Новости

«АКТЕР ПОЛЖИЗНИ ХАРКАЕТ КРОВЬЮ»

«Адъютант его превосходительства» привез в Петербург все лучшие спектакли Малого театра. Эти беспрецедентные по длине гастроли увенчались товарищеским матчем между московскими гостями и актерами БДТ. В роли художественного руководителя Юрий Соломин никак не выглядит «солидным мужем». Он по-мальчишески хохочет, пикируется с актерами в буфете и обсуждает все: от прочтения классики Островского до фильма «Эммануэль».

В глазах у чиновников — страх


— Как выживает ваш театр в кризис? Привезти на гастроли девять спектаклей по нынешним временам — роскошь!

— Конечно, если б не спонсоры, мы бы никогда не смогли выехать с таким большим репертуаром в Петербург. Нам помогли создать Фонд Малого театра. Он существует не только для гастрольных поездок, но и для поддержки тех актеров, которые нуждаются в уходе, в лечении, в лекарствах.

— Первое, что вы сыграли на питерской сцене, — «Ревизор». Персонаж Хлестаков нынче понятен, актуален для зрителя?

— Еще как! Хлестаков ведь ничего не делал, чтоб стать известным фигурантом. Он просто приехал в городишко, проигрался, остался на бобах… На бутылку негде денег взять, еще и Осип слуга просит: дай пожрать. И вдруг кто-то его увидел, набежали губернаторы и, как сказали бы сегодня, руководители служб. Да потому что они по жизни боятся! И у них в глазах — этот страх. Спектакль «Ревизор» — очень актуален. Это назидание всем современным чиновникам. Все равно, ребята, попадетесь. Не сегодня, так завтра. Не в XXI веке, так в XXII-м.

— А чиновники-то поняли назидание? Как реагируют?

— Честно скажу, они в театр не ходят. Тем более на «Ревизора». Они ж знают, о чем идет речь еще со школьной программы. О современных чиновниках — что говорить? «Да, надо принимать новые законы», — вещают нам по ТВ. Ребята, все законы у нас существуют, только они не выполняются! Как-то в связи с этим я предложил назначить меня начальником ГАИ. Поставил бы на ключевые посты немцев или японцев. Уверяю вас, порядок сразу наступит идеальный. Никакого кумовства и взяток.


Сухой закон в театре отменен!


— Малый театр играет по большей части классику. Почему?

— Она очень современна. Островский был блестящий экономист. Возьмите его пьесу, любую, там все рассказано. «Волки и овцы», «Свои люди — сочтемся». Проценты-шмоценты… И еще есть такая пьеса Бальзака (она у нас тоже шла) «Делец». Когда я посмотрел текст, то понял, что Мавроди читал это произведение. Там точно его пирамида!

— То есть вы противник авангарда? Что думаете о современном искусстве, где много эксцентрики, цирка, буффонады и внешних эффектов? Можно ли этому противостоять?

— Конечно, нет. Это ничего общего с драматическим искусством не имеет. Когда-то мне такой вопрос в Японии задали, куда я привез фильм «Мелодия белой ночи». На фестивале он шел в двух залах. А накануне была премьера «Эммануэль». Я, конечно, пошел ее посмотреть. На пресс-конференции во время нашей премьеры мне задали вопрос: «А вы видели «Эммануэль?» — «Видел, — ответил я, — мы можем и хлеще!» Но искусство — это совсем другое. (Улыбается.) На мой взгляд, «Эммануэль» — фильм для нездоровых людей. А здоровые могут делать «это» гораздо красивее, чем там показано.

— Правда ли, что, став руководителем Малого театра, вы первым делом отменили сухой закон?

— Помню, как я первый раз напился. В школе на выпускном вечере. И спал на диване, мне было так плохо! Отец наклонился утром надо мной, а я бормочу что-то невнятное. «Тьфу, лучше б я сам выпил!» — сказал он. Отец меня никогда ни за что не ругал, но этой фразой дал понять: не умеешь — не пей. (Я, правда, сейчас научился.) А в 60–70-е годы во многих театрах действительно был сухой закон. Это ужасно, в буфете продавались только пиво и три жалкие сосиски. И вот мы приехали на гастроли в Болгарию, а там в театре все есть — шампанское, коньяк, водка… У нас этого не было, и я с нетерпением ждал момента, когда смогу изменить ситуацию. В 1988 году коллектив избрал меня руководителем Малого театра, и первое, что я сказал Виктору Коршунову: «Давай в буфете — все! Все, что можно! И пиво всех сортов, и водку, и коньяк, и вино…» И знаете, — по сегодняшний день в буфетах никто из артистов не напивается. Приходят, отыграв первый акт, выпивают по рюмочке и закусывают спокойно. Здорово, когда не прячется никто и не разливает водку по граненым стаканам под столом.


«Нас осталось мало…»


— Вы, как народный артист СССР, не считаете, что звания нынче дают кому попало? Кто их только не получает: Николай Басков, Филипп Киркоров, вот Бориса Моисеева орденом наградили…

— Дают всем. Я даже имею некоторое отношение к присуждению этих званий. Фамилии, которые были названы, комиссия не пропустила. Но, к сожалению, есть другие подводные коллизии. Кстати, народных и заслуженных артистов СССР сейчас у нас осталось меньше сотни, включая ближнее зарубежье. Перед смертью замечательная актриса Софико Чаурелли смогла снять фильм о своей семье. В какой-то момент ее спросили: «Вот вы — народная артистка СССР, а СССР нет, как вас теперь объявлять?» Она ответила: «Я народная артистка исчезнувшей цивилизации!» Это врезалось мне в память. Потому что исчезнувшую цивилизацию под названием СССР я очень ценю. Там были мои учителя, родители, дедушки, бабушки…

— Когда вас называют «символом эпохи», вы к этому с юмором относитесь?

— В последнее время стал задумываться, как нас мало осталось. Возраст берет свое. А раньше я никогда не прислушивался к этим определениям: «символ», «секс-символ», «шмекс-символ» — это все придуманное! Я просто жил, работал. И был успех, а особенных провалов — вроде не было. Это уже оправдание моего существования в профессии.

— Когда уходят коллеги, вам грустно?

— Это в последнее время происходит часто. Уходят те, с кем я работал. Одногодки, а кто-то даже моложе… Что не приносит в жизнь оптимизма. К тому же я знаю, почему так происходит. «Наши» актерские болезни — инсульты, инфаркты. Они связаны с нервами, с экстремальными моментами, с внезапными вводами в спектакль, с работой на износ. Ты совершаешь невозможное и потом полжизни харкаешь кровью. Потому что внутренний компьютер дает сбой и ставит где-то в тебе метку. И ни один врач это не может вылечить. Лечит это сам артист. И то не всегда.


«Я стараюсь всех прощать»


— Инфаркты и инсульты — а еще и обиды, которые не прощены. Вы с этим согласны?

— Безусловно. Я стараюсь всех прощать. И не помнить зла. Но внутренняя пружина все равно часто на пределе. Обычно врачи в таких случаях советуют медитировать. Музыку спокойную слушать. Лекарства лекарствами, но они только зажимают стресс. Не снимают его.

— Многие из людей в пожилом возрасте боятся ходить к врачам. Как бы чего не нашли… У вас есть такой страх?

— Просто я «попался» в 2003 году (Юрию Соломину сделали операцию на сердце. — Авт.) и теперь вынужден показываться в клиниках и делать профилактику. А до того времени — что вы! К врачам ни ногой! Я и инфаркт на ногах перенес. Если б не мой пес, который однажды просто заставил поехать в клинику, меня, наверное, уже на свете не было…

— Как это — заставил?

— За мной приехала машина из театра. А дома говорили, что надо обязательно показаться доктору перед спектаклем, чувствовал себя как-то неладно. «А… — махнул рукой, — поеду в театр, заеду в клинику на обратной дороге». Когда стал садиться в машину — собака оказалась на моем месте. Очень умная и старая была. Я говорю: «Ласка, уйди!» А та — сидит. Даже водитель ее прогнать не мог. В итоге я поехал не на своем месте и задумался: а почему она, всегда послушная, так сделала? Видно, что-то подсказать мне хочет. Скомандовал шоферу: давай в поликлинику, а потом уже в Малый театр. И когда я приехал к врачам, меня тут же госпитализировали.

— Сколько животных сейчас с вами живет?

— У меня в мае умер любимец, старый был, 14 лет, немецкая овчарка. А сейчас две собаки осталось. И пять кошек.

— Уход кого из ваших коллег, друзей ударил по сердцу больнее всего?

— Это невозможно определить. Когда не стало брата, мне казалось, я умер вместе с ним. Вот узнал, что не стало Пети Вельяминова. Я с ним работал, снимался в кино. Три года назад, когда мы были на гастролях, он мне вручал знак, которым меня какое-то общество наградило. Я видел, что он медленно поднимается на сцену и еле ходит. У меня сердце дрогнуло, глядя на него. Но я ему очень благодарен за тот отрезок жизни, когда мы снимались вместе в фильме «Сувенир для прокурора». Мы много разговаривали, и он меня многому научил. А ведь у него была страшная жизнь! Но чем больше человек пережил, тем он душевнее. Такие люди никогда не ранят других.

— Что за перстень у вас на руке?

— Перстень мне подарила жена, я даже не знаю, что в нем за камень. Но она свято верит, что это талисман. И что он мне помогает, поэтому я не снимаю перстень уже 10 лет.


Общалась Наталья Черных

МК в ПИТЕРЕ 25.06.2009