Новости
«Пресса о гастролях Малого театра»
СЧАСТЬЕ ОТ УМА
«Пресса о гастролях Малого театра» СЧАСТЬЕ ОТ УМА
СЧАСТЬЕ ОТ УМА
Что доказали гастроли Малого театра в Петербурге.
Малый театр не был в Питере четыре года. Все это время питерским театралам приходилось верить на слово московским жителям, горячо уверявшим: Малый и архаика — две вещи отныне несовместные. Теперь пришла пора убедиться в этом своими глазами.
Во время предыдущего визита Малого театра на сцену в старом мюзикле выходил обаятельнейшим Михайлой Кречинским ныне покойный Виталий Соломин, а изысканные снежные декорации оказывались царством белого медведя. Еще более давние гастроли — с яркими, сочными, «хорошо откормленными» «Волками и овцами», с маловразумительной «Чайкой» и красивыми постановками из жизни заморских королевских дворов, — и вовсе напоминали трогательный «родственный обмен» между театральными старичками князьями Тугоуховскими: в Москву со всем своим пыльным скарбом отправилась тогда изрядно обветшавшая Александринка. Теперь два бывших Императорских театра неутомимо бегают взапуски — кто «обновится» быстрее и надежнее. Бегут довольно резво, но явно — разными дорогами.
Можно долго рассуждать о том, что Малый — театр прежде всего актерский, и это, дескать, такое особенное свойство русского театра. Можно включиться в увлекательную дискуссию о том, была ли в Малом театре за всю его историю хорошая режиссура (да была, конечно, и всегда ее было мало, просто потому, что много ее не бывает). А можно просто насладиться, наконец, результатом — тем самым, который может дать удачное сочетание добротного мастерства старинной актерской школы с редким и весьма своеобразным режиссерским дарованием. Приход Сергея Женовача в Малый — это судьба.
От его спектаклей не стоило ожидать невероятных концепций и ошеломляющего своей новизной пристального взгляда на классический материал. Вообще «ошеломлять» — это не к Женовачу. Да и к «Дому Островского» с подобными намерениями приближаться было бы наивно. Пожалуй, столь необходимое и столь пришедшееся ко двору Малого театра новаторство режиссера во многом заключается в бережном умении «стирать случайные черты» — он ненавязчиво убирает все слишком резкое, слишком размашистое, слишком жирное, слишком громоздкое, слишком глупое и аморфное. Словом, возвращает свежесть старому доброму академизму. Не более — но и никак не менее того. В этом тихом, неагрессивном упорстве есть достоинство. Такая неспешная, скрупулезная работа — один из самых медленных, но, без сомнения, верных способов выживания культуры. Режиссерских «эффектов» немного — зато каков эффект!
Три спектакля: «Горе от ума» Грибоедова, «Правда — хорошо, а счастье лучше» Островского и «Мнимый больной» Мольера. В каждом, пожалуй, чего-нибудь да не хватает до полного совершенства. И это правда. (Ну вот мелковат мне кажется — по мысли — Чацкий Глеба Подгородинского. И тяжеловаты иные остроты в Островском. И не дотягивает до намеченного самим же театром культурного образца «Мнимый больной»). Но зато и повод для радости найдется в каждом из этих спектаклей. И это счастье. И от этого — лучше.
«Горе от ума» — с ненарочитой точностью интонаций, с отменной игрой Юрия Соломина — Фамусова, с умелой и симпатичной молодежью (отчего герои хрестоматийной пьесы кажутся особенно свежеумытыми, а звучание монологов — особенно звонким). «Правда — хорошо, а счастье лучше» — с непривычно (для Островского в «Доме Островского») приглушенными тонами декораций Александра Боровского: серый забор, белый шатер, зеленые яблоки... «Сияние серого цвета», цвета обыденной жизни, — и в режиссерском решении. В милой юношеской запальчивости то и дело вскакивал на скамеечку местный правдолюбец Платон (Глеб Подгородинский доигрывает своего Чацкого в купеческом садике), но ни до чего хорошего бы он не допрыгался, если бы к хозяйке здешней, купчихе Барабошевой не свалился, как снег на голову, сердечный друг, а ныне — отважно рассыпающийся на части отставной солдат Грознов. (Даму выдающихся достоинств Евгения Глушенко играет в суховатой и отточенной, едва ли не мхатовской — в старинном смысле слова — манере). Нет в жизни логики — есть лишь случай. И только благодаря ему и счастье есть — столь же внезапное, сколь мимолетное.
В «Мнимом больном» «посланий к человечеству» искать и вовсе не приходится. Зато сюжет о старом ипохондрике с неутоленной жаждой любви и внимания разыгран там в декорациях, достойных «Комеди Франсез». На эти деревянные полы и панели, на этот волшебный (то есть — абсолютно реальный) свет, исходящий из открытых окон или всполохов огня в камине, приходится смотреть с неизбывной ностальгией. Вот он — еще один путь к благородной достоверности. Изысканный стиль «тонкой французской игры» (поддержанный не только работой художника Боровского, но и изяществом мизансцен), к огромному сожалению, удавался далеко не всем актерам и не всегда. Соблюсти необходимую меру переполненной весельем возвышенной серьезности в комедии, где на каждом шагу поджидает клистирная трубка, — дело нелегкое. Но и сама по себе высота планки, заданная Сергеем Женовачом, радует необыкновенно. Диагноз очевиден: «Мнимый больной» — реально здоров. Как и сам Малый театр.
Лилия Шитенбург
«Город», 04.10.2005
Что доказали гастроли Малого театра в Петербурге.
Малый театр не был в Питере четыре года. Все это время питерским театралам приходилось верить на слово московским жителям, горячо уверявшим: Малый и архаика — две вещи отныне несовместные. Теперь пришла пора убедиться в этом своими глазами.
Во время предыдущего визита Малого театра на сцену в старом мюзикле выходил обаятельнейшим Михайлой Кречинским ныне покойный Виталий Соломин, а изысканные снежные декорации оказывались царством белого медведя. Еще более давние гастроли — с яркими, сочными, «хорошо откормленными» «Волками и овцами», с маловразумительной «Чайкой» и красивыми постановками из жизни заморских королевских дворов, — и вовсе напоминали трогательный «родственный обмен» между театральными старичками князьями Тугоуховскими: в Москву со всем своим пыльным скарбом отправилась тогда изрядно обветшавшая Александринка. Теперь два бывших Императорских театра неутомимо бегают взапуски — кто «обновится» быстрее и надежнее. Бегут довольно резво, но явно — разными дорогами.
Можно долго рассуждать о том, что Малый — театр прежде всего актерский, и это, дескать, такое особенное свойство русского театра. Можно включиться в увлекательную дискуссию о том, была ли в Малом театре за всю его историю хорошая режиссура (да была, конечно, и всегда ее было мало, просто потому, что много ее не бывает). А можно просто насладиться, наконец, результатом — тем самым, который может дать удачное сочетание добротного мастерства старинной актерской школы с редким и весьма своеобразным режиссерским дарованием. Приход Сергея Женовача в Малый — это судьба.
От его спектаклей не стоило ожидать невероятных концепций и ошеломляющего своей новизной пристального взгляда на классический материал. Вообще «ошеломлять» — это не к Женовачу. Да и к «Дому Островского» с подобными намерениями приближаться было бы наивно. Пожалуй, столь необходимое и столь пришедшееся ко двору Малого театра новаторство режиссера во многом заключается в бережном умении «стирать случайные черты» — он ненавязчиво убирает все слишком резкое, слишком размашистое, слишком жирное, слишком громоздкое, слишком глупое и аморфное. Словом, возвращает свежесть старому доброму академизму. Не более — но и никак не менее того. В этом тихом, неагрессивном упорстве есть достоинство. Такая неспешная, скрупулезная работа — один из самых медленных, но, без сомнения, верных способов выживания культуры. Режиссерских «эффектов» немного — зато каков эффект!
Три спектакля: «Горе от ума» Грибоедова, «Правда — хорошо, а счастье лучше» Островского и «Мнимый больной» Мольера. В каждом, пожалуй, чего-нибудь да не хватает до полного совершенства. И это правда. (Ну вот мелковат мне кажется — по мысли — Чацкий Глеба Подгородинского. И тяжеловаты иные остроты в Островском. И не дотягивает до намеченного самим же театром культурного образца «Мнимый больной»). Но зато и повод для радости найдется в каждом из этих спектаклей. И это счастье. И от этого — лучше.
«Горе от ума» — с ненарочитой точностью интонаций, с отменной игрой Юрия Соломина — Фамусова, с умелой и симпатичной молодежью (отчего герои хрестоматийной пьесы кажутся особенно свежеумытыми, а звучание монологов — особенно звонким). «Правда — хорошо, а счастье лучше» — с непривычно (для Островского в «Доме Островского») приглушенными тонами декораций Александра Боровского: серый забор, белый шатер, зеленые яблоки... «Сияние серого цвета», цвета обыденной жизни, — и в режиссерском решении. В милой юношеской запальчивости то и дело вскакивал на скамеечку местный правдолюбец Платон (Глеб Подгородинский доигрывает своего Чацкого в купеческом садике), но ни до чего хорошего бы он не допрыгался, если бы к хозяйке здешней, купчихе Барабошевой не свалился, как снег на голову, сердечный друг, а ныне — отважно рассыпающийся на части отставной солдат Грознов. (Даму выдающихся достоинств Евгения Глушенко играет в суховатой и отточенной, едва ли не мхатовской — в старинном смысле слова — манере). Нет в жизни логики — есть лишь случай. И только благодаря ему и счастье есть — столь же внезапное, сколь мимолетное.
В «Мнимом больном» «посланий к человечеству» искать и вовсе не приходится. Зато сюжет о старом ипохондрике с неутоленной жаждой любви и внимания разыгран там в декорациях, достойных «Комеди Франсез». На эти деревянные полы и панели, на этот волшебный (то есть — абсолютно реальный) свет, исходящий из открытых окон или всполохов огня в камине, приходится смотреть с неизбывной ностальгией. Вот он — еще один путь к благородной достоверности. Изысканный стиль «тонкой французской игры» (поддержанный не только работой художника Боровского, но и изяществом мизансцен), к огромному сожалению, удавался далеко не всем актерам и не всегда. Соблюсти необходимую меру переполненной весельем возвышенной серьезности в комедии, где на каждом шагу поджидает клистирная трубка, — дело нелегкое. Но и сама по себе высота планки, заданная Сергеем Женовачом, радует необыкновенно. Диагноз очевиден: «Мнимый больной» — реально здоров. Как и сам Малый театр.
Лилия Шитенбург
«Город», 04.10.2005
Дата публикации: 04.10.2005
СЧАСТЬЕ ОТ УМА
Что доказали гастроли Малого театра в Петербурге.
Малый театр не был в Питере четыре года. Все это время питерским театралам приходилось верить на слово московским жителям, горячо уверявшим: Малый и архаика — две вещи отныне несовместные. Теперь пришла пора убедиться в этом своими глазами.
Во время предыдущего визита Малого театра на сцену в старом мюзикле выходил обаятельнейшим Михайлой Кречинским ныне покойный Виталий Соломин, а изысканные снежные декорации оказывались царством белого медведя. Еще более давние гастроли — с яркими, сочными, «хорошо откормленными» «Волками и овцами», с маловразумительной «Чайкой» и красивыми постановками из жизни заморских королевских дворов, — и вовсе напоминали трогательный «родственный обмен» между театральными старичками князьями Тугоуховскими: в Москву со всем своим пыльным скарбом отправилась тогда изрядно обветшавшая Александринка. Теперь два бывших Императорских театра неутомимо бегают взапуски — кто «обновится» быстрее и надежнее. Бегут довольно резво, но явно — разными дорогами.
Можно долго рассуждать о том, что Малый — театр прежде всего актерский, и это, дескать, такое особенное свойство русского театра. Можно включиться в увлекательную дискуссию о том, была ли в Малом театре за всю его историю хорошая режиссура (да была, конечно, и всегда ее было мало, просто потому, что много ее не бывает). А можно просто насладиться, наконец, результатом — тем самым, который может дать удачное сочетание добротного мастерства старинной актерской школы с редким и весьма своеобразным режиссерским дарованием. Приход Сергея Женовача в Малый — это судьба.
От его спектаклей не стоило ожидать невероятных концепций и ошеломляющего своей новизной пристального взгляда на классический материал. Вообще «ошеломлять» — это не к Женовачу. Да и к «Дому Островского» с подобными намерениями приближаться было бы наивно. Пожалуй, столь необходимое и столь пришедшееся ко двору Малого театра новаторство режиссера во многом заключается в бережном умении «стирать случайные черты» — он ненавязчиво убирает все слишком резкое, слишком размашистое, слишком жирное, слишком громоздкое, слишком глупое и аморфное. Словом, возвращает свежесть старому доброму академизму. Не более — но и никак не менее того. В этом тихом, неагрессивном упорстве есть достоинство. Такая неспешная, скрупулезная работа — один из самых медленных, но, без сомнения, верных способов выживания культуры. Режиссерских «эффектов» немного — зато каков эффект!
Три спектакля: «Горе от ума» Грибоедова, «Правда — хорошо, а счастье лучше» Островского и «Мнимый больной» Мольера. В каждом, пожалуй, чего-нибудь да не хватает до полного совершенства. И это правда. (Ну вот мелковат мне кажется — по мысли — Чацкий Глеба Подгородинского. И тяжеловаты иные остроты в Островском. И не дотягивает до намеченного самим же театром культурного образца «Мнимый больной»). Но зато и повод для радости найдется в каждом из этих спектаклей. И это счастье. И от этого — лучше.
«Горе от ума» — с ненарочитой точностью интонаций, с отменной игрой Юрия Соломина — Фамусова, с умелой и симпатичной молодежью (отчего герои хрестоматийной пьесы кажутся особенно свежеумытыми, а звучание монологов — особенно звонким). «Правда — хорошо, а счастье лучше» — с непривычно (для Островского в «Доме Островского») приглушенными тонами декораций Александра Боровского: серый забор, белый шатер, зеленые яблоки... «Сияние серого цвета», цвета обыденной жизни, — и в режиссерском решении. В милой юношеской запальчивости то и дело вскакивал на скамеечку местный правдолюбец Платон (Глеб Подгородинский доигрывает своего Чацкого в купеческом садике), но ни до чего хорошего бы он не допрыгался, если бы к хозяйке здешней, купчихе Барабошевой не свалился, как снег на голову, сердечный друг, а ныне — отважно рассыпающийся на части отставной солдат Грознов. (Даму выдающихся достоинств Евгения Глушенко играет в суховатой и отточенной, едва ли не мхатовской — в старинном смысле слова — манере). Нет в жизни логики — есть лишь случай. И только благодаря ему и счастье есть — столь же внезапное, сколь мимолетное.
В «Мнимом больном» «посланий к человечеству» искать и вовсе не приходится. Зато сюжет о старом ипохондрике с неутоленной жаждой любви и внимания разыгран там в декорациях, достойных «Комеди Франсез». На эти деревянные полы и панели, на этот волшебный (то есть — абсолютно реальный) свет, исходящий из открытых окон или всполохов огня в камине, приходится смотреть с неизбывной ностальгией. Вот он — еще один путь к благородной достоверности. Изысканный стиль «тонкой французской игры» (поддержанный не только работой художника Боровского, но и изяществом мизансцен), к огромному сожалению, удавался далеко не всем актерам и не всегда. Соблюсти необходимую меру переполненной весельем возвышенной серьезности в комедии, где на каждом шагу поджидает клистирная трубка, — дело нелегкое. Но и сама по себе высота планки, заданная Сергеем Женовачом, радует необыкновенно. Диагноз очевиден: «Мнимый больной» — реально здоров. Как и сам Малый театр.
Лилия Шитенбург
«Город», 04.10.2005
Что доказали гастроли Малого театра в Петербурге.
Малый театр не был в Питере четыре года. Все это время питерским театралам приходилось верить на слово московским жителям, горячо уверявшим: Малый и архаика — две вещи отныне несовместные. Теперь пришла пора убедиться в этом своими глазами.
Во время предыдущего визита Малого театра на сцену в старом мюзикле выходил обаятельнейшим Михайлой Кречинским ныне покойный Виталий Соломин, а изысканные снежные декорации оказывались царством белого медведя. Еще более давние гастроли — с яркими, сочными, «хорошо откормленными» «Волками и овцами», с маловразумительной «Чайкой» и красивыми постановками из жизни заморских королевских дворов, — и вовсе напоминали трогательный «родственный обмен» между театральными старичками князьями Тугоуховскими: в Москву со всем своим пыльным скарбом отправилась тогда изрядно обветшавшая Александринка. Теперь два бывших Императорских театра неутомимо бегают взапуски — кто «обновится» быстрее и надежнее. Бегут довольно резво, но явно — разными дорогами.
Можно долго рассуждать о том, что Малый — театр прежде всего актерский, и это, дескать, такое особенное свойство русского театра. Можно включиться в увлекательную дискуссию о том, была ли в Малом театре за всю его историю хорошая режиссура (да была, конечно, и всегда ее было мало, просто потому, что много ее не бывает). А можно просто насладиться, наконец, результатом — тем самым, который может дать удачное сочетание добротного мастерства старинной актерской школы с редким и весьма своеобразным режиссерским дарованием. Приход Сергея Женовача в Малый — это судьба.
От его спектаклей не стоило ожидать невероятных концепций и ошеломляющего своей новизной пристального взгляда на классический материал. Вообще «ошеломлять» — это не к Женовачу. Да и к «Дому Островского» с подобными намерениями приближаться было бы наивно. Пожалуй, столь необходимое и столь пришедшееся ко двору Малого театра новаторство режиссера во многом заключается в бережном умении «стирать случайные черты» — он ненавязчиво убирает все слишком резкое, слишком размашистое, слишком жирное, слишком громоздкое, слишком глупое и аморфное. Словом, возвращает свежесть старому доброму академизму. Не более — но и никак не менее того. В этом тихом, неагрессивном упорстве есть достоинство. Такая неспешная, скрупулезная работа — один из самых медленных, но, без сомнения, верных способов выживания культуры. Режиссерских «эффектов» немного — зато каков эффект!
Три спектакля: «Горе от ума» Грибоедова, «Правда — хорошо, а счастье лучше» Островского и «Мнимый больной» Мольера. В каждом, пожалуй, чего-нибудь да не хватает до полного совершенства. И это правда. (Ну вот мелковат мне кажется — по мысли — Чацкий Глеба Подгородинского. И тяжеловаты иные остроты в Островском. И не дотягивает до намеченного самим же театром культурного образца «Мнимый больной»). Но зато и повод для радости найдется в каждом из этих спектаклей. И это счастье. И от этого — лучше.
«Горе от ума» — с ненарочитой точностью интонаций, с отменной игрой Юрия Соломина — Фамусова, с умелой и симпатичной молодежью (отчего герои хрестоматийной пьесы кажутся особенно свежеумытыми, а звучание монологов — особенно звонким). «Правда — хорошо, а счастье лучше» — с непривычно (для Островского в «Доме Островского») приглушенными тонами декораций Александра Боровского: серый забор, белый шатер, зеленые яблоки... «Сияние серого цвета», цвета обыденной жизни, — и в режиссерском решении. В милой юношеской запальчивости то и дело вскакивал на скамеечку местный правдолюбец Платон (Глеб Подгородинский доигрывает своего Чацкого в купеческом садике), но ни до чего хорошего бы он не допрыгался, если бы к хозяйке здешней, купчихе Барабошевой не свалился, как снег на голову, сердечный друг, а ныне — отважно рассыпающийся на части отставной солдат Грознов. (Даму выдающихся достоинств Евгения Глушенко играет в суховатой и отточенной, едва ли не мхатовской — в старинном смысле слова — манере). Нет в жизни логики — есть лишь случай. И только благодаря ему и счастье есть — столь же внезапное, сколь мимолетное.
В «Мнимом больном» «посланий к человечеству» искать и вовсе не приходится. Зато сюжет о старом ипохондрике с неутоленной жаждой любви и внимания разыгран там в декорациях, достойных «Комеди Франсез». На эти деревянные полы и панели, на этот волшебный (то есть — абсолютно реальный) свет, исходящий из открытых окон или всполохов огня в камине, приходится смотреть с неизбывной ностальгией. Вот он — еще один путь к благородной достоверности. Изысканный стиль «тонкой французской игры» (поддержанный не только работой художника Боровского, но и изяществом мизансцен), к огромному сожалению, удавался далеко не всем актерам и не всегда. Соблюсти необходимую меру переполненной весельем возвышенной серьезности в комедии, где на каждом шагу поджидает клистирная трубка, — дело нелегкое. Но и сама по себе высота планки, заданная Сергеем Женовачом, радует необыкновенно. Диагноз очевиден: «Мнимый больной» — реально здоров. Как и сам Малый театр.
Лилия Шитенбург
«Город», 04.10.2005
Дата публикации: 04.10.2005
Главный режиссёр Малого театра —
заслуженный артист России А.В. Дубровский
Партнеры
Информационная поддержка
Оценка качества услуг учреждений культуры
