СВОИ ЛЮДИ НА БОЙКОМ МЕСТЕ
СВОИ ЛЮДИ НА БОЙКОМ МЕСТЕ
Проницательный читатель сразу увидит, что заголовок к материалу скроен из названий сразу двух комедий Островского. Секрет прост: будем говорить об исключительном, волшебном, одухотворённом вековыми традициями и сиюминутными приколами месте земли костромской - Щелыкове, имении, принадлежавшем семье Островских с 1850-х годов вплоть до Октябрьской революции. Потом (ещё раньше музея) там устроили дом отдыха. Сначала только для актёров Малого театра, а потом - для всех артистов и вообще творческих работников. Вот они-то и есть те самые «свои люди», которые летом, в период театральных каникул, превращали Щелыково в поистине бойкое место. О своих тогдашних впечатлениях рассказывает наш корреспондент Владимир ДРУЖНЕВ, в 1980-х годах служивший в щелыковском музее-заповеднике.
Вглядитесь в завидущие глаза
Несколько лет назад в Щелыкове снимали «Волки и овцы» по Островскому. И такие звёзды XXI века, как Алексей Гуськов (фильм «Граница») и Юрий Гальцев (больше
известный широкому зрителю по юмористическим телепередачам), публично заявляли (и в центральной прессе тоже) о том, что тоже стали «ушибленными» и собираются ещё не раз приезжать сюда.
Шутки на грани фола
Одним из самых ярких шутников, каких я застал в свою бытность щелыковским музейщиком, был артист театра Маяковского Борис Левинсон. В кино он почти не снимался, а телезрителям среднего и старшего поколения, может быть, знаком по детской передаче «Будильник», где он играл барона Мюнхгаузена. В первые годы перестройки экскурсанты, видевшие ярко выраженного еврея со всклокоченной шевелюрой, расхаживавшего по щелыковским аллеям, дёргавшего головой, размахивавшего руками, гримасничавшего и что-то бубнящего себе под нос (да ещё и в традиционном «отдыханском» рванье), принимали его за местного сумасшедшего. А Левинсон таким образом заучивал-репетировал тексты речей знаменитых адвокатов XIX века - Кони и Плевако. Перестроечная свобода давала возможность для новых форм творчества. В своё время сольная концертная программа Левинсона имела оглушительный успех, позволив ему заработать неплохие для артиста тех времён деньги. У Левинсона было хобби. Он придумывал загадки. С острой, как скальпель, иронией, обнажавшей суть вещей. Одна из них мне помнится до сих пор. Загадка: «Трещит-пищит, а в ж... не лезет. Что такое?» Отгадка: «Советский аппарат для трещания-пищания в ж...».
«Блюдун» номер один
Пров Садовский - актёр незнаменитый. Служил в Малом театре, но играл очень мало, а значительных ролей и того было меньше. Он стал заложником династии: когда за плечами стена из четырёх поколений прославленной фамилии, то волей-неволей идёшь на сцену, даже если Бог дал тебе талант инженера. Но именно фамилия придавала ему щелыковского статуса. Шутка ли сказать, если твой предок Михаил Садовский был личным другом драматурга Островского и на правах друга начал ездить в имение Щелыково ещё в XIX веке. На сельском отдыхе звёзды изысканностью нарядов не блещут. Небрежность считается даже хорошим тоном. На этом хитпараде тщательно продуманной небрежности Садовский-джуниор (в начале 80-х ему было под 60) перещеголял всех, расхаживая в трикотажных трениках с оттянутыми коленками и дырками в наиболее интересных местах. Даже Юрий Яковлев в своих линялых шортах бывшего красного цвета в уязвлении скрежетал искусственными зубами.
Призрак Белой Дамы
Пров и стал автором самого большого щелыковского прикола. Даже великого, потому что сейчас, по прошествии десятилетий, это чистой воды хулиганство стало легендой о женском призраке Белой Дамы, по ночам расхаживающей по мемориальному дому-музею, где проживала семья драматурга. Иногда её даже экскурсантам за чистую монету выдают. Режиссура будущей легенды, произведённая Садовским, была такой. Дня три Садовский рассказывал всем «отдыханцам» о том, что ночью, гуляя в парке возле дома Островского, он видел в окне призрак Марии Васильевны (супруги драматурга). И будто бы призрак сказал ему призрачным голосом: «В полночь такого-то числа я наконец вырвусь на свободу и смогу выйти из этого дома». И вот в день X по наущению Садовского молоденькая тогда сотрудница музея Валя Шанина (впоследствии она стала его директором) по окончании рабочего дня, когда музей ставили на охранную сигнализацию, вопреки всем инструкциям спряталась и осталась в музее на ночь. Ближе к полуночи возбуждённая Провом толпа «отдыханцев» сконцентрировалась в парке. И вот в окнах второго этажа появилась освещённая двумя свечами в каждой руке фигура Белой Дамы. (Белой потому, что Валентина на манер арабской женщины с головы до ног замоталась в простыни.) Публика, состоявшая из народных артистов, ахнула. Непритворно - такого даже с их талантом не сыграешь. Дама медленным ритуальным шагом прошла по анфиладе второго этажа, спустилась на первый и, словно не найдя выхода, опять поднялась наверх. Ещё несколько раз, всё убыстряя движения, привидение совершало тот же маршрут, и вдруг... свечи погасли, всё пропало. Валентина пошла вздремнуть в комнатку смотрителей, а Пров Провович втихаря отправился спать в свою постельку. Толпа же в ожидании развязки не расходилась до самого рассвета. Вот так рождаются легенды. У политиков всех времён технологии те же самые. О, граждане, будьте бдительны!
Веселее, чем Олимпиада в Сочи
Но своеобразной Олимпиадой щелыковского остроумия являются ежегодно проходящие в начале августа Аркадиады. Это артистические «капустники», на которых каждый изгаляется кто во что горазд. Васильев и Максимова, к примеру, исполняли шутливые танцы с названиями типа «Танец маленьких неб...дей». Именно на Аркадиаде дебютировал публично питерский юморист Вадим Жук, один из основателей, артистов и главных авторов жутко популярного на грани веков театра «Четвёртая стена» (он и у нас в Костроме гастролировал). Названо это действо в честь старейшего на тот момент артиста Малого театра Аркадия Ивановича Смирнова. Говорят, хотя точно уже не известно, именно Аркадий Иванович получил путёвку «номер один» в организованный ещё до войны щелыковский дом отдыха. Кстати, тема условий проживания в доме отдыха была одной из самых любимых на Аркадиадах. Оглушительным успехом пользовалась вокальная юмореска оперного певца Вячеслава Войнаровского (сейчас очень популярного, в частности, по «Аншлагу» и другим передачам из той же серии), толстяка внушительных размеров с аккуратной бородкой. Он воспевал «пеналы». Так назывались пять комнаток в административном здании с фанерными перегородками размером 1,5x3 метра, в которых каждый сексуальный ох и вздох был слышен от 1-го номера до 5-го. Впрочем, как и клокотание воды, сливаемой в унитазах, поскольку находились «пеналы» в застенке за «туалетами типа сортир». Составными частями Аркадиады, продолжавшейся целый день, были и детские велосипедные гонки, и волейбол, и карточный чемпионат по «ералашу», где чаще всего побеждал комик Николай Парфёнов («Семь стариков и одна девушка»), и теннис, где не было равных Николаю Караченцову.
Грибки под водочку
С жильём для летних «отдыханцев» в Щелыкове было всегда туго. Даже когда в середине 70-х годов были построены три блочных корпуса для отдыхающих, получившие официальные наименования по персонажам «весенней сказки» Островского - «Берендей», «Снегурочка» и «Мизгирь». Это дало возможность зарабатывать деньги и в остальные три времени года, когда в корпуса заселялись простые профсоюзные отдыхающие. Многие из них были разочарованы, потому что полагали, что едут не в лесное, глухое Щелыково, а в Щёлково, что на московской окраине. Особенно по этому поводу расстраивались кавказские гости. Корпуса были построены по какому-то дешёвому южному проекту, и зимой (чуть ниже минус 10) профсоюзные «отдыханцы» изрядно мёрзли. Один из них, шибко грамотный, даже окрестил их именами из другой пьесы Островского - «На бойком месте»: «Бессудный», «Непутёвый» и «Разорённый». Зато летом в них была благодать. Летом забито было всё, где только можно свернуться калачиком: корпуса, дома местных жителей, даже грибоварня. Кстати, последнее место играло значительную роль в жизни летнего контингента. Собирание грибов было одним из самых азартных «видов спорта». Грибы сушили, набивали ими целые наволочки и везли в Москву. Соперничество было жутким, вплоть до заключения пари. А тихой рекордсменкой, не вступавшей ни с кем в соперничество, была изящная старушка аристократического происхождения, артистка Малого театра Варвара Обухова, шаставшая по таким местам, куда даже завзятые грибники вроде Юрия Каюрова не заходили. Секретов она не раскрывала, а свои грибные успехи она объясняла так: «Я беру с собой четвёрочку водки и иду в одном направлении, пока водка не кончится. А как кончится, поворачиваю обратно. Чего ещё в лесу делать-то?» Разыгрывая простушку, на самом деле Обухова была дамочкой изысканных дворянских корней. Любила вспоминать, как они жили до революции со своей старшей кузиной Наденькой Обуховой, впоследствии знаменитой оперной певицей. И вот уже в 20-е годы навестила кузин в бывшем особняке Обуховых, «уплотнённом» в коммунальное жилище, старая Варенькина няня. Стала интересоваться, как девочки живут. Варвара с гордостью: «А мы в театр поступили: Надя - в Большой, а я в Малый!» Нянюшка с простотой и сердечностью бросилась утешать любимую воспитанницу: «Не переживай, Варенька. Подрастёшь - и ты в Большой поступишь». Но как только речь заходила о 30-х годах и дальше (мы в музее делали аудиозапись её воспоминаний), так глаза её превращались в маленькие колючки и голос с дежурным вдохновением восхвалял политику партии и правительства. Говорят, в годы репрессий пострадали многие члены её семьи, а сама она уцелела.
Не пора ли в Мавзолей, хулиганы?
Зато более молодые отрывались на политические темы, как хотели. Исполнять роль Ленина со сцены позволялось далеко не каждому актёру. Поэтому «Лениных» было очень мало. И вот каким-то чудом в одно лето в Щелыково приехали аж два «Лениных» - Александр Калягин и Юрий Каюров. Встречаясь на аллейке, они начинали выпендриваться перед народом, каждый стараясь больше походить на вождя, чем его соперник. «Здравствуйте, батенька Владимир Ильич!» - приветливо картавил Каюров, заложив большой палец за борт джинсовой жилетки. «Идите вы... - грубил Калягин, выбрасывая руку, как вождь на броневике, и уточнял: - ...верным путём, товарищ Ленин».
Ссыльные невольники чести
И в этом-то месте, созданном для лирики и веселья, были и настоящие ссыльные. Почти все слышали про восьмёрку, которая в августе 1968 года вышла на Красную площадь с плакатами протеста против ввода советских танков в Чехословакию. Один из них, Константин Бабицкий, вплоть до конца 80-х годов отбывал ссылку в Щелыкове. Занимать идеологические (читай, связанные с работой интеллекта) должности ему было запрещено. Поэтому, даже будучи блестящим лингвистом, знающим 26 языков, он не мог, например, работать сотрудником музея. Плотничал, занимался переводами, но анонимно, поскольку публиковаться под своей фамилией было нельзя. Человеком рассеянным он был от природы. Когда в его избушке случился пожар, единственным, что он умудрился вынести из дома, были гитара и шахматная доска. Был он человеком необщительным и выглядел сломленным и смирившимся. А супруги Колесниковы были сосланы из Москвы за настоящую любовь, которая в советское время считалась аморалкой. Они вместе служили в Министерстве культуры СССР, занимая не самые большие, но и не самые маленькие должности. У обоих были семьи, из которых они, разведясь, ушли, для того чтобы жить вместе. 50-летнего Ромео и 40-летнюю Джульетту вышибли из министерства за аморалку. И даже выслали из Москвы, направив мужа директором щелыковского музея-заповедника. Они казались по-настоящему счастливыми людьми и без этой треклятой Москвы. Но через полтора года муж умер, а Людмила Колесникова, когда перестройка была уже в самом разгаре, вернулась в столицу. Старые связи помогли ей. Она возглавила «Коломенское», сделав его лучшим в Москве музеем усадебного типа. Несколько лет, проведённых в щелыковском музее, немало ей в этом помогли.
Автор: Владимир ДРУЖНЕВ
Источник: Костромские ведомости
Дата: 15.01.2008
Дата публикации: 16.01.2008