Новости

«К 135-летию со дня рождения Варвары Николаевны Рыжовой»

С.Н. Дурылин

ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА РЫЖОВА

Книга С.Н. Дурылина увидела свет в 1945 году накануне 75-летия актрисы и 100-летия театральной дианстии Бороздиных-Музилей-Рыжовых.
В истории русского театра есть славные династии актеров, которые в течение многих десятилетий отдают жизнь и труд сценическому искусству: Щепкины, Самойловы, Яблочкины, Садовские, Петипа. Их творческое служение театру из поколения в поколение насчитывает уже более столетия.

Театральной родословной В. И. Рыжовой в 1946 году также исполнится столетие.
Ее родная бабушка, Варвара Васильевна Бороздина (1828—1866), еще будучи воспитанницей Театрального училища, весною 1846 года впервые явилась на сцене Малого театра в небольшой роли цыганки в пьесе «Охотник в рекруты», шедшей в бенефис трагика Л.Л. Леонидова. А два года спустя, в 1848 году, вместе с сестрой Евгенией В.В. Бороздина, уже выпущенная из училища, выступила в водевиле Н. И. Хмельницкого «Бабушкины попугаи».

Сестры Бороздины (Варвару Васильевну называли «Бороздина 1-я», Евгению Васильевну — «Бороздина 2-я») покорили строгую публику времен великого Щепкина прелестной наружностью, чистыми, звонкими голосами и непринужденной, изящной и веселой игрой.
С этих дней начинается сценическая родословная В. Н. Рыжовой.

Эта родословная, как и семейная хроника и биография Рыжовой, определяется двумя словами: Малый театр.
Для нее он был всем; родным домом, художественным училищем, школой жизни и творческой мастерской.

Бабушки Рыжовой — Бороздины — играли в комедиях со Щепкиным, в водевилях с Живокини; младшая, Евгения, обладавшая прекрасным голосом, даже певала в операх в Большом театре. У В. В. Бороздиной было все, что нужно для легкой комедии и водевиля: изящное обаяние, увлекательная живость движений, искусство ведения диалога. В пьесах с танцами и пением, где царил мастер искристой веселости Живокини, Варвара Васильевна чувствовала себя как дома. Но она же выступала и в «Мирандолине», где у Щепкина была одна из коронных ролей.

Когда в 1853 году на сцене Малого театра была поставлена комедия Островского «Не в свои сани не садись» и первое место в ряду актеров занял Пров Садовский со своей новой правдой и суровой простотой, многие актеры, прекрасно чувствовавшие себя в репертуаре Щепкина и Живокини, остались не у дел и перешли в глухую оппозицию к Садовскому и автору «Не в свои сани не садись».

С Бороздиными — и особенно с родной бабушкой Рыжовой (Бороздиной 1-й) — этого не случилось.
В их дарованиях было столько правдивости, непосредственной жизненности и простоты, что они легко вошли в репертуар Островского и заняли в нем видное место.
Островский, как известно, сам распределял роли при постановке своих пьес в Малом театре. Показательно для его отношения к сестрам Бороздиным, что, ставя лучшую свою комедию «Свои люди — сочтемся», Липочку он дал Варваре Васильевне, а Устинью Наумовну — Евгении Васильевне, заняв в других ролях М. С. Щепкина и П. М. Садовского.

«Мать моей матери, Варвара Васильевна, и ее сестра Евгения были большими, известными артистками Малого театра, — вспоминает В. Н. Рыжова. — Они были современницами Васильева, Шумского, Самарина, Живокини, Медведевой, Никулиной-Косицкой. Моя бабушка В. В. Бороздина играла во всех пьесах Островского, которые он в ее годы создал как, например, Липочку в «Свои люди—сочтемся», Варвару в «Грозе», Ульяну в «Воеводе», Жмигулину в «Грех да беда на кого не живет». А. Н. Островский был большим поклонником ее таланта, ее другом» (все названные роли, полученные В. В. Бороздиной из рук Островского, перешли по наследству к В. Н. Рыжовой, как и некоторые роли Е. В. Бороздиной, например, Оля в «Старый друг лучше новых двух»).

Островский не только сам давал роли бабушкам Рыжовой, он создавал для них образы. «Я писал для Косицкой, Васильевой, Бороздиных», — признается он актеру Бурдияу (письмо от 6 ноября 1880 года); для Бороздиной 1-й он написал Варвару в «Грозе», ее лучшую роль. Какое участие принимал Островский в сценической судьбе родной бабки Рыжовой, видно из его письма к тому же Бурдину от 1861 года:
«В. В. Бороздиной нужна для бенефиса непременно моя (подчеркнуто самим Островским. — С. Д.) пьеса; так нельзя ли выхлопотать «Доходное место» или «Воспитанницу»... Дай мне знать по телеграфу, можно ли надеяться на успех или нет. Бенефис Бороздиной 20 декабря, она погибла, если у нее не будет моей пьесы».

Эти слова неопровержимо свидетельствуют о крепком творческом союзе драматурга и артистки.
Островский прочно и навсегда входит в семейную хронику я в творческую биографию В. Н. Рыжовой.

В. Н. Рыжова пишет в своей автобиографии:
«Мой дед с материнской стороны, француз Пино, был главным машинистом Большого театра и плохо говорил по-русски. Им были изобретены замечательные машины для полетов в балетах. Он считался выдающимся театральным машинистом. Дед умер рано, от разрыва сердца, когда моей матери было всего три года. Семи лет она была отдана в театральную школу, где воспитанницы учились научным предметам и балетным танцам, так как по окончании школы выпускались в балет, и только очень немногие, обладавшие драматическими способностями, поступали в Малый театр. Когда моей матери, Варваре Петровне Бороздиной, исполнилось 12 лет, умерла ее мать, 38 лет, во цвете сил, а через год умерла ее тетка, Евгения Васильевна, так что она осталась круглой сиротой. Ее однокашницей в школе была М. Н. Ермолова, а Г. Н. Федотова и Н. А. Никулина были уже в выпускном классе, когда она поступила в школу.

С М. И. Ермоловой постоянно устраивали представления, причем одевались в простыни и изображали римлянок и гречанок.

Моей матери дан был дебют в Малом театре, когда ей исполнилось 16 лет (в 1870 году.—С. Д.). Дебютировала она в «Пансионерке», и А. Н. Островский перед дебютом благословил ее, так как принимал в ней участие. Конечно, можно себе представить, как должна была волноваться дебютантка перед выходом на сцену; тут обратил на нее внимание и дал ей стакан воды, чтобы как-нибудь ее успокоить, тогда опте молодой артист, уже любимец публики — Николай Игнатьевич МУЗИЛЪ, мой бущий отец. С этого стакана воды и начался роман между ними. Дебют прошел блестяще, и дебютантка была принята на службу в Малый театр, где ей предсказывали большую будущность. Так как мать была круглой сиротой, то Н. И. Музилю пришлось просить ее руки у директора театра Пельта. Разрешение было дано, и молодые венчались в домовой церкви школы, где воспитывалась моя мать.
Нас, детей, было семь человек, и вследствие большой семьи не пришлось осуществить надежды, которые возлагались на мою мать как на артистку. Она всю себя отдала семье и выступала не так часто, как бы ей надо было по ее дарованию.
Прослужив 20 лет, она ушла со сцены».

Скончалась Варвара Петровна Музиль-Бороздина в глубокой старости—в 1927 году.

Отец В. Н. Рыжовой, Николай Игнатьевич Музиль, поступив на сцену Малого театра в 1866 году, подвизался на ней сорок лет, вплоть до кончины (1906).
В. Н. Рыжова имеет полное право сказать про своего отца: «Мой отец был замечательный комик-простак, он был любимцем всей Москвы и, кроме того, редкой души человек.
Отец отличался необыкновенным гостеприимством и хлебосольством, и у нас бывала чуть ли не вся театральная Москва».

Москва высоко ценила своеобразный, самобытный талант Николая Игнатьевича Музиля.
Это был актер без амплуа, так как казенная регистрация Музиля — «комик-простак», верно оттеняя его комическое дарование, вовсе не исчерпывала ни круга его ролей, ни особенностей его личности художника, ни тех больших художественных задач, которые были доступны его творческим силам.

В первый же год своего появления в Малом театре Музиль с исключительной художественной смелостью показал фонвизинского Митрофана («Недоросль»). Известный театральный критик А. Н. Баженов писал о Музиле в этой роли: «Он дал почувствовать в этом шестнадцатилетнем юноше прежде всего не болвана, не набитого дурака, а зародыш будущего изверга; все существование его уже о ею пору, в этот самый мягкий юношеский возраст, отмечено проявлением тех лютых страстей, которые более всего роднят его с матерью и которые грозят развиться в нем до более крупных размеров. Отсюда в выражении грубости, одичалости характера Митрофанушки у Музиля сказывалась какая-то грозная сдержанность, какая-то сосредоточенность, замкнутость в самом себе... Комизм фонвизинского Митрофанушки есть именно гот комизм, в котором смешное граничит с ужасным».

Музиль верно чувствовал не только личные свойства изображаемого персонажа, но и его социальную природу: в Митрофанушке он увидел настоящего крепостника.

При первой постановке в Малом театре пушкинского «Бориса Годунова» (1880) Музиль привлек общее внимание к второстепенной роли юродивого. Маленькая роль выросла у него в большой образ. В дребезжащих звуках речи юродивого слышался вековой стон народа, а в его нападках на «царя-Ирода» — смелый голос народного суда. Это был подлинно пушкинский образ из великой народной трагедии.

В первой постановке комедии «Плоды Просвещения» (1891) Музиль так сыграл старого повара, что заслужил своим исполнением похвалу Льва Толстого. Автор «Плодов просвещения» недоумевал, как театральная цензура пропустила такой образ: в коротких, горестно-резких, выстраданных стонах старого повара чувствовалась накипевшая боль, затаенный гнев, суровое обличение праздной жизни господ, строящих свою роскошную жизнь на народной нужде.

В «комике-простаке» Музиле жил умный и смелый художник, из тесных пределов амплуа выводивший на простор жизни.
Островский заметил Музиля с первых шагов его на сцене Малого театра и признал одним из лучших исполнителей своего репертуара.
Островский ценил Музиля за самобытность его замыслов, за мягкую выразительность его речи, за содержательную простоту образов; он не мог себе представить первого исполнения своих пьес без участия Музиля. «Новые пьесы Островского, — вспоминает В. Н. Рыжова, — шли у него в бенефис. Александр Николаевич был большим его другом и поклонником его таланта».

«Какой тон у этого актера! Сама жизнь!» — не раз говорил Островский про Музиля.

«Мои воспоминания детства.— рассказывает В. Н. Рыжова, — связаны с семьей А. Н. Островского. С его младшими детьми мы дружили и часто бывали друг у друга. Отлично помню, хотя я была еще очень маленькой (в год смерти Островского Варваре Николаевне было 15 лет. — С. Д.), когда А. Н. Островский у нас читал пьесы, которые шли в бенефис отца».

Островский с его народным складом речи, метким, сочным словом и лукаво-добродушным юмором в усмешке, во взгляде усталых умных глаз заронил в ДУШУ Рыжовой действенную мечту о театре народной правды и мудрой простоты.

Варвара Николаевна Рыжова родилась в 1871 году. За нею ходила нянюшка Федосья, прожившая в доме Музилей сорок лет. От нее маленькая Варя наслышалась русских сказок и прибауток; память о любимой няне впоследствии помогла Рыжовой создать ее превосходную няню Фелицату ,в комедии Островского «Правда хорошо, а счастье лучше». С самых малых лет Рыжова была окружена атмосферой театра: еще ребенком бывала на спектаклях Малого театра, привыкла всматриваться и вслушиваться в работу отца. Некоторые его роли — Бальзаминов, Елеся («Не было ни гроша, да вдруг алтын») —доныне стоят в ее памяти как живые. «Лучшего Бальзаминова не видала, — рассказывает В. Н. Рыжова. — Это такая чистота, простота и юмор. А Елеся! У меня до сих пор звучит его голос». Эти отцовские образы, созданные со «смехом сквозь слезы», с беззлобным юмором и теплою грустью, до сих пор являются для Рыжовой надежными вехами на ПУТИ к правде и простоте в искусстве.

Ежедневно перед спектаклем Н. И. Mузиль повторял вслух роль, которую ему предстояло играть, и маленькая девочка, будущая артистка, вслушивалась в эти репетиции своего отца. Повторение отцом ролей, много раз игранных и давно заслуживших общие похвалы, стало для Рыжовой примером добросовестности актера, его уважения к великому делу театра.

В семье Музиля все было подчинено интересам театра и прежде всего Малого театра, любимого и родного.

Дети мечтали итти на сцену по следам бабушки, отца, матери.
И четверо из семерых действительно пришли в театр: кроме Варвары Николаевны, артистами Малого театра стали Елена Николаевна, игравшая под фамилией «Музиль 2-я», высоко ценимая Ермоловой за ее лирико-драматический талант, и Николай Николаевич — «Музиль 2-й». Третья сестра, Надежда Николаевна, была артисткой театра Корша в Москве и Суворинского театра в Петербурге. Она выступала под фамилией «Музиль-Бороздина».


ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ