Новости

«К 250-летию русского театра»

Влас Дорошевич

«Празднование 75-летия Малого театра»

Впервые опубликовано – «Россия», 1899, № 174

Я беседовал с новым человеком, от которого в Малом театре зависит «все».
— Почему нет чествования 75-летия Малого театра?
75-летия чего? 75-летия кирпичей?!
В тоне слышалось много «пренебрежительности». К счастью, не все так посмотрели на дело, — и новорожденный «московский литературно-художественный кружок» устроил чествование славной годовщины.
На подписной ужин 14-го октября собралось человек 100—150 «интересного» народу. И бросалось при этом в глаза одно: все, что в Москве «значительно» — старо, все, что молодо — удивительно незначительно.
— На убыль как будто идет Москва, на убыль-с.
Речей, московским обычаем, за ужином было произнесено достаточно. Наибольший успех имели речи двух «старых москвичей»: В.А. Гольцева и М.П. Садовского.
Позвольте вас познакомить с этими двумя характерными, типичными московскими фигурами, которых, когда пишешь летопись московской жизни, никак не обойдешь.
Странное лицо у почтенного Виктора Александровича, — и, по-моему, лицо историческое. Выраженье такое, — словно он во времена еще «юных ногтей» нечаянно вместо молока уксуса хватил Думал, будет пить молоко, — а оказалось уксус, да еще какой! Так с тех пор, с прискорбием изумленное лицо на всю жизнь человек и сохранил:
Позвольте-с! Что ж это делается!
Для людей теперешнего поколения, по-моему, выражение лица надлежащее. Популярностью В.А. Гольцев пользуется в Москве величайшей, — и речи его — московское «событие». В его речах слышится человек старой закваски. Звучит скорбная нотка, но и слышится вера в светлое будущее. Последней интонации в речах «новейших» ораторов, как известно, не замечается. Это интонация уже «историческая». Г-н Гольцев приветствовал Малый театр от имени «Русской мысли» и московского «Курьера».
Москва всегда гордилась своим старейшим университетом и своим Малым театром, который давно уже признан великим.
Затем г. Гольцев указывал на связь, всегда соединявшую в Москве университет с Малым театром, — и указывал, в чем состоит истинный «завет» «великого» театра:
— «В лице Щепкина Малый театр распространял те же гуманные идеи, проповедниками которых являлись профессора московского университета».
В А. Гольцев — представитель московского «интеллигентного пафоса», М.П. Садовский — представитель московского юмора.
М.П. Садовский говорит редко, но метко. Два качества, в ораторах встречающиеся все реже и реже. Коренной москвич, всю жизнь проживший в одном «приходе», — в речах у него чисто московская повадка: он любит сдабривать речь шуткою, и в форме добродушной шутки сказать горькую истину.
Он держал слово к театральной молодежи и рекомендовал ей относиться с большим почтением к стенам Малого театра. Старые стены, «исковыренные разными новейшими вентиляторами».
— Но нам-то они дороги, как оболочка великого духа. Великого духа, жившего в Малом театре и освятившего эти старые стены, сделавшего из них храм.
— С почтением относитесь к «стенам Малого театра». Ведь «храм разрушенный — все храм».
В частной беседе г. Садовский привел сравнение еще сильнее и красивее.
— Эти старые стены должны быть для молодежи террасой в Эльсиноре, — здесь бродит великая тень. Является и поучает.
Молодежь, не только играющая, но и правящая, была, к счастью, на этом ужине, — и будем надеяться, что данный урок пройдет не без пользы молодым людям, видящим в славных годовщинах Малого театра только «годовщины кирпичей».
Лучше поздно, чем никогда, — и речь коснулась, конечно, похороненной в этот день Н.М. Медведевой. О ней говорил П.Д. Боборыкин.
Петр Дмитриевич говорит хорошо и интересно, но в нескольких томах. В нем чувствуется автор очень больших романов
По обычаю, с некоторых лет им принятому, — г. Боборыкин начал с легкой шутливой экскурсии в область собственного метрического свидетельства. Без этого теперь не обходится ни одна речь г. Боборы-кина. Начнет говорить, непременно себе в метрику заглянет, — заглянет и улыбнется, улыбнется и пошутит:
— Вот, мол, какой я! В летах ведь, а?
Присутствующие, разумеется, сейчас же:
— Что вы, Петр Дмитриевич! Помилуйте! Да вы еще молодым зададите!
Петр Дмитриевич с удовольствием прищурится:
— Задам, думаете? Да что вы? А я-то думал, что старичок. Ну, ладно, — будем толковать о деле.
Это была прекрасная, художественная оценка Н.М. Медведевой.
— В ее изображении одинаково превосходны были и аристократка, и женщина среднего интеллигентного круга, и то, что называется «бытовыми» типами. Она обладала тем, о чем теперь говорят с некоторой иронией, — истинно «барским» тоном. Она умела отлично передавать лучшие душевные движения интеллигентной женщины среднего круга. И ей удивительно удавались характерные, народные особенности чисто русских типов.
Г-н Боборыкин сравнивал покойную со знаменитыми иностранными артистками, занимавшими такое же место в искусстве, как Медведева, и такого широкого диапазона таланта не находил ни у кого.
Во всем этом вечере в честь Малого театра чувствовалось что-то торжественное, но недоговоренное. Это чувствовалось в том особом почете, который окружал в этот вечер Г Н. Федотову. Я — старый москвич и знаю, каким почтеньем всегда окружены премьерши Малого театра. Но на этот раз чувствовался какой-то особый оттенок в том, как подходили и прикладывались москвичи к ручке Гликерии Николаевны. Именно прикладывались. Словно благоговением каким-то, особым, московским, окружали знаменитую артистку.
И недосказанное в течение вечера сказал старый московский театрал М.С. Мостовский в краткой речи.
— Глубокой горестью было полно мое сердце, — мы потеряли Надежду Михайловну Медведеву. Но радость проникла в сердце: я увидал среди нас Гликерию Николаевну Федотову.
Это прозвучало как «le roi est mort, vive le roi» (Король умер, да здравствует король! (фр).)
И рукоплесканиями всего близкого к театру кружка «Федотова была произведена в Медведевы».
На всем московском есть особый отпечаток, — ничего не поделаешь. Вот как это в старой Москве делается. С торжественностью — тут «посвящают», словно во владетельные герцоги возводят и короной венчают. И с этим почтением к Малому театру нужно считаться. А по «новому курсу» театральному это очень просто делается:
— «Предписывается вам за № таким-то играть такие-то роли».
Чтобы покончить с этим «новым курсом», возбуждающим очень много толков в Москве, я должен сказать, что московский представитель «нового курса» г. Нелидов — очень молодой человек, быть может, очень интересующийся театром, но вряд ли имевший время его узнать. Малым театром заведует малотеатральный человек. Он никогда не стоял близко к театру. Не артист, не писатель, не критик, — а заведует... репертуарной частью Малого театра, то есть, должен направлять всю деятельность первого русского театра и всю деятельность его артистов. Конечно, он, по всей вероятности, человек развитой, образованный и в театре бывавший, — но, знаете, как-то странно звучит: «молодой человек, заведующий г-жой Федотовой». Или, например, г-жой Ермоловой. Или направляющий деятельность Ленского, Рыбакова, Южина, — или руководящий Садовским, Музилем... Если б на такие должности назначали людей с художественными заслугами, то было бы как-то за Малый театр поспокойнее.
Вечерь в честь Малого театра сопровождался, конечно, приветствиями от других театров.
От московского Художественного, приславшего очень трогательную телеграмму, которой Малый театр очень трогательно аплодировал. Тут был один любезнее другого, «а другой — любезней одного».
От петербургской сцены. От Александрийского театра приветствия не было... Начальство юбилея не считает, — как же подчиненным-то?
Московский Большой театр оказался похрабрее, — и режиссёр оперы г. Барцал «порадовал» публику.
Г-на Барцала любят слушать в Москве. Быть, может, более любят слушать, когда он говорит, чем когда он поет. Г-н Барцал успел стать «совсем москвичом», — а в Москве без каламбура ни шагу. «Каламбурный город». Г-н Барцал «порадовал» публику, назвав себя:
— Маленьким человеком из Большого театра. И пожелал великим артистам Малого театра;
— Главное, будьте здоровы!
Тут уж сказался оперный режиссёр, для которого самое важное, чтобы все были здоровы и кто-нибудь не захрипел.
Московский вечер закончился петербургским обычаем. Превосходно говорил под музыку г. Фигнер.