Новости

«К 250-летию русского театра»

Влас Дорошевич

«Сам Николай Хрисанфович Рыбаков»

Впервые опубликовано – «Россия», 1901,15 ноября, № 919. Публикация приурочена к 25-й годовщине со дня смерти Н.Х.Рыбакова, скончавшегося 15 ноября 1876 г. В названии – слова Несчастливцева из пьесы А.Н.Островского «Лес».

Мне кажется, — я вижу кладбище, и принц Гамлет в черном плаще, с бледным, печальным лицом, — бродит среди памятников. Вместо «друга Горацио» с ним «1-ый актер», — тот самый, который со слезами читал рассказ о бедствиях Гекубы, — хотя «что он Гекубе, и что Гекуба ему?».
Только «могильщик» изменился. Одно из тех лиц, которые мы видим на всех юбилеях — живых и мертвых. На глазах его блестит, словно плохой поддельный брильянт, всегда одна и та же слеза. С одним и тем же казенно-торжественным лицом он подходит и к живому масти- . тому юбиляру, и к памятнику человека, умершего сто, двести, триста лет назад.
«Привычка сделала его равнодушным».
Могильщик (указывая на один из памятников). — ...А вот здесь лежит человек, которому при жизни досталось триумфов, аплодисментов и лавров больше, чем самому Цезарю! А он был просто актер. Его звали Николаем Хрисанфовичем Рыбаковым.
Гамлет. — Это могила Рыбакова?
Могильщик. — Сегодня ровно 25 лет, как он умер. Забавный был старик. О нем уцелела масса анекдотов. Он был удивительно необразован. Вздумалось ему как-то играть Людовика Одиннадцатого в Ц усах. Один из поклонников ему и говорит: «Позвольте, Николай Хрисанфович, почему?» Рыбаков оглядел его в высокой степени презрительно с ног до головы: — «А ты почему знаешь, какой он из себя был? Может, никакого и Людовика-то не было! Так только! Пьеса одна!» (Хихикает). А в другой раз как-то актер стал при Рыбакове жаловаться на тяжелое актерское житье. Старик и раскипятился: «Какое там тяжелое житье? Везде понастроили железных дорог, — не заплатили денег в одном городе — иди вдругой. По рельсам прямехонько! А прежде бывало. Не заплатили мне раз в Рыбинске, — я в Астрахань и пошел. Да чтоб с дороги не сбиться, все берегом Волги и шел. А ты карту России когда видал? Я видел раз. Так она, Волга-то матушка, такие вавилоны делает, — испугаешься! А теперь то ли дело, — железные дороги. Для актера удобство большое: идет прямо и смело, полверсты крюка не сделает!» Вот какой был старик. А то еще раз...
Гамлет. — Довольно! (1-му актеру). Я знал его, мой друг — «На сцене он был принц, плакал моими слезами и любил бедную Офелию, как сорок тысяч братьев любить не могут!».. Великий актер умирает, и его слезы, и его смех умирают вместе с ним, — и от него остается только один дурно пахнущий анекдот! Скажи, приятель! Ты давно занимаешься торжественными делами. Скоро человек разлагается на анекдоты?
Могильщик — Да как вам сказать, сударь! Прежде покойники как-то еще держались. А теперь не успел человек умереть, как, словно из-под земли, у гроба вырастает «друг»: «А не хотите ли я вам расскажу про покойного презабавный анекдот?» И начинает! Другие подхватывают: «Нет-с, это что-с! С покойным был анекдот еще забавнее!» Разложение человека на анекдоты наступает чрезвычайно быстро!
Гамлет. — Отойдем от этого болтуна, мой друг! Здесь слишком воняет анекдотом. Признаться, мне иногда становится страшно жить в это анекдотическое время! Знаешь, я часто думал об участи актера. Что ждет его имя после смерти? Сначала оно превращается в ругательство!
1-й актер. — В ругательство, принц?!
Гамлет. — Ну, да, в ругательство, мой друг! Когда хотят обругать какого-нибудь молодого актера, вспоминают его предшественника. Играет Иванов. «А, что Иванов? Вот Петров играл!» Великие и малые — одинаково. Имя одного актера служит ругательством для другого. Когда хотят обругать Сальвини, — вспоминают о Росси. Так когда-то, желая обругать Росси, — вспоминали об Айре Олдридже. Аполлонский играет Гамлета, — и ему колют глаза его предшественниками. Аполлон-ского не будет, — и тому, кто станет играть Гамлета, будут колоть глаза Аполлонским: «Вот был Гамлет!» Не приходит ли тебе в голову, что и Юрьевым со временем будут колоть глаза?
1-й актер (улыбаясь). — Вы говорите странные веши, принц.
Гамлет. — А между тем, это только логично. Юрьева не будет. Будет другой. И рецензент, который теперь изо дня в день бранит Юрьева, тогда будет бранить других актеров: «Поневоле вспомнишь о Юрьеве! Разве можно сравнить теперешних?!..» И его имя, как имя всякого актера, пойдет на брань другим актерам. Минутами мне кажется, что Сарра Бернар существует для того, чтоб было как ругать Яворскую!
1-й актер. — Принц, я боюсь, что ваша логика заблудилась!
Гамлет. — Ая боюсь, что она идет по верной дороге! К счастью, это продолжается недолго. Всего одно поколение! Затем слава превращается в анекдот, как труп превращается в пепел. Что мы знаем о великом Тальма? То, что он, будто бы, учил Наполеона сидеть на троне! А о великой Рашели? Ее восклицание: «Я жила спокойно, когда у меня было только семь любовников. Но появился восьмой, перепутал все дни недели, — ежедневно я не вижу ничего, кроме ссор двух встретившихся любовников!» От Ристори со временем останется только анекдот, что она восьмидесяти лет вышла замуж От Дузэ, что у нее были красивые руки, в которые как-то скверно был влюблен Габриель д\\\'Аннунцио. О Сарре Бернар анекдоты об ее мужьях и кредиторах! Несколько дурно пахнущих анекдотов, — как от истлевшего тела горсточка скверно пахнущей пыли. Бррр . Стремись после этого к артистической славе, если ты можешь, мой друг!
1-й актер — Уйдем отсюда, принц. Это кладбище, обитель смерти, навеяло на вас такие печальные мысли!
Гамлет. — Это поля жизни навеяли эти мысли. Грусть непрестанно ходит в мире, — на кладбище она приходит только отдыхать.