Николай Верещенко о премьере спектакля «Хеппи энд»:

«Власть раскрывает в человеке худшие черты»

- Николай Алексеевич, согласны ли вы с мыслью, что властолюбие – самый страшный грех?

Николай Верещенко о премьере спектакля «Хеппи энд»:
«Власть раскрывает в человеке худшие черты»

- Николай Алексеевич, согласны ли вы с мыслью, что властолюбие – самый страшный грех?
- Это действительно так. Вспомним высказывание Шиллера: «власть калечит людей, как дыба». Самое трудное для человека власти – сохранить в себе человеческое. Да, люди и во власти могут быть кристально чистыми и честными. Но власть иногда раскрывает в человеке самые негативные черты. Пьеса «Хэппи энд» очень актуальна сегодня: мы видим, как повсюду в мире стираются общечеловеческие критерии. Мы проигрываем в борьбе со злом. Конечно, все зависит от личности, но человек слаб. В этой пьесе было интересно работать, потому что это сегодняшний материал, особенно очевидно перекликающийся с тем, что происходит в нашей стране. Сегодня разница между жизнью у нас и в Америке не так уж велика. Разумеется, Америка богаче, а Россия победнее, но дело не в этом. Авторы пьесы ведут речь о проблемах не американских, а сугубо человеческих, в мировом масштабе.
- Пытаетесь ли вы найти какое-то оправдание своему герою?
-Мартин Чисхольм, которого я играю, поставлен в определенные обстоятельства. Его жизнь подвела к этому страшному поступку, и он считает: все, что он делает, оправдано. Мысль, которая мне больше всего нравится в этой пьесе – злодейство нельзя скрыть, потому что одно преступление тянет за собой другое, и эта цепочка бесконечна. Если встал на этот путь, остановиться почти невозможно. Как мне кажется, ключевой момент в этой роли – когда Мартин вспоминает о судьбе сына. Это для него трагедия, но он переступает через свои чувства. И думается, что придет время, когда ему тоже придется отвечать за свои поступки.

Вчера на 60-м году жизни скончался замечательный актер Малого театра Николай Алексеевич Верещенко.
Для труппы и зрителей это огромная утрата.

Скончался актер Малого театра Николай Верещенко

Вчера на 60-м году жизни скончался замечательный актер Малого театра Николай Алексеевич Верещенко. Для труппы и зрителей это огромная утрата. Тридцать лет артист отдал своему родному театру, создав на прославленной сцене много ярких и запоминающихся образов. Среди последних ролей Николая Верещенко — Дружина Морозов («Князь Серебряный»), Сказочник («Снежная королева»), Гватинара («Тайны Мадридского двора»), Беркутов («Волки и овцы»), Мартин Чисхольм («Как скрыть убийство»), Переярков («Пучина»).
Верещенко — плоть от плоти Малого театра (его учителем был Н.А. Анненков), он впитал в себя все лучшее, что дает школа Щепкина, и считал необходимым передавать свои знания подрастающему актерскому поколению. Ученики Н.Верещенко работают во многих театрах страны.
Газета «Yтро» приносит свои искренние соболезнования родным и близким актера, а также коллективу Малого театра. Гражданская панихида по заслуженному артисту России Николаю Верещенко состоится в Малом театре 7 февраля в 11:00.

http://www.utro.ru/news/2004/02/05/275652.shtml

4 февраля после продолжительной болезни ушёл из жизни Николай Алексеевич Верещенко - заслуженный артист России, заведующий труппой Малого театра, один из ведущих актёров ГАМТ.

Гражданская панихида состоится в Малом театре 7 февраля в 11:00.

4 февраля после продолжительной болезни ушёл из жизни Николай Алексеевич Верещенко - заслуженный артист России, заведующий труппой Малого театра, один из ведущих актёров ГАМТ.
2004 год должен был стать для Николая Алексеевича юбилейным, - 29 февраля ему исполнилось бы 60 лет, из которых ровно тридцать Верещенко отдал служению Малому театру.
Николай Верещенко родился в семье военнослужащего. В 1967 году он окончил Щепкинское училище (курс Н.А.Анненкова) и поступил в труппу театра им. Ленинского комсомола, где за 7 лет сыграл два десятка ролей классического и современного репертуара, в том числе Евдокимова в «104 страницах про любовь» Э.Радзинского.
В 1974 году Н.А.Верещенко вернулся в аlma mater - Малый театр. Среди сыгранных им ролей - Иван Петрович («Униженные и оскорблённые»), Молчалин («Горе от ума»), Дон Мильчор («Ревнивая к себе самой»), Каренин («Живой труп»), Стахов («Накануне»), Миловзоров («Без вины виноватые»), Терамен («Федра»), Полоний («Убийство Гонзаго»), Великатов («Таланты и поклонники»), Дружина Морозов («Князь Серебряный»), Юровский («...И аз воздам»), Беркутов («Волки и овцы»), Сказочник («Снежная королева»), Гватинара («Тайны Мадридского двора»), Пётр III («Хроника дворцового переворота»), Мартин Чисхольм («Как скрыть убийство») и многие другие. В каждой работе Н.А.Верещенко отразилась яркая творческая индивидуальность артиста, его сценическое обаяние, темперамент и фантазия, умение оригинально мыслить и глубоко проникать в психологию своих персонажей.
Работу в театре Николай Алексеевич успешно сочетал с преподавательской деятельностью в училище им. М.С.Щепкина. Его ученики с успехом работают во многих театрах России.
Николай Алексеевич Верещенко был сильным духом, красивым человеком и замечательным артистом. Нам будет очень его не хватать.

Коллектив Малого театра

Гражданская панихида состоится в Малом театре 7 февраля в 11:00.

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Юрий Соломин: «Жаль, что Чарли Чаплин не играл Чехова»

Чеховская эпоха - конец девятнадцатого, начало двадцатого века. Развитие техники, новое в политике, экономике, искусстве.

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Юрий Соломин: «Жаль, что Чарли Чаплин не играл Чехова»

Чеховская эпоха - конец девятнадцатого, начало двадцатого века. Развитие техники, новое в политике, экономике, искусстве. Чехов – это новая драматургия, новые герои. Они не какие-то исключительные личности, а самые обыкновенные люди. Но будничное течение жизни в его пьесах наполнено драматизмом.
Чехов не сразу был принят зрителями. Хотя его темы очень человеческие, очень простые, вне политики. «Три сестры», может быть, самая сложная в его драматургии пьеса. Она рождалась в муках творчества. В это время Антон Павлович был весь во власти любви к Книппер-Чеховой. И в своих записных книжках и письмах он постоянно пишет, как ему хочется приехать в Москву из Ялты… Но этот приезд все время откладывался. Из Ниццы он тоже рвался в Москву. Слово «Москва» постоянно звучало в его сердце, и поэтому, мне кажется, мечта трех сестер - «в Москву, в Москву» – это мечта самого Чехова. Ему хотелось вырваться из Ялты, из болезни. Наверное, если попробовать мыслить абстрактно, то герои «Трех сестер» - это сам Антон Павлович. Здесь и его неудачная любовь. Я могу только предполагать, он-то был влюблен по-настоящему. Ольга Леонардовна - его последняя настоящая любовь, которая, скажем так, была не совсем счастливой… И мне кажется, что эту линию – несчастную любовь – он показал в судьбах и Андрея, и Маши. Любовь, которая подавила Андрея - это Наташа. И такое тоже было в жизни Чехова – любовь, которая его подавила. Он писал Книппер: «Я получил письмо из Петербурга, вы были на гастролях. У тебя там увлечение появилось? Ты мне напиши откровенно, я не буду сердиться, я тебе прощу все это». Это уже заставляет вспомнить Кулыгина… Поэтому, если меня спросят, о чем «Три сестры», я скажу: о Чехове Антоне Павловиче. Свои метания, переживания он вложил во всех действующих лиц. В каждом из них – частица его души.
Я играл многих чеховских героев. Единственное, что я могу сказать, я их очень хорошо не то чтобы понимаю, а чувствую. Мне кажется, что я чувствую, о чем говорит Чехов, и как он это говорит. Может быть, это осталось у меня с детства, когда мне впервые прочитали «Каштанку», и я рыдал. Мне трудно объяснить, как играть Чехова. Я пытаюсь об этом на репетициях рассказать, подкрепляя свою мысль чеховскими письмами, записными книжками. В них я все время нахожу подтверждение своим мыслям.
Когда я был студентом, то играл Треплева в выпускном спектакле «Чайка», и даже позволил себе доказывать Вере Николаевне Пашенной, которая ставила этот спектакль, что «чайка» – это не только Нина Заречная, но и Треплев. И доказывал, очевидно, своей работой… Конечно, она была несовершенна... Хотя сегодня я бы сказал, что в этой пьесе все - «птицы», «чайки».
И еще во всех произведениях Чехова очень много любовных треугольников. Ни в одной пьесе другого автора я не встречал столько трагической любви! И в «Трех сестрах», и в «Иванове», и в «Чайке», и в «Дяде Ване», и в «Вишневом саде» нет ни одной счастливой пары.
Много трагичного было в судьбе самого Чехова… Бунин, который очень уважал и любил Чехова, был у него в гостях в Ялте. Он уже очень болел, Бунин сидел у него допоздна. Уезжая утром рано на поезд, он не мог не проехать мимо домика Чехова. И остановился. Какая-то неестественная сила остановила его. Он сказал вознице: подожди. Сошел и долго смотрел на этот сад, который сам Чехов посадил, на этот дом… И потом он увидел сгорбленную фигуру высокого человека – Чехова, который бродил между деревьями. Туман, ранняя осень, фигура бредущего человека… Вот это ощущение у меня оставил Чехов. И когда я встречаюсь с Чеховым, я вижу эту картину…
На первый взгляд, Чехов очень прост, и его легко понять. На самом деле он очень глубокий автор, но об этой глубине не надо думать. Просто нужно разбираться в пьесе, идти по этой дорожке. А когда начинаешь думать: «Здесь сцену надо потрагичнее» – все получается неправильно… Ведь Чехов предостерегал нас от этого. Он многие свои пьесы называл комедиями. Если правильно разобрать «Чайку», то зритель смеется. Чехов предупреждает: везде надо искать юмор. И у него довольно-таки много юмора в его пьесах. Правда, «Три сестры» – самая неюмористическая пьеса, сам автор определяет ее жанр «драма». И все равно, здесь есть смешные реплики: «Я бы сказал, на что похожа ваша физиономия без усов…». Зритель будет смеяться, когда выходит Наташа и пугается бороды кулыгинской. Есть неуклюжесть Тузенбаха, которая тоже должна вызывать улыбку. Так же и Соленый со своими шуточками. Почему у русских так много анекдотов? Это у нас в крови, в этом мы можем поспорить только с Англией. Но там очень уж своеобразный юмор, а у нас анекдоты самые смешные, какие только могут быть. Мы не боимся смеяться над собой. Чехов тоже не боялся…
Он очень честный, порядочный, это чувствуется в каждом произведении, и еще чувствуется, что он был несчастен в любви. Только человек с огромной душевной болью может написать так много о любви, «семь пудов любви». Я не могу сказать, что мы его поняли, мы только подошли к пониманию.
Почему «Три сестры» – такая трудная пьеса? Она очень мучительно писалась – под прессингом МХАТ. Поэтому он не мог высказать до конца все, что хотел. Он долго переделывал пьесу, дописывал. Посылал: это добавьте, это вычеркните. Метания, неуравновешенность, неуверенность. Мне кажется, «Три сестры» – это самое выстраданное и самое крупномасштабное его произведение…
Многие обвиняют Чехова в том, что у него мало действия. Но больше всего внешнего действия в детективах. Поэтому трудно сравнивать… Я считаю, что и внутреннее действие немаловажно. А какое действие в «Дяде Ване»? То, что в конце герой стреляет и не попадает? Там что? Просто – люблю, и у меня есть соперник. Я считаю, пьеса «Дядя Ваня» о треугольнике: Войницкий – Елена Андреевна – Астров. Если пересказывать содержание: были два друга, которые полюбили одну замужнюю женщину… Взять «Чайку» – там тоже множество треугольников. Переплетение нескольких историй о несчастной любви… Нина, Аркадина и Тригорин. Нина, Треплев и Маша… Почему Чехов идет во всем мире? Вот Островский – чисто русский, и у него много таких моментов, которые может понять только русский человек. А Чехов писал и для Востока, и для Запада, Австралии, Англии, Америки, Японии, Китая. Любовные треугольники существуют везде…
А когда у меня спрашивают, почему чеховские герои такие слабые и безвольные, я отвечаю: это так называемая интеллигенция. Та, которая сейчас проиграла на выборах. Почему они такие? Это творческие люди, которые не занимаются стяжательством. Среди его героев нет банкиров… Есть, конечно, люди, которые добиваются, чего хотят, но они чаще всего выглядят у Чехова не очень привлекательно… Чехов все-таки за маленького человека, такого, как Чаплин. Маленький человек – слабый, неловкий. Над ним смеешься, но за него болеешь, его становится жалко… Вот если бы соединить Чаплина с Чеховым! Жалко, что Чаплин не сыграл Чехова.

Слушайте в эфире

4 февраля в 10:15 на р/с «Подмосковье» (укв 66,44 МГц) в программе Натальи Марковой «Свет рампы» о новом спектакле Малого театра «День на день не приходится» рассказывают режиссер-постановщик и исполнитель заглавной роли Александр Коршунов, актеры Евгения Дмитриева и Сергей Потапов

ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА СЕСТЁР ПРОЗОРОВЫХ

А.П. Чехов «Три сестры»

Занавес раскрывается – и всё пространство сцены заливает серебристо-пепельный свет берёзовой рощи то ли ранней весной, когда снег только-только стаял, то ли поздней осенью, когда и листва уже вся облетела, и земля словно затаилась в ожидании первого снегопада.

Игорь Писаревъ

ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА СЕСТЁР ПРОЗОРОВЫХ

А.П. Чехов «Три сестры»
драма в четырёх действиях

Государственный академический Малый театр

Режиссёр- постановщик Ю.М.Соломин

Премьера – 16 января 2004 года


Занавес раскрывается – и всё пространство сцены заливает серебристо-пепельный свет берёзовой рощи то ли ранней весной, когда снег только-только стаял, то ли поздней осенью, когда и листва уже вся облетела, и земля словно затаилась в ожидании первого снегопада. Но, как известно, драма начинается в день Ангела Ирины (актриса В.В.Андреева), 5 мая, — и ещё покойный, классический холод Серебряного века сдерживается и, кажется, немного отодвигается мягко пульсирующим, янтарным светом, который излучают комнаты дома Прозоровых. Вращается сценический круг, раскрывая всё его пространство, пронизанное токами любви, доверия, уважения, — укладом той жизни, которая была убита и выжжена в России в течение всего дважды крестного века.
Спокойная, ненавязчивая образность сценографического решения (художник А.К.Глазунов) включила в себя и намёк на мелиховский дом (разноцветные стёкла, как в тамошней пушкинской комнате), и реминисценцию обстоятельных и достоверных декораций в постановке В.И.Немировича-Данченко, и эшеровское алогичное преломление пространства, когда через балконную дверь гостиной, расположенной на втором этаже, можно прямо выйти на веранду и в сад. Но эта вольготная, размеренная жизнь сужается так же быстро, как шагреневая кожа. Уже во второй сцене (зима, святки) поворотный круг почти неподвижен. И, вроде бы, это морозы уютно сузили место действия вокруг камелька, только по дому уже рыщет Наташа (актриса И.В.Иванова), оттесняя хозяек, повсеместно навязывая свои порядки. Наконец в сцене ночного пожара (удушливая летняя ночь, когда время будто застыло и чугунной плитой легло на плечи) всё и вся сгрудилось в крохотной комнатке Ольги (актриса А.И.Охлупина), где тесно от вынужденного нагромождения мебели (Ирину давно уже выселила из её сухой и солнечной комнаты Наташа); и чудится, будто пожар полыхает прямо за порогом, а под плотно занавешанными окнами вечно теперь будут грохотать телеги, которым позволили ездить за водой к реке через сад, словно через проходной двор. Многомерное, сложное, таинственное пространство жизни, полной ещё вчера надежд и ожиданий, превращается в почти вульгарно-бытовое, материальное, даже не трёхмерное, а какое-то двумерное, словно прообраз грядущих советских коммуналок, в которых будут ютиться бывшие люди из бывшей России («Элегией из России», посвящённой умиранию брошенных в глухоманной, Богом забытой больничке стариков, назвал один из самых своих пронзительных фильмов Александр Сокуров). Мы еще, словно краем глаза, словно в щёлочку, видим, как к ольгиной комнате идёт из внешнего, всё более страшного и неприкаянного мира то один, то другой персонаж драмы – хоть немного побыть там, в этом гнезду на ветру, которое, кажется, одно лишь и осталось от всего прозоровского дома… В этой вещной и душевной тесноте мудрено не разбить старинные часы матери, ведь и человеческие судьбы разбиваются, а скорей всего, уже непоправимо разбиты. Режиссёр безысходно сжимает до nec plus ultra огромное сценическое пространство, с такой тщательностью выстроенное и показанное в первом акте. Оно и островок, и мышеловка, в которую словно заманивает, засасывает Кулыгина (артист В.К.Бабятинский), безнадёжно и бессмысленно ищущего на этом пятачке свою жену (в роли Маши – О.Л.Пашкова).
Но в финальной, осенней сцене может показаться, будто Ю.М.Соломин снова выпускает всех на простор, пусть бесприютный, холодный, прощальный, будто все мы оказались на юру. Однако, когда разворачивается круг с декорациями, мы видим, что часть из них снята: исчезла, словно корова языком слизнула, гостиная с фортепиано, большим обеденным столом, уютными лампами под медовым абажуром, с вазонами и венскими стульями… Так приключается в тяжёлом сне, где на твоих глазах рушатся стены родного дома, и сквозь руины, в которых пульсирует умирающая, ещё мгновенье тому назад, казалось, полнокровная жизнь, сквозит холодное, закатное небо…
Но режиссёр и художник уходят от нарочитых метафор: круг застыл – и перед нами снова почти традиционная для финала «Трёх сестёр» декорация. В том числе и смена всех четырёх времён года, взятых из разных лет жизни семьи Прозоровых, звучит почти обыденно, календарно; отстраниться от символики помогают натуралистические моменты сценографии: падающий снежок, слегка занесённое крылечко, оледеневшая лужа, а позже – листопад, дымок от подожжённых палых листьев, моросянка… Но тихое мерцание серебра, исходившее от березняка и неба в начале, теперь пропадает напрочь, и на сестёр изливается оловянный свет, по выражению Ивана Шмелёва, солнца мёртвых.
В спектакле звучит оригинальная музыка Г.Я.Гоберника, обычно не радующего запоминающимися мелодиями. И на этот раз холодный, как-то механически звучащий марш вызывает лёгкое раздражение и ностальгию по настоящим старинным русским маршам. Недаром на знаменитой реплике Ольги: «Музыка играет так весело, бодро […">» — фонограмма вообще отсутствует. Однако, когда вариации на тему этого марша изредка возникают во время действия, словно отдалённые, искажённые отзвуки какой-то забытой печальной мелодии, это удивительно точно работает на создание томительной, тревожной атмосферы – атмосферы прощания и исхода. В целом фонограмма спектакля прекрасно сделана; и, когда вдалеке звучит выстрел (убили Тузенбаха – артист Г.В.Подгородинский), а вслед за ним поднимается грай ворон, слетевших с деревьев, эта классическая простота невольно подталкивает к мысли, что загадочный звук лопнувшей струны в «Вишнёвом саде», — может быть, отдалённое эхо дуэли из «Трёх сестёр».
Кажется, что и вообще-то режиссёрская партитура построена по принципу скрытых и далеко разведённых рифм (одна из которых, на мой взгляд, — внутренняя перекличка с последней, предсмертной работой Виталия Соломина в Малом театре: «Иванов» Чехова), — будто в каждом своём решении постановщик руководствовался высоким принципом: «Не мне, не мне, но имени Твоему…» Оттого-то, по видимости, с таким лёгким дыханием работается каждому актёру, занятому в спектакле.
На мой взгляд, это тот уникальный случай, когда глубоко продуман и виртуозно воплощён каждый образ, но замечательная сила и убедительность постановки именно в том, что она в высшей степени ансамблевая. Говоря о Чехове, обычно пользуются выражениями «акварельные краски», «полутона»… Мне же хотелось бы уподобить эту режиссёрскую и актёрскую работу рахманиновской симфонии. Кстати, если интерпретация симфонических произведений в течение всего ХХ века шла по пути всё более тщательного слияния с оригинальным замыслом композитора, максимального следования всем требованиям подлинной авторской редакции, — то драматический театр, даже и в России, выказал столько необоснованной режиссёрской самости, провинциальной игры в «себя, дорогого и любимого гения» (подобное каботинство в Москве почти ежедневно демонстрируют и доморощенные маэстро, и захваленные гастролёры), что перед этим блекнут самые саркастические страницы «Театрального романа» Булгакова. Я же, вернувшись из театра, случайно вычитал в книге воспоминаний художника Михаила Ромадина такие слова Оскара Рабина, давно живущего в Париже: «Очень хочется увидеть спектакль, в котором сохранены мысль и слова автора, и чтобы декорации были такими, как их задумал автор». После нынешней премьеры «Трёх сестёр» не один человек, не сговариваясь, сравнивали при мне этот спектакль с дивным исполнением симфонического произведения.
Хочется отдельно и подробно писать о каждом артисте, включая исполнителей эпизодических ролей (нянька Анфиса – Г.Я.Дёмина, сторож Ферапонт – А.С.Кудинович). Каждый образ сделан так, что заслуживает самостоятельного, вдумчивого разбора (как ни отучили нынешние времена от подобного подхода к тонкописной театральной работе). Здесь же хотелось бы сказать хоть несколько слов о сёстрах. Наиболее убедительной и наиболее мне близкой показалась А.И.Охлупина (Ольга). Актрисе удалось органично соединить почти не проявленную трепетность душевной жизни с вынужденной и внутренне невозможной для неё аскетикой и дидактикой. Только в сцене из третьего акта, где Ольга советует Ирине выходить замуж за Тузенбаха, А.И.Охлупина несколько педалирует интонации. В трактовке образа Маши особенно замечательно то, что О.Л.Пашкова изначально несёт в своей душе колкую льдинку, словно уже в самый момент рождения её поцеловала Снежная королева, — и никакая любовь, никакая горечь расставания с любимым не способны растопить этой фатальной предрасположенности к холодку в душе и фиаско в жизни. Дорогого стоит такой коротенький эпизод, когда усталая Ирина (В.В.Андреева), вернувшись с работы, рассказывает, как она обидела женщину, забывшую с горя (сын умер) адрес, по которому надо телеграфировать. За непритязательностью и отстранённостью этого рассказа вдруг чувствуешь, как начинают ткаться тончайшие, еле ощутимые нити душевной связи между ней и Тузенбахом, благодаря которым она сможет решиться на брак с нелюбимым, хотя и светлым, порядочным человеком. Г.В.Подгородинский, исполняющий роль барона, — очевидно, один из наиболее глубоких и блестящих артистов молодого поколения в Малом театре.
Невозможно не сказать, что Чебутыкин из лучших, пронзительнейших ролей Э.Е.Марцевича в последние сезоны. Тут ничего ни убавить, ни прибавить – искренность и глубина, сердечность и мастерство высочайшего класса. Может, сравнение и неуместное, но этот чеховский герой напоминает мне наше старинное фортепиано с лопнувшей декой; дека лопнула военной зимой 1941 – 42-го годов, когда в доме не топили; на прекрасном инструменте-инвалиде играть можно было с трудом; конечно же, его не выкидывали и не продавали, но стоило к нему прикоснуться, как оно выдавало что-то подобное «тарара-бум-бия…» Э.Е.Марцевич чудодейственным образом даёт почувствовать, из какого драгоценного дерева сработана дека души Чебутыкина.
Когда же видишь, как гибко и внутренне оправдано А.В.Клюквин играет жалкого, аморфного Андрея Прозорова, становится немного обидно, что Чехов в своё время сократил его реплики.
В детстве мне необычайно повезло: меня воспитывал дедушка, отец моей матери, человек старого склада, военной формации, боевой офицер и Георгиевский кавалер, поэтому людей этой закваски я знаю не из книг и не по «Сибирскому цирюльнику» Михалкова. Казалось, они давно уже сошли со сцены. Но вот А.Ю.Ермаков в роли подполковника Вершинина, по-моему, успешно доказал, что в душе и современного мужчины могут каким-то чудом – генетически ли, мистически – ожить те, плохо поддающиеся определению точки опоры, роднички нравственной, жизненной силы, которыми крепок и прекрасен русский человек; очевидно, эта прапамять помогла артисту быть столь убедительным на протяжении всего спектакля.
Русские, да и все земляне уже прожили половину того необозримого для человеческой жизни срока в двести лет, за которым, как убеждали себя чеховские герои, жизнь должна стать во всём тонкой, прекрасной и совершенной. Сегодня с монументальной определённостью над ещё покамест живыми человеческими душами сомкнулись холод и мрак пришедших дней. Чеховскими образами и метафорами насыщен последний, апокалиптический фильм Андрея Тарковского «Жертвоприношение», в котором даже внешние формы бытия ностальгически напоминают русский дом на рубеже веков, когда были написаны и впервые поставлены «Три сестры». И сегодня, сто с лишним лет спустя, ничего особенного не надо выдумывать, чтобы они показались нашими современницами. Надо просто быть искренними и честными перед самим собой, как постарались создатели спектакля Малого театра.

Игорь Писаревъ 2004

На спектакле Малого театра «Тайны Мадридского двора» всегда аншлаг.

На первый план выходит другая история: хитрого, коварного, влюбленного, простодушного короля Карла, которого играет народный артист России Вячеслав Езепов.

На спектакле Малого театра «Тайны Мадридского двора» всегда аншлаг. По театральному выражению, зрители «висят на люстре». Комедия Эжена Скриба повествует о хитроумной принцессе Маргарите, вызволившей брата-короля из плена. Но почему-то на первый план выходит другая история: хитрого, коварного, влюбленного, простодушного короля Карла, которого играет народный артист России Вячеслав Езепов. Каждое его появление на сцене вызывает просто шквал аплодисментов, каждая реплика — отклик в зале. А потом идешь по фойе и слышишь диалог мамы с маленьким сыном: «Что тебе больше всего понравилось в спектакле?» — «Король».
Наверное, секрет в удивительном обаянии артиста и его озорной фантазии, которая помогает вносить новые краски в образ, созданный драматургом, вставлять какие-то словечки от себя, не искажая, но оживляя авторский замысел. Например, король, увлеченный разговором с молодыми принцессами, восклицает: «Но только, девочки, никому ни слова!» И это «девочки» вырывается у него столь непроизвольно, что просто невозможно не расхохотаться.
Вячеслав Иванович Езепов сыграл сотни ролей в театре и кино, но, по его словам, всего три у него было таких, в которых он отвечает за каждое слово, за каждый жест. Первые две — давно, когда он, молодой артист, играл в Киевском театре имени Леси Украинки: это Крылов в спектакле «Иду на грозу» и Чехов в «Насмешливом моем счастье». А третья роль — та, которую он играет сегодня. Это король Карл из «Тайн Мадридского двора».
А ведь родители Вячеслава Ивановича сперва и не помышляли об актерской карьере для своего сына. Отец — из белорусских крестьян, мать — из рязанских. Актеров в роду никогда не было. Но уже во втором классе, к изумлению всех окружающих, мальчик обнаружил, выражаясь литературным языком, «тягу к перевоплощению».
«Я сам, без помощи взрослых, выучил басню Михалкова «Заяц во хмелю». Она привлекала меня тем, что, читая ее, можно быть то наглым пьяным зайцем, то грозным львом. И предложил, что выступлю с ней на одном из школьных вечеров. Успех был грандиозный. Я сразу стал достопримечательностью школы и «пошел нарасхват». Все хотели посмотреть на малыша, который изображает зайца и льва. Меня приглашали на все вечера, концерты, комсомольские собрания. И я везде читал «Зайца во хмелю» — больше ничего не знал. И получал от своих выступлений огромное удовольствие!»
Вячеслав Иванович благодарен своим родителям, которые отнеслись серьезно к детскому увлечению сына драматическим искусством и привели мальчика в театральную студию при Доме пионеров Киевского района. Здесь судьба свела его с удивительным педагогом — Александрой Георгиевной Кудашевой-Тинниковой.
«Александра Георгиевна происходила из старинного дворянского рода, заканчивала школу Михаила Чехова. Она не только учила нас актерскому искусству, но занималась нашим воспитанием, образованием. От нее мы узнавали о великих художниках и композиторах... Во всем ее отличали прекрасный вкус и благородство. Знаете, я не люблю, когда наш брат актер говорит о своих учителях называя при этом только самых знаменитых. Вот мне хочется в первую очередь вспомнить Александру Георгиевну, которая волею судьбы знаменитой не стала, но очень много дала всем своим ученикам, среди которых много прекрасных актеров: Олег Ефремов, Женя Киндинов, Слава Шалевич, Галя Кирюшина... Учился у нее и мой брат Миша — он тоже стал актером». Артисты, как правило, верят в судьбу, и Вячеслав Езепов — не исключение. Надо признать, что для этого у него немало оснований. Сколько в его жизни было неожиданных поворотов и фантастических совпадений, которых и совпадениями-то не назовешь — рука судьбы, да и только. Именно так — как будто случайно — Вячеслав Езепов поступил в Школу-студию МХАТ.
«Мы с моим товарищем Юрой Шерстневым уже отдали все документы в Вахтанговский театр... И вот. В момент, когда нам совершенно нечего было делать, нам кто-то сказал, что в Школе-студии МХАТ сегодня — последний день консультаций. И мы — из какого-то хулиганства, от юношеской наглости, что ли, — решили: ну пойдем, попробуем, просто так, ради интереса! Уборщица во МХАТе сказала нам: «Что ж вы так поздно, ребята? Все уже ушли, только один Виктор Карлович Монюков сидит, попробуйте подойти к нему на всякий случай...» И самое удивительное, что Виктор Карлович прослушал нас и сразу принял к себе на курс! Мы только потом поняли, к какому блестящему педагогу привела нас судьба».
Четыре года учебы в Школе-студии МХАТ, которую тогда возглавлял замечательный человек — В.З.Радомысленский, Вячеслав Иванович вспоминает как сказку. Преподавали и великие — В.Я.Станицын, В.О.Топорков, и совсем тогда молодые — К.Н.Головко, В.М.Невиный, О. В. Всеволодекая. Литературу читали А.Д.Синявский, А.А.Белкин... На четвертом курсе тогда учился Владимир Высоцкий, и в Школе-студии постоянно слышался рокот его гитары, его голос... Особенно запомнилась удивительная атмосфера, царившая в Школе, — дух настоящего актерского братства.
«Вспоминается такой случай. Мы в Школе готовили дипломный спектакль «Борис Годунов». Народный артист СССР Василий Осипович Топорков, вернувшись из поездки по Пушкинским горам, сказал: «Я хочу сыграть Пимена в «Борисе Годунове» в очередь со студентом. Мы все были изумлены. И он играл на учебной сцене с нами, студентами! Такое могло происходить только в той атмосфере старого МХАТа. Проходя в Школу-студию, я всегда шел мимо Малого театра. И, конечно, не представлял себе, что буду когда-то в нем работать. Вспоминаю одну удивительную встречу, которая произошла на этом пути. Я стою на переходе через площадь Революции. Толпа, милиционер-регулировшик, машины едут. И я увидел в толпе необыкновенно красивую женщину в строгом костюме, с брошью на груди. Я узнал Елену Николаевну Гоголеву. Она очень нервничала, видимо, опаздывала на репетицию в Малый театр. А машины все шли, и регулировщик не останавливал. И вдруг она, резко выйдя из толпы, пошла по проезжей части. Свисток, машины стали, милиционер бросился к ней, она обернулась — я на всю жизнь это запомнил, эту красоту, это яростное лицо человека, который не может себе позволить даже на пять минут опоздать на репетицию... Милиционер ошалело начал что-то говорить ей, она ему что-то коротко ответила... Он поднял жезл, остановил все движение, и она летящей походкой прошла через всю площадь к Малому театру. Мог ли я думать тогда, что пройдут годы, и я буду с Еленой Николаевной играть на одной сцене, в одних спектаклях...»
После окончания Школы Вячеслав Иванович был принят во МХАТ. Но ему не довелось играть там... На третьем курсе он женился. Жена Марина, приемная дочь Василия Осиповича Топоркова, начинала как актриса. Ее обещали принять в труппу МХАТа, потом не приняли (сказали — нужно подождать). Вячеслав, человек самолюбивый, стал думать о других театрах... У него было много хороших предложений, но больше всего его заинтересовал Киевский театр Леси Украинки, режиссер которого Н.А.Соколов пригласил группу выпускников курса. В то время там было целое созвездие замечательных актеров — М.Романов, П.Луспекаев, А.Роговцева, Ю.Мажуга, Ю.Лавров, Н.Рушковский, В.Халатов, Е.Опалова, О.Борисов! В общем, забрав документы из МХАТа, артист позвонил директору Театра Леси Украинки. Тот, мудрый человек, сказал ему так: «Я боюсь, что ваше решение принято под влиянием минуты. Я сейчас дома, пойду в театр — вы мне туда позвоните через полчаса. Если позвоните — значит, ваше решение твердое. Если нет — что ж, я не обижусь». Он позвонил. И вскоре переехал в Киев.
Киевский театр стал новым этапом жизни артиста Вячеслава Езепова. Там он встретился с молодым режиссером, учеником Товстоногова, Михаилом Резниковичем и молодым художником Давидом Боровским. Первой их совместной работой на сцене Театра Леси Украинки стал спектакль «Иду на грозу», где артист сыграл роль Крылова. Многие дебютируют в массовке — Езепов начинал с крупных и самых ответственных ролей.
«Я буквально жил тем, что я играл. Я не замечал того, что происходит в зрительном зале, не слышал ни аплодисментов, ни смеха. Я был полностью погружен в образ, жил, наверное, на сцене по всем законам, которые внушила мне мхатовская школа».
Молодому артисту поручали все новые и новые интересные роли. Вскоре двадцатитрехлетний актер сыграл Чехова в спектакле «Насмешливое мое счастье» в постановке М.Резниковича. Этот спектакль стал живой легендой киевского театра, он не сходил со сцены на протяжении многих лет.
«Замечательный, смелый, острый спектакль. Изучая творчество Чехова, читая его письма, я стал совсем другим человеком. Чехов переделывал меня, а я старался доносить это до публики».
Роль Чехова не только много дала артисту в творческом плане, но и принесла ему известность. Много лет спустя, приезжая в Москву и видя на афишах Малого театра фамилию Езепов, киевляне восклицали: «А, это наш Езепов! Который играл Чехова!»
«В один прекрасный день в моей квартире раздался звонок в дверь. Я открыл. На пороге стояли Анатолий Эфрос, художественный руководитель Театра имени Ленинского комсомола, и директор театра Анатолий Колеватов. Они вошли, Эфрос взял на руки мою маленькую дочь, она его тут же описала. Колеватов сказал мне: «Ну что, Вячеслав Иванович? Вот лучший режиссер Советского Союза, он приглашает вас вместе с женой в лучший театр страны, будьте добры в сентябре приехать в Москву». Я опешил: «Дайте мне хоть подумать!» — «Да что тут думать? Посмотри, сам Эфрос у тебя сидит, ребенка твоего нянчит, а ты думать будешь!» И я согласился. Но, конечно, я не мог представить, что приду в последний год существования этого театра как театра Эфроса». Режиссеру пришлось уйти из Лейкома, а артисты остались «у разбитого корыта». Но Анатолий Колеватов не забыл о талантливом молодом артисте, которого он уговорил уехать из Киева. Придя в Малый театр директором-распорядителем, он устроил Вячеславу Ивановичу встречу с художественным советом театра. Выдержав суровый экзамен, Вячеслав Езепов был принят в Малый. «В течение первого года мне не давали ролей. Потом я сыграл Философа (главу банды) в спектакле «Криминальное танго». Это был успех. Колеватов сказал мне: «Ну все, поздравляю тебя, сейчас пойдет полоса удачи». Он был прав».
Роли посыпались одна за другой: «Дипломат», «Рождество в доме синьора Купьело», «Бешеные деньги», «Путешественник без багажа», «Так и будет». Чего ж еще нужно артисту? Жить бы да радоваться! Проблема заключалась в одном: Вячеславу Ивановичу приходилось играть в театре исключительно... негодяев и убийц. «Я помню, Иннокентий Михайлович Смоктуновский сказал мне: «Слава! Какое счастье — иметь амплуа! Вы можете не беспокоиться о том, какую вам дадут роль. Как только Яго или убийца с кастетом — это вы». Однако меня это «счастье» совершенно не устраивало. В Киеве я играл разные роли. А здесь — штатный убийца! Помню, как я пришел в Чеховский музей что-то рассказать из «Насмешливого моего счастья». Служительницы посмотрели на меня, пошушукались, подходят и говорят: «Мы вас узнали». Думаю: «Ну, как приятно!» А они и говорят: «Как это вы Жарова-то по голове кастетом — тюк! Тюк!» Это они вспомнили спектакль «Самый последний день». У меня все внутри оборвалось. Ну да, говорю, это я. А они и спрашивают: «А что ж вы у нас-то делаете?»
Какие чувства испытывают артисты, играющие злодеев? Мешает ли их «злодейский образ» им в жизни? Многие актеры, постоянно изображающие отрицательных персонажей, относятся к своему амплуа с нежной любовью. Но Вячеслав Иванович Езепов в какой-то момент понял, что больше выдержать этого не может... «У меня был такой взрыв ярости — я по всему театру гонялся за режиссером Хейфецем! Потому что увидел распределение на спектакль «Перед заходом солнца». Там один подлец — Ганафелъд — ну, естественно, это я. Но на все роли есть два состава актеров, и только Ганафельд — один я. Я просто заплакал. Что ж это такое — в театре нельзя найти и двух подлецов?»
Вячеслав Иванович умеет принимать волевые решения. И, проработав шесть лет в Малом театре, по приглашению Б.В.Эрина он решает вернуться в Театр Леси Украинки. Все обстоятельства были против этого, семью пришлось оставить в Москве. Вячеслав Иванович признается, что годы возвращения в Киев были непростым периодом в его жизни...
Но четыре киевских сезона, за которые было многое сыграно, резко расширили его актерский диапазон — от лирического Пальчикова в «Вечернем свете» А.Арбузова до Джека — экстравагантного героя комедии О.Уайльда «Как важно быть серьезным». В это время Вячеслав Иванович стал заслуженным артистом Украины, чем очень гордится.
Хорошо, что к этому времени у него уже было имя — он успел сняться в фильме «Хождение по мукам» у В.Ордынского, потом его пригласил И.Хейфиц на роль в фильм «Ася». И здесь в его судьбе снова произошел поворот. На студии «Ленфильм» он встретился с Юрием Соломиным. Сказал, что хочет вернуться в Москву, но снова поступить в Малый театр не надеется, потому что Михаил Царев, который тогда был директором Малого театра, не простит ухода. Из Малого театра так не уходят, в тридцать с небольшим лет бросить Малый и уехать в Киев — это было, с точки зрения Царева, просто смешно. Но Соломин сказал, что поговорит с Царевым... И Царев потом встретился с Езеповым, сказал, что год надо подождать... Вячеслав Иванович уехал в Киев, а через неделю ему сказали: срочно позвоните в Москву. Он в ужасе позвонил жене: «Что случилось?» А она ему: «Не волнуйся, все нормально. Я тебя поздравляю, ты актер Малого театра». Так он снова оказался в Малом, до сих пор в нем и пребывает...
Роли, сыгранные Вячеславом Езеповым за последние десятилетия в Малом театре, исключительно разнообразны. Он много играл в пьесах любимого им Чехова. Энергичный, хитрый, шумный, болтливый Шамраев в «Чайке». Преданный, добрый старый Фирс в «Вишневом саде» (Езепов — из тех актеров, для которых возраст — понятие растяжимое; он с легкостью может играть героев как гораздо моложе, так и гораздо старше себя). Несколько особняком в галерее чеховских героев стоит простодушный и трогательный Вафля из «Лешего» со своим вечно неуместным восклицанием «Это восхитительно!». Езепову удалось удивительно тонко почувствовать акварельный тон чеховского «Лешего», и Вафля предстал перед зрителями таким жалким, таким смешным и таким по-чеховски хорошим! Может быть, в нем было что-то от блаженного, обладающего своей, особой мудростью, недоступной остальному миру. Не менее ярки два персонажа из пьес Островского: пройдоха Чугунов из «Волков и овец» и бестолковый, по-глупому упрямый, панически боящийся конца света Курослепов из «Горячего сердца». На редкость злободневным получился у Вячеслава Езепова образ политического перевертыша шестнадцатого века князя Василия Шуйского в трагедии А.К.Толстого «Царь Борис». Просто захватывает дух от его бесстыдной откровенности в предательстве, когда он, сам приняв участие в заговоре, ретиво бросается карать заговорщиков! И совсем другая роль в том же спектакле — суровый и непреклонный схимник Левкий, бывший в миру злодеем Андрееем Клешниным. Это человек, которому приоткрылись тайны иного мира, и потому на земле ему вообще ничего не страшно...
«Судьба актера в театре во многом зависит от «любовных романов» с режиссурой. Ведь отношения актера и режиссера очень похожи на отношения мужчины и женщины. И взлет, и охлаждение, и расставание — все похоже. Мне повезло. У меня были достаточно бурные «романы» с Леонидом Барпаховским, с Борисом Морозовым, это было серьезно и интересно. Довелось работать с Б.Равенских, с Б.Львовым-Анохиным, с Л.Хейфецем, В.Андреевым, В.Ивановым. А потом... Знаете, произошла удивительная вещь. Иногда актеры так разговаривают между собой: «Ты хорошо сыграл, поздравляю». — «Ну да, но если бы этот спектакль поставил Стреллер или Брук...» А режиссеры говорят: «Если бы у меня в спектакле играли Аль Пачино, Клаудиа Кардинале!» С режиссером Владимиром Бейлисом мы относились друг к другу спокойно, вежливо, уважительно. И параллельно существовали в театре, по принципу — мне бы Аль Пачино, а мне бы Стреллера. И потом, через много лет мы вдруг открыли, что можем, оказывается, неплохо работать вместе! Так у меня появились роли в спектаклях «Тайны Мадридского двора», «Хроника дворцового переворота», «Как скрыть убийство»(«Хэппи Энд»).
Если роль императора Карла в «Тайнах» — бенефисная, и артист просто «купается» в ней, две другие роли в спектаклях Владимира Бейлиса не так привлекают к себе внимание и тем не менее являются крупными актерскими удачами. Бирон в «Хронике дворцового переворота» — казалось бы, всего лишь эпизод. Но какой! Согбенная старческая фигура в огромном парике появляется под старомодную музыку... Бирон дает императору Петру Третьему очень простой совет: «править нужно... кнутом и топором». Вначале кажется, что этот старик — всего-навсего жалкий, волею какой-то ошибки задержавшийся на белом свете обломок прошлого, и его совет можно не принимать в расчет. Но голос Бирона крепнет, становится зловеще-пророческим...
Грегори Рид в спектакле «Как скрыть убийство» олицетворяет собой грех жадности или, выражаясь церковным языком, сребролюбия. Езепов играет суетливого еврейского коммерсанта, глубоко безразличного к чужой жизни и смерти. Его жадность убивает в буквальном смысле этого слова; по вине Рида погибли несколько рабочих. Но каким страхом загораются его глаза, когда он сам встречается со смертью! Езепову, как немногим артистам, удается необыкновенно убедительно представлять своих героев в критических ситуациях, ужас на пороге бездны.
«Каких только приключений не пришлось мне пережить за годы работы в театре и кино! Выходил на сцену и с переломом ноги, и с разбитой головой, и со сломанными ребрами. Если театру было нужно — я играл в любом состоянии, давал врачу подписку, что беру ответственность на себя, и играл. Горел в театре, на гастролях в Одессе. Пожар начался прямо во время спектакля. Огонь погасили и продолжили представление. Прыгал из поезда в поезд, из Петербурга в Москву, когда вечером играл там, а на следующий день здесь. Было и такое, что неделю не снимал грима: театр гастролировал в Одессе и Николаеве, и днем я должен был играть в Николаеве, а вечером в Одессе. После дневного спектакля я не оставался на поклоны, бежал вниз. Меня ждал шофер с заведенной машиной, мы мчались в Одессу и поспевали как раз к началу вечернего спектакля. Администратор ждал, когда покажется наша машина. Когда видел нас, махал, что можно начинать спектакль. Как у всякого человека, недостатков у меня хватает, но в чем я не могу себя упрекнуть, так это в недостаточно серьезном отношении к театру».
Когда просишь Вячеслава Ивановича рассказать какой-нибудь забавный случай из его богатой биографии, он задумывается: какую бы историю рассказать, чтобы она не задевала никого из друзей и близких, никому не показалась бы обидной?
«Если уж рассказывать, так что-нибудь такое, что касалось бы только меня. Ну вот, например. Дело в том, что я с первых лет в театре никогда не играл в массовках. Я сразу начал с больших ролей. Я, бывало, далеко заходил в своем общении с Бахусом, но перед театром у меня мало грехов. Однако, когда мне, уже опытному артисту, пришлось принять участие в массовке, бывали моменты, когда общая «растренированность» меня подводила. В 1980-м году мы выпускали «Признание» Саввы Дангулова. Там нас, уже ведущих артистов, попросили принять участие в выходе послов иностранных держав. Послы слышат речь Ленина на каком-то приеме и возмущаются, грозно смотрят на него... Когда была сдача спектакля — ЦК, горкому, Министерству культуры — наш «дипкорпус» (с досады, что нас заставили играть в массовке) был несколько «аван кураж». Но, поскольку мы все вместе стояли на сцене, трудно было выделить кого-то одного для наказания. А на меня всегда в такие моменты нападало творчество. И, вспомнив замечание нашего замечательного режиссера Рачика Капланяна, что в массовке надо тоже действовать, я подумал: почему же весь дипкорпус осуждает Ленина? Ну хоть одного-то посла может перевоспитать речь Ленина? И я выхожу из общего строя и очень прочувствованно говорю: «Браво, Ленин!» И, разумеется, получаю за это наказание, с зарплаты меня тогда сняли. Весь театр очень веселился: оказывается, можно человека наказать и за «Браво, Ленин!».
Но судьба есть судьба. И через десять лет, в постановке этого же режиссера Капланяна шел спектакль «Сирано де Бержерак». В загранпоездки студентов не брали. И мы в Германии снова играли в массовке. И там тоже был такой случай, когда я, находясь «аван кураж», пришел в восторг от монолога Сирано, который читал Юрий Соломин. И так же, выйдя из общего строя солдат, я с радостью зааплодировал и сказал: «Браво, Сирано!» А тогда как раз была объявлена антиалкогольная борьба. И сказать, что за это чуть не четвертовали, было бы даже мягко. Вот так мне пришлось пострадать за творчество!»
Вячеслав Езепов много снимался в кино — на его счету более сорока фильмов. Среди них — «Пять минут страха», «Кодекс бесчестия», «Ася», «Хождение по мукам», «Господин Великий Новгород». Он работал с замечательными режиссерами — Озеровым, Ордынским, Хейфицем, Салтыковым, Шиловским...
«Конечно, на съемках в кино происходило немало смешного. Помню, в Америке со мной произошел достаточно занятный случай. Я снимался в фильме «Приговор» у Всеволода Шиловского. Мы снимались в Америке, это был первый фильм, снятый только в Америке. Я там играл полицейского, шефа полиции города Кентона. И я был очень похож на своего коллегу, настоящего шефа полиции Кентона. Он даже тоже очки носил. И мне подошла его форма. У нас не было проблем, он мне дал свою запасную форму, и режиссер предложил мне ее немножко «обжить». И вот, представьте себе, жара, Кентон, полицейский участок, рядом платан огромный, кафе, я в полной форме шефа полиции города Кентона прогуливаюсь, пью водичку, курю, а группа вся уехала выбирать натуру, где будем снимать. «А ты, говорят, пока здесь попривыкни к форме». И вот, стою я, и вдруг ко мне подлетает огромная красивая машина, серебристо-белая, за рулем сидит почтенный седой американец, очень взволнованный. Он открывает окно и начинает быстро что-то говорить по-английски, по-видимому, обращаясь ко мне за помощью (принимая меня, разумеется, за шефа полиции). Ситуация пикантная — я не настолько знаю английский, чтобы объяснить ему, что я актер, что снимается кино... Камеры нет, группы нет — как ему объяснить? А он продолжает взывать ко мне о помощи. Но поскольку я год жил с родителями в Германии, с немецким у меня получше. И я сочиняю на немецком языке фразу, объясняющую, что я актер, что группа уехала, что ему надо обратиться в полицейский участок. Наклоняюсь к нему и в последний момент вспоминаю, что я должен спросить — я же вежливый человек! — знает ли он немецкий. И поэтому я прерываю его и в ответ на все его нервные просьбы задаю вопрос: «Шпрехен зи дойч, сэр?» Реакция была ошеломительная. Я увидел в ужасе уставившиеся на меня глаза, испуг, потом полную растерянность. Он открыл противоположную от меня дверь, выскочил из машины, стал дико озираться кругом... Стоит перед ним шеф полиции в полной форме и спрашивает, знает ли он, американец, немецкий язык! Он увидел полицейский участок и бегом бросился туда, бросив и машину, и меня. Через пять минут оттуда показались хохочущие американские полицейские во главе с Джоном, и этот американец, тоже смеющийся. Мы с ним познакомились, и он, разрешив все свои проблемы, уехал довольный».
Но два фильма, которые принесли артисту наибольшую творческую радость, — это «Ася» и «Хождение по мукам». Фильм «Ася» получил первый приз в городе Кобуре на фестивале романтического кино.
«Ну, конечно, мы, артисты, узнали об этом из газет, а приз получали чиновники. Вообще же у меня достаточно сдержанное отношение к кинематографическому успеху. Кино — это как ветреная любовница, и очень жестокая. Там никто не занимается педагогикой: кино высасывает из вас все, что вы имеете на данный момент. Хотя у меня в дипломе написано: «актер театра и кино», — я никогда не считал себя актером кино. И слава Богу. Потому что я знаю много актерских судеб, сломанных кинематографом. Я всегда спокойно относился к кино, как и к телевидению. Хотя, когда телевидение только начиналось, я очень много работал на нем. Помню, мы тогда жили в коммуналке, и мой сосед как-то раз кричит мне: «Подойдите сюда, Вячеслав Иванович, сейчас чудо покажу!» А тогда было три телевизионных канала. Включает он первый канал — там мое лицо. Включает второй, потом третий — я на всех каналах! «Вот, говорит, до чего вы дожили, Вячеслав Иванович! По всем программам только вас показывают!»
Вера в судьбу, видимо, определила и хобби Вячеслава Ивановича. Он человек азартный: одно время увлекался преферансом, играл на бегах, любил велосипедные гонки. Всегда был страстным спортивным болельщиком. Сегодня он любит поиграть на бильярде. Как ни удивительно, эта любовь к азартным играм — тоже одна из семейных традиций. Вячеславу Ивановичу привил это увлечение его тесть, Василий Осипович Топорков, который считал, что артист должен в жизни все испытать и все познать.
Одной из больших радостей в жизни Вячеслав Иванович считает путешествия. Ему повезло — он повидал множество стран. Недавняя поездка в Канаду оказалась интересной тем, что была связана с одним из дорогих имен — Л.В.Варпаховским. Его дочь Анна, прекрасная актриса, пригласила Вячеслава Ивановича выступить в театре имени Л.В.Варпаховского в спектакле, поставленном ее братом Григорием Зискиным. Да еще и свозила на Ниагарский водопад!
О своем доме и семье Вячеслав Иванович всегда говорит с нежностью. Его жена Марина, наследница двух театральных семей — не только приемная дочь Василия Осиповича Топоркова, но и внучка прославленного Мамонта Дальского, — оставила актерскую профессию и занялась научной деятельностью. Она кандидат искусствоведческих наук, работает в Государственном институте искусствознания. Марина — автор книги о Марии Савиной, а сейчас занимается изданием дневников директора Императорских театров, Теляковского. У Вячеслава Ивановича есть дочь Ксения, зять Олег и внучка Полина, которой исполнилось восемь лет. О своей внучке он может говорить бесконечно: «Полина — это сегодня самое большое мое увлечение. Она у нас главный человек в семье, и все наши надежды связаны с нею».
Вячеслав Иванович считает, что у гармонично развитого человека должно быть три поколения друзей: старшие, сверстники и молодежь. Он счастлив, что у него самого дело обстоит именно так. Среди старших друзей — семья А.А.Вишневского (сына знаменитого актера МХАТа). Сверстники — певец Виктор Кулешов, семья полковника С.Скворцова, сокурсники, с которыми он не перестает общаться вот уже несколько десятилетий, — питерская актриса Тамара Абросимова, актриса МХАТ имени Горького Любовь Стриженова, актриса Театра им. Гоголя Людмила Гаврилова и вся ее семья. Дружит он и с молодежью — с будущим врачом Вадимом Александровым. Есть, разумеется, близкие друзья в Малом театре. Особенно тепло Вячеслав Иванович отзывается о В.Бабятинском, с которым многие годы делит одну гримерную. Много киевских друзей, встречам с которыми он всегда радуется, — семья Ю.Ельченко, И.Дука, В.Бессараб, Рушковские, Любочка Духина, М.Ю.Резникович... Разумеется, всех друзей, даже близких, в одной книге назвать невозможно, но нельзя не вспомнить, говорит Вячеслав Иванович, тех, кого уже нет, с кем был наиболее близок, кто оказал огромное влияние на него, — это блистательные актеры Малого театра М.И.Царев, Е.Н.Гоголева, Н.А.Аннненков, Е.П.Ве-лехов, Н.В.Подгорный, В.Б.Носик. А говоря о себе, он добавляет: «Я не из тех актеров, которые считают, что с них началось театральное искусство, ими и кончится. Мне очень повезло: у меня дома висят портреты Дольского, Топоркова, есть портреты Шаляпина с дарственными надписями Дальскому, портреты Станиславского с надписями Василию Осиповичу Топоркову. Поэтому у меня дома никогда не было своих портретов и афиш. Рядом с великими людьми это было бы смешно. Один из наших крупных писателей, когда у него спросили, не бывает ли у него приступов тщеславия, ответил: «Да, бывает, напишу и думаю: я гений». — «А как вы с этим справляетесь ?» — «Да подниму глаза к полкам и вижу: Чехов, Пушкин, Толстой, Достоевский... И чувствую себя спокойнее». Вот так и я. А если серьезно — я каждый день, входя в комнату, прохожу мимо чудесного фотопортрета Станиславского. Он сидит, завтракает, белая салфетка... На фотографии надпись: «Дорогому Василию Осиповичу, полюбившему искусство в себе, а не себя в искусстве». Мысль известная, но, поверьте, следовать ей очень и очень трудно. Это принципиальная разница: либо ты любишь, ценишь тот дар, который тебе дан, либо ты занимаешься своим устройством в искусстве, любя только себя. Каждый день я смотрю на эту надпись и пытаюсь, стараюсь следовать ей».
Сегодня в Малом театре — снова «Тайны Мадридского двора», а значит, снова успех.
«Я считаю, есть четыре составляющие актерского успеха: зритель, критика, коллеги, власть. Надо отметить, что власть меня не баловала: звания и награды не сыпались на меня как из рога изобилия, все давалось с трудом, с опозданиями... Отношения с критикой складывались по-разному, с переменным успехом. Вот с коллегами мне повезло: везде, где я работал, встречал столько замечательных людей, находил столько друзей! Коллеги повсюду относились ко мне хорошо. Но самая бесспорная величина для меня — это зритель. Я никогда не забуду одного человека, который, после «Тайн Мадридского двора», подошел к администратору и сказал: «Спасибо вашим артистам! Я поссорился с женой, а теперь, посмотрев ваш спектакль, пойду и поцелую ее!» Ради таких людей стоит играть.
Я принадлежу к актерам-профессионалам, актерам-работягам и не очень люблю теоретизировать, какой театр сегодня нужен... Знаю одно: пока существует человечество, будет существовать и театр. Он будет разный, но я, конечно, приверженец классического репертуарного театра — такого, как Малый.
Малому театру уже больше двух столетий... На мой взгляд, мы достойно прожили трудные годы перестройки. И сегодня мы знаем, что нужны зрителю. Подтверждение тому — полные залы не только в Москве и других городах России, но и за рубежом: от Японии до Мексики, от Израиля до Германии. Мы даем зрителю то, что он от нас ждет: хорошие пьесы, режиссуру, которая уважает авторов, замечательные декорации, великолепную работу постановочной части (низкий поклон рабочим, костюмерам, гримерам) и, конечно же, сильный актерский ансамбль. Малый, как говорят в церкви, «намолен» сотнями и сотнями тысяч зрителей, а среди них были и Достоевский, и Чехов, и Толстой... Я счастлив, что я служу в Малом театре. Это счастье, трудное, но счастье».

Автор: Ольга Буткова

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Александр Ермаков (Вершинин):

«Мне хотелось полюбить на сцене»

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Александр Ермаков (Вершинин):
«Мне хотелось полюбить на сцене»

Почему сёстры не уехали в Москву? Счастье человека зависит от него самого, и если он что-то задумал, то должен стремиться к осуществлению своей мечты. А чеховским героиням очень трудно решиться на поступок, и совершают они его только в финале, когда остаются вместе. Да, Маша живёт в другой семье, Ирина уезжает на кирпичный завод, а Ольга ушла с няней. Но главная мысль Антона Павловича – единение душ человеческих. Ехать в Москву или не ехать – сейчас это становится уже неважным. Не разбросать себя, остаться цельными – вот что Чехов ставит главной задачей. Слабый человек для Чехова, как мне кажется, — главный герой. Он понимает, что тот, у кого есть воля, энергия и деловитость, и так выживет. А вот интеллигенту нужно помочь. Вообще, всем нам присущи какие-то слабости, но мы их стараемся преодолевать.
Станиславский играл Вершинина как рыцаря, я же считаю, что здесь более сложный характер. Мой персонаж ищет любви, теплоты, но долг и Отечество для Вершинина превыше всего. Его часто упрекают за нелицеприятный отзыв о жене, но ведь Маша первая начинает разговор о Кулыгине, подталкивая, таким образом, Вершинина к тому, чтобы он тоже поделился своими проблемами. Маша и Вершинин — это взрослые люди, не Ромео и Джульетта. Мне всегда хотелось сыграть любовь, вернуть в сегодняшний день то, что было раньше, а раньше мужчины относились к женщине более нежно. Хотя любовь очень трудно «сыграть», её вообще нельзя играть. Вернее сказать — мне очень хотелось полюбить на сцене.
- А Вы не считаете, что Вершинин поступил с Машей жестоко и легкомысленно?
- Я не хочу всё переложить на плечи Маши, но тем не менее… Вот если бы Маша не любила, а Вершинин добивался её любви, тогда бы можно было Вершинина обвинить в том, что он, женатый человек, влюбился в замужнюю женщину. Но здесь всё взаимно. Она встретила человека, напоминающего то время, когда были живы родители. Приходили люди, беседовали, философствовали… Я не люблю говорить о любви и не смогу объяснить, что это такое, я могу только сказать: я люблю.
- Почему у Вершинина постоянно возникает тема будущего?
- Потому что у него девочки маленькие, он думает о детях. Рассуждения Вершинина о том, что через двести-триста лет жизнь будет прекрасной, это, может быть, чистая философия. Однажды на репетиции Юрий Мефодьевич сказал, что Вершинин мог бы быть не военным, а поэтом. Он говорит поэтические вещи. О пожаре – дом был весь в огне, какие-то люди бегали, вспомнились нашествия давних дней. Мне кажется, я расшифровал финальный монолог Вершинина. Он говорит Ольге: простите меня, если что не так. Простите меня за Машу… И потом он произносит такие слова: раньше человечество жило войнами, а сегодня войны закончились, их нет. Чему себя посвятить? Человек ищет что-то другое. Главное – Отечество, армия, а семья — на втором плане. Вершинин никогда бы не оставил семью. Рыцарство – это ведь не только шашкой махать, но и прощать какие-то вещи, и извиняться, в чём-то уступать. В этом — интеллигентность и военных.
Мне очень нравится, что мы ставим «Трёх сестёр» именно в классическом стиле, но с современным ощущением сегодняшнего мира. Сыграть Чехова невозможно. И если не получается что-то – это значит, что я внутренне не прожил ту ситуацию, в которую меня поставил автор.
- Почему Маша не даёт Вершинину чаю?
- Когда Маша и Вершинин встретились на улице, он увидел у неё на ресницах снежинку, между ними завязался разговор. И когда Вершинин просит чаю, он уходит от того разговора, а Маша настаивает. Она говорит: «военные – самые порядочные», то есть вы у меня самый красивый, самый любимый. А когда Вершинин говорит: «чаю хочется, полжизни за стакан чаю», это означает – «полжизни за поцелуй».

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Галина Дёмина (Анфиса):

«Мне близки все одинокие старухи»

- Я пятьдесят восемь лет на сцене, у меня столько было спектаклей! Но в Малом театре это моя первая чеховская роль.

Галина Дёмина (Анфиса):
«Мне близки все одинокие старухи»

- Я пятьдесят восемь лет на сцене, у меня столько было спектаклей! Но в Малом театре это моя первая чеховская роль. Юрий Соломин работает очень подробно, отрабатывая каждое слово… Я счастлива, что он взял меня в свой спектакль. Роль эта очень хорошая, потому что сейчас так много одиноких старух… Анфиса говорит: «Когда не смогу работать, каждый скажет: уходи. А куда я пойду?» Мне близки все одинокие старухи. Я теперь из-за этой роли, когда с людьми знакомлюсь, прежде всего спрашиваю, любят ли они своих бабушек и матерей. Потому что очерствел народ. И это очень хорошо показано у Чехова.

- Анфиса – как добрый ангел дома Прозоровых, и когда она уходит, уходит и жизнь, дом становится совсем чужим для сестёр.

- Да, Анфиса их охраняла, она их соединяла. Я даже вот думаю: столы-то недаром большие были, всё решалось за столом. Говорилось обо всех неурядицах, у кого счастье, у кого несчастье. Анфиса ведь вырастила их всех четверых. А потом всё расклеилось. У одной любовь рухнула… Оленька ушла с няней… И Андрей профессором не стал… Всё рухнуло, весь уклад, весь мир. Чехов особенно сочувствует слабым, старикам, вот, например, Фирс в «Вишнёвом саде». Это очень хорошая тема, ведь сильные, энергичные – они и так пробьются. Я считаю, Юрий Мефодьевич правильно говорит, что «Три сестры» – это о самом Чехове. Потому что ему ведь тоже не всегда сладко было, он был очень одинок, и он всё это в пьесу вложил…
Мне трудно играть последнее действие, когда Анфиса хвастается: в гимназии живу, на всём казённом. Чтобы и смешно было, и всё равно жалко! Я все роли про себя проговариваю, ночью продумываю, пропускаю всю роль, текст, что-то находишь…

- Понимает ли Анфиса, что с сёстрами происходит что-то неладное?

- Да, она знает, что Маша мужа не любит. Она всё понимает, старики, знаете ведь, какие наблюдательные!

- Но из какой-то деликатности с ними об этом не говорит.

- Да, она деревенская, а я знаю, в жизни наблюдала, что именно деревенские бывают такие деликатные, интеллигентные… Многим городским это и не снилось. Интересно, как нынешняя молодежь будет принимать наш спектакль.

Сегодня, 31 января, отмечает день рождения заслуженная артистка России Татьяна Николаевна Лебедева.

Поздравляем Татьяну Николаевну с днем рождения! Крепкого здоровья, отличного настроения и новых интересных работ!

Сегодня, 31 января, отмечает день рождения заслуженная артистка России Татьяна Николаевна Лебедева.
Татьяна Лебедева окончила театральное училище им. М.С.Щепкина и в 1980 году и была приглашена в Малый театр. Среди сыгранных ею на старейшей русской драматической сцене ролей выделяются такие, как Магдалена («Ревнивая к себе самой» Тирсо де Молина), Сусанна Сергеевна («Красавец-мужчина» А.Н.Островского), Джозиана («Человек, который смеется» В.Гюго), Вышневская («Доходное место» А.Н.Островского), маркиза Доримен («Мещанин во дворянстве» Ж.Б.Мольера), царица Екатерина Алексеевна («Царь Петр и Алексей» Ф.Горенштейна), княжна Мстиславская, царица Ирина («Царь Федор Иоаннович» А.К.Толстого), Элеонора («Тайны Мадридского двора» Э.Скриба, Е.Легуве), г-жа Меркаде («Делец» О. де Бальзак) и другие.
Поздравляем Татьяну Николаевну с днем рождения! Крепкого здоровья, отличного настроения и новых интересных работ!

«Три сестры» в отсутствие страстей

«МАЛЫЙ» ПОСТАВИЛ КЛАССИЧЕСКУЮ ПЬЕСУ НЕ ПРОСТО, А СЛИШКОМ ПРОСТО

Для театрального человека «Три сестры» – синоним принципиально важного этапа в судьбе режиссера.

«Три сестры» в отсутствие страстей

«МАЛЫЙ» ПОСТАВИЛ КЛАССИЧЕСКУЮ ПЬЕСУ НЕ ПРОСТО, А СЛИШКОМ ПРОСТО

Для театрального человека «Три сестры» – синоним принципиально важного этапа в судьбе режиссера. Юрий Соломин впервые в истории Малого театра поставил пьесу так, точно ее вообще ставят впервые. Никаких попыток взбодрить «усталый» текст, читаный и слышанный со сцены многократно (если не считать нескольких выдержек из записных книжек Чехова, прочитанных самим Соломиным «за кадром»), здесь нет.

Под влиянием «Трех сестер» Немировича-Данченко 1940 года (собственная полемика с первыми чеховскими постановками раннего Художественного театра) многие наши нынешние корифеи связали свою судьбу с театром; а Олег Ефремов своих прощальных «Трех сестер» ставил, обожая и почти ненавидя тот спектакль-легенду. Ну а Питер Брук (на сегодня, пожалуй, главный авторитет в театральном мире) признался однажды, что никогда не поставит «Трех сестер», потому что видел совершенную постановку (опять же Немировича).

Реакция мхатовских корифеев на «Трех сестер» Эфроса стала одной из самых трагических страниц в его судьбе. А словосочетание «Три сестры» Някрошюса» (показанные несколько лет назад в Москве) до сих пор моментально раскалывает театралов на ярых противников и горячих поклонников – такого не случалось, наверное, со времен Мейерхольда.

Юрий Соломин в своей постановке никаких парадоксов и новых смыслов не искал (или не нашел). Как принято в Малом, дом Прозоровых выстроен со всеми подробностями: со старыми фотографиями в круглых рамочках, скрипучей лестницей на второй этаж и печкой в синих изразцах – хоть быт эпохи изучай. Два старожила Малого (театра долгожителей) – Галина Демина (няня) и Алексей Кудимович (Ферапонт) – добавляют в эту почти музейную достоверность огромную долю подлинности и теплоты.

Как и положено, хищницаплебейка Наташа (Инна Иванова) отвоевывает у интеллигенции в лице трех сестер жизненное пространство (хотя, если вдуматься, отдать лучшую комнату ребенку – так естественно). Как и положено, душевно мельчает толстеющий Андрей (Александр Клюквин); изнывает от мигрени обделенная мужской любовью Ольга (Алена Охлупина); со всей силой молодости рвется в Москву Ирина (Варвара Андреева), пока инерция жизни не засасывает ее окончательно в провинциальную глушь – все как по писаному.

Такие спектакли – как классический балет, исполненный тысячи раз: все зависит от личности исполнителей и от тех искр, которые возникают (или не возникают) от их взаимодействия. Так, точно заживо похороненная артистичная и взбалмошная Маша (Ольга Пашкова), чье постылое замужество не позволяет даже праздно помечтать о Москве, влюбляется не столько в Вершинина (уж больно посредственного человека играет Александр Ермаков), сколько в саму возможность влюбиться страстно и безнадежно. Так Тузенбах (Глеб Подгородинский) гибнет на дуэли не потому, что его соперник Соленый (Виктор Низовой) стреляет лучше, и не потому, что нелюбовь Ирины лишает смысла его дальнейшую жизнь, а потому, что с самого начала на нем лежит печать обреченности: слишком чистый, слишком восторженный, слишком незащищенный – «они не созданы для мира».

Поисками этих оттенков давно знакомых красок и займется театральный гурман, который видел уже «тридцать три сестры». Там, где другой режиссер захотел бы пройти чуть вперед или свернуть вбок со столбовой дороги «интеллигентных», удобоваримых и предсказуемых чеховских постановок, Юрий Соломин сотоварищи предпочел просто еще раз пройти этот путь от начала до конца.

Ольга ФУКС
«Вечерняя Москва»
http://www.vm.ru/23814/23814foux1.htm

Актёры занятые в спектаклях с 3 по 8 февраля 2004 года.

Актёры занятые в спектаклях с 3 по 8 февраля 2004 года.


3 февраля, основная сцена, «Правда – хорошо, а счастье лучше»: Глушенко, Леонова, Полякова, Кичанова, Подгорная, Сафронова, Кулешова, Низовой, Бочкарев, Клюквин, Подгородинский, Дронов, Зеничев, Григорьев.

3 февраля, сцена на Б.Ордынке, «Плащ кардинала»: Харитонова, В.Андреева, Барышев, Зотов, Кагаков, Е.Баринов, Кипнис, Доброван, Вахтеров, Ильин, Абрамов.

4 февраля, основная сцена, «На всякого мудреца довольно простоты»: Кичанова, Муравьёва, Быстрицкая, Панкова, О.Пашкова, Микшун, Швец, Жарова, Вершинин, Потапов, В.Коршунов, Клюквин, Дронов, Ермаков, Абрамов, Манке, Григорьев.

4 февраля, сцена на Б.Ордынке, «Бешеные деньги»: Полякова, Леонова, Сафронова, Ларина, Стерникова, Симакина, Кулешова, Низовой, Бабятинский, В.Баринов, Дёмин, Кознов, Солодовник, Вещев, Доброван, Фаддеев, Е.Баринов, Андрианов, Кипнис, Ильичев.

5 февраля, основная сцена, «Коварство и любовь»: Скиба, Харитонова, Суворкина, Короткова, В.Баринов, Зотов, Клюквин, Бочкарёв, Барышев, Фаддеев, Складчиков, Доброван, Анохин.

5 февраля, сцена на Б.Ордынке, «Старый добрый ансамбль»: Евдокимова, Юдина, Торопов, Борцов, Кочетков, Каюров, Носик.

6 февраля, основная сцена, «Дядя Ваня»: Аманова, Скиба, Ликсо, Чуваева, Каюров, Марцевич, Михайлов, Борцов, Манке.

6 февраля, сцена на Б.Ордынке, «Свои люди – сочтёмся!»: Полякова, Базарова, Кичанова, Блохина, Кочетков, Тезов, Носик, Солодовник.

6 февраля, малая сцена на Б.Ордынке, «Трудовой хлеб»: Леонова, Дмитриева, Демина, Охлупина, Сафронова, Швец, В.Баринов, Подгородинский, Зеничев, Клюквин, Зотов, Вахтеров.

7 февраля, основная сцена, «Волки и овцы» : Полякова, Харитонова, Муравьева, Панкова, А.Коршунов, Марцевич, В.Коршунов, Барышев, Торопов, Хомятов, Носик, Анохин.

7 февраля, сцена на Б.Ордынке, «Усилия любви…»: Леонова, Иванова, В.Андреева, Базарова, Подгорная, Зотов, Жулин, Доброван, С.Коршунов, Фаддеев, Солодовник, Дахненко, Низовой, Кипнис.

8 февраля, основная сцена, утро, «Вишнёвый сад»: Муравьёва, В.Андреева, Лебедева, Щербинина, Короткова, Морозова, Аникеева, Стерникова, Жарова, Иванова, Богук, Бабятинский, Езепов, Богин, С.Коршунов, Потапов, Дубровский, Кознов, Складчиков, Манке, Доброван, Вахтеров, Кипнис, Григорьев, Андрианов, Малец, Ильичев.

8 февраля, основная сцена, вечер, «Три сестры»: Иванова, Охлупина, О.Пашкова, В.Андреева, Дёмина, Аникеева, Клюквин, Бабятинский, Ермаков, Марцевич, Подгородинский, Низовой, С.Коршунов, Жулин, Кудинович, Манке.

8 февраля, сцена на Б.Ордынке, утро, «Снежная Королева»: Подгорная, Чуваева, Юдина, Швец, Базарова, Кичанова, Дмитриева, Носик, Подгородинский, Коняев, Анохин, Зеничев, Еремеев, Абрамов, Домнин, студ.Ермаков.

8 февраля, сцена на Б.Ордынке, вечер, «Тайны мадридского двора»: Суворкина, Скиба, Харитонова, Микшун, Швец, Н.Верещенко, Базарова, Подгорная, Молочная, Езепов, Вершинин, Дёмин, Хомятов, Зотов, Анохин, Солодовник, Малец, Фаддеев, Е.Баринов, Абрамов, Андрианов, Арановский.

8 февраля, малая сцена на Б.Ордынке, вечер, «День на день не приходится»: Тельпугова, Дмитриева, Жевакина, Ещенко, А.Коршунов, Борцов, Потапов, Дронов, Дахненко, Дубровский, Зеничев.

Юрий Соломин нашел своих «Трех сестер»

Когда я впервые услышал, что в Малом будут ставить «Трех сестер», меня охватило искреннее недоумение, и первый вопрос был: зачем? какая в этом нужда?

Yтро.ru

Максим РЕДИН

Юрий Соломин нашел своих «Трех сестер»

Когда я впервые услышал, что в Малом будут ставить «Трех сестер», меня охватило искреннее недоумение, и первый вопрос был: зачем? какая в этом нужда? Кто вообще осмелится ставить эту драму после Ефремова? Премьерный показ спектакля, к счастью, расставил все на свои места и дал ответы на все эти и многие другие вопросы, еще раз подтвердив, что Малый театр жив, полон сил и способен на многое.
Юрий Соломин намеренно отказался от каких-либо авторских интерпретаций пьесы, от привнесения чего бы то ни было чуждого самому ее духу. Режиссер попросту дал в полную силу высказаться самому Чехову, растворился в нем. В чем это выражается? Ну, хотя бы в том, что спектакль начинается и заканчивается отрывками из чеховских дневников в исполнении самого постановщика.
Каждая составляющая спектакля проработана с потрясающей скрупулезностью: сценический рисунок выверен до мельчайшей подробности, на сцене и листопад устраивается, и даже дождь настоящий идет, ну а господа офицеры одеты именно в такую форму, которую носили при Александре III, и т.д. Тысячи подробностей, переходов, ахов, вздохов, мыслей, тем не менее, не разваливают пьесы, а наоборот, будучи проникнутыми авторским поэтическим отношением, которое постановщикам спектакля удалось уловить, создают главное – то особое настроение, без которого чеховский театр вообще немыслим и исключительную важность которого в свое время подчеркивал В.И. Немирович-Данченко.
Соломин при работе над пьесой пошел путем испытанным в этих стенах: от актера. Именно поэтому очень трудно оценивать новую да и вообще любую постановку в Малом театре как какое-то «концептуальное целое». Собственно, о чем спектакль Юрия Соломина? О крушении дома Прозоровых под стихийным натиском жизни – да, о стремлении понять, почему это произошло (знаменитое – «о, если бы знать») – тоже да. Но прежде всего, на мой взгляд, это спектакль о каждой отдельной и неповторимой человеческой судьбе, о человеке. Для этой сцены важны, прежде всего, образы, характеры персонажей. И здесь актеры, которыми театр славится с самого своего основания, как правило, дают богатую пищу для размышления и оценок.
Несомненной актерской удачей спектакля следует признать работу Варвары Андреевой, очень точно передавшей внутреннюю динамику образа Ирины. Ее по-детски восторженное «в Москву!» в первом акте звучит так, что не остается сомнения: сестры преодолеют внутреннюю инерцию и выберутся из гнетущей их обстановки. От действия к действию эта уверенность затухает. Переломным и наиболее ярким эпизодом роли оказывается самый конец второго акта: рыдания Ирины, ее очередное «в Москву», полное надрыва – это уже крик человека, готового вот-вот расстаться с надеждой, но из последних сил хватающегося за нее.
С присущей этому образу сдержанностью и огромным внутренним напряжением играет Ольгу Алена Охлупина. Чувствуется, что ей любое проявление «неделикатности» рвет душу, но противостоять ей она не умеет, не может, не привыкла. Ей легче уйти, скрыть свою подавленность. Гораздо большая эмоциональность и открытость заложена Чеховым в образ Маши, которую играет Ольга Пашкова. Актриса находится, в принципе, на верном пути, однако нужные краски для некоторых моментов роли ей найти еще предстоит: «масло» должно переродиться в «акварель».
Не лишена внутреннего развития и Наташа в исполнении Инны Ивановой. Если в первом действии это обыкновенная провинциалка, конфузящаяся по поводу и без повода, то в конце она предстает живым воплощением всеподавляющей пошлости, от которой хочется скрыться, но которая неотступно преследует несчастных сестер, превращается в подобие ночного кошмара. То, какой представляет Инна Иванова свою героиню в первом действии, вполне объясняет, почему, собственно, Андрей Прозоров (Александр Клюквин) мог попасться к ней на крючок. Чего-то ему не хватало в окружении сестер, какой-то обманчивой простонародной бойкости, за которой, стоило лишь внимательнее приглядеться, оказалась пустота и заурядность.
Образы военных также выстраиваются по принципу противопоставления: восторженному и трогательному Тузебаху (Глеб Подгородинский), благородному, чистому душой Вершинину (Александр Ермаков), очаровательным Федотику (Степан Коршунов) и Родэ (Дмитрий Жулин) приходится мириться с присутствием в своем обществе такого «типа», как Соленый, которого несколько утрированно играет Виктор Низовой. Особенно порадоваться хочется за Глеба Подгородинского. Его актерская судьба складывается на редкость счастливо, он много играет и играет разное – от Бомарше до Горького. От спектакля к спектаклю сценические образы становятся все более наполненными внутренним содержанием, юношеская порывистость сменяется сдержанностью мастера, которая как нельзя более кстати проявилась и в образе Тузенбаха.
Опостылевший муж Маши Кулыгин, каким его представляет Валерий Бабятинский, оказывается интересен такой необычной черточкой, как легкая самоирония: повторяя свои вечные латинские фразочки, он как бы подтрунивает сам над собой. Кулыгин очень хочет хоть чем-нибудь помочь Маше, но это выше его сил. Надо видеть то искреннее сочувствие, которое появляется на его лице, когда он на мгновение становится свидетелем прощания своей жены с Вершининым. И радуется он не тому, что соперник его уехал навсегда, но тому, что это, по его разумению, будет лучше прежде всего для самой Маши.
Есть в новом спектакле три несомненных актерских шедевра – старшее поколение актеров Малого театра дает своеобразный мастер-класс. Доктор Иван Романыч Чебутыкин у Эдуарда Марцевича становится не простым спившимся стариком. Актер наделяет своего героя большой душевной теплотой, неподдельным отцовским чувством по отношению к сестрам. Сколько горя и переживаний можно увидеть в глазах Чебутыкина-Марцевича, когда он возвращается после дуэли и приносит известие о гибели Тузенбаха.
До слез трогательно играет няньку Анфису одна из старейших актрис театра Галина Яковлевна Демина. Несмотря на «низкое» крестьянское происхождение, в ней столько же деликатности и чуткости, сколько и в самих сестрах. Как можно обидеть это божье создание, понять нельзя, и тем сильнее вскипает возмущение зрителя, когда Наташа требует выгнать несчастную няньку из дому. Будто ребенок радуется старая Анфиса, рассказывая, как ей теперь хорошо живется в гимназии с ее ненаглядной Олюшкой.
Полного перевоплощения достигает замечательный Алексей Кудинович, рисуя сочными мазками старика Ферапонта: и походочка шаркающая, и голос осипший, рухлядь, кажется, рухлядью. Вот уж поистине когда убеждаешься: нет маленьких ролей, есть маленькие актеры.
Оформление спектакля, выполненное Александром Глазуновым по большей части в теплых тонах, вполне созвучно и общему тону спектакля, который я бы также назвал теплым (в отличие, скажем, от холодного тона мхатовской постановки «Трех сестер», признанной в свое время эталоном современного прочтения этой пьесы).
Новый спектакль очень хорошо дает понять, в чем же, собственно, кроется традиционность Малого театра, который частенько упрекают в окаменелости, архаичности. Малый театр, и в этом в очередной раз убеждаешься, глядя «Трех сестер», впитал в себя как губка все лучшее, что было в других театральных школах и направлениях. Именно это обстоятельство позволило, хотя и с большим опозданием, прийти и чеховским пьесам в Малый. Пусть еще многому надо устояться в новом спектакле, но главное – то самое чеховское настроение – режиссер уловил и дал нам почувствовать. Оно захватывает и долго не отпускает не только нас, зрителей, но и самих актеров, выходящих на поклоны со слезами на глазах.
Нынешним спектаклем Юрий Соломин завершил цикл постановок больших пьес Антона Павловича Чехова на сцене своего родного театра, блестяще начатый в 1960 г. Борисом Бабочкиным («Иванов»). Дело теперь за водевилями: «Медведь», «Свадьба» и «Юбилей» уже приняты в Малом к постановке...

Максим РЕДИН, 30 января
Yтро.ru
http://www.utro.ru/articles/2004/01/30/273441.shtml

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Алексей Кудинович:

Убивать должны были Ферапонта

- Да не нужен он никому. И вообще, моё дело – не отвечать на вопросы: «что?», «зачем?», моё дело — оправдывать поступки героя.

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Алексей Кудинович:
Убивать должны были Ферапонта

- Какое место в «Трёх сёстрах» занимает Ваш персонаж – сторож земской управы Ферапонт?

- Да не нужен он никому. И вообще, моё дело – не отвечать на вопросы: «что?», «зачем?», моё дело — оправдывать поступки героя. Я для себя рисую, что у них какая-то тесная связь с Анфисой, Анфиса плачет себе в платочек, провожая Ферапонта, даёт ему лишний кусок пирога, вот такая штука может быть… В результате проходит три года, а ему и так уже девяносто с лишним, он же был засланным агентом бонапартистскими войсками ещё, почему он так хорошо помнит пожар восемьсот двенадцатого года. И последние три года ему всё хуже и хуже, и по идее, чего-то там Чехов не доработал, – убивать должны были шальной пулей Ферапонта.

- Как счастливого соперника Солёного, да?

- Да-да-да. И откуда ни возьмись взявшиеся крестьяне носят тело убиенного Ферапонта по сцене. Вот и всё. А чтобы понять, что такое Ферапонт, нужно понять вообще, что же всё-таки написал сам Чехов. Мне кажется, ответ – в двух последних фразах. Во-первых, через всю пьесу проходит, почти у всех персонажей, что бы у них ни спросили, они говорят: «Да всё равно!» И кончается пьеса: «А, всё равно!» А финальная фраза – это Ольга говорит, — что это за фраза? Это фраза приговорённой в руках палача: «Если бы знать, если бы знать…» А он уже точит гильотинку… Всё! Этот меч – время, и его уже не вернуть. Они профукали лучшие годы на то, чтобы: «в Москву, в Москву!», «что будет через двести пятьдесят лет, триста?» Всё без толку! Через восемнадцать лет расстреляют царя-батюшку!

- Может быть, важно то, что все положительные герои у Чехова – интеллигенция…

- Что такое герой и что такое антигерой? Это сообщающиеся сосуды. Другой образ – песочные часы. Перевернули – вот вам герой, вот вам антигерой.

- Т.е., грань почти отсутствует?

- Не то, что отсутствует, – Чехов прямо пишет об этом: «Я по капле выдавливаю из себя раба». Т.е., он, без анестезии, сам из себя… Представляете, какую он операцию над собой делает? Без анестезии, потому что, если бы он выпивал, он бы мог выдавить не то. Значит, он выдавливает из себя по капле раба – героический поступок, герой налицо! Но, с другой стороны, он эту гадость выдавливает кругом и загрязняет окружающую среду! Значит, кто он? Антигерой! Всё! Весь ответ. Точка.

…Помните, у Ильфа и Петрова в «Двенадцати стульях» – «мечущаяся интеллигенция»? Так вот и здесь, то же самое, – гнилая, прогнившая до мозга костей интеллигенция…

- Но, вместе с тем, они же положительные…

- Кто? Кто сказал – «положительные»? «Положительные» — только потому, что Чехов не уничтожил их сразу в первом акте! Он им даёт четыре акта на реабилитацию – ничего не происходит. Значит – лишние люди, всё.

…Чехов сознательно показывает то, что они безбожники. Они не перекрестились, что папа умер. Ни разу! И в ремарках этого нет. Вот вам, пожалуйста, ответ насчёт этой интеллигенции – нигилисты сплошные! Я вам говорю, нахватался Чехов ото Льва Николаевича, а кто такой Лев Николаевич известно всем — «зеркало русской революции».

- Вы меня разочаровываете в жизни.

- Я разочаровываю?! Господь с вами, наоборот! Самый светлый писатель, оптимист! Читайте Маяковского тогда, «Что такое хорошо и что такое плохо». Он говорит, что нету «хорошо». Т.е., могло бы быть, в идеале. А всё остальное «плохо». Поэтому мы только стремимся к идеалу, лавируя и выкарабкиваясь, как лягушка в молоке. И, кстати, они все это чувствовали прекрасно, что так жить нельзя. Более того, наш нынешний режиссёр сейчас говорит то же самое – так жить нельзя. О чём он говорит? Та же самая проблема – интеллигенция прогнила. Она не прогнила, она просто, как и все остальные классы, мечется и не знает, что ей делать. У нас нет точного ориентира; есть он, но он, опять же, по праздникам церковным — и всё. Вот в этом трагедия.

- Что ж, имей они в конце пьесы ответ на вопрос: «Если бы знать», всё равно бы ничего не изменилось?

- Ничего не изменится! У нас какой вопрос ни задай – всё равно «всё поздно» ответ. «А вот если бы знать…» — «Поздно!». «А давайте мы поставим этот вопрос в первом акте…» — «Поздно!»

Ересь неслыханной простоты.

«День на день не приходится» А.Н.Островский

Наверное, фраза Бориса Пастернака, вынесенная в заголовок, нуждается сегодня в переосмыслении: слишком часто именно простота, прозрачность, ясность становятся вожделенными состояниями зрительного зала, уставшего от измышлений, извращений, изобретений, акробатических трюков тела и души.

Ересь неслыханной простоты.
«День на день не приходится» А.Н.Островский

Наверное, фраза Бориса Пастернака, вынесенная в заголовок, нуждается сегодня в переосмыслении: слишком часто именно простота, прозрачность, ясность становятся вожделенными состояниями зрительного зала, уставшего от измышлений, извращений, изобретений, акробатических трюков тела и души. Все чаще хочется другого. Того, например, что так умно, стильно и просто умеет делать режиссер и артист Александр Коршунов, поставивший на Малой сцене филиала Малого театра пьесу А.Н.Островского «Тяжелые дни» под названием «День на день не приходится».
Эта пьеса фактически не ведает сценической истории. Она настолько проста, что ни в какие времена не оказывалась пригодной ни для социальных разоблачений, ни для каких бы то ни было откровений — обычная история о людях с их слабостями, купеческим разгулом, дурью, невежеством, любовью, взаимовыручкой. Может показаться, что Александр Коршунов нарочно выискивает в наследии Островского пьесы нерепертуарные, не слишком известные, не обросшие наслоением штампов и интерпретаций: «Трудовой хлеб», «Пучина», а теперь и «Тяжелые дни». Но это не совсем так. Коршунов умело и тонко выстраивает некую историю, прочитывая ее сознательно не в том порядке, в каком она складывалась, а произвольно, фрагментами, эпизодами.
Спектакль еще не начался, а мы оказываемся в маленьком зрительном зале, где со сцены протягиваются флажки и цветные лампочки — словно на карусели, которая была одной из важнейших метафор в спектакле «Пучина» (сценография Ольги Коршуновой). И в одной из первых же реплик героя, чиновника Досужева, замечательно сыгранного самим Александром Коршуновым, прозвучит слово: «... я живу в пучине... Она к северу граничит с северным океаном, к востоку с восточным и так далее. Я переехал на самое дно». Но это по сравнению со спектаклем, поставленным несколько лет назад и, на мой взгляд, не оцененным критикой по достоинству, — обратная перспектива. Та пучина была страшной, она, словно в воронку, втягивала в трагедию, в бездну человеческих страстей. Здесь же — пучина недоразумений, комических перевертышей, простых характеров и перипетий: они развернутся перед нами, когда Кремлевская стена, возле которой происходит начало, раскроется, словно шкатулка, и все будет происходить в уютных стенах купеческого дома. До отчаявшегося, сошедшего с ума Кисельникова из «Пучины» еще очень далеко: Досужев — чиновник совсем иного уровня да и иных устремлений («пятнадцатого класса», как определяет он сам себя в разговоре с купцом Брусковым, уточняя, что таких их всего двое в России. И оказывается по-своему прав, их двое если не в России, то в русской литературе: так же гордо именовал себя герой гончаровского «Обрыва» Марк Волохов, только считал, что он — единственный).
И одним из несомненных и очень важных достоинств спектакля «День на день не приходится» представляется именно эта «наследная линия», столь точно выстроенная режиссером и артистом: мелькнул некогда в «Доходном месте» адвокат Досужев — наблюдатель жизни Замоскворечья, и вот черты его, соединившись с иронической усмешкой автора, стали определяющими для сегодняшнего Досужева; подлинная драма человеческой беззащитности будет запечатлена Островским в «Шутниках» несколькими годами позже, чтобы еще позже, в «Пучине», подняться до высот трагедии. Здесь же, в «Тяжелых днях», — «что ни дело, то комедия», как поясняет Досужев своему приятелю, изящно счищая с зеленого яблочка кожуру.
А что же, как не комедия, вся эта незатейливая история о человеке, который «всего себя посвятил на пользу человечества» и продемонстрировал это, наказав подлеца, и соединил молодые любящие сердца Андрея (органичен и выразителен в этой роли студент Щепкинского училища С.Потапов) и Сашеньки (О.Жевакина)!
Комедия! Настоящая, беспримесная, с четко очерченными характерами. Если уж глупа Настасья Панкратьевна Брускова (И.Тельпугова), то и скрывать этого не надо: молодая, красивая женщина так силится понять, о чем говорят окружающие, что глаза ее от постоянного напряжения наполняются слезами, а рот полуоткрыт в волнении: не упустить ничего из сказанного, попытаться понять, запомнить. Если уж цинична бедная купчиха Круглова, мечтающая сбыть с рук дочку Сашеньку, то блистательно играющая ее Е.Дмитриева не скроет ни кокетства, ни привычки весело пожить за чужой счет, ни прикладываний к заветной фляжечке, что хранится в модном ридикюле... А до чего же противен стряпчий Мудров (В.Дубровский): даже чай из блюдечка он прихлебывает с каким-то особенно неприятным звуком, а уж когда начинает в предчувствии шальных денег есть варенье прямо из вазочки, макая в нее куски белого хлеба, — просто свинья свиньей!
И смешон в стремлении заполучить с Брускова деньги за побои «праздношатающийся человек» Василиск Перцов (Г.Дронов), притащивший за собой в дом такого же откровенного мошенника и проходимца Неизвестного (Д.Зеничев очень хорош в этой роли своей комической многозначностью — он играет, тоже используя своего рода обратную перспективу, возвращая память к роковому Неизвестному из «Пучины»). Только этот Неизвестный прозаичен и лишь изображает инфернальность.
А как хорош В.Борцов в роли Тита Титыча Брускова! Эдакая громадина без проблеска ума.
В спектакле много музыки, плясок, исполненных поистине мастерски (балетмейстер А.Лещинский). Всякий раз, когда персонажам недостает слов, души их начинают петь или плясать — это сделано так точно и тонко, что напоминает «Трудовой хлеб». Только там все было всерьез, здесь же — в шутку.
Лейтмотивом спектакля становится «Полька» М.Глинки — простенькая мелодия, памятная всем, кто обучался хотя бы азам игры на фортепиано: в ее звуках, воспроизводимых словно неопытной, ученической рукой, слышится ненавязчивая идея спектакля «День на день не приходится» — это лишь начало, лишь репетиция тех событий и поступков, что чреваты подлинной драмой.

Наталья СТАРОСЕЛЬСКАЯ
«Культура», №4 (7412) 29 января — 4 февраля 2004г

http://www.kultura-portal.ru/tree/cultpaper/article.jsp?number=502&rubric_id=206&crubric_id=100422&pub_id=519662

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Валерий Бабятинский (Кулыгин):

«Чехов – великий аранжировщик»

Если говорить о тех проблемах и нравственных установках, которые Чехов ставит в «Трех сестрах» и других своих произведениях, то смысл их вечен.

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Валерий Бабятинский (Кулыгин):
«Чехов – великий аранжировщик»

Если говорить о тех проблемах и нравственных установках, которые Чехов ставит в «Трех сестрах» и других своих произведениях, то смысл их вечен. 2000 лет назад, по Священному Писанию, Спаситель дал завет. Не прелюбодействуй, не укради, не убий и так далее. Что-то изменилось? Только таблички, вывески, больше ничего. Как грешили, так и грешат, кто-то кается, кто-то нет… Мне кажется, что, ставя сегодня Чехова, совершенно незачем думать о его «современном звучании». Вся классика современна, потому что она – на века, на длинную дистанцию, это не спринтерская, а стайерская позиция. Эти проблемы стоят перед рядом поколений – тех, которые ездили на извозчиках, которые осваивали конку, которые ездили в первых, еще дровами отапливаемых вагонах, которые сейчас на скоростных дорогах. И мне кажется, что современность должна заключаться в глубине проникновения в проблемы. Не в штучках-дрючках, не в финтифлюшках всяких: «А мы будем играть Чехова в современных костюмах! И я приду с плеером, пальцы веером, говорочек такой сделаю блатной!» Не в этом суть.
Иные говорят, что Чехов скучный. Это правда, скучный. Тогда, когда люди не исповедуют его идеологию, его религию. Тогда он малопонятен, не обаятелен, и проваливаются его пьесы, тоску наводят на зал. А если актеры зажигаются не сюжетом, а идеей, тогда возникает этот внутренний огонь чеховский, он неяркий, латентный, скрытый.
У меня за спиной и «Дядя Ваня», и «Вишневый сад», а сейчас «Три сестры»… Вы заметили, что у Чехова в пьесах нет счастливых людей? Нигде. А ведь он говорит о счастливой жизни, которая будет когда-то. В «Трех сестрах» у каждого полыхает душа. Здесь нет ни одного персонажа, которого не задела бы какая-то серьезная жизненная проблема. Но, когда мы читали четвертый акт, я сказал: у меня впечатление удивительно светлое. Это свойство интеллигентных людей: никогда не сдаваться и не предавать свою идею, религию. Так шли в лагеря российские интеллигенты, так погиб мальчик в Чечне, которого мучили, зверски убили за то, что он не хотел предать веру. Чехов говорит не о масках, а о душе, о подлинном. Он же врач, он же очень хорошо знает, что внутри у нас – ощутимо – никакой души нет, ее нельзя взвесить, потрогать руками, но есть нечто, что уходит из этого любимого тобой тела, и вдруг не с кем общаться, и мы начинаем рыдать, плакать… Несмотря на то, что он общается с душой, у него, как у врача, который знает, как мы устроены, некий не то чтобы скепсис, а вот такая улыбка, как у Джоконды. Первый раз я вообще не понял «Джоконду» а потом, через некоторое время снова к ней пришел… И однажды она меня к себе потянула, и я испытал ужас. Не радость, а ужас перед этой улыбкой существа, знающего нечто, что тебе никогда не будет доступно. Мне кажется, у Чехова есть этакая улыбка, снимающая лишний пафос, мишуру, помпезность, фальшь… Он слегка ироничен, и в этом его изюминка. И заметьте, что Островского, при всей невероятной мощности его таланта, нечасто ставят за рубежом, а Чехов пользуется признанием человечества. Он, с одной стороны, сложен, а с другой – очень прост для понимания и японца, и китайца, и новозеландца, и британца, и американца, и француза. Конечно, приоритет все-таки принадлежит русским. Но это уже связано с русским менталитетом, а таковой был и у Чехова.

- Образ Кулыгина производит двойственное впечатление. Сначала он напоминает «человека в футляре» (ограниченность, заботы о приличиях и нафталине), а в финале так добр и благороден…

- Вы говорите, он ограниченный. Но он приехал не из Парижа, не из Стокгольма, не из Лондона. Я не знаю, бывал ли он в Москве или Петербурге. Он живет в глухомани. Холодно, комары, скука. Я не думаю, что он из очень обеспеченной семьи. Подозреваю, что он вырвался из бедной среды, отвоевал свое место под солнцем. Да, он цитирует директора. А почему не допустить, что директор действительно достоин уважения? И что дурного в том, что Кулыгин ему подражает и стремится к своему росту? Плох тот солдат, который не хочет быть генералом. Скажите, пожалуйста, кого он обидел? Никого. Кому он сделал плохо? Никому. Он сделал кому-нибудь хорошо? Бесконечное количество раз. О нем говорят: сначала думали, что самый умный, а оказался самый добрый. Скажите, пожалуйста, а кто думал, что он самый умный? Все вокруг. Значит, были приведены в заблуждение достаточно интеллигентные, тонкие и талантливые люди. Тогда возникает вопрос: заблуждение ли это. Я думаю, что он умным и остался, но просто скучно. У них с Машей большая разница в возрасте, почти двадцать лет, это существенно. А напитаться какими-то новостями, чтобы увлекать все время молодую душу, ему неоткуда.
Ну, значит, самый добрый. Но это огромное качество – доброта. Вся христианская религия на этом строится: возлюби ближнего, как самого себя. Скажите: а кто из нас готов на такое самопожертвование, на которое пошел Кулыгин? Он прекрасно понимает, что ему изменяют. И говорит: не напомню ни единым словом, ни намеком. Он, безусловно, сочувствует Маше. Чтобы простить человека, надо его понять. Значит, он понял ее, понял, что ею движет. Девчонка, семь лет живут, нет детей… Монотонность жизни стала Машу тяготить. Откуда знают Ирина и Ольга, что происходит в семье? Со слов Маши. А что Маша говорит? Приходит муж домой, скучно, одно и то же рассказывает про латынь, про учеников… Вот офицеры бывали там, сям, они поют песни… А Кулыгин — человек другого характера, у него другой строй речи, умение всегда себя сдерживать. У военных – иная жизнь. Денис Давыдов шампанское на козырьке у окна пил, стрелялся. А он не имеет права на такую жизнь. На него смотрят гимназисты. Это человек достаточной внутренней культуры, принципов. Но для молодой женщины он менее ярок, менее привлекателен.
И что плохого в словах Кулыгина про нафталин? Он прагматик, практичный человек, все видит, хозяин в доме, все на его плечах. Я не знаю, чем занимается Маша, кроме того, что стонет. Даже на фортепьяно давно не играет. А на нем — хозяйство. Что лучше нафталина придумало человечество? Есть теперь какие-то спреи, но они, как выясняется, вредны для здоровья. А нафталин лежит себе в бабушкиных сундуках. Мне даже нравится его запах…
Почему сестры не едут в Москву? Если вы фаталист, то прекрасно знаете, что, сколько бы вы ни выстраивали свою судьбу, она вас треснет там, где предусмотрено Господом Богом. А что может сделать эта бедная девочка Ирина, у которой жизнь выбивает почву из-под ног? Она уже готова с нелюбимым лечь в постель, а в это время ее опять Чехов в роли Господа Бога бабахает по голове и стреляет в Тузенбаха. А что может сделать Ольга, превращающаяся в синий чулок, гимназическую даму, начальницу, если ее не берут замуж? Что может сделать Маша, если она обвенчана? Сопротивляются они? До какой-то степени – да. Разве Маша не сопротивляется тем, что идет навстречу Вершинину? Разве Ирина не сопротивляется? Она говорит: выйду замуж за Тузенбаха, только бы вырваться! Но дело в том, мне кажется, что здесь «В Москву, в Москву!» – это не «В Париж, в Париж!» Это ведь — на родину. Вот как евреи едут в Израиль, многие там никогда и не были, а все равно говорят – родина, земля обетованная. Это чувство родной земли, своих корней. Мать там умерла. Москва – это детство. Им там было хорошо, там их любили, там они любили. А здесь одни невзгоды, и они хотят обратно, в родное гнездо.
Чехов – фокусник, иллюзионист, очень тонкий, изысканно ироничный. Кулыгин говорит: «Тринадцать за столом!» Это расхожая примета, как черная кошка, которая переходит дорогу. А за столом сидят кто – Вольтер, Дидро? Обыватели, обычные люди. Они знают, что это неприятная примета. Кулыгин находит выход, чтобы разрядить обстановку. Он понимает, что сейчас именины, и не надо их омрачать. И он превращает это в шутку. Но у Чехова нет случайностей в пьесах. Когда Ирина говорит – «И мы уедем», то часы разбиваются. «Вдребезги» – говорит Чебутыкин. А если знать пьесу, то о чем идет разговор у Чехова со зрителем? Не поедете вы в Москву. Если Чайковский великий мелодист, то Чехов – аранжировщик. Разбитые часы, лопнувшая струна… Мне кажется, он пытается нам подсказать, как ставить пьесы.

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Эдуард Марцевич (Чебутыкин):

«Три сестры красивы, как душа Чехова»

Три сестры, наверное, и не могли уехать.

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Эдуард Марцевич (Чебутыкин):
«Три сестры красивы, как душа Чехова»

Три сестры, наверное, и не могли уехать. Так уж получилось, что жизнь разломала этот дом, эту семью. Последние слова Ольги – «если бы знать» — говорят о том, что непонятно, как всё произошло. Такая красивая, счастливая семья вдруг перестала существовать. Туда ворвалась эта Наташа и навела свой порядок, который не соответствовал их интеллигентности, определённой жизненной эстетике, пониманию жизни. Наташа принесла грубые привычки, которые, наверное, шли от её воспитания.
А почему так случилось? Ну почему у меня так складывается жизнь, у другого иначе? Есть масса причин, и внешних, и внутренних, и даже генетических. Мечты порой не соответствуют жизни, и возникают драмы, трагедии. Первый акт – светлый, красивый, солнечный, с роялем, песнями, застольем… Гости, фотографии, цветы… И третий акт – полное крушение дома Прозоровых.
— Но ведь сёстры даже не пытались противостоять Наташе!
— Вы знаете, есть такое понятие – врождённая интеллигентность. Не та интеллигентность, которая от знаний, а генетическая. В русском обществе до революции были какие-то особые взаимоотношения. Но в данной ситуации Чехов, наверное, больше писал о своих болях, а он был очень тонкий, нежный человек, и его сломала любовь к Книппер-Чеховой. Так и Прозоровы — удивительно интеллигентная семья, красивая, как душа Чехова. И вот врывается эта грубая жизнь, невоспитанная, с другого боку, идущая где-то в стороне, но она ворвалась, и поэтому прекрасный дом разрушился.
Наверное, у каждого человека в старости появляется своя философия жизни. Пройдя огромный путь, очень многое начинаешь понимать разумом. Мои сыновья сегодня такие эмоциональные, а мне хочется им сказать: поживите сперва, говорить будете потом. Фраза Чебутыкина: «Я ничего не знаю» — это фраза Сократа. С годами приходит мудрость. Во всём этом ансамбле жизненных страстей, происходящих на сцене, есть человек, который смотрит на всё «со стороны». Он всё видит, но его уже многое не трогает. Через всю пьесу проходят его фразы: «не всё ли равно!», «Впрочем, всё равно»…
Почему Чебутыкин равнодушно относится к предстоящей дуэли Солёного и Тузенбаха? Юрий Мефодьевич предложил следующее. Мой персонаж не верит, что эта дуэль может кончиться смертью. Ну, вспылили, но они же друзья… Если принять такую трактовку, то убийство становится неожиданным. Это последний и самый трагичный аккорд пьесы. А не то что Чебутыкин злодей, который ревнует Ирину к Тузенбаху, потому что был влюблён в её маму, а Ирина напоминает маму, а Тузенбах должен увезти Ирину на кирпичный завод, и Чебутыкин останется один.
- У многих возникает версия, что Ирина – дочь Чебутыкина.
- У меня тоже. Меня как актёра это греет. Чебутыкин, конечно, однолюб. «Жениться я не успел, потому что безумно любил твою матушку… Я любил покойницу маму». В этом есть что-то интимное, объединяющее Чебутыкина и Ирину. И потому возникает особое отношение к Ирине.
Мне кажется, каждая чеховская пьеса написана про него самого, про его ощущение жизни, взаимоотношения с миром, понимание людей. Три сестры – как три стороны души автора, я разделяю с Юрием Мефодьевичем Соломиным эту точку зрения. Такое, знаете, нежное-нежное прикосновение ко всему, создающее впечатление утончённости, природной интеллигентности и, казалось бы, бездейственности. Но на самом деле это не так. Думающий человек делает жизнь. Не зря некоторые страны «скупают мозги». И потому они богаты. Нет, мне кажется, думать, понимать, чувствовать – это немало. Что касается персонажей отрицательных… Тот, кто приходит с топором и рубит направо-налево, делает всё по-своему, не вызывает никакой симпатии. Но я не могу назвать их отрицательными. Наташа – просто другого воспитания человек. Ворвалась не в свою среду, села не в свои сани и выгнала всех остальных, сани забрала себе и помчалась. Пустила всех по миру… Не зря же Чебутыкин говорит Андрею: «Надень шапку, возьми в руки палку, и уходи без оглядки… И чем дальше уйдёшь, тем лучше!» Какой путь от начала пьесы, где я говорю: «Наталья Ивановна, и вам женишка желаю!», то есть дарю этого прекрасного мальчика Андрюшу, который на скрипке играет…
…Вот мне понравилось, как сказал знаменитый футболист Пеле, выступая на российском телевидении: «Что такое богатство? Есть две категории богатства. Есть люди богатые деньгами, но ведь их с собой не унесёшь «туда». А есть люди, которые накапливают жизнь духовную, жизнь красивую, ласку, радость, свет, цветы… Вот это они унесут в Вечность». И действительно, Чехов говорил, что такие люди являются путеводными звёздами для человечества… Не так много этих нежных, тонких людей, но именно они движут жизнь. Во всех чеховских произведениях главное – отгадать его душу. Смотрите, сколько лет прошло, скоро будет столетие со дня его смерти, а как человечество увлечено Чеховым! Чехов и Достоевский… Их любят и ставят везде. Чехов по-прежнему остаётся огромной загадкой, его считают родоначальником театра абсурда. Не Беккета, не Ионеско, а именно Чехова. Вот моя роль, с одной стороны, абракадабра, а с другой – тут определённая логика есть. И жизнь такова. Представляешь её так, а всё наоборот. И Чехов это каким-то чутьём схватил. Возьмите Льва Николаевича: у него всё просто, ясно, назидательно, с этаким указующим перстом… У Достоевского, конечно, космос. То, что он написал, он, наверное, слышал свыше, как Моцарт, Пушкин или Нострадамус. И у Чехова, мне кажется, тоже есть что-то, снизошедшее на него.
- Почему Чебутыкин всё время читает газеты?
- Мне кажется, он просто прикрывается, он не читает их. Юрий Мефодьевич сказал: «Он может сидеть и держать газету вверх ногами, делая вид, что читает». Просто Чебутыкину хочется быть здесь, быть рядом… «Ирина Сергеевна, пожалуйте сюда, я без вас не могу». Он всё время приходит, восемь месяцев не платит за квартиру, но дарит дорогой серебряный самовар…
- Что его гложет, когда он говорит: «О, если бы не существовать!»?
- Чебутыкина гложет бессмыслица жизни. Помню, мне говорили: «Вообще, жизнь – странная штука. С точки зрения галактики, где мы сейчас живём, она проходит в три секунды. А с точки зрения Вселенной – звук мгновенно лопнувшего мыльного пузыря». Потому Чебутыкин и говорит: «Ничего я не знаю, и никто ничего не знает. Вот вы сидите тут и ничего не видите, а у Наташи романчик с Протопоповым». У него огромная боль за этого бедного Андрюшу… Чебутыкин тонкий, нежный человек, который всю жизнь посвятил любимой женщине, и в её детях он видит отражение матери…

Сегодня, 28 января, отмечает день рождения популярная актриса театра и кино народная артистка России Людмила Петровна Полякова.

Поздравляем Людмилу Петровну с днем рождения! Желаем осчастливить своих поклонников новыми прекрасными ролями!

Сегодня, 28 января, отмечает день рождения популярная актриса театра и кино народная артистка России Людмила Петровна Полякова.
Людмила Петровна окончила Театральное училище им. М.С.Щепкина. Среди наиболее значительных ролей в Малом театре: Нянька («Дикарка» А.Н.Островского и Н.Я.Соловьева), Простакова («Недоросль» Д.И.Фонвизина), Марфа («Царь Борис» А.К.Толстого), Мурзавецкая («Волки и овцы» А.Н.Островского), Москалева («Дядюшкин сон» Ф.М.Достоевского), Аграфена Кондратьевна («Свои люди – сочтемся» А.Н.Островского), Филицата («Правда – хорошо, а счастье лучше» А.Н.Островского) и другие.
Сегодня Людмила Петровна готовится к премьере спектакля «Последняя жертва» А.Н.Островского, где она исполняет роль Глафиры Фирсовны.
Снялась в художественных фильмах «Секретарь парткома», «Восхождение», «Прощание с Матерой», «Встретимся в метро», «Молодая хозяйка Нискавуори», «Хозяйка детского дома», «Ломоносов», «Самозванцы».
Поздравляем Людмилу Петровну с днем рождения! Желаем осчастливить своих поклонников новыми прекрасными ролями!

Главный «гвоздь» достался Малому театру

Главный «гвоздь» достался Малому театру за спектакль «Правда - хорошо, а счастье лучше».

Главный «гвоздь» достался Малому театру

26 января в Театральном центре «На Страстном» прошла церемония вручения Московской театральной премии СТД РФ «Гвоздь сезона». Помимо пяти лидеров было отмечено еще 11 лучших спектаклей сезона, и все они получили по «гвоздю» - весьма элегантной статуэтке из хрусталя, напоминающей актерам и режиссерам, что они - рабочие, каждый день вбивающие в сцену гвозди своего таланта и мастерства. Иногда это получается ровно, иногда криво, иной раз шляпка отлетит или сам себя стукнешь по пальцу молотком. Главный «гвоздь» достался Малому театру за спектакль «Правда - хорошо, а счастье лучше». И председатель СТД Александр Калягин объяснил это так:

КАЛЯГИН: За чистоту актерской интонации, за свежесть звучания текста Островского на сцене, за блистательный актерский ансамбль.

Режиссер спектакля «Правда - хорошо, а счастье лучше» Сергей Женовач обошел своего учителя Петра Фоменко.

ЖЕНОВАЧ: Я не считаю себя победителем. Петр Наумович - великий, замечательный мастер. А то, что спектакль признали коллеги, - это радость. Мы и сочиняли в радость. Спектакль мы уже сыграли 43 раза, и всегда полные залы. Он дышит вместе с залом, а это самое главное, когда спектакль живой.

Петр Наумович Фоменко удостоен премии председателя СТД России. А вот победителем премии журнала «Страстной бульвар, 10» имени критика Александра Петровича Свободина стала театральный критик из Перми Татьяна Тихоновец.

ТИХОНОВЕЦ: Я получила подтверждение своего профессионализма. Я думаю, что мне просто легче работать будет. Вот и все.

Наталья Тагунова (комментатор)
2004/27/01 | 10:53

«Радиокомпания Маяк»
http://www.radiomayak.ru/culture/04/01/27/27500.html

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Александр Клюквин (Андрей): «Страдающая душа богаче сытой»

Почему сестры не уехали в Москву? Это судьба: и обстоятельства, и они сами, и то, что им было предписано.

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Александр Клюквин (Андрей): «Страдающая душа богаче сытой»

Почему сестры не уехали в Москву? Это судьба: и обстоятельства, и они сами, и то, что им было предписано. Тут можно вообще уйти в мистику. Кто-то не хотел, чтобы они уехали. Кому-то надо было, чтобы они остались, увидели смерть Тузенбаха. Может быть, не уехали, потому что слишком много говорили и мало делали. Не уехали, потому что Чехову надо было оставить их в провинции. Надо было разбить их жизнь от начала и до конца.
Я думаю, что причина поступков всех чеховских героев, конечно же, внутри. Вовне — это слишком просто. Например: стихийное бедствие, разлилась река, вот они и не уехали. Но зачем об этом писать?
Чехов исследует не внешние обстоятельства, а внутренние движения души. Мне кажется, из внешних обстоятельств в «Трех сестрах» только одно сильное проявление – это дуэль, смерть Тузенбаха. Все остальное – внутренние переживания, метания, внутреннее разрушение героев, внутреннее разрушение семьи. Почему они не уехали? Семья рухнула, некому уезжать. В первом акте была семья — сестры и Андрей. Они могли уехать. А во втором акте уже уезжать некому, нет семьи. Поэтому и не уехали. Все это называется одним словом: судьба.
Чеховский интеллигент, как идеал, недостижим. Никто не может про себя сказать: я сыграл чеховского интеллигента. Никто. Ни один актер, какой бы гениальный он ни был. Для того, чтобы сыграть чеховского интеллигента, надо быть Антоном Павловичем лично. Я не уверен, что мы все понимаем чеховского интеллигента так, как понимал его Чехов. Он им был, для него это было привычно. Для меня привычно ходить на двух ногах, я же не пишу трактатов по этому поводу. А для него было привычно быть интеллигентом. Его можно понимать по-разному… Насколько ты вырос, настолько ты понимаешь, что такое чеховский интеллигент. Недостижимая цель, недостижимое ощущение. К нему можно стремиться, ему можно подражать, учиться, но стать им нельзя.
Почему Чехову более симпатичны слабые и безвольные? Чехов – человек русский, а на Руси всегда любили сирых и убогих. Это нам всегда мешало и сейчас мешает. Мы очень любим тех, кто мало делает и не умеет работать. А переживать надо не за них, по большому счету, а за тех, кто умеет работать, кто может вытащить Россию. Слабые и безвольные Россию не вытащат, они такими и останутся, сочувствуем мы им или нет. Потому что даже если им дать гору золота, они ничего с ним сделать не смогут. Я не к тому, что не надо им давать денег и не надо за них переживать – надо. Но не надо возводить это в свою жизненную программу и в позицию. Не надо строить на этом идеи России и идеи жизни нашей.
А потом, Чехов – душевед, исследует души, он в этом деле мастер. И все тончайшие переплетения, которые есть в человеческой душе, особенно страдающей, очень интересны. Потому что страдающая душа гораздо богаче души сытой, той, которая находится в благополучном состоянии и идет к успеху. Я понимаю, что это немножко противоречит тому, что я сказал до этого. Но в данном случае я говорю о душе, а там я говорил о помощи, о жалости и о приоритетном отношении к кому-то.
Тут, в этой пьесе, я думаю, у каждого по кусочку от Антона Павловича. Да и вообще, во всех пьесах Чехова, во всем, что он написал, в каждом персонаже, даже если это собака или пьяный прохожий, есть часть Чехова. И если взять все, что он написал, это и будет Антон Павлович. Здесь то же самое. Значит, Андрей – это какая-то часть Антона Павловича, какая-то из его сторон. Для того, чтобы понять Чехова, надо понять Андрея вкупе со всеми остальными персонажами. Андрей совершает поступки, которые разрушают семью, вольно или невольно. Он разрушает взаимоотношения с сестрами, и, в конечном счете, это приводит к тому, что семья рушится полностью. Значит, Чехов был в чем-то перед кем-то виноват. Что-то такое у него в жизни было, и он захотел этим, может, исповедоваться.
Я не скажу, что во всем защищаю и оправдываю Андрея, но я могу его понимать и сочувствовать ему. Он слабый человек, не дай Бог мне про себя такое когда-нибудь сказать. Его сломили обстоятельства, может быть, собственная неподготовленность к жизни, может быть, неумение ее понять, отсутствие силы. Он рос в семье, где были три девочки, и отец, мне кажется, воспитывал его наравне со всеми тремя девочками. Может быть, это была ошибка отца. Отец не хотел, чтобы он стал офицером, хотел, чтобы он стал профессором… Неизвестно, с кого Чехов писал эту семью и вообще, была ли она. Я могу только предполагать. А в чем я могу его оправдать? Любовь все оправдывает. Он был влюблен… Но я не уверен, что это любовь с Наташей, это, скорее, всего, страсть, потому что очень уж быстро она прошла. А из страсти люди идут на любые поступки. Можно их оправдывать или нет, но они по-другому не могут.
Андрей не любит конфликтов. У него нет конфликтов нигде в пьесе. Единственный момент, когда он приходит к сестрам «защищать Наташу», но и то, после того, как он все сказал, что ему велела сказать Наташа, кается и просит прощения: не верьте мне. Он старается не попадать в конфликты, но если уж попал, то максимально осторожно хочет из этого конфликта выйти, если не удается, делает так, как ему говорят более сильные люди. А Наташа – сильная. Наташа – человек умный в семейном плане, опытный. У нее есть очень много рычагов давления. Это и тело, и совместная жизнь, и дети, и деньги, и то, что он кругом виноват: выпивает, играл, заложил дом. «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Где-то у него увяз коготок, и не было сил даже выдернуть этот коготок. Все, он весь увяз, пропал. Он виноват перед всеми: перед женой, перед детьми, перед сестрами. А интеллигентный человек свою вину переживает очень остро, гораздо острее, чем вину других людей против него.
У Андрея иногда возникает желание выбраться из этого, вырваться, но сил не хватает, не получается. Он, конечно, сознает, что что-то не так. Может быть, даже говорит себе, что не так, называет вещи своими именами, но выбраться не может. Пытается, но сил не хватает. Если у него не достало сил, чтобы коготок вытянуть, то уж самого себя вытащить – он же не Мюнхгаузен, чтобы за волосы из болота…
Есть противоречие в словах Андрея о Наташе: с одной стороны «шаршавое животное», с другой стороны – «люблю ее». Он, как интеллигентный человек, должен любить женщину, с которой живет. Такая странная обратная зависимость: если я на ней женат, значит, я ее люблю. Это вывихнутая зависимость, она сродни комплексу, от которого просто так отмахнуться нельзя, иначе придется себе сознаться в том, что ты вообще ноль. Андрей весь соткан из противоречий, самый противоречивый персонаж в этой пьесе. Он разрушенный почти с самого начала. У всех есть цельные, определенные характеры. И только Андрей меняется в каждом акте, он в каждом акте иной. И потом, когда он говорит с Чебутыкиным про «шаршавое животное», «за что и почему я ее люблю», то добавляет: «или, по крайней мере, любил». Как слабый человек, он тут же открывает себе путь к отходу.
Во втором действии Андрей еще пытается выбраться. Я здесь еще усматриваю борьбу некоторую, хотя, конечно, какая тут борьба? Это сродни непротивления злу насилием. Он по-другому не умеет, но он еще хочет что-то изменить, по крайней мере, мечтает что-то изменить. А в третьем действии, на пожаре, он понимает, что изменить ничего уже нельзя. Уже даже мечтаний нет. И в четвертом акте Андрей об этом вообще больше не говорит. Человек гаснет постепенно, видимо, такова стезя каждого слабого человека… В последнем действии мой герой говорит о будущем от отчаяния, понимая, что у него нет будущего. Он это знает, он это прочувствовал, он это за несколько лет прожил. Это последняя надежда, последний лучик, который мелькает, взгляд на солнце утопающего… Начинается все со слов «Все будет хорошо» и кончается, когда человек тонет и говорит: «Как я хочу, чтобы все было хорошо».