Новости

​БОРИС КЛЮЕВ - О КРЫМЕ, ПОЛИТИКЕ И МАЙКАХ-АЛКОГОЛИЧКАХ

Высокий, сдержанный, интеллигентный, без кокетства и наигранности – таким запомнился народный артист РФ, член правления Гильдии актёров кино России Борис Владимирович Клюев во время интервью «Крымской газете».


- Современный театр в погоне за зрителем часто становится зрелищем. Как соблюсти грань, чтобы привлечь публику, но не стать неприличным в этой погоне?
- Я не против любого жанра, но должна быть чёткая градация, что есть национальный театр. Здесь не должно быть экспериментов, но даже если они есть, то они должны быть направлены на углубление материала. Рядом может быть другой театр, который, допустим, уходит в психологию, драму - он тоже имеет право на существование. Имеет право на существование театр экспериментальный, где можно много разного пробовать. И не надо эти разные театры в кашу сваливать.
Я часто рассказываю следующую историю: был на фестивале в Москве, приехал немецкий крупный театр. На сцене играл большой актер, уже в возрасте. Довольно скучная была постановка из какой-то там королевской жизни. И вдруг в какой-то из моментов этот актёр начал раздеваться – подробно, долго. Я еще подумал – как это смело! И вдруг он разделся абсолютно догола. С точки зрения эстетики смотреть на обрюзгшего человека было неприятно. А передо мной сидел мальчик и мама. Мальчик смотрел на сцену, потом оборачивается к маме и говорит: «Мама, что это?!» И мне показалось, что вот эта реплика ребенка была всей оценкой спектакля. С точки зрения профессионала я понимаю, что бывает нужно оживить, резко сменить темпоритм, чтобы привлечь зрителя, но не этим же! Я не люблю мат со сцены или в кино. Я когда на пробы новой картины прихожу, меня просят бывает сказать что-то эдакое, я отказываю, я этого говорить не буду, даже для характерности роли, это мой принцип.

- Вы играли, особенно в фильмах, аристократов, холеных немецких офицеров, агента ЦРУ. Но широкую известность вам принесла роль Николая Петровича Воронина, человека в спортивных штанах. Кого сложнее играть?
- Воронина сложнее, безусловно. Во-первых, я чувствую в себе породу, меня не нужно учить манерам, во мне это есть. В своё время я с моей интеллигентной мордой не вписывался в председателей колхоза. Я не социальный герой, а только эсер, белогвардеец и так далее. Я к этому привык. Но идет время, я становлюсь старше, меняется страна, и вдруг оказываются нужны западные герои, олигархи – это как раз то, что я всегда играл.
Когда приехали американцы (а «Воронины» - это их проект), они пригласили меня на пробы, дали задание: вы любите смотреть футбол по телевизору и пить пиво. И я стал импровизировать: комментировал матч, подхохатывал, шмыгал пивом, в общем, дал дрозда! Мне это было не сложно. Меня утвердили, но столкнулись с проблемой: из-за моей интеллигентной внешности одежда очень опасна. Тут я стал вспоминать свое детство, огромный московский двор, стол, обитый кровельным железом, то, как мужики в семирублевых трениках и майках-алкоголичках во дворе сидели и играли в домино. Люди, которые меня знают, они не могут понять, как так может быть: Клюев это совсем не Воронин! Более того, когда я сыграл Арбенина в «Маскараде», некоторые зрители после этого кричали, что я должен уйти из «Ворониных». А я считаю, что это профессионализм – уметь играть разных людей.

- Теперь вопрос про вашу специфическую внешность. Откуда она у вас такая, где ваши корни?
- Я, к сожалению, плохо об этом знаю. Я знаю, что дед мой - Фёдор Васильевич Клюев – был околоточный надзиратель в Москве. То ли казачья у меня кровь, то ли польская, - не известно ничего. Несколько раз пытался выяснить это, покопаться в родословной, даже за деньги, но оказывается, что не всё могут найти, нити обрываются. Единственное моё детское воспоминание, это мои две красавицы-бабушки: высокие брюнетки с голубыми глазами. Моей бабушке Клюевой было 70 лет и у неё не было ни одного седого волоса.

- Николай Петрович Воронин служил в погранвойсках. А вы?
- В то время служили три года. Меня забрали после второго курса «Щепки», в Гороховецких лагерях я окончил сержантскую школу, оператор ПТУРС. А потом меня перевели в отдельный показательный оркестр министерства обороны, им был нужен ведущий и чтец, и там я уже заканчивал службу. Более того, после армии меня пригласили в ансамбль им. Александрова, но я отказался – хотел учиться дальше. Хотя, надо признаться, в ансамбле платили живые деньги, можно было поездить по гастролям, мир повидать, очень многие из приглашённых оставались. А я считал, что нужно учиться, у меня были другие мысли и фантазии.

- По поводу фантазий – вы же с детства хотели быть актёром?
- До шестого класса я хотел быть моряком торгового флота. Потому что мне кто-то сказал, что мне очень пойдет морская форма. И этого было достаточно (смеётся).

- Вы сами учились в Щепкинском училище, а теперь там преподаёте. Так нужно ли учиться актёрству?
- Любой дар нужно развивать. Алмаз должен быть в огранке, иначе он так и останется серым булыжником. Обязательна тонкая работа. Необходимо, прежде всего, терпение. К сожалению, многие педагоги спешат, торопятся, и молодые актеры получаются незрелые. Я стараюсь этого избегать.

- А проблема со снижением уровня качества «абитуриентского материала» коснулась и театральных вузов?
- Это же не абитуриенты виноваты, а система. Иосиф Виссарионович Сталин говорил, что приходится работать с теми людьми, которые есть. И я всегда говорю педагогам, которые начинают мне жаловаться на студентов как заведующему кафедрой, что к нам приходят полуфабрикаты. А наше дело – сделать из них готовых артистов.

- Есть мнение, что чем актёр глупее и бесхарактернее, то тем режиссеру легче с ним работать, что актёр – только лишь инструмент или же глина в режиссерских руках. Как вы относитесь к этому мнению?
- Я всегда его ставлю под большое сомнение. Это мнение - исключительно позиция режиссёра. Я считаю, что, прежде всего, нужна актёрская индивидуальность. Режиссёр формует глину и уходит, а артист остаётся и другому режиссёру такая его слепленая форма не нужна. Я всегда учу студентов самостоятельности, чтобы они не зависели ни от кого, чтобы делали всё сами, ни на кого не надеялись. Это мой опыт, я эту школу прошел. Если есть хороший режиссёр – это прекрасно, но артист всегда должен думать над ролью, все время думать, и тогда он будет развиваться как личность: чем больше огранки, тем алмаз ценнее.
Я всё время говорю студентам – возьми, подготовь отрывок. Я помню, однажды в молодости у меня сложилась ситуация дикой нехватки денег. И я поехал заработать на целину с концертной бригадой, не зная ничего, не понимая, что я буду там делать. В самолете мы стали вспоминать отрывок из Островского и выстроили этот отрывок, он получился очень здоровским! Программу надо готовить. Когда ко мне пришел бешеный успех после «ТАСС уполномочен заявить», меня стали везде приглашать, я стал писать собственную концертную программу: готовил чтецкие материалы, романсы пел под гитару. Совсем недавно этот опыт мне пригодился снова: мы приехали в Тулу, в городе были дикие пробки и один наш актёр не успевал на спектакль. Два часа тысяча человек зрителей ждали. Они бы разошлись, а я по просьбе организаторов гастролей закатал им еще и творческий вечер на полтора часа.

- Вы в хорошей форме, как вы себя в ней поддерживаете?
- Всю жизнь занимался спортом: начинал с борьбы (у меня первый разряд по борьбе и баскетболу), в армии мне это очень помогло, потому что я играл за сборную. Затем, безусловно, футбол. На каждых гастролях у нас была традиция - мы играли с журналистами, это была традиция. Ещё большой теннис, но в футбол за сборную артистов играл больше всех, я центральный защитник. Это очень здорово! Я помню, когда мы с правительством Москвы играли, на поле депутаты, помощники Лужкова, а ты их плечом толкаешь: «Ты чего?», «А ты чего?!». Такие себе мужские конфликты в трусах.

- А как вы отдыхаете? Вы в других интервью рассказывали, что ваше увлечение – цветоводство, в частности, розы.
- Я работаю в горячем цеху и мне очень нужен отдых, работаю без выходных, график расписан на полгода. Пять лет назад в Италии купили квартиру на первом этаже с террасой и небольшим садиком. Это тихое курортное место, там солнце, тепло, море хорошее. Я начинаю увлекаться виноградом, два лимона во дворе посадил, правда, они что-то плодоносят плохо. Розы на второй план отошли. Но и сейчас, когда я вижу розы, – я пройти мимо не могу, обязательно куплю. Когда были у меня на даче собаки, я стремился туда – к розам и собакам. Но и по-прежнему очень дачу люблю, меня там никто не трогает, а если трогает, то я начинаю сразу орать. Если я приезжаю туда, то я лежу, сплю, читаю, хожу по лесу, копать – ни-ни.

- Вы сказали про виноградарство. Значит, не за горами виноделие?
- Я литературу собираю по этому делу.

- А к крымскому вину как вы относитесь?
- Я с 1968 года регулярно бываю в Крыму, неоднократно снимался на Ялтинской киностудии. Сладкие крымские вина мне не нравятся, я пью только сухое красное вино. Но мой любимый напиток – водка. В Италии в жару её пить нельзя. Крымское сладкое ликёрное вино было всегда большим подарком, и я всегда его дарил другим, но самому мне оно не по вкусу.

- Говорят, что у мужчин-актеров характер сложный…
- Сложный, безусловно. Любой нормальный актёр всё время погружен в себя. Что такое репетиция, работа над ролью? Это работа постоянная. Я могу сидеть с вами разговаривать, но думать о роли. Если у тебя, не дай Бог, что-то не получается, то ты ночью просыпаешься и думаешь об этом. Каждый актер безумно самолюбив, самолюбие -двигатель и толкач артиста: быть первым, хотеть славы, получив её, прятаться -это нормально. Самолюбие и самоедство как обратная сторона медали. Актёры все воспринимают несколько по-другому, чем нормальный человек.

- Вы рассказываете множество эпизодов из жизни, у вас не было мысли сесть за мемуары?
- Мне многие мне говорили, что это было бы неплохо. Но я всегда верю в то, что идея должна созреть. Я регулярно себя проверяю – ленюсь или не созрел. Пока второе.

- Предлагали ли вам идти в политику или же вы сами думали об этом?
- Одно время были такие мысли, но потом я понял, что это не моё: я слишком честен, горд, не могу идти на компромиссы, обманывать, а в политике нужны эти качества.

- Вы в марте 2014 года были среди подписантов письма деятелей российской культуры в поддержку действий президента Путина по Украине и Крыму. Что для вас Крым, какой у вас с этим словом ассоциативный ряд?
- Для меня Крым – это, прежде всего, история. Я считаю, что то место, где пролилась кровь русского солдата, оно святое. Это память. Я бы эту землю не отдал никогда, потому что она полита русской кровью. А её один идиот подарил, так как делал политическую карьеру, другой спьяну отдал. Разве так можно делать?! На Крым кроме России еще могли бы претендовать татарские ханы, но причем здесь Украина? Я благодарен Путину, который вдруг заставил меня гордиться тем, что я русский. За свою жизнь (а я снимался во Франции, Америке, Китае, Англии) я везде старался показать, какие русские артисты классные. Для меня важна держава и державность. Украинцы после этой подписи объявили меня врагом культуры и народа. Но я очень люблю Украину, Киев, там у меня есть любимые места, друзья. Уверен, сменится украинская нынешняя власть, придут нормальные люди, и всё восстановится.

- Вы вообще имперец?
- Я не монархист в прямом смысле этого слова, но я за монархию. Объясню почему. Я человек Советского Союза, мало знал о жизни царя. Но осознание того, что ты будешь царем, с детства воспитывает человека особым образом. В наследника трона мысль, что он - вершитель, вкладывают вместе с кровью, с молоком матери. Ему не нужно завоевывать власть и начинать деребанить всё, что только можно. Нет. «За Веру, Царя и Отечество» - вот на что присягали. Очень здорово и правильно, что – избранный - ты не можешь себе позволить курить где-то в подворотне, носить свастику, как это делали дети принца Чарльза. Я это осознал, стал читать Столыпина, и меня он поразил. Однажды мы приезжаем в Киев, я сплю в гостинице, и мне снится Столыпин - я с ним разговариваю. На следующий день иду в Лавру, и вижу, что могилу Столыпина снова открыли народу. Это было что-то мистическое.
Одна из моих первых киноработ была роль министра Временного правительства Владимира Шульгина. Он мало того, что был министром, он был основателем Белого движения, я его вживую видел, мы ездили к нему на встречу во Владимир, где он жил в однокомнатной квартире. Это был высокий худой старик с седой бородой. И когда мы стали ему петь романсы, он взял скрипку и заиграл. Так он и жил в однокомнатной квартире - человек-история. На меня это произвело большое впечатление. Я тогда понял, как обожженная земля со временем даёт зелёные ростки, так и Россия возродится.

ЦИТАТЫ
О Крыме: «Я бы эту землю не отдал никогда, потому что она полита русской кровью».
О политике: «Это не моё: я слишком честен, горд, не могу идти на компромиссы, обманывать, а в политике нужны эти качества».
О принципах: «Я не люблю мат со сцены или в кино. Я когда на пробы новой картины прихожу, меня просят, бывает, сказать что-то эдакое, я отказываю, я этого говорить не буду, даже для характерности роли, это мой принцип».
Об актёрстве: «Актёры воспринимают всё иначе, чем нормальные люди».



Ольга Леонова, «Крымская газета», 3 ноября 2016


Дата публикации: 09.11.2016

Высокий, сдержанный, интеллигентный, без кокетства и наигранности – таким запомнился народный артист РФ, член правления Гильдии актёров кино России Борис Владимирович Клюев во время интервью «Крымской газете».


- Современный театр в погоне за зрителем часто становится зрелищем. Как соблюсти грань, чтобы привлечь публику, но не стать неприличным в этой погоне?
- Я не против любого жанра, но должна быть чёткая градация, что есть национальный театр. Здесь не должно быть экспериментов, но даже если они есть, то они должны быть направлены на углубление материала. Рядом может быть другой театр, который, допустим, уходит в психологию, драму - он тоже имеет право на существование. Имеет право на существование театр экспериментальный, где можно много разного пробовать. И не надо эти разные театры в кашу сваливать.
Я часто рассказываю следующую историю: был на фестивале в Москве, приехал немецкий крупный театр. На сцене играл большой актер, уже в возрасте. Довольно скучная была постановка из какой-то там королевской жизни. И вдруг в какой-то из моментов этот актёр начал раздеваться – подробно, долго. Я еще подумал – как это смело! И вдруг он разделся абсолютно догола. С точки зрения эстетики смотреть на обрюзгшего человека было неприятно. А передо мной сидел мальчик и мама. Мальчик смотрел на сцену, потом оборачивается к маме и говорит: «Мама, что это?!» И мне показалось, что вот эта реплика ребенка была всей оценкой спектакля. С точки зрения профессионала я понимаю, что бывает нужно оживить, резко сменить темпоритм, чтобы привлечь зрителя, но не этим же! Я не люблю мат со сцены или в кино. Я когда на пробы новой картины прихожу, меня просят бывает сказать что-то эдакое, я отказываю, я этого говорить не буду, даже для характерности роли, это мой принцип.

- Вы играли, особенно в фильмах, аристократов, холеных немецких офицеров, агента ЦРУ. Но широкую известность вам принесла роль Николая Петровича Воронина, человека в спортивных штанах. Кого сложнее играть?
- Воронина сложнее, безусловно. Во-первых, я чувствую в себе породу, меня не нужно учить манерам, во мне это есть. В своё время я с моей интеллигентной мордой не вписывался в председателей колхоза. Я не социальный герой, а только эсер, белогвардеец и так далее. Я к этому привык. Но идет время, я становлюсь старше, меняется страна, и вдруг оказываются нужны западные герои, олигархи – это как раз то, что я всегда играл.
Когда приехали американцы (а «Воронины» - это их проект), они пригласили меня на пробы, дали задание: вы любите смотреть футбол по телевизору и пить пиво. И я стал импровизировать: комментировал матч, подхохатывал, шмыгал пивом, в общем, дал дрозда! Мне это было не сложно. Меня утвердили, но столкнулись с проблемой: из-за моей интеллигентной внешности одежда очень опасна. Тут я стал вспоминать свое детство, огромный московский двор, стол, обитый кровельным железом, то, как мужики в семирублевых трениках и майках-алкоголичках во дворе сидели и играли в домино. Люди, которые меня знают, они не могут понять, как так может быть: Клюев это совсем не Воронин! Более того, когда я сыграл Арбенина в «Маскараде», некоторые зрители после этого кричали, что я должен уйти из «Ворониных». А я считаю, что это профессионализм – уметь играть разных людей.

- Теперь вопрос про вашу специфическую внешность. Откуда она у вас такая, где ваши корни?
- Я, к сожалению, плохо об этом знаю. Я знаю, что дед мой - Фёдор Васильевич Клюев – был околоточный надзиратель в Москве. То ли казачья у меня кровь, то ли польская, - не известно ничего. Несколько раз пытался выяснить это, покопаться в родословной, даже за деньги, но оказывается, что не всё могут найти, нити обрываются. Единственное моё детское воспоминание, это мои две красавицы-бабушки: высокие брюнетки с голубыми глазами. Моей бабушке Клюевой было 70 лет и у неё не было ни одного седого волоса.

- Николай Петрович Воронин служил в погранвойсках. А вы?
- В то время служили три года. Меня забрали после второго курса «Щепки», в Гороховецких лагерях я окончил сержантскую школу, оператор ПТУРС. А потом меня перевели в отдельный показательный оркестр министерства обороны, им был нужен ведущий и чтец, и там я уже заканчивал службу. Более того, после армии меня пригласили в ансамбль им. Александрова, но я отказался – хотел учиться дальше. Хотя, надо признаться, в ансамбле платили живые деньги, можно было поездить по гастролям, мир повидать, очень многие из приглашённых оставались. А я считал, что нужно учиться, у меня были другие мысли и фантазии.

- По поводу фантазий – вы же с детства хотели быть актёром?
- До шестого класса я хотел быть моряком торгового флота. Потому что мне кто-то сказал, что мне очень пойдет морская форма. И этого было достаточно (смеётся).

- Вы сами учились в Щепкинском училище, а теперь там преподаёте. Так нужно ли учиться актёрству?
- Любой дар нужно развивать. Алмаз должен быть в огранке, иначе он так и останется серым булыжником. Обязательна тонкая работа. Необходимо, прежде всего, терпение. К сожалению, многие педагоги спешат, торопятся, и молодые актеры получаются незрелые. Я стараюсь этого избегать.

- А проблема со снижением уровня качества «абитуриентского материала» коснулась и театральных вузов?
- Это же не абитуриенты виноваты, а система. Иосиф Виссарионович Сталин говорил, что приходится работать с теми людьми, которые есть. И я всегда говорю педагогам, которые начинают мне жаловаться на студентов как заведующему кафедрой, что к нам приходят полуфабрикаты. А наше дело – сделать из них готовых артистов.

- Есть мнение, что чем актёр глупее и бесхарактернее, то тем режиссеру легче с ним работать, что актёр – только лишь инструмент или же глина в режиссерских руках. Как вы относитесь к этому мнению?
- Я всегда его ставлю под большое сомнение. Это мнение - исключительно позиция режиссёра. Я считаю, что, прежде всего, нужна актёрская индивидуальность. Режиссёр формует глину и уходит, а артист остаётся и другому режиссёру такая его слепленая форма не нужна. Я всегда учу студентов самостоятельности, чтобы они не зависели ни от кого, чтобы делали всё сами, ни на кого не надеялись. Это мой опыт, я эту школу прошел. Если есть хороший режиссёр – это прекрасно, но артист всегда должен думать над ролью, все время думать, и тогда он будет развиваться как личность: чем больше огранки, тем алмаз ценнее.
Я всё время говорю студентам – возьми, подготовь отрывок. Я помню, однажды в молодости у меня сложилась ситуация дикой нехватки денег. И я поехал заработать на целину с концертной бригадой, не зная ничего, не понимая, что я буду там делать. В самолете мы стали вспоминать отрывок из Островского и выстроили этот отрывок, он получился очень здоровским! Программу надо готовить. Когда ко мне пришел бешеный успех после «ТАСС уполномочен заявить», меня стали везде приглашать, я стал писать собственную концертную программу: готовил чтецкие материалы, романсы пел под гитару. Совсем недавно этот опыт мне пригодился снова: мы приехали в Тулу, в городе были дикие пробки и один наш актёр не успевал на спектакль. Два часа тысяча человек зрителей ждали. Они бы разошлись, а я по просьбе организаторов гастролей закатал им еще и творческий вечер на полтора часа.

- Вы в хорошей форме, как вы себя в ней поддерживаете?
- Всю жизнь занимался спортом: начинал с борьбы (у меня первый разряд по борьбе и баскетболу), в армии мне это очень помогло, потому что я играл за сборную. Затем, безусловно, футбол. На каждых гастролях у нас была традиция - мы играли с журналистами, это была традиция. Ещё большой теннис, но в футбол за сборную артистов играл больше всех, я центральный защитник. Это очень здорово! Я помню, когда мы с правительством Москвы играли, на поле депутаты, помощники Лужкова, а ты их плечом толкаешь: «Ты чего?», «А ты чего?!». Такие себе мужские конфликты в трусах.

- А как вы отдыхаете? Вы в других интервью рассказывали, что ваше увлечение – цветоводство, в частности, розы.
- Я работаю в горячем цеху и мне очень нужен отдых, работаю без выходных, график расписан на полгода. Пять лет назад в Италии купили квартиру на первом этаже с террасой и небольшим садиком. Это тихое курортное место, там солнце, тепло, море хорошее. Я начинаю увлекаться виноградом, два лимона во дворе посадил, правда, они что-то плодоносят плохо. Розы на второй план отошли. Но и сейчас, когда я вижу розы, – я пройти мимо не могу, обязательно куплю. Когда были у меня на даче собаки, я стремился туда – к розам и собакам. Но и по-прежнему очень дачу люблю, меня там никто не трогает, а если трогает, то я начинаю сразу орать. Если я приезжаю туда, то я лежу, сплю, читаю, хожу по лесу, копать – ни-ни.

- Вы сказали про виноградарство. Значит, не за горами виноделие?
- Я литературу собираю по этому делу.

- А к крымскому вину как вы относитесь?
- Я с 1968 года регулярно бываю в Крыму, неоднократно снимался на Ялтинской киностудии. Сладкие крымские вина мне не нравятся, я пью только сухое красное вино. Но мой любимый напиток – водка. В Италии в жару её пить нельзя. Крымское сладкое ликёрное вино было всегда большим подарком, и я всегда его дарил другим, но самому мне оно не по вкусу.

- Говорят, что у мужчин-актеров характер сложный…
- Сложный, безусловно. Любой нормальный актёр всё время погружен в себя. Что такое репетиция, работа над ролью? Это работа постоянная. Я могу сидеть с вами разговаривать, но думать о роли. Если у тебя, не дай Бог, что-то не получается, то ты ночью просыпаешься и думаешь об этом. Каждый актер безумно самолюбив, самолюбие -двигатель и толкач артиста: быть первым, хотеть славы, получив её, прятаться -это нормально. Самолюбие и самоедство как обратная сторона медали. Актёры все воспринимают несколько по-другому, чем нормальный человек.

- Вы рассказываете множество эпизодов из жизни, у вас не было мысли сесть за мемуары?
- Мне многие мне говорили, что это было бы неплохо. Но я всегда верю в то, что идея должна созреть. Я регулярно себя проверяю – ленюсь или не созрел. Пока второе.

- Предлагали ли вам идти в политику или же вы сами думали об этом?
- Одно время были такие мысли, но потом я понял, что это не моё: я слишком честен, горд, не могу идти на компромиссы, обманывать, а в политике нужны эти качества.

- Вы в марте 2014 года были среди подписантов письма деятелей российской культуры в поддержку действий президента Путина по Украине и Крыму. Что для вас Крым, какой у вас с этим словом ассоциативный ряд?
- Для меня Крым – это, прежде всего, история. Я считаю, что то место, где пролилась кровь русского солдата, оно святое. Это память. Я бы эту землю не отдал никогда, потому что она полита русской кровью. А её один идиот подарил, так как делал политическую карьеру, другой спьяну отдал. Разве так можно делать?! На Крым кроме России еще могли бы претендовать татарские ханы, но причем здесь Украина? Я благодарен Путину, который вдруг заставил меня гордиться тем, что я русский. За свою жизнь (а я снимался во Франции, Америке, Китае, Англии) я везде старался показать, какие русские артисты классные. Для меня важна держава и державность. Украинцы после этой подписи объявили меня врагом культуры и народа. Но я очень люблю Украину, Киев, там у меня есть любимые места, друзья. Уверен, сменится украинская нынешняя власть, придут нормальные люди, и всё восстановится.

- Вы вообще имперец?
- Я не монархист в прямом смысле этого слова, но я за монархию. Объясню почему. Я человек Советского Союза, мало знал о жизни царя. Но осознание того, что ты будешь царем, с детства воспитывает человека особым образом. В наследника трона мысль, что он - вершитель, вкладывают вместе с кровью, с молоком матери. Ему не нужно завоевывать власть и начинать деребанить всё, что только можно. Нет. «За Веру, Царя и Отечество» - вот на что присягали. Очень здорово и правильно, что – избранный - ты не можешь себе позволить курить где-то в подворотне, носить свастику, как это делали дети принца Чарльза. Я это осознал, стал читать Столыпина, и меня он поразил. Однажды мы приезжаем в Киев, я сплю в гостинице, и мне снится Столыпин - я с ним разговариваю. На следующий день иду в Лавру, и вижу, что могилу Столыпина снова открыли народу. Это было что-то мистическое.
Одна из моих первых киноработ была роль министра Временного правительства Владимира Шульгина. Он мало того, что был министром, он был основателем Белого движения, я его вживую видел, мы ездили к нему на встречу во Владимир, где он жил в однокомнатной квартире. Это был высокий худой старик с седой бородой. И когда мы стали ему петь романсы, он взял скрипку и заиграл. Так он и жил в однокомнатной квартире - человек-история. На меня это произвело большое впечатление. Я тогда понял, как обожженная земля со временем даёт зелёные ростки, так и Россия возродится.

ЦИТАТЫ
О Крыме: «Я бы эту землю не отдал никогда, потому что она полита русской кровью».
О политике: «Это не моё: я слишком честен, горд, не могу идти на компромиссы, обманывать, а в политике нужны эти качества».
О принципах: «Я не люблю мат со сцены или в кино. Я когда на пробы новой картины прихожу, меня просят, бывает, сказать что-то эдакое, я отказываю, я этого говорить не буду, даже для характерности роли, это мой принцип».
Об актёрстве: «Актёры воспринимают всё иначе, чем нормальные люди».



Ольга Леонова, «Крымская газета», 3 ноября 2016


Дата публикации: 09.11.2016