Новости

«БЕСПРИДАННИЦА» А.ОСТРОВСКОГО В МАЛОМ ТЕАТРЕ

«БЕСПРИДАННИЦА» А.ОСТРОВСКОГО В МАЛОМ ТЕАТРЕ

Из всех расхожих штампов, бытующих в среде театрального полусвета и обслуживающей ее полусветской театральной журналистики, едва ли не самый плоский — про то, что Малый театр является последним оплотом «традиции». Причем трактуют этот штамп с разных сторон и в упрек Малому, и как комплимент, хотя утверждение неверно в принципе. Если под «традицией» понимать позорную архаику, рассчитанную на интертную, ищущую не просто развлечений, а развлечений под видом «высокого искусства» публику, то эдакой «традиции» хватает и в театральном супермаркете МХТ, и в театрах, руководимых самыми молодыми худруками, и у носителей некогда звучных имен — в центре Москвы целый «заповедник» подобных «традиций», и располагается он несколько выше Театральной площади. А в Малом вместе с его филиалом, как в любом нормальном театре, спектакли разные — есть очень плохие, есть лучше, есть жутко старомодные, а есть по меркам ожиданий идущего на «традицию» зрителей и более чем продвинутые. <…> Тем не менее, при всей внешней «традиционности», в спектакле присутствует режиссерское решение, и не так важно, кому персонально оно принадлежит. Решение это не затрагивает пьесу концептуально, ну все-таки, раз назвали «оплотом традиций», совсем обманывать ожидания нельзя. Но за «клюквой» с накладными бакенбардами и приторными ухмылками лучше пойти на «Свадьбу Кречинского» в театр Моссовета, а по части провинциальной тюзятины вряд ли можно даже при сильном желании переплюнуть «Три сестры» Додина. «Бесприданница» в Малом — нормальный спектакль нормального театра. Мне, во всяком случае, ни минуты не было ни скучно, ни противно его смотреть. Не без издержек в любом деле, конечно — в начале второй картины (второго акта пьесы) чуть было не упала декорация, и придави она артистов, вышло бы совсем нехорошо; задник тоже можно потуже натянуть, а то Волгу морщит... А в остальном — на удивление интересно.

При отсутствии радикальной режиссуры более отчетливо просматриваются неожиданные краски, подобранные актерами вместе с пожелавшим остаться неизвестным постановщиком для хрестоматийных персонажей: любопытно, как противопоставлены не только по возрасту, но и по характеру, по типажу, по стилю поведения Кнуров и Вожеватов, первый (очень достойная работа Ярослава Барышева, давно он так ярко себя не показывал) — монументальный сдержанный, скупой на эмоции, весь в себе, и только под занавес последнего акта проявляет свой нрав, второй, наоборот, мелкий живчик, резвый, так и бьет копытом, практически буквально (Сергей Потапов), а при этом из противопоставления получается, что оба они — два сапога пара, будь то не Островский, а Достоевский, уместно было бы сказать — «персонажи-двойники». На открытие сие наблюдение не тянет, но я, например, раньше как-то не задумывался о символическом смысле этой довольно странной, в сущности, парочки, разыгрывающей девицу в орлянку. Лариса-Иванова, правда, блеклая, обыкновенная, зато старшая Огудалова в исполнении Титовой — только что в тряпье пронафталиненное завернута, а интонации, жесты, пластика у нее — жесткие, абсолютно современные, хоть сейчас к Серебренникову; пускай она с ними несколько выбивается из ансамбля, в целом работающего куда более расслабленно — но не ей следует себя ограничивать, а партнерам подтягиваться, повышать градус. Вот Паратову-Фаддееву хотя бы. В основном публика Малого (да любая, у нас публика везде примерно одинаковая) проецирует действующих лиц пьесы, естественно, на героев рязановского «Жестокого романса», и вряд ли кто — на спектакль Петра Фоменко, тот и критикой был обруган, хотя фоменковская «Бесприданница», по-моему — одна из последних больших удач покойного мэтра. По поводу «Бесприданницы» Фоменко особенно громко звучали недоуменные возгласы в адрес Ильи Любимова — ну что это, мол, за Паратов, поскольку все ждали очередного клона Михалкова из «Жестокого романса». Но у Фоменко и должен быть такой Паратов, как Любимов, там это осмысленно, концептуально. А в спектакле Малого Фаддеев выглядит всего лишь недо-Михалковым — оригинальности ноль, а подражать достойно получается не вполне. И потому еще, пожалуй, настолько выигрышно рядом с таким Паратовым выглядит такой Карандышев — Марин не трагический герой, как Цыганов у Фоменко, но и не жалкий, тем более не мерзкий, просто скромный человечек, осмелившийся прыгнуть выше своей головы, связавшийся на беду с глупой бабой (а я никогда раньше не задумывался, не давали повода, что Лариса — помимо того, что жертва капиталистической эксплуатации и мужского шовинизма, еще и просто дура). Карандышев в этой «Бесприданнице» — еще один маленький, но значительный выход из Островского в Достоевского с его «кроткими» бунтарями. Между прочим, подход, получается — не «в традиции», но «в тенденции», если продолжить сопоставление с «Бесприданницей» Фоменко. Примечателен и финал — Островского в доме Островского не режут по живому (хотя можно и, я убежден, необходимо), но над каждым словом не трясутся, и Ларису Огудалову считают возможным лишить последней «благодарноственной» реплики, придающей и без того надрывной пьесе пафос бульварной мелодрамы. Здесь Лариса просто падает мертвая на руки к Карандышеву, да ведь это и не убийство, а по сути самоубийство, только бросается героиня не в Волгу, как Катерина из «Грозы», а на дуло пистолета. Хватает, конечно, в спектакле и «хохломы» — срывает аплодисменты не по делу Робинзон-Кудинович, используя приемы грубые (хотя признаюсь, временами, особенно в 3-4 акте, и я подхихикивал, смешно же у него получается), нелепо выглядит цыган с гитарой, когда доходит до дела и надо аккомпанировать романсу Ларисы, просто зависающий за спиной у настоящего гитариста (любой студент сегодня, по-моему, может сыграть хошь на скрипке, хошь на арфе, а не то что на гитаре), Пашкова пытается, без всяких к тому предпосылок и без особого успеха, превратить небольшую роль тетки Карандышева в свой «провинциальный бенефист» — ну это как в случае с разваливающейся декорацией или морщинистым задником, издержки производства. А еще в Малом, точнее, в его филиале на Ордынке, есть свой местный, прекрасно работающий бесплатный фай-вай! Не от соседнего грузинского ресторана, а собственный, высокоскоростной — ни в одном другом театре Москвы, включая самые «современные» во всех смыслах, у меня пока что не ловился.

_arlekin_
2012-11-06


Дата публикации: 06.11.2012
«БЕСПРИДАННИЦА» А.ОСТРОВСКОГО В МАЛОМ ТЕАТРЕ

Из всех расхожих штампов, бытующих в среде театрального полусвета и обслуживающей ее полусветской театральной журналистики, едва ли не самый плоский — про то, что Малый театр является последним оплотом «традиции». Причем трактуют этот штамп с разных сторон и в упрек Малому, и как комплимент, хотя утверждение неверно в принципе. Если под «традицией» понимать позорную архаику, рассчитанную на интертную, ищущую не просто развлечений, а развлечений под видом «высокого искусства» публику, то эдакой «традиции» хватает и в театральном супермаркете МХТ, и в театрах, руководимых самыми молодыми худруками, и у носителей некогда звучных имен — в центре Москвы целый «заповедник» подобных «традиций», и располагается он несколько выше Театральной площади. А в Малом вместе с его филиалом, как в любом нормальном театре, спектакли разные — есть очень плохие, есть лучше, есть жутко старомодные, а есть по меркам ожиданий идущего на «традицию» зрителей и более чем продвинутые. <…> Тем не менее, при всей внешней «традиционности», в спектакле присутствует режиссерское решение, и не так важно, кому персонально оно принадлежит. Решение это не затрагивает пьесу концептуально, ну все-таки, раз назвали «оплотом традиций», совсем обманывать ожидания нельзя. Но за «клюквой» с накладными бакенбардами и приторными ухмылками лучше пойти на «Свадьбу Кречинского» в театр Моссовета, а по части провинциальной тюзятины вряд ли можно даже при сильном желании переплюнуть «Три сестры» Додина. «Бесприданница» в Малом — нормальный спектакль нормального театра. Мне, во всяком случае, ни минуты не было ни скучно, ни противно его смотреть. Не без издержек в любом деле, конечно — в начале второй картины (второго акта пьесы) чуть было не упала декорация, и придави она артистов, вышло бы совсем нехорошо; задник тоже можно потуже натянуть, а то Волгу морщит... А в остальном — на удивление интересно.

При отсутствии радикальной режиссуры более отчетливо просматриваются неожиданные краски, подобранные актерами вместе с пожелавшим остаться неизвестным постановщиком для хрестоматийных персонажей: любопытно, как противопоставлены не только по возрасту, но и по характеру, по типажу, по стилю поведения Кнуров и Вожеватов, первый (очень достойная работа Ярослава Барышева, давно он так ярко себя не показывал) — монументальный сдержанный, скупой на эмоции, весь в себе, и только под занавес последнего акта проявляет свой нрав, второй, наоборот, мелкий живчик, резвый, так и бьет копытом, практически буквально (Сергей Потапов), а при этом из противопоставления получается, что оба они — два сапога пара, будь то не Островский, а Достоевский, уместно было бы сказать — «персонажи-двойники». На открытие сие наблюдение не тянет, но я, например, раньше как-то не задумывался о символическом смысле этой довольно странной, в сущности, парочки, разыгрывающей девицу в орлянку. Лариса-Иванова, правда, блеклая, обыкновенная, зато старшая Огудалова в исполнении Титовой — только что в тряпье пронафталиненное завернута, а интонации, жесты, пластика у нее — жесткие, абсолютно современные, хоть сейчас к Серебренникову; пускай она с ними несколько выбивается из ансамбля, в целом работающего куда более расслабленно — но не ей следует себя ограничивать, а партнерам подтягиваться, повышать градус. Вот Паратову-Фаддееву хотя бы. В основном публика Малого (да любая, у нас публика везде примерно одинаковая) проецирует действующих лиц пьесы, естественно, на героев рязановского «Жестокого романса», и вряд ли кто — на спектакль Петра Фоменко, тот и критикой был обруган, хотя фоменковская «Бесприданница», по-моему — одна из последних больших удач покойного мэтра. По поводу «Бесприданницы» Фоменко особенно громко звучали недоуменные возгласы в адрес Ильи Любимова — ну что это, мол, за Паратов, поскольку все ждали очередного клона Михалкова из «Жестокого романса». Но у Фоменко и должен быть такой Паратов, как Любимов, там это осмысленно, концептуально. А в спектакле Малого Фаддеев выглядит всего лишь недо-Михалковым — оригинальности ноль, а подражать достойно получается не вполне. И потому еще, пожалуй, настолько выигрышно рядом с таким Паратовым выглядит такой Карандышев — Марин не трагический герой, как Цыганов у Фоменко, но и не жалкий, тем более не мерзкий, просто скромный человечек, осмелившийся прыгнуть выше своей головы, связавшийся на беду с глупой бабой (а я никогда раньше не задумывался, не давали повода, что Лариса — помимо того, что жертва капиталистической эксплуатации и мужского шовинизма, еще и просто дура). Карандышев в этой «Бесприданнице» — еще один маленький, но значительный выход из Островского в Достоевского с его «кроткими» бунтарями. Между прочим, подход, получается — не «в традиции», но «в тенденции», если продолжить сопоставление с «Бесприданницей» Фоменко. Примечателен и финал — Островского в доме Островского не режут по живому (хотя можно и, я убежден, необходимо), но над каждым словом не трясутся, и Ларису Огудалову считают возможным лишить последней «благодарноственной» реплики, придающей и без того надрывной пьесе пафос бульварной мелодрамы. Здесь Лариса просто падает мертвая на руки к Карандышеву, да ведь это и не убийство, а по сути самоубийство, только бросается героиня не в Волгу, как Катерина из «Грозы», а на дуло пистолета. Хватает, конечно, в спектакле и «хохломы» — срывает аплодисменты не по делу Робинзон-Кудинович, используя приемы грубые (хотя признаюсь, временами, особенно в 3-4 акте, и я подхихикивал, смешно же у него получается), нелепо выглядит цыган с гитарой, когда доходит до дела и надо аккомпанировать романсу Ларисы, просто зависающий за спиной у настоящего гитариста (любой студент сегодня, по-моему, может сыграть хошь на скрипке, хошь на арфе, а не то что на гитаре), Пашкова пытается, без всяких к тому предпосылок и без особого успеха, превратить небольшую роль тетки Карандышева в свой «провинциальный бенефист» — ну это как в случае с разваливающейся декорацией или морщинистым задником, издержки производства. А еще в Малом, точнее, в его филиале на Ордынке, есть свой местный, прекрасно работающий бесплатный фай-вай! Не от соседнего грузинского ресторана, а собственный, высокоскоростной — ни в одном другом театре Москвы, включая самые «современные» во всех смыслах, у меня пока что не ловился.

_arlekin_
2012-11-06


Дата публикации: 06.11.2012