой, молодой вдовой Купавиной, поскольку, по его мнению, «женщины ничего не знают, ничего не умеют, без опеки жить не могут». (Надо сказать, что поведение Купавиной только подтверждает правоту этих слов.) Лыняев неглуп, а должность почётного мирового судьи даёт ему независимость. В разговоре с ним Меропа Мурзавецкая, фактическая хозяйка губернии, даже не пытается привычно ханжить, ведь Лыняев видит её насквозь. Именно он произносит слова, вынесенные в заголовок пьесы: «Да разве кругом нас люди живут? Волки да овцы. Волки кушают овец, а овцы смиренно позволяют себя кушать».
Первое же появление Лыняева — Борцова заставляет вспомнить уайльдовских джентльменов – он хорош собой, элегантен и невозмутим. А главное – убеждённый холостяк. От женщин Лыняев бежит, как от чумы, подозревая их в коварном намерении насильно женить его на себе. Что, собственно, и происходит. Лыняева «кушает» Глафира, бедная родственница Мурзавецкой. Действует она в открытую, со всеми деталями и подробностями рассказывая Михайле Борисовичу, как могла бы его завлечь, будь на то её воля. Лыняев, даром что ленивый и «ожирелый», с удовольствием включается в игру: после общения с Купавиной так приятно поговорить с умной женщиной, да ещё и хорошенькой! «Волки и овцы», спектакль яркий, красочный и очень смешной, стоит посмотреть второй, третий, четвёртый раз хотя бы из-за знаменитой сцены обольщения. Лыняев слушает Глафиру с неподдельным интересом; ему кажется, что игра всё ещё идёт на равных, и он не замечает, что ловушка захлопнулась. Точно так же мы, зрители, не замечаем, как Борцов по ходу роли меняет амплуа — классический резонёр оборачивается простаком!
«Борцов настоящий Актёр, — говорит Ярослав Барышев, играющий Беркутова, — смотришь на него и радуешься. Он органичен сам по себе, а вдобавок ещё старается быть очень подлинным в деталях. В «Волках и овцах» он обязательно красит бороду, чтобы выглядеть помоложе. А потом приходят костюмеры и начинают ругаться разными словами, потому что воротнички после первого же спектакля становятся рыжими от грима».
«С Виктором Андреевичем всегда очень легко, — добавляет Александр Коршунов, исполнитель роли Мурзавецкого, — и в то же время ответственно, чтобы рядом с ним не оказаться фальшивым. В определённом смысле Борцов для меня критерий органики. Ему надо соответствовать».
В сегодняшнем «островском» репертуаре Виктора Борцова купец Большов из спектакля «Свои люди – сочтёмся!» (режиссёр Александр Четвёркин) занимает особое место. В большинстве пьес драматурга, разбирая того или иного персонажа, следует плясать от печки, то бишь от имени героя. Однако «Самсон Силыч Большов» – такое же имя-обманка, как, скажем, «Сила Ерофеич Грознов» в «Правде – хорошо, а счастье лучше». В отсылке к библейскому персонажу заключены уязвимость и двойственность замоскворецкого купца: Самсон Большов совсем не то, чем кажется самому себе. Он абсолютно искренен, когда распекает стряпчего Рисположенского (великолепная работа Владимира Носика) за пристрастие к «рюмочке», хотя для самого Самсона Силыча трезвость тоже не является нормой жизни. Лежащая в основе сюжета афера – объявить себя банкротом, чтобы не расплачиваться с кредиторами, — вызвана исключительно жадностью Большова. «Самсон Силыч купец богатейший, — рассуждает приказчик Лазарь Елизарыч, — …всё это дело… так, для препровождения времени затеял». Однако погоня за барышом не мешает Большову оставаться по-своему совестливым человеком: «У меня кредиторы богатые, что им сделается!» — говорит он в своё оправдание.
Двойственность персонажа читается и в его манере одеваться: вернувшись из города,
19.01.2004
Подробнее
«Волки и овцы» СЕМДЕСЯТ ЛЕТ НА СЦЕНЕ. В. Маслих Какие только сюрпризы не ждут библиофилов на полках букинистических магазинов. Предлагаемая посетителям сайта книга «Волки и овцы» – как раз оттуда. Эта пятидесятистраничная брошюра была издана в 1946 г
«Волки и овцы»
СЕМДЕСЯТ ЛЕТ НА СЦЕНЕ.
В. Маслих
Какие только сюрпризы не ждут библиофилов на полках букинистических магазинов. Предлагаемая посетителям сайта книга «Волки и овцы» – как раз оттуда. Эта пятидесятистраничная брошюра была издана в 1946 году, через два года после знаменитой премьеры пьесы Островского на сцене Малого театра.
СЕМДЕСЯТ ЛЕТ НА СЦЕНЕ.
В. Маслих
Какие только сюрпризы не ждут библиофилов на полках букинистических магазинов. Предлагаемая посетителям сайта книга «Волки и овцы» – как раз оттуда. Эта пятидесятистраничная брошюра была издана в 1946 году, через два года после знаменитой премьеры пьесы Островского на сцене Малого театра.
Какие только сюрпризы не ждут библиофилов на полках букинистических магазинов. Предлагаемая посетителям сайта книга «Волки и овцы» – как раз оттуда. Эта пятидесятистраничная брошюра была издана в 1946 году, через два года после знаменитой премьеры пьесы Островского на сцене Малого театра. В книжке – две статьи. Первая, написанная В.Маслихом, посвящена истории постановок «Волков и овец» на прославленной столичной сцене. Обращается автор статьи и к истории создания пьесы.
Вторая статья (ее автором является известный театровед, знаток Малого театра С.Дурылин) – это подробный разбор постановки 1944 года, осуществленной Провом Садовским. Современному зрителю эта версия «Волков и овец» вполне доступна: она была записана на телевидении в 1952 году, а совсем недавно издана на видеокассетах.
Хочется надеяться, что обе статьи помогут нынешнему зрителю обогатить свое восприятие комедии А.Н. Островского. Хотя написаны они были во времена, оцениваемые сейчас неоднозначно, наиболее привлекательным в них является оценка спектаклей Малого театра с точки зрения его собственных традиций, верности художественной правде.
М.Редин
декабрь 2003
«Волки и овцы»
Семьдесят лет на сцене.
В. Маслих
В сентябре 1874 года Островский закончил свою новую пьесу «Трудовой хлеб», а уже в ноябре задумал драму «Бесприданница». Однако приступить тотчас к работе над ней ему не пришлось, – жизнь продиктовала новую тему.
В октябре того же года в Московском окружном суде закончилось слушанием дело игуменьи Митрофании, настоятельницы Серпуховского владычного монастыря, обвиняемой в мошенничестве и подлогах.
Какими-то своими сторонами этот судебный процесс отразился на создании комедии Островского «Волки и овцы» и главным образом центрального действующего лица пьесы – помещицы Меропии Давыдовны Мурзавецкой.
Работой над этой пьесой Островский был, по всей вероятности, занят зиму 1874-75 года, так как 22 июля 1875 года он писал Ф.Бурдину из своей костромской усадьбы Щелыково: «Любезнейший друг Федор Алексеевич, сделай милость, напиши Павлу Степановичу (Федоров-начальник, репертуарной части императорских петербургских театров. – В.М.), что пьесу «Волки и овцы» я не считаю оконченной, что займусь ею в августе месяце и по окончании представлю в дирекцию, тогда и напишу ему о своих намерениях, и что к постановке, если буду здоров, приеду сам».
В печати «Волки и овцы» появились на страницах ноябрьской книжки «Отечественных записок» за 1875 год.
В середине декабря Малый театр приступил к работе над пьесой; на этот раз без участия автора: прикованный болезнью к постели, Островский нарушил обыкновение перед началом репетиций читать свою пьесу исполнителем. Премьера состоялась 26 декабря 1875 года в бенефис Н.Никулиной.
Кроме бенефициантки, игравшей роль Глафиры Алексеевны, в этот вечер в главных ролях были заняты: Е.Васильева (Мурзавецкая), М.Садовский (Мурзавецкий), Г.Федотова (Купавина), И.Самарин (Лыняев), С.Шуйский (Чугунов), С.Акимова (Анфуса Тихоновна), Н.Вильде (Беркутов) и Н.Музиль (Горецкий).
Сколько-нибудь заметного следа эта постановка в театральных летописях не оставила, несмотря на выдающийся состав исполнителей, но у публики, по признанию самого автора, спектакль пользовался «огромным успехом».
Впечатлению неудачи содействовало и то обстоятельство, что в середине января 1876 года, т.е. через две недели после премьеры, комедия была снята с репертуара ввиду болезни двух основных исполнительниц – Г.Федотовой и Н.Никулиной.
Полному успеху на сцене комедии, Островского мешала еще и критика, которая полагала, без всяких на то оснований, что лишь в силу цензурных законов автор должен был лишить духовного сана центральный образ пьесы – Мурзавецкую и вывести ее на сцену помещицей. Как следствие такого положения, критика усматривала двойственность в образе Мурзавецкой, считая случайностью ее отношения с Купавиной, в частности факт выманивания у последней тысячи рублей.
В данном случае критика не усмотрела очень важного факта, который давала ей в руки пьеса Островского: перенося событие из замкнутой монастырской жизни в помещичью среду, автор тем самым расширял его значение. В опубликованной переписке драматурга мы не найдем никаких сетований на невозможность показать на сцене процесс игуменьи Митрофании. Отдельные моменты судебного процесса явились для него только толчком к написанию оригинальной комедии о быте и нравах провинциальных помещиков конца 70-х годов.
Среди персонажей комедии прежде всего останавливает на себе внимание Беркутов. Представитель крупного поземельного дворянства, он всеми силами старается сохранить свои позиции и привилегии, приспосабливаясь к новым условиям жизни.
Островский очень тонко подметил это новое социальное явление.
Критика не поняла этого образа. Она совершенно искренне недоумевала, почему Островский трактует его, как «волка».
«Умный, но смирный человек, – писало «Новое время», – который избегает, по возможности, всяких скандалов, без особой надобности не заводит уголовщины и довольствуется одним только отпарированием хищнических покушений на съедение, причем даже не гонится за тем, чтобы отобрать у нападающего побежденного хищника каждую перепавшую в его карман крупицу».
Не понят был этот образ и театром, что отчасти объяснялось отсутствием на репетициях автора, всегда своим чтением, через словесную ткань образа, раскрывавшего исполнителю характерные черты его социальной сущности. В исполнении актера Вильде Беркутов был умный человек и только. В его трактовке не было даже попытки раскрыть социальную сущность Беркутова.
В памяти современников отчетливо запечатлелись: образ Глафиры Алексеевны, которую с присущим ей темпераментом и непосредственностью играла молодая Никулина, и мягкий, овеянный беззлобным комизмом Лыняев в исполнении маститого Самарина.
За несколько лет до написания комедии «Волки и овцы» Островский писал в письме к директору императорских театров С.Гедеонову: «На мои вопросы, отчего мои пьесы не даются в хорошее время, когда они: могут давать полные сборы, я в продолжение моего авторства несколько раз и от нескольких лиц слышал такой ответ: «В хорошее-то время всякая дрянь может сделать сборы, а ваши мы бережем до лета; вы, батюшка, наш кормилец: мы их даем тогда, когда ни на какую пьесу нельзя сделать сбору, кроме вашей, когда самый большой сбор для нас есть 300 рублей». И вот, кроме того, что выслушаешь злой, иронический ответ, получишь за пьесу, успевшую в год облететь всю Россию, удостоенную Академией большой премии, вдвое меньше, чем другой писатель. За плохую вещь, насильно навязанную публике и игранную без успеха.
Мне случалось слышать еще более оскорбительный ответ: «Мы не даем ваших пьес, потому что они не делают сборов». Такой ответ хоть и имеет претензию уколоть меня, но вследствие своей излишней наивности, цели не достигает. Кто же виноват, что мои пьесы не имеют успеха? Ведь не пьесы же и не я. В Петербурге не дают «Бедность не порок», потому что она не имеет успеха, а в Москве та же комедия идет уже 15 лет сряду, и нынешней зимой давали ее несколько раз в Большом театре вместо русской оперы, и она всякий раз давала полные сборы по оперным ценам, т.е. 2100 рублей. А «Гроза» и «Грех не беда» отчего не имеют успеха? Моя ли вина, что серьезные пьесы стали не по силам актерам и публика стала от них отвыкать? Небрежностью, беспорядочным ведением репертуара можно довести всякий театр до того, что, кроме фарсов, ничего играть нельзя будет».
После смерти Островского, последовавшей в 1886 году, его пьесы шли, даже на сцене родного ему Малого театра только случайно. Славу великого драматурга, создателя русского национального театра поддерживало только воспитанное им поколение артистов старейшего русского театра, неизменно включавшее его пьесы в программу бенефисов, пользуясь в этих редких случаях правом выбора пьесы.
В один из своих бенефисов – 27 января 1894 года – М.Садовский возобновил «Волки и овцы».
Состав исполнителей даже для Малого театра был совершенно исключительный: Мурзавецкая – Г.Федотова, Мурзавецкий – М.Садовский, Глафира Алексеевна – Е.Лешковская, Купавина – М.Ермолова, Анфуса Тихоновна – О.Садовская, Чугунов – Н.Музиль, Лыняев – А.Ленский, Беркутов – А.Южин, Павлин Савельич – В.Макшеев, Горецкий – Д.Васильев.
В этом перечне исполнителей что ни имя, то целая страница в истории Малого театра, в истории актерского мастерства. Исполнение как отдельных ролей, так и общий ансамбль достигали предельной высоты. Это было, как принято говорить, концертное исполнение, где чудесное звучание каждого инструмента сливалось в один мощный, гармонический аккорд.
И.Иванов, критик журнала «Артист», посвятив бенефисному спектаклю обстоятельную статью, начинает ее с разбора пьесы и констатирует, что в ней «все проникнуто дыханием жизни – творческим и свободным от ложных и фантастических прикрас»... «пред нами отрывок из русской бытовой истории, далеко не отошедшей в область преданий и до сих пор живой и свежей».
О «волках» и «овцах» комедии критик правильно замечает: «Вряд ли кому-либо из читателей и зрителей не приходилось видеть или самих оригиналов, или их близких родственников по духу. На каждом шагу мы чувствуем, что иная атмосфера, кроме вашей, не могла воспитать такого сорта продуктов, иная жизнь, кроме русской, не могла поставить этих людей в такие взаимоотношения».
Переходя к общей оценке спектакля, критик должен был признать: «Достоинства пьесы Островского были необыкновенно удачно воспроизведены в исполнении артистов. Островский знал сценическое обаяние своих произведений. «Пусть мою пьесу только прочтут толково, – говорил он, – и я буду вполне доволен». Реализм и художественность спасают комедии. Островского даже при таких сравнительно скромных условиях».
И дальше критик как бы перекликается с приведенным выше отрывком из письма драматурга: «На сцене Малого театра приходится редко видеть выполнение даже этих требований, когда здесь изредка появляются пьесы нашего драматурга. Слишком непривычными, редкими явлениями оказываются они на русской современной сцене, заполненной продуктами новейшей фабрикации и бенефисными иностранными новостями, большею частью второстепенного репертуара».
У зрителей комедия имела исключительный успех и оставила «в высшей степени яркое и вполне художественное впечатление».
Роль Анфусы Тихоновны играла гениальная О.Садовская. Она считала себя, и с полным правом, ученицей Островского. Островский был драматургом речевого склада. Слово было у него основным элементом в процессе создания образов. Речевым художником сцены была и О.Садовская, – для нее речь была главным материалом, на основе которого она лепила свои сценические образы.
Речевой рисунок роли Анфусы Тихоновны соткан драматургом из одних междометий: «Чего уж!», «Что уж!», «Да уж!», «Где уж!», «Вот уж!», «Ну уж!» Вот и все. И на основе этих осколков фраз исполнительница должна создать жизненно правдивый образ. И О.Садовская его создала, создала настолько глубоко, что он стал каноном для всех последующих исполнительниц. Кто хоть раз видел ее в «Волках и овцах», тот никогда не забудет ее Анфусы Тихоновны.
В исполнении артистки зритель без труда читал за этими бессвязными восклицаниями жуткую биографию несчастной старухи, прожившей свою долгую жизнь на правах бедной родственницы и растерявшей в своем бытовом бесправии все признаки связной человеческой речи. Яркий комизм и глубокая трагедийность гармонически сочетались в этом образе.
Нигде не прибегая к нажиму, без лишних подчеркиваний, без малейшего шаржа лепил свой образ М.Садовский. В его исполнении Мурзавецкий был живой фигурой вечно полупьяного шалопая, с невероятным выговором французских слов, с манерами и комплиментами кабацкого пошиба. Переходы от нахальства к трусости, от уныния к бесшабашности были необыкновенно естественны.
Глафира Алексеевна была в репертуаре Е.Лешковской одним из лучших ее сценических созданий. В бенефисный спектакль М.Садовского ей более удалась вторая половина роли, а в ней – сцена с Лыняевым в 3-м акте явилась верхом совершенства по тонкости отделки.
По поводу этого исполнения имеется интересная запись в дневнике Амфитеатрова, сделанная им во время ссылки в Вологде. Амфитеатров пишет: «У Лешковской никогда не было соперниц по изображению затаенного темперамента и скрытой чувственности. Насмешливый темперамент ее грешниц тлеет тихим красным углем под золой и вдруг озарит весь театр ярким пламенем, и опять спрячется, и опять тлеет, зритель никогда о нем не забывает, но никогда он не утомляет его назойливостью, не мозолит глаза... Все разнообразие черт характера своей героини Лешковская передавала с большой художественной правдивостью. Она не упускала ни одного штриха, нужного для обрисовки характера... Роль Глафиры, несомненно, являлась крупнейшим созданием даровитой артистки».
А гениальный Ленский, по уверению критика, «создал целую романтическую историю на тему превращения беспечного жизнерадостного холостяка в унылого» давшего духом жениха, совершенно готового превратиться в образцового «мужа под башмаком».
Перед зрителем проходило как бы два образа Лыняева. В первых четырех актах, до момента похищения Глафирой Алексеевной его свободы, это был «добродушный, живой, даже остроумный», не чуждый шутки человек, а в конце 4-го акта этот холостяк, упивавшийся всеми благами, которые дарила ему его свобода, вдруг терял под собой точку опоры, почва уходила из-под его ног, а он оказывался «выброшенным в совершенно неведомый ему мир». Все менялось в образе Лыняева: походка становилась иной, менее уверенной, с какой-то беспомощностью отгонялась на бок голова, даже в прическе не было былой тщательности.
Купавина в исполнении М.Ермоловой была отнюдь не глупой вдовушкой, – это была добрая, без всякого жизненного опыта, наивная женщина. Великая актриса создавала обаятельный в своей простоте, трогательный образ.
Тщательно отобранные А.Южиным характерные черты делали Беркутова живым, славно выхваченным из жизни лицом. Перед зрителями возникал человек большой житейской сметки, умеющий с первого беглого взгляда правильно оценить стоящего перёд ним противника, ловко, без лишней торопливости, с глубокой уверенностью в своих силах обделывающий свои дела. Чувство превосходства над окружающими его людьми зарождает в нем тонкую иронию я рядом с нею «обидную снисходительность и терпимость».
Мурзавецкая в наполнении Г. Федотовой вышла несколько обедненной. Артистка очень рельефно оттенила в образе две черты – ханжество и эгоизм, оставив остальные как бы затененными.
Много лет спустя тогдашний директор императорских театров В.Теляковский, видевший спектакль «Волки и овцы» в исполнении артистов Малого театра, записал в своих воспоминаниях: «Я еще застал некоторые представления в Малом театре, которых нельзя забыть. Одним из них была выдающаяся пьеса Островского «Волки и овцы....Они были разыграны артистами Малого театра удивительно, так, как ни одна труппа в мире в то время разыграть не могла... Играли лучшие силы труппы Малого театра, и трудно было сказать даже, кто играл лучше, ибо блеск, сила, сочность и искусство исполнения совсем не зависали от величины и значения в пьесе ролей. Все роли оказывались главными и важными. Роль Вукола Наумовича игралась по очереди Н.Музилем и О.Правдиным, и кто из них лучше исполнял роль – зависело от случая: иногда один, иногда другой, – оба были лучше. Не буду перечислять других исполнителей: А.Ленский, Е.Лешковская, Г.Федотова, О.Садовская, М.Садовский, А.Южин и др. были неподражаемы, и для оценки игры каждого из них потребовались бы целые страницы».
На этот раз комедия Островского прочно вошла в репертуар Малого театра и держалась на его сцене ряд сезонов.
Следующее возобновление «Волков и овец» состоялось в сезон 1916-17 года. От памятного спектакля 27 января 1894 года в составе исполнителей осталась только одна О.Садовская.
Основные роли играли: Шебуева и Грибунина (Мурзавецкая), Яковлев (Мурзавецкий), Шухмина (Глафира Алексеевна), Найденова (Купавина), Садовская (Анфуса Тихоновна), Правдин и Александровский (Чугунов), Климов (Лыняев), П.М. Садовский (Беркутов), Музиль (Горецкий).
Это были годы, когда все чаще раздавались голоса, что умер быт, а вместе с ним умер и театр Островского. Драматурга обвиняли в поразительном непонимании человеческой души. Но реакция зрителей, наполнявших театр в дни спектаклей «Волков и овец», опровергала это мнение эстетствующей части критики.
Малый театр, строго блюдя свои традиции, не утратил секрета истолкования пьес Островского: широким потоком лилась со сцены в зрительный зал чистая московская речь, исполнителями \\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\'создавались живые сценические образы, находившие горячий отклик в зрительном зале.
После Великой Октябрьской социалистической революции «Волки и овцы» прочно вошли в репертуар Малого театра. В эти годы стали играть: Мурзавецкую – А. Яблочкина, Купавину – К.Алексеева, Чугунова – В.Давыдов и Н.Костромской, а роль Анфусы Тихоновны после смерти О.Садовской перешла к В. Рыжовой и Е. Турчаниновой.
В 1935 году Малый театр дает новую постановку «Волков и овец». Это возобновление комедии ломало рамки традиционного ее исполнения и шло под знаком пересмотра классического наследства (премьера была показана 5 февраля 1935 года).
Постановщик спектакля К.Хохлов писал по поводу плана постановки: «Между этой пьесой и процессом игуменьи Митрофании существует несомненная и очень явная связь... Островский писал свою комедию для сцены, а в то время, как известно, показ на сцене духовных лиц был недопустим. И ему пришлось волей-неволей переделывать игуменью в помещицу, а узел событий, затянутый а монастыре, переносить в барский дом и приноравливать его к условиям иной среды, чем та, при которых они происходили в действительности. В результате из Мурзавецкой не получилось типически цельной личности, так как в ее характере отсутствуют те самые черты, которые ей придали бы оригинальность, новизну и глубокий смысл и которые были основными для игуменьи Митрофании: непомерное честолюбие, избравшее себе средством иноческую карьеру, и ослепление авторитетностью своего звания, вследствие чего она вела свои преступные операция с непомерной смелостью и уверенностью в безответственности, и была искренне убеждена в том, что она, как игуменья, сама по себе некая священная личность, могущая расходовать церковные деньги по ее собственному усмотрению на что угодно. Но такой характер мог выработаться только в той среде, к которой принадлежала мать Митрофания. Мурзавецкая, как мирянка, поставлена в совсем иные условия, в ней нет (да в ее положения и не может быть) сознания своей непогрешимости, и потому вместо типичной представительницы извращенной религиозности мы видим в ней обыкновенную барыню-ханжу, святошество которой не мешает ей делать разные гадости.
Мне кажется, что, учтя вынужденную недоговоренность пьесы, мы окажем теперь прямую услугу пониманию замысла Островского, если для восстановления типической цельности образа переделаем помещицу обратно в настоятельницу монастыря и узел событий, затянутый в барском доме, вернем в стены обители. Тогда все сразу становится на свое законное место, и все события приходят в логическую связь, необычайно острую, неожиданную по вскрытию характеров и их взаимоотношений и насыщенную глубоким социальным, содержанием».
Прежде всего, о каком замысле Островского, пониманию которого постановщик хотел оказать прямую услугу, идет речь – неизвестно. Такого замысла драматурга ни театроведческая, ни литературоведческая наука не знает. Постановщик хотел во что бы то ни стало видеть в комедии Островского инсценировку судебного процесса игуменьи Митрофании, а не оригинальную комедию, в сюжете которой можно заметить некоторые намеки на упомянутый выше процесс.
Перенеся место действия из помещичьего дома в монастырь, превратив Меропию Давыдовну Мурзавецкую в матушку Меропию, никакой ни прямой, ни косвенной услуги постановщик никому не оказал.
Смещение места действия комедии привело к целому ряду несуразностей, недопустимых с точки зрения устава женского монастыря: так, в стенах обители в покоях настоятельницы стал проживать ее племянник, преспокойно распивавший водку на крыльце монастырского храма, которую ему подносила монахиня Павлина (дворецкий Павлин Савельич превратился по воле режиссера в монахиню). Вместе с Мурзавецким проживал в монастыре и его камердинер буфетчик Влас. А покои матушки Меропии воля-неволей превращались в светский салон, где запросто бывали обитатели города. Вопреки утверждению постановщика, здесь ничто не становилось на свое законное место и не приходило в логическую связь. Перенеся место действия из одной социальной среды в другую, К. Хохлов оставил в неприкосновенности язык пьесы. Его игуменья говорит языком помещицы, а монахиня – языком дворецкого. С точки зрения драматургических приемов Островского это абсолютно недопустимо.
В историю русской драматургии Островский вошел не только, как Колумб, открывший новую землю, до него никем не виданную и никем не описанную, – московское Замоскворечье, он вошел еще и как совершенный мастер языка.
Это неоднократно подчеркивал и сам автор. По поводу своей комедии «Не все коту масленица» он писал: «Это скорее этюд, чем пьеса, в ней нет никаких сценических эффектов, эта вещь писана для знатоков, тут главное: московский быт и купеческий язык, доведенный до точки».
Внимательное чтение пьес Островского позволяет установить, что у него каждое действующее лицо говорит особым, лишь ему присущим языком, отличающимся от языка других действующих лиц и ритмом, и структурой фразы, и подбором слов. Язык каждого действующего лица несет в себе не только черты, характеризующие данную индивидуальность, но и черты, характеризующие ту социальную группу, к которой относится действующее лицо. Иными словами, язык Островского – основа социальной характеристики действующих лиц.
И этот основной принцип драматургии Островского в данной постановке был грубо нарушен. Кроме того, пятиактный текст Островского был разделен на эпизоды и частью перемонтирован. Эпизоды, введенные режиссером, задерживали сюжетное развертывание спектакля, а некоторые из них сбивались на откровенный фарс (например, сцена Глафиры и Лыняева в 4-м акте). Спектакль же в целом нес на себе печать вульгарного социологизирования. Что касается оформлении художника В. Дмитриева, то оно страдало эклектичностью: бытовая обстановка комнатных интерьеров нарушалась условными ширмами.
В этом возобновлении спектакль шел со следующим составом исполнителей: Меропия – В.Пашенная, Мурзавецкий – Н.Светловидов, Глафира Алексеевна – Е.Гоголева и С.Фадеева, Купавина – Н.Белевцева и Е.Шатрова, Анфуса Тихоновна – М.Блюменталь-Тамарина и В.Рыжова, Лыняев – Н.Костромской, Беркутов – В.Ольховский, Чугунов – В.Владиславский, Горецкий – В.Грызунов и В.Цыганков, Павлина – С.Агранович. Позднее в спектакль вошли два новых исполнителя роли Беркутова – П.Садовский и Г.Ковров.
Спектакль вызвал резко отрицательную оценку критики. Как о неоправданном эксперименте писали о нем «Известия». «Наверное, искажающее Островского решение спектакля привело к тому, что он превращен в агитку, притом – лобовую, фронтальную. Широкая картина распада, измельчения, гниения помещичьего общества оказалась затушеванной».
«Беда в том, что Хохлов, точно не веря в мощь Островского-драматурга, в магическую силу его слова, на протяжении всего представления старается всеми имеющимися в распоряжении театра средствами обогатить, расцветить спектакль. Тут вам и интермедии мюзик-холльного порядка, которые, кстати сказать, значительно разряжают, замечательную сцену соблазнения Глафирой Лыняева, и не в меру затяжная демонстрация туалетов и шляп в будуаре Купавиной, и сцена в платяном шкафу, взятая напрокат из старинного водевиля. Все эти режиссерские новации и находки не только не поднимают спектакль, а, наоборот, местами снижают качество драматургия Островского и исполнения, которое в основном, как всегда в Малом театре, находится на весьма высоком уровне», – писало о спектакле «Советское искусство».
Не противоречит двум приведенным отзывам и рецензия «Рабочей Москвы»: «Совершенно неожиданно великолепная аллегория автора о волках и овцах приобрела грубый вульгаризаторский тон. Целый ряд нелепостей – вроде приезда игуменьи в сопровождении свиты из шести зловещих монахинь на «чашку чая» к Купавиной – усугубляет неверный и не свойственный Островскому театральный стиль».
Не могло, конечно, спасти этот в основе своей порочный спектакль даже мастерство крупнейших актеров Малого театра. Некоторые из них, как, например, В.Пашенная, были поставлены в крайне тяжелое положение: вычурная искусственность спектакля шла в разрез с текстом роли.
Спектакль не имел успеха у зрителя, недолго продержался на сцене и был снят с репертуара.
Примечателен тот факт, что режиссер этого спектакля, К.Хохлов вскоре после постановки «Волков и овец» в Малом театре осуществил постановку комедии на сцене Киевского театра русской драмы, вернув место действия в помещичью усадьбу и сняв с матушки Меропии ее монашеский клобук.
6 марта 1941 года театр показал премьеру комедии в новой постановке Л.Волкова.
В главных ролях были заняты: А.Яблочкина и В.Массалитинова (Мурзавецкая), М.Жаров (Мурзавецкий), В.Рыжова (Анфуса Тихоновна), М.Климов (Лыняев), Д.Зеркалова (Глафира Алексеевна), Е.Шатрова (Купавина), М.Ленин (Беркутов), В.Владиславский (Чугунов), Н.Гремин (Павлин Савельич).
Оформляли спектакль художники В.Васильев и Ю.Пименов.
«Их лирические пейзажи, – как писала «Вечерняя Москва», – хорошо контрастируют с той волчьей схваткой, которая разыгрывается в пьесе Островского».
«Пьесу эту следует ставить без малейшего подчеркивания ее тенденции, – писала «Правда», – настолько убедителен и правдив каждый выведенный автором образ. Академический Малый театр, постановщик Л. Волков, почти не подчеркивая тенденции, донесли до зрителя текст и смысл этой превосходной комедии».
Рецензент «Вечерней Москвы» называет эту постановку долгожданным сценическим воплощением комедии. «Огромное и радостное впечатление оставляет новый спектакль Малого театра. Это настоящий Островский, прочитанный вдумчиво, серьезно, глубоко выраженный в сценических образах с предельной ясностью, простотой и в то же время с большим художественным совершенством. Постановщик этого спектакли Л.Волков не «расцвечивает» Островского, не ищет дополнительных средств воздействия на зрителей в причудливой, но никчемной смене «игровых моментов». Строго придерживаясь всех предопределенных самим автором мизансцен, он строит спектакль не на внешнем воспроизведении помещичьего быта, а на раскрытии внутреннего мира героев Островского. Новый спектакль, созданный Малым театром, находит живой отклик в зрительном зале, как спектакль, бьющий по ханжеству, лицемерию, жадности, страсти к стяжательству, деспотизму, плутовству, по всем этим еще живучим пережиткам капиталистического строя».
Мурзавецкая В.Массалитиновой была выписана артисткой сочным, поистине репинским мазком, и зритель, не отрываясь, следил за постепенным раскрытием характера Мурзавецкой.
Мурзавецкая Массалитиновой не хочет примириться с происшедшей переменой -отменой крепостного права. Костыль ее уже не может безнаказанно ходить по спинам бывших крепостных, но она ни на секунду не расстается с ним, с этим символом своей былой власти, она, судорожно хватается все время за него. «В ее характере, – писало «Советское искусство», – таится какое-то тёмное и страшное озорство».
Строго в установленных, режиссером рамках раскрывала этот образ и другая исполнительница – А.Яблочкина, наделившая его своими индивидуальными творческими красками и оттенками. Это была, прежде всего, помещица, наслаждавшаяся своим положением в губернии. Далекая от самодурства, она ловко обделывала темные дела, кутаясь в складки тартюфова плаща.
Блестящий талант М.Климова позволил ему без малейших подчеркиваний создать замечательный образ никчемного либерала-помещика, полного ничем непреодолимой лени и высокой, но в самом существе своей бездейственной фантазии. Было что-то от гончаровского Обломова в этом Лыняеве, написанном артистом сочной и мягкой кистью.
Роль Анфусы Тихоновны В.Рыжова: приняла из рук непревзойденной актрисы, театра Островского О.Садовской. В исполнении В.Рыжовой воскресают во всем блеске живые традиции Малого театра. В. Рыжова сыграла этот образ по-своему, наделив его своими красками. И только одну жемчужину прошлого сохранила В. Рыжова в своей трактовке роли – речеведение. Все междометия роли органичны для созданного артисткой образа. Ее Анфуса Тихоновна – глубокая старуха; все происходящее вокруг нее она воспринимает только эмоционально: она быстро откликается смехом на смех, слезами на слезы окружающих, будучи не в силах понять до конца, над чем смеются или плачут. Она суетлива и вечно озабочена. Прожившая всю жизнь на правах дальней, бедной родственницы, она давно утеряла собственную волю, собственные слова, собственный образ мышления.
Глафиру Алексеевну Д.Зеркаловой некоторые критики («Вечерняя Москва») обвиняли в том, что «она скорее француженка, чем русская барышня», но в плане рисунка, намеченного режиссурой и самой исполнительницей, она играла свою роль с присущим ей блестящим мастерством. Ее Глафира – умная, расчетливая хищница, полная неутолимой жажды жизни. Только перед Купавиной, которую она без труда и сразу поняла, Глафира -Зеркалова не носит маски. Перед Мурзавецкой она надевает непроницаемую броню лицемерия, перед Лыняевым ловко прикрывается застенчивостью нежной, склонной к поэтическим мечтаниям девушки. И только в финале пьесы, достигнув намеченной щели, когда уже незачем лицемерить и притворяться, она является перед всеми молодой, прекрасной волчицей, сбросившей надоевшую ей овечью шкуру.
Роль Купавиной является одним из лучших сценических созданий Е.Шатровой. Ее Купавина не так глупа, как думает Мурзавецкая. Она наивна и простодушна; привыкшая жиль за, спиной мужа, она неопытна в сложных житейских делах, слишком доверчива к окружающим ее людям и только потому (а не по глупости) не замечает тех сетей, в которые заманивают ее Мурзавецкая и Чугунов, Весь образ Купавиной выписан артисткой тончайшей акварелью, а ее сценическая речь изумительна богатством интонационных оттенков. Купавина Шатровой стоит в одном ряду с образами, созданными в репертуаре Островского лучшими старейшими мастерами Малого театра.
Внешне очень скупыми средствами создает М.Ленин образ дельца новейшей формации – Беркутова. Умный, не растрачивающий слов даром, он бьет без промаха и наверняка. Он быстро разглядел тех людей, с которыми его столкнули жизнь и обстоятельства. Расчетливый, далеко видящий вперед, он подходит к ним не с общей меркой. Напускной холодностью он сразу вовлекает в свои сети Купавину – жертву, намеченную им давно. Светским обхождением и угождением он покупает Мурзавецкую. Быстро освобождается от мешающих ему ребячеств Лыняева, беззастенчиво отстраняя его от дела «спасения» Купавиной. Недолго поиграв, как кошка с мышкой, с Чугуновым, он сбрасывает с себя маску дружелюбия и мертвой хваткой побеждает этого плута старого закала.
Роль Чугунова В.Владиславский играет давно, но это не застывший в однажды найденном рисунке образ. От постановки к постановке он растет, расцвечивается новыми красками.
В сильно поношенном длиннополом сюртуке, со стареньким портфелем подмышкой -бывший барин, владелец крепостных, а ныне только сутяга, обделыватель темных делишек, с виду жалкий старичок – таков Чугунов Владиславского. Он подобострастен со своей благодетельницей Мурзавецкой. Свою циничную наглость перед доверчивой Купавиной он прикрывает выдавленной слезой. И только перед Беркутовым, как кролик перед удавом, он замирает в оцепенении. Под внешней благовидностью и напускной благостностью скрывается страшная фигура дореформенного судебного деятеля.
Мурзавецкого в этой постановке играл М.Жаров. Внешние данные артиста и свойственный ему юмор должны были помочь ему создать яркую фигуру спившегося дворянского сынка, выгнанного из полка за мелкие гадости. Но этого не случилось. Отчасти в этом повинна режиссура, не сумевшая повести артиста по верной линии раскрытия образа. Были в исполнении Жарова верные моменты в первых двух актах, но центральная сцена в третьем действии артисту на удалась: нотки шаржа снижали образ, уводили его далеко в сторону от замысла драматурга.
Из исполнителей ролей второго плана необходимо, отметить Н.Гремина, сумевшего создать цельный, законченный образ крепостного слуги, безгранично преданного своей хозяйке.
В годы Великой Отечественной войны Малый театр снова возвращается к комедии Островского. На этот раз режиссура спектакля оказалась в руках П.Садовского, владеющего секретом сценического истолкования произведений великого драматурга.
Премьера постановки П. Садовского состоялась 28 марта 1944 года. В спектакле заняты: В.Пашенная и А.Яблочкина (Мурзавецкая), И.Ильинский и Н.Светловидов (Мурзавецкий), Д.Зеркалова и С.Фадеева (Глафира Алексеевна), Е.Шатрова (Купавина), В.Рыжова и Е.Турчанинова (Анфуса Тихоновна), Н.Светловидов, А.Зражевский и Н.Рыжов (Лыняев), М.Ленин (Беркутов), В.Владиславский (Чугунов), Б.Телегин, Д.Павлов. (Горецкий) и Н.Гремин (Павлин Савельич).
Этому спектаклю посвящена следующая статья.
Вторая статья (ее автором является известный театровед, знаток Малого театра С.Дурылин) – это подробный разбор постановки 1944 года, осуществленной Провом Садовским. Современному зрителю эта версия «Волков и овец» вполне доступна: она была записана на телевидении в 1952 году, а совсем недавно издана на видеокассетах.
Хочется надеяться, что обе статьи помогут нынешнему зрителю обогатить свое восприятие комедии А.Н. Островского. Хотя написаны они были во времена, оцениваемые сейчас неоднозначно, наиболее привлекательным в них является оценка спектаклей Малого театра с точки зрения его собственных традиций, верности художественной правде.
М.Редин
декабрь 2003
«Волки и овцы»
Семьдесят лет на сцене.
В. Маслих
В сентябре 1874 года Островский закончил свою новую пьесу «Трудовой хлеб», а уже в ноябре задумал драму «Бесприданница». Однако приступить тотчас к работе над ней ему не пришлось, – жизнь продиктовала новую тему.
В октябре того же года в Московском окружном суде закончилось слушанием дело игуменьи Митрофании, настоятельницы Серпуховского владычного монастыря, обвиняемой в мошенничестве и подлогах.
Какими-то своими сторонами этот судебный процесс отразился на создании комедии Островского «Волки и овцы» и главным образом центрального действующего лица пьесы – помещицы Меропии Давыдовны Мурзавецкой.
Работой над этой пьесой Островский был, по всей вероятности, занят зиму 1874-75 года, так как 22 июля 1875 года он писал Ф.Бурдину из своей костромской усадьбы Щелыково: «Любезнейший друг Федор Алексеевич, сделай милость, напиши Павлу Степановичу (Федоров-начальник, репертуарной части императорских петербургских театров. – В.М.), что пьесу «Волки и овцы» я не считаю оконченной, что займусь ею в августе месяце и по окончании представлю в дирекцию, тогда и напишу ему о своих намерениях, и что к постановке, если буду здоров, приеду сам».
В печати «Волки и овцы» появились на страницах ноябрьской книжки «Отечественных записок» за 1875 год.
В середине декабря Малый театр приступил к работе над пьесой; на этот раз без участия автора: прикованный болезнью к постели, Островский нарушил обыкновение перед началом репетиций читать свою пьесу исполнителем. Премьера состоялась 26 декабря 1875 года в бенефис Н.Никулиной.
Кроме бенефициантки, игравшей роль Глафиры Алексеевны, в этот вечер в главных ролях были заняты: Е.Васильева (Мурзавецкая), М.Садовский (Мурзавецкий), Г.Федотова (Купавина), И.Самарин (Лыняев), С.Шуйский (Чугунов), С.Акимова (Анфуса Тихоновна), Н.Вильде (Беркутов) и Н.Музиль (Горецкий).
Сколько-нибудь заметного следа эта постановка в театральных летописях не оставила, несмотря на выдающийся состав исполнителей, но у публики, по признанию самого автора, спектакль пользовался «огромным успехом».
Впечатлению неудачи содействовало и то обстоятельство, что в середине января 1876 года, т.е. через две недели после премьеры, комедия была снята с репертуара ввиду болезни двух основных исполнительниц – Г.Федотовой и Н.Никулиной.
Полному успеху на сцене комедии, Островского мешала еще и критика, которая полагала, без всяких на то оснований, что лишь в силу цензурных законов автор должен был лишить духовного сана центральный образ пьесы – Мурзавецкую и вывести ее на сцену помещицей. Как следствие такого положения, критика усматривала двойственность в образе Мурзавецкой, считая случайностью ее отношения с Купавиной, в частности факт выманивания у последней тысячи рублей.
В данном случае критика не усмотрела очень важного факта, который давала ей в руки пьеса Островского: перенося событие из замкнутой монастырской жизни в помещичью среду, автор тем самым расширял его значение. В опубликованной переписке драматурга мы не найдем никаких сетований на невозможность показать на сцене процесс игуменьи Митрофании. Отдельные моменты судебного процесса явились для него только толчком к написанию оригинальной комедии о быте и нравах провинциальных помещиков конца 70-х годов.
Среди персонажей комедии прежде всего останавливает на себе внимание Беркутов. Представитель крупного поземельного дворянства, он всеми силами старается сохранить свои позиции и привилегии, приспосабливаясь к новым условиям жизни.
Островский очень тонко подметил это новое социальное явление.
Критика не поняла этого образа. Она совершенно искренне недоумевала, почему Островский трактует его, как «волка».
«Умный, но смирный человек, – писало «Новое время», – который избегает, по возможности, всяких скандалов, без особой надобности не заводит уголовщины и довольствуется одним только отпарированием хищнических покушений на съедение, причем даже не гонится за тем, чтобы отобрать у нападающего побежденного хищника каждую перепавшую в его карман крупицу».
Не понят был этот образ и театром, что отчасти объяснялось отсутствием на репетициях автора, всегда своим чтением, через словесную ткань образа, раскрывавшего исполнителю характерные черты его социальной сущности. В исполнении актера Вильде Беркутов был умный человек и только. В его трактовке не было даже попытки раскрыть социальную сущность Беркутова.
В памяти современников отчетливо запечатлелись: образ Глафиры Алексеевны, которую с присущим ей темпераментом и непосредственностью играла молодая Никулина, и мягкий, овеянный беззлобным комизмом Лыняев в исполнении маститого Самарина.
За несколько лет до написания комедии «Волки и овцы» Островский писал в письме к директору императорских театров С.Гедеонову: «На мои вопросы, отчего мои пьесы не даются в хорошее время, когда они: могут давать полные сборы, я в продолжение моего авторства несколько раз и от нескольких лиц слышал такой ответ: «В хорошее-то время всякая дрянь может сделать сборы, а ваши мы бережем до лета; вы, батюшка, наш кормилец: мы их даем тогда, когда ни на какую пьесу нельзя сделать сбору, кроме вашей, когда самый большой сбор для нас есть 300 рублей». И вот, кроме того, что выслушаешь злой, иронический ответ, получишь за пьесу, успевшую в год облететь всю Россию, удостоенную Академией большой премии, вдвое меньше, чем другой писатель. За плохую вещь, насильно навязанную публике и игранную без успеха.
Мне случалось слышать еще более оскорбительный ответ: «Мы не даем ваших пьес, потому что они не делают сборов». Такой ответ хоть и имеет претензию уколоть меня, но вследствие своей излишней наивности, цели не достигает. Кто же виноват, что мои пьесы не имеют успеха? Ведь не пьесы же и не я. В Петербурге не дают «Бедность не порок», потому что она не имеет успеха, а в Москве та же комедия идет уже 15 лет сряду, и нынешней зимой давали ее несколько раз в Большом театре вместо русской оперы, и она всякий раз давала полные сборы по оперным ценам, т.е. 2100 рублей. А «Гроза» и «Грех не беда» отчего не имеют успеха? Моя ли вина, что серьезные пьесы стали не по силам актерам и публика стала от них отвыкать? Небрежностью, беспорядочным ведением репертуара можно довести всякий театр до того, что, кроме фарсов, ничего играть нельзя будет».
После смерти Островского, последовавшей в 1886 году, его пьесы шли, даже на сцене родного ему Малого театра только случайно. Славу великого драматурга, создателя русского национального театра поддерживало только воспитанное им поколение артистов старейшего русского театра, неизменно включавшее его пьесы в программу бенефисов, пользуясь в этих редких случаях правом выбора пьесы.
В один из своих бенефисов – 27 января 1894 года – М.Садовский возобновил «Волки и овцы».
Состав исполнителей даже для Малого театра был совершенно исключительный: Мурзавецкая – Г.Федотова, Мурзавецкий – М.Садовский, Глафира Алексеевна – Е.Лешковская, Купавина – М.Ермолова, Анфуса Тихоновна – О.Садовская, Чугунов – Н.Музиль, Лыняев – А.Ленский, Беркутов – А.Южин, Павлин Савельич – В.Макшеев, Горецкий – Д.Васильев.
В этом перечне исполнителей что ни имя, то целая страница в истории Малого театра, в истории актерского мастерства. Исполнение как отдельных ролей, так и общий ансамбль достигали предельной высоты. Это было, как принято говорить, концертное исполнение, где чудесное звучание каждого инструмента сливалось в один мощный, гармонический аккорд.
И.Иванов, критик журнала «Артист», посвятив бенефисному спектаклю обстоятельную статью, начинает ее с разбора пьесы и констатирует, что в ней «все проникнуто дыханием жизни – творческим и свободным от ложных и фантастических прикрас»... «пред нами отрывок из русской бытовой истории, далеко не отошедшей в область преданий и до сих пор живой и свежей».
О «волках» и «овцах» комедии критик правильно замечает: «Вряд ли кому-либо из читателей и зрителей не приходилось видеть или самих оригиналов, или их близких родственников по духу. На каждом шагу мы чувствуем, что иная атмосфера, кроме вашей, не могла воспитать такого сорта продуктов, иная жизнь, кроме русской, не могла поставить этих людей в такие взаимоотношения».
Переходя к общей оценке спектакля, критик должен был признать: «Достоинства пьесы Островского были необыкновенно удачно воспроизведены в исполнении артистов. Островский знал сценическое обаяние своих произведений. «Пусть мою пьесу только прочтут толково, – говорил он, – и я буду вполне доволен». Реализм и художественность спасают комедии. Островского даже при таких сравнительно скромных условиях».
И дальше критик как бы перекликается с приведенным выше отрывком из письма драматурга: «На сцене Малого театра приходится редко видеть выполнение даже этих требований, когда здесь изредка появляются пьесы нашего драматурга. Слишком непривычными, редкими явлениями оказываются они на русской современной сцене, заполненной продуктами новейшей фабрикации и бенефисными иностранными новостями, большею частью второстепенного репертуара».
У зрителей комедия имела исключительный успех и оставила «в высшей степени яркое и вполне художественное впечатление».
Роль Анфусы Тихоновны играла гениальная О.Садовская. Она считала себя, и с полным правом, ученицей Островского. Островский был драматургом речевого склада. Слово было у него основным элементом в процессе создания образов. Речевым художником сцены была и О.Садовская, – для нее речь была главным материалом, на основе которого она лепила свои сценические образы.
Речевой рисунок роли Анфусы Тихоновны соткан драматургом из одних междометий: «Чего уж!», «Что уж!», «Да уж!», «Где уж!», «Вот уж!», «Ну уж!» Вот и все. И на основе этих осколков фраз исполнительница должна создать жизненно правдивый образ. И О.Садовская его создала, создала настолько глубоко, что он стал каноном для всех последующих исполнительниц. Кто хоть раз видел ее в «Волках и овцах», тот никогда не забудет ее Анфусы Тихоновны.
В исполнении артистки зритель без труда читал за этими бессвязными восклицаниями жуткую биографию несчастной старухи, прожившей свою долгую жизнь на правах бедной родственницы и растерявшей в своем бытовом бесправии все признаки связной человеческой речи. Яркий комизм и глубокая трагедийность гармонически сочетались в этом образе.
Нигде не прибегая к нажиму, без лишних подчеркиваний, без малейшего шаржа лепил свой образ М.Садовский. В его исполнении Мурзавецкий был живой фигурой вечно полупьяного шалопая, с невероятным выговором французских слов, с манерами и комплиментами кабацкого пошиба. Переходы от нахальства к трусости, от уныния к бесшабашности были необыкновенно естественны.
Глафира Алексеевна была в репертуаре Е.Лешковской одним из лучших ее сценических созданий. В бенефисный спектакль М.Садовского ей более удалась вторая половина роли, а в ней – сцена с Лыняевым в 3-м акте явилась верхом совершенства по тонкости отделки.
По поводу этого исполнения имеется интересная запись в дневнике Амфитеатрова, сделанная им во время ссылки в Вологде. Амфитеатров пишет: «У Лешковской никогда не было соперниц по изображению затаенного темперамента и скрытой чувственности. Насмешливый темперамент ее грешниц тлеет тихим красным углем под золой и вдруг озарит весь театр ярким пламенем, и опять спрячется, и опять тлеет, зритель никогда о нем не забывает, но никогда он не утомляет его назойливостью, не мозолит глаза... Все разнообразие черт характера своей героини Лешковская передавала с большой художественной правдивостью. Она не упускала ни одного штриха, нужного для обрисовки характера... Роль Глафиры, несомненно, являлась крупнейшим созданием даровитой артистки».
А гениальный Ленский, по уверению критика, «создал целую романтическую историю на тему превращения беспечного жизнерадостного холостяка в унылого» давшего духом жениха, совершенно готового превратиться в образцового «мужа под башмаком».
Перед зрителем проходило как бы два образа Лыняева. В первых четырех актах, до момента похищения Глафирой Алексеевной его свободы, это был «добродушный, живой, даже остроумный», не чуждый шутки человек, а в конце 4-го акта этот холостяк, упивавшийся всеми благами, которые дарила ему его свобода, вдруг терял под собой точку опоры, почва уходила из-под его ног, а он оказывался «выброшенным в совершенно неведомый ему мир». Все менялось в образе Лыняева: походка становилась иной, менее уверенной, с какой-то беспомощностью отгонялась на бок голова, даже в прическе не было былой тщательности.
Купавина в исполнении М.Ермоловой была отнюдь не глупой вдовушкой, – это была добрая, без всякого жизненного опыта, наивная женщина. Великая актриса создавала обаятельный в своей простоте, трогательный образ.
Тщательно отобранные А.Южиным характерные черты делали Беркутова живым, славно выхваченным из жизни лицом. Перед зрителями возникал человек большой житейской сметки, умеющий с первого беглого взгляда правильно оценить стоящего перёд ним противника, ловко, без лишней торопливости, с глубокой уверенностью в своих силах обделывающий свои дела. Чувство превосходства над окружающими его людьми зарождает в нем тонкую иронию я рядом с нею «обидную снисходительность и терпимость».
Мурзавецкая в наполнении Г. Федотовой вышла несколько обедненной. Артистка очень рельефно оттенила в образе две черты – ханжество и эгоизм, оставив остальные как бы затененными.
Много лет спустя тогдашний директор императорских театров В.Теляковский, видевший спектакль «Волки и овцы» в исполнении артистов Малого театра, записал в своих воспоминаниях: «Я еще застал некоторые представления в Малом театре, которых нельзя забыть. Одним из них была выдающаяся пьеса Островского «Волки и овцы....Они были разыграны артистами Малого театра удивительно, так, как ни одна труппа в мире в то время разыграть не могла... Играли лучшие силы труппы Малого театра, и трудно было сказать даже, кто играл лучше, ибо блеск, сила, сочность и искусство исполнения совсем не зависали от величины и значения в пьесе ролей. Все роли оказывались главными и важными. Роль Вукола Наумовича игралась по очереди Н.Музилем и О.Правдиным, и кто из них лучше исполнял роль – зависело от случая: иногда один, иногда другой, – оба были лучше. Не буду перечислять других исполнителей: А.Ленский, Е.Лешковская, Г.Федотова, О.Садовская, М.Садовский, А.Южин и др. были неподражаемы, и для оценки игры каждого из них потребовались бы целые страницы».
На этот раз комедия Островского прочно вошла в репертуар Малого театра и держалась на его сцене ряд сезонов.
Следующее возобновление «Волков и овец» состоялось в сезон 1916-17 года. От памятного спектакля 27 января 1894 года в составе исполнителей осталась только одна О.Садовская.
Основные роли играли: Шебуева и Грибунина (Мурзавецкая), Яковлев (Мурзавецкий), Шухмина (Глафира Алексеевна), Найденова (Купавина), Садовская (Анфуса Тихоновна), Правдин и Александровский (Чугунов), Климов (Лыняев), П.М. Садовский (Беркутов), Музиль (Горецкий).
Это были годы, когда все чаще раздавались голоса, что умер быт, а вместе с ним умер и театр Островского. Драматурга обвиняли в поразительном непонимании человеческой души. Но реакция зрителей, наполнявших театр в дни спектаклей «Волков и овец», опровергала это мнение эстетствующей части критики.
Малый театр, строго блюдя свои традиции, не утратил секрета истолкования пьес Островского: широким потоком лилась со сцены в зрительный зал чистая московская речь, исполнителями \\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\'создавались живые сценические образы, находившие горячий отклик в зрительном зале.
После Великой Октябрьской социалистической революции «Волки и овцы» прочно вошли в репертуар Малого театра. В эти годы стали играть: Мурзавецкую – А. Яблочкина, Купавину – К.Алексеева, Чугунова – В.Давыдов и Н.Костромской, а роль Анфусы Тихоновны после смерти О.Садовской перешла к В. Рыжовой и Е. Турчаниновой.
В 1935 году Малый театр дает новую постановку «Волков и овец». Это возобновление комедии ломало рамки традиционного ее исполнения и шло под знаком пересмотра классического наследства (премьера была показана 5 февраля 1935 года).
Постановщик спектакля К.Хохлов писал по поводу плана постановки: «Между этой пьесой и процессом игуменьи Митрофании существует несомненная и очень явная связь... Островский писал свою комедию для сцены, а в то время, как известно, показ на сцене духовных лиц был недопустим. И ему пришлось волей-неволей переделывать игуменью в помещицу, а узел событий, затянутый а монастыре, переносить в барский дом и приноравливать его к условиям иной среды, чем та, при которых они происходили в действительности. В результате из Мурзавецкой не получилось типически цельной личности, так как в ее характере отсутствуют те самые черты, которые ей придали бы оригинальность, новизну и глубокий смысл и которые были основными для игуменьи Митрофании: непомерное честолюбие, избравшее себе средством иноческую карьеру, и ослепление авторитетностью своего звания, вследствие чего она вела свои преступные операция с непомерной смелостью и уверенностью в безответственности, и была искренне убеждена в том, что она, как игуменья, сама по себе некая священная личность, могущая расходовать церковные деньги по ее собственному усмотрению на что угодно. Но такой характер мог выработаться только в той среде, к которой принадлежала мать Митрофания. Мурзавецкая, как мирянка, поставлена в совсем иные условия, в ней нет (да в ее положения и не может быть) сознания своей непогрешимости, и потому вместо типичной представительницы извращенной религиозности мы видим в ней обыкновенную барыню-ханжу, святошество которой не мешает ей делать разные гадости.
Мне кажется, что, учтя вынужденную недоговоренность пьесы, мы окажем теперь прямую услугу пониманию замысла Островского, если для восстановления типической цельности образа переделаем помещицу обратно в настоятельницу монастыря и узел событий, затянутый в барском доме, вернем в стены обители. Тогда все сразу становится на свое законное место, и все события приходят в логическую связь, необычайно острую, неожиданную по вскрытию характеров и их взаимоотношений и насыщенную глубоким социальным, содержанием».
Прежде всего, о каком замысле Островского, пониманию которого постановщик хотел оказать прямую услугу, идет речь – неизвестно. Такого замысла драматурга ни театроведческая, ни литературоведческая наука не знает. Постановщик хотел во что бы то ни стало видеть в комедии Островского инсценировку судебного процесса игуменьи Митрофании, а не оригинальную комедию, в сюжете которой можно заметить некоторые намеки на упомянутый выше процесс.
Перенеся место действия из помещичьего дома в монастырь, превратив Меропию Давыдовну Мурзавецкую в матушку Меропию, никакой ни прямой, ни косвенной услуги постановщик никому не оказал.
Смещение места действия комедии привело к целому ряду несуразностей, недопустимых с точки зрения устава женского монастыря: так, в стенах обители в покоях настоятельницы стал проживать ее племянник, преспокойно распивавший водку на крыльце монастырского храма, которую ему подносила монахиня Павлина (дворецкий Павлин Савельич превратился по воле режиссера в монахиню). Вместе с Мурзавецким проживал в монастыре и его камердинер буфетчик Влас. А покои матушки Меропии воля-неволей превращались в светский салон, где запросто бывали обитатели города. Вопреки утверждению постановщика, здесь ничто не становилось на свое законное место и не приходило в логическую связь. Перенеся место действия из одной социальной среды в другую, К. Хохлов оставил в неприкосновенности язык пьесы. Его игуменья говорит языком помещицы, а монахиня – языком дворецкого. С точки зрения драматургических приемов Островского это абсолютно недопустимо.
В историю русской драматургии Островский вошел не только, как Колумб, открывший новую землю, до него никем не виданную и никем не описанную, – московское Замоскворечье, он вошел еще и как совершенный мастер языка.
Это неоднократно подчеркивал и сам автор. По поводу своей комедии «Не все коту масленица» он писал: «Это скорее этюд, чем пьеса, в ней нет никаких сценических эффектов, эта вещь писана для знатоков, тут главное: московский быт и купеческий язык, доведенный до точки».
Внимательное чтение пьес Островского позволяет установить, что у него каждое действующее лицо говорит особым, лишь ему присущим языком, отличающимся от языка других действующих лиц и ритмом, и структурой фразы, и подбором слов. Язык каждого действующего лица несет в себе не только черты, характеризующие данную индивидуальность, но и черты, характеризующие ту социальную группу, к которой относится действующее лицо. Иными словами, язык Островского – основа социальной характеристики действующих лиц.
И этот основной принцип драматургии Островского в данной постановке был грубо нарушен. Кроме того, пятиактный текст Островского был разделен на эпизоды и частью перемонтирован. Эпизоды, введенные режиссером, задерживали сюжетное развертывание спектакля, а некоторые из них сбивались на откровенный фарс (например, сцена Глафиры и Лыняева в 4-м акте). Спектакль же в целом нес на себе печать вульгарного социологизирования. Что касается оформлении художника В. Дмитриева, то оно страдало эклектичностью: бытовая обстановка комнатных интерьеров нарушалась условными ширмами.
В этом возобновлении спектакль шел со следующим составом исполнителей: Меропия – В.Пашенная, Мурзавецкий – Н.Светловидов, Глафира Алексеевна – Е.Гоголева и С.Фадеева, Купавина – Н.Белевцева и Е.Шатрова, Анфуса Тихоновна – М.Блюменталь-Тамарина и В.Рыжова, Лыняев – Н.Костромской, Беркутов – В.Ольховский, Чугунов – В.Владиславский, Горецкий – В.Грызунов и В.Цыганков, Павлина – С.Агранович. Позднее в спектакль вошли два новых исполнителя роли Беркутова – П.Садовский и Г.Ковров.
Спектакль вызвал резко отрицательную оценку критики. Как о неоправданном эксперименте писали о нем «Известия». «Наверное, искажающее Островского решение спектакля привело к тому, что он превращен в агитку, притом – лобовую, фронтальную. Широкая картина распада, измельчения, гниения помещичьего общества оказалась затушеванной».
«Беда в том, что Хохлов, точно не веря в мощь Островского-драматурга, в магическую силу его слова, на протяжении всего представления старается всеми имеющимися в распоряжении театра средствами обогатить, расцветить спектакль. Тут вам и интермедии мюзик-холльного порядка, которые, кстати сказать, значительно разряжают, замечательную сцену соблазнения Глафирой Лыняева, и не в меру затяжная демонстрация туалетов и шляп в будуаре Купавиной, и сцена в платяном шкафу, взятая напрокат из старинного водевиля. Все эти режиссерские новации и находки не только не поднимают спектакль, а, наоборот, местами снижают качество драматургия Островского и исполнения, которое в основном, как всегда в Малом театре, находится на весьма высоком уровне», – писало о спектакле «Советское искусство».
Не противоречит двум приведенным отзывам и рецензия «Рабочей Москвы»: «Совершенно неожиданно великолепная аллегория автора о волках и овцах приобрела грубый вульгаризаторский тон. Целый ряд нелепостей – вроде приезда игуменьи в сопровождении свиты из шести зловещих монахинь на «чашку чая» к Купавиной – усугубляет неверный и не свойственный Островскому театральный стиль».
Не могло, конечно, спасти этот в основе своей порочный спектакль даже мастерство крупнейших актеров Малого театра. Некоторые из них, как, например, В.Пашенная, были поставлены в крайне тяжелое положение: вычурная искусственность спектакля шла в разрез с текстом роли.
Спектакль не имел успеха у зрителя, недолго продержался на сцене и был снят с репертуара.
Примечателен тот факт, что режиссер этого спектакля, К.Хохлов вскоре после постановки «Волков и овец» в Малом театре осуществил постановку комедии на сцене Киевского театра русской драмы, вернув место действия в помещичью усадьбу и сняв с матушки Меропии ее монашеский клобук.
6 марта 1941 года театр показал премьеру комедии в новой постановке Л.Волкова.
В главных ролях были заняты: А.Яблочкина и В.Массалитинова (Мурзавецкая), М.Жаров (Мурзавецкий), В.Рыжова (Анфуса Тихоновна), М.Климов (Лыняев), Д.Зеркалова (Глафира Алексеевна), Е.Шатрова (Купавина), М.Ленин (Беркутов), В.Владиславский (Чугунов), Н.Гремин (Павлин Савельич).
Оформляли спектакль художники В.Васильев и Ю.Пименов.
«Их лирические пейзажи, – как писала «Вечерняя Москва», – хорошо контрастируют с той волчьей схваткой, которая разыгрывается в пьесе Островского».
«Пьесу эту следует ставить без малейшего подчеркивания ее тенденции, – писала «Правда», – настолько убедителен и правдив каждый выведенный автором образ. Академический Малый театр, постановщик Л. Волков, почти не подчеркивая тенденции, донесли до зрителя текст и смысл этой превосходной комедии».
Рецензент «Вечерней Москвы» называет эту постановку долгожданным сценическим воплощением комедии. «Огромное и радостное впечатление оставляет новый спектакль Малого театра. Это настоящий Островский, прочитанный вдумчиво, серьезно, глубоко выраженный в сценических образах с предельной ясностью, простотой и в то же время с большим художественным совершенством. Постановщик этого спектакли Л.Волков не «расцвечивает» Островского, не ищет дополнительных средств воздействия на зрителей в причудливой, но никчемной смене «игровых моментов». Строго придерживаясь всех предопределенных самим автором мизансцен, он строит спектакль не на внешнем воспроизведении помещичьего быта, а на раскрытии внутреннего мира героев Островского. Новый спектакль, созданный Малым театром, находит живой отклик в зрительном зале, как спектакль, бьющий по ханжеству, лицемерию, жадности, страсти к стяжательству, деспотизму, плутовству, по всем этим еще живучим пережиткам капиталистического строя».
Мурзавецкая В.Массалитиновой была выписана артисткой сочным, поистине репинским мазком, и зритель, не отрываясь, следил за постепенным раскрытием характера Мурзавецкой.
Мурзавецкая Массалитиновой не хочет примириться с происшедшей переменой -отменой крепостного права. Костыль ее уже не может безнаказанно ходить по спинам бывших крепостных, но она ни на секунду не расстается с ним, с этим символом своей былой власти, она, судорожно хватается все время за него. «В ее характере, – писало «Советское искусство», – таится какое-то тёмное и страшное озорство».
Строго в установленных, режиссером рамках раскрывала этот образ и другая исполнительница – А.Яблочкина, наделившая его своими индивидуальными творческими красками и оттенками. Это была, прежде всего, помещица, наслаждавшаяся своим положением в губернии. Далекая от самодурства, она ловко обделывала темные дела, кутаясь в складки тартюфова плаща.
Блестящий талант М.Климова позволил ему без малейших подчеркиваний создать замечательный образ никчемного либерала-помещика, полного ничем непреодолимой лени и высокой, но в самом существе своей бездейственной фантазии. Было что-то от гончаровского Обломова в этом Лыняеве, написанном артистом сочной и мягкой кистью.
Роль Анфусы Тихоновны В.Рыжова: приняла из рук непревзойденной актрисы, театра Островского О.Садовской. В исполнении В.Рыжовой воскресают во всем блеске живые традиции Малого театра. В. Рыжова сыграла этот образ по-своему, наделив его своими красками. И только одну жемчужину прошлого сохранила В. Рыжова в своей трактовке роли – речеведение. Все междометия роли органичны для созданного артисткой образа. Ее Анфуса Тихоновна – глубокая старуха; все происходящее вокруг нее она воспринимает только эмоционально: она быстро откликается смехом на смех, слезами на слезы окружающих, будучи не в силах понять до конца, над чем смеются или плачут. Она суетлива и вечно озабочена. Прожившая всю жизнь на правах дальней, бедной родственницы, она давно утеряла собственную волю, собственные слова, собственный образ мышления.
Глафиру Алексеевну Д.Зеркаловой некоторые критики («Вечерняя Москва») обвиняли в том, что «она скорее француженка, чем русская барышня», но в плане рисунка, намеченного режиссурой и самой исполнительницей, она играла свою роль с присущим ей блестящим мастерством. Ее Глафира – умная, расчетливая хищница, полная неутолимой жажды жизни. Только перед Купавиной, которую она без труда и сразу поняла, Глафира -Зеркалова не носит маски. Перед Мурзавецкой она надевает непроницаемую броню лицемерия, перед Лыняевым ловко прикрывается застенчивостью нежной, склонной к поэтическим мечтаниям девушки. И только в финале пьесы, достигнув намеченной щели, когда уже незачем лицемерить и притворяться, она является перед всеми молодой, прекрасной волчицей, сбросившей надоевшую ей овечью шкуру.
Роль Купавиной является одним из лучших сценических созданий Е.Шатровой. Ее Купавина не так глупа, как думает Мурзавецкая. Она наивна и простодушна; привыкшая жиль за, спиной мужа, она неопытна в сложных житейских делах, слишком доверчива к окружающим ее людям и только потому (а не по глупости) не замечает тех сетей, в которые заманивают ее Мурзавецкая и Чугунов, Весь образ Купавиной выписан артисткой тончайшей акварелью, а ее сценическая речь изумительна богатством интонационных оттенков. Купавина Шатровой стоит в одном ряду с образами, созданными в репертуаре Островского лучшими старейшими мастерами Малого театра.
Внешне очень скупыми средствами создает М.Ленин образ дельца новейшей формации – Беркутова. Умный, не растрачивающий слов даром, он бьет без промаха и наверняка. Он быстро разглядел тех людей, с которыми его столкнули жизнь и обстоятельства. Расчетливый, далеко видящий вперед, он подходит к ним не с общей меркой. Напускной холодностью он сразу вовлекает в свои сети Купавину – жертву, намеченную им давно. Светским обхождением и угождением он покупает Мурзавецкую. Быстро освобождается от мешающих ему ребячеств Лыняева, беззастенчиво отстраняя его от дела «спасения» Купавиной. Недолго поиграв, как кошка с мышкой, с Чугуновым, он сбрасывает с себя маску дружелюбия и мертвой хваткой побеждает этого плута старого закала.
Роль Чугунова В.Владиславский играет давно, но это не застывший в однажды найденном рисунке образ. От постановки к постановке он растет, расцвечивается новыми красками.
В сильно поношенном длиннополом сюртуке, со стареньким портфелем подмышкой -бывший барин, владелец крепостных, а ныне только сутяга, обделыватель темных делишек, с виду жалкий старичок – таков Чугунов Владиславского. Он подобострастен со своей благодетельницей Мурзавецкой. Свою циничную наглость перед доверчивой Купавиной он прикрывает выдавленной слезой. И только перед Беркутовым, как кролик перед удавом, он замирает в оцепенении. Под внешней благовидностью и напускной благостностью скрывается страшная фигура дореформенного судебного деятеля.
Мурзавецкого в этой постановке играл М.Жаров. Внешние данные артиста и свойственный ему юмор должны были помочь ему создать яркую фигуру спившегося дворянского сынка, выгнанного из полка за мелкие гадости. Но этого не случилось. Отчасти в этом повинна режиссура, не сумевшая повести артиста по верной линии раскрытия образа. Были в исполнении Жарова верные моменты в первых двух актах, но центральная сцена в третьем действии артисту на удалась: нотки шаржа снижали образ, уводили его далеко в сторону от замысла драматурга.
Из исполнителей ролей второго плана необходимо, отметить Н.Гремина, сумевшего создать цельный, законченный образ крепостного слуги, безгранично преданного своей хозяйке.
В годы Великой Отечественной войны Малый театр снова возвращается к комедии Островского. На этот раз режиссура спектакля оказалась в руках П.Садовского, владеющего секретом сценического истолкования произведений великого драматурга.
Премьера постановки П. Садовского состоялась 28 марта 1944 года. В спектакле заняты: В.Пашенная и А.Яблочкина (Мурзавецкая), И.Ильинский и Н.Светловидов (Мурзавецкий), Д.Зеркалова и С.Фадеева (Глафира Алексеевна), Е.Шатрова (Купавина), В.Рыжова и Е.Турчанинова (Анфуса Тихоновна), Н.Светловидов, А.Зражевский и Н.Рыжов (Лыняев), М.Ленин (Беркутов), В.Владиславский (Чугунов), Б.Телегин, Д.Павлов. (Горецкий) и Н.Гремин (Павлин Савельич).
Этому спектаклю посвящена следующая статья.
31.05.2005
С 1 по 7 июня
в Перми на сцене Драматического театра пройдут гастроли Государственного академического Малого театра России.
Горожане и гости города смогут посмотреть спектакли по пьесам Александра Островского: «На всякого мудреца довольно простоты», «Правда хорошо, а счастье лучше», «Бешеные деньги», «Волки и овцы» и др.
Горожане и гости города смогут посмотреть спектакли по пьесам Александра Островского: «На всякого мудреца довольно простоты», «Правда хорошо, а счастье лучше», «Бешеные деньги», «Волки и овцы» и др.
23.02.2005
23 февраля
в 12 часов на основной сцене Малого театра пройдет благотворительный спектакль для воинов российской армии, посвященный Дню защитника Отечества. Это будет комедия А.Н.Островского «Волки и овцы».
22.02.2005
23 февраля
в спектакле «Волки и овцы» роль Василия Ивановича Беркутова впервые исполнит народный артист России Борис Владимирович Клюев.
Пожелаем артисту удачи и ни пуха, ни пера!
Пожелаем артисту удачи и ни пуха, ни пера!
02.12.2004
ВНИМАНИЕ!
Изменения в репертуаре:
2 декабря, основная сцена – «Волки и овцы» А.Н.Островский вместо спектакля «Горе от ума» А.С.Грибоедова
2 декабря, основная сцена – «Волки и овцы» А.Н.Островский вместо спектакля «Горе от ума» А.С.Грибоедова
29.11.2004
ВИКТОР КОРШУНОВ. АРТИСТ, ОБОЖЖЕННЫЙ ВОЙНОЙ Этого замечательного актера знают по фильмам «Удар, еще удар», «Доктор Вера», «Сердце Бонивура», «В мертвой петле» и по спектаклям «Волки и овцы», «Царь Борис» и многим другим в Малом театре, где он выступает
ВИКТОР КОРШУНОВ. АРТИСТ, ОБОЖЖЕННЫЙ ВОЙНОЙ
Этого замечательного актера знают по фильмам «Удар, еще удар», «Доктор Вера», «Сердце Бонивура», «В мертвой петле» и по спектаклям «Волки и овцы», «Царь Борис» и многим другим в Малом театре, где он выступает с 1953 года.
Этого замечательного актера знают по фильмам «Удар, еще удар», «Доктор Вера», «Сердце Бонивура», «В мертвой петле» и по спектаклям «Волки и овцы», «Царь Борис» и многим другим в Малом театре, где он выступает с 1953 года.
19.11.2004
В прошлую пятницу был самый обыкновенный ноябрьский вечер и в Малом театре давали «Волки и овцы» А.Н.Островского, в которых Виктор Борцов играл Лыняева. Фотогалерея
В прошлую пятницу был самый обыкновенный ноябрьский вечер и в Малом театре давали «Волки и овцы» А.Н.Островского, в которых Виктор Борцов играл Лыняева.
Фотогалерея
Фотогалерея
05.11.2004
12 ноября
спектаклем «Волки и овцы» отмечает свой 70-летний юбилей народный артист России Виктор Андреевич Борцов.
13.06.2004
13, 14 июня
на сцене Кировского областного Ордена трудового Красного знамени драматического театра им. С.М.Кирова гастроли Малого театра со спектаклем по пьесе А.Н.Островского «Волки и овцы»
12.06.2004
14 июня исполняется 70 лет замечательному актёру и человеку – народному артисту России Виктору Андреевичу Борцову. Сердечно поздравляем дорогого юбиляра! Вашему вниманию предлагается текст готовящегося к публикации буклета о Борцове из серии «Библиотека М
14 июня исполняется 70 лет замечательному актёру и человеку – народному артисту России Виктору Андреевичу Борцову. Сердечно поздравляем дорогого юбиляра! Вашему вниманию предлагается текст готовящегося к публикации буклета о Борцове из серии «Библиотека Малого театра». Автор (ведущий редактор литчасти Ольга Петренко) надеется, что буклет увидит свет осенью, когда Виктор Андреевич будет отмечать свой юбилей спектаклем «Волки и овцы».
19.01.2004
«Волки и овцы» СЕМДЕСЯТ ЛЕТ НА СЦЕНЕ. В. Маслих Какие только сюрпризы не ждут библиофилов на полках букинистических магазинов. Предлагаемая посетителям сайта книга «Волки и овцы» – как раз оттуда. Эта пятидесятистраничная брошюра была издана в 1946 г
«Волки и овцы»
СЕМДЕСЯТ ЛЕТ НА СЦЕНЕ.
В. Маслих
Какие только сюрпризы не ждут библиофилов на полках букинистических магазинов. Предлагаемая посетителям сайта книга «Волки и овцы» – как раз оттуда. Эта пятидесятистраничная брошюра была издана в 1946 году, через два года после знаменитой премьеры пьесы Островского на сцене Малого театра.
СЕМДЕСЯТ ЛЕТ НА СЦЕНЕ.
В. Маслих
Какие только сюрпризы не ждут библиофилов на полках букинистических магазинов. Предлагаемая посетителям сайта книга «Волки и овцы» – как раз оттуда. Эта пятидесятистраничная брошюра была издана в 1946 году, через два года после знаменитой премьеры пьесы Островского на сцене Малого театра.
Главный режиссёр Малого театра —
заслуженный артист России А.В. Дубровский
Главная
Новости
Изменения в афише
Премьеры
Гастроли
Репертуар
Отзывы
Фестиваль "Островский в доме Островского"
Малый ТВ
Газета "Малый театр"
Открытая информация
Партнёры
О театре
Попечительский совет Руководство театра Актёры Режиссёры Художники Музыкальная часть Репертуарный отдел Режиссёрский отдел Пресс-служба Музейно-информационный центр Художественно-постановочная часть Мемориальная квартира А.И. Сумбатова-Южина Щепкинское училище Детская студия Малого театра Филиал в Когалыме
История
Здание Малого театра
Репертуар с 1824 г.
Театральное училище
Спектакли
Труппа театра с 1824 года
Труппа театра с 1917 года
Актеры
Режиссеры
Художники
Звуковой архив
1941-1945
Щелыково
Библиотека Малого театра
Правила вежливости и этикета
Публикации
Памятник А.Н. Островскому
Партнеры
Информационная поддержка
Как добраться?© 2025 Пресс-служба:
press@maly.ru
Заказ билетов (web-касса) (495) 624-40-46
Оценка качества услуг учреждений культуры
Адрес театра:
Москва, Театральный проезд д. 1
телефон: (495)624-42-01
Мы в соцсетях:
Партнеры
Информационная поддержка