Новости

БОРИС ЛЮБИМОВ: «МАЛЫЙ ТЕАТР НЕ ПОХОЖ НИ НА ОДИН ТЕАТР В СТРАНЕ»

Приближается пора вступительных экзаменов, и вскоре многие юноши и девушки отправятся покорять театральную Москву. Мечтающие стать актерами стремятся попасть в один из четырех вузов столицы — Школу-студию МХАТ, РАТИ (ГИТИС), Щепкинское и Щукинское высшие театральные училища. Ректор Щепкинского училища, старейшей театральной школы России с двухсотлетней историей, Борис Любимов поделился с «ВК» своими мыслями об условиях подготовки будущих артистов.

- Сегодня часто заявляют, что абитуриент мельчает, приходит со школьной скамьи безграмотный и некультурный. Разделяете такое мнение, Борис Николаевич?

- Я не столь категоричен. Разве что со знанием истории у молодежи явные пробелы. У многих представление, что Вторая мировая война началась где-то в середине 50-х, а Первой вообще в природе не было. Время для них как будто сплющилось: мол, что-то было очень давно, потом была эпоха до моей бабушки, а потом пришла пора, когда на свет появился я. Но справедливости ради, когда я сам поступал 45 лет назад, не только актеры, но и многие из моих однокурсников-театроведов историю знали ничуть не лучше, чем нынешние. Со студентами надо работать, на то и даны четыре года учебы. И уж если говорить об одаренности молодых, они ничуть не менее одаренные, чем те, кто шли учиться 10-20 лет назад. А еще ребята сегодня очень пластичны. Если 40 лет назад по-настоящему хорошо двигались только в Театре на Таганке, то сейчас этим никого не удивишь, молодежь прекрасно поет и двигается. Разве что до их сердца добраться стало чуть труднее. Но это тоже задача педагогов.

Теряем Урал и Сибирь

- Конкурс в столичные театральные вузы с каждым годом не уменьшается, а увеличивается?

- О нынешнем наборе я говорю с осторожностью, потому что непонятно: не скажется ли на нем финансовый кризис? К тому же сейчас придут учиться дети 1990-1993 гг. рождения, это время «демографической ямы». Хотя Школа-студия МХАТ открылась в 1943 году, и с финансами в ту пору было уж точно не лучше, чем сейчас. Так что, думаю, наберем столько, сколько нужно, в прежние годы у нас с набором проблем не было. На курсе обучается 25 актеров, плюс еще набираем внебюджетный курс.

- Насколько высок процент студентов из провинции?

- Это серьезный вопрос. И меня смущает не столько то, что мало людей из провинции, а то, что эта провинция ограничена ночью в поезде — Нижний Новгород, Смоленск, Псков... К сожалению, мы теряем Урал, Сибирь. В 1984 году на театроведческий факультет ГИТИСа специально брали ребят из Сибири и c Дальнего Востока. В Щепкинское училище мы каждые два года набираем студию из наших республик. Сейчас выпускаем горноалтайцев, у нас учится Калмыкия, набираем удмуртов — стараемся работать на Россию, а не только на Москву.

- Но все равно ваши выпускники, как правило, не хотят возвращаться назад...

- Думаю, так будет до тех пор, пока в провинции — и не только у актеров, но и у режиссеров, театроведов — не появятся достойные условия для работы. Ведь у ряда театров с высокой театральной культурой нет проблем с труппой — например, в Омске или в Новосибирске. Многое зависит от губернатора, от тех условий и возможностей, которые предоставляет регион.

Малый театр — это всегда диалог
- У каждой театральной школы свои особенности. Какими качествами должен обладать абитуриент, чтобы стать студентом Щепкинского училища?

- Вы знаете, все зависит не от самого вуза, а от педагога, который набирает курс. У каждого из них требования индивидуальные. Казалось бы, что общего было у Владимира Высоцкого и педагога его курса Павла Владимировича Масальского, человека в бабочке, говорившего хорошо поставленным голосом? А Высоцкий — хриплый, сипатый, небольшого роста — был одним из любимых его учеников. И Высоцкий любил своего учителя.
Так что при поступлении все непредсказуемо. Другой вопрос, как окончить Щепкинское училище.

- И что для этого нужно?

-Наша школа существует при Малом театре, и это, безусловно, накладывает свой отпечаток. В Малом театре очень важно уважение к автору, к слову, к смыслу, чувство причастности к традиции, истории, культуре — все в совокупности. Он не был и, думаю, никогда не будет театром абсурда. Малый театр всегда позитивно относился к жизни, в нем не бывает чернухи. Для его актеров очень важно умение владеть голосом — чтобы выйти на сцену в зале на тысячу мест с множеством ярусов и сказать так, чтобы тебя услышали везде. Нужна определенная голосовая интонация и энергия воздействия на зрителя, Малый театр — это всегда диалог, общение. И когда выходишь на сцену этого одного из старейших театров России, даже двигаться начинаешь по-другому.

- Но ведь ваше училище готовит актеров не только для Малого театра?

- Нет, конечно же! Скажем, Олег Меньшиков — выпускник 80-х. Марат Башаров замечательно чувствует себя не только на сцене и в кино, но и в «Танцах на льду», он может быть шоуменом. Из недавних выпускников это сестры Арнтгольц. Специально называю тех, кто не работает в Малом театре, но успешно реализовал себя в профессии. Так что наше училище не предназначено для какого-то одного театра. И, кстати, в чем еще особенность Малого театра — вопреки распространенной точке зрения режиссура в нем не унижается, а, наоборот, раскрывается. В Малом театре ставили Охлопков и Эфрос, Львов-Анохин и Фоменко, Морозов и Женовач. Больше того, очень часто работа в Малом театре становилась для режиссеров трамплином для дальнейшей карьеры. Гончаров стал главным режиссером Театра на Малой Бронной, Борис Морозов — Театра Российской армии.
Малый театр — не театр одного режиссера. Но именно это позволяет его актерам работать в любой эстетике, самой что ни на есть экспериментальной.

Искусство носить фрак
- А правда, что Малый театр — чуть ли не единственный, где еще умеют носить фрак?

- Это верно. (Улыбается.) Но в те времена, когда и в жизни носили фрак, на сцене это тоже давалось легко. Сейчас, чтобы фрак сидел как надо, актерам придется сделать над собой некоторое усилие.

- У вас не возникает ощущения, что исторический театр практически повсеместно уходит со сцены?

- Увы, это потеря для театра. В этом была своя культура и своя эстетика. Но это не значит, что на сцене все должны носить только фраки, смокинги и кринолины. Я не сторонник консервации, женщины могут быть очень красивыми и в джинсах. Главное, чтобы не было однообразия, кидания из крайности в крайность. Иначе мы будем получать однообразные пьесы со схожими сюжетами и спектакли с одинаковым набором приемов. Сегодня все гоняют по сцене на коньках, потому что это модно, а завтра будут носиться с футбольным мячом или с шайбой.
Есть замечательная фраза одного зарубежного русского писателя, что люди, которые думают, что они ни на кого не похожи, страшно похожи друг на друга. И таких людей миллионы. Мне кажется, что Малый театр, хороший он или плохой, не похож ни на один театр в стране. И в этом его сила, смысл и предназначение. То же самое можно сказать и о Щепкинском училище.

- Борис Николаевич, вы читали в Москве лекции в рамках программы публичных лекций о театре. Насколько сегодня необходимо образовывать публику?

- Это не просто необходимо, но и востребовано самой публикой. Вы знаете, я два года вел на канале «Культура» передачу «Читая Библию» — читал текст и комментировал его. И отклики были очень заинтересованные. То же самое и по отношению к любому другому культурному просвещению. Может, хватит уже говорить, что зрители — идиоты, кроме «Аншлага» и «Фабрики звезд», ничего не воспринимают? Когда вышел сериал «Идиот», люди вновь потянулись к Достоевскому, после выхода фильма Панфилова «В круге первом» — к Солженицыну. Экранизация романа возвращает читателей к этому роману. Людям нужен выбор, нельзя их до бесконечности кормить всякой бурдой и потом заявлять, что они ничего другого не хотят. Понятно, что не все потянулись бы к Чехову и Достоевскому. Но это как раз вопрос образования и культуры.


NewsLab.ru, 11 июня 2009 года