Новости

ЖИЗНЬ С ОБРАТНОЙ СТОРОНЫ

265-й сезон Малый театр открыл двумя премьерами, сыграть которые предполагалось ещё в мае: к 75-летию Великой Победы должен был выйти спектакль Андрея Житинкина «Большая тройка (Ялта-45)», а к 120-летию Эдуардо де Филиппо – «Рождество в доме Купьелло» итальянского режиссёра Стефано де Лука. При всех различиях в масштабах сюжетов, обе постановки построены на простой истине – то, что происходит за кулисами театра жизни, как раз и составляет подлинную сущность бесконечного представления, разворачивающегося на этих вечных подмостках.

Когда на сцену выходит Василий Бочкарев – один из корифеев Малого театра – невозможно не восхищаться тем, с какой виртуозностью он извлекает на свет божий то неповторимое, что есть в его героях, будь то забавный горемыка, рождённый талантом драматурга или реальная личность, изменившая ход истории. В обеих премьерах, которыми Малый театр открыл новый сезон, он играет центральные роли – наивного чудака синьора Купьелло, неапольского мальчишки, который даже постарев, так и не стал взрослым, и Иосифа Сталина, определяющего в пронизанной февральскими ветрами Ялте судьбы послевоенной Европы, да и не только Европы.

«Рождество в доме Купьелло» – одна из самых популярных пьес Эдуардо де Филиппо – вернулась на афишу Малого театра спустя почти полвека. Тогда, в середине 50-х режиссёру Леониду Варпаховскому не было необходимости специально «приближать» героев пьесы к зрителям в зале – их разделяло всего-то лет двадцать с небольшим и узнаваемость типажей и ситуаций была абсолютной. Рискнем предположить, что итальянец Стефано де Лука (это его четвёртая постановка в Малом) вполне сознательно последовал примеру своего выдающегося советского коллеги – XXI век, каким бы сумасшедшим он нам ни казался, в механизмы человеческих страстей никаких существенных изменений не внес. Да и изнанка любой человеческой жизни – невыплаканные слезы, нереализованные желания, несбывшиеся мечты – тоже, по сути, не меняется. Так что суровые монтировщики, поворачивающие маленький мирок семейства Купьелло то лицом к зрителю, то оборотной стороной, в сценографии де Лука, похоже, возведены в ранг ассистентов античных мойр.

По правде говоря, вся эта рождественская история разворачивается по законам не столько веселой и искрометной итальянской комедии, столько классической русской драмы в чеховском духе – люди-то все хорошие, и любят друг друга, как умеют, да только уж очень несчастные. Измученная неизбывными домашними заботами Кончетта (Евгения Глушенко) давно утратила надежду выбиться из полунищенского существования и мечтает только о счастье для своих детей. Дочку она выдала замуж за вполне обеспеченного лавочника, а любимого недоросля-сыночка держит у своей юбки, ограждая от «жестокого» мира. Нинучча (Ольга Абрамова), уступив настояния матери дабы не повторить её судьбы, вышла за предприимчивого и «горячего как Везувий» Никколо (Михаил Фоменко), но, в отличие от неё жить до конца дней с нелюбимым мужем категорически не согласна. А оболтус Томазино (Александр Наумов) – ненаглядный мамин сыночек, выгнанный из всех школ Неаполя, как ни странно, достойный сын своего отца. Он ведь тоже ничего не умеет и уметь не хочет. Попросту не хочет взрослеть. Все разговоры о том, что ему не нравится вертеп, который мастерит к Рождеству отец, всего лишь обычный подростковый бунт: на следующий год они будут делать его вместе, а когда отца не станет, Томазино наверняка продолжит семейную традицию.

А что же сам глава семейства? В муже, так и не оправдавшем её женских надежд, Кончетта давно не видит ни опоры, ни защиты. Он для неё и не муж, в общем-то, а ещё один ребенок, за которым нужен глаз да глаз. Не зря соседи говорят, что ей надо было родиться в штанах (русское «я и баба, и мужик» - это как раз о ней). Василий Бочкарёв и играет своего Луку эдаким «постаревшим мальчуганом», в котором никакие невзгоды и неудачи не смогли убить веру в чудо и мудрость Божьего промысла. Рождественский вертеп для него – это и несбыточная мечта об образцовом семействе («если вы не будете жить в мире и согласии, я не попаду в рай!»), и воплощение земного счастья, несводимом к деньгам. И дары, которыми он, подобно волхвам, оделил своих близких – лучшее доказательство его правоты.

Навести порядок и в одном отдельно взятом семействе не у каждого получается, что уж говорить о большом мире. Особенно, если он всё ещё корчится в пламени самой кровопролитной войны в истории человечества. Что чувствовали, о чём думали, чего больше всего на свете боялись лидеры «Большой тройки», когда решали, каким будет послевоенный мир? Поиском ответов на эти вопросы задался шведский драматург Лукас Свенссон. Его «Ялта» (так в оригинале называется пьеса) – плод кропотливой архивной работы, изучения огромного числа документов, включая воспоминания участников событий. Как известно, Швеция во время Второй мировой официально придержалась политики нейтралитета, и «шведский взгляд» на одно из ключевых событий ХХ века – это своего рода «смена оптики», да ещё и с эффектом отстранения, что в сумме даёт заслуживающий внимания результат. Свенссон не претендует на истину в последней инстанции – перед нами не хроника, а художественная реконструкция. Именно так обозначил жанр постановки режиссер Андрей Житинкин (для него это тоже четвертая по счету постановка в прославленном театре).

В сценографии художника Андрея Шарова прослеживается тот же принцип двух сторон одной медали, одинаково видимых зрителю – три платформы, вписанные в строгие интерьеры Ливадии, плавно скользят вверх и вниз, словно огромные поршни двигателя мировой политики. Те, кто заставляет эти поршни двигаться в нужном направлении, не названы по именам. Они обозначены только своим «функционалом». На сцене действуют Председатель Совета народных комиссаров СССР, Президент США и Премьер-министр Великобритании.

У рыцарей мировой политики, как и полагается, есть свои оруженосцы – Алексей (Василий Зотов), Генри (Александр Дривень) и Смит (Александр Волков). Своего рода «малая тройка». О каждой из этих актерских работ можно было бы говорить отдельно – о тщательности выстроенных ролей, слаженности дуэтов с мэтрами. Не имея такой возможности, отметим главное – чернорабочие большой дипломатии получились живыми и убедительными.

Мэтрам же представилась возможность поиграть с тайной, ведь всей правды о ялтинской конференции никто никогда не узнает. С лицевой стороны – лидер большой страны, от слов и поступков которого напрямую зависят жизни и смерти миллионов людей. С оборотной – человек, которому ничто человеческое не чуждо. Переходы из одной ипостаси в другую ведущие мастера Малого театра выполняют с филигранной точностью и безупречным чувством меры. Режиссер максимально усложнил актёрам задачу, отказавшись и каких бы то ни было «портретных» пристроек, вроде грима или характерного акцента.

Роль Рузвельта до последней возможности репетировал Борис Клюев – прекрасный, тонкий и мудрый артист. Борис Владимирович надеялся, что, пусть не на премьере, но все-таки выйдет на сцену. Не случилось. И нужно отдать должное мужеству и профессионализму Владимира Носика, буквально подхватившего это «знамя», выпавшее из рук коллеги. Его Рузвельт и на пороге смерти остается выдающимся стратегом, знающим цену своим союзникам: «Это трехсторонняя встреча, – увещевает он Черчилля, – а не встреча двух с одним. Если двое встретятся прежде, а потом пойдут на встречу к третьему, он непременно догадается об этом и ничего не будет». А когда маска политика сползает с его лица, перед нами просто уставший, смертельно больной человек, которому хочется оказаться в своем маленьком садике, среди любимых внуков и цветов, посаженых любимой женой.

Черчилль в исполнении Валерия Афанасьева получился то ли философствующим интриганом, то ли интригующим философом. Он может быть напористым и непоследовательным в одно и то же время. А что делать, если «весь мир непоследователен»? Британского премьера трудно заподозрить в сентиментальности, а между тем, он на полном серьёзе мечтает о том, чтобы всё поскорее закончилось, Гитлера забыли, и Европа стала похожа «на первый весенний цветок – подснежник».

Труднее всего пришлось Василию Бочкареву, играющему Сталина. Отказаться от растиражированного десятками фильмов и спектаклей шаблона, от набившего оскомину клише – недостаточно. Важно найти краски, которые позволили бы показать не только противоречивость этой натуры, но и помогли бы хоть на несколько мгновений заглянуть под непроницаемый покров тайны, которым как броней окружил себя этот человек. И Бочкареву это удалось поистине блистательно.

Урок, преподанный потомкам «Большой тройкой» 75 лет тому назад, не утратил актуальности и сегодня. Каждый из троих прекрасно отдавал себе отчёт в том, что «победная стратегия тоже подразумевает жертвы». Это высшая мудрость настоящего политика, единственная возможность в любой ситуации, какой бы неразрешимой она ни казалась, достичь приемлемого результата. Вот потому Сталину, Рузвельту и Черчиллю и удалось обеспечить Европе такой долгий мир.

Виктория ПЕШКОВА, "Литературная газета", 15 октября 2020 года


Дата публикации: 20.10.2020

265-й сезон Малый театр открыл двумя премьерами, сыграть которые предполагалось ещё в мае: к 75-летию Великой Победы должен был выйти спектакль Андрея Житинкина «Большая тройка (Ялта-45)», а к 120-летию Эдуардо де Филиппо – «Рождество в доме Купьелло» итальянского режиссёра Стефано де Лука. При всех различиях в масштабах сюжетов, обе постановки построены на простой истине – то, что происходит за кулисами театра жизни, как раз и составляет подлинную сущность бесконечного представления, разворачивающегося на этих вечных подмостках.

Когда на сцену выходит Василий Бочкарев – один из корифеев Малого театра – невозможно не восхищаться тем, с какой виртуозностью он извлекает на свет божий то неповторимое, что есть в его героях, будь то забавный горемыка, рождённый талантом драматурга или реальная личность, изменившая ход истории. В обеих премьерах, которыми Малый театр открыл новый сезон, он играет центральные роли – наивного чудака синьора Купьелло, неапольского мальчишки, который даже постарев, так и не стал взрослым, и Иосифа Сталина, определяющего в пронизанной февральскими ветрами Ялте судьбы послевоенной Европы, да и не только Европы.

«Рождество в доме Купьелло» – одна из самых популярных пьес Эдуардо де Филиппо – вернулась на афишу Малого театра спустя почти полвека. Тогда, в середине 50-х режиссёру Леониду Варпаховскому не было необходимости специально «приближать» героев пьесы к зрителям в зале – их разделяло всего-то лет двадцать с небольшим и узнаваемость типажей и ситуаций была абсолютной. Рискнем предположить, что итальянец Стефано де Лука (это его четвёртая постановка в Малом) вполне сознательно последовал примеру своего выдающегося советского коллеги – XXI век, каким бы сумасшедшим он нам ни казался, в механизмы человеческих страстей никаких существенных изменений не внес. Да и изнанка любой человеческой жизни – невыплаканные слезы, нереализованные желания, несбывшиеся мечты – тоже, по сути, не меняется. Так что суровые монтировщики, поворачивающие маленький мирок семейства Купьелло то лицом к зрителю, то оборотной стороной, в сценографии де Лука, похоже, возведены в ранг ассистентов античных мойр.

По правде говоря, вся эта рождественская история разворачивается по законам не столько веселой и искрометной итальянской комедии, столько классической русской драмы в чеховском духе – люди-то все хорошие, и любят друг друга, как умеют, да только уж очень несчастные. Измученная неизбывными домашними заботами Кончетта (Евгения Глушенко) давно утратила надежду выбиться из полунищенского существования и мечтает только о счастье для своих детей. Дочку она выдала замуж за вполне обеспеченного лавочника, а любимого недоросля-сыночка держит у своей юбки, ограждая от «жестокого» мира. Нинучча (Ольга Абрамова), уступив настояния матери дабы не повторить её судьбы, вышла за предприимчивого и «горячего как Везувий» Никколо (Михаил Фоменко), но, в отличие от неё жить до конца дней с нелюбимым мужем категорически не согласна. А оболтус Томазино (Александр Наумов) – ненаглядный мамин сыночек, выгнанный из всех школ Неаполя, как ни странно, достойный сын своего отца. Он ведь тоже ничего не умеет и уметь не хочет. Попросту не хочет взрослеть. Все разговоры о том, что ему не нравится вертеп, который мастерит к Рождеству отец, всего лишь обычный подростковый бунт: на следующий год они будут делать его вместе, а когда отца не станет, Томазино наверняка продолжит семейную традицию.

А что же сам глава семейства? В муже, так и не оправдавшем её женских надежд, Кончетта давно не видит ни опоры, ни защиты. Он для неё и не муж, в общем-то, а ещё один ребенок, за которым нужен глаз да глаз. Не зря соседи говорят, что ей надо было родиться в штанах (русское «я и баба, и мужик» - это как раз о ней). Василий Бочкарёв и играет своего Луку эдаким «постаревшим мальчуганом», в котором никакие невзгоды и неудачи не смогли убить веру в чудо и мудрость Божьего промысла. Рождественский вертеп для него – это и несбыточная мечта об образцовом семействе («если вы не будете жить в мире и согласии, я не попаду в рай!»), и воплощение земного счастья, несводимом к деньгам. И дары, которыми он, подобно волхвам, оделил своих близких – лучшее доказательство его правоты.

Навести порядок и в одном отдельно взятом семействе не у каждого получается, что уж говорить о большом мире. Особенно, если он всё ещё корчится в пламени самой кровопролитной войны в истории человечества. Что чувствовали, о чём думали, чего больше всего на свете боялись лидеры «Большой тройки», когда решали, каким будет послевоенный мир? Поиском ответов на эти вопросы задался шведский драматург Лукас Свенссон. Его «Ялта» (так в оригинале называется пьеса) – плод кропотливой архивной работы, изучения огромного числа документов, включая воспоминания участников событий. Как известно, Швеция во время Второй мировой официально придержалась политики нейтралитета, и «шведский взгляд» на одно из ключевых событий ХХ века – это своего рода «смена оптики», да ещё и с эффектом отстранения, что в сумме даёт заслуживающий внимания результат. Свенссон не претендует на истину в последней инстанции – перед нами не хроника, а художественная реконструкция. Именно так обозначил жанр постановки режиссер Андрей Житинкин (для него это тоже четвертая по счету постановка в прославленном театре).

В сценографии художника Андрея Шарова прослеживается тот же принцип двух сторон одной медали, одинаково видимых зрителю – три платформы, вписанные в строгие интерьеры Ливадии, плавно скользят вверх и вниз, словно огромные поршни двигателя мировой политики. Те, кто заставляет эти поршни двигаться в нужном направлении, не названы по именам. Они обозначены только своим «функционалом». На сцене действуют Председатель Совета народных комиссаров СССР, Президент США и Премьер-министр Великобритании.

У рыцарей мировой политики, как и полагается, есть свои оруженосцы – Алексей (Василий Зотов), Генри (Александр Дривень) и Смит (Александр Волков). Своего рода «малая тройка». О каждой из этих актерских работ можно было бы говорить отдельно – о тщательности выстроенных ролей, слаженности дуэтов с мэтрами. Не имея такой возможности, отметим главное – чернорабочие большой дипломатии получились живыми и убедительными.

Мэтрам же представилась возможность поиграть с тайной, ведь всей правды о ялтинской конференции никто никогда не узнает. С лицевой стороны – лидер большой страны, от слов и поступков которого напрямую зависят жизни и смерти миллионов людей. С оборотной – человек, которому ничто человеческое не чуждо. Переходы из одной ипостаси в другую ведущие мастера Малого театра выполняют с филигранной точностью и безупречным чувством меры. Режиссер максимально усложнил актёрам задачу, отказавшись и каких бы то ни было «портретных» пристроек, вроде грима или характерного акцента.

Роль Рузвельта до последней возможности репетировал Борис Клюев – прекрасный, тонкий и мудрый артист. Борис Владимирович надеялся, что, пусть не на премьере, но все-таки выйдет на сцену. Не случилось. И нужно отдать должное мужеству и профессионализму Владимира Носика, буквально подхватившего это «знамя», выпавшее из рук коллеги. Его Рузвельт и на пороге смерти остается выдающимся стратегом, знающим цену своим союзникам: «Это трехсторонняя встреча, – увещевает он Черчилля, – а не встреча двух с одним. Если двое встретятся прежде, а потом пойдут на встречу к третьему, он непременно догадается об этом и ничего не будет». А когда маска политика сползает с его лица, перед нами просто уставший, смертельно больной человек, которому хочется оказаться в своем маленьком садике, среди любимых внуков и цветов, посаженых любимой женой.

Черчилль в исполнении Валерия Афанасьева получился то ли философствующим интриганом, то ли интригующим философом. Он может быть напористым и непоследовательным в одно и то же время. А что делать, если «весь мир непоследователен»? Британского премьера трудно заподозрить в сентиментальности, а между тем, он на полном серьёзе мечтает о том, чтобы всё поскорее закончилось, Гитлера забыли, и Европа стала похожа «на первый весенний цветок – подснежник».

Труднее всего пришлось Василию Бочкареву, играющему Сталина. Отказаться от растиражированного десятками фильмов и спектаклей шаблона, от набившего оскомину клише – недостаточно. Важно найти краски, которые позволили бы показать не только противоречивость этой натуры, но и помогли бы хоть на несколько мгновений заглянуть под непроницаемый покров тайны, которым как броней окружил себя этот человек. И Бочкареву это удалось поистине блистательно.

Урок, преподанный потомкам «Большой тройкой» 75 лет тому назад, не утратил актуальности и сегодня. Каждый из троих прекрасно отдавал себе отчёт в том, что «победная стратегия тоже подразумевает жертвы». Это высшая мудрость настоящего политика, единственная возможность в любой ситуации, какой бы неразрешимой она ни казалась, достичь приемлемого результата. Вот потому Сталину, Рузвельту и Черчиллю и удалось обеспечить Европе такой долгий мир.

Виктория ПЕШКОВА, "Литературная газета", 15 октября 2020 года


Дата публикации: 20.10.2020