Новости

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВ: ЧТО МОГ, ДЕЛАЛ

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВ: ЧТО МОГ, ДЕЛАЛ

Александр Михайлов никогда не слыл человеком богемным. Его нельзя было заметить на модных вечеринках или фестивалях. Являясь безусловной звездой российского кино, он очень скромный и мягкий человек, даже налета звездности в нем найти просто невозможно — сказывается суровое воспитание и морская служба, которые закалили и характер, и душу.

- Ваше детство не было светлым и безоблачным?

- Да уж. Я родом из Читинской области, увидел свет в тамошнем поселке Оловянное. Голодное было послевоенное время. Моя сестренка умерла от недоедания, можно ли такое забыть? Я спасался как мог, цинга косила всех без разбора. Чтоб хоть как-то себя обезопасить, я на помойках находил использованные тюбики с зубной пастой и выдавливал из них себе в рот остатки. Вокруг была степь — ковыль да полынь — хоть ее ешь. Зато люди тогда были дружнее, чутче, мягче. Рядом с нами жили буряты, цыгане. Когда у нас дом сгорел, помогали все, тогда это было естественно. После потери дома мы с семьей ютились в сырой землянке, раньше там был морг. Мама старалась и в тех жутких условиях создать мой быт и воспитать меня хорошим человеком. Она судомойкой работала, прачкой, санитаркой, кирпичи таскала со шпалами — словом, выполняла всю «женскую» работу. У нее было удивительной красоты лицо, совсем молодое, а руки были со вздувшимися венами и скрюченными пальцами, смотреть на эти руки было страшно. Она меня и к прекрасному приобщала. Пела мне, аккомпанировала себе на балалайке. Много народных песен и частушек она мне передала. Вот такое было детство.

- А после школы вы стали осаждать театральные вузы по примеру большинства ваших коллег?

- Какое там! Я в степях вырос, а бредил морем. Не видел его, а бредил. Оно снилось мне каждую ночь. После седьмого класса убедил маму переехать во Владивосток. Там была моя стихия. Когда в армию пошел, служил на крейсере. Ходил по трем морям — Охотскому, Берингову и Японскому. Избороздил Тихий океан. То были одновременно и самые сложные, и самые хорошие годы в моей жизни. Я был молод, свободен, научился ценить и понимать жизнь, отношения между людьми. Понимаете, корабль — это замкнутое пространство, там нельзя скрыться, что-то в себе утаить. Если что плохое в тебе есть, обязательно всплывет. Однажды мы попали в 10-балльный шторм. Это даже в тех широтах явление нечастое. Бились со стихией до последнего. 70 человек из нашей команды на дно легли — друзья мои, приятели, мы с ними стол делили, мысли, спали бок о бок, а их в одночасье стихия погубила...

- А как же театр, как ему нашлось место в вашей непростой судьбе?

- Да в общем, само собой все сложилось. Я познакомился с хорошими ребятами из Дальневосточного университета. Тогда, в середине 60-х, был бум студенческих и прочих любительских театров. Вот они мне и предложили помогать им — участвовать в их театральных постановках на университетской сцене студенческого театра миниатюр. Вот я и увлекся.

- А профессиональное актерское образование где получили?

- Это отдельная веселая история. Увидел объявление — в Институте искусств Владивостока объявили дополнительный набор на театральный факультет. Я помчался туда. У вахтерши спрашиваю, запыхавшись, мол, где тут в актеры берут? Мне повезло. Мимо проходила великая женщина, блестящий педагог Вера Николаевна Сундукова. Она стала расспрашивать меня, что да как. Стихов, басен и прозы я никакой не знал. Только от желания трясся. Видно, чем-то я ей приглянулся, она решила мне помочь. Заставила выучить басню и велела приходить на экзамен. А где мне было басню взять — не на заводе же. Кинулся к прохожим в прямом смысле слова. Многие шарахались от меня, как от ненормального, но все же нашелся один добрый человек, который привел меня к себе домой и вручил мне заветную книжку басен Крылова. Ночью я выучил басню назубок, правда на экзамене читал ее отвратительно, как понял уже потом, а меня все равно приняли, видно что-то они нашли во мне. А возможно, из жалости меня взяли, боялись, что я умру у них на глазах, потому что выглядел я, как пылающий факел. Так я и стал студентом Дальневосточного института искусств. Сильно меня это захватило. А перелом в пользу актерского ремесла во мне произошел на втором курсе. Я играл роль Макара Нагульнова из «Поднятой целины». Роль была моя, чувствовал себя этим персонажем, жил его жизнью. Сумел сыграть большую драму его жизни, даже, наверное, не сыграл, а прожил. С того момента пути назад уж не было. В 1969 году я уже был дипломированным актером во Владивостоке. После окончания вуза начал играть в Краевом драмтеатре Владивостока. Потом еще девять лет в Саратовском драмтеатре. Потом переехал в Москву, играл в Театре им. Ермоловой. А сейчас уже много лет подряд я играю в Малом театре.

— Вы стали знаменитым именно благодаря кинематографу. А вот в картине «Риск — благородное дело» сами выполняли трюки?

- Наполовину. Что мог, делал, а чего не мог, помогали каскадеры, все-таки я актер. А вот со змеями в фильме «Змеелов» мне пришлось познакомиться очень близко. Мы приехали на съемку в Среднюю Азию. Директор картины попросил в питомнике, чтоб кобре вырвали ядовитые зубы, как говорится, на всякий случай. Ему отказали, сказав, что змею уродовать нельзя, да и ценность свою она для них потеряет. Меня пообещали подстраховать. Месяц тренировали. Ассистенты всегда были рядом. Все проходило гладко, но «скорая» дежурила с сывороткой в шприцах наготове прямо на съемочной площадке. В итоге мы даже подружились с той коброй. Главное — терпение, отсутствие агрессивности и определенные специальные правила, которые следовало неукоснительно выполнять. Кобра, например, не нападет никогда без троекратного предупреждения, вообще не нападет, если ты неагрессивен. Кстати, после двух первых предупреждений я всегда пропадал из кадра.

А еще я лесника играл в фильме «Рысь возвращается». Там с рысью надо было иметь дело. Никак мы не могли добиться, чтобы в одном эпизоде рысь прыгала ко мне на спину. Тогда мне на спину привязали кусок сырого мяса. Вообразите, как я «обрадовался» этой идее. Я в камеру должен смотреть, играть осмысленное лицо, а у меня за ухом рысь зубами клацает. Не тронула, к счастью. Кстати, я и с собаками дружу, особенно с дворнягами, они самые умные — их улица воспитывает. Чаек очень люблю, воробьев люблю — они тоже Божьи твари. В детстве собирал по дороге в школу замерзших воробьев. Голубей люблю, но это всем и так понятно.

- Говорят, что вы не любите говорить о личном, но хоть пару слов скажете?

- Я женился вторым браком несколько лет назад, считаю свою жену самой прекрасной женщиной на земле. Она подарила мне красавицу дочь, которую мы назвали Акилина. Постараюсь сделать все от меня зависящее, чтоб у нее было безоблачное детство в счастливой семье!

По материалам газеты «CN-Столичка»

Дата публикации: 10.04.2006
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВ: ЧТО МОГ, ДЕЛАЛ

Александр Михайлов никогда не слыл человеком богемным. Его нельзя было заметить на модных вечеринках или фестивалях. Являясь безусловной звездой российского кино, он очень скромный и мягкий человек, даже налета звездности в нем найти просто невозможно — сказывается суровое воспитание и морская служба, которые закалили и характер, и душу.

- Ваше детство не было светлым и безоблачным?

- Да уж. Я родом из Читинской области, увидел свет в тамошнем поселке Оловянное. Голодное было послевоенное время. Моя сестренка умерла от недоедания, можно ли такое забыть? Я спасался как мог, цинга косила всех без разбора. Чтоб хоть как-то себя обезопасить, я на помойках находил использованные тюбики с зубной пастой и выдавливал из них себе в рот остатки. Вокруг была степь — ковыль да полынь — хоть ее ешь. Зато люди тогда были дружнее, чутче, мягче. Рядом с нами жили буряты, цыгане. Когда у нас дом сгорел, помогали все, тогда это было естественно. После потери дома мы с семьей ютились в сырой землянке, раньше там был морг. Мама старалась и в тех жутких условиях создать мой быт и воспитать меня хорошим человеком. Она судомойкой работала, прачкой, санитаркой, кирпичи таскала со шпалами — словом, выполняла всю «женскую» работу. У нее было удивительной красоты лицо, совсем молодое, а руки были со вздувшимися венами и скрюченными пальцами, смотреть на эти руки было страшно. Она меня и к прекрасному приобщала. Пела мне, аккомпанировала себе на балалайке. Много народных песен и частушек она мне передала. Вот такое было детство.

- А после школы вы стали осаждать театральные вузы по примеру большинства ваших коллег?

- Какое там! Я в степях вырос, а бредил морем. Не видел его, а бредил. Оно снилось мне каждую ночь. После седьмого класса убедил маму переехать во Владивосток. Там была моя стихия. Когда в армию пошел, служил на крейсере. Ходил по трем морям — Охотскому, Берингову и Японскому. Избороздил Тихий океан. То были одновременно и самые сложные, и самые хорошие годы в моей жизни. Я был молод, свободен, научился ценить и понимать жизнь, отношения между людьми. Понимаете, корабль — это замкнутое пространство, там нельзя скрыться, что-то в себе утаить. Если что плохое в тебе есть, обязательно всплывет. Однажды мы попали в 10-балльный шторм. Это даже в тех широтах явление нечастое. Бились со стихией до последнего. 70 человек из нашей команды на дно легли — друзья мои, приятели, мы с ними стол делили, мысли, спали бок о бок, а их в одночасье стихия погубила...

- А как же театр, как ему нашлось место в вашей непростой судьбе?

- Да в общем, само собой все сложилось. Я познакомился с хорошими ребятами из Дальневосточного университета. Тогда, в середине 60-х, был бум студенческих и прочих любительских театров. Вот они мне и предложили помогать им — участвовать в их театральных постановках на университетской сцене студенческого театра миниатюр. Вот я и увлекся.

- А профессиональное актерское образование где получили?

- Это отдельная веселая история. Увидел объявление — в Институте искусств Владивостока объявили дополнительный набор на театральный факультет. Я помчался туда. У вахтерши спрашиваю, запыхавшись, мол, где тут в актеры берут? Мне повезло. Мимо проходила великая женщина, блестящий педагог Вера Николаевна Сундукова. Она стала расспрашивать меня, что да как. Стихов, басен и прозы я никакой не знал. Только от желания трясся. Видно, чем-то я ей приглянулся, она решила мне помочь. Заставила выучить басню и велела приходить на экзамен. А где мне было басню взять — не на заводе же. Кинулся к прохожим в прямом смысле слова. Многие шарахались от меня, как от ненормального, но все же нашелся один добрый человек, который привел меня к себе домой и вручил мне заветную книжку басен Крылова. Ночью я выучил басню назубок, правда на экзамене читал ее отвратительно, как понял уже потом, а меня все равно приняли, видно что-то они нашли во мне. А возможно, из жалости меня взяли, боялись, что я умру у них на глазах, потому что выглядел я, как пылающий факел. Так я и стал студентом Дальневосточного института искусств. Сильно меня это захватило. А перелом в пользу актерского ремесла во мне произошел на втором курсе. Я играл роль Макара Нагульнова из «Поднятой целины». Роль была моя, чувствовал себя этим персонажем, жил его жизнью. Сумел сыграть большую драму его жизни, даже, наверное, не сыграл, а прожил. С того момента пути назад уж не было. В 1969 году я уже был дипломированным актером во Владивостоке. После окончания вуза начал играть в Краевом драмтеатре Владивостока. Потом еще девять лет в Саратовском драмтеатре. Потом переехал в Москву, играл в Театре им. Ермоловой. А сейчас уже много лет подряд я играю в Малом театре.

— Вы стали знаменитым именно благодаря кинематографу. А вот в картине «Риск — благородное дело» сами выполняли трюки?

- Наполовину. Что мог, делал, а чего не мог, помогали каскадеры, все-таки я актер. А вот со змеями в фильме «Змеелов» мне пришлось познакомиться очень близко. Мы приехали на съемку в Среднюю Азию. Директор картины попросил в питомнике, чтоб кобре вырвали ядовитые зубы, как говорится, на всякий случай. Ему отказали, сказав, что змею уродовать нельзя, да и ценность свою она для них потеряет. Меня пообещали подстраховать. Месяц тренировали. Ассистенты всегда были рядом. Все проходило гладко, но «скорая» дежурила с сывороткой в шприцах наготове прямо на съемочной площадке. В итоге мы даже подружились с той коброй. Главное — терпение, отсутствие агрессивности и определенные специальные правила, которые следовало неукоснительно выполнять. Кобра, например, не нападет никогда без троекратного предупреждения, вообще не нападет, если ты неагрессивен. Кстати, после двух первых предупреждений я всегда пропадал из кадра.

А еще я лесника играл в фильме «Рысь возвращается». Там с рысью надо было иметь дело. Никак мы не могли добиться, чтобы в одном эпизоде рысь прыгала ко мне на спину. Тогда мне на спину привязали кусок сырого мяса. Вообразите, как я «обрадовался» этой идее. Я в камеру должен смотреть, играть осмысленное лицо, а у меня за ухом рысь зубами клацает. Не тронула, к счастью. Кстати, я и с собаками дружу, особенно с дворнягами, они самые умные — их улица воспитывает. Чаек очень люблю, воробьев люблю — они тоже Божьи твари. В детстве собирал по дороге в школу замерзших воробьев. Голубей люблю, но это всем и так понятно.

- Говорят, что вы не любите говорить о личном, но хоть пару слов скажете?

- Я женился вторым браком несколько лет назад, считаю свою жену самой прекрасной женщиной на земле. Она подарила мне красавицу дочь, которую мы назвали Акилина. Постараюсь сделать все от меня зависящее, чтоб у нее было безоблачное детство в счастливой семье!

По материалам газеты «CN-Столичка»

Дата публикации: 10.04.2006