Новости

КАБАЛА ПРЕОБРАЖЕНИЯ

КАБАЛА ПРЕОБРАЖЕНИЯ

В Малом театре впервые за всю его историю поставлена пьеса Михаила Булгакова «Мольер», или «Кабала святош», где в главной роли выступил художественный руководитель театра Юрий Соломин.

В отличие от романа «Мастер и Маргарита», телевизионная версия которого транслируется сейчас по телеканалу «Россия», а мистика является главной составляющей происходящего, здесь ее нет. Как нет и других модных «завлекалочек» типа отравлений или убийств из-за наследства, зато есть великий Мольер, погребенный после смерти за оградой кладбища, как самоубийца. И все потому, что играл свои пьесы в Пале-Рояль и пошел против церкви, представив в «Тартюфе» священника, как оборотня.
Тем не менее с «Кабалой святош» у ее автора, начиная с 1929 года, тоже происходили необъяснимые явления. К постановке пьесу разрешают только в 1931 году, а в 1932-м Большой драматический театр в Ленинграде расторгает с Булгаковым договор. Далее — во МХАТе она репетируется несколько лет, и после громкой премьеры в феврале 1936 года через месяц спектакль снимают с репертуара. В чем же дело? Ведь в советской России всякая критика в адрес священнослужителей приветствовалась, не говоря о том, что весь пафос «Кабалы святош» направлен против лицемерных инквизиторов, собиравших компромат на сочинителя «Тартюфа» и в конце концов угробивших его. И помог им в этом не кто иной, как Людовик Великий. Конечно, Сталин, будучи главным куратором МХАТа, не называл себя, как Людовик, «королем-солнца», но он не мог допустить, чтобы какой-то писака возводил хулу на вождя всех народов.
К этой исторической справке я обратилась не случайно, так как сегодня ни государство, ни тем более церковь не давят на Мельпомену и цензура упразднена. Не случайно перед началом представления я сомневалась: не слишком ли поздно Малый театр обратился к столь злободневной пьесе при тоталитарном режиме, когда тема художник и власть была самой актуальной. К счастью, в процессе спектакля мои несвоевременные мысли были разбиты в пух и прах режиссером Владимиром Драгуновым, а также художником Станиславом Бенедиктовым, который исхитрился в рамках будуарного стиля с бесконечно опускающимися и поднимающимися занавесами, сконструировать плаху-помост со ступенями, ведущими вниз из мира света в мрак лжи и притворства.
Я не знаю, о чем думал Юрий Соломин, работая над ролью Мольера, но в итоге он сыграл гордого и талантливого художника, вынужденного пресмыкаться перед властью предержащей ради сохранения своего детища. По-моему, в эту роль вместилась вся творческая биография замечательного артиста и режиссера, иногда идущего против себя, дабы не навредить родному коллективу. Ведь отсутствие партийной цензуры не слишком облегчило существование Малого театра, поскольку объявилась другая цензура — власть денег и рынка, зажав в такие тиски, что низкой «испанский сапог» святой инквизиции не может сравниться с этим.
Начинается спектакль обескураживающе просто: посреди сверкающего великолепия сидит на полу усталый Мольер. Ему предстоит играть, причем блистательно, так как в зале сидит король, а сил уже нет. Но звучит третий звонок, собравшиеся актеры смотрят выжидательно: какие будут указания? Да все те же — публика должна животики надорвать, поэтому прочь хандру, прочь горькие размышления, звон монет в финале спектакля поднимет всем настроение. И так каждый день, а тут еще надо сочинять пьесы, поскольку меценат-король ждет новых комедий и его желание — закон. Эту роль великолепно исполнил вальяжный и сановитый Борис Клюев. Истинный дипломат и хитрец, с ухмылкой бросающий кость своему придворному драматургу. Захочет — приголубит, пригласит разделить трапезу, а не захочет — втопчет в грязь, когда «святые» отцы предъявят неоспоримые доказательства, будто Мольер женат на дочери, ведь на «солнце» Франции не должно быть темных пятен. О, как это все знакомо нашим деятелям театра, и тем, кто ползает на брюхе, и тем, кто сохраняет нейтралитет с властью.
В этом спектакле перед Юрием Соломиным стояла еще одна сложная задача: как сыграть любовь немолодого Мольера к юной девушке, чтобы это было не карикатурно, а по-настоящему задевало тонкие струны души. Что касается правдоподобия чувств, то и тут равных Соломину трудно найти. Фактически он изображает непредсказуемую страсть, с которой не в силах справиться убеленный сединами мужчина. Именно поэтому Мольер не хочет верить в измены ветреной Арманды (Мария Андреева) и готов простить ей все, только бы иллюзия молодости продолжилась бесконечно. Но тут Булгаков готовит Мольеру новые испытания -пережить инцест, разлуку с верной Мадлен, поразительно тонко сыгранной Татьяной Лебедевой и сохранившей тайну рождения их дочери, предательство лучшего ученика Муаррона в исполнении подающего большие надежды Алексея Фаддеева.
Создается такое ощущение, что из Мольера выпили все соки, ему нечем дышать, руки и ноги не слушаются, все — пора опускать занавес. Да нет, рано еще, роковой час наступит позже, во время спектакля. Судьба подарит гениальному драматургу последний кусочек счастья, о котором мечтают все актеры: он простится с жизнью на сцене. И все-таки после окончания спектакля не возникает похоронного настроения, ибо по своей внутренней сути он необыкновенно светлый и даже ироничный. Да, да, ершистый и ироничный, так как артисты изображают в том числе и себя, готовых простить партнеру любую гадость, кроме плохой игры.


Любовь Лебедина
«Трибуна», 26 ноября 2009 года


Дата публикации: 27.11.2009
КАБАЛА ПРЕОБРАЖЕНИЯ

В Малом театре впервые за всю его историю поставлена пьеса Михаила Булгакова «Мольер», или «Кабала святош», где в главной роли выступил художественный руководитель театра Юрий Соломин.

В отличие от романа «Мастер и Маргарита», телевизионная версия которого транслируется сейчас по телеканалу «Россия», а мистика является главной составляющей происходящего, здесь ее нет. Как нет и других модных «завлекалочек» типа отравлений или убийств из-за наследства, зато есть великий Мольер, погребенный после смерти за оградой кладбища, как самоубийца. И все потому, что играл свои пьесы в Пале-Рояль и пошел против церкви, представив в «Тартюфе» священника, как оборотня.
Тем не менее с «Кабалой святош» у ее автора, начиная с 1929 года, тоже происходили необъяснимые явления. К постановке пьесу разрешают только в 1931 году, а в 1932-м Большой драматический театр в Ленинграде расторгает с Булгаковым договор. Далее — во МХАТе она репетируется несколько лет, и после громкой премьеры в феврале 1936 года через месяц спектакль снимают с репертуара. В чем же дело? Ведь в советской России всякая критика в адрес священнослужителей приветствовалась, не говоря о том, что весь пафос «Кабалы святош» направлен против лицемерных инквизиторов, собиравших компромат на сочинителя «Тартюфа» и в конце концов угробивших его. И помог им в этом не кто иной, как Людовик Великий. Конечно, Сталин, будучи главным куратором МХАТа, не называл себя, как Людовик, «королем-солнца», но он не мог допустить, чтобы какой-то писака возводил хулу на вождя всех народов.
К этой исторической справке я обратилась не случайно, так как сегодня ни государство, ни тем более церковь не давят на Мельпомену и цензура упразднена. Не случайно перед началом представления я сомневалась: не слишком ли поздно Малый театр обратился к столь злободневной пьесе при тоталитарном режиме, когда тема художник и власть была самой актуальной. К счастью, в процессе спектакля мои несвоевременные мысли были разбиты в пух и прах режиссером Владимиром Драгуновым, а также художником Станиславом Бенедиктовым, который исхитрился в рамках будуарного стиля с бесконечно опускающимися и поднимающимися занавесами, сконструировать плаху-помост со ступенями, ведущими вниз из мира света в мрак лжи и притворства.
Я не знаю, о чем думал Юрий Соломин, работая над ролью Мольера, но в итоге он сыграл гордого и талантливого художника, вынужденного пресмыкаться перед властью предержащей ради сохранения своего детища. По-моему, в эту роль вместилась вся творческая биография замечательного артиста и режиссера, иногда идущего против себя, дабы не навредить родному коллективу. Ведь отсутствие партийной цензуры не слишком облегчило существование Малого театра, поскольку объявилась другая цензура — власть денег и рынка, зажав в такие тиски, что низкой «испанский сапог» святой инквизиции не может сравниться с этим.
Начинается спектакль обескураживающе просто: посреди сверкающего великолепия сидит на полу усталый Мольер. Ему предстоит играть, причем блистательно, так как в зале сидит король, а сил уже нет. Но звучит третий звонок, собравшиеся актеры смотрят выжидательно: какие будут указания? Да все те же — публика должна животики надорвать, поэтому прочь хандру, прочь горькие размышления, звон монет в финале спектакля поднимет всем настроение. И так каждый день, а тут еще надо сочинять пьесы, поскольку меценат-король ждет новых комедий и его желание — закон. Эту роль великолепно исполнил вальяжный и сановитый Борис Клюев. Истинный дипломат и хитрец, с ухмылкой бросающий кость своему придворному драматургу. Захочет — приголубит, пригласит разделить трапезу, а не захочет — втопчет в грязь, когда «святые» отцы предъявят неоспоримые доказательства, будто Мольер женат на дочери, ведь на «солнце» Франции не должно быть темных пятен. О, как это все знакомо нашим деятелям театра, и тем, кто ползает на брюхе, и тем, кто сохраняет нейтралитет с властью.
В этом спектакле перед Юрием Соломиным стояла еще одна сложная задача: как сыграть любовь немолодого Мольера к юной девушке, чтобы это было не карикатурно, а по-настоящему задевало тонкие струны души. Что касается правдоподобия чувств, то и тут равных Соломину трудно найти. Фактически он изображает непредсказуемую страсть, с которой не в силах справиться убеленный сединами мужчина. Именно поэтому Мольер не хочет верить в измены ветреной Арманды (Мария Андреева) и готов простить ей все, только бы иллюзия молодости продолжилась бесконечно. Но тут Булгаков готовит Мольеру новые испытания -пережить инцест, разлуку с верной Мадлен, поразительно тонко сыгранной Татьяной Лебедевой и сохранившей тайну рождения их дочери, предательство лучшего ученика Муаррона в исполнении подающего большие надежды Алексея Фаддеева.
Создается такое ощущение, что из Мольера выпили все соки, ему нечем дышать, руки и ноги не слушаются, все — пора опускать занавес. Да нет, рано еще, роковой час наступит позже, во время спектакля. Судьба подарит гениальному драматургу последний кусочек счастья, о котором мечтают все актеры: он простится с жизнью на сцене. И все-таки после окончания спектакля не возникает похоронного настроения, ибо по своей внутренней сути он необыкновенно светлый и даже ироничный. Да, да, ершистый и ироничный, так как артисты изображают в том числе и себя, готовых простить партнеру любую гадость, кроме плохой игры.


Любовь Лебедина
«Трибуна», 26 ноября 2009 года


Дата публикации: 27.11.2009