Новости

«К 120-летию со дня рождения Веры Николаевны Пашенной»

«ЖИВАЯ ПАШЕННАЯ»

ЧАСТЬ 4.

В ШЕКСПИРОВСКИХ РОЛЯХ
(начало)

Мы видели, как классика — ее сила, опыт и навык — помогала становлению и утверждению первых советских спектаклей. Опираясь на классику, Малый театр поднимал, углублял, усиливал звучание новой, революционной драматургии. Прошло время, и теперь уже опыт и навык творческой трактовки современных советских пьес стали помогать театру, конечно, не обогащать классику, в этом не было нужды, но читать ее по-новому. Читать не «музейно», а остро и заинтересованно, возвращая героям живое дыхание жизни, правду душевных переживаний и публицистическую остроту.
Это относится и к шекспировским постановкам Малого.
С самой ранней юности Пашенная любила, как близкого друга, волевую, умную Паулину из «Зимней сказки». Над ней работала по указаниям А. П. Ленского еще в 1907 году, заканчивая училище Малого театра.
Во всех проявлениях отзывчивой, деятельной натуры Паулины, умевшей не сдаваться, защищать до конца человека более слабого, удивительно точно воплощался жизненный идеал самой Веры Пашенной.
И эту любовь к благородной Паулине сохраняла Вера Николаевна до конца жизни. Она мне говорила, что хотела бы в училище Малого театра встретить девушку, которой пришлась бы по сердцу Паулина, светящаяся радостью бытия. Пашенную огорчало то, что горячая ее симпатия к «Зимней сказке» не находит у молодежи ответного отклика. Для самой Пашенной эта роль была пробным камнем на пути к утверждению большой гражданственной темы, столь необходимой для ее дальнейшего творчества.

Продуманно и зрело актриса выразила желанную тему в «Отелло», играя Эмилию, где сумела найти совсем новую, интересную трактовку образа, по-своему повернув и осветив самобытно, крупно все ситуации, связанные в пьесе с образом Эмилии. Первым угадал, разглядел Эмилию в Пашенной Александр Алексеевич Остужев. Он-то и уговорил Веру Николаевну играть. Но она была еще занята в роли леди Анны в «Ричарде III». Трактовку этой роли она предложила еще в 1920 году.
По мнению Веры Николаевны, леди Анна была одной из тех «простых» якобы загадок Шекспира, которые человечеству не надоедает разгадывать вот уже четыре столетия подряд. Это образ тончайший, жертва, попадающая в капкан из-за собственной доброты и чуткости.
Совсем молодая актриса с редкой настойчивостью старалась проследить тогда в своей Анне шаг за шагом поразительную трансформацию чувств героини, неизменно давая им правдивое психологическое объяснение... Тот давний спектакль А. И. Южин и постановщик спектакля Н. О. Волконский посвящали, как, впрочем, и все другие работы, революции, народу — новой публике Малого театра. Тут не воссоздавались «ужасы средневековья». Театр разговаривал со зрителем по большому счету о неправедном строе, обреченном историей на слом.
Достоверность всех мыслей и поступков несчастной леди Анны, полюбившей убийцу своего мужа Ричарда III, означала бы достоверность всего спектакля. Ведь не кто иной, как леди Анна, может объяснить кровавые тайны Ричарда, раскрыть причину его «удач». А ведь Анна совсем не знает Ричарда! Предполагая, что Ричард испытывает страдание, горе неразделенной любви к ней, леди Анна ошибается глубочайше, однако ее сердечная отзывчивость и самоотверженность так велики, что становится возможным невозможное. Она перестает ненавидеть Ричарда. Более того, от исступленной ненависти к Ричарду, безобразному горбуну, чья черная душа во сто крат страшней отвратительного тела, леди Анна совершает путь к полному забвению всех своих обид. И даже путь к любви... Как ни трудно в эту любовь поверить, леди Анна — Пашенная поверить в нее заставляла.
Но не вела ли самая «трогательность» образа Анны к снижению резко обличительной гражданственной темы спектакля?.. Нет, конечно! Зрительный зал видел, что благородная леди Анна жестоко обманута, обижена Ричардом. И в зале нарастали гнев и сострадание.
Сама Вера Николаевна, когда мы с ней говорили об этом спектакле, вспомнила, что однажды во время представления женщина с галерки, сочувствуя Анне, громко крикнула Южину, игравшему Ричарда III: «Бог тебя накажет за нее!» В глазах публики леди Анна была невинной жертвой предательства, поразительного по своей изощренной жестокости. Анна остро нуждалась в защите и участии.
Но тогда у меня возник вопрос к Пашенной: не порочна ли — пусть неосознанно — сама леди Анна, раз она способна полюбить такое чудовище, как Ричард?! Возможна и вообще подобная любовь?..
— Возможна,— сказала Вера Николаевна.

Интересно, новаторски строил свою роль Южин — Ричард. По его замыслу потрясти воображение несчастной королевы, привлечь ее внимание к себе в те самые мгновения, когда она горюет на кладбище о погибшем муже, который был убит Ричардом, можно только горем еще более горшим, чем то, которое она переживает... И великолепный обманщик Ричард обрушивал на Анну прямо-таки шквал своего будто горя и страданий. Его признания, полные своеобразной поэзии, поражали. И Анна невольно начинала к ним прислушиваться. А Ричард — гениальный лицемер, а не просто лжец. Он наполняет каждое слово великого интригана и авантюриста, игрока, женолюба жаром кажущейся правды, таким ярким блеском чувств, которые можно и выдать и принять за настоящую любовь. Неистовую. Испепеляющую.
Анна Пашенной начинает слышать Ричарда. И все больше поражается тем, что слышит. Изумление, а потом сострадание вытесняют гнев и жажду мести. И, наконец, она начинает воспринимать притворное чувство Ричарда как некий, обуревающий его рок. Возникает невольный сердечный отклик, пока еще помимо желания Анны... Стоит Южину — Ричарду хоть чуть-чуть сбиться с тона, и ниточка связи тут же порвется. Но Ричард умен, хитер, талантлив, а значит, все больше сам верит своей лжи, зажигаясь ею, плача и моля... Оба они заставляли публику неотрывно следить за собой. Анна лишь потом, лишь позже содрогнется, узнав правду, услышав слова, полные гнева и протеста, которые бросит в лицо Ричарда королева Маргарита.

Ее играла великая Ермолова.
Архивное сокровище — книга спектаклей Малого театра в сезон 1919/20 года — позволяет с точностью установит, что М. Н. Ермолова, несмотря на усиливающееся нездоровье, не пропустила ни одного представления «Ричарда III».
— Мария Николаевна приезжала, закутанная до самых глаз во все теплое,— рассказывала мне Пашенная.— И зная, что она будет сегодня играть в спектакле, мы радовались, мысленно говоря: «Слава богу, она еще с нами!»
Не останавливаясь, не нарушая внутреннего состояния Маргариты, Ермолова поспешно проходила к себе в артистическую уборную. И появлялась оттуда уже в костюме и гриме старой королевы — живое, могучее обвинение коварства и предательства Ричарда и остро звучащее в те годы предостережение против снисхождения, жалости к врагу.
Пашенная чувствовала, что теперь ее Анна обречена, ибо Ричард идет в своей страшной игре все дальше. Домогаясь престола, Ричард убил и обманул многих людей, но леди Анна — одно из самых гнусных, богомерзких его преступлений. Он отнимал у Анны, прежде чем послать невинную женщину на плаху, нечто гораздо более дорогое, чем жизнь. Он топтал в грязь достоинство женщины, торговал ее чувствами, превращая их в орудие грязных политических интриг. И, наконец, наступал момент, когда Ричарду, вернее его целям, уже не нужна больше Анна, допустившая убийцу законного короля и к трону, и к власти, и к своей постели, и к своему сердцу...
С ужасом прозревала Анна. И само прозрение означало гибель. Топор палача. Смерть она встречала без страха, как избавление от горя и стыда. Ведь еще до того как взойти на эшафот, Анна сама казнит себя судом совести и чести...

(продолжение следует)