Новости

Список ролей Александра Дривеня в Малом театре впечатляет. Тут и Милон в «Недоросле» Д.И. Фонвизина, и Молчалин в «Горе от ума» А.С. Грибоедова, Германн в пушкинской «Пиковой даме» и граф Роберто в комедии Гольдони «Влюблённые», Дон Жуан А.К. Толстого и Гриша Разлюляев в «Бедности не порок» А.Н. Островского. О любимых ролях, о том, откуда он черпает вдохновение и как стать настоящим артистом, Александр размышляет в своём интервью для газеты «Малый театр».

– Когда смотришь на перечень сыгранных тобою ролей, видишь, что это абсолютно разные амплуа, жанры, образы. Как тебе это удаётся и какие роли ближе?
– Поступив в Щепкинское училище, я думал, что я «герой». Но в процессе обучения понял, что мне интереснее характерные роли. В них я свободен, они позволяют оставлять зазор для импровизации, что мне всегда было интересно, и интересно до сих пор.

– Такие роли, как, например, граф Роберто в спектакле «Влюблённые» Гольдони?
– Да, это было увлекательное, чудесное время, когда работа приносила огромное удовольствие. Весь репетиционный процесс построили на игре, на поиске в себе какого-то игрового начала, который, безусловно, присущ итальянскому театру. Эта роль острохарактерная, масочная, мне было очень интересно во всём этом существовать.

– Руководителем курса в училище у тебя был Виктор Иванович Коршунов. Расскажи, чему он учил вас?
– Когда нас набирали, Виктор Иванович заболел. Поэтому он не присутствовал на конкурсе, но нас снимали на видео и отправляли ему в больницу. Он всё смотрел и принимал участие в наборе, потому что для него это было очень важно. Большое событие в моей жизни, когда в первых числах сентября В.И. Коршунов пришёл в училище. И, несмотря на то, что он был не совсем здоров и не окреп после болезни, это была такая энергетика, такая природа, которая не дает от себя отвести взгляд. Мы рассказали ему о себе, он всё внимательно выслушал и сказал нам: «В лучшем случае из вас всех актерами станут двое, а скорее всего не станет никто». Я подумал, ничего себе, и как дальше жить? И до сих пор я думаю над этой его фразой. Что значит стать актером? Ты можешь закончить училище, попасть в театр, сниматься в кино, но это ещё не значит, что ты стал артистом. И я не знаю, что такое стать артистом, овладеть этим делом… Про техническую профессию можно сказать – ты научился класть крышу и делаешь это прекрасно, ремонтируешь автомобиль или варишь суп, и делаешь это лучше всех на свете. А здесь очень трудно оценить объективно, и мне кажется, что артистов не так много…

– Может быть, потому что это не результат, а процесс?
– Конечно, ни на секунду нельзя выключаться из процесса в этой профессии. Ты всё время должен находиться в каком-то поиске, развитии. Это познание себя, человека вообще, а познание человека включает все сферы жизни. Поэтому любознательность, внимание – это самые главные актерские качества. Иной раз сам не знаешь, что дало тебе толчок к развитию, к пониманию роли. Иногда это выставка какая-то, иногда концерт. Классическая музыка – это такой заряд энергии, такое погружение во что-то настоящее, недостижимое, что является стимулом, двигателем развиваться. А иногда какая-нибудь жизненная ситуация, на которую ты обратил внимание в общественном транспорте, на улице, и ты вдруг думаешь – оп! А как интересно, а какая реакция нестандартная! К сожалению, темпоритмы жизни сейчас так высоки, а цифровые технологии и гаджеты отнимают столько времени, что ты всё меньше и меньше смотришь по сторонам. А артист – это безусловно тот, кто смотрит по сторонам всю жизнь.

– Поэтому театр всегда современен? Потому что актер переносит современную жизнь на сцену, даже играя классику?
– Безусловно. Большая литература и драматургия потому и классика, что она поднимает вечные вопросы. Ты читаешь Островского и понимаешь, что это про меня. А раз меня это волнует, и остро волнует, то будет волновать и зрителя. Самое главное, чтобы ты не был равнодушен. Надо всегда искать точки соприкосновения. Когда ты их находишь, сам получаешь удовольствие, потому что понимаешь, о чём говоришь, про что играешь, и это находит отклик у зрителя, ему становится понятно поведение твоего героя, он и себя в нём узнает.

– Твоя первая роль на сцене Малого театра – Ряженый, как раз в спектакле по Островскому – «Бедность не порок».
– Да, нас взяли в этот спектакль, когда мы ещё учились на третьем курсе. И большая удача, что в 2013 году меня ввели на роль Гриши Разлюляева. К сожалению, эта удача случилась благодаря тому, что Серёжа Потапов, первый исполнитель роли, получил травму во время спектакля. Но это такая театральная реальность: один артист заболевает, а другой появляется. Спасибо Юрию Мефодьевичу Соломину – насколько я знаю, это была его инициатива предложить меня на роль Гриши. Она стала именной той ролью, которой мне не хватало. В ней есть и возможность импровизации, и каких-то поисков. И, мне кажется, я с каждым спектаклем пытаюсь отдалиться от Серёжиного рисунка, хотя, безусловно, я обезьянничаю и в этом не вижу ничего плохого, потому что Серёжа делает это замечательно, а если так – то чего же и не пойти по той же дорожке, проторенной, но, естественно, со своей индивидуальностью и своим взглядом.

– Из последних работ у тебя две большие роли в спектаклях А.А. Житинкина «Пиковая дама» А.С. Пушкина и «Маскарад» М.Ю. Лермонтова. Расскажи про них, что их объединяет и различает.
– Сначала я попал к Андрею Альбертовичу в спектакль «Любовный круг» по С. Моэму. Это тоже был срочный ввод, и я с любовью и интересом играл эту роль. Она была острохарактерная, и я большой кайф получал от неё, и потом, когда ты в эпизодической роли находишь какой-то ключик – это всегда здорово. Потом была большая удача, что практически сразу после прихода в театр я получил такие серьёзные роли как Германн и Звездич. И здесь, конечно, на первом месте материал. Это такой уровень драматургии и литературы, что ты просто не имеешь права отнестись к нему спустя рукава. Чем выше материал, тем сложнее открывать и понимать его. К Пушкину я отношусь с большой любовью, хотя, покажите мне русского человека, который относится к Пушкину иначе. Роль Германна очень трудная, я только какую-то маленькую часть в ней для себя понял и приоткрыл. Хотя история простая, история человека, который хочет всё и сразу – это очень современно. Я не считаю, что это отвратительно и ужасно, я в какой-то степени оправдываю его. Уровень страсти, уровень эмоций настолько высок и настолько отличает Германна от обычных людей, что мне этот персонаж ужасно интересен. Мне довольно трудно рассуждать об этой работе, потому что она во многом интуитивна. И отчасти также и со Звездичем. Жалко, что я не всё понял, многое осталось в тени. Тут тот же интерес к человеку страстному, ведь Звездич бросает вызов Арбенину в конце спектакля. Ну, покажите мне сейчас человека, который, когда его оскорбили, вызовет на дуэль и будет драться. А Звездич понимает, что жизнь его кончилась на этом, потому что его честь оскорблена.

– Как ты работаешь над своими ролями? Как ищешь те «точки соприкосновения» с ролью?
– Мне трудно дать конкретный ответ на этот вопрос. Я всё время нахожусь в неуверенности, но это такая хорошая неуверенность. Если б я знал план и закон, как нужно работать над ролью и существовать в этой профессии, я бы сразу себя ограничил. В том-то и дело, что каждая встреча с новой работой даёт возможность абсолютно по-новому подойти к процессу. Когда мы были студентами, нас так опекали – мы приходили, и педагоги из нас лепили, а мы с горящими глазами говорили: «Да, конечно!» Когда же я пришёл в театр, всё поменялось. Я понял, что выхожу на сцену и не знаю, что делать. Это ужасно, конечно, потому что за тем тебе и даны 4 года. У меня была паника. Все законы, которые работали в училище на камерной сцене, не работали на большой. Я довольно долго к этому приспосабливался. Я думал, что делать – переучиваться? И я стал наблюдать за нашими артистами, подглядывать за ними из-за кулис. Что-то стал для себя отмечать, впитывать, особенно когда такие прекрасные артисты на сцене. Это очень важная часть профессии, именно такое наблюдение позволило мне понять многие моменты, которые я не понимал, и приоткрыло какие-то дверки.

Вера Тарасова