Новости

«Листая старые подшивки»

ДЕБЮТ ЕРМОЛОВОЙ

«1870. В Малом театре в пятницу, 30 января, в пользу артистки г-жи Медведевой в первый раз — «Эмилия Галотти», трагедия в 5 действиях, соч. Лессинга... Роль Эмилии Галотти будет играть восп. Ермолова»...

История этого дебюта достаточно хорошо известна. Напомню, что роль Эмилии Галотти первоначально предназначалась для Г. Н. Федотовой, но из-за ее болезни досталась шестнадцатилетней воспитаннице театральной школы дочери суфлера Малого театра Н. А. Ермолова. Все было не так просто, как это может показаться сегодня. Закулисные интриги, зависть, недоброжелательство, но рядом — подлинный талант, настоящий успех у публики, что заполняла верхние ярусы, и первые отзывы критиков. Приведем один, подписанный псевдонимом «А.К.- ч». Он принадлежал издателю газеты «Русская летопись» профессору политической экономии Митрофану Павловичу Щепкину, дальнему родственнику знаменитого актера:

«Откровенно признаемся: когда мы прочли на афише, что роль графини Орсины взяла на себя сама бенефициантка, а Эмилию Галотти будет играть в первый раз вступающая на подмостки театра едва шестнадцатилетняя девушка, мы готовы были предсказать полнейшую неудачу на нашей сцене драме Лессинга... С большим сомнением, с некоторым даже страхом ожидали мы появления Эмилии Галотти. Но лишь только вбежала на сцену дрожащая, растерянная, оскорбленная в своем женском достоинстве, в своей любви к молодому графу, лишь только, говорим мы, вбежала на сцену г-жа Ермолова, словно гора свалилась с плеч. Тревожное ожидание сменилось полным спокойствием. Юность, привлекательная наружность, грациозность и рядом с этим простота внешнего выражения самых напряженных чувств, волновавших душу молодой девушки — все это приковывало к г-же Ермоловой и слух, и зрение. В порывистом, лихорадочном рассказе матери об оскорбительных преследованиях принца г-жа Ермолова заставила нас забыть сцену. Дрожь, происходившая, может быть, и от смущения при первом появлении на сцену дебютантки, была у ней так натуральна, правдива: самые взыскательные критики не нашли бы что заметить г-же Ермоловой против сущности понимания ею этой сцены и ее исполнения. А о мелочных недостатках девушки, в первый раз выходящей на сцену, и притом в такой страшно трудной роли, говорить тут нечего, было бы, главное, верно и хорошо, а подробности выработаются сами собою. Хоть и слабее была исполнена сцена с женихом — да и как еще исполнить ее пред такой безжизненной, пустой фигурою провинциального франта, какого изображал г. Решимов, способный расхолодить самый сильный жар артиста? — а также заключительная сцена с отцом, но истинный жар, простора и искренность исполнения в самых трудных местах выкупали эти недостатки. Одним словом, первый труднейший шаг совершен, и с полным успехом!

Но, говоря о первых успехах нашей дебютантки, невольно страшишься за ее будущность. Что из нее выйдет после? Зависть, невидимые преследования, с одной стороны, восхваления — с другой, а поверх всего растлевающая юные таланты среда, ужасная система, которая сильнее каждого человека в отдельности, то и дело губят у нас дарования в самом зародыше. Но крепитесь, молодая дебютантка! Добросовестное служение делу искусства, тяжелый неуклонный труд, работа долгая, многолетняя спасут вас от всех опасностей, и мы ничего не желали бы так сильно, как если бы и через десять лет вы сыграли с такою же правдою сцену Эмилии Галотти с матерью, как исполнили ее в этот вечер; чтобы тот же искренний жар горел в ваших глазах и вызывал в необработанном еще голосе те подчас говорящие сердцу ноты, какие мы слышали в этот памятный для вас вечер. А остальное придет само собою!

Берегите эту дорогую искру таланта и вдохновения и при помощи труда смело идите с ней вперед по тернистому пути русского артиста!»

Как известно, слова первого критика М. Н. Ермоловой оказались пророческими, и она надолго стала украшением лучшей сцены России.

«Вечерняя Москва» 5 января 1995 года