Внимание!

Режим работы касс Малого театра в праздничные дни.

Основная сцена:

1, 7, 8, 9 мая – выходные дни;

будние дни с 10 до 20 часов без перерыва на обед

Сцена Филиала:

1, 9 мая выходные дни;

будние дни с 12 до 20 часов, обед с 15 до 16 часов

29 апреля день рождения ведущей актрисы Малого театра заслуженной артистки России Светланы Геннадьевны Амановой.

От всей души поздравляем Светлану Геннадьевну с днём рождения! Желаем доброго здоровья, счастья, интересных творческих предложений в театре и в кино.

29 апреля день рождения ведущей актрисы Малого театра заслуженной артистки России Светланы Геннадьевны Амановой.
В 1982 году выпускница Щепкинского училища получила лестное предложение стать актрисой Малого театра. На ее яркие внешние данные безусловной красавицы, сочетающиеся с редкой драматической характерностью сейчас же обратил внимание и кинематограф. Светлана Аманова снималась у таких известных кинорежиссёров, как Леонид Гайдай («Спортлото-82»), Карен Шахназаров («Зимний вечер в Гаграх»), Алексей Сахаров («Лестница»), сыграла Елену Стахову в экранизации тургеневского романа «Накануне» режиссера Николая Мащенко. Последнее время актриса сыграла в телесериалах «Простые истины», «Бедная Настя» и «Спас под березами».
Среди самых значительных ролей Амановой в театре - Вера («Обрыв» по И.А.Гончарову), Варя («Дикарка» А.Н.Островского), Елена Андреевна («Дядя Ваня» А.П.Чехова), Купавина («Волки и овцы» А.Н.Островского), Негина («Таланты и поклонники» А.Н.Островского), Мария Гамильтон («Царь Пётр и Алексей» Ф.Горенштейна), Лидия («Бешеные деньги» А.Н.Островского) и многие другие.
Светлане Амановой одинаково по плечу роли драматические и комедийные и еще одно блестящее тому подтверждение роль акушерки Змеюкиной в недавней премьере Малого театра – «Свадьба, свадьба, свадьба!» (по одноактным комедиям А.П.Чехова). Актриса просто упивается своим пребыванием в этом образе, поет романсы и танцует, сводит с ума и от души веселиться в окружении гостей на свадебном пиршестве.
От всей души поздравляем Светлану Геннадьевну с днём рождения! Желаем доброго здоровья, счастья, интересных творческих предложений в театре и в кино.

Сцена Малого театра на Ордынке порадовала москвичей премьерой — спектаклем по произведениям А. П. Чехова «Свадьба, свадьба, свадьба!» Одну из главных ролей в спектакле исполнила Светлана Аманова — неотразимо женственная, пленительная даже в комедийных образах.

МОНОЛОГ СВЕТЛАНЫ АМАНОВОЙ.

Мой любимый Чехов.

Профессию я выбрала в силу «случайной закономерности».

Сцена Малого театра на Ордынке порадовала москвичей премьерой — спектаклем по произведениям А. П. Чехова «Свадьба, свадьба, свадьба!» в постановке Виталия Иванова. Одну из главных ролей в спектакле исполнила Светлана Аманова — неотразимо женственная, пленительная даже в комедийных образах. Она уже сотни раз играла любовь на подмостках и экране, пережила все ее нюансы: от нежности первого чувства до роковых страстей. Казалось бы, загадок не осталось, но актриса не перестает удивлять и покорять зрителей.

МОНОЛОГ СВЕТЛАНЫ АМАНОВОЙ.
Мой любимый Чехов.

Профессию я выбрала в силу «случайной закономерности». С детства не мечтала стать актрисой, хотя выросла в творческой семье. Я закончила музыкальную школу по классу скрипки, имела опыт выступлений на сцене. Определяющим фактором пойти в театральное стало желание проверить себя. Все-таки конкурс более ста человек на место. Учась в театральном институте, я увлеклась сценой, теми возможностями, которые она открывала.
С первых же дней работы в театре я была задействована в большей части репертуара. Причем, роли были такие, о которых можно только мечтать. Играла Софью в «Горе от ума», Машу в «Живом трупе», Полину («Доходное место»), Павлу («Зыковы»), Зою («Красавец-мужчина»), Варю («Дикарка»). У меня было по две премьеры в год. Был период, когда для меня существовал только один маршрут «дом-театр». Иногда просто падала от усталости, но при этом испытывала невероятный душевный подъем.
Премьерный спектакль «Свадьба, свадьба, свадьба!» — моя третья встреча с драматургией Чехова. Когда-то я играла Ирину в дипломном спектакле «Три сестры». С моей героиней у нас было много общего, в том числе возраст, настроение. Было совпадение чувств, эмоций, устремлений. Я заканчивала театральный институт, и думала о будущем: «Что дальше?». Мне было понятно желание Ирины работать, стать кому-то необходимой, реализовать себя как личность.
Следующей была роль Елены Андреевны в спектакле «Дядя Ваня». До сих пор с грустью вспоминаю и скучаю по этой великолепной постановке Сергея Соловьева с участием Виталия Соломина (Астров), Татьяны Друбич (Соня), Юрия Соломина (Войницкий). Удивительной была сама аура спектакля, его гармоничность во всем: созвучие драматургии, режиссуры и актерского исполнения. Отношение к произведениям Чехова у меня самое трепетное. Насколько гениальны его слова: «Помянут ли нас добрым словом?.. Люди не помянут, зато Бог помянет»...
Сейчас я играю Анну Мартыновну Змеюкину в спектакле «Свадьба! Свадьба! Свадьба!», персонаж скорее комедийный. Всегда интересно пробовать себя в разных жанрах, в разных характерах. В театре у меня есть такая возможность, слава Богу.
Получив эту роль, я немного растерялась. Известный фильм с потрясающим актерским ансамблем: Фаина Раневская, Эраст Гарин, Вера Марецкая, Зоя Федорова, в памяти у многих, зрителей. И, конечно, сравнения со спектаклем неизбежны. Но в процессе работы я успокоилась по этому поводу, доверившись своей интуиции. Как говорится, «пошла от себя». И по-своему трактую этот образ.
Змеюкину я почувствовала как женщину-праздник, окруженную вниманием мужчин, ее желанием покорять и восхищать всех и всегда.
Еще мне приятна возможность спеть в спектакле с живым звуком гитары. Мне кажется, очень удачно найден романс, он точно вписывается в ситуацию. Я с удовольствием его исполняю.
Чехов определил «Свадьбу» как шутку. Но в каждой шутке есть лишь доля шутки, потому что остальное все — правда. Через иронию, гротеск можно увидеть многое, что позволяет задуматься над некоторыми моментами в нашей жизни, посмотреть на себя со стороны. Спектакль «Свадьба! Свадьба! Свадьба!» дает такую возможность.

«Вестник Замоскоречья»

28 АПРЕЛЯ – ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ АЛЕКСАНДРА АЛЕКСЕЕВИЧА ОСТУЖЕВА (1874-1953)

М.М. САДОВСКИЙ

Из книги «Записки актера»

Александр Алексеевич Остужев

Настоящая фамилия Александра Алексеевича Остужева — Пожаров. Но с этой фамилией ему пришлось расстаться.

28 АПРЕЛЯ – ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ АЛЕКСАНДРА АЛЕКСЕЕВИЧА ОСТУЖЕВА (1874-1953)

М.М. САДОВСКИЙ
Из книги «Записки актера»

Александр Алексеевич Остужев

Настоящая фамилия Александра Алексеевича Остужева — Пожаров. Но с этой фамилией ему пришлось расстаться. Однажды на спектакле, в котором молодой Александр Пожаров имел большой успех, почитатели аплодировали ему и, вызывая его, кричали: «Пожаров! Пожаров!» Часть публики подумала, что в театре начался пожар, возникла паника, и зрители ринулись к выходу. После этого случая Александр Пожаров и стал Остужевым. Но, безусловно, пылкому, горячему, темпераментному актеру, каким был А. А. Остужев, его настоящая фамилия подходила больше.

(Версия, почему молодой актер Пожаров стал Остужевым, изложенная здесь М.М. Садовским, — наиболее распространенная, но не единственная, и очень похожа на легенду, в которой желаемое выдается за действительное. Приведу здесь отрывок из книги Ю.Айхенвальда «Остужев», где он в несколько ином ключе рассматривает загадочную смену фамилии. «На летних гастролях (1898 года) и произошло рождение артиста императорских театров Остужева. Причем в Харькове и в Киеве бывали дни, когда Остужевых в гастрольной труппе оказывалось сразу двое.
«Остужев — это «лишний человек» в новом издании. Утомленный как собственной довольно бурной жизнью, так и главным образом художественным переживанием, как писатель чужих страстей и страданий, человек рефлекса,— Остужев являет перед нами через край нервной взвинченности и душевной усталости», — так 31 мая 1898 года писала харьковская газета «Южный край» о персонаже пьесы Сумбатова «Джентльмен», где роль литератора Остужева играл г. Рыжов.
Но, кроме того, в гастрольной труппе Малого театра был никому но известный артист г. Остужев, участвовавший в представлении комедии «Борцы» Модеста Чайковского, драм «Старый закал» Сумбатова и «Честь» Зудермана, а также в спектакле «Бешеные деньги». Этим г. Остужевым и сделался Саша Пожаров. На своего тезку, героя сумбатовской пьесы, он был похож не более, чем язычок пламени на кусочек льда. Но может быть, Александру Ивановичу Южину именно по этому контрасту и пришло в голову предложить пылкому Саше столь противоположную его натуре фамилию?
Много лет спустя Остужев рассказывал, будто особую фамилию для сцены пришлось брать по соображениям противопожарной безопасности:
— Будут тебя вызывать: Пожаров! Пожаров! Тут часть публики и подумает, что пожар начался. Не годится такая фамилия для актера, — сказал будто бы Саше Александр Павлович Ленский.
Возможно, так оно и было. Но до конца не поддаются разгадке тайны рождения старинных театральных фамилий. Бесспорно одно: изобретались фамилии для публичного громкого звучания, для сцены и потому непременно бывали красивы и благородны. В прежних Сашиных псевдонимах, Бровский или там Нальский, по сравнению с фамилией Остужев было нечто бутафорское; фамилия же Остужев была нарядной, но и добротной. Слышалось в ней что-то благородное и надежное, напоминавшее об известных старинных фамилиях». – М.Р.)

Александр Алексеевич Остужев был дружен с моим отцом с юношеских лет и часто бывал у нас дома. Я встретился с Александром Алексеевичем примерно в 1924 году. Позднее, когда я стал актером Малого театра, наше знакомство переросло в дружбу.
В своем рассказе об Остужеве я не претендую ни на полноту его биографии, ни, тем более, на подробный анализ его творчества. Я постараюсь рассказать только об отдельных эпизодах его жизни, о некоторых чертах характера, о его увлечениях и, конечно, расскажу о далеко не легкой его жизни в театре. И, может быть, из этих воспоминаний возникнет образ Остужева — замечательного человека и неповторимого артиста.

Должен сказать, что Александр Алексеевич Остужев был не только неповторимым артистом, но и человеком неповторимой судьбы. В сравнительно молодые годы его посетил недуг, который наложил отпечаток на всю его жизнь. После десяти лет службы в театре он стал терять слух. В тридцать шесть лет он почти совсем оглох.
С этого времени труд актера превратился для него в подвижничество. Для того чтобы играть спектакли, ему пришлось выработать целую систему приемов. Он должен был знать роли всех своих партнеров так же досконально, как и свою. В процессе репетиций и на спектаклях он внимательно следил за партнером, за его жестами, мимикой, движениями, губами, выражением глаз и благодаря этому точно знал, что и как говорит его партнер; чувствовал силу его голоса, его интонации и всегда отвечал ему в тон.

Однажды на спектакле «Уриэль Акоста», в сцене синагоги, Семен Борисович Межинский, игравший де Сан-госа, забыл в своем монологе текст. Этого ужасного для актера мгновения никто не заметил: ни многочисленные артисты на сцене, ни зрители, ни даже суфлер. Заметил один Остужев и тут же пришел на помощь Межинскому — «подал» ему нужную фразу. Причем сделал это так, что слышал фразу только один Межинский, а расстояние между артистами было около шести метров.
Этот случай Семен Борисович всегда вспоминает с восхищением, благодарностью и даже с каким-то священным ужасом: «Как он мог это сделать? — говорил он. — Не понимаю!»
Это действительно кажется невероятным, но это было.

Приведенный случай говорит о том, насколько хорошо Остужев знал спектакль, текст партнеров и насколько он был к ним чуток.
Меня всегда и удивляло и заставляло как-то внутренне жалеть Александра Алексеевича то обстоятельство, что он жил один. У него не было домработницы, не было никого, кто бы заботился о нем, помогал вести домашнее хозяйство. Он всегда все делал сам и никогда на это не сетовал. Любовь к жизни, к деятельности всегда давала ему возможность сохранить мажорное настроение.

Он увлекался слесарным делом, занимался фотографией и был страстным охотником.
Он жил в Большом Козихинском переулке (ныне улица Остужева), в коммунальной квартире, занимая в ней две небольшие комнаты. Первая его комната напоминала слесарную мастерскую: в ней стоял верстак и находилось множество слесарных инструментов; во второй комнате, если судить по вещам, жил фотограф, охотник и актер. Впрочем, об актере- вещи говорили меньше всего. Об этом напоминала, может быть, только коробка грима, брошенная неизвестно в каком году на подоконник.
Александр Алексеевич, как я писал выше, дружил с моим отцом. Однажды, видя, как отец мучается, открывая старыми ножницами консервную банку, он сказал: «Я не ем этой гадости, но раз ты ешь, так заведи себе открывалку». — «А как ее завести,— возразил ему отец,— открывалки, которые продают, или не открывают, или ломаются... А ножницы—дело верное».

Через несколько дней после этого разговора к нам пришел Остужев и принес изобретенную им самим открывалку для консервов. Устроена она была так: центр банки прокалывался острием, похожим на гвоздь, от этого «гвоздя» шел металлический радиус, на конце которого было зубчатое колесо. И вот оно, приводимое в движение вертящейся ручкой, и резало банку. Свыше тридцати лет прошло с того дня, когда Остужев подарил нам открывалку, а она по-прежнему верно служит нам.

О том, что Остужев увлекался слесарным делом, знали все, кто знал Александра Алексеевича, и, конечно, все его знакомые и даже знакомые знакомых обращались к нему с просьбой починить ту или иную вещь. Но особой известностью он пользовался в том районе, где жил. Многие жители Большого Козихинского переулка знали, что по соседству с ними живет артист, который прекрасно чинит самовары, замки, кастрюли, и при этом — задаром. «Расторопные» хозяйки не оставляли его без работы и тащили к нему так много всяких предметов, нуждавшихся в ремонте, что Александру Алексеевичу приходилось иной раз вывешивать на своей двери объявление: «Слесарные работы временно прекращены». Но хозяйки не унимались и, чтобы разжалобить Остужева, посылали к нему своих детей. Однажды, когда я пришел к Александру Алексеевичу с маминым кофейником, к которому она очень привыкла и у которого отвалился носик, я был свидетелем такой сцены.

В двери его комнаты вспыхнула лампа, заменявшая Остужеву звонок. Александр Алексеевич открыл дверь, и я увидел стоящую перед ним девочку с самоваром в руках, которая совсем неслышно не только для Остужева, но и для меня что-то лепетала. Остужев понял, что от него требуется; он пропустил девочку в комнату, дал ей конфет, а сам стал осматривать самовар. Убедившись, что в самоваре распаялось все, что только могло распаяться, он обратился к девочке: «Скажи, что будет готов через месяц. Поняла?» Девочка утвердительно кивнула головой, а Остужев продолжал: «Сейчас у меня репетиция в театре. Я занят. Поняла?» Девочка снова кивнула головой и деловито ушла. Остужев театрально поднял руки вверх и почти закричал: «Нужно съезжать с этой «фатеры»! Смотри, сколько всего нанесли!»

А. А. Остужев, как я говорил, был страстным охотником. Его товарищем по охоте был артист Малого театра Олег Сергеевич Федоровский. Это были совершенно разные люди, но они тем не менее очень дружили.
Однажды я упросил Александра Алексеевича взять меня с собой на охоту. Сделать это было нелегко, так как Остужев был человеком замкнутым, трудно сходился с людьми и круг его друзей был очень узок, а на охоту он ходил только с Федоровским и больше ни с кем. Но меня взяли, видимо, именно потому, что я не был охотником, не собирался с ними охотиться, просто мне хотелось побывать на охоте и быть им чем-то полезным. Вот меня и взяли носильщиком, завхозом и «истопником» костра. Остужев, правда, в носильщиках не нуждался — он был человеком большой физической силы, в молодости увлекался французской борьбой, принимал участие в соревнованиях, брал уроки у самого Ивана Поддубного и боролся с Гиляровским, большая физическая сила которого общеизвестна.
Итак, я поехал с ними на охоту. Встреча была на Савеловском вокзале. Ехали поездом очень долго. А может быть, дорога показалась мне долгой, потому что мы все трое всю дорогу молчали. Александр Алексеевич был не очень разговорчив из-за своей глухоты. Федоровский жил по пословице: «Хорошее слово — серебро, молчание — золото».

Мне в этой компании оставалось разговаривать только с самим собой.
Так мы и ехали молча. Приехали на какую-то станцию, и здесь разговор пробудился, федоровский говорил, что нужно идти направо, Остужев — что налево. В результате все пошли прямо, и это было правильно— вскоре впереди появился лес в осеннем уборе. Шли узкой дорожкой, которая тянулась между двумя полями скошенной ржи. Остужев шел впереди, мы с Олегом позади. Дошли до леса. У большой березы скинули наши рюкзаки. Охотники вынули ружья и углубились в лес. Первым ушел Остужев. Я до сих пор помню его фигуру, его походку. Как красиво, как царственно он шел по золотому лесу! Он снял с головы шляпу и, любуясь деревьями, осматривал их, как осматривают чудо архитектуры... Вот он остановился перед молодой, стройной багряной осиной, которая дрожала листвой, смотрел на нее как зачарованный. Рядом стояла береза с уже почти нагими ветвями; у ствола березы ровным кругом лежал желтый ковер. Остужев прошелся по этому ковру, загребая ногой листья, затем высоко поднял руки, глубоко вздохнул и пошел дальше, пошел как хозяин леса, как его владыка. Вскоре его фигура скрылась за кустами, и почти сейчас же раздался его голос, неповторимый по красоте и силе — остужевский голос. Он пел, пел на весь лес «Кто нас венчал...».

В это время Федоровский еще не ушел. Он стоял неподалеку за кустами, прилаживая на себе какие-то ремни, и не то ворчал что-то себе под нос, не то шептал какое-то заклинание. Когда в глубине леса раздалось остужевское пение, он сплюнул, выругался и сказал:
—Да—да—да, с этим тенором много сегодня не настреляем. Он ведь думает, что если он глухой, то и рябчики глухие!
И, поворчав немного, тоже скрылся в лесу. Я остался один.

Много лет прошло с того чудесного дня, но перед моими глазами, как сейчас, встает лес в осеннем уборе, я вижу Остужева, идущего по золотому ковру, беззаботно размахивающего шляпой, слышу за сердце берущий остужевский голос, в котором с такой силой звучали упоение жизнью и какая-то юношеская отвага. И казалось, не было на нем тогда кожаной куртки и охотничьих сапог, а шел он в развевающемся плаще — Ромео...
Прошло немного времени, и в лесу прогрохотали один за другим два выстрела.
—Так! — подумал я. — Кто-то уже с трофеями!..
Потом в разных местах леса прогремели еще четыре выстрела. Я про себя мысленно подсчитывал: шесть выстрелов, если даже на два выстрела — один рябчик, то это значит — три птички. Хорошо!
Охотники вернулись почти одновременно. Остужев пришел пустой, Федоровский принес одного рябчика.
Расставляя на салфетке, разостланной на траве, стаканчики и раскладывая бутерброды, Остужев, обращаясь ко мне, говорил:
—Знаешь, как охотится Федоровский? Вот как. Он намечает себе участок леса. —Александр Алексеевич обвел широким жестом участок леса, а потом, словно уменьшив этот участок в масштабе, нарисовал этот квадрат в воздухе между собой и мной и продолжай; — Значит, так... сначала он идет по краю участка, по перпендикуляру,— он показывал рукою путь Федоровского,—доходит до конца участка, делает три шага в сторону и идет по перпендикуляру обратно. Ты шахматную доску знаешь?— вдруг спросил он меня.
— Знаю,— ответил я.
—Ну так вот, — продолжал с воодушевлением Остужев, — значит, по перпендикуляру туда и обратно, пока таким образом не пройдет весь участок. Потом он начинает идти по параллелям—туда и обратно, туда и обратно, — тут Александра Алексеевича начал душить смех, но он продолжал рассказ: —Затем! Затем он идет по диагоналям. По белым диагоналям с одного угла до другого, затем по черным диагоналям тоже с одного угла до другого. После такого прочесывания леса бедному рябчику ничего не остается делать, как капитулировать. И рябчик слетает с дерева, падает на спину у ног Федоровского, поджимает лапки, распластывает широко крылья и кричит: «Сдаюсь! Ты победил меня, Федоровский!!!»

После этого рассказа мы все дружно смеялись. В Москву приехали поздно. Через несколько дней Олег Сергеевич Федоровский и Александр Алексеевич Остужев снова уехали куда-то на охоту. Они дружили друг с другом, они любили друг друга.
Любопытный разговор об А. А. Остужеве произошел у меня как-то летом в Доме отдыха «Щелыково». Актер, который готовил в своем театре роль Отелло, обратился ко мне с вопросом:
— Скажите, как можно получить тот монолог Отелло, который Остужев произносил над мертвой Дездемоной? Ни в одном из переводов я не могу его найти, но в экземпляре Малого театра он, видимо, есть.
Я задумался. О каком монологе он говорит? Над убитой Дездемоной Отелло говорит всего два слова: «Дездемона мертвая!» И все. Никакого монолога у него нет. Но актер продолжал настаивать, уверяя меня, что он, много раз видевший Остужева в этой роли, прекрасно помнит его монолог, помнит, что во время этого монолога у него мурашки бегали по спине от страшного остужевского крика, в котором звучала боль кровоточащего сердца.

В чем же дело? Я не сомневался и искренности Чувств этого актера и вместе с тем не мог согласиться, что в этой сцене был монолог, значительный по своим размерам и силе.
В процессе нашего разговора я понял моего собеседника и, как мне кажется, объяснил ему суть его заблуждения. Дело в том, что это место, эти два слова:
«Дездемона мертвая!» — произносились Остужевым с тончайшим мастерством, занимали много времени и были насыщены огромным разнообразием эмоций.

Как строил этот «монолог» Остужев? Начиная произносить первое слово: «Дездемона»,— он медленно поднимал руки кверху, а само слово растягивал по слогам, даже по звукам, начинал с низкой ноты и кончал высокой — почти фальцетом. Второе слово — «мертвая»— он начинал с высокой ноты и кончал почти басовой, при этом воздетые к небу руки медленно опускались вниз. Это то, что касается техники. Но эти два слова были насыщены большим чувством, в котором слышались и безысходное горе, и отчаяние, и любовь. В этих словах звучал и плач ребенка и вой зверя. И все это в двух словах: «Дездемона мертвая». Да, эти два слова у Остужева могли быть восприняты зрителем как сильнейший монолог.

После этого рассказа мой собеседник глубоко задумался. Воцарилась долгая пауза. Потом он посмотрел на меня с виноватым выражением лица и сказал:
—Пожалуй... пожалуй, мне не стоит играть Отелло. И затем с горечью добавил: «Рожденный ползать—летать не может...»
В тот тихий щелыковский вечер в небольшой компании актеров мы много говорили об Александре Алексеевиче, мы вспоминали, что он был всегда добрым, внимательным товарищем, бескорыстным, доброжелательным, незлобивым человеком, далеким от зависти. Душа его была чиста, как у ребенка.
Один из актеров заметил тогда, что глухота, видимо, во многом позволила ему сохранить чистоту души: до него не доходили сплетни, колкости, насмешки, всякого рода осуждения и слухи. Он ничего этого попросту не знал.

Я возразил моему собеседнику, сказав, что если бы Александр Алексеевич обладал самым совершенным, самым тончайшим слухом, он все равно не принимал бы участия в разного рода интригах. Его мировоззрение, строй его души, его требовательность к себе как в жизни, так и на сцене уводили его далеко от теневой стороны театральной жизни.
Он жил жизнью аскета. Для него не имели значения жизненные блага, смыслом его жизни были нравственное совершенство и подвижничество в искусстве.

Иногда я думаю, что жизнь Остужева в театре могла сложиться так, что мы никогда не увидели бы его Отелло и Уриэля Акосты. А это могло случиться.
Настало такое время, когда Остужев выбыл из репертуара и ряд сезонов почти ничего не играл. В этот период у какой-то части работников театра сложилось мнение, что Остужев уже все сказал как актер, что время его романтического героя прошло. Но неожиданно дирекция решила поэкспериментировать, попробовав Остужева на других ролях.
И вот ему вдруг дали в пьесе Л. Толстого «Плоды просвещения» роль Вово. Все в труппе были удивлены. Роль эта, безусловно, для молодого актера. Как можно было поручать ее актеру, которому шел уже к концу шестой десяток, не говоря уже о том, что Остужев просто не мог сыграть пустого, бездумного Вово, не сломав свою яркую актерскую индивидуальность.

Остужев из чувства долга и дисциплины не отказался тогда от этой роли и добросовестно выполнил все требования режиссера, но результат... результат был плачевным.
Вслед за этим экспериментом возник другой: ему поручили роль рабочего в «Растеряевой улице» (инсценировка М. С. Нарокова по Г. Успенскому). И эта работа Остужева, как и следовало ожидать, оказалась его второй неудачей. Несколько приподнятая речь Александра Алексеевича, его мелодичный голос шли вразрез с обликом рабочего. Этот сценический образ оказался придуманным.
Меня необычайно тронули слова Наталии Александровны Луначарской-Розенель, которая в своей книге «Память сердца», подробно описывая именно этот тяжелый период в жизни Остужева, заключает свое описание такими словами: «А на каких весах взвесить аплодисменты, вызовы, восторженные отзывы товарищей по сцене?»
Вот именно, на каких весах? В чьих они руках? Людей непредвзятых, доброжелательных? Ответ дало время...
Как же сложилась судьба Остужева в дальнейшем? Оставшись совсем без ролей, Остужев стал редко приходить в театр. В полном одиночестве он почти все время проводил у своего слесарного станка.
Мне кажется, что он переживал тогда большую депрессию и, видимо, был на той грани, когда мог потерять веру в себя.
К счастью, этого не произошло. Судьба подарила ему радость творчества, радость вдохновенного труда — он получил роль Отелло.

Как это произошло? В начале сезона 1933/34 года в Малом театре начал работать новый директор—Сергей Иванович Амаглобели. Опытный и талантливый руководитель, он был особенно внимателен к «золотому фонду» театра, к его прославленным «старикам» — актерам старшего поколения.
В 1935 году в репертуарный план театра был включен спектакль «Отелло».
Казалось, что тут и должна была взойти остужевская звезда. И все же это произошло не сразу. При распределении ролей Остужев получил роль Отелло только в четвертом составе. Первым был назначен П. М. Садовский, вторым — М. Ф. Ленин, третьим — В. Р. Ольховский и только четвертым — А. А. Остужев. Почему четвертым?

Постановщик спектакля Сергей Эрнестович Радлов считал, что роль Отелло в Малом театре может играть только Пров Михайлович Садовский. А Пров Михайлович не давал твердого согласия. Он хотел прежде поближе познакомиться с режиссером, его планами, хотел на первых репетициях проверить себя, свои силы. В связи с этой нерешительностью Прова Михайловича возникли кандидатуры М. Ф. Ленина и В. Р. Ольховского. С. И. Амаглобели же считал, что только Остужев сможет сыграть Отелло. С. Э. Радлов как раз более всего сомневался именно в Остужеве. Вот в этой несколько запутанной ситуации Александр Алексеевич и оказался четвертым исполнителем.

Да, Остужев получил роль Отелло, может быть, благодаря случайности, но на этом роль «богини слепого случая» закончилась. Дальше все решил талант Александра Алексеевича, его труд, его воля. В процессе репетиций несомненное его превосходство сказалось очень скоро. Сначала отказался от роли Садовский, затем Ольховский, а Ленин хотя и не отказался от желания сыграть Отелло, но уступил Остужеву и перешел во второй состав.
Александр Алексеевич Остужев, как известно, сыграл Отелло с триумфальным успехом. Успех Остужева в «Отелло» стал успехом Малого театра, всего советского театра. После премьеры «Отелло» Остужев словно родился вновь. О нем заговорили как о новом, могучем явлении. Он стал нужен театру. Остужевым гордилась вся наша театральная общественность.

Что было бы с Остужевым, если бы Малый театр не поставил «Отелло»? Мне кажется, что этот прекрасный актер был бы давно забыт, как давно забыты многие большие актеры, которым в конце их творческого пути сопутствовали болезни и неудачи.
Ужасна мысль, что подобный конец мог ждать Александра Алексеевича.
К нашей общей радости, этого не случилось. Остужев вернул себе былую славу, вернул любовь публики, которая стала его забывать.
Когда в 1939 году Малый театр приступил к постановке трагедии Гуцкова «Уриэль Акоста», роль Уриэля без всяких колебаний и сомнений была поручена Остужеву.
И снова был громадный успех.

И этот успех говорил еще раз о том, что никогда в душе актера не угасал огонь творчества. Успех Остужева в «Уриэле Акосте» говорил также и о том, что его Отелло не рожден случайностью. Отелло и Уриэль — это плоды его воли, мастерства и упорного труда.
А. А. Остужев сыграл Уриэля Акосту, когда ему было шестьдесят семь лет! И поразительно было то, что актеры значительно моложе Остужева, игравшие эту роль после него, выглядели со сцены старше, чем Александр Алексеевич.
Происходило это, видимо, потому, что они не обладали могучим темпераментом, которым обладал почти семидесятилетний Остужев, не имели его сильного, чарующего голоса, не умели так чисто, так красиво и так сильно любить на сцене.

Остужева как-то спросили: «Что такое счастье?» Он ответил, что, по его мнению, счастье заключается в том, чтобы всегда делать любимое дело. Александр Алексеевич вспоминал:
— Мне давно говорил лечащий меня профессор С. Я. Майков: «Неужели ты не наигрался? Брось! Было
уже один раз, что тебя привезли со спектакля без сознания! Отдыхай, гуляй, сиди на бульваре». Без работы я жить не могу. Если бы мне доказали, что, сидя на бульваре, я проживу 200 лет, я бы спросил: «А кому и зачем это было бы нужно?» Любимый труд дороже всего, дороже жизни.

Своим благородным актерским трудом Остужев всегда стремился утверждать идею добра, зовущего человека к высотам нравственного совершенства.
Свои нравственные принципы Остужев мечтал воплотить в героическом образе советского человека. Он говорил, что исполнение роли Отелло дает ему каждый раз огромное внутреннее удовлетворение, но все же чувство неутоленной жажды не покидает его. Он хотел бы сыграть роль советского человека, который заговорил бы со сцены Малого театра с не меньшей страстностью и темпераментом, чем его Отелло.

«Я мечтаю о премьере этого спектакля, — писал Остужев, — общие контуры и содержание которого сейчас рисуются в моем воображении. Меня при мысли о нем охватывает такое же волнение, как и тогда, когда я готовился к своему первому сценическому дебюту. Мне кажется, что это и будет моей первой и подлинной встречей с моим зрителем. Я тогда не захочу больше получать письма от моих театральных корреспондентов и не захочу уйти со сцены привычным путем в свою артистическую уборную. В какой бы костюм я ни был одет в том будущем спектакле, под каким бы гримом ни были спрятаны черты моего лица,— я хотел бы сойти со сцены в зрительный зал моего театра, смешаться с толпой моих зрителей и раствориться в их общем потоке, устремляющемся после театрального разъезда к своим повседневным будничным и великим делам» (А Остужев, Любимый зритель, любимый герой. Ежегодник Малого театра 1953—1954 гг., М, 1956, стр. 529).
Великая, истинная любовь к театру, великий труд актера—вот что отличало жизнь русского актера Остужева.
Наследник традиций Мочалова и Ермоловой, ее партнер по сцене, Александр Алексеевич в своем солнечном искусстве, со своей светлой верой в конечную победу благородных начал в человеке над силами зла и мрака, являлся истинным выразителем высоких заветов Малого театра.

Сегодня, 26 апреля, Галина Григорьевна МИКШУН отмечает свой замечательный юбилей.

Горячо и сердечно поздравляя Галину Григорьевну с замечательным юбилеем, желаем ей крепкого здоровья, счастья и дальнейших творческих успехов.

Сегодня, 27 апреля, Галина Григорьевна МИКШУН отмечает свой замечательный юбилей.
Галина Микшун, по окончании в 1962 г. Театрального училища им. М.С.Щепкина, была приглашена в труппу старейшего драматического театра России и с тех пор, на протяжении 45 лет, она верой и правдой служит «Дому Островского».
На сцене Малого театра Галина Григорьевна сыграла множество самых разноплановых ролей русского и зарубежного классического и современного репертуара. Среди ее творческих удач следует отметить: леди Пейзл и леди Плимдейл («Веер леди Уиндермиер» О.Уайльда), Катерина Ступкина и Степанида («Ивушка неплакучая» М.Алексеева), Даниэла («Украли консула» Г.Мдивани), Спасоевич («Доктор философии» Б.Нушича), Жанна Густавовна («Достигаев и другие» М.Горького), Пионова («Женитьба Бальзаминова» А.Н.Островского), Графиня-внучка («Горе от ума» А.С.Грибоедова), Агнесса («Мамуре» Ж.Сармана), Меланья («Не все коту масленица» А.Н.Островского), Аксинья Трофимова («Царь Петр и Алексей» Ф.Горенштейна), Дементьева («Князь Серебряный» А.К.Толстого), Шаргородская («Хроника дворцового переворота» Г.Турчиной), Анна Тихоновна («Не было ни гроша, да вдруг алтын» А.Н.Островского), Приживалка («На всякого мудреца довольно простоты» А.Н.Островского), Волохова («Царь Борис» А.К.Толстого) и другие.
В каждой из этих работ в полной мере проявились яркая творческая индивидуальность талантливой артистки, ее сценическое обаяние, тонкий художественный вкус и чувство юмора. Все это, в сочетании с большим трудолюбием и любовью к театру, добросовестностью и требовательностью к себе позволяет утверждать, что Галина Григорьевна Микшун достойно продолжает и утверждает своим творчеством славные традиции старейшего драматического театра России.
За заслуги в области развития театрального искусства Г.Г.Микшун награждена медалями: «Ветеран труда», «В память 850-летия Москвы» и «За заслуги перед Отечеством II степени».
Горячо и сердечно поздравляя Галину Григорьевну с замечательным юбилеем, желаем ей крепкого здоровья, счастья и дальнейших творческих успехов.
За многолетнюю плодотворную сценическую работу в театре и в связи с юбилеем объявить Галине Григорьевне МИКШУН БЛАГОДАРНОСТЬ.

Художественный руководитель
Ю.Соломин

Генеральный директор
В.Коршунов

26 апреля отмечает день рождения народный артист России Александр Владимирович Клюквин.

Доброго здоровья желаем Александру Владимировичу в день рождения, радостных мгновений от встречи со зрителями и творческого долголетия!

26 апреля отмечает день рождения народный артист России Александр Владимирович Клюквин.
Артист служит в Малом театре вот уже почти тридцать лет, и сейчас без преувеличения можно сказать, что многие зрители теперь ходят в Малый специально «на Клюквина» и помногу раз смотрят спектакли с его участием - «Тайны Мадридского двора», «Коварство и любовь», «На всякого мудреца довольно простоты», «Правда - хорошо, а счастье лучше», «Три сестры», «Таинственный ящик», «Трудовой хлеб». Обладая неповторимым комедийным и драматическим талантом, Александр Владимирович каждое свое выступление превращает в праздник.
Клюквин - настоящий любимец не только театральной публики. «Альф!» - раздается радостный шепот в зале, едва актер успевает произнести первые свои реплики. Голос Клюквина достоин отдельной статьи - узнаваемый и в то же время удивительно разнообразный, позволяющий быть то капитаном Коломбо, то упомянутым уже плюшевым инопланетянином из детского телесериала «Альф», то Нешем Бриджесом... Мало того, голос Александра Клюквина - это голос телеканала «Россия». Александр Клюквин всем своим творчеством подтверждает старую истину о том, что талантливый человек - талантлив во всем. Его стихи украшают один из лучших спектаклей Малого театра - «Таинственный ящик» П.А.Каратыгина, а занимательную пьесу «Сказка о самой сильной силе» мы советуем прочитать на нашем сайте каждому.
Доброго здоровья желаем Александру Владимировичу в день рождения, радостных мгновений от встречи со зрителями и творческого долголетия!

25 апреля день рождения заслуженного деятеля искусств России, режиссёра-постановщика Владимира Михайловича Бейлиса.

От всей души поздравляем замечательного режиссёра В.М.Бейлиса с днем рождения! Здоровья, неиссякаемого жизнелюбия и новых побед!

25 апреля день рождения заслуженного деятеля искусств России, режиссёра-постановщика Владимира Михайловича Бейлиса. Выпускник легендарной мастерской М.О.Кнебель в ГИТИСе, В.М.Бейлис с 1975 года работает в Малом театре. Среди поставленных Владимиром Михайловичем спектаклей – «Доходное место», «Таланты и поклонники», «Царь Пётр и Алексей», «Царь Борис», «На всякого мудреца довольно простоты» и многие другие. Огромным зрительским успехом пользуются идущие на сцене филиала «Тайны Мадридского двора». Артисты обожают репетировать с Владимиром Бейлисом. Недаром Юрий Соломин — художественный руководитель театра, которому без малого 30 лет служит режиссер В.Бейлис, называет его главными профессиональными и человеческими качествами — «любовь к артисту, которая видна во всех его спектаклях».
Сейчас Владимир Михайлович репетирует пьесу Б.Нушича «Госпожа министерша», которая, возможно, появится в репертуаре театра в начале следующего театрального сезона. Главную роль в ней сыграет народная артистка России Ирина Муравьева.
От всей души поздравляем замечательного режиссёра В.М.Бейлиса с днем рождения! Здоровья, неиссякаемого жизнелюбия и новых побед!

«Листая журнальные подшивки»

Андреи ВОЛЧАНСКИЙ

ДОСТОИНСТВО МАСТЕРА

За долгую жизнь в искусстве Евгению Самойлову приходилось сталкиваться с разным уровнем ролевого материала — от Гамлета и Ясона до «проходных», ныне прочно забытых драматургических изделий

«Листая журнальные подшивки»

Андреи ВОЛЧАНСКИЙ

ДОСТОИНСТВО МАСТЕРА

«Театральная жизнь» 1987, октябрь, №20

За долгую жизнь в искусстве Евгению Самойлову приходилось сталкиваться с разным уровнем ролевого материала — от Гамлета и Ясона до «проходных», ныне прочно забытых драматургических изделий. Как бы то ни было, артист считал делом чести полную профессиональную и человеческую отдачу каждой новой работе. Это придавало им ту основательность, что всегда отличает произведение настоящего мастера.

Работы Самойлова становятся украшением любого спектакля с его участием, независимо от общего художественного фона. Они заслуживают внимания и хотя бы краткой фиксации — тем более что исчезают с быстротой, не зависящей от воли артиста. Слишком велика зависимость актерского искусства от преходящих обстоятельств театральной практики.

Семидесятилетие Евгения Самойлова совпало с юбилейной датой образования СССР. Он отметил ее главной ролью в «Диком Ангеле» по пьесе украинского драматурга А. Коломийца. Сыграл своего сверстника, пожилого рабочего, недавно вышедшего на пенсию. Глава большой семьи, Платон Ангел мог, на первый взгляд, показаться некой «модификацией» горьковского Бессеменова или современным вариантом Ванюшина. Не обходя «острых углов» в своем герое, артист убедительно показывал, как крутая родительская власть, непререкаемый авторитет отца становятся в итоге доброй, созидательной силой. Платон Никитич старался научить своих взрослых детей почтению к честной и добросовестной работе, умению соразмерять потребности с затраченным трудом, разумной бережливости, любви к родному дому, а значит, и к родной земле. Цель семейной «политики» — воспитание тех человеческих качеств, в которых сегодня кровно заинтересовано наше общество.

Для исполнительской манеры Самойлова всегда было характерно стремление к романтической приподнятости, ярко-театральной форме. В «Диком Ангеле» он сумел отойти от испытанных, не приносивших удачу актерских приемов, предстать в полном расцвете психологического мастерства, чурающегося резких линий, каких-либо открытых эмоциональных изъявлений. Но за мягкостью его интонаций, тонкой разработкой внутренних «ходов» ощущалась все же, знакомая с давних лет, взрывчатая сила большого таланта, находящегося в постоянном движении и развитии.

На весьма ограниченном пространстве разворачивает Самойлов роль сибирского писателя Угрюмова-Вьюжного в спектакле «Из новостей этого дня» по пьесе Г.Маркова и Э. Шима. Текст дает скудные сведения о герое. На помощь исполнителю приходит внешняя характерность: седая бородка клином, черная перчатка на негнущейся левой руке — очевидно, след фронтового ранения. Проливая свет на биографию героя «Новостей», Самойлов выводит из нее определяющие свойства натуры — мужество, способность к бескомпромиссному поступку. Заметно, что Угрюмов-Вьюжный не избалован известностью, большими тиражами и гонорарами. Выход новой книги — огромное событие для него. И все же, поняв, что в работе над нею он впал в заблуждение, выступил защитником ложной идеи, писатель входит в себе силы забрать рукопись из издательства. Никакие сообщения конъюнктуры, личной выгоды не поколеблют в нем этого выстраданного убеждения.

Несколько раньше он выступил в роли совершенно противоположного свойства. Словно бы решив «тряхнуть стариной», Самойлов вновь блеснул отточенным и легким искусством комедийного актера. «Спасибо за то, что вы вернули нам улыбку Самойлова!» — писал один из зрителей старшего поколения, не забывший любимых фильмов своей молодости — «Светлый путь», «Сердца четырех», «В шесть часов вечера после войны». Письмо пришло в Малый театр после премьеры «Незрелой малины», где Самойлов сыграл веселого и мудрого эпикурейца, изгнанного семьей, запутавшегося в долгах и все-таки не унывающего — вопреки всем ударам судьбы.

Что поделать, сценические образы один за другим уходят в небытие, оставляя след в нашей памяти, на фотографиях из театрального архива, иногда на кинопленке. Не всем суждена долгая жизнь. Но вот уже почти полтора десятилетия могучая фигура князя Ивана Петровича Шуйского, сыгранного Самойловым в «Царе Федоре Иоанновиче», остается живым, сегодняшним впечатлением. Артист по-прежнему заставляет нас сопереживать своему трагическому герою, величественному даже в гибельных заблуждениях. Его живописный, размашистый облик вызывает ассоциации с персонажами народного эпоса, былинными богатырями. Любуясь его эффектной, отчасти картинной внешностью, невольно вспоминаешь образы Васнецова, Сурикова, Корина.

К той же буйной человеческой породе, возросшей на ветру бескрайних российских просторов и великих рек, отнесен артистом и горьковский Игнат Гордеев. Отец бунтаря и мечтателя Фомы связан с ним не только кровным, но и глубинным сердечным родством. И этот персонаж долгие годы остается рядом с Самойловым. Большая литература, выведенная на сцену сильной и уверенной режиссерской рукой, верный залог длительного актерского успеха. Такое необходимое театру сочетание складывается, увы, но всегда. Но оставаясь на краю классической «триады», будучи ее последней «инстанцией», актер должен в любых, самых неблагоприятных обстоятельствах встречать зрителя во всеоружии духовного опыта и профессионального мастерства. Так, как это делает в свои семьдесят пять Евгении Валерианович Самойлов.

Актёры занятые в спектаклях с 27 по 30 апреля 2004 года.

Актёры занятые в спектаклях с 27 по 30 апреля 2004 года.



27 апреля, основная сцена, «Лес»: Л.В.Юдина, Д.Н.Подгорная, Л.Г.Кичанова, Е.М.Базарова, В.А.Коняев, В.Б.Носик, А.М.Торопов, А.С.Потапов, Д.А.Жулин, Д.Н.Солодовник, А.Ю.Ермаков, С.С.Еремеев.

28 апреля, сцена на Б.Ордынке, «Тайны мадридского двора»: Л.А.Суворкина, О.Л.Пашкова, Е.Г.Харитонова, Г.Г.Микшун, Н.П.Швец, Д.Н.Подгорная, О.Г.Жевакина, О.В.Молочная, Д.Н.Подгорная, И.А.Жерякова, Ю.В.Сафронова, В.И.Езепов, В.В.Петров, В.А.Низовой, О.В.Доброван, А.В.Вершинин, М.Г.Фоменко, С.В.Потапов, В.А.Андрианов, Е.В.Арановский, П.В.Абрамов, С.А.Коршунов, Малец.

29 апреля, сцена на Б.Ордынке, «Свои люди – сочтёмся!»: Л.П.Полякова, Е.М.Базарова, Т.И.Короткова, Г.Я.Демина, В.А.Борцов, А.Р.Хомятов, В.Б.Носик, Д.Н.Зеничев

30 апреля, сцена на Б.Ордынке, «Тайны мадридского двора»: Т.Н.Лебедева, Е.М.Базарова, Е.Г.Харитонова, Г.Г.Микшун, Н.П.Швец, Д.Н.Подгорная, И.В.Иванова, О.В.Молочная, И.А.Жерякова, Л.В.Ещенко, В.И.Езепов, В.В.Петров, К.В.Демин, А.Р.Хомятов, В.Г.Зотов, М.Г.Фоменко, С.В.Потапов, В.А.Андрианов, Е.В.Арановский, П.В.Абрамов, С.А.Коршунов, Малец.


27 апреля, сцена на Б.Ордынке, вечер, «Трудовой хлеб»: И.А.Жерякова, О.Г.Жевакина, Г.Я.Демина, А.И.Охлупина, Ю.В.Сафронова, А.М.Жарова, В.А.Баринов, Г.В.Подгородинский, Д.Н.Зеничев, В.А.Борцов, В.Г.Зотов, С.А.Кагаков.

Максим Редин (специально для сайта www.maly.ru )

14 апреля отметила юбилей народная артистка России Ирина Анатольевна Ликсо. За несколько дней до это этого мы встретились с актрисой и побеседовали в ее гримуборной.

В МАЛЫЙ С ПУТЕВКОЙ ОТ КАЧАЛОВА

14 апреля отметила юбилей народная артистка России Ирина Анатольевна Ликсо. За несколько дней до это этого мы встретились с актрисой и побеседовали в ее гримуборной. Сейчас в ней, кроме Ирины Ликсо, гримируется Татьяна Петровна Панкова, до них в этой комнате, которая выходит прямо в Ермоловское фойе, готовилась к спектаклям Елена Николаевна Гоголева.

Максим РЕДИН: Ирина Анатольевна, как вы попали в Малый театр и почему именно в Малый?

Ирина ЛИКСО: Я кончила театральное училище им. Щепкина и была принята в Малый театр во время войны. Наш курс заканчивал учебу уже в Челябинске, куда были эвакуированы все студенты. Правда, я туда приехала значительно позже. В те времена было очень много великолепных артистов – Остужев, Пашенная, Яблочкина, Рыжова, Турчанинова, дальше шли Гоголева, Шатрова. И мне очень хотелось играть там, где и они. Сама я не москвичка, жила в Калуге. Когда появилось радио – эти большие тарелки – я слушала спектакли Малого театра, выписывала газету «Советская культура», много читала. И меня очень заинтересовал Малый театр.

М.Р.: Но ведь спектакли МХАТа тоже транслировали…

И.Л.: Во МХАТ я могла бы поступить. Когда я училась в школе, конечно, я играла в драмкружке. Многие педагоги и актер, который руководил драмкружком, советовали поступить в театральное училище. Но родители немножко сомневались, смогу ли я. У меня была возможность поехать в Москву, чтобы меня послушал Василий Иванович Качалов. Он был знаком с моей тетей. На зимних каникулах меня весь класс провожал в Москву. Это было событие! Василий Иванович и его жена Нина Николаевна Литовцева меня слушали в кабинете. Я, конечно, заробела – он такой красивый, импозантный, в голубом шерстяном костюме. Ну и я – девочка из провинции, вначале зажалась. Но Качалов необыкновенно располагал к себе, его знаменитость не чувствовалась вовсе, он легко вступал в разговор; через какое-то время с меня все это напряжение сошло и я им прочитала все, что только знала. В конце он мне сказал: «Ваша индивидуальность очень нужна МХАТу!» и пригласил поступать в Школу-студию МХАТ, которая тогда только организовывалась. Я окрыленная вернулась домой. Но вступительные экзамены у них начинались очень поздно, чуть ли не в конце сентября. А так как я много слышала о Малом театре, я подумала: дай-ка я пошлю сюда документы, вдруг я туда не попаду! И здесь, в училище Щепкина, я прошла. В то время мы сдавали химию, физику, алгебру, геометрию, географию. Сдавать еще раз все это мне очень не хотелось и в школу-студию МХАТ я уже не пошла. Хотя потом Василий Иванович Качалов спрашивал: «Почему она к нам не поступила?»

М.Р.: То есть буквально Качалов Вам подписал путевку в жизнь…

И.Л.: Да. Потом, когда я сыграла Софью в «Горе от ума», в газете «Советская культура» появилась небольшая статья обо мне и мой портрет. А рядом статья, посвященная юбилею Качалова. Он прочитал и узнал таким образом, где я.

М.Р.: Довелось Вам выступать в составе фронтовых бригад?

И.Л.: Да, конечно. Я очень хорошо помню октябрь 1941 г., бумага летела из окон, бежали люди, везде какие-то котомки, чемоданы! Мы как раз заканчивали третий курс, но студентов еще не эвакуировали, и наш педагог посадил нас – нескольких девчонок — в грузовую машину, в которой один полковник эвакуировал свою семью. В этом открытом грузовике мы пропутешествовали до самых Чебоксар, где прожили до тех пор, пока немцы не начали отступать от Москвы. Мы узнали, что училище наше эвакуировали в Челябинск, но решили возвращаться в Москву. Ехали опять на грузовике, правда, крытом на этот раз, и прятались за бочками, ведь были проверочные посты, а у нас никаких разрешений, ничего не было. Одна из девочек была москвичка и я какое-то время у нее жила. В Москве я получила письмо из Челябинска от нашего педагога Вениамина Ивановича Цыганкова. Он писал, чтобы я обязательно вернулась. Каким-то образом мы набрали денег с одним нашим студентом и уехали туда. В тот период, что я была в Москве, в ГИТИСе была организована концертная бригада, с которой я ездила по госпиталям и во фронтовую полосу. Очень часто играли на вокзалах отъезжающим на фронт бойцам. Никаких условий, конечно, там не было. Была площадка, вокруг которой они лежали, а мы плясали, играли отрывки из водевилей, пели. Солдаты с наслаждением это смотрели, но часто бывало так: внезапно раздавалась команда «Рота по вагонам!» и они уезжали. Челябинск мне показался раем после затемненной Москвы, голода, хотя нас и подкармливали, когда мы бывали в частях. А в там мне ребята наши принесли сразу целый чайник мороженого (смеется). Почему-то чайник!? Я жила в маленьком домике, в детской комнате, спала на детской кроватке – другой не было. Но зато были карточки и мы каждый день обедали. Наш курс готовил спектакль «Благочестивая Марта», где я играла Марту. В фойе театра, я в коротеньком платьице – так сдавали мы этот экзамен.

В Калуге, когда пришли туда немцы, у меня осталась мама. Потом город освободили, как раз в то время, когда я ездила с концертными бригадами, и я получила от нее маленькую открыточку. Слава Богу, все обошлось благополучно.

Потом меня пригласили в Малый театр. Какое-то время я играла на выходах, а потом назрел такой вопрос, что к юбилею Грибоедова нужно было возобновить «Горе от ума». Предыдущая исполнительница не подходила уже по возрасту и поэтому на роль Софьи ввели меня. Юбилей отмечался очень торжественно, всей страной. Было заседание в Большом театре, а сам спектакль играли несколько театров. Первый акт – Саратовский театр (Собольщикова-Самарина), второй – МХАТ, а мы играли третий. Участие в этом спектакле определило мое положение в театре.

М.Р.: Вам довелось играть Софью с несколькими актерами…

И.Л.: Сначала я играла с Провом Михайловичем Садовским. Мне повезло, я, как говорится, по-настоящему работала над Софьей. Тогда главным режиссером был Илья Яковлевич Судаков. Он же и ставил этот спектакль еще до войны. Судаков пригласил из МХАТа режиссера Б.И. Вершилова и вот он-то со мной и работал. Очень скрупулезно работал. Потом уже, когда надо было выходить на сцену, со мной работал сам Илья Яковлевич. Это был как раз тот период, когда Сталин посмотрел «Ивана Грозного», ему не понравилось, появилась разгромная статья в «Правде» и Судакову пришлось уйти из театра. Художественным руководителем стал Пров Михайлович Садовский. Он был третьим, кто со мной работал над ролью.

М.Р.: Их методы работы над ролью сильно отличались?

И.Л.: Судаков ведь мхатовец, он шел от действия, от действенной линии. Илья Яковлевич, у которого я, кстати, училась, был удивительным человеком. Часто в режиссере превалирует либо педагогическая, внутренняя разработка, либо постановочная. В нем эти стороны очень гармонично соединялись. Он работал так: возьмет кусочек и может неделю над ним сидеть, из тебя вытаскивает то, что ему нужно, твою органику, чтобы все обстоятельства были в русле его задания, но твоими личными. Это была очень большая школа, которая помогла в дальнейшем.

М.Р.: А Садовский от чего шел?

И.Л.: Видите ли, так как у меня была роль готова, он мне подсказывал какие-то отдельные детали. Я помню только, как он мне сказал: «В Малом театре считается так: если актер сыграл в «Горе от ума», значит, выдержал экзамен».

М.Р.: Никогда Вам не хотелось покинуть этот театр?

И.Л.: Нет. Вы знаете, с возрастом, естественно, ролей было все меньше и были переживания и все такое. Но до этого у меня было столько ролей! Взять хотя бы западную классику: королева Анна в «Стакане воды» Скриба, графиня Орсино в «Эмилии Галотти» Лессинга, Маргарет и миссис Эрлин в «Веере леди Уиндермиер», Оливия в «Двенадцатой ночи» Шекспира. Кроме того, я играла в таком замечательном спектакле Малого театра, как «Варвары». Купавина («Волки и овцы»), Елена («Женитьба Белугина»). В этом спектакле замечательно играли Николай Александрович Анненков и Варвара Николаевна Рыжова. Мы с ней дружили и она меня называла «подружка». Мне было лет двадцать пять, а ей уже за семьдесят.

М.Р.: Сильно ли изменился, на ваш взгляд, Малый театр за то время, что вы в нем работаете? И если да, то в какую сторону?

И.Л.: Совершенно изменился. Сложно мне говорить, в какую сторону. Нашему поколению тяжело, конечно, многое воспринимать. Хотя и сейчас очень много есть талантливого и интересного, у нас в театре много талантливой и способной молодежи. Наше руководство старается соблюдать традиции.

М.Р.: А в чем они заключаются?

И.Л.: Малый театр всегда был театром яркой актерской индивидуальности. Возьмите хотя бы Веру Николаевну Пашенную. Я жалею, что мало вспоминают о ней. Я подобной актрисы не встречала, чтобы она владела комедией и трагедией – двумя такими полюсами – одновременно. Я помню, мы играли «Доходное место». Я играла Вишневскую, и у меня были выходы в первом и последнем акте. И я всегда сидела за кулисами и слушала, как Вера Николаевна играла Кукушкину. Мне так обидно, что нет записи. Ей зритель ничего не давал говорить – сплошные аплодисменты и хохот. Или, например, Евгения в пьесе «На бойком месте». Тоже, к сожалению, не заснято.

М.Р.: Чего сейчас не хватает Малому театру? Что бы Вы хотели ему пожелать?

И.Л.: Театр этот я очень люблю. Это мой дом, в котором я родилась. Сами понимаете, сколько лет я здесь. Хотелось бы, чтобы было больше ярких талантливых актерских индивидуальностей на сцене театра.

М.Р.: Надо больше приглашать уже созревших актеров?

И.Л.: Да. В свое время старики очень заботились об этом. Пров Михайлович Садовский, играя Фамусова, пригласил из Одессы великолепного актера Николая Валерьяновича Комиссарова на эту же роль. А на роль Грознова, которую играл Николай Капитонович Яковлев, пригласил Федора Васильевича Григорьева. На мой вкус, я лучшего актера в жизни не видела! Его звали во МХАТ, но он предпочел Малый театр. Это такая органика, такой природный юмор! К сожалению, он очень быстро умер, хотя здесь успел много сыграть. Мне бы хотелось, чтоб Малый театр укреплялся такими актерами и режиссурой тоже, кстати.

М.Р.: А если говорить о репертуаре?

И.Л.: Мне нравится наш репертуар, потому что у нас уклон на классику. Это стиль Малого театра. Хотя в свое время ставилось много малоинтересных современных пьес. Тогда была такая тенденция.

М.Р.: И все-таки современные пьесы должны идти в Малом театре?

И.Л.: Если хорошие, то безусловно.

М.Р.: А как определить, хорошая пьеса или нет?

И.Л.: Раньше, когда принимали к постановке современную пьесу, то собиралась вся труппа. Была читка пьесы, потом шло ее обсуждение, люди высказывали свое мнение о ней. А как определить? Если пьеса хорошая, это и так ясно.

М.Р.: Сейчас Вы, к сожалению, играете не так много, но наверняка Вам хотелось бы сыграть еще какую-нибудь роль…

И.Л.: К сожалению, да, играю меньше. Хотя у нас раньше театр был театр старшего поколения, сейчас наоборот уклон на молодежь. Но без этого не может быть театра. Поколение должно расти. У меня силы еще есть, я не буду называть конкретных ролей, но я могла бы кое-что сыграть.

М.Р.: Чем Вы живете вне театра?

И.Л.: Я 14 лет преподавала в нашем театральном училище, сделала 4 выпуска, но потом по возрасту стало трудновато работать и я ушла. Часто студенты, которые теперь уже взрослые актеры, звонят, приходят домой общаться. Я стараюсь все-таки следить за театром по мере возможности. Не только Малый театр. Я смотрела два спектакля Петра Фоменко, мне этот режиссер очень нравится. С большим наслаждением я давно уже смотрела в Театре им. В.Маяковского его спектакль «Плоды просвещения». Недавно я смотрела его спектакль по «Войне и миру» Толстого и еще что-то. Там есть очень талантливые и интересные решения.

М.Р.: А что читаете?

И.Л.: Вы знаете, к сожалению, сейчас читаю очень мало. Рядом была библиотека им. Некрасова и ее закрыли, и в театре у нас закрыли библиотеку. Так, что попадется, то и читаю.

М.Р.: Сценическая жизнь полна разных неожиданностей. Случались ли с Вами курьезные истории?

И.Л.: Я вам расскажу два случая. Один случился на спектакле «Горе от ума. Фамусова играл Михаил Францевич Ленин. Он был уже очень болен, а его гримерная была третьем этаже, самая последняя в коридоре. На сцене Лиза – С.Н. Фадеева, Молчалин – М.М. Садовский и я – Софья. Настал момент, когда должен появиться Фамусов. А его все нет. Пауза. Вдруг Фадеева убегает со сцены. Она потом рассказывала: «Я выскочила, смотрю, а Толокин (пожилой режиссер, ведущий спектакль) сидит у столика, горит лампочка и он спит». Тогда она стала его толкать: «Нет Михаила Францевича!» Толокин стал звонить, а Фадеева убежала. Я посмотрела, что она ушла и тоже ушла со сцены. Остался один Михаил Михайлович и он решил обыгрывать эту паузу: идет, прячется за высутуп, выглядывает – никого опять нет! Наливает воду из графина, пьет – опять никого нет! Опять прячется… Ну тут уже бежит Михаил Францевич и задыхаясь говорит: «Ах… Софья…., что ты так рано… поднялась…» а ему отвечаю: «Изволили вбежать Вы так проворно!».

Второй случай произошел на спектакле «Волки и овцы». Я играла Купавину, Владиславский – Чугунова и Рыжов – Лыняева. Начинается картина в доме у Купавиной, я выхожу, перебираю цветы и пою: «Если б я птичкой по небу летала..!» Должен выйти Чугунов, а его нет. Я опять: «Ах, если б я птичкой…» Раз пять я эту птичку пела – никого нет. Тогда я говорю: «Ну где же Вукол Наумыч!?» Нет ответа. Я открываю дверь и стоит на выходе Рыжов, я его вижу и от отчаяния говорю: «Ну может быть Михайло Борисыч приехал?» Он мне знаками отвечает, что, мол, нет, не пойду. И тут уже появляется Владиславский.

Максим Редин (специально для сайта www.maly.ru )

22, 23 и 24 апреля знаменитый спектакль «Арлекин - слуга двух господ» по пьесе Карло Гольдони на сцене Малого театра покажет итальянский театр «Метастазио».

22, 23 и 24 апреля знаменитый спектакль «Арлекин - слуга двух господ» по пьесе Карло Гольдони на сцене Малого театра покажет итальянский театр «Метастазио».

Автор драматургической обработки и режиссер — Джузеппе Эмилиани
Сценография, костюмы и маски — Грациано Грегори и Карла Тети
Музыка — Пьерлуиджи Пьетрониро

Российские театралы могли видеть спектакли этого коллектива на фестивале «Балтийский дом» в Санкт-Петербурге - работу известного режиссера Эймунтаса Някрошюса «Чайка» и «Суперфлю» по гоголевской «Женитьбе» в постановке русского режиссера Виктора Крамера.


«Арлекин - слуга двух господ» более известен нашему зрителю под названием «Труффальдино из Бергамо». Многие помнят эту популярную в свое время телеэкранизацию.
Карло Гольдони - выдающийся итальянский драматург, автор искрометных комедий. Самые известные из них - «Слуга двух господ», «Трактирщица» и «Кьоджинские перепалки» - неоднократно ставились и продолжают ставиться на российской драматической сцене. Опираясь на национальные традиции, Гольдони совершил настоящую революцию в итальянском театре и драматургии, а непременные участники итальянской комедии дель-арте, маски - Труффальдино, Бригелла, Панталоне, Тарталья и Арлекин - вместе с хорошей литературной основой обрели свою долгую жизнь.
Автор драматургической обработки и режиссер Джузеппе Эмилиани вместе с артистами театра «Метастазио» предлагают на один вечер окунуться в волшебный мир итальянской комедии с остроумным героем (в роли Арлекино - легендарный Марчелло Бартоли), розыгрышами и переодеваниями, почувствовать радость венецианского карнавала.

Бронирование билетов по телефону: 507-39-25

К сожалению, зал Центра имени Вс.Мейерхольда может принять лишь ограниченное число зрителей, поэтому вход на съемку программы «Линия жизни» с участием Ю.М.Соломина возможен только по записи, которая производится по телефонам: 923-87-35, 8-916-105-33-25

Неаккредитованные лица на съемку не допускаются.

20 апреля — тридцатилетний юбилей артиста Малого театра Олега Владиславовича Добрована.

В этот радостный день хотим пожелать Олегу Добровану всего самого доброго и новых достойных ролей.

20 апреля — тридцатилетний юбилей артиста Малого театра Олега Владиславовича Добрована.
Несмотря на молодость у юбиляра большие сценические успехи, среди которых надо отметить благородного короля Франциска в «Тайнах мадридского двора» и отъявленного мошенника Копрова в «Трудовом хлебе».
В недавней работе — роли Дульчина из спектакля «Последняя жертва» — Олегу Добровану удалось передать сложное чувство человека мучительно переживающего свое предательство, любящего, но слабого и не способного победить свою слабость. Безусловной удачей нынешнего театрального сезона стала постановка этой пьесы А.Н.Островского и работа Олега Добрована в ней уже удостоена самой высокой награды — признания зрителей.
В этот радостный день хотим пожелать Олегу Добровану всего самого доброго и новых достойных ролей.

«К 105-летию со дня рождения Елены Николаевны Гоголевой»

Е.Н. ГОГОЛЕВА

«НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ». КОРИФЕИ МАЛОГО ТЕАТРА

«К 105-летию со дня рождения Елены Николаевны Гоголевой»

Е.Н. ГОГОЛЕВА

«НА СЦЕНЕ И В ЖИЗНИ»

КОРИФЕИ МАЛОГО ТЕАТРА


Во второй половине XIX века Малый театр переживал полосу великого расцвета. Станиславский называл труппу Малого театра «труппой гениев». В театре играли Ермолова, Федотова, Лешковская, О. О. и М. П. Садовские, Ленский, Южин, Горев, Музиль, Рыбаков, Правдин, Макшеев.
Артисты эти были людьми прогрессивных гуманистических убеждений, русской демократической культуры. Они были горячо преданы искусству, служение ему составляло их жизненное призвание. В любой роли— большой или маленькой—они всегда искали жизненную правду.

В условиях императорского театра, где насаждался пошлый и безыдейный репертуар, они играли Гоголя, Грибоедова, Островского, Шекспира, Мольера, Шиллера, Лопе де Вега.
Лучшие из них были далеки от цеховой ограниченности. Так, Ермолова с интересом и уважением относилась к первым шагам Художественного театра, ценила его новаторские поиски.
Я еще застала представителей этой замечательной эпохи — Ермолову, Садовскую, Южина, Правдина, Лешковскую. И хочу рассказать о том, что помню о них как о людях и художниках.

Начну с Ольги Осиповны Садовской. Ее муж Михаил Провович умер в 1910 году. Ольга Осиповна еще играла.
Первые мои впечатления о ней — впечатления зрительницы. Помню ее в роли Домны Пантелевны в пьесе Островского «Таланты и поклонники». Сам Островский считал это исполнение идеальным. К тому времени, когда я смотрела спектакль, Ермолова уже отказалась от роли Негиной. Ее заменила актриса неизмеримо меньшего масштаба—Найденова.
Незабываема была сцена, когда Великатов набрасывал Домне Пантелевне шаль на плечи, а она, примеряя ее, охорашивалась. А как вела Садовская свой дуэт с Найденовой, когда Негина читает письма Мелу зова и Великатова. Как проникалась она настроением и интересами дочери и одновременно выражала собственную жизненную позицию. Нельзя было без слез слушать ее слова об имении Великатова: «Лебеди... Лебеди, говорит, плавают на озере».
А как играла она последний акт! Домна Пантелевна должна уезжать. У нее уйма вещей и связка бубликов. При том, что Домна Пантелевна стремилась скорее попасть на поезд и очень боялась опоздать, это отнюдь не была баба, настойчиво прущая вперед. С ласковым юмором изображала Садовская растерявшуюся, хоть и привыкшую к переездам женщину, которая суетится, боится все потерять или оставить. С опаской и надеждой смотрела она на носильщика.

Гениально играла Ольга Осиповна графиню-бабушку в «Горе от ума». Самым удивительным была социальность ее исполнения. При всей бесцеремонности и даже простонародности некоторых ее интонаций («Глух, мой отец») все время чувствовалось, что это графиня, представительница московского дворянского общества.
Шедевром Ольги Осиповны была и старуха-крестьянка, баюкающая внука, из комедии Островского «Воевода». Как бесстрашно она останавливала воеводу!
Замечательно, что Садовская блистала не только в классических пьесах. Она была неподражаема, например, в пьесе А. И. Сумбатова-Южина «Ночной туман». Я никогда не видела ничего более яркого по комизму. Мой учитель И. А. Рыжов играл управляющего, влюбленного в глупую и претенциозную дамочку (ее очень верно и смешно изображала Е. Д. Турчанинова). Управляющий буквально млел от любви. Садовская играла жену управляющего. Высунувшись из окна, она подавала меткие и забавные реплики, характеризующие как героиню романа, так и существующие между ними отношения.
Довелось мне быть и партнершей Ольги Осиповны. Я играла с ней в пьесе Горького «Старик». Говорили, Ольга Осиповна не очень жаловала молодежь. Но ко мне это не относилось. Увидев платье, сшитое мне для роли, Садовская спросила:
— Что на вас надето?
— Платье.
— Какое платье? Позвать сюда Крестовскую! — И костюмерше был учинен решительный разнос:
— Она молодая, во что вы ее одеваете! — возмущалась Ольга Осиповна. В результате мой туалет переделали.
Проявлением доброты и удивительного внимания ко мне было то, что Садовская потребовала, чтобы на ее юбилейном спектакле Негину в «Талантах и поклонниках» играла не Найденова, а я.
Спектакль мы репетировали не на сцене, а в зале школы. В последнем акте у меня не получалось прощание Негиной с Мелузовым. Я разрыдалась. Репетиция остановилась. Ольга Осиповна подошла ко мне и очень ласково, по-матерински сказала: «Ничего, отплачься, тогда сыграешь».
К сожалению, как я уже говорила, мне не пришлось выступить с ней в «Талантах и поклонниках». Она не дожила до своего юбилея.
Марию Николаевну Ермолову я тоже несколько раз видела на сцене. Во время первой мировой войны я смотрела в Малом театре «Светлый путь» С. Разумовского. Ермолова играла сестру милосердия, а В. В. Максимов — раненого офицера. И Ермолова молила небеса об исцелении этого офицера. До сих пор стоит у меня перед глазами вся светлая, в страстной мольбе устремленная к небу фигура актрисы. Эта мольба не могла быть не услышана — так играла Ермолова. Ее горячо, от самого сердца несущаяся молитва захватывала весь зал.

Видела я Ермолову и в «Без вины виноватых». В то время я была уже актрисой Малого театра. В первом акте в роли Отрадиной выступила племянница Марии Николаевны К.И. Алексеева. Сама Ермолова играла Кручинину и появлялась во втором акте. Не помню, кто исполнял роль Коринкиной (возможно, Александра Александровна Яблочкина), Шмаги и Дудукина. Мурова играл Рыжов, Незнамова — Остужев, Арину Галчиху — Садовская.
Когда Ермолова появилась и начала свою сцену с Дудукиным, мне показалось, что она не в форме или не в духе. Простота ее игры не укладывалась в мое тогдашнее представление о театре. В исполнении Ермоловой не было ни грана декламации. Это было нечто иное по сравнению с ролью сестры милосердия в спектакле «Светлый путь», где сама пьеса толкала к некоторому пафосу.

После появления Незнамова и Шмаги я сосредоточила все внимание на Остужеве — Незнамове, и Ермолова как бы отошла на второй план. Наконец началась сцена с Галчихой, и тут я осознала, что такое Ермолова. Не помню, как после окончания действия я оказалась на рампе, легла на нее и ревела, ревела. Реву и сейчас — каждый раз, когда вспоминаю ее игру. Я не могла тогда понять, была ли в этой сцене у Марии Николаевны какая-то сценическая техника. Все шло от нутра, она играла, как бы выворачивая душу, играла, раскрывая глубину своих материнских страданий, все наполняя живой кровью. Когда она. говорила Арине Галчихе: «Вспомни, вспомни», ни один человек в театре не мог оставаться спокойным.

В следующем акте, в разговоре с Муровым, главным было ее человеческое достоинство. За внешне спокойной осанкой глубоко скрывалась та боль, которая окрашивала предыдущий акт. Чтобы понять, как играла Ермолова, надо сказать о том, как играл ее партнер Остужев. Сначала бравируя и задирая, потом волочась за Коринкиной и дразня ее, Остужев подспудно вел свою основную линию — «брошенный и незаконнорожденный», в нем постоянно чувствовались надрыв и горечь.
Свой последний монолог он тоже произносил с надрывом — это была боль незаконнорожденного ребенка, боль оттого, что есть такие матери, которые бросают своих детей.
Игру Ермоловой в последнем акте можно охарактеризовать как сдержанную. Незнамов показывал медальон. Ермолова—Кручинина выпрямлялась, она натягивалась как струна. И бросалась за медальоном. Мне кажется, что не было крика, царила тишина. «Он»,—говорила, а не кричала Ермолова. Кручинина столько пережила, пока слушала монолог Незнамова, она нашла сына — и сердце ее словно останавливалось от переполняющих его чувств.
Я думаю, что исполнение Ермоловой было вершиной искусства театра.

Зимой 1920 года, несмотря на холод, разруху и голод, театр готовился к большому празднику — 50-летию сценической деятельности великой Ермоловой. По решению Совнаркома ей первой было присвоено звание народной артистки республики.
Мария Николаевна просила отсрочить празднование юбилея до более теплых дней. Уж очень неприглядно было бы в зрительном зале и на сцене — у всех замерзший вид. Юбилейные торжества перенесли на 2 мая.

А я готовилась стать матерью. Последние весенние месяцы я старалась реже появляться в театре. Тогда не то, что теперь. Молоденькая актриса должна была всегда быть в форме и принадлежать только сцене, а рожать, кормить ребенка, думать о семье — все это могло помешать жизни в театре. Надо сказать, что благодаря манере держаться мое положение долго не замечали. Я часто ходила в платках, шалях — это казалось естественным при царящем в театре холоде. Играла я сравнительно редко, репетировала мало, лишь в «Горе от ума» куски с графиней-внучкой и Загорецким на балу.

По желанию Марии Николаевны в ее юбилей шел третий акт «Горя от ума» — бал, где по ее просьбе должна была участвовать вся труппа, и третий акт «Марии Стюарт» — сцена королев, где Марию играла сама Мария Николаевна.

Я никуда не ходила. Не участвовала в праздничном шествии к дому Ермоловой—об этом торжественном марше всех московских театров много написано, сняты и кинокадры. Не встречала Марию Николаевну и у театра, когда она приехала на спектакль. Чуть не с утра я сидела у себя в уборной и, запершись вместе со своей одевальщицей, примеряла бесконечное количество всяких корсетов, которые—увы!—только подчеркивали, что моя Софья в положении. Что делать?! Моя тогдашняя одевальщица, как и теперешняя, была Мария Ивановна. Так вот, моя дорогая Мария Ивановна тоже волновалась, старалась утешить меня, и наконец обе мы пришли к единому решению: играть без всяких корсетов.
Первое явление в третьем акте я всегда играла в белом большом шелковом платке,—значит, тут все было спокойно; а на балу, решили мы, я накину шарф и, по возможности, буду им драпироваться. Не могла же я отказаться от чести участвовать в юбилейном вечере Ермоловой.

И вот сам спектакль. Вся старая и новая Москва присутствовала в театре. Разумеется, ждали ее, Ермолову. «Горе от ума» прошло как торжественный пролог. Я быстро переоделась в свое лучшее платье, оно тоже было с какими-то ухищрениями, чтобы скрыть мою фигуру, и побежала смотреть из-за кулис «Марию Стюарт». Чувствовалось, как напряжен зрительный зал. За кулисами благоговейная тишина, хотя все кулисы до отказа полны артистами и рабочими. И вот ее выход. Ермоловой шестьдесят семь лет. А выпорхнула на сцену молодая, порывистая, вырвавшаяся на волю птица, увидевшая над собой небо, почувствовавшая запах земли, чистого воздуха, — это было удивительно, замечательно, гениально! Это была молодая Ермолова! Ермолова тех незабываемых лет, когда она потрясала в «Орлеанской деве», в той же «Марии Стюарт». Как будто и не существовало прошедших годов, как будто бы Ермолова не перешла на другие роли. Какой шквал восторга, какая буря поднялась и в зрительном зале и за кулисами! Ей не давали говорить. Овация продолжалась бесконечно. Ничего подобного за всю мою долгую жизнь в театре я не видела и не слышала. Весь зал встал, стонал, орал, многие плакали. Мы за кулисами обнимали друг друга, хлопали, махали платками, лезли на сцену, не слушая увещеваний помощников режиссера и наиболее владевших собой товарищей. Наконец Мария Николаевна смогла начать свою сцену.

Это была не актриса. Это была Мария Стюарт — королева, женщина, с огромным, нечеловеческим трудом поправшая свою гордость, ставшая на колени узница. И как была великолепна гневная, торжествующая Мария, как сказала она: «Я при Лейстере унизила ее!» В этих словах было все! И величие истинной королевы и месть оскорбленной женщины. Можно только вообразить, что делалось в театре после конца сцены. Ермолову не отпускали, занавес поднимался бессчетное число раз. Да разве можно описать такое!
А после чествования вместе со всей труппой она фотографировалась на сцене. Есть это фото, есть и моя счастливая рожица где-то среди окружавших Ермолову товарищей. Как я была счастлива, что играла в тот незабываемый вечер рядом с величайшей актрисой— Марией Николаевной Ермоловой.

О третьей знаменитой актрисе Малого театра, Елене Константиновне Лешковской, ходили легенды. Необыкновенное женское обаяние делало ее буквально неотразимой. Она не была красавицей. Голос ее имел какую-то несколько дрожащую нотку. Но ее мастерство, тонкость в разработке ролей, по словам современников, были удивительны. Никто не играл так Глафиру в «Волках и овцах», как Лешковская. Ни один Лыняев, не только на сцене, но и в зрительном зале, не смог бы устоять перед этой лукавой, озорной, очаровательной Глафирой.

Была такая пьеса-однодневка «Благодать», которую я смотрела, будучи совсем юной, еще до Филармонии. В чем там дело, о чем пьеса—не помню, а вот Лешковскую помню. Помню даже цвет ее воздушного платья—цвет морской волны. Помню ее несколько странный, почти дребезжащий голос. Ее удивительную пластику, взмахи руками и то необъяснимое обаяние, каким веяло от всей ее фигуры. Такая вся женственная, такая зовущая и таинственная.

Потом, уже учась в Филармонии, я видела ее в «Стакане воды» Скриба. Боже мой, что это был за спектакль! Изумительный, совершенно неподражаемый Болингброк—Южин. Я несколько лет играла в этом спектакле в последующих его возобновлениях, у меня были разные партнеры Болингброки, но такого, как Южин, не было никогда. О Южине—Болингброке написано много и подробно. Я не хочу да и не сумею лучше известных театроведов описать его игру. Королеву играла Ермолова. Как будто удивительно: трагическая актриса— и вдруг королева в комедии Скриба! А как замечательна, тонка, грациозна, мягка, душевна и обаятельна была она! Ни малейшего нажима, все так естественно, просто. Было ЕЙ смешно, и жалко королеву, и всей душой хотелось любить эту милую, совсем не на своем месте сидящую женщину. И вот Лешковская—герцогиня Мальборо. До чего же умна была она! Как мастерски вела свои диалоги с Южиным! Это был шедевр искусства. Такое ощущение, словно присутствуешь на изумительном концерте или увлекательном теннисном матче, когда мяч так красиво и ловко летит от партнера к партнеру. Действительно, бенефисная игра трех замечательных актеров, трех искуснейших мастеров.

Хорошо помню Лешковскую в «Ночном тумане» Сумбатова-Южина. И если в «Стакане воды» надо было учиться искусству искрометного диалога, то в «Ночном тумане» требовалось другое. Жена известного писателя, как будто только тень, отражение его славы, но сколько затаенных мыслей, какие сдерживаемые страсти в этой великолепной женщине! Высокая, стройная, с изумительной фигурой — и не красивая, но такая неотразимо мягкая.
Вот она задумчиво идет купаться, и кажется, что видишь ее чудное тело, омываемое струями реки. Она — женщина, и женщина прекрасная. Зовущая своей таинственностью. И немудрено, что молодой студент, которого темпераментно играл Остужев, потеряв голову, ночью ворвался в спальню этой женщины и овладел ею. А она? Что же она? Прорвалась долго сдерживаемая страсть. Пылкость юности заставила эту чем-то скованную женщину отдаться безумному порыву. Ведь его, этот непосредственный порыв, она давно уже не ощущала. Было уважение, преклонение перед талантом и популярностью знаменитого мужа. Но быть только тенью оказалось для нее недостаточно. И в последнем объяснении с мужем, умным, все понимающим, возникла и глубоко раненная, разбитая своим падением женщина, и женщина, философски анализирующая собственную жизнь.

Придя в Малый театр, я застала Лешковскую уже на закате, больной. Теперь она мало походила на ту прекрасную женщину, которую я видела из зрительного зала. Но обаяние ее оставалось исключительным, а свойственный ей своеобразный юмор, неназойливый и тонкий, буквально очаровывал зрителя. Я не видела уже ее знаменитой Сюзанны в «Женитьбе Фигаро» Бомарше. По возрасту Лешковская перешла на роль Марселины. Сцену перепалки с Фигаро во время суда она играла с блеском и остроумием. Но при этом показывала старую женщину, цепляющуюся за жизнь, во что бы то ни стало желающую остаться молодой.

Хорошо помню ее последнюю знаменитую роль — Гурмыжскую в «Лесе» Островского. Во время спектакля я всегда сидела в кулисе и наблюдала за актрисой.
«Лес» мы играли в 1921 году. И поистине надо удивляться уму и таланту Лешковской, тогда еще, в первые годы революции, на заре новых веяний, сумевшей так ярко раскрыть социальный смысл роли Гурмыжской — старой, похотливой и жадной помещицы. Как она была отвратительна в своей влюбленности в мальчишку Буланова, в своей ревности и жестокости к молодости, чистоте и честности Аксюши. Мастерски играла Лешковская ханжество Гурмыжской. Когда на ее слова о, может быть, близкой кончине Милонов говорил ей: «Что вы! Живите! Живите!» — Лешковская совершенно неподражаемо своим дребезжащим голосом произносила: «Нет, нет, и не просите». Эта фраза неизменно вызывала взрыв хохота и бурю аплодисментов в зрительном зале. И последний акт —достав из сундуков свои старые, нарядные, пахнувшие нафталином платья, эта разряженная старуха, старавшаяся казаться молодой невестой, смотрела масляными слезящимися глазками на своего будущего муженька и только и ждала, когда наконец уберутся все эти непрошеные племянники и гости—все, кто хочет отнять хоть рубль из накопленного ею богатства. Да, страшный в своей откровенной обнаженности образ.
Незабываемо проводила она сцену похотливых мечтаний с Улитой. Улиту замечательно играла В. Н. Рыжова. Не менее хорошо вела Лешковская сцену с Восмибратовым. Здесь было все: и алчность, и тупая жадность, и тупой страх, что отнимут деньги.
Я не умею точно проанализировать мастерство Лешковской. Мне кажется, что главным в нем была подлинная социальность решения образа. Думаю, что только такой и именно такой хотел видеть свою Гурмыжскую Островский.

Кстати, хочу сказать, что в этом спектакле прекрасно играли С. В. Айдаров — Бодаев и М. М. Климов — Милонов. Хорош был М. С. Нароков — Несчастливцев. Его прекрасные данные очень подходили к этой роли, да и актер он был превосходный. Не могу обойти молчанием Н. К. Яковлева, ярко, сочно и без всяких трюков игравшего Счастливцева. Это был в полном смысле слова спектакль Малого театра. И своим уровнем он прежде всего обязан мастерству Лешковской.

За кулисами Елена Константиновна была всегда замкнута и собранна. Мало внимания обращала на молодежь и не интересовалась ее делами. Исключение составляла Шухмина, которой она помогла сыграть роль Глафиры и которой стремилась передать свое исключительное умение чаровать и располагать к себе зрителя.

Меньше других видела я в его коронных ролях знаменитого артиста О. А. Правдина. Этот актер обладал умением необычайно точно характеризовать персонаж, способностью к выразительной отделке каждого момента роли. Порой эта точность отделки шла вразрез с эмоциональностью исполнения и в ущерб проявлению темперамента. Из ролей Правдина я помню прежде всего Шейлока. Его трактовка отличалась от трактовки Южина. Южин играл величественного библейского Мафусаила. Шейлок Правдина — трезвый и хитрый ростовщик—был более приземленным.

Хорошо помню Правдина в роли Кучумова в «Бешеных деньгах» Островского. Это был доподлинно старый московский барин, словно вышедший на подмостки прямо из жизни. Но мне казалось, что ему недоставало юмора в передаче этого лица.

К молодежи Правдин относился прекрасно. Он часто устраивал для нее гастрольные поездки и давал пробовать себя в различных ролях. В репертуар этих гастрольных поездок всегда входили пьесы Островского и . Мольера. Как режиссер, Правдин не прибегал к новациям и не стремился к созданию оригинальных концепций. Он был режиссер в старом смысле этого слова — разводил актеров по мизансценам и добивался, чтобы они хорошо играли.

...Ваша жизнь в искусстве и творчество Ваших соратников по Малому театру похожи на огромное небо, одно на двоих: на артиста и зрителя. Сознаюсь, в трудные годы моей жизни я опирался на идеи театра, как на плечо друга и впередсмотрящего. И мне становилось легче, я обретал уверенность и шел дальше и дальше со своим народом.
Поэтому великое спасибо Вам, Елена Николаевна, за Вашу мудрость, за неиссякаемый жар души, за доброту к людям!
И еще разрешите мне обратиться к Вам с просьбой общественного значения. Дело в том, что Александр Иванович Южин детские годы провел в д. Муравлёвка нашего района, и мы его наравне с А. В. Сухово-Кобылиным (тоже наш земляк) считаем в ряду выдающихся людей нашего района. Мы создаем краеведческий музей. Ваши добрые товарищи несколько лет назад прислали нам фотографии А. И. Южина — на одной из них он в роли Ивана Грозного. Большое им спасибо за этот дар.
Но я о другом. В своем выступлении Вы сказали, что рука об руку работали с А. И. Южиным. В эти дни наша районная газета участвует в областном смотре-конкурсе по пропаганде культурного наследия, и для нас, жителей маленького тульского городка, весьма важны Ваши воспоминания о творчестве и в том числе о Южине. Напишите нам об этом.
А. Голиков, г. Плавск Тульской области.

Кем был для меня Александр Иванович Южин, я уже много говорила. Именно он нашел время меня прослушать, именно он порекомендовал поступать на драматические курсы в Филармонию, именно он настоял, чтобы меня со второго курса Филармонии приняли прямо в труппу Малого театра. С первых моих шагов в прославленном коллективе Александр Иванович любовно следил за моим сценическим ростом. И не только моим. Будучи директором театра, Южин думал о будущем Малого театра и внимательно воспитывал смену.

О Южине написано много статей и книг. Но мне еще и еще хочется говорить об этом большом актере и удивительном человеке. Благодаря своему недюжинному уму Александр Иванович сразу завоевал видное место в те годы, когда слава Малого театра достигла своего апогея. Обладая великолепными внешними данными и бесспорным артистическим талантом, Александр Иванович стал одной из ярких звезд знаменитой плеяды, в которой блистали Федотова, Ермолова, Ленский. Выдающийся актер, драматург, большой общественный деятель — таков был любимец взыскательной московской публики Александр Иванович Южин.

Я не застала его в ролях премьера труппы: Гамлете, Макбете, Чацком. Об игре Южина в классическом репертуаре много и с восторгом говорили в нашей семье. Я видела Александра Ивановича уже в ролях Фамусова, Шейлока, Кромвеля (в пьесе Луначарского «Оливер Кромвель»), в непревзойденном Болингброке, в обаятельном, умном, красивом Острогине (в его же пьесе «Ночной туман»). Он еще играл, и так легко и изящно играл, Телятева в «Бешеных деньгах» и Глеба Мироновича в «Посаднике» А. К. Толстого. Каждая эта роль была сделана умело, с тончайшей разработкой образа, с сильным, я бы сказала, могучим темпераментом. Многие, я знаю, считали Южина актером ума, у которого рациональность превалировала над эмоциональностью. Не думаю.
Нельзя, имея только холодный рассудок, так бесподобно играть Болингброка, так сильно, с шекспировским размахом рисовать Шейлока, и невозможно убедить зрителя в могучей силе Кромвеля, лишь рационально распланировав роль.

Я любила играть в спектаклях, где был занят Александр Иванович. Он умел создавать настоящую творческую атмосферу. Это, кстати, было отличительной чертой старых мастеров Малого театра. Безупречно воспитанный, Александр Иванович был внимательным партнером и удивительно благожелательным, особенно к нам, молодежи, за кулисами. Он одинаково вежливо и предупредительно относился и к большим прославленным артистам, иными словами, к «первым сюжетам», и к маленьким «выходным» актерам. Так же ровен и внимателен он был и с обслуживающим персоналом. А неизменный одевалыцик-портной Южина, хотя и называл его почтительно князем, смело, прямо в лицо высказывал свое мнение об игре этого князя. И «князь» внимательно слушал критику. Для меня лично и сейчас замечания рабочих сцены и моей давней одевальщицы Марии Ивановны Данилиной — самые ценные и дорогие. Подобное отношение я унаследовала от моих старших учителей, замечательных актеров Малого театра. Это одна из прекрасных традиций нашего театра.

В сентябре 1922 года исполнилось сорок лет служения Южина Малому театру. Рабоче-крестьянское правительство не забывало, что именно князь А. И. Сумбатов-Южин одним из первых принял Великую Октябрьскую революцию. С первых же дней революции Южин, являвшийся до этого заведующим труппой Малого театра, открыл двери бывшего императорского театра новому зрителю. Как только в Москве прекратилась стрельба, как только водворился относительный порядок — в Малом театре возобновились спектакли. Да, не было революционных пьес, не было созвучных событиям спектаклей, еще не родилась советская драматургия, но Южин твердо считал необходимым знакомить нового зрителя с шедеврами мировой классики, которую Малый театр так хорошо умел играть. Именно Южин поощрял выездные спектакли театра на рабочих окраинах Москвы и сам участвовал в них. Был, повторяю, холод, разруха, отсутствовал транспорт (кроме лошадей и подвод), но Малый театр играл спектакли с полной отдачей, как этого требовал Южин. Он подавал всему коллективу пример своим отношением к новой публике.
А как яростно и упорно боролся Южин за традиции реалистического театра. Ведь нашлись ультрареволюционные радетели «нового искусства», требующие закрытия Малого театра. Они называли нашу труппу музейной, отсталой и... контрреволюционной. Сколько сил, нервов, ума требовалось Александру Ивановичу, чтобы на буйных диспутах отстаивать правильную творческую дорогу Малого театра. И кто знает, чем бы кончилась эта «нескладная война», если бы не вмешался Владимир Ильич Ленин, если бы не прозвучал голос наркома просвещения Луначарского: «Назад к Островскому!» Слова Ленина о сохранении традиций и поддержка Луначарского дали возможность Южину сберечь старейший русский театр, имеющий славу «второго университета». Южину помогла Советская власть, и эта же власть предоставила автономное управление Малому театру, назначив первым советским директором театра князя Сумбатова-Южина.

Александру Ивановичу Южину принадлежит честь и слава открытия Первого рабочего филиала Малого театра на Таганке, где теперь находится Театр драмы и комедии.
Сейчас это центр Москвы, а тогда была почти окраина. И какие спектакли там шли во главе с лучшими актерами Малого театра! По достоинству оценив деятельность Александра Ивановича Южина, правительство решило отпраздновать 40-летие его сценической деятельности и присвоило ему почетное звание народного артиста республики (в те годы еще не существовало звание «Народный артист СССР»), которое тогда носили лишь Шаляпин, Собинов, Нежданова и Ермолова.

Юбилей собирались отпраздновать очень торжественно. Спектакль «Отелло», который выбрал для своего праздника Александр Иванович, должен был состояться в Большом театре. Можно представить, как я волновалась. Ведь в этом спектакле мне предстояло играть Дездемону.

И вот наступил этот вечер. Огромный зал Большого театра набит битком. В ложах столько народу, что нельзя сесть. Хоть бы постоять. Весь цвет культуры, академики, видные профессора, художественная общественность, знаменитые в те годы музыканты, актеры драматических театров, певцы, представители интеллигенции старой Москвы и новые зрители, рабочие, которые уже успели узнать и полюбить Малый театр и его лучшего актера, заполнили зал. Молодежь из «левых» театров и студий, молодежь, только что вернувшаяся с фронтов гражданской войны, представители партии, правительства—все были здесь, все собрались в величественном зале Большого театра, чтобы приветствовать замечательного актера, мудрого руководителя старейшего Малого театра, человека, всем сердцем, не колеблясь, принявшего революцию и всеми силами стремящегося верно служить ей.

При выходе Южина весь зал, как один человек, встал. Долгие, бурные аплодисменты не давали Александру Ивановичу возможности начать свой монолог. А он был уже в летах. Сказывались и тяжелый быт первых лет революции, и нервная страстная борьба за Малый театр и его традиции, и неустанные заботы о нуждах театра и всего коллектива в трудные годы становления нового государства.

Александр Иванович и раньше выступал в роли Отелло. Но тогда он был значительно моложе. Сейчас же, понимая, что и годы, и несколько отяжелевшая фигура требуют иного образа, Александр Иванович играл Отелло величавым, могучим, мудрым полководцем. Он был равен по достоинству, уму и заслугам всем этим сенаторам. Пусть он — мавр, но он незаменим, он нужен Венецианской республике. Его любовь к Дездемоне была любовью к нежному цветку, такому хрупкому, что прикоснуться к нему можно лишь легко — иначе сломаешь. Каждая сцена Отелло—Южина встречалась овациями. Да и как могло быть иначе? Пусть этот Отелло несколько монументален и тяжел. Но тончайшая, умнейшая разработка его характера не могла не покорять зрителей. Их аплодисменты были признанием великолепного таланта, данью огромного уважения этому большому артисту и большому человеку.
Зал стоя долго аплодировал. Долго не расходились и не отпускали юбиляра. Такое я видела прежде только на юбилее Ермоловой. А впоследствии—после представления «Отелло» с Остужевым, когда на премьере в Малом театре давали занавес тридцать пять раз.
Южин был замечательным руководителем театра. С актерами иметь дело не так легко. Александр Иванович пользовался огромным авторитетом, и это, конечно, ему помогало. Но он был и умным дипломатом. Вспоминаю такой случай.

Александр Иванович обратился к Анатолию Васильевичу Луначарскому с просьбой дать театру одну из его пьес (к этому времени в Малом уже шел «Оливер Кромвель»). Луначарский охотно согласился предоставить нам только что написанную «Медвежью свадьбу», но при этом деликатно заметил, что писал пьесу для своей жены, Н. А. Розенель. И, конечно, хотел бы видеть ее в роли. Юльки. Александр Иванович ответил Луначарскому с большим тактом: «Мы будем счастливы видеть в нашем театре Наталию Александровну. Но в труппе есть актриса на эту роль. И она будет первой исполнительницей». Так и получилось.

Я играла премьеру, а Наташа Розенель—открытую генеральную, или, как теперь говорят, общественный просмотр. Конечно, надо было обладать умом и тактом Луначарского, чтобы должным образом принять ответ Южина. Но надо было быть и столь принципиальным человеком, как Южин, чтобы так повести себя с наркомом просвещения.
Наташа Розенель вошла в труппу театра. Она была на редкость деликатна и отзывчива. У меня установились с ней дружеские и теплые отношения. Я часто бывала у них дома. И эти вечера, особенно когда к нам приходил Анатолий Васильевич, были незабываемы. Между Южиным и Луначарским до самых последних дней жизни замечательного артиста существовали наилучшие отношения. Анатолий Васильевич охотно откликался на все просьбы театра. Он всячески старался помочь нам в те трудные для нашего государства годы. Много сделал Луначарский для Александра Ивановича во время его болезни. Именно он устроил Южину несколько поездок за границу, столь необходимых для здоровья уже угасавшего Александра Ивановича.

Умер Южин за рубежом. Лечась в Ницце, он писал свою последнюю пьесу, «Рафаэль». Очевидно, он предназначал ее Всеволоду Аксенову и мне. Александр Иванович закончил последний акт, поставил точку, написал «Конец» и... скончался. Это было в 1927 году.
Удивительна посмертная судьба его тела. Однажды цыганка нагадала Александру Ивановичу, что кончит он свои дни далеко и тело его сорок дней будет носиться по морям и сушам, прежде чем его примет земля. Посмеялись над этим пророчеством и забыли о нем. А ведь случилось именно так. Умер Южин во Франции. Гроб с телом жена Южина Мария Николаевна везла пароходом в Батум. Оттуда его повезли на родину актера, в Тифлис, а затем уже в Москву, в Малый театр. Театральная площадь и близлежащие переулки были полны людьми. Когда гроб выносили из Малого театра, трудно было охватить глазами толпы народа. Не стесняясь, плакали даже мужчины. Все понимали, какую потерю понес Малый театр, все советское искусство. Уходила целая эпоха в жизни Малого театра. Огромная толпа шла за гробом до квартиры Южина, а потом до самого Ново-Девичьего кладбища. Многие прохожие, узнав, кого хоронят, вливались в общий поток.
И опустили в землю гроб Южина ровно на сороковой день после его кончины. По странной случайности предсказание цыганки целиком сбылось.

Трудно было Малому театру без Александра Ивановича. Ох как трудно. Последние годы он часто из-за болезни отсутствовал, но мы знали, чувствовали, что он здесь, что в случае крайней нужды можно к нему обратиться. И многие, ощущая его присутствие, сдерживали свои страсти.
Вероятно, если бы был жив Александр Иванович, в жизнь Малого театра не проникла бы чуждая ему атмосфера. Не было бы столько боли и трещин, не расшатались бы традиции нашего театра, как это случилось потом. Много надо сил, чтобы исправить содеянное. Я и хочу закончить воспоминания об Александре Ивановиче Южине надеждой, что молодежь Малого театра, поколение, пришедшее из Щепкинского училища и воспитанное нашим временем, своими свежими, чистыми помыслами вернет Малому театру его прежнюю славу. И театр снова увидит свой расцвет и вспомнит создававших его традиции великих артистов, и среди них — Александра Ивановича Южина.

Нет книг и статей, посвященных творчеству Веры Алексеевны Шухминой. О ней можно встретить только отдельные отзывы при разборе очередной премьеры. Имя ее не было овеяно громкой славой и не пользовалось особой популярностью. Конечно, оно не стоит рядом с именами корифеев Малого театра. Но мне хочется вспомнить о Вере Алексеевне, рассказать о нашей краткой совместной работе. Имя ее не должно быть забыто в истории театрального искусства.

Шухмина была старше меня. Думаю, она была ровесницей Гзовской и Пашенной. Как и Лешковская, она тоже стояла особняком, не сходясь ни с кем особенно в труппе. Помню, я искренне удивилась, когда однажды М. М. Климов назвал ее Верой. Просто Верой, без отчества, а это было как-то не принято в те годы. Знаю, что Остужев тоже необыкновенно ласково называл ее так, когда они вместе репетировали «Собаку садовника».
Шухмина была женщина серьезная, внимательная, в меру приветливая, я бы сказала, хорошо воспитанная. Внешне — небольшого роста, стройная, некрасивая, с умным лицом и немного грустными глазами. Всегда сдержанная и какая-то немного таинственная. Я не помню ее смеющейся, громко, по-актерски разговаривающей.
Она была очень начитанна, владела в совершенстве несколькими языками. Актеры относились к ней дружески и почтительно. Но особых симпатий своих сверстниц-актрис она не вызывала. Да, мне кажется, и не стремилась к этому: и по культуре и по воспитанию она была намного выше их.

Когда она решила ехать в Париж, как мне сказали — лечиться, я искренне огорчилась. Эта поездка оказалась для нее роковой. В поезде она занимала верхнее место. Какой-то гражданин любезно уступил ей свое нижнее. Совсем недалеко от Москвы, под Новым Иерусалимом, случилась страшная катастрофа. Шухмина погибла, а уступивший ей место человек остался невредим.
Да, такова бывает судьба. Помню, в театре ее жалели, но и говорили, что это лучший для нее исход. Дело в том, что Шухмина была актриса «без перехода», как тогда выражались. И вновь назначенный в Малый театр директор В. К. Владимиров, мне кажется, довольно жестоко заявил ей, что не сможет ее использовать в труппе Малого театра и ей лучше уйти.
Шухмина была слишком горда, чтобы спорить. Она и не стала просить или конфликтовать, а просто ушла из театра и отправилась в свой роковой последний путь.
Я видела ее в роли Верочки в «Шутниках» Островского. Она была полна обаяния, радости и чего-то очень мягкого, девичьего.

Хорошо помню ее Лизу в «Горе от ума». Другая исполнительница, В. Н. Пашенная, играла Лизу необычайно яркой и живой. Лиза Шухминой была написана пастельными красками. Она, конечно, проигрывала рядом с Пашенной, но в ней таилось что-то задушевное — сердечная преданность Софье, природный ум, кот

Новых успехов, новых ролей!

В эти дни две старейшие актрисы Малого театра Ирина Анатольевна Ликсо и Ольга Александровна Чуваева отмечают свои «круглые» даты рождения.

Новых успехов, новых ролей!

В эти дни две старейшие актрисы Малого театра Ирина Анатольевна Ликсо и Ольга Александровна Чуваева отмечают свои «круглые» даты рождения.
Солидные. Но счастливые. Потому что встречают их в хорошей творческой форме, на родной сцене Малого театра.
Обе - выпускницы Щепкинского училища, пришедшие в Малый театр прямо со студенческой скамьи и сразу сыгравшие главные роли в классическом репертуаре. За плечами И.Ликсо свыше 60 лет служения сцене. Она заканчивала училище в военное лихолетье, когда Малый и его Школа-студия были эвакуированы в Челябинск. Ее дебютом стала роль Софьи в «Горе от ума». С тех пор этот спектакль сопутствует всей ее творческой жизни. С годами она сыграла в нем Наталью Дмитриевну Горич, а недавно ввелась на роль Графини-бабушки в постановке С. Женовача. Талант и богатые внешние данные подарили Ирине Ликсо десятки прекрасных ролей мирового репертуара от Шекспира до Уайльда и от Грибоедова до Островского, Чехова, Горького. Она много снималась в кино, и зрители, конечно же, запомнили ее красавиц героинь в «Композиторе Глинке», «Евгении Гранде», в «Крыльях», «Летаргии» и многих других.
В будущем году О.Чуваева отметит полвека на сцене Малого театра. Яркий, сочный талант актрисы обеспечил ей острохарактерные роли как драматического, так и комедийного плана в лучших произведениях русского и зарубежного репертуара. Обладая широчайшим творческим диапазоном, актриса переиграла чуть ли не всех героинь Островского, находя для каждой свои особые, неповторимые черты характера, манеру поведения, интонации голоса. Сегодня зрители могут увидеть актрису в таких полярных ролях, как самодовольная купчиха Епишкина («Не было ни гроша, да вдруг алтын» Островского), благочестивая царица Ирина, постригшаяся в монахини («Царь Борис» А. К. Толстого), добрая, ласковая Бабушка («Снежная королева» Шварца), и еще целом ряде спектаклей. Среди фильмов с ее участием сериал «Следствие ведут знатоки», «Братья Карамазовы» и другие.
Поздравляя славных юбилярш, желаем им еще много творческих успехов в новых ролях на родной сцене прославленного Малого театра.

Наталия БАЛАШОВА.
«Московская правда», 15.04.2005 г.

16 апреля день рождения патриарха отечественной сцены, народного артиста СССР, лауреата Государственных премий Евгения Валериановича Самойлова.

Сегодня мы поздравляем Евгения Валериановича с днем рождения и желаем здоровья, бодрости и творческого долголетия на радость всем нам, его многочисленным почитателям.

16 апреля день рождения патриарха отечественной сцены, народного артиста СССР, лауреата Государственных премий Евгения Валериановича Самойлова. Достаточно только назвать это имя и комментарии излишни, а в памяти возникают незабываемые эпизоды из знаменитых кинофильмов «Сердца четырех» и «В шесть часов вечера после войны», которые до сих пор приводят в трепет наших бабушек и дедушек. Они же с удовольствием делятся своими театральными впечатлениями от несравненного Гамлета и Германа в арбузовской «Тане», которых актер сыграл у Николая Охлопкова на сцене театра Революции. С тех пор прошло много лет, и вот уже следующие поколения восхищаются нетускнеющим от времени талантом Евгения Валериановича Самойлова, актера, имя которого более 30 лет украшает священные подмостки Малого театра. Одна из последних по времени работ Е.В.Самойлова в театре роль камердинера в «Коварстве и любви» Ф.Шиллера. Артист выступает лишь в одном эпизоде спектакля. Но и в этой небольшой роли видна сила творческого темперамента Мастера.
А роль князя Тугоуховского в исполнении Е.Самойлова в «Горе от ума» несомненно украсила этот спектакль, любимый театральными критиками и простым зрителем.
Сегодня мы поздравляем Евгения Валериановича с днем рождения и желаем здоровья, бодрости и творческого долголетия на радость всем нам, его многочисленным почитателям.

Вчера в Малом театре состоялся спектакль «Горе от ума», в котором народная артистка России Ирина Ликсо выступила в роли Графини-бабушки и таким образом отметила свое 85-летие. Этот день своей жизни Ирина Анатольевна предпочла провести на сцене среди своих коллег и зрителей.

Вчера в Малом театре состоялся спектакль «Горе от ума», в котором народная артистка России Ирина Ликсо выступила в роли Графини-бабушки и таким образом отметила свое 85-летие. Этот день своей жизни Ирина Анатольевна предпочла провести на сцене среди своих коллег и зрителей.
После спектакля вся труппа Малого театра поднялась на сцену, чтобы воздать почести Ирине Анатольевне. Была зачитана поздравительная телеграмма, присланная президентом России В.В.Путиным. Юрий Соломин на правах художественного руководителя Малого театра вручил актрисе сигнальный экземпляр ее книг, которая так и называется «Ирина Ликсо».
Сама актриса завершила этот вечер словами: «Может быть, поэтому я и живу так долго, что всю жизнь свою я служу в Малом театре».

Актёры, занятые в спектаклях с 19 по 24 апреля 2005 года.

Актёры, занятые в спектаклях с 19 по 22 апреля 2005 года.

19 апреля, основная сцена, «Волки и овцы» : Л.П.Полякова, Л.В.Титова, С.Г.Аманова, Т.П.Панкова, А.В.Коршунов, Э.Е.Марцевич, В.И.Езепов, Б.В.Клюев, Ю.Б.Ильин, А.В.Вершинин, А.Т.Манке, Д.Н.Зеничев.

19 апреля, сцена на Б.Ордынке, «Усилия любви…»: Д.Н.Подгорная, И.В.Иванова, В.В.Андреева, Е.М.Базарова, О.Г.Жевакина, В.Г.Зотов, Д.А.Жулин, М.Г.Фоменко, С.А.Коршунов, А.Е.Фаддеев, Д.Н.Солодовник, В.В.Дахненко, В.А.Низовой, А.Н.Анохин.

20 апреля, сцена на Б.Ордынке, «Тайны мадридского двора»: Н.Н.Верещенко, Е.М.Базарова, Е.Г.Харитонова, Г.Г.Микшун, Н.П.Швец, И.В.Иванова, Д.Н.Подгорная, И.А.Жерякова, Л.В.Ещенко, Ю.В.Сафронова, В.И.Езепов, В.В.Петров, В.А.Низовой, А.В.Вершинин, В.Г.Зотов, А.Н.Анохин, Д.Н.Солодовник, В.А.Андрианов, Е.В.Арановский, М.Г.Фоменко, П.В.Абрамов, сотр.Малец.

21 апреля, сцена на Б.Ордынке, «Свадьба, свадьба, свадьба!»: Е.Г.Харитонова, А.Н.Евдокимова, О.Г.Жевакина, Л.В.Ещенко, С.Г.Аманова, М.А.Стерникова, М.И.Фомина, Н.П.Швец, З.Е.Андреева, А.С.Потапов, Г.В.Подгородинский, В.А.Низовой, А.К.Вахтеров, В.А.Коняев, А.С.Кудинович, А.М.Торопов, К.В.Демин, В.В.Бунаков, В.А.Дубровский, Д.Д.Кознов, М.Г.Фоменко, В.А.Андрианов, А.Н.Анохин, С.А.Вещев, И.С.Григорьев, Е.В.Арановский.

22 апреля, малая сцена на Б.Ордынке, «День на день не приходится»: И.В.Тельпугова, Е.В.Доронина, О.Г.Жевакина, Л.В.Ещенко, А.В.Коршунов, В.А.Борцов, С.В.Потапов, Д.Н.Зеничев, В.В.Дахненко(2 роли), В.А.Дубровский.

23 апреля, сцена на Б.Ордынке, «Усилия любви…»: Д.Н.Подгорная, И.В.Иванова, В.В.Андреева, Е.М.Базарова, О.Г.Жевакина, В.Г.Зотов, Д.А.Жулин, О.В.Доброван, С.А.Коршунов, А.Е.Фаддеев, Д.Н.Солодовник, В.В.Дахненко, В.А.Низовой, А.Н.Анохин.

24 апреля, сцена на Б.Ордынке, утро, «Снежная Королева»: В.В.Андреева, Е.М.Солодова, Л.Н.Щербинина, А.М.Жарова, Е.М.Базарова, Л.А.Пашкова, З.Е.Андреева, Вл.Б.Носик, С.А.Коршунов, В.В.Дахненко, П.Д.Складчиков, А.Н.Анохин, С.С.Еремеев, С.Л.Тезов, М.Г.Фоменко, В.А.Андрианов.

24 апреля, сцена на Б.Ордынке, вечер, «Свадьба, свадьба, свадьба!»: Е.Г.Харитонова, А.Н.Евдокимова, О.Г.Жевакина, Л.В.Ещенко, С.Г.Аманова, М.А.Стерникова, М.И.Фомина, Н.П.Швец, З.Е.Андреева, А.С.Потапов, Г.В.Подгородинский, В.А.Низовой, А.К.Вахтеров, В.А.Коняев, А.С.Кудинович, А.М.Торопов, К.В.Демин, В.В.Бунаков, В.А.Дубровский, Д.Д.Кознов, М.Г.Фоменко, В.А.Андрианов, А.Н.Анохин, С.А.Вещев, И.С.Григорьев, Е.В.Арановский.

на сцене Малого театра классическая комедия дель арте

Карло Гольдони

«Арлекин — слуга двух господ»

Автор драматургической обработки и режиссер — Джузеппе Эмилиани

22, 23 и 24 апреля 2005 года
на сцене Малого театра

классическая комедия дель арте

Компания «И Фрателлини» представляет


Карло Гольдони
«Арлекин — слуга двух господ»

Автор драматургической обработки и режиссер — Джузеппе Эмилиани
Сценография, костюмы и маски — Грациано Грегори и Карла Тети
Музыка — Пьерлуиджи Пьетрониро
С участием Марчелло Бартоли, Дарио Кантарелли
а также Джорджио Бертана, Донателло Фальки, Микелы Мартини, Микелы
Мокьютти, Антонио Мероне, Роберто Петруццелли, Лино Спатаро

«Арлекин — слуга двух господ» — это спектакль, к которому я особо привязан, это как поздний ребенок, который рождается у уже немножко пожилых родителей, но, в то же время, может быть, он появляется на свет именно в самый подходящий для этого момент. Я много лет размышлял об этой пьесе, я желал ее и одновременно испытывал робость, и вот, наконец, это случилось. Когда мне её предложили, я понял, что она может превратиться в спектакль, в котором, возможно, воплотится вся моя многолетняя работа в области комедии, и это явилось бы продолжением тех поисков, которые были начаты еще в Прато, они касались исследования, как самих масок, так и мастерства Эваристо Герарди (великого Арлекина, который жил в Прато в семнадцатом веке). То есть, речь идет о комедии не с точки зрения археолога или же зрителя, который снова хочет видеть в ней лишь поверхностную комическую сторону, нет, скорее речь идет о такой работе, которая могла бы выставить на первый план и темные, дьявольские, двусмысленные, жестокие и волнующие аспекты, характерные для маски. И вот именно так и появился на свет иной Арлекин, совсем не похожий на Арлекина семнадцатого века, он гораздо менее стилизован, он обеими ногами стоит на земле, он более тяжеловесен, более жесток, более ненасытен как в еде, так и в сексе; он больше анархист, чем жертва побоев » (Марчелло Бартоли).

Бронирование и доставка билетов в Web-кассе

Всегда оставаться королевой

Наше старшее поколение — это золотой фонд Малого театра. Не знаю, как другие театры, а мы не можем обойтись без наших старших товарищей

ЮБИЛЕЙ ИРИНЫ АНАТОЛЬЕВНЫ ЛИКСО

Всегда оставаться королевой

Наше старшее поколение — это золотой фонд Малого театра. Не знаю, как другие театры, а мы не можем обойтись без наших старших товарищей, в числе которых — Евгений Валерьянович Самойлов, Татьяна Александровна Еремеева, Татьяна Петровна Панкова и, конечно, Ирина Анатольевна Ликсо, которой сегодня исполняется 85 лет. Это не просто гордость, история Малого театра, а действующие актеры.

Мы не можем похвастаться, что Ирина Анатольевна сегодня много играет, но тем не менее она постоянно находится в работе, спектакли с ее участием часто идут в репертуаре. На долю Ликсо выпало счастье начинать свою творческую биографию с замечательными, уникальными партнерами — я сейчас должен перечислить цвет Малого театра: Зубов, Велихов, Межинский, Ильинский, Жаров, Любезнов, Доронин, Яблочкина, Турчанинова, Рыжова. Конечно, это накладывает определенный отпечаток на все творчество артистки. Совсем молодой Ирина Ликсо сыграла Софью в «Горе от ума». И потом было множество замечательных ролей. Глядя на нее, всегда хочется воскликнуть: вот она, школа Дома Островского!

Я всегда знал, что Ирина Анатольевна очень интеллигентный человек во всем: в отношении к старшим и младшим коллегам, в быту, она никогда ничего не требует. Могу это засвидетельствовать, потому что не один десяток лет мы живем в одном доме, в одном подъезде. Я не знаю более порядочной семьи, с которой хотелось бы общаться как можно больше. Когда мы вместе с коллективом Малого театра организовывали поездки за рубеж, она ездила с мужем, потом с дочкой. Мы, советские туристы, испытывали немало материальных, бытовых трудностей, но все же могли повидать мир. Человек всегда узнается в таких стесненных обстоятельствах, где главное — сохранять собственное достоинство. А Ирина Анатольевна всегда была королевой. Я и раньше, когда был молодым, и теперь смотрю на нее с большим уважением, потому что она — человек, обладающий огромнейшей внутренней культурой, спокойствием, разумностью. Эти качества она сохранила по сегодняшний день.

Я очень рад, что сегодня она в строю. И когда Ликсо выходит на сцену, будь то большая роль в «Не было ни гроша да вдруг алтын» или небольшая в «Горе от ума» (Графиня-бабушка), — это бриллиант. В Малом театре со времен Грибоедова, с первой его постановки 1830 года, роли гостей на балу в «Горе от ума» играли самые выдающиеся актеры старшего поколения. После спектаклей люди подходят к нам, звонят, пишут письма: «Боже мой, какие у вас потрясающие «старики»!» Зритель благодарен нашим старшим товарищам просто за появление на сцене, потому что каждую работу они выполняют с блеском. Как говорится, нет маленьких ролей, есть маленькие артисты. А я должен сказать, что есть маленькие роли, но есть очень большие артисты, которые оправляют эти маленькие роли — бриллиантики в хорошую оправу. И мне очень приятно выходить на сцену вместе с такими мастерами, среди которых ярко сияет талант Ирины Анатольевны Ликсо.

Юрий СОЛОМИН
«Культура» №14 (7473) 14 — 20 апреля 2005г.