Народный артист СССР Виктор Коршунов: полвека в Малом.

Если бы от меня зависело пополнение книги рекордов Гиннеса, то я бы внесла туда спектакль Малого театра «Царь Федор Иоаннович».

Народный артист СССР Виктор Коршунов: полвека в Малом.

Если бы от меня зависело пополнение книги рекордов Гиннеса, то я бы внесла туда спектакль Малого театра «Царь Федор Иоаннович». Почти 30 лет он идет на сцене старейшего русского театра, и 848 раз без замен роль Бориса Годунова сыграл народный артист СССР Виктор Коршунов.
Только что открывшийся сезон для него - юбилейный, пятидесятый. Выпускник школы-студии МХАТ курса Александра Михайловича Карева Виктор Коршунов начал работать в театре Транспорта, теперь это театр имени Гоголя. Спектакль «Броненосец-1469», где Коршунов сыграл роль Васьки Окорокова, был выдвинут на соискание Госпремии. Тогда и увидели молодого актера Константин Зубов и Михаил Царев и пригласили его в Малый театр. А уже через два года он стал преподавателем Щепкинского училища. Его ученики - народные артисты России - Василий Бочкарев, Нелли Корниенко, Эдуард Марцевич, Станислав Любшин, Светлана Немоляева, Александр Домогаров. Говорили мы с Виктором Ивановичем о многом, и о его театральной семье. Напомню, его жена Екатерина Еланская возглавляет театр «Сфера», сын Александр и внук Степан - артисты Малого театра. И, конечно же, говорили мы об Островском. Ведь сейчас в репертуаре театра 9 названий.

КОРШУНОВ: Островский - это, конечно, замечательно. И раньше приходилось с ним встречаться, играть. Состоялась для меня тоже необычная премьера «Я вошел в Пучину». Я играю незнакомца. Мне очень приятно, что это работа моего сына, и как актера, и как режиссера. И сейчас у нас грядет удивительная пьеса «На всякого мудреца довольно простоты» - открытый спектакль, такой радостный, светлый и в то же время удивительно острый, театральный праздник. Мы сами в нем купаемся.

-Виктор Иванович, когда я говорила с Татьяной Петровной Панковой, она сказала, что она в своей манере ищет какие-то акценты, которые созвучны нашему времени. Что вы ищете?

КОРШУНОВ: Нет, я не буду сейчас ничего говорить. Я сам играл Глумова с Ильинским, который блестяще играл Крутицкого. Я видел некоторых других исполнителей и Лебедева, и Плотникова в Вахтанговском. Когда я работал над ролью, я увидел многое, что, как мне показалось, дает возможность и острее играть. Он необычный будет Крутицкий, деятельный, очень энергичный, очень любит жизнь.

-Виктор Иванович, я знаю, что вы и болельщик футбольный, и, по-моему, сами футболист.

КОРШУНОВ: Я еще играл мальчишкой на Сухаревке. Как и вся наша Сухаревка, болели, и болеем за «Спартак». Когда был студентом, мы играли, и продолжаем играть. В последний раз, в 1997 году в Чите с нами играл губернатор Гениатулин. Правда, он играл за нашу команду, у нас немножечко не хватало народу. Я счастлив, что один из голов, когда мы проигрывали 2:0, забил я, второй забил он - губернатор области. А потом я пошел на «Волки и овцы», и уже играл для зрителей. Спорт - это великая вещь для актера.

Народный артист СССР Виктор Коршунов отмечает полувековой юбилей служения Малому театру. В премьерном спектакле «На всякого мудреца довольно простоты» он сыграет роль Крутицкого.

Наталья Тагунова (комментатор)

ВИКТОР КОРШУНОВ: «ОЗЕРОВА МЫ ЗВАЛИ — КОМОД».

Директор Малого театра знает, почему дождь считается спартаковской погодой.

ВИКТОР КОРШУНОВ: «ОЗЕРОВА МЫ ЗВАЛИ — КОМОД».

Директор Малого театра знает, почему дождь считается спартаковской погодой.

Поговорить с человеком театра о футболе?! «А почему бы и нет?» — подумали мы, если человек этот не просто болельщик до мозга костей, болельщик по сути своей, но и разбирается в игре получше иного матерого специалиста, и с легендарным Николаем Николаевичем Озеровым дружил, и по приглашению не менее легендарного Николая Петровича Старостина на спартаковской базе в Тарасовке не раз гостил...
В итоге в кабинете директора Малого театра, народного артиста СССР Виктора Ивановича Коршунова мы провели два с половиной часа («Я отработал целый спектакль», — сказал он прощаясь). И столько за это время услышали интересного, что просто не имеем права не поделиться с вами.

Но сначала — небольшая справка. Этот сезон для Коршунова в Малом юбилейный — пятидесятый. А вот цифра и вовсе для Книги рекордов Гиннесса: за 30 лет 850 раз сыграл он царя Бориса в пьесе «Царь Федор Иоаннович». Давно преподает в Щепкинском училище. Среди его учеников: Светлана Немоляева, Станислав Любшин, Александр Домогаров, Марат Башаров, Игорь Петренко... А любовь к футболу привела Коршунова даже на съемочную площадку. В фильме «Удар, еще удар» он сыграл тренера Уманцева. Последний официальный матч в качестве футболиста провел в Чите в 1997 году, в составе команды Малого театра против сборной города. Гордится тем, что забил гол, и игра закончилась вничью — 2:2.
— Виктор Иванович, а вот в последние годы вас что-то не видно на футболе. Дел невпроворот?
— Ну, время-то для футбола я всегда найду. Другое дело, что бесхарактерность, апатию простить игрокам не могу. К тому же на футбол, как и в театр, ходят на классных исполнителей. И где они?.
— Ну хорошо. Тогда расскажите: как в вашу жизнь вошла эта игра?
— Так в то время, когда я рос, все москвичи были болельщиками. Независимо от возраста... Что до меня лично, то родился и вырос я на Сухаревке. И, представляете, весь наш район болел за «Спартак»! Кстати, мы, мальчишки, передавали из уст в уста такую легенду. Дождь, мол, потому считается спартаковской погодой, что все тренировки у команды проходят только на мокром поле. Да-да, специально водой, дескать, поливают, чтобы игрокам труднее было, бойцовские качества таким образом воспитывают. А тренером, который это придумал, был Вольрат... Так вот, мы тоже, подражая кумирам, поливали водой и поле, и мяч, утяжеляя его!
— В зрелые годы роман с футболом продолжился?
— Закончив школу, я поступил в Школу-студию МХАТ. И там — судьба! — подружился с Николаем Озеровым. Великолепным спортсменом и замечательным человеком. Во МХАТе мы тогда создали футбольную команду из студентов и актеров театра. Даже великий Анатолий Петрович Кторов в нее вошел! Уговорили мы его так: «Вы просто стойте у штрафной площадки. Мы вам будем набрасывать мяч, а вы — забивать». Озеров же был у нас и тренером, и игроком. Несмотря на то что он был тяжеловат, как нам казалось, играл просто прекрасно, я бы сказал, эстетично. И мячи забивал отменные. А прозвище его было — Комод...
— Озеров ведь одно время играл за первую команду «Спартака»...
— Да, и я тоже потом со многими знаменитыми спартаковцами подружился, ходил чуть ли не на все их матчи. Великие Старостины, в свою очередь, водили футболистов на многие спектакли. Кстати, я уверен, что в победах «Спартака» была и эта причина: люди интеллектуально развитые, образованные лучше играют в футбол!
— А сейчас футболисты захаживают к вам?
— Спартаковцы прежних поколений до сих пор регулярно посещают Малый театр: на всех премьерах вижу Симоняна, Парамонова. А из тех, кто больше на слуху сегодня, частенько в театр приходят Семин, Эштреков — по приглашению нашего актера Валерия Баринова, настоящего фаната «Локомотива». Они и футболистов приводят...
— А вы сегодняшний футбол, выходит, не воспринимаете?
— Ну почему же?! Продолжаю болеть за «Спартак», в целом за наш футбол. Симпатизирую в Лиге чемпионов «Локомотиву»... Но тут ведь вот какое дело. Да, понимаю, что жизнь идет вперед, пришло новое поколение. Я это, между прочим, чувствую и по студентам. Но что футбол потерял, по моему мнению? Дух! Часто вспоминаю великого хоккейного тренера Тарасова. Мы как-то посетили наших космонавтов, а потом долго беседовали. Что мне безумно в нем нравилось — он требовал от игроков в каждой игре: «Какой бы силы противник ни был — проводить матч со стопроцентной отдачей!» Это правильно... Вот у актеров существует такое правило: если тебе трудно, ты плохо себя чувствуешь, заболел или дома неприятности, — подойди к занавесу, посмотри в зал. Убедись, что пришли люди, они хотят видеть твою классную игру. И тогда актер преображается. Так же и футболист, выходя на поле, должен посмотреть на трибуны.
А, извините, техника? Игроки прежних поколений принимали мяч элегантно, мягко, он не отскакивал на три метра от ноги!.. Я помню Николая Дементьева. Никогда не забуду, как он играл, как перед пенальти смотрел на вратаря улыбаясь и говорил, в какой угол он пробьет. И взять мяч ни один вратарь не мог...
— Не все же талантливые!
— Тогда работай до седьмого пота! Во сне проигрывай ситуацию, во сне работай с мячом, стань фанатом своего дела, как говорил опять же Тарасов... Впрочем, и талант без трудолюбия — ничто. Да, Шевченко очень способный парень. Но помню, как Лобановский рассказывал, сколько он тренировался. А уехав в Италию, постоянно держал связь со своим тренером, получал от него рекомендации и указания. И в Италии, уже будучи в составе «Милана», работал по системе Лобановского. Тот же Валерий Васильевич сколько трудился над подачей угловых ударов — и ведь знал куда подать, где будет Базилевич, чтобы тот головой мог переправить мяч в ворота...
Или вот еще пример. Старостин мне расхваливал мальчишку, которого приходилось прогонять после тренировок с поля, а он тайком возвращался и продолжал обводить стойки, бить по воротам. Потом этот мальчишка оказался Федором Черенковым... Я никогда не поверю, что нельзя отработать удар по воротам или технический прием! В послевоенные годы мы обожали такого футболиста, как Демин. Замечательный был мастер! И вот однажды в решающий момент он подал угловой... за ворота. И генерал, командующий спортом, приказал ему после каждой тренировки подавать угловые по сто раз. Что, хуже от этого стало? Нет, только лучше!
— Чувствуем, в вашей памяти осталось много замечательных футболистов. И все же кого-то можете выделить особенно?
— Безусловно — Николая Петровича Старостина. Это был не просто руководитель команды — это был ее стержень, сердце, мозг! Его интересовало все, что касается футболиста: как он живет, что он читает, как одет, как относится к домашним. Он лепил человека и хотел, чтобы, закончив играть, люди были полезны обществу. Все для этого делал. Вот Андрей Петрович был несколько другой. Человек богемы, страшно начитанный, театрал. Стадион, бега, а потом уж — дом. Но опять же личность с большой буквы. «Спартак»— тоже его жизнь, он очень много для команды сделал!
Вот еще любопытный эпизод, связанный со Старостиными. Однажды пошли смотреть игру дублирующих составов «Спартак» — «Динамо». У штрафной динамовцев идет борьба. А два футболиста в центре поля о чем-то мирно беседуют. Николай Петрович прямо вскипел: «Как можно быть безучастными в такой момент игры? Из них игроков не получится». Футбол без движения — мертв. В «Барселоне» или «Галатасарае», вы видели, в движении все 10 полевых игроков, у кого бы ни был мяч... А классный теннисист? Ожидая приема мяча, он не стоит как вкопанный, а переступает с ноги на ногу, чтобы ринуться на этот мяч. Тот же Сампрас перед каждым матчем чуть не дрожит, как бы не ударить в грязь лицом...
— Ну хорошо, а вот вы актер с огромным стажем, сыграли десятки ролей. Что, до сих пор волнуетесь перед спектаклем?
— Обязательно! Вспоминаю такой случай. Сидим перед спектаклем с Игорем Владимировичем Ильинским — он в «Мудреце» играл Крутицкого, а я Глумова. И я вижу, как у него дрожат колени. Удивляюсь: «Игорь Владимирович, родной, вам ли волноваться, великому актеру?! Вы же Ильинский!» А он отвечает: «Вот потому и волнуюсь, что я — Ильинский. Планка уж больно высока».
— У «Спартака» эта планка тоже всегда была высока, но сегодня об этом вспоминают все реже... В чем, на ваш взгляд, причина сегодняшних неудач красно-белых?
— Много лет знаю эту команду — и потому могу, думаю, утверждать, что была сделана очень серьезная ошибка... Вот возьмем для примера Малый театр. Мы выжили, потому что плотно держимся друг за друга. У нас одна семья. Мы держимся традиций. Писаных и неписаных. В 80-е годы нам предлагали сократить труппу, играть на одной сцене. Мы были категорически против! Осталось все старшее поколение, мы никого не уволили. Самойлову — 90 лет, Еремееву — 87, Каюрову — 75, Ликсо — 80. Все работают. Эти люди — особая атмосфера!.. Мне жалко, что некоторые игроки, которые были заряжены спартаковским духом, ушли из «Спартака». Или их ушли. А ведь некоторые из них в других клубах сегодня доказывают, что могли пригодиться команде: это и Тихонов, и Бушманов, и Кечинов... Они заквашены были на спартаковской игре! А что я вижу у тех, кто в составе сегодня: безволие, отсутствие духа, они не понимают, что такое «Спартак». За что любили эту команду? Не только за игру, но и за дух, за умение, проигрывая, переломить, подавить соперника... Кстати, вспоминаю, что, когда один из тренеров хотел отчислить сразу 12 человек, Николай Петрович встал на дыбы: «Они спартаковцы, они сделали очень много для команды, — не позволю!» И не позволил. «Спартак» оставался «Спартаком». А за три последних года сменилось два состава...
— Виктор Иванович, у нас тренеры жалуются на качество полей, судейство, нехватку денег...
— Бросьте, все это отговорки. И для человека мыслящего они не проходят. Тренер «Баварии» Оттмар Хитцфельд, когда его команда играла в Москве, на вопрос о том, не помешает ли им 12-градусный мороз, ответил: «Мы приехали играть — и будем играть, какая бы погода ни была». Вот это и есть профессионализм, отношение к делу, к зрителям! Кстати, в большинстве случаев такие тренеры вину берут на себя, а не ссылаются на кого-то или на что-то...

«Московский Комсомолец»
от 17.10.2002
Алексей ЛЕБЕДЕВ, Борис ЛЕВИН.

БЫСТРИЦКАЯ Элина Авраамовна

Красота и талант - редкие спутники.

БЫСТРИЦКАЯ Элина Авраамовна

Красота и талант - редкие спутники.

Они нечасто достаются одному человеку. Элина Быстрицкая, бесспорно, одна из первых красавиц советского экрана. Что касается таланта - достаточно одной роли Аксиньи в «Тихом Доне», чтобы занять свое место в истории отечественного кино.
- Я слышала, что вы из медицинской семьи. Это так?
- Да, мой папа был военным врачом, инфекционистом. Он участвовал в трех войнах. Интересно, что однажды во Владивостоке ко мне после концерта подошел какой-то человек и попросил передать благодарность моему отцу за то, что он спас его сына, вовремя прооперировав. Я говорю, вы, наверное, ошиблись, мой отец не хирург. Тогда мужчина мне энергично возразил: «О, нет, вы плохо знаете. В тот раз ваш отец дежурил. Мы привезли мальчика в тяжелом состоянии, и он сделал ему полостную операцию».
Я очень любила своего отца и поначалу выбрала его профессию. Окончила медицинское училище, у меня диплом фельдшера-акушера.
- Вы работали по специальности, роды принимали?
- Я прошла практику и поняла, что медицина не для меня. Приняла 15 родов, причем четверо из них были с паталогиями. Меня все это так потрясло, степень моего сочувствия была такова, что я не способна была делать то, что от меня требовалось.
- Зато ваша сверхчувствительность, видимо, пригодилась в актерской профессии.
- Да, потому что профессия актера основана на способности перевоплотиться в другого человека и жить его чувствами. Моя судьба была стать актрисой.
Что касается медицины, то не все забыто, и я очень довольна, когда ставлю себе правильный диагноз. Своим близким тоже иногда даю советы, но с осторожностью.
- Насколько я знаю, первый большой успех в кино пришел к вам после картины «Неоконченная повесть», где вы сыграли врача. Убедительностью образа вы в определенной степени обязаны отцу?
- Понимаете, я все знала о работе врача. Мне было легко. Для меня взять в руки фонендоскоп или измерить давление было делом совершенно привычным.
Конечно, это имело значение.
- И все-таки всенародное признание, шумную славу принес вам «Тихий Дон»…
- Да, была огромная зрительская почта. Но одно письмо, помню, было совершенно особенное - послание от тридцати старейшин донских казаков. Они писали, что признают меня настоящей казачкой, и просили называться Аксиньей Донской. Это дорогого стоит.
- Вы им ответили?
- Я ответила, что это большая честь для меня, но фамилию свою я не могу изменить - ведь это фамилия моего отца. К одному из юбилеев Шолохова земляки установили в Вешенской на берегу Дона бронзовых Григория и Аксинью, которые похожи на нас с Глебовым.
- Я вижу перед собой женщину утонченную, с изящными руками, которая ничем не напоминает вольную казачку Аксинью, живущую на земле. Вам трудно далась эта роль?
- Это отдельная история. Когда я училась в театральном институте, то взяла для курсовой работы отрывок из «Тихого Дона», а мой педагог сказал мне: «Это не ваше дело, вам ближе Шиллеровская Луиза». С тех пор сыграть Аксинью стало моей мечтой. Когда я узнала, что Герасимов хочет снимать
«Тихий Дон», то сама позвонила ему и попросила кинопробу. Конкурс был довольно большой, и я была счастлива, когда победила - ведь утверждал сам Шолохов. Подготовка к съемкам шла довольно долго. Мне пришлось набрать
необходимый для образа вес, научиться ездить верхом, носить воду на коромысле, выкатывать белье.
- А что это такое?
- У казаков тогда это был единственный способ глажки сурового полотна. В съемочной группе никто не знал, как это делается, а я знала, потому что вспомнила, как моя бабушка выкатывала белье. Белье наматывается на валик и
с помощью плоской волнистой доски прокатывается. Мне очень нравился звук, который получался при этом, нравилось, как бабушка работала, ритм ее движений. У нее были очень красивые плечи, шея, посадка головы. Мы звали ее Екатерина Великая. И вот пока я все не сделала, как бабушка, я не
успокоилась. Герасимов был очень доволен.
Еще в самом начале съемок в Москву пригласили самодеятельный казачий хор из хутора Диченского. Мы тесно общались, пропитывались их духом, речью, манерами.
Потом они снимались вместе с нами в фильме. На съемках консультантом у меня была Баба Уля.
- Вы были знакомы с Шолоховым?
- Да, я встречалась с ним несколько раз, и он всегда был другим.
Познакомилась я с Шолоховым, когда мы ехали на съемки, а он возвращался из Москвы. Герасимов пригласил нас с Глебовым в свое купе, и там я впервые говорила с Михаилом Александровичем. Потом на какой-то станции мы вышли на
воздух. Было уже по-весеннему тепло, небо синее-синее. Меня поразили глаза Шолохова - такие же синие-синие…
Казаки мне говорили, что Аксинья жива – «она старая, но ишо живая. Спроси у Шолохова, он знаить». И тут я воспользовалась случаем и спрашиваю: «Михаил Александрович, где живет Аксинья? Я бы хотела с ней поговорить».
Шолохов на меня недоуменно посмотрел, а потом с ласковой усмешкой сказал: «Глупенькая, я же все это выдумал!» Это было для меня таким потрясением - у меня слезы брызнули. Я так надеялась, что она мне расскажет, как надо и как было…
- Насколько я знаю, вы не только предложили себя на роль Аксиньи, но и выбрали для себя театр - Малый театр. Это ваша позиция - не ждать милостей от жизни, а добиваться их?
- Пожалуй, да. Я делаю все, что могу, чтобы сбылась моя мечта (ну, естественно, это не должно противоречить элементарным нормам нравственности).
- А если не получается?
- В таком случае я говорю себе: ну, что ж, я сделала все, что могла.
Значит, не судьба… И никогда не переживаю подолгу, ищу что-то другое, что может быть моим.
- Были в вашей жизни высокие покровители или явные недоброжелателя, которые повлияли на вашу судьбу?
- В моей жизни случалось неоднократно, когда я бывала наказана непонятно за что. Какого-то конкретного покровителя не припомню, а вот с некоторыми
режиссерами были натянутые отношения из-за чрезмерности их притязаний.
Обиды были. То меня не посылали заграницу, когда все участники фильма ехали, то не давали сыграть какую-то роль, то чем-то обходили, куда-то подчеркнуто не приглашали. Но знаете, сильных переживаний у меня это не вызывало. Я думала так: гадят, ну и Бог с ними! Такое отношение к жизни
сложилось у меня еще в юности, когда я была на фронте. Оно меня спасло. У меня и сейчас все очень непросто в театре. Очень непросто. В 71 году я сыграла главную роль в спектакле «Касатка», который имел успех у зрителей.
После этого началась для меня трудная пора. Я хотела сыграть Эмму Бовари, но не получила эту роль. Затем довольно долго добивалась роли в пьесе «Без вины виноватые». Я даже обратилась в министерство культуры. Наконец, мне ее дали, но режиссерская трактовка образа абсолютно не совпадала с моим представлением.. Возник, так сказать, творческий конфликт, и я все это так
переживала, что оказалась в больнице с нервным срывом. К счастью, эту работу не выбросили из репертуара, пока меня не было, и когда я выздоровела, то все-таки сыграла в этом спектакле. Его поставил уже другой режиссер - Александр Бурдонский. С 82 года у меня не было ни одной
премьеры в Малом театре, только вводы. Я благодарна Андрееву, который предложил мне сыграть в спектакле театра Ермоловой «Перекресток» по пьесе Зорина.
- О какой роли вы мечтаете сегодня и готовы ее добиваться?
- Ни о какой. Я просто не могу больше так тратиться, это тяжело. Я буду играть то, что мне предложат. Вернее, буду выбирать из того, что мне предложат. Честно говоря, предложение недавно было, но я прочитала пьесу и
отказалась. Фигура интересная, значительная, но в пьесе, на мой взгляд, даны ограниченные возможности для ее воплощения. Нет поступков. А я глубоко убеждена, что именно поступки определяют масштаб личности.
- Как бы вы продолжили такой ряд: я очень не люблю…
- Я очень не люблю предательство. Я очень не люблю корысть и ложь. Я не люблю, когда меня считают дурой, когда со мной хитрят - я это очень не люблю. Я не люблю грязь. Не люблю быть зависимой.
- А что вы легко прощаете людям?
- Легко прощаю людям ошибки, заблуждения, но не прощаю подлости.
- Теперь вот такой женский вопрос: как вам удается сохранить красоту? Вы делали пластические операции?
- Нет, пока я не вижу в этом необходимости. У меня свой рецепт сохранения внешности, но это секрет. Я пользуюсь этим средством с 29 лет, без этого я не могу заснуть. Больше ничего не скажу…
Ну а из традиционных способов - диета, причем всегда, всю жизнь.
Обязательная гимнастика каждое утро на протяжении многих лет. Крем для лица готовлю себе сама.
- Кроме театра чем наполнена ваша жизнь?
- У меня всегда было полно общественной работы. Почти восемнадцать лет я была президентом Федерации по художественной гимнастике СССР. За это время
художественная гимнастика стала участницей спартакиады народов СССР, а затем вышла на олимпийский помост. Причем меня выбрали на эту должность, не спросив моего согласия. Меня в это время вообще не было в Москве.
Старший тренер команды мне позвонила и сообщила новость. Я спрашиваю: «Что я должна делать?» - «Все чтобы стать олимпийцами».
Во-первых, необходима была пропаганда этого вида спорта, нужно было добиться, чтобы художественную гимнастику стали показывать по телевидению.
Я стала искать себе в союзники человека с именем. Позвонила Береговому. В это время на орбите были Романенко и Гречко. Береговой предложил сделать вице-президентом Романенко.
- Интересный союз…
- Нет, я с Романенко никогда не виделась, общалась только по телефону.
Сказали, что у него очень ревнивая жена, и могут быть проблемы. Романенко нам очень помог. Представляете, что такое был космонавт в то время? Перед ним открывались все двери.
- А сейчас чем вы занимаетесь?
-Я член комиссии по культуре при президенте. Пять лет назад я учредила благотворительный фонд в поддержку искусства и науки. Лучшим студентам и учащимся мы давали стипендии, в шесть-семь раз превышавшие государственные.
Нам помогал поначалу и президент, и мэр, но после кризиса добыть деньги стало очень сложно.
- То есть сейчас фонд временно прекратил свою помощь?
- Нет, извините, если я не нахожу спонсоров, то свои заработки отдаю. Это дело я бросить не могу. Ведь речь идет о детях, молодежи, в чьих руках завтра будет искусство.

Источник информации: Медицинская газета №6 2000г.

Муравьева ушла в религию?

Куда пропала «самая обаятельная и привлекательная» актриса Ирина Муравьева? Ее не видно на светских тусовках, она не бывает на торжественных церемониях, не снимается в фильмах и телепроектах.

Муравьева ушла в религию?

Куда пропала «самая обаятельная и привлекательная» актриса Ирина Муравьева? Ее не видно на светских тусовках, она не бывает на торжественных церемониях, не снимается в фильмах и телепроектах. И все же при всей своей закрытости она, согласно опросу компании «Гэллап-Медиа», входит в четверку самых популярных актрис России.
В редакцию «Комсомолки» приходят письма, в которых читатели интересуются судьбой любимой актрисы. О жизни и творчестве неподражаемой Ирины Вадимовны Муравьевой - наш сегодняшний «семейный альбом».

До института играла в куклы
...Родители Ирины познакомились на войне. Папа освободил из фашистского плена белорусскую девушку, привез в Москву и женился на ней. Потом родилась Ирина.
Она была домашним ребенком, мечтала стать учительницей начальных классов, до самого института играла в куклы. Мама Муравьевой, домохозяйка, воспитывала дочь в строгости. Даже не отпускала одну на каток, а когда дочь каталась, бежала рядом и отгоняла мальчишек.
Вспоминает учитель немецкого языка Валентина Симонова:
- Ира была всегда озорная, веселая, жизнерадостная. Бывало, ее разбирали на собрании за плохую дисциплину. И уроки она с некоторыми учениками срывала, доводила учителей своими шутками...
- А двойки Ирина хватала?
- Да все было! С мальчиками дружила, подруг у нее было много. По-моему, она с тех пор мало изменилась.

Замужество
Карьера Муравьевой началась в Центральном детском театре. Первый раз вышла на сцену в сказке про Козла - в массовке изображала деревенскую бабу. Потом играла мальчишек, птичек, зверушек.
В юности Ирина считала себя дурнушкой: белые брови, редкие ресницы, лицо в веснушках, думала, что замуж такую никто не возьмет. Но пришел в ее Детский театр симпатичный режиссер Леонид Эйдлин, на 11 лет старше ее, стали вместе работать. А потом начался роман, который длится уже 30 лет. У Муравьевой и Эйдлина двое сыновей - Даниил и Женя.
«Всю работу по дому делаю сама, - признается актриса. - Надо - я готовлю, надо - убираю. Можно нанять домохозяйку, но кто за это станет платить? Берегут ли меня мои мужчины? Нет, но я и не требую этого».
Ирина Вадимовна - настоящая хранительница семейного очага с ее любовью к чистоте, вкусными пирогами по выходным и заботой, которой хватает на мужа, сыновей и на живность - кота и собаку.

Признание
В кино Муравьева дебютировала в картине Самсона Самсонова «Чисто английское убийство».
«В пробах на роль Сюзанны я никому не понравилась, кроме режиссера, - вспоминает актриса. - Он убедил худсовет, что, кроме меня, эту роль никто не сыграет. Так я стала киноактрисой».
Триумф принесла ей работа в фильме Меньшова «Москва слезам не верит». Хотя актрисе ее роль сначала не понравилась, она даже расплакалась от обиды на первом показе. «Все, что мне было противно в жизни, все вылезло на экран; моя героиня получилась назойливая, вульгарная», - вспоминала Муравьева. Но после этого фильма она проснулась знаменитой.
Казалось бы, после стольких лет упорных съемок, получив признание, она должна была царить на экране. Ноѕ Ирина внезапно исчезает из кинематографа.
Муравьеву перестали снимать? Ходили слухи, что Ирина Вадимовна очень располнела. Однако в Малом театре, где она играет только в классических пьесах, заверили, что никаких комплексов по поводу своей фигуры актриса не испытывает. Без работы она бы не осталась. Что же случилось?

Надо жить по вере
Знакомые Ирины отмечают, как разительно она изменилась за последние несколько лет. Стала серьезной, строгой дамой, редко на ее суровом лице промелькнет знакомая озорная улыбка. Неужели ничего не осталось от прежней Ирины?
«Остались только уши, только они не покрыты морщинами, не поседели, все остальное изменилось, - говорит Муравьева. - Больше нет той оголтелости, всеядности, смелостиѕ Теперь я оберегаю свою внутреннюю жизнь».
На вопрос, верит ли она в приметы, ответила: «Я православный человек. У нас, у православных, никаких примет нет, никаких «забобонов» ваших...»
А на вопрос, в чем секрет семейного счастья, сказала: «В кротости, смирении, послушании. Если удастся замуж выйти сразу».
Рассказывают, Ирина Вадимовна перенесла серьезное заболевание. Но она об этом не говорит. Призналась только, что у нее сегодня настолько низкое давление, что она «словно в спячке».
О том, что Муравьева в последнее время стала очень набожной, говорят многие ее знакомые. И некоторые видят именно в этом причину ее отказа сниматься, участвовать в развлекательных телепрограммах.
Муравьева действительно стала часто ходить в храм, посещает все службы в религиозные праздники.
«У Ирины Вадимовны есть свой духовный отец и живет она по вере», - поведала мне одна монашка.
Муравьева признается, что строго соблюдает пост, в эти дни у нее на столе только гречневая каша.
Что привело Ирину Вадимовну в религию: болезни? поиск душевной гармонии? Она об этом не хочет говорить... Но не исключено, что на обращение актрисы в веру повлияла ее лучшая подруга Татьяна.
Они дружат с детства. В школе сидели за одной партой, вместе ходили в драмкружок, обе в первый год не поступили в театральное училище. Таня на этом мечты об актерстве оставила. И, говорят, лет восемь назад отдалилась от всего мирского и даже уходила жить в Новодевичий монастырь.
Ирина Вадимовна по сей день дружит с Таней, и духовно они очень близки. Глубоко верующие люди должны оставить мирские амбиции, жить в смирении и не стремиться развлекать толпу - это грех. Театр - другое. Задача театральной актрисы - вызвать у зрителя потрясение и духовное очищение. Таких мыслей придерживается Ирина Вадимовна.
В разговоре со мной она обронила фразу: «Сейчас дух времени такойѕ погубляющийѕ корня нет!» Сталкиваться с «погубляющим духом» наживы Муравьевой уже приходилось. Два года назад она поддалась на уговоры приехать с выступлением в Пензу. Все билеты были распроданы, но мошенник собрал деньги с народа и был таков...
На мои просьбы об интервью актриса ответила:
- Я не вижу в этом смысла. Это люди шоу-бизнеса себя рекламируют, чтобы потом собрать аудитории. Они на этом зарабатывают. А мы не зарабатываем деньги! Не нужны бытовые подробности! Просто ходите в театр...
- Но многие наши читатели интересуются, чем вы сейчас заняты, чем живете?
- Работой в Малом театре! Играю классику.
- И все ваши мысли в театре?
- Если бы все мои мысли были в театре - я бы сошла с ума. Театр - приложение моих способностей. А жизнь многообразна...
- Вы в последнее время не играете в кино, но сейчас будете сниматься в фильме мужа «Спас под березами». Вы сделали исключение только для него?
- Я нечасто снималась у мужа. «Женщина в окне», еще один сериал был. За десять лет у нас вместе третья работа. Мало. А вообще я берегу себя!
И все же ответ есть. Новый фильм Муравьевой - это рассказ о жизни людей, объединенных вокруг возрождающегося церковного прихода.
«Спас под березами» - это история старинного московского храма, заложенного в ХVI веке. В начале 90-х годов он стал возрождаться. И многих из тех, кто помогал этому, храм заставил жить по-новому. Ирина Муравьева играет одну из прихожанок - Тимофеевну...

Анна ВЕЛИГЖАНИНА
24 Июля 2003 г.

ЦАРИ МАЛОГО ТЕАТРА

Петр Хлебов

БЫЛО заметно, что Малый театр старательно и долго готовился к церемонии празднования 175-летия.

ЦАРИ МАЛОГО ТЕАТРА
Петр Хлебов

БЫЛО заметно, что Малый театр старательно и долго готовился к церемонии празднования 175-летия. Перед зрителями открылась монументальная композиция: фотографической мизансценой по всему пространству подмостков расположилась почти вся труппа, более ста актеров, одетых в костюмы своих
персонажей. Вершил панораму Иоанн Грозный на троне — Александр Михайлов.
Вокруг него собрался оживший сонм многоликих ролей, коллекция характеров, разброс эпох и стилей: Юрий Соломин — царь Федор Иоаннович, Виктор Коршунов — Годунов, Езепов — Карл V, Муравьева — Аркадина, Полякова — Мурзавецкая,
Аманова — Чебоксарова, Павлов — Счастливцев...
Артисты вспомнили забытый жанр дивертисмента и за какие-нибудь 50 минут коллажно представили весь репертуар, а заодно и все силы труппы. Точно — без лишних слов и интонаций — нарезанные куски из трех десятков спектаклей
сменяли друг друга энергично, бойко и увлекательно. Актеры продолжали сидеть на своих местах, вступая в действие, когда наставал их черед.
Выбирались самые актуальные фрагменты, призванные продемонстрировать вечную мудрость классики и силу актерского слова. Сперва шли «царские» пьесы, где были очевидны забавные параллели с современной политической
историей: «Борис, вот кто цены нам набил!!! Да, он зять Малюты!» («Царь Федор Иоаннович»). Затем шла «нарезка» из Островского, где выяснялось, что
драматургом все уже было сказано про нас и про нашу жизнь – «Я теперь все на миллионы меряю. В одном банке, говорят, семи миллионов недосчитались».
Дальше шли пьесы про любовь. Завершили пробег по репертуару настоящим триумфом. В ослепительно красном платье уверенной, гордой, как у богов, походкой вышла Элина Быстрицкая и подняла тост за талант. В этот момент зал уже ревел от восторга и упоения талантами Малого. И вправду, и в этот вечер актеры играли блистательно.
Второй акт, где сцена была отдана разнообразным поздравителям, имел свои взлеты и провалы. Первые лица страны, за исключением вице-премьера Валентины Матвиенко, на празднике отсутствовали — лишь белорусский премьер
Сергей Линг нашел время для Малого театра. В российской политике принято только говорить о поддержке патриотизма и верности традициям.
Самыми теплыми были поздравления Большого театра (подарили фрагмент советского занавеса театра в рамочке), Театра Армии и Геннадия Хазанова.
Самой трогательной — речь Игоря Моисеева, который рассказал, что ему пришлось присутствовать на 100-летии Малого театра в 18 лет, он уже год как был артистом ГАБТа. Тогда прославленный театр пришли поздравлять Луначарский, Нежданова, Станиславский, Немирович, Книппер-Чехова... На
колени перед труппой Малого вставали Юрий Любимов, Владимир Зельдин и другие актеры. Закончили праздник в первом часу.

Юрий Соломин пока не стал миллионером.

БОЛЬШИНСТВО столичных театров сегодня осваивает новое пространство современную русскую драматургию. И только Малый театр твердо выдерживает стиль его репертуар составлен исключительно из классики.

Юрий Соломин пока не стал миллионером.

БОЛЬШИНСТВО столичных театров сегодня осваивает новое пространство современную русскую драматургию. И только Малый театр твердо выдерживает стиль его репертуар составлен исключительно из классики. Художественный руководитель Малого театра, народный артист СССР Юрий СОЛОМИН говорит, что это сознательная позиция.
- В 1988 г., когда я стал художественным руководителем Малого театра, сказал, что Россия, российское искусство заслужили право иметь национальный театр, коим Малый — так уж сложилось исторически — является. Поэтому основную сцену мы отдали классикам — Пушкину, Грибоедову, Чехову и т. д.
- Я не поленилась и посчитала: пьесы Островского сейчас идут в пяти столичных театрах. Почему он так «пришелся ко двору»?
- Потому что Островский серьезно занимался экономикой, работал при городских властях консультантом и знал все тонкости и интриги этого мира. Мы, ставя его пьесы в СССР, об этой сфере жизни имели весьма смутные представления. Одна из первых ролей, которую я получил в Малом театре, была роль Тишки в спектакле «Свои люди – сочтемся». И на репетиции к нам приходил доктор экономических наук и рассказывал, что такое закладная, проценты, долговая яма и пр. Артисты внимательно слушали. И ничего не понимали. В результате режиссер принял решение: все непонятные места вымарать. Теперь же фрагменты в пьесах Островского, завязанные на экономике, стали самым смешным, самым смотрибельным моментом спектаклей.
- Нужно ли театру обнажать болевые точки современности, как в свое время это делали «Современник», «Таганка»?
- И где сейчас «Таганка»? Театр, как мне кажется, — это нечто другое. Ведь для чего-то он был создан. На мой взгляд, театр, и не только русский, он всегда воспитывал. Театр — это момент той правды, которая необходима человеку. Когда церковь была запрещена в стране, люди находили отдушину в театре — и приходили именно на классику.
- В мире ставят нашу классику?
- А вы сомневаетесь? Временами — да.
- Я много лет довольно близко общался с Куросавой. Из того небольшого количества фильмов, которые он снял за свою жизнь, три были по русской классике: «Идиот», «На дне», «Дерсу Узала». Куросава говорил, что учился режиссуре на русской классике. Приехав в 1992 г. в Японию, я предложил Куросаве поставить спектакль у нас в театре. «Но я же никогда не ставил спектаклей», — возразил он. «Куросава-сан, но вы же Куросава! — ответил я. -Когда-то же надо сделать несделанное, это возможно! Многие великие кинорежиссеры ставили и спектакли, и оперы». Он задумался и спросил: «А что поставить?» — «Что хотите!» Он снова задумался и сказал: «Идиота». У меня не получился фильм, и я бы хотел исправить эту ошибку». К сожалению, этот проект так и не осуществился. Наша классика ценится очень высоко, потому что глубока. И наша школа театральная глубже. У западной театральной школы другая система. Там актеры могут играть «Гамлета» три месяца подряд. У наших же актеров отдача совсем другая. Когда был помоложе, антреприз еще не было и столичных актеров звали в провинциальные театры играть в местных постановках. Можете мне поверить, деньги за каждый спектакль по тем временам платили порядочные. По такому приглашению я приехал в Йошкар-Олу играть «Царя Федора Иоанновича». Заключаю договор, где значится, что должен сыграть пять спектаклей. Взмолился: «Я это не сыграю! Дайте два, потом перерыв — и еще два. А пять подряд никогда в жизни не смогу. Мне, конечно, очень нужны деньги, но играть такую роль с полной отдачей пять вечеров подряд — это выше человеческих сил». Знаете, как собака бывает натаскана на определенные вещи, так и нас учителя натаскивали на глубокую игру. Русская школа — это полная отдача, это сильные эмоции, ты должен оставить на сцене кусочек своего сердца.
- Россия театральная какое место занимает: первое, в серединке или тащится в хвосте?
- Знаете, я и артистам молодым, и студентам всегда говорю: «Ребята, никогда не соревнуйтесь ни с кем — это не спорт. Как бы вам ни говорили, что кто-то играет лучше, — нет! Ты можешь сыграть только так. И ни один человек в мире так, как ты, это не сыграет». А впереди мы или не впереди, не знаю.
- Неужели вы сами никогда никому не завидовали?
- Бывает, завидую. Недавно посмотрел в театре у Райкина «Контрабас». Дико понравилось! Никогда обычно не беру автографов у коллег, а тут даже позвонил. Потому что невозможно было не сказать, как он играл. Ты сидишь в зале и понимаешь: «Правильно он играет, правильно!» Но это зависть совершенно другая.
- Деньги — одна из основных тем не только у классиков, но и во всей нашей жизни. С вашей точки зрения, деньги — это награда или головная боль?
- К этому отношусь очень легко. К счастью. Не могу сказать, что я миллионер, — еще нет. (Смеется.) Всегда работал, зарабатывал, мне никто не помогал. Родители были небогатые совсем, поскольку служили работниками культуры — именно работниками, а не деятелями культуры — в провинции. Я никогда не канючил: «А-а, купите мне велосипед». Почему-то всегда понимал, что нет у них лишних денег. Теперь, когда деньги у меня есть, я их не считаю. Снявшись в первый раз в кино, получил большой гонорар и решил сделать сюрприз жене. Лег на тахту и покрыл себя купюрами. Этот поступок запомнил, а на что эти деньги потратили, не помню. Как-то они легко у нас уходят. У меня в семье никто никогда ни на что не копил.

Юлия ШИГАРЕВА

© «Аргументы и Факты» Юрий Соломин пока не стал миллионером.

Сегодня, 4 июля — юбилей ведущей актрисы Малого театра, народной артистки России Татьяны Александровны Еремеевой.

Поздравляем Татьяну Александровну с днем рождения и от всего сердца желаем ей крепкого здоровья!

Сегодня, 4 июля — юбилей ведущей актрисы Малого театра, народной артистки России Татьяны Александровны Еремеевой.
Среди лучших сценических созданий актрисы, памятных зрителям разных поколений: Виола-Себастьян («Двенадцатая ночь» У.Шекспира), Бекки Шарп в «Ярмарке тщеславия» У.Теккерея, королева Анна в «Стакане воды» Э.Скриба, Софья Андреевна Толстая в «Возвращении на круги своя» И.Друцэ, Гурмыжская в «Лесе» А.Н.Островского, Раневская в «Вишневом сад» А.П.Чехова... Всего и не перечислишь…
А родилась она на Театральной улице.
«Шутка судьбы? Но такая улица в Архангельске действительно была...», — пишет Татьяна Александровна в своей книге «В мире театра».
«Мне не дано было стать выпускницей именитого театрального училища. Я родилась и выросла в провинции в нелегкие годы, и мое театральное образование — это цепь долгих, ежедневных практических познаваний...» Действительно, Татьяна Александровна постигала тайны актерского мастерства у своих старших товарищей по сцене, которых она с благодарностью вспоминает и сейчас. Потом были тринадцать лет работы в самых разных театрах провинции: Севастополь, Могилев, Рязань, Великий Устюг, Белорецк, Белебей, Тамбов.
И неизвестно, как сложилась бы дальнейшая судьба молодой талантливой актрисы Татьяны Битрих, если бы не один знаменательный эпизод из ее жизни. В Тамбов, специально посмотреть на актрису, о которой столько говорили в провинции, приехал знаменитый актер и режиссер Малого театра Константин Александрович Зубов. Он-то и предложил Татьяне Александровне стать актрисой старейшего театра страны. Итак, «отдав тринадцать лет периферийной сцене, я попала в Малый театр. Артистка Т.Битрих стала артисткой Еремеевой...»
В Малом «ежедневные практические познавания» продолжались... С какой теплотой Татьяна Александровна вспоминает своих партнеров, старших наставников, «великих старух» Малого театра. «Главное, — наставляла ее Варвара Николаевна Рыжова, — никогда не падайте духом, а требуйте и доказывайте им, что вы можете делать!». И еще, слова Рыжовой, адресованные Еремеевой по поводу одной роли: «Только точку нигде не ставь, и все пойдет. Ни одной точки... А точка — это ведь конец». Видимо, Татьяна Александровна с этим согласна. Точек нет, одни запятые. И сегодня её можно видеть на сцене Малого театра в спектаклях «Волки и овцы» А.Н.Островского, «Дядя Ваня» А.П.Чехова и «Горе от ума» А.С.Грибоедова. И с ней по-прежнему сценическое обаяние, ее безупречный вкус и особое благородство. И в завершении, еще одна цитата из великолепной книги Т.А.Еремеевой: «Я люблю Малый театр — его стены, совершенство его линий, театр-чудо, театр-праздник!... И благодарю судьбу за то, что она дала мне право делать в этих стенах мое скромное дело...»
А родилась она на Театральной улице неслучайно. Всю свою жизнь она идет по ней, не сворачивая…
Поздравляем Татьяну Александровну Еремееву с днем рождения и от всего сердца желаем ей крепкого здоровья!

Валерий Баринов: «Мебель для дома делаю сам»

Свою «звездную» роль этот актер сыграл в 60-серийном телефильме «Петербургские тайны».

Валерий Баринов: «Мебель для дома делаю сам»

Свою «звездную» роль этот актер сыграл в 60-серийном телефильме «Петербургские тайны». Далеко не первопланового героя адвоката Хлебонасущенского, циничного и изворотливого интригана, своим актерским мастерством он превращает в одного из центральных персонажей ленты, вокруг которого закручиваются основные сюжетные перипетии. За плечами у народного артиста России более тридцати лет на театральной сцене и свыше восьмидесяти ролей в фильмах...

- Валерий Александрович, если в Книге рекордов Гиннесса есть показатель занятости актера, вам наверняка обеспечено призовое место. Мне кажется, вы сегодня один из самых востребованных российских актеров. Только в родном, Малом театре заняты в двенадцати спектаклях из четырнадцати, еще в трех - в театре Пушкина, по одному - в театре-студии И.Райхельгауза и студии «Человек». Это не считая съемок в трех-четырех фильмах одновременно.
- О рекорде я, конечно, не помышлял. Просто очень люблю работать. Я считаю: в этой профессии существовать можно, только сгорая. А что касается востребованности, то так было далеко не всегда. Я невероятно долго и мучительно трудно пробивался к своему призванию. Был даже момент, когда собирался вообще уйти из актеров. На сцене я с середины шестидесятых годов, примерно тогда же начал сниматься. Но первая заметная роль в кино случилась у меня лишь в 1980 году. Это был фильм «Вишневый омут» режиссера Леонида Головни. Да и эту-то ленту зрители увидели почти десять лет спустя. Моя партнерша Любовь Полехина вышла замуж за иностранца, «капиталиста», и уехала в Венесуэлу. Картину положили на «полку».
- Но популярность вам принесли телевизионные сериалы...
- Да, после «Петербургских тайн» меня начали узнавать прохожие на улицах, покупатели в магазинах, инспектора ГИБДД… Таково уж свойство телевидения. Мелькающие там лица становятся близкими и родными. Сериалы снимаются долго. «Тайны» мы снимали шесть лет. В связи с этой «протяженностью» происходят порой вещи, совершенно непредсказуемые. Актеры стареют, дети вырастают... В одних сериях я худой, в других, которые снимались через несколько лет, наоборот, - полный.
- Откуда вы родом?
- Коренной орловец. Вероятно, и любовь к классике оттуда, с «малой родины». На орловщине жили и творили Тургенев, Лесков, Тютчев... Деревушка наша Жилино притулилась совсем рядом с городом. В юности я крестьянствовал, работал, как и все.
- Откуда же у деревенского паренька лицедейский талант проявился?
- В Орле два театра. Когда впервые попал на спектакль, был буквально потрясен. После десятилетки пришел в драмтеатр и попросил взять меня в любом качестве. Взяли... рабочим сцены. Таскал декорации, устанавливал кулисы, иногда выходил на сцену в маленьких эпизодах. После окончания Щепкинского вслед за первой женой поехал в Питер, в театр Пушкина. Весь первый сезон я, можно сказать, просидел за кулисами, с восхищением наблюдая за игрой наших театральных гигантов - Симонова, Толубеева, Меркурьева.
- А когда случился кризис в вашей творческой судьбе?
- Как раз тогда, в мой ленинградский период. Тут все наложилось: развод с женой, неудачи в театре. Но не в моем характере превращаться в страдальца. Решил все круто поломать. Пошел в военкомат и попросил призвать меня в армию. Год прослужил в ракетном дивизионе в Монголии, в самом центре Гоби. Много я передумал за это время, жгучим пустынным ветерком всю дурь из головы выдуло...
- Кроме творческой работы, ни на что другое времени, конечно, не остается?
- А вот и нет. Я человек увлекающийся, азартный. С юных лет - болельщик футбольной команды «Локомотив». Старший тренер команды - мой земляк и друг детства. У меня даже своя персональная ложа на стадионе железнодорожников имеется. До недавних пор и сам играл, но из-за травмы ноги пришлось бросить. В юности любил плотничать, в студенческие годы подрабатывал ремонтом квартир. В семье мебель делаю сам. Жене понравился в журнале французский гарнитур мягкой мебели. Так вот, я его изготовил - от и до. Мы недавно переехали. Сейчас в новой квартире заканчиваю полку-бар.
- Ваша супруга имеет отношение к искусству?
- Никакого. Мы познакомились случайно, на вечеринке у друзей. Лена оказалась моей поклонницей как актера. Это и стало почвой для сближения.
- Чем занимаются ваши дети?
- Старший сын Егор закончил театральное, играет в Малом театре. А дочка Сашенька учится в начальных классах.

Геннадий ФРОЛОВ

Все роли мы делаем из себя

Интервью с заслуженным артистом Российской Федерации Валерием Бариновым, актером театра и кино.

Все роли мы делаем из себя

Интервью с заслуженным артистом Российской Федерации Валерием Бариновым, актером театра и кино.

- Вы наверняка дали множество интервью?
- Да, немало.
- На какие темы вы не любите говорить, для каких тем вы закрыты?
- В принципе мне интересны все темы, но, если возникает разговор, который мне не приятен, я об этом сразу скажу. Я готов говорить на любые темы. Была такая передача, она называлась «Женский час», в ней был раздел «Рандеву», ведущая программы предупредила меня, если вам будет что-то неприятно, говорите «Брейк». В конце передачи мне сказали, что я не разу не сказала «Брейк», все темы были мне интересны. Но, если в нашей программе возникнут неприемлемые для меня вопросы, я сразу скажу об этом.
- Играли ли Вы на орловской сцене?
- Я в 1964 году уехал из Орла, поступил в театральное училище Щепкинское, работал рабочим театральной сцены, потом играл на всех континентах, кроме Антарктиды, но не играл в Орле. И это было как бы моим долгом, моим долгом перед самим собой. И моя роль в спектакле Орловского Государственного Театра имени Тургенева «Коварство и любовь» в роли Президента, которую я играл на сцене Малого театра, стала моим возвращением к орловскому зрителю. Я волновался так же, как тогда, когда выходил в первый раз на сцену Александринского театра. Я себя уговаривал: «Боже, ну, играл же ты в Париже, в Квебеке, в Лондоне, и все было нормально», но вчера я долго не мог успокоиться. Обращаясь к зрителям, я сказал, что они были прекрасными партнерами в этом действии, которое называется театр.
- Столь яркие впечатления Вашей театральной биографии отодвинули на задний план впечатления о детстве и юношестве?
- Нет. Забывается то, что было не так давно. А детские впечатления выплывают все ярче и ярче... Я считаю, все, что ты успел в детстве увидеть, почувствовать, этим потом живешь всю жизнь. Сколько бы я не успел увидеть, сколько бы книг я не прочитал, для меня точкой отсчета является деревня Неполодь, утренние рыбалки, эти встречи с друзьями, это послевоенное детство, это разрушенный загадочный для нас город.
- Как Вам, с такой тонкой душевной организацией, с таким лиризмом в душе, удаются роли отрицательных персонажей?
- Все роли мы делаем из себя. Мы живем по определенным законам, которые нам диктует общество, но внутри нас живет нечто темное, тайное, может быть даже неприятное, которое мы сдерживаем волей, воспитанием, культурой. А когда я на сцене, я достаю из себя самое темное, самое мрачное, то, что я в жизни никогда бы не сделал. Знаете, происходит почти очищение... Я как бы выплескиваю это на бедного несчастного зрителя, и он с удовольствием это «ест».
- При Вашей такой перегруженной жизни - множестве ролей, переездов, Вы артист, который играет с колоссальным выбросом энергии, неужели это не опустошает?
- У меня есть такой уголок, я не знаю, в душе, в сердце, и вот в этот уголок я складываю все. Я впускаю туда всех, но никого не выпускаю. Знаете, какая удивительная профессии актера? Что бы с тобой не происходило, самая трагическая ситуация, самое страшное, а ты говоришь себе: «Запомни, запомни, запомни, тебе это потом пригодится». Любовь, ненависть, все идет в дело. Такая профессия, так это строится. Не восстанавливаешься, а скорее наполняешься.
- Но, все-таки, кино, именно кино познакомило россиян с Вами.
- Да, конечно. И у меня сейчас много работы, около шести картин. А сейчас снимается сериал по рассказам Трушкина «Москва смеется», где я параллельно играю несколько разных ролей. Меня это очень увлекло. И будет очень любопытно, как это будет воспринимать зритель. Еще я снимаюсь в картине Бориса Токарева «Тихий московский дворик», очень любопытная работа у Чухрая, Бог даст, буду сниматься в фильме о Петербурге в роли Витте, и есть еще одна роль, о которой я не буду говорить, так мне ее хочется сыграть. И некоторые планы связывают меня с Орловским Драматическим Театром, если все получится, мы будем встречаться чаще.

Ольга Конышева
09.04.2003, Орел

Вернулся он на родину

Народный артист России Валерий Баринов выступил на местной сцене.

Два театральных вечера орловцы имели удовольствие видеть своего знаменитого земляка - актера Малого театра, народного артиста России Валерия Баринова на сцене академического театра им. Тургенева.

Вернулся он на родину

Народный артист России Валерий Баринов выступил на местной сцене.

Два театральных вечера орловцы имели удовольствие видеть своего знаменитого земляка - актера Малого театра, народного артиста России Валерия Баринова на сцене академического театра им. Тургенева.
Его появление в тургеневском театре стало «возвращением в родные пенаты». 40 лет назад, в Орле началась его актерская судьба. Потом были годы учебы в Щепкинском училище, работа в театрах Петербурга и Москвы.
Сегодня Валерий Баринов - ведущий мастер сцены Малого театра, да к тому же - популярный артист кино и телесериалов. И хотя все эти годы он наезжал в Орел (здесь живут его мать и родные), в первом в своей жизни театре он появился только сегодня. Перенимая традицию своих великих земляков-предшественников - признанных звезд Малого театра позапрошлого века Гликерии Федотовой и Михаила Щепкина, - Валерий Баринов подарил орловцам одну из последних своих сценических работ - он блестяще сыграл роль президента фон Вальтера в спектакле орловского академического театра «Коварство и любовь». Хотя это было и непросто: московская и орловская постановки отличаются по режиссуре и сценографии, да к тому же и переводом с немецкого.
Успех первой совместной творческой работы артиста и орловского театра дал повод для обсуждения новых общих сценических проектов, а зрителям - подарил надежду вновь увидеть любимого артиста на родной сцене.

Магдалина АСЛАНЯН
17.04.2003, Орел

Юрий Соломин: «Мы можем потерять русский театр»

— Я НЕ ПОНИМАЮ людей, которые отказываются от Шекспира, Мольера, Шоу (не говорю уже о Чехове, Достоевском, Льве Толстом), мотивируя это тем, что зритель на классику не пойдет.

Шекспир в джинсах, или Когда наступит смерть театра?


СЕГОДНЯШНИЙ зритель разделен на два почти враждующих лагеря — сторонников современной драматургии, выносящей на сцену самые больные общественные проблемы, и верных поклонников театральной классики. Так что же лучше — наблюдать за льющейся со сцены кровью или зевать на вызубренных еще в школе пьесах? Об этом рассуждают художественный руководитель Малого театра Юрий СОЛОМИН и популярный театральный режиссер Кирилл СЕРЕБРЕННИКОВ, чьи постановки «Откровенные полароидные снимки» (об отчаянии современного мира), «Пластилин» (о борьбе героя с миром зла и насилия), «Терроризм» снискали скандальную славу.


Юрий Соломин: «Мы можем потерять русский театр»
— Я НЕ ПОНИМАЮ людей, которые отказываются от Шекспира, Мольера, Шоу (не говорю уже о Чехове, Достоевском, Льве Толстом), мотивируя это тем, что зритель на классику не пойдет. «Царь Федор Иоаннович» Алексея Толстого идет в нашем театре уже 30 лет! И если бы он не делал сборов — поверьте, спектакль давно был бы снят с репертуара.
Ответ на вопрос, а будет ли публике интересна классика, зависит прежде всего от режиссера. Если режиссер в процессе работы над пьесой не произвел, прошу прощения за выражение, некоторое кастрирование автора-классика, то зритель прекрасно во всем разберется и примет. Зритель — не глупец, он понимает, что это — история нашего русского народа: и трилогия Алексея Толстого, и «Власть тьмы» Льва Толстого, и Островский, и Достоевский. Нельзя быть Иванами, не помнящими родства.
По моему мнению, издеваться над классикой не стоит. Если бы дирижеры симфонических оркестров стали как бог на душу положит осовременивать Чайковского, Баха, Шуберта, Римского-Корсакова, захочет ли кто-нибудь это слушать? Скорее всего, мы просто потеряем великую музыку. Точно так же мы можем потерять Шиллера, Шекспира, Чехова — потому что они все станут на одну физиономию. Я не понимаю, как некоторые режиссеры говорят, что без Чехова жить не могут, и вдруг постановку по «Чайке» называют «Почему застрелился Константин?». В спорте за такие штучки дисквалифицируют, в балете, если ты будешь вместо классического танца выкидывать фортели, тебя на сцену больше не выпустят. Но в драме почему-то подобное возможно.
Я не против режиссуры — сам ею, к сожалению, занимаюсь. Просто, прежде чем браться за постановку, нужно понять, что хотел сказать автор. Нужно найти точку, на которой строится спектакль, и постараться сделать ее созвучной сегодняшнему дню. В ней все дело, а не в том, выйдут ли герои времен Шекспира на сцену в джинсах, с мобильными телефонами и будут говорить на сегодняшнем сленге.
Увлечение подобными экспериментами может стать концом нашего русского театра, который уважают во всем мире. И мне непонятно, когда же мы перестанем кусочничать, побираться по миру, когда мы перестанем хватать их лоскуты и напяливать на себя, вставлять в уши, в ноздри их кольца, перестанем дрыгаться, подражая их танцам. И потом, где хотя бы уважение, если не любовь, к своей культуре? Тот же «Царь Федор Иоаннович». Ему рукоплескали зрители Греции, Германии, Японии и т. д. Но ни одна программа русского ТВ о юбилее этого спектакля ни слова не сказала. И если меня будут призывать отныне делать так, как делают в том или ином театре мира, я могу хоть сегодня подать заявление об уходе. Да, я так делать могу. Но не буду!
Должен ли театр отражать современность? Должны ли актеры говорить тем языком, которым говорит улица? А зачем? Говорит улица на своем языке — и очень хорошо. И когда артист на улицу выходит, он тоже разговаривает таким языком. Но сцена требует своего слога, стиля.
Вы спрашиваете, остаются ли актуальными пьесы, написанные сто, двести лет назад. Можно я задам вам встречный вопрос? Вы знаете, как делаются дети? Что, сегодня люди стали использовать какие-то новые приемы? Нет! Как любила Джульетта Ромео, так и сегодня девчонки влюбляются и шагают с крыш из-за несчастной любви. А что, Раскольников из «Преступления и наказания» не годится в герои сегодняшнего дня? Нет в наших городах мальчишек, которых не мучают те же вопросы? Да сколько угодно! «Коварство и любовь», «Ромео и Джульетта» — это пьесы о трагедии любви, о проблемах взаимоотношений с родителями, «Без вины виноватые» — о катастрофе семейной жизни. Эти проблемы были и будут существовать во все века в любом обществе. Вот поэтому-то зритель и приходит к нам в театр.


Кирилл Серебренников: Чехов должен «отдохнуть»
— ТЕАТРУ, особенно русскому, вообще ничего не страшно. Если уж говорить об истории вопроса, то русский театр сделал себе славу именно на современной драматургии. Звезда Московского Художественного театра взошла благодаря постановкам современных пьес молодых тогда драматургов Чехова и Горького, а не спектакля «Федор Иоаннович».

Нужна ли театру современная пьеса? Об этом глупо говорить. Любой спектакль — это диалог со зрителем. И он никогда не состоится, если один из собеседников будет говорить на русском языке, а другой — на церковно-славянском. Важно и то, про что спектакль. Если в нем речь идет, например, о событиях, происходивших в 1815 году, он вряд ли привлечет публику в театр.
Хотя мне ближе тот путь, когда берется классическая пьеса и в ней находится повод для диалога с сегодняшним зрителем. И хорошие классические пьесы этот повод всегда дают. Поэтому так часто ставятся Шекспир, Чехов. Это я бы в принципе делать запретил, потому что классика устает от бесконечного использования. Чехов должен «отдохнуть» до тех пор, пока не возникнут люди, которые прочтут его в первый раз.
Мы возили «Пластилин» в Екатеринбург. И зрители были потрясены увиденным, так как не думали, что театр способен ТАК говорить об их реальной жизни. Ведь многие воспринимают сегодня театр как нечто отстраненное от того, что происходит на самом деле, — этакое развлекательно-повествовательное действо. А это совершенно неправильно. Если речь, конечно, не идет о театре-музее, каким, например, является Малый театр. Хотя, наверное, найдется много зрителей, которые придут туда и получат удовольствие.
Вообще же ситуация прекрасна тем, что каждый может выбрать, что ему смотреть. Хотите идти на грязь, сперму и кровь — идите на современные пьесы (хотя, конечно, не все современные пьесы посвящены этим темам, а драмы Шекспира и того же Чехова тоже порой чудовищно жестоки), хотите Островского — идите на классику. Мы живем в свободном мире.
Хорошо ли говорить со сцены языком улицы? В некоторых случаях это органично, как в моем спектакле «Откровенные полароидные снимки», где есть и сленг, и мат. Когда зритель видит пьесы о современных людях, которые начинают говорить высоким штилем или, что еще хуже, вымученным языком, который писатель высасывает из своего пальца, — это нечестно. Такому театру перестают верить. Просто увлекаться подражанием улице нельзя, но и совсем не замечать ее — глупо. Язык современного мира меняется, а значит, должен меняться язык театра.
На мой взгляд, неправильно, когда люди театра начинают заявлять, что в этом искусстве существует некий канон. Как только эти каноны, эти железные тиски возникают — это конец. Незыблемость формы для такого живого дела, как театр, означает смерть.

© «Аргументы и Факты»

Принц, которого не заменить...



Год... Уже год, как ушел от нас Виталий Соломин.

Принц, которого не заменить...

Год... Уже год, как ушел от нас Виталий Соломин. А с ним ушли замечательные спектакли из репертуара Малого театра: «Свадьба Кречинского» и «Иванов»... Ушла радость — никто не собирает теперь коллег «просто так», что-нибудь весело, нежно и вкусно отпраздновать... Ушли грандиозные планы: поставить «Ричарда III» с Васей Бочкаревым, «Вассу Железнову» с Женей Глушенко, «Дачников» — со всеми звездами своего поколения, которое осталось теперь каким-то неприкаянным... На 40 дней литературная часть Малого театра — две замечательные Оленьки, Буткова и Петренко, — сделали газету «Памяти Виталия Соломина». Вот фрагменты из нее.

О Виталии говорят:
народный артист России Ярослав БАРЫШЕВ: «Он был очень отзывчивым. Как-то нашему гитаристу стало плохо с сердцем и Виталий повез его в больницу, хотя опаздывал куда-то. Когда умер Олег Даль, Виталий поехал на Ваганьковское договариваться о похоронах. Он очень переживал смерть Олега. И теперь лежит недалеко от него...»

народный артист России Виктор ПАВЛОВ: «Жизнь рассчиталась с ним слишком рано. Ему надо было бы два десятка лег преподавать, поделиться своей актерской силой. Он был актером переживания, глубоких страстей... Он живет, он здесь, рядом со мной постоянно...»

народный артист России Валерий БАРИНОВ: «Когда я говорил на панихиде, у меня вырвалась фраза: «Наше королевство потеряло принца». И потом я подумал: когда умирает король – «Король умер! Да здравствует король!» Но когда умирает принц, его некем заменить...»

артистка Елена САФОНОВА: «Виталий всегда определял для меня качество картины. Если мне звонили и говорили: «У нас будет занят Виталий Соломин», то понятно было, что имеет смысл в этом фильме сниматься...»

народный артист России Василий БОЧКАРЕВ: «Виталий был настолько непохож в своей природе на других, настолько свободен и органичен, что заслуживал искреннего уважения и преклонения. Для меня он был примером...»

народный артист России Александр ПОТАПОВ: «Очень жалко тех наших актеров, кто не успел поработать с ним как с режиссером, войти в его мир. Мне горько, что ушла наша надежда на что-то интересное, на компанию, на борьбу за свободу...»

народный артист России Василий ЛИВАНОВ: «Я имел счастье быть его близким другом почти четверть века, мы дружили семьями, путешествовали вместе с детьми, пока они были маленькими. Я бывал на всех его репетициях перед выходом спектакля. Вот только сейчас узнал, что я был его счастливым талисманом — так он говорил обо мне своим друзьям...»

В ушедшем году вышел телесериал «За кулисами», где замечательно играет Виталий Соломин. Фильм «Казус белле», где он в чудесном партнерстве с Инной Чуриковой, Алексеем Петренко, Беатой Тышкевич и Барбарой Брыльской. Создан «Благотворительный фонд Виталия Соломина». Я в соавторстве с Майей Карапетян написала книгу о нем: «Виталий Соломин. Три любви». Она выйдет в издательстве «Алгоритм». Ожидаю — уже год — премьеры телесериала «Все красное», где он упоительно смешно играет польского офицера. И надеюсь, что по ТВ покажут, наконец, звездные его роли в спектаклях Малого театра — они записаны почти все. А сегодня... Поднимем рюмку. И не будем чокаться...

Светлана ОВЧИННИКОВА
«Москвичка», 28 мая 2003 г.

Улыбка Соломина

Против мюзиклов - русский водевиль

Улыбка Соломина

Против мюзиклов - русский водевиль

На агрессивное засилье американских мюзиклов в нашей столице народный артист СССР Юрий Соломин решил ответить по-своему - старинным русским водевилем. В Малом театре состоялась премьера спектакля «Таинственный ящик». Написанный в первой половине позапрошлого века водевиль Петра Каратыгина поставлен художественным руководителем старейшего московского театра, и он же играет главную роль. Поставлен очень точно, выразительно, ярко, сыгран - блистательно.
При общении с Юрием Мефодьевичем давно уже я заметил, что есть одна тема, прикосновение к которой сразу приводит его в необычное волнение: теплеет взгляд, добреет голос. Это тема актерской преданности своему делу, тема возвышенной и бескорыстной любви артиста к сцене. Сильно прозвучала она в соломинской постановке «Леса» А.Н. Островского, где линия нищего, но благородного провинциального трагика Несчастливцева, противостоящего пошлости и несправедливости окружающего мира, все более набирая высоту по ходу спектакля, в финале становится настоящим его апофеозом. И вот теперь - разумеется, совсем иначе, но с той же пронзительной внутренней трогательностью - звучит эта тема в комедийно-водевильном действе, увлекательном и веселом.
Да, да, конечно, надо говорить и об увлекательности спектакля (ведь в пьесе есть прямо-таки захватывающая интрига), и о его изящной легкости, яркой зрелищности, чему немало поспособствовали сценография недавно ушедшего из жизни великого театрального художника Энара Стенберга и талантливая музыка композиторов Григоря Гоберника и Владимира Мороза. Но самое главное достоинство коллективной работы, заданной, направленной и слаженной Ю.Соломиным-режиссером, состоит, мне думается, все-таки именно в том, как непостижимо тонко и органично введена в безудержную игровую стихию трогательная, проникновенная нота старого артиста-неудачника, с беспредельной искренностью и любовью воплощенного на сцене Ю.Соломиным-актером.
Действительно, необходима большая собственная любовь к театру и такая же в душе живущая любовь к своим собратьям по искусству (ко всем, а не только к «успешным»!), чтобы психологически убедительно возник перед нами этот абсолютный бессребреник, житейски совершенно неприспособленный, даже во всех реальных обстоятельствах почти нелепый, всецело поглощенный одним-единственным стремлением - быть на сцене, играть для людей.
- Ты умрешь в сумасшедшем доме! - раздраженно бросает желающий ему, конечно же, добра друг, дабы подтолкнуть «на путь истинный». - Я умру на сцене, - отвечает он. И это не в драме, а в водевиле, веселая структура которого притом нисколько не нарушается. Вот оно, искусство Юрия Соломина, режиссерское И актерское. Вот он, его безупречный, изысканный вкус.
Центральная нота роли и всего спектакля, пожалуй, с наибольшей проникновенностью звучит в монологе-мечте главного героя, исполняемом Ю.Соломиным особенно прочувственно: «Театрик маленький построю, открою занавес - и ах!..». А театрик этот, оказывается, вот для кого и для чего ему нужен. Собрать «всех бездомных, обшиканных артистов» и самому вызывать их по десять раз на поклон. Чтобы подарить самую дорогую для любого играющего в театре радость!
Вы понимаете? О радости не только для себя мечтает герой Ю.Соломина. И не о славе для себя, не о больших деньгах. Собственно, деньги ему если и потребны, то лишь для того, чтобы расплатиться с долгами, выкупить отданные в залог свои сценические костюмы, ну а как вершина мечтаний - для постройки этого маленького театрика, но опять же - не для собственной какой-то выгоды.
Русский актер П.Каратыгин взял как основу своего водевиля французский материал, от которого в конце концов остались только сюжетная завязка да имена. Пьеса же получилась сугубо русская. Можно даже вспомнить любимого героя русских сказок по имени Иван, который полностью безразличен к богатству, за что и прозван кое-кем дураком. Но богатство под конец как раз ему и достается. А распоряжается он им столь же щедро и бескорыстно, как соломинский герой под занавес.
Надобно поблагодарить за великолепную литературную работу заслуженного артиста России Александра Клюквина, который (уже не впервые здесь, в Малом театре!) сделал современную сценическую редакцию старой пьесы и написал для нее стихи. Исполняет он роль нотариуса тоже великолепно. Интересны и другие актерские работы, которыми радуют народные артисты России Александр Ермаков и Борис Клюев, заслуженные артисты Ольга Пашкова и Алексей Кудинович, артисты Инна Иванова, Варвара Андреева, Алексей Фаддеев. Искрометно выступила в массовых танцевальных номерах (балетмейстер-постановщик - Любовь Парфенюк) большая группа студентов Щепкинского училища и актеров театра.
Словом, Малый во главе со своим художественным руководителем весьма убедительно доказал: не единым мюзиклом бродвейским может и должна жить сегодня отечественная сцена. Более того, наше, игранное на этой сцене давным-давно, даже в так называемом легком, или развлекательном, жанре имеет свои несравненные достоинства. Потому что несет не просто «чистую» развлекательность, смех ради смеха, но нечто гораздо большее - добрую и человечную мысль.

Виктор Кожемяко
Советская Россия, 19 июня 2003 года

Чтобы мы жили и чувствовали кислород.



Памяти Виталия Соломина.

Чтобы мы жили и чувствовали кислород.

Памяти Виталия Соломина.

В издательстве «Алгоритм» готовится к выходу книга «Виталий Соломин. Три любви». Авторы С.Овчинникова и М.Карапетян включили в нее отрывки из дневников и писем актера, беседы с его близкими друзьями, рассказы о сценических и экранных образах, созданных Виталием Соломиным, и эпизоды его закулисной жизни. 27 мая прошедшего года актера не стало. Сегодня мы публикуем фрагмент главы из будущей книги о нем, написанный Светланой Овчинниковой.

На телевидении отсматриваю пленки со спектаклями, где играл Виталий. Их неприлично мало, хотя заснято почти все. Но угнано куда-то в Реутово, откуда получить их практически невозможно. Снова собаки на сене: не показывают, но имеют — даже «Летние прогулки», где Соломин сыграл первого на советской сцене диссидента. А тогда, в 1974-м, удивительный был спектакль. Огромная популярность — и ни единой рецензии.
После генеральной написала, ночью набрали, утром в газете была «дыра»? Не пришлась премьера ко двору власть имущим. Немудрено. Мудрено другое: уже в иные времена спектакли Виталия и с Виталием критика не баловала.

Из дневника Соломина. «Каждый актер, по крайней мере мне известный, постоянно ждет точной оценки своей работы. Не похвалы (хотя и похвалы тоже), а той ответной реакции, по которой бы он мог убедиться, что понят... Не образ, который ты пытался сыграть, создать, а именно ты... Я хватаюсь за каждое слово обо мне: иногда начинаешь слишком острить и горевать на боль и оскорбления и поэтому от хорошего закрываешься, переходишь в глухую защиту и долгие дни перекатываешь каждое слово, как горячие угли, из ладошки в ладошку, пока не остынут, пока не
привыкнешь. А иногда хочешь зацепиться за эти слова и не можешь, как будто о другом говорят.»

«Обидеть артиста может всякий». Фраза расхожая, полушутейная, а в ней — истина. В дневниках Виталия столько боли! А на людях он излучал благополучие. И доброту, которой в нем было немерено. Всем помогал. И получал от этого удовольствие.

Но надо же так заснять! Смотрю пленки — и ничего не понимаю. «Дядя Ваня» — спектакль в Малом театре из самых достойных. Принципиально важный. Это сделать было невероятно трудно. После удивительной ауры чеховских спектаклей Штайна. После горькой нежности Эфроса. После лихого и трагического эпатажа Някрошюса. После отчаянной проходочки Олега Борисова — Астрова – «Ехал на ярмарку ухарь-купец». После пронзительно- растерянной печали Басилашвили. Как это трудно, казалось, невозможно — после того, как отказано самому Чехову в постановке на сцене Малого сначала «Лешего», потом «Дяди Вани» — тому уже век, — поставить эти спектакли здесь. Сначала «Лешего». Потом «Дядю Ваню». Я помню премьеру. Помню трагизм спектакля, плотный, отчаянный. А военный оркестр возле Малого театра наяривал на всю Театральную площадь.
Он обещал праздник, он заманивал на него, он его уже создавал. И распахнутая сцена, так красиво обустроенная Валерием Левенталем, — тоже из праздника. Который обещал жизнь. Но будет — существование. Будут — будни. Тягостные. И очень подробные в своей тягостности. И будет
Войницкий Юрия Соломина. И Астров — Соломина Виталия. Работу Юрия примут безоговорочно. Виталий ушибется — и пребольно! — о непонимание. Действительно, принять такого Астрова с ходу непросто. И прочитаю в рецензии — и он прочитает! – «... трудно было угадать, на какой замысел работают смещения в роли Астрова, которому здесь даны замашки пошляка, вполне законченного и успевшего полюбить себя в этом качестве, со смаком подающего свои штучки-дрючки: уход маршем на коленках, шутовское обмахивание дамским веером или демонстративное отпирание шкафа в чужом доме из собственного кармана вынутым ключом…» У Виталия в этой роли действительно (простите, опять не могу о нем говорить в прошедшем времени...) неожиданно много куража. Нарочито много. Героя-любовника пьесы играет не вчерашний Фиеско, а вчерашний Ипполит. За что же любит его Соня? Влюбляется Елена? «На безрыбье?» Слишком было бы просто. Для этого автора. И для этого актера. Скорее — вот за этот самый кураж, шутовство, камуфлирующее трагедию несостоявшейся жизни. За сопротивление этой разрухе. За то, что «не нудный» за то, что внушает пусть зыбкое, но ощущение осмысленности жизни. Обманчивое. Но все здесь рады, жаждут быть обманутыми. А вместо этого получают пощечины откровений. Все, что у Астрова — опять-таки традиционно — было пафосом или искренней увлеченностью, — здесь шутейно. Тем естественнее. Все норовят исповедаться. А он — смешит. Странный Астров. Но не выдуманный, а вычитанный. У Чехова, который постоянно рассуждает про чудаков. И эпиграфом к спектаклю, похоже, взяты слова именно Астрова, этого Астрова, соломинского: «Наше положение, твое и мое, безнадежно» и «Во всем уезде было только два порядочных, интеллигентных человека...» Ударение на слове «было». Дуэт-дуэль братьев Соломиных здесь — зрелище увлекательное. Весь спектакль — дуэт. И весь спектакль — дуэль. Юрий Соломин играет с распахнутыми наотмашь страстями. Виталий Соломин прячет трагедию, приоткрывая подлинные чувства в редкие и очень короткие минуты серьеза, когда имидж своего Астрова вдруг снимает, как усталый паяц маску. А так... Говоря о лекарствах, берет и выпивает содержимое одного из пузырьков. Ап! Отчаянно куражится в сцене пьянки. Говоря про Елену: «Она только ест, спит, гуляет» — так вкусно и размашисто произносит это «гу-ля-я-ет», что сразу осязаешь «священнодействие». С неподражаемой интонацией на вопрос: «Водочки будешь?» — отвечает, почесав в затылке: «Пожалуй». Виталий не боится пробиваться к публике через шутовство и ерничанье — и пробивается! Постепенно от начала спектакля идет к финалу и — серьезу. Но в самый острый момент показывает дяде Ване кукиш. А в диалоге с Соней — вдруг плачет, когда говорит о Елене. Отсюда и Сонин вопрос: «Что с вами?» У Виталия все всегда логично. Он не случайно был в школе блестящим математиком.

В одном из наших разговоров — о театре, всегда о театре — сказал: «У Чехова обычно есть герой, который все понимает. Он — редкое существо». И он очень мучительно живет. Астров, с одной стороны, дело делает и леса сажает. Но видит бессмысленность этого всего, потому что леса эти
обворовывают, вырубают. Однако это хочется делать, в этом смысл жизни, иначе кто я? Зачем живу? Что хочу? Почему, мучительно живя, Астров камуфлирует эту мучительность? Он старается вести себя так, чтобы не показаться смешным. Он скорее сам будет смеяться над собой, над всем
происходящим, нежели позволит, чтобы смеялись над ним. Он перешагнул тот возраст, когда были надежды, что еще что-то произойдет. Какой-то огульный финал жизни! Он много работает, одинок, он чувствует себя стариком. А тогда в России говорили: «Вошел пожилой человек 33 лет».
Страсти, которые разгораются на сцене — с истериками, слезами, оскорблениями и, наконец, сумасшествием, — неинтеллигентны. Этот мотив уходящей, разрушаемой интеллигентности у Чехова постоянен и очень звучен. Здесь он — лейтмотив спектакля. Интеллигентно скрывать свою боль,
не утруждая ею других. Такой у Виталия Астров. Такой в жизни — во всем и всегда — был сам артист. Неинтеллигентно — так открыто страдать, так постоянно ныть. Но потеря интеллигентности здесь — это драма доведенных до крайности людей, проигравших жизнь. Ставящих последние гроши
надежды и сил на «зеро» — на любовь Елены.
Виталий говорил: «Астров понимает что не женится на Елене, нет. Он понимает, в каком она состоянии. Он и говорит ей, что не здесь, так в Саратове — вы все равно когда-нибудь сорветесь. Лучше уж здесь, на лоне природы: поэтично по крайней мере».

Я снова отсматриваю пленки. Снимали двумя камерами. Играет второй состав. Нет ни Юрия Соломина, ни Валерия Бабятинского, ни Татьяны Александровны Еремеевой. Впрочем, Виталий, как всегда или почти всегда, играет без дублера. Но почему камеры так упорно скользят мимо него?
Задерживаясь на менее существенном и менее талантливом? Может быть, ну их, эти пленки? Есть разговор с Виталием, есть его дневники, есть его друзья с их впечатлениями. А друзей случайных он не имел. Хотя... Приглашая на свой юбилей, сказал: «Будет узкий круг только самых близких».
«Круг» оказался человек под триста. Зачем мне эта телесамодеятельность? — думала я. Теперь даже страшно представить, что было бы, выключи тогда картинку. На экране вдруг — крупный план Виталия. Не Астрова, хотя портрет возник посреди спектакля. А — Виталия. Он переспрашивает кого-то: что для меня Малый театр? И, как всегда, дает на банальный вопрос небанальный ответ: «Для меня это хорошее похоронное бюро. Которое всю жизнь готовит тебя к этому акту. А в конце торжественно и очень красиво хоронит. За счет театра. Поскольку у актеров денег нет. Вы же правду хотите услышать, а не вранье? Вот это правда».

Почему он так часто думал и говорил о смерти? Вот и в дневнике: «Сегодня с трудом встал, не хотелось просыпаться. Подкрадывается мысль: жить не хочется. Отдавливаю в глубину, вниз, в темноту. Там надо чем-то прижать и дождаться, чтобы затихло...» Целая глава в книге может быть
посвящена смерти. Страшно. А интервью на пленке горькое.
- Чего вы ждете от будущего?
- От будущего? Как и вы — ничего хорошего я не жду в ближайшие годы. Да и в отдаленные тоже.
- Что хотите пожелать?
- Пожелать, чтобы жили мы все. А то, как у меня, 35 лет проработал, сыграл 7-8 ролей всего. У меня пятилетние перерывы все время. И так у очень многих происходит. Я потому придумываю всякие веселящие моменты. Вот весною устроил Новый год. В филиале взял и для всех поставил елку.
Номера были. Застолье. Очень весело. Как в какие-то хорошие времена, когда актеры радуются, что-то играют друг для друга... Оказывается, они очень много умеют и талантливые — недаром в этом деле болтаются. Вот я и вам бы пожелал, чтобы мы жили, кислород чувствовали, делали свое
дело. Достаточно получали, чтобы не умереть с голоду. Этого нам хватит, чтобы жить.
А следующий вопрос, вернее — ответ на него, словно специально для этой главы.
- Что бы вы хотели сыграть?
- Во-первых, когда скажешь, значит, этого не будет. Я очень долго к Чехову приближался. Мне в свое время предлагали что-то делать, я честно сказал, что не понимаю. Совсем. Прошло много-много лет, и попробовал что-то сыграть. Вначале Яшу у Хейфеца в «Вишневом саде» на телевидении. Вот сейчас спектакль у нас – «Дядя Ваня». И мне кажется, что я понимаю. Такое у Чехова ядро, с такой энергией — шекспировской. И понимаешь, как ошибаются, когда занудно, длинно играют, медленно, не спеша — под то время как будто бы. А у него люди живя умирают и это чувствуют. Как в «Иванове». Как в «Вишневом саде». Везде. Он подбирает людей, которые никак не могут состояться. Это их мучает. Часто умирают.
Но, может быть, даже лучше, чем оставаться вот так... Замечательный драматург.
Вот и разгадка его Астрова. Живущего умирая. Сегодня, после ухода Виталия, его играет Александр Михайлов.
Из разговора с Юрием Соломиным: «Как вам теперь живется в «Дяде Ване»?». Он посерел лицом: «Если говорить честно, то очень тяжело. Мне просто тяжело».

29-4 июня 2003 г. «Культура»

Эдуард Марцевич: «Федор слышит высокий звон правды»

30 лет спектаклю «Царь Фёдор Иоаннович».

Я был назначен у И.М.Смоктуновского вторым составом.

Эдуард Марцевич: «Федор слышит высокий звон правды»
30 лет спектаклю «Царь Фёдор Иоаннович».

Я был назначен у И.М.Смоктуновского вторым составом. Когда он ушел из театра, срочно ввели Ю.М.Соломина, и я прождал своего часа около 8 лет. Хоть я и был внутренне подготовлен, но если ты на велосипеде не едешь, а только сидишь, то он может упасть. Я прошел весь застольный период, был свидетелем того, как делался спектакль, хотя и сидел в стороне. А потом я вошел в спектакль за 6 репетиций. Это было в Донецке в 1983 году, Юра заболел, и мне рискнули дать роль. И, слава Богу, я вышел из этого положения с честью. В этот мне очень помог один из наших выдающихся актеров В.В.Кенигсон. Я знал текст, готовился, но все же было трудно… Владимир Владимирович посмотрел репетицию, а потом целый день рассказывал мне, как эту роль играл Орленев. Буквально по нотам, по строкам. Очень много я вдохнул в себя, и поэтому первый спектакль произошел… Все наши актеры смотрели из-за кулис, публика очень хорошо приняла, потом я стал играть эту роль и в Москве, и сейчас играю.
Когда я сначала думал, что не буду играть эту роль, то настолько огорчился, что у меня язва открылась, я лег в больницу. Это была такая внутренняя боль, и потом она, наверное, перешла на саму роль. Спасибо тебе, Господи, и спасибо Малому театру за то, что мне все же довелось ее сыграть. Это один из спектаклей моей жизни, как «Гамлет», как «Пучина»…
Я не могу говорить о трагической вине Федора, мне представляется, что главное в нем – не царь, а человек. Он же не готовился, как царевич Иоанн, быть наследником. Федор всю жизнь свою посвящал церкви, духовности. У него есть внутренний контакт с высшей силой, он слышит высокий звон правды… Он понимает, где белое, и где черное, где правда и где ложь. Он одарен даже, может быть, провидческими способностями. Так говорил Борис Иванович, что в трактовке Малого театра Федор должен быть по интеллекту на пять веков впереди, опережать, предвидеть. Но у него нету волевой силы государя, нету цинизма. Люди, которые получают власть, должны обязательно идти на какие-то компромиссы, без этого трудно удержаться на вершине. А Федор лишен железной воли, которой наделен Борис Годунов. Хотя Борис не имеет права быть государем.
Я не могу сказать, что Федор слабый, безвольный. Но не могу его назвать и святым. «Иоаннович» – какая-то тень за ним, он сын Иоанна Грозного. И когда я искал свое личностное понимание роли, для меня были важны проблески, мгновения, когда он пытается быть Иоанном Грозным… Есть несколько мгновений, когда в нем как будто просыпается батюшка…
После спектакля придешь домой, посидишь, поговоришь об этой роли, а на другой день опять спектакль и играешь, может быть, «Волки и овцы». Помню, во время гастролей после «Царя Федора» я играл еще 4 спектакля разных названий. Эти психологические переходы очень сложны… Москвин, говорят, после «Царя Федора» уезжал на дачу и несколько дней отдыхал… А я как-то об этом не задумываюсь.
Я был свидетелем того, как этот спектакль вынашивался, как прошла премьера, как вводился Юрий Соломин, а потом я. Долго идет спектакль, и всегда полные залы, и прием всегда завидный. Публика после спектакля часто встает и аплодирует стоя. Люди очень скучают по духовному началу, а «Царь Федор Иоаннович» – высокодуховное произведение. Это чистота, боль, ранимость, детсткость, все, что в нас, в каждом было, когда мы были маленькими. Потом мы взрослыми стали и, как говорится, «обросли ракушками», а когда-то были чистые, ранимые, беззащитные. И если это доходит до каждого сидящего в зале, то в нем просыпается благодарность, потому что через этот образ, этот спектакль он получает ответы на свои жизненные вопросы. Он эти ответы улавливает эмоционально, интеллектуально, подсознательно. Хорошие пьесы — и «Смерть Иоанна Грозного», и «Царь Борис», но в «Федоре» есть та изюминка человечности, которая свойственна каждому, каждому, сидящему в зале. Это пьеса не о царе, а о человеке, его понимании жизни, его муках, его желании сделать добро людям, о его желании соединить сердца. Ведь в чем трагизм Федора? В том, что его мечты, его понимание жизни не соответствуют реальности. Это пьеса очень жизненная, правдивая, и она будет еще долго-долго, как мне кажется, идти… Есть вечные спектакли, как «Лебединое озеро», которые всегда хочется смотреть.

30-летию спектакля «Царь Фёдор Иоаннович» посвящается...

30-летию спектакля «Царь Фёдор Иоаннович» посвящается...

Трагедия «Царь Федор Иоаннович» — центральная часть трилогии «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Фёдор Иоаннович» и «Царь Борис» знаменитого драматурга Алексея Константиновича Толстого(1817-1865 г.г.) о трёх русских государях, об их судьбах, неразрывно связанных с историей России.

29 мая 1973 года в Малом театре состоялась Премьера спектакля «Царь Фёдор Иоаннович», поставленного замечательным режиссёром Борисом Ивановичем Равенских. С тех пор прошло тридцать лет, но спектакль по-прежнему любим зрителями, собирает аншлаги и неизменно открывает новые театральные сезоны Государственного Академического Малого театра.

Осуществить постановку спектакля с исторической тематикой всегда очень сложно и ответственно, потому что события, которые будут разворачиваться на сцене, когда-то были реальными событиями — составным звеном цепи Российской истории. Ответственны режиссёр, композитор, художник, гримёры, актёры, словом, все те, кто причастен к созданию спектаклю. Их задача — максимально точно показать
определённый исторический период, передать его дух, воссоздать атмосферу.

Поэтому, прежде чем говорить о самом спектакле «Царь Фёдор Иоаннович», необходимо чётко представлять, кем же он был — царь Фёдор — в какую эпоху жил и царствовал.

Царь Фёдор Иоаннович родился 31 мая 1557 года в Москве и был третьим по старшинству сыном Ивана Грозного. В 1584 году после смерти своего отца, в двадцать семь лет, он унаследовал Российский престол.

Царь Фёдор был известен необыкновенной кротостью, соединенной, как писал Н.М.Карамзин, «с умом робким, с набожностью беспредельною, с равнодушием к мирскому величию. На громоносном престоле свирепого мучителя, продолжал Н.М.Карамзин, — Россия увидела постника и молчальника, более для кельи и пещеры, нежели для власти державной рожденного».

Добрый, кроткий и милостивый царь мог стать сбывшейся мечтой истерзанной Иваном Грозным России. Н.М.Карамзин писал о первых днях правления Фёдора Иоанновича так: «Когда Фёдор, утомленный мирским великолепием, искал отдохновения в набожности; когда, прервав блестящие забавы и пиры, в виде смиренного богомольца ходил пешком из монастыря в монастырь, в Лавру Сергиеву и в иные святые обители, вместе с супругой, провождаемую знатнейшими боярами и целым полком особенных царицыных телохранителей... в то время правительство уже неусыпно занималось важными делами государственными, исправляло злоупотребление властью, утверждало безопасность внутреннюю и внешнюю. Во всей России, как в счастливые времена... сменили худых наместников, воевод и судей, избрав лучших; грозя казнию за неправду, удвоили жалование чиновников, чтобы они могли пристойно жить без лихоимства; вновь устроили войско и двинули туда, где надлежало восстановить честь оружия или спокойствие отечества». Со временем, Фёдор Иоаннович, «тяготясь власти державной», передал все дела по управлению государством в руки Бориса Фёдоровича Годунова, брата своей жены Ирины. Таким образом царь Фёдор Иоаннович стал царствовать, но не править.

Борис Годунов оказался умным, хитрым и искусным политиком. Ближайшие к престолу бояре были очень недовольны его возвышением, но Годунов сумел с ними справиться. Одним из немногих решений самого Федора Иоанновича было утверждение в России в 1589 году патриаршества.

В 1591 году крымский хан Казы-Гирей попытался совершить набег на Москву. Его разбили под стенами города недалеко от Данилова монастыря. Это был последний татарский набег на столицу Российского государства.

В царствование Фёдора Иоанновича на Белом море был заложен город Архангельск, а в Сибири построены крепости Тобольск, Пелым, Березов, Обдорск (в настоящее время Салехард) и другие.

Царь Фёдор Иоаннович, искренне любимый своим народом, умер 7 января 1598 года в Москве и похоронен в Архангельском соборе Московского Кремля. С его смертью прервалась династия Рюриковичей, которым, по словам Н.М.Карамзина, «Россия обязана бытием, именем и величием».

Из воспоминаний коллег и друзей Б.И.Равенских известно, что при постановке спектакля «Царь Фёдор Иоаннович» для режиссера главным в пьесе был ее нравственный конфликт: трагедия царя Федора, сына Иоанна Грозного — трагедия бессильной доброты. Самым высоким душевным качествам Федора не находится места в этом жестоком мире. Обреченный на власть, правящий на перекрестке двух страшных эпох, царь не в силах бороться со злом, но не может и примириться с ним.

Музыка к спектаклю была написана Георгием Свиридовым. Малый театр считает за честь иметь среди своих авторов этого величайшего отечественного композитора. Театр является единственным драматическим театром в России, который имеет право ставить его славное имя на своей афише. Первое обращение к драматургии А.К.Толстого оказалось удачным, и театр впоследствии осуществил постановки двух других пьес трилогии, выпустив спектакли «Царь Иоанн Грозный» и «Царь Борис». Знаменитая драматическая трилогия, идущая на прославленной сцене Малого театра, теперь уже не мыслима без удивительной, прекрасной музыки Георгия Свиридова. Музыка, специально написанная композитором для спектаклей Малого театра, является одним из тех духовных сокровищ, которые были накоплены старейшим драматическим театром России. Наверное, не найдётся человека, побывавшего на спектакле Малого театра, в котором звучит изумительная музыка Георгия Свиридова, и не ощутившего при этом на себе огромную силу её эмоционального воздействия. Театр считает Георгия Свиридова полноправным соавтором А.К.Толстого. Имена этих двух великих творцов — драматурга и композитора — для Малого театра неразрывно связаны и неотделимы.

Оформление спектакля, созданное художником Е.И.Куманьковым, также передает дух эпохи и символику произведения. Замечательные декорации, костюмы и грим подлинно отражают атмосферу и быт Российского государства в XVI веке.

В спектакле много ярких актерских работ. Хотелось бы отметить некоторые из них. Как известно, первым исполнителем роли царя Фёдора стал И.М.Смоктуновский. Однако через некоторое время артист перешел во МХАТ, и Фёдора стал играть Ю.М.Соломин. Эта роль и поныне — в его репертуаре. Ю.М.Соломин играет удивительно органично. Добродушная веселость, мягкость, нерешительность во всем, что не касается самого важного — человеческой жизни. Эмоции, и слова, и слезы — все истинное — идет из глубины души — он крайне сопереживает своему герою и вызывает у зрителей и печаль, и радость, а главное — глубочайшее уважение к великому мастерству Актера. Э.Е.Марцевич, играющий в очередь с Юрием Соломиным, тоже замечательно исполняет роль мягкого и доброго, беззащитного перед злом царя. Он подаёт образ очень искренне, с большой теплотой. Чувствуется, что сам актёр разделяет сомнения и переживания своего героя, страдающего от жестокости окружающего мира.

Наверное, только один человек понимает и разделяет все эти чувства Фёдора — его жена Ирина, сестра Бориса Годунова. Роль царицы Ирины Фёдоровны, которую царь ласково и любя зовёт «Аринушкой», исполняют в очередь Т.Н.Лебедева и Л.В.Титова. Обе актрисы очень точно передают искреннюю любовь Ирины к своему супругу, её стремление помочь, поддержать, уберечь Фёдора от ошибок. Но Фёдор Иоаннович, в силу судьбы, в первую очередь, — государь Российский. Ему тяжело от этой мысли, власть не опьяняет его, а напротив — подавляет своим тяжёлым прессом. Фёдор мечтает быть простым человеком, любимым и любящим мужем. В то же время, он не может бросить Россию на произвол судьбы, очевидно, понимая, к чему это может привести. И царь решается доверить власть в отечестве близкому человеку — брату любимой жены, в котором видит волевого и крупного государственного деятеля, любящего Россию.

Борис Годунов в исполнении В.И.Коршунова получился чрезвычайно благородным. Видя такого Годунова, трудно поверить историческим фактам, свидетельствующим о том, что он шёл к вершинам власти исключительно по трупам. В образе Годунова чувствуется крепкий государственник, умный и сдержанный политик. Он не жесток, а скорее тверд — несмотря на все злодеяния, он не вызывает отрицательных эмоций.

Виктор Иванович Коршунов в течение всех этих тридцати лет является единственным, бессменным исполнителем роли Бориса Годунова. Он не пропустил ни одного представления «Царя Фёдора Иоанновича»! Эта прекрасная, феноменальная работа Коршунова делает спектакль, по истине, уникальным.

«Царь Фёдор Иоаннович» очень любим зрителями, в первую очередь, наверное, потому что пронизан каким — то необыкновенным душевным теплом, несмотря на всю трагедию происходящего, которая раскрывается с каждым новым событием. Этот спектакль заставляет задуматься над человеческими судьбами, взаимоотношениями, над историей России — жестокой, но великой.

Блестящий актёрский ансамбль, замечательная режиссура, великолепная сценография, музыка, звучание хоровой капеллы имени А.Юрлова стали залогом того феноменального успеха спектакля, который позволяет ему вот уже тридцать лет украшать собою репертуарную афишу театра. Триумфальными оказываются и все зарубежные гастроли этого спектакля. Зрители Греции, Израиля, Болгарии, Чехии, Югославии, Германии, Японии рукоплескали искусству Малого театра и отдавали должное высочайшему уровню русской национальной театральной культуры.

Хочется пожелать этому замечательному спектаклю ещё более долгой сценической жизни на радость зрителям.

Огромное спасибо всем тем людям, которые принимали участие в создании спектакля «Царь Фёдор Иоаннович», всем, кто в течение тридцати лет поддерживал и сохранял его самобытность; всем актёрам и актрисам, замечательно исполняющим свои роли. Спасибо Вам за то, что так щедро делитесь с нами, зрителями, своим духовным богатством, делая мир вокруг светлее и добрее!


Надежда Сорокина


При подготовке материала использована информация с интернет сайтов http://znat.narod.ru, http://afisha.netcity.ru, http://tinout.ru, www.mmv.ru;
из книг «Г.В. Свиридов. К 80-летию со дня рождения композитора» М., 1995.; «Царские династии: от Руси к России» М., 2001., а также личные впечатления автора от спектакля ГАМТ «Царь Фёдор Иоаннович».

14 мая родилась Лилия Витальевна Юдина — известная актриса театра и кино, народная артистка России.

Поздравляем Лилию Витальевну с днём рождения! Крепкого здоровья, счастья, новых творческих удач!

14 мая родилась Лилия Витальевна Юдина — известная актриса театра и кино, народная артистка России. В Малом театре Лилия Витальевна работает с 1953 года. В её репертуаре такие классические и современные роли, как Абигайль («Стакан воды» Э.Скриба), Элиза Дулитл («Пигмалион» Д.Б.Шоу), леди Уиндермиер («Веер леди Уиндермиер» О.Уайльда), Регина («Привидения» Г.Ибсена), Софья («Горе от ума» А.С.Грибоедова), Бекки Шарп («Ярмарка тщеславия» У.Теккерея), Регана («Король Лир» У.Шекспира), Глафира («Волки и овцы» А.Н.Островского), Поликсена («Правда – хорошо, а счастье лучше» А.Н.Островского), Шурочка («Иванов» А.П.Чехова), Юлия Филипповна («Дачники» М.Горького), Коринкина («Без вины виноватые» А.Н.Островского), Снежная королева в одноимённой сказке Е.Л.Шварца, Гурмыжская («Лес» А.Н.Островского) и многие другие. В настоящее время Лилия Витальевна репетирует роль ослепительной Андулы в спектакле «Это было недавно, это было давно» по Иржи Губачу (режиссёр Владислав Константинов; премьера намечена на следующий сезон).
Лилия Юдина успешно снимается в кино. Среди фильмов с её участием – «Чайковский», «Опасные тропы», «Стакан воды». И, конечно же, нельзя не отметить две картины — «На подмостках сцены», где Юдина сыграла мечтающую стать актрисой Лизочку Синичкину, и «Майскую ночь», в которой она предстала в образе прекрасной Панночки.
Поздравляем народную артистку России Лилию Витальевну Юдину с днём рождения! Крепкого здоровья, счастья, новых творческих удач!

Театр военных действий.

Элина Быстрицкая: «Первый комплимент мне сделали во время войны».

Театр военных действий.
Элина Быстрицкая: «Первый комплимент мне сделали во время войны».

Каждый год 9 мая она достает из шкафа свои фронтовые награды. Бережно пристегивает «знаки отличия» на строгий пиджак. Этой традиции уже 58 лет.
Не удивляйтесь, с войной народная артистка Советского Союза Элина Быстрицкая столкнулась лицом к лицу, когда ей было всего 13…
— В начале 40-х мой папа работал военным врачом на Черниговщине, в маленьком городке Нежин. Утром 22 июня 1941 года мы даже не догадывались, что на границах немцы уже вовсю бомбят наши территории. Папа был общественником. Часов в десять утра убежал читать лекцию. Я помню, как в полдень в окне нашего дома показалась морда лошади. На ней был вестовой, который передал пакет для отца. Когда папа вернулся домой, он прочитал письмо и сказал: «Я этого ждал». Взял небольшой чемоданчик, который всегда был собран на случай чрезвычайной ситуации, поцеловал маму, нас с сестрой и ушел. Ночевать он не пришел.
Госпиталь в Нежине открыли на следующий день. И я, несмотря на свой юный возраст, напросилась туда помогать выхаживать раненых.
— Мама не была против?
— С одной стороны, мама очень переживала за меня, а с другой — радовалась тому, что я ежеминутно находилась под ее присмотром. Она ведь тоже решила работать в госпитале. Причем у нас с ней не было никакой медицинской подготовки, но мы были согласны на любой труд. В те страшные дни все жены и дети военных помогали своим мужьям и отцам.
— Чем же в 13 лет вы могли помочь фронту?
— Сперва комиссар спросил меня: «Читать умеешь?». Я так обиделась — в школе же была отличницей. Первые дни мне приходилось читать раненым, писать за них письма. Но ведь наш госпиталь находился в нескольких километрах от линии фронта, и раненые поступали большими партиями. Поэтому я решила отучиться на двухмесячных курсах, которые давали право работать в составе младшего медперсонала. После окончания учебы мне разрешили брать у раненых кровь. Я помню, как солдаты, измученные страшными болями, говорили: «Пусть та, с косичками, придет, тогда дам кровь».
— Неужели не боялись?
— Нет, но я помню, как страшно было возвращаться ночью из госпиталя. Южные ночи очень темные. Я шла, не понимая, куда ступают ноги, темнотища вокруг — хоть глаз выколи. Однажды не выдержала и попросила раненого солдатика: «Заточите мне, пожалуйста, расческу. Так, на всякий случай». Это тайное «оружие» всегда лежало в кармане моей шинели. Даже мама не знала об этом. По наивности думала, что если фашист на меня нападет, то сумею за себя постоять. Сейчас это трудно понять... Я помню эти общественные уборные, где на перегородках сидели большущие крысы. Страшно — жуть! Как выжили, как прошли через все это, не понимаю…
— Но война страшна не только крысами в уборных?
— Я увидела столько боли и страданий, что казалось, удивить меня нельзя ничем. Бомбежки, оторванные руки-ноги, убитые люди — все стало привычным. Однажды со мной случился нервный срыв. Я просто шла по полю, наступила на холмик, а оттуда — крик. Первое, что пришло в голову, — захоронили живого человека. Но оказалось, что это был вздувшийся труп... Об этом даже не хочется говорить. Еще запомнился один случай. Когда мы отступали, нас остановили на каком-то полустаночке и долго не отправляли дальше. Я решила прогуляться по станции и набрела на развороченный снарядами почтовый вагон. Порывистый ветер выдувал в степь огромные охапки писем. Степь черная, обугленная... А эти белые треугольнички летят аж до самого горизонта. И сколько судеб в этих письмах. А в то время папа находился в окружении, и мы так ждали от него письма! Я маму пыталась убедить, что наше письмо было среди них... Понимаете, приходилось придумывать, как выжить. Я и придумываю до сих пор. Наверное, поэтому я такая оптимистка.
— За работу вам платили?
— В госпитале мне начисляли зарплату и выдавали еду. Но ни в каких кадровых бумагах я не числилась — детский труд-то был запрещен. Официально война этого ограничения не снимала. Интересно, что после победы, когда мне нужно было получить документы участницы войны, мне поверили только потому, что фамилию нашли в продовольственных карточках.
— На войне раненые солдаты зачастую влюблялись в молоденьких сестричек. Вы наверняка были всеобщей любимицей?
— Однажды со мной произошел забавный случай. В Одессе, мне тогда шел 16-й год, к нам поступил тяжелораненый. Ему нужно было срочно сделать переливание крови. И подходила только первая группа — то есть моя. Меня срочно вызвали в палату. В госпитале было заведено — донор должен ухаживать за тем раненым, с которым поделился кровью. И я частенько навещала того солдатика, приносила ему кое-что из продуктов. Когда я появлялась, он очень стеснялся. Наконец его отправили в команду выздоравливающих. Я поехала к нему, а он меня практически выгнал. Я очень расстроилась — не поняла, в чем дело. А оказывается, над моим раненым начали подсмеиваться товарищи — подумали, что я в него влюбилась. Кстати, ко мне раненые относились очень бережно. Видели, что совсем молодая девчонка.
— Но все же знаки внимания оказывали?
— Не поверите, но первый комплимент мне сделали во время войны. Один из раненых — высокий, с перебинтованной головой — сказал своему товарищу: «Посмотри, какая хорошенькая девушка». Я тоже захотела посмотреть на эту красотку. Повернулась — а кроме меня, никого из девушек рядом нет. Пришла домой и долго глядела в зеркало — пыталась понять, что же это значит. Родители нам с сестричкой всегда говорили, что в человеке внешность не так уж и важна.
— В фронтовом госпитале оставалось место мирному досугу?
— В госпитале стояло пианино. Помню, как один из раненых аккомпанировал товарищу, тот пел какую-то песенку. Частенько приезжала самодеятельность, ставили спектакли.
— И, конечно, вы в них играли?
— Что вы, я даже и не думала тогда об этом. Мне хотелось стать врачом, как папа.
— Элина Авраамовна, по национальности вы — еврейка. Не боялись, что если попадете в плен, то это — концлагерь и верная смерть?
— В нашей семье эта тема не обсуждалась. Но все же когда папа попал в окружение, ему сделали новый паспорт, где он был записан русским. Но все же наша национальность погубила бабушку Марию и тетушку Рэвэкку. Мы не смогли их вывести из Киева. Их расстреляли...
— От немцев много пришлось отступать?
— Первые месяцы войны мы отступали постоянно. Впервые — в конце июля. Госпиталь погрузили по вагонам, а аптеку и лабораторию в машины. Я ехала в машине. Помню, едем мы по широкой дороге, а по обе стороны горят хлеба. Чтобы ничего не досталось немцам, специально поджигали огромные поля. Это был приказ. Даже не подумали, что наши люди будут голодать. Я до сих пор помню ярко-красный горизонт… От огня и стрельбы он был такого цвета. Под Харьковом, в Водне, нас погрузили в «теплушки». По обе стороны нары в два этажа. Никаких удобств. Помню, с нами ехал пожилой дедушка — терапевт Быховский. У него был внук Вовочка, который постоянно плакал. Он всегда вставал к нему и ударялся головой о доску. В конце концов он решил ее выбросить. Вытащил из окна. В этот момент поезд ехал по мосту с высокими железными боковинами. Доска попала между ними, и нас тряхануло. Доктор Шульга слетела со второй полки, а ведь была на шестом месяце беременности. Как все ругались на Быховского...
— После Победы прошло больше 50 лет. Дружите с однополчанами?
— Я не могу сказать, что мы дружим. Иногда встречались в Москве. Не так давно пришло письмо от одного человека, который написал, что его мама живет в Рязани и помнит меня по работе в фронтовом госпитале.
— Не возникло желания встретиться с ней?
— Она была старше меня. Если мне сейчас уже 75 лет, то ей и того больше. Как она воспримет нашу встречу? Зачем мне ее волновать? Меня всегда можно было найти — я человек известный. Все, кто хотел, — находили. Некоторым я старалась помогать через свой благотворительный фонд. Этих людей уже нет с нами. Не так давно у меня была встреча с ветеранами, и одна дама сказала: «Представляете, настанет такой день, когда никого из нас уже не останется». Горько... Но что поделаешь — жизнь есть жизнь.
Нет, с ветеранами я обязательно встречаюсь. А как же, как же иначе? В конце апреля, в мае тоже намечены встречи. Я ведь долгое время была во главе военно-патриотической комиссии Союза театральных деятелей, поэтому, куда бы мы ни приезжали на гастроли, обязательно встречались с воинами. Я довольна, что сейчас на армию обратили внимание. Армия — это государственная сила.
— А дома как отмечаете День Победы?
— В этом году я была приглашена в Кремль. А вообще в этот день я надеваю ордена.
— Ваша родная сестра Софья тоже знакома с войной не понаслышке. Наверное, делитесь воспоминаниями?
— Она очень замкнутый человек, с ней сложно. Она помнит всю войну, но не любит об этом говорить.
— Вы много заняты в Малом театре, снимаетесь в исторической саге о княгине Ольге, руководите благотворительным фондом и Центром современной женщины. Везде поспеваете?
— Везде. Правда, сейчас иногда устаю. Раньше такого не было. Но надо — значит, надо. В детстве, если у меня что-нибудь не получалось, я бежала жаловаться к маме. Но меня не жалели, а наказывали. Говорили: «У тебя достаточно сил, чтобы это выполнить».
— Может, вам помогает справляться с трудностями ваша любимая гимнастика?
— Нет, сейчас я уже мало занимаюсь — болячки одолели, но я все-таки немножко что-то делаю. А как иначе? Мне ведь приходится иногда и танцевать на сцене. Беречь себя нельзя. Все, что отдаешь, — возвращается, а все, что ты сберег, — гниет. Что беречь-то? Здоровье? Его нельзя уберечь, потому что надо работать.

Оксана ХИМИЧ
МК-Воскресенье
от 11.05.2003

Александр Михайлов: «Мне неловко за весь душевный стриптиз, который культивируется сегодня на телеэкране»

Народный артист России Александр Яковлевич Михайлов нечасто появляется на телеэкране, хотя по-прежнему активно работает в театре.

Александр Михайлов: «Мне неловко за весь душевный стриптиз, который культивируется сегодня на телеэкране»

Народный артист России Александр Яковлевич Михайлов нечасто появляется на телеэкране, хотя по-прежнему активно работает в театре. В интервью Елене
Афониной актер поделился своим восприятием сегодняшней ситуации.

- Я думаю, что когда произносится Ваша фамилия, наши слушатели начинают невольно улыбаться. Это связано с теми киноролями, благодаря которым вы известны широкому зрителю. Наверняка не один раз вас спрашивали, почему Вы не общаетесь с собратьями по цеху? Почему так происходит?
- Мне очень просто ответить на вопрос, почему я вне моего «цеха», вне моих братьев. Я с ними! Просто не обязательно мелькать в кадре и суетиться на телевидении. Я с отвращением смотрю, как на телеэкраны вылезла кухонная система, весь этот пищеблок. Все программы говорят о еде, а я очень много бываю в провинции, в Сибири, у себя в Забайкалье, на Дальнем Востоке, на Севере, и когда я вижу полуголодных детей, мне становится жутко. Мне стыдно. Слово «стыд» сегодня как-то не в чести, и его стараются как-то нивелировать, но, наверное, это очень емкое определение. Мне неловко становится за все эти дела, за душевный стриптиз, который сегодня культивируется на телеэкране. Идет вечный разговор, лишь бы только заполнить эфирное время. В сегодняшнее время
погружение в самого себя – самое ценное и дорогое, что у меня есть. В шумных компаниях люди не слышат или не слушают друг друга, за редким исключением.
Редки передачи, где ведущие способны услышать того или иного человека, выйти на какую-то исповедальную интонацию в хорошем смысле этого слова. А я суетиться
не люблю, не привык к этому.
Тем более, я бывал Чечне, два года назад и я знаю, что это такое. В прошлом году я был в Белграде, был в Косово. И когда я вижу около 120 уничтоженных православных храмов, мне становится жутко. Я знаю, что существует намеренное уничтожение православия. Казалось бы, ничего не происходит. Но незаметно вымирают миллионы, уходят в наркоманию, молодежь спивается. Что такое, к примеру, открытая сейчас компания по пиву? Это уничтожение человека. В сотни раз увеличился детский алкоголизм. Мне жутко от того, что происходит сегодня. Поэтому наш сегодняшний диалог будет грустным. Радоваться и плясать сейчас я не способен. А говорить о серьезных вещах тоже считаю не очень нужным, потому что существует некий груз от прочитанного и увиденного, я же не изолирован, не ушел в монастырь, я живу среди своих ребят, своих коллег. Профессия-то наша не богоугодная, но тут есть важная деталь, какому богу ты служишь – материи или Святому Духу. Это опять таки не значит, что я буду кликушествовать и креститься на каждом углу. Я сохраняю этот храм в себе. При этом я серьезно отношусь к нашей религии, к православию, с детских лет я крещен. У меня свои принципы, которые крепко держат меня на этой земле. Благодаря моим предкам, в частности моему деду, у меня очень хороший, мощный фундамент. Так случилось, что дед по линии матери воевал за Красную гвардию, а дед по линии отца воевал за Белую гвардию. Белогвардейский, служивший в Семеновском полку дед повлиял на мое мировоззрение еще с детских лет. Помню, когда мне было шесть с половиной лет, за два месяца перед смертью дед вызвал меня к себе и сказал: «Шурка, запомни четыре фразы и ты выживешь. Люби Родину больше, чем свою жизнь. Если надо, отдай за нее жизнь. Сердце людям отдай, душу – Господу Богу, честь сохрани себе, никому ее не отдавай». Я тогда ничего не понял, заплакал, убежал. Прошли годы, десятилетия, и теперь я понял, что дед дал мне самый мощный фундамент, который может дать отец сыну своему, сын – внуку. Поэтому любое лихолетье – это нормально. Я довольно философски отношусь ко всему, что происходит сегодня. Да, болит, да, сегодня больно, но это уже давно предсказано. Давно предсказано, что будет дьявол на престоле Руси, и обагриться престол Руси кровью и процарствует дьявол 73 года и 7 лет. Все это идет, все это есть. Сказано еще в прошлом веке.
- Александр Яковлевич, Вам довелось играть во многих пьесах Чехова. Я знаю, что Вы, практически, переиграли всех чеховских докторов, поэтому у Вас, наверняка, есть особое отношение к этому автору. Он Вам легко дается? Вы с Чеховым на «ты»?
- Я никогда я не становлюсь с классиками на «ты». Меня возмущает, когда режиссеры, не буду называть фамилию, начинают самоутверждаться через Чехова, когда позволяют раздеваться догола в чеховских пьесах. Да, можно что-то изменять, но основа должна быть мощной, крепкой. Для меня Чехов до сих пор загадка, и я всегда буду смотреть на него снизу вверх, потому что это, действительно, гениальный драматург. Казалось бы, на бытовом уровне, это страдания интеллигенции, но для меня загадка, почему он всегда пишет комедии. Я считаю, что его пьесы трагикомичны, но даже этот жанр не подходит, чеховские пьесы не вмещаются в него! Почему сегодня Чехов получил мировую известность? Нет ни одного театра в мире, который бы не прикасался к трудам и пьесам Антона Павловича Чехова. Это тоже загадка! Да, я счастлив, что прикасался практически ко всем его пьесам. Я дважды сыграл доктора Астрова в театре Ермоловой с Владимиром Алексеевичем Андреевым. Сейчас, в связи с уходом в тот мир Виталия Соломина, я буду играть доктора Астровая в Малом театре. Единственное, где я еще не играл – в «Вишневом саде». Вот тут я не знаю, пьесу знаю, но ни разу не прикасался.
- Интересная штука получается. Ваши актерские работы на сцене и ваши актерские работы в кино это просто две огромные разницы. Ведь кроме «Очарованного странника» классика в кино как-то мимо Вас прошла.
- Нет, нет еще «Бешеные деньги».
- То есть, можно буквально по пальцам пересчитать. В театре Вы востребованы в этом амплуа, а в кино – нет. Почему ваши работы в кино так отличаются? Это что, тоже судьба?
- Я считаю, что в нашей профессии судьба играет просто огромное значение. Все случайно! В жизни никогда не думал, что я стану актером. Не думал, что окажусь в Москве, и буду прикасаться, в 50 с лишним лет, к образу Ивана Васильевича Грозного. Даже и помыслить не мог! Я мечтал о море, о морских путешествиях. Я до сих пор тоскую из-за того, что лишен сегодня вот этой поэтической стороны жизни. Мои самые замечательные годы были связаны с Тихим океаном. Я бороздил три моря и Тихий океан, начиная с ученика моториста в машинном отделении и кончая палубной командой. Все это было в моей жизни, и я ни с чем не могу это сравнить. Я счастлив, что два года прикасался к этой стихии. Есть законы, которые вырабатываются в морской стихии – нельзя плевать, нельзя бросать окурки. Я знаю цену дружбы, цену чести. Когда я только созревал, я попал в эту вот среду. Поэтому,возвращаясь к нашему разговору, я далек от сегодняшних «тусовок», мне это не интересно.

Беседу вела Елена Афонина
5 мая 2003 г.
радиостанция «Говорит Москва»

Виктор Борцов: «Мы должны играть всё живее!»

Из всех ролей, которые я играл в «Царе Фёдоре», мне больше всего нравится нынешняя – князь Мстиславский, до меня его играл Геннадий Карнович-Валуа.

Виктор Борцов: «Мы должны играть всё живее!»

Из всех ролей, которые я играл в «Царе Фёдоре», мне больше всего нравится нынешняя – князь Мстиславский, до меня его играл Геннадий Карнович-Валуа. Я считаю, что этот спектакль очень многим обязан режиссёру Петру Павловичу Васильеву, который долго работал над пьесой, разбирал её с артистами. Когда мы вышли на сцену, к постановке приступил Борис Иванович Равенских, это его спектакль, его мизансцены, язык, он здесь царь и Бог. Я тогда играл небольшую роль Дмитрия Шуйского. И когда мы приехали в Киев, у Юры Соломина случился приступ аппендицита, а мы привезли в числе прочего «Украли консула!». Я в своё время играл Чино, и меня вместо Юры поставили играть главную роль Пепино, и я месяц играл, а мою роль просто вымарали и разделили. И потом, когда аппендицит у кого-нибудь или какое-то наказание, сразу – Борцов, и под какое-то наказание Карновича я попал на роль Мстиславского. Мы были почти как шахматные фигуры… А потом ушёл Иннокентий Михайлович, ввели Юру, спектакль изменился. Наступило другое время, другие зрительские реакции, пьеса становится всё более современной. Так везёт этому спектаклю – или нам с вами. Жизнь стала диктовать своё, в неё пришли все эти конфликты, поэтому спектакль так остро воспринимается, поэтому это классика. А роль Мстиславского – я представлял, как бы это смешно играл мой любимый артист Орленев. Так и играю.
Весь процесс репетиций был на моих глазах, этим спектакль мне и дорог. Очень люблю четвёртую картину, это пьеса в пьесе. Её можно играть отдельно, в ней есть начало и конец. Цветущий сад, весна, сиренью пахнет, соловьи, черёмуха… Но у нас стоят условные декорации. И только представляешь себе княжеский сад, свидание влюблённых…
Когда Иннокентий Михайлович Смоктуновский играл – вы не можете себе представить, что творилось вокруг театра! А он был недоволен своей работой. Ему говорили: «Да вы посмотрите в окно, что там делается!» Он отвечал: «А потом?» У него в Ленинграде было «потом». После спектакля «Идиот», где он сыграл Мышкина, у него была такая слава!
Я желаю жизни этому спектаклю, мы должны всё живее и живее быть в своих ролях, которые сделаны немножко условно. Я думаю, что в нашей картине эта жизнь есть. Там текст такой бытовой… И в первоначальном варианте спектакля были недостатки – что-то не слышно, затянуто, четыре часа шло. Теперь декорация начинает ветшать, но пьеса живая… А играть – кого я там только ни играл, и всегда с удовольствием!