17.07.2006
Подробнее
«Ко дню рождения Марии Николаевны Ермоловой» МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ЕРМОЛОВА
«Ко дню рождения Марии Николаевны Ермоловой»
МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ЕРМОЛОВА
Из книги А.Кугеля «Театральные портреты».
МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ЕРМОЛОВА
Из книги А.Кугеля «Театральные портреты».
«Ко дню рождения Марии Николаевны Ермоловой»
МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ЕРМОЛОВА
Из книги А.Кугеля «Театральные портреты».
Когда я увидал в первый раз Ермолову? Если память мне не изменяет, это было в Ораниенбауме, летом 1889 года в театре, который «держал», по актерскому выражению, С. М. Сосновский. Шла «Чародейка». Помню высокую, хорошо сложенную, хотя несколько по-мужски суховатую, без мягких, волнообразных линий женщину с горящими глазами и прекрасным грудным голосом, которая, обернув роскошную косу вокруг лебяжьей шеи, кричала: «Уйди! задушусь!» И точно, можно было этому поверить, и от затылка у меня пошел холодок. Больше ничего не припомню: потому ли, что трудно многое удержать от мелодраматической стряпни Шпажинского, оттого ли, что в великом множестве театральных впечатлений, полученных мной, представление «Чародейки» было не из самых сильных и властных или, самое простое, возможно, по той причине, что сам я был начинающий рецензент, не умевший еще правильно разбираться в театральных впечатлениях. Пожалуй, это вернее всего. В рецензенты я попал случайно, по воле В. Г. Авсеенко, как попадало большинство рецензентов. «Прикажут — будешь акушером!» — как гласит старый бюрократический анекдот. Приблизительно такое же распределение сил и обязанностей существовало во всех редакциях.
Давали билет в театр — и посвящали в рецензенты первого попавшегося сотрудника.
Моя голова была полна пандектами, но я стал рецензентом, и, как видите, надолго. Quand on est bete, c’est pour longtemps (Когда человек глуп, то это надолго – франц.) — выразился Вольтер.
Живя постоянно в Петербурге и крайне редко бывая в пору молодости в Москве, я мало видел Ермолову. Она же редко наезжала в северную столицу. Как известно, М. Н. Ермолова — большая домоседка и совсем не охотница до гастролей. Это — одна из самых любопытных и драгоценных черт ее характера. Она не любит суеты, не отличается тщеславием, не стремится к роскоши, а главное, она принадлежит к числу тех гениев, которые всегда в себе не уверены, и вследствие большого своего самолюбия находятся в вечном страхе, что, при перемене обстановки и условий работы, окажутся ниже ожиданий. В Петербург М. Н. Ермолова приезжала преимущественно, если не исключительно, на благотворительные спектакли, и, помнится, два раза подряд, хотя и с значительным промежутком, я видел ее в спектаклях, устроенных Театральным обществом. Первый раз это был спектакль в Михайловском театре — шла «Сафо» Грильпарцера. Второй раз это было в «Аквариуме» — шла «Родина» Зудермана. И я должен признаться с полной откровенностью, что ни та, ни другая роль не показались мне ничем замечательным, а местами даже не в должном стиле и нужном роде сыгранными. Я остался совершенно не удовлетворенным. Было что-то ниже ожиданий и ниже возможных сравнений. В «Сафо» преобладала чересчур московская читка, певучая, чуть-чуть не цыганская, и не согретая, как казалось, настоящим чувством скандировка стиха. В роли Магды не было самого ценного, в смысле характерности исполнения,— печати «каботинства», избалованности, изломанности, столь свойственных оперной звезде. Магда была слишком добродетельна, слишком скромна, слишком буржуазна, слишком солидна, и хотя местами прорывались превосходные интонации и проглядывало истинное, впрочем неполное, драматическое одушевление, но все в целом и в общем — и туалет, и манеры, и патетизм роли — были не тем, что должно бы быть и чего можно было требовать и ожидать.
Любопытно, что сама Ермолова была до крайности недовольна своим исполнением этих ролей в Петербурге. Мало того, что недовольна — она была потрясена, огорчена до глубины души.
Мой приятель и вместе с тем большой друг Ермоловой, чуть ли не воспитывавшийся у нее в доме, покойный Н. Ф. Арбенин (он же и переводчик «Сафо»), рассказывал мне, что, зайдя в уборную Ермоловой в антракте, он застал ее уткнувшей голову в стену и горько плакавшей. «У меня нет настроения, нет настроения!» — говорила она Н. Ф. Арбенину. И когда он сообщал мне это, то у него самого дрожала щека от волнения.
И как это удивительно, как необыкновенно!
Великая актриса, столько лет пробывшая на сцене, кумир Москвы, создательница множества ролей, плачет, как дитя, от того, что нет настроения, и роль не идет по желанию! Роль не идет, и, может быть, потому, что она на этот раз не шла, чуткой душе артистки открылась также известная ходульность и старофасонность грильпарцеровского произведения, а шероховатости переводного стиха, которые как-то не замечались, когда высоко поднималась волна вдохновения, сейчас торчали, как острые, частые и склизлые подводные камни...
Из моих первых впечатлений от Ермоловой я вынес какой-то смутный неопределенный образ. Я не мог не видеть большого дарования, но было ясно, что я не нахожу формулы для этой артистки, и, каюсь, был и оставался к Ермоловой хладнокровен. И вот, помню, снова спектакль в Петербурге, опять в пользу Театрального общества, на этот раз в Мариинском театре, с Ермоловой в роли леди Макбет и Южиным — Макбетом. Как сейчас, встают в памяти все мельчайшие подробности спектакля.
Я сидел довольно далеко, и плохой бинокль при сильной близорукости служил не очень надежным для меня подспорьем. Но — поразительная вещь! — стоило Ермоловой войти на сцену и заиграть, и я видел ее с величайшей отчетливостью, хотя, быть может, оптически и не видел очень ясно.
Но было нечто большее, чем физиологическое зрение,— было чувствование артистки моей душой, охват ее внутренним зрением, и я видел ее так, словно она была от меня в двух шагах. Слова «хорошо», «прекрасно», «художественно» совершенно бессильны передать впечатление. Это не те слова, и вообще я не знаю, какие тут нужны слова. Я бы сказал разве: была истина. Или еще лучше: было полное обладание минутой, полное проникновение в сущность — как будто рентгеновские лучи проникли через непроницаемые, твердые, непрозрачные предметы и волшебством открыли секрет потустороннего мира.
Вот Ермолова смотрит на руку, разглядывая на ней чудящиеся ей пятна крови. Она смотрит, и мне кажется, что я вижу эту кровь доброго Дункана, размазанную по руке и выцветшую, фиолетовую по краям, с желтыми ободками. Совершенно так, как индусский факир бросает вверх палку, а вы видите змею,— так эта белая, чистая, красивая и благородная рука Ермоловой, набеленная и напудренная, представляется вам выпачканной кровью и грязью. Сколько времени длится это наваждение — не сумею сказать. Это и очень долго, если судить по силе внушения, и очень коротко, потому что ненасыщенная душа хочет еще продолжения.
Выдержать паузу, немую сцену — одна из самых больших трудностей сценического искусства. В летописях русского театра сохранилось воспоминание о паузах Ф. П. Горева, которые почитались, так сказать, классическими. Самой длинной и замечательной паузой считалась пауза Горева в «Расплате» — плоховатой пьесе Ракшанина. Пауза, точно, была длиннейшая, то есть такой она казалась, и Горев ее очень искусно играл, наполняя безмолвие сцены весьма многочисленными жизненными подробностями. Но уже одно то, что вы видели эти подробности и хладнокровно разбирались в них, доказывало некоторую искусственность построения самой паузы. «Пауза» Ермоловой, в сущности, и не была паузой, в тесном смысле слова, но была немой игрой, более сильной, чем словесная, и по теням лица Ермоловой можно было прочитать ее жизнь, ее трагедию, ее угрызения, колебания и кровавые страницы воспоминаний.
Помимо этой изумительной зрительной иллюзии, поражал самый звук голоса Ермоловой.
У Ермоловой прекрасный, ровный, мягкий и мощный грудной голос. Но и голос ее в роли Макбет был как будто не тот, какой я слышал ранее. В нем появился свет — иначе я не могу выразить своего впечатления. Представьте, вообразите голос, который не только звучит, но и светится; голос, которого звуки вылетают, как бы окруженные золотыми светящимися ободками; что самые сцена и зрительная зала кажутся вдруг наполненными, переполненными, пронизанными светом и яркими лучами. И этот странный свет не только лучист, но и необычайно тепел. Все это фантастично, быть может, но ведь всякое внушение фантастично, а между тем оно бесспорно для обманчивых наших чувств.
Нечто подобное испытывал я позднее, когда смотрел Ермолову в Марии Стюарт, но все же не в такой мере. Самое вдохновение имеет свои градации, как и сила внушения, и в леди Макбет Ермолова превосходнее всего, что сама создала в самые счастливые минуты своего творчества.
По мере того как я знакомился с Ермоловой и ее лучшими созданиями, все яснее обозначалась главная черта ее духовной природы.
Это — необыкновенное благородство ее искусства. Такого благородства на сцене не дает и не давала ни одна актриса.
Такого благородства я не видывал, не встречал. Если Сара Бернар — воплощение артистического изящества и французского академического стиля; если Дузе — раненая и истерзанная душа современной женщины, такая близкая нам, родная и понятная, то Ермолова — какая-то гостья из старых классических стран, из счастливой Аркадии, какая-то Диана-Артемида с мудростью Афины и теплотой, сердечностью Пенелопы. Только в отдаленной древности были такие женщины — ясные, цельные, высеченные из единого куска мрамора, как статуи Фидия. Искусство Ермоловой до того благородно, до того проникнуто ясным духом, что оно органически, так сказать, не способно впадать в случайные погрешности переигрывания или сценической суеты, или нарочитости. В этом смысле особенно показательным для меня был последний спектакль, который я видел с Ермоловой,— «Стакан воды» Скриба, в Московском Малом театре. Ермолова необычайно хороша в роли королевы, хотя, казалось бы, года ее уже не те, и вследствие этого можно было думать, что в исполнении будут черты некоторой натянутости и напряженности.
Но тут сказалось нечто большее — монументальная правда Ермоловой, все неизмеримое благородство ее сценической натуры. Она играла с Южиным и Лешковской — двумя превосходными художниками, отменного вкуса и мастерства. И в дуэтах, которые она с ними вела, обнаружилась грань, отделяющая талант от гения, мастерство от величия. В то время, например, как Лешковская, ведя сцену с Ермоловой, играла, и вы чувствовали поэтому, что вот тут, на какую-то четверть секунды ускорено, а тут замедлено, что здесь чуть-чуть переложено краски для эффекта, и что, во всяком случае, это эффект, сценический truc, (трюк – англ.) — Ермолова была во все моменты равна себе, равна роли, играла с той божественной натуральностью, с какой поет соловей. Ее интонации были абсолютно верны, её жесты абсолютно истинны, ее мимика абсолютно правдива. Именно потому, что пред вами была абсолютная истина искусства, выраженная в совершеннейшей форме благородства и умеренности,— так ясно чувствовались те степени совершенства и несовершенства, которых достигала и до которых падала игра ее партнеров. Ермолова казалась совестью, не лгущим зеркалом искусства, и когда она произносила какое-либо слово или делала какой-либо жест или какое-либо движение, в ответ на искусную, но не абсолютно верную реплику сидевшей с ней рядом Лешковской, то это производило порой впечатление какой-то мудрой корректуры, действующей примером художественного благородства.
Ермоловой может не удаться роль, но невозможно представить себе, чтобы Ермолова могла солгать на сцене или попытаться обмануть зрителя несоответствующей силе чувствования силой выражения.
Оттого ее сценическая техника, которая, конечно, необычайно велика, совершенно не замечается, а сливается с внутренним содержанием роли. Никогда вы не усмотрите в игре Ермоловой ремесленного усилия профессионала. Это — совершенная простота, как у Пушкина, отличающаяся тем, что как будто иначе сказать нельзя, а между тем никто никогда еще не выражал так своей мысли. Простота эта, совершеннейшая и потому незаметная для глаза техника Ермоловой могли сложиться только как результат ряда последовательных отложений в душе ее правдивых, всегда искренних сценических переживаний. Техника художника — настоящая техника — так и достигается. Подобно тому как каменный уголь создается на протяжении веков и тысячелетий из мягких пластов, ложащихся друг на друга и постепенно отвердевающих, — так и у настоящего актера живые чувства, искренние воодушевления и экстазы творчества, овладев и окаменев с течением времени, превращаются в технический навык, отпечатлевающий, как гипс, все оттенки, формы и изгибы некогда живой жизни. И техника Ермоловой потому так благородна и безупречно чиста, что всегда благородны, чисты и святы были ее сценические порывы и чувства. Ермоловой нелегко далось ее искусство. Она была неграциозна, угловата. Покойный Боборыкин, судивший обо всем в театре применительно к шаблону Парижской консерватории, не нашел, кажется, ничего больше и значительнее сказать о Ермоловой, как то, что она ходит животом вперед. Вероятно, это так и было. Но когда смотришь теперешнюю Ермолову в роли леди Макбет, или Марии Стюарт, или в комедии Скриба, то убеждаешься, что каждый вершок ее — королева, как у Лира каждый вершок был король. И я уверен, что неграциозные, вульгарные привычки тела исчезли у нее не потому, что она училась пластике, затягивалась в корсет и следовала советам танцмейстеров, а потому, что душа и ум ее, ее дух, пребывая постоянно в благородной сфере возвышенных чувств и героических страстей, наложили свою печать возвышенности и героизма на движения ее тела. Если можно так выразиться, Ермолова — это сценическое утверждение Платоновой «идеи», которой конкретным изображением является предмет и реальность.
Когда она дебютировала в 1870 году в роли Эмилии Галотти, какой-то чуткий и беспристрастный рецензент — что, вообще, большая редкость — писал о ней в «Русской летописи»: «Но, говоря о первых успехах нашей дебютантки, невольно страшишься за ее будущее. Что из нее выйдет потом? Зависть, невидимые преследования, с одной стороны, восхваления, с другой, а поверх всего растлевающая юные таланты среда, ужасная система, которая сильнее каждого человека в отдельности и то и дело губит у нас дарование в самом зародыше. Мы ничего не желали бы так сильно, как если бы и через десять лет вы сыграли с такой же правдой сцену Эм. Галотти с ее матерью, как исполняли ее в этот вечер; чтобы тот же искренний жар горел в ваших глазах и вызывал в необработанном еще голосе те подчас говорящие сердцу тоны, какие мы слышали в этот памятный для нас вечер».
Ермолова оправдала надежды рецензента. Она стала гениальной артисткой, потому что ни разу не солгала на сцене. Если «гений — это труд», то сценический гений — это неизменная, себе верная, искренность чувства и правда переживания. «Никогда сюртук не осквернял моего тела на сцене»,— заметил как-то Муне-Сюлли. А Ермолова может сказать: «Никогда ни одна лживая уловка не оскверняла образа, который я выносила на сцену!»
Я видел Ермолову вне сцены только единственный раз, и то недолго, не более получаса.
Это было у Вл. И. Немировича-Данченко в Москве, в 1906 или 1907 году. И в жизни она на меня произвела такое впечатление, как на сцене. Благородство, спокойное и мягкое достоинство, скромность, лучистая ясность взора, отсутствие всякой аффектации — все то, что так характерно для Ермоловой, как для актрисы, было у нее и в гостиной. И одета она была как-то по-своему, по-ермоловски, и я хорошо запомнил ее вишневого цвета строгое полукоролевское платье, придававшее всей ее фигуре так много благородства. Ни малейшего намека на позу. И когда она ушла,— а ушла она скоро,— в комнате как будто остался ее аспект и незримо присутствовал при дальнейшем разговоре.
Хочется не только запечатлеть образ Ермоловой для потомства, но еще больше утвердить его в умах и сердцах современников.
Ермолова — одно из прекраснейших созданий нашей «старой» культуры, переживающей, как говорят, кризис и предназначенной на слом. Я не знаю, что даст будущее и даст ли вообще что-нибудь, и способна ли механизация жизни дать яркость и своеобразность индивидуальному герою или же самое творчество перейдет в коллектив, как из темного коллектива вышли начальные формы искусства. Но тем более бережно должно хранить эти последние, быть может, цветы — осенние, грустные розы — нашего увядающего существования.
МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ЕРМОЛОВА
Из книги А.Кугеля «Театральные портреты».
Когда я увидал в первый раз Ермолову? Если память мне не изменяет, это было в Ораниенбауме, летом 1889 года в театре, который «держал», по актерскому выражению, С. М. Сосновский. Шла «Чародейка». Помню высокую, хорошо сложенную, хотя несколько по-мужски суховатую, без мягких, волнообразных линий женщину с горящими глазами и прекрасным грудным голосом, которая, обернув роскошную косу вокруг лебяжьей шеи, кричала: «Уйди! задушусь!» И точно, можно было этому поверить, и от затылка у меня пошел холодок. Больше ничего не припомню: потому ли, что трудно многое удержать от мелодраматической стряпни Шпажинского, оттого ли, что в великом множестве театральных впечатлений, полученных мной, представление «Чародейки» было не из самых сильных и властных или, самое простое, возможно, по той причине, что сам я был начинающий рецензент, не умевший еще правильно разбираться в театральных впечатлениях. Пожалуй, это вернее всего. В рецензенты я попал случайно, по воле В. Г. Авсеенко, как попадало большинство рецензентов. «Прикажут — будешь акушером!» — как гласит старый бюрократический анекдот. Приблизительно такое же распределение сил и обязанностей существовало во всех редакциях.
Давали билет в театр — и посвящали в рецензенты первого попавшегося сотрудника.
Моя голова была полна пандектами, но я стал рецензентом, и, как видите, надолго. Quand on est bete, c’est pour longtemps (Когда человек глуп, то это надолго – франц.) — выразился Вольтер.
Живя постоянно в Петербурге и крайне редко бывая в пору молодости в Москве, я мало видел Ермолову. Она же редко наезжала в северную столицу. Как известно, М. Н. Ермолова — большая домоседка и совсем не охотница до гастролей. Это — одна из самых любопытных и драгоценных черт ее характера. Она не любит суеты, не отличается тщеславием, не стремится к роскоши, а главное, она принадлежит к числу тех гениев, которые всегда в себе не уверены, и вследствие большого своего самолюбия находятся в вечном страхе, что, при перемене обстановки и условий работы, окажутся ниже ожиданий. В Петербург М. Н. Ермолова приезжала преимущественно, если не исключительно, на благотворительные спектакли, и, помнится, два раза подряд, хотя и с значительным промежутком, я видел ее в спектаклях, устроенных Театральным обществом. Первый раз это был спектакль в Михайловском театре — шла «Сафо» Грильпарцера. Второй раз это было в «Аквариуме» — шла «Родина» Зудермана. И я должен признаться с полной откровенностью, что ни та, ни другая роль не показались мне ничем замечательным, а местами даже не в должном стиле и нужном роде сыгранными. Я остался совершенно не удовлетворенным. Было что-то ниже ожиданий и ниже возможных сравнений. В «Сафо» преобладала чересчур московская читка, певучая, чуть-чуть не цыганская, и не согретая, как казалось, настоящим чувством скандировка стиха. В роли Магды не было самого ценного, в смысле характерности исполнения,— печати «каботинства», избалованности, изломанности, столь свойственных оперной звезде. Магда была слишком добродетельна, слишком скромна, слишком буржуазна, слишком солидна, и хотя местами прорывались превосходные интонации и проглядывало истинное, впрочем неполное, драматическое одушевление, но все в целом и в общем — и туалет, и манеры, и патетизм роли — были не тем, что должно бы быть и чего можно было требовать и ожидать.
Любопытно, что сама Ермолова была до крайности недовольна своим исполнением этих ролей в Петербурге. Мало того, что недовольна — она была потрясена, огорчена до глубины души.
Мой приятель и вместе с тем большой друг Ермоловой, чуть ли не воспитывавшийся у нее в доме, покойный Н. Ф. Арбенин (он же и переводчик «Сафо»), рассказывал мне, что, зайдя в уборную Ермоловой в антракте, он застал ее уткнувшей голову в стену и горько плакавшей. «У меня нет настроения, нет настроения!» — говорила она Н. Ф. Арбенину. И когда он сообщал мне это, то у него самого дрожала щека от волнения.
И как это удивительно, как необыкновенно!
Великая актриса, столько лет пробывшая на сцене, кумир Москвы, создательница множества ролей, плачет, как дитя, от того, что нет настроения, и роль не идет по желанию! Роль не идет, и, может быть, потому, что она на этот раз не шла, чуткой душе артистки открылась также известная ходульность и старофасонность грильпарцеровского произведения, а шероховатости переводного стиха, которые как-то не замечались, когда высоко поднималась волна вдохновения, сейчас торчали, как острые, частые и склизлые подводные камни...
Из моих первых впечатлений от Ермоловой я вынес какой-то смутный неопределенный образ. Я не мог не видеть большого дарования, но было ясно, что я не нахожу формулы для этой артистки, и, каюсь, был и оставался к Ермоловой хладнокровен. И вот, помню, снова спектакль в Петербурге, опять в пользу Театрального общества, на этот раз в Мариинском театре, с Ермоловой в роли леди Макбет и Южиным — Макбетом. Как сейчас, встают в памяти все мельчайшие подробности спектакля.
Я сидел довольно далеко, и плохой бинокль при сильной близорукости служил не очень надежным для меня подспорьем. Но — поразительная вещь! — стоило Ермоловой войти на сцену и заиграть, и я видел ее с величайшей отчетливостью, хотя, быть может, оптически и не видел очень ясно.
Но было нечто большее, чем физиологическое зрение,— было чувствование артистки моей душой, охват ее внутренним зрением, и я видел ее так, словно она была от меня в двух шагах. Слова «хорошо», «прекрасно», «художественно» совершенно бессильны передать впечатление. Это не те слова, и вообще я не знаю, какие тут нужны слова. Я бы сказал разве: была истина. Или еще лучше: было полное обладание минутой, полное проникновение в сущность — как будто рентгеновские лучи проникли через непроницаемые, твердые, непрозрачные предметы и волшебством открыли секрет потустороннего мира.
Вот Ермолова смотрит на руку, разглядывая на ней чудящиеся ей пятна крови. Она смотрит, и мне кажется, что я вижу эту кровь доброго Дункана, размазанную по руке и выцветшую, фиолетовую по краям, с желтыми ободками. Совершенно так, как индусский факир бросает вверх палку, а вы видите змею,— так эта белая, чистая, красивая и благородная рука Ермоловой, набеленная и напудренная, представляется вам выпачканной кровью и грязью. Сколько времени длится это наваждение — не сумею сказать. Это и очень долго, если судить по силе внушения, и очень коротко, потому что ненасыщенная душа хочет еще продолжения.
Выдержать паузу, немую сцену — одна из самых больших трудностей сценического искусства. В летописях русского театра сохранилось воспоминание о паузах Ф. П. Горева, которые почитались, так сказать, классическими. Самой длинной и замечательной паузой считалась пауза Горева в «Расплате» — плоховатой пьесе Ракшанина. Пауза, точно, была длиннейшая, то есть такой она казалась, и Горев ее очень искусно играл, наполняя безмолвие сцены весьма многочисленными жизненными подробностями. Но уже одно то, что вы видели эти подробности и хладнокровно разбирались в них, доказывало некоторую искусственность построения самой паузы. «Пауза» Ермоловой, в сущности, и не была паузой, в тесном смысле слова, но была немой игрой, более сильной, чем словесная, и по теням лица Ермоловой можно было прочитать ее жизнь, ее трагедию, ее угрызения, колебания и кровавые страницы воспоминаний.
Помимо этой изумительной зрительной иллюзии, поражал самый звук голоса Ермоловой.
У Ермоловой прекрасный, ровный, мягкий и мощный грудной голос. Но и голос ее в роли Макбет был как будто не тот, какой я слышал ранее. В нем появился свет — иначе я не могу выразить своего впечатления. Представьте, вообразите голос, который не только звучит, но и светится; голос, которого звуки вылетают, как бы окруженные золотыми светящимися ободками; что самые сцена и зрительная зала кажутся вдруг наполненными, переполненными, пронизанными светом и яркими лучами. И этот странный свет не только лучист, но и необычайно тепел. Все это фантастично, быть может, но ведь всякое внушение фантастично, а между тем оно бесспорно для обманчивых наших чувств.
Нечто подобное испытывал я позднее, когда смотрел Ермолову в Марии Стюарт, но все же не в такой мере. Самое вдохновение имеет свои градации, как и сила внушения, и в леди Макбет Ермолова превосходнее всего, что сама создала в самые счастливые минуты своего творчества.
По мере того как я знакомился с Ермоловой и ее лучшими созданиями, все яснее обозначалась главная черта ее духовной природы.
Это — необыкновенное благородство ее искусства. Такого благородства на сцене не дает и не давала ни одна актриса.
Такого благородства я не видывал, не встречал. Если Сара Бернар — воплощение артистического изящества и французского академического стиля; если Дузе — раненая и истерзанная душа современной женщины, такая близкая нам, родная и понятная, то Ермолова — какая-то гостья из старых классических стран, из счастливой Аркадии, какая-то Диана-Артемида с мудростью Афины и теплотой, сердечностью Пенелопы. Только в отдаленной древности были такие женщины — ясные, цельные, высеченные из единого куска мрамора, как статуи Фидия. Искусство Ермоловой до того благородно, до того проникнуто ясным духом, что оно органически, так сказать, не способно впадать в случайные погрешности переигрывания или сценической суеты, или нарочитости. В этом смысле особенно показательным для меня был последний спектакль, который я видел с Ермоловой,— «Стакан воды» Скриба, в Московском Малом театре. Ермолова необычайно хороша в роли королевы, хотя, казалось бы, года ее уже не те, и вследствие этого можно было думать, что в исполнении будут черты некоторой натянутости и напряженности.
Но тут сказалось нечто большее — монументальная правда Ермоловой, все неизмеримое благородство ее сценической натуры. Она играла с Южиным и Лешковской — двумя превосходными художниками, отменного вкуса и мастерства. И в дуэтах, которые она с ними вела, обнаружилась грань, отделяющая талант от гения, мастерство от величия. В то время, например, как Лешковская, ведя сцену с Ермоловой, играла, и вы чувствовали поэтому, что вот тут, на какую-то четверть секунды ускорено, а тут замедлено, что здесь чуть-чуть переложено краски для эффекта, и что, во всяком случае, это эффект, сценический truc, (трюк – англ.) — Ермолова была во все моменты равна себе, равна роли, играла с той божественной натуральностью, с какой поет соловей. Ее интонации были абсолютно верны, её жесты абсолютно истинны, ее мимика абсолютно правдива. Именно потому, что пред вами была абсолютная истина искусства, выраженная в совершеннейшей форме благородства и умеренности,— так ясно чувствовались те степени совершенства и несовершенства, которых достигала и до которых падала игра ее партнеров. Ермолова казалась совестью, не лгущим зеркалом искусства, и когда она произносила какое-либо слово или делала какой-либо жест или какое-либо движение, в ответ на искусную, но не абсолютно верную реплику сидевшей с ней рядом Лешковской, то это производило порой впечатление какой-то мудрой корректуры, действующей примером художественного благородства.
Ермоловой может не удаться роль, но невозможно представить себе, чтобы Ермолова могла солгать на сцене или попытаться обмануть зрителя несоответствующей силе чувствования силой выражения.
Оттого ее сценическая техника, которая, конечно, необычайно велика, совершенно не замечается, а сливается с внутренним содержанием роли. Никогда вы не усмотрите в игре Ермоловой ремесленного усилия профессионала. Это — совершенная простота, как у Пушкина, отличающаяся тем, что как будто иначе сказать нельзя, а между тем никто никогда еще не выражал так своей мысли. Простота эта, совершеннейшая и потому незаметная для глаза техника Ермоловой могли сложиться только как результат ряда последовательных отложений в душе ее правдивых, всегда искренних сценических переживаний. Техника художника — настоящая техника — так и достигается. Подобно тому как каменный уголь создается на протяжении веков и тысячелетий из мягких пластов, ложащихся друг на друга и постепенно отвердевающих, — так и у настоящего актера живые чувства, искренние воодушевления и экстазы творчества, овладев и окаменев с течением времени, превращаются в технический навык, отпечатлевающий, как гипс, все оттенки, формы и изгибы некогда живой жизни. И техника Ермоловой потому так благородна и безупречно чиста, что всегда благородны, чисты и святы были ее сценические порывы и чувства. Ермоловой нелегко далось ее искусство. Она была неграциозна, угловата. Покойный Боборыкин, судивший обо всем в театре применительно к шаблону Парижской консерватории, не нашел, кажется, ничего больше и значительнее сказать о Ермоловой, как то, что она ходит животом вперед. Вероятно, это так и было. Но когда смотришь теперешнюю Ермолову в роли леди Макбет, или Марии Стюарт, или в комедии Скриба, то убеждаешься, что каждый вершок ее — королева, как у Лира каждый вершок был король. И я уверен, что неграциозные, вульгарные привычки тела исчезли у нее не потому, что она училась пластике, затягивалась в корсет и следовала советам танцмейстеров, а потому, что душа и ум ее, ее дух, пребывая постоянно в благородной сфере возвышенных чувств и героических страстей, наложили свою печать возвышенности и героизма на движения ее тела. Если можно так выразиться, Ермолова — это сценическое утверждение Платоновой «идеи», которой конкретным изображением является предмет и реальность.
Когда она дебютировала в 1870 году в роли Эмилии Галотти, какой-то чуткий и беспристрастный рецензент — что, вообще, большая редкость — писал о ней в «Русской летописи»: «Но, говоря о первых успехах нашей дебютантки, невольно страшишься за ее будущее. Что из нее выйдет потом? Зависть, невидимые преследования, с одной стороны, восхваления, с другой, а поверх всего растлевающая юные таланты среда, ужасная система, которая сильнее каждого человека в отдельности и то и дело губит у нас дарование в самом зародыше. Мы ничего не желали бы так сильно, как если бы и через десять лет вы сыграли с такой же правдой сцену Эм. Галотти с ее матерью, как исполняли ее в этот вечер; чтобы тот же искренний жар горел в ваших глазах и вызывал в необработанном еще голосе те подчас говорящие сердцу тоны, какие мы слышали в этот памятный для нас вечер».
Ермолова оправдала надежды рецензента. Она стала гениальной артисткой, потому что ни разу не солгала на сцене. Если «гений — это труд», то сценический гений — это неизменная, себе верная, искренность чувства и правда переживания. «Никогда сюртук не осквернял моего тела на сцене»,— заметил как-то Муне-Сюлли. А Ермолова может сказать: «Никогда ни одна лживая уловка не оскверняла образа, который я выносила на сцену!»
Я видел Ермолову вне сцены только единственный раз, и то недолго, не более получаса.
Это было у Вл. И. Немировича-Данченко в Москве, в 1906 или 1907 году. И в жизни она на меня произвела такое впечатление, как на сцене. Благородство, спокойное и мягкое достоинство, скромность, лучистая ясность взора, отсутствие всякой аффектации — все то, что так характерно для Ермоловой, как для актрисы, было у нее и в гостиной. И одета она была как-то по-своему, по-ермоловски, и я хорошо запомнил ее вишневого цвета строгое полукоролевское платье, придававшее всей ее фигуре так много благородства. Ни малейшего намека на позу. И когда она ушла,— а ушла она скоро,— в комнате как будто остался ее аспект и незримо присутствовал при дальнейшем разговоре.
Хочется не только запечатлеть образ Ермоловой для потомства, но еще больше утвердить его в умах и сердцах современников.
Ермолова — одно из прекраснейших созданий нашей «старой» культуры, переживающей, как говорят, кризис и предназначенной на слом. Я не знаю, что даст будущее и даст ли вообще что-нибудь, и способна ли механизация жизни дать яркость и своеобразность индивидуальному герою или же самое творчество перейдет в коллектив, как из темного коллектива вышли начальные формы искусства. Но тем более бережно должно хранить эти последние, быть может, цветы — осенние, грустные розы — нашего увядающего существования.
15.07.2006
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
15 июля – день рождения народного артиста России Валерия Константиновича Бабятинского. Поздравляя актера, мы желаем ему хорошего творческого самочувствия, здоровья и удачи!
15 июля – день рождения народного артиста России Валерия Константиновича Бабятинского. Поздравляя актера, мы желаем ему хорошего творческого самочувствия, здоровья и удачи!
14.07.2006
Подробнее
«Ко дню рождения Марии Николаевны Ермоловой» МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ЕРМОЛОВА
«Ко дню рождения Марии Николаевны Ермоловой»
МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ЕРМОЛОВА
Из книги В.А.Нелидова «Театральная Москва. Сорок лет московских тетаров»…
МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ЕРМОЛОВА
Из книги В.А.Нелидова «Театральная Москва. Сорок лет московских тетаров»…
«Ко дню рождения Марии Николаевны Ермоловой»
МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ЕРМОЛОВА
Из книги В.А.Нелидова «Театральная Москва. Сорок лет московских тетаров»…
ХРАМИНА
Малый театр в период расцвета
Что ни актер, то талант. Как они играют? «Одно слово — Малый театр». Вот что тогда говорилось в публике, писалось в печати.
Тогдашнее время — время многочисленных индивидуальных талантов. Я спрошу: случайный, счастливый, механический подбор хотя бы и многочисленной группы талантов, есть ли это театр? По-моему, еще далеко нет. Ибо многие роли, пускай даже вся пьеса, будут прекрасно «по ролям» исполнены. Получится ли общность, цельность, т.е. ансамбль исполнения? Нет, если каждый будет только хорошо, допустим, великолепно играть.
Ансамбль получится только в том случае, когда каждый, не теряя своей индивидуальности, одновременно почувствует себя неразрывной частью целого. Другими словами, труппа должна являть собою не механический сбор талантов, а организм, органически спаянный, ибо театр по существу своему организм, а не механизм, хотя бы и великолепный.
Таким художественным организмом и был Малый театр. Недаром его называли оркестром. Оркестр без дирижера (режиссера), улыбнется читатель, и ошибется. Кто же был режиссером? А каждый артист в отдельности и все вместе.
Объяснение этому, во-первых, в традиции Малого театра. В книге о Щепкине все это изложено. Прочтите его разговор с Мочаловым о Гамлете, и по двум фразам ясно, что это беседуют режиссеры. Режиссером был впоследствии Шуйский, говоривший: «Я не выйду на сцену, пока Решимов не уронит платка (что по пьесе требовалось) как следует». Режиссером был великий Пров Садовский, когда после 10-летней славы Федотовой он подошел к ней и впервые сказал: «Ну вот и ты стала актрисой» — и поздравил ее учителя Самарина, дивно игравшего аристократов и всю жизнь говорившего «булгахтер» (бухгалтер). Режиссерами видал я тогдашних корифеев сцены. Видал, как все кидались помогать, когда у кого-нибудь что-нибудь не ладилось. Видал и наоборот, как особенно удачное место у товарища заставляло других менять свою игру, а иногда стушевать ее, если было ясно, что так надо.
Об ансамбле тогда не говорили — его создавали. И слово это стало произноситься благодаря созданиям артистов Малого те- атра. Чисто механический фактор, а выражусь по-русски, постановка дела помогала общей сплоченности. В Малый театр артисты принимались тогда на постоянную службу, не по контрактам. Десятилетиями они играли вместе, и ясно, что спеться им было возможно.
Наконец, само отсутствие режиссера, это звучит парадоксом, могло из артистов создать коллективного режиссера. Люди видели, что зеркало (режиссера) им не дают, и стали всматриваться в души друг друга, взаимно воспринимая лучи каждого, а внешнее убожество показало, быть может, артистам, что вся надежда на них самих. Словом, даже темные стороны (зло всегда будет рабом добра, будет ему служить) помогли выстроить храмину — театр.
Странно сравнить: тогда индивидуальный талант и коллективный режиссер, а теперь наоборот. Что лучше — не мне судить. Я скажу только, что когда играли тогда, то артисты заставляли нас смотреть, а не рассматривать, слушать, а не прислушиваться. Лить слезы, а не «утирать слезу», хохотать, а не посмеиваться, трепетать, а не интересоваться, мыслить, а не размышлять. Недаром за 50 лет до нас Белинский звал в театр «молиться и плакать».
Мы, кроме того, там и смеялись, охваченные весельем, а недаром прекрасный критик того времени С.А. Флеров, псевдоним Васильев, создал слово «охват», говоря об особо выдающихся спектаклях Малого театра. Зритель подлинно охватывался, обхватывался искусством. Рассказывая об этом охвате, не упомянуть на первом месте М.Н. Ермолову — это то же, что в описании Кремля пропустить Успенский собор. Начав с нее, я сообщу далее о ее славных товарищах, увы, закончивших великую, почти столетнюю культурную деятельность Малого театра. Ниже мы увидим, как и почему наступил конец.
Итак.
Для Москвы того времени Ермоловой не было, была «Марья Николаевна». О ней написано много, будут писать еще больше. И термин «ермоловская эпоха», конечно, войдет в историю руcского театра, как «эпоха Шаляпина» в историю создания музыкальных образов. Нет ничего легче и ничего труднее, как описывать великое, но для первого самому надо быть великим. И Ермолова получит верное описание, когда явится историк, своего рода «Ермолова». Для простых изобразителей остаются восклицательный знаки, но они расхолаживают, ибо скучны. Я прибегну к методу исторического протокола. Ничего другого не остается, а не говорить о Ермоловой стыдно.
Дочь суфлера Малого театра отдается в балетное училище. Она своей неспособностью к танцам приводит всех в отчаяние. Полное отсутствие «элевации»\\\'(прыжок в воздух), «балона» (умение держаться в воздухе — специальность Нижинского и Павловой) ей бы, конечно, простили, но она была неуклюжа, немузыкальна, и ее метили в кордебалет, конечно, на последние места. Его Величество Случай выдвинул Ермолову, так говорят факты.
Назначен бенефис Н.М. Медведевой, героиню в «Эмилии Галотти» Лессинга должна играть уже ставшая «актрисой», по признанию самого Садовского, Г.Н. Федотова, но она заболевает. Медведева кидается искать заместительницу и находит... бездарную 17-летнюю балетную ученицу, которой и поручает федотовскую роль. Никому не известная до сих пор дочь суфлера — гадкий утенок балетной школы — вышла после спектакля 1870 года царственным лебедем драмы. Случай? По факту — да. А зоркость Медведевой? А умение найти, это тоже случай? Случай всегда был, есть и будет поводом для того или иного, но причины таятся в другом.
Конечно, не болезнь Федотовой выдвинула Ермолову, а дух, душа Малого театра, где подлинные традиции и истинные заветы береглись и преемственно передавались и где служители этого театра искали и обретали. Талант Медведевой «во всяком случае» обрел бы Ермолову.
Читатель, никогда не видавший Ермоловой, спросит, какая она была. А видавшие делились на два лагеря в отношении тысячи к одному. Первые фанатически преклонялись, не допуская никакой критики, вторые указывали на отсутствие того, что зовется виртуозностью, на ее низкий, не всем нравящийся голос и на однообразие внешних приемов. Ну и попадало же им.
Принадлежа ко второй категории, я теперь вижу, после 30-летнего знакомства с артисткой, что, по существу, мы не были правы. Я оставлю в стороне голос. Многим он чрезвычайно нравился. И коснусь упрека в однообразии. Всякий образ, воспроизводимый ею, артистка стремилась очеловечить, найти в нем вечные божественные черты, возвысить его. Бога подлинного она умела найти всюду и умела это показать.
«Достоевский сцены», этот эпитет к ней приложим, но при этом Достоевский женственный, мягкий, а когда надо и поэтичный.
Более чем 50-летняя деятельность Ермоловой во всех ролях показала нам: «вот каким бывает идеал женщины». Борется ли изображаемое ею лицо за правду, любит ли, ненавидит, страдает или радуется, вы всегда уходили из театра с теплым чувством: «жить еще можно, раз есть такие женщины». Душа Ермоловой просветляла все, к чему ни прикасалась. Поэт правды и света, которые она воспевала, она не нуждалась в виртуозности, как не нуждается в ней истинная молитва. Отсутствие виртуозности у таких талантов выше самой виртуозности. Она не восхищала, но трогала, возвышала и потрясала, и зритель жил с нею. Как, я сейчас расскажу.
Спросите меня сейчас, меня, ее критиковавшего, какого цвета ермоловские глаза. Я, видевший ее 19 лет почти каждый день, не могу забыть ее огромных сверкающих ослепительных глаз, мечущих молнии в сильных местах любой пьесы, ее взгляда нежного, ласкающего и все прощающего в других местах.
При всем этом великая простота, по поводу которой мне хочется провести небольшую параллель между Ермоловой и французской великой артисткой Режан. Общего между ними ничего не было, но они сыграли в жизни одну и ту же роль в пьесе Брие «Красная мантия». В этой пьесе есть сцена, где жена крестьянина, невинно обвиненного в убийстве, запутывается в тенетах подлеца-следователя, который, измотав ее душу, говорит ей: «Вы признанием спасете детей». Не забудем: героиня — мужичка, и самая простая. Она кричит следователю: «Мои дети, мои дети» и т.д.
В этом месте Режан делала чудо, в непристойный жест вносила поэзию. Она при крике о детях расставляла ноги, обеими сложенными руками хваталась за промежность ног и так смотрела на следователя. Этот жест можно было показать монаху и ребенку, он не шокировал. Вы видели мать, ставшую тигрицей, не тронь ее, убьет (так и было по пьесе). Только беспредельное изящество француженки рискнет на такой жест, только француженка сумеет этот жест «оправдать». Вы восхищенно «утирали слезу», ибо вам жалко темной мужички.
Когда Ермолова, не знаю как, не помню как, говорила «мои дети», вам жалко было «всех бедных матерей». Всечеловечность Ермоловой ставила на свое почтенное место недосягаемую виртуозность Режан. Смотря на Ермолову, вы иногда понимали, что в женщине зло может быть атрофировано. В ней было беззаветное устремление к идеалу, за это Москва ее и любила.
«Один из двух путей избрать ты должен, и раз избрав — возврата нет тебе», — написала артистка на листе с автографами, о коем я упоминал, говоря о Лентовском. В этих словах вся Ермолова.
Вся она была для театра, все она отдала театру. Скромная, застенчивая в личной жизни, часто робкая и деликатная до смешного, она ни пяди не уступала из своей веры. Уж на что тогдашняя дирекция, и та считалась с Ермоловой, а говоря по правде, просто ее боялась: так велик был ее нравственный и художественный престиж. Об артистах и говорить нечего. «Надо поскорее выучить роль, Марья Николаевна будет знать. Неловко». «Марья Николаевна вышла на сцену». Отношение к делу из всегда добросовестного становится священнодействием. «Марья Николаевна похвалила» — человек сияет. «Молчит» (значит, недовольна) — и человек как в воду опущен.
Публика на нее молилась, а юношество окружало ее легендами. «Она, например, из театра выйдет, всегда извозчика возьмет самого бедного и втрое заплатит». — «А мне говорили, — повествует другой, — что и ужинает она так: купит колбасы на гривенник, вот и все». Молодежь верила, что ей это действительно «говорили», хотя действительности в этих легендах, конечно, не было, как и во всех легендах. В каждой легенде есть что-то большее — правда. Замените извозчика и колбасу, доступную и понятную форму, другими «формами», и правда немедленно выявится. Принцип «нет возврата» труднее, чем колбаса на ужин или извозчик вместо казенной театральной кареты, где ей полагалось два места.
Любителей реализма я успокою фактами. В середине семидесятых годов, после первого представления драмы «Овечий источник» Лопе де Вега, Ермолова отправилась домой в карете, везомой молодежью и студентами. Между прочим: «в упряжке» состоял студент, впоследствии московский губернатор Кристи.
Ее бенефисы были событием. Хочется только упомянуть об одном небольшом подношении, сделанном ей в ее 25-летний юбилей в 1895 году. Ермолова, всегда щедрая к неимущим, зная, что у нее будут подношения, волновалась, как бы рабочие сцены не «истратились». Они поднесли ей подарок, от которого у артистки брызнули слезы — кусок пола Малого театра с надписью серебряными буквами (точно я слов не помню): «На этих подмостках играли Мочалов, Щепкин и Ермолова».
Пятидесятилетний юбилей ее в 1920 году у всех в памяти. Депутации со всей России днем у ее квартиры на Тверском бульваре, сотни адресов вечером. «С праздником», — говорили в этот день все посетители Малого театра вместо «здравствуйте».
Она, действительно, вся была праздник. Праздник света, искусства. Перечислять ее роли мало, описать невозможно. Шекспир, Шиллер, Гете, Гюго, Лопе де Вега, Островский, Писемский и современные тогда князь Сумбатов и Немирович-Данченко — вот ее репертуар. Ибсена Ермолова не любила. А когда я задумал ввести в репертуар Ведекинда, сказала мне, что такие вещи надо запрещать через полицию. О современном кинематографе неизменно держалась убеждения, что там дерутся.
Желающие составить себе верное впечатление о ее внешности, пусть обратятся к известному портрету Серова, удивительно схватившего душу ее таланта. Остается удивляться, как эта неуклюжая, бездарная танцовщица в балете обладала в драме прелестной по грации и по невероятной моложавости фигурой. Здесь она оказалась изящна и красива. С годами внутренняя царственность стала резко выявляться и в наружных формах, как всякие вообще основные «свойства» кристаллизируются годами. Скромная, милая, застенчивая М.Н., вечно курящая, все больше и больше стала походить и внешне на то, что принято называть «царственная особа».
Ее историку будет над чем потрудиться. На мой рассказ выпала скромная роль сказать про нее: «Она была гениальна». Про нее или это, или целые тома.
Последнее. Укажите, в каком театре уживаются две актрисы на одни роли, обе знаменитости. Правило — они не уживаются. Исключения правило подтверждают. Ермолова и Федотова его подтвердили. Обе на одни роли, противоположные по характеру дарований, обе они взаимно ценили, любили, уважали друг друга, помогали друг другу. «У меня нет блеска Федотовой», -говорила Ермолова. «У меня нет ермоловской мощи и проникновения» — могли вы услышать от Федотовой.
Обе артистки живым делом подавали ценнейший пример искать в театре не то, что плохо, а то, что хорошо, и лелеять это хорошее.
Ермолова чувствует в ком-нибудь талант. «Идите к Федотовой, она вас научит, я не умею». Мне кажется, тут она была не совсем права, ибо, хотя в ней не было, быть может, свойств учителя драматического искусства, такие артистки тоже могли бы принести неоценимую пользу именно в драматических школах.
Ермолова никогда ничего не объясняла, она творила и показывала творчество. Я думаю, что, если бы таких артистов, не владеющих техникой преподавания, приглашать в школы, прося их там играть для учеников, пускай по возрасту совсем не подходящую роль, это дало бы то же, что превосходный анализ или талантливая лекция. Не давая объяснений, подобные артисты дали бы почувствовать, т.е. воспринять сердцем и душой. Ведь «почувствовать» в искусстве это и значит «понять». Мне хочется верить, что в будущем школы будут приглашать не только выдающихся преподавателей, но и творцов. Так, по-моему, и должно быть.
Чувствуя, что в рассказе об этом таланте я мало рассказал читателю, я закончу искренним пожеланием пережить в театре подобное тому, чем была почти для всей тогдашней Москвы Мария Николаевна Ермолова.
Если искусство есть искание истины к форме прекрасного, то вся Ермолова есть не только искание, но обретение истины в форме глубинного, и это глубинное было просто, как все истинно прекрасное, и бездонно, как сама истина.
МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ЕРМОЛОВА
Из книги В.А.Нелидова «Театральная Москва. Сорок лет московских тетаров»…
ХРАМИНА
Малый театр в период расцвета
Что ни актер, то талант. Как они играют? «Одно слово — Малый театр». Вот что тогда говорилось в публике, писалось в печати.
Тогдашнее время — время многочисленных индивидуальных талантов. Я спрошу: случайный, счастливый, механический подбор хотя бы и многочисленной группы талантов, есть ли это театр? По-моему, еще далеко нет. Ибо многие роли, пускай даже вся пьеса, будут прекрасно «по ролям» исполнены. Получится ли общность, цельность, т.е. ансамбль исполнения? Нет, если каждый будет только хорошо, допустим, великолепно играть.
Ансамбль получится только в том случае, когда каждый, не теряя своей индивидуальности, одновременно почувствует себя неразрывной частью целого. Другими словами, труппа должна являть собою не механический сбор талантов, а организм, органически спаянный, ибо театр по существу своему организм, а не механизм, хотя бы и великолепный.
Таким художественным организмом и был Малый театр. Недаром его называли оркестром. Оркестр без дирижера (режиссера), улыбнется читатель, и ошибется. Кто же был режиссером? А каждый артист в отдельности и все вместе.
Объяснение этому, во-первых, в традиции Малого театра. В книге о Щепкине все это изложено. Прочтите его разговор с Мочаловым о Гамлете, и по двум фразам ясно, что это беседуют режиссеры. Режиссером был впоследствии Шуйский, говоривший: «Я не выйду на сцену, пока Решимов не уронит платка (что по пьесе требовалось) как следует». Режиссером был великий Пров Садовский, когда после 10-летней славы Федотовой он подошел к ней и впервые сказал: «Ну вот и ты стала актрисой» — и поздравил ее учителя Самарина, дивно игравшего аристократов и всю жизнь говорившего «булгахтер» (бухгалтер). Режиссерами видал я тогдашних корифеев сцены. Видал, как все кидались помогать, когда у кого-нибудь что-нибудь не ладилось. Видал и наоборот, как особенно удачное место у товарища заставляло других менять свою игру, а иногда стушевать ее, если было ясно, что так надо.
Об ансамбле тогда не говорили — его создавали. И слово это стало произноситься благодаря созданиям артистов Малого те- атра. Чисто механический фактор, а выражусь по-русски, постановка дела помогала общей сплоченности. В Малый театр артисты принимались тогда на постоянную службу, не по контрактам. Десятилетиями они играли вместе, и ясно, что спеться им было возможно.
Наконец, само отсутствие режиссера, это звучит парадоксом, могло из артистов создать коллективного режиссера. Люди видели, что зеркало (режиссера) им не дают, и стали всматриваться в души друг друга, взаимно воспринимая лучи каждого, а внешнее убожество показало, быть может, артистам, что вся надежда на них самих. Словом, даже темные стороны (зло всегда будет рабом добра, будет ему служить) помогли выстроить храмину — театр.
Странно сравнить: тогда индивидуальный талант и коллективный режиссер, а теперь наоборот. Что лучше — не мне судить. Я скажу только, что когда играли тогда, то артисты заставляли нас смотреть, а не рассматривать, слушать, а не прислушиваться. Лить слезы, а не «утирать слезу», хохотать, а не посмеиваться, трепетать, а не интересоваться, мыслить, а не размышлять. Недаром за 50 лет до нас Белинский звал в театр «молиться и плакать».
Мы, кроме того, там и смеялись, охваченные весельем, а недаром прекрасный критик того времени С.А. Флеров, псевдоним Васильев, создал слово «охват», говоря об особо выдающихся спектаклях Малого театра. Зритель подлинно охватывался, обхватывался искусством. Рассказывая об этом охвате, не упомянуть на первом месте М.Н. Ермолову — это то же, что в описании Кремля пропустить Успенский собор. Начав с нее, я сообщу далее о ее славных товарищах, увы, закончивших великую, почти столетнюю культурную деятельность Малого театра. Ниже мы увидим, как и почему наступил конец.
Итак.
Для Москвы того времени Ермоловой не было, была «Марья Николаевна». О ней написано много, будут писать еще больше. И термин «ермоловская эпоха», конечно, войдет в историю руcского театра, как «эпоха Шаляпина» в историю создания музыкальных образов. Нет ничего легче и ничего труднее, как описывать великое, но для первого самому надо быть великим. И Ермолова получит верное описание, когда явится историк, своего рода «Ермолова». Для простых изобразителей остаются восклицательный знаки, но они расхолаживают, ибо скучны. Я прибегну к методу исторического протокола. Ничего другого не остается, а не говорить о Ермоловой стыдно.
Дочь суфлера Малого театра отдается в балетное училище. Она своей неспособностью к танцам приводит всех в отчаяние. Полное отсутствие «элевации»\\\'(прыжок в воздух), «балона» (умение держаться в воздухе — специальность Нижинского и Павловой) ей бы, конечно, простили, но она была неуклюжа, немузыкальна, и ее метили в кордебалет, конечно, на последние места. Его Величество Случай выдвинул Ермолову, так говорят факты.
Назначен бенефис Н.М. Медведевой, героиню в «Эмилии Галотти» Лессинга должна играть уже ставшая «актрисой», по признанию самого Садовского, Г.Н. Федотова, но она заболевает. Медведева кидается искать заместительницу и находит... бездарную 17-летнюю балетную ученицу, которой и поручает федотовскую роль. Никому не известная до сих пор дочь суфлера — гадкий утенок балетной школы — вышла после спектакля 1870 года царственным лебедем драмы. Случай? По факту — да. А зоркость Медведевой? А умение найти, это тоже случай? Случай всегда был, есть и будет поводом для того или иного, но причины таятся в другом.
Конечно, не болезнь Федотовой выдвинула Ермолову, а дух, душа Малого театра, где подлинные традиции и истинные заветы береглись и преемственно передавались и где служители этого театра искали и обретали. Талант Медведевой «во всяком случае» обрел бы Ермолову.
Читатель, никогда не видавший Ермоловой, спросит, какая она была. А видавшие делились на два лагеря в отношении тысячи к одному. Первые фанатически преклонялись, не допуская никакой критики, вторые указывали на отсутствие того, что зовется виртуозностью, на ее низкий, не всем нравящийся голос и на однообразие внешних приемов. Ну и попадало же им.
Принадлежа ко второй категории, я теперь вижу, после 30-летнего знакомства с артисткой, что, по существу, мы не были правы. Я оставлю в стороне голос. Многим он чрезвычайно нравился. И коснусь упрека в однообразии. Всякий образ, воспроизводимый ею, артистка стремилась очеловечить, найти в нем вечные божественные черты, возвысить его. Бога подлинного она умела найти всюду и умела это показать.
«Достоевский сцены», этот эпитет к ней приложим, но при этом Достоевский женственный, мягкий, а когда надо и поэтичный.
Более чем 50-летняя деятельность Ермоловой во всех ролях показала нам: «вот каким бывает идеал женщины». Борется ли изображаемое ею лицо за правду, любит ли, ненавидит, страдает или радуется, вы всегда уходили из театра с теплым чувством: «жить еще можно, раз есть такие женщины». Душа Ермоловой просветляла все, к чему ни прикасалась. Поэт правды и света, которые она воспевала, она не нуждалась в виртуозности, как не нуждается в ней истинная молитва. Отсутствие виртуозности у таких талантов выше самой виртуозности. Она не восхищала, но трогала, возвышала и потрясала, и зритель жил с нею. Как, я сейчас расскажу.
Спросите меня сейчас, меня, ее критиковавшего, какого цвета ермоловские глаза. Я, видевший ее 19 лет почти каждый день, не могу забыть ее огромных сверкающих ослепительных глаз, мечущих молнии в сильных местах любой пьесы, ее взгляда нежного, ласкающего и все прощающего в других местах.
При всем этом великая простота, по поводу которой мне хочется провести небольшую параллель между Ермоловой и французской великой артисткой Режан. Общего между ними ничего не было, но они сыграли в жизни одну и ту же роль в пьесе Брие «Красная мантия». В этой пьесе есть сцена, где жена крестьянина, невинно обвиненного в убийстве, запутывается в тенетах подлеца-следователя, который, измотав ее душу, говорит ей: «Вы признанием спасете детей». Не забудем: героиня — мужичка, и самая простая. Она кричит следователю: «Мои дети, мои дети» и т.д.
В этом месте Режан делала чудо, в непристойный жест вносила поэзию. Она при крике о детях расставляла ноги, обеими сложенными руками хваталась за промежность ног и так смотрела на следователя. Этот жест можно было показать монаху и ребенку, он не шокировал. Вы видели мать, ставшую тигрицей, не тронь ее, убьет (так и было по пьесе). Только беспредельное изящество француженки рискнет на такой жест, только француженка сумеет этот жест «оправдать». Вы восхищенно «утирали слезу», ибо вам жалко темной мужички.
Когда Ермолова, не знаю как, не помню как, говорила «мои дети», вам жалко было «всех бедных матерей». Всечеловечность Ермоловой ставила на свое почтенное место недосягаемую виртуозность Режан. Смотря на Ермолову, вы иногда понимали, что в женщине зло может быть атрофировано. В ней было беззаветное устремление к идеалу, за это Москва ее и любила.
«Один из двух путей избрать ты должен, и раз избрав — возврата нет тебе», — написала артистка на листе с автографами, о коем я упоминал, говоря о Лентовском. В этих словах вся Ермолова.
Вся она была для театра, все она отдала театру. Скромная, застенчивая в личной жизни, часто робкая и деликатная до смешного, она ни пяди не уступала из своей веры. Уж на что тогдашняя дирекция, и та считалась с Ермоловой, а говоря по правде, просто ее боялась: так велик был ее нравственный и художественный престиж. Об артистах и говорить нечего. «Надо поскорее выучить роль, Марья Николаевна будет знать. Неловко». «Марья Николаевна вышла на сцену». Отношение к делу из всегда добросовестного становится священнодействием. «Марья Николаевна похвалила» — человек сияет. «Молчит» (значит, недовольна) — и человек как в воду опущен.
Публика на нее молилась, а юношество окружало ее легендами. «Она, например, из театра выйдет, всегда извозчика возьмет самого бедного и втрое заплатит». — «А мне говорили, — повествует другой, — что и ужинает она так: купит колбасы на гривенник, вот и все». Молодежь верила, что ей это действительно «говорили», хотя действительности в этих легендах, конечно, не было, как и во всех легендах. В каждой легенде есть что-то большее — правда. Замените извозчика и колбасу, доступную и понятную форму, другими «формами», и правда немедленно выявится. Принцип «нет возврата» труднее, чем колбаса на ужин или извозчик вместо казенной театральной кареты, где ей полагалось два места.
Любителей реализма я успокою фактами. В середине семидесятых годов, после первого представления драмы «Овечий источник» Лопе де Вега, Ермолова отправилась домой в карете, везомой молодежью и студентами. Между прочим: «в упряжке» состоял студент, впоследствии московский губернатор Кристи.
Ее бенефисы были событием. Хочется только упомянуть об одном небольшом подношении, сделанном ей в ее 25-летний юбилей в 1895 году. Ермолова, всегда щедрая к неимущим, зная, что у нее будут подношения, волновалась, как бы рабочие сцены не «истратились». Они поднесли ей подарок, от которого у артистки брызнули слезы — кусок пола Малого театра с надписью серебряными буквами (точно я слов не помню): «На этих подмостках играли Мочалов, Щепкин и Ермолова».
Пятидесятилетний юбилей ее в 1920 году у всех в памяти. Депутации со всей России днем у ее квартиры на Тверском бульваре, сотни адресов вечером. «С праздником», — говорили в этот день все посетители Малого театра вместо «здравствуйте».
Она, действительно, вся была праздник. Праздник света, искусства. Перечислять ее роли мало, описать невозможно. Шекспир, Шиллер, Гете, Гюго, Лопе де Вега, Островский, Писемский и современные тогда князь Сумбатов и Немирович-Данченко — вот ее репертуар. Ибсена Ермолова не любила. А когда я задумал ввести в репертуар Ведекинда, сказала мне, что такие вещи надо запрещать через полицию. О современном кинематографе неизменно держалась убеждения, что там дерутся.
Желающие составить себе верное впечатление о ее внешности, пусть обратятся к известному портрету Серова, удивительно схватившего душу ее таланта. Остается удивляться, как эта неуклюжая, бездарная танцовщица в балете обладала в драме прелестной по грации и по невероятной моложавости фигурой. Здесь она оказалась изящна и красива. С годами внутренняя царственность стала резко выявляться и в наружных формах, как всякие вообще основные «свойства» кристаллизируются годами. Скромная, милая, застенчивая М.Н., вечно курящая, все больше и больше стала походить и внешне на то, что принято называть «царственная особа».
Ее историку будет над чем потрудиться. На мой рассказ выпала скромная роль сказать про нее: «Она была гениальна». Про нее или это, или целые тома.
Последнее. Укажите, в каком театре уживаются две актрисы на одни роли, обе знаменитости. Правило — они не уживаются. Исключения правило подтверждают. Ермолова и Федотова его подтвердили. Обе на одни роли, противоположные по характеру дарований, обе они взаимно ценили, любили, уважали друг друга, помогали друг другу. «У меня нет блеска Федотовой», -говорила Ермолова. «У меня нет ермоловской мощи и проникновения» — могли вы услышать от Федотовой.
Обе артистки живым делом подавали ценнейший пример искать в театре не то, что плохо, а то, что хорошо, и лелеять это хорошее.
Ермолова чувствует в ком-нибудь талант. «Идите к Федотовой, она вас научит, я не умею». Мне кажется, тут она была не совсем права, ибо, хотя в ней не было, быть может, свойств учителя драматического искусства, такие артистки тоже могли бы принести неоценимую пользу именно в драматических школах.
Ермолова никогда ничего не объясняла, она творила и показывала творчество. Я думаю, что, если бы таких артистов, не владеющих техникой преподавания, приглашать в школы, прося их там играть для учеников, пускай по возрасту совсем не подходящую роль, это дало бы то же, что превосходный анализ или талантливая лекция. Не давая объяснений, подобные артисты дали бы почувствовать, т.е. воспринять сердцем и душой. Ведь «почувствовать» в искусстве это и значит «понять». Мне хочется верить, что в будущем школы будут приглашать не только выдающихся преподавателей, но и творцов. Так, по-моему, и должно быть.
Чувствуя, что в рассказе об этом таланте я мало рассказал читателю, я закончу искренним пожеланием пережить в театре подобное тому, чем была почти для всей тогдашней Москвы Мария Николаевна Ермолова.
Если искусство есть искание истины к форме прекрасного, то вся Ермолова есть не только искание, но обретение истины в форме глубинного, и это глубинное было просто, как все истинно прекрасное, и бездонно, как сама истина.
13.07.2006
Подробнее
«Ко дню рождения Марии Николаевны Ермоловой» ВЕЛИКАЯ И ПРЕКРАСНАЯ
«Ко дню рождения Марии Николаевны Ермоловой»
ВЕЛИКАЯ И ПРЕКРАСНАЯ
Правильнее всего будет предоставить слово самой Ермоловой. В 1909 году некто, скрывшийся за псевдонимом Р., взял у нее интервью для «Петербургской газеты»
ВЕЛИКАЯ И ПРЕКРАСНАЯ
Правильнее всего будет предоставить слово самой Ермоловой. В 1909 году некто, скрывшийся за псевдонимом Р., взял у нее интервью для «Петербургской газеты»
«Ко дню рождения Марии Николаевны Ермоловой»
ВЕЛИКАЯ И ПРЕКРАСНАЯ
Сегодня 150 лет Марии Ермоловой
Что можем написать о Ермоловой мы, никогда не видевшие ее потомки, если даже современники, начинавшие описывать ее игру, зачастую заходили в тупик. Прочитав ворох воспоминаний об актрисе, понимаешь: она была великой. Какой великой — ответить сложнее.
«Поэт правды и света, она не нуждалась в виртуозности, как не нуждается в ней истинная молитва», — пишет о Ермоловой известный журналист, управляющий труппой Московского императорского Малого театра Владимир Нелидов. И продолжает, описывая одну из ее ролей: «Когда Ермолова не знаю как, не помню как, говорила «дети мои», вам жалко было «всех бедных матерей». В этих «не знаю как», «не помню как» — вся соль проблемы, ибо несколькими строками выше тот же Нелидов, человек редкой наблюдательности и отменной памяти, превосходно описывает игру исполнявшей эту же роль знаменитой француженки Режан. Он знает «как» и помнит «как». Он очень конкретно описывает — видишь Режан словно живую. А Ермолову не видишь, просто веришь автору на слово.
Ермолова не могла перевоплотиться на сцене в кого и во что угодно. Ермолова не была виртуозна. Ермоловский диапазон был довольно узок — роли героические и трагические ей шли, а комические, характерные, отрицательные находились за пределами ее возможностей. Но она составила эпоху в русском театре. Но она была кумиром. Но о ней слагали легенды. Но ее как-то раз после представления драмы «Овечий источник» Лопе де Вега — кто же этого не знает! — повезла домой карета, в которую от переизбытка чувства впряглись московские студенты. Почему? Думаю, потому что она сделала больше, чем может и должна сделать актриса. Она представила на сцене абсолютно прекрасного человека. Точнее, абсолютно прекрасную женщину. Она воплотила на сцене идеал. Этот идеал, по всей видимости, и любили в ней люди рубежа веков, настроенные куда более возвышенно и мечтательно, чем люди рубежа веков нынешних. Этот идеал они отождествляли с актрисой. Ее роли и сама ее личность воспринимались ими как нечто неразрывное. Ее служение сцене — как нечто высоконравственное, хотя нравственность категория внеэстетическая. О каком нынешнем артисте вы можете сказать без иронии, что он служит искусству? Таких актеров больше нет, и уже, видимо, никогда не будет. Я, как Василий Иванович Чапаев, такого артиста и представить-то себе не могу. Потому что этика и эстетика давным-давно безвозвратно разошлись. В Ермоловой — вопреки всем законам — они праздновали свое единство и свое торжество.
Мы решили, что правильнее всего будет предоставить слово самой Ермоловой. В 1909 году некто, скрывшийся за псевдонимом Р., взял у нее интервью для «Петербургской газеты». У нас есть возможность узнать кое-что о ее вкусах, весьма консервативных, о ее пристрастиях, весьма предсказуемых, о том, что думает она о «художниках» (артистах Художественного театра). В том же 1909-м в печати появилось взволнованное письмо читателя, разочарованного консервативностью своего кумира. «Ах, зачем вы посылали к ней интервьюеров!» — сокрушается он. Читателя можно понять. Прикосновение к легенде чревато некоторым разочарованием. Но мы, живущие через столетие, вряд ли его испытаем. Мы уже не мечтательны, не возвышенны и не идеалистичны, и мы можем только догадываться — какой великой она была.
Марина ДАВЫДОВА
«Известия»
У М.Н. ЕРМОЛОВОЙ
В Петербург на короткое время приезжала М.Н. Ермолова. Нельзя было не воспользоваться случаем, чтобы поговорить с той, чье имя золотыми буквами впишется в историю русского театра. М.Н. остановилась на квартире своего мужа, члена государственной думы и известного московского адвоката, Н.П. Шубинского. Много лет я не видел нашу знаменитую артистку. С тех пор она много хворала, долго не появлялась на сцене, и я ожидал увидеть «не ту Ермолову». Но когда отворилась дверь гостиной и на пороге показалась, залитая солнцем, знакомая фигура, с гордо поднятой головой и орлиным взглядом, похожим на взгляд Шаляпина, я сказал себе: — Время щадит таланты!
Мы сели к столу, и я осведомился о здоровье славной артистки.
- Здоровье мое теперь поправилось, но, конечно, я уже не та, что была... Что было — того не вернешь... Доктора не велят часто играть, да и вообще, надо давать дорогу молодежи!
- Но кому, Марья Николаевна? Ведь в том-то и беда, что нет молодых дарований.
- Я с вами не согласна. У нас, в Москве, есть способные молодые актрисы. Вот Пашенная или Найденова... Они талантливые. Гзовскую вы сами видели и знаете. Как можно, безусловно есть молодые дарования!
- Не находите ли вы, что Малый театр страдает от конкуренции московского Художественного?
- Нисколько. В Москве хватит публики на оба театра, и наша публика не любит модернизованных и декадентских пьес. Чехова мы тоже не играем и предоставляем его «художникам».
- Какого вы мнения о «Синей птице» и о последних постановках «художников»?
- «Синяя птица» — это не пьеса, а феерия, сказка, основанная на эффектах. Для ума она ничего не дает. Такие вещи очень быстро изглаживаются из памяти. Вот «Ревизор» мне понравился.
- Неужели понравился? А у нас нашли, что «художники» его окарикатурили...
- Я не нахожу этого. Некоторые роли были очень недурно исполнены. Очень недурно играла Корнева Марью Антоновну, хороши были Уралов, Москвин, Горев. Вообще, напрасно говорят, что у «художников» нет актеров. У них есть прекрасные актеры. Возьмите Качалова или Уралова. Но главный секрет их успеха заключается, конечно, в поразительной энергии и огромной любви к своему делу. Энергии их надо прямо изумляться!
- Чем вы объясняете, что Сарра Бернар в свой последний приезд к нам не имела успеха?
- Я не пошла ее смотреть, потому что не могу видеть разрушающийся талант... Удивляюсь ее смелости: в 70 лет играть «Даму с камелиями!»
- Кого вы ставите выше: Сарру Бернар или Дузе?
- По-моему, их нельзя сравнивать. Это совершенно разные величины. Дузе — вся темперамент, и оттого она не так типична. (При слове «темперамент» М.Н. сделала красивый жест, давший представление о чем-то стихийном). Сарра Бернар — это актриса ума, отделки, внешности, и она больше создает типов...
М.Н. оживилась и закурила папиросу.
- Смотрели вы итальянца ди-Грассо?
- Нет. Ультра-реальных актеров я не признаю. Я держусь того мнения, что все, что можно в жизни, можно на сцене. На сцене все должно быть художественно. Мой идеал актера — Сальвини. Вот кто соединяете себе все, что необходимо иметь актеру! Сальвини — гений, и я перед ним всегда преклонялась...
- Правда ли, М.Н., что дирекция хочет командировать вас в будущем сезоне на несколько гастролей в Петербург?
- Об этом был разговор, но я откажусь ехать. В мои годы это тяжело, да и нет таких ролей, из-за которых стоило бы приезжать на гастроли. В минувшем
сезоне я только и играла, что «Холопы». Прежних ролей я не могу играть, а то, что подходит к моим годам, — неинтересно для гастролей.
Вчера знаменитая артистка уехала обратно в Москву.
«Петербургская газета» №133 17 мая 1909 года
Дом-музей М.Н.Ермоловой на Тверском бульваре
ВЕЛИКАЯ И ПРЕКРАСНАЯ
Сегодня 150 лет Марии Ермоловой
Что можем написать о Ермоловой мы, никогда не видевшие ее потомки, если даже современники, начинавшие описывать ее игру, зачастую заходили в тупик. Прочитав ворох воспоминаний об актрисе, понимаешь: она была великой. Какой великой — ответить сложнее.
«Поэт правды и света, она не нуждалась в виртуозности, как не нуждается в ней истинная молитва», — пишет о Ермоловой известный журналист, управляющий труппой Московского императорского Малого театра Владимир Нелидов. И продолжает, описывая одну из ее ролей: «Когда Ермолова не знаю как, не помню как, говорила «дети мои», вам жалко было «всех бедных матерей». В этих «не знаю как», «не помню как» — вся соль проблемы, ибо несколькими строками выше тот же Нелидов, человек редкой наблюдательности и отменной памяти, превосходно описывает игру исполнявшей эту же роль знаменитой француженки Режан. Он знает «как» и помнит «как». Он очень конкретно описывает — видишь Режан словно живую. А Ермолову не видишь, просто веришь автору на слово.
Ермолова не могла перевоплотиться на сцене в кого и во что угодно. Ермолова не была виртуозна. Ермоловский диапазон был довольно узок — роли героические и трагические ей шли, а комические, характерные, отрицательные находились за пределами ее возможностей. Но она составила эпоху в русском театре. Но она была кумиром. Но о ней слагали легенды. Но ее как-то раз после представления драмы «Овечий источник» Лопе де Вега — кто же этого не знает! — повезла домой карета, в которую от переизбытка чувства впряглись московские студенты. Почему? Думаю, потому что она сделала больше, чем может и должна сделать актриса. Она представила на сцене абсолютно прекрасного человека. Точнее, абсолютно прекрасную женщину. Она воплотила на сцене идеал. Этот идеал, по всей видимости, и любили в ней люди рубежа веков, настроенные куда более возвышенно и мечтательно, чем люди рубежа веков нынешних. Этот идеал они отождествляли с актрисой. Ее роли и сама ее личность воспринимались ими как нечто неразрывное. Ее служение сцене — как нечто высоконравственное, хотя нравственность категория внеэстетическая. О каком нынешнем артисте вы можете сказать без иронии, что он служит искусству? Таких актеров больше нет, и уже, видимо, никогда не будет. Я, как Василий Иванович Чапаев, такого артиста и представить-то себе не могу. Потому что этика и эстетика давным-давно безвозвратно разошлись. В Ермоловой — вопреки всем законам — они праздновали свое единство и свое торжество.
Мы решили, что правильнее всего будет предоставить слово самой Ермоловой. В 1909 году некто, скрывшийся за псевдонимом Р., взял у нее интервью для «Петербургской газеты». У нас есть возможность узнать кое-что о ее вкусах, весьма консервативных, о ее пристрастиях, весьма предсказуемых, о том, что думает она о «художниках» (артистах Художественного театра). В том же 1909-м в печати появилось взволнованное письмо читателя, разочарованного консервативностью своего кумира. «Ах, зачем вы посылали к ней интервьюеров!» — сокрушается он. Читателя можно понять. Прикосновение к легенде чревато некоторым разочарованием. Но мы, живущие через столетие, вряд ли его испытаем. Мы уже не мечтательны, не возвышенны и не идеалистичны, и мы можем только догадываться — какой великой она была.
Марина ДАВЫДОВА
«Известия»
У М.Н. ЕРМОЛОВОЙ
В Петербург на короткое время приезжала М.Н. Ермолова. Нельзя было не воспользоваться случаем, чтобы поговорить с той, чье имя золотыми буквами впишется в историю русского театра. М.Н. остановилась на квартире своего мужа, члена государственной думы и известного московского адвоката, Н.П. Шубинского. Много лет я не видел нашу знаменитую артистку. С тех пор она много хворала, долго не появлялась на сцене, и я ожидал увидеть «не ту Ермолову». Но когда отворилась дверь гостиной и на пороге показалась, залитая солнцем, знакомая фигура, с гордо поднятой головой и орлиным взглядом, похожим на взгляд Шаляпина, я сказал себе: — Время щадит таланты!
Мы сели к столу, и я осведомился о здоровье славной артистки.
- Здоровье мое теперь поправилось, но, конечно, я уже не та, что была... Что было — того не вернешь... Доктора не велят часто играть, да и вообще, надо давать дорогу молодежи!
- Но кому, Марья Николаевна? Ведь в том-то и беда, что нет молодых дарований.
- Я с вами не согласна. У нас, в Москве, есть способные молодые актрисы. Вот Пашенная или Найденова... Они талантливые. Гзовскую вы сами видели и знаете. Как можно, безусловно есть молодые дарования!
- Не находите ли вы, что Малый театр страдает от конкуренции московского Художественного?
- Нисколько. В Москве хватит публики на оба театра, и наша публика не любит модернизованных и декадентских пьес. Чехова мы тоже не играем и предоставляем его «художникам».
- Какого вы мнения о «Синей птице» и о последних постановках «художников»?
- «Синяя птица» — это не пьеса, а феерия, сказка, основанная на эффектах. Для ума она ничего не дает. Такие вещи очень быстро изглаживаются из памяти. Вот «Ревизор» мне понравился.
- Неужели понравился? А у нас нашли, что «художники» его окарикатурили...
- Я не нахожу этого. Некоторые роли были очень недурно исполнены. Очень недурно играла Корнева Марью Антоновну, хороши были Уралов, Москвин, Горев. Вообще, напрасно говорят, что у «художников» нет актеров. У них есть прекрасные актеры. Возьмите Качалова или Уралова. Но главный секрет их успеха заключается, конечно, в поразительной энергии и огромной любви к своему делу. Энергии их надо прямо изумляться!
- Чем вы объясняете, что Сарра Бернар в свой последний приезд к нам не имела успеха?
- Я не пошла ее смотреть, потому что не могу видеть разрушающийся талант... Удивляюсь ее смелости: в 70 лет играть «Даму с камелиями!»
- Кого вы ставите выше: Сарру Бернар или Дузе?
- По-моему, их нельзя сравнивать. Это совершенно разные величины. Дузе — вся темперамент, и оттого она не так типична. (При слове «темперамент» М.Н. сделала красивый жест, давший представление о чем-то стихийном). Сарра Бернар — это актриса ума, отделки, внешности, и она больше создает типов...
М.Н. оживилась и закурила папиросу.
- Смотрели вы итальянца ди-Грассо?
- Нет. Ультра-реальных актеров я не признаю. Я держусь того мнения, что все, что можно в жизни, можно на сцене. На сцене все должно быть художественно. Мой идеал актера — Сальвини. Вот кто соединяете себе все, что необходимо иметь актеру! Сальвини — гений, и я перед ним всегда преклонялась...
- Правда ли, М.Н., что дирекция хочет командировать вас в будущем сезоне на несколько гастролей в Петербург?
- Об этом был разговор, но я откажусь ехать. В мои годы это тяжело, да и нет таких ролей, из-за которых стоило бы приезжать на гастроли. В минувшем
сезоне я только и играла, что «Холопы». Прежних ролей я не могу играть, а то, что подходит к моим годам, — неинтересно для гастролей.
Вчера знаменитая артистка уехала обратно в Москву.
«Петербургская газета» №133 17 мая 1909 года
Дом-музей М.Н.Ермоловой на Тверском бульваре
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
13 июля отмечает день рождения народный артист России Борис Владимирович Клюев. С удовольствием поздравляем актера и желаем ему крепкого здоровья, неизменной удачи и новых ролей на сцене Малого театра!
13 июля отмечает день рождения народный артист России Борис Владимирович Клюев. С удовольствием поздравляем актера и желаем ему крепкого здоровья, неизменной удачи и новых ролей на сцене Малого театра!
12.07.2006
Подробнее
«Звуковой архив Малого театра» ВИКТОР ХОХРЯКОВ ЧИТАЕТ СТИХИ АЛЕКСЕЯ КОЛЬЦОВА
«Звуковой архив Малого театра»
ВИКТОР ХОХРЯКОВ ЧИТАЕТ СТИХИ АЛЕКСЕЯ КОЛЬЦОВА
ВИКТОР ХОХРЯКОВ ЧИТАЕТ СТИХИ АЛЕКСЕЯ КОЛЬЦОВА
«Звуковой архив Малого театра»
ВИКТОР ХОХРЯКОВ ЧИТАЕТ СТИХИ АЛЕКСЕЯ КОЛЬЦОВА
«Песня пахаря» (671 Кб)
«Горькая доля» (527 Кб)
«Хуторок» (1,3 Мб)
«Доля бедняка» (337 Кб)
ВИКТОР ХОХРЯКОВ ЧИТАЕТ СТИХИ АЛЕКСЕЯ КОЛЬЦОВА
«Песня пахаря» (671 Кб)
«Горькая доля» (527 Кб)
«Хуторок» (1,3 Мб)
«Доля бедняка» (337 Кб)
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
12 июля отмечает день рождения заслуженный артист России Петр Данилович Складчиков. Присоединяясь к многочисленному и стройному хору поздравления в адрес замечательного артиста, мы желаем ему удачи, здоровья и новых ролей на сцене Малого театра!
12 июля отмечает день рождения заслуженный артист России Петр Данилович Складчиков. Присоединяясь к многочисленному и стройному хору поздравления в адрес замечательного артиста, мы желаем ему удачи, здоровья и новых ролей на сцене Малого театра!
10.07.2006
Подробнее
БОРИС АЛЕКСАНДРОВИЧ ЛЬВОВ-АНОХИН
Страничка посвящена жизни и творчеству замечательного режиссера, чьи постановки вошли в «золотой фонд» спектаклей Малого театра ХХ века…
БОРИС АЛЕКСАНДРОВИЧ ЛЬВОВ-АНОХИН
Страничка посвящена жизни и творчеству замечательного режиссера, чьи постановки вошли в «золотой фонд» спектаклей Малого театра ХХ века…
«Мамуре» Ж.Сармана. Полная запись спектакля
ЛЬВОВ-АНОХИН БОРИС АЛЕКСАНДРОВИЧ (1926–2000), русский режиссер, театровед, балетовед. Родился 9 октября 1926 года в Москве. В 1950 г. окончил Ленинградский государственный театральный институт им. А.Н.Островского (ныне – СПАТИ), работал в Центральном академическом театре Советской Армии, Московском драматическом театре им. К.С.Станиславского, последние годы жизни возглавлял Новый драматический театр. Ставил спектакли в «Современнике», Малом театре. С 1948 выступал в печати, автор многих статей и книг о театре и балетном искусстве.
За годы работы в ЦАТСА поставил спектакли «Настоящий человек» (по «Повести о настоящем человеке» Б.Полевого, 1955), «Профессия миссис Уоррен» Б.Шоу (1956), «Фабричная девчонка» А.Володина (1957), «Средство Макропулоса» К.Чапека, «Всеми забытый» Н.Хикмета и «Добряки» Л.Зорина (все три спектакля 1958), «Каса мааре» И.Друце (1961) и др. Работая в тесном сотрудничестве с таким крупным мастером, как А.Д.Попов, Львов-Анохин перенимал и творчески переосмысливал некоторые черты почерка режиссера, но никогда не копировал и не повторял их. Человек другого поколения, Львов-Анохин умел точно расслышать в произведении те струны, что были особенно важны и нужны публике середины 1950-х годов. Его спектакли нередко наталкивались на цензурные препоны, вызывая широкий резонанс в интеллигентской среде зрителей и критиков. Впервые соприкоснувшись с творчеством такого драматурга, как А.М.Володин, Львов-Анохин безошибочно угадал в «Фабричной девчонке» автора крупного и принципиально нового творческого направления. В этом спектакле, вошедшем в историю отечественного театра, появилась новая звезда – актриса Людмила Фетисова. В спектаклях «Средство Макропулоса» и более позднем «Каса мааре» интересными и неожиданными чертами раскрылось дарование одной из ведущих актрис театра – Л.И.Добржанской. Львов-Анохин поставил также в Московском драматическом театре им. К.С.Станиславского спектакль «Материнское поле» по Ч.Айтматову с Добржанской в роли Толгонай, «Мамуре» и «Холопы» П.Гнедича, поставленные специально для Е.Н.Гоголевой в Малом театре, «Письма Асперна» по Г.Джеймсу – спектакль Нового драматического театра, в котором сыграла свою последнюю роль Э.Ю.Урусова. До 1961 Львов-Анохин работал в ЦАТСА, затем в 1962 поставил в «Современнике» «Старшую сестру» Володина.
С 1963 Львов-Анохин – главный режиссер Театра им. К.С.Станиславского. В поставленных им на этой сцене спектаклях оттачиваются чувство стиля режиссера, его высокий художественный вкус, умение создать поэтическую атмосферу, выявить сложность духовной жизни персонажей, графическая ясность мизансцен, острота сценической формы. Однако послеоттепельная эпоха не была безоблачной для театра – Львову-Анохину не раз пришлось сталкиваться с чиновниками от искусства, доказывая собственное право на темы, проблематику, силу звучания того или иного социального мотива. Покинув театр в начале 1970-х годов, Львов-Анохин продолжал много ставить, в основном в Малом театре. Здесь поставлены такие спектакли, как «Утренняя фея» А.Касоны, «Фома Гордеев» М.Горького, «Федра» Ж.Расина, «Рядовые» А.Дударева, «Целина» по Л.Брежневу (тогдашний художественный руководитель Малого театра М.И.Царев просил Львова-Анохина завершить постановку, начатую режиссерским коллективом) и многие другие. Кроме того, Львов-Анохин много времени и сил отдавал балету. Он писал статьи о балетных спектаклях, книги о мастерах, написал сценарии балета и фильма-балета «Анна Каренина», сценарий документального фильма «Галина Сергеевна Уланова», статьи о современном театральном искусстве. В жанре проблемной статьи о театре, в мемуарном жанре Львов-Анохин работал до последних дней. Он не успел завершить воспоминания о выдающейся балерине 20 в. Г.С.Улановой, его воспоминания о ЦАТСА, о работе с А.Д.Поповым, Л.И.Добржанской, Л.М.Фетисовой, Н.И.Пастуховым были опубликованы журналом «Театральная жизнь» уже после смерти режиссера.
Вскоре после создания в Москве Нового драматического театра, расположенного на самой окраине столицы, вблизи от кольцевой дороги (театр этот нередко иронично именовали «Театр в лесу»), Львов-Анохин получил предложение возглавить коллектив (1989). Здесь он проработал до конца жизни, поставив такие спектакли, как «Орленок» Э.Ростана (1991), «Опасные связи» Ш.де Лакло (1992), «Письма Асперна» (1993), «Героическую комедию» Брукнера (1995), «Реванш королевы» Э.Скриба (1996). Здесь же воспитал нового режиссера: художник А.Сергеев, поначалу оформлявший спектакли Львова-Анохина, постепенно стал его ассистентом, а затем и сам начал ставить спектакли. Последней постановкой Львова-Анохина стал спектакль «Московские истории о любви и браке» по произведениям А.Н.Островского (1999), высоко отмеченный критикой и зрителями и названный в числе лучших спектаклей московского театрального сезона. Изысканность постановки органически соединилась с замоскворецким весельем, с причудливостью нравов. Одну из главных ролей в спектакле сыграла актриса О.Мысина, на протяжении последних лет нередко занятая в спектаклях Львова-Анохина.
Умер Львов-Анохин в Москве 14 апреля 2000.
Из материалов ГТРФ
Для режиссерского почерка Б.Львова-Анохина были характерны строгий вкус, безукоризненный стиль. Б.Львов-Анохин очень чутко и бережно относился к актерам, ценил и развивал их природные данные. В коллекции радиофонда есть записи спектаклей, поставленных Б.Львовом-Анохиным в разные годы на сцене ведущих театров Москвы с участием таких замечательных исполнителей, как Е.Гоголева, Р.Нифонтова, Л.Добржанская, В.Васильева, Ю.Соломин, Э.Марцевич.
Представляем записи спектаклей Государственного академического Малого театра Союза ССР в постановке Б.Львова-Анохина: «Мамуре» Ж.Сармана, в роли Селины Муре (Мамуре) — Е.Гоголева, «Холопы» П.Гнедича, в роли Плавутиной-Плавунцовой — Е.Гоголева, «Федра» Ж.Расина, в роли Федры — Р.Нифонтова, «Рядовые» А.Дударева. В ролях: Э.Марцевич, В.Коршунов, Е.Глушенко и другие артисты театра. Собрание радиофонда также располагает записями выступлений Б.Львова-Анохина к спектаклям «Мамуре» и «Холопы», в которых рассказывает о совместной работе с Е.Гоголевой. В 1962 году Б.Львов-Анохин поставил в Московском театре «Современник» спектакль «Старшая сестра» А.Володина. Запись этого спектакля с участием актеров: Л.Толмачевой, А.Покровской, В.Никулина, М.Козакова, была осуществлена в 1965 году.
Значительное влияние на становление творческой личности Б.Львова-Анохина оказал А.Д.Попов, под чьим руководством он работал в Центральном академическом театре Советской Армии. В собрании радиофонда есть записи следующих спектаклей, поставленных Б.Львовом-Анохиным на сцене ЦАТСА: «Каса маре» и «Птицы нашей молодости» И.Друцэ с участием Л.Добржанской, Н.Сазоновой, И.Ледогорова, и «Добряки» Л.Зорина. В ролях: Л.Добржанская, К.Насонов, М.Пастухова и другие артисты театра.
В Московском академическом театре сатиры Б.Львовым-Анохиным был поставлен спектакль «Воительница» Н.Лескова с В.Васильевой в роли Домны Платоновны. Для В.Васильевой этот спектакль стал «этапным» в ее творческой биографии. Запись спектакля была осуществлена в 1989 году.
На радио Б.А.Львовым-Анохиным был поставлен радиоспектакль «Жертвоприношение Елены» по пьесе В.Хильдесхаймера с О.Яковлевой в роли Прекрасной Елены. А в цикле «Радиотеатр одного актера» совместно с режиссером радио Э.Верником была создана литературно-музыкальная композиция «Екатерина II и Екатерина Дашкова» в исполнении И.Чижовой.
Одна из цикловых передач «Дорогого стоит», известного театрального критика М.Краснянской, была посвящена Б.Львову-Анохину. В ней замечательный режиссер рассказывает о своей семье, маме — драматической актрисе Лидии Анохиной, ее совместной работе в Центральном детском театре с И.Ильинским и М.Бабановой. О письмах С.Бирман и М.Бабановой, хранящихся в семейном архиве.
ПУБЛИКАЦИИ:
«ЕЛЕНА ГОГОЛЕВА, КАКОЙ Я ЕЕ ЗНАЛ» Б.А.Львов-Анохин
«НАТАЛЬЯ ВИЛЬКИНА, ЕЕ БОЛЬ И ГНЕВ» Б.А.Львов-Анохин «Театральная жизнь» 17 сентября 1991 года
«КРИК АГНИЧКИ» Борис Львов-Анохин,«Экран и сцена» 15-22 мая 1997
Е.Н. ГОГОЛЕВА «НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ» «МАМУРЕ»
Е.Н. ГОГОЛЕВА «НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ» Я – АКТРИСА МАЛОГО ТЕАТРА
Легенды Малого театра. Елена Гоголева Константин ЦАРЕГРАДСКИЙ, 07 апреля, 03:00 Yтро.ru
«СЛУГА ВСЕХ МУЗ» Борис ПОЮРОВСКИЙ «МП-Московская область» 0.10.1996
БОРИС ЛЬВОВ-АНОХИН: А НАДО ЛИ ДЕФИЛИРОВАТЬ? «Культура», 21.10.1999
БОРИС ЛЬВОВ-АНОХИН: ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТЕАТР! «Сегодня» 02.08.1994
«БОРИС ЛЬВОВ-АНОХИН, КОТОРЫЙ ГУЛЯЕТ САМ ПО СЕБЕ» Гузель АГИШЕВА «Комсомольская правда», 18.04.1998
«ЛЬВОВ-АНОХИН: РЕЖИССЕР ПИСАТЕЛЬ, УЧИТЕЛЬ» Александр ШЕВЛЯКОВ, «Подмосковные известия», 31.10.1996
«САМ СЕБЕ РЕЖИССЕР» Вера МАКСИМОВА «Общая газета», 10.10.1996
БОРИС ЛЬВОВ-АНОХИН: ВСЕ МЫ РОДОМ ИЗ ПОЭЗИИ «Труд», 09.10.1996
«ИЗЯЩЕСТВО ТОЧНОСТИ» Леонид ЗОРИН «Литературная газета», 02.10.1996
«ПОГАСЛИ СОФИТЫ» «Общая газета», 20.04.2000
«УМЕР БОРИС ЛЬВОВ-АНОХИН» «Независимая газета», 15.04.2000
«УМЕР БОРИС ЛЬВОВ-АНОХИН» «Коммерсантъ», 15.04.2000
«ХРАНИТЕЛЬ МУДРОСТИ» «Известия», 15.04.2000
«ОСИРОТЕЛ НОВЫЙ ТЕАТР» «Московская правда», 17.04.2000
ВО ВСЕХ ОТНОШЕНИЯХ НЕОЖИДАННЫЙ «Театральная жизнь», №22, 1986
Страничка посвящена жизни и творчеству замечательного режиссера, чьи постановки вошли в «золотой фонд» спектаклей Малого театра ХХ века…
«Мамуре» Ж.Сармана. Полная запись спектакля
ЛЬВОВ-АНОХИН БОРИС АЛЕКСАНДРОВИЧ (1926–2000), русский режиссер, театровед, балетовед. Родился 9 октября 1926 года в Москве. В 1950 г. окончил Ленинградский государственный театральный институт им. А.Н.Островского (ныне – СПАТИ), работал в Центральном академическом театре Советской Армии, Московском драматическом театре им. К.С.Станиславского, последние годы жизни возглавлял Новый драматический театр. Ставил спектакли в «Современнике», Малом театре. С 1948 выступал в печати, автор многих статей и книг о театре и балетном искусстве.
За годы работы в ЦАТСА поставил спектакли «Настоящий человек» (по «Повести о настоящем человеке» Б.Полевого, 1955), «Профессия миссис Уоррен» Б.Шоу (1956), «Фабричная девчонка» А.Володина (1957), «Средство Макропулоса» К.Чапека, «Всеми забытый» Н.Хикмета и «Добряки» Л.Зорина (все три спектакля 1958), «Каса мааре» И.Друце (1961) и др. Работая в тесном сотрудничестве с таким крупным мастером, как А.Д.Попов, Львов-Анохин перенимал и творчески переосмысливал некоторые черты почерка режиссера, но никогда не копировал и не повторял их. Человек другого поколения, Львов-Анохин умел точно расслышать в произведении те струны, что были особенно важны и нужны публике середины 1950-х годов. Его спектакли нередко наталкивались на цензурные препоны, вызывая широкий резонанс в интеллигентской среде зрителей и критиков. Впервые соприкоснувшись с творчеством такого драматурга, как А.М.Володин, Львов-Анохин безошибочно угадал в «Фабричной девчонке» автора крупного и принципиально нового творческого направления. В этом спектакле, вошедшем в историю отечественного театра, появилась новая звезда – актриса Людмила Фетисова. В спектаклях «Средство Макропулоса» и более позднем «Каса мааре» интересными и неожиданными чертами раскрылось дарование одной из ведущих актрис театра – Л.И.Добржанской. Львов-Анохин поставил также в Московском драматическом театре им. К.С.Станиславского спектакль «Материнское поле» по Ч.Айтматову с Добржанской в роли Толгонай, «Мамуре» и «Холопы» П.Гнедича, поставленные специально для Е.Н.Гоголевой в Малом театре, «Письма Асперна» по Г.Джеймсу – спектакль Нового драматического театра, в котором сыграла свою последнюю роль Э.Ю.Урусова. До 1961 Львов-Анохин работал в ЦАТСА, затем в 1962 поставил в «Современнике» «Старшую сестру» Володина.
С 1963 Львов-Анохин – главный режиссер Театра им. К.С.Станиславского. В поставленных им на этой сцене спектаклях оттачиваются чувство стиля режиссера, его высокий художественный вкус, умение создать поэтическую атмосферу, выявить сложность духовной жизни персонажей, графическая ясность мизансцен, острота сценической формы. Однако послеоттепельная эпоха не была безоблачной для театра – Львову-Анохину не раз пришлось сталкиваться с чиновниками от искусства, доказывая собственное право на темы, проблематику, силу звучания того или иного социального мотива. Покинув театр в начале 1970-х годов, Львов-Анохин продолжал много ставить, в основном в Малом театре. Здесь поставлены такие спектакли, как «Утренняя фея» А.Касоны, «Фома Гордеев» М.Горького, «Федра» Ж.Расина, «Рядовые» А.Дударева, «Целина» по Л.Брежневу (тогдашний художественный руководитель Малого театра М.И.Царев просил Львова-Анохина завершить постановку, начатую режиссерским коллективом) и многие другие. Кроме того, Львов-Анохин много времени и сил отдавал балету. Он писал статьи о балетных спектаклях, книги о мастерах, написал сценарии балета и фильма-балета «Анна Каренина», сценарий документального фильма «Галина Сергеевна Уланова», статьи о современном театральном искусстве. В жанре проблемной статьи о театре, в мемуарном жанре Львов-Анохин работал до последних дней. Он не успел завершить воспоминания о выдающейся балерине 20 в. Г.С.Улановой, его воспоминания о ЦАТСА, о работе с А.Д.Поповым, Л.И.Добржанской, Л.М.Фетисовой, Н.И.Пастуховым были опубликованы журналом «Театральная жизнь» уже после смерти режиссера.
Вскоре после создания в Москве Нового драматического театра, расположенного на самой окраине столицы, вблизи от кольцевой дороги (театр этот нередко иронично именовали «Театр в лесу»), Львов-Анохин получил предложение возглавить коллектив (1989). Здесь он проработал до конца жизни, поставив такие спектакли, как «Орленок» Э.Ростана (1991), «Опасные связи» Ш.де Лакло (1992), «Письма Асперна» (1993), «Героическую комедию» Брукнера (1995), «Реванш королевы» Э.Скриба (1996). Здесь же воспитал нового режиссера: художник А.Сергеев, поначалу оформлявший спектакли Львова-Анохина, постепенно стал его ассистентом, а затем и сам начал ставить спектакли. Последней постановкой Львова-Анохина стал спектакль «Московские истории о любви и браке» по произведениям А.Н.Островского (1999), высоко отмеченный критикой и зрителями и названный в числе лучших спектаклей московского театрального сезона. Изысканность постановки органически соединилась с замоскворецким весельем, с причудливостью нравов. Одну из главных ролей в спектакле сыграла актриса О.Мысина, на протяжении последних лет нередко занятая в спектаклях Львова-Анохина.
Умер Львов-Анохин в Москве 14 апреля 2000.
Из материалов ГТРФ
Для режиссерского почерка Б.Львова-Анохина были характерны строгий вкус, безукоризненный стиль. Б.Львов-Анохин очень чутко и бережно относился к актерам, ценил и развивал их природные данные. В коллекции радиофонда есть записи спектаклей, поставленных Б.Львовом-Анохиным в разные годы на сцене ведущих театров Москвы с участием таких замечательных исполнителей, как Е.Гоголева, Р.Нифонтова, Л.Добржанская, В.Васильева, Ю.Соломин, Э.Марцевич.
Представляем записи спектаклей Государственного академического Малого театра Союза ССР в постановке Б.Львова-Анохина: «Мамуре» Ж.Сармана, в роли Селины Муре (Мамуре) — Е.Гоголева, «Холопы» П.Гнедича, в роли Плавутиной-Плавунцовой — Е.Гоголева, «Федра» Ж.Расина, в роли Федры — Р.Нифонтова, «Рядовые» А.Дударева. В ролях: Э.Марцевич, В.Коршунов, Е.Глушенко и другие артисты театра. Собрание радиофонда также располагает записями выступлений Б.Львова-Анохина к спектаклям «Мамуре» и «Холопы», в которых рассказывает о совместной работе с Е.Гоголевой. В 1962 году Б.Львов-Анохин поставил в Московском театре «Современник» спектакль «Старшая сестра» А.Володина. Запись этого спектакля с участием актеров: Л.Толмачевой, А.Покровской, В.Никулина, М.Козакова, была осуществлена в 1965 году.
Значительное влияние на становление творческой личности Б.Львова-Анохина оказал А.Д.Попов, под чьим руководством он работал в Центральном академическом театре Советской Армии. В собрании радиофонда есть записи следующих спектаклей, поставленных Б.Львовом-Анохиным на сцене ЦАТСА: «Каса маре» и «Птицы нашей молодости» И.Друцэ с участием Л.Добржанской, Н.Сазоновой, И.Ледогорова, и «Добряки» Л.Зорина. В ролях: Л.Добржанская, К.Насонов, М.Пастухова и другие артисты театра.
В Московском академическом театре сатиры Б.Львовым-Анохиным был поставлен спектакль «Воительница» Н.Лескова с В.Васильевой в роли Домны Платоновны. Для В.Васильевой этот спектакль стал «этапным» в ее творческой биографии. Запись спектакля была осуществлена в 1989 году.
На радио Б.А.Львовым-Анохиным был поставлен радиоспектакль «Жертвоприношение Елены» по пьесе В.Хильдесхаймера с О.Яковлевой в роли Прекрасной Елены. А в цикле «Радиотеатр одного актера» совместно с режиссером радио Э.Верником была создана литературно-музыкальная композиция «Екатерина II и Екатерина Дашкова» в исполнении И.Чижовой.
Одна из цикловых передач «Дорогого стоит», известного театрального критика М.Краснянской, была посвящена Б.Львову-Анохину. В ней замечательный режиссер рассказывает о своей семье, маме — драматической актрисе Лидии Анохиной, ее совместной работе в Центральном детском театре с И.Ильинским и М.Бабановой. О письмах С.Бирман и М.Бабановой, хранящихся в семейном архиве.
ПУБЛИКАЦИИ:
«ЕЛЕНА ГОГОЛЕВА, КАКОЙ Я ЕЕ ЗНАЛ» Б.А.Львов-Анохин
«НАТАЛЬЯ ВИЛЬКИНА, ЕЕ БОЛЬ И ГНЕВ» Б.А.Львов-Анохин «Театральная жизнь» 17 сентября 1991 года
«КРИК АГНИЧКИ» Борис Львов-Анохин,«Экран и сцена» 15-22 мая 1997
Е.Н. ГОГОЛЕВА «НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ» «МАМУРЕ»
Е.Н. ГОГОЛЕВА «НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ» Я – АКТРИСА МАЛОГО ТЕАТРА
Легенды Малого театра. Елена Гоголева Константин ЦАРЕГРАДСКИЙ, 07 апреля, 03:00 Yтро.ru
«СЛУГА ВСЕХ МУЗ» Борис ПОЮРОВСКИЙ «МП-Московская область» 0.10.1996
БОРИС ЛЬВОВ-АНОХИН: А НАДО ЛИ ДЕФИЛИРОВАТЬ? «Культура», 21.10.1999
БОРИС ЛЬВОВ-АНОХИН: ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТЕАТР! «Сегодня» 02.08.1994
«БОРИС ЛЬВОВ-АНОХИН, КОТОРЫЙ ГУЛЯЕТ САМ ПО СЕБЕ» Гузель АГИШЕВА «Комсомольская правда», 18.04.1998
«ЛЬВОВ-АНОХИН: РЕЖИССЕР ПИСАТЕЛЬ, УЧИТЕЛЬ» Александр ШЕВЛЯКОВ, «Подмосковные известия», 31.10.1996
«САМ СЕБЕ РЕЖИССЕР» Вера МАКСИМОВА «Общая газета», 10.10.1996
БОРИС ЛЬВОВ-АНОХИН: ВСЕ МЫ РОДОМ ИЗ ПОЭЗИИ «Труд», 09.10.1996
«ИЗЯЩЕСТВО ТОЧНОСТИ» Леонид ЗОРИН «Литературная газета», 02.10.1996
«ПОГАСЛИ СОФИТЫ» «Общая газета», 20.04.2000
«УМЕР БОРИС ЛЬВОВ-АНОХИН» «Независимая газета», 15.04.2000
«УМЕР БОРИС ЛЬВОВ-АНОХИН» «Коммерсантъ», 15.04.2000
«ХРАНИТЕЛЬ МУДРОСТИ» «Известия», 15.04.2000
«ОСИРОТЕЛ НОВЫЙ ТЕАТР» «Московская правда», 17.04.2000
ВО ВСЕХ ОТНОШЕНИЯХ НЕОЖИДАННЫЙ «Театральная жизнь», №22, 1986
Подробнее
«Звуковой архив Малого театра» СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «ПРИВИДЕНИЯ» Г.ИБСЕНА
«Звуковой архив Малого театра»
СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «ПРИВИДЕНИЯ» Г.ИБСЕНА
Продолжаем публикацию аудиозаписей из комплекта грампластинок, выпущенных к 150-летию Малого театра…
СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «ПРИВИДЕНИЯ» Г.ИБСЕНА
Продолжаем публикацию аудиозаписей из комплекта грампластинок, выпущенных к 150-летию Малого театра…
«Звуковой архив Малого театра»
СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «ПРИВИДЕНИЯ» Г.ИБСЕНА
Продолжаем публикацию аудиозаписей из комплекта грампластинок, выпущенных к 150-летию Малого театра…
Сцена из 3 действия пьесы (5,8 Мб)
Фру Альвинг — Е.Н. Гоголева
Освальд – Н.В.Подгорный
Комментарий Е.Н. Гоголевой.
СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «ПРИВИДЕНИЯ» Г.ИБСЕНА
Продолжаем публикацию аудиозаписей из комплекта грампластинок, выпущенных к 150-летию Малого театра…
Сцена из 3 действия пьесы (5,8 Мб)
Фру Альвинг — Е.Н. Гоголева
Освальд – Н.В.Подгорный
Комментарий Е.Н. Гоголевой.
08.07.2006
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С НАГРАЖДЕНИЕМ!
ПОЗДРАВЛЯЕМ С НАГРАЖДЕНИЕМ!
МОСКВА, 8 июля - РИА Новости. Владимир Путин подписал «Указ о награждении государственными наградами Российской Федерации» работников культуры и искусства...
МОСКВА, 8 июля - РИА Новости. Владимир Путин подписал «Указ о награждении государственными наградами Российской Федерации» работников культуры и искусства...
ПОЗДРАВЛЯЕМ С НАГРАЖДЕНИЕМ!
МОСКВА, 8 июля - РИА Новости. Владимир Путин подписал «Указ о награждении государственными наградами Российской Федерации» работников культуры и искусства.
Как сообщили в пресс-службе президента РФ, «за большой вклад в развитие театрального искусства и многолетнюю творческую деятельность Орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени награждена Гуляева Нина Ивановна - артистка федерального государственного учреждения «Московский Художественный академический театр имени А.П.Чехова».
За заслуги в области культуры и искусства и многолетнюю плодотворную работу награждены: Орденом Почета - Блохина Клавдия Ефимовна - артистка Государственного академического Малого театра России, город Москва; Ромодина Генриэтта Владимировна - артистка федерального государственного учреждения культуры «Московский художественный академический театр имени М.Горького» и другие.
Орденом Дружбы награждены: Анфилатов Виктор Евгеньевича - главный специалист федерального государственного учреждения культуры «Государственный Бородинский военно-исторический музей-заповедник», Московская область и другие.
Медалью Ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени награждены: Воронцов Константин Петрович - заместитель директора по научной работе государственного учреждения культуры «Государственный музей- заповедник С.А.Есенина», Рязанская область; Складчиков Петр Данилович - артист Государственного академического Малого театра России, город Москва и другие.
За большие заслуги в области искусства присвоено почетное звание «Народный артист Российской Федерации»: Готову Хусину Азамат-Гериевичу - солисту-вокалисту Государственной филармонии Карачаево-Черкесской Республики; Титовой Людмиле Владимировне - артистке Государственного академического Малого театра России, город Москва.
МОСКВА, 8 июля - РИА Новости. Владимир Путин подписал «Указ о награждении государственными наградами Российской Федерации» работников культуры и искусства.
Как сообщили в пресс-службе президента РФ, «за большой вклад в развитие театрального искусства и многолетнюю творческую деятельность Орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени награждена Гуляева Нина Ивановна - артистка федерального государственного учреждения «Московский Художественный академический театр имени А.П.Чехова».
За заслуги в области культуры и искусства и многолетнюю плодотворную работу награждены: Орденом Почета - Блохина Клавдия Ефимовна - артистка Государственного академического Малого театра России, город Москва; Ромодина Генриэтта Владимировна - артистка федерального государственного учреждения культуры «Московский художественный академический театр имени М.Горького» и другие.
Орденом Дружбы награждены: Анфилатов Виктор Евгеньевича - главный специалист федерального государственного учреждения культуры «Государственный Бородинский военно-исторический музей-заповедник», Московская область и другие.
Медалью Ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени награждены: Воронцов Константин Петрович - заместитель директора по научной работе государственного учреждения культуры «Государственный музей- заповедник С.А.Есенина», Рязанская область; Складчиков Петр Данилович - артист Государственного академического Малого театра России, город Москва и другие.
За большие заслуги в области искусства присвоено почетное звание «Народный артист Российской Федерации»: Готову Хусину Азамат-Гериевичу - солисту-вокалисту Государственной филармонии Карачаево-Черкесской Республики; Титовой Людмиле Владимировне - артистке Государственного академического Малого театра России, город Москва.
07.07.2006
Подробнее
БОРИС КЛЮЕВ: Я СТРЕЛЯЮ ИЗ ВСЕХ ВИДОВ ОРУЖИЯ
БОРИС КЛЮЕВ: Я СТРЕЛЯЮ ИЗ ВСЕХ ВИДОВ ОРУЖИЯ
В Китае популярный артист выпил два стакана водки за державу..
В Китае популярный артист выпил два стакана водки за державу..
БОРИС КЛЮЕВ: Я СТРЕЛЯЮ ИЗ ВСЕХ ВИДОВ ОРУЖИЯ
В Китае популярный артист выпил два стакана водки за державу
Популярность народному артисту России, актеру Государственного академического Малого театра Борису Клюеву принесла картина «ТАСС уполномочен заявить». Но если в театре последние десять лет он играет в основном комедийных персонажей, то в кино и сериалах - исключительно генералов и начальников ФСБ. Такая у него специфическая внешность. Даже китайский кинематограф запечатлел его в образе русского генерала.
- Борис Авхустович, не надоело вам носить генеральские погоны на экране?
- Я к этому нормально отношусь. Просто так сложилось. Режиссеров устраивает моя внешняя солидность. Они надевают мне погоны, просят рявкнуть одну фразу наподобие: «Что-о?» и говорят: «Да, да, очень хорошо, вот это настоящий генерал. И не стригитесь, пожалуйста, так замечательно». Десять лет уже не менял прическу.
Конечно, тот материал, который сейчас снимают, очень низкого уровня. Там, по сути, и играть-то нечего. Сказать какой-то ерундовый текст... Но я все равно стараюсь сделать хорошо, чтобы потом не было стыдно. Иногда придумываю себе какие-то реплики, чтобы повеселей получилось.
- Что-нибудь по-настоящему генеральское в вас есть? Стрелять, например, умеете?
- Я стреляю из всех видов оружия. Даже на подлодке, когда служил, стрелял торпедами. По крайней мере, в компании генералов я чувствую себя комфортно. Александр Коржаков - мой близкий приятель.
- А команду какую-нибудь отдать умеете?
- Был такой случай в Сочи на вокзале. Мы шли с женой и с приятельницей и увидели дикую драку. Страшную просто. Человек пятнадцать дрались. Поножовщина. Кровь. Я не знаю, что со мной случилось, но я бросился в эту толпу и стал орать: «Прекратить! Разойдись!» Не знаю, как все произошло, но люди подчинились, хотя могли меня запросто укокошить. Даже извинились. Я только потом задал себе вопрос: «Зачем же я туда полез?»
- А как вас занесло в Китай?
- Пригласили сняться у них в кино. Я, кстати, был первым русским актером, который после «культурной революции» снимался в китайской картине. Прожил там полгода, через четыре месяца заговорил по-китайски, хотя иероглифов выучить не смог. Дословный перевод названия фильма «Диверсанты идут на Алма-Ату». Мы его сняли, и он вышел там, в Китае.
- И как вас там принимали?
- Замечательно. Знаете, там уровень приема определяется количеством блюд, которые подают на стол. Круглый стол, и на нем пирамидой стоят тарелки. Как я понял, меня принимали по высшему рангу, потому что в пирамиде было триста блюд. Палочками есть я еще не умел, поэтому первое время оставался голодным, а китайцы, оказывается, ждали от меня русского аттракциона. Тот, кто вел наше застолье, говорит: «Скажите, мы ваш фильм смотрели,
«Судьба человека», и вот там такой текст есть: «После первой не закусывают». Что это такое? Я говорю: «Ну, это знаменитый актер Бондарчук, который выпивает стакан водки и не закусывает...»«А вы, - спрашивают, - так можете сделать?» «Любой русский, - отвечаю, - это сделает, несите стакан». Долго искали нормальный стакан, потом принесли водку градусов 56. Пришлось выпить за державу два стакана водки без закуски. Китайцы были счастливы, они даже не задали ни одного творческого вопроса. А мне потом было очень плохо.
- Ну, наверное, после знаменитых «Трех мушкетеров» вам было не привыкать много пить. Говорят, там съемочная группа пила, зачерпывая водку из огромной кастрюли.
- Тогда мы все были молоды, ведь прошло почти тридцать лет. А фильмы раньше по году снимались. Лошади, фехтование - романтика. Конечно, работа в картине была счастьем, но не дай бог, если во Львове начинались дожди. Представьте, всю эту мощную компанию в простое. Вот тогда гуляла вся съемочная группа. Гуляла по-черному. Мы жили все, как при Людовике ХIII. Дрались, любили женщин (наши каскадеры прямо по дереву таскали к себе в номер девчонок) и много пили. Много - не то слово. До сих пор ненавижу лимонную водку. Потому что кто-то негласно установил закон: уезжая и приезжая-проставляться. Ну и все, конечно, проставлялись. А проставлялись лимонной водкой из соседнего универсама - у нас там был неограниченный кредит в любое время суток именно на лимонную водку. Иногда, правда, сливали все спиртное в одну большую кастрюлю и, зачерпывая, пили. Иногда прямо на лошадях подъезжали к рюмочной (во Львове замечательные рюмочные были), спешивались, выпивали и ехали дальше. А город очень любил нас всех, поэтому где бы мы ни появлялись, тут же распахивались двери... Мы просто внаглую могли подойти к прилавку, где продавалась копченая салака, и, минуя огромную очередь, бесплатно взять целый ящик и унести. Рэкета в то время не было, но как продавец мог не отдать этот ящик гренадерам? Режиссер Хилькевич тоже время от времени сильно заливал.
- Верховой езде обучались специально?
- Перед съемками я, как идиот, полгода ходил в школу верховой езды в Москве, чтобы научиться сидеть на лошади прилично. В итоге в фильме у меня нет ни одного проезда -все вырезали.
- А кто из остальных артистов лучше всего сидел в седле?
- Ну, если бы мои проезды не вырезали, можно было бы себя похвалить. А так, конечно, Миша Боярский. Удивительно, он тогда был еще студентом, учился на курсе Макарьева, никаким спортом не занимался, но уже на третий день без всякой подготовки стал прилично ездить. У него мощная физическая природная форма была.
- В картине «ТАСС уполномочен заявить» вашему герою делали дублера. Вы сами присутствовали во время съемок двойника и какие ощущения испытывали, глядя на «себя» со стороны?
- Я открою вам маленький секрет, я сам играл этого дублера. Было приглашено два человека, которые чем-то были похожи на меня. Один верхней частью лица, другой - нижней. Один из них, с горбинкой на носу, был майор милиции. Если вы помните, снимали так: камера наезжает на гримерный столик, потом на артиста... В общем, когда камера переводилась на гримерный стол, артиста подменяли на другого. Так что двойника играл я сам. Ну а озвучивали уже голосом другого артиста, чтобы была разница.
- Вы еще сыграли старшего брата Шерлока Холмса, который вроде бы как был даже талантливей знаменитого сыщика, но не хотел ничего делать.
- Вот это близкая мне роль была, почти про меня. Уже прошло много времени, можно раскрыть некоторые секреты. После полутора месяцев съемок мой друг Василий Борисович Ливанов загулял. В гостинице «Европейская» в Ленинграде Васенька загулял, и найти его после этого не могут. И тогда Виталий Соломин, тоже мой приятель и коллега по театру, говорит режиссеру Игорю Масленникову: «У нас есть Клюев, кепочку на него надеть, грима никакого не понадобится. Нос с горбинкой, лицо узкое, ямочка...» Васю решили снять с роли и пригласили на пробы на роль Шерлока Холмса меня. Покойный Юра Векслер - блестящий оператор «Ленфильма» постарался, так здорово меня снял, что пробы оказались блестящими. Тут же по Питеру слух пронесся, что приехал Клюев и сделал блестящие пробы на Холмса. .. И вот вам сила искусства - Василий Борисович бросил пить без всякого врачебного вмешательства, пришел на площадку: «Нет, нет, не надо Клюева, я готов...» Но благодаря хорошим пробам меня в следующей серии взяли на роль старшего брата легендарного сыщика. И действительно, роль оказалась моя. Она была сложной. Там можно было поиграть со вторым планом и комедийными акцентами.
- Вы родились 13 июля. Эта цифра как-то помогает вам в жизни?
- У меня странные взаимоотношения с этой цифрой. Я, как и все актеры, страшно суеверен. Стараюсь верить в то, что она мне помогает, но вот именно в 13 лет я остался на второй год в школе. Абсолютно по всем предметам у меня были двойки. Это был переходный возраст, и так как наше поколение росло без отцов, то мне просто повезло, что я не попал ни в какую банду. Я совсем не учился, шлялся по дворам, ходили куда-то драться с прутами, молотками и цепями. Мама была в ужасе, но ничего со мной поделать не могла. Я был рослый, сильный.
- Когда же появилось желание стать актером?
- Как ни странно, именно тогда. До этого я мечтал стать морским офицером, мечтал приехать в Питер поступать в мореходку. И это только из-за того, что однажды мне сказали: «Тебе очень пойдет форма морского офицера». Это так запало в мою детскую душу, что до 13 лет я мечтал быть морским офицером, объездить весь мир и выглядеть эффектно в красивой форме. Но потом в школу пришла Валентина Михайловна Половикова - мама Валентины Серовой и поставила у нас спектакль «Чертова мельница», где я сыграл черта первого разряда. Успех был ошеломляющий. Мне школьники даже уступали очередь в буфете. Вдруг у меня проснулись папины гены (он был актером и умер, когда мне бьио 4 года) - я понял, что ничем другим заниматься не буду. Мама умоляла меня, чтобы я какую-нибудь мужскую профессию освоил, но я поступил в театральный кружок при Доме журналиста, и это определило судьбу.
- В фильме «Моонзунд» вы сыграли офицера российского флота, значит, мечта частично осуществилась.
-Да-а. Красивую форму поносил.
- А какие роли ближе?
- Я вообще человек очень серьезный, несмотря на то, что все друзья знают меня в застольях совершенно в ином качестве. Я люблю сложный материал, люблю в нем копаться и находить какие-то совершенно неожиданные вещи. Это не всегда хорошо, но я обожаю анализ. Конечно, у меня есть свои актерские штампы и приемы. Знаю, в каких вещах я могу быть убедителен и обаятелен, но это нельзя долго эксплуатировать.
Необходимо искать новое. В этом смысле характерные роли лучше, и зрителями воспринимаются с благодарностью, но для души я больше люблю сложные, сейчас их, правда, очень мало.
- Вы преподаете актерское мастерство в Театральном училище им. Щепкина. Чему вы учите начинающих актеров?
- Прежде всего тому, что нужно уважать свою профессию, иначе она тебе обязательно отомстит. Ведь актерская профессия изначально нехорошая. Потому что основана на тщеславии. Человек хочет быть знаменит, он хочет славы, денег, успеха, женщин... Но как только все это начинает превалировать, профессия тут же начинает мстить. Это дистанция, марафон, и тут не важно выиграть старт, важно прийти к финишу. А для этого необходимо терпение. Да, бывает так, что тебе не дают ролей в театре, не приглашают в кино. Сожми зубы, терпи... В такие периоды многие талантливые люди спиваются, пропадают. А тем, кто терпит, рано или поздно везет. Нужно всегда быть в форме, чтобы быть готовым к шансу. Все это помимо тех вещей, которые дал тебе Бог, - внешность, голос, интеллект. Как правило, именно эти люди выходят вперед.
- Звезд растите?
- Это в шоу-бизнесе можно вложить деньги в человека, но вовсе не значит, что он станет звездой надолго. Есть масса эстрадных примеров: поднимались, а потом исчезали. А вот возьмите Олега Борисова - его уже давно нет, но звездой он останется навсегда. Великий артист. Так же, как Лебедев, Миронов, Папанов.
Поступает человек, по нему сразу все видно, потенцию его, но как у него потом сложится - неизвестно. Неудачная любовь может всю жизнь переломать или возвысить. Бывают способные, но недисциплинированные - это тоже плохо. Институт -только начало пути, только получение образования. Дальше будет видно, станет студент артистом или нет. Из тех своих учеников, кем я могу сегодня гордиться, хочу назвать. Егора Бероева. Он с первого курса задавал мне очень серьезные вопросы. Он головастый, не то что Гоша Куценко - всадник без головы.
- Кого из звезд экрана ждать от вас в ближайшем будущем?
- Алексея Дубровского, Анатолия Пашинина.
- Зачем вам преподавание, за это ведь платят копейки?
- Мне нравится этот удивительный процесс обучения желторотых птенцов. А деньги я могу заработать в кино. Знаете, какую испытываешь сладость, когда вдруг кто-то из них раскрывается с неожиданной стороны. Они ведь меня тоже учат. Если что-то у них не получилось - я виноват. У меня занималась девочка, я думал, она станет второй Вертинской. Через год ее выгнали, потому что у нее ничего не получалось. Потом выяснилось, что у нее зрение минус восемь и она никому об этом не сказала. Теперь я чувствую себя виноватым.
- Ваша личная жизнь такая же бурная, как и творческая?
- Сейчас я женат третьим браком и счастлив в нем. А так у меня все было по полной программе, как у всех молодых артистов, у которых желание быть первым иногда очень негативно сказывается на тех, кто рядом. Только с годами понимаешь, что это неправильно. И жалко, что рядом не было отца, который бы как мужчина мог что-то подсказать.
***
«Актерская профессия изначально нехорошая. Потому что основана на тщеславии. Человек хочет быть знаменит, он хочет славы, денег, успеха, женщин...»
***
СПРАВКА
Борис КЛЮЕВ родился 13 июля 1944 года. Ведущий актер Малого театра, где работает больше тридцати лет. Известность в кино пришла к нему сразу после роли шпиона Трианона в советском сериале «ТАСС уполномочен заявить...». Его визитные карточки - граф Рошфор в сериале «Д\'Артаньян и три мушкетера» и брат Шерлока Холмса в «Приключениях Шерлока Холмса и доктора Ватсона». Много снимается в сериалах («Марш Турецкого», «На углу у Патриарших»). Женат. Обожает черных терьеров. Свободное время посвящает разведению цветов, предпочитая розы.
Беседовала Александра ОЛЬГИНА
«Родная газета», 07.07.2006
В Китае популярный артист выпил два стакана водки за державу
Популярность народному артисту России, актеру Государственного академического Малого театра Борису Клюеву принесла картина «ТАСС уполномочен заявить». Но если в театре последние десять лет он играет в основном комедийных персонажей, то в кино и сериалах - исключительно генералов и начальников ФСБ. Такая у него специфическая внешность. Даже китайский кинематограф запечатлел его в образе русского генерала.
- Борис Авхустович, не надоело вам носить генеральские погоны на экране?
- Я к этому нормально отношусь. Просто так сложилось. Режиссеров устраивает моя внешняя солидность. Они надевают мне погоны, просят рявкнуть одну фразу наподобие: «Что-о?» и говорят: «Да, да, очень хорошо, вот это настоящий генерал. И не стригитесь, пожалуйста, так замечательно». Десять лет уже не менял прическу.
Конечно, тот материал, который сейчас снимают, очень низкого уровня. Там, по сути, и играть-то нечего. Сказать какой-то ерундовый текст... Но я все равно стараюсь сделать хорошо, чтобы потом не было стыдно. Иногда придумываю себе какие-то реплики, чтобы повеселей получилось.
- Что-нибудь по-настоящему генеральское в вас есть? Стрелять, например, умеете?
- Я стреляю из всех видов оружия. Даже на подлодке, когда служил, стрелял торпедами. По крайней мере, в компании генералов я чувствую себя комфортно. Александр Коржаков - мой близкий приятель.
- А команду какую-нибудь отдать умеете?
- Был такой случай в Сочи на вокзале. Мы шли с женой и с приятельницей и увидели дикую драку. Страшную просто. Человек пятнадцать дрались. Поножовщина. Кровь. Я не знаю, что со мной случилось, но я бросился в эту толпу и стал орать: «Прекратить! Разойдись!» Не знаю, как все произошло, но люди подчинились, хотя могли меня запросто укокошить. Даже извинились. Я только потом задал себе вопрос: «Зачем же я туда полез?»
- А как вас занесло в Китай?
- Пригласили сняться у них в кино. Я, кстати, был первым русским актером, который после «культурной революции» снимался в китайской картине. Прожил там полгода, через четыре месяца заговорил по-китайски, хотя иероглифов выучить не смог. Дословный перевод названия фильма «Диверсанты идут на Алма-Ату». Мы его сняли, и он вышел там, в Китае.
- И как вас там принимали?
- Замечательно. Знаете, там уровень приема определяется количеством блюд, которые подают на стол. Круглый стол, и на нем пирамидой стоят тарелки. Как я понял, меня принимали по высшему рангу, потому что в пирамиде было триста блюд. Палочками есть я еще не умел, поэтому первое время оставался голодным, а китайцы, оказывается, ждали от меня русского аттракциона. Тот, кто вел наше застолье, говорит: «Скажите, мы ваш фильм смотрели,
«Судьба человека», и вот там такой текст есть: «После первой не закусывают». Что это такое? Я говорю: «Ну, это знаменитый актер Бондарчук, который выпивает стакан водки и не закусывает...»«А вы, - спрашивают, - так можете сделать?» «Любой русский, - отвечаю, - это сделает, несите стакан». Долго искали нормальный стакан, потом принесли водку градусов 56. Пришлось выпить за державу два стакана водки без закуски. Китайцы были счастливы, они даже не задали ни одного творческого вопроса. А мне потом было очень плохо.
- Ну, наверное, после знаменитых «Трех мушкетеров» вам было не привыкать много пить. Говорят, там съемочная группа пила, зачерпывая водку из огромной кастрюли.
- Тогда мы все были молоды, ведь прошло почти тридцать лет. А фильмы раньше по году снимались. Лошади, фехтование - романтика. Конечно, работа в картине была счастьем, но не дай бог, если во Львове начинались дожди. Представьте, всю эту мощную компанию в простое. Вот тогда гуляла вся съемочная группа. Гуляла по-черному. Мы жили все, как при Людовике ХIII. Дрались, любили женщин (наши каскадеры прямо по дереву таскали к себе в номер девчонок) и много пили. Много - не то слово. До сих пор ненавижу лимонную водку. Потому что кто-то негласно установил закон: уезжая и приезжая-проставляться. Ну и все, конечно, проставлялись. А проставлялись лимонной водкой из соседнего универсама - у нас там был неограниченный кредит в любое время суток именно на лимонную водку. Иногда, правда, сливали все спиртное в одну большую кастрюлю и, зачерпывая, пили. Иногда прямо на лошадях подъезжали к рюмочной (во Львове замечательные рюмочные были), спешивались, выпивали и ехали дальше. А город очень любил нас всех, поэтому где бы мы ни появлялись, тут же распахивались двери... Мы просто внаглую могли подойти к прилавку, где продавалась копченая салака, и, минуя огромную очередь, бесплатно взять целый ящик и унести. Рэкета в то время не было, но как продавец мог не отдать этот ящик гренадерам? Режиссер Хилькевич тоже время от времени сильно заливал.
- Верховой езде обучались специально?
- Перед съемками я, как идиот, полгода ходил в школу верховой езды в Москве, чтобы научиться сидеть на лошади прилично. В итоге в фильме у меня нет ни одного проезда -все вырезали.
- А кто из остальных артистов лучше всего сидел в седле?
- Ну, если бы мои проезды не вырезали, можно было бы себя похвалить. А так, конечно, Миша Боярский. Удивительно, он тогда был еще студентом, учился на курсе Макарьева, никаким спортом не занимался, но уже на третий день без всякой подготовки стал прилично ездить. У него мощная физическая природная форма была.
- В картине «ТАСС уполномочен заявить» вашему герою делали дублера. Вы сами присутствовали во время съемок двойника и какие ощущения испытывали, глядя на «себя» со стороны?
- Я открою вам маленький секрет, я сам играл этого дублера. Было приглашено два человека, которые чем-то были похожи на меня. Один верхней частью лица, другой - нижней. Один из них, с горбинкой на носу, был майор милиции. Если вы помните, снимали так: камера наезжает на гримерный столик, потом на артиста... В общем, когда камера переводилась на гримерный стол, артиста подменяли на другого. Так что двойника играл я сам. Ну а озвучивали уже голосом другого артиста, чтобы была разница.
- Вы еще сыграли старшего брата Шерлока Холмса, который вроде бы как был даже талантливей знаменитого сыщика, но не хотел ничего делать.
- Вот это близкая мне роль была, почти про меня. Уже прошло много времени, можно раскрыть некоторые секреты. После полутора месяцев съемок мой друг Василий Борисович Ливанов загулял. В гостинице «Европейская» в Ленинграде Васенька загулял, и найти его после этого не могут. И тогда Виталий Соломин, тоже мой приятель и коллега по театру, говорит режиссеру Игорю Масленникову: «У нас есть Клюев, кепочку на него надеть, грима никакого не понадобится. Нос с горбинкой, лицо узкое, ямочка...» Васю решили снять с роли и пригласили на пробы на роль Шерлока Холмса меня. Покойный Юра Векслер - блестящий оператор «Ленфильма» постарался, так здорово меня снял, что пробы оказались блестящими. Тут же по Питеру слух пронесся, что приехал Клюев и сделал блестящие пробы на Холмса. .. И вот вам сила искусства - Василий Борисович бросил пить без всякого врачебного вмешательства, пришел на площадку: «Нет, нет, не надо Клюева, я готов...» Но благодаря хорошим пробам меня в следующей серии взяли на роль старшего брата легендарного сыщика. И действительно, роль оказалась моя. Она была сложной. Там можно было поиграть со вторым планом и комедийными акцентами.
- Вы родились 13 июля. Эта цифра как-то помогает вам в жизни?
- У меня странные взаимоотношения с этой цифрой. Я, как и все актеры, страшно суеверен. Стараюсь верить в то, что она мне помогает, но вот именно в 13 лет я остался на второй год в школе. Абсолютно по всем предметам у меня были двойки. Это был переходный возраст, и так как наше поколение росло без отцов, то мне просто повезло, что я не попал ни в какую банду. Я совсем не учился, шлялся по дворам, ходили куда-то драться с прутами, молотками и цепями. Мама была в ужасе, но ничего со мной поделать не могла. Я был рослый, сильный.
- Когда же появилось желание стать актером?
- Как ни странно, именно тогда. До этого я мечтал стать морским офицером, мечтал приехать в Питер поступать в мореходку. И это только из-за того, что однажды мне сказали: «Тебе очень пойдет форма морского офицера». Это так запало в мою детскую душу, что до 13 лет я мечтал быть морским офицером, объездить весь мир и выглядеть эффектно в красивой форме. Но потом в школу пришла Валентина Михайловна Половикова - мама Валентины Серовой и поставила у нас спектакль «Чертова мельница», где я сыграл черта первого разряда. Успех был ошеломляющий. Мне школьники даже уступали очередь в буфете. Вдруг у меня проснулись папины гены (он был актером и умер, когда мне бьио 4 года) - я понял, что ничем другим заниматься не буду. Мама умоляла меня, чтобы я какую-нибудь мужскую профессию освоил, но я поступил в театральный кружок при Доме журналиста, и это определило судьбу.
- В фильме «Моонзунд» вы сыграли офицера российского флота, значит, мечта частично осуществилась.
-Да-а. Красивую форму поносил.
- А какие роли ближе?
- Я вообще человек очень серьезный, несмотря на то, что все друзья знают меня в застольях совершенно в ином качестве. Я люблю сложный материал, люблю в нем копаться и находить какие-то совершенно неожиданные вещи. Это не всегда хорошо, но я обожаю анализ. Конечно, у меня есть свои актерские штампы и приемы. Знаю, в каких вещах я могу быть убедителен и обаятелен, но это нельзя долго эксплуатировать.
Необходимо искать новое. В этом смысле характерные роли лучше, и зрителями воспринимаются с благодарностью, но для души я больше люблю сложные, сейчас их, правда, очень мало.
- Вы преподаете актерское мастерство в Театральном училище им. Щепкина. Чему вы учите начинающих актеров?
- Прежде всего тому, что нужно уважать свою профессию, иначе она тебе обязательно отомстит. Ведь актерская профессия изначально нехорошая. Потому что основана на тщеславии. Человек хочет быть знаменит, он хочет славы, денег, успеха, женщин... Но как только все это начинает превалировать, профессия тут же начинает мстить. Это дистанция, марафон, и тут не важно выиграть старт, важно прийти к финишу. А для этого необходимо терпение. Да, бывает так, что тебе не дают ролей в театре, не приглашают в кино. Сожми зубы, терпи... В такие периоды многие талантливые люди спиваются, пропадают. А тем, кто терпит, рано или поздно везет. Нужно всегда быть в форме, чтобы быть готовым к шансу. Все это помимо тех вещей, которые дал тебе Бог, - внешность, голос, интеллект. Как правило, именно эти люди выходят вперед.
- Звезд растите?
- Это в шоу-бизнесе можно вложить деньги в человека, но вовсе не значит, что он станет звездой надолго. Есть масса эстрадных примеров: поднимались, а потом исчезали. А вот возьмите Олега Борисова - его уже давно нет, но звездой он останется навсегда. Великий артист. Так же, как Лебедев, Миронов, Папанов.
Поступает человек, по нему сразу все видно, потенцию его, но как у него потом сложится - неизвестно. Неудачная любовь может всю жизнь переломать или возвысить. Бывают способные, но недисциплинированные - это тоже плохо. Институт -только начало пути, только получение образования. Дальше будет видно, станет студент артистом или нет. Из тех своих учеников, кем я могу сегодня гордиться, хочу назвать. Егора Бероева. Он с первого курса задавал мне очень серьезные вопросы. Он головастый, не то что Гоша Куценко - всадник без головы.
- Кого из звезд экрана ждать от вас в ближайшем будущем?
- Алексея Дубровского, Анатолия Пашинина.
- Зачем вам преподавание, за это ведь платят копейки?
- Мне нравится этот удивительный процесс обучения желторотых птенцов. А деньги я могу заработать в кино. Знаете, какую испытываешь сладость, когда вдруг кто-то из них раскрывается с неожиданной стороны. Они ведь меня тоже учат. Если что-то у них не получилось - я виноват. У меня занималась девочка, я думал, она станет второй Вертинской. Через год ее выгнали, потому что у нее ничего не получалось. Потом выяснилось, что у нее зрение минус восемь и она никому об этом не сказала. Теперь я чувствую себя виноватым.
- Ваша личная жизнь такая же бурная, как и творческая?
- Сейчас я женат третьим браком и счастлив в нем. А так у меня все было по полной программе, как у всех молодых артистов, у которых желание быть первым иногда очень негативно сказывается на тех, кто рядом. Только с годами понимаешь, что это неправильно. И жалко, что рядом не было отца, который бы как мужчина мог что-то подсказать.
***
«Актерская профессия изначально нехорошая. Потому что основана на тщеславии. Человек хочет быть знаменит, он хочет славы, денег, успеха, женщин...»
***
СПРАВКА
Борис КЛЮЕВ родился 13 июля 1944 года. Ведущий актер Малого театра, где работает больше тридцати лет. Известность в кино пришла к нему сразу после роли шпиона Трианона в советском сериале «ТАСС уполномочен заявить...». Его визитные карточки - граф Рошфор в сериале «Д\'Артаньян и три мушкетера» и брат Шерлока Холмса в «Приключениях Шерлока Холмса и доктора Ватсона». Много снимается в сериалах («Марш Турецкого», «На углу у Патриарших»). Женат. Обожает черных терьеров. Свободное время посвящает разведению цветов, предпочитая розы.
Беседовала Александра ОЛЬГИНА
«Родная газета», 07.07.2006
06.07.2006
Подробнее
«Листая старые подшивки» ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «Я ЛЮБЛЮ ВСЕ СВОИ РОЛИ…»
«Листая старые подшивки»
ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «Я ЛЮБЛЮ ВСЕ СВОИ РОЛИ…»
Народной артистке России Татьяне Петровне Панковой исполнилось 80 лет. Исполнилось 55 лет ее служения сцене Малого театра...
ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «Я ЛЮБЛЮ ВСЕ СВОИ РОЛИ…»
Народной артистке России Татьяне Петровне Панковой исполнилось 80 лет. Исполнилось 55 лет ее служения сцене Малого театра...
«Листая старые подшивки»
ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «Я ЛЮБЛЮ ВСЕ СВОИ РОЛИ…»
Народной артистке России Татьяне Петровне Панковой исполнилось 80 лет. Исполнилось 55 лет ее служения сцене Малого театра. Да, да - она из той великой плеяды актеров, которые не просто работают в театре, а служат высоким идеалам русского драматического искусства. За ее спиной - более ста работ в театре и двадцати в кино. А в наше творческое безвременье в свои восемьдесят она снимается в фильмах и занята в шести спектаклях текущего репертуара. Последний из них - мюзикл «Свадьба Кречинского», где в роли тетушки Атуевой она поет и танцует... И остается только воскликнуть по-грибоедовски: «Вы, нынешние, ну-тка!»
-Актрисой я мечтала стать с того самого дня, когда мой старший брат впервые пошел в театр. Он соблазнял меня своими рассказами. Но я ведь очень некрасива: не смотрите так, сейчас я Полина Виардо или Наталья Гончарова в сравнении с тем, что было. Поэтому я и не могла поверить, что смогу стать актрисой, и не могла с этим примириться. После школы поступила в ленинградский университет на физико-математический. Отец сказал: сначала положи мне диплом на стол, а потом делай, что хочешь. Но я решила: если я и не буду актрисой, то должна сказать себе, что, по крайней мере, пыталась. И диплом я уже писала, курсируя из Москвы в Ленинград: поступала во все московские театральные вузы, но мечтала о Щепкинском при Малом. К своему удивлению, была принята везде, а когда узнала, что принята в Щепкинское,- счастью моему не было предела! Шел тридцать девятый год. Моим учителем стал великолепный актер и педагог Константин Александрович Зубов.
- Студентам в те годы жилось труднее, чем сегодня...
- Нас выручал «Мосфильм»: массовки, озвучание. Тогда технология озвучания была другая... У меня голос грубый и я, например, копировала ржание лошади под Ворошиловым в «Первой конной». Это моя запись! Где-то как-то что-то перепадало. Каждое лето помогала заработать Елена Николаевна Гоголева: устраивала в военно-шефскую комиссию, где платили небольшие суточные. Что-то собирали к зиме. Но училище я окончила на сплошные долги. Последние деньги - 300 рублей - я отдала Игорю Ильинскому, который никому не давал в долг, но меня выручал, поскольку я всегда была очень точна: если обещала отдать во вторник днем, то это было во вторник днем, а не вечером.
- Насколько известно, ваша творческая биография началась во фронтовом театре?
- Да, после окончания Щепкинского училища я сразу была принята во фронтовой филиал Малого театра. Мы с начала войны были связаны с фронтом - так решили наши старики: Пашенная, Рыжова, Ильинский, Остужев, Климов, Яковлев... Они одними из первых выехали с бригадами на фронт, а потом организовался фронтовой филиал, в котором я провела два года. Мы были на передовых, очень близко от линии огня. Солдаты мастерили нам в лесу сцену, а мы играли. Как только зажигался свет - летели мессершмиты, артисты прятались под сцену, все гасилось. Спектакли шли часов по семь-восемь. В декабре сорок четвертого года меня отозвали на роль в Москву. Это была пьеса Погодина «Сотворение мира».
- Расскажите о ваших первых работах в Малом театре. Вам довелось работать со многими корифеями - как вы вспоминаете об этих годах?
- Тогда на мое счастье в труппе был очень большой возрастной разрыв между стариками и молодежью. Среднего поколения почти не было. Я не думаю, что старики не допускали - им бояться было нечего. Кого можно бояться великой Пашенной? Они просто не любили вторые составы. «Я не боюсь, что кто-то еще будет играть мою роль,- говорила мне Вера Николаевна Пашенная.- Это даже хорошо, потому что не всегда есть вдохновение (а она была актрисой вдохновения), но я перестаю любить роль. Словно она мне изменила. Для меня роль - всегда живой человек, и вот она ушла к другой... Ну и уходи! И я начинаю играть все хуже и хуже...»
- Но ведь это была идея Веры Николаевны, чтобы в Малом театре никогда не было отмен спектаклей?
- Конечно, они все понимали, что должно быть два состава. Я никогда не играла молодых, как Блюменталь-Тамарина, которая сызмальства играла роли старух. Но я никогда не делала ни специальной походки, ни голоса. Никогда не играла возраст, а просто работала над ролью по существу. И, выходя на сцену, становилась старше. Я только сейчас играю свой возраст, а раньше - лет на сорок - пятьдесят старше себя. Не могу сказать, что мне не удалась моя первая роль в «Сотворении мира» - я ее очень люблю. А первым огромным счастьем была следующая - роль Ефросиньи Старицкой, которую я играла в очередь с Верой Николаевной. Мне был 21 год, а моей героине 70. Пашенная сломала ногу в щиколотке, как электрическую лампочку разбила. Это было надолго. А спектакль этот очень любил Сталин - смотрел шесть или семь раз. В те времена не оставляли без внимания желания правительства. Вот я и играла Ефросинью. Роль принимали Яковлев, Садовский, Рыжова, Турчанинова - я горжусь, что они поставили меня в прямую очередь с Пашенной. Третья роль - Степанида в «Мещанах» Горького. Премьера... Столики других участниц спектакля завалены цветами, только мой пустует. Приходит Зубов: чей это пустой столик? Это, говорят, Панковой. Он вышел, послал знакомую: сходите, купите хоть что-нибудь, это же неприлично. И мне какие-то цветы поставили на стол. Но вдруг к концу спектакля приносят в кадке огромный куст сирени. Разворачивают - Панковой от Михоэлса. Он был на спектакле. Эти три роли были моим становлением в театре.
- И у вас никогда не было провалов?
- Почему? Я так плохо играла в пьесе Гольдони «Бабьи сплетни», что, когда приехала в Венецию, сказала: наверное, здесь есть памятник Гольдони, и я хоть попрошу у него прощения за то, как я его опозорила. Впрочем, никогда не страдаю, когда роль не выйдет, и опять же вспоминаю слова моего учителя Константина Александровича Зубова: Таня, поймите, растут не на успехе, растут на провалах. Растут, когда начинают думать, от чего надо избавиться немедленно, от чего скоро не избавишься... Не бойтесь провалов! И я их действительно не боюсь - только ужасно трудно играть. Со лба течет пот, думаешь: скорее бы кончился спектакль... Когда хорошо - во всем легкость, какой бы тяжести ни был костюм. Но никогда не отказываюсь от роли, не даю себе поблажки. Мол, давай, мучайся, ты не сделала, ты и мучайся. - Какими партнерами на сцене были ваши великие учителя? - Я очень много играла в театре срочно. Ведь наши старухи были люди неверные - им было по восемьдесят, по восемьдесят девять лет. Однажды я играла за Турчанинову. Подхожу к Рыжовой: «Варвара Николаевна, давайте повторим текст, я что-то волнуюсь». Она отвечает: «Душка моя, зачем повторять? Здесь темно. Выйдем на сцену, там светло, увидим друг друга и сделаем все как надо». Потом я вспоминала эту фразу как великое учение. Когда я говорила с Варварой Николаевной, ее глаза были заняты только мной, партнером. Этому научили старики. Вспоминаю еще один случай. Мы были на гастролях в Ленинграде - привезли туда три спектакля. Внезапно заболела артистка, игравшая няньку в спектакле по Островскому «Правда - хорошо, а счастье лучше». Я в этом спектакле не участвовала и со спокойной душой ушла в гости. Меня нашли за полтора часа до начала представления и сказали, что буду играть няньку. Роли я не знала, спектакля давно не видела. Очень разволновалась: «Дайте мне десять минут, если не успокоюсь, играть не буду». Заставила себя успокоиться и согласилась. Взяла книгу, и вся роль будто запечатлелась у меня в мозгу. Моей партнершей по сцене была Турчанинова. Как только она видит, что я волнуюсь, сразу же возьмет за руку, погладит. А в последнем акте я, как требовалось в спектакле, пошла в пляс. Слышу - аплодисменты. Думаю: Турчанинова вышла, ее всегда встречают аплодисментами. Оглянулась - нет. Значит, мне аплодируют. На следующий день мне в пять утра позвонил Зубов. Сказал: «Знаю, что ты все равно не спишь (конечно, после такого волнения не спится!). Тебе благодарность в личное дело - ты выручила спектакль». Но я хотела рассказать не о том, как я выручила спектакль, а о том, как Турчанинова и другие наши старики заботились о партнере. Главное на сцене - партнер. Как только забываешь об этом и начинаешь заботиться о себе - зритель теряет к тебе интерес. Сейчас это не все артисты понимают и часто пытаются переиграть друг друга.
- Татьяна Петровна, вы не могли бы рассказать случай из вашей творческой жизни, который вам больше всего запомнился?
- Наверное, это был последний спектакль Веры Николаевны Пашенной. Когда она болела и долго не приходила в театр, я встретила ее дочь и спросила: Вера Николаевна не будет играть? Она ответила: «Таня, у нее очень мало сил, она боится, что недоиграет». И тогда я предложила, что буду сидеть за кулисами в гриме, в костюме. Пусть она играет, а если не сможет, то выйду и доиграю я. (Речь шла о спектакле «Гроза» в постановке Пашенной, где мы в очередь играли Кабаниху.) Вера Николаевна приехала и стала играть. Сначала она мне сказала, что гримироваться не надо. Через некоторое время попросила: Танечка, загримируйтесь, но костюма не надевайте, успеем. Еще через некоторое время говорит: будьте в полной форме. Я в гриме и костюме стою за кулисами. Она отыграла два акта, а потом, тяжело дыша, попросила: Таня, идите на сцену, больше не могу. Я ей говорю: Вера Николаевна, я пойду, я готова, но ведь если вы сейчас не выйдете, то больше никогда не выйдете на сцену... И предложила, что буду стоять у занавеса: «Возьмите платок в руку. Если вы бросите его - дам занавес». Она вышла на сцену, начала играть - задыхается. Потом смотрю - одышка проходит. Она доиграла спектакль. Когда я снова попыталась уговорить ее играть, то в ответ услышала: «Нет, я же на вашей воле доиграла. Но я вам благодарна за то, что я сыграла, а зритель ничего не заметил». И это еще одна традиция Малого театра: что бы ни было, зритель не должен отвлекаться от игры.
- Расскажите, пожалуйста, о вашей работе в кино.
- Первая моя работа в кино - маленькая роль портнихи в знаменитом фильме Анненского «Анна на шее». Сначала я должна была играть девочку, которая приносит от портнихи платье. Я пришла, сделала какой-то реверанс... И вдруг Анненский говорит - стоп, перерывчик! Тут же написал мне текст и сказал: вы будете портнихой, будете примеривать даме платье и говорить ей комплименты. И я ей говорю: «Не женщина - фея!» Есть такой фильм «Мимолетные шедевры» - в нем поет Раневская и в него же вошел мой кусочек из «Анны на шее». С тех пор Анненский всегда занимал меня в своих фильмах. Я никогда не смотрю - маленькая роль или большая. Если образ интересен - я за него берусь. Недавно я закончила сниматься в шестнадцатисерийном фильме для телевидения. Сейчас играю очень смешную роль в картине молодого режиссера Попова «Все красное» - двух теток. Одна из них сумасшедшая, а другая нормальная. Следующая работа мне предстоит в картине «Дом для богатых» режиссера Фокина. Это очень современная и трагическая история.
- У вас есть несыгранная роль?
- У меня была мечта, которая чуть ли не исполнилась... Несколько лет тому назад один американский продюсер предложил режиссеру Худякову сделать к юбилею Достоевского фильм «Игрок». Там должны были сниматься очень большие зарубежные актеры, и в их числе Настасья Кински. Даже русского Алешу должен был играть очень хороший немецкий актер. Меня Худяков пригласил на роль Бабуленьки. Я прошла пробы, которые утвердили американцы. И в один прекрасный день мы все едем в Баден-Баден. Там обращаемся в банк, где должны были получить деньги, а счет этого американца оказался арестованным. Все вернулись назад - не состоялось. Потом я подошла к режиссеру Львову-Анохину, который тогда работал в Малом театре, и спросила, не будет ли он ставить «Игрока» - очень хочется сыграть Бабуленьку. Борис Александрович ответил, что его будет ставить молодой режиссер Федоров, а он будет курировать. Почему так? Потому что он не может ставить спектакли, которые где-то видел. Над ним тяготеет виденное. И только мы решили, а Юрий Мефодиевич Соломин нас поддержал, как Львов-Анохин ушел из театра. Так что мечта моя пока не состоялась... Но еще надеюсь.
- Ваша любимая роль?
- Я люблю все свои роли. Но больше всего, как правило, последнюю. Ее восприятие свежее. Сейчас это тетушка Атуева в мюзикле Александра Колкера по пьесе Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского».
- Вам трудно было войти в эстетику мюзикла?
- Нет. Он ведь не поставлен авангардистски. Сухово-Кобылин сохранен. Просто в пьесу введены музыкальные номера. Приходится петь и танцевать. Малый театр и раньше ставил водевили, что вовсе не зазорно. Эта постановка Виталия Соломина выходит из общего ряда, но она все равно в традициях Малого. Нам доступно и это, причем в таком качестве, что даже Ленком может позавидовать.
Беседу вела Татьяна СЕМАШКО. (C) «РОССИЙСКИЕ ВЕСТИ» N 218(1385) 22/11/97
ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «Я ЛЮБЛЮ ВСЕ СВОИ РОЛИ…»
Народной артистке России Татьяне Петровне Панковой исполнилось 80 лет. Исполнилось 55 лет ее служения сцене Малого театра. Да, да - она из той великой плеяды актеров, которые не просто работают в театре, а служат высоким идеалам русского драматического искусства. За ее спиной - более ста работ в театре и двадцати в кино. А в наше творческое безвременье в свои восемьдесят она снимается в фильмах и занята в шести спектаклях текущего репертуара. Последний из них - мюзикл «Свадьба Кречинского», где в роли тетушки Атуевой она поет и танцует... И остается только воскликнуть по-грибоедовски: «Вы, нынешние, ну-тка!»
-Актрисой я мечтала стать с того самого дня, когда мой старший брат впервые пошел в театр. Он соблазнял меня своими рассказами. Но я ведь очень некрасива: не смотрите так, сейчас я Полина Виардо или Наталья Гончарова в сравнении с тем, что было. Поэтому я и не могла поверить, что смогу стать актрисой, и не могла с этим примириться. После школы поступила в ленинградский университет на физико-математический. Отец сказал: сначала положи мне диплом на стол, а потом делай, что хочешь. Но я решила: если я и не буду актрисой, то должна сказать себе, что, по крайней мере, пыталась. И диплом я уже писала, курсируя из Москвы в Ленинград: поступала во все московские театральные вузы, но мечтала о Щепкинском при Малом. К своему удивлению, была принята везде, а когда узнала, что принята в Щепкинское,- счастью моему не было предела! Шел тридцать девятый год. Моим учителем стал великолепный актер и педагог Константин Александрович Зубов.
- Студентам в те годы жилось труднее, чем сегодня...
- Нас выручал «Мосфильм»: массовки, озвучание. Тогда технология озвучания была другая... У меня голос грубый и я, например, копировала ржание лошади под Ворошиловым в «Первой конной». Это моя запись! Где-то как-то что-то перепадало. Каждое лето помогала заработать Елена Николаевна Гоголева: устраивала в военно-шефскую комиссию, где платили небольшие суточные. Что-то собирали к зиме. Но училище я окончила на сплошные долги. Последние деньги - 300 рублей - я отдала Игорю Ильинскому, который никому не давал в долг, но меня выручал, поскольку я всегда была очень точна: если обещала отдать во вторник днем, то это было во вторник днем, а не вечером.
- Насколько известно, ваша творческая биография началась во фронтовом театре?
- Да, после окончания Щепкинского училища я сразу была принята во фронтовой филиал Малого театра. Мы с начала войны были связаны с фронтом - так решили наши старики: Пашенная, Рыжова, Ильинский, Остужев, Климов, Яковлев... Они одними из первых выехали с бригадами на фронт, а потом организовался фронтовой филиал, в котором я провела два года. Мы были на передовых, очень близко от линии огня. Солдаты мастерили нам в лесу сцену, а мы играли. Как только зажигался свет - летели мессершмиты, артисты прятались под сцену, все гасилось. Спектакли шли часов по семь-восемь. В декабре сорок четвертого года меня отозвали на роль в Москву. Это была пьеса Погодина «Сотворение мира».
- Расскажите о ваших первых работах в Малом театре. Вам довелось работать со многими корифеями - как вы вспоминаете об этих годах?
- Тогда на мое счастье в труппе был очень большой возрастной разрыв между стариками и молодежью. Среднего поколения почти не было. Я не думаю, что старики не допускали - им бояться было нечего. Кого можно бояться великой Пашенной? Они просто не любили вторые составы. «Я не боюсь, что кто-то еще будет играть мою роль,- говорила мне Вера Николаевна Пашенная.- Это даже хорошо, потому что не всегда есть вдохновение (а она была актрисой вдохновения), но я перестаю любить роль. Словно она мне изменила. Для меня роль - всегда живой человек, и вот она ушла к другой... Ну и уходи! И я начинаю играть все хуже и хуже...»
- Но ведь это была идея Веры Николаевны, чтобы в Малом театре никогда не было отмен спектаклей?
- Конечно, они все понимали, что должно быть два состава. Я никогда не играла молодых, как Блюменталь-Тамарина, которая сызмальства играла роли старух. Но я никогда не делала ни специальной походки, ни голоса. Никогда не играла возраст, а просто работала над ролью по существу. И, выходя на сцену, становилась старше. Я только сейчас играю свой возраст, а раньше - лет на сорок - пятьдесят старше себя. Не могу сказать, что мне не удалась моя первая роль в «Сотворении мира» - я ее очень люблю. А первым огромным счастьем была следующая - роль Ефросиньи Старицкой, которую я играла в очередь с Верой Николаевной. Мне был 21 год, а моей героине 70. Пашенная сломала ногу в щиколотке, как электрическую лампочку разбила. Это было надолго. А спектакль этот очень любил Сталин - смотрел шесть или семь раз. В те времена не оставляли без внимания желания правительства. Вот я и играла Ефросинью. Роль принимали Яковлев, Садовский, Рыжова, Турчанинова - я горжусь, что они поставили меня в прямую очередь с Пашенной. Третья роль - Степанида в «Мещанах» Горького. Премьера... Столики других участниц спектакля завалены цветами, только мой пустует. Приходит Зубов: чей это пустой столик? Это, говорят, Панковой. Он вышел, послал знакомую: сходите, купите хоть что-нибудь, это же неприлично. И мне какие-то цветы поставили на стол. Но вдруг к концу спектакля приносят в кадке огромный куст сирени. Разворачивают - Панковой от Михоэлса. Он был на спектакле. Эти три роли были моим становлением в театре.
- И у вас никогда не было провалов?
- Почему? Я так плохо играла в пьесе Гольдони «Бабьи сплетни», что, когда приехала в Венецию, сказала: наверное, здесь есть памятник Гольдони, и я хоть попрошу у него прощения за то, как я его опозорила. Впрочем, никогда не страдаю, когда роль не выйдет, и опять же вспоминаю слова моего учителя Константина Александровича Зубова: Таня, поймите, растут не на успехе, растут на провалах. Растут, когда начинают думать, от чего надо избавиться немедленно, от чего скоро не избавишься... Не бойтесь провалов! И я их действительно не боюсь - только ужасно трудно играть. Со лба течет пот, думаешь: скорее бы кончился спектакль... Когда хорошо - во всем легкость, какой бы тяжести ни был костюм. Но никогда не отказываюсь от роли, не даю себе поблажки. Мол, давай, мучайся, ты не сделала, ты и мучайся. - Какими партнерами на сцене были ваши великие учителя? - Я очень много играла в театре срочно. Ведь наши старухи были люди неверные - им было по восемьдесят, по восемьдесят девять лет. Однажды я играла за Турчанинову. Подхожу к Рыжовой: «Варвара Николаевна, давайте повторим текст, я что-то волнуюсь». Она отвечает: «Душка моя, зачем повторять? Здесь темно. Выйдем на сцену, там светло, увидим друг друга и сделаем все как надо». Потом я вспоминала эту фразу как великое учение. Когда я говорила с Варварой Николаевной, ее глаза были заняты только мной, партнером. Этому научили старики. Вспоминаю еще один случай. Мы были на гастролях в Ленинграде - привезли туда три спектакля. Внезапно заболела артистка, игравшая няньку в спектакле по Островскому «Правда - хорошо, а счастье лучше». Я в этом спектакле не участвовала и со спокойной душой ушла в гости. Меня нашли за полтора часа до начала представления и сказали, что буду играть няньку. Роли я не знала, спектакля давно не видела. Очень разволновалась: «Дайте мне десять минут, если не успокоюсь, играть не буду». Заставила себя успокоиться и согласилась. Взяла книгу, и вся роль будто запечатлелась у меня в мозгу. Моей партнершей по сцене была Турчанинова. Как только она видит, что я волнуюсь, сразу же возьмет за руку, погладит. А в последнем акте я, как требовалось в спектакле, пошла в пляс. Слышу - аплодисменты. Думаю: Турчанинова вышла, ее всегда встречают аплодисментами. Оглянулась - нет. Значит, мне аплодируют. На следующий день мне в пять утра позвонил Зубов. Сказал: «Знаю, что ты все равно не спишь (конечно, после такого волнения не спится!). Тебе благодарность в личное дело - ты выручила спектакль». Но я хотела рассказать не о том, как я выручила спектакль, а о том, как Турчанинова и другие наши старики заботились о партнере. Главное на сцене - партнер. Как только забываешь об этом и начинаешь заботиться о себе - зритель теряет к тебе интерес. Сейчас это не все артисты понимают и часто пытаются переиграть друг друга.
- Татьяна Петровна, вы не могли бы рассказать случай из вашей творческой жизни, который вам больше всего запомнился?
- Наверное, это был последний спектакль Веры Николаевны Пашенной. Когда она болела и долго не приходила в театр, я встретила ее дочь и спросила: Вера Николаевна не будет играть? Она ответила: «Таня, у нее очень мало сил, она боится, что недоиграет». И тогда я предложила, что буду сидеть за кулисами в гриме, в костюме. Пусть она играет, а если не сможет, то выйду и доиграю я. (Речь шла о спектакле «Гроза» в постановке Пашенной, где мы в очередь играли Кабаниху.) Вера Николаевна приехала и стала играть. Сначала она мне сказала, что гримироваться не надо. Через некоторое время попросила: Танечка, загримируйтесь, но костюма не надевайте, успеем. Еще через некоторое время говорит: будьте в полной форме. Я в гриме и костюме стою за кулисами. Она отыграла два акта, а потом, тяжело дыша, попросила: Таня, идите на сцену, больше не могу. Я ей говорю: Вера Николаевна, я пойду, я готова, но ведь если вы сейчас не выйдете, то больше никогда не выйдете на сцену... И предложила, что буду стоять у занавеса: «Возьмите платок в руку. Если вы бросите его - дам занавес». Она вышла на сцену, начала играть - задыхается. Потом смотрю - одышка проходит. Она доиграла спектакль. Когда я снова попыталась уговорить ее играть, то в ответ услышала: «Нет, я же на вашей воле доиграла. Но я вам благодарна за то, что я сыграла, а зритель ничего не заметил». И это еще одна традиция Малого театра: что бы ни было, зритель не должен отвлекаться от игры.
- Расскажите, пожалуйста, о вашей работе в кино.
- Первая моя работа в кино - маленькая роль портнихи в знаменитом фильме Анненского «Анна на шее». Сначала я должна была играть девочку, которая приносит от портнихи платье. Я пришла, сделала какой-то реверанс... И вдруг Анненский говорит - стоп, перерывчик! Тут же написал мне текст и сказал: вы будете портнихой, будете примеривать даме платье и говорить ей комплименты. И я ей говорю: «Не женщина - фея!» Есть такой фильм «Мимолетные шедевры» - в нем поет Раневская и в него же вошел мой кусочек из «Анны на шее». С тех пор Анненский всегда занимал меня в своих фильмах. Я никогда не смотрю - маленькая роль или большая. Если образ интересен - я за него берусь. Недавно я закончила сниматься в шестнадцатисерийном фильме для телевидения. Сейчас играю очень смешную роль в картине молодого режиссера Попова «Все красное» - двух теток. Одна из них сумасшедшая, а другая нормальная. Следующая работа мне предстоит в картине «Дом для богатых» режиссера Фокина. Это очень современная и трагическая история.
- У вас есть несыгранная роль?
- У меня была мечта, которая чуть ли не исполнилась... Несколько лет тому назад один американский продюсер предложил режиссеру Худякову сделать к юбилею Достоевского фильм «Игрок». Там должны были сниматься очень большие зарубежные актеры, и в их числе Настасья Кински. Даже русского Алешу должен был играть очень хороший немецкий актер. Меня Худяков пригласил на роль Бабуленьки. Я прошла пробы, которые утвердили американцы. И в один прекрасный день мы все едем в Баден-Баден. Там обращаемся в банк, где должны были получить деньги, а счет этого американца оказался арестованным. Все вернулись назад - не состоялось. Потом я подошла к режиссеру Львову-Анохину, который тогда работал в Малом театре, и спросила, не будет ли он ставить «Игрока» - очень хочется сыграть Бабуленьку. Борис Александрович ответил, что его будет ставить молодой режиссер Федоров, а он будет курировать. Почему так? Потому что он не может ставить спектакли, которые где-то видел. Над ним тяготеет виденное. И только мы решили, а Юрий Мефодиевич Соломин нас поддержал, как Львов-Анохин ушел из театра. Так что мечта моя пока не состоялась... Но еще надеюсь.
- Ваша любимая роль?
- Я люблю все свои роли. Но больше всего, как правило, последнюю. Ее восприятие свежее. Сейчас это тетушка Атуева в мюзикле Александра Колкера по пьесе Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского».
- Вам трудно было войти в эстетику мюзикла?
- Нет. Он ведь не поставлен авангардистски. Сухово-Кобылин сохранен. Просто в пьесу введены музыкальные номера. Приходится петь и танцевать. Малый театр и раньше ставил водевили, что вовсе не зазорно. Эта постановка Виталия Соломина выходит из общего ряда, но она все равно в традициях Малого. Нам доступно и это, причем в таком качестве, что даже Ленком может позавидовать.
Беседу вела Татьяна СЕМАШКО. (C) «РОССИЙСКИЕ ВЕСТИ» N 218(1385) 22/11/97
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
6 июля – день рождения артистки драмы Клавдии Викторовны Моисеевой. Поздравляем актрису и желаем ей хорошего настроения, крепкого здоровья и новых творческих свершений на сцене Малого театра!
6 июля – день рождения артистки драмы Клавдии Викторовны Моисеевой. Поздравляем актрису и желаем ей хорошего настроения, крепкого здоровья и новых творческих свершений на сцене Малого театра!
05.07.2006
Подробнее
«Звуковой архив Малого театра» СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «СТАКАН ВОДЫ» Э.СКРИБА
«Звуковой архив Малого театра»
СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «СТАКАН ВОДЫ» Э.СКРИБА
Продолжаем публикацию аудиозаписей из комплекта грампластинок, выпущенных к 150-летию Малого театра…
СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «СТАКАН ВОДЫ» Э.СКРИБА
Продолжаем публикацию аудиозаписей из комплекта грампластинок, выпущенных к 150-летию Малого театра…
«Звуковой архив Малого театра»
СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «СТАКАН ВОДЫ» Э.СКРИБА
Продолжаем публикацию аудиозаписей из комплекта грампластинок, выпущенных к 150-летию Малого театра…
Сцена из 3 действия пьесы (2,5 Мб)
Герцогиня Мальборо — Е.Н. Гоголева
Лорд Болингброк – В.Н.Аксенов
Комментарий Е.Н. Гоголевой.
СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «СТАКАН ВОДЫ» Э.СКРИБА
Продолжаем публикацию аудиозаписей из комплекта грампластинок, выпущенных к 150-летию Малого театра…
Сцена из 3 действия пьесы (2,5 Мб)
Герцогиня Мальборо — Е.Н. Гоголева
Лорд Болингброк – В.Н.Аксенов
Комментарий Е.Н. Гоголевой.
Подробнее
ВСЕ ЭТО ОН – ЮРИЙ СОЛОМИН
ВСЕ ЭТО ОН – ЮРИЙ СОЛОМИН
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы...
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы...
ВСЕ ЭТО ОН – ЮРИЙ СОЛОМИН
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы. Художественный руководитель Государственного академического Малого театра, народный артист СССР, профессор театрального училища имени Щепкина, бывший министр культуры РСФСР — все это он, Юрий Соломин, самый аристократичный и интеллигентный герой советских фильмов. В историю театра и кино он вошел своими блестяще сыгранными ролями в лентах «Адъютант его превосходительства», «Хождение по мукам», «ТАСС уполномочен заявить...», «Обыкновенное чудо», «Ревизор», «Дядя Ваня», «Сирано де Бержерак».
Родом из Сибири, он воспитывался в семье профессиональных музыкантов, поэтому рано научился понимать и любить искусство. С детских лет участвовал в спектаклях городского Дворца пионеров.
— Выбор профессии — один из важных шагов, сделанных в жизни каждого человека. Что вас, Юрий Мефодьевич, подвигло стать актером? Ведь вы жили за тысячи километров от главных культурных центров?
— Должно быть, мое первое выступление. В школе, в которой я учился, в военные годы разместился госпиталь. Однажды моя первая учительница и наставница Наталья Павловна Большакова спросила нас, первоклашек: «Кто хочет выступить в госпитале? » Мы как один закричали: «Я! Я! ». Меня выбрали. Давно это было: стою в центре больничной палаты, пою, танцую или читаю стихи — не помню. Только один эпизод до сих пор живет в сердце. После того как исполнил свой номер, раненый солдат дал мне кусочек сахара. Счастье было неописуемое, сжал я гостинец в руке, так весь день с ним и проходил. Пришел домой, ладошку разжал... Только сахар в ней — какой-то мокрый. Но все же в этот день мы пили чай с сахаром, а я еще долго вылизывал свою сладкую ладошку!
Судьба распорядилась так, что понятие «Малый театр» вошло в мою жизнь с младых ногтей и на всю жизнь. Еще в Чите пятнадцатилетним подростком я увидел фильм «Малый театр и его мастера», сделанный к 125-летию театра. Артисты покорили меня своей необычной, волшебной игрой. Именно из этой ленты я узнал о Щепкинском училище в Москве на Неглинной, 6.
В 1953 году восемнадцатилетний Соломин из далекой Читы приехал в Москву и поступил в Щепкинское училище. Он стал студентом мастерской одного из лучших педагогов училища — Веры Пашенной, блестящего знатока традиций Малого театра, а значит, устоев, правил, методов, сложившихся в театре еще в те времена, когда он был частью Императорских театров. Ее опыт, школа Малого театра, идущая от Александра Ленского, Прова Садовского, Александра Островского, воспитали в Юрии Мефодьевиче актера, верного замыслу драматурга. Когда он воспринимал идеи режиссера, открывал в себе черты своего героя, лепил его образ, опираясь на единый творческий ансамбль актеров, то втягивал зрителя в мир спектакля. Совету своего великого учителя Веры Пашенной о том, что «нужно играть так, как будто ты играешь в первый и последний раз», что «на сцене нужно оставлять кусочек своего сердца, чувствовать опустошенность после спектакля», Юрий Мефодьевич следует всю свою жизнь.
— В Малом театре я впервые появился в 1955 году, будучи студентом второго курса. Здесь я проходил первую практику и сыграл роль в замечательном спектакле «Иван Грозный». На сцене были талантливые артисты, в том числе и мой педагог Вера Николаевна. До сих пор храню программку этого спектакля. В ней было написано: «Второй ремесленник — студент Театрального училища имени Щепкина Юрий Соломин». Моя реплика, которую тогда выкрикивал из толпы: «Мы ремесленники от Мясницких ворот» — незначительная, но дорогая для сердца и памяти. Когда я окончил театральное училище, пригласили в труппу Малого театра, который и стал для меня домом.
— Вера Пашенная во многом стала вашей путеводной звездой. Правда, что благодаря ей вам удалось сыграть главную роль в фильме «Бессонная ночь»?
— Да. Именно она дала мне путевку в кинематограф, порекомендовав режиссеру Исидору Анненскому. В этом фильме состоялся мой кинематографический дебют. Потом снялся более чем в пятидесяти лентах: разноплановых, драматических, лирических, острохарактерных, комедийных — и везде старался найти то особенное в каждой роли, чтобы сделать ее настоящим явлением для зрителей. Любимыми моими работами стали роли в фильмах В. Георгиева «Сильные духом» и А. Салтыкова «И был вечер, и было утро».
— Чем Кино стало для вас?
— Съемки подарили мне встречи с выдающимися режиссерами и актерами. Огромной удачей для себя считаю работу и дружбу с Акирой Куросавой, Оттакаром Ваврой, Михаилом Калатозовым, Марком Донским, Комаки Курихарой, Жанной Моро, Мариной Влади. Вообще работа актера — удивительная. Играя, мы проживаем десятки жизней, судеб своих героев. Это увлекательно.
— Есть впечатление, что известность следует за вами по пятам. Вслед за российским признанием после сериала «Адъютант его превосходительства» последовало — международное. Вам предложили остаться за границей. Почему отказались?
— Знаете, для меня лично «Адъютант» был важен не славой. Он помог мне разобраться во многих политических ситуациях. Мало кто знает, что лента долгое время пролежала «на полке», прежде чем была выпущена в прокат. Что касается международного признания, то было очень приятно, когда после роли Арсеньева в фильме «Дерсу Узала» мне предложили работу за рубежом. Но разве я мог это сделать, несмотря на огромное желание поработать с западными кинорежиссерами? Трудно было пойти на долгую разлуку с Малым театром.
— На сцене Малого театра вы прожили многие судьбы великих людей нашего прошлого. Это главные роли в спектаклях «Ревизор», «Леший», «Сирано де Бержерак», «Пучина», «Дядя Ваня», «Царь Федор Иоаннович», «Живой труп». Но наверняка у вас были и любимые роли?
— Да, любимые и, возможно, лучшие театральные работы — роль Войницкого в пьесе А. П. Чехова «Дядя Ваня» и роль Сирано в пьесе «Сирано де Бержерак».
С последней пьесой связан любопытный эпизод с народным артистом СССР Михаилом Царевым. В ту пору, когда великий мастер был художественным руководителем Малого театра.
Михаил Царев знал Юрия Соломина еще со времен театрального училища, был его педагогом. Но только через 25 лет работы Соломина в театре Царев спросил, о какой роли мечтал Юрий Мефодьевич.
... Это была и надежда, и вера в меня, я будто доказал свое право на выбор. Я всегда хотел сыграть Сирано. Через год мечта сбылась, до этого Михаил Иванович на художественном совете предложил поставить пьесу «Сирано де Бержерак». На вопрос, кто будет ставить, ответил: «Рачик Капланян». — «А кто будет играть Сирано?» — «Подумаю». И вскоре назначил на роль меня.
— Не каждому актеру удается сыграть роль, о которой он мечтает всю жизнь. Почему?
— Но не за каждую роль можно браться даже самым талантливым и опытным артистам. Актер — это профессия нелегкая, ее основа в глубине души. Мне кажется, что любая роль для актера — желанная. Все зависит от отношения к ней.
— Каким должен быть нынешний актер?
— Артист не может лгать себе. Он может играть всякие роли, но в то же время оставаться самим собой. Важно, чтобы во всем была пушкинская мера в культуре: ответственность и мастерство. Ответственность за свой талант — как перед собой, так и перед публикой. Человек талантливый будет выполнять свою работу честно и чисто. Ибо в творчестве есть своя честь. Мне не стыдно за все, что я делал.
— На заре вашей карьеры вам посчастливилось играть на сцене вместе с великими актерами...
— Это был подарок свыше! Я работал вместе с Ильинским, Царевым, Жаровым, Гоголевой, Шатровой, Бабочкиным. Помню, в театре существовала интересная традиция. Если появлялся новый актер, то ему легенды нашего театра обязательно дарили символический сувенир: фотографию артиста или драматурга, книгу. Знаете, я ведь играю всегда дядю Ваню в галстуке, который мне подарила Татьяна Александровна Еремеева, жена Игоря Владимировича Ильинского. В свое время я долго не мог найти такого галстука, который был описан у Чехова, — василькового цвета. И однажды на репетиции она просто подошла ко мне и сказала: «Вот, посмотрите, если он вам подойдет. Это галстук Игоря Владимировича». Вот в нем-то я и играю уже много лет. И у меня такое ощущение, что если его потеряют в костюмерной, то я уже больше не смогу сыграть. Казалось бы, что тут такого? Но ведь это галстук Ильинского!
— Многого вы достигли за годы своей творческой деятельности! Слава, признание, почет — все это у вас есть...
— Но дороже для меня люди, которые рядом... Знаете, иногда на рынке с меня не берут денег, говорят: «Можно мы вам вместо цветов помидоры подарим? » Актер должен воздействовать и дарить радость тем людям, которые приходят в зрительный зал, потому что они нам доверяют и ищут в нас поддержку.
Последняя работа Юрия Соломина в кино — главная роль в телефильме «Московская сага». И снова его талантам вылеплен удивительный образ русского интеллигента, — такого, каков он сам, Юрий Соломин. И снова ему поступают предложения от режиссеров. Но это все потом, ведь сейчас главное для артиста — достойно отметить 250-летний юбилей любимого и родного Малого театра.
Марина Лосковцова
«Вольная Кубань», 02.06.2006
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы. Художественный руководитель Государственного академического Малого театра, народный артист СССР, профессор театрального училища имени Щепкина, бывший министр культуры РСФСР — все это он, Юрий Соломин, самый аристократичный и интеллигентный герой советских фильмов. В историю театра и кино он вошел своими блестяще сыгранными ролями в лентах «Адъютант его превосходительства», «Хождение по мукам», «ТАСС уполномочен заявить...», «Обыкновенное чудо», «Ревизор», «Дядя Ваня», «Сирано де Бержерак».
Родом из Сибири, он воспитывался в семье профессиональных музыкантов, поэтому рано научился понимать и любить искусство. С детских лет участвовал в спектаклях городского Дворца пионеров.
— Выбор профессии — один из важных шагов, сделанных в жизни каждого человека. Что вас, Юрий Мефодьевич, подвигло стать актером? Ведь вы жили за тысячи километров от главных культурных центров?
— Должно быть, мое первое выступление. В школе, в которой я учился, в военные годы разместился госпиталь. Однажды моя первая учительница и наставница Наталья Павловна Большакова спросила нас, первоклашек: «Кто хочет выступить в госпитале? » Мы как один закричали: «Я! Я! ». Меня выбрали. Давно это было: стою в центре больничной палаты, пою, танцую или читаю стихи — не помню. Только один эпизод до сих пор живет в сердце. После того как исполнил свой номер, раненый солдат дал мне кусочек сахара. Счастье было неописуемое, сжал я гостинец в руке, так весь день с ним и проходил. Пришел домой, ладошку разжал... Только сахар в ней — какой-то мокрый. Но все же в этот день мы пили чай с сахаром, а я еще долго вылизывал свою сладкую ладошку!
Судьба распорядилась так, что понятие «Малый театр» вошло в мою жизнь с младых ногтей и на всю жизнь. Еще в Чите пятнадцатилетним подростком я увидел фильм «Малый театр и его мастера», сделанный к 125-летию театра. Артисты покорили меня своей необычной, волшебной игрой. Именно из этой ленты я узнал о Щепкинском училище в Москве на Неглинной, 6.
В 1953 году восемнадцатилетний Соломин из далекой Читы приехал в Москву и поступил в Щепкинское училище. Он стал студентом мастерской одного из лучших педагогов училища — Веры Пашенной, блестящего знатока традиций Малого театра, а значит, устоев, правил, методов, сложившихся в театре еще в те времена, когда он был частью Императорских театров. Ее опыт, школа Малого театра, идущая от Александра Ленского, Прова Садовского, Александра Островского, воспитали в Юрии Мефодьевиче актера, верного замыслу драматурга. Когда он воспринимал идеи режиссера, открывал в себе черты своего героя, лепил его образ, опираясь на единый творческий ансамбль актеров, то втягивал зрителя в мир спектакля. Совету своего великого учителя Веры Пашенной о том, что «нужно играть так, как будто ты играешь в первый и последний раз», что «на сцене нужно оставлять кусочек своего сердца, чувствовать опустошенность после спектакля», Юрий Мефодьевич следует всю свою жизнь.
— В Малом театре я впервые появился в 1955 году, будучи студентом второго курса. Здесь я проходил первую практику и сыграл роль в замечательном спектакле «Иван Грозный». На сцене были талантливые артисты, в том числе и мой педагог Вера Николаевна. До сих пор храню программку этого спектакля. В ней было написано: «Второй ремесленник — студент Театрального училища имени Щепкина Юрий Соломин». Моя реплика, которую тогда выкрикивал из толпы: «Мы ремесленники от Мясницких ворот» — незначительная, но дорогая для сердца и памяти. Когда я окончил театральное училище, пригласили в труппу Малого театра, который и стал для меня домом.
— Вера Пашенная во многом стала вашей путеводной звездой. Правда, что благодаря ей вам удалось сыграть главную роль в фильме «Бессонная ночь»?
— Да. Именно она дала мне путевку в кинематограф, порекомендовав режиссеру Исидору Анненскому. В этом фильме состоялся мой кинематографический дебют. Потом снялся более чем в пятидесяти лентах: разноплановых, драматических, лирических, острохарактерных, комедийных — и везде старался найти то особенное в каждой роли, чтобы сделать ее настоящим явлением для зрителей. Любимыми моими работами стали роли в фильмах В. Георгиева «Сильные духом» и А. Салтыкова «И был вечер, и было утро».
— Чем Кино стало для вас?
— Съемки подарили мне встречи с выдающимися режиссерами и актерами. Огромной удачей для себя считаю работу и дружбу с Акирой Куросавой, Оттакаром Ваврой, Михаилом Калатозовым, Марком Донским, Комаки Курихарой, Жанной Моро, Мариной Влади. Вообще работа актера — удивительная. Играя, мы проживаем десятки жизней, судеб своих героев. Это увлекательно.
— Есть впечатление, что известность следует за вами по пятам. Вслед за российским признанием после сериала «Адъютант его превосходительства» последовало — международное. Вам предложили остаться за границей. Почему отказались?
— Знаете, для меня лично «Адъютант» был важен не славой. Он помог мне разобраться во многих политических ситуациях. Мало кто знает, что лента долгое время пролежала «на полке», прежде чем была выпущена в прокат. Что касается международного признания, то было очень приятно, когда после роли Арсеньева в фильме «Дерсу Узала» мне предложили работу за рубежом. Но разве я мог это сделать, несмотря на огромное желание поработать с западными кинорежиссерами? Трудно было пойти на долгую разлуку с Малым театром.
— На сцене Малого театра вы прожили многие судьбы великих людей нашего прошлого. Это главные роли в спектаклях «Ревизор», «Леший», «Сирано де Бержерак», «Пучина», «Дядя Ваня», «Царь Федор Иоаннович», «Живой труп». Но наверняка у вас были и любимые роли?
— Да, любимые и, возможно, лучшие театральные работы — роль Войницкого в пьесе А. П. Чехова «Дядя Ваня» и роль Сирано в пьесе «Сирано де Бержерак».
С последней пьесой связан любопытный эпизод с народным артистом СССР Михаилом Царевым. В ту пору, когда великий мастер был художественным руководителем Малого театра.
Михаил Царев знал Юрия Соломина еще со времен театрального училища, был его педагогом. Но только через 25 лет работы Соломина в театре Царев спросил, о какой роли мечтал Юрий Мефодьевич.
... Это была и надежда, и вера в меня, я будто доказал свое право на выбор. Я всегда хотел сыграть Сирано. Через год мечта сбылась, до этого Михаил Иванович на художественном совете предложил поставить пьесу «Сирано де Бержерак». На вопрос, кто будет ставить, ответил: «Рачик Капланян». — «А кто будет играть Сирано?» — «Подумаю». И вскоре назначил на роль меня.
— Не каждому актеру удается сыграть роль, о которой он мечтает всю жизнь. Почему?
— Но не за каждую роль можно браться даже самым талантливым и опытным артистам. Актер — это профессия нелегкая, ее основа в глубине души. Мне кажется, что любая роль для актера — желанная. Все зависит от отношения к ней.
— Каким должен быть нынешний актер?
— Артист не может лгать себе. Он может играть всякие роли, но в то же время оставаться самим собой. Важно, чтобы во всем была пушкинская мера в культуре: ответственность и мастерство. Ответственность за свой талант — как перед собой, так и перед публикой. Человек талантливый будет выполнять свою работу честно и чисто. Ибо в творчестве есть своя честь. Мне не стыдно за все, что я делал.
— На заре вашей карьеры вам посчастливилось играть на сцене вместе с великими актерами...
— Это был подарок свыше! Я работал вместе с Ильинским, Царевым, Жаровым, Гоголевой, Шатровой, Бабочкиным. Помню, в театре существовала интересная традиция. Если появлялся новый актер, то ему легенды нашего театра обязательно дарили символический сувенир: фотографию артиста или драматурга, книгу. Знаете, я ведь играю всегда дядю Ваню в галстуке, который мне подарила Татьяна Александровна Еремеева, жена Игоря Владимировича Ильинского. В свое время я долго не мог найти такого галстука, который был описан у Чехова, — василькового цвета. И однажды на репетиции она просто подошла ко мне и сказала: «Вот, посмотрите, если он вам подойдет. Это галстук Игоря Владимировича». Вот в нем-то я и играю уже много лет. И у меня такое ощущение, что если его потеряют в костюмерной, то я уже больше не смогу сыграть. Казалось бы, что тут такого? Но ведь это галстук Ильинского!
— Многого вы достигли за годы своей творческой деятельности! Слава, признание, почет — все это у вас есть...
— Но дороже для меня люди, которые рядом... Знаете, иногда на рынке с меня не берут денег, говорят: «Можно мы вам вместо цветов помидоры подарим? » Актер должен воздействовать и дарить радость тем людям, которые приходят в зрительный зал, потому что они нам доверяют и ищут в нас поддержку.
Последняя работа Юрия Соломина в кино — главная роль в телефильме «Московская сага». И снова его талантам вылеплен удивительный образ русского интеллигента, — такого, каков он сам, Юрий Соломин. И снова ему поступают предложения от режиссеров. Но это все потом, ведь сейчас главное для артиста — достойно отметить 250-летний юбилей любимого и родного Малого театра.
Марина Лосковцова
«Вольная Кубань», 02.06.2006
04.07.2006
Подробнее
ТАТЬЯНА ЕРЕМЕЕВА: «МЕНЯ СЧИТАЛИ ПРИЛОЖЕНИЕМ К ИЛЬИНСКОМУ…»
Тамбовская примадонна покорила Малый театр и великого артиста...
ТАТЬЯНА ЕРЕМЕЕВА: «МЕНЯ СЧИТАЛИ ПРИЛОЖЕНИЕМ К ИЛЬИНСКОМУ…»
Тамбовская примадонна покорила Малый театр и великого артиста
История жизни Татьяны Еремеевой напоминает историю Золушки. Молодую провинциальную актрису пригласили в Москву в старейший театр - Малый, которому она отдала более 60 лет жизни. Там она познакомилась и вышла замуж - если и не за принца, то за короля - короля советского кинематографа. И пусть король не был высок, строен и прекрасен собой, но его обожала добрая половина женщин необъятного Советского Союза. Звали его Игорь Ильинский.
Замужество отрицательно сказывалось на карьере
- Татьяна Александровна, знаю, что вы не москвичка. Если не секрет, как вы оказались в столице?
- Годы жизни и работы в провинции были для меня самыми счастливыми. Наверное, прежде всего потому, что была молода. В Тамбовском театре я проработала всю войну, была первой актрисой. Играла по сорок спектаклей в месяц, порой по три спектакля в день. В Тамбове я как нигде чувствовала, что город нужен мне, а я нужна ему. Может показаться странным: война, а в театре аншлаги! Света нет во всем городе - только в театре! Зрители друг у друга вырывали билеты из рук, военные грозили кассирше пистолетом, когда не хватало билетов. Люди будто с ума посходили! Ни о какой Москве я и не мечтала. В Тамбов приехал Константин Александрович Зубов, руководивший в то время Малым театром. Мне перед спектаклем шепнули по секрету: «В зале сидит Зубов! Специально из Москвы приехал - на тебя посмотреть! Зубову понравилось, как я играла, и меня перевели в Малый театр. Я попала в другую, незнакомую мне атмосферу, пришлось переучиваться, а многое и познавать заново. За мной тянулся шлейф провинциальной актрисы. Нужно было пробивать дорогу, добиваться признания. Театр требует, чтобы о себе заявляли, а у меня не тот характер, чтобы заявлять. В Москве я долго чувствовала себя чужой.
Серьезные сложности были и из-за моей немецкой фамилии - Битрих. Меня не хотели прописывать, приказывали вернуться обратно в Тамбов. Время было такое, что и за фамилию приходилось отвечать.
- Малый театр подарил вам встречу с будущим мужем. Каким Игорь Владимирович показался вам при первой встрече?
- Замкнутым. Мы не сразу сошлись, на узнавание друг друга потребовалось время. Игорь Владимирович был очень осторожным. Он сам в Малом театре долгое время чувствовал себя чужим. Его считали мейерхольдовцем, у него почти не было друзей, он держался особняком. К тому же при всей его сумасшедшей популярности, которую дает кинематограф, он многие годы был человеком очень одиноким.
- На вашей театральной карьере сказался брак с Ильинским?
- К нашему браку поначалу в театре отнеслись настороженно. Я же была на отшибе. Когда я попадала в спектакли, которые ставил Ильинский, начинались пересуды, неприятные для меня разговоры. До этого я была самостоятельная единица - и вдруг стала чем-то другим, неким приложением. Притом что я по-прежнему оставалась собой. С замужеством в моей жизни появились препятствия, о которых я не подозревала и которые мешают службе в театре.
Что за молчанием на сцене?
- А что вам помогало в работе?
- Я не знаю, как сейчас воспитывается театральная молодежь, но мне кажется, что самое важное - воспитать в молодом артисте умение жить своим персонажем, жить внутри. Ни в коем случае ничего не наигрывать. Нужно просто слушать своего героя. А для этого нужно не только хорошо обдумать роль, почувствовать характер человека. Если актер сегодня играет так, а завтра по-другому или вообще не играет, а проговаривает текст, это не нужно зрителю. Зритель неправду почувствует сразу.
Я люблю свою роль в «Дяде Ване». В начале спектакля моя героиня половину первого акта, примерно тридцать минут, молчит и слушает - и живет тем, что она слышит на сцене. Если актриса просто сидит и ждет, пока подойдет ее реплика, это неинтересно. Неважно, смотрят на меня зрители или нет, я сижу, слушаю, воспринимаю и живу тем, что я слушаю, и тогда во мне назревает протест, и я вступаю, когда не вступить уже нельзя.
- Чего ждет зритель, пришедший сегодня в Малый театр, - неторопливой, глубокой игры или можно побегать по сцене, поболтать скороговоркой, как сейчас принято?
- Конечно, меняется время, меняется и театр. Возьмем к примеру «Горе от ума». Грибоедова изучают в школе, и на спектакль приходит в основном молодежь. Я видела три разных «Горя от ума». Сама когда-то Наталью Дмитриевну играла, Михаил Иванович Царев - Чацкого. Варвара Николаевна Рыжова, которой я поклонялась, играла графиню-бабушку дряхлой старухой. Великолепно играла, я не могла глаз оторвать. А сейчас графиню-бабушку играю я. Я не могу играть как Рыжова. У меня нет ни ее внешних данных, ни характера. И я построила роль по-своему, с современной, как мне кажется, точки зрения. Я играю моложавую бабушку. Моя графиня еще иногда выезжает на балы, устает, конечно, но хочет потанцевать.
- Банальный на первый взгляд вопрос. В чем, по-вашему, предназначение актера?
- Воспитывать зрителя. Помочь зрителю понять, как ему жить, что такое добро, что такое зло.
«Нет ролей - пишу книжки!»
- Татьяна Александровна, как к вам относятся в Малом театре сейчас?
- Последнее время коллектив стал относиться ко мне иначе. Как я когда-то к Александре Александровне Яблочкиной. Когда я пришла в театр, Яблочкина была для меня идеалом, встретиться с ней на сцене было для меня счастьем. Она играла роль в «Ярмарке тщеславия» в девяносто пять! Я играла вместе с ней. Однажды она подошла и шепнула: «Душка моя, если я забуду текст, ты помоги мне, пожалуйста». Ее вывозили в кресле, чтобы она не ковыляла по сцене, и, когда в конце она поднималась с кресла и начинала швырять лекарствами, в ее голосе звучал темперамент, и раскрывался такой актерский потенциал, что зал вставал. В ее-то годы сохранить внутренний жар. Этот дух старых мастеров сохранился в Малом театре.
Я популярности Яблочкиной или Рыжовой не добивалась, но сейчас я старейшая артистка в труппе. Правда, груза прожитых лет не чувствую. Я живу от спектакля до спектакля. В день спектакля я другая и после спектакля другая. Мне завтра предстоит играть, и завтра я тоже буду другой. У меня тоже еще есть стремление работать, хотя мне, наверное, давно пора на покой. Нет года, как я сломала ногу и хожу на костылях. Но театр относится ко мне очень бережно, по-доброму.
- В силу возраста вам, наверное, приходится играть меньше, чем раньше. Чем занимаетесь во время простоя?
- Когда нет ролей, я начинаю писать. Я написала две книжки. Я люблю писать - без этого жить неинтересно. Писать я начала с юности - это моя вторая натура. Я написала большой роман в четырех частях. Для себя, для души. Я заполняю свой мир тем, что сотворяю характеры или судьбы людей не на сцене, а в книжке. Написала сценарий, пьесу - все это у меня дома лежит. Хоть мои книжки и выходят, но как писатель я, наверное, никому не интересна. Мне же важен творческий процесс, поэтому и пишу.
Я прожила счастливую жизнь. Недавно со мной беседовал журналист Караулов. Я рассказывала - он слушал. А выслушав, сказал: «Татьяна Николаевна! Вы прожили счастливую жизнь». Я с ним согласна. У меня замечательная судьба - я, девочка из провинции, попала в Москву, в Малый театр, играла, получала высокие правительственные награды. Недавно мне еще один орден вручили - «За заслуги перед Отечеством». Я получила поздравительную телеграмму от президента Владимира Владимировича Путина, трогательное письмо от Александра Александровича Калягина. Значит, я не просто так прожила свои 90 с лишним лет. Значит, весь мой путь - служение Отечеству.
Беседовал Антон Титов
«Невское время», 23.06.2006
Тамбовская примадонна покорила Малый театр и великого артиста
История жизни Татьяны Еремеевой напоминает историю Золушки. Молодую провинциальную актрису пригласили в Москву в старейший театр - Малый, которому она отдала более 60 лет жизни. Там она познакомилась и вышла замуж - если и не за принца, то за короля - короля советского кинематографа. И пусть король не был высок, строен и прекрасен собой, но его обожала добрая половина женщин необъятного Советского Союза. Звали его Игорь Ильинский.
Замужество отрицательно сказывалось на карьере
- Татьяна Александровна, знаю, что вы не москвичка. Если не секрет, как вы оказались в столице?
- Годы жизни и работы в провинции были для меня самыми счастливыми. Наверное, прежде всего потому, что была молода. В Тамбовском театре я проработала всю войну, была первой актрисой. Играла по сорок спектаклей в месяц, порой по три спектакля в день. В Тамбове я как нигде чувствовала, что город нужен мне, а я нужна ему. Может показаться странным: война, а в театре аншлаги! Света нет во всем городе - только в театре! Зрители друг у друга вырывали билеты из рук, военные грозили кассирше пистолетом, когда не хватало билетов. Люди будто с ума посходили! Ни о какой Москве я и не мечтала. В Тамбов приехал Константин Александрович Зубов, руководивший в то время Малым театром. Мне перед спектаклем шепнули по секрету: «В зале сидит Зубов! Специально из Москвы приехал - на тебя посмотреть! Зубову понравилось, как я играла, и меня перевели в Малый театр. Я попала в другую, незнакомую мне атмосферу, пришлось переучиваться, а многое и познавать заново. За мной тянулся шлейф провинциальной актрисы. Нужно было пробивать дорогу, добиваться признания. Театр требует, чтобы о себе заявляли, а у меня не тот характер, чтобы заявлять. В Москве я долго чувствовала себя чужой.
Серьезные сложности были и из-за моей немецкой фамилии - Битрих. Меня не хотели прописывать, приказывали вернуться обратно в Тамбов. Время было такое, что и за фамилию приходилось отвечать.
- Малый театр подарил вам встречу с будущим мужем. Каким Игорь Владимирович показался вам при первой встрече?
- Замкнутым. Мы не сразу сошлись, на узнавание друг друга потребовалось время. Игорь Владимирович был очень осторожным. Он сам в Малом театре долгое время чувствовал себя чужим. Его считали мейерхольдовцем, у него почти не было друзей, он держался особняком. К тому же при всей его сумасшедшей популярности, которую дает кинематограф, он многие годы был человеком очень одиноким.
- На вашей театральной карьере сказался брак с Ильинским?
- К нашему браку поначалу в театре отнеслись настороженно. Я же была на отшибе. Когда я попадала в спектакли, которые ставил Ильинский, начинались пересуды, неприятные для меня разговоры. До этого я была самостоятельная единица - и вдруг стала чем-то другим, неким приложением. Притом что я по-прежнему оставалась собой. С замужеством в моей жизни появились препятствия, о которых я не подозревала и которые мешают службе в театре.
Что за молчанием на сцене?
- А что вам помогало в работе?
- Я не знаю, как сейчас воспитывается театральная молодежь, но мне кажется, что самое важное - воспитать в молодом артисте умение жить своим персонажем, жить внутри. Ни в коем случае ничего не наигрывать. Нужно просто слушать своего героя. А для этого нужно не только хорошо обдумать роль, почувствовать характер человека. Если актер сегодня играет так, а завтра по-другому или вообще не играет, а проговаривает текст, это не нужно зрителю. Зритель неправду почувствует сразу.
Я люблю свою роль в «Дяде Ване». В начале спектакля моя героиня половину первого акта, примерно тридцать минут, молчит и слушает - и живет тем, что она слышит на сцене. Если актриса просто сидит и ждет, пока подойдет ее реплика, это неинтересно. Неважно, смотрят на меня зрители или нет, я сижу, слушаю, воспринимаю и живу тем, что я слушаю, и тогда во мне назревает протест, и я вступаю, когда не вступить уже нельзя.
- Чего ждет зритель, пришедший сегодня в Малый театр, - неторопливой, глубокой игры или можно побегать по сцене, поболтать скороговоркой, как сейчас принято?
- Конечно, меняется время, меняется и театр. Возьмем к примеру «Горе от ума». Грибоедова изучают в школе, и на спектакль приходит в основном молодежь. Я видела три разных «Горя от ума». Сама когда-то Наталью Дмитриевну играла, Михаил Иванович Царев - Чацкого. Варвара Николаевна Рыжова, которой я поклонялась, играла графиню-бабушку дряхлой старухой. Великолепно играла, я не могла глаз оторвать. А сейчас графиню-бабушку играю я. Я не могу играть как Рыжова. У меня нет ни ее внешних данных, ни характера. И я построила роль по-своему, с современной, как мне кажется, точки зрения. Я играю моложавую бабушку. Моя графиня еще иногда выезжает на балы, устает, конечно, но хочет потанцевать.
- Банальный на первый взгляд вопрос. В чем, по-вашему, предназначение актера?
- Воспитывать зрителя. Помочь зрителю понять, как ему жить, что такое добро, что такое зло.
«Нет ролей - пишу книжки!»
- Татьяна Александровна, как к вам относятся в Малом театре сейчас?
- Последнее время коллектив стал относиться ко мне иначе. Как я когда-то к Александре Александровне Яблочкиной. Когда я пришла в театр, Яблочкина была для меня идеалом, встретиться с ней на сцене было для меня счастьем. Она играла роль в «Ярмарке тщеславия» в девяносто пять! Я играла вместе с ней. Однажды она подошла и шепнула: «Душка моя, если я забуду текст, ты помоги мне, пожалуйста». Ее вывозили в кресле, чтобы она не ковыляла по сцене, и, когда в конце она поднималась с кресла и начинала швырять лекарствами, в ее голосе звучал темперамент, и раскрывался такой актерский потенциал, что зал вставал. В ее-то годы сохранить внутренний жар. Этот дух старых мастеров сохранился в Малом театре.
Я популярности Яблочкиной или Рыжовой не добивалась, но сейчас я старейшая артистка в труппе. Правда, груза прожитых лет не чувствую. Я живу от спектакля до спектакля. В день спектакля я другая и после спектакля другая. Мне завтра предстоит играть, и завтра я тоже буду другой. У меня тоже еще есть стремление работать, хотя мне, наверное, давно пора на покой. Нет года, как я сломала ногу и хожу на костылях. Но театр относится ко мне очень бережно, по-доброму.
- В силу возраста вам, наверное, приходится играть меньше, чем раньше. Чем занимаетесь во время простоя?
- Когда нет ролей, я начинаю писать. Я написала две книжки. Я люблю писать - без этого жить неинтересно. Писать я начала с юности - это моя вторая натура. Я написала большой роман в четырех частях. Для себя, для души. Я заполняю свой мир тем, что сотворяю характеры или судьбы людей не на сцене, а в книжке. Написала сценарий, пьесу - все это у меня дома лежит. Хоть мои книжки и выходят, но как писатель я, наверное, никому не интересна. Мне же важен творческий процесс, поэтому и пишу.
Я прожила счастливую жизнь. Недавно со мной беседовал журналист Караулов. Я рассказывала - он слушал. А выслушав, сказал: «Татьяна Николаевна! Вы прожили счастливую жизнь». Я с ним согласна. У меня замечательная судьба - я, девочка из провинции, попала в Москву, в Малый театр, играла, получала высокие правительственные награды. Недавно мне еще один орден вручили - «За заслуги перед Отечеством». Я получила поздравительную телеграмму от президента Владимира Владимировича Путина, трогательное письмо от Александра Александровича Калягина. Значит, я не просто так прожила свои 90 с лишним лет. Значит, весь мой путь - служение Отечеству.
Беседовал Антон Титов
«Невское время», 23.06.2006
Подробнее
«Листая старые подшивки» АРТИСТУ И ЧЕЛОВЕКУ
«Листая старые подшивки»
АРТИСТУ И ЧЕЛОВЕКУ
«Пусть сегодня у тебя нет интересной работы - не теряй драгоценные годы, ищи работу в самом себе, в книгах, в фильмах, размышлениях, наблюдениях: если ты художник, все даст тебе пищу»...
АРТИСТУ И ЧЕЛОВЕКУ
«Пусть сегодня у тебя нет интересной работы - не теряй драгоценные годы, ищи работу в самом себе, в книгах, в фильмах, размышлениях, наблюдениях: если ты художник, все даст тебе пищу»...
«Листая старые подшивки»
АРТИСТУ И ЧЕЛОВЕКУ
«Пусть сегодня у тебя нет интересной работы - не теряй драгоценные годы, ищи работу в самом себе, в книгах, в фильмах, размышлениях, наблюдениях: если ты художник, все даст тебе пищу. Мечтай, работай самостоятельно, совершенствуй прежние роли. Не думай, что работа пройдет вхолостую, настанет время, и появятся всходы». Этот совет принадлежит актрисе Малого театра Татьяне Еремеевой, которая опробовала его, что называется, на самой себе. Доказательство тому - вся ее театральная биография, состоящая не только из внушительного списка ролей, но также из нескольких инсценировок и двух книг. Литературное творчество стало для Еремеевой такой же насущной потребностью, как и актерство: «Поговорить сама с собой на листе бумаги - неплохой способ привести в порядок свои мысли».
Первая книга Татьяны Еремеевой «В мире театра» вышла в 1984 году. Она стала исповедью актрисы, увлекательным, но трезвым повествованием о российской провинции, сформировавшей ее. Глубоким, честным размышлением о профессии, благодарным приношением провинциальным мастерам и корифеям Малого театра, на сцене которого Еремеева играет с 1944 года. Хотя, прежде чем занять лидирующее положение в труппе, ей пришлось пережить немало трудностей. Среди тех, кто поверил в Еремееву, оказался и Игорь Ильинский. Ему - другу, учителю, мужу - она посвятила свою вторую книгу, которую так и назвала - «Игорю Ильинскому - артисту и человеку...» (издательство «Лазурь», Москва).
С годами более определенными, жесткими, порой горькими стали суждения Татьяны Еремеевой о порядочности и таланте, часто сталкивающимися в реальной жизни с завистью, незаслуженными обидами, равнодушием, а иногда и предательством. В чем-то ее мысли перекликаются с дневниковыми записями Бориса Бабочкина, потрясшими несколько лет назад своей откровенностью, нелицеприятностью, безжалостным выводом: дар почти ничего не решает в судьбе артиста. В особенности так было в те непростые сороковые-пятидесятые годы, на которые пришлась зрелость Еремеевой, когда в порядке вещей оказывалось молчаливое, равносильное убийству согласие с многочисленными репрессиями. Мало кто мог устоять перед предложением «компетентных органов» стать их «секретным осведомителем» (здесь Татьяна Александровна позволяет себе порадоваться тому, что молодым людям не пришлось испытать ничего подобного. Стоит только удивляться ее наивности - ведь те «цветы зла» дали достаточно пышные всходы, их корни, кажется, невозможно будет уничтожить).
Рассказывая о личных, сокровенных мгновениях совместной жизни с Ильинским, публикуя его письма, Еремеева чрезвычайно деликатна. Она, оставляя за собой право на тайну, четко следует поставленной задаче - познакомить читателей с другим, непривычным Ильинским. Нежным, тонким, ранимым. Описывая его значительные сценические создания, находит теплые, какие-то очень точные слова. Любой профессиональный театровед может позавидовать образности, оригинальности и одновременно простоте ее языка. Благодаря автору книги мы словно получаем возможность вновь побывать на концерте Ильинского, где он с сердечным трепетом читал «Старосветских помещиков» - эту вечную и в то же время бесхитростную историю любви, заглянуть в зрительный зал Малого театра, услышать тихие, но твердые интонации Ильинского-Акима во «Власти тьмы» и, наконец, стать свидетелями рождения парадоксального образа Льва Толстого в «Возвращении на круги своя»...
А еще Еремеевой оказываются важны имена людей, окружавших Ильинского в разные годы. Михаил Зощенко, Михаил Чехов, Самуил Маршак, Анатолий Кторов, Борис Равенских, конечно же, Всеволод Мейерхольд - страницы, связанные с ним, едва ли не самые пронзительные, самые саднящие. Вопреки разногласиям, уходам Ильинский не предал Мастера, участвовал в его реабилитации. Влияние Мейерхольда ощущал на себе всегда.
А сам он, кажется, до сих пор незримо присутствует в жизни Татьяны Еремеевой, старающейся не опускать однажды заданную им «планку» мастерства и интеллигентности.
Майя ФОЛКИНШТЕЙН
«Литературная газета» №18 18-24 сентября 2002 года
АРТИСТУ И ЧЕЛОВЕКУ
«Пусть сегодня у тебя нет интересной работы - не теряй драгоценные годы, ищи работу в самом себе, в книгах, в фильмах, размышлениях, наблюдениях: если ты художник, все даст тебе пищу. Мечтай, работай самостоятельно, совершенствуй прежние роли. Не думай, что работа пройдет вхолостую, настанет время, и появятся всходы». Этот совет принадлежит актрисе Малого театра Татьяне Еремеевой, которая опробовала его, что называется, на самой себе. Доказательство тому - вся ее театральная биография, состоящая не только из внушительного списка ролей, но также из нескольких инсценировок и двух книг. Литературное творчество стало для Еремеевой такой же насущной потребностью, как и актерство: «Поговорить сама с собой на листе бумаги - неплохой способ привести в порядок свои мысли».
Первая книга Татьяны Еремеевой «В мире театра» вышла в 1984 году. Она стала исповедью актрисы, увлекательным, но трезвым повествованием о российской провинции, сформировавшей ее. Глубоким, честным размышлением о профессии, благодарным приношением провинциальным мастерам и корифеям Малого театра, на сцене которого Еремеева играет с 1944 года. Хотя, прежде чем занять лидирующее положение в труппе, ей пришлось пережить немало трудностей. Среди тех, кто поверил в Еремееву, оказался и Игорь Ильинский. Ему - другу, учителю, мужу - она посвятила свою вторую книгу, которую так и назвала - «Игорю Ильинскому - артисту и человеку...» (издательство «Лазурь», Москва).
С годами более определенными, жесткими, порой горькими стали суждения Татьяны Еремеевой о порядочности и таланте, часто сталкивающимися в реальной жизни с завистью, незаслуженными обидами, равнодушием, а иногда и предательством. В чем-то ее мысли перекликаются с дневниковыми записями Бориса Бабочкина, потрясшими несколько лет назад своей откровенностью, нелицеприятностью, безжалостным выводом: дар почти ничего не решает в судьбе артиста. В особенности так было в те непростые сороковые-пятидесятые годы, на которые пришлась зрелость Еремеевой, когда в порядке вещей оказывалось молчаливое, равносильное убийству согласие с многочисленными репрессиями. Мало кто мог устоять перед предложением «компетентных органов» стать их «секретным осведомителем» (здесь Татьяна Александровна позволяет себе порадоваться тому, что молодым людям не пришлось испытать ничего подобного. Стоит только удивляться ее наивности - ведь те «цветы зла» дали достаточно пышные всходы, их корни, кажется, невозможно будет уничтожить).
Рассказывая о личных, сокровенных мгновениях совместной жизни с Ильинским, публикуя его письма, Еремеева чрезвычайно деликатна. Она, оставляя за собой право на тайну, четко следует поставленной задаче - познакомить читателей с другим, непривычным Ильинским. Нежным, тонким, ранимым. Описывая его значительные сценические создания, находит теплые, какие-то очень точные слова. Любой профессиональный театровед может позавидовать образности, оригинальности и одновременно простоте ее языка. Благодаря автору книги мы словно получаем возможность вновь побывать на концерте Ильинского, где он с сердечным трепетом читал «Старосветских помещиков» - эту вечную и в то же время бесхитростную историю любви, заглянуть в зрительный зал Малого театра, услышать тихие, но твердые интонации Ильинского-Акима во «Власти тьмы» и, наконец, стать свидетелями рождения парадоксального образа Льва Толстого в «Возвращении на круги своя»...
А еще Еремеевой оказываются важны имена людей, окружавших Ильинского в разные годы. Михаил Зощенко, Михаил Чехов, Самуил Маршак, Анатолий Кторов, Борис Равенских, конечно же, Всеволод Мейерхольд - страницы, связанные с ним, едва ли не самые пронзительные, самые саднящие. Вопреки разногласиям, уходам Ильинский не предал Мастера, участвовал в его реабилитации. Влияние Мейерхольда ощущал на себе всегда.
А сам он, кажется, до сих пор незримо присутствует в жизни Татьяны Еремеевой, старающейся не опускать однажды заданную им «планку» мастерства и интеллигентности.
Майя ФОЛКИНШТЕЙН
«Литературная газета» №18 18-24 сентября 2002 года
Подробнее
«Листая старые подшивки» ТАТЬЯНА ЕРЕМЕЕВА: «НЕ ПОНИМАЮ СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО»
«Листая старые подшивки»
ТАТЬЯНА ЕРЕМЕЕВА: «НЕ ПОНИМАЮ СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО»
Старейшей актрисе Малого театра, вдове Игоря Ильинского, исполнилось 9О лет
ТАТЬЯНА ЕРЕМЕЕВА: «НЕ ПОНИМАЮ СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО»
Старейшей актрисе Малого театра, вдове Игоря Ильинского, исполнилось 9О лет
«Листая старые подшивки»
ТАТЬЯНА ЕРЕМЕЕВА: «НЕ ПОНИМАЮ СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО»
Старейшей актрисе Малого театра, вдове Игоря Ильинского, исполнилось 9О лет
- Прежде всего — с юбилеем!
- Да уж, не говорите. Не знаю, как к этому относиться - немалый возраст, да?
- Татьяна Александровна, вы всегда будете молодой. Мне кажется, что даже ваша графиня Хрюмина в «Горе от ума» тоже какая-то моложавая.
- Спасибо за комплимент, но годы летят. Просто Хрюмины всегда были в Малом театре другие, их играли актрисы другого амплуа, так скажем — Рыжова, Фадеева. Моя Хрюмина, по замыслу режиссера Сергея Женовача, должна быть такой элегантной дамой.
- Малый театр вообще театр долгожителей.
- О, да! Рыжова, Турчанинова играли до 90 лет, а Яблочкина вообще, как вы, наверное, знаете - до 95-ти.
- А Анненков — до ста!
- Да! Я, кстати, была партнершей Яблочкиной в ее последнем спектакле «Ярмарка тщеславия».
-...который ставил ваш муж Игорь Ильинский...
- Да, давно это было...
- Вы ностальгируете по старому Малому театру?
- Конечно. Да и вообще по искусству, которое было прежде. Сегодняшнее искусство я как-то не очень понимаю. По-моему, классика стала совершенно не нужна.
- Но в Малый-то ходят...
- И все равно не так, как раньше. Это грустно.
- И сохраняются традиции...
-Стараемся...
- А какую роль вы считаете лучшей вашей ролью?
- Немало было таких ролей. Я любила Раневскую в «Вишневом саде» — в одном из последних спектаклей моего мужа. С тех пор тоже прошло уже 20 лет. Я пишу об этом спектакле подробно в моей книге об Игоре Ильинском.
- Вы согласны с тем, что Игорь Владимирович не был актером сугубо комедийного амплуа?
- Конечно. Он начинал как комедийный артист — и в кино, и у Мейерхольда, но когда мы встретились, когда я была принята в труппу Малого театра — в 43 году, — он был уже совсем другой. И когда говорят о мейерхольдовщине в его игре, я не согласна с этим. Вспомните его Акима из «Власти тьмы» — это же трагедийная роль. Да и в комедиях он был уже другим актером, он очень чутко уловил природу Малого театра, его стиль.
- Ну а как же качели в «Лесе» — это же взято из спектакля у Мейерхольда?
- Но сам образ Счастливцева у Ильинского был уже совсем другим.
- Вы играли только в спектаклях у Игоря Владимировича?
- Ну что вы, я же переиграла множество ролей. Но в последние годы — да, как-то все больше это были постановки Ильинского — и «Лес», и «На всякого мудреца довольно простоты»...
- Я знаю, что Игорь Владимирович очень любил проводить свободное время на даче в подмосковном Внукове за игрой в теннис...
- Увы, в последние годы он уже не играл — очень плохо видел. Но на дачу всегда приезжал. Я тоже ее обожала. Сейчас, правда, она очень обветшала, и все как-то нет возможности, да и средств, честно говоря, ее поправить. Но место во Внукове воистину дивное. Иногда мы ездим туда с сыном и внуком. Там удивительный воздух и так хорошо учить роль.
Андрей ОРЛОВ
«Черноморская здравница» (Сочи), 16.10.2003
ТАТЬЯНА ЕРЕМЕЕВА: «НЕ ПОНИМАЮ СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО»
Старейшей актрисе Малого театра, вдове Игоря Ильинского, исполнилось 9О лет
- Прежде всего — с юбилеем!
- Да уж, не говорите. Не знаю, как к этому относиться - немалый возраст, да?
- Татьяна Александровна, вы всегда будете молодой. Мне кажется, что даже ваша графиня Хрюмина в «Горе от ума» тоже какая-то моложавая.
- Спасибо за комплимент, но годы летят. Просто Хрюмины всегда были в Малом театре другие, их играли актрисы другого амплуа, так скажем — Рыжова, Фадеева. Моя Хрюмина, по замыслу режиссера Сергея Женовача, должна быть такой элегантной дамой.
- Малый театр вообще театр долгожителей.
- О, да! Рыжова, Турчанинова играли до 90 лет, а Яблочкина вообще, как вы, наверное, знаете - до 95-ти.
- А Анненков — до ста!
- Да! Я, кстати, была партнершей Яблочкиной в ее последнем спектакле «Ярмарка тщеславия».
-...который ставил ваш муж Игорь Ильинский...
- Да, давно это было...
- Вы ностальгируете по старому Малому театру?
- Конечно. Да и вообще по искусству, которое было прежде. Сегодняшнее искусство я как-то не очень понимаю. По-моему, классика стала совершенно не нужна.
- Но в Малый-то ходят...
- И все равно не так, как раньше. Это грустно.
- И сохраняются традиции...
-Стараемся...
- А какую роль вы считаете лучшей вашей ролью?
- Немало было таких ролей. Я любила Раневскую в «Вишневом саде» — в одном из последних спектаклей моего мужа. С тех пор тоже прошло уже 20 лет. Я пишу об этом спектакле подробно в моей книге об Игоре Ильинском.
- Вы согласны с тем, что Игорь Владимирович не был актером сугубо комедийного амплуа?
- Конечно. Он начинал как комедийный артист — и в кино, и у Мейерхольда, но когда мы встретились, когда я была принята в труппу Малого театра — в 43 году, — он был уже совсем другой. И когда говорят о мейерхольдовщине в его игре, я не согласна с этим. Вспомните его Акима из «Власти тьмы» — это же трагедийная роль. Да и в комедиях он был уже другим актером, он очень чутко уловил природу Малого театра, его стиль.
- Ну а как же качели в «Лесе» — это же взято из спектакля у Мейерхольда?
- Но сам образ Счастливцева у Ильинского был уже совсем другим.
- Вы играли только в спектаклях у Игоря Владимировича?
- Ну что вы, я же переиграла множество ролей. Но в последние годы — да, как-то все больше это были постановки Ильинского — и «Лес», и «На всякого мудреца довольно простоты»...
- Я знаю, что Игорь Владимирович очень любил проводить свободное время на даче в подмосковном Внукове за игрой в теннис...
- Увы, в последние годы он уже не играл — очень плохо видел. Но на дачу всегда приезжал. Я тоже ее обожала. Сейчас, правда, она очень обветшала, и все как-то нет возможности, да и средств, честно говоря, ее поправить. Но место во Внукове воистину дивное. Иногда мы ездим туда с сыном и внуком. Там удивительный воздух и так хорошо учить роль.
Андрей ОРЛОВ
«Черноморская здравница» (Сочи), 16.10.2003
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
4 июля отмечает день рождения народная артистка России Татьяна Александровна Еремеева. С нескрываемым восхищением и преклонением перед легендарной актрисой и чудесной женщиной мы поздравляем Татьяну Александровну и искренне желаем ей неизменно хорошего самочувствия, радости и еще многих и многих встреч со зрителем на сцене Малого театра!
4 июля отмечает день рождения народная артистка России Татьяна Александровна Еремеева. С нескрываемым восхищением и преклонением перед легендарной актрисой и чудесной женщиной мы поздравляем Татьяну Александровну и искренне желаем ей неизменно хорошего самочувствия, радости и еще многих и многих встреч со зрителем на сцене Малого театра!
03.07.2006
Подробнее
СЕМЕН БОРИСОВИЧ МЕЖИНСКИЙ
Страничка посвящена жизни и творчеству Семена Борисовича Межинского…
СЕМЕН БОРИСОВИЧ МЕЖИНСКИЙ
Страничка посвящена жизни и творчеству Семена Борисовича Межинского…
МЕЖИНСКИЙ Семен Борисович (6.X.1889 — 16.X.1978) — русский советский актер. Народный артист РСФСР (1947). В 1918-19 учился в Харьковской школе сценического искусства. В 1919-24 Mежинский — актер 1-го Харьковского драматического театра (рук. Н. Н. Синельников) и театра одноактных пьес «Огни». Играл здесь роли: Пастух («Зори» Верхарна), Вурм («Коварство и любовь»); граф Меттерних («Орленок» Ростана) и др. С первых ролей актера определились основные черты его творчества: темперамент, богатая фантазия, яркая характерность, разнообразие средств и приемов сценической выразительности. В 1924-33 Межинский играл в Московском театре «Комедия» (б. Театре Корша). Роли: Гросман («Плоды просвещения»), Остергаузен («Джентльмен» Южина-Сумбатова), Фуше («Мадам Сан-Жен» Сарду), Батов («Яд» Луначарского), Маргулиес («Время, вперед!» Катаева) и др. В 1933-59 Межинский работал в Малом театре, продолжая играть характерные роли. Его исполнению присуща сатирическая острота, завершенность пластического и интонационного рисунка, психологическая верность разработки характера. В 1938 Межинский сыграл одну из лучших своих ролей — Феликса Гранде («Евгения Гранде» по Бальзаку). Актер наделил сценический образ бальзаковского скупца природным живым умом хитрого и лицемерного, изворотливого человека. Большой удачей актера было исполнение роли Фаюнина («Нашествие», 1943). Роли: Пологий («Враги»), Штруф («Скутаревский» Леонова), Тарелкин («Смерть Тарелкина» Сухово-Кобылина), Очерет («Слава» Гусева), Сальери («Моцарт и Сальери» Пушкина), Де-Сантос («Уриэль Акоста» Гуцкова), О’Фейлан («Проданная колыбельная» Лакснеса), Милорд Стайн («Ярмарка тщеславия» по Теккерею) и др.
Лит.:
Вакс Л., Семен Межинский, М., 1939;
Никитин Ф., Межинский — Гранде, «Искусство и жизнь», 1940, № 10;
Альтман И., Уриель Акоста, «Театр», 1940, № 7, с. 114-33;
Емельянов Б., Автор спектакля — Игорь Ильинский, «Театр», 1959, № 6, с. 105-11.
ФИЛЬМОГРАФИЯ:
1. «Болотные солдаты» — 1938
2. «Профессор Мамлок» — 1938
3. «Валерий Чкалов» — 1941, Орджоникидзе
4. «Кутузов» — 1943, Наполеон
5. «Суд чести» — 1948
6. «Евгения Гранде» – 1960
ЗАПИСИ:
C.Б.Межинский в роли милорда Стайна «Ярмарка Тщеславия» У.Теккерея
Страничка посвящена жизни и творчеству Семена Борисовича Межинского…
МЕЖИНСКИЙ Семен Борисович (6.X.1889 — 16.X.1978) — русский советский актер. Народный артист РСФСР (1947). В 1918-19 учился в Харьковской школе сценического искусства. В 1919-24 Mежинский — актер 1-го Харьковского драматического театра (рук. Н. Н. Синельников) и театра одноактных пьес «Огни». Играл здесь роли: Пастух («Зори» Верхарна), Вурм («Коварство и любовь»); граф Меттерних («Орленок» Ростана) и др. С первых ролей актера определились основные черты его творчества: темперамент, богатая фантазия, яркая характерность, разнообразие средств и приемов сценической выразительности. В 1924-33 Межинский играл в Московском театре «Комедия» (б. Театре Корша). Роли: Гросман («Плоды просвещения»), Остергаузен («Джентльмен» Южина-Сумбатова), Фуше («Мадам Сан-Жен» Сарду), Батов («Яд» Луначарского), Маргулиес («Время, вперед!» Катаева) и др. В 1933-59 Межинский работал в Малом театре, продолжая играть характерные роли. Его исполнению присуща сатирическая острота, завершенность пластического и интонационного рисунка, психологическая верность разработки характера. В 1938 Межинский сыграл одну из лучших своих ролей — Феликса Гранде («Евгения Гранде» по Бальзаку). Актер наделил сценический образ бальзаковского скупца природным живым умом хитрого и лицемерного, изворотливого человека. Большой удачей актера было исполнение роли Фаюнина («Нашествие», 1943). Роли: Пологий («Враги»), Штруф («Скутаревский» Леонова), Тарелкин («Смерть Тарелкина» Сухово-Кобылина), Очерет («Слава» Гусева), Сальери («Моцарт и Сальери» Пушкина), Де-Сантос («Уриэль Акоста» Гуцкова), О’Фейлан («Проданная колыбельная» Лакснеса), Милорд Стайн («Ярмарка тщеславия» по Теккерею) и др.
Лит.:
Вакс Л., Семен Межинский, М., 1939;
Никитин Ф., Межинский — Гранде, «Искусство и жизнь», 1940, № 10;
Альтман И., Уриель Акоста, «Театр», 1940, № 7, с. 114-33;
Емельянов Б., Автор спектакля — Игорь Ильинский, «Театр», 1959, № 6, с. 105-11.
ФИЛЬМОГРАФИЯ:
1. «Болотные солдаты» — 1938
2. «Профессор Мамлок» — 1938
3. «Валерий Чкалов» — 1941, Орджоникидзе
4. «Кутузов» — 1943, Наполеон
5. «Суд чести» — 1948
6. «Евгения Гранде» – 1960
ЗАПИСИ:
C.Б.Межинский в роли милорда Стайна «Ярмарка Тщеславия» У.Теккерея
17.07.2006
«Ко дню рождения Марии Николаевны Ермоловой» МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ЕРМОЛОВА
«Ко дню рождения Марии Николаевны Ермоловой»
МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ЕРМОЛОВА
Из книги А.Кугеля «Театральные портреты».
МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ЕРМОЛОВА
Из книги А.Кугеля «Театральные портреты».
15.07.2006
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
15 июля – день рождения народного артиста России Валерия Константиновича Бабятинского. Поздравляя актера, мы желаем ему хорошего творческого самочувствия, здоровья и удачи!
15 июля – день рождения народного артиста России Валерия Константиновича Бабятинского. Поздравляя актера, мы желаем ему хорошего творческого самочувствия, здоровья и удачи!
14.07.2006
«Ко дню рождения Марии Николаевны Ермоловой» МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ЕРМОЛОВА
«Ко дню рождения Марии Николаевны Ермоловой»
МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ЕРМОЛОВА
Из книги В.А.Нелидова «Театральная Москва. Сорок лет московских тетаров»…
МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ЕРМОЛОВА
Из книги В.А.Нелидова «Театральная Москва. Сорок лет московских тетаров»…
13.07.2006
«Ко дню рождения Марии Николаевны Ермоловой» ВЕЛИКАЯ И ПРЕКРАСНАЯ
«Ко дню рождения Марии Николаевны Ермоловой»
ВЕЛИКАЯ И ПРЕКРАСНАЯ
Правильнее всего будет предоставить слово самой Ермоловой. В 1909 году некто, скрывшийся за псевдонимом Р., взял у нее интервью для «Петербургской газеты»
ВЕЛИКАЯ И ПРЕКРАСНАЯ
Правильнее всего будет предоставить слово самой Ермоловой. В 1909 году некто, скрывшийся за псевдонимом Р., взял у нее интервью для «Петербургской газеты»
13.07.2006
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
13 июля отмечает день рождения народный артист России Борис Владимирович Клюев. С удовольствием поздравляем актера и желаем ему крепкого здоровья, неизменной удачи и новых ролей на сцене Малого театра!
13 июля отмечает день рождения народный артист России Борис Владимирович Клюев. С удовольствием поздравляем актера и желаем ему крепкого здоровья, неизменной удачи и новых ролей на сцене Малого театра!
12.07.2006
«Звуковой архив Малого театра» ВИКТОР ХОХРЯКОВ ЧИТАЕТ СТИХИ АЛЕКСЕЯ КОЛЬЦОВА
«Звуковой архив Малого театра»
ВИКТОР ХОХРЯКОВ ЧИТАЕТ СТИХИ АЛЕКСЕЯ КОЛЬЦОВА
ВИКТОР ХОХРЯКОВ ЧИТАЕТ СТИХИ АЛЕКСЕЯ КОЛЬЦОВА
12.07.2006
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
12 июля отмечает день рождения заслуженный артист России Петр Данилович Складчиков. Присоединяясь к многочисленному и стройному хору поздравления в адрес замечательного артиста, мы желаем ему удачи, здоровья и новых ролей на сцене Малого театра!
12 июля отмечает день рождения заслуженный артист России Петр Данилович Складчиков. Присоединяясь к многочисленному и стройному хору поздравления в адрес замечательного артиста, мы желаем ему удачи, здоровья и новых ролей на сцене Малого театра!
10.07.2006
БОРИС АЛЕКСАНДРОВИЧ ЛЬВОВ-АНОХИН
Страничка посвящена жизни и творчеству замечательного режиссера, чьи постановки вошли в «золотой фонд» спектаклей Малого театра ХХ века…
10.07.2006
«Звуковой архив Малого театра» СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «ПРИВИДЕНИЯ» Г.ИБСЕНА
«Звуковой архив Малого театра»
СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «ПРИВИДЕНИЯ» Г.ИБСЕНА
Продолжаем публикацию аудиозаписей из комплекта грампластинок, выпущенных к 150-летию Малого театра…
СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «ПРИВИДЕНИЯ» Г.ИБСЕНА
Продолжаем публикацию аудиозаписей из комплекта грампластинок, выпущенных к 150-летию Малого театра…
08.07.2006
ПОЗДРАВЛЯЕМ С НАГРАЖДЕНИЕМ!
ПОЗДРАВЛЯЕМ С НАГРАЖДЕНИЕМ!
МОСКВА, 8 июля - РИА Новости. Владимир Путин подписал «Указ о награждении государственными наградами Российской Федерации» работников культуры и искусства...
МОСКВА, 8 июля - РИА Новости. Владимир Путин подписал «Указ о награждении государственными наградами Российской Федерации» работников культуры и искусства...
07.07.2006
БОРИС КЛЮЕВ: Я СТРЕЛЯЮ ИЗ ВСЕХ ВИДОВ ОРУЖИЯ
БОРИС КЛЮЕВ: Я СТРЕЛЯЮ ИЗ ВСЕХ ВИДОВ ОРУЖИЯ
В Китае популярный артист выпил два стакана водки за державу..
В Китае популярный артист выпил два стакана водки за державу..
06.07.2006
«Листая старые подшивки» ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «Я ЛЮБЛЮ ВСЕ СВОИ РОЛИ…»
«Листая старые подшивки»
ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «Я ЛЮБЛЮ ВСЕ СВОИ РОЛИ…»
Народной артистке России Татьяне Петровне Панковой исполнилось 80 лет. Исполнилось 55 лет ее служения сцене Малого театра...
ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «Я ЛЮБЛЮ ВСЕ СВОИ РОЛИ…»
Народной артистке России Татьяне Петровне Панковой исполнилось 80 лет. Исполнилось 55 лет ее служения сцене Малого театра...
06.07.2006
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
6 июля – день рождения артистки драмы Клавдии Викторовны Моисеевой. Поздравляем актрису и желаем ей хорошего настроения, крепкого здоровья и новых творческих свершений на сцене Малого театра!
6 июля – день рождения артистки драмы Клавдии Викторовны Моисеевой. Поздравляем актрису и желаем ей хорошего настроения, крепкого здоровья и новых творческих свершений на сцене Малого театра!
05.07.2006
«Звуковой архив Малого театра» СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «СТАКАН ВОДЫ» Э.СКРИБА
«Звуковой архив Малого театра»
СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «СТАКАН ВОДЫ» Э.СКРИБА
Продолжаем публикацию аудиозаписей из комплекта грампластинок, выпущенных к 150-летию Малого театра…
СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «СТАКАН ВОДЫ» Э.СКРИБА
Продолжаем публикацию аудиозаписей из комплекта грампластинок, выпущенных к 150-летию Малого театра…
05.07.2006
ВСЕ ЭТО ОН – ЮРИЙ СОЛОМИН
ВСЕ ЭТО ОН – ЮРИЙ СОЛОМИН
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы...
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы...
04.07.2006
ТАТЬЯНА ЕРЕМЕЕВА: «МЕНЯ СЧИТАЛИ ПРИЛОЖЕНИЕМ К ИЛЬИНСКОМУ…»
Тамбовская примадонна покорила Малый театр и великого артиста...
04.07.2006
«Листая старые подшивки» АРТИСТУ И ЧЕЛОВЕКУ
«Листая старые подшивки»
АРТИСТУ И ЧЕЛОВЕКУ
«Пусть сегодня у тебя нет интересной работы - не теряй драгоценные годы, ищи работу в самом себе, в книгах, в фильмах, размышлениях, наблюдениях: если ты художник, все даст тебе пищу»...
АРТИСТУ И ЧЕЛОВЕКУ
«Пусть сегодня у тебя нет интересной работы - не теряй драгоценные годы, ищи работу в самом себе, в книгах, в фильмах, размышлениях, наблюдениях: если ты художник, все даст тебе пищу»...
04.07.2006
«Листая старые подшивки» ТАТЬЯНА ЕРЕМЕЕВА: «НЕ ПОНИМАЮ СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО»
«Листая старые подшивки»
ТАТЬЯНА ЕРЕМЕЕВА: «НЕ ПОНИМАЮ СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО»
Старейшей актрисе Малого театра, вдове Игоря Ильинского, исполнилось 9О лет
ТАТЬЯНА ЕРЕМЕЕВА: «НЕ ПОНИМАЮ СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО»
Старейшей актрисе Малого театра, вдове Игоря Ильинского, исполнилось 9О лет
04.07.2006
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
4 июля отмечает день рождения народная артистка России Татьяна Александровна Еремеева. С нескрываемым восхищением и преклонением перед легендарной актрисой и чудесной женщиной мы поздравляем Татьяну Александровну и искренне желаем ей неизменно хорошего самочувствия, радости и еще многих и многих встреч со зрителем на сцене Малого театра!
4 июля отмечает день рождения народная артистка России Татьяна Александровна Еремеева. С нескрываемым восхищением и преклонением перед легендарной актрисой и чудесной женщиной мы поздравляем Татьяну Александровну и искренне желаем ей неизменно хорошего самочувствия, радости и еще многих и многих встреч со зрителем на сцене Малого театра!
Главный режиссёр Малого театра —
заслуженный артист России А.В. Дубровский
Главная
Новости
Изменения в афише
Премьеры
Гастроли
Репертуар
Отзывы
Фестиваль "Островский в доме Островского"
Малый ТВ
Газета "Малый театр"
Открытая информация
Партнёры
О театре
Попечительский совет Руководство театра Актёры Режиссёры Художники Музыкальная часть Репертуарный отдел Режиссёрский отдел Пресс-служба Музейно-информационный центр Художественно-постановочная часть Мемориальная квартира А.И. Сумбатова-Южина Щепкинское училище Детская студия Малого театра Филиал в Когалыме
История
Здание Малого театра
Репертуар с 1824 г.
Театральное училище
Спектакли
Труппа театра с 1824 года
Труппа театра с 1917 года
Актеры
Режиссеры
Художники
Звуковой архив
1941-1945
Щелыково
Библиотека Малого театра
Правила вежливости и этикета
Публикации
Памятник А.Н. Островскому
Партнеры
Информационная поддержка
Как добраться?© 2025 Пресс-служба:
press@maly.ru
Заказ билетов (web-касса) (495) 624-40-46
Оценка качества услуг учреждений культуры
Адрес театра:
Москва, Театральный проезд д. 1
телефон: (495)624-42-01
Мы в соцсетях:
Партнеры
Информационная поддержка