В Москве прошла церемония награждения Солженицынской премией. Подробнее - в статье «Российской газеты».

ФОТОГАЛЕРЕЯ

«Пир победителей» А.И.Солженицына

НОВОЕ НА КАНАЛЕ МАЛЫЙ-ТВ

«Пир победителей» А.И.Солженицына


Действие 1

Действие 2


Запись сделана Игорем Овчинниковым. Благодарим Игоря Овчинникова и Елену Доронину за предоставленный материал.

«Листая старые подшивки»

В ЗАЛЕ СТАРИННОГО ЗАМКА

«Пир победителей» Александра Солженицына. Постановка Бориса Морозова. Художник Иосиф Сумбаташвили.

«Листая старые подшивки»

В ЗАЛЕ СТАРИННОГО ЗАМКА

«Пир победителей» Александра Солженицына. Постановка Бориса Морозова.

Художник Иосиф Сумбаташвили. Малый театр

Андрей Немзер. Первое ощущение при взгляде на сцену — красиво. Очень красиво. Готические окна. Скульптуры. Галерея. Белая крутая лестница справа. Точно выдержанная цветовая гамма. Потом, в результате многочисленных световых эффектов (частью — мотивированных текстом пьесы), колорит будет меняться, неизменно сохраняя продуманную стильность. Строгое великолепие прусского замка кажется самоценным и, возможно, кого-то поперву озадачит. Не перебор ли? Все-таки война. Однако торжественная гармоничность оформления кажется мне совершенно оправданной. И не только потому, что «все как в тексте Солженицына». Подчеркнутая красота декораций, костюмов, танцевальных эпизодов, монологов необыкновенно важна для концепции спектакля.

Марина Зайонц. Все это вместе взятое определяет стиль, казалось бы, легко считанный с текста пьесы, зачем-то же написанной стихами. Красота «военного» спектакля удивила, но гораздо сильнее удивила свобода режиссера от давно приготовленного набора (средств, образов и тем), услужливо возникающего вслед за произнесением одного только имени: Солженицын. Он не воспользовался ни ореолом мученика, ни символом протеста, ни лезущими в руку штампами, ни возможными политическими, идеологическими и проч. соблазнами, он всего лишь внимательно прочел пьесу. Откровенно и даже наивно написанную по канону классической грибоедовской комедии. Бориса Морозова увлек стиль, он и спас от всех возможных неприятностей, связанных с этим — соблазнительным в общественном смысле, но рискованным в художественном — проектом.

А. Н. Стиль для Солженицына никогда не был самоцелью. Следовательно, надобно искать ответ на незамысловатый вопрос: почему «Пир победителей» написан так, а не иначе. Авторские объяснения («прагматическое»: стихи было легче запоминать экибастузскому зэку; «биографическое»: воздействие стандартного довоенного репертуара, в котором соседствовали Грибоедов, Ростан и Гусев) существенны, но минуют суть проблемы. Морозов и его актеры суть эту нашли. Стилевое благородство, поэтическая архаичность, аристократичность тона неотделимы от солженицынской веры в человеческое благородство и российскую традицию, от его мечты о возвращении понятиям их естественного смысла. Военный человек — воплощение мужества, чести и достоинства. (Скалозуб у Грибоедова плох не тем, что армеец, а тем, что дурной офицер.) Честь немыслима без свободы. Ею дышат офицеры Красной Армии — будущие «декабристы без декабря», вовремя раскиданные по сталинским лагерям. Пока еще дышат. Пока еще одолевают гаденыша-смершевца. Дружбой. Юмором. Артистичным профессионализмом, неотделимым от профессионального артистизма. Мне кажется, этими словами должно характеризовать одного из главных разрешителей интриги — начштаба Доброхотова-Майкова. При этом будут описаны разом и персонаж, и исполнительская работа Василия Бочкарева.

М. 3. Удивительно, однако, как легко (так кажется) найдено то, что мы с вами столь общо называем сутью. Как легко в Малом театре отказались от сочных политических противопоставлений, представив конфликт вполне в духе старинной и прелестной в своей прозрачной ясности традиции — благородный герой (пусть офицер Красной армии) и злодей (пусть себе смершевец) сражаются не за идею, не за или против Сталина и колхозов, но за прекрасную даму. При этом убеждения остаются делом почти интимным, обнаруживаются без аффектации и надрыва. Удивительно, что в Солженицыне, к которому слово «ненависть», казалось бы, надежно приклеено обстоятельствами и вольными интерпретаторами, режиссер и актеры вычитывают любовь и веру. Мне — удивительно. Пророк и олимпиец оказался (сцена обнаружила и, кажется, впервые) открытым, незащищенным, даже и трепетным каким-то человеком.

А. Н. По мне так отнюдь не впервые. Просто мы чаще верим легендам о писателе, чем его книгам.

М. 3. Случается иногда, что и писатель начинает больше верить легенде, чем себе. Так или иначе, но нежданный лик автора, пожалуй, самое сильное мое впечатление. Ну и, конечно, уверенная последовательность режиссера, аккуратно и нежно прошедшего все нетайные рифы и минные овраги солженицынского текста. В большом, крупном (во всех смыслах) спектакле, населенном множеством персонажей, ничто не надрывало слух и не царапало душу фальшью. Раз выбранный тон чуть комичного преувеличения пришелся всем кстати и всем к лицу. Актеры, одушевленные внятной им профессиональной задачей, играют сосредоточенно и с достоинством, которое было востребовано общим замыслом. Ибо спектакль, поставленный Морозовым, в первую очередь об этом — о достоинстве и благородстве. Офицерском и просто мужском. Давно не приходилось видеть на сцене столько надежных мужчин, способных защитить и спасти. Лихих, веселых, смелых, красивых наконец.

А. Н. В короткой речи после спектакля Солженицын говорил о том, что победители 1945 года не были тупыми исполнителями хозяйской воли, что люди эти по-настоящему любили отечество и надеялись толково устроить новую послевоенную жизнь. Не удалось. Система оказалась изворотливее и сильнее, чем одураченный смершевец. Но и не сошло на нет вовсе. Как оглядка на декабристов, на романтическую эпоху была важна для солженицынских победителей, так сегодня важна встреча с ними, «декабристами без декабря». Свободными, потому как разными. И наоборот.

М. 3. Романтический воздух вольности, дозволяющий шалости и пафос, комические трюки и монологи, обращенные прямо в зал, насытил спектакль артистизмом и воодушевил актеров. Тут как на фронте: каждый четко знает свою задачу и вдохновенно-точно ее выполняет. Каждый знает свое место, дорожит им и на чужую территорию не претендует. Справедливость требует назвать всех, а газетный размер диктует избирательность. Василий Бочкарев и Валерий Баринов (замполит Ванин), каждый на свой лад, замечательно отыгрывают вариации мужественности и отваги, на которых, собственно говоря, испокон веку и держится мир, а Людмила Титова (Галина, та самая женщина, которой грозит опасность) не менее замечательно демонстрирует столь же вечную женственность — кокетливо-изломанную, захваченную и управляемую одним только чувством — на которой, однако, тоже что-то такое в этом мире держится. «Пир победителей», при всей легкости изобразительного ряда, — основы полагающий спектакль. Что и уводит его от злободневности, социальности и прочей приходящей-уходящей чепухи.

А. Н. От дурной тенденциозности — да, от большой мысли о России и свободе — нет. Тирания, ложь, демагогия противоестественны, а потому — противны. Как физиологически противен смершевец Гриднев (Александр Пряхин, сумевший изящно и точно сыграть олицетворенную гадость). Благородство подразумевает и преданность друзьям, и верность памяти павших (комдив Бербенчук произносит первый тост за армию и армейское братство, а не за Сталина — и потому он живой человек, хотя и бабник, и у жены под каблуком, и недалек, и трусоват, — Юрий Васильев выдерживает роль в фламандских тонах), и гордость старой русской славой (непривычно торжественный монолог Майкова произносится Бочкаревым со страстью — разом «классической» и достоверной), и тяжесть раздумий о будущем. Прикровенно-тревожных у скептика Ванина, откровенных у центрального героя — Нержина (Александр Овчинников). Нержину и в пьесе, и в спектакле не хватает характерности. Он слишком близок автору, одарившему героя своей судьбой и своими идеями-чувствами. Вероятно, лучшее в роли Овчинникова — лирический монолог в преддверье финала, монолог о поверженной германской гордыне (в день, когда советские войска сомкнули клещи в Восточной Пруссии, вспоминается самсоновская катастрофа 1914 года; Нержин говорит о поверженном памятнике тогдашним триумфаторам) и гордыне советской, что засеет Россию новым злом. Монолог этот дешифрует название пьесы. Конечно, тут важны библейские ассоциации, но не менее существен другой подтекст. «Пир победителей» — это Das Siegesfest Шиллера с его непреложным: «Ныне жребий выпал Трое, //Завтра выпадет другим...»

Марина Зайонц Андрей Немзер
«Сегодня», 28.01.1995

«И, всходя на трепещущий мостик, Вспоминая покинутый порт, Отряхает ударами трости Клочья пены с высоких ботфорт» — эта была последняя реплика в спектакле «Пир победителей»

ВАСИЛИЙ БОЧКАРЕВ ОБ АЛЕКСАНДРЕ ОВЧИННИКОВЕ

«И, всходя на трепещущий мостик, Вспоминая покинутый порт, Отряхает ударами трости Клочья пены с высоких ботфорт» — эта была последняя реплика в спектакле «Пир победителей», мой и Сашин персонажи — Доброхотов-Майков и Нержин — прощались, он уезжал с Галиной (Люда Титова). Причём здесь это стихотворение — у нас с Сашей было несколько сцен, когда мы демонстрировали друг перед другом своё знание поэзии и, в частности, Гумилёва. И в спектакле, и в пьесе присутствовал момент, я бы сказал, интеллектуального офицерства... существовал некий мостик между победителями двенадцатого года и победителями-офицерами Великой Отечественной: те были декабристами, а эти «декабристы без декабря». Что же касается: процесса репетиций... Нам нужно было сыграть офицеров из «Дней Турбины». И вот для меня лично был пример — это Саша. В нём была та сдержанность, тот затаённый ход мышления внутренней жизни, и какая-то» лирическая грусть. Вообще, Сашка словно держал какую-то мелодию, держал интонацию про себя и ему был чужд выхлест, бросок на общение, экзальтация эмоций. Он был из тех артистов, которые очень осторожны в импульсивных проявлениях. И вот этот момент его характера, как мне кажется, очень здорово помог ему в роли Нержина. Его последний монолог о Пруссии и победителях, в котором присутствовало некоторое осмысление всего произошедшего, всё время менялся, звучал с разными акцентами... Этот монолог вообще считался ключевым во всей пьесе. И ни одного раза Александр не сделал, чтобы это было похоже, всё время искал, импровизировал и вообще очень ответственно подошёл к работе над Солженицыным... Сашенька играл самую трудную роль в этом спектакле. Он был для нас примером, того, как преодолеть сложный материал, наполнить его живыми соками своей души. Очень много курил, очень много читал Солженицына, прочёл всё. Мы над ним даже немножко подтрунивали, потому что каждый раз он приходил с каким-то томом Солженицына с закладками. Может быть, потому, что на него легла такая нагрузка — сыграть прототипа Солженицына, поэтому было особое, необходимое ему погружение в эту работу...
...Борис Афанасьевич придумал мизансцену, когда все садились за стол и вдруг замечали, что смотрят в зеркало, — на сцене была пауза и все смотрели на себя, а мы в это время сидели рядом с Сашкой и через зеркало переглядывались. В такие моменты интим душ всех участников бывает очень близок и очень правдив. «Пир победителей», как мне кажется, был одним из лучших спектаклей Малого театра, прежде всего потому, что это ансамблевый спектакль, причём, нельзя кого-то выделить, все играли просто блестяще. Что же касается Саши, то, на мой взгляд, это была одна из его лучших работ. Мы все, артисты, репетируя роль, часто подглядываем друг за другом... Подсматривая за, ним, я видел, насколько глубоко и серьёзно Сашенька работает. Ну, а если вспоминать какие-то детали... Мне почему-то казалось, что Саша по своей структуре очень близок к Антону Павловичу Чехову — знаешь, в одном из дневников Чехов написал: «Мой девиз — мне ничего не нужно». У меня такое впечатление, что Саша держался вот этого девиза. Он никогда ничего не просил, никогда не юлил, грубо говоря, никогда не шёл на компромисс. У Сашеньки, было природное достоинство. Может быть, есть в театре очень близкий человек, который, знал его «до конца», но я, всё равно чувствовал, что в нём есть какой-то секрет. Саше он был дорог и этот секрет он держал; по-моему, это секрет с некоторой грустью...
...Мы вместе, в один и тот же день, получали заслуженного артиста. Всё прошло достаточно скучно и обыденно, ни у него, ни у меня не было никакой эйфории по этому поводу, и мы вдруг стали вспоминать вещи, совершенно не касавшиеся спектакля, говорили про его бабушку, о том, что надо теперь собрать партнёров и отметить это дело, потому что были абсолютно убеждены, что заслуга эта не только наша, но и всех наших товарищей, и были мы заняты обсуждением банкета.
Опять же, возвращаясь к мысли подгляда — а это в нашей профессии очень важный момент, — я подглядывал за его искренностью, за его необыкновенной правдой на сцене и во время репетиций. «Правда», «искренность», «честность», «честь» — вот эти слова характеризовали его, без всякого пафоса, а очень просто, они были для него просты, естественны и органичны, это была его суть.
... И была у нас с ним одна задумка, которая, к сожалению, удалась только частично, — мы решили преподавать в Щепкинском училище. Он мне сказал: «Вася, я пойду, разведаю, потом ты придёшь». У нас была такая тайна с ним. Разведка у него состоялась, я видел его работу — это был отрывок действительно зрелого педагога: студенты были очень органичны, точны, знали, что делают, и отрывок был очень хорошо принят на кафедре. Это была Сашина победа — творческая, принципиальная, хотя он уже был болен,
...«Пир победителей» — попытка вглядеться в старую фотографию. Зал откликался доверием. Пленяющее обаяние личности и поиск внутреннего обоснования поступка, который может разрушить собственную жизнь... Грусть, понимание, собранность, закрытость своей державы.. Маршак очень точно говорил: «Человек должен быть суверенным, как держава». Вот Сашенька был суверенной державой. Он был, прежде всего, настоящим человеком, Сашенька задавал интонацию поиска, правды. У моего персонажа, Доброхотова-Майкова, была в числе прочих реплика: «Ну, оцени, ведь мы же вспомним эти дни!» Вот эти всплески фраз как бы пробиваются через время спектакля неидущего... Когда, например, Юрочка Васильев говорил: «Уже три года наш дивизион не скажу, что в нынешнем составе…» На одной из репетиций Юрочка уже после смерти Валерия Носика на этой фразе споткнулся, и кончилось тем, что он был вынужден уйти ко врачам... И, конечно, вспоминаю 9 мая 1995 года, когда мы все после спектакля, в форме вышли на улицу и смотрели салют. Саша был рядом, и Юрочка был рядом, и «Пир победителей» для меня — это грусть и личная песня, связанная со всеми, кто в этом спектакле занят… Я беру на себя смелость заявить, что это была лучшая постановка Малого театра при моей жизни.
Тогда говорили, что пьеса плохая, а спектакль хороший... Ну, это всё полная ерунда, потому что хороший спектакль, на плохом материале не сделаешь. Может быть, пьеса литературно не совершенна, но всё компенсировалось необыкновенной искренностью, точностью позиции. Художественное произведение несёт в себе атмосферу времени и места, где оно было создано, — Солженицын написал эту вещь в лагере, эмоциональный подстрочник там очень мощный.
... «Пир победителей» — это очень большая часть моего театра. Мы все живем в Малом театре, а Малый — это понятие семьи, правда? И Саша тогда, и Валерий Баринов и Юра Васильев, и Люда Титова, и Валерий Носик, и эпизодические персонажи, — буквально все мы жили тогда одной семьёй, там у нас были и дни рождения, и потери, и свадьбы — всё проходило через спектакль. В то время мы были заражены... я бы не сказал «идеей», нет. Идея была задана с самого начала — одно имя «Солженицын» уже говорило обо всём, а нам надо было просто думать о человеческих связях. Как мне кажется, это получилось.
...Когда Александр Исаевич посмотрел спектакль, он сказал, что это самый счастливым день его жизни. И то, что Саша участвовал в воплощении его пьесы, его самого, — Солженицын как бы видел в игре Саши самого себя — это, наверное, и вдохновило его на эту фразу... В этом заслуга Саши.