Новости

И ВСЮДУ СТРАСТИ РОКОВЫЕ

И ВСЮДУ СТРАСТИ РОКОВЫЕ

«Пиковая дама» на сцене Малого театра

Я не берусь сейчас строить прогнозы касательно того, что в столице почти одновременно появилось сразу три драматических спектакля по «Пиковой даме» нашего великого Пушкина. И, заметьте, все три «дамы» удивительно разные, и каждая по-своему рисует портрет своего гениального прототипа: Людмила Максакова в Театре имени Евг. Вахтангова Людмила Иванова в театре «Экспромт» и вот только что на сцену пришла новая Графиня – Вера Васильева.


Спектакль поставил в Малом театре талантливый и смелый режиссёр Андрей Житинкин, кстати сказать, большой дока по части обращений к классике (достаточно, к примеру, вспомнить его «Портрет Дориана Грея» — по О. Уайльду, «Анну Каренину» и много других названий и всегда оригинальных, а порой и дерзких даже театральных работ).
И вот теперь — «Пиковая дама». И важно сразу сказать — решен спектакль удивительно точно по всем пушкинским параметрам, чего нет в той или иной мере в других московских постановках. В связи с этой премьерой вспоминается почти казусная история с тем, как знаменитые знатоки («Что? Где? Когда?») «прокололись» на знании именно «Пиковой дамы». Забыв о Пушкине, они целиком сосредоточились на опере Чайковского: назвали тот, оперный финал, где Лиза бросается в Канавку, а Германн закалывается. Но опера оперой. Житинкин тоже по-своему остался под влиянием музыки Чайковского, использовал ее точно и аккуратно, хотя, пожалуй, было бы лучше ограничиться цитированием сцены бала и образа Графини (четвертая картина оперы — сцена в спальне).
Спектакль получился настолько самобытным и в лучшем смысле слова «самостоятельным», что можно было бы, может быть, даже к пользе происходящего на сцене, ограничиться партитурами заявленных в программке Ференца Листа, Густава Малера и Альфреда Шнитке. Мне даже кажется, что можно было еще богаче и разнообразнее использовать, условно говоря, «пёстрый» музыкальный фон на одном Малере: очень тесно соприкасается его Первая симфония с тем, что происходит на сцене. Да, вот еще что: в программке подчеркнуто, что нам предлагается сценическая версия А. Житинкина. Это важно, потому что он, повторю, как очень и очень немногие, создает литературный сценарий еще до начала работы над спектаклем, вернее, свою, сугубо индивидуальную версию того, что предстоит увидеть зрителям. Всё по Пушкину, и всё — по-новому, хотя ни на йоту нет желания взорвать привычную классическую форму или — Боже упаси! — начать во всю «осовременивать» и фабулу, и персонажей...
...Полутёмная, почти пустынная сцена. Минимум мебели и реквизита (сценограф А. Шаров), а при этом просто поразительная точность деталей, всему тому, что мы только что, как автор этих слов, ощутили, вновь перечитав пронзительные по своей глубине и очень строгие, временами почти очерковые, те самые великие тридцать страниц пушкинского текста. Молодец, Житинкин! Очень даже молодец!..
Графиня его и Веры Васильевой абсолютно индивидуальна: не похожа ни на одно из нынешних московских решений оперы и драмы. Она страшна, конечно, страшна, высокомерна, горда, высокопарна, но…, оставшись наедине сама с собой, она и кокетлива, и легкомысленна (впадая в воспоминания), и не скрывает своей влюбленности в того самого графа Сен Жермена, который назвал ей когда-то три карты, которые «выигрывают кряду». Она, Графиня, капризна и в чём-то даже наивна, в ней словно бы борются свет и тени, страх и беспомощность... Она даже по-прежнему очаровательна (такая, какой ее играет В. Васильева), но очарование это окрашено пока (до поры!) изнутри темнотой и чудовищным, граничащим с цинизмом эгоизмом.
Откровенно говоря, рядом с таким решением характера трудно представить себе её «партнера». Каким он будет, этот молодой, обуреваемый страстями молодой военный инженер, выходец из немцев, — Германн. В Германне, каким его «проживает» молодой актер А. Дривень, горит большое сердце отмеченного гордыней «пылкого карьериста». Странное сочетание? Тем не менее это так. Да, он страстно влюблён в Лизу, но страсть эта довольно быстро и органично уступает место другим страстям: тщеславию, жажде денег, богатству, признанию... Короче говоря, налицо его попытка преодолеть собственный комплекс неполноценности. Разве это не современно?! Ещё как современно. Внешне актер сдержан, но кипение чувств и оскорбленного самолюбия забирает внимание сразу, даже в его униженной, сломанной гордости. Между прочим, очень рекомендую запомнить ещё одну актерскую фамилию — А. Дривень. Это, убеждена, яркая творческая судьба, которая только-только начинается. Но начинается интересно и перспективно, что видно и по его участию в итальянских «Влюбленных», и по Пушкину.
А. Житинкин остро чувствует не просто пушкинские интонации, но и то, чем жив человек, что им движет, чем он дышит. И всегда у него есть ещё и внутренний эмоциональный пласт, «подогреваемый» скрытым до поры темпераментом. Так, касательно В. Васильевой, А. Дривеня и в какой-то менее явной, но точно намеченной иронии Томского (А. Вершинин), да и еще в одном очень важном по действию и мысли персонаже, который как бы подводит черту происходящему, проходя с внешней стороны занавеса, по просцениуму, деловитой походной и с чемоданчиком в руке.
А в чемоданчике этом весь гигантский проигрыш Германна (я говорю, естественно, о деньгах). Он, этот человек, в доме которого разыгралась трагедия, элегантен и умён, циничен и остроумен, страшен своим нутром (его играет Б. Клюев). Имя этому персонажу — Чекалинский, как названо в программке, «игрок в летах». И вот, пожалуй, во взаимоотношениях названных этих участников «квартета» и развивается драма или даже трагедия на сцене. Правда, пока что слабоваты женские характеры (кроме Графини) и «свита» Чекалинского (Сурин, Нарумов, Катов)...
Что касается Лизы. Вроде, всё, как надо. Всё, как говорится, было у автора. А автор даёт свою Лизу лаконично и без междометий. Л. Ещенко делает всё, что предложил постановщик, точно, но суховато, очень за- землённо, без полета. Лично я не верю в её страстную любовь к Германну. Скорее по глубине проникновения в пушкинскую интонацию я отмечу Машу, горничную Графини (Н. Хрусталёва) — она по-хорошему темпераментна и намечен в ней тот необходимый обнажённый нерв, коего, к сожалению, почти неощутимо в образе Лизы.
Невыразительность тройки игроков, как и Лизы, мне думается, можно привести в порядок, а то одному Чекалинскому с Германном с ними «не справиться». Впрочем, режиссёру виднее. Но уверена, что он и сам не вполне доволен «игровым» фоном действия. (Не знаю, правда, как насчёт Лизы.) Спектакль ведь совсем ещё юный, во всех отношениях он скоро «повзрослеет», быть может, несколько уплотнив свой темп, потому как временами, например в первой части, в нём ощущаются длинноты, а они должны уйти с «накатом» спектакля.
А в целом, Андрея Житинкина можно и должно поздравить с новым успешным обращением к классике и узнать, кто еще появится в ином составе в том же действе, ибо этот режиссёр всегда в чем-то преподносит публике загадку, и волнение, и новизну.

Наталья ЛАГИНА
«Слово», 11-24 января 2013 года

Дата публикации: 15.05.2013
И ВСЮДУ СТРАСТИ РОКОВЫЕ

«Пиковая дама» на сцене Малого театра

Я не берусь сейчас строить прогнозы касательно того, что в столице почти одновременно появилось сразу три драматических спектакля по «Пиковой даме» нашего великого Пушкина. И, заметьте, все три «дамы» удивительно разные, и каждая по-своему рисует портрет своего гениального прототипа: Людмила Максакова в Театре имени Евг. Вахтангова Людмила Иванова в театре «Экспромт» и вот только что на сцену пришла новая Графиня – Вера Васильева.


Спектакль поставил в Малом театре талантливый и смелый режиссёр Андрей Житинкин, кстати сказать, большой дока по части обращений к классике (достаточно, к примеру, вспомнить его «Портрет Дориана Грея» — по О. Уайльду, «Анну Каренину» и много других названий и всегда оригинальных, а порой и дерзких даже театральных работ).
И вот теперь — «Пиковая дама». И важно сразу сказать — решен спектакль удивительно точно по всем пушкинским параметрам, чего нет в той или иной мере в других московских постановках. В связи с этой премьерой вспоминается почти казусная история с тем, как знаменитые знатоки («Что? Где? Когда?») «прокололись» на знании именно «Пиковой дамы». Забыв о Пушкине, они целиком сосредоточились на опере Чайковского: назвали тот, оперный финал, где Лиза бросается в Канавку, а Германн закалывается. Но опера оперой. Житинкин тоже по-своему остался под влиянием музыки Чайковского, использовал ее точно и аккуратно, хотя, пожалуй, было бы лучше ограничиться цитированием сцены бала и образа Графини (четвертая картина оперы — сцена в спальне).
Спектакль получился настолько самобытным и в лучшем смысле слова «самостоятельным», что можно было бы, может быть, даже к пользе происходящего на сцене, ограничиться партитурами заявленных в программке Ференца Листа, Густава Малера и Альфреда Шнитке. Мне даже кажется, что можно было еще богаче и разнообразнее использовать, условно говоря, «пёстрый» музыкальный фон на одном Малере: очень тесно соприкасается его Первая симфония с тем, что происходит на сцене. Да, вот еще что: в программке подчеркнуто, что нам предлагается сценическая версия А. Житинкина. Это важно, потому что он, повторю, как очень и очень немногие, создает литературный сценарий еще до начала работы над спектаклем, вернее, свою, сугубо индивидуальную версию того, что предстоит увидеть зрителям. Всё по Пушкину, и всё — по-новому, хотя ни на йоту нет желания взорвать привычную классическую форму или — Боже упаси! — начать во всю «осовременивать» и фабулу, и персонажей...
...Полутёмная, почти пустынная сцена. Минимум мебели и реквизита (сценограф А. Шаров), а при этом просто поразительная точность деталей, всему тому, что мы только что, как автор этих слов, ощутили, вновь перечитав пронзительные по своей глубине и очень строгие, временами почти очерковые, те самые великие тридцать страниц пушкинского текста. Молодец, Житинкин! Очень даже молодец!..
Графиня его и Веры Васильевой абсолютно индивидуальна: не похожа ни на одно из нынешних московских решений оперы и драмы. Она страшна, конечно, страшна, высокомерна, горда, высокопарна, но…, оставшись наедине сама с собой, она и кокетлива, и легкомысленна (впадая в воспоминания), и не скрывает своей влюбленности в того самого графа Сен Жермена, который назвал ей когда-то три карты, которые «выигрывают кряду». Она, Графиня, капризна и в чём-то даже наивна, в ней словно бы борются свет и тени, страх и беспомощность... Она даже по-прежнему очаровательна (такая, какой ее играет В. Васильева), но очарование это окрашено пока (до поры!) изнутри темнотой и чудовищным, граничащим с цинизмом эгоизмом.
Откровенно говоря, рядом с таким решением характера трудно представить себе её «партнера». Каким он будет, этот молодой, обуреваемый страстями молодой военный инженер, выходец из немцев, — Германн. В Германне, каким его «проживает» молодой актер А. Дривень, горит большое сердце отмеченного гордыней «пылкого карьериста». Странное сочетание? Тем не менее это так. Да, он страстно влюблён в Лизу, но страсть эта довольно быстро и органично уступает место другим страстям: тщеславию, жажде денег, богатству, признанию... Короче говоря, налицо его попытка преодолеть собственный комплекс неполноценности. Разве это не современно?! Ещё как современно. Внешне актер сдержан, но кипение чувств и оскорбленного самолюбия забирает внимание сразу, даже в его униженной, сломанной гордости. Между прочим, очень рекомендую запомнить ещё одну актерскую фамилию — А. Дривень. Это, убеждена, яркая творческая судьба, которая только-только начинается. Но начинается интересно и перспективно, что видно и по его участию в итальянских «Влюбленных», и по Пушкину.
А. Житинкин остро чувствует не просто пушкинские интонации, но и то, чем жив человек, что им движет, чем он дышит. И всегда у него есть ещё и внутренний эмоциональный пласт, «подогреваемый» скрытым до поры темпераментом. Так, касательно В. Васильевой, А. Дривеня и в какой-то менее явной, но точно намеченной иронии Томского (А. Вершинин), да и еще в одном очень важном по действию и мысли персонаже, который как бы подводит черту происходящему, проходя с внешней стороны занавеса, по просцениуму, деловитой походной и с чемоданчиком в руке.
А в чемоданчике этом весь гигантский проигрыш Германна (я говорю, естественно, о деньгах). Он, этот человек, в доме которого разыгралась трагедия, элегантен и умён, циничен и остроумен, страшен своим нутром (его играет Б. Клюев). Имя этому персонажу — Чекалинский, как названо в программке, «игрок в летах». И вот, пожалуй, во взаимоотношениях названных этих участников «квартета» и развивается драма или даже трагедия на сцене. Правда, пока что слабоваты женские характеры (кроме Графини) и «свита» Чекалинского (Сурин, Нарумов, Катов)...
Что касается Лизы. Вроде, всё, как надо. Всё, как говорится, было у автора. А автор даёт свою Лизу лаконично и без междометий. Л. Ещенко делает всё, что предложил постановщик, точно, но суховато, очень за- землённо, без полета. Лично я не верю в её страстную любовь к Германну. Скорее по глубине проникновения в пушкинскую интонацию я отмечу Машу, горничную Графини (Н. Хрусталёва) — она по-хорошему темпераментна и намечен в ней тот необходимый обнажённый нерв, коего, к сожалению, почти неощутимо в образе Лизы.
Невыразительность тройки игроков, как и Лизы, мне думается, можно привести в порядок, а то одному Чекалинскому с Германном с ними «не справиться». Впрочем, режиссёру виднее. Но уверена, что он и сам не вполне доволен «игровым» фоном действия. (Не знаю, правда, как насчёт Лизы.) Спектакль ведь совсем ещё юный, во всех отношениях он скоро «повзрослеет», быть может, несколько уплотнив свой темп, потому как временами, например в первой части, в нём ощущаются длинноты, а они должны уйти с «накатом» спектакля.
А в целом, Андрея Житинкина можно и должно поздравить с новым успешным обращением к классике и узнать, кто еще появится в ином составе в том же действе, ибо этот режиссёр всегда в чем-то преподносит публике загадку, и волнение, и новизну.

Наталья ЛАГИНА
«Слово», 11-24 января 2013 года

Дата публикации: 15.05.2013