Новости

Сергей ЖЕНОВАЧ в эфире Радио «Культура»

М. БАГДАСАРЯН — Здравствуйте, меня действительно зовут Марина Багдасарян. Сегодня у меня в гостях Сергей Васильевич Женовач. Здравствуйте, Сергей Васильевич.
С. ЖЕНОВАЧ — Здравствуйте, Марина.
М. БАГДАСАРЯН — Сергей Женовач — не только театральный режиссер, но еще заведующий кафедрой режиссуры в РАТИ (Российской академии театрального искусства), которую многие по-прежнему именуют ГИТИСом. У Сергея Васильевича Женовача в этом году четвертый курс. Четвертый правильно?
С. ЖЕНОВАЧ — Да.
М. БАГДАСАРЯН — Четвертый. И он ведет этот курс к выпускным экзаменам, к государственному экзамену. Курс ставит спектакль, пробует, ошибается. У кого-то получается, Москва встречает студенческие спектакли аплодисментами, а потом Сергей Васильевич Женовач берет и ставит на этом курсе спектакль «Мальчики», который всколыхнул Москву, взбудоражил ее и заставил повернуться зрителей в сторону студентов. Причем повернуться таким серьезным взглядом, с серьезным намерением. Толпы желающих попасть на спектакль. Я сама пробиралась на спектакль, расталкивая немножечко публику. Сережа, когда и при каких обстоятельства… Сергей Васильевич, будем так?
С. ЖЕНОВАЧ — Как удобней.
М. БАГДАСАРЯН — Вы у нас теперь заведующий кафедрой, поэтому будем официально. Итак, Сергей Васильевич, когда и при каких обстоятельствах возникла идея с этими «Мальчиками» и почему она осуществилась не в стационарном театре, а на курсе?
С. ЖЕНОВАЧ — Федор Михайлович Достоевский один из тех авторов, с которым работать мечта для любого режиссера.
М. БАГДАСАРЯН — Это же не первая встреча с Достоевским…
С. ЖЕНОВАЧ — Да. Для меня это не первая, поэтому вначале возникла затея сделать «Исповедь горячего сердца» по трем главам романа «Братья Карамазовы», и для того чтобы как-то вжиться в атмосферу настроения романа, я поехал в Старую Руссу. Это место действия романа «Братьев Карамазовых». Это удивительное место, по Карамзину это то место, с которого Россия как бы начиналась. Этот городок стоит на трех речках. Правда, после Великой Отечественной войны там очень много разбомбили. Но все-таки оно удивительно тем, что это место действия романа и там даже на домах, на улицах висят таблички. Люди, которые любят этот роман, чувствуют и гордятся, что действие происходило в этом месте. Вымысел, естественно, но этот вымысел вдруг оборачивается такой реальность, когда ты стоишь на площади и видишь трактир, который у Достоевского «Столичный город», теперь называется «Рушанка», где возле второго окошка стоит такой же столик, и можно заказать себе борща…
М. БАГДАСАРЯН — Все совпадает ....
С. ЖЕНОВАЧ — Совпадает, и смотришь на площадь, где Дмитрий Федорович вытащил за бороду Мочалку, и тут же гимназия, где учились мальчики, напротив лавка плотника, где висит такая досточка…..
М. БАГДАСАРЯН — До сих пор?
С. ЖЕНОВАЧ — До сих пор. Это лавка плотника, куда приходил Федор Михайлович за покупками. Сейчас это небольшой гастрономчик, где можно также купить сладости. Там же Митя Карамазов покупал шампанское, вино, конфеты, чтобы Грушеньку в Мокрое отвезти. И там же сохранился мостик, у которого мальчики кидали в Илюшу камни. Сохранился мост, над которым Федор Павлович Карамазов насиловал Смердящую, там даже такие же лопухи. И все эти маршруты сохранились. Домик, где жила Грушенька, дом, где жила Катерина Ивановна, дом, естественно, Федора Павловича.
М. БАГДАСАРЯН — А есть какие-то опознавательные знаки для тех...
С. ЖЕНОВАЧ — Конечно. Во-первых, там есть центр по изучению творчества Достоевского, есть музей Федора Михайловича, есть замечательные люди, которые все эти маршруты протопали и водят там экскурсии. И, конечно, есть сам роман, который ты читаешь и по этим улочкам ходишь. И когда можно шагами промерить путь Мити (как он шел через мост, как он попал к Грушеньке домой, как он пришел к Федору Павловичу, за каким забором он находился), то возникает некая реальность. Я был со своим товарищем, и мы шли по одной из улиц, только что закончился дождь, и много было разных луж. Навстречу нам шли мальчишки лет от девяти до десяти-одиннадцати. «Мальчики» Федора Михайловича шли в одну такую линеечку, обнявшись друг с другом, и шли так нагло, целеустремленно, молча, как бы сметая всех прохожих. Если впереди была какая-то лужа, они не топали по луже, обходили дружно, все, не сговариваясь, то вправо, то влево. Как такое упражнение?
М. БАГДАСАРЯН — Этой цепочкой неразделяемой, да?
С. ЖЕНОВАЧ — Да, они обходили все лужи, всех прохожих. Там было шесть-семь пацанов, и как-то настолько в память втемяшилось, настолько это эмоционально, и почему-то захотелось окунуться в «Мальчиков». Когда я прочел, вдруг понял, что это вещь цельная, единая, какая-то чистая, до боли сентиментальная, но не в плохом, а в хорошем смысле этого слова. Когда через смерть матери девятилетнего мальчика подростки вдруг понимают цену жизни, понимают ради чего стоит жить и терпеть, и не просто проживать эту жизнь, а прожить ее достойно. Это вещь серьезная, трудная и кому ее не играть, как только не молодым ребятам. Тем более у меня же был опыт, когда идешь, когда не делаешь инсценировки пресловутой, так называемой, а когда стараешься пойти за дыханием прозы. И тогда проза открывается какими-то новыми театральными ходами, решениями. Уже не знакомыми нам по пьесе, где просто диалог и смена места действия, а когда есть пространство мысли, пространство души, когда есть так называемые потоки сознания, потоки мысли. А что может быть интереснее, чем выразить поток мыслей. В театре мы, к сожалению, всегда привязаны к графику, к плану, к тому, чтобы спектакль был зрительский, чтобы на него ходили, чтобы у театра был успех. Поискать, попробовать, пойти в какую-то историю незнакомую возможно только в институте. Особенно режиссерский факультет, конечно, это предполагает. И нам не нужно приглашать артистов на роль мальчишек девяти-десяти лет, наши ребята, они студенты от восемнадцати-девятнадцати лет. Здесь самое главное не играть пацанов, может возникнуть такой плохой театр юного зрителя, а просто передать мышление этих мальчишек. Тем более что был опыт с погружением на одном из курсов Петра Наумовича Фоменко. Мы ставили «Шум и ярость» Фолкнера, и во многом это перекликается с теми поисками, которые были в той работе и в «Идиоте» в театре на Малой Бронной, когда была попытка за одиннадцать часов прочесть роман. Не целиком, конечно, но, по крайней мере, в композиционном объеме почувствовать его движение. А здесь затея немножечко другая. Здесь затея взять этот роман в романе, и поставить «Мальчиков» отдельно. Отдельно-то практически никогда не ставилось, даже в замечательной инсценировке композиции Розова, туда входили линии Лили Хохлаковой.
М. БАГДАСАРЯН — Вы говорите о той, которая была поставлена в Центральном детском театре?
С. ЖЕНОВАЧ — Да. И в театре на Малой Бронной Анатолием Васильевичем Эфросом, спектакль назывался «Брат Алеша». Там входили линии Снегиревых, но они все равно размывались карамазовскими сценами. А мы взяли в чистом виде именно историю, от того, как мальчика забросали камнями, и до того, как его хоронят у этого же камушка, где его, в общем-то, забили до смерти. И как от ненависти к любви идет движение душ. Это была попытка найти через игровую природу театра это движение.
М. БАГДАСАРЯН — Вы возили своих студентов в Старую Руссу?
С. ЖЕНОВАЧ — К сожалению, пока не удалось, потому что мы спектакль только сейчас собрали. Мы сняли Старую Руссу на пленку, и перед тем как приступить к работе, смотрели это наше доморощенное кино, смотрели место действия Карамазовых и площадь эту, и гимназию, и место жительства персонажей героев. Да, была телевизионная экскурсия. Но съездить с ребятами пока не удалось, но мне ужасно хочется, мечтается и, когда сейчас спектакль обретет силу, может быть, нам удастся как-нибудь в Старую Руссу махануть.
М. БАГДАСАРЯН — Вы нечасто его играете. С чем это связано?
С. ЖЕНОВАЧ — Почему? Достаточно часто. В декабре у нас, например, спектакли третьего, четвертого, девятого, двадцать восьмого. Для студенческого спектакля это достаточно, потому что у нас еще много работ. У нас же обучение совместное — артисты и режиссеры.
М. БАГДАСАРЯН — Режиссеры?
С. ЖЕНОВАЧ — И есть такая задумка, чтобы режиссеры, перед тем как столкнутся с реальностью уже драматического и серьезного большого театра, с теми ребятами, с кем они воспитываются, могли бы попробовать не на маленький формат себя проверить, а на большой спектакль, поэтому…
М. БАГДАСАРЯН — Примеривали бы на них большие полнометражные спектакли.
С. ЖЕНОВАЧ — Да. Перед тем как уже пойти в большой театр. Поэтому у нас сейчас идет уже четыре спектакля в репертуаре. Это два педагогических — «Обломовщина» Германа Петровича Седакова и «Мальчики» — и два спектакля самостоятельных режиссерских. Это «Как вам это понравится» Шекспира Саши Каручекова, который мы уже возили на международный фестиваль в Омск и, мне кажется, спектакль там состоялся и….
М. БАГДАСАРЯН — Это фестиваль молодых театров?
С. ЖЕНОВАЧ — Молодые театры, да, в Омске. И «Поздняя любовь» нашего молодого режиссера Баяриева. Этот спектакль мы возили тоже на фестиваль, только уже на студенческий фестиваль в Ярославль, и там работа выглядела достойно, любопытно, интересно. Для ребят это был бесценный опыт. И сейчас у нас в работе еще пять спектаклей. Это не значит, что все пять выйдут, но мы стараемся, потому что научиться можно, только много работая, не разговаривая в аудиториях, не споря, дискутируя, а только пробуя, ошибаясь, чего-то находя. Только работая.
М. БАГДАСАРЯН — Сергей Васильевич, а правда ли, что все эти спектакли не сойдут, а будут жить и будут представлены в Театральном центре на Страстном даже после того, как ребята закончат обучение в академии?
С. ЖЕНОВАЧ — Ой, мне трудно это как-то комментировать. Мы в январе планируем в центре на Страстном сыграть «Как вам это понравится». Посмотрим, как это все случится и как это произойдет. Все-таки будут зрители уже не Учебного театра ГИТИСа, а зрители, которые ходят именно в этот Театральный центр. У ребят учеба заканчивается в июне месяце, поэтому как жизнь этих ребят будет складываться, пока никто ничего сказать не может. Мы пока не думаем, потому что сейчас, к сожалению, так жизнь устроена, что живешь только сегодняшним днем и не знаешь, что с тобой вечером будет. Поэтому мы трудимся, и ребята много трудятся, играют сейчас. В ноябре, например, мы сыграли около двадцати спектаклей. То есть, мне кажется, только играя спектакли на зрителя нужно осваивать эту непростую, но интересную профессию.
М. БАГДАСАРЯН — Это правда. Я последовательно из эфира в эфир приглашаю на студенческие спектакли, в студенческие аудитории, в школы-студии, в РАТИ, потому что именно там рождается то самое настоящее, и есть возможность увидеть это настоящее. Причем срок этого настоящего недолог, к сожалению, и не потому что они, уйдя из ВУЗа, теряют все это, нет. А потому что просто сейчас они окончат четвертый курс, все, обучение завершилось. И рассыпался курс, да. Какие-то разные театры обрели этих актеров и режиссеров, пригласили к себе. Собраться, снова восстановить эту работу колоссальных трудов стоит.
С. ЖЕНОВАЧ — Я абсолютно согласен, потому что сегодня в профессиональном театре, в котором я тоже и работаю, и служу, бывает очень предсказуемый результат. А у молодых ребят… Сейчас же новые театры практически не открываются и нет возможности курсом становится театрами, поэтому сейчас нет таких мест, где бы можно было что-то поискать, попробовать. Найти какие-то новые ходы, все-таки профессиональный театр требует уже результата. А здесь есть возможность еще поошибаться, поискать и попробовать. Поэтому когда ходишь, смотришь работы молодых ребят и в нашем ГИТИСе, и все театральные школы, которые вы перечислили, это действительно интересно. Потому что когда они приходят в театр уже сложившиеся, подчас их личности размываются и не все, к сожалению, могут удержаться и устоять, сохранить себя и тот детский сад, который в душе у них сидит и распирает. Они влюблены в театр и готовы заниматься двадцать четыре часа в сутки, а театр, к сожалению, это немножечко что-то уже тугое. Это большая проблема и беда. Наверное, это отдельный разговор, почему так происходит, почему происходит такой разрыв между школой и профессиональным театром. Об этом, по-моему, очень здорово Наина Давыдова сказала в своей статье в «Известиях». Эта проблема существует.
М. БАГДАСАРЯН — Эта проблема существует, а ни с чем несравнимая радость, о которой говорит Сергей Васильевич, она тоже существует, и подарите ее себе. Это же достаточно просто сделать, нужно прийти и что-то…
С. ЖЕНОВАЧ — И посмотреть спектакль.
М. БАГДАСАРЯН — Прийти и посмотреть спектакль. И больше ничего не нужно делать. Потом любопытно, конечно, отслеживать судьбы этих актеров, на которых ты обратил внимание, когда они еще были студентами, как это происходило с фоменковскими, да?
С. ЖЕНОВАЧ — Да. Тем более что играют в спектаклях не только студенты актерской группы, но играют режиссеры.
М. БАГДАСАРЯН — Режиссеры?
С. ЖЕНОВАЧ — Это очень занимательная вещь — посмотреть будущих ребят, которые скоро будут работать, будут ставить спектакль, посмотреть их и актерское творчество. Например, на предыдущем курсе Петра Наумовича, часть которых вошла в Театр-мастерскую Фоменко, училась Ира Пегова, Паша Баршак, Женя Цыганов и многие-многие другие ребята
М. БАГДАСАРЯН — Наташа Курдюмова.
С. ЖЕНОВАЧ — Наташа Курдюмова, да, и многие другие. Просто для тех, кто любит театр, мне кажется, это любопытно. Тем более у нас Алешу Карамазова играет тоже режиссер со своей уже сложившейся актерской судьбой — Александр Каручеков. Мне кажется, для него эта роль тоже своего рода возвращение в профессию и поступок.
М. БАГДАСАРЯН — Режиссерские курсы редко когда становятся театрами. Такой перспективы нет, Сергей Васильевич, чтобы этот курс превратился в театр?
С. ЖЕНОВАЧ — Это вопрос сложный. Последний театр, по-моему, в Москве, который организовался, я имею в виду творчески интересный, своеобразный, это наша мастерская Петра Наумовича, когда все последующие два выпуска ребят, учеников…
М. БАГДАСАРЯН — Уже вливались.
С. ЖЕНОВАЧ — Как-то вписывались, вливались и входили. Сейчас бурно, активно, подчас истерично дискутируется вопрос о сокращении московских театров. Но мне кажется, что без возникновения новых коллективов, а новый коллектив — это новый почерк, новая эстетика, это новая тенденция, новое направление. Пусть, может быть, не столь великое и гениальное, об это судить можно только когда пройдет какое-то определенное время, и судить уже будут и зрители, и театральные люди, и критики. Только время может проверить на прочность эту идею. Сейчас такие театры практически не возникают. К сожалению, мне кажется, по ряду организационных причин. Жалко, что многие идеи так и остаются …
М. БАГДАСАРЯН — Даже не опробованными, да.
С. ЖЕНОВАЧ — Даже не опробованными. Я могу сказать, что лучшие постановки молодых режиссеров, которые учились в режиссерской группе у Петра Наумовича, я ведь там работал пятнадцать лет, все-таки были в студенческое время. Это и у Лены Невежиной «История господина Дома», это и «Геда Габлер» и т.д. Эти работы, мне кажется, были тем трамплином, тем шагом, который формировал мировосприятие и миропонимание молодых режиссеров. Может быть, что-то они еще не умели, может, чем-то не владели. То же самое могу сказать не только про наших выпускников, но и про Чусову, и про других ребят, которые учились на нашем факультете. Та же «Шинель» Нины Чусовой, мне кажется, по затеям, по идеям очень сильна, потому что все-таки это было со своими ребятами, со своими артистами.
М. БАГДАСАРЯН — Ничего больше потом не было так пронзительно и так сильно и ярко.
С. ЖЕНОВАЧ — В театре все-таки есть момент выживания, приспосабливания к личностям, к мастерам, к артистам, цехам и многие другие причины, а здесь есть возможность заниматься поиском.
М. БАГДАСАРЯН — А удивительная вещь. Здесь не думаешь о зрителе, да, а истории получаются абсолютно зрительские. А там вынужден учитывать этого зрителя и не всегда попадаешь.
С. ЖЕНОВАЧ — К сожалению, возникает такой обман природы — когда об этом не думаешь, легче всего этого и достигаешь.
М. БАГДАСАРЯН — Сергей Васильевич, на секундочку представим себе ситуацию, что вам предложен такой театр. Я сейчас не хочу вспоминать всех тех обстоятельств, при которых не случилось театра у Сергея Женовача. Я не буду сейчас про это, а если возникнет такое предложение Сергею Женовачу этот курс не распускать, а оставить и сделать из него театр.
С. ЖЕНОВАЧ — Если возникнет такая возможность, я буду только рад. Все, что могу сказать, потому что любой режиссер, я думаю, он лукавит, когда говорит о том, что….
М. БАГДАСАРЯН — Ему не нужно.
С. ЖЕНОВАЧ — И что легче ходить по театрам, в уже сложившиеся дома, преодолевать какие-то трудности, ни от кого не зависеть. Мне кажется, это все равно лукавство. Создать, иметь свою среду. Иметь тех людей, которые тебе открыты навстречу, которым ты открыт навстречу. Безусловно, есть сложности, но это мои все сложности, они просты и ясны. Такой театр у меня был. Это был театр на Малой Бронной, где мы проработали семь лет, и была группа артистов….
М. БАГДАСАРЯН — И группа артистов, которые больше уже нигде, между прочим, не могли работать.
С. ЖЕНОВАЧ — Да. И сейчас, когда приходишь в тот же МХТ или в Малый театр, всегда видишь и чувствуешь людей, с кем бы ты хотел и мог работать.
М. БАГДАСАРЯН — Что, у Маркиной так и нет судьбы театральной?
С. ЖЕНОВАЧ — Театральной, нет. Надя сейчас трудится в кинематографе, когда возникают какие-то интересные предложения, и в антрепризе тоже где-то работает, а постоянного места на сегодняшний день, насколько я знаю, пока нет.
М. БАГДАСАРЯН — Я надеюсь, я очень хочу верить в то, что хотя бы один человек, от которого хоть что-то зависит в этой жизни, слышит нашу с Сергеем Женовачом беседу. Потому что справедливость, ну…
С. ЖЕНОВАЧ — Прошу прощения, что я перебиваю, это у любимого Михаил Афанасьевича есть такая фраза: «Никогда ни у кого ничего не проси».
М. БАГДАСАРЯН — Да мы не просим, мы только ставим в известность.
С. ЖЕНОВАЧ — Еще я хочу сказать: все, что происходит, происходит разумно и как-то над нами, в последнее время над этим задумываешься, что действительно есть какая-то режиссерская воля. Поэтому, может быть, все, что не происходит, это уже банально и говорить, но происходит к лучшему. Наверное, всегда что-то есть хорошее, что-то есть плохое, и в жизни кто-то умело, умно все балансирует.
М. БАГДАСАРЯН — Никак не могу согласиться. Я допускаю, что тем самым можно что-то оправдывать или находить чему-то объяснение, но я категорически против чьей-то режиссерской воли, которая на меня давит и не дает мне…
С. ЖЕНОВАЧ — Она мудрая.
М. БАГДАСАРЯН — Не знаю, может быть, она и мудрая, но она не дает мне реализовать эту свою жизнь и все, что во мне заложено, пусть даже на уровне попробовать, пусть следом неудача, да, но попробовать. Давайте вернемся к Достоевскому, потому что спектакль «Мальчики» и история с «Мальчиками» не заканчивается, ведь есть продолжение этой истории в МХТ, на малой сцене, «Исповедь горячего сердца». Будет?
С. ЖЕНОВАЧ — Должно быть. Я верю и надеюсь, потому что эта работа связана с замечательным артистом Михаилом Пореченковым, который очень много снимается и занят, поэтому мы должны были эту работу сделать до середины декабря, но так сложилось, что Михаил Евгеньевич не смог, поэтому мы перенесли ее на весну. Надеюсь, что мы обязательно эту работу сделаем. Я понимаю, что театр ждет.
М. БАГДАСАРЯН — Я понимаю, и мы тоже ждем, а подробнее можно о спектакле «Мальчики». Там добавлены еще две главы?
С. ЖЕНОВАЧ — Нет, это не так, просто когда есть несколько авторов, которые с тобой идут по жизни (у меня так сложилось, что это Булгаков, Гоголь, Федор Михайлович Достоевский, Островский), которые тебя все время сопровождают, и тебе кажется, что в этот период интересно повернуть это произведение. Достоевский все время разными гранями разворачивается. В какой-то период жизни мне казалось правильным посмотреть на роман целиком, то есть понять композицию от обморока к обмороку, только так можно понять психологию и миропонимание Льва Николаевича Мышкина. Невозможно что-то вырывать именно в этой конструкции. Что касается Карамазовых, при всей потрясающей и очень любопытной и интересной форме построения, событийной форме построения, там существует очень много разветвлений. И каждое разветвление это отдельная история. И мне интересней взять такую одну веточку и в этой одной веточке вдруг увидеть и корни, и ствол, и какая крона у листвы. То есть в одно мгновение рассмотреть все взаимосвязи. И мне кажется, что глава «Исповедь горячего сердца» это позволяет.
М. БАГДАСАРЯН — Это спектакль не на двух актеров?
С. ЖЕНОВАЧ — Нет. Это спектакль на девять артистов, но через двух людей будут в глубь романа нити тянуться.
М. БАГДАСАРЯН — А кто Митя?
С. ЖЕНОВАЧ — Михаил Евгеньевич Пореченков.
М. БАГДАСАРЯН — А Алеша?
С. ЖЕНОВАЧ — А других артистов я пока не назову, потому что основная нагрузка ложится на Митю, и мне очень важно, чтобы это был именно Михаил Евгеньевич Пореченков.
М. БАГДАСАРЯН — А почему именно он? Ну да, я понимаю, уже есть опыт работы в «Белой гвардии», куда вы отбирали конкретного артиста.
С. ЖЕНОВАЧ — Да.
М. БАГДАСАРЯН — Но почему именно он?
С. ЖЕНОВАЧ — Я очень рад, что судьба меня свела именно с группой артистов, которые заняты в «Белой гвардии». Сейчас спектакль, как мне кажется, набрал силу, мы второго числа едем в Киев, Одессу, на место действия романа, где сейчас происходит примерно то же самое, что происходило тогда, когда это произведение было написано.
М. БАГДАСАРЯН — Как будто специально…
С. ЖЕНОВАЧ — Да.
М. БАГДАСАРЯН — Как странно все это?
С. ЖЕНОВАЧ — Да, и хочется сходить и в гимназию, где происходит место действия, где гибнет Алексей Турбин, и в домик на спуск Андреевский. И вообще хочется по этим местам побродить, но главное, что та смута, которая охватила героев и персонажей, та же смута охватила и сейчас людей. Опять этот мятежный Киев, опять эти расколы, опять куча разных мыслей и….
М. БАГДАСАРЯН — Опять трагедия.
С. ЖЕНОВАЧ — И опять не своя воля у многих. И опять многие марионетки. Как было с гетманом Скоропадским. Все как-то крутится
М. БАГДАСАРЯН — Возвращается снова и снова, да.
С. ЖЕНОВАЧ — Да, да. Поэтому не знаю, как этот спектакль будет воспринят. Но та компания артистов, которая возникла в «Белой гвардии», нельзя сказать, что мы дружим и общаемся, нет, соединяемся только на спектакле. Но мне эта компания очень дорога, и с каждым из ребят хотелось бы что-то продолжить. Просто для меня работа — это не только результат, но это еще процесс, когда ты человека чувствуешь, понимаешь. Я сейчас поделился только своими намерениями, но это намерения режиссерские. Миша Пореченков помимо того, что это человек с телевизионного экрана и многие его знают как телеведущего, для меня прежде всего артист, артист с потрясающим потенциалом какого-то удивительного сплава мужского обаяния, внутреннего трагизма и в то же время какой-то малахольной бесшабашности.
М. БАГДАСАРЯН — Все, что вы сейчас сказали, очень подходит для Мити Карамазова.
С. ЖЕНОВАЧ — Да, и мне кажется, что эта работа помогла бы нам вместе с Михаилом Евгеньевичем почувствовать что-то в Мите Карамазове. Потому что всегда хочется понять, пьесу и роман невозможно понять, читая и размышляя. Людям театральным можно понять, только поставив, можно написать столько книжек умных про «Короля Лира» и про «Сон в летнюю ночь», но только тогда, когда начинаешь работать в конкретном пространстве с конкретными людьми и, пытаясь произносить слова вслух, ты начинаешь постигать и понимать….
М. БАГДАСАРЯН — Все объемы, которые за этими словами.
С. ЖЕНОВАЧ — Да, даже иногда не формулировав, просто интуитивно это чувствовав, выражая в том или ином каком-то образном приспособлении, ходе и так далее. Поэтому если в «Мальчиках» все-таки эти потоки мысли, потоки сознаний, они многомерны и там еще много персонажей, то здесь хочется через душу одного человека Мити Карамазова попытаться театральным ходом, театральными средствами выразить эту мятущуюся душу.
М. БАГДАСАРЯН — Прежде, чем мы перейдем к другой теме и к другому спектаклю, я бы хотела прочитать сообщение от Татьяны: «Сергей Васильевич, спасибо за ваши спектакли, успехов».
С. ЖЕНОВАЧ — Спасибо вам, спасибо.
М. БАГДАСАРЯН — Мы получили и сообщение от Антона: «Существует ли хороший театральный режиссер, которого вы не любите и почему?»
С. ЖЕНОВАЧ — Вы знаете, о коллегах вообще как-то в нашей среде не принято говорить, потому что эта профессия, к сожалению, одинокая. Есть режиссеры от Бога, потому что режиссерская профессия это все-таки призвание, это определенное мировосприятие и миропонимание, да. Есть, например, миропонимание, которых тебе не близко, но это не значит, что этот человек…
М. БАГДАСАРЯН — Не имеет права на существование.
С. ЖЕНОВАЧ — И более того, это не значит, что мне неинтересно это смотреть. Это безумно интересно, но я так не мыслю. Поэтому если все будут мыслить, как мыслит, допустим, Фоменко или Гинкас, или Додин, или Васильев, или еще там кто-то. Это скучно, представляете, все театры Васильевы или все театры Фоменко. Даже можно было бы умереть. Хорошо, когда все разное, поэтому люди должны быть разные и мыслить, и высказываться. Я думаю, что любой режиссер понимает, что спектакль, например, режиссерский, но по тем или иным причинам он ему не близок. Это нормально и естественно.
М. БАГДАСАРЯН — Есть еще одна история, о которой, мне кажется, просто необходимо говорить. Это история связана с Малым театром. И маячит уже совсем близко на горизонте третья работа. Я напомню нашим радиослушателям, что сначала было «Горе от ума». А потом спектакль «Правда — хорошо, а счастье — лучше». И надо вам сказать, что в «Горе от ума» роль Фамусова сыграл Юрий Мефодиевич Соломин, роль, за которую он удостоился Государственной премии. Второй спектакль «Правда — хорошо, а счастье — лучше» тоже, по-моему, получил Государственную премию.
С. ЖЕНОВАЧ — Да, но уже не один артист, а уже ансамбль.
М. БАГДАСАРЯН — Да, а еще была премия «Гвоздь сезона» за ансамбль, и «Золотая маска» тоже за ансамбль.
С. ЖЕНОВАЧ — Да.
М. БАГДАСАРЯН — За уникальный ансамбль, в котором я только три фамилии назову — Евгения Глушенко, Людмила Полякова и Василий Бочкарев. Конечно, там еще есть молодые артисты….
С. ЖЕНОВАЧ — Ира Леонова.
М. БАГДАСАРЯН — И художник-сценограф спектакля…
С. ЖЕНОВАЧ — Да, Александр Боровский в обоих случаях.
М. БАГДАСАРЯН — И в «Белой гвардии» Александр Боровский?
С. ЖЕНОВАЧ — Да.
М. БАГДАСАРЯН — Кстати, пока мы еще недалеко ушли от Достоевского, новая работа тоже с Боровским?
С. ЖЕНОВАЧ — Да. Безусловно, только с ним.
М. БАГДАСАРЯН — А почему только с ним?
С. ЖЕНОВАЧ — У меня получается, что какие-то периоды жизни связаны с тем или иным художником, потому что, если честно, неправильно, когда считают автором спектакля одного режиссера. Авторов спектакля всегда двое. Это режиссер и сценограф. Потому что сегодня пространственное мышление, пространственное решение спектакля, оно и определяет все существо спектакля и его восприятие. Это всегда должен быть твой друг, товарищ, вечный оппонент и вечный друг. Все в одном лице, когда вместе сочиняешь и идешь в этот трудный бой, не зная, какой будет результат. Александр Давидович, я считаю, ну помимо того, что он мой товарищ, потрясающий художник, который обладает таким редким качеством, как умение мыслить идеями — не просто оформлять сцену, а изобретать именно идею пространственного решения.
М. БАГДАСАРЯН — Удивительное ощущение от спектакля «Правда — хорошо, а счастье — лучше» — ощущение постоянно звучащей музыки, хотя это совсем не так. Да, но речь.
С. ЖЕНОВАЧ — Это заслуга звуковой дорожки, тоже нашего друга и товарища композитора Григория Гоберника, потому что звук в театре это не только объем звучащей музыки. В чем прелесть Григория Яковлевича Гоберника? В том, что являясь действительно замечательным и очень хорошим композитором, он не навязывает свою музыку спектаклю, а исходит из пространства, ситуации. Например, его удивительное решение в «Белой гвардии». Я так говорю не потому, что это любимый мой спектакль, это понятно, но мне кажется, что я в этом смысле объективен. Мы уже оговаривали, какие должны быть музыкальные решения в «Белой гвардии», но он не мог сесть за инструмент, пока не увидит свет в пространстве. Я очень рад, что мы, начиная говорить о спектаклях, о Малом театре, вдруг заговорили о Боровском, о Гобернике. Еще хочется говорить об Оксане Ярмольник, о Дамире Смагилове и многих других. Потому что здесь очень важна компания, команда. Это только кажется, что режиссер — автор спектакля. Автор спектакля — вся постановочная компания, бригада, которая участвуют. Просто режиссер — этот тот человек, который ведет за собой.
М. БАГДАСАРЯН — И еще одно ощущение от правды. Я смотрела спектакль пять или шесть раз. Я сидела в разных точках и всегда ощущала невероятный запах яблок.
С. ЖЕНОВАЧ — Как говорит персонаж Миши Пореченкова в «Белой гвардии» капитан Мышлоевский, когда он лихо выпивает рюмку водки, Лариосик — Саша Семчев, спрашивает: «Как это вы ловко ее опрокидываете. Он имеет рюмку водки», на что Мышлоевский-Пореченков отвечает: «Достигается упражнениями». То же самое и здесь, достигается упражнениями. С первой репетиции я притаскивал килограммы яблок, и мы все репетиции жевали эти яблоки, потому что, когда ешь яблоко, во-первых, ты хрустишь, во-вторых, оно сочное. Помимо того, что полезно для здоровья, еще вызывает такое ощущение, что яблоки становятся частью нашей жизни. Когда ты можешь говорить с полным ртом, когда яблоко бывает кислое или сладкое, его можно выбросить, если оно тебе надоело или можно откатить его ногой. Это ощущение нарабатывалось во время репетиции, поэтому мне радостно, что вы это почувствовали.
М. БАГДАСАРЯН — Есть еще одна история для Малого театра. Эта история связана с Мольером и «Мнимым больным», и я даже рискну предположить, что будет опять Боровский, будет опять Гоберник, будет опять Оксана Ярмольник и будет еще кто-нибудь.
С. ЖЕНОВАЧ — Дамир Исмагилов.
М. БАГДАСАРЯН — Будет Дамир Исмагилов. Итак, «Мнимый больной». Кто сделал предложение или это ваш выбор?
С. ЖЕНОВАЧ — Существует компания, о которой я говорил, в этой компании еще есть человек Борис Николаевич Любимов. Это была его затея. Потом уже возникло знакомство и взаимопонимание с Юрием Мефодиевичем Соломиным, руководителем театра. С театром возникло уже некое доверие и был Островский, Грибоедов, а Мольер — это тот драматург, который, как мне кажется, очень современный. Хотя, может, это и банально. Сейчас куда не глянешь, все современные. К сожалению, Мольеру не повезло, потому что все время в нем видят только кривляние, балаган и какие-то такие веселые фарсовые капустники, и не повезло с переводами. Мольер, как любой драматург, прежде всего человек театра. Он и артист, он и режиссер. Поэтому для него важно не слово, а игровая ситуация. И поэтому не случайно во времена Мольера многие артисты, импровизируя и играя, что-то добавляли и от себя, потому что их вела игровая стихия, игровая природа. Сейчас слова во многих переводах аккуратные, чистенькие, причесанные и за ними сложно уловить Мольера. Но все равно Мольер, мне кажется, непобедим. У нас с ребятами на третьем году был мольеровский семестр.
М. БАГДАСАРЯН — В РАТИ?
С. ЖЕНОВАЧ — Да. Мы с ребятами брали пьесы, которые незнакомы широкому зрителю. Это и «Блистательные любовники», и «Любовная досада», и «Господин де Пурсоньяк». Потрясающая история, и мы попытались там найти именно природу мольеровской стихийной игры, которая очень далека от такого внешнего кривляния и балаганного существования. Это очень горький писатель, очень желчный, даже какой-то болезненный и в тоже время безумно смешной. Мольер смеется на крови. Не случайно сегодня в московских театрах очень часто возникают пьесы Мольера.
М. БАГДАСАРЯН — Кто Оргон?
С. ЖЕНОВАЧ — Здесь я уже могу назвать, потому что существует приказ, это Василий Иванович Бочкарев, Туанетта — Людмила Титова, Евгения Константиновна Глушенко супруга Оргона Беллина. Молодые герои — выпускники Щепкинского училища Оля Молочная, Глеб Подгородинский, Александр Клюквин, как все шутят, «Золотой голос России», который нас встречает по второму российскому каналу утром, ведет целый день и провожает нас в ночь. На мой взгляд, очень любопытный и интересный, замечательный артист. И помимо этого будут заняты артисты Носик, Витя Низовой, Игорь Григорьев, Кирилл Демин и др.
М. БАГДАСАРЯН — Когда начнутся репетиции?
С. ЖЕНОВАЧ — Во второй половине декабря театр выпускает спектакль «Последняя жертва» режиссера Владимира Драгунова, там освобождаются артисты Бочкарев, Титова, и мы сразу начинаем трудиться.
М. БАГДАСАРЯН — Это спектакль этого сезона или следующего?
С. ЖЕНОВАЧ — В планах театра выпустить спектакль в начале апреля месяца. Мы планируем в этом сезоне.
М. БАГДАСАРЯН — Сергей Васильевич, наша беседа почти подошла к концу. Есть еще одно сообщение: «Уважаемый, Сергей Васильевич, не хотели бы вы снять телеспектакль?» Вопрос от Ирины.
С. ЖЕНОВАЧ — Ира, как и снять фильм, телеспектакль, сделать спектакль на радио и поставить оперу, я не знаю, что еще. Все, что связано с живым творчеством. Конечно, все это хочется, но одно дело — желание, другое дело — реальная конкретная жизнь, которая втягивает, затягивает и определяет наше существование. На сегодняшний день все планы связаны с ГИТИСом — и с набором курса, и с выпуском этого курса. Возможно, будет новый набор. Это тоже очень большие силы и ответственность за судьбы ребят, актеров, режиссеров. Это «Мнимый больной», это постоянная жизнь и «Белой гвардии». Это гастроли, это «Правда — хорошо» и «Горе от ума» вместе с Малым театром будет гастролировать, это «Исповедь горячего сердца», то есть планов очень много. Поэтому, мечты, желания, все, что связано с другими свойствами театральной игры, просто игры — это всегда здорово.
М. БАГДАСАРЯН — Спасибо, Сергей Васильевич.
С. ЖЕНОВАЧ — Вам спасибо.
М. БАГДАСАРЯН — Удачи, пусть все исполняется, пусть будет и опера, и телеспектакль, и спектакль на радио, пусть будет театр Сергея Женовача. Мне этого очень хочется, и я думаю, что очень многие зрители и многие критики сейчас разделяют эти слова и присоединяются к моим пожеланиям. Спасибо вам большое, и всего вам самого наилучшего.
С. ЖЕНОВАЧ — Вам спасибо, что пригласили. А вам спасибо, что слушали.

«Действующие лица», 29.11, 14.00
Ведущая — Марина БАГДАСАРЯН
Радио «Культура»